Венецианский карнавал

Вечером...



Корине стало неловко оттого что они начали воплощать ее идею до согласия всех, но..
- Синьора, мне правда жаль что вам не нравится, мы могли бы сыграть разное, но наверное уже не сегодня. День клонится к концу.
Но не переживайте, никто вас не заставляет брать эту неприятную роль.



Корина прыснула со смеху, оказалось импровизация это очень весело. Извинившись за "выход из роли" девушка приняла опять надменно-возмущенное выражение лица и принялась слушать что отвечает муж.



- Наоборот, - поспешила заверить девушка, - получилось очень весело, спасибо что попытались.

Но тут на смену Джанлуиджи вышла синьора Скорцени. Корина втайне порадовалась что женщина не в обиде на ее предложение и попыталась возобновить игру.



- О, да синьора, это то что надо, мне метров десять дайте для наряда!
Замечая как хмурится муж: Уж лучше взять с лихвой, иначе надо будет завтра возвращаться, дорогой, - напуганный перспективой завтра опять идти сюда муж со скрипом в зубах смирился с растратами.



- Невыгодное дело?!!! - Корина так вошла в раж что ей стало ну оочень обидно за свою маску, возмутительно просто, но последнее недоумевающее преложение, и выражение лица синьора ди Каччо при этом были так комичны что девушка расхохоталась. Все напряжение собранное для возмущенной роли превратилось в смех и веселье.
Увы Корина так и не смогла взять себя в руки и продолжить представление. Каждое слово вызывало смех, это было какое-то безудержное веселье, но представление пришлось прекратить.

Добравшись наконец домой Корина упала в кровать, и приступ смеха вновь сотряс ее плечи. Девушка еще не скоро уснула, вспоминая события вечера и то и дело улыбаясь выражению лиц с которыми они все играли комедию. Вот уж и правда комедия получилась.

- В прошлый раз было темно, - Алессия немного покраснела, пойманная на разглядывании. Но не могла не смотреть на Роберта, а потом и на его руки, которые расшнуровывали на ней платье, снимали рубашку... Это необыкновенно волновало.


Почему-то уже в постели Алессия заволновалась, вдруг испытав неуверенность в себе, но Роберто так смотрел, так осыпал поцелуями и нежными прикосновениями, что неуверенность отбросилась за ненадобностью, и она потянулась к нему, стремясь получить ещё больше ласк, и одарить его своими, пусть пока неумелыми, но изучающими эту новую науку. Когда же мужчина спустился по её телу вниз, она дёрнулась, протестуя от смущения, но тут же выгнулась от тех ощущений, что он ей подарил. И дальше шептала что-то совсем невнятное, возражая не столько происходящему, сколько его возможному прекращению. И потом, достигнув пика возбуждения таким невероятным для себя способом, обессиленно прижалась к нему.


Алессия приходила в себя, глядя на Роберто затуманенным от страсти взглядом, понимая, что, как бы хорошо ей сейчас только что ни было, этого мало. И ей нужно то, что он дарил в ту самую ночь - ощущение полного единения с ним, наполненность её тела его. Девушка потёрлась щекой о его грудь и ласкающе повела рукой по телу, чувствуя под ладонью мускулы груди, живота, бедра... И тут же снова оказалась под ним, с восторгом втягиваясь во всепоглощающий поцелуй. Лежать спокойно не было сил, и девушка ринулась ему навстречу, выгибаясь и нетерпеливо царапая пальчиками спину, пока не получила желаемое.
- Ро...берто, - вырвалось у неё от его сильного проникновения, лишающего дыхания и и пронзающего острым чувством наслаждения. И сама не заметила, как вцепилась в спину ногтями, пытаясь крепче держаться за Роберто и не отстать в этой жаркой схватке. Деятельная натура девушки не позволяла ей просто лежать и принимать всё как должное, и Алессия стремилась успеть сделать всё, что только можно - и целовать, и прикасаться, и попасть вместе с ним в единый ритм, сводящий с ума от нарастающего возбуждения. И потом взлететь куда-то высоко-высоко, достигнув предела, содрогаясь всем телом от пронзившей вспышки наивысшего блаженства, и приходить в себя, ощущая Роберто рядом, такого же тяжело дышащего, как и она сама. И прижаться к нему, переполненной нежностью и благодарностью, легонько поцеловав его плечо.


