Карта ролевой игры "Нефритовые истории бухты наслаждений"

Как только Саймон Райс вошел в дверь, и наградил ее равнодушным взглядом, Фиона поняла, что прийти сюда было большой ошибкой. Она тщетно искала в его лице следы сожаления или переживания - там было совершенно пусто. И Фиона поняла, что жестоко заблуждалась насчет того, что ей больше нечего терять, потому что у нее ничего нет. У нее еще оставалась гордость - ширма, за которой можно скрыть свои истинные чувства, оградить себя от того, что могло причинить боль. Но, кажется, и о гордости говорить уже тоже не приходилось. Она растоптала ее собственными ногами, примчавшись сюда, забыв обо всем - даже о детях, из-за желания спасти которых от нищеты она и ввязалась в эту историю. И все это только для того, чтобы увидеть его равнодушие. Фиона встала, стараясь держаться твердо на трясущихся ногах и трезво подумать о том, что дальше делать, хотя ей хотелось только одного - исчезнуть. Забрать детей из дома Авроры и, обняв Полли, Вилли, Салли, Черри, Поппи, Сэмми и Викки всех вместе, осознать, что без Саймона Райса жизнь не заканчивается и ей есть ради кого жить, а правильнее сказать - выживать. Сердце ее колотилось так бешено, что способность мыслить была почти полностью заглушена шумом крови в ушах. Она даже не заметила того факта, что Райс не перепутал ее с мисс Темплтон. В ней остались только инстинкты. Закусив губу, бессмысленным взглядом она смотрела на свои руки, по-прежнему сложенные в замок и стояла, замерев, как безжизненная статуя, пока Саймон не заговорил:

Сказанные им слова с трудом пробивались в ее сознание и все же она сделала попытку ответить.
- Вы же видите, я не принесла ножа... - растерянно произнесла Фиа и попыталась улыбнуться, превращая все в шутку, но ничего не вышло.
Господи, а что она вообще собиралась делать? Продать ему себя, как куртизанку? Ну так просто вызывающего платья для этого было явно недостаточно, судя по тому, что Райс не проявил к ее наряду ни малейшего интереса. А как себя преподнести так, чтобы он снова ее захотел, она не знала. Да уже и не хотела знать.
Да, приехав сюда, она непонятно почему надеялась, что он оттает. Но этого не случилось. Больше ей нечего здесь делать.
Конечно, можно было бы извиниться, но унижаться еще больше у нее не было никакого желания. И, в конце концов, он говорил ей не менее жестокие вещи, чем она - ему. И делал тоже. Его уход из домика охотника был логичной точкой в их отношениях, потому что делал их квитами. За все.
Стараясь ступать уверенно, Фиа пошла к выходу. Совершенно опустошенная, она была не в силах даже обругать себя за свой идиотизм.
У двери она остановилась и нахмурилась. Неужели она явилась сюда только для того, чтобы позорно сбежать после первых же жестоких слов? Да она уже столько их выслушала от Саймона Райса, что у нее должен был выработаться иммунитет, но нет - они все еще способны были ее задеть.
Фиона повернулась к нему лицом, ища подходящие слова... Итак, она не умела себя продать и не собиралась извиняться за то, что было естественным ответом на его поведение, что же тогда оставалось? Пожалуй, только одно - искренность.
- Миледи пришла себя продать, - наконец сказала Фиона, не глядя на него, не желая видеть на его лице издевку, которая там наверняка была сейчас написана, - В моем нынешнем положении мне все равно остался только один путь - в куртизанки, и я подумала, что если уж и ступать на эту скользкую дорожку, то с тем, кто мне... - Дорог? Нет, этого она ни за что не скажет. - ...хоть немного знаком. - закончила Фиона и тут же продолжила:
- Но, как вы сказали, милорд, вы в моих услугах не нуждаетесь, - она безразлично пожала плечами, почувствовав, что все же не зря сюда пришла - она предприняла свою единственную и последнюю попытку и теперь испытывала спасительное облегчение от того, что ей незачем будет терзаться вопросами "А что, если бы..."
- Извините за беспокойство, мистер Райс.
Она шагнула за дверь и поняла что все, вот теперь занавес действительно упал, оставляя за ней последнее слово и погребая под собой какие-то нелепые, несбыточные надежды, которые у нее не было никаких оснований питать.

