Мой дорогой дневник

В читателях

Всем привет!
Спасибо всем, что присоединились ко мне.



Девочки, большое спасибо, что зашли на огонек. Располагайтесь, читать будет интересно, выкладка ежедневная.

Спасибо. Я впервые написала мистику. Кажется.

Здорово, что ты пришла.

Надеюсь, мне будет что рассказать и в комментах. Например, что такое "Апипе".

Когда я увидела, что ты любишь мистику, то сразу подумала, вот кому стоит побывать на конкурсе, где этой мистики через край.
Предупреждаю сразу: повесть в этой теме отличается от конкурсной работы. Изменена 5 глава.

А то! Тайна исповеди участия.

Я старалась. И всегда стараюсь, но, к сожалению, сюжетные близнецы неизбежны. Я видела на одном из конкурсов две очень похожие работы, хотя авторы даже не знакомы друг с другом. Видимо, идеи витают в воздухе.

Давно не виделись, Нат. Мое расшатанное состояние мешало читать книги, поэтому почти год не притрагивалась ни к одной. Сейчас отпустило. Надеюсь, наверстать упущенное. Я видела, ты закончила свой роман. Поздравляю.

повесть небольшая. Всего семь глав и эпилог. Но я всегда тебе рада. Даже осенью.

Спасибо. А тебе приятного отдыха.

Сейчас Дневник разойдется по сети, глядишь где выстрелит.



Добро пожаловать! Надеюсь, и дальше не подведу.
_________________

 » Обложка от Маришы

Посмотрите, какую обложку сделала Одинокая странница! Красотища!

Спасибо, Мариша!
_________________

 » Глава 2

На следующее утро, позавтракав со мной, папа укатил на своем джипе «Махиндра», пообещав звонить каждый день. А я занялась уборкой.
Достав замшевые балетки из коробки, ахнула. Их покрывал тонкий слой плесени. Да что же здесь творится? Одеваешься во влажную одежду, спать ложишься в сырую постель, и нет спасения от этой сырости. Вода, кругом вода…
Вспомнились трех-четырехэтажные жилые дома, что видела по пути на виллу. Они пугали своей чернотой.
- Копоть? – спросила я у отца, крепко держась за раму джипа, подскакивающего на кочках.
- Плесень. От высокой влажности.
Еще бы, пять месяцев дождей.
Высотки в центре выглядели совсем иначе: сверкающие стекла, современная архитектура, яркие рекламные баннеры. Пятизвездочный отель «Вестин Пуне» в виде огромного корабля и похожее на НЛО офисное здание компании «Инфосис» казались пришельцами из других миров на фоне развешанных на кольях тряпок и хижин из картонных коробок, покрытых плесенью жилых домов и куч мусора. Блеск и нищета Индии.
Только попав в центр, я поняла, почему папа предпочел поселить меня в пригороде. Бесконечный людской поток перемежался с потоком машин. Шум двигателей и запах отработанного топлива убивали все впечатления от красот зданий эпохи колонизации и ярких храмов, стоящих чуть ли не в каждом дворе. Дорогие автомобили и проржавевшие корыта ехали в ряд с бесконечно сигналящими моторикшами и скутерами, школьными автобусами и огромными траками, не подчиняясь никаким правилам движения. Махнул левой рукой, высунув ее в окно – дал понять, что сворачиваешь налево.
Но как же в Пуне было зелено! Казалось, воткни в землю палку, и она непременно зацветет. Джунгли неустанно отвоевывали пространство у города, лезли лианами на дома, распускались экзотическими цветами под ногами, кидали воздушные корни баньяна на проезжую часть.

Протирая насухо пол в доме, боясь, что и он может покрыться плесенью, я залезла под кровать. Один из каменных изразцов, заменяющих плинтус, привлек мое внимание - за него все время цеплялась тряпка. Я ткнула пальцем, чтобы вдавить выступающий угол, но добилась обратного – плитка вовсе отвалилась.
Под кроватью было тесно, и я никак не могла пристроить изразец на место. Мешал пот, капающий даже с носа, поэтому я не сразу заметила, что за плинтусом открылось пустое пространство.
- Вот шайтан! - Пытаясь пальцем поддеть провалившийся куда-то вниз изразец, я порезалась об его край. Боль, нетерпение, даже злость заставили меня вылезти из-под кровати и сдвинуть ее в сторону. Только тогда я поняла, что обнаружила тайник – в щели лежало что-то, завернутое в ткань. Потянув ее за край, я извлекла на свет прямоугольный предмет. Хотя меня съедало любопытство, решила поступить разумно - сначала обработать рану, а уж потом разворачивать клад. Мало ли какую заразу можно здесь подцепить!
Красная ткань оказалась куском сари. На ум пришел рассказ Анилы о невестах, которые в Индии традиционно выходят замуж в сари красного цвета.
Моя фантазия рисовала шкатулку с драгоценностями, но все оказалось гораздо прозаичнее. Передо мной лежал дневник – небольшая книжица с отлично сохранившимся кожаным переплетом. И что удивительно – ни пятнышка плесени! Даже золотое тиснение «Mydiary» нисколько не потускнело.
- Ну вот, а Анила говорила, что в доме останавливаются только мужчины, - вслух проворчала я, беря в руки явно женскую вещицу: дневник закрывался с помощью двух атласных лент. И все-таки назвать его современным я не могла: закругленный срез страниц, отделка кожи и шрифт выглядели очень уж старомодными. Я даже понюхала дневник. Он совершенно не пах двадцать первым веком.
Развязав бант, я испытала еще большее разочарование – страницы оказались девственно чисты.
- Почему же тебя спрятали? – спросила я у находки, проводя ладонями по плотной, немного шершавой бумаге. Не знаю, откуда появилось такое желание, то ли сказалось отсутствие интернета, то ли из-за нехватки общения, то ли вспомнились школьные годы, но мне до чесотки захотелось написать дату и начать вверять дневнику свои тайны.

