Кей Хупер "Кровавые грехи"

Спасибо огромное))) история производит впечатление...

Да,жутковато!

kira in love, Калиола, спасибо, очень интересно!

Спасибо за перевод новой главы!
По поводу исчезновения животных очень интересно, они сами все сбежали или мощность волны убийцы была такова, что они вымерли? что же там происходит?

К тому же животные исчезли не только из самой церкви, но и из всей округи, судя по всему. А это вдвойне подозрительно, как мне кажется.
Говорят же, что животные характер людей чувствуют.
_________________

Кира, Калиола, спасибо за перевод новой главы!

Народ, а у кого-нибудь есть последняя книга Кровавой трилогии Хупер "Blood ties"? Дочитала эту и теперь аж невтерпеж прочитать последнюю, но нигде не могу найти

Вот это да, совсем недавно девочки завершили перевод первой книги трилогии, как уже перевели целых три гиганских главы следующей!!! kira in love, Калиола, списибо за оперативный титанический труд!

Вот это новость !Новая Хупер и сразу 3 главы! Девочки вам нет равных я восхищаюсь вашим трудом и не перестаю удивляться как вы все успеваете.Удачи вам !!

 » Глава 4

Перевод - kira in love
Бета-ридинг - Калиола

Учитывая все то, что ей рассказали и то, что она сама узнала о культах, Тесса ожидала, что, находясь на территории прихода Церкви Вечного Греха, будет крайне встревожена, но даже не думала, что у нее появится ощущение абсолютной нереальности. «Дело во внешнем виде этого места», – решила Тесса.
Оно выглядело милым, упорядоченным, тихим и спокойным. Люди, с которыми познакомила ее Рут, улыбались и казались довольными. Они приветствовали ее любезным обращением: «Добро пожаловать». Аккуратные маленькие домики могли похвастаться опрятными, хорошо ухоженными, маленькими лужайками и подстриженными кустарниками. Дети – все обучались дома, как ей сказали позже, - смеялись и бегали туда сюда по очень хорошо спроектированной игровой площадке, которая находилась справа от главной площади. Они остановили сою игру только для того, чтобы подойти к женщинам, когда Рут позвала их, чтобы всех вместе представить Тессе.
- Дети, скажите «здравствуйте, миссис Грей». Сегодня она пришла к нам в гости.
- Добрый вечер, миссис Грей. Добро пожаловать.
Это было сказано хором – весело и радостно, и сопровождалось широкими улыбками.
Тесса не очень-то хорошо знала детей, но эта группа поразила ее своей исключительной вежливостью. И своей жуткой похожестью в том, как безукоризненно они все были одеты – учитывая, что они играли. На их аккуратных белых рубашках, легких курточках, темных штанах (у мальчиков) и темных юбках (у девочек) не была ни единого грязного пятнышка или складочки.
- Здравствуйте, - ответила Тесса, спрашивая себя, скольких из этих детей знала Сара, и была ли она близка с кем-нибудь из них. По общему мнению, Сара проявляла особый интерес к детям. - Сегодня у вас нет занятий в школе?
- Наши дети обучаются дома, - ответила ей Рут.
- И сейчас у нас время для отдыха, - сказал Тессе мальчик с темными, серьезными глазами. – Сегодня не так холодно, как вчера и мы можем подольше оставаться на улице.
- Понятно.
Рут прогнала детей до того, как Тесса действительно смогла различить в толпе отдельные лица; она не была даже уверена, чья маленькая рука быстро коснулась ее, прежде чем компания убежала обратно на игровую площадку.
- Они все – хорошие дети, - сказала ей Рут.
- Я уверена, что так и есть.
Что еще она могла сказать?
- Возможно, вы сможете поговорить с ними подольше в следующий ваш приезд. Я не хотела, чтобы вы чувствовали себя потерянной. Так много лиц, так много имен. Я хочу, чтобы вы встретились с некоторыми нашими членами, у нас еще будет время, чтобы познакомить вас с каждым.
- Да. Да, конечно.
Рут продолжила экскурсию, указывая то на одно, то на другое, когда они медленно шли мимо Площади.
Такие же чистые и аккуратные как дети, все здания были в очень хорошем состоянии, будто были покрашены только сегодня утром.
Особенно большое, белое трехэтажное здание церкви, которое действительно выглядело как церковь – с рядами витражей (с характерными абстрактными узорами, хотя Тесса не смогла увидеть в них традиционных библейских сцен) и с высоким шпилем в виде обычного креста на верхушке колокольни.
Она могла видеть сверкающие колокола даже с земли.
Церковь, как и все остальные дома в этом маленьком районе, была окружена аккуратной лужайкой. Широкие ступеньки начинались от очень красивой вымощенной булыжниками главной аллеи. Ступени поднимались к блестящим деревянным дверям, которые были гостеприимно распахнуты.
Что-то было не так во всей этой картине американского совершенства, нарисованной Норманом Роквеллом (1). И не надо быть экстрасенсом, чтобы понять это.
Было какое-то жуткое сходство в лицах, улыбках, простой одежде, даже в жестах. Как у детей, так и взрослых, все они выглядели… практически неотличимо.
Взаимозаменяемо.
Интересно, пропавшие были просто заменены другими, новыми людьми? И никто не заметил этого. Не встревожился.
