Карта ролевой игры "Сказочные Вечеринки"

На бале
- Что, Еленочка, понравилось ли тебе вальсировать с князем? – добродушно спросил Петр Николаевич, глядя на запыхавшееся румяное лицо дочери и улыбающегося Загряжского.
- Его сиятельство превосходный танцор, - ответила Елена Петровна с улыбкой. – Совсем как вы, папенька.
- Ну, будет тебе льстить, душа моя, - смеясь, промолвил Артемьев, но было заметно, что слова дочери были приятны его слуху. – Те дни, когда я затмевал всех танцоров в уезде, давно прошли.
- Неправда!- воскликнула Елена. - Не заставляйте меня при всех умолять вас танцевать. Кроме мазурки – ее я обещала князю. – И она посмотрела на Загряжского.
–Это так, – кивнул князь. – Но, возможно, у Петра Николаевича другие планы, сесть за ломберный стол, например, - заметил он, глядя на отца Элен и генерала. Он и сам был бы не прочь пулечку расписать, но, скорее всего, после танцев.
- Прекрасная мысль, Георгий Александрович, - ухватился Артемьев за слова князя. – Признаться, я уже несколько устал подпирать стену и вдоволь налюбовался танцующими парами. Пусть лучше молодежь танцует.
- Вас тотчас запишут в старики, если вы не станете танцевать, - с досадой проговорила Елена. – Впрочем, как хотите…
– Прямо так сразу и в старики? – улыбнулся Загряжский. – Мне кажется, Пётр Николаевич любому молодому ещё фору даст, но мужчины вообще не любители танцев, впрочем, на что не пойдёшь ради милых женских глаз. Может быть, предложить вам бокал шампанского или оранжада, или можно выйти на воздух, – предложил он Элен.
Она оглянулась на танцующих. Перед глазами промелькнули Чарская с Воронцовым, Долли с Трубецким, и – что было неожиданностью – графиня Аристова с Звегинцовым…
- Идемте, - вдруг решительно сказала Елена и подала князю руку. – Здесь и в самом деле душно…
–Елена Петровна, вас что-то расстроило или удивило? – князь подал девушке локоть, предлагая опереться, и повёл ее из бальной залы в сад.
- А вы внимательный человек, Георгий Александрович, - ответила Артемьева. – Но, если хотите знать, я сегодня нечаянно обидела одного человека…Так вышло. – Она вздохнула. – Не стану рассказывать, вам ни к чему знать, какая я на самом деле…
Они вышли в сад, где было ощутимо прохладнее и восхитительно пахло.
– Всякая обида прощается, стоит просто подойти и попросить об этом. – Загряжский старался соразмерять свои большие шаги с шагами девушки. – Вы не замерзли, Елена Петровна? И мне бы очень хотелось знать, какой у вас характер, и какая вы на самом деле.
– Я не замерзла, - заверила Елена, - а что касается моего характера… Если вы останетесь в уезде, вам так или иначе придется иметь дело с моим отцом. По крайней мере, пока он будет оставаться на посту главы уездного дворянства. А, значит, станете бывать у нас дома. Вот вам и возможность узнать мой характер!
Она бросила на князя полный лукавства взгляд.
- Только не спрашивайте обо мне Петра Николаевича: как и всякие любящие отцы, он станет преувеличивать мои достоинства и преуменьшать мои недостатки.
– Хорошо, не буду, – кивнул Загряжский. – И все же вы так и не ответили, что вас огорчило? Мне показалось, вы были чем-то сильно раздосадованы. А в уезде я останусь, мне нравится усадьба и все больше прельщает идея выйти в отставку и заделаться помещиком. Женюсь и буду бродить по дому в шёлковом халате с трубкой в зубах. – Он рассмеялся. – Нам, пожалуй, пора вернуться. – У меня обещаны котильон и обе кадрили, не хотелось бы ставить приглашенных дам в неловкое положение.
- Досадовала я на себя, на свою, увы, несдержанность. Но не будем о грустном, - с мягкой улыбкой ответила Елена. – И вы правы, если мы не поспешим, то ваших дам перехватят другие кавалеры.
Уже войдя в бальную залу, Элен вдруг шепнула Жоржу:
- Не представляю вас в шелковом халате и с трубкой в зубах…