Достала из дорожной сумки шариковую ручку и, удобно устроившись на диване, вывела первую фразу:
«Здравствуй, мой дорогой дневник».
Покусывая колпачок, подняла глаза к потолку.
Начать писать с того момента, как прилетела в аэропорт Дели, или сразу приступить к проклятию виллы Сунила Кханны? Немного поразмыслив, поняла, что совершенно не помню имена участников трагедии. Надо будет еще раз поспрашивать Анилу, если, конечно, ее еще не убила бабушка за разглашение давней тайны.
Вспомнив о «сестре» и нашем бое подушками, я заулыбалась.
Нет, начну дневник иначе:
«Дорогой дневник, у меня есть три желания, которые должны обязательно исполниться:
Первое: своими глазами увидеть, как Болливуд снимает фильмы».

Я вздрогнула от стука в дверь.
- Сия! Сия! Открывай!
За дверью стояла Анила в школьной форме. Внимательно осмотрев меня, словно желая убедиться, что я еще жива и не превратилась в зомби, затараторила:
- Скорее собирайся, и бежим к реке! Там такое! Такое!
- Стоп, стоп, стоп! – Я вытянула руку, чтобы прервать автоматную очередь слов. – Разве ты не должна сидеть на уроках?
Я уже знала, что в Индии каникулы бывают лишь в июне и декабре.
- Нас отпустили! Приехала съемочная группа из Мумбаи, и всех жителей пригласили участвовать в массовке! – Она подпрыгивала от радости. Ее бордовая юбка в складку и полосатый галстук с эмблемой школы тоже взмывали вверх. – К нам приехал Болливуд!
Я заметалась.
- Как одеться? Я вчера накупила индийской одежды, могу пойти в ней! – Я вывалила обновки на кровать, предоставив выбор «сестре». У меня от восторга кружилась голова. Не успела загадать желание, а оно уже исполняется!
- Иди так, в джинсах. Даже в сари или сальвар-камизе ты будешь выделяться белой кожей и светлыми волосами. Не думаю, что тебя будут снимать. - Анила выдернула из моих рук штаны и рубашку, которые я намеревалась надеть. Я растерянно смотрела на нее. Как так, все будут участвовать в массовке, а я - прохлаждаться на бережку?
- Хорошо, - согласилась я. – Я только переодену джинсы и майку. Но на всякий случай возьму с собой шаравар-камыз.
- Сальвар-камиз, - поправила меня Анила. Когда я потянула домашнюю майку вверх, она развернулась к двери. – Я подожду тебя на улице.
Я тут же кинулась к дневнику и, зачеркнув слово «три», чтобы не ограничивать себя в количестве желаний, дописала: «И самой участвовать в съемках». Потом торопливо переоделась, глянула в зеркало, пройдясь расческой по непослушным вьющимся прядям, улыбнулась своему отражению и запела, подражая Людке:
- Джимми, Джимми, Джимми! Ача-ача-ача!

«Здравствуй, дорогой дневник! Неужели в мои руки попала золотая рыбка, исполняющая все желания? Да-да, господин Бхараде так восхитился моим необычным видом, что выдвинул в первые ряды массовки. Меня снимали крупным планом! Теперь я с нетерпением буду ждать появления фильма «Любовь и магия» на широком экране. И пусть я стояла на набережной Индраяни соляным столбом и чуть не свалилась в воду, пахнущую тухлой рыбой, но зато получила такое удовольствие, что готова петь и плясать от счастья!»
И еще целый час я делилась впечатлениями в том же духе, а текст мой пестрел восклицательными знаками.
На самом деле я не верила, что дневник взял и исполнил желание, но совпадение удивляло. Съемки фильма проходили на красивейшей ступенчатой набережной Индраяни среди арок Аланди Гат, сохранивших дух старой Индии. Будет о чем рассказать Людке!
Немного подумав, я написала:
«Дорогой дневник, у меня есть еще одно желание: хочу научиться индийским танцам».

Вечером опять пришла Анила. В этот раз она принесла другое угощение – фиш тикка. Маринованная в специях рыба оказалась такой вкусной, что я готова была облизать тарелку.
- Передай большое спасибо бабушке, - произнесла я, сыто откидываясь на диванные подушки. - Она искусный повар.
- Хотя ей скоро исполнится восемьдесят лет, она до сих пор любит готовить сама.
- Подожди-подожди, - насторожилась я. – Это сколько же лет прошло с тех пор, как погибли все те незамужние девушки, которыми ты меня пугала? Около семидесяти? Середина прошлого века? И ты до сих пор веришь в проклятие виллы Сунила Кханны?
- Соседи тоже верят. - Анила пожала плечами. - Есть проклятие или нет, лучше не рисковать и держаться от мужчин подальше.
- Еще чуть-чуть и я подумаю, что тебе приплачивает мой папа…
Анила рассмеялась.
- Все папы одинаковые!
- А ты не задумывалась, что дело может быть в чем-то другом? Вот та самая первая девушка… - я замялась, вспоминая имя.
- Лаванья, - подсказала Анила.
- Да, Лаванья. Скорее всего, она полюбила другого и предпочла замужеству смерть. А во втором случае трагедия случилась, например, из-за ревности жениха. Пакистанские беженцы могли иметь врагов. Ведь эта семья была пришлой, и никто не знает, какая история тянется за ними. Несколько совпадений, а люди стали говорить о проклятии. А как узнать, существует проклятие или нет, если в доме жили лишь мужчины?
- Я не хотела бы быть той девушкой, что рискнет проверить проклятие на себе. - Анила потянулась. – Хорошо, что завтра воскресенье. В школу идти не надо. А то я сегодня на этих съемках так устала.
- А почему мы не купаемся в бассейне? – деланно изумилась я. – Мы стали звездами экрана, значит, должны вести богемную жизнь!
- Я плавать не умею, – погрустнела Анила. – В Индии мало кто из женщин плавает.
- В бассейне воды по колено, не утонешь, - успокоила я ее. – Беги за купальником!
- Зачем? – удивилась «сестра». – У нас принято купаться в сальвар-камизе.
- Выходит, я накупила вещей на все случая жизни? – Я собрала волосы на макушке и перетянула их резинкой. – И в дождь, и в воду, и в гости? Нет, я все-таки переоденусь.
Хотя мой купальник выглядел как спортивный, Анила упорно отводила взгляд, словно я вышла к бассейну обнаженная. Чтобы ее не смущать, пришлось повязать на бедра шифоновый шарф.