Эта мысль приводила в ужас, и Тесса решительно вытолкала ее из своей головы, когда Рут продолжила представлять ее окружающим.
- Добро пожаловать, миссис Грей. Мы рады видеть вас здесь.
- Спасибо.
Тесса за руку поздоровалась с парой, которая была очень похожа на шесть предыдущих пар, с которыми она познакомилась с момента своего прибытия, - на вид им было около тридцати, от них веяло слабым запахом мыла, в их улыбках была какая-то глубокая безмятежность, а в глазах странная, сияющая монотонность.
Стэпфорд. Я – в Стэпфорде. (2)
- Все с удовольствием познакомились бы с вами сегодня, конечно же, но мы понимаем – для вас это было бы слишком, - сказала ей Рут, когда они, наконец, пошли назад, по направлению к церкви. – А, кроме того, многие члены нашей общины работают в городе и пока не добрались до дома.
Внешний вид церкви, который по ее прибытию был таким спокойным и безупречным, сейчас слегка омрачал грязный джип, припаркованным рядом. На боку автомобиля можно было видеть знак полицейского управления Грейс.
Копы. Копы, которым она может доверять?
Или копы, которые окажутся еще одним слоем обманчивой нормальности этого места?
- Я и не знала, что Резиденция такая большая, - соврала Тесса, не обращая внимания на джип. – Сколько же семей здесь живет?
- У нас двадцать один коттедж, и еще дом у ворот, - ответила Рут. – И, по-моему, все они сейчас заняты. А, кроме того, у нас, конечно же, есть комнаты и места для сна для наших членов в самой церкви.
- Правда? А разве так принято?
- В нашей церкви – да.
Так как у нее не осталось никакой лазейки для того, чтобы и дальше прощупывать почву, Тесса слегка поменяла тему.
- И ни одного члена, живущего за пределами Резиденции?
- Есть несколько, но их немного. Мы – община, - улыбаясь, сказала Рут. – Мы не требуем, чтобы все наши члены жили здесь, но, тем не менее, большинство делают такой выбор. В конце концов.
Эта последняя фраза была необычайно пугающей, и Тесса приложила все силы, чтобы скрыть дрожь. Ведь был очень теплый день для января.
- У меня уже есть дом в Грейс, - напомнила она.
- Дом, который принадлежал семье вашего мужа. Простите меня, но вы действительно чувствуете себя в нем, как дома?
Тесса решила помолчать, поднимаясь с Рут по широким ступеням к открытым дверям церкви, и не отвечала до тех пор, пока они не переступили через порог.
- Нет, не чувствую, - спустя мгновение признала она, будучи при этом куда более откровенной, нежели могла представить Рут. – Дом слишком большой и… Я брожу по нему. Иногда в доме слышно эхо, ведь он такой пустой.
Она позволила своему голосу задрожать, в ее глазах появились слезы.
- Мне жаль, Тесса. Я не хотела вас расстроить.
- Нет, просто… Все эти счастливые семьи…А то, как я чувствую себя в семейном доме Джареда…
«Рядом с вестибюлем есть туалет, где ты сможешь побыть несколько минут одна. Это безопасное место, если такое там вообще можно найти. Кабинки обложены кафелем от пола практически до потолка, и в них большие двери. Зона отдыха, где собираются люди в свободное время, находится на подвальном этаже, поэтому туалет на первом практически не используется, за исключением того времени, когда проводится служба».
Тесса выдавила из глаз слезинку.
- Если вы не возражаете… могу я воспользоваться туалетом?
- Конечно, конечно. Он – вон там, женский – с левой стороны.
Голос Рут был нежным и полным сочувствия.
- Я подожду вас тут. Не спешите.
Уборная была довольно большой и ярко освещенной, в ней было шесть кабинок и три раковины. И она была исключительно аккуратной, впрочем, как и все виденное ей в Резиденции, казалось, что в ней буквально секунду назад провели уборку. Тесса быстро огляделась, а затем потратила немного времени, чтобы запереться в кабинке, которая была дальше всех от входа.
Информация Холлис была верна – эти кабинки были устроены таким образом, что людям предоставлялось больше уединенности, нежели обычно можно найти в уборных в общественных местах. На самом деле, Тесса даже почувствовала легкий приступ клаустрофобии в кабинке, поэтому сделала глубокий вдох, подойдя к туалету и сев на его крышку.
Соберись. Сосредоточься.
Она остерегалась полностью открываться в месте, где чувствовала такую тревогу, где ее преследовало ощущение того, что она в ловушке. Тесса была абсолютно уверена, что сейчас она не может похвастаться такой роскошью, как самоконтроль. Закрыв глаза и сконцентрировавшись, она приложила все силы, чтобы все же не опустить щиты полностью.
Боль.
Она пришла незамедлительно и была невероятно интенсивной, нестерпимым огнем пробежала по нервным окончаниям, взорвалась в голове и Тессе потребовались все силы, чтобы не закричать. Ее руки уперлись в кафельную стену напротив, и она инстинктивно собрала все силы, или попыталась сделать это, сопротивляясь холодному кафелю, острой, пульсирующей боли и невероятно сильному присутствию, которое она немедленно ощутила.
Я вижу тебя.

