Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Сложив ладони между коленей в ожидании заказа, я верчу головой по сторонам, даже не желая скрывать улыбку. От очередного комплимента Макса снова скромно опуская глаза. Я не приучена к комплиментам, считая себя абсолютно обычной, даже в чем-то невзрачной, и мне было приятно слышать, что мистер Джейсон считает меня красивой, хотя понимаю, что это всего лишь вежливость.
- Здесь очень уютно. Вы часто тут бываете? – я задаю обычный вопрос, чтобы наполнить вечер разговорами.
- Давно не был. Было много работы. Всё ещё жалею, что не попал на концерт U2 в ноябре 15-ого...
- Вы любите U2?
- Все любят старых рокеров.
Трудно удержать смех, когда слышу, что он начинает напевать их песню.
- Мне кажется вы фальшивите, - продолжаю смеяться, и ставлю локти на стол, опуская голову на переплетенные пальцы рук. Но когда замечаю оскорбленное выражение на лице Макса, уже хочу извиниться, но смех в его взгляде, снова заставляет улыбнуться.
Спустя несколько минут до этого пустой стол оказывается заставленным тарелками.
- Ого, - удивленно произношу и чувствую, как рот наполняется слюной при виде хрустящей корочки на курице. – Вы думаете, мы всё это съедим?
Я с подозрением перевожу взгляд на Макса, наблюдая как он ловко разделывает курицу и опускает сочный кусок на мою тарелку. Непроизвольно облизываю губы и сглатываю слюну.
- До сего момента, я даже не понимала, насколько голодна.
Двумя пальцами я беру палочку картофеля фри и опускаю в соус прежде чем поднести ко рту. От наслаждения даже прикрываю глаза, не сумев скрыть стон удовольствия.
- Боже, это самое вкусное, что я ела за последнее время.
- Бросьте, док, только не говорите, что вы из неженок, которые едят капустный салат и запивают его водой без газа.
- Вообще-то нет, но… - прищурившись, а отправляю вторую палочку картофеля в рот, поучительным тоном произношу, - вы же не хотите, чтобы я сейчас прочитала лекцию на тему здоровой пищи?
Макс улыбается и накалывает кусок картошки на вилку.
- Словно и не улетал со Штатов. Захочешь отпуск за океан на один вечер, достаточно прийти сюда.
Я улыбаюсь Максу в ответ, и показываю пальцем на его лицо:
- У вас кетчуп на подбородке, - и на всякий случай, вытираю свои губы салфеткой.
Он кивает, берет салфетку и пробует вытереть красную капельку.
- Всё?
Отрицательно качаю головой, и прежде чем подумать, что делаю, сама беру салфетку в руку:
- Позволите? – немного наклоняюсь в сторону Макса и аккуратно стираю кетчуп с лица. – Ну, вот, операция прошла успешно, почти как новый.
Встречаюсь взглядом с его темными глазами на мгновение и опускаю голову. Макс почувствовав мою неловкость переводит тему и просит рассказать о моей работе – единственная тема, о которой я готова говорить часами и в которой чувствую себя уверенной. Я сразу ухватываюсь за предоставленную возможность, рассказываю о своем первом пациенте, и тех людях, которых мне удалось спасти, о поздравительных открытках, которые я получаю от благодарных родственников и пациентов.
- Я очень люблю свою работу. У каждого в жизни есть свое призвание, но не каждому удается его найти. Мне это счастье выпало, - киваю и вытираю жирные после курицы пальцы о салфетку, допиваю колу. – А вам? Вы нашли свое призвание?
Когда на столе оказываются пончики и горячий шоколад я обессилено откидываюсь на спинку стула и складываю руки на животе.
- Мистер Джейсон, признайтесь, это ваша месть, за то, что я обыграла вас в боулинг? - сдерживаю смех и киваю подбородком на десерт, - и вы решили применить ко мне гастрономическое оружие?
Когда ужин подходит к концу и последняя тарелка оказывается убранной с белой скатерти, мистер Джейсон смотрит на часы. Я понимающе улыбаюсь и киваю, убирая салфетку с колен. Он говорит, о моей машине и я хмурюсь, значит завтра вечером придется ехать в клинику на метро. Мне было жаль, что вечер завершается, и я повязываю вокруг шеи длинный шарф, прижимая им длинные волосы и застегиваю пальто.
- Составите мне компанию, Кендалл?
Вопрос раздаётся неожиданно, и мои пальцы замирают на нижней пуговке пальто. Я несколько долгих минут смотрю на Макса и киваю - не спрашиваю куда. Это было так легко доверять ему. В Максе чувствовалась осязаемая надежность, в которую хотелось запустить руки и снова, и снова, ощущать эту защиту и просто доверять.

Машина выруливает со стоянки и нашему с Максом молчанию подыгрывает льющаяся музыка из приемника.
- Искать классную музыку обязанность штурмана, док.
- А если я не найду рок, - забираю пульт из пальцев Макса, - какая подойдет?
- А что любите вы? – спрашивает Макс, быстрым взглядом посмотрев в мою сторону и переводит глаза на дорогу.
Я задумываюсь, бездумно щелкаю по кнопкам пульта.
- Я всеядна, - пожимаю плечами и морщу нос, - у меня нет предпочтений. Хотя… я, наверное, мало вас удивлю если скажу, что люблю лиричную музыку. Мне нравится Селин Дион, Уитни Хьюстон, та, что в фильме «Телохранитель» помните? На вопросительный взгляд Макса, я пытаюсь напеть:
- Ай уонна ран ту ю, уху. Ай уонна ран ту ю, уху-у, - я смотрю на Макса и вижу, как его губы подрагивают в беззвучном смехе. – Я не очень хорошо пою, - признаюсь и опускаю голову, скрывая смех в толстом шарфе.
- Нет, что вы, - пытается разубедить Макс, и я улыбаюсь, прищурив глаза смотрю на мистера Джейсона, - но лучше этого больше не делайте, да.
В салоне автомобиля раздается смех под «Остальное не важно» группы Metallica.
- Оо, давайте остановимся, - я показываю рукой в сторону набережной, из которой открывается вид на колесе, сияющее огнями. – Вас это не очень затруднит?
Макс кивает, и машина тормозит у обочины.
Засовываю руки поглубже в карманы и прячу подбородок в тепло шарфа. На набережной холод ощущается острее и ветер продувает сквозь шерсть пальто, но я с восторгом смотрю по сторонам на невероятно красивый Лондон, на Темзу.
- Мне кажется нет ничего прекраснее этого, - поёжившись от холода, киваю в сторону знаменитого лондонского колеса, подсвеченного синими огнями. – Ни разу не была здесь ночью. Спасибо за эту возможность.
Украдкой смотрю на Макса и радуюсь морозу, на который можно списать румянец на щеках.

Мистер Джейсон, я знаю, что обещала пост в понедельник, но к сожалению, не получилось. До конца недели, я обязательно исправлюсь. Простите меня. пожалуйста.

Может, пока ждете, выпьете со мной кофе?

Зима в Лондоне не сравнится с колючей и ветреной зимой в Чикаго. В это время суток на улице почти никого не бывает. Погода не располагает к прогулкам, тем более к созерцанию и восхищению красоты ночного города. Но для меня это был скорее плюс: вокруг тишина и слышится завывание ветра.
Проявление вежливости Макса, я принимаю за заботу, ведь каждый хочет видеть, то, что именно он хочет видеть. Я ощущаю на своих руках тепло его перчаток, согретых до этого в его кармане. Улыбаюсь мужчине мягкой улыбкой и прячу лицо за длинными волосами, которые путает ветер. Он убирает выбившуюся от ветра прядь моих волос за ухо, кажущимся таким простым жест, привносит целую бурю эмоций, заставляя снова по-новому взглянуть в сторону мужчины.
В чертах его лица не было мягких линий. Он совсем не был похож на человека, который часто и откровенно смеется. Или вообще смеётся когда-нибудь. И воспоминание о том, что рядом со мной на его лице появлялась улыбка и изредка, но был слышен смех, разливается теплом внутри.
Я чувствую, как он становится за моей спиной, будто защищая от непогоды. Вначале напрягаюсь, и вытягиваюсь словно струна. В пол оборота смотрю на лицо мистера Джейсона, но с каждой минуты напряжение отпускает. Замечаю, как его ладони ложатся на перила рядом с моими, одетыми в его перчатки и непроизвольно я отклоняюсь назад, касаясь спиной его груди, чтобы он услышал.
- Вам, наверное, холодно, - заботливым жестом я укрываю его ладони своими, одетыми в его большие перчатки.
Замечание о том, что я замерзла, подтверждаю кивком головы и ярким от мороза румянцем на щеках.
-Да, вернемся сюда, когда потеплеет, - со смехом произношу и иду вслед за Максом к машине.