Теплая вода хорошо смывает усталость и вскоре мы плескались как два подростка, взвизгивая и смеясь. Смущение исчезло. Нам было хорошо.
- Ты умеешь танцевать? – спросила Анила.
- Ну да, - кивнула я.
- Покажи.
Я, выбравшись на широкий бортик бассейна, изобразила несколько современных танцевальных движений.
- Похоже на болливуд-стайл, - улыбнулась Анила. – А я говорю о национальных танцах. Ведь ты же русская?
- Нет, я татарка.
- А, - протянула Анила, хотя я видела, что она не улавливает, в чем разница.
- Мой родной язык не русский, а татарский. И танцы у нас другие.
- Какие?
- Сабантуй, Апипе…
- Покажи.
- Бас, кызым, Эпипэ, син басмасан, мин басам, - запела я, притопывая ногами. Мне хотелось продемонстрировать, насколько заводным могут быть татарские танцы. Анила встала рядом и постаралась приноровиться к моим нехитрым па.
- А что вы делаете руками?
- Вот, вот, вот! – Я махала руками по всем правилам танцевального искусства.
- А глазами?
- Мы глазами улыбаемся. И ртом тоже! – задыхаясь от быстрых движений, выкрикнула я, прервав пение и старательно улыбаясь всем перечисленным.
Вода брызгами разлеталась из-под наших ног - Анила не отставала.

Мокрые, но довольные, мы упали в кресла на веранде, испытывая небывалый прилив счастья.
- Теперь твоя очередь, сестра! – Я кинула Аниле полотенце, чтобы та обсушилась.
Наступил вечер, серый сумрак смешался с серостью вновь начавшегося дождя. Анила зажгла лампу и встала в островок яркого света.
- Наши танцы несут магию. Им более пяти тысяч лет. И мы не танцуем, мы говорим телом.
- Я только что тоже очень много сказала своим телом, - не удержалась я.
- Да, конечно. Ваш танец – это танец жизни, радости, счастья. А мы только движением головы, глазили бровей можем показать гнев, любовь, удовольствие. Вот, смотри.
Анила встала в позу – слегка присела, раздвинув колени в стороны.
- Наш танец – это речь тела, состоящая из ста восьми букв – поз Шивы. Они называются каранами.

Поза сменяла позу, и в каждой из них Анила на несколько секунд замирала.
- Вставай напротив меня и повторяй.
- Не знаю, получится ли, - с сомнением произнесла я.
- Начнем с самого простого – с движения глаз, шеи и головы. Сначала брови. - Анила нахмурилась. – Что может означать это положение бровей?
- Недовольство?
- Гнев, недоверие, отвращение. А так? – Она кокетливо приподняла брови.
- Удивление?
- Любопытство.
- А как можно показать любовь?
Анила изогнула одну из бровей.
- Это удовольствие, счастье или тоска.
- Любовная?
Я повторила за ней – тоже изогнула бровь, что вызвало улыбку «сестры». С ее черными бровями изобразить можно что угодно, а вот мои, светлые, и разглядеть-то трудно.
- Чтобы сделать акцент на любви, двигай шеей справа налево.
У меня получилось не очень хорошо.
- Ладно, оставим шею. Смотри, любовь можно показать одним движением головы. - Она наклонила голову в сторону. – Или движением глаз. Подними брови, а теперь передвигай зрачками от одного угла глаза к другому.
Мне стало смешно.
- Чего ты смеешься?
- Ты так быстро двигаешь зрачками!
- Если это делать медленно, то вместо любви ты покажешь самоуглубление и покой.
- И как вы все запоминаете?
- Так же, как и ты запомнила свой алфавит. Все очень просто. - Анила раскинула руки в стороны, слегка согнув их в локте. - А теперь перейдем к позициям пальцев. Это мудры. Жесты рук – хаста.
_________________

Принимайте в читатели.

 » Танцуем Апипе!

С удовольствием!

Немного информации:
Во второй главе наша Сия учит Анилу татарскому танцу Апипе.
Чтобы посмотреть, правильно ли Сия объясняет как танцевать, я нашла видео.
Для тех, кто хочет танцевать также лихо, досмотрите его до конца. Мастерица всех научит. А что? Вдруг пригодится?
Кстати, Сия правильно двигала руками-ногами и улыбалась всем, чем могла. Можете сами в этом убедиться.

_________________

В читателях

Я рада, что эта история победила!
Я совсем не любитель Индии, но тут описано интересно и ненавязчиво. Без тысячи слонов и танцев по пять часов. История очень увлекательная! Очень советую почитать.

Таня, шли ее в Болливуд, сотый раз тебе говорю
_________________

Танечка, я, вот, ни сколько не сомневалась в победе Дневника) История получилась восхитительной) В ней есть все: юмор, любовь, магия и приключения) Сия очень милая, солнечная девушка, я прониклась и переживала за неё как за свою близкую подругу! Она попала в такой незнакомый, таинственный мир Востока. Индия, которая предстала передо мной глазами Сии просто волшебная, Таня, ты всегда в своих работах погружаешь читателя в пучину своего воображения, при этом, я знаю, какую работу ты проделала и как готовилась, сколько изучила материалов по Индии...
Поздравляю с заслуженной победой! Люблю все, что ты пишешь) Радуй нас почаще такими великолепными историями)


Я - за, всеми руками и ногами)) Эта история поистине достойна экранизации!

Танечка, всегда пожалуйста))
___________________________________

Таня, здравствуй!
Пришла к тебе сюда вслед за Мирой!
С удовольствием прочитала первые две главы истории.
Ильсие повезло оказаться в новом месте - совсем другом мире.
Интересно, что ты придумала для неё?
_________________

Привет-привет-привет!

Располагайтесь! Действо предстоит недолгое, но увлекательное.

Спасибо, Оля. Танцы все же в моей истории присутствуют, правда, без слонов обошлись.


Дык, на английский надо перевести, прежде чем послать.

Тебе, Мариша, спасибо. Ты удивительно точно подобрала внеху. Именно такой, улыбчивой, чуть полноватой я и представляла Сию. Не хотелось поддаваться шаблону и делать из героини стандартную красотку.

