Фантазм

Ночь. Табор.
И вся эта история дурно пахнет




- Лорд Кройчестер, мне помнится что цыганский барон желал чтобы мы отыскали виновника либо виновных. О врачевании я не припоминаю, да и испытываю некоторым сомнения в том, что среди присутствующих сыщется сведущий в медицине, - маркиз обвел внимательным взглядом всех присутствующих. - Во всяком случае я со всей ответственностью заявляю, что я имею весьма скудные познания в этой области. Посему, считаю что нам надлежит все наши находки и соображения передать барону, но при этом быть весьма деликатными, поскольку дело не потерпит прямоты и грубости, - решил уточнить маркиз. - Вот такое мое виденье ситуации. Но ежели кто считает иначе, то пусть выскажется.

- Я хотела сказать, что цыгане не могли сделать такую прекрасную вещь, как этот медальон, - вспыхнув, ответила Мэри. - Ах, вы меня совсем запутали! У меня, кажется, начинается приступ мигрени...

Мэри пожала плечами и в раздражении ответила:
- Об этом мне ничего не известно! И вообще, я устала и хочу вернуться в дом графа Ромни.

- Еще немного, и нам понадобится не врач, а патологоанатом, - буркнула себе под нос баронесса.

- Я думаю, вам стоит отдать барону медальон, ведь именно вы нашли его. милорд, - произнесла Мэри серьезно. - И чем скорее вы отдадите его, тем лучше будет для нас всех.

Конечно же, она знала. Это и, наверняка еще сотни подобных вещей, о которых я даже не подозревал. Рядом с ней я как никогда ощущал себя самозванцем, занявшим место, которое никогда не должно было принадлежать мне. И в то же время, я почувствовал злость. Все, что у меня сейчас есть, мое. Я добился этого, ковыряясь в грязи и вгрызаясь зубами в каждый шанс. Я имел полное право на все, чем владел.
И графини я тоже добьюсь. Буду владеть ею. Потому что она должна принадлежать только мне.
Не знаю, что в ней было такого, из-за чего меня всего ломало. Я чувствовал себя вспоротым и вывернутым наизнанку всем своим непривлекательным нутром.
Говорят, что ради важного человека ты стараешься стать лучше. Хотя бы казаться.
Но нет… перед тем, кто важен и дорог втайне ты мечтаешь быть настоящим. Таким, чтобы она знала все твои недостатки, видела всю твою грязь и была в курсе всех твоих грехов. И чтобы зная все это, принимала тебя.
Вот что происходит, когда находишь того, кто важен.
А я уже сейчас чувствовал, что она важна. Я не просто хотел привязать красную нить к ее запястью. Я хотел обвязать алый шелковый шнурок вокруг ее шеи. Запястье – это слишком мало для меня.
Алая нить должна виться по ее горлу, напоминая о том, кому она принадлежит. Ведь о привязанной к запястью нитке слишком легко можно забыть.
Я слишком глубоко погрузился в свои сумасшедшие мысли.
Так глубоко, что даже не сразу понял, что голос Одри слегка дрожит. Она мастерски скрывала свои чувства, легко надевала на лицо маску, но сейчас что-то было…
Я шагнул к ней. Почти вплотную. Старался не думать о том, что она сказала. Ведьмы. Демоницы. Вампирши.
Обхватил ладонями ее шею и слегка погладил большими пальцами горло. Ее кожа была невероятной на ощупь. В тысячу раз нежнее шелка. Гладкая. Теплая. Совершенная.
— Вы боитесь?
Я понимал, что это не так. Возможно, в ней и был страх, но не перед этими существами.
— О чем вы сейчас подумали?
Я продолжал скользить пальцами по ее шее, представляя нас совсем в другой обстановке. Когда на ней не будет ничего, кроме узкой кроваво-алой ленты.


— Если ее глаза сейчас здесь, то она… спит? – Я снова заглянул в плошку. – Или следит за нами? Тогда не так уж и беззащитна. Давайте, Одри, вспоминайте, что еще знаете о них. Если мы заглянем под веки всех спящих девушек, ее глазницы будут пусты?
Я знал, что могу говорить с ней открыто. Она не упадет в обморок и не начнет истерику. И в этом была ее притягательность. В ее чертовой стойкости, которую я уже начинал ненавидеть. И в то же время восхищался.
Мне хотелось, чтобы со мной она была слабой. Хоть немного. Чтобы я знал этот ее секрет, единолично владел им, – что внутри, на самом деле, она нуждается в моей защите.
Одри вдруг замерла. Не моргая она смотрела прямо в змеиные глаза, разделенные пополам двумя узкими черными зрачками.
Побледнела, превратившись в каменное изваяние. Пугающе неподвижная.
Я сжал ее плечи, не заботясь, что могу оставить синяки, и встряхнул:
— Одри, очнитесь! Посмотрите на меня!
Она никак не реагировала. Только по щеке неожиданно скатилась слеза.
Я давно не чувствовал такой паники. Страха. Я ведь не знал, что делать! Как помочь ей?! Как вырвать из этого состояния?
Неожиданно, она пришла в себя.