Танцевать с Демидовым Елене Петровне никогда прежде не доводилось, и, признаться, сначала она была удивлена его приглашением. Но никакой причины для отказа у нее не нашлось, и она с благодарностью оперлась на руку Сергей Сергеевича.
- Я ведь в танцах сущий медведь. Но искренне постараюсь не наступить вам на ногу. А если случиться так, Элен, то вы не стесняйтесь, тычьте смело меня в бок! – шепотом, чтобы не услышали другие, произнес Демидов, тем самым, рассмешив Елену.
- В кадрили весьма затруднительно наступить кому-то на ногу, - заметила она. – Но если что, я так и быть, воспользуюсь вашим советом.
Они влились в шеренгу танцующих под любопытные, а то и завистливые взгляды тех, кто не танцевал.
С хор полилась музыка, и пары начали исполнять первую фигуру кадрили.
Загряжский стоял в шеренге в паре с Долли Мещерской, и Елена Петровна, встретившись с ним взглядом, тотчас отвела глаза. Ей хотелось смотреть, как он танцует кадриль, но так, чтобы он не заметил ее интереса. А это было весьма затруднительно.
Демидов же танцевал весьма неплохо. Была в этом весьма привлекательном мужчине живость характера и ума, и русская удаль.

Демидов поблагодарил Елену Петровну за танец и сопроводил ее к отцу.
- Не надумали, папенька? – спросила Елена, опустившись рядом с ним на стул и обмахиваясь веером.
- Танцевать? – уточнил Петр Николаевич у дочери.
- Жениться, - с добродушной улыбкой ответила та. – Где еще можно увидеть сразу столько хорошеньких барышень на выданье как не на бале! И все как одна хороши!
- Если уж снова жениться, я бы остановил свой выбор на молодой вдовушке, - наклонившись к Елене, шепнул Артемьев.
- Я ее знаю? Вдовушку вашу, - спросила она, заинтригованная словами отца.
- Возможно…- Петр Николаевич вынул из кармана часы и, уточнив который час, сунул обратно. - И, кстати, генерал Мещерский мне предложил кандидатуру управляющего нашим Задонским имением!
- Вот как? – Елена Петровна нахмурилась. Эта неожиданная новость была неприятна ей. – Значит, вы не хотите, чтобы я ехала туда?
- Разумеется, не хочу. Я не могу позволить тебе заниматься мужским делом, Елена.
- Вы в своем праве, отец. - Более ничего не сказав, Елена встала и направилась в центр залы, где в эту минуту творилось что-то странное.
Сюда выкатили стол, заставленный колбами и мензурками. Мадемуазель Чарская в фартуке, повязанном прямо поверх бального платья, колдовала над ними как средневековый алхимик. Зрелище было занимательное.
Помочь девушке с опытами вызвались вначале Демидов, а после него поручик Загряжский.

Глаза Елены Петровны при виде поднимающихся языков пламени расширились от страха. Она никогда прежде не слышала, чтобы пламя не обжигало кожу. Зато видела однажды обожженные лица и руки несчастных, просивших милостыню у церкви. «Боже мой! Зачем я согласилась участвовать в этом?! Выходит, Жорж прав: я, в самом деле авантюристка», - промелькнуло у нее в голове.
Когда же, переливаясь голубым светом, пламя достигло их с князем ладоней, Елена от ужаса едва не вырвала свою руку из руки Загряжского. Но он держал ее так крепко, что сделать это у нее не получилось. Она попробовала пошевелить пальцами, но они словно онемели. Зато сердце Елены колотилось как сумасшедшее.
Вдруг она заметила, как язычки пламени, пройдя через ладони, начали причудливо изгибаться, будто танцуя. Не было боли, только чувство удивления и облегчения.
– Это пламя не обжигает, дамы и господа! Георгий Александрович, Елена Петровна, что вы чувствуете? – спросила Нина Чарская.
Загряжский ответил, и слова его поразили Елену Петровну. Князь открылся ей с другой стороны, к которой она и подумать не могла.
- Мне было страшно, признаюсь, но страх ушел, будто сгорел в пламени. И я...я почувствовала облегчение и радость, - сказала она, обращаясь к Нине. - Вы раскроете нам секрет?