Да, я действительно много нового узнала об Индии, хотя некий опыт у меня уже был. Я пять лет работала в индийской компании "Акшай Интернешнл Лтд." Скажу по секрету, все мужские имена (и не только имена) соответствуют реально существующим индусам. Пракаш Балика - директор компании. Сейчас живет в Колкота (бывшая Калькутта), Кишор Бхараде - менеджер, ошивается где-то в России (это он учился в Питере и прекрасно говорит по-русски), Сунил Кханна живет в Австралии, Махеш в Дели, как и красавчик Санджай Датарайя. Это он стал прототипом героя и в жизни невероятно хорош. С большими мерцающими глазами, длинными (как у коровы) ресницами, красиво очерченными губами и завораживающим смехом. Золотой мальчик из богатой семьи, только окончивший европейский университет. Когда он обращался ко мне "мэм", чувствовала себя старухой и думала, что какой-то девушке повезет. Эх...

Спасибо. Сегодня как раз думала о "Лунных дорожках Эльзы". Поняла с чего начну книгу. Руки чешутся.

Очень хорошо!

Именно здесь она встретит первую любовь.

Читаем. Сегодня выложу сразу три главы, т. к. вечером уезжаю на дачу и вернусь лишь в понедельник.
_________________

 » Глава 3

Утром я долго лежала в кровати. Вставать не хотелось. После вчерашних съемок на реке и уроков танца с Анилой при каждом резком движении мышцы отзывались болью, поэтому я старалась не шевелиться.
Дождь, шедший всю ночь, прекратился, что уже радовало.
Лениво повернувшись на бок, я заметила краешек дневника, торчащий из-под покрывала. Пошарив руками в поисках ручки, обнаружила ее под собой. Не выйдет из меня принцессы на горошине. Когда я устаю, ко мне в постель хоть ежа клади - не замечу.

«Мой дорогой дневник, спасибо тебе за исполнение второго желания. Танцевать с Анилой было здорово!»
Поделившись с дневником впечатлениями, записала те названия движений, что запомнила. Нет, не для Людки, ей они ни к чему. Прежде всего, для себя. Когда-нибудь я станцую для своего жениха и посмотрю, сумеет ли он понять, что я объясняюсь ему в любви. Осталось совсем немного – встретить того самого счастливца.
Помечтав и даже в красках представив, как я буду под музыку вращать глазами, склонять голову, двигать шеей и красиво складывать пальцы перед человеком, которого полюблю, я вернулась на землю.
Чего бы еще пожелать?
Дневник- не дневник, но все, что я пишу, исполняется. Может, потому, что мои желания просты? Где, как не по соседству, встретить девушку, умеющую исполнять национальные танцы? Из короткого списка «простых» желаний выбивался лишь Болливуд, но и здесь все легко объяснялось. Мумбаи недалеко, а округ Пуна богат памятниками и красивыми местами. Где-то же надо снимать триста фильмов в год?
Еще немного поразмыслив, я вывела:
«Дорогой дневник, мое третье желание - увидеть настоящего йога».
И вздрогнула от резкого звонка в дверь.

Аниле даже в воскресенье неймется! Какая активная девушка. Неужели решила потащить меня во дворец Ага-хана?
Я торопливо надела рубашку от сальвар-камиза и спустилась вниз.
Пора бы привыкнуть к тому, что бежать босиком по влажной плитке опасно, можно свернуть себе шею. Едва не лишившись важного атрибута индийских танцев, я рванула ручку двери и ворчливо произнесла:
- И чего тебе не спится?
За дверью стоял мужчина в военной форме. Улыбка медленно сходила с его лица.
Когда он поднял ладонь и закрыл ею глаза, я вспомнила, что моя рубашка сшита из тончайшего батиста и наверняка просвечивает на солнце.
- Ой! - Я захлопнула дверь перед носом незнакомца. Сердце стучало где-то во рту.
- Мисс Ильсия, - донесся до меня мягкий голос. - Я Санджай Датарайя. Маста Ирек попросил меня навестить вас и узнать, не нужна ли помощь.
- Досчитайте до десяти и заходите во двор, - прокричала я в ответ, отметив, что мужчина говорит на русском почти без акцента. - Я только переоденусь.

На счет шесть я уже добежала до спальни.
Скинув рубашку, запуталась в лямках лифчика и застегнула его не с первого раза. Надев сальвар-камиз из более плотной ткани, замерла у зеркала.
Мамочки, что у меня на голове? После вчерашнего плавания и сна на боку волосы с одной стороны стояли ирокезом, с другой напоминали куст перекати-поля.
Расческа драла волосы немилосердно.

Прежде чем появиться перед гостем, выглянула в окно, выходящее во двор. Мой визави стоял под деревом. Тень от листвы падала на его лицо, но я все равно разглядела, какой он симпатичный. Не очень высокого роста, но такой ладный и подтянутый, что я закомплексовала. Вспомнив Людкины слова «индусам нравятся полные», вздохнула и еще раз оправила рубашку, совсем чуть-чуть втянув живот.
«А какие у него глаза!» - За те несколько секунд, что я была от него на расстоянии вытянутой руки, память запечатлела и длинные ресницы, и соболиный блеск бровей и яркие как звезды глаза.
Чего-то меня понесло.
Еще немного и начну писать стихи.
Вернулась к зеркалу и подкрасила ресницы.
Так-то лучше, Джимми-Джимми, ача-ача.

Вниз спускалась леди. Неторопливый шаг, болливудская улыбка, протянутая для приветствия рука.
Ни смущения, ни оправданий.
- Ильсия. Можно просто Сия.
- Санджай Датарайя, можно просто Санджай, - с небольшим замешательством он пожал мне руку. - Вы завтракали?
Бабочки поселились в моем животе лишь от одного прикосновения мужчины.
- Сия? – Он поднял бровь, и в памяти мелькнуло, что это одно из шести положений бровей в танце. Кажется, так выражается счастье. Или тоска?
- Д-да?
- Пойдемте, позавтракаем?
- Пойдемте.
Он повернулся и направился к двери. Мой взгляд ощупал его всего, начиная от берета и коротко стриженных волос на затылке до… В общем, брюки на нем тоже сидели хорошо.
На улице нас ждала «Махиндра». Санджай открыл дверь джипа и подал руку.
Блин, ну как же ему идет пятнистая форма! И ладонь такая горячая.