Автомобиль петляет по ночному Лондону. В тепле салона, я снимаю перчатки и машинально убираю их к себе в карман. Продолжаю с видом ди-джея переключать каналы на радио, стараясь найти музыку, что придется по душе Максу – некая благодарность за сегодняшний вечер. Но радио отказывается выдавать мне композиции, потчуя лишь поп-музыкой или новостями, забитыми рекламой. Решив не создавать какофонию, включила первое попавшуюся волну,на которой звучала старая песня и аккуратно положила пульт на приборную панель.
Мы проезжаем поворот, который ведет к моему дому, и Макс, не сбрасывая скорости едет дальше.
- Здесь было бы короче… - показываю на уже проехавший участок дороги, думая, что Макс не очень хорошо ориентируется в городе, и запетлял на пути к моему дому.
Я прислоняюсь лбом к стеклу машины, пытаясь в темноте подсвеченной уличными фонарями улиц, разглядеть направление.
- Вы везете меня не домой, - констатирую факт, и оборачиваюсь на Макса.
Замечаю ухмылку на его губах и прищуриваюсь.
- Куда мы едем? – не выдерживаю и задаю вопрос.
- Потерпите немного, - короткий ответ и через несколько минут машина останавливается.

Я оглядываюсь по сторонам, понимаю, что оказалась в совершенно незнакомом мне районе. Мужчина снова, как и на мосту берет меня за руку, и ведет к зданию.
- Вы решили заказать себе костюм? – я замечаю вывеску, и ничего не понимая, продолжаю смотреть на спину Макса, который ведет меня внутрь, за дверь, в здание. – Вы хотите, чтобы я помогла вам… Оо.
Я смотрю на пустые стены, и липкий страх ползёт по спине. Моя рука напрягается в ладони Макса, и я не много притормаживаю движение. Я понимаю, что ничего не знаю об этом мужчине, и иду с ним настолько послушно, что даже не могу найти объяснение этому своему не разумному поступку.
Что я о нем знаю? Я знаю, что он хмурится, и его взгляд становится жёстким, когда он смотрит вокруг, будто постоянно находится на стороже, в ожидании опасности. Но в его темных глазах появляется мягкость, а может мне так кажется, когда он смотрит в мою сторону. Он вежлив и обходителен. У него теплые перчатки и горячие руки, а в круге его рук я чувствовала себя в безопасности. Он слушает определённую музыку и предпочитает одиночество. У него черные, как грозовое небо глаза и улыбка, от которой что-то замирает внутри. Выявленные, а может где-то надуманные факты известные мне о Максе Джейсоне.
Что я о нем знала? Ничего.

Перед нами лестница вниз, темнота кругом и моя рука начинает слегка потеть, находясь во власти его сжимающей ладони. А может его обходительность – пыль в глаза? Свободной рукой я провожу по волосам, как делаю всегда, когда нервничаю, и понимаю, что никто не знает, куда я поехала и главное с кем.
- Жутко здесь, - нервный смешок сорвался с губ, - может мы уйдем?
Я снова притормаживаю движение, пытаясь остановиться сама и Макса.
Макс чувствует мое напряжение и внутреннюю борьбу, и словно отвечает на не заданный мною вопрос:
- Я обещаю, что вы в безопасности рядом со мной, док.
- Сказал удав кролику? - еще один смешок и впереди себя я увидела человека.
- Детектив! Вы как раз вовремя, у меня есть уютный столик для вас.
Я не вслушиваюсь, то что говорит мужчина Максу, а с удивленно разглядываю помещение, куда мы зашли и людей вокруг.
- Здесь классно и самые лучшие в мире коктейли. – произносит Макс с улыбкой.
- Мне кажется вы никогда не перестанете меня удивлять, - тихо говорю и легко сжимаю ладонь Макса, пока мы идем к столику. - Я не очень хорошо подумала о вас, - извиняюсь и поджимаю губы, - когда мы только вошли сюда. Испугалась.
- Вот этот столик, детектив, тут близко к сцене и для мисс шикарное кресло. По одному фирменному?

Макс помогает мне занять место за столиком и садится рядом. Мои движения несколько медлительны, потому как пытаюсь осознать услышанное. Обращение в адрес Макса «детектив» заставляет снова напрячься и внимательно посмотреть на мужчину.
Нахмурив брови, наблюдаю за тем, как Макс садится, вытягивает длинные нога под столом. Смотрю на его профиль, и немного смягчившиеся черты лица.
Сухой ладонью нервно провожу по волосам, вызывая в них статическое электричество.
- Он назвал вас детектив? – спрашиваю и показываю направлением головы на официанта.
Я стараюсь сохранить на губах улыбку, только плохо выходит.
Пальцами перебираю кисточку на сумочке. Максу не обязательно знать, чем вызвана моя антипатия к этой структуре. Но они посадили невинного человека в тюрьму. Они долго тянули, прежде чем спасти заложников, и от воспоминаний сильнее сжимаю кисточку в ладони, что ногти впиваются в кожу руки. Поднимаю глаза на мужчину в тот момент, когда он следит, как на нашем столике появляются странного вида напитки.
- Комплимент от шефа, - произносит официант и пододвигает мне десерт.
- Мне ещё ни разу не приносили такой…Такое, - усмехается Макс.
Понимаю, что слишком долго смотрю на мужчину, на почти незнакомца. Он может заметить озабоченность написанную на лице, то как нахмурились брови или опустились уголки губ. Но он же не может отвечать за всех. Я ведь даже не знаю о нем правды, а спросить теперь боюсь.
Смотрю на столько долго, что выхожу за рамки приличия. Поджимаю губы и опускаю взгляд на его рот, ловлю его улыбку, слышу смех и рассеяно улыбаюсь в ответ. Перевожу взгляд на столик, где уже стоял десерт.
- Оо, это точно можно есть? - пытаюсь вернуть то настроение, что было до прихода сюда. Перебрасываю длинные волосы на одно плечо, чтобы пряди не угодили в белую пену.
Беру маленькую ложечку, завернутую в салфетку, разворачиваю и подозрительно опускаю кончик ложки в пену.
- Вы часто здесь бываете? – глазами показываю вокруг и отправляю десерт в рот.
За сегодняшний день я получила впечатление больше, чем за всю свою жизнь, о чем не преминула сказать Максу.
- Бывает. Я отвезу завтра утром вас на работу, а вечером вы сможете вернуться уже сами.
Я удивленно вздёрнула бровь не сумев сдержать улыбку. Промокаю рот салфеткой после десерта и жестом второй руки показываю, что он не прав.
- Мое дежурство начинается завтра вечером, после восьми, - незаметно причмокиваю ртом, ощущая, что от сладости десерта все слиплось, - поэтому вам не стоит беспокоиться. Я смогу добраться на метро. Вам ведь тоже надо отдохнуть.
Я не хотела снова обременять Макса. Но желание вновь увидеть его борется с услышанным ранее.
- Очень сладко, - снова морщу нос после очередной ложки десерта, когда смотрю на Макса и запиваю коктейлем.
- Кстати, музыканты скоро напьются. Вы любите танцевать, док?
- Я даже не знаю, - немного рассеяно протянула, задумавшись. – Я немного неуверенно чувствую себя на танцполе. Не говорите только, что вы хотите потанцевать? - взволнованно спрашиваю.
Но мужчина уже поднимается со своего места, и встает напротив меня, протягивая руку в мою сторону. Его изогнутые брови и улыбка в глазах учащают сердцебиение.
- Сейчас? - я оглядываюсь по сторонам и шепчу, - но ведь почти никто не танцует?

Доброе утро! Мистер Джейсон, вас приятно ждать, всё хорошо.

Мистер Роджерс, поздравляю вас с днем рождения. Самого лучшего!

