Хрустальный дом (18+)

Принимайте в читатели

С радостью
_________________

Екатерина, спасибо за продолжение!
___________________________________

Читаю "Призрачную любовь", пока очень интересно.
Так что, я здесь тоже записываюсь в читатели.
_________________

Спасибо за продолжение

Пожалуйста.



Рада, что "Призрачная любовь" нравится. Рада видеть вас среди моих читателей.



Всегда - пожалуйста.
_________________

 » 5. Ирис. Царь Скорпионов

Школа, «предъявляющая очень высокие требования», не уставала удивлять. Порядки, царящие в ней, человека неподготовленного повергали в шок.
С первых же дней у Ирис создалось впечатление, что учителя ситуацию не контролируют.
Положа руку на сердце, их в этом винить было нельзя – ответственность несла коррумпированная администрация школы. Это она покрывала царящее вокруг беззаконие.
К распоясавшимся деткам срочно требовалось принять меры. Но на радикальные шаги идти не хотели. В результате проблемы замалчивались, скандалы – заминались, а золотая верхушка росла в убеждении своей полнейшей безнаказанности и вседозволенности.
Единственной ценностью в этом обществе представлялись собственные желания. Круг интересов замыкался на бесконечных развлечениях, наркотиках и сексе.
До поступления в «школу, предъявляющую высокие требования» Ирис считала себя человеком, придерживающимся умеренно прогрессивных взглядов.
Проучившись тут две недели, она была готова пикетировать с плакатом в руках, выступая за минимальную толерантность!
Обилие половой активности в школе зашкаливало.
Ирис будто попало в королевство кривых зеркал, где всё простое воспринималось сложным, привычные ценности выглядели смешными, а пошлое и противоестественное преподносилось как канон.
Никогда прежде не доводилось ей видеть столько сговорчивых девчонок.
Нигде раньше она не сталкивалась с гомосексуалистами воочию.
Секс в раздевалке, секс в туалете, секс в свободном от занятий классе, секс прямо в коридоре. Секс-секс-секс! От него тошнило. Его было слишком много!
Но и разнузданные богатенькие детки знали, что такое страх.
Они боялись – боялись до икоты головорезов из банды Скорпионов. Отморозков похлеще них самих.
Теперь-то Ирис понимала, что в тот первый день повела себя как дура, влезая в осиное гнездо. У неё были все шансы оказаться размазанной по асфальту тонким слоем.
Так бы и случилось, если бы не Сандра Кинг.
Сказать, что брат Сандры был популярен в школе, значило ничего не сказать.
Его именем, словно курящимися благовониями, было пропитано всё вокруг.
Его образ витал в перешептываниях девчонок, в негласном подчинении, царящем на мужской половине.
Как известно, свита играет короля, и местная свита играла его на отлично.
Ирис было очень любопытно поглядеть на Царя Скорпионов.
Случай вскоре представился.
***
На биологии и математике ничего интересного не произошло. По четвергам всегда были только контрольные тесты.
Преподавателя истории, импозантного мужчину в летах, одноклассники характеризовали, как старого индюка, помешенного на событийных датах.
Из общих стенаний Ирис сделала выводы, что у учителя, человека старой закалки, были твёрдые принципы. Он старался обучить даже такой образчик заскорузлой необразованности, что достался ему в ученики.
Последние сопротивлялись всеми силами, но всё равно были вынуждены подчиняться. Итоговой аттестации даже их родители отменить были не в силах, а от оценки зависело будущее.
История и литература были любимыми предметами Ирис. Она без труда ответила на все вопросы и, сдав тесты, получила разрешение покинуть класс. В ожидании следующего занятия решила не таскать сумку с собой, а оставить её в личном отсеке.
Она как раз заворачивала в коридор с металлическими шкафами-сейфами, когда заметила учителя физкультуры.
Тот тащил на вытянутой руке бедолагу Барри-Скунса, пребывающего под таким кайфом, что на ногах не держался.
– Какой номер у твоего шкафчика? – рычал учитель.
– М-м-м… – Скунс согнулся пополам. – Бу-а-а!
Рвотные массы фонтаном полились на пол.
Разъярённый преподаватель отшвырнул парня от себя, толкнув на металлические шкафы.
– Который твой?!
Скунс воинственно задрал подбородок:
– Не имеете права. Это частная собственность!
– Открывай НЕМЕДЛЕННО!!!
Габариты у физкультурника были внушительные – стероиды, наверное, жрал горстями.
А Скунс не был бы Скунсом, если бы не имел привычки трусливо поджимать хвост перед превосходящими силами противника.
Трясущимися руками он вставил ключ в замок и отворил дверцу.
С того места, где стояла Ирис, содержимое шкафчика рассмотреть было невозможно, но по довольному лицу учителя было видно – он нашёл то, что искал.
– Продажа наркотиков – серьёзное преступление.
Скунс содрогнулся:
– Я не продаю. Употребляю сам.
Учитель по-дружески похлопал ученика по плечу:
– Знаю, Барри, знаю. И сейчас я тебя отучу, сынок, от этой дурной привычки.
Его рука выскользнула из шкафчика и затолкала содержимое ладони Скунсу в рот.
Парень забился в безжалостных руках, но физрук продолжал зажимать рот ладонью, не давая выплюнуть отраву.