О Боже, Саймон)) Фиона сама час тупо смотрела в стену)) А теперь ее понесло и она накатает такой ответ, что все наверно пропало))

Осознание того, что терять больше нечего, подарило Фионе некую внутреннюю свободу. Она не была столь наивна, чтобы думать, что это ощущение - притупившейся боли и мнимого безразличия - будет вечным. Нет, Фиа прекрасно понимала, что позже будут слезы, страдания и попытки забыть то, что причинило сильную боль. Вполне возможно, что безуспешные. Но это мгновение замороженности чувств дало ей возможность ненадолго прийти в себя. Услышав уже на пороге вопрос Райса, она обернулась.

Сначала в ней вопреки всему забрезжила надежда, что и этот невозможный человек пойдет ей хоть в чем-то на уступку, но нет. От Саймона Райса подобного ожидать не приходилось и глупо было даже пытаться вообразить себе подобное.
А он снова насмехался. Ну что ж, отлично, по части подобного таланта они, по крайней мере, были равны.
- Только вы, - спокойно подтвердила Фиа, - Видите ли, в той глухой деревне, где я живу... - "С семью маленькими детьми?" Нет, она не могла заставить себя упомянуть о детях, не желала вмешивать их имена в эту историю. Однажды он уже над ними посмеялся, хватит. - ...нет столь блистательных джентльменов, сэр, с которыми хотелось бы потерять невинность! - она кинула на него взгляд, полный того же притворного восхищения, что и его голос.
Господи Иисусе, ну вот опять. Ее опять несет волнами бурного течения, а она не может остановиться! Да что же он за человек такой, что способен парой слов снова всколыхнуть в ее душе все то, что она уже думала, что похоронила? Чертов, чертов повеса!
А после всего, что произошло дальше, Фиона пришла к выводу, что он просто решил не дать ей возможности оставить последнее слово за собой. Какая нелепая игра. И как же сложно остановиться...

Он совершенно очевидно пытался ее унизить. Снова. Неужели думал, что она действительно станет выполнять то, что он говорил и главное - после того, как он это говорил? Что ж, тогда он ничего не понял о Фионе Грейджой за то время, что они провели вместе. Грязные фразы сходили с его губ легко, без особых эмоций, лицо продолжало излучать равнодушие. Фиа могла только гадать, было ли это безразличие напускным или он действительно обладал потрясающим даром быстро приходить в себя. Ведь Фиона помнила, каким было выражение его лица, когда она безрассудно кидала в него злые слова. И как ему не потешаться над ней, если она приползла к нему на брюхе, как покорный щенок, не прошло еще и суток с момента их расставания? Именно она была жалкой из них двоих. Но она не допустит, чтобы это осталось последним его о ней впечатлением.
Фиона терпеливо выслушала все, что он имел ей сказать и усмехнулась самым краешком губ. Она слегка приспустила платье с плеч, немного обнажив грудь, делая тем самым вид, что выполняет его приказ.
- Ну, раз уж мы затеяли подобные игры, - начала Фиа ответную атаку, - то, думаю, будет справедливо, если и я дам тебе какое-нибудь имя. - Она задумчиво закатила глаза. - Ну, скажем, Люсьен. Мне оно всегда нравилось, такое, знаешь, со французским шармом. Жози и Люсьен... - мечтательно произнесла Фиа, - по-моему, звучит отлично, как ты думаешь? - спросила она Райса и, не дожидаясь ответа, продолжила, в очередной раз не дав себе труда подумать о последствиях того, что делает. - А теперь, Люсьен, я больше не собираюсь играть никакие роли. Мне хватило этого с лихвой. - Она подошла к Саймону ближе и наклонилась к самому его лицу, опершись ладонями о подлокотники его кресла и глядя ему прямо в глаза. - Поэтому, Саймон, оставь себе свою чековую книжку и чек на "приличную сумму", как бы я ни нуждалась. Оставь себе своих шлюх, которых ты можешь называть хоть Жози, хоть Рози, хоть Мози в любой позе! - Она с невеселой улыбкой покачала головой, подумав о том, что он довел ее до того, что она уже рифмует слова. - А еще оставь себе свою гордость. Я же заберу у тебя только одно - то, что хочу получить больше всего - твое сердце. - С этими словами Фиа мягко коснулась указательным пальчиком того места, где должно было биться то, в существовании чего у Райса она сильно сомневалась. Очередной блеф с ее стороны. Ее собственное сердце при этом билось так, что готово было выскочить из груди, когда она слегка коснулась его губ, ещё хранящих вкус бренди, своими, после чего пошла к выходу.
Она так резко распахнула дверь гостиной, что ударила по носу любопытного дворецкого Райса, по видимости, с интересом следившего в дверную щелку за тем, что происходило между ней и его хозяином. Дворецкий охнул, схватившись за нос, и Фиа посмотрела на него сочувственно:
- О, Боже! Простите, Эндрю, ради Бога! Я не хотела. Вам ведь и так несладко живется! - На непонимающий взгляд несчастного Эндрю она пояснила:
- Вам ведь наверняка бывает очень тяжело терпеть этого чудесного человека, когда у него отнимаются ноги! - Фиона вполне искренне улыбнулась, вспомнив эту шутку, и оглянулась на Райса.
- Ах да, Саймон, забыла сказать вам главное. - Короткая пауза. - Спасибо. Время, проведенное с вами, было весьма... - Она задумчиво приложила палец к губам, подбирая подходящее слово. - ...запоминающимся. Пожалуй, я буду рассказывать эту историю детям на ночь в качестве сказки, когда они немного подрастут, ибо боюсь, что сейчас некоторые подробности, определенно, не подходят для детских ушей, а если их вычеркнуть - то и рассказывать будет нечего. И у моей версии этой сказки будет счастливый конец! - закончила свою грандиозную речь Фиа. - Если желаете нанести ответный удар, Райс, то я могу еще задержаться, - любезно предложила она с милой улыбкой. - Эндрю наверняка с удовольствием послушает каких-нибудь пикантных подробностей, правда, Эндрю? - обратилась Фиона к покрасневшему дворецкому и добавила, пожав плечами:
- Леди Аврора вряд ли мне обрадуется, в родной деревне на пустых грядках скучновато, а с вами так... интересно, Саймон.