Невероятно красивая страничка с валентинками. Особенное спасибо тем, кто сделал их для меня. Вы не представляете, как они мне дороги.

И еще, спасибо, за тёплые слова о посте. Это очень мотивирует. Софи, вам отдельное спасибо за музыку, я не поблагодарила вас в прошлый раз, простите.

Когда появляюсь в зале, замечаю мистера Джейсона на сцене. Вовремя прийти не удалось и теперь жду, когда Макс займёт свое месте, чтобы перехватить.
- Мистер Джейсон, - окликаю, - Макс, я поздравляю вас с праздником. Чтобы вы меньше хмурились и чаще улыбались. Вам кстати очень идёт улыбка, - смущённо улыбаюсь и поправляю от волнения прическу. Почему-то именно сейчас хочется, чтобы он увидела меня красивой. - Пусть служба ваша будет плодотворной и ни один преступник не ускользнёт от вас. И чтобы было больше приятных вечеров.
- С праздником, Макс, - заглядываю в глаза ему и улыбаюсь.

Я переворачиваю сырники на сковороде, когда слышу стук в дверь. Выключив огонь на плите, откладываю лопаточку. По дороге снимаю фартук и приглаживаю растрепавшиеся волосы. Останавливаюсь в паре шагов от двери и спрашиваю кто за ней. Услышав ответ, открываю и удивленно смотрю на курьера. Я не ждала посылки, поэтому увидеть на пороге сейчас этого мужчину, было неожиданно.
- Доброе утро, - отвечаю ему, - вы ко мне?
- Доброго дня, прекрасная дама! Я, от лица всех мужчин МПиБ, спешу поздравить вас, дорогая Кендалл Мейтленд, с прекрасным женским днем. Вы прекрасная женщина, заслуживающая счастья. Мы хотим пожелать вам быть всегда радостной, не знать горечь и потерь, пусть ваши маленькие пациенты навечно останутся здоровы.
С каждым его словом улыбка становилась шире, а в душе становилось теплее. Я уже хочу взять предложенный букет, но курьер решает помочь, и сам вносит его в дом. Я благодарно киваю, все еще не в силах скрыть улыбку.
- Очень красиво, - я смотрю на букет и не удерживаюсь, наклоняюсь, чтобы втянуть аромат. – И как пахнут. Спасибо.
- От всех мужчин МПиБ с самыми лучшими пожеланиями.
Курьер протягивает конверт, и я осторожно беру его в руки.
- Можно?
Мужчина кивает, и я аккуратно открываю подарок. С замиранием сердца я смотрю видео: в каком-то моменте нахмурилась, на другом кадре - не в силах была сдержать слез, а в последнем засмеялась.
- Оно чудесное, - прижимаю пакет к груди. – Подарок. Он чудесный.
Я улыбаюсь курьеру и спрашиваю:
- Мне расписаться? – ставлю подпись на нижней строчке накладной.
Мужчина уже собирается уйти, но я останавливаю его.
- Подождите, - всё ещё прижимаю пакет к груди я побежала на кухню. Подарок положила на стол, а в контейнер, что достала с полки - несколько сырников.
- Это вам, - когда вернувшись к двери, протянула контейнер курьеру. На его отказ я стойко произнесла:
- Наша работа в чем-то похожа, уверена, у вас тоже мало времени, чтобы перекусить, - вкладываю ему в руки пластиковую коробку, - возьмите. Это вам. Спасибо за прекрасный день.

После его ухода, я отнесла цветы в гостиную, поставив их на самое видное место, и еще долго, несколько раз прокручивала видео, так и позабыв о завтраке.

Это был удивительный день. Спасибо мужчинам МПиБ за подарки, за ваши слова и пожелания, за эмоции, которые были пережиты и за нисходящую с лица улыбку.
Невероятная оранжерея – оранжерея редких цветков. Спасибо создателю за персональную картинку и авачку мне. Очень красиво.
Автору видео. Я не знаю, как вам выразить свою благодарность. Видео волшебное. Я унесла его к себе в анкету, надеюсь, вы не против? Спасибо вам за эти кадры, мечты и воспоминания. Спасибо.
С праздником, девушки!

И я совсем забыла. Мистер Фаррел, спасибо за ваши слова обо мне в газете. Меня всё очень тронуло. Спасибо, что видите меня такой.

Боже, как это было странно и здорово одновременно! Вначале я ощущала сильную скованность, ноги отказывались сгибаться в коленях, когда мы начали двигаться в танце. Я как оловянный солдатик переступаю из стороны в сторону не в силах справиться с волнением. Было сильно неловко, и я мечтала, чтобы это поскорее закончилось. Но рука Макса, что придерживала меня за талию, дарила уверенность. Мне хотелось, чтобы у меня получилось поймать ритм и дать почувствовать Максу удовольствие от танца. Пару раз нос ботинка Макса был испачкан подошвой моих сапог. Я виновато смотрю на мужчину, морща нос и делая страдальчески – извиняющее выражение лица. Говорю, что предупреждала. Но Макс не сдаётся и в итоге мне удаётся подстроиться под ритм музыки и движения мужчины.

Макс вёл уверенно в танце, делая выпад на вытянутую руку, я смеялась, но смех обрывался, сменяясь восклицанием от неожиданности, когда резко он притягивал к себе и я упиралась грудью в его твёрдое тело. Я думала, мы будем просто переступать под музыку по часовой стрелке, как делают многие, но Макс и в этот раз удивил меня своим умением танцевать и тому, как легко удаётся ему вызвать улыбку и смех у меня, и как мне нравилось в ответ смотреть на его улыбку. Во время танца ощущаю жар его тела, и то, как прижимает Макс к себе. Я упираюсь лбом ему грудь, пряча раскрасневшиеся щеки. «Здесь слишком душно и не хватает воздуха», - убеждаю себя, уверенная в своей правоте.
Вечер заканчивается вместе с последними аккордами песни.
- Поехали, док, я отвезу вас домой.
- Да, уже и правда, поздно, - благодарно смотрю на Макса, отвечаю и подхватываю сумку.
Я действительно ощущала усталость, но это была приятная усталость, наполненная впечатлениями и приятными моментами. На обратной дороге, пока мы поднимаемся по темной лестнице, Макс снова берет меня за руку, как делал почти весь вечер и это стало так привычно, что уже не вызывало непроизвольного порыва одернуть руку. Я даже перестала краснеть на этом моменте. Так это казалось естественно.

В машине я снова у «диджейского пульта» и включаю радио. Я не стала искать что-то особенное и включила первое попавшееся. Мы оба молчим. Я изредка кошусь в сторону мужчины, изучая его профиль в темноте. Хотелось что-то сказать, но отчего-то слова не шли. Он снова нахмурился, когда смотрит на дорогу, и я улыбнулась, опуская голову и пряча подбородок в шарфе. Больше не решаюсь задать вопрос о его профессии, да и он сам не стал распространяться. Видимо я ступила на зыбкую почву, и чувство самосохранения предостерегает меня не лезть дальше. Меньше знаешь…

- Вот здесь поворот, - я, нарушая тишину, когда мы подъезжаем к дому, показываю направление рукой. Выпрямляю спину на кресле, готовая попрощаться и снова перебираю кисточку на сумочке. - Вот и приехали, - произношу с некоторым сожалением.
Жду, когда Макс выйдет из машины, и сама открываю дверь, но Макс оказывается проворнее, помогая мне выйти. Я хочу поблагодарить его, но слова замирают на губах, когда снова ощущаю близость мужчины, его жар и твердость тела. Я оробело, поднимаю глаза в тот момент, когда Макс смотрит на меня своими темными глазами, которые стали еще темнее, еще глубже из-за расширившихся зрачков. Он заправляет прядь моих волос, что трепет ветер, за ухо. Дыхание становится прерывистым. Его взгляд и эта близость тревожит, и я опускаю голову, стараясь втянуть живот, изменить положение тела, чтобы избежать близости этой, которая странным образом волнует. Губы задрожали от нажатия на них пальца, и я чувствую сердечную аритмию, а неконтролируемую дрожь.
- Бегите домой, док, - произносит Макс, отступая.
Неожиданно становится холодно и всё еще, не сводя сконфуженного взгляда с мужчины, киваю. Поражённая собственной реакцией, хмурюсь и так же отступаю, обхожу мужчину сбоку. Нервно заправляю прядь волос за ухо и пробую улыбнуться сбитая с толку.
На пороге подъезда, придерживая дверь одной рукой, я оборачиваюсь и машу Максу, а позже вбежав в квартиру незаметно отодвинув штору, наблюдала, как он курит. Позже затушив, бычок об урну, он сел в машину и уехал. Я смотрела на удаляющийся свет фар, пока машина совсем не скрылся из виду, и прижимаюсь лбом к прохладному стеклу.