Объяснения Нины касательно природы холодного пламени не внесли ясности, но тут Елена могла винить только себя: химия никогда не входила в число её интересов, увы. Познания же госпожи Чарской в сим сложном предмете удивляли. «А Нина Ивановна вовсе не такая простушка, какой хочет казаться», - усмехнувшись, подумала Елена. – « Не только Воронцов, но и поручик ею заинтересовался…Впрочем, она в самом деле очень мила и умна».
Тем временем бал продолжила кадриль. Загряжский танцевал в паре с Ниной, и смотрелись они на паркете чудесно.
Елена Петровна, которую на этот танец никто не ангажировал, хотела было направиться в буфетную, но тут заметила графиню Аристову. Докки тоже пропускала кадриль, но не выглядела опечаленной этим.
Елене Петровне стало невыносимо стыдно за свое недавнее поведение. Ей хотелось все исправить, объяснить Докки, что она сожалеет об их ссоре. Но захочет ли Евдокия Ильинична простить ее?..
Наконец Артемьева решилась и подошла к Докки.
- Евдокия Ильинична! Можно вас на два слова? – дрожащим голосом спросила она.
– Конечно, Элен,- улыбнулась Докки. – Давайте пойдём в буфетную, выпьем оранжада или сельтерской, тут душновато, на вас совсем лица нет.
В буфетной, где в это момент оказалось мало народу, они взяли по бокалу оранжада. Елена сделала два глотка и после этого, глядя графине в глаза, тихо сказала:
- Я бы хотела извиниться перед вами, Евдокия Ильинична… Мне, право, неловко... Сама не знаю, что на меня нашло.
- Да, признаться, я была немного ошарашена и даже обижена, но потом подумала, что не права по отношению к вам, - Докки вертела в руке пустой бокал, рискуя его разбить. - Иногда мы говорим что-то, что задевает собеседника, непреднамеренно. Так получилось и в нашей беседе - я задела вас, вы в ответ - меня. Тоже не специально. Так... бывает. - Она наконец поставила бокал и взяла другой - с шампанским.
- Означают ли ваши слова, что мы вновь подруги? – спросила Елена.
Бокал с оранжадом казался лишним в ее руке, но она продолжала сжимать его.
- Конечно, ma cherie, мы же дружим всю жизнь, а это была всего лишь глупая размолвка, - Докки пригубила шампанского. - Давайте поговорим о чем-нибудь более интересном.
- О чем же? – Елена улыбнулась. – Или, лучше сказать, о ком?

Загряжский появился в буфетной так неожиданно, что щеки Елены Петровны вспыхнули: еще минуту назад они с Докки обсуждали поручика, и вот он тут! «Что, ежели он нас слышал?» - подумала Елена, у которой от смущения покраснели даже уши.
– Елена Петровна, мазурка, вы обещали.
Не успев привести свои мысли в порядок, Елена Петровна пробормотала «конечно» и подала руку Загряжскому. Они вернулись в бальную залу и, приняв горделивые позы, свойственные мазурке, и выждав музыкальный такт, тотчас вовлеклись в танец.
Они с князем были не первою парою, но Елена была даже рада тому. Мазурку она любила: всю эту мазурочную болтовню, бесконечность танца, ловкость движений, наконец, с которою танцоры выделывали антраша. Нравилось легко и быстро скользить по паркету, когда кавалер, упав на одно колено, обводил ее вокруг себя. И потому она с радостью отдалась в этом танце Загряжскому, позволяя ему бойко кружить себя и любуясь тем, как ловко он выделывает прыжки, ударяя ногами в воздухе и щелкая каблуками.
- Должна признать, Георгий Александрович, вы один из лучших танцоров, каких я встречала,- не удержалась Елена от похвалы.

