Мое Золотое руно

Братья те еще балбесы )) А Тесею придется выполнить три условия, как в сказке

 » Глава 6

ГЛАВА 6


МЕДЕЯ

Сколько я ни пыталась, а повторить марципановое тесто тети Греты так и не смогла. Поэтому смирилась и к каждому празднику заказывала у нее килограмма полтора, чтобы хватило и на крошечные пирожные, которые подавали к кофе маминым подругам, и на украшения для торта. Честно говоря, Тезей готов был принять за торт даже бутерброд с колбасой, лишь бы его венчала смешная фигурка марципанового ежика или медвежонка.

- Мама, а слепи, пожалуйста, нас.

- Нас?

- Ну, да. Всех Ангелисов. Меня, тебя, деда с бабушкой и Гришу с Яшей.

- Хорошо, - я отломила кусок теста размером с кулак и начала разминать его в пальцах, - смотри, как это будет.

Я разделила колобок на шесть частей и, не особенно усердствуя, вылепила пять почти одинаковых фигурок и еще одну поменьше. Тесей сразу ткнул в нее пальцем:

- Это я?

- Да, сынок, это ты.

- Ой, мама, что ты делаешь?

Я собрала все фигурки в горсть и одним движением смяла их вместе. Снова размесила тесто до однородного состояния, разделила и начала лепить заново. Теперь женские фигурки обзавелись платьями и косами, а мужские усами и штанами.

- Ты понимаешь, что я сделала?

- Что? – Затаив дыхание, Тесей следил за моими руками.

- Я слепила нас всех, а потом вновь соединила вместе. Затем разделила и слепила снова. Теперь в каждом из нас есть частица другого.

- Ты есть во мне, мама, а я есть в тебе?

- Да, мое сердечко. И дедушка и бабушка теперь тоже есть в тебе. А ты в них.

- А… - мой мальчик задумчиво ковырял пальцем пергаментную бумагу, в которую были завернуты остатки теста.

- Что, Тесей?

- А папа в нас есть?

Я проглотила комок в горле. Это был самый трудный вопрос, который мой сын стал задавать все чаще и чаще.
- У тебя вместо одного папы целых два дяди. По-моему, хороший обмен, как считаешь?

- Да-а-а? – Недоверчиво протянул Тесей. – А…

Лучше было сразу пресечь этот разговор. Говорят, дипломат знает сто синонимов для слова «нет», а я знала сто трюков, чтобы уклониться от ненужных вопросов:

- Кстати, вы на рыбалку идете или нет? Дядьки тебя ждать не будут, а рыба тем более.

- Да!

Слава Богу, настоящая рыба моему сыну была пока интереснее мифического отца. Я отложила фигурки в сторону, чтобы подсохли и начала сбивать крем. Завтра у нас будет бисквитный торт.

*

- Медея, тебя там ждут, - Старший официант кивнул в сторону моего кабинета.

Расспрашивать не стала, просто прихватила со стойки чистый стакан. Если это опять Ясон – метну ему прямо в лоб.

На моем столе по-хозяйски расположились два щегольских мокасина из бежевой замши. Совсем новые, даже подметки не стерлись. Из мокасин вырастали тощие лодыжки, покрытые всклокоченными рыжеватыми волосами. Ближе к колену растительность становилась значительно гуще.

Кстати, во время моей жизни в студгородке, такие джунгли на ногах между нами, девочками, назывались «Здесь заблудился и умер Индиана Джонс». Рассматривать шорты и прочие второстепенные подробности не стала, и сразу посмотрела в лицо незваному гостю.

В моем кресле за моим рабочим столом привольно устроился Шнайдер-младший.

- Привет, Франц.

А что самое интересное – перед ним на краешке стола сидела моя помощница. При моем появлении она слегка покраснела и быстро спрыгнула на пол. Шнайдеренок, хоть и нехотя, но тоже убрал ноги под стол. Этого было недостаточно. Приподняв бровь, я ждала.

Франц меня понял. С улыбкой «вот такой я очаровательный мерзавец», он встал из моего кресла и занял уголок стола, освобожденный Наташей.

Я бросила сумку на столешницу:

- Чем обязана? Что-то срочное?

Не скажу, что он мне совсем не нравился, просто избалованные мальчики были не в моем вкусе. Хотя… Я окинула его оценивающим взглядом. Спортивный, на полголовы выше меня, не то, чтобы мощный – скорее гибкий и юркий, как хорек. Франц ответил мне понимающей улыбкой.

- Спасибо, Наташа, ты можешь идти.

Мне не понравилось, что он отдает приказы моим служащим, и еще больше не понравилось, что моя помощница так послушно направилась к двери, но отводить заинтересованного взгляда от Шнайдера-младшего не стала. Интересно, а с чего бы это мы такие в себе уверенные?

Просто улыбалась и смотрела. Франц поерзал на столе:

- Отлично выглядишь, Медея. - Молчала, смотрела. – Я вообще-то, по делу.

Шнайдеренок действительно принял деловой вид, уселся, наконец, на стул по другую сторону стола и протянул мне папку.

- У меня к вам предложение.

К нам, значит, к нашей семье? Я заглянула в бумаги.

- Это бизнес-план, - пояснил Франц. – Я предлагаю совместное дело. Винный отель.

Идея была хороша. Дом семьи Шнайдеров построил еще пра-прадед нынешнего владельца. Каждое последующее поколение неуклонно расширяло и надстраивало свое жилище. По сути, это было практически поместье со старым, превращенным теперь в склад, каретным сараем, кирпичным винным цехом, двухэтажным домом с обширным внутренним двориком и красивым видом на бухту.

А Франц был не дураком.

Вот только слишком хитрым: затраты на устройство бассейна и ремонт помещений, на мой взгляд, были завышены раза в два. Тем не менее, отель дал бы ему возможность за несколько лет возродить виноградник и диверсифицировать бизнес.

- Прекрасная идея, - я положила папку на стол. – А в чем заключается наше участие?

- Вы несете строительные расходы.

- А взамен?

- Расширяете сбыт вашего вина, а заодно снижаете транспортные расходы.

Маловато будет.

- И?

- И двадцать процентов от прибыли.

Нет, все-таки Франц пошел в папашу своего. Такой же жлоб. Впрочем, Ангелисы тоже не ангелы, пардон за каламбур.

- Идея отличная. Но, сам понимаешь, семейными финансами распоряжается отец. Надо разговаривать с ним.

Я поднялась из-за стола, давая понять, что разговор окончен. Честно говоря, после того, как Франц начал делать мне, по выражению тети Песи, «мансы и авансы», я чувствовала себя в его присутствии немного неловко.

И вообще, мне еще нужно было коробки с этикетками проверить. Если с утра у меня еще была мысль поручить это Наташе, то после сегодняшней сцены в моем кабинете она куда-то испарилась.

Франц покорно шел к двери впереди меня, но внезапно развернулся. Я чуть не ткнулась носом ему в подбородок. Успела остановиться, но тут же на мою поясницу легла мягкая ладонь.

И подтолкнула мое тело ближе к Францу.

- Медея, - от его шепота защекотало над ухом, - я заехал, чтобы увидеть тебя.

Как же неловко. Куда мне девать руки? Класть из на плечи Шнайдеру вовсе не хотелось, а держать растопыренными, как куриные крылья, казалось глупым.

- Медея, я с ума сошел, как только увидел тебя.

Тем не менее, его прикосновение не казалось противным. Руки теплые, не грубые. Тело пахнет гелем для душа, одежда кондиционером. Чистенький аккуратный мальчик.

- Медея, разве ты не видишь, как я одержим тобой?

Вот над текстом я бы поработала. «Не верю», как уже не раз было сказано до меня. Вот только текст закончился очень быстро, потому что Франц ласково взял мое лицо в ладони и прикоснулся ртом сначала к верхней губе, затем к нижней. Медленно, словно боясь спугнуть, начал втягивать мою нижнюю губу в рот.