- Куда мы едем? – спросила я, поняв, что мы свернули со знакомой дороги, ведущей в «Феникс».
- Завтракать, - просто ответил Санджай. – Я хочу показать вам особенности индийской утренней трапезы.
Мы двигались по тоннелю из сплетенных кронами деревьев. Лианы и пальмы росли так густо, что создавали полумрак. Я прочувствовала, как должно быть темно и влажно в настоящих джунглях.
- Это ботанический сад, – пояснил Санджай, не отрывая глаз от дороги, на которой царило оживленное движение. – А слева – знаменитый Центр медитации Ошо.
- О, йоги! – воскликнула я, вспомнив желание, записанное в дневник. У огромных ворот с рамкой-металлоискателем стояло несколько фигур в одинаковых бордовых одеяниях. – А давайте туда зайдем?
При этих словах лицо Санджая окаменело. Плотно сжатые челюсти, взгляд – строго перед собой.
- Вы хотите провести время в ашраме Ошо? – через минуту напряженного молчания спросил он. – Если да, то приготовьтесь сдать анализ на СПИД. Десять долларов.
- Это еще зачем?
- Правила Ошо просты – все свободны в выражении своих чувств и желаний. А если люди счастливы и расслаблены – это дает колоссальный выход сексуальной энергии. И каждый удовлетворяет ее по-своему.
- Там проходят оргии?! – невольно воскликнула я.
Санджай улыбнулся.
- Нет, от диких оргий уже отказались.
- А откуда вы знаете?
- Я там был.
Я подняла брови, по всем канонам индийского танца выражая любопытство.
- Вам сколько лет? – покосился на меня Санджай.
- Скоро двадцать.
- Когда будет двадцать один, тогда и поговорим о медитациях в Центре Ошо.
- В России совершеннолетие наступает в восемнадцать, и я уже держала в руках «Камасутру», - выпалила я.
- Пробовали?
Краска залила мое лицо. Полуопущенный взгляд выразил смущение. Я хорошая ученица и многое запомнила из уроков Анилы.
Немного помолчав, я гордо подняла голову. Чего это я смущаюсь? Да, я ни разу не была с мужчиной, но любопытство – одна из особенностей слабого пола. И потом, разве «Камасутру» не написал монах, ни разу не познавший женщину и испробовавший все сто поз со статуями?

- Санджай, вам сколько лет?
- Двадцать четыре, - ответил мой спутник. Брови на его лице ожили.
Ага, любопытно?
- Вот когда вам будет двадцать пять, я поделюсь с вами впечатлениями о «Камасутре».
Санджай громко рассмеялся.
- Что? – насторожилась я.
- На следующей неделе встречаемся. Мне как раз исполнится двадцать пять.
- Шайтан! Но раз уж мы так быстро перешли к вопросам секса, предлагаю друг к другу обращаться на «ты».
- Согласен.
Сразу чувствуется, что Санджай учился в Питере, с другими индусами такая вольность наверняка не прошла бы. Высадили бы прямо на дороге.
Остальную часть пути Санджай нет-нет да и косился на меня и хмыкал. Я же отвернулась в другую сторону, делая вид, что любуюсь природой.

В кафе с непроизносимым названием нам подали завтрак на огромном медном подносе с множеством чашечек. В центре стояло блюдо с ярко желтым рисом – единственное из еды, что я хорошо знала.
- Будем есть руками, - предупредил Санджай. Конечно, после дороги мы их помыли, но я никак не думала, что мне не дадут вилку.
– Дотрагиваясь до пищи руками, - продолжил мой сотрапезник, - мы, помимо обоняния, зрения и вкуса, включаем осязание. Чем больше чувствуем, тем богаче вкус пищи. И не удивляйся, если тебе кто-нибудь предложит съесть из его рук. Это знак уважения.
- Пожалуйста, только не делай этого, - взмолилась я, когда Санджай зачерпнул соус кусочком хрустящего плоского хлеба доса.
Мужчина улыбнулся.
Губы у него тоже были замечательные. Достаточно крупные, но четко очерченные. И я получала чувственное удовольствие, наблюдая за тем, как он ест. Что говорить, от его взгляда я млела не меньше.
- Ешь, - напомнил мне Санджай, и я опять смутилась, застуканная на прямом разглядывании. – Возьми идли. Это сладкий пирожок.
«Вот это я точно могу брать руками», - обрадовалась я, макнув белое пушистое тесто в соус. Приготовленные на пару рисовые пирожки я уже пробовала в Китае.

Назад мы ехали другой дорогой. Часть пути проходила вдоль канала. На его берегу ютились строения, которые трудно было назвать хижинами. Чумазые дети, копошащиеся в мусоре, выброшенном глинистыми водами на берег, вызывали удручающее чувство.
- Это джати. Неприкасаемые. – Санджай коротко взглянул на меня. – Сейчас их называют далиты или притесненные. Но слова сути не меняют.
- Пятая каста?
- Они вне системы варн. К джати относятся забойщики скота, кожевенники, прачки и … иностранцы, - вдруг добавил Санджай.
Я вздрогнула, и бабочки в животе прекратили свой полет.
- Ты из касты воинов?
- Да, я кшатрий. Как мой отец, дед и прадед.
- И ты не можешь жениться на той, у кого каста ниже? Я отказываюсь в это верить. На дворе двадцать первый век!
- Если ты возьмешь в руки «Hindustan Times», то найдешь объявление, звучащее примерно так: «Высокий молодой человек двадцати восьми лет, юрист, из хорошей семьи кшатриев, ищет образованную девушку двадцати пяти лет для создания семьи. Каста значения не имеет». Это традиционная приписка в конце, но объявления расположены согласно кастам.
- А как же любовь?
- Если она по правилам. Семья отвернется от сына, если он возьмет в жены девушку из низшей касты, и лишь рождение внуков может их примирить. Но не факт, что это случится. Я знаю одну семью, где спустя двадцать лет стороны так и не примирились. Брак – это не результат желания, а обязательство, принимаемое на себя перед семьей. У нас практически нет разводов, поэтому важно правильно выбрать семью. Женщина, оставшаяся одна, редко когда сможет выйти замуж повторно. Ее просто не возьмут. Приданое собирается ее семьей лишь раз, а без него она никому не нужна. Участь вдовы, выгнанной из общины, не менее печальна – бритая голова и дом вдов.
- Но это же ужасно!
- Ужасен обычай сати, когда вдова должна броситься в погребальный костер к мужу. А так хоть остается жива, пусть и с бритой головой.
- Как все страшно и несправедливо.
Я надолго замолчала.
То, что я – джати, неприкасаемая, ошеломило.