* * * *

Ему с рождения было дано тройное имя, которое звучало так по библейски, и так хорошо служило ему – Адам Дьякон Сэмюель. Это была насмешка его матери.
Быть внебрачным ребенком шлюхи – в этом точно не было ничего библейского.
Сэмюель нахмурился и поменял положение на стуле, продолжая сидеть с закрытыми глазами. Ежедневная медитация в это время было его традицией, и каждый день Бог проверял Сэмюеля в начале ритуала, заставляя вспоминать, откуда он пришел и кем он когда-то был.
Это было… трудно. Но, не проделав этот путь через воспоминания, он не мог обрести ни облегчения, ни покоя.
Первые несколько лет были смутными; к тому времени, как он достаточно вырос, чтобы задать матери вопрос: «почему она просто не сделала аборт», он уже и сам знал ответ.
Она позаботилась, чтобы он узнал его.
Он сомневался, что большинство клиентов когда-либо замечали обычно немытого и часто голодного мальчика, свернувшегося в углу той же убогой комнаты в отеле, который смотрел за ними. И уж тем более их это не заботило. Его глаза были широко открыты и внимательно наблюдали за сексом, который всегда был быстрым и вороватым, и очень часто жестоким.
Она научила его курить сигареты, и «травку», еще до того, как ему исполнилось четыре года, прижигая его тело тлеющими окурками до тех пор, пока он не смог затянуться без кашля. К шести годам она научила его красть, к семи – защищаться с помощью ножа, хотя она всегда могла отобрать у него оружие в те редкие случаи, когда он набирался мужества, чтобы попытаться защититься от нее.
- Тупой маленький выродок. Я могла бы позволить им выскрести тебя из моего живота, когда узнала, что его семя пустило корни. Но это не означает, что я не могу сейчас выскрести тебя из моей жизни. Понял, Сэмми? Или мне лучше показать, что я могу сделать с тобой?
Отвечал он или нет – это не имело значения, потому что она всегда «показывала» ему. Иногда она запирала его в шкафу на день или больше. Иногда била его. А иногда она… играла с ним. Как кошка с мышкой - калеча и мучая свою жертву до тех пор, пока жалкое маленькое создание не оставит свои попытки убежать, и будет безмолвно ждать, когда наступит конец.
Он считал, что ничего не может со всем этим поделать, и терпел свою участь в стоическом молчании до тех пор, пока она не начала приводить клиентов с… особыми предпочтениями.
Она развлекалась, глядя, как они используют Сэмюеля. И, кроме того, это приносило деньги. Она могла требовать высокую цену за его невинность. Ко всему прочему… он все еще был маленьким. Молодым. «Совсем, как девственница», - говорила она им. Она очень хорошо научилась находить тех мужчин, которые наслаждались, используя ее сына, не важно насколько много человек до них уже использовало его.
Сэмюель сжал подлокотники своего кресла и заставил себя дышать ровно и глубоко.
Воспоминания.
Просто воспоминания.
Больше они не могут причинить ему боль.
Кроме той, конечно же, которая уже была в нем. Всегда. Но с течением времени, эта боль становилась все меньше и меньше. Это как будто держать горящий уголек в голове, в душе, и время от времени дуть на него, и чувствовать, как пласты его души ожесточаются. Становятся нечувствительными.
Это – хорошо.
Тогда он не мог делать это. Только не в начале. Совсем не мог остановить боль, ни каким способом. Не мог остановить мать, которая мучила его, или ее клиентов, которые делали с ним еще более чудовищные вещи.