– Нет!!! – закричала Ирис. – Что вы делаете?! Прекратите!
От неожиданности учитель дёрнулся, выпуская Скунса из рук.
Воспользовавшись моментом Барри, встав на четвереньки, попытался выплюнуть изо рта всю ту дрянь, что в него впихнули, но стал задыхаться и хрипеть, хватаясь рукой за горло.
– Помогите же ему! – сорвалось с губ Ирис.
Но учитель явно не собирался оказывать помощь. Он угрожающе наступал на Ирис и взгляд у него был, как у маньяка, невменяемый.
– Дотронься до неё, приятель. Давай. Только дай мне повод.
При звуках тихого голоса физрук застыл.
Ирис не сомневалась – на этот раз точно он!
Царь Скорпионов.
Энджел был высок, как и его сестра.
Никаких кожаных курток, заклепок-кастетов – презентабельный молодой человек из приличного общества, носящий двубортное серое пальто. В вырезе поднятого стойкой воротника строго светилась белоснежная рубашка.
Барри-Скунса крючило. Глаза закатились, тело свело судорогой как в эпилептическом припадке.
– Уходи, Картерис, – велел Энджел учителю.
Физрук послушался беспрекословно.
Подойдя к Скунсу Энджел опустился рядом с ним на колено. Положил ладонь на лоб, будто проверяя – нет ли жара?
Видимых чудес не происходило, но судороги, сотрясающие тело Барри, постепенно начали стихать. Руки и ноги больше не дёргались в беспорядочном танце. Глаза перестали закатываться, мало-помалу принимая осмысленное выражение.
– Спасибо, Энджел.
Блондин помог Скунсу подняться с пола.
– Я думал мне конец, – всхлипывал Барри, цепляясь за своего спасителя, словно маленький ребёнок. – Этот псих впихал меня доз десять, не меньше!
– Забудь. Всё хорошо.
– Забыть?! Он чуть не убил меня! Энджел, он…
– Не следовало приходить под кайфом в школу. А сейчас – просто иди домой, ладно? С Картересом я разберусь.
Голос у Энджела был приятный, но не имел ничего общего с бархатистыми баритонами, от которых млела Ирис. Тональность была скорее ближе к сладкому тенору.
– Спасибо, Энджел, – ещё раз повторил Барри.
– На здоровье.
Пока юноши беседовали, Ирис без зазрения совести разглядывала Энджела Кинга.
Так же, как и в случае с Сандрой, бросался контраст между золотом волос, пергаментно-белоснежной кожей и чёрными агатовыми глазами.
Худосочным не назовёшь, но не качок – фигура как у воздушного акробата.
Высокий лоб, узкое аристократическое лицо. Скулы высокие, глаза – глубоко посаженные, миндалевидные. Близко над ними тонкие, вразлёт, стрелы бровей. Губы твердые, спокойно сомкнутые, уголки не опущенные и не приподнятые – ровные.
Лишь в очертаниях носа было что-то недоброе, как у хищной птицы.
Повернувшись, Энджел в свой черёд, внимательно обвёл Ирис взглядом.
– Значит, ты и есть та самая новенькая, из-за которой Сандра наваляла Сани? Должно быть ты и есть – девушек с фиалковыми глазами не так много. Может быть, прогуляемся? – предложил он, простирая руку в приглашающем жесте. – Идём?
Ирис, было, заколебалась, но сухие пальцы Энджела уже сжимали её ладонь, не давая времени на раздумье.
Черный ягуар завёлся с полуоборота. Они влились в общий поток автомобилей на улицах.
Энджел вёл машину в спокойной, уверенной манере, без рывков и внезапных, резких перестроений из ряда в ряд.
– Куда мы едем? – поинтересовалась Ирис.
– На Набережную. Одно из самых красивых мест в городе. Погода приятная. Или ты настаиваешь на кафетерии?
Ирис не настаивала.
Городской парк был большой, ухоженный.
В воздухе держался сладкий, с привкусом тления, запах петуний. Деревья вокруг были старые, вековые. В их тени укрывались лавки, напоминающие большие диваны с деревянными, закруглёнными кверху, спинками. У каждой скамьи стояли урны, а в самом парке чисто, нигде ни соринки, если не считать первые, упавшие на траву, листья.
Между газонами вились асфальтовые дорожки. По ним чинно прохаживались отдыхающие граждане и голуби. В зелени укромно прятались киоски с мороженым, соками и сладкой водой.
Энджел купил им по стаканчику фруктового шербета.
– Здесь красиво, – поделилась впечатления Ирис. – Эллинж по размерам уступает городу, в котором я жила раньше, но он такой необычный. Лишь переезжая с места на место понимаешь, что у каждого места своя душа.
– Часто путешествуешь?
– Реже, чем хотелось бы.
Энджел усмехнулся:
– И что ты думаешь о нашем городе, Ирис?
– Что думаю? – прищурилась она. – У меня сложилось впечатление, что город аристократичный, стильный, но где-то в нём есть злая червоточина.
– Меня бы ты охарактеризовала так же?
– Я слишком мало тебя знаю, чтобы характеризовать.
По каменной лестнице они спустились к реке.
Не слишком широкая, почти без движения, серая лента воды пролегала между двумя берегами.
Вдоль правого тянулись кафетерии, лодочные причалы и лавочки. Левый покрывала растительность. Парк там так загустел, что напоминал лес.
С берега на берег вели красивые подвесные мосты.
Под ними, у каменных столбов свай, плавали стаи разжиревших уток. Граждане, предаваясь медитации над водной гладью, частенько сопровождали процесс пожертвованиями в виде кусочков хлеба, что и составляло секрет утиного благополучия.