Я не удержался и прижал ее к себе. Обнял, вдавливая в свое тело так, чтобы отпечаталась на мне. Чтобы до синяков на ее бледной коже. До нехватки дыхания. Уткнулся носом в ее прическу, вдыхая легкий, но пьянящий аромат. Ее запах должен остаться на моей коже. На моих простынях. Даже на моей одежде.
Очнувшись от собственных фантазий, я резко оторвал ее от себя, продолжая впиваться пальцами в хрупкие плечи.
Она казалась уже не такой бледной. Волосы растрепались из-за того, что я испортил ее совершенную прическу, но, кажется, она снова была со мной.
— Идемте.
Я бросил взгляд на юношу, который уже давно лежал неподвижно.
Что-то заставило меня шагнуть к нему и осторожно приподнять одно веко. Белки глаз были почти красными, налившимися кровью.
Но они были.
А вот губы… Посинели. Почти почернели. Они полопались, но кожа на них… Это не была его кожа. Бледные сетчатые чешуйки.
На его губах была змеиная шкура. Ее частицы.
Я вытащил из кармана платок и обмотал им пальцы.
Графиня стояла за спиной, даже сейчас сводя с ума своим присутствием и обещанием тепла.
Сосредоточившись, я приоткрыл стиснутые челюсти. Было темно, но я без труда разглядел белую пленку у корня языка.
Осторожно введя пальцы в его рот, я ухватился за пленку и потянул.
Змеиная шкура. Длинная и слегка переливающаяся той же синевой, которая окрасила губы мальчишки.
Вытащить ее было не так-то легко. Кажется, что внутри ее что-то крепко держало. Пару раз она обрывалась. Но в какой-то момент мне удалось выдернуть ее целиком.
В этот же момент цыган взвился над кроватью и, согнувшись, вырвал на пол черный сгусток.
Отшвырнув шкуру, я встал на ноги и задвинул графиню себе за спину. Цыган снова упал на топчан и спокойно задышал.
А я взглянул на символы, покрывающие его кожу:
— Есть знаки, которые защитят. А есть те, которые могут убить. Теперь ему поможет только колдун.
По крайней мере, он дышал. А значит, мы выгадали немного времени.
Придерживая графиню за локоть, я помог ей покинуть кибитку и следом спрыгнул на землю.
Снаружи шли бурные споры. По обрывкам разговора становилось понятно, что маркиз нашел медальон с двумя снимками. Портрет цыгана и совсем не его невесты.

Мы с графиней переглянулись:
— У него была любовница? Это вы увидели?
Она кивнула, а я жестко усмехнулся:
— Значит, получил по заслугам.
Я понимал, что не знаю всей истории, но не мог избавиться от мысли, что он заслужил свое наказание. Заслужил смерть.

— Мы сделали все, что могли. Теперь с этим пусть разбирается барон.

— Не думаю, что это наша забота.


Ее с нами не было. Откуда она появилась? Я осмотрелся. Николь и Анетты поблизости так и не видно. Я старался не переживать о них, твердя себе, что мне все равно. Но… вдруг вспомнились слова графини. Нет, она не права. Нет у меня к ним никаких чувств. Я просто… просто нахожусь рядом, чтобы граф даже после смерти мучился от того, что я поблизости.


— Мы не медикусы, Ваше Сиятельство. Вы нашли доказательства его измены. Мы поняли, как вычислить ламию. Все остальное – заботы табора.





— Тогда мы пойдем к старосте. Чтобы смог успокоить барона, когда тот все узнает. А вы расскажите барону.
Я всем кивнул.
Даже здесь, в степи, приходилось соблюдать чертовы нормы приличия.
Я подал руку графине:
— Ваша Милость… – Чтобы хоть как-то объяснить то, что хотел увести ее с собой, бросил первое, что пришло на ум: – Вы женщина, а значит, сможете быть более… деликатной.

Я цеплялся взглядом за стоянку, которую разбил табор. Лес был вдалеке. Если старосте не понравится то, что мы скажем, нужно будет как-то добраться до него.
Я знал, что буду биться за Одри до конца. Но даже трое мужчин против табора… Этого нужно избежать любой ценой.
Староста и колдун нашлись возле одного из костров. Я намеренно позвал их за самую близкую к лесу кибитку. Изо всех сил старался убедить старика, что это затем, чтобы не поднимать панику в таборе.
Но если он вдруг прикажет нас схватить, я успею убить его. Возможно, это получится сделать, даже не привлекая внимания. И тогда у нас будет маленькая, но фора.
Удивительно, но староста воспринял все спокойно. Только попросил нас вместе с ним отправиться к дочери барона, которая действительно спала в той самой кибитке, за которой мы разговаривали.
Я старался понять, что он задумал, но старик выглядел уверенно.
Держа Одри за руку и пытаясь загородить ото всех и одновременно наблюдать за происходящим, я последовал за старостой.
Когда он поднял веко мирно спящей девушки, мы увидели лишь черную пустоту и запекшуюся кровавую корочку.
Старик тяжело вздохнул:
— Можете быть свободны…

Я старался не бежать и действовать спокойно, но практически вытащил Одри из кибитки. Снаружи клубился молочно-белый туман, в который мы, не задумываясь, шагнули.
Наплевав на правила, я обнял графиню за плечи и снова прижал к себе. На волосах и коже оседала морось. Я пытался понять, куда нам идти, но внезапно туман начал рассеиваться.
Сквозь него отчетливо проступали знакомые очертания особняка. Мы снова были на балу.

Команде в таборе: кто хочет, может переместиться по этому же описанию и считать, что вернулись все вместе. Кому хочется свое, можно не обращать внимания и воспользоваться помощью барона

Все ещё кибитки и табор, но движемся к выходу


- О, лорд Кройчестер! - Баронесса изобразила книксен, хотя, приветствие маркиза должно было быть куда более почтительным. Понадеявшись, что милорд спишет всё на излишне напряжённую обстановку, Виолетта продолжила: - Вам вовсе не за что просить прощения. Напротив, это я должна извиниться, что у вас появились подобные мысли.
Баронесса вернулась мыслями к ламии. Она читала о подобном в тех книгах, что привозил брат из разных уголков света. Ей было интересно всё, но, разумеется, это приходилось делать тайком.
- И да! Ламии не имеют пола, вернее, могут менять его по своему усмотрению. Довольно интересно, не находите?

На это Виолетта благоразумно промолчала. Ввиду своего излишнего любопытства, помноженного на желание обладать знаниями, с которыми Феликс чувствовал бы себя уверенно в своём "творчестве", баронесса с пылом окуналась во все справочники и книги, которые оказывались в поле её зрения. Но одно дело прочесть их и совсем другое - практика.

Когда из кибитки вышли Маркус Хван и графиня де Пон, баронесса сделала вид, что увлечена любованием этой странной ночью. Казалось, этот устрашающий мужчина, которого Феликс сравнил с колдуном, может прочесть её мысли и узнать, что именно она скрывается за личиной Уайта. Хотя, ему вряд ли было дело до каких-то там очерков.
А после мысли баронессы испарились, будто их и не было. Потому что началось то, что не способно было уложиться в голове. Виолетта только и делала, что мысленно охала, восхищаясь происходящим. И набрасывала в уме сюжеты для будущих статей.
Впрочем, искренне обрадовалась, когда сделала шаг в сторону молочного тумана и оказалась... в особняке графа Ромни.
- Как же хорошо, что мы вернулись! - воскликнула она, оглядывая помещение ничего не видящим взором. - Пожалуй, нужно выпить шампанского.

