Карта ролевой игры "Таинственный замок 3. Оборотни"

Крейн слушал Эву со всё более возрастающим удивлением. Похоже, девочка совсем не понимает, о чём говорит.
- Эва, описания подвигов женщины вполне похвальны, вот только... Я также думал, лет триста сорок назад, - он мягко рассмеялся, надеясь, что Эва обманется и сочтёт это за шутку. - Но время идёт, и с ним приходит понимание, что романтичные подвиги во имя любви хороши лишь только на словах. Когда дело доходит до действий, всё иначе. Мало того, смею вас уверить, Эва, вы и думать забудете о своих словах, если дело будет касаться вашего потомства. Тогда любовь отойдёт на второй план, а на первый план встанут дети. Никаких ссылок босиком за мужем и риском даже пахнуть не будет, когда у вас будут дети. Иначе я назову это глупостью. Так что... по-моему, лучше сразу выбрать такого отца, чтобы не пришлось за ним босиком в ссылку или же бояться о том, что над ним возобладает звериная натура, - Крейн пожал плечами.


Константин напрягся и бросил испытующий взгляд на Николь. Возможно, кошка предпочтёт компанию вервольфов, что впрочем, не будет означать того, что альфа не кинется подрать их прекрасные шкурки. Это его женщина. Его и точка. Но услышать ответ Николь всё же хотелось...

- А мы и не были так близко знакомы, - парировал Крейн, поднимая бокал в своеобразном тосте. - Я очень многолик.

Крейн лениво проследил взглядом за тем, как Улаф терзает парня, вскинул брови, допивая пиво и с интересом глядя на то, как жертва трепыхается в пасти. А потом перевёл взгляд на Эву, говоря этим: ну, что я говорил?

Николь вдруг встала из-за стола и выскочила из таверны, и Крейн нахмурил брови: неужели кошка впечатлилась тем, что только что произошло на их глазах? Он не замечал за Баккарой излишней впечатлительности, оттого брови его были нахмурены. Ровно пару секунд, не больше.
С шумом отодвинув стул, Крейн поднялся из-за стола и извинился перед присутствующими. А после вышел из таверны и остановился на несколько секунд, шумно втягивая воздух в лёгкие. Быстро стащив куртку, Константин прыгнул, оборачиваясь в воздухе и приземляясь на все четыре лапы, мягко отпружинив от земли перед тем, как помчаться в лес во весь опор. Он чувствовал аромат зверя Николь, и сегодня, сейчас, сию минуту не собирался отпускать её от себя ни на шаг.

Он взял её след почти сразу же, слишком острым было восприятие Крейна в том, что касалось Николь. Будь она человеком или зверем - она пахла для него по-своему. И всегда будет пахнуть также. Недоумение, которое испытывал человек, исчезло, когда Константин перекинулся в зверя. Осталось лишь желание. Животное и дикое желание догнать, взять, заставить принять... Таким, какой он есть. Если человек и был подвержен страстям, если он и размышлял о том, чего стоит или не стоит делать, зверь знал, что для него есть только один путь.
Он нагнал её около старого лесного домика и некоторое время просто наблюдал за тем, как грациозно его кошка двигается. Она знала, что он рядом, - он чувствовал это. И кошка была недовольна. Пригнувшись к земле, она прыгнула, сбивая Крейна с ног, и он мягко откатился, обхватывая её лапами.
Константин оказался стоящим на земле, хвост его беспокойно бил по снегу, выбивая вверх сноп снежинок. Баккара стояла напротив, опустив голову вниз и приглушённо рыча. Теперь первым прыгнул вперёд Крейн, опрокидывая кошку на спину, когда она подпрыгнула, вставая на задние лапы и распрямляясь во весь рост. Он мягко схватил её за шкирку зубами, оказавшись сверху, и прижал к земле, заявляя свои права. Баккара вывернулась, снова устремляясь куда-то, кружа рядом с домиком, заставляя догонять себя. Крейн гонялся за ней, вспахивая лапами снег, сбивая кошку с ног, возбуждаясь только от её запаха.
Он перекинулся обратно в человека, когда понял, что желание перехлёстывает через край. Животное желание, которое Константин больше не мог контролировать. И теперь стоял, абсолютно обнажённый, тяжело дыша и наблюдая за кошкой. Она могла напасть на него, могла скрыться и убежать, а могла переброситься в человека, но тогда у неё больше не будет выбора оставаться с ним или нет. В этом случае её дальнейшая судьба будет решена. Баккара станет женщиной Константина Крейна. И Крейн ожидал, давая ей выбор.