Вдоль тротуара тянулись лавочки, укрытые зеленью. Чем-то они напоминали театральные ложи, только ниши закрывали не рулоны ткани, а густые заросли можжевельника и вьющихся растений.
– Присядем?
Следуя за Энджелом, Ирис вошла в зелёный грот.
Приятно пахло хвоей.
У каменной основы скамьи стояли оставленные предыдущими посетителями металлические банки из-под дешёвых алкогольных коктейлей.
– До нас здесь побывали свинки, – вздохнула Ирис, присаживаясь.
Энджел сел рядом и её будто окутало облаком дорогого мужского парфюма.
Хотелось закрыть глаза и вдыхать в себя этот аромат, вдыхать бесконечно. До скончания времён.
Свет, пробиваясь сквозь зелёный можжевеловый полог, окрашивал всё в зеленоватый цвет. На лица ложились солнечные блики.
– Сандра Кинг твоя сестра? – решилась Ирис нарушить тяготившее её молчание. – Когда мы с ней разговаривали, она сказала, что вы с нами родственники. Значит, вы тоже потомки Элленджайтов?
– Возможно, – уклончиво ответил Энджел, отворачивая лицо.
– Я слышала, у мужчин в нашем роду есть особенные способности?
– Самую интересную фамильную особенность унаследовала твоя кузина. Всё остальное гораздо менее приятно, поверь мне на слово.
– И всё же, что это за особенности такие?
– Некоторые вещи легче показать, чем рассказать. Думаю, тебе пока этим заморачиваться не стоит.
– Всё так сложно? – приподняла брови Ирис.
– В первый момент шокирует. Правда, потом большинство людей подсаживается, как на наркотик. Почти всем нравится.
– Даже предположить не могу, о чём ты. Хочешь меня заинтриговать?
В смехе Энджела слышались язвительные нотки.
Ирис замерла, когда он обнял её за талию.
Лицо юноши оказалось так близко, но даже с такого расстояния на нём не было заметно пор – гладкая, как шёлк, кожа. И чёрные-чёрные глаза в загибающихся, словно у девчонки, ресницах.
– Что ты делаешь? – спросила Ирис шёпотом.
– Собираюсь тебя поцеловать.
– Я совсем тебя не знаю.
Горькая усмешка скользнула по его твёрдым губам.
– Когда узнаешь, целовать точно не захочешь. Так что потороплюсь воспользоваться моментом.
Наверное, на её месте были тысячи девчонок?
И с каждой он вёл себя подобным же образом?
И всё же Ирис не сопротивлялась, когда Энджел притянул её к себе и коснулся губами её губ.
Лёгкая щекотка от поцелуя словно током потекла по телу.
Ирис целовалась и раньше. Но никогда прежде прикосновение чужих губ не вызывало в ней волшебных ощущений.
Голова кружилась.
Когда Ирис отстранилась, солнечный свет казался нестерпимо ярким. Он бил по глазам так, что хотелось зажмуриться.
– Кажется, одну особенность Элленджайтов ты только что продемонстрировал? – попыталась она за шуткой скрыть охватившее её смятение. – Мужчины из рода Элленджайтов целуются просто божественно.
– Спасибо, – склонил Энджел голову в шутовском благодарственном поклоне. – Семейные предания гласят, что женщины нашего рода всегда для нас будут привлекательнее других. У тебя красивые глаза, Ирис. И когда ты на меня так смотришь, мне хочется целовать тебя снова и снова.
– Что удерживает?
Рука, лежавшая на её талии, сжала стан чуть сильнее, словно предупреждая – провоцировать ненужно.
– Ты сейчас видишь меня с парадного фасада, но стоит лишь открыть двери и всё будет совсем иначе. Я не из хороших парней.
– Серьёзно? Жаль. Такой, как сейчас, ты мне очень нравишься.
Они продолжали сидеть рядом, плечом к плечу.
Ирис чувствовала тепло удерживающей её руки и со сладким недоумением понимала – ей было хорошо.
Хорошо млеть от поцелуев, хорошо сидеть и молчать.
– Чем ответишь на моё предложение сходить вечером в Асторию? – спросил Энджел.
– Что это за заведение?
На этот раз губы Энджела растянулись в усмешке горькой, даже немного злой:
– Астория одна из главных достопримечательностей города. На сегодняшний день туда можно попасть только по приглашению и по протекции действующих членов клуба. Случайных людей там не бывает.
– И чем занимаются все эти неслучайные люди?
– В светлое время суток в Астории открыт ресторан. Блюд такого качества, как там, не подают нигде в городе. Ну, а по ночам там элитный бордель с обширным спектром услуг.
– У меня что, вид девушки, которую можно после первого поцелуя в бордель приглашать?!
– Сегодня там будет представление, красноречиво демонстрирующее наши…хм-м… фамильные возможности, которыми ты так интересуешься.
Безумием было выслушивать подобное предложение.
Ещё большим безумием было на него соглашаться.
– Ну, что скажешь, Фиалка?
– В какое время случится это феерическое бордельное шоу?
– В полночь, разумеется, - заговорщицки ухмыльнулся Энджел. – В час, когда по традиции восстает нечистая сила.
– В полночь? – нахмурилась Ирис. – Ты, возможно, будешь смеяться, но мама меня не пустит.
– Ты станешь возмущаться, но предлагаю ей ничего об этом не говорить.
Идти неизвестно куда? Неведомо с кем? Непонятно для чего? Никому словом не обмолвившись? Оторвут голову – концов не найдёшь.
Безумие в чистом виде.
– Ну что? – спросил Энджел. – Идёшь со мной или нет?
И Ирис поняла: если скажет «нет», то нескоро его увидит.
– Иду, – сказала она.
_________________