костры, кибитки - бальная зала

В ответ на рассуждения маркиза о медальоне баронесса дю Роз высказала свои возражения
И Август еще раз поразился, насколько женщины могут быть логичны и нелогичны одновременно.
– Абсолютно согласен с вами, баронесса, эта не цыганская вещица, но логичнее предположить, что девушка с портрета подарила ее юноше со второго портрета. Впрочем, не буду вас путать еще более, чтобы не усугублять мигрень, – он поклонился девушке, давая понять, что не будет далее обсуждать эту тему.
А вот с ее желанием вернуться в особняк на бал маркиз был абсолютно согласен.
[quote="Мэри Доусон"] я устала и хочу вернуться в дом графа Ромни.
– Я думаю, баронесса, нас содержат все присутствующие, тем более, что маркиз ВИльерс абсолютно прав

– Среди нас нет медиков. И, похоже, нас об этом и не просили, просто я не так расслышал или понял высказывания барона, – пожал плечами Август.
Обоих маркизов поддержал их третий спутник. Он таки не представился, а Август, хоть убей, не мог вспомнить имя мужчины.

– Да-да, вы правы, это не наше дело, – кивнул он.
– Главное, чтобы нам дали возможность покинуть это, хм, гостеприимное место, – невесело усмехнулся маркиз.
– Согласен, так и поступим, – кивнул в ответ Август, посмотрел на маркиза Вильерса и сделал шаг к баронессе Кромер.
Она оказалась очень приятной собеседницей.
– Бог с вами, баронесса, нне стоит извиняться, я, вообще жалею, что напомнил вам об этом. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. – Он предложил девушке руку, чтобы она могла опереться, а она снова заговорила о ламиях.
– Как-то не задумывался ни об этих созданиях, ни о том, что интересно ли было бы мне побыть немного женщиной, – он слегка задумался. – Пожалуй, нет. Слишком много условностей. – Маркиз усмехнулся. – Не думаю, что мужчины жалеют, что родились мужчинами, а вот девушки, мне кажется, иногда хотели бы примерить на себя мужское обличие. Я, естественно, не говорю о присутствующих, но знаю, что некоторые дамы ездят на лошади в мужском платье, слышал и рассуждения кузин о желании иметь те же права, что и мужчин, но мне кажется, женщинам самим бы это наскучило. Представьте – вам не подают руку, при вас рассказывают скабрезные анекдоты, могут ударить или вызвать на дуэль. Не вижу в этом ничего хорошего, – маркиз усмехнулся, и в этот момент они как раз подошли к кибитке барона. Тот молча выслушал объяснения, принял медальон и ушел к себе. Воспользовавшись этим обстоятельством. Мы пошли в ту сторону, где примерно мог находиться особняк, и в самом деле он вскоре показался из тумана.
В бальной зале все было так, будто мы ее и не покидали.
– Я бы не отказался от чего-нибудь покрепче. Но сойдет и шампанское, – маркиз жестом подозвал лакея с подносом, – выпьем за то, что наше приключение кончилось благополучно.

У Мэри не осталось сил, чтобы поблагодарить этого мужчину и его спутницу, которую, как она слышала, он называет Одри. Баронесса чувствовала опустошение. Она не могла понять, что именно вызвало это состояние, обычно ей не свойственное - от природы Мэри была деятельной увлекающейся натурой. "Цыганское проклятие, не иначе", - решила баронесса и всхлипнула. Она невольно обидела лорда Кройчестера, о чём теперь жалела. Она знала, что ведёт себя неподобающе воспитанной леди, но усталость брала своё. В изнеможении Мэри присела у ближайшего дерева и закрыла глаза. Ей хотелось заснуть и проснуться уже дома, в тёплой постели, под мягким одеялом. Вместо этого она ощущала холод и безразличие. Она больше ничего не хотела знать о ламиях, цыганах и медальонах.
- Пить.., - тихо прошептала Мэри. - Как же хочется пить...

И снова бал


Баронесса даже дыхание задержала, когда услышала слова маркиза. Примерить на себя мужское обличье... О! Август даже не представлял, насколько близок он был к правде. И какой черт дернул Виолетту задать следующий вопрос, она не представляла. Ведь гораздо безопаснее было просто кивнуть и промолчать.
- Лорд Кройчестер, вы считаете, что женщинам при равных правах грозит только то, что вы перечислили? Неподанная рука, скабрезные анекдоты, удары и дуэли?
Баронесса улыбнулась, давая понять, что стоит воспринимать эти слова скорее в шутливой форме, нежели серьёзно.
- А как же возможность стать равноценной и равнозначной? Как же возможность просто считаться таким же человеком, что и мужчина?
Поняв, что зашла слишком далеко, Виолетта быстро прибавила, услышав слова маркиза:

- Выпьем, - подняла тост баронесса. - По правде говоря, пью я крайне редко, но сейчас выпал тот самый случай, когда это просто необходимо.