В голове нудной осенней мухой крутилась мысль, что мне сейчас приходится вдыхать воздух, который только что был у него в легких. Поднялся по гортани вверх, вернулся в ротовую полость и сейчас, насыщенный его запахами, течет мне в нос.

Мятная жвачка, лосьон после бритья, какой-то крем (он что, пользуется кремом для лица?), пиво… Пиво?

Мои руки сами собой оттолкнули Франца к двери. Человек, живущий посреди виноградников, пил пиво? Да в Ламосе даже рыбаки себе такого не позволяют.

- Извини, Франц. Это не очень удачная мысль. Если у нас будет совместный бизнес… сам понимаешь.

Франц понял очень быстро. Похоже, приоритеты в его голове были расставлены давно и прочно.

- Хорошо, Медея. Я понимаю, что ошеломил тебя. Ты еще не готова. Я подожду.

Я проводила взглядом вертлявую задницу в голубых шортах до двери, и только когда за ним закрылась дверь, позволила себе тяжелый вздох.

Ошеломил он, оказывается. Все гораздо хуже, дружок. Ты в очередной раз напомнил мне о моей беде. О том, что никто больше не сможет так целовать меня, как это делал один лживый листригон. Ни в чьих руках я не почувствую себя щепкой в бурном потоке. Следы ничьих губ и зубов больше не будут расцветать на моей коже огненными цветами, после того, как меня целовал Ясон Нафтис.

Мне надо было выпить.

*

ЯСОН

Сам не ожидал, что так соскучусь по своему первому баркасу. Не зря листригоны говорят, что первая лодка, словно первая любовь. «Золотое руно» я купил в восемнадцать лет, после того, как смог без согласия опекунов распорядиться оставшимся от родителей имуществом.

Домик на окраине Чембаловки был продан, долги возвращены до копейки, а оставшихся денег хватило на большую лодку, оснащенную мотором и парусом. Да еще и с каютой, в которой я и жил с апреля до той черной ночи, когда покинул мой родной город.

Братья Ангелисы, могли ходить в рваных башмаках и разодранных на коленях джинсах, но на лодку денег не жалели: корпус суденышка был тщательно проконопачен и просмолен. Даже краска на досках не облупилась, и два черных глаза, которые рисовали на своих кораблях еще ахейские мореплаватели, бесстрашно взирали на понтийские воды.

С установкой двигателя пришлось попотеть, но в шестом часу вечера я уже сидел на борту, усталый и довольный, вытирая руки найденной на корме ветошью.

Телефон зазвонил в третий раз. Занятый двигателем, я уже пропустил два первых звонка. «Я буду называть тебя малышкой…», донеслось из кармана джинсовки, и я потянулся к куртке. Не нужно было читать надпись на экране, чтобы узнать, кто мне звонит.

Оксана.

Я не собирался принимать целибат, тем более в нежном возрасте двадцати шести лет. Достаточно было и долгих периодов воздержания во время рейсов. Зато на берегу морякам ни в чем отказу не было. Так что в любом порту я мог получить, еду, выпивку и женщину.

Но самыми гостеприимными были понтийские берега. Впрочем, я не злоупотреблял их щедростью, и потому, бывая в Дессе, навещал одну лишь Оксану. Она действительно была неплохой бабой. По меркам Дессы, конечно.

На самом деле Оксана родилась не в том теле и не в то время. В ее тугосисей и крепкозадой тушке томилась душа пирата. Вот почему на каждого решившего подебоширить в ее забегаловке туриста она шла как на абордаж, брала «на саблю», кромсала «в мясо» на глазах восхищенной публики и выносила то, что осталось на набережную. И все это – без малейшего физического усилия, лишь посредством виртуозного использования великого, могучего, правдивого и свободного малоросского языка.

А еще Оксана хотела замуж. Но с этим, извините, не ко мне.

- Привет, Оксан.

- Тю. Живий. А я вже думала потонув, або ще що.

Ее ласковый южный говорок действовал на всех мужчин одинаково – как стопка горилки под ломтик сала.

- Так чому не прийшов вчора? - Потому что и не собирался. – Я нову белизну одягла, червоне з мреживами. Весь вечир в ций збруи прочекав… А воно таке колюче виявилося… Турбувалася за тебе, дурень…

Я нахмурился. Не надо было за меня волноваться, потому что я не хотел волноваться ни за кого. Секс давно стал для меня не больше, чем физиологической потребностью. Я утолял голод тела и помогал это сделать другим. Это был честный обмен, и я не хотел чувствовать себя обязанным за получасовой трах в задней комнатке маленького кафе или в мансарде дома в Слободке, где она снимала квартиру.

- Извини. У меня небольшие проблемы.

Честно говоря, я и сам не знал, что за неприятности у меня вдруг случились в Ламосе, скорее предчувствовал их скорый приход.

- Так приижджай – покохаю, пошкодую.

В другое время это было бы заманчивым предложением, но не сейчас.

Хотя, что я носом крутил столько лет, спрашивается? Оксана была самой подходящей для меня женщиной. Моряку, берущемуся за любую работу, немного балующемуся контрабандой, иногда занимающемуся перевозкой нелегалов, деловитая и домовитая, прижимистая и расчетливая, хозяйственная жинка подходила, как водка к соленому огурцу.

Парни вроде меня должны довольствоваться девушками, вроде Оксаны и не заглядываться на таких, как Медея Ангелисса. Не по Ваньке картуз.

- Не могу. Я не в городе.

- А де?

Ее тон мгновенно изменился на ревнивый и собственнический. А вот этого мне не надо было совсем. Тем более, что я точно знал, что кроме меня к Оксане захаживают еще два или три парня, и принимал все меры, чтобы не столкнуться с ними у ее порога нос к носу.

Девушка имеет право устраивать свою личную жизнь, и если кто-то придет к финишу (зачеркнуто) к ЗАГСу раньше меня, то я лишь похлопаю счастливца по спине и пожелаю удачи.

- В другом городе.

- И де ж те мисто?

Ну, хватит:

- Пока, Оксан.

Я бросил телефон на куртку, встал и сразу же зацепился босой ногой за ящик с инструментами. Больно, блин.

Пожалуй, надо выпить. Точно, это мысль. Раз голова не встает на место сама, надо ей помочь. И первым делом решить, останусь я в Ламосе или нет.

Конечно, я встречусь с Анастасом Ангелисом, и поблагодарю его за то, как добр он был ко мне в детстве. Это решение не вызывало сомнений.

Но вторая проблема была намного сложнее. Как мне следовало поступить с Медеей?

Нет, все-таки надо было выпить и как можно быстрее.

*

- Неплохая лодка.

Незнакомый голос прозвучал у меня над головой, когда я в чистой рубашке и джинсах вышел из каюты. На краю причала стоял мужчина лет сорока. Носки его туфель нависали над срезом досок.

- Я туристов не катаю.

Сейчас мне было не до разговоров. Мужик вздохнул:

- А жаль.

Неудивительно, что он сразу заставил меня насторожиться. В этом человеке не было ничего от расслабленного и довольного жизнью туриста. Держался он уверенно и спокойно, но взглядом цеплял, как крючком. Сразу видно, человек занят делом. И что самое неприятное – его делом был я.

Я защелкнул замок на двери каюты, опустил ключ в карман джинсов и собирался пройти мимо. Разговаривать мне с ним было не о чем. Однако, чувак так не считал:

- А говорят, что перевозки – твой бизнес, Ясон.

- Я в отпуске. – Я остановился, потому что он вытянул руку перед моей грудью. И в этой руке была маленькая книжка в красном переплете. – А это не похоже на проездной билет, мен.

- Не мен, - вежливо поправил меня он. – Капитан морской жандармерии Мавракис. Может, поговорим?