Три вещи никогда не возвращаются обратно: время, слово, возможность. Три вещи не следует терять: спокойствие, надежду, честь. Три вещи труднее всего сказать: я люблю тебя, прости, помоги мне.(С)

Фиона изумленно уставилась на него. Мигнула раз, потом второй. Он что, снова потешается над ней? Но нет - насмешки на его лице не было. Только усталость. Она в очередной раз блефовала, когда говорила о том, что заберет у него сердце, надеясь тем самым получить хоть какую-то реакцию, кроме безразличия. И вот получила.
В голове у Фионы замелькали картины последних двух дней, открываясь теперь с совсем другой стороны.
Он обещал больше к ней не приближаться, но все-таки вернулся. Он раскрыл ее маскарад, но даже охваченный злостью, не умчался от нее прочь. И наконец, он до сих пор не выставил ее за дверь, хотя она была к этому готова. Все это время он уступал, а она этого не понимала.
- О, Господи, - выдохнула испуганно Фиа, прижав к губам задрожавшие пальцы, осознавая, что натворила. По душе пополз холодок страха. И боялась она теперь только одного: не слишком ли поздно пытаться все исправить? Хотя она попытается в любом случае.
Встревоженными глазами она наблюдала за тем, как Саймон встает с кресла и проходит мимо нее. Она уже хотела что-то сказать, чтобы остановить его, когда он обернулся и спросил:

Прямой, больно бьющий вопрос. И на него мог быть только один - такой же прямой - ответ. Фиона глубоко вдохнула, собираясь с духом, и покачала головой, глядя в пол. Зябко поежившись, натянула обратно приспущенный лиф платья. Потом подняла на Райса глаза, полные боли и раскаяния.
- Нет, Саймон. Я уже сказала - мне не нужны твои деньги, хотя именно из-за денег я оказалась во все это вмешана. - Фиа нервно покусала губы и, выкинув из головы все мысли, опираясь лишь на то, что чувствовала, продолжила:
- Мне нужен ты сам. Самый невозможный, самый невыносимый, самый непостижимый человек на свете. Единственный, кто способен лишить меня разума настолько, что я творю вещи, на которые считала себя неспособной. - Она сглотнула. - Я действительно пришла сюда, чтобы отдать тебе свое тело - единственное, что, как я думала, тебя во мне интересует. Но не за деньги. Просто ради того, чтобы побыть с тобой еще. Чтобы познать близость любимого человека. - Фиона чувствовала, как ее снова начинает бить крупная дрожь и оперлась о стену, чтобы не упасть. - Я знаю, что наговорила тебе много лишнего. Много лжи... - она с отчаянием вглядывалась в его лицо, боясь снова увидеть там безразличие и разочарование. - Прости меня, Саймон, и... - Фиа из последних сил растянула губы в дрожащей улыбке, с трудом сдерживая слезы, и взмолилась:
- ...И сделай же что-нибудь... пока у меня не отнялись ноги.