Добрый день. Примите в читатели.

С удовольствием
_________________

 » 6. Катрин. Реконструкция Кристалл-холла

Мередит дожидалась Катрин у входа. Заприметив новую знакомую, помахала рукой.
Спеша на занятия, девушки, обогнув главный корпус, свернули к непримечательному зданию из красного кирпича. Вывеска «Терапевтическое отделение» озвучивала его назначение.
Внутри было уютно: кресла для посетителей, ковровая дорожка, на подоконниках – цветы, на стенах – плакаты.
День прошёл спокойно. Однокашники проявляли дружелюбие, занятия увлекали. Шесть часов пролетели как одна минута.
– Поедем сегодня в Кристалл-холл? – спросила Катрин у Мередит.
Та кивнула:
– Когда Калхаун с Линдой договаривались отвести смету управляющему, я упросила их взять нас с собой.
После окончания занятий подруг уже ждали.
– К чему мне следует себя подготовить? – полюбопытствовала Катрин. – К груде камней?
– Ваше родовое гнездо выглядит элегантно даже несмотря на его старомодность, – заверила Линда. – Сами увидите.
– И мне можно будет войти внутрь?
– Можете ходить где угодно – дом принадлежит вам. Правда, осмотреть всё разом не получится. Кристалл-холл обширен, словно Лувр.
– Какая прелесть! – восхитилась Мередит. – Обожаю ходить в замки-музеи! Но у нас есть преимущество перед любым туристом. Мы не ограничены в своём любопытстве ни экскурсоводом, ни временем.
– Сейчас в доме работают несколько строительных бригад, – поведал Калхаун. – Пытаются спасти то, что можно. А что ремонту не подлежит, перестраивают заново.
– Дом без жильцов простоял более ста лет. Конечно, нужно немало труда, чтобы привести его в порядок. Но Кристалл-холл стоит того, – заверила Линда.
Катрин зябко обхватила руками собственные плечи:
– Он такой древний и величественный. Он меня пугает.
– Он всех пугает, – утешила Линда. – Но ты его полюбишь. Я знаю.
Настроение, царящее в машине, было лёгким.
Катрин даже и припомнить не могла, чтобы чувствовала себя так свободно с малознакомыми людьми.
– В доме провели электричество, – отчитывалась Линда. – Всё работает от новейших автономных генераторов. Поверьте, темнота нам больше не грозит. А призраки страшны лишь пока темно.
– Зато зомби прекрасно разгуливает при белом свете дня. У-у-у! – состроила жуткую гримаску Мередит, вытягивая перед собой руки, словно в надежде схватить неосторожного путника.
Катрин рассмеялась, увёртываясь от её объятий.
– Дом большой и запущенный, – продолжала Линда. – Но, когда мы придадим ему современный вид, наполним воздухом и светом, все призраки разбегутся.
Кристалл-холл зачаровал Катрин. Она не могла отвести взгляд от одновременно прекрасного, величественного и устрашающего в своём упадке, замка.
Огромные, разросшиеся и одичавшие вистерии поднимались перед входом. Их стволы подпирали и разрушали толстыми корнями некогда выложенную дорогими плитами дорожку. Скрюченные ветки, словно когти, цеплялись за балконы, переплетались так густо, что под кронами поселилась вечная влага.
Пахло болотом, мокрой землёй, гниющей травой и плесенью.
В лабиринтах листьев запоздало гудели пчёлы в бесплодных попытках отыскать сладкий нектар.
Плетущиеся растения, ещё совсем недавно обвивающие колонны, сорвали и разбросанные у входа, они издавали настолько тяжёлый аромат, что, не удержавшись, Катрин несколько раз чихнула, пока поднималась по лестнице.
Помещение, в которое они вошли, было нереальным.
– Что это? – сорвалось с губ Катрин.
– Сердце Кристалл-Холла, – ответила Линда. – Хрустальный Зал.
Создавалось впечатление, будто они попали в царство льдин, воды, лунного камня или хрусталя – красота, но красота ледяная.
Стоя под высоким куполом, рассеивающим, преломляющим свет, Катрин чувствовала себя ничтожной, словно пылинка.
За очередными раздвижными дверями находилось новое помещение.
– Оранжерея, – прокомментировала Линда.
Зелень разрастись не успела, но было видно, что дизайнер потрудился на славу.
Можно только представить, какое наслаждение будет находиться в этом оазисе в середине зимы, когда вокруг лягут снежные сугробы.
У Катрин не находилось слов, чтобы описать восхищения.
– Нужно будет показать это место Ирис. Она обожает цветы, – только и сказала она.
– Пошли наверх? – с энтузиазмом подхватила её под руку Мередит. – Посмотрим, что там?
Мередит толкала двери одну за другой. Катрин следовала за ней.
В спальнях мебель уже стояла на своих местах, но под чехлами.
В широкой серой горе легко угадывалась двуспальную кровать. На стене висели большие старинные часы, правда, они не показывали времени – стрелки остановились.
В тех комнатах, где ремонт сделать ещё не успели, создавалось впечатление, будто на машине времени унёсся в далёкое прошлое: кровати со столбиками, отстающие от стен обои со старомодными розами в медальонах, пустые пасти каминов.
В распахнутом гардеробе висели почти истлевшие мужские костюмы.
Потянув на себя верхний ящик комода, Катрин удивилась тому, с какой лёгкостью тот поддался.
На полке лежала горкой стопка тончайших белых рубашек. А это – шейные платки, воздушные и лёгкие. Наверное, баснословно дорогие?
Почему они так и сгнили тут без дела?
В дальней спальне штукатуры отдирали со стен старые обои. Прибором для отпаривания, слой за слоем, снимали, обнажая штукатурку.
Монотонный шум будил в душе Катрин беспокойство. Казалось, будто она слышит чьи-то голоса. Кто-то смеялся, болтал друг с другом, настойчиво шептал…
Аппарат смолк.
Голоса резко затихли.
– Тут кажется какая-то фигнюлина? – озадаченно почесал затылок детина.
– Где? – откликнулся напарник.
– Не желаете взглянуть? – обернулся один из рабочих к Мередит. – А мы пока перекурим.
Приблизившись к обнажённому участку стены, девушки смогли рассмотреть на ней тусклое изображение Христалл-Холла. Сиреневых птиц, порхающих над миниатюрными цветами. Круглую луну, окружённую россыпью звёзд, на которых до сих пор сохранились частички серебра.
– Тут вроде замок?
– Где?
– Нарисован поверх потайной дверцы. Видишь? Ура! Я нашла тайник твоих предков! – захлопала в ладоши Мередит.
Склонившись, Катрин тоже удалось рассмотреть швы на штукатурке.
Она огляделась в поисках чего-то острого, чем можно было бы поддеть край.
Мередит деловито протянула отвёртку, с помощью которой тайник легко поддался.
– Что там?
– Какие-то вещи. Украшение, похожее на чётки. Вроде, жемчуг? И, кажется, книга. Переплёт странный. Белая кожа. Ой, Мередит! Ты только погляди? Это просто прелесть! – продемонстрировала Катрин новую находку.
На подставке были закреплены две куклы.
– Похоже на фарфоровые, – выдохнула Мередит.
Фигурки имели подвижные суставы, позволяющие изменять положение их тела, но сами куклы были жестко фиксированы в одной позе.
Черноволосый юноша с капризным личиком Нарцисса стоял на коленях, удерживая в руках на весу белокурую девушку с длинными золотистыми волосами.
Личики куколок были повернуты друг к другу и, если Катрин правильно понимала задумку художника, изображали страсть и нежность настолько, насколько это можно изобразить на бесчувственных кукольных личиках.