Как же приятно было Алессии, невольно сравнивающей эту ночь с предыдущей, понимать, что ей не нужно ничего скрывать - ни лица, ни мыслей, ни порывов; не нужно думать о том, что ей придётся уйти, не надеясь ни на что; что можно быть откровенной в своих желаниях, и это, наоборот, приветствуется. Она нежилась в его объятьях, лениво выводя круги на его теле, и только озорно улыбнулась, когда Роберт снова стал проявлять вполне очевидные намерения на их дальнейшее времяпрепровождение.

И только потом, уже находясь на грани сна и яви, Алессия вспомнила очень важную вещь, и прошептала:
- Берто, мне надо сказать: я твоя невеста, - и провалилась в сон...
_________________

Бьянка проснулась довольно поздно бодрой и веселой. И это хорошее настроение вызывало у нее вчерашнее приключение на театральных подмостках. С улыбкой она вспомнила о том, как сначала не хотела выступать, расстроившись выбором синьорины Каваллари. Ей самой почему-то хотелось милой романтической глупости о любви, что было довольно странно, но Бьянка саму себя не узнавала эти дни по возвращении из тюрьмы. Она стала другой.

Видя, как искренне расстроилась девушка, Бьянка задумалась – а не так уж и плоха, наверное, идея, тем более что все в нее включились, но пока не знала, как подступиться к импровизации, тем более что ее особо и не звали

Она решила пока понаблюдать, улыбаясь, насколько был хорош синьор Панталоне в роли скупого мужа. А потом синьор Романелло вдруг сбежал, неожиданно перекинув Бьянке свою роль, и женщина с удовольствием включилась в импровизацию.

Бьянка засмеялась, вспоминая, как она «продавала» ткни и ругала «скупца», защищая его «жену».

Да и девушка замечательно импровизировала, причем, тоже заговорив стихами.

А Бьянка и сейчас смеялась, пока служанки одевали ее, и со смехом рассказывала Жозефине, как они вчера представляли на сцене Комедию дель Арте.
– Синьора, Вы? – Не поверила Жозефина, – как же я этому рада, то-то Вы такая веселая вчера вернулись и сейчас все улыбаетесь. Даст Бог синьора, черная полоса в Вашей жизни кончилась, и дальше все будет хорошо.
– Даст Бог, - задумчиво проговорила Бьянка, даст Бог.
Одевшись и приведя себя в порядок, она вышла к завтраку.
_________________

Марко просидел в библиотеке несколько часов. Он дочитал дневник синьорины Контарини и в который раз задумался над женской глупостью. Было очевидно что девица писала памфлеты из праздной лени, вседоздозволенности, в которой вырастил её отец, и глупой недальновидности. Реньер постукивал пальцами по столешнице, глядя на пляшущие в камине языки пламени. Вчера она узнала Фоскарини, а памфлеты исправно появлялись на корме его гондолы, а значит она знает их обоих. И снова Дож. Никто другой не мог открыть ей что они оба члены Инквизиции. Всё это становилося опасным. Их тайный Совет переставал быть тайным. Дож должен быть наказан, а Франческа... пусть будет так, как скажет большинство.
"Одно дело случайно обидеть кого-то, другое делать это преднамеренно" вдруг вспомнил Марко слова слетевшие с невинных уст.
Что знает эта девочка о долге? Когда ты выполняешь волю свыше: намеренно, жестоко, беспощадно?
Что знает эта девочка о чести? Блюдя которую ты причиняешь вред себе.
Что знает эта девочка о боли? Которая преследует годами: сжигая радость, человечность, чувства.
Что знает эта девочка о мести? Когда пытаешься очиститься от боли, в попытке причинить её другим.
Что знает эта девочка о гордости? Которая всё это укрывает: и боль, и месть, и неумение любить.
Он поднял свой бокал и перевернул его над вазой с белыми цветами, стоявшей на столе. Струйка красного вина сбегала на упругие лепестки и собиралась на них в капли. В свете камина они таинственно сверкали - рубиновые на белоснежном. Точь в точь как кровь на нежной белой коже. Стянув перчатку, Марко подставил палец и подождал пока одна из них капнет ему на кожу. Он медленно поднёс её к губам и слизнул.
Нет она ничего не знает. Не о нём и не о жизни в целом. А он не тот, кто станет объяснять.
Он поднялся к себе и лёг в кровать. "Она не хочет понимать... А если вдруг узнает - то не сможет..." и провалился в сон.