Сейчас, оглядываясь назад, в свете чистой уверенности данной от Бога, он понял, что на самом деле происходило с ним. Он понял, что Бог проверял его. И проверяет сейчас. Он понял – те ранние годы начали ковать сталь для священного божественного меча.
Тогда он не рассматривал те жалкие, темные, сырые комнаты в мотелях, как суровое испытание. И не считал, что безликие мужчины, жестокие и безжалостные, были помазаны Богом на разрушение благородного сплава, которым он являлся, чтобы создать из этого что-то лучшее.
Но сейчас он видел. Он понимал.
Первый удар по тому, кем и чем он был, в котором он принимал участие, был нанесен в одной из тех жалких комнат, поздней ночью, когда на улице было холодно и ветрено. Может быть, была зима. Или может, это просто был один городов, в котором всегда холодно, на длинном, извилистом, жизненном пути его матери. Он не мог вспомнить.
Он лишь помнил, как слегка удивился, что она вообще смогла найти клиента в такую ночь, а тем более такого, который искал мальчика. Но его молчаливая покорность превратилась в дрожь ужаса, когда огромная фигура мужчины заполнила дверной проем, и ему практически пришлось повернуться боком, чтобы пройти в комнату.
Сэмюель запомнил лишь несколько деталей из следующих нескольких часов, но он хорошо запомнил широкое, с крупными чертами лицо, на котором яростно горели маленькие глаза. И отлично помнил веселье матери, ее поощрительный смех, когда клиент держал Сэмюеля своей гигантской лапой и буквально сдирал с мальчика поношенную, слишком маленькую одежду.
Он мог слышать ее смех даже сейчас, он эхом отдавалось в его голове. Слышать хриплые стоны садистского удовольствия, которые издавал мужчина. И он мог чувствовать, как ломается, разрывается его тело, мог чувствовать теплую кровь и раскаленное добела пламя чистой муки, которая с треском отдавалась в каждом нервном окончании его маленького тела.
И потом… ничего.
Темнота непохожая на то, что он когда-либо знал или мог вообразить, окружила его, погрузила в теплоту. Он чувствовал силу. Чувствовал спокойствие. Чувствовал заботу. И безопасность.
Сэмюель не представлял, как долго это длилось, хотя предполагал, что, по меньшей мере, прошло несколько часов, судя по обнаруженному им после своего пробуждения.
Когда он проснулся, в комнате было тепло, что удивило его, потому что в мотелях, которые обычно снимала его мать, никогда не работало отопление и кондиционер, и эта лачуга явно не была исключением.
Да и сам он был теплым, и должно быть каким-то образом он осмелился сходить в грязную, заплесневелую ванную, потому что был чист и одет. Он даже не чувствовал боли, что сильно удивило его так как он ощущал ее всегда, и мужчина был таким большим. И тут Сэмюель увидел его. Клиент. Он был пришпилен к стене, как гигантская, уродливая бабочка в чьей-то коллекции. Он был покрыт кровью. Было очень много крови. И он выглядел удивленным.
Нож, который всегда носила его мать, по рукоятку был воткнут в его левое запястье, а нож, который несколько месяцев назад украл сам Сэмюель, пригвоздил правое.
Огромное тело мужчины поддерживалось лишь толстым куском дерева, который торчал из самого центра груди и очевидно был вбит в стену за телом. «Это ножка от стола», - понял Сэмюель. От шаткого, старого стола, который стоял возле двери.
Он немного повернул голову и увидел, что столешница лежит на полу. И все четыре ножки неизвестно где.
В комнате было очень тихо, за исключением его собственного громкого дыхания.
Сэмюель медленно повернулся и посмотрел на стену напротив той, где висел мужчина, и увидел свою мать. Как и он, она висела на стене, раскинув руки и ноги, и была так же пришпилена.