В этом моменте, когда Николь оказалась рядом с Константином, садясь у его ног, словно признавая его власть над ней, был такой сумасшедший коктейль разных ощущений, что он сжигал вены, превращая их в реки кипящей лавы. Всё было решено, наверное, ещё тогда, когда зверь Крейна признал зверя Баккары как своего. Всё было решено ещё давно, и противиться этому выбору было невозможно. Да Крейн и не хотел этого.
Перед ним на коленях сидела женщина, самая совершенная из всех. Идеальная. Только для него одного. Крейн провёл пальцами по щеке Николь, словно желал удостовериться в том, что она ему не привиделась. Нет. Она была из плоти и крови. Похоть растаяла, теперь заместившись желанием обладать своей женщиной. Во всех смыслах этого слова. Навсегда. Крейн стёр покатившуюся из глаз Николь слезинку, которая заледенела от мороза, и замер, услышав её слова:

Если у неё и был эфемерный шанс отказаться от Константина, теперь она утратила его навсегда. Константин нагнулся, подхватил Николь на руки и направился к домику, осторожно ступая по снегу босыми ступнями. На хлипком крылечке остановился, поставил женщину на ноги и с силой толкнул дверь, распахивая её перед собой. В домике было темно и холодно, но и Крейн, и Баккара прекрасно видели в темноте. Константин завёл свою женщину за собой, прикрыл дверь, в которую влетали порывы ледяного ветра и повернул Николь лицом к себе. Возбуждение, разливающееся по телу, можно было унять только одним способом. Сначала он хотел просто целовать Николь, медленно и неторопливо, а после уложить на сваленные в углу шкуры и брать так долго, чтобы она стала умолять его остановиться. Чтобы с губ её слетали хриплые крики наслаждения и мольбы о пощаде.
- Я уже предупреждал тебя, что в моей постели нет никаких границ в том, что касается занятий любовью, - тихо проговорил Крейн, серьёзно глядя на Николь, прежде, чем привлечь её к себе.
Нет... к чёрту нежность и осторожность, для них ещё будет время. Много лет, что ждут их впереди. Он ждал слишком долго, и теперь тормоза снесло ко всем чертям, а на поверхности разума остался только голод по своей женщине.
Крейн набросился на её рот с жадным глубоким поцелуем, терзая сладкие губы, тихо рыча от удовольствия, когда Николь ответила. Обняла его за шею, прижалась дрожащим телом. Он покусывал её губы, желая прикусить их до крови, чтобы на языке был этот ни с чем не сравнимый вкус. Его руки спустились по спине, вжимая тело Николь в его, замерли на ягодицах, ещё сильнее привлекая женщину к изголодавшемуся мужскому телу. Возбуждённый донельзя член упёрся в живот Николь, отзываясь сладкой болью. Ему было необходимо оказаться в ней, почувствовать как она станет сжимать его собой, почувствовать сладкие судороги, когда она будет кончать под ним и выкрикивать его имя.
Крейн опустился поцелуями к груди Николь, чувствуя солоноватый привкус её кожи, втянул в рот правый сосок, с силой посасывая его, а пальцами руки лаская вторую грудь. И вот теперь он уже стоял перед ней на коленях, преклоняясь перед своей женщиной. Прикасался к подрагивающему животу и втягивал в себя упоительный аромат её возбуждения. Крейн провёл пальцем между ног Николь, зарычав от удовольствия, когда понял, насколько она влажная. Он хотел попробовать её... Он должен был попробовать её всю.
Резко поднявшись на ноги, Константин обхватил запястье Николь и подвёл её к шкурам. Уложил на спину, устроился между её разведённых ног, нажимая на её бёдра и разводя ноги женщины ещё шире. Он замер на несколько бесконечно долгих секунд, просто смотря на её сочащееся влагой лоно, а после стремительно наклонился не в силах больше терпеть. Медленно провёл языком снизу вверх, втягивая в рот клитор, посасывая его, прикусывая и упиваясь вкусом его женщины. Он хотел вылизать её всю. Выпить до капли, всю... Абсолютно всю. Крейн жадно ласкал Николь ртом, ещё сильнее разводя её ноги, желая погрузиться языком как можно глубже, слушая громкие стоны и сходя от них с ума.
- Кончи для меня. Я хочу чувствовать языком как ты кончаешь, - прошептал он, отстраняясь, и следом вновь стал ласкать её, ударяя языком по клитору, проникая вглубь и выходя из её тела. Николь хрипло кричала, то прижимая голову Крейна к себе, то словно бы желала оттолкнуть, а когда он почувствовал как она кончает от его ласк, сжимая его язык собой, он больше не смог терпеть: притянул её бёдра к себе и насадил на член до предела, всё ещё чувствуя волны её оргазма и продлевая его первыми движениями. Она была такой узкой, так плотно обхватывала его, что Крейн решил, что вряд ли выдержит долго...
Впрочем, впереди у них была вся ночь.