– Почему на девушке мужская одежда? – удивилась Катрин. – В те времена женщины носили кринолины, а не белые рубашки с черными брюками.
– Потому что это не девочка. Это – мальчик, – фыркнула Мередит.
– Быть не может. Мальчики в девятнадцатом веке не носили косу до пояса. Да и мальчики в такой позе это… непристойно.
– Непристойно. Но ведь бывает же, – хихикнула Мередит.
– В пуританском 19-м веке?
– В пуританском 19 веке! Сама же видишь? Технология изготовления куколок, кстати, похоже на BJD. Такие куклы и для наших дней удовольствие не из дешёвых, а уж по тем временам суммы на них наверняка были просто космические.
Катрин приметила надпись на оборотной стороне подставки: «Любимому брату Альберту от любящей сестры на память о бессмертной мужской дружбе».
– Мужская дружба? – фыркнула Мередит. – Я её как-то иначе себе представляла.
– И я, – Катрин с отвращением отодвинула от себя раритетную игрушку. – Пойдём дальше?
Прежде чем покинуть комнату, она бережно сложила все находки в безразмерную сумочку.
Так уж утроены все дамские сумочки, что при желании в них можно запихнуть всё что угодно. Зачастую глядя на размеры женских ридикюлей никогда даже и не подумаешь, насколько они на деле вместительны.
В столовой на первом этаже, в отлично сохранившихся горках, Мередит заприметила целую коллекцию фарфора и старинного серебра:
– Как такое богатство оставалось без присмотра? И как его до сих пор не растащили?
Какое-то время подруги любовались спрятанными за стеклянными дверцами хрустальными бокалами, на блюдца, тарелки из освинцованного стекла.
– Всё отлично сохранилось, – подвела итог осмотру Катрин. – Стоит лишь приложить немного усилий и вновь засверкает в былом великолепии.
Они нашли Линду в библиотеке. Та разговаривала с главным менеджером, принимая отчёт.
– Как вы могли сами убедиться, мисс Филт, фундамент здания в прекрасном состоянии. Ребята славно поработали за эти недели: ни следа не осталось от былых потёков и пятен сырости. Я лично перепроверил окна и двери после того, как их поменяли – отлично открываются и закрываются. Стены в доме сложены из первосортного кирпича. Но я уже говорил вам – всё это смешение стилей выглядит дико. Эти чугунные решётки, колонны? Не кажется ли вам, что имеет смысл привести всё в единую систему?
– Согласна, – кивнула Линда, потирая в рассеянности висок. – Это было бы разумно, но не я здесь заказываю музыку. Госпожа Синтия ясно дала понять, в каком направлении двигаться. Не будем проявлять ненужную инициативу.
Толкнув перед собой дверцу, Катрин шагнула на террасу, окаймляющую дом с внутренней стороны:
– Не знала, что из дома есть ещё один выход.
– В домах такого размера всегда были парадные и чёрные входы. В прежние времена террасы предназначались для слуг, – разъяснила Линда. – Прислуге разрешалось входить в дом только с чёрного хода.
Они спустились на залитый солнцем, густо заросший травой задний двор.
Копии греческих статуй, почти затерявшихся в разросшихся зарослях самшита, подглядывали за вновь прибывшими, выглядывая их зарослей зелени.
За очередной просевшей чугунной решёткой располагались белоснежные постройки. К ним вела тонкая, уже расчищенная, присыпанная гравием, дорожка.
– Что это? – поинтересовалась Катрин. – Жилище для слуг? Почему в нём нет окон?
– Это склеп, – разъяснил менеджер.
– Склеп?.. Менее, чем в полсотни шагов от дома?! Эти Элленджайты точно были ненормальными.
Катрин терпеть не могла кладбища, склепы, алтари. При одной мыли о них делалось дурно.
Неужели придётся жить почти на костях?
– Не бери в голову, – попыталась успокоить её Мередит. – Это же тебе не огромное городское кладбище! Ну, положим, лежит тут около сотни твоих предков?
– Скажи, ну какой нормальный человек станет строить склеп неподалеку от кухни?
– Мы же не знаем, как мыслили триста лет назад? Может быть, тогда модно было устраивать часовни, чтобы в любой момент, если захочется, иметь возможность предаться скорби?
Катрин, задрав голову, принялась рассматривать лепнину над колоннами.
На них не было ни единой трещинки, будто склеп построили позавчера, а не три века назад.
– Стены уходят глубоко вниз, – правильно оценив её взгляд, прокомментировал менеджер. – Лежни, держащие всю конструкцию, большие и прочные. Нигде ни единого перекоса по горизонтали.
– Склеп тоже будут реставрировать?
– Да. Я уже набросал план насчёт того, какие шаги следует предпринять в первую очередь.
– Делайте, как сочтёте нужным, – отмахнулась Катрин.
Она не хотела больше думать ни о чём из того, что касается смерти.
Вся эта красота, сумрачная, несмотря на яркое солнце, вызывала отвращение. Как будто слишком крупный червяк, точащий прекрасное яблоко.
– Найдите эксперта в области ландшафтной архитектуры. Пусть заодно приведут в порядок и внутренний двор, – распорядилась Линда. – Может быть кое-какие из этих азалий, камелий и роз ещё удастся спасти?
– Да, адвокат Филт.
– Найдите экономку, которая поможет проследить за тем, чтобы тщательно протёрли мебель, отполировали серебро, отмыли от многолетней пыли фарфор и хрусталь. На сегодня что у вас там по плану?
– Бассейн. Его уже осушили и приступили к восстановлению оборудования. Полагаю, это займёт пару дней. В четверг должен прийти специалист по переустройству кухни. На старой готовили ещё на очагах. Нужно будет установить газовые плиты и холодильные камеры.
– Что с центральной системой вентиляции и отопления?
– Придётся переоборудовать заново. Если только вы не хотите пользоваться удобствами девятнадцатого столетия.
– Оценщики и антиквариаты?
– Уже приходили, провели инвентаризацию и юридическое оформление имущества.
– Вернёмся к бассейну, – предложила Линда.
– Вот, посмотрите эскизы, мисс Филт. Для облицовки дна и стен я планирую использовать керамическую плитку. С такими материалами бассейн будет иметь красивый, необычный вид. Вот план оформления светильников.
– Хорошо, мистер Бингл, – кивнула Линда. – Пойдёмте посмотрим на что это похоже сейчас.
Ни на что хорошее это не походило. Катрин брезгливо поднесла руку ко рту.
Было жалко видеть, как голые по пояс, босые рабочие вывозят мерзкую грязь, что доставали из чаши бассейна.
В помещении стоял отвратительный запах. Что уж там могло скопиться в этих канализационных шахтах, чтобы источать такое зловоние? Катрин сомневалась, что когда-нибудь сможет заставить себя тут искупаться.
– Готова оплатить сверхурочные, только чтобы работа была закончена как можно быстрее, – зажимая рот рукой проговорила Линда. – Если потребуется, наймите ещё людей.
– Будем стараться, мэм, – кивнул мистер Бингл. – Фильтры для воды и установки для подогрева ещё даже не смонтированы. Нужно проверить газовые труды, а электрикам – обновить проводку.
– Ну что ж? – удовлетворённо кивнула Линда. – Вижу, работа идёт полным ходом. Всё просто замечательно. Дом заслуживает самого лучшего. Не скупитесь на расходы.
– Да, мэм. – кивал мистер Бингл.
– Мы скоро вас навестим, – пообещала Линда, помахав рукой на прощание.
_________________