Бальная зала

Шампанское, как известно, развязывает языки, да и адреналин от пережитого приключения. Возможно, в начале бала маркиз просто увильнул бы от разговора, и вполне вероятно, после, по размышлении здравом, он пожалеет об откровенности, но сейчас он был готов ответить на вопросы баронессы и задать свои. Возможно еще и дело в том, что она была сестрой его сослуживца, можно сказать, друга, он помнила ее маленькой девочкой, потом совсем юной барышней, она не была для него совсем чужим человеком, хотя Август никогда ранее об этом не задумывался.
– Ну, это первое, что пришло на ум. Просто девушки – существа хрупкие, на мой взгляд, нуждаются в поддержке и опеке. И я не имею под этими словами необходимость железной руки и постоянного контроля, если вы понимаете, о чем я, – начал Август. Ему казалось, что баронесса поймет, что он хочет сказать.
– А кто вам сказал, что это не так? Условности общества это одно, человеческие отношения – иное. Всегда можно найти и в обществе человека, в обществе которого вам будет хорошо, – скаламбурил Август. – Среди женщин есть умные собеседницы, во всяком случае, я считаю их таковыми. Они не лишены юмора, чувства такта, тогда как среди представителей моего пола тоже изрядно глупцов. В то же время в женщине есть чуткость, которой не встретишь у мужчин, и много того, что мужчина ищет именно в женщине, – он понял, что сказал некую двусмыслицу, возможно, не предназначенную для ушей юной девушки, но раз уж разговор завязался в таком ключе, пусть будет, как есть. – Да, женщины зависят от мужчин – отца, брата, мужа, но это условность. Они могут сделать так, что это будет лишь видимость, а на самом деле мужчина будет зависеть от них и подчиняться им. И речь не идет о грубости и насилии. Матушка моя вела наш дом так, что отец был всегда уверен в собственной значимости и в том, что он глава семьи, на самом деле все было наоборот. Мне кажется, главное – то, как к тебе относятся люди, чье мнение лично для тебя важно, а все остальные – это дело всех остальных. Один умный человек однажды сказал мне – любой недостаток человека можно обернуть достоинством, важно то, как ты сам это воспринимаешь, – маркиз улыбнулся и предложил баронессе присесть. У него отчаянно болела раненая нога, но он не мог сесть рядом со стоящей дамой, и тем самым показать свою слабость. Поймав себя на этой мысли, маркиз улыбнулся – сам только что говорил, что чужое мнение не важно, и тем не менее от этого мнения зависим.
– Да, несомненно, сейчас необходимо выпить, – слегка приподнял свой бокал. – Пусть, проснувшись завтра, вы решите, что все, что произошло в таборе, было лишь сном, галлюцинацией, если хотите. Во всяком случае, желаю вам как можно скорее об этом забыть. Плохие воспоминания укорачивают нашу жизнь.

Ночь.
Спасение.

Как и ожидал маркиз никто из присутствующих не обладал должным пониманием и опытом во врачевании.
Маркиз Кройчестер с баронессой Кромер давольно быстро нашли много общего, делясь своими знаниями в области демонологии. Признаться Джорджу это было не так важно, его обеспокоило состояние леди Дю Роз. Она буквально теряла силы и присутствие духа на глазах. Определенно такие истории были не для столь нежной леди.
Маркиз почувствовал потребность ее уберечь от ужаса этой истории.

Баронесса Дю Роз пожаловалась на начинающуюся мигрень и маркиз осознал, что медлить более не имеет ни какого права.

Посему весьма разумное предложение молодого джентльмена идти к барону - маркиз воспринял как руководство к действию.


Барон на поверку оказался весьма мудрым стариком. По-видимому его ни раз судьба ставила перед тяжёлым выбором. В этом маркиз Вильерс понимал его весьма хорошо. Но, не взирая на плохие новости, барон оказался человеком чести и сдержал свое слово. Хотя, маркиз и не надеялся на подобный исход, и мысленно составлял план отхода крепко сжимая трость.

За всеми этими сложными переговорами, маркиз допустил непростительную халатность, и буквально на пару долгих минут упустил из виду леди Дю Роз.

А меж тем, последние силы и присутствие духа ее покидали. Она отключалась на глазах.

Это весьма беспокоило маркиза Вильерса, и он с трудом дождался окончания переговоров. И как только барон разрешил им уходить, маркиз бросился к баронессе Дю Роз, чтобы попытаться привести ее в сознание и увести из этого пугающего места.

Молодые люди, воспользовавшись разрешением, скрылись в каком-то странном плотном мистическом тумане, от которого у маркиза по телу шел легкий озноб. За ними в туман погрузились и маркиз Кройчестер с баронессой Кромер.

Маркиз понимал, что медлить не стоит, поэтому он подхватил леди Дю Роз на руки, и услышал ее тихий шепот-стон.

- Терпение, моя дорогая. Немного терпения и все будет.
Маркиз предельно деликатно, но крепко прижал ее к себе. И даже проверил нет ли у баронессы жара, притронувшись губами к ее виску. Жара не было и сие внушало надежду, что последствия для баронессы не будут столь пугающе необратимыми.

Так маркиз Вильерс с баронессой на руках и вошёл в плотный туман, чтобы в следующее мгновение очутиться в той самой картинной галерее. Только на этот раз маркиз не взглянул картину, которой так восхищался. Его волновала бледность и состояние баронессы.

Быстро сбежав по ступеням к выходу, позабыв о своей хромоте, маркиз широкими шагами направился на задний двор, где были гостевые экипажи.

Расторопный слуга помог маркизу быстро оказаться в своем экипаже и даже по просьбе маркиза принес воды. Лишь в собственном экипаже мужчина позволил себе успокоиться и деликатно разместить баронессу в экипаже.
Придерживая ее голову, он помог ей выпить немного воды. И когда леди достаточно пришла в себя, чтобы он мог не волноваться за то, что она удержит емкость с водой, маркиз решился извиниться за свое поведение:
- Примите, мои самые искренние извинения, леди Дю Роз. Мое поведение недопустимо в глазах высшего света, но немыслимые обстоятельства вынудили меня пойти наперекор принятой морали. - маркиз искренне раскаивался. - Позвольте вас доставить домой? Полагаю что в подобной ситуации покой и родные стены это то, что необходимо для успокоения.

-Признаться, мне и самому было бы неплохо побыть в тишине и обдумать все то что с нами приключилось, - искренне поделился своими мыслями маркиз. Ему думалось, что баронесса его поймет. Во всяком случае он на это надеялся.

Мэри услышала голос. но не нашла в себе силы открыть глаза, а лишь слабо кивнула в ответ. Баронессе показалось, что-то тёплое коснулось её виска. Как чудесно, успела подумать она и снова провалилась в беспамятство. Мэри очнулась лишь тогда, когда кто-то пытался напоить её. Она жадно припала к фляге и сделала несколько глотков. Это придало ей силы, и баронесса открыла глаза и обнаружила, что находится в экипаже, а рядом с ней - лорд Вильерс. Она хотела спросить у него, как оказалась в экипаже и где все остальные, но маркиз опередил её.

Мэри слабо улыбнулась, не говоря ни слова. Она всё еще не могла прийти в себя, но чувствовала, что забота маркиза ей приятна.