Много позже, когда Николь уснула, лёжа на груди Константина, он улыбнулся сам себе, наблюдая за тем, как в окна стучится жемчужно-серый рассвет. Сегодня ночью он едва не сошёл с ума, взяв Баккару, должно быть, не менее десятка раз. Она лишила его разума, она дарила всю себя без остатка. Это была идеальная во всех смыслах женщина. Его женщина. И он никогда её больше от себя не отпустит.

Крейн ухмыльнулся, провожая взглядом кошку, и дал ей ровно полминуты форы, зная, что он найдёт её всегда и везде. Догонит, отыщет среди всех миров и вселенных. Просто потому, что она принадлежит только ему. Выбежав из домика, где оставался аромат их ночи на смятых шкурах, Крейн перебросился в барса и помчался за Николь. Некоторое время они кружили по лесу, бегая друг за другом, и Константин впервые за долгое время испытывал чувство настоящего и полного пьянящего восторга. Перекинувшись обратно в людей, они направились в сторону замка, посмеиваясь от опасности быть пойманными в самом откровенном наряде, в котором могли только предстать. Они пробирались осторожно, Крейн вёл Баккару за собой, порой не в силах был сдержаться, разворачивался и прижимал женщину к себе, чтобы только удостовериться в том, что она настоящая и она рядом. Ему физически необходимо было знать это. Пришлось добраться до таверны, где Константин сбросил куртку, чтобы забрать её с собой.
Уже возле двери в его номер, Крейн решительно взял Баккару за руку и повёл за собой.
- Ты переезжаешь ко мне, - безапелляционно заявил он, входя в номер и запирая за собой дверь. - И я думаю, что в поисках книги ты больше участвовать не должна. Это очень опасно. А я не хочу подвергать тебя опасности, потому что... потому что я просто тебя люблю.
Слова слетели с губ легко и просто. Крейн всего лишь озвучил то, что было прозрачным, как горное озеро.
- Я даже подумываю вернуться домой, чтобы ты была в безопасности. Книга ничто по сравнению с твоей жизнью.

Она целовала его, снова пробуждая желание и ураган нежности, который охватил Крейна. Странно, но это чувство он, казалось, испытывает впервые. Да, отказаться от книги, чтобы не подвергать Николь опасности, было самым верным решением. Разве есть что-то более важное, чем безопасность любимой женщины? В её глазах стояли слёзы, и Константину хотелось осушить их губами. Его женщина не будет плакать никогда, он просто не даст ей для этого ни единого повода.

Что она сейчас сказала? Ему послышалось?
Крейна словно облили ушатом ледяной воды. Баккара только что сказала ему, что какая-то Книга Ведьм важнее, чем он? Константин вдруг почувствовал себя жестоко обманутым. Его обманули. Каждое слово, произнесённое Николь, вгоняло в его сердце тупую иголку, вынуть которую было невозможно. Вся эта ночь, все те слова, что они шептали бессвязно друг другу, оказались просто иллюзией? Невыносимо жестокой иллюзией, представшей перед Крейном во всей своей пугающей простоте. Это он вёл себя как дурак, считая, что больше нет ничего важнее. В это время рядом с ним была женщина, для которой все его чувства и желание защитить были не более чем пустым звуком.
Нет... нет. Этого просто не может быть. Он, должно быть, ослышался. Крейн всегда был слишком порывистым, и сейчас он просто ослышался и уже додумал тьма ведает что.