- Елена Петровна, а что в вашей местности - хорошие охоты?
- Настоящая охота, я слышала, нынче только в Сибири, - с улыбкой ответила Елена Загряжскому. – Но кабаны и лоси и у нас еще не перевелись.
- Вы выезжаете или только Петр Николаевич?
- Папенька брал меня пару раз на охоту, но из этого ничего путного не вышло...
Рассказывать князю о том, как она, что называется, с трех шагов не попала из ружья в белку, было неловко. Не то, что папенька! Тот, бывало, и с сорока шагов попадал прямо в глаз.
Князь вновь закружил ее вокруг себя. Бальные туфельки Елены Петровны скользили легко, словно по воздуху. Ощущение чего-то волнующе-радостного не покидало девушку на протяжении мазурки. «Отчего мне так хорошо сейчас?» - промелькнуло у нее в голове. – « Я чувствую себя так, словно это мой праздник, а вовсе не Долли. И все эти люди, и музыка – все кажутся мне прекрасными…».
Новый вопрос поручика прервал ее мысли.
– Елена Петровна, вы ведь пишете стихи? – Она кивнула. – Могли бы почитать мне что-то? Не сейчас, после танца.
- Боюсь, Георгий Александрович, они вам покажутся скучны, - ответила Элен, но, заметив, что он пытается возразить ей, добавила: - Но если вы настаиваете…
«Уж не смеется ли он надо мною?» - подумала Елена, но тотчас отогнала от себя эту мысль. После того, что о Загряжском ей поведала Докки, она не могла думать о князе дурно.

– После того, что я слышал в таборе, меня заинтересовали ваши стихи. В тех был глубокий смысл и искреннее переживание. Это точно не графоманство, голову на отсечение даю, - с улыбкой произнес Загряжский, как только они смогли продолжить разговор.
- Пожалейте вашу голову, поручик! – весело ответила разгоряченная танцем Елена. – Она вам еще пригодится. Уездные дамы не простят мне вашей головы, уж поверьте!
Она подала ему свободную руку, и Жорж увлек ее за собой в другой конец залы, продолжая на ходу выделывать фигуры танца. Музыканты были в ударе, казалось, мазурку они и не думают кончать, заставляя танцоров повторять все, даже самые сложные фигуры, заново.
Князь Загряжский танцевал мазурку так, как никто не умел танцевать в этой зале. И Елене Петровне было лестно, что на этот танец Жорж пригласил именно её, хотя она ничем не заслужила этого. Она замечала прикованные к ним взгляды, и была горда этим. Оказавшись ненадолго солирующей парой, они затем уступили место другой. Элен хотела было задать князю вопрос, но он опередил ее и неожиданно прочел стихи.
Она не могла скрыть своего удивления. "Что за человек! словно шкатулка с секретами", - пронеслось у нее в голове.
- Стихи ваши, Георгий Александрович, очень хороши! – сказала она. - Так хороши, что мне хочется услышать и другие.