- О чем? Если о вине, то оно здесь везде одинаковое. А если хотите попробовать осьминогов, то лучше Антонина Хоруса их не готовит никто. Таверна «Медуза Горгона» на набережной.

- Меня больше интересует Моня Каплун.

Он убрал удостоверение в нагрудный карман и принял очень заинтересованные вид. Я сделал то же самое. На самом деле он просто пытался меня припугнуть. И совершенно напрасно, кстати. Срок исковой давности за некрасивые дела, по которым меня можно было привлечь, истек два года назад. И за эти два года я успел выяснить, что ни у полиции ни у таможенной службы на меня ничего нет. Беня Штифт никого не сдал.

- Моня? Так он еще гуляет по Дерибасовской? Значит, плохо работаете, парни. Прямо огорчаете меня.

Лейтенант откровенно скис. И все же последнее слово должно было остаться за ним:

- Может быть, если ему не будут помогать ребята, вроде тебя, так и огорчаться не придется. Просто тщательнее выбирай друзей, и все у тебя будет хорошо. А я пока за тобой присмотрю.

Судя по всему, лейтенант очень хотел стать майором, так что в его обещании я не сомневался.

Сил удерживать на лице наглую ухмылку хватило лишь до тех пор, пока его спина в синей рубашке не исчезла среди полосатых зонтиков латинского кафе. Потом дыхание в груди кончилось, и я согнулся, уперев кулаки в колени.

Моня.

Он не вспоминал обо мне ни в Фанагории, ни в Анатолии, ни даже в Дессе. А теперь, когда я вернулся в Ламос, Каплун почему-то всплыл на поверхность, как гнилая рыба.

И почему жандармерия вышла на меня? Либо разговоры Мони прослушивались органами, либо… Дальше мой мозг оцепенел и отказался сотрудничать.

Мне определенно нужно было выпить.

Пацану все равно отец нужен. И не этот вертлявый потомок Шнайдеров.
Хорошо бы Медея с Ясончиком пошли выпивать в одно и то же местечко )))

Спасибо за главу!
___________________________________

Привет!
Катя, спасибо!
Вот же, обоим одновременно нужно выпить... И встретятся у Ангелисов, не зря же Ясону еще и нужно поговорить с Анастасом.
Медея слишком лояльна к Францу: подозрение в подделке же на него пало. А он еще с коммерческим предложением, и мне показалось, выгодное для него: что большую часть работ он ожидает от Ангелисов. Да и его общение с Наташей тоже добавляет причин задуматься. Правильно, не стоит поручать проверку этикеток помощнице.
А шила в мешке не утаишь. И ребенок, похожий на своего отца, обязательно с ним встретится. И что тогда. Ведь в нем не только Ангелисы, в нем и частичка Ясона.
А этот приход жандарма. Получается, что-то произошло с Моней, его "убрали", поэтому он не разыскивал Ясона?
___________________________________

дубль

 » Глава 7

ГЛАВА 7

ЯСОН

Первый стакан пролетел ласточкой. Второй я уже цедил с чувством. Жареный сыр был хорошей закуской, а Коля Лапидус отличным собеседником. Не спеша и со вкусом мы обсудили ловлю кефали на самодур, преимущества нереиса (6) перед рапаном (7) и собирались уже перейти к осеннему ходу макрели, как вдруг Коля посмотрел в сторону двери и сказал:

- Пристегиваемся.

Я оглянулся. На пороге, чуть покачиваясь с пятки на носок, стоял Ваня Андруцаки.

Ваню я помнил еще с детства. Самый бесстрашный и наглый листригон на море, самый удачливый рыбак от Ламоса до Пантикапей и мина замедленного действия на берегу.

Причем никогда невозможно было просчитать, когда он рванет. Хорошо, что жена Ване попалась строгая и правильная, она с переменным успехом сдерживала его разрушительные порывы, но сейчас Степанида уехала проведать родителей, и вот уже два дня Ваня резвился, как выпущенный на молодую травку жеребенок.

Для начала он тихо прошел к столу в углу зала и со спокойным смирением выслушал все, что счел нужным нашептать ему на ухо хозяин трактира. Лишь скорость, с какой стал понижаться уровень вина в его кувшине, свидетельствовал, что намерения Вани вполне серьезны.

- Будь моя воля, я бы эту озорную падлу вообще из лодки не выпускал, - Коля очень серьезно смотрел на затаившегося до поры Ваню.

Я был настроен миролюбивее:

- Да ладно тебе. Сидит себе человек, никого не трогает…

Действительно, весь Ванин вид словно говорил: «Не тронь меня, а я тебя и сам не трону». Коля лишь сверкнул на меня острым глазом, и, подцепив узловатыми пальцами маслину с блюдца, закинул ее в рот.

Если Ваня Андруцаки и желал провести этот вечер с пользой, то надо заметить, он был не одинок в своем стремлении. Постепенно общий зал наполнялся такими же расконвоированными от жен мужчинами, не дураками выпить, которые притягивались друг к другу, словно шарики ртути. Очень скоро почти за каждым столом образовался свой клуб по интересам – от дешевого красного, до шампанского «Поручик Голицын», разбавленного анисовой водкой.

Прихватив с собой оплетенную соломой бутылку розового, Ваня пошел в народ. Примерно за третьим столом он чересчур оживленно подискутировал с туристами – литвинами, судя по всему – но их живо развели в стороны трактирщик с помощником. Обозвав собеседников… эээ… презервативами, Ваня вернулся за стол к листригонам и опять ненадолго затих.

Через некоторое время его соседи по столу расслабились и перестали обращать на Ваню внимание. Как выяснилось, он только этого и ждал. С первыми аккордами бузуки, он встал со стула, громко объявил:

- Жена – это хлеб, а хочется еще и булочку, - и коршуном пал на аппетитную блондинку-туристку в голубом сарафане.

Увы, это был короткий роман. По несчастливому совпадению, блондинка пришла в таверну вместе с Костей Папандопуло, чемпионом Фанагории по боксу. В тяжелом весе. Среди юниоров. Но мальчики в Гераклее взрослеют быстро, и потому чемпион был слегка небрит и всегда готов.

- Воздух! - Успел крикнуть мне Спирос, когда встретивший своим лицом кулак юниора Ваня пролетел пару шагов по воздуху и лег спиной на наш стол.

- Ё? – Удивленно спросил он.

В соответствии с тавридским этикетом чемпиону следовало бы ответить:

- Ахуле?

После чего завязался бы диалог, и мог быть достигнут компромисс. Но в Фанагории, видимо, имелись свои понятия о деликатностях. Подняв кулак, Папандопуло шагнул к нашему столу.

- Наших бьют! – Лениво произнес Ваня и прилег отдыхать дальше.

Все, что должно было случиться позже, его уже не касалось. Чемпиона вызвали на дуэль сразу пять листригонов. Видя такую несправедливость, на его сторону встали отдыхающие из Дессы и Трапезунда.

Люди разумные и рассудительные, получив первого леща, охотно ложились на пол отдыхать, но количество буйных все же перевешивало, тем более, что с улицы в зал постоянно прибывало пополнение для обеих сторон.

Трактирщик с официантами попытались было навести в зале порядок, но получив стулом по голове, присоединились к общему веселью.

Литвины, кстати, прибегли к своей излюбленной партизанской тактике, выставляя из-под стола подножки и отвешивая подсрачники вальсирующим мимо них парам.

Блондинка, надо отдать ей должное, пыталась разнять драку и даже вставала между борцами, но получив свой законный пендаль и обидевшись, приземлилась на стул рядом со мной.

Коля Лапидус крепился, наверное, дольше всех, но и он не выдержал. Опрокинув в себя стакан вина и с остервенением зажевав его пучком зелени, он рванулся к здоровенному пиндосу в рваной уже майке, и захватом через правое плечо обнял его, как родного.

