Карта ролевой игры "Калейдоскоп историй"

Беатрис начинала тонуть в громком шуме десятков голосов, сдавливающем голову плотным кольцом. Еще немного, и она потеряет связь с реальностью, оглушенная и дезориентированная.
Хотелось кричать, выть, только бы заглушить эти голоса в голове, но с губ сорвался только невнятный прерывистый хрип, приглушенный прижатой к губам ладонью.
Тихая просьба спокойным тоном из уст князя, стала той самой спасительной ниточкой, позволившей удержаться на поверхности сознания и устоять на ногах. Беатрис подняла голову, будто не верила, что он здесь, рядом и теперь ей не придется оставаться один на один со своими страхами. Князь обещал ее защитить, и она верила ему, не смотря на то, что знала о нем так мало.
Вцепивись в рукав сюртука Раду, мадам позволила увести себя прочь, едва ли соображая, куда они направляются. Куда угодно, только подальше от этого места, насквозь пропитанного смрадным дыханием смерти.

В каюте мадам огляделась в поисках камеристки, и лишь когда князь усадил ее на кровать, поняла, что он привел ее к себе. Сил протестовать не осталось. Беатрис проводила отошедшего князя усталым взглядом, а когда он вернулся назад с бокалом бренди, послушно сделала крохотный глоток обжигающей жидкости. Но и его было достаточно, чтобы перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы. Мадам крепче сжала бокал, опасаясь не уронить его, жадно хватая воздух и внимательно наблюдая за тем, как князь опускается перед ней на колени и достает оружие .

Что он имеет в виду?
Медленно приходя в себя, Беатрис удивленно смотрела на Раду, чувствуя, как плотная ткань платья ползет с плеча, и приятная прохлада остужает горячую подрагивающую кожу. Пронзительный взгляд князя гипнотизировал, как в их первую встречу, но в этот раз в нем притаилось томящееся в тисках самоконтроля желание. Беатрис знала, что означают такие взгляды, знала, но не хотела, чтобы князь отвел глаза и прерывал невидимую, но ощутимую связь между ними. С губ сорвался слабый протест, когда шнуровка корсета разошлась под натиском смертоносного острия. Глубокий вдох. Еще один. И еще, будто обрадованная неожиданной свободе грудь хотела вобрать в себя побольше воздуха, пахнущего дорогим бренди и знакомым дразнящим ароматом мужского тела.

- Вы не умеете врать, мой лорд, - покачала головой и попросила. - Зовите меня Беатрис. - Узкие ладони опустились на грудь мужчины, с нажимом провели сверху вниз по согретой теплом его тела ткани жилета, чувствуя как мощная грудная клетка под ее руками приходит в движение от резкого выдоха, и вновь взлетели к широким плечам. Его лицо было так близко, что она могла рассмотреть, что радужка глаз Раду не голубая, как ей показалось вначале, а серебристая. А . может, виной всему игра света и тени в дрожащем сиянии свечей за ее спиной. Или жар его дыхания, шевелящий выбившуюся из прически прядь. Губы приоткрылись всего в нескольких дюймах от его губ, четко очерченных и упрямо сжатых. По ним хотелось провести кончиками пальцев, чтобы хоть немного смягчить выражение его лица, склониться ближе и попробовать на вкус. Какая разница, что завтра он возненавидит ее и с отвращением вышвырнет из своей постели, если есть сейчас, единственный шанс почувствовать себя его женщиной.
Обхватив пальцами лицо князя, Беатрис сползла с кровати, опустившись перед ним на колени, не обращая внимания на то, что теперь выглядит как блудница со спущенным до талии платьем и прозрачная нижняя сорочка лишь подчеркивает небольшую, но все еще соблазнительную грудь, ноющую от притока крови и жажды откровенных ласк.