Этой ночью не удаётся уснуть. Я кручусь с бока на бок, ложусь на живот и запускаю руку под подушку, ощущая прохладу от простыней. Застонав, снова переворачиваюсь на спину, случайно придавив кошку, и та зашипев спрыгнула с постели. Сон решительно не хотел приходить. Я была слишком возбуждена от впечатлений сегодняшнего вечера. Они вызывают улыбку под звуки музыки, под которую мы танцевали и человека подарившего их… Воспоминания о нём заставляют поглубже зарыться лицом в подушку пряча смущение. Это был так глупо и от осознания этого, ощущаю себя еще глупее.

Макс выполнил своё обещание. Моя машина дожидалась меня на больничной парковке. И даже была вымыта. Остановившись рядом с ней, поставила сумку на капот, начала в ней усиленно рыться. Найдя заветную бумажку, достаю телефон, набирая цифры с бумажки в поле «кому» и сам текст: «Мистер Джейсон», но подумав, стираю и пишу «Макс. Спасибо за машину… и за вечер. Он был особенным. Кендалл». Цокнув языком, нахмурилась и усиленно жму на маленькую стрелочку на дисплее смартфона, стираю «он был особенным», и позже «Кендалл» - набираю «Док». Ставлю в конце скобку-улыбку, но тут же снова стираю, а полученное в итоге сообщение, отправляю. Пока идет полоса загрузки, сердце от волнения колотится, даже дыхание перехватывает.
Раздавшийся звук оповестил об отправке sms.

Дариан, какая приятная неожиданность! Рада тебя видеть очень и рада осознавать, что я теперь не одна. Надеюсь, скоро увидимся?

«Только Бог может ручаться за твою жизнь, но он не орудует скальпелем.» (с)

Для многих, больница - страшное место, враждебное место, где ждут несчастья. Но для меня больница больше чем место моей работы – это и есть мой дом. В детстве, когда мама водила нас с сестрой на приём к врачу, Эшли всегда плакала, хотя была старше, я же сидя на неудобном пластиковом стуле и вытянув ноги, которые еще даже не доставали до пола в положении сидя, изучала работу врачей, пробегающих мимо меня. Смотрела за реакцией людей в этом странном, как мне, казалось, месте. Для меня это было место, где каждый может получить второй шанс, а может даже вторую жизнь.
В больнице никогда не бывает спокойно. И никогда не бывает тихо.

- До следующего обхода у меня двадцать минут, - устало падаю на диван в ординаторской и ловлю сочувствующий взгляд Мэгги, - думаю, что лучше сделать: поспать или принять душ, или поспать в душе?
- Сколько ты отдежурила? – спрашивает она.
Поднимаю руку на уровень глаз и смотрю на небольшие часики на запястье.
- Около восемнадцати часов, - заправляю прядь, выбившуюся из пучка, за ухо и ссутуливаюсь на диване.
Дверь в ординаторской резко распахивается, впуская прохладу и запах лекарств внутрь и просовывает голову глава отделения хирургии доктор Уоллис.
- Пациента привезли! Кендалл, Билл еще не пришёл, нужна твоя помощь.

В смотровой суетятся врачи. Молодой мужчина со множественными гематомами, с не естественно вывернутой рукой и весь в крови лежит на койке. Медсестры разрезают ему штанины, чтобы добраться до кровоточащих мест. Один из интернов делает УЗИ брюшной полости на портативном устройстве. Пока врачи заняты работой, работники скорой, что привезли пациента зачитывают симптомы.
- Мужчина. Около тридцати лет. Автомобильная авария. Тринадцать баллов по шкале Глазго. Множественные поверхностные повреждение. Перелом локтевой кости. Затруднённое дыхание. Возможен пневмоторакс.
- Зрачки реагируют.
- Чувствительность не нарушена.
Каждый врач делает своё дело. Интерны выполняют все поручения и сбор необходимых анализов. Каждый обязан оглашать всю симптоматику пациента. У врачей наготове арсенал оружия: антибиотики - чтобы убить инфекцию, наркотики - чтобы облегчить боль, скальпели и расширители - чтобы удалять опухоли и рак, чтобы уничтожить угрозу, но только физическую угрозу.
- Вызовите нейрохирурга, подготовьте пять пакетов с первой положительной и готовьте операционную, - выносится вердикт, когда аппарат УЗИ показывает внутреннее кровотечение.

Первое правило хирургии: руки должны быть чистыми, надрезы - маленькими, а раны – прикрытыми. Второе правило хирургии - если первое правило не работает, попробуй что-нибудь другое. Импровизируй.
В операционной каждый действует по давно изученной схеме. Но всегда бывает так, что это схема перестаёт действовать.
- Скальпель…
Порой нельзя уменьшить раны, порой травма настолько серьёзная, что приходится резать много и глубоко.
- Тампон! Отсос! Отсос!
В операционной лечение начинаю с надреза, с рассечения, с разрыва плоти.
- Я не могу понять откуда столько крови.
Запускаю руку в резиновой перчатке в рассечённую полость, удерживаемую расширителями с обеих сторон, ощупываю внутренние органы, пытаюсь найти повреждение, из-за которого пациент теряет кровь.
- Принесите ещё кровь!
- Ничего не вижу. Отсос!
- Давление падает.
- Нашла!
Мы должны разрушить здоровую плоть, чтобы обнажить больную. Это звучит жестоко и это противоречит здравому смыслу, но это помогает.
- Асистолия!
- Дефибриллятор. Руки! – врачи убирают руки от пациента. - Разряд!...
И, когда всё кончено, когда рассечение закрыто, остаётся ждать. Ждать и надеется, что пациент исцелится, надеется, что не сделала хуже, чем было.

Спустя несколько часов.

- Мистер Уэстморленд? – я вхожу в палату, и привычным жестом беру карту пациента, читаю заметки, сделанные интернами и снова поднимаю глаза на пациента. – Я доктор Мейтленд. Я оперировала вас.
Я жду, когда пациент откроет глаза и посмотрит на меня. У мужчины на больничной кровати белое, изможденное лицо. Он не может говорить, эту функцию ему перекрывает кислородная трубка, вставленная ему в горло. Вокруг шеи у него повязан воротник, контролирующий и фиксирующий движение позвонков.
- Я осмотрю вас.
Отложив карту с помощью маленького фонарика наблюдаю реакцию зрачков на свет. Им же провожу по рукам, ногам и стопе мужчины, проверяя чувствительность опорно-двигательной системы. Мистер Уэстморленд внимательно следит за моими движениями. Снова беру карту и делаю необходимые заметки. Кардиомонитор подключенный с помощью проводков к мужчине показывает пониженное давление и сердечный ритм.
- Вы поступили к нам в следствии аварии. У вас перелом локтевой кости. Перелом нескольких рёбер, - показываю взглядом на гипс на его руке и умолкаю.
Внимательно смотрю на мистера Уэстморленда. Он прикрывает глаза и открывает вновь. Продолжает слушать.
Зачастую врач не рассказывает полную картину пациенту. Пациентам главное, что они выжили. Что их жизнь вне опасности. Так я решаю поступить и сейчас. Я опускаю детали о внутреннем кровотечении, о ребре, что проткнуло лёгкое, и остановке сердца из-за которой мужчина чуть было не умер на операционном столе.
- Я должна вытащить у вас трубку, вы готовы? – мужчина моргнул один раз, что означает «да».- Вдохните, - мистер Уэстморленд делает вдох, настолько насколько позволяет боль в рёбрах и я аккуратно извлекаю трубку из горла.
Мистер Уэстморленд стал пытаться откашляться и когда спазмы прекратились, я подношу ему воду с трубочкой в стакане.
- Сделайте пару глотков, но не больше, - подношу трубочку к губам мужчины, - это немного облегчит боль внутри горла.
Я жду, когда мистер Уэстморленд сделает небольшой глоток и убираю стакан, отставляя его на тумбочку, рядом и снова обращаюсь к мужчине.
- Мы не нашли с кем из ваших родственников или знакомых можем связаться в экстренном случае? Если вы назовёте кому мы можем позвонить, то я тут же это сделаю.