Его улыбка подействовала на нее так, как не способны были подействовать никакие жестокие слова - из глаз Фионы полились слезы, но она этого даже не замечала. И одновременно с этим Фиа смеялась, чувствуя, как напряженно сжавшаяся в ее груди пружина постепенно разжимается и исчезает, а на смену ей приходит робкая, как первый весенний луч, надежда. Саймон шутил, но в этой шутке она ясно прочла обещание: все будет хорошо, худшее осталось позади.
Облегчение пронеслось по всему ее телу бурной лавиной, заставляя все те же несчастные ноги подкашиваться и Фиа лихорадочно впилась ногтями в драпировку стены, будто та могла ее удержать.
Он подходил к ней медленно, то ли дразня, то ли сам еще не зная, что делать. А может, он давал ей возможность передумать. Но никакие силы не могли бы сейчас сдвинуть ее с места. Фиона с мучительным волнением ждала его приближения, остро жаждала его прикосновений. Каждый вдох давался ей с трудом и Фиа казалось, что если он промедлит еще немного - она умрет. Или бросится в его объятия сама, неподобающим леди образом, но она натворила уже столько всего неподобающего, что одним больше, одним меньше - уже неважно.
Когда он наконец-то прижал ее к стене, и она почувствовала, как его тело вжимается в ее так естественно, будто она для него создана - Фиа подумала, что в мире нет ничего более прекрасного и желанного, чем его объятия. И поцелуи.
Она отвечала ему не слишком, должно быть, умело, но неизменно искренне и горячо. Фиона обняла своего повесу и развела в разные стороны полы истерзанной ею рубашки. Жадно провела по его обнаженной спине руками, и, впившись в нее коготками, почувствовала, как силы окончательно покидают ее, но она знала, что он не даст ей упасть. Он был ее единственным спасением от всех невзгод и другого она не желала.
Его губы оставляли после себя огненные следы, заставляя все ее существо с каждым прикосновением все неистовее разгораться от сладкого томления и желания чего-то еще ей неведомого. И она понимала - потушить этот пожар внутри нее мог только Саймон. И только для того, чтобы после вместе загореться вновь, еще сильнее, чем прежде.
Фиона нетерпеливо терлась о Саймона всем своим телом, отчаянно желая, чтобы он коснулся ее так, как тогда в лесу. Она уже не осознавала, где находится и что делает, полностью поглощенная той агонией, что захватила ее, когда он прошептал:

Фиа рассмеялась, в очередной раз поражаясь нелепости ситуации, в которую они попали. И была бесконечно счастлива тому, что Саймон хочет ее, несмотря на то, что не знает ни ее имени, ни кто она такая.
- Фиона. Фиона Грейджой. - Сказала она и лукаво улыбнулась:
- Но для тебя я сегодня могу побыть Жози.
В ее глазах плескалась какая-то жадная нежность, когда она посмотрела Саймону в лицо, а затем провела рукой по его щеке, а следом по груди. Губы Фиа скользнули по шее Саймона и немного приподнявшись на цыпочки, она шепнула ему на ухо:
- Только не медли больше...

Фиа улыбнулась счастливой улыбкой, не до конца еще веря в реальность происходящего, и в глазах у нее при этом плясали чертики.
- Согласна, Саймон. Больше никаких Аврор, Жози и прочих продажных и непродажных женщин рядом с тобой. Только я. Потому что я тоже хочу, чтобы ты был моим и только моим, Саймон. - Она с любовью пригладила вечно непокорные вихры и добавила:
- Ну а если ты вдруг заскучаешь... я всегда могу превратиться в кого-то другого. - Улыбка Фиа стала заговорщицкой. То, в каком качестве она будет с ним рядом, ей было уже неважно. Только бы быть. Только бы с ним.
А потом она уже не могла думать, даже если бы захотела. Все происходящее превратилось в одно сплошное безумие. Треск ее одежды, чувство обнаженности и полное отсутствие смущения от этого. Ей тоже хотелось стащить с Саймона рваные тряпки, в которые она сама же и превратила его костюм, но ей, пожалуй, даже извращенно нравилось видеть на нем свои следы. К тому же Фиа изо всех сил старалась быть покорной хотя бы сейчас.