Вдруг Санджай тронул мою руку, лежащую на колене.
- Не переживай, индийская семья куда лучше принимает невесту из другой страны, чем из низшей касты.
- Вот ты, к примеру, мог бы жениться на такой, как я?
- Мог бы. Я – мог бы, - очень серьезно ответил Санджай. И опять бабочки запорхали в моем животе.

Когда я обернулась у порога, чтобы попрощаться, Санджай, как бы продолжая разговор, сказал:
- Бывает, что и недели знакомства достаточно, чтобы решить, хочешь ли ты провести с человеком всю жизнь.
- У меня есть эта неделя? – попыталась шутить я.
- Есть.
Двигатель «Махиндры» взревел, и джип, разбрызгивая воду, скрылся за поворотом.
_________________

 » Глава 4

«Здравствуй, мой дорогой дневник. Что-то в этот раз ты не торопишься исполнять мое желание. Настоящего йога я так и не встретила».
Написав это, я задумалась. Да, я не видела человека, скрутившего свое тело в сложной асане, но это не значит, что я не встретила йогов. Ими могут быть люди в бордовых одеяниях у Центра Ошо. Да и сам Санджай, скорее всего, тоже занимается йогой.
Стоило подумать об этом мужчине, как на моем лице появилась глупая улыбка.
«Дорогой дневник. Я, кажется, влюбилась. Его зовут Санджай Датарайя. Он такой…»
Вдруг ручка перестала писать.
Я достала из сумки корешок от авиабилета и почиркала на нем. Пишет. Вернулась к дневнику – не пишет. Что за дела?

Я никогда не ходила к Аниле, поэтому не сразу решилась постучаться в дверь.
- Анила! Анила! Это я, Сия!
- Ты чего кричишь, деточка? – Через некоторое время послышались шаркающие шаги, и на пороге появилась старушка в сари коричневого цвета.
- Здравствуйте, мэм. А Анила дома?
- Нет, Сия, она с родителями уехала в город.
Увидев на моем лице разочарование, старушка произнесла:
- Может быть, я чем-нибудь смогу помочь?
- Я хотела попросить у Анилы ручку, мэм.
- Проходи. Вместе поищем. - Женщина широко распахнула дверь, пропуская меня во внутренний дворик, словно брат-близнец похожий на мой. Отличался он лишь цветом плитки, да дерево росло ближе к дому. На веранде, закрываемой со всех четырех сторон раздвижными решетчатыми створками, стояла добротная деревянная мебель. Я отметила кресло-качалку и небольшой стол со школьными принадлежностями.
Старушка протянула пенал.
- Выбирай любую.
- А можно я и карандаш возьму? Вдруг и эта ручка откажется писать в дневнике?
- Дневнике? – Старушка осела на диван, выпустив из рук пенал. Карандаши и ручки со стуком рассыпались по полу.
- Что с вами, мэм?
- Разве сейчас кто-нибудь из вас, молодых, ведет бумажные дневники? – вместо ответа она опять задала вопрос.
- У меня пока нет интернета, и я решила все впечатления о вашей стране записывать по старинке. Мэм, вас что-нибудь тревожит?
Я видела, что бабушка Анилы находится в смятении.
- Тревожит. Да, - рассеянно подтвердила она. – Налей воды, деточка.
Бабушка так медленно пила, что я начала переминаться с ноги на ногу.
- Как странно! Я вспомнила, что они тоже вели дневники. - Бабушка подняла на меня глаза. - Но записи после их смерти так и не нашли.
- Кто «они», мэм? – Хотя я уже догадалась, но чувство тревоги, вдруг поселившееся во мне, требовало уточнения.
- Все три невесты.
- Почему вы считаете ведение дневников индийскими девушками странным? Насколько я представляю, англичане могли установить в колониях моду на дневники. Значительное удаление от родины, нестабильная почта и все такое…
Но бабушка не слушала меня. Я это видела по ее глазам. Она была где-то далеко в прошлом.
- Впервые я услышала о дневнике от Каришмы, младшей дочери Сунила Кханны.
- От той, которую задушил жених?
- У Анилы длинный язык, - вздохнула бабушка. Платок цвета охры соскользнул с ее головы. – Странно устроена память: я с трудом помню, что ела вчера, а вот день, когда умерла Лаванья, вдруг всплыл с такой ясностью. Плачущая Каришма и ее слова, что сестра до самого последнего дня не расставалась с дневником. Его почему-то не нашли. Он мог бы пролить свет на ее смерть.
- И Каришма вела дневник?
- Сунил Кханна, покидая проклятый дом, признался кому-то из соседей, что сам видел дневник в ее руках.
- А третья невеста?
- Делиша? Я встречалась с ней от силы три раза. Их семья мало с кем общалась. Когда мы узнали, что она выходит замуж, даже не поверили. Никто из местных в сговор с ее родителями не вступал. А потом все рухнуло. Ее жених погиб по пути в Пуну, и Делиша зачахла. Она не выходила из дома, отказывалась есть. Я слышала, как ее мать кричала, что лучше бы Делиша была безграмотной. Мне кажется, у всех трех невест был один и тот же дневник, - старушка шепотом закончила свой рассказ.
- Бабушка. - Я села на диван, стараясь успокоить женщину, хотя у самой от страха подкашивались ноги. – Это простое совпадение.
- А вдруг у тебя, деточка, тот самый проклятый дневник?
- Нет, мэм, этот другой. В нем нет ни одной чужой записи, только мои, - я старалась говорить уверенно, но голос выдавал волнение. Старушка его почувствовала.
- А где ты его взяла? Привезла с собой?
- Я нашла его в доме.
- Ох, беда! Выброси его сейчас же!
- Хорошо, мэм. Так и сделаю.
Посидев с ней немного и убедившись, что женщина не собирается умирать прямо сейчас, я попрощалась. Я пожалела, что пришла в дом в отсутствии Анилы. Расстроила бабушку, позволила накрутить себя.