Она тоже выглядела удивленной.
Одна из ножек стола аккуратно расколотая посередине прикрепила ее запястья к стене. А половинки другой ножки пригвоздили к стене ее ноги, чуть выше лодыжек.
Четвертая и последняя ножка – целая – была вбита в ее тело между грудями, и была погружена так глубоко, что было видно всего несколько дюймов, но их было достаточно, чтобы понять, что это такое.
Выглядело так, будто она потеряла много крови, на отходящих обоях за ее запястьями и ногами были крупные алые пятна, и короткая юбка, которую она носила, больше не была светло-розовой.
Сэмюель смотрел на нее очень долго. Он подумал, что возможно должен что-то чувствовать – хотя бы облегчение, но он ощущал лишь какую-то равнодушную любознательность.
Должно быть, понадобилась огромная сила, подумал он, чтобы прибить огромного мужчину к стене. И он знал свою мать, знал, как яростно она стала бы защищаться. Поэтому, чтобы сделать с ней это понадобился кто-то сильный.
Кто-то действительно сильный.
Он понял, что ее глаза открыты.
Открыты и полностью белые. В них совсем не было цвета.
Посмотрев на мужчину, он увидел то же самое.
Странно.
Он все еще ничего не чувствовал и долгое время просто сидел там и смотрел то на одно мертвое тело, то на другое. Наконец он встал и вытащил из шкафа старую сумку матери. Так как они никогда не распаковывали вещи, та немногочисленная одежда, которая была у него и все ее вещи были по-прежнему в сумке. Он вытряхнул содержимое на кровать, затем выбрал свои вещи и положил их обратно.
В ванной комнате он собрал скудные запасы старых полотенец и крошечных кусочков мыла, запечатанных в целлофановую обертку, и тоже положил их в сумку. На полу он нашел штаны мужчины и опустошил карманы, найдя большой складной нож, несколько монет, пару измятых квитанций и кошелек. В кошельке было несколько кредитных карт и на удивление толстая пачка наличных.
Сэмюель ни разу не ходил в школу дольше недели, но когда дело касалось денег, он мог считать очень хорошо.
Двадцать семь сотен.
Это была удача. Их было достаточно.
Он положил деньги и нож в сумку, затем добавил к ним гораздо меньшую сумму, найденную в тайнике матери. Меньше двухсот долларов.
Он положил последнюю сигарету в сумку, взял зажигалку и смотрел на нее в течение минуты, а затем отложил ее и застегнул сумку. Она была такой тяжелой, несмотря на то, что в ней лежало так мало вещей, но он был сильным для своего возраста и легко поднял ее. Затем подобрал зажигалку матери и пошел к двери, и только там обернулся, чтобы посмотреть на тела.
Позднее он задавался вопросом, что же произошло с их глазами, потому что они действительно были странными. Очень странными.
Но тогда он не обратил на это особого внимания – жизнь научила его, что если ответ – не очевиден, тогда, возможно, лучше оставить все как есть.
Зажигалка была такая, которую нельзя просто выбросить – с открывающейся крышкой и колесиком, которое крутилось и высекало огонь. Он открыл крышку и большим пальцем крутанул колесико и в течение минуты просто наблюдал за маленьким пламенем. Затем он бросил зажигалку, которая приземлилась на пол рядом с кроватью, где лежало скомканное, уродливое покрывало.
Оно загорелось сразу же.
Адам Дьякон Сэмюель закрыл дверь и покинул комнату. Он повернул направо, потому что это направление показалось ему ничем не хуже любого другого, и начал идти. Он ни разу не обернулся, чтобы посмотреть на горящее здание.
Ему было десять лет.