Они смотрели друг на друга, долго, пристально, глаза в глаза, будто оба, и мужчина, и женщина опасались – стоит отвлечься, и они упустят нечто важное. Беатрис провела указательным пальцем по лицу князя от виска до подбородка, и рука замерла в дюйме от его губ.
Что Николай хочет увидеть за туманной преградой, подернувшей ее расширенные зрачки? Согласие? Но разве не она демонстрировала свое расположение, едва ли, не с первых мгновений их знакомства, не смотря на обстоятельства, что свели их?
Мольбу? Она готова молить коленопреклонная о его милости и снисхождении к маленькой слабой женщине, в чьей груди сейчас для него одного рвано стучит глупое сердце.
Правду? Она откроется. Рано или поздно. Ужасная, унизительная. От нее не отмахнешься. От прошлого не отмыться. Несправедливо по отношению к нему кутаться в ложь и представляться той, кем никогда не была и не будет. Беатрис зашла слишком далеко, заигралась, даже не представляя, что ставкой в этой игре станут ее собственные чувства. Беатрис сделала, как он просил, понимая, что готова сделать для него едва ли не все, что попросит и пока сама не знает, где граница ее готовности подчиняться этому мужчине. Пальцы слегка подрагивали , расстегивая пуговицы и нетерпеливо дергая одежду с широких плеч, прерываясь лишь для того, чтобы отвечать на жаркие поцелуи князя. Щеки вспыхнули румянцем под очередным откровенным взглядом, голова шла кругом от его запаха и вкуса. С Николаем все, будто впервые. В первый раз она с такой готовностью дарила себя мужчине, не потому, что так диктовали обстоятельства, а потому , что хотела этого с той же страстью и потребностью.
Два жадных шумных дыхания слились в одно, заглушая шуршание сбрасываемой в спешке одежды. Беатрис прильнула с Николаю всем телом, так как мечтала и тут же погрузилась в водоворот нового поцелуя, цепляясь за его плечи и оставляя на гладкой влажной коже метки от ногтей, когда наслаждение становилось особо острым.

Она тоже не могла больше ждать, потому подчинилась. Было так сладко чувствовать легкое прикосновение широкой ладони к спине, сводящее с ума умелой лаской. Беатрис выгнулась навстречу нежной пытке, открываясь для Николая, сплетая его пальцы со своими поверх шелковой простыни. Резкое болезненное, но от этого не менее желанное, проникновение вырвало из груди короткий вскрик, который князь заглушил медлительно-сладостным поцелуем. С ним все иначе, так как никогда и ни с кем. Испытать такое хоть раз в жизни, стоило долгих лет удушающего одиночества. Двигаясь в едином ритме с ним, Беатрис крепче сжала пальцы князя своими, прихватывая прохладную ткань Боль смешанная с наслаждением от очередного резкого выпада унесла в запредельный мир, где ясно и остро ощущалась только приятная тяжесть мужского тела и бурлящий в венах жидкий огонь, который повиновался каждому движению мужчины, умело подталкивающему обоих к черте Рая. Она умрет, если он не остановится сейчас. И не выживет, если он решит прогнать ее потом. Лучше сейчас, в этот самый миг сгореть от удовольствия обладать им, чем медленно погибать в мире без него. Слегка подавшись назад, Беатрис сжала Николая внутри себя, получив в награду за свои старания приглушенное рычание
- Это только начало, мой лорд, – промурлыкала в ответ Беатрис, слегка ослабив давление, чтобы в следующий миг продолжить обоюдоострую пытку наслаждением. Свободная рука сжала бедро князя, вдавливая ногти в теплую кожу. Реакция князя вырвала у нее низкий рваный стон. Она таяла в руках умелого заботливого любовника, чувствуя, что близка к чувственному обмороку. Откинув голову на плечо князя для поцелуя, Беатрис разомкнула саднящие припухшие губы. - Обними меня крепче. Не отпускай.

Гораздо позже, лежа в сильных обьятьях и чертя пальчиком тайные знаки на груди Николая, Беатрис подняла голову и серьезно посмотрела на мужчину:
- Николай, что вы собираетесь предпринять в отношении лорда Дарема? понимаю, что сейчас не время и не место задавать подобные вопросы, но он до сих пор опасен. Всегда был таковым. Я боюсь, что он постарается вернуть дневник. - протянув руку, Беатрис нежно провела пальчиком по нижней губе князя. - Я боюсь, что из-за меня вы можете пострадать.