- Как я вас понимаю, милорд, - тихо прошептала баронесса. - Благодарю вас за заботу! Мне уже лучше, но немного отдыха не помешает, как и вам. К тому же я ужасно выгляжу, а моё платье пыльное и дурно пахнет.
Она назвала свой адрес, и экипаж тронулся. Мэри постаралась сесть так, чтобы ей было удобно беседовать с лордом Вильерсом, и нашла, что он хороший собеседник и весьма тактичный кавалер.
- Послушайте. милорд, но ведь мы еще вернемся в особняк графа Ромни? - спросила Мэри, когда вполне убедила маркиза в том, что ей значительно лучше.

Ночь с 20 на 21 ноября 1896 года
особняк графа Ромни - улицы Брайбурга

- Леди Диана, примите мое искреннее восхищение, вы отважная молодая леди. Лорд Блакмер, мистер Жаме. - Мы обменялись легкими поклонами. - В западню никто из нас не стремился, но я счастлив оказаться в ней вместе с вами. Мы прекрасная команда. Надеюсь, что следующая наша встреча произойдет при более приятных обстоятельствах.
- Мистер Жаме, - обратился я к молодому человеку. – Вы, как я понял, работаете на графа Ромни? Нет? Что ж, как бы там ни было, если вы будете заинтересованы в хорошей работе с приличным жалованием, то зайдите ко мне. Я запомню вас. Возможно, смогу чем-то посодействовать. Найти меня можно… - я назвал адрес своего столичного особняка.
Раскланявшись с товарищами по незапланированному приключению, я некоторое время раздумывал, куда направиться. Задерживаться на балу более не хотелось. Разве что для того, чтобы отыскать хозяина дома и выразить «признательность» за познавательную экскурсию.
Привкус после этого бала остался странный, слегка тревожный. Так чуешь блеф за карточным столом. В ловушку меня привели собственная оплошность и любопытство, но все равно сомневаюсь, что это было случайностью.
Тогда что это было? Попытка развлечь гостей оригинальным образом? Желание что-то продемонстрировать? Свое остроумие? Несметные сокровища? Безграничные возможности? Или все сразу?
Что хотел сказать граф Ромни?
Уверен, ответы можно получить на любые вопросы. Пусть не сразу, но со временем. И если не боишься услышать ответы.
Я чувствовал усталость, но утомило не блуждание по лабиринтам, и не многолюдный шумный бал. Утомляло безразличие к тому, чем приходилось заниматься, на что тратил свое время.
Близился рассвет, но ехать домой не хотелось, в бордель тоже. Можно посетить ночное собрание в Клубе Простых Парней, в котором я состоял, как и мой отец, и дед, и кое-кто из друзей. Простые Парни, состоящие из самой привилегированной знати, посещали клуб с целью на время забыть о требованиях, предъявляемых обществом и расслабиться по-настоящему, находясь при этом не в своей спальне, а среди себе же подобных.
Снять сюртук, отцепить бабочку, разуться, да хоть совсем раздеться. Можно посетить парную, говорить на любые темы, смеяться, а не изображать смех, сидеть развалившись, пить и есть с аппетитом, горланить похабные песни, можно называть друг друга просто по именам, и своих жен и подруг тоже, а проституток звать проститутками, а не «дьявольскими кошками» или как-то там еще. Словом, это было место, где джентльмены самых первых фамилий Империи позволяли себе многое из того, что запрещали правила приличия, и при этом не опасались быть осужденными. Островок свободы, о котором знали все, но куда могли попасть лишь немногие.
За последние годы я не часто бывал в этом Клубе, но иногда наведывался туда. Поехал и сейчас, покинув особняк графа Ромни.
…Мне хватило полутора часов, чтобы избавиться от послевкусия, оставшегося от посещения бала. Я снял ботинки, фрак и бабочку, расстегнул жилет, ослабил ворот сорочки, перекусил прекрасным стейком, запил его отличным красным вином и сыграл партию в преферанс. Вскоре меня разморило, глаза стали слипаться, и я решил ехать домой.
Зевая, натянул фрак, обулся, бабочку и перчатки надевать не стал, а просто засунул в карман, прикрыл беспорядок в одежде плащом и вышел в предрассветную тишину, окутавшую городские улицы.
Туман завис над крышами домов, опустился до земли плотной, вязкой пеной. Видимость была такой паршивой, что я не различал лошади, запряженной в экипаж, ожидавший меня у клуба. Кое-где молочную муть разбавлял свет фонарей. Едва я шагнул за дверь, как влажный осенний холод мгновенно проник под плащ, липкими пальцами полез за расстегнутый воротничок сорочки. Я поежился и полез в экипаж.
Как вдруг услышал:
- Помогите, прошу вас.
Женский голос, наполненный паникой и отчаянием.
Я замер и обернулся, наблюдая, как из тумана появилась фигура в каком-то балахоне, волочащемся по мостовой. Торопливые шаги и сбивчивое дыхание двигающейся ко мне женщины говорило о том, что она сильно напугана.
Поначалу я подумал, что это какая-то ночная жрица попала в переделку и пытается убежать от клиента или сутенера, но, присмотревшись, понял, что знаю эту особу.
Мое удивление совпало с ее изумленным возгласом:
- Вы-ы-ы?
Кажется, узнав меня, она испугалась еще больше. Леди Флоренция шарахнулась в сторону, путаясь в своем злосчастном шлейфе, качнулась и рухнула бы на камни, не обладай я хорошей реакцией.
Я рванулся к ней и успел подхватить прежде, чем она свалилась на мостовую.
Подняв лишившуюся чувств леди на руки, я устроил ее на сиденье экипажа и велел перепуганному извозчику ехать ко мне. Почему не в усадьбу Нортропов под заботливое и надежное крыло папеньки? Да потому что из-под надежного крыла не выпадают в растерзанном бальном платье, с растрепанной прической и со смертельно бледным лицом, на котором даже в беспамятстве застыл чистый ужас.
Сначала я хочу знать, что произошло с этой молодой леди. Почему она оказалась в противоположном конце города в то время, как должна была находиться возле своего отца в освещенном огнями особняке графа Ромни.
Ночь бала в русском стиле приобретала черты какой-то безумной фантасмагории.
Я сбросил сковывающий мои движения плащ и склонился над лежащей на сиденье леди Флоренцией. Ранее показавшаяся мне гладкой и сияющей, словно шелк, кожа сейчас выглядела как ослепительно белый мрамор и казалась такой же холодной.
Я приблизил ухо ко рту девушки, но из-за топота копыт по камням мостовой ничего не услышал и не ощутил даже слабого дыхания на своей щеке. Казалось, леди не дышала. Тогда я приложил пальцы к шее под округлым нежным подбородком и ощутил холод кожи и биение пульса.
- Леди Флоренция, очнитесь, - я легонько похлопал ее по бледным щекам. – Вы слышите меня?
Я мало что мог сейчас сделать, надеялся, что леди вскоре придет в себя, но обморок продолжался, а у меня с собой не было ни воды, ни нюхательных солей. Зато был маленький перочинный нож и уверенность в том, что такой прелестный и пикантный предмет женского туалета, как корсет – чистейшее зло. В него бы следовало затягивать головы тех, кто этот предмет изобрел.
Согласно последним научным данным, доказанным рентгенологическими исследованиями в том числе, ношение корсета пагубно отражалось на женском здоровье, но дамы и барышни продолжали упаковывать себя в эти орудия пыток.
Я довольно быстро справился с крючками, расположенными впереди на платье леди Флоренции, потом достал ножик, и просто разрезал на девушке корсет.
Стараясь не слишком пристально смотреть на очертания безупречной девичьей груди под тонкой тканью нижней сорочки, я прикрыл леди своим плащом и снова похлопал ее по щекам.
- Леди Флоренция, вы меня слышите?
Я взял ее холодные руки и стал растирать, разгоняя кровь.
- Очнитесь же и расскажите мне, что с вами случилось, - бормотал я, вглядываясь в красивое лицо, кажущееся особенно бледным на фоне темной обивки сиденья экипажа. – Только не начните сразу визжать и пытаться выпрыгнуть на ходу.
Черт побери, но мне только что пришло в голову, что я снова угодил в ловушку. Теперь мне ее подстроили хитроумные Нортропы. Леди Флоренция изобразила «даму в беде», я проявил благородство, затащил ее с собой в экипаж, где почти раздел. И теперь откуда-то из тумана должен выскочить ее папочка с толпой свидетелей, которые зафиксируют факт того, что невинная девица была скомпрометирована герцогом Клевским, и мне останется только тащить под венец сметливую красотку, засидевшуюся в девках.
- Это вы… вы… - веки леди Флоренции дрогнули, бескровные губы приоткрылись.
Она пошевелилась, пытаясь подняться.
- Это безусловно я. А вы не пытайтесь пока сесть, или делайте это медленно и с предельной осторожностью.
Девушка бросила на меня вполне осмысленный и гневный взгляд, зашевелилась, с трудом садясь. Мой плащ сполз, леди Флоренция заметила изъяны своего туалета и вскрикнула.
- Что вы?.. Как вы посмели? – залепетала она, задыхаясь. Подхватила мой плащ, прижимая его к груди, и глядя на меня округлившимися от праведного возмущения глазами.
На мгновение я уверовал, что пришедший мне в голову бредовый план по набрасыванию на меня брачных кандалов – не выдумка больного воображения, а чистая правда.
- Простите за варварское отношение к вашему… вашим. Черт возьми! Да неужели мне все это нужно!
Я откинулся на своем сиденье и скрестил руки на груди, показывая, что не имею намерений прикасаться к своей невольной попутчице.
- Ваш корсет был слишком туго затянут, вы долго были без сознания и мне не оставалось ничего другого, как разрезать эти доспехи, позволив вашей крови циркулировать нормально. А теперь не расскажете, что с вами случилось?
Леди нервно сглотнула, пристально глядя на меня, будто решая, верить ли мне, или вцепиться в глаза и заверещать, будя всю округу. Или же точно собралась выскочить из экипажа на ходу.
- Куда… куда мы едем? – она взглянула в окно, плотнее кутаясь в мой плащ.
- Ко мне. Мой дом расположен за…
- Я знаю, где находится ваш особняк. Это знают все в Брайбурге, - перебила меня леди Флоренция и одарила мрачным ледяным взглядом. – Почему вы не везете меня к отцу? Зачем мне ехать в ваш дом? Велите извозчику повернуть или я…
- Что? Спрыгнете на ходу? – поинтересовался я.
Она вскинула на меня глаза и прищурилась. Теперь в ее взгляде не было испуга, а лишь решимость.
- Сначала скажите, что произошло. Я имею право знать, отчего вы так испугались, увидев меня.