Вальсировать Артемьева отказалась. К концу бала она уже чувствовала усталость, у нее стучало в висках и очень хотелось пить.
- В буфетную, пожалуйста, - ответила Елена Петровна. – Смертельно хочу пить. Бокал шампанского до начала игры, предложенной Долли, мне не помешает.
Поручик подал ей руку, и они направились в буфетную. Краем глаза Елена Петровна оглядывала зал, в поисках отца, и внезапно увидела его стоящим подле одной дамы. Это была вдова адвоката, еще довольно молодая и весьма красивая женщина, чей траур по безвременно почившему мужу, насколько можно было судить по ее платью, уже окончился. Петр Николаевич старался занять разговором вдову, что не укрылось от глаз дочери.
- Кажется, у меня скоро будет мачеха, - произнесла она, обращаясь к Загряжскому. – Ай да папенька!
Они прошли мимо Петра Николаевича, но тот, увлеченный беседой, не заметил ни дочери, ни князя.
В буфетной они взяли по бокалу шампанского. Елена выпила его почти залпом и потянулась к серебряной вазе с фруктами.
- Хотите яблоко, Георгий Александрович? – спросила она и вдруг тихо рассмеялась: – Жаль, но среди них нет ни одного с надписью «Прекраснейшей»… А будь вы Парисом, кому бы вы присудили приз? Гере, Афродите, Афине? Или поступили бы также как Парис?
Елена Петровна надкусила яблоко и взглянула князю прямо в его пронзительные серо-зеленые глаза.

Оркестр играл быстрый вальс. В озаренной сотней свечей зале опьяненные музыкой грациозно кружились пары. На этот раз вальсировала не только молодежь, но и те, чья юность давно отцвела. Такие пары, сделав несколько туров, после ретировались и шли в буфет. И вскоре народу тут стало больше, чем в бальной зале.
Опустошив одну из ваз с фруктами, Елена с Жоржем отошли от стола.
- Пойдемте лучше искать вашу ленту, если вы разрешите мне составить вам компанию,- произнес Загряжский.
- С превеликим удовольствием, Георгий Александрович, - согласилась барышня Артемьева. – Здесь стало слишком душно… И потом, не буду лукавить, мне ужасно интересно отыскать ленту, о которой объявила Дарья Петровна. Ума не приложу, что находится на ее конце… Долли, оказывается, большая выдумщица!
Они с князем вышли из дома и спустились в сад, продолжая свою ни к чему не обязывающую беседу. Елене Петровне нравилось, что Загряжский не сыпет пустыми комплиментами, не рассказывает ей глупые анекдоты, и вообще, ведет себя хотя и учтиво, но несколько отстраненно и сдержанно. В нем не было той излишней фамильярности, которую она так не любила в мужчинах, как не было и высокомерия, присущего иным представителям титулованной знати, в особенности столичной.
- А вот кажется и те самые столбы с лентами, - весело сказала она, указывая на них князю кивком головы.

- Да, верно …- пробормотала Елена, поднося к глазам разноцветные шелковые ленты и пристально рассматривая их в сумеречном свете. – А! вот и моя, лазоревая: видите, на ней белым выведено «Елена А.»?
Она показала край ленты Жоржу.
- Если это и в самом деле нить Ариадны, она приведет нас в лабиринт Мещерских, а мне бы этого совсем не хотелось…
- Почему же?- спросил он, улыбнувшись.
Елена Петровна пожала плечами. Говорить об этом было неловко, но она все же решилась.
- Однажды мы с Долли заблудились в лабиринте, - призналась она. - Мы тогда были еще детьми, и хотя я несколькими годами старше, испугалась не меньше ее… Я и сейчас трусиха…Но поскольку вы со мной, Георгий Александрович, уверена, мы не заблудимся.
Они зашагали рядом, стараясь не потерять ленту из вида.
Где-то из глубины сада послышались чьи-то голоса. На дорожке промелькнули темные силуэты, затем раздался радостный смех. Потревоженная им, с дерева вспорхнула птица, за ней другая.
От неожиданности Елена Петровна вскрикнула и в испуге прижалась к Загряжскому. И тотчас, осознав, что произошло, отпрянула от него страшно смущенная, с покрасневшим лицом и бьющимся сердцем.
- Прошу извинить меня, Георгий Александрович…
Подхватив злосчастную ленту, она заторопилась вперед, так что князю пришлось нагонять ее.
Вскоре лента привела их к одинокой скамейке в укромном уголке сада. На ней лежал батистовый носовой платок, удерживаемый от ветра маленьким камешком и изящной серебряной брошью в виде путеводной звезды.
- Какая прелесть! - в тихом восторге ахнула Елена. – Долли просто волшебница!
Она взяла брошь в руки и принялась рассматривать.
- Вы знаете, что означает путеводная звезда? – спросила она, обращаясь к князю. – Считается, что она символ преодоления препятствий, торжество ума и красоты… Долли, разумеется, польстила мне, но я просто влюблена в эту вещицу.
Елена раскрыла булавку броши и осторожно приколола ее к платью.
- Что скажете? – сияя от удовольствия, спросила она у Загряжского. – Вам нравится?