Существует ли страх больший, чем страх потерять то, чего только достигла, к чему так долго стремилась и уже начала привыкать считать своим. Ты удерживаешь его в ладони, долгожданное и необходимое, как само дыхание жизни, боясь сжать чуть крепче, чтобы не повредить, не покалечить, и не решаешься раскрыть ладонь, опасаясь, что взмахнет невидимыми крыльями, упорхнет, а ты вновь останешься ни с чем. Разлететься на тысячи осколков, которые уже никогда не собрать воедино, без риска сотворить нечто уродливо-бездушное, лишь отдаленно схожее с человеком. Живое с виду, но мертвое нутром.
В жизни мадам было мало ярких моментов, достойных отдельной каморки в памяти, но этот впечатался намертво, подобно клейму. Урок на всю жизнь. В школе для девочек при *** ском монастыре, где Беатрис попрощалась с детством в неполные шесть лет, провинившихся проказниц запирали на ночь в угловой комнате с узким окошком, обреченно взирающим на внутренний дворик и убогой меблировкой, которую составляли полуразвалившийся табурет и жесткая кровать, застеленная старым пледом. Маленькое тщедушное создание, коим была в то время Беатрис, слишком хрупкая для своего возраста, с непримечательными мелкими чертами лица, на котором, выделялись лишь огромные глаза, умудрялась попадать в «черную» комнату чаще остальных учениц и была не единожды бита монахинями за дерзкий норов.
В заточении она быстро привыкла к одиночеству. Даже в таком незавидном положении были свои плюсы – реже встречаться с заносчивыми дочерьми богатых буржуа, взирающих свысока, и водить дружбу с большим мохнатым пауком, облюбовавшим уютное местечко в изголовье кровати. Но у Бога свои планы на каждого и в одну прекрасную ночь одиночество было разбавлено появлением медноволосой голубоглазой красавицы в едва прикрывающем щиколотки клетчатом форменном платье, на кого Беатрис впервые в своей жизни смотрела с завистью смешанной с восхищением. С короткого рукопожатия и сдержанной улыбки началась странная дружба двух разных, как огонь и вода, маленьких людей, связавшая настолько сильно, что обе юные леди намеренно нарывались на наказание, лишь бы попасть в «черную» комнату и поговорить обо всем на свете. Дружба, обретенная ценой маленькой лжи, скоротечна, как летняя ночь и длиться ровно до тех пор, пока правда ядовитым шипением завистников не заползет под одеяло в общей комнате. Финал такой дружбы очевиден – грязный отпечаток на облупившейся стене от, раздавленного в припадке злости, паучьего тельца и короткая записка в две строчки, пропитанных ненавистью и презрением. Дружба – непозволительная роскошь для герцогского ублюдка. В свое удушающее одиночество, с горьким привкусом утраты, Беатрис возвращалась с отрешенностью приговоренного к казни.



Простой жест, исполненный нежности, говоривший о многом… Беатрис тряхнула головой, прогоняя неприятные воспоминания. Несколько длинных завитых прядей зазмеились по груди князя, точно хотели привязать его к любовнице тугими неразрывными узами. Казалось, вся суть ее протестовала против промелькнувшего в мыслях намерения остановиться, пока все не зашло слишком далеко и она не сделала больно не только себе, но и ему.

- Поверьте, он того не стоит. – или она хотела сказать «Я того не стою»? «Князь, я не стою ваших добрых намерений и желания защитить меня от отъявленного мерзавца, который не заслуживает даже смерть от вашей руки принять». Пальцы заметно задрожали. Холод шел изнутри, будто сердце сдавливали ледяной ладонью. – Я сделаю как вы просите, мой лорд, но и вы пообещайте не рисковать без особой на то нужды. Дарем никогда не действует открыто. Иногда укус бродячей шавки из-за угла опасней открытой стычки со львом.