Ночь. Экипаж. Двое.

Чаяния маркиза оправдались - она его поняла. И вероятно испытывала нечто подобное.

И вновь маркиз был поражен ее рассудительностью. Надо отдать должное, это был весьма необычный но, между тем, любопытный опыт.

- Увы, леди Дю Роз, воспитание в подобной ситуации мне диктует опротестовать ваше заявление, но прискорбная реальность вынуждает целиком и полностью согласиться с вашими доводами, признавая их правоту.

Маркиз с прискорбием отметил, что трава и грунт загрязнили его трость, а обувь требует срочной чистки, и, как знать, быть может и починки. В последнем маркиз не был столь уверен. Да и костюм был весьма жалкого вида. Рукав испачкан, а сюртук недопустимо измят...
- Боюсь, я не имею права в таком виде показываться в обществе, и уж тем более позорить столь утонченную и изысканную леди. Посему, я вынужден признать вашу правоту.

Всю дорогу маркиз старался отвлечь леди Дю Роз от невеселых мыслей, и похоже ему это удалось. А иначе как объяснить тот факт, что леди решила вернуться на бал?

- Признаться, леди Дю Роз, вы меня несколько обескуражили, - искренне ответил маркиз. - Но если вы чувствуете в себе силы и желание вернуться, то вы можете всецело на меня рассчитывать. Но как джентльмен, вынужден вас предупредить, что сей шаг может весьма прискорбно сказаться на вашей репутации. Если наш побег, смею надеяться, могли упустить, то боюсь что возвращение, да ещё в других нарядах и в моем обществе определенно вызовет кривотолки.
- Меньше всего я желаю усложнять вам жизнь. Общество порой бывает крайне жестоким, - Джордж сделал паузу, а затем добавил. - Но ежели такова ваша воля, то я ее исполню.