Я внимательно вглядываюсь в молодого мужчину на больничной постели. Отмечаю каждое изменение, так же, как и кардиомонитор на котором усилился сердечный ритм и давление.
- Вам нельзя нервничать, - я мягко опускаю руку на его грудь, стараясь удержать мужчину в состоянии покоя. – Всё обошлось и скоро вам станет лучше.
- Телефон? Позвоните "Честный»".
Киваю на его просьбу и забираю телефон, листаю телефонную книгу. Все вещи, которые были при мистере Уэстморленде хранились в пластиковом пакете. Когда пациента переводят в палату их вещи возвращаются.
Я пытаюсь дозвониться, но аппарат абонента выключен.
- Не отвечает, - я виновато морщу лоб и поджимаю губы. Почему-то мне не хотелось, чтобы этот парень был здесь один. – Я оставила сообщение, уверена, он скоро прослушает его и приедет.
Вижу, что силы покидают мистер Уэстморленда: его лицо стало еще белее и понимаю, что количество обезболивающего прописанного ранее не справляется.
- Вам надо отдохнуть, - тихо говорю, и помогаю мужчине лечь удобнее.
Сама прибавляю уровень обезболивающего и отмечаю это в мед карте.
- Кто меня? – мистер Уэстморленд не успевает закончить мысль, но я понимаю, что он хочет знать.
Позже. Я записываю новые показатели и оставляю карту в лотке до следующего обхода врача.

- Ты сказала ему? – Мэгги кивает в сторону палаты, стеклянные перегородки которой были закрыты жалюзи.
Я отрицательно качаю головой и на её заявление, что скоро здесь будет полиция, морщусь.
- Я всё понимаю, но он сейчас не в том состоянии, чтобы воспринимать действительность. Ещё и такую.
- Кендалл, это теракт. У нас всё приёмное заполняется такими же как он.
Машина на высокой скорости давила людей, въезжая в толпу в многолюдном месте. Власти отметили это как теракт. Все новости на всех каналах показывают этот момент.
- Я скажу, - киваю и прячу руки в карманы халата, - но позже. Идём работать.

Под конец вторых суток я не чувствую ног. Спина ноет от напряжения и постоянного пребывания на ногах в операционной. Мне не удаётся спасти мальчика, поступившего точно так же – сбила машина.
Это плохое окончание смены. За все годы работы в больнице я так и не научилась принимать смерть.
- Хочешь, я поговорю с родными?
- Нет, я сама. Он был моим пациентом.
Самое сложное это разговоры с родными. Видеть, как надежда в их глазах разбивается на осколки – страшно. Видеть их горе – страшно.
Но также невозможно описать, что чувствую я. Когда пациент - ребёнок, то не просто заботишься, а несёшь ответственность. Ответственность за то, выживет ли ребёнок, за его будущее. И это приводит в ужас. Говорят, чем больше отдашь, тем больше получишь. Но надо быть готовым рискнуть, надо понимать, что можно лишиться всего. В такие моменты не понимаю, почему я выбрала такую профессию? Но чаша весов всегда уравновешивается.
Я часто вижу, как родные и близкие проходят эти пять стадий – пять стадий горя. Но все проходят по – разному. Но сложнее всего то, что горем нельзя управлять. Чаще всего родные винят врача. Как и сейчас - я выслушиваю гнев отца и громкие рыдание матери мальчика. Я могу произносить лишь слова сожаления, больше я ничего не могу. Но фраза "Мне очень жаль, мы сделали всё, что могли" не отражает и малой толики того, как было жаль. Наверное, они правы, обвиняя меня. Я сама себя виню. Мне доверили жизни, а я её упустила.

- Ты в порядке? – спрашивает Мэгги.
Я отрицательно качаю головой. Приёмное отделение почти опустело. Родственников пострадавших, чуть ли силой отправили домой. Стало относительно тихо, что слышен дождь за окном. Завтра утром его слышно не будет.
- Это случается. Это неизбежно. Тебе пора учиться это принимать. Иначе сойдешь с ума.
И тут я увидела Его. Там за пеленой дождя. Что это? Усталость? Передающееся горе родных или собственная вина? Наверное, последнее. Ведь Его я так же не смогла спасти. Мой мозг играет злую шутку. Но я его вижу. Напротив, за стеклом. На улице под стеной дождя.
"Напротив."
Я иду медленно, не сводя с него глаз. Только не исчезай. А потом всё быстрее и быстрее. Я выбегаю на улицу. Моя одежда сразу же промокает. Волосы липнут к лицу. Я бегаю по больничной стоянке, где стоят машины скорой помощи и зову его. Я произношу его имя раз за разом. Стивен. Но оно оседает молча каплями дождя на губах. А в ответ только тишина. Слёзы смешиваются на щеках с дождём. Мэгги выбегает следом за мной раскрывает надо мной зонт. Она кричит моё имя, хватает за руку, просит остановиться. Она верно думает, что я сошла с ума. Наверное. Наверное, это и правда сумасшествие. Меня отправляют домой. Просят не появляться ближайшие сутки. Списывают на усталость.

Но дома становится хуже. Дома я одна и тону в своих воспоминаниях, погружаясь с письмами на дно этого деревянного ящика, в котором они хранятся.
Каждый месяц я звоню подругам в Чикаго и спрашиваю нет ли для меня писем. Я же знаю, что их больше не будет. Но я всё еще жду. У них всегда один ответ- нет. Это слово разрывает внутри всё. Я уже не знаю, чего жду. Но перестать этого делать – равносильно смерти. Он остаётся моим смыслом.

Я никогда не смогу забыть его глаз, видела которые, однажды, сквозь железо решётки. Я никогда не смогу стереть ощущения его тёплой ладони на своей руке. Есть то, что никогда не забудешь. Кто-то сказал, что любить кого-то, это хотеть его касаться. Я бы душу отдала за одно лишь его прикосновение. За то тёплое прикосновение его руки.

Дома я снова читаю его письма. Некоторые стали хрупкими от времени и пожелтели. Я аккуратно разглаживаю швы. Их накопилось немало, но я каждое помню наизусть.
Я помню тот день, когда впервые увидела его. Это было страшное место. Место – где он не должен быть. Я помню каждую минуту того дня. Каждую секунду. Я помню, как подняла голову и посмотрела в его глаза. Именно тогда я поняла, что в них утонула навсегда. Со временем в памяти черты его лица начинают тускнеть. Меня это пугает. Я не хочу забывать его глаза. Я не хочу забывать ту боль и надежду, что увидела в них.
Я сворачиваюсь клубком на полу, прижимаю письма к груди, словно пытаясь оживить…


Вечер следующего дня.