* * * *

Тесса дышала с трудом.
Боль. Ужасная, сильная боль, которая была не только физической, но и эмоциональной. Боль, которая волнами накатывала на нее, и каждая новая волна была куда сильней предыдущей.
И мрак. Мрак настолько темный, что был за пределами понимания, настолько темный, что поглощал весь свет и жадно тянулся к жизни. Тянулся… цеплялся…
Она могла слышать, как пытается вдохнуть, слышать свое отрывистое дыхание, но все остальные чувства были направлены внутрь на борьбу с болью, на попытки притупить ее.
Боль…
Приглушить ее.
Боль…
Отклонить ее.
Боль…
Она пыталась осторожно пробраться сквозь ужасную тьму, стать выше нее.
Очень долгое время, которое казалось вечностью, она думала, что это невозможно, пока, наконец, не начала ощущать другие вещи, кроме постоянной нестерпимой боли.
Чувства. Эмоции. Обрывки мыслей.
…бедняжка…
…надо убраться отсюда…
…должно ли быть так хорошо?
…необходимо убраться отсюда…
…радость… огромная радость…
…почему он убил их?
…этого не произойдет…
…почему их?
…надо вывезти Лекси отсюда…
…это не может произойти…
…если это и есть рай…
…убежать…
…он забирает…
…забирает…
Я голоден.
Ее глаза резко открылись, и Тесса пристально уставилась на дверь кабинки. Это последнее отчетливое высказывание, вспышка во тьме, разъедающая своим глухим отчаянием, эхом отдавалось в ее голове. На один или два удара сердца, она ощутила настолько сильную пустоту, которая практически была за пределами ее понимания.
А потом ощущение ушло. Ушли все другие эмоции. Ушли частички и обрывки мыслей. Ушла всепоглощающая боль.
Она снова была надежно защищена, вновь подняла свои щиты.
Тесса сделала вдох и почувствовала, как ее руки скользят вниз по холодному кафелю, ощутила в них боль, и это говорило ей, что она в буквальном смысле отталкивалась от стен ловушки, которую чувствовала в своей голове.
Я вижу тебя.
Тесса старалась изо всех сил, но не могла решить, было это отчетливое высказывание, которое рождало на удивление сильное ощущение присутствия, положительным или негативным. Она подумала, что это был не тот «голос», который говорил о голоде, потому как тот голос действительно исходил из мрака.
Я вижу тебя.
Кто видел ее? Кто был способен дотянуться до нее подобным образом? Способен добраться до ее разума, несмотря на защиту, и доставить это простое, отчетливое послание?
Она нетвердо встала на ноги, и автоматически спустила воду до того, как покинуть кабинку. Она подошла к одной из трех раковин и посмотрела на свое отражение в зеркале, только тогда осознав, что ее щеки мокрые от слез, а глаза покраснели.
«Это может выглядеть как горе», - предположила она.
Но струйка крови из одной ноздри так не выглядела.
Тесса оторвала кусок бумажного полотенца и вытерла кровь, только сейчас осознав, что ее голова раскалывается от боли, и она напугана до смерти. И ни одну из этих вещей она не испытывала прежде используя свои способности.
Послужили ли причиной ее собственные усилия, которые сделали ее уязвимой перед причиняющей вред энергией этого места? Может ли все быть так просто, так, относительно безопасно?
Или это была специфическая атака, нацеленная на нее?
Она не знала.
Но обе возможности были пугающими.
Удостоверившись, что кровотечение остановилось, она сбрызнула лицо водой, затем вытерла его бумажным полотенцем, при этом, задаваясь вопросом – как же долго она здесь пробыла. Определенно не так долго, как ей показалось, иначе Рут уже постучалась бы в дверь.
В тот же момент она услышала легкий стук.
Тесса кинула еще один взгляд на свое отражение, расправила плечи, а затем открыла дверь уборной.
- Простите… Я не думала, что проведу здесь так много времени.
- О, не стоит, детка, не нужно извиняться.