Трясущимися руками открыла дверь. Постояла на пороге, не решаясь пересечь двор, тупо вслушиваясь в тишину. Ладони потели, и я вытирала их о штаны поочередно, перекладывая из руки в руку карандаш с ручкой.
Обругав себя, направилась к дивану, на котором оставила дневник. Что за чушь? Почему вдруг запаниковала? Я - современная девушка, не верящая в сказки, и вдруг испугалась слов старой женщины?

Дневник лежал там же, где я его оставила.
«Вот дура-то!» - Выдохнув, села рядом.
Настроение писать прошло.
Решительно взяла в руки дневник, завязала ленточки бантом и сунула под диванную подушку.
От резкого телефонного звонка подскочила на метр.
Звонил папа.
- Как ты там? – голос у него был усталый.
- Нормально. Утром приходил Санджай, возил на завтрак в индийское кафе. Пап, а ты скоро вернешься?
- Дней через десять. Что-то случилось? Мне стоит начать волноваться?
- Нет, пап. Я взрослая девочка. Люблю тебя.
- И я. Целую.
- Пока.
Я положила трубку, но через минуту телефон опять зазвонил, заставив вздрогнуть.
- Ильсия, у тебя точно все хорошо? – Это опять был папа.
- Точно. Я устала что-то. Не тревожься. Пойду, посплю, и все пройдет.
- Ты не заболела?
- Нет. Я вчера в кино снималась на набережной Индраяни.
- Ильсия. Что там у вас происходит?
- Все хорошо, папа.
Я положила трубку и, не раздеваясь, залезла в постель. Накрылась с головой и закрыла глаза. До слез хотелось домой, к маме.
«Акклиматизация что ли?» - мелькнуло в голове, прежде чем я погрузилась в тяжелый сон.

- Сия! Сия!
Нет, мне точно не дадут умереть.
Сдернула с головы простыню. И опять натянула по глаза. У кровати стоял Санджай.
- Что ты здесь делаешь?
- Почему у тебя дверь открыта?
- Забыла закрыть. Я ходила к бабушке Анилы. Ты не ответил, что ты здесь делаешь?
- Маста Ирек позвонил и попросил проведать тебя.
- Папа напрасно тебя потревожил. – В полумраке комнаты (на улице опять начался дождь) я разглядела, что Санджай переоделся. В джинсах он выглядел не менее мужественно. - Извини. У тебя, наверное, свои дела были.
- Я обещал маста Иреку присмотреть за тобой. Сейчас нет ничего важнее тебя.
У меня загорелись щеки.
Я как-то странно чувствовала себя. Поднеся руку ко лбу, поняла, что у меня жар.
Санджай заметил этот жест. Подойдя ближе, он наклонился и поцеловал меня в лоб.
- Что ты делаешь? – не сразу спросила я, пораженная его поступком.
- Ты горячая, - ответил он. – Я сейчас вернусь. И не смотри на меня так, словно я предложил тебе руку и сердце. Еще в Питере меня научили таким способом мерить температуру.
- Как ее звали? – Я заставила его обернуться.
- Кого?
- Учительницу. Только женщина могла научить целовать лоб, чтобы понять, есть температура или нет.
Он не ответил. Его быстрые шаги сотрясали ажурную лестницу. Через некоторое время взревел двигатель «Махиндры».