Всё как всегда. И утро четвёртого марта ничем не отличалось от всех остальных. Завтрак, заседание в Совете Десяти, заседание в Большом Совете, вечерняя месса, ужин, развлечения и сон. Распорядок дня не менялся и Марко это умиротворяло. Скука. Нет, надёжность. Отсутствие тепла или стабильность? Страх перед отношениями или осторожность?
Марко был не в духе. Раз в жизни сделав предложение - он получил отказ. Тем хуже было то, что он к ней был не равнодушен. Хотелось бы забыть, раз уж и Лючия не хочет вспоминать. Он целовал её... Марко остановился на полпути к дверям палаццо. Уязвлённое самолюбие? Да, должно быть это так. Он покачал головой и продолжил путь.
И вот уже дворец Дожей. Коридоры, зал Советов, темницы, камера для пыток.

- Приведите заключённую синьорину Контарини.

Он сел за стол, снял бауту и потёр лицо руками. Когда он с ней закончит, нужно созвать Совет. Марко водрузил маску на лицо и завязал ленты.
_________________

Еще вчера:

- Тогда будем рады, что импровизация наша удалась. А вот мой характер, синьора Скорцени, Вы точно знать не можете, - я улыбнулся, - возможно, потому я до сих пор и один, что ни одна женщина не выдерживает моего присутствия долгое время. Кто знает. Мое творчество занимает почти все мое время. Редко когда я могу вот так выбраться в люди и в праздности провести время.

Я заговорщицки подмигнул синьоре Скорцени, надеясь, что синьорина Каваларри не обидится на такое мое изображение супруга.

- Десять?! – я изобразил праведное негодование.

- Так-так, - я постучал носком обуви по земле и призадумался. – Вообще-то в твоих словах есть смысл, дорогая.

Я смотрел, как задорно смеется синьорина Каваллари, и был очарован ее молодостью, неискушенностью и тем, как легко она приняла мою игру. Мое мрачное настроение испарилось от этого искристого звонкого смеха. Бывает, что человек улыбается, и его улыбка освещает все вокруг, заражает своей радостью. Недаром эту девушку Дарио назвал лучиком солнца. У меня даже руки зачесались от намерения попробовать изобразить весь этот свет на холсте.

Мы попытались что-то еще сыграть, но безудержный смех охватил всю компанию, и уже мы уже смеялись над самыми простыми словами. Вообще сама идея была замечательной, но почему-то мы не могли ее воплотить серьезно. Видно, из нас не вышли бы актеры. Но я совсем на расстроился этому обстоятельству, ведь, придя сюда, я прекрасно провел время.
Попрощавшись с синьориной Каваллари и синьорой Скорцени и пожелав им доброго здравия, я пошел домой. Лючия, как оказалось, вернулась и сейчас отдыхала у себя. Настроение мое еще больше поднялось и я, тихонько прокравшись в ее спальню, положил для нее подарок. Мне сложно было выразить словами те чувства, что я испытываю, и поэтому таким образом я хотел показать всю любовь, что была в моем сердце.

Уже за завтраком Бьянка все улыбалась, мысленно возвращаясь во вчерашний вечер.
Все-таки они поставили очень смешную импровизацию, но, наверное основная заслуга в этом - синьора Панталоне - он так уморительно играл скупого мужа.
Женщина рассмеялась, вспоминая его веселые реплики и забаное подмигивание

Потом ей стало немного грустно оттого, что этот человек, по сути очень хороший, так и не нашел себе женщину по сердцу. И все его время и сердце отдано творчеству.