Я снова запираю свои чувства и эмоции на замок, когда вхожу в двери госпиталя.
Больница была заполнена людьми, голосами, и… полицией. Вчера ещё удавалось сдерживать, чтобы они не мешали врачам проводить операции, но сегодня полиция, по-хозяйски расхаживает по коридорам больницы. Я понимаю, что это их работа, но справиться с антипатией к ним, никак не получается. Слишком многое я из-за них потеряла.
Нахмурившись, подхожу к стойке, что стоит посреди приёмного.
- Мне сказали тебя не пускать в ближайшие двадцать четыре часа, - говорит Морган которая стоит там же и читает расписание операций.
- Давно они здесь? – прерываю и киваю на мужчин в форме.
- Уже с утра, - и снова меняет тему. - Доктор Уоллис будет вне себя, что ты пришла. А вот и он!
Морган опускает голову и пытается стать невидимой, когда глав.врач подходит к нам. Морган была моим интерном: отличная ученица и я всегда стараюсь брать её на операции в качестве ассистента.
- Доктор Мейтленд! – я замираю у стола, не успев скрыться и с мольбой смотрю на Морган. – Кажется, я ясно дал понять, чтобы вы не появлялись и отсыпались, - у доктора Уоллиса громкий бас и всегда хмурый вид. Не зря его бояться почти все врачи госпиталя.
- Я в порядке, - ставлю сумку на стол и поднимаю глаза на шефа, пытаюсь заверить, - я правда в порядке. Просто устала, стресс, много операций, умер пациент, и ещё это, - намекаю на теракт и киваю на полицию. - И всё одно на одно. Но я в порядке. Меня ждёт куча пациентов после вчерашнего, доктор Уоллис.
Главный врач отделения хмурит широкие брови и по выражению его мрачного лица, замечаю, что он мне не верит. Но нехватка хирургов не позволит ему отправить домой специалиста, который к тому же уверяет, что справится, и он сдаётся.
- Доктор Мейтленд, но, если повторится вчерашнее….
- Не повторится, - заверяю, кладя руки на грудь. – Я выспалась, отдохнула и всё будет хорошо.
Я выдыхаю, когда Уоллис уходит и с улыбкой смотрю на Морган. На сегодня меня отстраняют от операций - могло быть и хуже.
- Меня не так легко обмануть, - машет она перед моим носом ручкой, - у тебя глаза красные, что говорит: ты либо плакала, либо не спала. Но что-то мне подсказывает, чтобы было и то, и другое. Я права?
- Надеюсь, не все такие проницательные как ты, - виновато улыбаюсь и перехватываю сумку и вешаю её на плечо. Поправляю прядь волос, заправляя за ухо.
Пока мы идем в ординаторскую, Морган рассказывает обо всех пациентах. Я киваю и мысленно делаю заметки к кому зайти первым, и попутно даю поручения.
Пока никто не видит, я закапываю в глаза каплями и выпиваю две таблетки аспирина от головной боли.

- Как ваши дела, мистер Уэстморленд? - я тепло улыбаюсь пациенту, когда вхожу в палату и, как в прошлый раз, беру его карту. Тщательно ознакомившись, смотрю на кардиомонитор и удовлетворённо киваю.
- Сегодня вы выглядите лучше, даже румянец на щеках появился, - пытаюсь подбодрить пациента, чтобы увидеть его улыбку. - Я осмотрю вас?
Пока идёт осмотр, спрашиваю, не приходил ли к нему тот человек, которому я звонила вчера.

Доброе утро!

Софи, я всё хочу Вам сказать, что очень приятно Вас читать. После прочтения Ваших постов, становится как-то тепло на душе. Они напоминают фильмы, которые хочется смотреть в уютной обстановке, с чашкой какао, и когда за окном барабанит дождь, как сегодня. Или одну из книжек Николаса Спаркса. Спасибо Вам за это ощущение.

Мистер Таунсенд, с днём рождения!

Для хирургов нет ничего хуже чем отстранение от операций. Находясь ещё в интернатуре каждый из интернов мечтает заполучить для себя опухоль. Большую, "красивую" и главное ... необычную. Это была гонка. Гонка за опухолью, за операцией. Только так можно было доказать, что ты готов. Готов к своей самой серьёзной в жизни операции. Готов стать самым лучшим хирургом.
Сегодня я лишена этой гонки. Я захожу к каждому пациенту, которых оперировала ранее и спрашиваю о их самочувствии. За последние полчаса я обхожу по несколько раз. Пациенты начинают смотреть подозрительно, а в глазах некоторых появляется страх. Наверно, они думают, что умирают - иначе зачем их лечащий врач каждые десять минут заглядывает и спрашивает "как ваше самочувствие?".

Мистер Уэстморленд быстро идёт на поправку. В плане физического самочувствия. В плане эмоционального с ним ещё должны провести беседы.
На его флирт, я реагирую спокойно и с дружеской улыбкой. Такое часто бывает когда пациенты видят в своём враче спасителя и проникаются к нему. К этому привыкаешь и перестаёшь смущённо отводить глаза.
- Ну что, доктор, я буду жить?
Я вздрагиваю и озадаченно смотрю на мужчину. Вопрос заданный шуткой с лёгкой улыбкой на губах. У него есть выбор. Но у кого-то его не было. Боль волнами снова отражается на моем лице и колышется внутри.
- Конечно, будете. Очень долго и счастливо, - серьёзно произношу и берусь за края рубашки пациента, чтобы опустить её после осмотра швов.
Но внезапно мужчина перехватывает мою ладонь и сжимает в своей руке.
- Простите, всё будет хорошо!
В этот момент я понимаю, что мне не удаётся скрыть свою боль, которая по неизвестным причинам стала видна Маркусу. И вместо того, чтобы поддержать его, он поддерживает меня.
Показываю, что всё нормально и делаю вид, что не понимаю, что он имеет ввиду. На моих губах снова тёплая улыбка, которая предназначена каждому нуждающемуся пациенту. Это главное помнить. Врач должен утешать и дарить спокойствие, а не наоборот.
- А когда мне можно будет кофе и мясо и как скоро меня выпишут?
- Уже торопитесь нас покинуть? – с улыбкой заглядываю в лицо Маркуса, и он кивает. – Маркус, я вас расстрою, но вам ещё придется меня потерпеть. Что, касаемо остального, то через пару дней, всё будет можно, но, - поднимаю вверх указательный палец, - мясо не слишком жирное и жареное, а кофе…. – склоняюсь над мужчиной, чтобы раскрыть секрет, - не пейте кофе из нашего автомата - редкостная гадость.
Несколько шутливых замечаний и я покидаю пациента, оставляя его отдыхать.

И не только его. Остальным пациентам тоже нужен отдых от моего сегодняшнего частого появления, и я решаю спрятаться в кафетерии, перекусить любимыми кукурузными палочками и заняться бумажной работой. Заполнение бланков и карт - работа интерна. Но лучше сделать самой, чем переделывать после. Эту истину я уяснила давным давно.

Покончив с картами изучаю в планшете новые ведения в хирургии, делая для себя пометки на полях блокнота. Хирургия каждый день совершенствуется. Учёные со всего мира открывают новые методики - смелые и действенные. На которые способны молодые врачи, тогда как врачи проработавшие больше тридцати лет привыкают не рисковать. Им лучше ампутировать руку из-за начавшейся гангрены пальца, чем попробовать ее спасти совершенно по новой методике и рисковой на их взгляд.

- Привет. Вся в трудах?
От изучения отвлекает голос Ан. Поднимаю голову и улыбаюсь подруге.
Познакомились мы давно, когда я только устроилась в клинику, а подругами стали относительно недавно. С Ан было легко, а в её кабинете стоит удобная кушетка, которой она разрешает пользоваться когда у меня долгое дежурство, а ей не нужно принимать пациентов. Я была благодарна ей, что она ни разу не старалась применить на мне свой профессионализм, и общалась исключительно как подруга, соблюдая ту грань между дружбой и работой.
- Привет. У меня новый пациент.
Так часто начинаются наши обеды. Когда нам, конечно, удаётся всё-таки пообедать. Разговоры ни о чём, при которых отдыхаешь, отвлекаешься и искренне улыбаешься.
Она рассказывает о профессоре Кирби, который по её мнению недолюбливает Ан. Хотя я искренне не понимала, как можно её недолюбливать, и пыталась ей объяснить, что скорее он так воспитывает её, видя в ней потенциал. А я делюсь, о своей работе.
Так за разговорами время бежит очень быстро.
Я доедаю пакетик с кукурузными палочками, Ан доедает сэндвич. Вряд ли мы сейчас являемся образцовыми врачами с правильным питанием - но у каждого свои слабости.
- Уоллис отстранил меня от операций, - я наконец признаюсь и морщусь от того, как жалобно звучит мой голос.
Хотя я как никто другой понимаю его поступок, и в глубине души считаю, что он прав.
Ан дожёвывает сэндвич и промокает губы салфеткой.
- У него были серьёзные причины?
Качаю головой и устало провожу ладонью по лицу и волосам.
- Кажется, у меня вчера были галлюцинации. Я увидела человека которого уже нет. И побежала к нему. Но, конечно, его там не было, - добавляю с горечью в голосе.
Признание даётся трудно, я как врач понимаю, что если это дойдёт до вышестоящего руководства больницы, то я не отделаюсь одним днём отстранения от операции - меня отстранят от работы и направят на разъяснительные беседы, до установления моей вменяемости.
- Мне нужно что-то знать? - спрашивает Ан.
- Нет.
- Окей.
Повисает тишина. Я делаю вид, что изучаю документы, Ан делает вид что продолжает обед, но я чувствую её взгляд на себе.
- Прекрати это делать! - не сдерживаюсь и тут же жалею об этом.
- Что? Макать картошку в кетчуп?
- Смотреть так, будто я одна из твоих пациентов. Со мной всё в порядке. Просто вчера был сумасшедший день.
Анастасия ещё несколько долгих минут подозрительно изучает меня, а потом кивает, прекратив топить картошку-фри в баночке с кетчупом.
- Я слышала. Всё отделение гудит. И все новости по телевизору. Много пострадавших?
- Достаточно. Думаю им потребуется помощь.
- Конечно, - Ан смотрит на часы и охает. - У меня пациент. Мне пора бежать. Кстати... - будто что-то вспомнив, она снова хитро улыбается и сверкает глазами в мою сторону. - Ты так и не ответила, симпатичный ли пациент, что флиртует?
Я смеюсь и сминаю чистую бумажную салфетку в "снежок" чтобы кинуть в Ан.
- Беги уже, позже увидимся.
- Ага,- но замирает на мгновение и её взгляд из игривого становится обеспокоенным, - Кенди, обещай, что если захочешь поговорить, то придёшь ко мне. Ни как к врачу, а как к другу.
Я несколько долгих секунд смотрю на подругу и, наконец, киваю.
Ан облегченно выдыхает и улыбается. Я улыбаюсь в ответ и снова тороплю её.