Первое инстинктивное желание прикрыться исчезло, когда он попросил ее лечь и раздвинуть ноги. Его хриплый голос, звучащая как приказ просьба, собственная непристойная поза, ощущение того, что он сейчас смотрит на нее, настолько открытую для него, и его слова, далекие от салонных разговоров, невероятно возбуждали ее. Фиона мучительно хотела, чтобы он сделал что-то еще. Но Саймон медлил. Ей невольно захотелось поерзать, чтобы дать ему понять свое нетерпение, но она сдержалась, чувствуя нарастающее напряжение внизу живота. Он сильно сжал руками ее бедра и первоначальная боль от этого прикосновения сменилась еще более сильным возбуждением. А потом он сделал то, что она и представить себе не могла.
Саймон целовал ее именно там, где все невыносимо ныло от неутоленного желания. Она пыталась сдержаться, но все же из нее вырвался мучительный стон. То, что он делал, сводило ее с ума, но Фиа чувствовала, что это еще не все.

Она молча сделала то, что он сказал. Прикосновение к собственной груди, в то время как Саймон продолжал безумные движения языком у нее между ног, оказалось восхитительно порочным. Фиона почувствовала приближение чего-то неведомого, но безумно желанного. И еще она хотела чувствовать Саймона - его руки, его губы - везде на своем теле. Словно прочитав ее мысли, он наклонился и поцеловал ее и она жадно впилась зубами в его нижнюю губу, требуя тем самым того, что мог дать только он. И тут же почувствовала, как он проникает в нее. Короткая вспышка боли и снова дикое желание, чтобы он продолжал.

- Я люблю тебя, Саймон, - выдохнула Фиа.
А потом он задвигался и она поняла, чего так отчаянно хотела. Его. Внутри себя. Всего, что он делал. Делал так, будто знал наверняка, чего именно она хочет. Теперь Фиона в полной мере поняла суть той позы, о которой он говорил, казалось, уже так давно - женские ноги на его пояснице. Именно этого она и желала - оплести его собой, быть с ним неразрывно связанной... Фиа обвила его ногами и, не в силах лежать спокойно, как наверняка полагалось приличной леди, стала выгибаться ему навстречу, бессознательно царапать спину, требуя, чтобы он двигался быстрее, резче, глубже. Она облизывала свои пересохшие губы и стонала, не в силах сдержаться. Все это безумие происходило до тех пор, пока она не почувствовала как внутри нее что-то взрывается и по всему телу проходит горячая волна мучительного удовольствия. И у этого удовольствия было имя, одно-единственное, которое она простонала из последних сил - "Саймон".
Когда Фиона смогла отдышаться, она приподнялась, так и не разъединившись с Саймоном, обняла его, и, поцеловав в уголок губ, шепнула:
- Господи, Саймон... если бы я знала, что это так восхитительно, то, чего доброго, отдалась бы тебе еще там, у конюшни, и тогда весь план пошел бы насмарку... - Фиа улыбнулась и полушутливо-полусерьезно спросила:
- Это всегда так бывает? Со всеми?
Ей действительно хотелось знать. Она с трудом могла поверить в то, что кто-то сможет довести ее до такого же безумия, как Саймон. Но у него-то было так много женщин...
А потом она поняла, что только что сказала ему. Она обмолвилась про то, что они еще не обсуждали - про ее маскарад. Фиа закусила от досады губу, подумав о том, что наверняка испортила прекрасный момент. На мгновение ей стало страшно, что Саймон рассердится, когда все узнает. Но она сказала себе, что он хотел ее даже тогда, когда думал, что она над ним потешается. Значит, сможет понять и принять правду. А вот захочет ли он связать себя с женщиной невысокого положения, хоть и леди по происхождению, да еще и с семью детьми - она старалась не думать. Он ведь хотел ее. Любил ее. Но этого не всегда было достаточно. Какое-то тоскливое сомнение пробралось в душу и заставило ее нахмуриться. В любом случае, она останется с ним, пока он хочет ее. Пока смотрит на нее также жадно, как во время их сжигающей до тла близости. А вот где взять денег на содержание детей, Фиона пока не знала. Но была уверена, что что-нибудь придумает.