Екатерина, спасибо за продолжение!
___________________________________

Всегда - пожалуйста
_________________

 » 7. Дневник Альберта

Удобно устроившись на подушках, вытянув на кровати ноги, Катрин щелкнула выключателем ночника и открыла первую страницу.
«Альберт Элленджайт», – гласила надпись на форзаце.
Взгляд метнулся к куклам, стоящим на прикроватном столике.
Кто из них двоих неведомый Альберт? Женственный ли блондин с продолговатыми, зелёными глазами? Или черноволосый брюнет с выражением холодного презрения на лице?
Первая запись датировалась 29 сентябрём 1855 года.
«Дорогой дневник, я пишу эту муть, потому что мой психиатр глупее меня. Он считает, что это поможет мне осознать мотивы моих поступков и избавиться от чувства вины.
Впрочем, если бы не чудовищная, бесконечная, убийственная скука, я бы заниматься этим не стал. Но что ещё делать? Читать Библию надоело. Наблюдать за другими сумасшедшими неинтересно. Посетителей, которых хотелось бы видеть, ко мне не пускают, а тех, кого пускают, видеть хотелось бы меньше всего.
Итак, дорогой дневник, мы с тобой здесь, в этом богом забытом месте, под названием Ашер.
Пейзажи здесь красивые. Но наблюдать красоту природы долгими часами всё равно что любоваться на декорации вместо просмотра действия: в принципе бессмысленно и быстро надоедает.
К тому же при всех своих многочисленных красотах Ашер не что иное, как дорогостоящая частная психлечебница, где я заперт стараниями папочки.
Оказавшись случайным свидетелям нашей связи с Синтией и Ральфом, отец отнюдь не счёл подобные отношения для кого-то из нас полезными. Мне в жёсткой форме поставили ультиматум: либо я отправляюсь на лечение, либо о наших отношениях он ставит в известность маму.
Пришлось согласиться. Расклад казался правильным.
А вот Ральф так не считает. Его мнение: пойдя на условия отца, я поступил, как слабохарактерный, слюнявый щенок.
«Противнику уступать нельзя», - презрительно бросил он мне.
Возражать не имело смысла. Для Ральф что мой, что собственный отец – враги. А я не могу и не хочу видеть противников в близких людях.
Тем более, что в глубине души знаю – они правы.
Наши отношения с Ральфом и Синтией не что иное, как патология. Здесь нечем гордиться, не за что бороться. Это безнравственно.
Я ещё я знаю, что сказал бы Ральф, услышь он мои мыли. Сказал бы, что ему плевать, нравственно оно там или безнравственно.
Ведь что такое нравственность по Ральфу Элленджайту? Условность. Набор табулированных знаков, признанный нормой.
На это не стоит оглядываться. На это не стоит ориентироваться. На это стоит наплевать.
Для Ральфа важно то, что доставляет ему удовольствие здесь и сейчас. И плевать на всё остальное.
Нам хорошо вместе? Мы никому не доставляем проблем? Так в чём вопрос?
Когда он рядом, такая система координат выглядит вполне убедительной, и я соглашаюсь с ним. Не хочу идти наперекор, слишком дорожу его обществом и привязанностью. Слишком боюсь потерять ту тонкую нить доверия, что протянулась между нами.
Только вот на исходе второй месяц, как я заперт в Ашере, а Ральф ни разу так и не навестил меня. Так что любые рассуждения о привязанности и доверии между нами – лишнее.
Ральфу наплевать на мои чувства. На причины, побуждающие меня поступать так или иначе. Ему на меня, на все на свете – наплевать!
Такому отношению не научишься, с этим нужно родиться.
Ладно. Дьявол с Ральфом. Пусть и думает, и поступает, как хочет.
А я буду поступать так, как считаю нужным сам.
В любом случае я ведь не могу позволить, чтобы эта грязная история коснулась ушей матери.
Да, в нашей чокнутой семейке и прежде случалась любовь между кузенами. На неё даже принято смотреть сквозь пальцы – мол, вырастут мальчики, перебесятся, женятся, обзаведутся собственными детьми и всё забудется, как забывалось ни раз.
Но l'amour à trois?
Да ещё с единокровной сестрой?
Мама не поймёт.
Нет! Всё что угодно, лишь бы не глядеть ей в глаза, осознавая, что она всё знает.
Как ни странно, сидя в этой глуши я не чувствую себя несчастным. Мне спокойно, комфортно. Я даже рад освободиться от бесконечных поисков приключений и наслаждений.
Так что отец в чём-то всё-таки прав».
6 октября 1885
«У меня сегодня день особенный – День Рождения.
Утро, вместо праздничного пирога и подарков, традиционно полагающихся на именинах, началось плановой встречей с лечащим доктором.
Господин психоаналитик полтора часа терзал мой слух наиглупейшими вопросами.
Монотонный голос раз за разом раздражал, терзая оголённые нервы.
Что я отношу к сексуальным девиациям?
Я выложил ему всё, что знаю. Разделил половые извращения как по отношению к объектам, так и по способу их реализации.
Изъяснялся я пространно и подробно, очень надеясь, что доктор устанет слушать и отстанет.
Он не отстал.
Любезным тоном предложил самому определить мои сексуальные отклонения, раз уж я так отлично разбираюсь в теме.
Не менее любезно я сообщил, что геронтофилия, зоофилия и педофилия не мой профиль. Эгсбиционизм глубоко мне чужд, чего о вайеризме не скажешь. Ещё я страдаю (или наслаждаюсь, это уж как посмотреть) приступами мазохизма, но слава богу, садистских склонностей за собой не замечал.
Считаю ли я необходимым лечиться от гомосексуализма?
Хм-м…
А зачем мне лечиться от того, чем я не страдаю?
Не в смысле того, что я наслаждаюсь процессом, просто гомосексуализм подразумевает наличие полового влечения к особям своего пола, а я к мужчинам такого не испытываю.
А как же Ральф?..
Ах! Вы заставляете меня краснеть, доктор!