Мэри ответила, хотя и не сразу. Вначале она долго смотрела на маркиза, и в её голове хаотично пронеслось множество самых разных мыслей. Она видела перед собой не только утонченного красивого мужчину, но и человека глубоко порядочного и честного. В сложившейся ситуации он вёл себя как настоящий джентльмен, и Мэри прониклась к маркизу безоговорочным доверием и уважением.
- Вы правы, милорд. Думаю, на сегодня достаточно приключений, - вздохнув, сказала она и, взяв себя в руки, улыбнулась. - У меня нет намерений испортить вашу репутацию, как и собственную. Я слишком хорошо знаю, на что способно высшее общество в Империи. Но и прислуга продаст нас при удобном случае.
"Репутация "старой девы" делает меня жалкой в глазах некоторых, но она хотя бы защищает меня от другого позорного ярлыка", - подумала баронесса и принялась молча смотреть в окно экипажа, катившегося по улицам города. Наконец они подъехали к дому покойного барона дю Роз, который перешел к Мэри по наследству, и лорд Вильерс галантно сопроводил закутанную от холода в покрывало баронессу до дверей дома.
- Думаю, нам стоит продолжить наше знакомство, - внезапно произнесла Мэри и посмотрела в глаза маркизу. - Лорд Вильерс, я так и не знаю вашего имени, только титул...Мы можем стать друзьями, вы не находите? ..

Мы снова были на балу у графа Ромни. Только не за столиком в зимнем саду, а у входа в бальную залу, посреди шумной толпы людей. Музыка, смех, разговоры и перешептывания сливались в какофонию звуков, так что я мало что могла различить, но понимала лишь, что хочу совсем другого, этот шум лишним, он напрягает меня, обостряя и без того накопившееся напряжение.
С того мгновенья, как цыганский барон позволил нам уйти, Маркус не проронил ни слова. И я не понимала, как расценивать его молчание. О чем он думал, и какое место в его мыслях занимала я. И занимала ли вообще.
Ответ пришел неожиданно, когда мужчина посмотрел в зал, в толпу гостей, а я проследила за его взглядом. Там все так же танцевали его сестры и, кажется, чувствовали себя превосходно. Партнера одной из них я хорошо знала: виконт Латимер был сыном моего старого друга, достойным и обходительным молодым человеком, еще и весьма привлекательным внешне. Нежный и трогательный румянец на щеках девушки выдавал смущение, но на губах играла легкая улыбка: было похоже, что сестре Маркуса ее кавалер пришелся по душе. И я тоже невольно улыбнулась, рассматривая их. И обернулась к своему спутнику, рассчитывая поговорить с ним об этом и отвлечься от пережитого в таборе.
Он смотрел в залу, и, кажется, находился уже где-то далеко, посреди гостей, рядом с сестрами или с их ухажерами, или же в своих собственных размышлениях. Но в любом случае не со мной. А когда минуту спустя Маркус и вовсе двинулся прочь, без всяких объяснений, мне только и достало сил, чтобы сохранить на лице некое подобие улыбки, не давая никому заметить, что что-то не так.
Впрочем, чего я ждала? Почему решила, что вечер должен закончиться как-то иначе? Лишь потому, что очень сильно хотела этого? Но ведь знала прекрасно, что от наших желаний в действительности зависит немного. Собственный опыт уже не раз позволял в этом убедиться. Особенно если желания других оказываются совсем иными.
– Миледи? Леди де Пон, вы позволите? – я обернулась на окликнувший меня голос, и едва сдержалась, чтобы не поморщиться. Слащавая улыбка и похотливый взгляд, вмиг обшаривший меня с ног до головы, – маркиз Дадли не впервые уже пытался добиться моего расположения на подобных вечерах. Но если в других обстоятельствах я и могла бы уступить и подарить ему танец, то сейчас при одной мысли об этом меня бросило в дрожь. Слишком прозрачны были его намерения, и слишком сильно мне хотелось сейчас, чтобы рядом находился совсем другой мужчина. Чтобы смотрел вот так, не скрывая своего желания, увлек за собой в танце, а лучше – увел подальше от всех, от толпы, шума, туда, где не было бы никого, кроме нас двоих.
– Простите, – я качнула головой, не вдаваясь в объяснения, и почти бегом покинула зал. Сейчас не имело значения то, что леди так не ведут себя, что мой поступок наверняка вызовет кривотолки, я стремилась поскорее убраться отсюда, чтобы не наделать еще больших глупостей.
Хорошо, что мой экипаж находился недалеко. Я уехала так быстро, словно от этого зависела моя жизнь. Уехала, наивно надеясь, что дома, в родных стенах станет легче и проще.
Но я ошиблась. Да и как можно облегчить ситуацию, если продолжать бесконечно думать о ней? А я именно этим и занималась. Вспоминала и переживала заново каждую минуту этого невероятного вечера. Он начался как любой другой обычный бал, которые я посетила десятки за последние годы. Изысканный ужин, танцы, светские беседы, разговоры о делах, запланированные встречи, - все, как всегда. И также обычно был должен завершиться. Но ничего обычного не было в нем с той самой минуты, как я увидела высокую статную фигуру мужчины в черном, сопровождающего двух юных перепуганных девушек.
Я не могла перестать думать о нем. Особенно после того, что было у цыган. Поразительно, но меня волновало совсем не то, что мы попали в то странное месте и столкнулись с тем, о чем пишут только в сказках. И не трагическая история прекрасной цыганки и ее неверного жениха занимала мой разум. Я думала о мужчине, чье дыхание коснулось моих волос, а пальцы гладили шею, и эта краткая ласка оказалась такой мучительно-сладкой. А когда он стиснул меня в объятьях, я пожалела о том, что не могу остановить время. Чтобы подольше продлить эти мгновенья. Чтобы они не заканчивались и не сменялись душераздирающей ревностью.
Маркус задавал там мне вопросы и ждал объяснений, а я не могла ему их дать. Пусть думает лучше, что я и вправду испугалась увиденного в кибитке, чем догадается обо всех тех мыслях, что рвали меня на части.
С кем он проведет этот вечер? Уж точно не в компании сестер. С кем вообще проводит свои вечера? А ночи? Я ведь, по сути, ничего не знала о его жизни. Чем он занимается, кто находится с ним рядом. Те обрывки информации, которые он сам мне предоставил, разве что немного приоткрыли причины его настороженности и замкнутости, но не дали узнать о том, как и чем он живет сейчас. А я хотела знать об этом. Все знать: что ему нравится, а что отвращает, что он презирает, а без чего не может обходиться. Знать о его слабостях и боли, о том, что приносит ему радость. Знать не только о маленьком мальчике, которого жизнь заставила добывать себе пропитание, но о мужчине, которым этот мальчик стал. Сильном, гордом, не похожем ни на кого из тех, с кем мне приходилось общаться прежде. Мужчине, который был полон тайн и который привлекал меня к себе с такой силой, что я понятия не имела, как справиться с этими незнакомыми мне чувствами. И сейчас снова, как тогда в кибитке, подумала о тех, кому он позволяет находиться вместе с собой. Ведь на балу было так много красивых женщин. А ему наверняка не составило бы труда увлечь ту, что привлекла бы его внимание. Также, как и меня, заставить ее потерять голову, а потом увезти с собой.