После ухода Анастасии я ещё несколько минут сижу. В интернете, в поисковой строке на планшете набираю названия операций и способы её проведения. Когда опечатываюсь, нажимаю Delet и напечатанные ранее буквы исчезают будто их и не было. Палец замирает над сенсорной кнопкой. Почему в жизни так нельзя? Прикоснуться к клавише на клавиатуре, стереть серые страницы, воспоминания и переписать всё в ярких красках? Почему так нельзя? Почему надежда причиняет больше всего страданий?

Я закрываю папки с документами. Закрываю ручку колпачком, зацепляя её о нагрудный карман белого халата. Папки и планшет удерживаю подмышкой, забираю со стола поднос.
Сминаю хрустящий пакет от палочек и выбрасываю по дороге в мусорку.
- Дженна, хорошего дня! - желаю работнице кафетерия и машу ей рукой.

Вымыв руки в туалете, иду на обход.

— Вот черт, я не смогу поехать.
— Почему?
— У меня работа...
— Так не ходи!
(вскочил со стула):
— ДА!!!
Друзья (Friends)

- Отпуск?!
- Да, Кендалл, море, солнце, загорелые красавцы, ты на пляже, и коктейли с зонтиками, подающиеся в кокосовой скорлупе.
- Но я не…
- Ты вообще в отпуск ходила хоть раз?
- Нет, но…
- О чём и говорю. Бери.
Я с подозрением кошусь на билет, что кладёт передо мной Мэгги. Яркая обложка, в которой он находится и на которой красуется море и белый песок, заставляют еще сильнее нахмуриться.
- Кенд, у тебя такое лицо, будто это не билет, а тарантул. Выдохни.
- Мэгги, я, правда, тебе благодарна, но не стоит…
Я пытаюсь подняться, но подруга с силой нажимает на плечо ладонью, снова заставляет сесть на стул.
- Тебя что, что-то держит?
- Работа.
- Не считается.
- Нет, но… Мэгги, это какое-то диктаторство: ты должна взять отпуск, ты должна получить удовольствие, ты должна наслаждаться жи-знью... – последнее слово звучит прерывисто от грозного взгляда Мэгги.
Подруга осуждающе смотрит на меня и под её взглядом хочется стать невидимой. Я невольно втягиваю голову в плечи.
- Смотри, - она кладёт ладонь на мою макушку, пытаясь развернуть меня к ноуту, и наклоняется рядом, - посмотри какая красота. Греция, - мечтательно произносит подруга и, замечая, что я отвожу глаза от экрана, прикрикивает. - Нет, ты посмотри! Ты же любишь мифы, а это… Страна богов, родина философии, театра…
- Мэгги, меня ждут пациенты.
- Ничего, подождут, - отмахивается подруга и, кажется, ещё чуть-чуть и она буквально нырнёт в экран компьютера, чтобы оказаться на том пляже. – Какая красота. И вообще, доктор Мейтленд, от подарка на день рождения отказываться дурной тон. Решено! Ты летишь!

Если подруга что-то решила, то даже смерть не остановит её. Я действительно забыла, когда в последний раз отдыхала, а уж была на море, и вовсе ещё в детстве.
- Пару дней, это всего лишь пару дней, - бубню под нос, когда в чемодан летят носки (а вдруг похолодает) и бельё. – Прилечу. Отсижусь, даже может, искупаюсь и обратно.
Я быстро бросаю вещи в чемодан. Без разбора. Скептически смотрю на бикини, поджимаю губы, думая, что слишком откровенно, на мой взгляд, но помню, что Рейч его высмеяла, назвав монашеским – кинула в чемодан. Далее легли книги по медицине, сверху пару кофточек, юбки и шорты, найденные в дальнем ящике комода со времён студенчества. Кажется, готова.

Я приезжаю в Хитроу позже, чем планировала. В аэропорту смотрю на табло, пытаясь увидеть свой рейс. Замечаю цифры и бегом припускаю к стойке регистрации. Чемодан на колёсиках подпрыгивает сзади, постоянно наезжает на пятки.

Объявление о том, что билетов продано больше чем мест, застаёт меня, когда я только подхожу к стойке в терминале, где и становлюсь невольной свидетельницей драмы молодых людей.
На них я обратила внимание ещё при регистрации: счастливые, влюблённые и постоянно целуются. Я отводила глаза, но всё равно взгляд невольно возвращался к ним. От них шло сияние. Наверное, именно так и выглядит настоящая любовь – когда тонешь в глазах другого, и это постоянное, ежесекундное желание коснуться. Так и выглядела эта пара, так и смотрели, так и касались. Внутри что-то кольнуло.
Я вздыхаю и улыбаюсь, когда девушка ловит мой взгляд.
И вот теперь её счастливые глаза омрачаются слезами. Не знаю, что движет мной, возможно, попала под волну их романтизма, но я подзываю жениха к себе.
- Возьмите, - протягиваю свой билет, - меня всё равно никто не ждёт там, а вам нужнее. Я надеюсь, вы будете очень счастливы.
Его глаза расширяются вначале от удивления, а позже и от восторга. Он подхватывает меня под коленки, поднимает вверх и кружит, постоянно произнося «спасибо». Охаю от неожиданности и лицо моё мгновенно покрывается румянцем. Я неловко хватаю Ставроса (так зовут жениха) за плечи, стараясь удержаться. Широко улыбаюсь и постоянно прошу поставить меня на землю, а позже попадаю в объятия невесты, которая берёт с меня клятву, обязательно прийти к ним на празднование.
- Греческие праздники это что-то невероятное, - произносит она с сияющими глазами, - побывав там, вы никогда их не забудете!

Время стало тянуться. Самолёт, на котором я должна была улететь - взмыл в воздух. Я верчу в руках купон на коктейль, но пить, как назло не хочу. Нахожу удобное место, и ставлю чемодан рядом.
- Здравствуйте, - я поднимаю голову на приветствие, и замечаю милую девушку, с книжкой. - Вы тоже посочувствовали несчастным влюблённым, я так понимаю? Меня зовут Софи. Софи де Реан.
- Кендалл. Кендалл Мейтленд, - киваю на приветствие и улыбаюсь. - Да-а, думаю им нужнее прилететь вовремя. Они выглядели счастливыми и даже пригласили в гости. Говорят, что праздники, у них запоминающиеся на всю жизнь, - я тихо смеюсь и качаю головой.
- Да, представляете, и меня пригласили, - отвечает Софи, - вы пойдёте?
- Я не знаю, - замявшись, я слегка хмурюсь, - думаю, это было сказано из вежливости, и вряд ли нас там ждут.
- А я бы пошла, мне, кажется, было бы здорово…

За разговорами время пролетает незаметно. Софи оказывается замечательной. И буквально спустя несколько минут, я чувствую, что знаю её всю жизнь.
В самолёте мы садимся рядом, просим поменяться моего соседа с Софи. Он, конечно, вначале сопротивляется - менять место у окна на место у прохода, но после долгой мольбы двух девушек – сдаётся. Незаметно для него, в знак маленькой победы, мы с Софи даём, друг другу «пять».