Беатрис по прежнему не видела повода для веселья. Машинально облизнув нижнюю губу, снимая с нее свежий вкус жаркого поцелуя, она серьезно посмотрела на Николая.
- Князь, вы невыносимы, это вовсе не смешно пугать бедную слабую женщину, которая сходит с ума от беспокойства за вас. – Беатрис обвила торс князя руками и ногами и уткнулась лицом в теплую выемку между шеей и плечом мужчины, желая хоть на несколько коротких счастливых минут отсрочить момент, когда ей все же придется покинуть каюту Николая. Молодушно красть их у судьбы, но отказаться было выше ее сил.

Спустя два часа Беатрис шагнула в сумрачную тишину своей каюты, чувствуя за спиной ровное размеренное дыхание князя. Николай даже слышать не хотел о том, чтобы отпустить ее одну.
- Мари! – Камеристка не откликнулась на негромкий голос мадам. Надежды найти ее спящей в небольшой комнатушке, примыкающей к спальне, рухнули, стоило заглянуть туда, и тревога ядовитой змеей сдавила грудь. Вернувшись в гостиную к Николаю , Беатрис обнаружила красный конверт на столике у иллюминатора. Вскрыв его, мадам заглянула внутрь и зажала рот ладонью. Конверт выскользнул из ослабевших пальцев и на мягкий ворс ковра спланировал рыжеватый локон.

Дорогой Герцог, чрезвычайно признательна за прекрасные цветы. Такое внимание льстит моей нескромной персоне) Желаю вам с леди Флоренс в Новом году море страсти, океан любви и тихую пристань семейного счастья. .

Пожалуй, я могла бы подсказать, но не в моих правилах облегчать мужчине жизнь)

Как же я люблю свадьбы!
И что способно развеять вашу скуку?

О, Милорд, стоило мне всего один раз посетить Вашу каюту и Вы уже требуете)) Что удивительно, мне нравится Ваш командный тон. Боюсь, пытаясь облегчить Вашу жизнь, я усложню ее нам обоим. Скучно точно не будет)

Николай, вы не только требовательны, но и проницательны.)
Хм, опытные пути неисповедимы)), особенно, когда на них встают такие многоопытные исследователи, как мы с Вами.)

Капитан, Ау-у-у-у!))

Милорд, Ваше удовольствие - мое удовольствие.

Я так понимаю, мой князь, Вы делаете мне предложение?) И да, милорд, только что Вы натолкнули меня на одну интересную мысль) но об этом позже и наедине)

Беатрис с ненавистью смотрела на скомканный конверт на ладони. Красный, как символ страха перед якобы сверхчеловеческой сущностью Дарема, который он старательно культивировал в девушках, проходивших обучение в Доме Розы. Большинство учениц считали его едва ли не богом. Но он был человеком. Слабым, гонимым демонами прошлого, надломившими и развратившими людскую натуру до неузнаваемости.
Их всегда что-то неуловимо связывало. С той самой рябинной ночи, когда маленькую закутанную в заляпанный грязью дорожный плащ фигурку швырнули к ногам аристократа, смотревшегося чужеродно в вычурно-кричащей обстановке Изумрудного салона. Никем он не занимался так долго. Никого столь тщательно и упорно, со всей страстью неистовой натуры, не ломал под скроенную поврежденным воображением уродливую форму и всякий раз, натыкаясь на несгибаемую силу воли, приходил в ярость и недоумение. Хрупкая душа, заключенная в стальной панцырь. Кажется так Дарем писал в своем дневнике об упрямой девице, за чье тщедушное тело не торгуясь выложил любящему родственнику сто фунтов. И все же он считал ее способной подающей надежды ученицей. Чем больше она упрямилась, тем сильнее разжигала в нем азарт мастера, лепившего из незрелого характера нечто наиболее приближенное к его представлениям об идеальной женщине. Он посвятил ей целую главу своих «Изысканий», уделив особое внимание поведению ученицы под воздействием опия и дьявольских составов, которые граф готовил для нее самолично, дабы всесторонне раскрыть потаенные возможности женского естества. Однажды, уличив момент, Беатрис выдрала страницы бесовского дневника и с наслаждением наблюдала, как огонь жадно поглощает их, расползается ржавыми пятнами, искажая ровные строчки. Дарему не удалось спасти результаты своих трудов. Тем вечером он впервые ударил ее, вытравив выражение торжества с изогнутых довольной улыбкой тонких губ. Тогда же, залечивая ожег на его ладони, содрогаясь от смеси животного страха, ненависти и омерзения, ученица слушала исповедь безумного учителя и более всего сожалела, что мощный удар не лишил ее сознания и не избавил от необходимости слышать, когда хотелось одного: зажать уши ладонями и громко визжать, чтобы вконец оглохнуть от собственных криков.