Итак, я стоял перед дилеммой – сбежать или тоже драться, ибо, как с давних пор известно, кто не с нами, тот против нас. Блондинка на соседнем стуле уже начала всхлипывать, а значит, жизнь не оставляла мне выбора. Надо было до появления полиции сделать отсюда ноги.

Подхватив туристку под крутые бока, я доволок ее до двери, вытолкнул на улицу и отбуксировал в соседний переулок. Девица уже не хлюпала носом, зато поглядывала на меня заинтересованно. Снова приходилось выбирать – в правой руке у меня была бутылка, на левой висела блондинка.

Еще неделю назад я бы честно поделился вином, рассказал пару анекдотов, затем оттараканил барышню и пошел спать. Но сейчас настроения для разврата не было совсем.

- Как тебя зовут, красавица?

Красавица сразу расправила плечи и выкатила вперед внушительную грудь:

- Елена.

- Елена Прекрасная, значит, - уточнил я. – Слышишь, что мужики из-за тебя творят?

Барышня скромно потупила глазки.

Проводив блондинку до отеля, я помахал бутылкой ей вслед, а затем поплелся в сторону пляжа. Все-таки мне надо было выпить.

*

МЕДЕЯ

Теплый вечерний бриз шевелил мои волосы. Сумка осталась в кабинете, а я шла по набережной с откупоренной бутылкой «Золотого руна» в руке.

Ноги сами свернули к рыбачьей пристани. Просохшие сети уже были убраны в лодки, и сюда почти не доносились голоса и музыка из центра города. Но мне хотелось уйти еще дальше ото всех.

Прежде, чем спуститься на песок, я сбросила сандалии и пошла босиком. Обувь осталась лежать под лестницей, здесь ее никто не возьмет. Редкие шезлонги были отнесены на ночь подальше от воды – хоть приливы были и невысоки, но при сильном ветре, с берега уносило немало нужных вещей. Чуть дальше шла полоса дикого пляжа, и свет фонарей с набережной сюда не доставал.

- Молодые люди, или прекратите там немедленно или перелягте на лежак! Нам так лучше видно!

Ехидный голос с набережной заставляет нас с Ясоном на секунду оторваться друг от друга, а затем, подхватив с песка одежду и взявшись за руки, мы бежим прямо в черную воду и не останавливаемся, пока течение не подхватывает нас. Теплая вода мягко несет наши разгоряченные тела на своей шелковистой спине вдоль берега, заворачивает за Красный Камень, и здесь мы начинаем грести, ориентируясь на маленький красный огонек, парящий наверху, чуть ниже звезд.

На самом деле это фонарь, который мама каждый вечер ставит на выступ скалы. Его хорошо видно с моря, и запозднившемуся рыбаку или туристу легко будет выгрести прямо к нашему пляжу, от которого идет вверх неширокая тропа.

Я лежу на спине, как калан и держу на животе два свертка с нашей одеждой, а Ясон частыми мощными рывками тянет меня к берегу.
А потом мы забираемся в лодку, накрываемся парусом, и часов до трех утра нас не тревожит ни одна живая душа.

Сама не заметив, как, я прошла почти до конца пляжа. Сюда редко добирались даже жаждавшие уединения парочки. Большой, в рост человека, камень замыкал полосу мелкой гальки, за ним возвышалась почти отвесная каменная стена.

На фоне звездного неба силуэт камня читался ясно, как днем, и найти те самые три выступа, по которым можно было взобраться на самую маковку, не составляло труда. Их когда-то показал мне Ясон. Здесь я прятала украденное из дома вино и сушеные абрикосы. Мама делала вид, что не замечает пропажи.

Я сделала первый глоток, закрыла глаза и подставила лицо под холодный луч луны. Бесполезно было прятаться от воспоминаний, бесполезно было пытаться замести их словно мусор, под покров ежедневных тревог и нужд.

С годами я стала все реже уходить по вечерам из дома, чтобы отдаться своей печали. Я уже и сама понимала: судьба первой любви – остаться полустертым воспоминанием. Загорелый синеглазый мальчик стал частью моего детства, ушедшего навсегда и безвозвратно.

Из-под опущенных век по щекам медленно поползли слезы. Не смотря на все старания забыть, я слишком хорошо помнила лицо Ясона.

О, это ошалелое от любви и счастья лицо. Конечно, мы были обречены. Подобной любовью могут любить друг друга Орфей и Эвридика, Дафнис и Хлоя, Персей и Адромеда на полях Элизиума, но не мы, простые смертные.

Боги дали мне его, и боги же отняли. Это было неизбежно. И все-таки, как же это было несправедливо. Уже не сдерживая себя, я громко всхлипнула и что есть сил ударила кулаком по камню.

- Не отбей руку, Мея.

Я вздрогнула, открыла глаза и посмотрела вниз прямо в облитое лунным светом лицо. Темные волосы, мягкими завитками обтекающие лоб и виски. Задиристая и нахальная ухмылка.

Ясон.

Я слишком далеко ушла в прошлое, раз не расслышала шорох гальки под его ногами. Сдерживать недовольный вздох не стала. В конце концов, он просто подумает: я злюсь оттого, что он нарушил мое уединение. Хотя на самом деле, все было гораздо серьезнее.

Я злилась на время, которое было так нелепо, незаслуженно щедро к нему. Была какая-то несправедливость в том, что, забрав у меня юного любовника, беззаботного и веселого, как дельфин, оно привело обратно мужчину, чью физическую мощь не скроешь ни кошачьей ловкостью движений, ни обманчиво лукавым взглядом.

Сейчас его глаза казались черными ямами, но я-то знала, что на самом деле в них клубится ультрамариновая бездна, и мне ни в коем случае нельзя в нее заглядывать.

- Не называй меня так.

Мой протест, видимо, рассмешил его:

- Да ладно, тебе же это нравилось.

- Мне тогда было пятнадцать лет.

Он усмехнулся и покачал головой:

- А мне восемнадцать. Хорошие были времена. Помнишь?

Лучше бы я забыла.

- Мне уже не пятнадцать, Ясон. Прошло восемь лет. Я изменилась.

- Я вижу.

Он действительно видел в темноте. Истинный потомок листригонов, он нырял на глубину тридцать метров без акваланги и фонаря. Для меня, унаследовавшей кровь ахейцев и колхов, эта способность казалась непостижимой.

- Ты тоже изменился.

Он кивнул, признавая очевидную истину. Я глубже пустила корни в землю, он же теперь полностью принадлежал морю.

- Восемь лет действительно большой срок. И нам есть, о чем поговорить. Просто как старым друзьям.

Наверное, он еще не успел узнать, что были вещи, из-за которых мы никогда больше не сможем чувствовать себя друзьями.

- Да, ты задолжал мне объяснения, Ясон. И у меня много вопросов.

Странно, но его смех прозвучал совсем невесело:

- Я знаю, уж поверь. И все же ты моя прежняя Мея. Красивая и гордая… и вредная.

Ты тоже, хотелось ответить ему. Тупой самодовольный балбес.

- Ты ничего на самом деле не знаешь обо мне, - жестко ответила я.

А он… он просто протянул руки вверх:

- Иди сюда и расскажи.

Не в силах сдерживать обиду, я швырнула в него бутылку. Ловко поймал, поставил у ног и снова поднял руки:

- Иди на ручки.

- Иди на ручки.

Дома уже все стихло. Родители заснули, а братья, скорее всего, уже удрали на ночные гулянья через окно своей комнаты. Я собираюсь сделать то же самое.

Осторожно отдергиваю занавеску, высовываюсь до пояса из окна и вижу стройный силуэт, отделившийся от высокой тени орехового дерева.

- Давно ждешь?

- Буду ждать, сколько нужно, - шепчет Ясон и раскрывает свои объятия, - иди на ручки.

Я перекидываю ноги через подоконник и, зажмурив глаза, лечу к нему на грудь.