Она ему поверила. Хотя это, наверно, было глупо и наивно - даже воображать себе, что вчерашний повеса вдруг удовлетворится одной-единственной женщиной. Но когда он говорил это так, она чувствовала его искренность. И Фиа решила, что сделает все от нее зависящее, чтобы у Саймона не возникло ни мысли, ни желания по отношению к другой женщине. Она снова импульсивно впилась ногтями в его плечи, словно утверждая этим свое на него право и сама поразилась внезапно проснувшемуся в ней собственническому инстинкту, который, впрочем, дал о себе знать еще там, в домике охотника, а теперь и вовсе обострился до предела. Фионе внезапно стало страшно от того, что она не знала, сколько времени ей отмерено рядом с Саймоном, но зато она знала другое - пока она с ним, он действительно будет только ее. Ну а дальше... она не представляла, что будет дальше. И не хотела представлять. Она хотела только одного - оставаться вот так, в его объятиях, целую вечность, потому что они были ее самым надежным пристанищем. И пусть так, наверно, будет не всегда, думать об этом не хотелось. Хотелось просто наслаждаться этим моментом, оставив весь мир и все тревоги за пределами этого крохотного мирка, который сейчас сосредоточился весь в одной точке - в кольце рук Саймона.

- Ты прав, - просто сказала Фиа и нежно улыбнулась Саймону, поглаживая волосы на его затылке. Она и сама не хотела бы, чтобы чьи-то даже малейшие тени присутствовали в том, что происходило между ними. А это было настоящее волшебство. Для нее. И она надеялась, что для него тоже. Просто удивительно, к чему привело то, что начиналось как вполне невинная авантюра. Фионе казалось сейчас, что за эти два дня она прожила целую отдельную жизнь. Но то, как нахмурился Саймон, напомнило ей, что в этой самой жизни было много того, о чем ей следует рассказать ему, чтобы окончательно разогнать всех призраков. Она-то сумела его понять, а вот он пока просто принимал все, как есть, даже не зная, во что оказался вмешан. И за это она любила его еще сильнее.

Она и не хотела кого-то другого. Как глупо было с ее стороны еще недавно думать, что после Саймона она сможет кому-то продать свое тело. Нет, она скорее умрет, чем запятнает то, что у них было. Куртизанкой ей уже не стать и от этого она испытывала облегчение и одновременно тревогу, потому что по-прежнему не знала, где ей найти деньги на содержание детей. Теперь круг ее возможностей и вовсе сузился - она не могла стать ни чьей-то содержанкой, ни выйти замуж. Но выход должен быть. Присутствие Саймона придавало ей сил и веры в то, что она этот выход найдет.
Фиона вернулась мыслями к их близости и немного подумав, спросила:
- Но ведь для мужчин все иначе, Саймон, да? Мужчине может быть хорошо со многими женщинами... - Фиа закусила губу, решив, что зря задала вопрос, ответ на который ей может не понравиться. - Можешь ничего не говорить, - поспешно добавила она и улыбнулась.