Понимание пришло позже, с возрастом, когда стало поздно для обоих. Все, чего хотел он – уничтожить вышедший из-под контроля неудачный плод своих изысканий. Все, чего хотела она – обернуть против него все зло, причиненное десяткам хрупких душ, разбитых и втоптанных в грязь. Наивно полагала, что возмездие обернется исцелением и вытравит из памяти, нестираемое временем и неистребимое в огне.
Не глядя швырнув бумажный ком в угол, Беатрис подошла к двери и прижалась пылающим лбом к прохладному дереву. В гулкой пустоте коридора все еще звучали удаляющиеся шаги Николая. Она прислушивалась к пугливому эху, пока гнетущая тишина вновь зажала в тиски оцепенения.
Одному Богу известно, почему она решила когда-то, что убийство уничтожит ее окончательно и пролив кровь врага, она утратит последний шанс излечить надтреснутую хрупкую душу.

Не смалодушничай она, когда Дарем собственноручно вложил оружие ей в руку, в этом дне, отмеченном кровавым цветом ей не пришлось бы живьем гореть в адовых муках страха за князя, чью власть над собой признала добровольно, без единого слова возражения. И тело ее и дух в едином порыве стремились к единственному, кто мог утолить невыносимую жажду простого человеческого тепла, которого она была лишена раньше. Будто сила ее – продолжение его силы и лишь от его следующего вдоха зависит, будет она жить или умрет. Мужчина, которого она хотела и боялась назвать своим даже в мыслях, чтобы не вспугнуть мгновения нечаянного незаслуженного ею счастья, пережитого в его объятьях.
Кожу до сих пор жгло бережное прикосновение, подаренное на прощание, когда Николай запретил следовать за ним, и Беатрис, неосознанно повторив движение князя, обхватила себя за плечи, провела по рукам сверху вниз, желая сохранить и продлить ощущение его силы и нежности, упираясь спиной в запертую дверь. Даже если бы у ее ног разверзлась пропасть Преисподней, Беатрис не посмела бы ослушаться и переступить порог каюты. Не только потому, что он просил - путаясь под ногами у мужчины, она не столько поможет, сколько навредит.

«- В противном случае, - и вы можете считать это угрозой, - стоит нам добраться до порта в Лиссабоне, и вы больше никогда меня не увидите».
Слова Николая ужалили в самое сердце. Холодная каюта сжалась до размеров небольшого иллюминатора напротив. Умом Беатрис понимала, что он вкладывал в свою угрозу совершенно иной смысл, но действительность больно ранила своей неотвратимостью.
Боюсь, вы откажетесь от меня гораздо раньше, мой князь. И если такова цена за возможность вновь увидеть вас живым и невредимым - я с готовность уплачу ее. С радостью обреку себя на добровольное заключение в ограниченном пространстве каюты , если буду знать, что вы , самоуверенный и полный сил сошли на чужой берег в компании блестящей аристократки, из тех, кого вы щедро одариваете дорогими безделушками стоимостью сто фунтов, ровно столько, сколько в свое время была оценена моя жизнь. Воспоминания о том, что было у нас и мечты о том, что могло бы быть, если бы мы встретились в другой реальности, - уже много для Беатрис . И даже разрушительная ревность и слезы, что разъедают сейчас мои глаза, стоит помыслить о вас в чужих объятьях – ничтожно малая плата за ваше благополучие.