Елена не сразу освободилась из объятий Загряжского. В первые мгновения, когда он вдруг привлек ее к себе и стал целовать, она была словно в полуобморочном состоянии: у нее закружилась голова, обмякло и сделалось вялым тело, похолодели руки. И только губы, которые поручик, целуя, сминал своим ртом, пульсировали и горели огнем. А затем и внутри нее сделалось так жарко и сладко, что Елена едва не застонала.
И тотчас ощутила, что объятия поручика стали крепче.
Опомнившись, Елена Петровна с силою оттолкнула князя и взглянула на него с выражением крайнего изумления на лице.
- Зачем? Зачем вы это сделали? – воскликнула Артемьева со страстным упреком. – Мне приятна ваша компания, но вы, кажется, забылись, ваше сиятельство! Я вас не понимаю! Ни вы, ни я не влюблены друг в друга, что могло бы, разумеется, хотя бы отчасти извинить вас. - Она вскинула подбородок и с вызовом посмотрела на Загряжского. Глаза ее сверкали, грудь под тонким платьем тяжело вздымалась. – Или вы, Георгий Александрович, изволили таким образом шутить со мною?.. Что ж, должна признать, ваша шутка удалась на славу…
Елена горько усмехнулась и покачала головой. Она и ждала его ответных слов, и в то же время страшилась их услышать.

- Вы странный человек, Георгий Александрович! - Елена Петровна вспыхнула. Глаза ее против желания наполнились слезами, и она часто-часто заморгала. - Говорите со мной так, словно вы доктор или батюшка в церкви. – Она обхватила ладонями свое лицо и покачала головой. Капающие из глаз горячие слезы просачивались сквозь пальцы, обжигая их. - А что до боли, пожирающей изнутри, то думаю, вам о ней не меньше моего известно. Эту боль даже время не лечит…
Елена отняла ладони от лица – они были мокрыми. Ее вдруг накрыло волной стыда. Она позволила себе быть слабой на глазах у поручика, позволила ему жалеть себя.
Он, доселе молчавший, протянул ей носовой платок.
- Возьмите, прошу вас.
- Благодарю, - прошептала она и промокнула платком сначала лицо, затем руки. Она хотела было вернуть платок князю, но он отказался.
Между Загряжским и Еленой Петровной возникло неловкое молчание, которое царило целую вечность.
Из глубины сада послышался чей-то смех.
Елена Петровна встрепенулась. Она заметила, как стемнело вокруг.
- Уже поздно. Вы не проводите меня к моему отцу? - спросила она поручика.
- Разумеется, - он подал ей руку, и она с благодарностью приняла ее.
Когда они уже подходили к дому, Елена Петровна попросила князя остановиться на минуту.
- Георгий Александрович! Я бы хотела, чтобы все случившееся у скамейки осталось нашей с вами тайной, - сказала она, глядя ему в глаза.