- Саймон! - ахнула Фиа и рассмеялась, - когда ты делаешь... так, я не могу больше ни о чем думать! - Она прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением того, что он в ней. Желание снова начало зарождаться внутри нее и Фиона, изумленная этим, посмотрела на Саймона и сумела сказать только одно:
- О!
Она приподнялась, потянувшись к его губам и поцеловала его. Сначала робко, затем смелее обвела языком контур его губ, коснулась языка Саймона своим. Она инстинктивно терлась грудью о его грудь, потом выпрямилась, снова опустившись на него до основания и тем самым обнаружила, что может задавать некий ритм. Глядя Саймону в глаза, Фиа снова приподнялась и опустилась на его член. Это было новое, очень возбуждающее чувство собственной власти над его телом. По-прежнему не отрывая взгляда от глаз Саймона, Фиона облизнулась и, закусив губу, начала двигаться. Сначала она поднималась и опускалась медленно, словно смакуя свои ощущения, потом поняла, что не в силах терпеть. Впившись коготками в плечи Саймона, Фиа принялась быстро, яростно насаживаться на его член и ощущала себя так, будто ее охватила сумасшедшая, все сметающая на своем пути, лихорадка. Все мысли и желания сосредоточились для нее там, где соединялись их тела. Периодически Фиона делала паузы для того, чтобы жадно приникнуть поцелуем к губам Саймона или его шее, после чего принималась насаживаться на него еще резче, еще требовательнее, превратившись в один сплошной инстинкт. Она кусала губы, чтобы подавить рвущиеся из нее стоны, но ей не удавалось их сдержать. Фиа продолжала эти безумные движения пока не почувствовала, что напряжение внутри нее достигло своего пика и она сейчас взорвется, разлетится на миллионы и миллиарды частиц безумного, ни с чем не сравнимого, удовольствия. Фиона приподнялась в последний раз и резко, до упора, опустилась на член Саймона, снова выдыхая его имя. Оргазм разливался в ней кипящим потоком и она, счастливо усталая, блаженно прикрыв глаза, уткнулась лицом в грудь Саймона.
Когда к ней вернулась способность связно мыслить, Фиа выпрямилась и посмотрела на того, кого так быстро и так сильно полюбила. На его плечах остались красные полукружия от ее ногтей и Фиона коснулась этих следов губами, словно желая загладить причиненную ею боль.
Потом она выпрямилась, по-прежнему сидя на Саймоне, и решила наконец покончить с неприятным разговором, который им предстоял. Подходящего момента не бывает никогда, а Фионе хотелось оставить эту историю позади раз и навсегда. Задумчиво обводя пальчиком сосок Саймона, она неторопливо заговорила:
- Я не знаю, что мне дальше делать, Саймон, - призналась Фиа. - На моем попечении семь маленьких детей. Два младших брата и пять сестричек. Мои любимые крошки... - Она нежно улыбнулась, говоря о детях, но губы ее задрожали, когда она вспомнила, что не в силах их обеспечить. Фиона сглотнула мгновенно образовавшийся в горле комок и севшим голосом продолжила: - Леди Аврора нашла нас в деревне Лидфорд, что в Девоншире, в довольно бедственном положении. После смерти отца - местного приходского священника - нам было не на что жить. Мама, происходившая из знатного рода Кенсингтонов, которые от нее отреклись после замужества, - умерла еще раньше. И мы остались одни... До последнего времени нас спасали выращенные на огородике овощи, но... - Фиа помедлила, но решила говорить все так, как есть, - ...но их не хватало. Я смотрела на то, как мои крошки голодают, как дырок на их ветхой одежде с каждым днем становится все больше и не знала, что мне делать, чтобы... чтобы добыть хоть немного денег. Не знала, с кем их оставить, чтобы отправиться на поиски работы. Самой старшей после меня - Полли, исполнилось всего семь... - Фиона снова судорожно вцепилась в плечо Саймона свободной рукой и посмотрела ему в глаза с отчаянием:
- Пойми, Саймон, я была готова на все, чтобы спасти своих крошек. Они - все, что у меня есть. Поэтому когда леди Аврора предложила за щедрую плату подменить ее на балу, я восприняла это как дар небес. Моей задачей было оттолкнуть тебя... то есть Энтони, так, чтобы ты... то есть он, отказался на ней жениться. - Фиа усмехнулась, вспомнив все, что вытворяла не далее, как вчера вечером. - Я думала, что у меня это получилось, и хотела сразу же уехать, но мисс Темплтон попросила меня остаться и, чтобы скрыть наше сходство, нам пришлось замаскировать меня под мужчину. А потом я увидела тебя рядом с ней на охоте и поняла, что план не сработал. Я бездумно вмешалась в ваш разговор, ну а дальше ты знаешь. - Фиона вздохнула и добавила:
- Я была абсолютно уверена, что ты меня пристрелишь. В моей голове метались панические мысли о том, что тогда станется с детьми. И я в отчаянии попросила тебя поговорить с леди Авророй, а ты только посмеялся в ответ. Я была разъярена этим, а также пережитым страхом и тем, что хотела тебя, несмотря ни на что, поэтому наговорила тебе много жестоких слов, желая уколоть побольнее и отплатить тем самым за все, чего натерпелась. - Фиона покаянно покачала головой. - А потом ты ушел. И осталась только оглушительная, невыносимая пустота. - Она в который уже раз прикусила губу, вспоминая те жуткие, такие недавние и вместе с тем такие далекие, ощущения. - И тогда я примчалась сюда, чтобы увидеть тебя и понять, больно ли тебе также, как мне. Но у тебя был совершенно безразличный вид, и это било больнее любых слов. Задетая этим, я едва все окончательно не испортила. - Фиа снова вздохнула. - Ну вот и все, Саймон, - сказала она и вдруг нахмурилась, вспомнив о том, что и ей не все еще ясно в этой истории. - Погоди... а зачем же ты, в свою очередь, притворялся своим братом? - спросила Фиона и внезапная догадка озарила ее. - По той же самой причине, да? Расстроить помолвку? О, Господи... - Фиа провела рукой по волосам и рассмеялась. - Не слишком-то мы с тобой в этом преуспели!
Но смех ее быстро оборвался, когда она вспомнила то, с чего начала.
- Так как ты раскрыл мой маскарад, Саймон, задачу, порученную мне мисс Темплтон, я провалила. Поэтому до сих пор не знаю, как мне добыть средства для своих детей. Но твои деньги меня действительно не интересуют, Саймон, - добавила Фиона, - Только ты сам. Поверь мне, - попросила она и открыто посмотрела Саймону в лицо, страшась того, что может там увидеть, и заставляя себя верить в то, что он любит ее достаточно, чтобы доверять ей.