Сколько времени она мерила шагами опостылевшую клетку с широким ложем посредине? Несколько минут или несколько часов. Выбившись из сил, Беатрис сорвала со стены картину, к которой был прикреплен дневник Дарема, схватила книгу и швырнула ее на кровать, будто ядовитого гада. Потревоженный неосторожным движением огонек свечи угрожающе затрещал, колыхнулся, облизнув восковой край догорающей свечи, роняя мутные слезы на разогретый металл. Несколько капель опалили незащищенные пальцы Беатрис, заставив вздрогнуть. Если сжечь дневник сейчас - никто ничего не докажет. Кружевная маска надежно хранит тайну известной лондонской куртизанки. Для Николая она навсегда останется вдовой герцога Фронсака, а не отвергнутой незаконной дочерью опального наследника, в которой герцог не признал внучку даже на смертном одре, хотя сам поразился ее сходству с покойной женой. Очередная маленькая ложь, способная повлечь за собой еще одно мучительное разочарование. В этот раз не выйдет ни склеить свое разбитое сердце, ни оправдать боль, причиненную мужчине, ставшему в один миг бесконечно дорогим.
Крепче сжав в руке подсвечник, мадам взглянула на развернутую книгу и затаила дыхание.
Тихий стук в дверь совпал с очередным ударом сердца, возрождающим желание жить.
Николай. Она и мысли не допускала, что это мог быть кто-то другой.
Все мысли о дневнике и собственных глупых переживаниях отошли на десятый план. Опустив подсвечник на столик, Беатрис подбежала к двери, вслушиваясь в знакомый низкий голос из коридора, и дернула задвижку.


Беспокойный взгляд охватил мужчину с ног до головы. Подняв руку, Беатрис осторожно провела вдоль глубокой царапины с обожженными краями, промокнула сочащуюся из раны кровь белоснежным батистом.
- Все, до единой, мой лорд. – Если доверишься и впуститишь в свою жизнь, если позволишь приблизится на расстояние, на котором горе и радость становятся общими и любые раны затягиваются целебными прикосновениями взаимного чувства.
Слишком сладкий самообман, чтобы добровольно отказаться от него.

В попытке хоть немного отодвинуть момент истины, Беатрис молча взяла князя за руку и повела к кровати. Усадив поудобней, приложила к его губам палец и покачав головой, занялась кровоточащей раной у виска. Слова, любые, казались сейчас лишними. Он рядом и этого достаточно. Что с Даремом , будь он хоть трижды мертв, ее совершенно не волнует. А если бы Мари была в опасности до сих пор, Николай сообщил бы об этом в первую очередь.
Закончив обрабатывать царапину, Беатрис так же осторожно смыла кровь с пальцев князя, любуясь красивой формой широкой сильной ладони. Мужские руки способны дать женщине так много. Боль. Нежность. Тепло. Защиту. Невыносимую пытку наслаждением. Всего несколько часов прошло с момента, когда эти пальцы щедро дарили изысканное удовольствие и она, послушная каждому прикосновению, извивалась в его постели, умоляя о большем.
Закусив губу, мадам отвела взгляд, от лица князя. Словно почувствовав ее напряжение, мужчина привлек Беатрис к себе на колени и вопросительно посмотрел в глаза. Вновь это ощущение, что он заглядывает в самую душу и читает ее , как открытую книгу, зная , что Беатрис собирается сказать и что планирует сделать. Невыносимо. Притягательно. Как порочное прикосновение его ладони к часто вздымающейся груди, свободной от тисков корсета.
- Здесь вся правда о нем. Вся правда обо мне. Обо мне настоящей, а не той, кем я взошла на борт галеона и предстала в глазах блистательного общества. – Говорила задыхаясь. Не прекращая с нежностью перебирать пальцами волосы князя над жестким воротником сюртука. Потом кивнула в сторону дневника Дарема. – Теперь он ваш и только вам решать, как им распорядиться. – Погладив лицо князя, Беатрис поднялась с его колен, не смотря на попытку удержать, и отошла на несколько шагов, - И как поступить со мной.