Она выскользнула из номера, оставляя после себя в воздухе звенящую тишину после произнесённых слов:
"Лучше не становись у меня на пути".
Всего остального он не расслышал. Удар Баккары был точным, он оглушил, заставил внутренне взреветь в бесплодной попытке закрыться от того, что она ему говорила. Крейн отсчитывал удары сердца, стучавшего где-то в ушах и тупо смотрел на захлопнувшуюся дверь номера. Раз, два, три... Она не возвращалась. Это не шутка. Это не жестокая шутка, Крейн.
Мужчина откинул голову назад и рассмеялся. Громко и горько. Он смеялся над самим собой, над тем, каким глупцом он был. Форт? Чёрт побери, а это ещё кто? Любовник? Б***ь, это любовник Баккары, ради которого она соврала стае и Совету и теперь заявляла, что Константин Крейн не должен становиться у неё на пути!
Ну, нет, девочка. Нельзя так просто сказать своему альфе такие слова и уйти с миром. Нельзя переспать с ним, ради того, чтобы усыпить бдительность, а после забрать книгу и спасти, мать его, любовника!
Крейн поспешно одевался, уже зная, куда он направится дальше...

Дверь в номер Баккары опять была не заперта. Константин, полностью одетый, вошёл к Николь, сжимая руки в кулаки до боли в костяшках пальцев.
- Ты получишь свою чёртову книгу, кошка, - прошептал он, глядя на поднявшуюся ему навстречу Баккару. - Я отправляюсь за ней. Сейчас же. Ты получишь эту книгу чего бы мне это ни стоило. Я раздеру глотку любому волку, который встанет у меня на пути. И я приказываю тебе оставаться на месте. Даже не вздумай соваться туда, куда тебе соваться не следует. И когда ты получишь эту книгу, помни только одно, любимая, - он цинично усмехнулся. - Не смей. Больше. Никогда. Попадаться. Мне. На глаза.
Через мгновение дверь за ним захлопнулась, едва не сорвавшись с петель.

Крейн не помнил того, как промчался по коридорам отеля, как очутился на морозном воздухе, который должен был отрезвить, но, чёрт побери, не отрезвил. Не помнил и того, когда впервые почувствовал её запах, узнавая его из тысячи. Константин просто шагал вперёд, направляясь в деревушку и надеясь на то, что в голове прояснится, и мысли перестанут метаться с одной на другую. Быть может, он и был идиотом, который собирался рисковать жизнью ради того, чтобы спасти жизнь любовнику своей женщины, но... Да нет, пожалуй, он и был именно что идиотом. Он почувствовал запах Баккары, идущей за ним следом, и скрежетнул зубами от злости, но пока не торопился обнаруживать то, что он для себя выяснил. Он прошагал мимо нескольких домов, а после резко свернул вправо, обегая несколько домов и возвращаясь назад. Теперь он должен был оказаться за спиной у Николь.
Крейн прищурился, безошибочно находя взглядом фигурку кошки, которую так легко было узнать в толпе. Копна её тёмных блестящих локонов притягивала взгляд. В эти волосы он погружался сегодня ночью пальцами, притягивая голову Николь ближе к своему паху... Проклятие! Он всё также сильно её хочет. Безумно злится на неё, но также сильно хочет. Он чувствовал её растерянность, когда она потеряла его из виду, но продолжала ощущать близость Крейна. Бесшумно приблизившись к Николь, Константин бесцеремонно схватил её за куртку на спине и буквально втащил в какое-то здание, оказавшееся сараем. С силой толкнув Николь спиной в стену, он приблизился вплотную и расставил руки по обеим сторонам от её тела, прижимая кошку и не давая ей возможности выбраться. Она последовала за ним, наплевав на приказы Крейна, чтобы первой завладеть книгой. Видимо, не доверяла его обещанию.
- Ты ослушалась приказа, - тихо прорычал он ей в губы, внимательно глядя в глаза кошки с расширившимися зрачками. - Ты ослушалась моего приказа. Тебе так не терпится исчезнуть долой с моих глаз?!
Крейн не сдержался, с силой ударяя кулаком прямо возле головы Николь, после чего обхватил её за плечи и хорошенько встряхнул.
- Николь, почему? Зачем ты это сделала? Зачем ты это сделала?? Неужели я бы не понял тебя, если бы ты сказала, что хочешь просто спасти своего любовника? День назад я бы это ещё понял и принял. Сейчас - нет! Так почему и для чего ты это всё сделала со мной?
Великая тьма, неужели в его голосе наряду с бессильной злостью сквозит растерянность?

Стаю или прайд снежных барсов можно было назвать так весьма условно. Кошки вообще не любят, когда ограничивают их свободу, но за свои территории готовы драться до последнего. В основном ирбисы селились по одиночке, реже небольшими стаями. Прайд Крейна был довольно большим, однако несколько кошек предпочитали жить "свободно", но в то же время иметь за спиной крепкий тыл в виде прайда, чтобы в случае посягания на их территорию можно было обратиться к своим. Кто-то становился частью стаи, но, поняв, что ему проще вновь стать одиночкой, мог беспрепятственно прайд покинуть. И Константин никогда не ограничивал выбор для своих кошек в том, что касалось свободы. Однако в прайде были и свои правила, и выполняться они должны были неукоснительно.