Чем дольше Фиона слушала то, что говорил Саймон, тем труднее ей было сдержать свое удивление. В который уже раз за этот день он изумлял ее. Просто поразительно, насколько иным все оказалось на самом деле в сравнении с тем, как представлялось ей...
Он захотел жениться на ней вечером того же дня, как впервые увидел ее. Фионе с трудом в это верилось, хотя слышать подобное ей было невыразимо радостно. Но тут внезапная неприятная мысль поразила ее: а что, если Саймону всегда нравилась Аврора, отсюда и столь поспешные желания? Но Фиа прогнала эту глупость из головы. Он ведь раскрыл их маскарад и если бы ему нужна была мисс Темплтон - он бы остался в лесу с ней. Нет, Саймон выбрал ее, Фиону, и осознание этого разливалось в ее душе собственническим довольством.
Она и сама совершенно забыла про своего двойника. Забыла обо всем на свете в объятиях этого мужчины. И оказалась окончательно неспособна мыслить, когда он назвал ее своей настоящей будущей женой. Наверно, в глубине души она на это надеялась, но до конца не верила в то, что Саймон решится на подобное. И поэтому была готова остаться с ним даже в роли любовницы, лишь бы знать, что он принадлежит только ей одной. Лишь бы быть рядом с ним.
Неожиданно Фиа улыбнулась и шутливо сказала:
- Между прочим, в том, чтобы показаться мне ужасным человеком, ты вполне преуспел. А если бы я знала, что в Лондоне у меня есть шансы подцепить богатого повесу... - она задумчиво постучала пальчиком по своим губам, - то я бы не стала так долго прозябать в деревне. Я-то в своей наивности полагала, что хорошенького личика для этого мало, но ты доказал мне обратное. Как думаешь, Саймон, я еще смогу покорить какого-нибудь герцога? - Фиа кокетливо взмахнула ресницами, не удержавшись от того, чтобы не поддразнить Райса, и тут же рассмеялась. Коснувшись губами виска Саймона, она, на сей раз уже серьезно, добавила:
- Прости меня, любовь моя. Я шучу. Я бы ничего не хотела менять. Ни за что. Ни единого слова, ни единого действия, ни единого события в своей жизни. Потому что все они привели меня к тебе, Саймон. Я даже думать не хочу о том, что могла бы никогда тебя не встретить. - Чувство щемящей нежности переполняло Фиону. И бесконечная благодарность небесам за то, что все так сложилось.

- Но... - начала было Фиа и умолкла. Глупые мысли, появившиеся следом за первоначальной эйфорией, нашептывали ей, что их брак станет мезальянсом. Хотя почему? Она ведь все-таки леди, пусть ее отец и простой священник, а не обладатель громкого титула. Но преподобный Уильям Грейджой был настоящим джентльменом, также как и мама - настоящей леди. И Фиона поняла, что скажи она подобную глупость - наверняка обидела бы Саймона. Он уже неоднократно доказал ей, что для него ничто не имеет значения, кроме того, что он любит ее. Господи, ей до сих пор было трудно в это поверить, хотя он снова сказал ей о своей любви. Фиа чувствовала себя безгранично счастливой. До умопомрачения. И все остальное уже было неважно. Саймон прав - она слишком много думает. Хотя рядом с ним ей хотелось только чувствовать, ощущать, осязать, дарить и получать все новые и новые ласки. И все это еще будет, но сейчас действительно пора было спать.
Уснула она довольно быстро. Присутствие Саймона рядом с ней действовало на нее успокаивающе, словно разом отступали прочь все страхи и тревоги. Проснувшись среди ночи, Фиа потянулась к нему и обняла, тесно прижавшись к его телу, переплетаясь с ним, чувствуя настоятельную потребность ощущать его. И так она проспала до утра.
А наступившее утро было удивительно прекрасным, и она знала, что отныне это лишь одно из целой вереницы чудесных пробуждений, которые ей еще предстоят рядом с Саймоном...