Разве ее руки нервно дрожат? Нет же, мадам просто по привычке теребит кружевной край длинного рукава и бледные пальцы немного замерзли , лишившись надежного тепла сильной мужской ладони. А глаза блестят вовсе не от слез. Беатрис де Фронсак разучилась плакать, будучи маленькой девочкой. То отблески пламени свечей отражаются в широко распахнутых глазах, неотрывно наблюдающих, как Николай берет в руки дневник и поднимает взгляд на Беатрис. Станет ли он ее ангелом хранителем, или превратится в ангела мщения, способного вынести приговор и казнить, указав на дверь.
Почему он медлит? Какая мука, вглядываться в бесстрастное красивое лицо и не знать, что творится в его голове. Сможет ли высокородный аристократ принять ее, когда узнает тайны лондонской куртизанки, позволит ли остаться рядом или вычеркнет из своей жизни, будто Беатрис де Фронсак никогда не встречалась на его пути и безумная ночь, которую они провели в объятьях друг друга, ничего не значит для него. До боли вонзив короткие ногти в жесткую ткань, мадам отвела взгляд. Ей даже нечего сказать в свое оправдание, реши Раду обвинить ее в обмане и сговоре с графом. Толку в оправданиях, когда холодные глаза князя вот-вот вспыхнут осуждением?
Максимум на что она могла рассчитывать – стать его любовницей. Но разве Беатрис просит у судьбы большего? Быть рядом с ним, принадлежать ему по доброй воле, а не в силу обстоятельств. Быть желанной им и получить возможность любить его так, как он того заслуживает. Обрести счастье и свободу в его руках. Заново обрести себя.
Беатрис понимала, что ничто не длится вечно. Год-два, может чуть больше – и новая забава наскучит князю. Рано или поздно Николай женится на леди, но у нее остались бы светлые воспоминания об их романе.

Вскинув голову, мадам замерла, чувствуя как каждое слово Николая, произнесенное спокойным глубоким голосом, эхом отзывается внутри. Дневник с тихим стуком опустился на полировку стола, но звук этот показался Беатрис раскатом грома в грозовом небе. Неужели то, что казалось несбыточным и невозможным, так же реально, как то, что сейчас в этой комнате они с князем дышат одним воздухом.
Силясь разжать непослушные пальцы, чтобы смахнуть слезы с бескровных щек, Беатрис закусила дрожащую нижнюю губу. Она была неправа, когда в первый раз подумала, что Николай не может быть настоящим и битая жизнью женщина, выдумала его, пусть неидеального, но сильного и надежного, позволив себе превратиться в мечтательную девочку. Он настоящий, живой. Достаточно сделать шаг и протянуть руку, чтобы преодолеть разъединяющее вас пространство , где все еще витают призраки сомнений , а тихий голос произносит судьбоносные слова, развеивая их в прах.

Беатрис сделала этот шаг и покосилась через плечо на лежащий на столе дневник. Можно сжечь бумагу, но не прошлое. Оно стало неотъемлемой частью ее жизни. Темное, больное, оставившее глубокие отметины в душе, неистребимое. Но с ним можно примириться и отпустить. Чем меньше думаешь о нем, тем меньше оно вторгается в настоящее, тем меньше влияет на будущее.
- Николай, я хочу забыть, излечиться от всего этого, очиститься. Очень хочу. – Уткнувшись лицом в темную ткань сюртука князя, Беатрис дала волю целительным слезам, обещая самой себе, что впредь позволит себе плакать только от радости. - Помоги мне, пожалуйста. Я смогу только если ты будешь рядом. Ты единственный, в ком я когда-либо нуждалась так сильно и все-равно не смогла бы уйти, даже если бы ты решил прогнать. Извини. – Шмыгнув носом, мадам слабо улыбнулась и приложила ладони к мокрым щекам. – Твоя княгиня просто не имеет права быть слабой, правда? Я буду сильной под стать своему князю.
Запрокинув лицо вверх, Беатрис серьезно посмотрела на Николая.Вероятно, он ждал от мадам более бурной реакции или напротив, раз выбрал ее , а не восторженную девочку с породистой родословной. Ей всегда было проще выражать чувства языком тела, чем на словах. Тело никогда не лжет и опытный любовник способен отличить искренность от притворства. И в легкие касания ее пальцев к губам князя вложено больше смысла, чем в самые витиеватые и вычурные признания.
- Если ты хочешь видеть меня своей, я последую за тобой, куда бы не позвала тебя судьба, мой князь.