Крейн запустил пальцы в волосы, взъерошивая их. Форт. Брат-близнец. Ну, конечно. Ослеплённый ревностью, он даже и не удосужился вспомнить её брата, который предпочитал одиночество, занимаясь какими-то своими делами. Облегчение сменилось вновь накатившей волной злости. Значит, Николь предпочла решить всё сама, при этом выбрав жизнь и безопасность брата, наплевав на то, что после им всем предстоит нехилая такая заварушка с волками. И ладно бы она смогла выкрасть книгу незаметно, но, похоже, сделать бы это не удалось в любом случае. А ты сам, Крейн, не готов ли был идти куда угодно за книгой каких-то полчаса назад?

Крейн склонил голову набок и сложил руки на груди, с вежливым интересом глядя на Николь. Злость из всепоглощающей превратилась просто в ленивую. Вся эта хрень с книгой и тем, что они оба с Николь творили, ему порядком надоела.
- Ты так просила убраться меня со своего пути, что помчалась следом, едва я только вышел из твоего номера. Это раз. Если ты считаешь, что теперь я буду чувствовать себя виноватым, ты жестоко ошибаешься. Я не буду бросаться перед тобой на колени, я не буду умолять тебя о прощении и говорить, что пойду вместе с тобой за книгой хоть на край света, хоть в ад, хоть к Сверру в пасть, только потому, что неправильно тебя понял. Это два.
Он умолчал о лжи Баккары, полагая, что ей и без того было несладко.
- Отныне мы либо будем делать так как я скажу, либо наши с тобой пути разойдутся навсегда. Это три.
Он отступил на пару шагов и опустил руки, глядя на кошку, которая смотрела на него с вызовом в глазах.
- Я возвращаюсь в отель. Просто для того, чтобы собрать вещи и убраться отсюда домой. У тебя будет ровно час на то, чтобы решить отправляешься ли ты за книгой одна и подставляешь под удар всю стаю, либо доверяешься мне и я решаю проблему с твоим братом сам. Я буду ждать тебя в своём номере. Ровно через час я уеду.
Он развернулся, дошёл до выхода и обернулся на пороге.
- Ни одна женщина в моей жизни не заставляла меня творить столько глупостей за два дня, и ни одна женщина не сводила меня с ума своими словами о том, что она не может со мной остаться. Я считал, что после таких слов принять обратно никого не смогу, если, конечно, у кого-то возникнет желание вернуься... Но если бы не смог, мои слова о любви оказались бы просто ложью. Впрочем, если я тебе нужен только как возможность вытащить твоего брата из дерьма, я пойму. И сделаю это. Для тебя.
Больше не прибавив ни слова, Крейн вышел на улицу и направился к отелю.

О, Тьма! Как же она его злила! Константин едва не воздел руки к небесам в немом вопросе в чём же он провинился. Эта девчонка сведёт его с ума ещё больше если не перестанет испытывать терпение Крейна. Что? Вот что ей непонятно в том, что он уже ей сказал? Она услышала от него признание в любви, из которого следовало, что его самка всегда, до самой смерти будет принадлежать своему мужчине. Она услышала слова о том, что он готов ради неё на все возможные безумства, которые Крейн готов был совершить ради Николь. Залезть в логово волков, чтобы забрать книгу? Пожалуйста. Попробовать вытащить из передряги задницу её брата? Да без проблем!
Что ещё ей было нужно? Неужели она жаждала, чтобы альфа упал перед ней на колени и молил, чтобы Николь Баккара позволила быть рядом? Этого не будет никогда. Она либо хочет быть его женщиной, либо нет. Третьего не дано и никогда не будет дано. Это нужно усвоить как дважды два.