Тело среагировало само. Не успев ничего сообразить, я прыгнула вниз и очутилась в надежных и крепких объятиях. Чуть подержав в руках, Ясон осторожно поставил меня на песок.

Мне снова захотелось выпить. Словно без слов уловив мое смятение, Ясон нашарил на земле бутылку и опустил ее мне в руки. Пить, сидя, всегда удобнее, и я опустилась на гальку.

Ясон сидел рядом, и молчал. Я передала ему бутылку, он отхлебнул и вернул обратно. Мы проделал то же самое еще два раза, прежде чем он заговорил:

- Твои братья хотят, чтобы я убрался отсюда.

Я только пожала плечами.

- Это ты их попросила, Мея?

Зачем подтверждать очевидное? Конечно, я.

- Они мои друзья, Мея, - в его голосе слышался сдержанный упрек. – Это было больно.

- Правда? Ну, тогда умножь на сто и ты получишь отдаленное представление о том, что чувствовала я, когда ты меня бросил.

Он опустил голову, отказываясь смотреть мне в глаза:

- Поверь, Медея, у меня не было другого выхода. Я должен был уехать.

- Тогда расскажи мне, что случилось той ночью. И тогда, может быть, я тебе поверю.


(6) Нереис – морской червь
(7) Рапан - моллюск

Так и получится ))

Встреча с сыном - дело серьезное. Под нее почти целая глава отведена ))

Привет!
Так они встретились на берегу... Конечно, у них же были свои места, и, несмотря ни на что, каждого тянет туда, где он был счастлив... Вот теперь, наконец, они поговорят, и Медея узнает, почему Ясон так внезапно исчез.
А вечер в трактире получился "веселенький"...
Катя, спасибо за продолжение.
(в шестой главе нужно добавить заголовок, чтобы она попадала в список глав)
___________________________________

 » Глава 8

ГЛАВА 8

ЯСОН

Мы сидим на камне в полной темноте. Между нами кувшин вина. Медея пьет маленькими глотками, потому что боится опьянеть.

- Мне нельзя напиваться. Если не вернусь домой, папа запрет меня в доме до осени, понимаешь?

Конечно, я понимаю. Анастас Ангелис трясется над своей дочерью, как над золотым кладом. Впрочем, так оно и есть – Медея чистое золото. Вот только характер тяжелый. Но, опять же, потому что золотой.

- Я отнесу тебя на руках.

Вот тут она мне сразу верит, потому что я уже много раз носил ее и на руках и на закорках. С ее девяти лет, когда мы с Яшкой и Гришкой допоздна жарили макрель на костре, а она засыпала, привалившись мне под бок и накрытая нашими куртками.

Я всегда нес ее один, не доверяя братьям, потому что уже тогда она была только моей девочкой.

И все же мы оба чувствуем себя пьяными, хотя вина отпито совсем чуть-чуть. Может быть, поэтому, ни один из нас не понял, когда именно наши губы встретились над глиняным кувшином.

Просто в какой-то момент она отстраняется и закрывает рот ладонью.

- Никогда больше этого не делай.

А в меня словно вселяется шальной бес:

- Чего именно?

- Ну… не целуй меня.

Ей явно трудно выговорить это слово, и оттого мне становится еще веселее.

- Тебе не понравилось?

- Нет.

- Совсем-совсем? – Хмурюсь я.

Я уже целовался с девочками и даже со взрослыми женщинами, и им нравилось. Во всяком случае, они предлагали продолжать. Девочки пахли леденцами и мамиными взрослыми духами. С ними было неинтересно. Женщины пахли кремом для загара, потом и еще чем-то взрослым. И продолжение тоже было взрослым. Во всяком случае, я был им благодарен, потому что знал теперь, что делать, чтобы не напугать Медею.

- То есть, понравилось, - говорит она, - но это неправильно.

- Почему?

- Ну, - она пытается сообразить, а действительно, почему, - разве тебе больше не кого целовать?

- Неа, - отвечаю я, - мне нужна только ты.

Даже не прикасаясь к Медее, я чувствую, как она начинает дрожать. И уже не от страха.

- Папа…

- Убьет меня, если узнает.

Она удивлена:

- И что, ты совсем не боишься?

Боится ли дворняжка цепного пса, у которого пытается стянуть сахарную косточку? Она просто забывает о страхе.

- Нет.

- А братьев?

Братьям Ангелисам сейчас точно не до нас. Этим летом они по ночам лазают в окна к туристкам и на утренний лов являются прямо из чужих постелей, досуха выжатые умелыми и опытными руками.

- А братья делают то же, что и мы.

- А что такого мы сделали, - она пугается не на шутку, - это был всего один поцелуй.

- Это был первый поцелуй, - поправляю я, - потому что теперь я уже не смогу остановиться и буду целовать тебя всегда.

Я точно знаю, что для Медеи это был самый первый поцелуй в ее жизни, и сделаю все возможное, чтобы она захотела получить и второй и третий.

И когда я целую ее снова, то понимаю, что все кончено. Для меня. Потому что я действительно не смогу остановиться.

До той самой последней ночи.

Волны набегали на песок шагах в десяти от моих ног. Я допил вино из бутылки, медленно цедя глотки и стараясь насладиться вкусом каждой капли. «Золотое руно» и правда было прекрасным вином. Создать такое могла только настоящая колдунья.

Мама Медеи, тетя Гликерия, однажды рассказала мне, что та тонкая струйка колхской крови, что еще течет в жилах Ангелисов, проявляет себя лишь у женщин, да и то через поколение. Женщины Ангелиссы рождались целительницами или ясновидящими, но Медея, похоже, унаследовала от предков особый талант, и скоро его должны будут признать очень многие. Она не напрасно столь упорно трудилась те долгие восемь лет, что мы были в разлуке.

А чем занимался я? Борьбой за жизнь на море, иногда контрабандой и воровством, ежедневным тяжелым трудом и краткими днями загула – ничем, что могло бы оставить след в душе или зарубку на сердце. Я не привязывался ни к людям ни к месту, и уже был уверен, что не почувствую ничего, когда сойду с катера на набережную Ламоса.

То, с какой силой этот город взял меня за горло, как он единым махом вышиб из меня всю мою былую самоуверенность, поразило меня до глубины души. Странно, что Медея не заметила моей растерянности при нашей первой встрече.

Я много раз представлял, как увижу ее и что скажу. Но все заранее заготовленные слова вылетели из головы при первом же взгляде в ее глаза. Я просто понял, что пришло мое время жить по-настоящему. И стало жизненно необходимо, чтобы она поверила мне сейчас.

*

МЕДЕЯ

- Давай сыграем.

- Что? – Кажется, я его не расслышала.

- Давай сыграем, - тихо повторяет Ясон. – Правда или желание.

Я ожидала чего угодно, только не этого. Дурацкая детская игра. Немного риска, чтобы пощекотать нервы, немного безумия, чтобы удовлетворить любопытство взрослеющих подростков. Впрочем, мне в этой игре ничего не грозило: когда один из мальчишек загадал мне снять майку, Ясон так отлупил его прямо передо всеми, что юный развратник еще долго носил на припухшей физиономии фиолетовые «очки», а все остальные напрочь забыли слово «сиськи».

Что ж, я действительно нуждалась в правде.

- Хорошо. Но я первая.

Он развел руки в стороны:

- Уступаю даме.

Я только прищурилась в ответ. Пусть паясничает, если хочет, но сегодня наконец разберусь со своим прошлым.

- Правда. Почему ты сбежал из города?

- Я должен был.

Конечно, он ожидал, что я об этом спрошу, и, наверное, уже придумал, как увернуться от ответа.

- Я жду, Ясон.