- Добро пожаловать на Санторини! – победно произносит Софи и надевает на нос солнечные очки, когда мы выходим на улицу из дверей аэропорта.

Санторини, оказывается, даже красивее чем я представляла. Этот остров был одним из тех мест, оказавшись на котором, забываешь обо всём. Лишь переступив порог отела, полностью абстрагируешься от того, чтобы было вне его – вне этого номера, вне этой гостиницы, и вне этой страны. Всё будто отходит на второй план.
Я оставляю чемодан возле кровати, решая разобрать его позже, и выхожу на балкон. Море, почти чёрное в ночи, подсвеченное лишь светом звёзд, создаёт таинственную тропу на водной глади. Я глубоко вдыхаю, чистый ночной воздух в лёгкие, и он наполняет душу каким-то спокойствием и, наверное, счастьем. Это место может показаться раем. Под шум волн, под музыкальные звуки цикад – всё это кажется каким-то запредельным. А может это от того, что я никогда не была на море? Мне захотелось подарить этот кусочек рая Ему. Я бы хотела подарить всё это Ему.
Я грустно улыбаюсь, ещё немного смотрю вдаль, на ночное море, на ночное небо усыпанное мириадами звёзд. Мечты всегда остаются лишь мечтами, и отталкиваюсь от балконной периллы, иду в номер разбирать вещи.
Впервые за долгое время я засыпаю без снов.

Утром будильник на телефоне будит меня в пять часов – забыла выключить с вечера. Я долго сижу на краю кровати, и смотрю в сторону окна. За окном восходит солнце.
Надеваю шорты, футболку и решаю осуществить одну свою крохотную мечту. Я видела это давно в кино. Просто шагать по полосе песка, омываемой солёной водой.
На берегу никого нет. Слишком рано для отдыхающих, только кое-где снуёт персонал. Но им до меня нет дела. Оказывается, это действительно здорово! Море щекочет босые стопы. Ноги оставляют следы, которые тут же слизывает морской прибой. Наверное, это один из тех моментов, когда таким мгновением хочется поделиться с кем-то ещё. С кем-то, кто разделит это волшебство. Я останавливаюсь по щиколотку в воде. Дальше не решаюсь. Вдалеке виднеется горизонт, где синее небо сливается воедино с морем цвета лазури – становясь единым целым. В такие моменты, в кино, со спины всегда подходит, тот, кого ждёшь больше всего. Его шаги почти не слышны – их заглушает песок. Но его присутствие чувствуешь всем своим существом. Закрываешь глаза, и просто знаешь, что он рядом и что с тобой. Но так бывает только в кино. Но я всё равно стою, закрываю глаза и… жду…

Договорившись встретиться за завтраком с Софи, я занимаю свободный столик на веранде. Солнце уже высоко и припекает плечи. Забываю с утра намазать их кремом. Ещё не знаю весь ритуал, и как правильно отдыхать.
Я привыкла ограничиваться в завтраке одним лишь кофе, но на отдыхе отпускаю себя. Это странно, здесь даже аппетит становится другим.
- Мне кажется, я всё это не съем, - с ужасом шепчу Софи, когда на больших белых тарелках выставляют нам еду на столе.
За завтраком нас развлекают национальными танцами и я, смеясь, аплодирую со всеми гостями.

Экскурсия на автобусе будет для меня в новинку. Я стараюсь запечатлеть на камеру в телефоне, всё то, что мы проезжаем. Софи смеётся и говорит, что фото будут смазанными. Я соглашаюсь, но всё равно продолжаю снимать. Наверное, я буду снимать каждое очередное мгновение этого отпуска. Чтобы когда я буду рассказывать об этом, ничего не ускользнула из моего рассказа. А я обязательно расскажу. В письме. В никуда.
Софи всю дорогу, странно смотрит в сторонку нашего экскурсовода. Он ей подмигивает, и она смущённо отводит глаза.
- Кажется, ты ему нравишься, - наклоняюсь и шепчу Софи на ухо.
Она делает вид, что не понимает о чём я, но губ её трогает улыбка. Я киваю, будто подтверждаю свою догадку, хотя, что я могу об этом знать.
- Боже, Кендалл, утром такое приключилось, - смеётся Софи, и прячет румяное лицо в ладонях, - я такой конфуз пережила, что до сих пор щёки горят.
Когда она рассказывает о том случае, я пару минут выдерживаю серьёзное выражение лица, ведь обещаю не смеяться, но не выдерживаю и прыскаю в ладонь.
- Ты обещала! - легко бьёт меня по плечу Софи.
- Прости, - смотрю виновато на неё, но губы подрагивают в беззвучном смехе, и Софи не выдерживает и смеётся в ответ.
- Но мне, кажется, ты и правда ему нравишься, - толкаю новую подругу плечом в плечо и снова киваю в ответ на её улыбку, а потом мы обе переводим взгляд на Костаса.

Столица самого красивого острова Греции Санторини, прекрасный город Фира, гармонирует с нереальной красотой острова. Город – игрушка, город – сказка.
Это действительно сказка. Нас окутывает полуденная жара и бесконечные маленькие белые домики с ажурными балкончиками и терракотовыми ставнями. Создаётся впечатление, что будто кто-то сверху, возможно, сам Зевс раскидал эти сказочные домики в хаотичном порядке.
- Они как будто игрушечные, - восхищенно смотрю на аккуратные дома, и перевожу взгляд на Софи.
Солнце заставляет морщиться, и надеваю очки, поправляю на плече лямки небольшого рюкзака и иду вперед вслед за группой. Жалею, что забыла взять головной убор, но это снова моя несведущность об отпуске. Наша процессия двигается вверх по изогнутым маленьким улочкам в сторону фуникулёра мимо белоснежных «пряничных» домиков.
Мы с Софи останавливаемся у одной лавки с сувенирами. Я смотрю платок, который можно набросить на плечи, чтобы защититься от полуденного зноя и, наверное, головной убор.
- Я не совсем подготовилась, - виновато улыбаюсь Софи, но она машет рукой, показывая, что всё в порядке. Я выбираю белый платок с замысловатым узором, и повязываю его на голову на пример банданы.
- Кажется, мы отстали, - замечает Софи, и я скорее расплачиваюсь, чтобы мы смогли догнать группу.
Рядом с нами останавливаются два парня, с двумя ослами. Местные. Они что-то говорят на греческом языке, но мы не понимаем их. Они показывают жестами на нас с Софи, и потом хлопают по спине ослов.
- Что они хотят?
- Кажется, нас подвезти.
- Это же здорово! – восклицает Софи.
- Здорово?
- Да. Ослы считаются их традиционным местным транспортом.
Я вопросительно и немного испуганно смотрю на новую знакомую. Но она весело ухмыляется и пожимает плечами.
- В путеводителе прочитала.
- Я ни разу не ездила на осле. Я вообще ни разу не ездила верхом. Даже не знаю, стоит ли начинать.
С большим сомнением смотрю на животных, взвешиваю все риски, которые возможны при падении с него. Я оказываюсь трусихой. Местные парни продолжают громко перебивать друг друга, и хлопать животных по спине.
- Подняться в город можно тремя способами: по лестнице, насчитывающей около 800 ступеней ( для тренированных), на традиционном местном транспорте — осликах ( для смелых), и на более удобном средстве передвижения — фуникулёре, - заученно цитирует Софи.
- Путеводитель?
- Интернет.
- А чем плох фуникулёр, - пытаюсь воззвать к Софи.
- Тем, что на ослах куда интереснее, - широко улыбается девушка и гладит животное по голове. Через мгновение Софи оказывается верхом. - Ну, так что, ты едешь?
Она с задором в глазах смотрит на меня, и я качаю головой, показывая, что Софи не переспорить. Вздыхаю, с надеждой смотрю в сторону, в которой скрылась наша группа, но никто нас не спохватывается. С очередной надеждой смотрю на Софи, но она непреклонна. Снова вздыхаю, и с опасной подхожу к ослу.