Но кто знает, - подумала синьора Скорцени, - может сейчас, когда он нашел дочь, его сердце оттает - а то, что в прошлом художника была какая-то любовная драма, для Бьянки, которая сама перенесла много страданий, было очевидно - и он сможет полюбить кого-то. Может девушку, чей портрет будет писать, или какую-нибудь подруг дочери, которые будут приходить к ней в гости. Жизнь покажет. А для самой Бьянки синьор ди Каччо так и останется милым Панталоне, светлым воспоминанием этого карнавала. А, может быть, они еще встретятся, когда Бьянка вернется, потому что сейчас ее намерение уехать твердо, но покинуть Венецию, к которой прикипела душой, насовсем, она вряд ли сможет.
_________________

Казалось, она только что уснула, и вот опять её грубо трясут за плечо. Сев на лежанке Франческа с удивлением смотрела на роскошный, подбитый соболем плащ... Он казался таким неуместным в этой камере. С благодарностью она повела рукой по мягкому меху и вскрикнула от боли, когда тюремщик схватил её за израненную руку. Допрос... снова... вспомнив вчерашний кошмар Франческа задрожала. Ещё раз подобное она не вынесет.
_________________

За всю эту ночь он переделал множество дел. Великое множество! Он успел в сотни мест и решил тысячи проблем ... Пока удача улыбалась ему ... Он вспомнил как говорил Франческе Контарини на маскараде, что удача - его любовница ... Не подведи меня, не подведи!!!

Утром он шел по длинным темным коридорам под Дворцом Дожей ... Только бы не опоздать ... Он ускорил шаги ... В комнате пыток был Марко ... и Франческа ...

Маттео замер ...
_________________

Синьорина Контарини вошла в камеру в новом чистом платье. Марко прищурился, раздумывая кто мог нарушить правила содержания заключённых. Он встал и подошёл к Франческе.

- Откуда новый наряд, синьорина? - Реньер зашёл за её спину и потянул за шнурки, - Оно вам не понадобится, да и жалко портить хорошую вещь. Вы согласны?


Он спустил платье с её плеч и подтолкнул вперёд, чтобы она шагнула из кучки ткани. Он оценивающе посмотрел на сорочку, но милостиво решил оставить её на Франческе.

- Пройдёмте? - Он взял её за локоть, отметив забинтованные руки и ноги, и толкнул к дыбе.
_________________

Полночи девушка металась по постели. Неясные образы, один тревожней другого сменяли друг друга. Только под утро она успокоилась - ей снилась мама. Впервые в жизни Лючия поняла её. Поняла что она чувствовала, почему так поступила. Обе они любили слишком сильно, слишком гордых мужчин, но были им неровней.

Она Любила, но была горда.
А он разбил ей сердце, поиграв и бросив.
Что для вельможи девушка простая?
Свою гордыню только тешит он.
Её же чувства он в расчёт не принимает.


Утром, трудом разомкнув веки она обвела глазами комнату и увидела


Словно вышедшая из её сна, на неё смотрела мать. Или это была она сама?
Картину мог принести в комнату только отец.
Она нужна ему.

Одевшись, девушка спустилась вниз и нашла художника в его мастерской:
- Доброе утро, папа.

Франческа чувствовала, что от страха её мутит... её глаза перебегали с одной безликой фигуры на другую... когда палач потянул платье с её плеч, она содрогнулась, внутри всё застыло.



- Нет, - От одного взгляда на кошмарное сооружение Франческу затрясло, - Нет, не надо, пожалуйста! - ноги у неё подкосились и она упала на колени. - Не надо!
_________________

Маттео похолодел ... Он не мог допустить повторения вчерашнего ...





Маттео лихорадочно искал выход. Как можно более равнодушно он сказал:

- Подожди! Два дня пыток она не выдержит ... Мы не убийцы! Нам нужны ... сведения о том, зачем она это сделала и кто помогал ей в этом ... Она не сможет ничего рассказать, если снова будет без сознания. Ты должен понимать это ... Если день за днем мы будем пытать её до бессознательного состояния - мы ничего не выясним ... И потом, она должна дожить до суда ... Не спеши!