Он пододвинулся ближе и кончиками пальцев коснулся моей щеки. Полузабытое родное тепло. Я прикрыла глаза и закусила губу, чтобы не застонать. Всего несколько минут рядом с ним, и я снова вернулась на восемь лет назад, став той, прежней Медеей – испуганной, растерянной, сердитой. Брошенной. Готово упасть ему на грудь. Или ударить. Или поцеловать.

Я и на самом деле не знала, чего хочу. Помнила лишь, как пронзительно холодно мне было без него последние восемь лет.

- Той ночью я выполнял работу для Мони Каплуна. В порт нагрянула таможенная служба. Чтобы их отвлечь, люди Мони подожгли несколько рыбацких лодок.

Я так и думала.

- Одна из этих лодок принадлежала дяде Васе Капитанаки. Ты учился с его сыном в одном классе.

- Я не знал. - Конечно, он не знал. В его голосе звала вина и печаль. – Я уехал той же ночью. Арестовали одного из людей Каплуна, и он избавлялся от всех, кто мог дать против него показания.

Кажется, он хотел добавить что-то еще, но сдержался. Видимо, не посчитал нужным сообщать всю правду. Хотя, если учесть, как долго и безрезультатно таможня охотилась за знаменитым Моней, Королем контрабандистов, Ясону угрожало что-то посерьезнее допроса в полиции.

- Почему ты вообще связался с этим стервятником?

Даже в темноте я почувствовала, как он ухмыльнулся:

- Это второй вопрос. Правда или желание?

- Правда! – Думаю, мне тоже найдется, чем его разочаровать.

- Ты представляла меня, когда была с другими мужчинами?

Господи, и я еще надеялась серьезно поговорить с этим идиотом. В голосе Ясона проскальзывали такие самоуверенные нотки, словно он заранее знал мой ответ. Понадеявшись высказать ему неприятную правду, я попала в свою собственную ловушку.

- Шутки шутишь? – Я лишь надеялась, что он не видит, как покраснели мои щеки.

- Какие шутки? Может быть, это самый важный вопрос в моей жизни!

Точно издевается. И не дает мне времени собраться с мыслями.

- Медея… я жду.

- Ну… может быть.

- Может быть? – Самодовольство в его голосе растет.

- Ну да! Представляла! – Чтоб тебя разорвало, Ясон Нафтис.

Вглядываюсь в темный силуэт на фоне звезд. Ясон сидит на песке, уже полностью развернувшись ко мне. Живее всех живых, как говорится. И его бесстыжие пальцы уже коснулись моего запястья и пытались проникнуть под рукав рубашки. Я звонко хлопнула его по руке, как комара.

- И это было ужасно! – Моя злость нарастала, зато его фырканье становилось громче. – Правда или желание?

- Правда.

Надо же, а в детстве он всегда выбирал желание, и не ответил ни на один вопрос.

- Я по-прежнему хочу знать, зачем ты связался с Моней Каплуном.

- Из-за денег, Медея. Он хорошо платил ныряльщикам. В артели я бы столько не заработал.

Снова хочется зарыдать, но зло и отчаянно, в голос. Вот как все просто.

- Думаешь, меня волновало, сколько у тебя денег? - Конечно, в свои пятнадцать лет, я готова была идти за ним хоть босиком. – У тебя уже был баркас. И ты действительно лучший ныряльщик. Очень скоро ты стал бы зарабатывать честно.

Но он лишь покачал головой:

- Мне было восемнадцать, Медея. А тебе пятнадцать. Через год я мог бы пойти к твоему отцу, чтобы просить твоей руки. Я хотел положить на его порог такой выкуп, какой не давали ни за одну девушку в Ламосе.

Ну что, Медея Ангелисса? Ты хотела правду? Ты ее получила. Твоего возлюбленного забрала не смерть, не другая женщина, а самолюбивая дурь, нищая мужская гордыня. Как просто и навсегда необратимо – он оставил меня ради денег.

Я встала с песка, чтобы уйти. Ясон поднялся вслед за мной:

- Ни о чем в жизни я не сожалею, как об этом поступке. Прости меня, Медея.

Простить? Это вряд ли. Чувствую, что не смогу.

Но почему, когда я вдыхаю его запах, трогаю шершавую от мозолей ладонь, во мне оживает все прежнее, сияющее и юное, и я все так же люблю этого бессердечного вора, укравшего столько дней и ночей моей жизни?

- Избить бы тебя, - я ткнула в широкую гулкую грудь отчаянно сжатым кулаком. - Вырвать твое лютое сердце.

- Избей, - он перехватил мою руку и прижал кулак к губам. – Может, хоть от твоей руки мне станет легче. А с сердцем делай, что хочешь. Оно всегда было твоим.

Нет, Ясон, легче не станет. Ни тебе ни мне. Пойду-ка я найду свои сандалии. Потом вернусь в контору и поеду домой.

- Подожди, - он перехватил мой локоть.

- Чего еще? – Господи, как же я устала.

- Ты мне должна. Правда или желание?

Я с удивлением посмотрела на него. Он что, еще не наговорился? Ладно, сейчас мы покончим с этим.

- Желание.

- А ты рисковая, Мея. Уверена?

Я лишь пожала плечами. А что такого ужасного он может еще пожелать после всего, что сегодня случилось между нами?

- Не тяни, Ясон. Я спать хочу.

- Раздевайся. Совсем.

Вот же наглая килька!

- Совсем?

- Совсем.

- Совсем обнаглел!

- Не-е-ет. – Все прежнее ехидство вернулось к нему в двойном объеме. – Ты сама выбрала желание. – И тихо добавил: – Ничего не хочу, так сильно, Медея. Я просто посмотрю на тебя.

- Но здесь же темно, между прочим.

- А ты что, боишься? Ну, тогда я тебя поддержу из солидарности.

Ну и черт с тобой, Ясон Нафтис. Мне своего тела стыдиться не приходится. Знаю, что выгляжу хорошо. Так что если ты ослепнешь, это будут только твои проблемы.

Я потянулась к пуговице шортов:

- Отвернись.

- Можно подумать, я тебя раньше не видел.

А что он мог видеть раньше? Раньше у меня не было ни груди ни бедер. Ноги да волосы – неизвестно, что длиннее. В крови уже бурлило злое веселье. Ну ладно, смотри. Сам напросился.

Шорты упали на песок. Вслед за ними полетели рубашка и лифчик. Чуть поколебавшись, я стянула трусики. Затем выпрямилась и развела руки в стороны.

- Желание выполнено?

Ответом мне было тихое шипение – Ясон втянул воздух сквозь крепко стиснутые зубы и затих на некоторое время. А потом… потом быстро расстегнул свои штаны.

- Эээ, ты чего? Что делаешь?

- Я же сказал, что поддержу тебя.

Рубашку он даже не расстегивал, просто стянул через голову.

Ух ты. Даже в темноте я могла разглядеть, какое сильное и точеное у него тело. Он был все тем же бронзовым богом, только намного мощнее в груди и шире в плечах. И опаснее для меня.

- Ох, чуть не забыл. – Он быстро отвернулся и сбросил трусы. – Последний штрих.

Стоял, даже не думая прикрыться. И улыбался, блестя при свете луны ровными зубами и белками глаз. В метре от меня.

Доигрались, как говорится.

- Я иду купаться.

Сорвалась с места и с визгом влетела в теплую воду. Пробежала пару шагов, споткнулась и поплыла. Грести руками было лениво, я повернулась на спину и несколько раз толкнулась в воду ногами. И тут мне на живот шлепнулось что-то большое, но не слишком тяжелое, а под плечи горячей змеей проскользнула рука Ясона.

Это что, наша одежда?

- Держи крепче, а то пойдешь домой голая. И не урони в воду телефоны.

Хотелось повредничать и сказать, что идея так себе, не оригинальная. Пусть придумает что-нибудь новенькое. Но я вовремя прикусила язык – с Ясона станется, возьмет и придумает.