Жесткое выражение лица Рут смягчилось, и она протянула руку, чтобы погладить Тессу по плечу.
- Это мне стоит извиняться, что расстроила вас.
- Это не вы, честное слово. Просто… Я просто на несколько минут почувствовала себя разбитой. Такое иногда случается.
- Но все реже и реже. Я знаю, детка, я сама вдова.
- Тогда вы понимаете.
Она выдавила улыбку, размышляя над тем, станет ли когда-нибудь легче притворяться тем, кем ты не являешься.
- Конечно, я понимаю. Любой человек здесь понимает, поверьте мне. Мы все столкнулись с потерей какого-либо рода. Скорбь. Боль. И все мы обрели утешение здесь.
Поскольку женщина направилась к выходу, Тесса тоже вышла из уборной и присоединилась к Рут в вестибюле. Тесса собиралась сказать что-нибудь вроде того, что она все еще не уверена. Ведь она знала, что на нее посмотрят с подозрением, если она уступит слишком внезапно. Но внезапно увидела трех человек, которые появились из церкви. Они приостановились возле главных дверей, а затем двинулись по направлению к ним.
- О, дорогая, - тихо пробормотала Рут.
Очевидно, что одним полицейским была молодая женщина, едва закончившая академию. Она носила свою свежую униформу с явной гордостью. Мужчина, стоящий справа от нее, так же, судя по всему, был полицейским, хотя на нем и не было формы. Он был, по меньшей мере, на десять лет старше молодой женщины. На нем были повседневные темные брюки и кожаная куртка, которая была накинута на рубашку с расстегнутым воротником. Никакого галстука. На самом деле его рубашка выглядела слегка измятой.
Он сам выглядел немного помято.
Его массивный подбородок был покрыт небольшой щетиной, которую вероятно необходимо было сбривать чаще, чем один раз в день. Его темные волосы выглядели так, будто пальцы или ветер взъерошили их буквально только что. Но не было ничего беспорядочного или беззаботного в пристальном взгляде темных глаз.
О, да. Определенно коп.
Тесса посмотрела на третьего человека – высокого, широкоплечего мужчину, у которого было самое бесстрастное и красивое лицо, виденное ею в жизни. У него были густые светлые волосы и светло-голубые глаза, и хотя его лицо не выражало никаких эмоций, и на нем не было той радостной, жуткой улыбки, которую она видела практически у всех здесь, он, несомненно, был одним из них.
Тесса с усилием отвела взгляд от лица с грубыми, жесткими чертами.
- Здравствуйте, миссис Грей, - поприветствовал ее мужчина-полицейский. Он, возможно, хотел, чтобы его слова прозвучали вежливо, но природа наделила его грубым, немного хриплым голосом, который слегка громыхал, и из-за этого его речь казалась немного резкой.
- Простите, - заговорила она, - мы встречались?
- Не официально. Я – глава полицейского управления Кавено. Сойер Кавено. Я знал вашего мужа.
О, отлично. Это просто отлично. Поскольку я никогда не встречала этого мужчину.
_______________________________________________________________________
1. Норманн Роквелл - художник, иллюстратор. Автор множества реалистических картин из жизни маленького американского городка.
2. Имеется в виду фильм/книга «Стэпфордские жены», в котором мужчины превращали своих жен в идеальных роботов.
_________________

Спасибо большое за перевод новой главы!!!
_________________

Девочки, kira in love, Калиола, вы наверно работаете на батарейках энерджайзер - не успел оглянутся, а глава уже готова! СПАСИБОЧКИ ВАМ огромное за такую оперативность и дальнейших удач с переводом!
_________________

Кира, Калиопа - спасибо за перевод! Я сейчас немного освобожусь и почитаю!
_________________

Спасибо!
_________________

Кира, Калиола. Девочки спасибо за очередную главу. Утащила к себе на склад.

Огромное спасибо за продолжение перевода!
_________________