Служанка отложила в сторону гребень, которым расчесывала мои волосы, и спросила:
– Вам что-нибудь нужно еще, миледи?
Очень нужно. Только ты не сможешь этого дать. Никто не сможет. Кроме него.
Я покачала головой.
– Нет.
Хотелось, чтобы она поскорее ушла. Чтобы не думать о том, как сильно тоненькие пальчики служанки, расплетающие мою прическу, не похожи на его руки. И как бы я хотела, чтобы это Маркус сейчас перебирал мои волосы, позволяя им упасть на плечи и соскользнуть по спине. Чтобы он запутался в них пальцами, притягивая меня к себе, перед тем как…
– Можешь быть свободна, Бет. Больше ничего не нужно.
Ничего. И никого другого.
Оставшись одна, я заходила по комнате, чтобы хоть как-то унять переполняющее меня волнение. Тщетно. Его шепот, вкрадчивый, интимный, продолжал звучать в ушах, все сильнее распаляя воображение.

Я медленно обвела языком пересохшие губы. Сделала глоток из стакана с водой на прикроватном столике, но это мало помогло. Было все так же тяжело дышать. Подошла к окну, открыла его и холодный ночной воздух тотчас проник в спальню, только и от этого легче не стало: снедающий меня жар нисколько не уменьшился. Я медленно подняла руки к лицу, задержала пальцы на шее, легонько проводя пальцами по коже и снова вспоминая, как это делал он. Прикасалась к собственному телу и представляла, что это его руки дотрагиваются до меня. Развязывают ленты у горловины рубашки, обнажая плечи, скользят по ключицам, спускаются ниже и накрывают грудь, лаская сквозь тонкую ткань ночной сорочки. А сам он склоняется к моему лицу, так близко, что я ощущаю его дыхание. Снова на волосах, на висках, на губах. Тянусь навстречу и ощущаю их прикосновение, горячее, жадное, чувствую исходящий от него жар, который так желанен…
Воображение охотно подкинуло еще одну картинку, от которой стало еще жарче. Как он опускается на колени, и его руки движутся вверх, сминая подол рубашки и обнажая мои ноги. Как касается кожи, медленно и будто невзначай, посылая мурашки по всему телу и заставляя задержать дыхание. Как, наконец, достигает живота, средоточия боли и желания, вырисовывая языком на коже знаки, подобные тем, что запечатлены на его запястье. Как окончательно избавляет меня от одежды, а потом смотрит, рассматривает так долго и пристально, что под его взглядом я теряю остатки рассудка. И не остается больше ничего, кроме его глаз, рук, губ…

Я ахнула, отнимая руки от груди и прижимая к запылавшим щекам. Невозможно поверить, что все это в действительности происходит со мной. Может, это лишь фантазм, я все только вообразила себе, как вообразила его присутствие и сводящие с ума ласки? И надо лишь выспаться, отдохнуть, и все вернется на круги своя, и я снова смогу владеть собой. Но сна не было. Ничего, кроме незнакомого мне и всепоглощающего желания.
Снаружи гудел ветер, его холодный дух все так же проникал в комнату сквозь раскрытые створки и касался меня, но я даже не попыталась закрыть окно. Отошла к кровати и присела на самый край, прикрывая глаза. Только это не помогло удержать подступивших слез.

Бал у графа

Виолетта с интересом слушала лорда Кройчестера. И с каждым произнесённым словом, испытывала облегчение. Всё же маркиз понял её именно так, как она на то надеялась.

- О, разумеется, я понимаю, - чуть смущённо улыбнулась баронесса. - По правде говоря, когда брат... - она запнулась, напоминая себе, что нужно тщательнее подбирать слова. Но тут же продолжила: - Когда брат излишне меня опекал, я испытывала лишь одно желание - сбежать. А сейчас... сейчас я поняла, что это было прежде всего проявлением любви.
Баронесса крепче сжала ножку бокала. Пожалуй, она слишком разоткровенничалась.

Ей нравилось представлять то, о чём рассказывал маркиз. Она поймала себя на мысли, что постоянно улыбается, и не может сдержаться, как ни старалась бы.
- Знаете, милорд... когда я только завела эту тему с вами, я тотчас пожалела. Но сейчас очень благодарна за то, что вы не сочли меня невоспитанной.
Маркиз предложил Виолетте присесть, и она с радостью приняла это предложение. Начала сказываться сильная усталость. К тому же, уже на завтра была назначена охота, и баронессе предстояло решить, стоит ли отправляться к маркизу Вильерсу.

- Благодарю, милорд. - Баронесса отпила глоток шампанского. Ей хотелось расспросить маркиза о том, что он думает по поводу их внезапного и странного приключения, но она и так казалась себе слишком болтливой. - Я тоже надеюсь, что все ваши плохие воспоминания, если таковые есть, исчезнут.