А если честно, все было просто замечательно. Я лежала в теплой воде, прижимая к груди кучку мокрых тряпок, и, чуть повернув голову, смотрела, как от наших тел расходятся по воде в стороны волны голубого света. Мы попали в рой морских светлячков.

Свечение моря – не такое уж редкое явление у берегов Тавриды, но сегодня я воспринимала его, как подарок богини. Ладно, пусть все будет так, как хочет Афродита, я не буду с ней спорить.

На пляж под моим домом выходили в полном молчании. Я смотрела, как светящиеся струйки воды стекают по телу Ясона, и только сейчас заметила висящий у него на груди предмет.

- Ясон, неужели ты сохранил его?

Не потерял, не подарил новой подружке, не спустил в унитаз, в конце концов. Он зажал в кулак своего сердоликового дельфина и кивнул мне:

- Ты тоже?

Со своим «обручальным» подарком на кожном шнурке я за годы свыклась настолько, что даже перестала замечать его, как и висящий рядом на цепочке образок Богородицы.

Ясон резко отвернулся и пошел вглубь пещеры к лодке. Я внезапно ощутила легкую дрожь и бегущие по мокрой коже мурашки. Вода, капавшая с мокрых волос, казалась холодной, как родниковая.

- Иди сюда, - тихо позвал Ясон, откинув в сторону парус. – Тебе надо обсохнуть и согреться.

Послушно, словно ребенок, я пошла вслед за ним и залезла в лодку.

- Ой, а ты куда? – Ясон перенес ногу через борт и уселся рядом. А потом и вовсе накрыл нас обоих парусом. – Мы так не договаривались.

- Да ладно тебе, Мея. Так согреемся быстрее. Не съем же я тебя.

А вот я уже чувствовала голод. Тот самый, который давила в себе долгими бессонными ночами.

- Дурацкая идея, - сказала я скорее себе, чем ему.

- Согласен. Ужасная.

Я всегда любила, когда Ясон Нафтис со мной соглашался. Наверное, именно поэтому я его и поцеловала. А он сразу положил ладони мне на спину и не позволил отстраниться. Навис надо мной, как тьма, готовая поглотить целиком.

- Отпусти, - я повела плечами, но в ответ услышала только:

- Помолчи, Мея. Мея… Медея.

Драка была супер )) Хорошо, что Ясону хватило ума не лезть куда не надо )
А Медея его любит сильно, тьфу-тьфу, может успокоится после этой ночи.

Спасибо!
___________________________________

Привет!
Катя, спасибо!
Вот теперь Медея знает причину исчезновения Ясона. А еще убедилась, что он для нее все равно самый желанный.
Да и Ясон знает, что в этом небольшом городке есть то, что его держит.
___________________________________

а вот теперь мы его помучаем ))

 » Глава 9

ГЛАВА 9

ЯСОН


Перед рассветом стало чуть прохладнее, но солнце взошло и сразу начало пригревать. Первые его лучи подкрались к выходу из пещеры и растеклись на парусу, всю ночь служившему нам одеялом.

Медея беспокойно пошевелилась, откинула его в сторону и снова затихла, уткнувшись носом мне в шею.

Вчера ее губы беспомощно повторяли «отпусти», а руки мертвой хваткой вцепились мне в волосы и тянули к себе. Она была почти без сознания, когда я наконец ее отпустил.

Мы то ли спали, то ли плыли куда-то в нашей лодке, но время от времени приходили в себя и снова набрасывались друг на друга. А теперь она лежала в моих руках, такая тихая, и я наслаждался возможностью наконец-то разглядеть ее всю.

Волосы Медеи все так же вились непокорными завитками, но сильно отросли. Теперь они почти прикрывали поясницу. И прохладным ливнем струились по моей груди. Кожа отливала светлым золотом, как песок на дне ручья, и только две полоски – на груди и под животом – напоминали, какой фарфорово-белой она была на самом деле. И среди этой белизны сияло еще одно золото – небольшого треугольника.

Рука сама потянулась накрыть его, но остановилась, когда взгляд коснулся шрама под животом – поперечного, чуть короче ладони. Что же ты пережила без меня, моя девочка?

- Ну как, я сильно изменилась?

Я пропустил момент, когда Медея открыла глаза. Голос ее еще был теплым и чуть хрипловатым со сна, но она теперь тоже рассматривала меня из-под чуть опущенных ресниц.

- Откуда это?

Ее палец коснулся грубого круглого рубца размером с пятак чуть ниже ключицы.

- Бандитская пуля.

Если говорить правду с дурацкой ухмылкой, никто в нее не поверит, вот такой хитрый прием. Только я забыл, что с Медеей никакие приемы не срабатывали.

- Я вижу, что пуля. Навылет?

- Нет, достали.

Я залпом выпиваю полбутылки виски. Горло горит так, что я почти забываю о жжении в плече. Тем более, что оно онемело, и только посылает короткие импульсы боли в кисть и шею.

Где-то за кормой еще слышится стрельба, но она удаляется все дальше. Если и дальше все пойдет хорошо, то Пунтленд мы пройдем, отделавшись всего одним раненым – мной.

- Эй, кэп? Ты в сознании?

К сожалению, да. Али звенит своими инструментами из металлического бокса, затем отбирает у меня бутылку, чтобы продезинфицировать скальпель и пинцет. Выкладывает на чистое полотенце какие-то крючки. Я отворачиваюсь, видеть их не хочу.

- Эй, кэп, может, тебя вырубить?

Наркоз здесь один – или чем-нибудь тяжелым по голове или два пальца на сонную артерию. Не годится. Я не могу уйти с капитанского мостика. Я и сплю здесь, когда мы проходим опасные участки или попадаем в длительный шторм. В углу рубки места мне хватает, а если срочно понадоблюсь, вахтенному достаточно меня просто пнуть ногой.

Я отбираю бутылку назад и готовлюсь немного потерпеть. В конце концов, бывало и хуже.

- Режь уже.

Орать бесполезно, уровень боли это не снизит. Поэтому просто сижу минуту стиснув зубы, а потом вознаграждаю себя последним глотком. Остатки виски выливают на рану, чтобы смыть кровь.

- Неглубоко вошла. Повезло, что на излете. Шов не нужен. Гуляй, красавец.

Я смотрю на марлевый квадрат на моем плече, затем встаю и пытаюсь обрести равновесие. Получилось. Рулевой косится и вздыхает с облегчением.

- Хватит тут сопеть у меня. Держать курс.

- Есть держать курс!

- А у тебя?

Я провел пальцем по ее шраму, и Медея быстро села, поджав под себя ноги.

- Пьяная драка в матросской таверне.

Раз не хочет отвечать, значит, что-то серьезное.

- Медея, - я положил руку ей между лопаток, - я теперь рядом. Все решаемо. Расскажи мне.

- Все в порядке, отстань.

Жаль, конечно, что она так быстро перешла от расслабленной нежности к плохо скрытой неприязни, но чего, собственно, я должен был ожидать? Что я, вообще, о ней знал?

Лишь в двух вещах был уверен точно. Во-первых, она наверняка пожалеет о том, что случилось между нами вчера. Во-вторых, я обязательно повторю это еще «эх, раз, еще раз, еще много-много раз», и прослежу, чтобы на этот раз она была трезва, как стеклышко. И больше не уйду из ее жизни. Как говорится, нарисовался – хрен сотрешь.
- Где мои вещи?
Она перетряхнула нашу одежду, которую я вчера успел развесить на борту лодки, вытащила из-под моих штанов свои шорты, затем накинула рубашку, уже не озабочиваясь поисками лифчика.
Я, не моргая смотрел на нее. Внезапная догадка поразила меня приступом столбняка:
- Медея, ты что, рожала?
Я навидался разных шрамов, и от кесарева сечения тоже. Она не повернула головы, только со злостью дернула пуговицу.

- Тебя это не касается.

Меня наполнило ожидание великого открытия:

- Это мой ребенок, Мея? Скажи, мальчик? Девочка?