Он подошел к девушке, наклонился и поднял её. Стянув с себя плащ, он завернул в него Франческу. Затем он усадил её перед очагом посреди комнаты на табурет и мягко спросил:

- Вы готовы добровольно, без какого-либо принуждения, правдиво ответить на все наши вопросы, синьорина?
_________________

Два дня прошли, как в тумане. Я ничего не помнил: что происходило вокруг, кого видел и что слышал...
Сначала парад гондол, который я обошел стороной. Потом представление на площади, в котором я тоже не участвовал...

Бегу за ним. Он ловкий, быстрый...мерзкий. Спотыкается, но продолжает бежать в сторону канала. Того самого канала, где нашли Бэлль. Ах ты мерзкий, сукин сын! Прибавляю скорости и настигаю нарушителя покоя. Моего покоя!
- Почему? - спрашиваю я. Знаю ведь, что он уже расспросил обо мне своих тайных связных. И знает, почему я здесь.
Молчит.
Швыряю его о каменную стену и нажимаю рукой ему на горло.
- Я спросил, почему! - голос прозвучал, как раскат грома. Он извивается и пытается выбраться, но я не даю. Не сейчас.
- Потому что я так захотел, - еле выговаривал этот Безымянный. Он еще имел наглость выдать что-то на подобии улыбки и я еще крепче сдавил его горло, от чего послышался стон.
Больше я не мог наблюдать за этим баловством. Свободной рукой вытащил кинжал и всадил по самую рукоять в живот. Убийство за убийство, мразь. Все, кто говорят не уподобляться таким, никогда не теряли близкого человека. Первое, что ты хочешь сделать, - разрушить все на своем пути, но найти убийцу. Порешить его при первой же возможности. И никогда, никогда не делать это вновь.
Меня не будет мучить совесть, я свершил то, чего так долго ждал.
Я не убил Безымянного. Не сейчас. Когда он снова станет на ноги, я опять приду. И будет еще больнее.
Здесь не было места радости или счастья.
Вытащив кинжал из мягкого тела, вытер его об плащ упыря, развернулся и направился к дому Кристобаля.

Утро выдалось как никогда бодрым. Я омылся в балии и мне принесли чистую одежду. Я знал, куда сейчас отправлюсь.

Я не пришел тогда, когда был нужен, - покачал головой.
Направившись в дом синьоры Скорцени, Бьянки, я хотел быстрее узнать, что за помощь ей была нужна.
Стук и дверь открылась. Слуга проводил меня к хозяйке и оставил нас.
- День добрый, синьора! - сделал я легкий поклон и поцеловал руку женщины. - Прошу прощения, что я не смог прибыть, когда был нужен. Вы расскажете, что случилось?

Ждать пришлось долго - очень долго.
Диана прекрасно понимала, что задуманное ею - шаг, продиктованный скорее отчаянием и дерзостью, чем здравым умом, но ничего не могла поделать.
Вернее, она ДОЛЖНА была что-то делать - чтобы не свихнуться от неизвестности и страха за племянницу.


Стоя там, в тени портика, Диана совсем замерзла - февральская погода не баловала теплом.
Как и сама жизнь, с грустью подумала Диана и в какой раз посмотрела на часы на городской башне.

Что-то пошло окончательно наперекосяк в задуманном ею плане.
Да, собственно-то, и план был ненадежный - подкупить одного из тюремщиков, чтобы у нее была возможность проникнуть в камеру к Франческе.
С великим трудом такой был все-таки найден, и Диана в какой раз с горечью подивилась слепому фанатизму этих людей.
Призванные защищать веру, они давно уже служили созданной ими системе, а не Богу.

Бог учил любви, смирению и прощению. В этих же людях любви и прощения не осталось ни на грош, а под смирением понималась слепое повиновение.


Под утро нужный ей тюремщик, все-таки сменился.
Как это было и обещанно, посланный им стражник проводил Диану в подземную темницу, и молодая женщина поспешила воздать хвалу небесам.

Но радость ее оказалась преждевременной: Франческу опять увели на дознание.
_________________

Франческа сейчас была готова на всё, лишь бы не испытать снова вчерашний кошмар. Она с надеждой подняла глаза на того, кто пришёл ей на помощь.

- Я же отвечала вам вчера... правду... Что ещё вы хотите узнать?
_________________