Чёрта-с-два! Хрен он даст ей покинуть стаю, если увидит, что Николь любит его и хочет быть рядом. Если увидит. Если нет - скатертью дорога.
Крейн выслушал Николь с вежливым интересом, как и надлежит это делать внимательному джентльмену, которым Константин - вот незадача! - никогда не был. Он даже не бросился за Николь, когда она покинула номер альфы, решив отчего-то, что последнее слово будет за ней. Треклятая гордячка! Она должна гордиться совсем другим. И она будет гордиться совсем другим. Например, тем, что их дети очень красивы, умны, развиты не по годам. Или тем, что дочка слишком рано начала оборачиваться в зверя. Только это - повод для гордости, всё остальное - прах.
Крейн дождался, когда за Николь захлопнется дверь, покачал головой, взял мобильный и набрал номер Стейна. Некоторое время прислушивался к равнодушным гудкам, чтобы после бросить короткие указания о том, чтобы разузнать всё о брате Николь.
Крейн засунул мобильный в карман джинсов и поднял сумку с собранными вещами, раздумывая о том, что будет дальше. Сейчас они отправятся домой, где он решит все проблемы своей кошки, чтобы после она могла выбирать свой путь сама. И если Николь решит уйти - это будет только её выбор. Навязываться и навязывать свою волю было не в его правилах.

Крейн почти вышел из номера, когда дверь бесшумно распахнулась, и в помещение зашла Баккара. Внутри разлилось облегчение, в котором Константин пока не торопился себе признаваться. Значит, всё то, что между ними случилось, имеет для неё хоть какое-то значение? Впрочем, стоило послушать Николь, а-то ведь он вполне мог и обмануться в своих предположениях.

Крейн выпустил сумку из рук, и она с глухим стуком упала на пол. Он заложил руки в задние карманы джинсов, глядя в лицо Николь сверху-вниз, слушая её и чувствуя почти непреодолимое желание обнять Баккару и прижать её к себе. Она держалась пальцами за его одежду, и это невесомое прикосновение, едва ощутимое через ткань куртки, отзывалось в его теле волной возбуждения. Он вожделел свою женщину. Снова. Проведённая вместе ночь не была способна приглушить это чувство, и, наверное, это не будут способны сделать все ночи их жизни.
- Да, мы можем идти, - глухо проговорил Крейн, ожидающий... чего? Того, что она скажет ещё что-то в дополнение к уже произнесённым словам?

- А больше ты ни за что не хочешь попросить прощения? - Константин приподнял бровь, тяжело вздохнул и обнял Николь, прижимая её к себе. После отошёл к креслу, так и держа Баккару в своих объятиях и устроился в нём, усадив кошку себе на колени. - Я очень устал, кошка, - признался он, прикрывая глаза и делая ещё один глубокий вдох. - Устал от нашей бесконечной беготни и от бесконечного непонимания, что мы вообще творим. - Крейн открыл глаза и внимательно посмотрел на Николь, поглаживая пальцами её ладонь. - В любом случае я сделаю всё от меня зависящее, чтобы твой брат оказался в безопасности. Даже если после ты решишь, что не хочешь меня больше видеть и я тебе не нужен. Но сейчас я хочу услышать от тебя ответ: ты останешься со мной? Я могу предложить тебе не очень много. Себя, свой вздорный характер и непримиримые решения, которые я привык принимать сам, особо ни кого не беря во внимание. Вот, пожалуй, и всё. Ну и, разумеется, тебя ждёт наказание за то, что ты соврала, - он сдержал улыбку, и тон его вновь стал серьёзным. - Ответь на простой вопрос. Ты останешься со мной?

Почему-то он и не сомневался в её ответе. Словно зверь внутри Крейна знал, что именно ответит Николь. На каких-то животных инстинктах, должно быть. От услышанных слов зверь Константина замурлыкал от удовольствия.

И снова был поцелуй, первый в череде тех, которые будут у Николь и Крейна после того, как Баккара призналась ему в любви, отрезая для себя саму возможность убежать или же повернуть всё вспять. Эту женщину он не отпустит от себя никогда и никуда, пусть она хоть тысячу раз соврёт ему, что не может с ним остаться.

- Не сомневайся, моя кошка: в том, что касается наказаний, я очень большой выдумщик, - усмехнулся Крейн, привлекая Николь к себе, жадно целуя её, наслаждаясь её близостью и ароматом волос. Он поднялся из кресла, чтобы опустить Баккару на постель, медленно раздевая, наплевав на то, что они собирались уезжать. Сейчас ему было необходимо почувствовать её всю. Понять, что она принадлежит только ему, ощутить это каждой клеточкой тела, и Крейн собирался удостовериться в этом древним, как мир, способом.

Через несколько часов они покинули отель, чтобы начать новую жизнь. В которой будет упрямство кошки, злость альфы и множество сладких или болезненно-сладких наказаний. Но Крейн знал уже тогда: ни он, ни Баккара никогда не пожалеют о том, что когда-то отправились в это путешествие вместе.