Сам не заметил, как перепрыгнул через борт лодки и теперь стоял перед ней в чем мать родила, лишь придерживал Медею за плечи. Она дернулась, но поняв, что просто так не освободится, подняла ко мне глаза, в которых уже закипали злые слезы.

- Это. Мой. Ребенок. У тебя здесь никого нет. Запомни, Ясон. Ни семьи, ни детей, ни друзей. Руки убрал!

Она топнула босой ногой по днищу лодки, и я чуть не взвыл, словно пнули меня.

- Скажи, Медея, мальчик?

Ее ноздри вздрогнули, а губы сомкнулись плотнее. Я еще не забыл язык ее тела.

- Мальчик. Мальчик! – Я подхватил ее на руки и крутанул вокруг себя. – Как зовут? Ему уже семь?

- Молодец, считать не разучился, - сузив глаза, она враждебно смотрела на меня. – Зовут Тесеем. Хочешь познакомиться?

- Да!

Я и не верил в такое счастье. И правильно, потому что перед моим лицом тут же взметнулся маленький розовый кукиш.

- Вот! Хорошо видно? Что ты ему собираешься сказать? «Я твой папа-космонавт. Буду прилетать с Марса раз в восемь лет»? Так?

- Ну, скажу что-нибудь.

Действительно, проблема.

- И как же ты объяснишь, почему из роддома нас забирал не ты, а мой отец? Почему про морского змея ему рассказал дядя Яша, а поймать первую рыбу научил дядя Гриша? Почему тетя Песя на базаре хлестала рыбьими хвостами по морде всех сук, которые обзывали моего сына байстрюком? Где ты был все это время? Почему ни разу не дал знать о себе?

Она права, но я был не в силах признать эту правоту.

- Я виноват, Медея. Но я все исправлю.

Я ведь действительно думал, что без меня ей будет лучше. Что я мог предложить моей женщине? Жизнь в бедности, вечное ожидание, страх, что на ее пороге в любой момент появятся либо жандармы либо преступники. За мной ползла тьма, и я не мог позволить ей поглотить единственный свет моей жизни.

Я и сам не понимал, зачем вернулся в город моего детства. Истина открылась мне лишь сегодня утром – луч маяка, который выводил меня из всех жизненных передряг, стал шире, и противиться его притяжению я уже не мог.

Медея этого еще не понимала.

- Уезжай, Ясон, - произнесла она устало. – Ты никому здесь не нужен. Ни этому городу, ни своему сыну, ни мне.

*

МЕДЕЯ

В день открытия памятника ни одна рыбацкая лодка не вышла на лов. Все они, разукрашенные флажками и гирляндами ждали своего часа у причалов или просто на берегу. Снизу до нашего дома доносились звуки городского оркестра. Время от времени их перебивал праздничный звон колоколов, которые по древней традиции в Ламосе отливали только из захваченных у неприятеля пушек.

Чесменский колокол Святой Катерины, Босфорский – Святого Николая, Калиакрийский – Святого духа и множество других. Время от времени они сливались в единый голос, и тогда, казалось, сердце готово было птицей лететь над нашим городом, над бухтой Ламоса, над всей Таврией.

Тесей одевал свой первый взрослый костюм – белую парусиновую матроску, тельняшку, черные ботинки, что заказал ему дед у лучшего мастера Чембаловки – старого Акопа Саркисяна.

- Мама, расскажи про дедушку Христофора.

- Ты сто раз слышал.

- Буду слушать, сколько хочу. Это мой дедушка.

На самом деле пра-пра… не помню сколько пра… дедушка.

- Он был капитаном. И когда корабли гипербореев в первый раз вошли в нашу гавань и стали обстреливать из своих медных пушек Ламос и Херсонес, он взял свое ружье, поцеловал жену и детей и пошел записываться в Гераклейский батальон.

Вот так и уходили наши мужчины защищать свои дома. Уже и не сосчитать, сколько веков подряд.

- А потом?

- А потом он воевал за нашу Таврию, как все рыбаки Ламоса – честно и бесстрашно. Служил в разведке, был ранен, вернулся в строй. Заслужил два креста и видел самого Государя Императора на параде.

- На белом коне?

Тесей, совершенно зачарованный историей, стоял посреди комнаты в не застегнутых штанах и со сбившимся на одно плечо воротником матроски.

- Конечно, на белом. Он проскакал вдоль строя, полюбовался на черные усы героев и крикнул: «Здорово, капитаны!».

- А они?

- А они дружно ответили «Калимера (8), Ваше Величество».

*

По набережной мы шли всей семьей. Впереди мама с папой, держа Тесея за обе руки. В кои-то веки он не пытался вырваться, а только спрашивал:

- А это чья пушка?

- Эта с парусного линейного корабля «Три Святителя». Ее перенесли на береговую батарею, когда корабль затопили у входа на Херсонесский рейд.

- А эта?

- А эта с корвета «Пилад». А та с «Уриила». А та с «Ростилава».

За ними под руку с братьями шла я. Мимо медных и бронзовых пушек полузабытых сражений. Мимо береговых и корабельных орудий последней войны. Целые, или с разорванными взрывом стволами, или измятые гусеницам танков – они упрямо смотрели в безоблачное небо Тавриды.

- Я тоже буду героем, как дедушка Константин и дедушка Христофор.

- Боже упаси, - дружно сказали мы с мамой.

- Конечно, - ответили отец с братьями.

Плывя в людском потоке, несущем нас к центральной площади, мы кивали друзьям и знакомым.

- Калимера…

- … праздник-то какой…

- … «Гвардейский Встречный» исполняют…

- … а это «Варяг» (9).

Тети Песи сейчас здесь нет. Она придет позже уже на площадь, а сейчас она на окраине Чембаловки возле никому не известного и почти разрушенного колодца. Читает Кадиш (10). У людей, когда-то похороненных в том колодце, не осталось родственников, поэтому она молится за них за всех.

Шестьдесят лет назад гипербореи свезли ашкеназов Чембаловки сюда, велели снять золотые вещи, отдать ключи от домов, да и расстреляли. Всех, включая детей и стариков. А потом сбросили тела в колодец.

Тетя Песя, тогда еще пятилетняя девочка, осталась жива только потому, что сидела в сарае на нашей винокурне вместе с младшими Ангелисами и ребятами из соседних домов.

Вернуться домой ей уже не позволили. Она была русая и сероглазая, так что одна из листригонских женщин хлоркой вытравила запись в свидетельстве о смерти ее ребенка, и вписала в него Песю, дав ей второе имя для жизни – Полина.

Достать тела из колодца смогли уже после войны. Названная мать Песи принесла оттуда затерявшуюся среди камней костяную пуговку в медной оправе – все, что осталось от большой и шумной семьи Фельдманов – Симоновичей.

На волнах духовой музыки мы выплыли на площадь, где перед церковью Святого Николая – самого любимого и почитаемого на понтийский берегах святого – высилась закрытая брезентом громада памятника. Соседи заняли нам место на ступенях храма, и, окинув взглядом волнующееся море голов, я почти сразу нашла среди них одну – темную, в завитках густых бронзовых кудрей, упрямо возвышающуюся надо всеми остальными.


(8) Калимера (греч.) – Добрый день
(9) Гвардейский Встречный Марш ВМФ, Варяг – военные марши
(10) Кадиш – поминальная молитва

И снова привет!
Катя, спасибо!
Оберегаемая тайна раскрыта. Не устояла Медея. Только знакомить с сыном не спешит, а ведь на празднике трудно будет не столкнуться.
Хорошо, что и Ясон задумался над ее словами. Она была для него маяком в ночи, но почему же он решал за нее, ведь мог и опоздать, Медея могла быть уже замужем.
А теперь доверие придется заслужить.
Какая трагическая судьба, оказывается, у тети Песи...
___________________________________