Значит, вы в курсе моих маленьких шалостей? Что ж тут скажешь? Увы! Из любого правила, даже железного, случаются досадные исключения. Молодость – время поиска и эксперимента. Не всегда, к слову, удачного. К тому же Ральф – вы же его видели, доктор? У него совершенно андрогенная внешность. Как, собственно, и у меня. При определённом освещении и после определённой доза алкоголя или опиума нам обоим так легко сойти за женщин.
Если на то пошло, Ральф единственная особь мужского пола, делившая со мной постель.
Вслух я этого не говорил, но история наша запутанная и сложная. Отрицать наличие секса между нами было бы ложью, но, если опускаться до описания грубой физиологии, дело до непосредственной близости никогда не доходило. Между нами всегда была Синтия. В прямом и в переносном смысле. Но об этом, доктор, я вам рассказывать не стану. Джентльмену не следует порочить имя дамы.
Итак, на чём мы остановились?
Ах, да! Ральф был. Но лечиться от гомосексуализма я всё равно не буду. Считаю тему исчерпанной.
Отношу ли я себя к бисексуалам?
Доктор, помилосердствуйте! Да что же это такое?! Вы всё утро пристаёте ко мне с неприличными вопросами?
Ах, у вас работа такая? Надеюсь, она вам хотя бы нравится? Меня от ваших вопросов уже тошнит.
Хорошо. Если клятвенно обещаете отстать – отвечу: да-да-да! Я могу спать, как с женщиной, так и с мужчиной.
И вы тоже, кстати.
И большинство людей.
Да я и не утверждаю, что вы это делаете. Можете делать – это факт.
Не надо придавать сексу большого значения, доктор. Не стоит носиться с ним, как антиквар с раритетной вазой или курица с первым яйцом. Обсуждать можно любовь и ненависть, понимание и непонимание между людьми. Вот что интересно нормальному человеку. А если вы получаете удовольствие от скабрёзных рассказов – поздравляю! Вам пора стать собственным пациентом, доктор.
Что такое секс, по-моему?
Вы же обещали, что предыдущий вопрос – последний?
По-моему, секс, это телесный процесс, связанный с раздражением нервных рецепторов. Это как пищеварительная система, дыхание, сердцебиение. Хороший секс – это дело техники. Не обязательно испытывать эмоции к партнёру для того, чтобы достичь желанной разрядки. Раздражение нервных рецепторов в определённой последовательности и в определённом ритме даёт нарастание импульсов. Напряжение нарастает-нарастает-нарастает, доходит до точки кипения и потом – бах! Вы получаете то, что хотели – вожделенный оргазм. За ним следует разрядка.
Процесс закончен.
Как, собственно, наш и разговор.
Вы кончили, доктор?
***
Я зря сорвался.
Господин Ф. хороший доктор. Ответственный. Он просто честно пытался отработать папочкины деньги.
Совершенно незачем так на меня подозрительно и обиженно коситься, сударь. Я, кстати, идеальный пациент.
Попробовали бы вы задать подобные вопросы Ральфу, сэр. Почувствовали бы разницу».
10 октября 1855
«Я ждал её всё время, каждый день, каждый час и всё же оказался неготовым к встрече.
Мой взгляд, изголодавшийся по женским силуэтам, по мягким изгибам волнующих женских фигур, с жадностью впитывал в себя образ Синтии.
Может ли в мире быть что-то более уродливое, чем современный фасон женского платья? Женщина просто безвозвратно тонет в наряде, её немилосердно расплющивает кринолинами и корсетами, давит грудой материала и китовыми усами.
Я не одобряю современной моды. Но Синтия мила даже в них.
Она очаровательна в любом костюме. Как, собственно, и вовсе без оного.
Новое, с иголочки, платье воздушными волнами лежало на широком кринолине, находясь в полной гармонии с алыми туфельками на трехдюймовых каблуках. Лиф платья туго обхватывал безупречную талию, подчёркивая волнующе упругую грудь.
Моя дорогая старшая сестрица являла образчик аристократических манер и благополучия, в совершенстве владела томной элегантностью и небрежной грацией.
Взгляд тёмных миндалевидных глаз, отсутствие резвости и молчаливость с лёгкостью вводили наших многочисленных знакомых в заблуждение насчёт ей истинного характера. Люди принимали Синтию за леди, наделяя её в своём воображении такими прекрасными женскими качествами, как скромность, девичья стыдливость, домовитость, сдержанность в чувствах, самоотверженность.
Но всё это было Синтии чуждо. В действительно она резка в суждениях, заносчива, самовлюблена до крайности и до крайности же сластолюбива.
В не таком уж далеком детстве сестрёнка не уступала нам с Ральфом в искусстве фехтования, лазанья по деревьям и скалам. Как и мы, она обожала носиться на лошадях без седла.
Синтия никогда не признавала опасности. Она не видела её в упор.
У нас с Ральфом, как у любого мужчины из рода Элленджайтов, всегда был второй, третий, и даже четвёртый шанс. Да хоть сломай мы шею, нам это не грозило немедленной гибелью. Любые переломы у нас срастались в течение часа, я уже не говорю о ранах и порезах.
Но у Синтии второго шанса не было.
А она упрямо игнорировала этот факт.
Иногда мне казалось, она нарочно устраивает между нами это негласное соревнование. Словно задаваясь целью не только догнать, но и перещеголять по части безумств.
Мама не хотела видеть этих странностей в поведении и характере своей дочери.
Люби она Синтию чуть более нежно, относись к ней чуть внимательней, и сестра могла бы вырасти совсем другим человеком!
Я даже думаю, что своими необузданными выходками Синтия пыталась привлечь к себе мамино внимание – любыми путями, методами и средствами.
Но как бы Синтия не старалась, чтобы бы не выкидывала, мама словно не замечала этого.
Отношения сестры и мамы были безжизненно-безукоризненными. Сплошной официоз.