Сад - парадное крыльцо дома
Они медленно пошли по садовой дорожке. Елена все еще комкала в руке платок князя. И еще никогда у нее так не стучало сердце, как в эту минуту.
- Я не держу на вас обиды, Георгий Александрович, - не глядя на него, произнесла Артемьева. – Напротив, я должна быть благодарна вам за ваше неравнодушие. Не знаю, со всеми ли вы женщинами так откровенны, или только со мною… - Тут она повернула к нему лицо и вопросительно взглянула на него, не получив, однако, ответа, и потому тотчас продолжила: - Но в одном вы правы точно: жалость – плохое, бессмысленное чувство. И куда лучше его – сострадание. Но сострадать себе невозможно, оттого люди жалеют себя.
Она вздохнула и замолчала. Молчал и князь.
Пройдя еще пару поворотов, они наконец очутились у знакомой дорожки, ведущей прямо к барскому дому. На ступенях парадного крыльца толпились и шумели гости Мещерских. Елена Петровна заметила отца и помахала ему.
- Еленочка! Князь! Ну, наконец-то! – воскликнул Петр Николаевич, который быстро, перепрыгивая через ступеньки, кинулся навстречу к ним. – Я уже начал переживать, не заблудились ли вы в необъятном саду генерала.
- Напрасно вы так волновались, папенька, - улыбнулась Елена.
- А что у тебя с лицом, Еленочка? - нахмурился Артемьев. – Ты как будто бы плакала.
- Вам показалось, папенька, - ответила Елена. – Мне просто соринка в глаз попала, а Георгий Александрович дал мне свой платок, чтобы я могла от нее избавиться.
Елена Петровна кинула взгляд на Жоржа, умоляя подыграть ей.
- Все так и было, Петр Николаевич, - подтвердил поручик с улыбкой.
- Надобно будет тебе доктору завтра показаться, - сказал Артемьев.
- Пустяки, отец, - махнула рукой Елена. - Едемте лучше домой – я очень устала.
- Признаться, я тоже. Да и поздно уже. Ну а вы, князь, - обратился Петр Николаевич уже к Загряжскому, - приезжайте к нам как-нибудь. Отобедаем вместе, расскажите мне про ваше житье-бытье, Еленочка споет нам. – Он кинул взгляд на дочь. – Ты ведь не возражаешь, Еленочка?
- Буду рада видеть Георгия Александровича у нас. – Елена Петровна улыбнулась. – Мы гостям всегда рады.

Елена Петровна поднялась в дом, держа отца под руку. Войдя в залу, Петр Николаевич покрутил головой, и это не осталось незамеченным дочерью.
- Должна признать, она очень мила, - как бы между прочим сказала Елена.
- О ком ты? – Артемьев внимательно взглянул на дочь.
- О вдове адвоката, конечно же. – Елена улыбнулась.
– Ах, ты о Зинаиде Ивановне! - Петр Николаевич смутился. – Она замечательная женщина. Я часто бывал у них при жизни Василия Андреевича… Хорошая они были пара, да-с.
- Почему бы вам, папенька, не пригласить Зинаиду Ивановну к нам в усадьбу? Под благовидным предлогом, разумеется, чтобы не давать нашим салопницам пищу для разговоров.
- Ты полагаешь, она согласится?
- Ежели не согласится, значит, вы ей не интересны, Петр Николаевич, - ответила Елена и кивнула подбородком влево. – А вот и генерал Мещерский!
Они распрощались с генералом в самых любезных выражениях, обещая по случаю приехать вновь и приглашая к себе.
- Пойду сыщу Василия, кучера, и велю подать нам коляску, - произнес Артемьев, как только они отошли от старика Мещерского. – А ты Глафиру зови. Не ровен час, девку забудем тут…
- Я только с Дарьей Петровной попрощаюсь, - сказала Елена Петровна и направилась к Мещерской.
- Долли, дорогая, спасибо за прекрасный праздник, надеюсь, что мы с тобой еще свидимся… - Елена взяла девушку за руки и прошептала:. – Мы с тобой так мало говорили сегодня, но я о многом догадалась, глядя на вас с князем.
Они обнялись.
- Ну, прощай, милая! Я буду молиться за вас…