В то лето тысяча девятьсот тридцать восьмого года Альме Терессио едва исполнилось семнадцать лет. Свежесть расцветающей девичьей красоты вкупе с еще не утраченной ломкостью движений превращали ее в создание столь притягательное, что Терессио не посчитал лишним приставить к дочери человека на время крестин племянника. Пока жена кузена была занята тем, что проверяла, все ли ладно и не нужно ли чего за столом, Альма еще могла насладиться утекающим сквозь пальцы временем, когда ничто ее не обременяло. Ничто, кроме того, что она всегда оставалась дочерью дона Терессио. Но в тот день Альма бежала через лужайку за смеющимся малышом Джанно и старательно делала вид, что никак не может догнать мальчика, который еще только учился ходить.
Френк прибыл с людьми дона. После выезда к должнику в ночь немного рубило, но держался он нормально, из виду никого не выпускал. Дружеские, по-итальянски крепкие объятия дяди и дона Терессио.
– Франческо, мальчик мой, – ладонь Терессио ложится ему на щеку в отеческом жесте. Френк отвечает, как должно, белозубой улыбкой. Мир у них, чтоб его. Каждые пять лет. Как кровью умоются, так сразу мир. Старшего сына Корелли qualificato расстрелял как раз три года назад. Сколько до нового передела, легче не задумываться. Френк отошел пожать руки парням из других семей. Закурил, хоть и зря: не ел ничего с утра. Взгляд из-под косматых бровей останавливался поочередно то на молодом Пауло, который со дня на день займет место дона семьи; то на поджаром, непредсказуемом Дрэго. Сощурившись, Френк покрутил вторую свернутую папиросу в пальцах. Движение он заметил вовремя, внутри ничто не крикнуло об опасности, потому просто ушел в сторону. Но увидев, что карапуз, решивший его сбить, сам заваливается на бок, Френк все же подхватил пацана и оглянулся в поисках его нерасторопной мамаши. – Scusi, signor, – прошептала подбежавшая к ним девушка, вскинув на него свои темные глаза, и Френк замер так и не выпустив из рук пацана, которого держал под мышкой, обхватив поперек туловища. – Простите нас, – повторила она снова, протягивая к ребенку руки. Слишком молода, чтобы быть пацану матерью. Хотя кто его знает, девчонок отдают рано.
– Сеньор? Почему он не отдает ей ребенка, а все только смотрит на нее, будто остолбенел. На то, как ее губы подрагивают от еще не унявшегося смеха, на то, как в глазах появляется удивление.
– У вас прекрасный малыш. Простите, сеньора, – заставив себя опомниться, Френк поднес кулак к губам, прочистить горло. Кивнув, Альма прижала малыша к себе и спешно отошла, так и не сказав, что ребенок не ее. Надо же было так столкнуться с мужчиной из чужой семьи. Отец или кто-то из людей его, наверняка, заметили. В сердцах Альма даже притопнула ногой, но вовремя одернула себя, малышу на руках передалась ее тревога, и он тоже завозился и начал волноваться.
– Все хорошо, Джанно, маленький мой, все хорошо. Френк смотрел на то, как она прижимает к себе ребенка и впервые в жизни сильно, до непонимания и отвращения к себе, завидовал тому мужчине, чьего ребенка так любовно утешает эта маленькая женщина.
Они столкнулись еще раз. Уже на дне рождения отца того малыша, чьи крестины праздновали летом. Альма была одета откровеннее и отчаянно краснела, хотя и старалась держаться спокойно. За ее спиной или по близости маячили уже двое. По всему было видно, что и то, и другое к тому, что скоро быть выданной дочери Терессио замуж, и дон присмотрел ей достойную его игры партию. Френк уже знал, что ошибся, что девочка не жена никому и вовсе не мать того малыша. Только знание это ничуть не помогло ему, напротив, разожгло затихший было пожар. Он следил за ней столь неотрывно, что заставлял себя отводить взгляд каждый раз, когда ловил себя на этом. Она дочь Терессио. Он только начальник отряда при дяде. Даже если все будет хорошо, и он сможет подняться, едва ли Терессио решит породниться с Корелли. Помоги им Бог, о чем он только думает! Френк вышел в закуток за кухней, покурить у решеток на улицу. Когда за спиной его раздались тихие неуверенные шаги, он подумал, что ослышался или сходит с ума. Она стояла там перед ним, белое, расшитое бисером платье слабо переливалось в свете огней с улицы. Альма не сказала ничего, хотя и раскрыла губы, будто хотела, силилась что-то сказать. Френк опомнился только, когда догоревшая сигарета обожгла ему пальцы и чертыхнулся. Ее давно уже не было, она убежала.
Их третью, настоящую встречу они решили подстроить оба, не сговариваясь. Тем более страшно было понять, что его девочка, его отчаянная маленькая девочка решается на такое. Френк понимал, что должен остановиться, должен остановить ее. Но не мог, не хотел. Мысли о ней сжигали его, и этого уже было не изменить. Либо это сгубит его, либо Альма будет с ним. Главное, чтобы его девочка не пострадала от гнева отца раньше срока. Потому им нужно было договориться. Быть уверенным, что она понимает, что другого пути у них нет, и что для нее, Альмы, это все всерьез. Френк ждал свою девочку на квартире ее подруги. От гнева Терессио не ушли бы все сговорившиеся. Но любовь и молодость так кружат головы. Столько в нас отчаянной храбрости, когда сердце стучит так, что закладывает горло. Потому Френк дождался, когда люди Терессио проверят квартиру Джионы, и перебрался через смежный балкон квартиры соседей.
Она надела красное. Его маленькая девочка решила свести его с ума. Красная легкая ткань льнула к округлой линии бедер, с каждым ее шагом Френк дышал все тяжелее, сжав зубы, чтобы дыхание не вырвалось с хрипом. Медленно поднимая взгляд от развилки ее бедер, где собиралась ткань, пока Альма шла к нему через столь малое разделявшее их пространство комнаты. Коснуться ладонью талии, поднять взгляд от ее груди, едва прикрытой этим проклятым красным – к ее лицу.
– Что ты делаешь, что же ты, девочка, делаешь?
Френку было велено убрать одного из капо. С конфирмацией работа, пусть и сделанная чисто, требовала его отъезда на Сицилию. Хотя бы на время. Предупредить ее он не мог. Видеться с ней не должен был. И все же вырвался, вопреки тому, что рисковал, и прежде всего, своими людьми на прикрытии. Вырвался к Альме на те безумные последние часы, что они были вместе, чтобы одеть на нее нитку жемчуга. Провести ладонью от шеи к груди, где тяжелые белые капли легли на ее смуглую кожу. Почти благоговейно коснуться ее щеки и, рванув на себя, целовать, крепко вжав в свое тело, чтобы увериться, что никогда, никогда он ее не потеряет. В той темноте, окружившей двоих, никто из них не знал, как много еще выпадет на их долю. Френк не знал, что ошибка и уверенность в предательстве вырвут ее из его объятий на долгие десять лет. Альма не могла знать, что будет рассказывать сказку маленькому мальчику с такими же пронзительными, как у обнимающего ее мужчины, глазами. Он не спит, не отмеряно ему времени, чтобы заснуть рядом с ней спокойно. Он слушает ее голос, спрятав голову у своей девочки на груди, и его загрубевшие пальцы обводят ее нежный сосок. Тихий голос женщины в темноте:
– В Ниольских горах, где так редко выпадают дожди, где от жары камни рассыпаются в песок...*
*Дары феи Кренского озера, итальянская сказка |