Подозреваю, что за любыми безупречными манерами скрываются равнодушие и пустота. Совершенство – удел мертвых. Живому свойственны изъяны. Чувств это касается в первую очередь.
Со мной мама ведёт себя совсем иначе. Она может быть ласковой или жестокой, иногда даже грубо срывается на крик.
Но её горячность и жёсткость куда лучше той сдержанной отстранённости, что достаются на долю Синтии.
***
При виде меня сестра улыбнулась и протянула затянутую в кружевную перчатку, руку:
– Рада тебя видеть.
Я коснулся её руки легким поцелуем.
– Более чем взаимно, душа моя.
Я с наслаждением почувствовал упругий вес её тела, когда Синтия оперлась на мою руку. Мы не виделись несколько месяцев, и я ужасно по ней соскучился.
Я просто задыхался от желания сжать сестру в объятьях, покрыть поцелуями её дорогое, милое личико с сочными, мягкими, по опыту знаю, разгарчивыми губами.
– Как тебе удалось добиться от отца разрешение прийти сюда?
– Попросила об этом в присутствии мамы, сославшись на твой день рождения. Рассказать правду Амадей не посмел, а иных весомых аргументов у него не нашлось.
Мы вошли в зелёный лабиринт, скрывающий нас от случайного постороннего взгляда.
Гарантии уединения сомнительной укрытие, конечно, не давало, но создавало иллюзию.
Не желая больше сдерживаться, я сжал Синтию в объятиях.
Я пил из её губ волшебный нектар сладострастия. Жадно глотал до тех пор, пока напряжения не достигло пика. Угрожающая лавина кипучего безумия уже готова была смести все запреты. Я едва сдерживался, чтобы не овладеть ею прямо здесь, на скамейке, невзирая на последствия.
Но Синтия оттолкнула меня:
– Довольно.
Перехватив мой взгляд, она поспешно опустила ресницы и нервно облизнула губы розовым, юрким, как змейка, язычком:
– Не сейчас. Не так. И не здесь.
Неудовлетворённый мужчина редко бывает сдержан.
Однако Синтия напрасно нервничала. Я никогда не ставил свои желания выше её благополучия, безопасности или даже настроения.
Мы присели на скамью и какое-то время просто сидели молча.
Краем глаза я с нежностью наблюдал, как сестрёнка расправляет складки на своей необъятной юбке, натянутый на метровый кринолин – усовершенствованная модель древнего пояса целомудрия. Она так скромно и чинно сложила ручки у себя на коленях, что я, не удержавшись, рассмеялся.
– Рада, что ты в хорошем настроении, Альберт. Я приготовила тебе подарок.
– Правда? Какой?
Синтия склонилась над ридикюлем, стоящим у её ног и вытащила оттуда подарочный свёрток в яркой шелестящей бумаге.
– Заказала несколько месяцев назад. Взгляни.
Синтия додумалась подарить мне кукол. Уменьшенная копии меня самого, да ещё в объятиях Ральфа!
– Что это? – брезгливо поморщился я.
– Разве сам не видишь?
– Ты увековечила нас с Ральфом в дорогом фарфоре. Зачем?
– Тебе не нравится?
– Любовь моя, уж лучше бы ты потратилась на парочку умилительно-миленьких платьиц и ожерелье к ним прикупила. Люблю видеть тебя в новых нарядах. Но зачем мне этот… хм! – ансамбль?
– Я думала, тебе недостаёт Ральфа. Думала, хорошо будет, если хотя бы частица чего-то, чем ты по-настоящему дорожишь, будет с тобой рядом.
– И что ты предлагаешь мне делать с этой его частицей? – я уже не скрывал своего раздражения. – Заняться рукоблудием, созерцая его светлый лик?
– Альберт! Это пошло!
– Как скажешь, драгоценная. Как скажешь. Но в любом случае ты неправильно подобрала фигурки. Самая идеальная кукла в нашем случае это ты.
К моему удивлению на глазах Синтии блеснули слёзы.
Я совершенно не переношу вида женских слёз. Стоит мне увидеть плачущую женщину, как всё – я готов сделать что угодно, лишь бы слезы её высохли.
Синтия отлично это знает. Сама не раз поднимала на смех эту мою особенность. Столько раз называла слабаком, из которого любая слезливая курица может мотками верёвки вить.
Нужно отдать сестре должное, она никогда не обращала это оружие против меня.
Синтия на моей памяти вообще плакала редко.
– Ладно-ладно! – без боя сдался я. – Прости. Я не хотел быть грубым. Не плачь, моя радость, оно того не стоит. Если ты считаешь, что эта прелестная вещица – значит, так и есть. Я даже готов порадоваться тому, что ты не придумала позы… хм! – более пикантной. Приходится признать, что есть свои плюсы в твоём всегдашнем тяготении к внешней благопристойности. Было бы любопытно понаблюдать за мастером, когда он получил заказ…
– Альберт!
Её голос звенел, словно мелодичная, но перетянутая, струна.
– Что?
– Ты так и будешь лицемерить?
Признаться, я немного опешил от такого наскока.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты совсем как наша мать! Не притворяйся, будто не злишься на нас! – притопнула она ногой. – Развлекались мы все вместе, а отдуваешься здесь ты один.
– Всё не так плохо. Не стоит драматизировать.
– Хватит юлить! Скажи мне прямо в лицо, что ненавидишь меня.
– С какой стати мне такое говорить?
– Скажи! Ведь это правда!
– Нет.
Моя рука словно бы сама собой потянулась к её руке, накрывая ладонью сверху.
Синтия чуть повернула голову и ресницы её мягко дрогнули, как крылья у бабочки.
– Люблю тебя, – беззвучно зашептали мои губы. – Люблю.
Мы снов потянулись друг к другу и мне стало на всё наплевать – приличия, последствия, кровное родство.
Значение имела только она.
Её запах. Тихие стоны. Губы. Влажные локоны.
Та радость, которую она дарила мне своей страстью.
Цена за это неважна.
***
Мои руки ещё пахнут её духами.
На сердце тоскливо.
Хочу домой».
_________________

Спасибо за продолжение.

На здоровье. Приходите завтра за добавкой. Буду рада видеть.
_________________