- Доктор, ее точно не нужно положить в госпиталь?
- Нет. День-два - и все пройдет. Больше питья.
Опять шум двигателя, а я погрузилась в тревожный сон. Мне снился Санджай, тянущий ко мне руки. Сначала думала, что хочет обнять, и с радостью кинулась к нему навстречу, а он сомкнул пальцы на шее и принялся душить.
- Пей.
Что-то горькое заставило поморщиться.
- Что со мной?
- Вирус. Ты зря ходила на набережную Аланди Гат. Там водятся комары, а они переносчики болезней.
- Папа знает?
- Да. Но приехать пока не может. Я успокоил его, что ты в надежных руках. А потом, уже поздно что-либо менять.
- Почему поздно? – испугалась я, плохо соображая.
- Твоей репутации конец. Я ночевал у тебя.
- Когда это ты успел? - Я разглядела щетину на его щеках.
- Прошедшей ночью. Ты горела, и я остался, никому не доверяя тебя.
Я повернула голову, потянувшись за стаканом с водой, но Санджай опередил меня. Рядом с кроватью стоял штатив с капельницей.
- Ничего себе!
- Я не позволил им увезти тебя в инфекционную больницу. Хотел положить в военный госпиталь, но меня успокоили.
- Значит, репутации конец? – повторила то, что волновало больше всего.
- Не смейся. У нас, стоит парню подержать девушку за руку, как их тут же объявят женихом и невестой, а тут мужчина второй день живет в доме незамужней женщины. Анила приходила. Спрашивала, выходишь ли ты замуж.
- Что ты ответил?
- Сказал, если выживешь. А она убежала вся в слезах.
- Шайтан…
- Прости. Я потом попытаюсь объяснить, но, боюсь, меня не поймут. Здесь не Европа. Надеюсь, мы справимся. Ты уедешь домой, а я в крайнем случае переведусь в другую часть.
- Я не об этом переживаю. И знаю, почему заплакала Анила. Она думает, что я скоро погибну.
- Сия, доктор заверил меня…
- Нет, Санджай, по ее разумению, я не от болезни должна умереть, а от проклятия виллы Сунила Кханны.
Санджай встал и опять поцеловал мой лоб.
- Вроде не горячая.
- И не сумасшедшая. Я сейчас расскажу тебе все с самого начала, а ты сам решай – смеяться или плакать.
Я рассказала и о трех желаниях, и о трех невестах, и о разговоре с бабушкой Анилы. Единственное, что утаила – содержание последнего предложения, на котором ручка отказалась писать.
Я ожидала, что Санджай скептически улыбнется и посмотрит на меня, как на глупую гусыню, поддавшуюся панике. Но он был внимателен и серьезен.
- Где этот дневник?
- Внизу, на диване. Только, пожалуйста, не читай его.
Через некоторое время мужчина вернулся, держа в руке злополучный дневник. Взяв стул, сел у кровати.
- С виду обычная вещь. Не современная, да. Но по выделке кожи, тиснению букв, позолоченным срезам страниц можно сказать, что не из дешевых. Явно не индийского происхождения. Сколько лет бабушке Анилы?
- В этом году будет восемьдесят.
- Значит, о дневнике она впервые услышала семьдесят лет назад. Сорок седьмой год. Похоже, что дневник действительно из того времени.
- Но в нем не было ни одной записи!
- Ты уверена? Может, ты их пропустила, страницы склеились или чернила выцвели. Раньше писали чернилами, и они имели способность выгорать.
- Вот смотри! – Я взяла из рук Санджая дневник, развязала ленточки и, начиная с последней страницы, веером пролистала их. – Видишь? Ни намека, что до них кто-то дотрагивался. А вот здесь пошли мои записи.
Пытаясь скрыть фразу «Я, кажется, влюбилась. Его зовут Санджай Датарайя», я показала ему только первые записи, но мои неловкость и волнение сыграли со мной злую шутку – дневник упал на пол и раскрылся именно на странице с признанием. И, конечно, Санджай наклонился, чтобы поднять его.
- Пожалуйста, не читай! – выкрикнула я, цепляясь за дневник, но тут же свет в моих глазах померк.
Обморок можно было бы объяснить волнением или тем, что я резко опустила голову с кровати, потянувшись к дневнику. Но только я знала, что причина была в другом – вместо признания на странице зияла дыра с опаленными краями. Словно кто-то испепелил мои слова.
- Что с тобой, Сия?
Санджай стоял надо мной и держал в руках пустой стакан, а я была мокрая от воды. Я заплакала, закрыв лицо ладонями. Сначала тихо, стесняясь своих слез. Потом громко, с метаниями по кровати, терзанием простыней и избиением подушки. У меня началась истерика. Не знаю, чем объяснить это состояние: болезнью, слабостью или растерянностью, но меня словно молотом по голове ударило от осознания, что в нашем мире существует магия, а в дневнике живет зло, убившее кучу народа. Мне стало страшно.
Пришла в себя на коленях у Санджая – мое тело буквально прилипло к нему. Находись я в здравом уме, ужаснулась бы от того, что вытворяю. Но мозг под воздействием панической атаки отключился.
- Что с тобой, Сия?
- Унеси дневник. - Зубы клацали, было трудно говорить. - Сожги, утопи, закопай, но чтобы я его больше не видела.
- Уф, - выдохнул Санджай. – А я-то испугался, что теперь точно придется жениться на тебе. А все дело в дневнике. Мне даже как-то обидно.
Его насмешливый тон вернул мои мозги на место. Я завозилась, чтобы слезть с колен мужчины, но он придержал меня.
- Сия. Что происходит?
- Я не могу сказать. Но это связано с дневником. Ты видел дыру на странице?
- Какую дыру?
- Я очень не хотела, чтобы ты увидел одну запись, и дневник исполнил желание.
Санджай позволил мне слезть с него и взял дневник, который так и лежал на полу.
Провел пальцами по обожженным краям.
- Я нашел твою дверь открытой. Кто угодно мог побывать в доме и поджечь страницу. Та же самая Анила.
- С чего ей поджигать чужой дневник?
- Что здесь было написано?
Я смотрела на него во все глаза, но губы сжала так, что стало больно.
- Сия, это важно.
- Я не могу сказать, - едва выдавила из себя. – Это личное.
- Это личное задевает еще кого-то?
Я кивнула.
- И этот кто-то находится в одной комнате с тобой?
Опять кивнула.
- Напиши еще раз. Прямо сейчас. Можешь мне не показывать.
Карандаш в моей руке ходил ходуном, и я едва сумела вывести несколько слов.
«Я влюбилась в Санджая Дата…» - На этом месте с громким хрустом сломался грифель. Может, и не было этого звука, похожего на выстрел, и всего лишь сказалось напряжение от ожидания чего-то страшного, но мои нервы не выдержали, и я отшвырнула от себя дневник, который, упав на пол, захлопнулся.
- Не дотронусь больше до него, - прошептала я, забираясь в постель и опять накрываясь с головой.
- Мне придется самому его посмотреть.
- Пусть. Мне уже все равно.
Лежа под покрывалом, я чувствовала себя загнанной жертвой охотников, забившейся в глубокую нору и прислушивающейся к звукам извне.
- Трусиха! - Санджай сел на кровать, придавив край покрывала. – Вылезай. Ничего не произошло.
Я точно психованная. Накрутила себя. Устроила истерику, увидев сгоревший клочок бумаги. Стыдно-то как…
- Ничего не произошло, - повторил Санджай, - кроме одной важной вещи.
Я замерла.
- Ты мне тоже нравишься. Очень.
- Даже такая толстая?
- Разве богини толстые?
- И брови у меня не черные.
- Совсем ребенок.
Я открыла лицо.
- Я как холст, на котором забыли нарисовать, - решила переубедить Санджая.
- Это свет. Такой ослепляющий, что цвета разглядеть невозможно. Но достаточно закрыть глаза, и в темноте поплывут радужные пятна.
Я заулыбалась. Мне понравилось сравнение.
Санджай же был серьезен.
Он смотрел на меня, а я, вдруг испугавшись, что выгляжу заплаканным чучелом, закрыла лицо ладонями.
Санджай зашевелился.
В голове рисовалась картина, что сейчас он потянется ко мне, раздвинет руки, скажет: «Ты самая красивая на свете» и нежно поцелует.
Я перестала дышать.
Потом воздух кончился.
Убрав ладони от лица, обнаружила, что Санджая в комнате нет.
Я точно не Царевна-лягушка. Стрелу вроде поймала, а целовать отказались.
_________________

 » Глава 5

Переодевшись, я спустилась вниз. Санджай ходил вдоль бассейна и с кем-то разговаривал на хинди. Его голос был спокоен, но взгляд сосредоточен.
Единственное знакомое слово, которое он произносил часто, было «ача», что, судя по интонации, означало что-то вроде «хорошо, ладно». Потом прозвучали имена – Сунил Кханна, Каришма, Лаванья. Увидев меня, он улыбнулся, и, произнеся еще пару раз «ача», закончил разговор.
- Я решил навести справки о семье Кханна и о той пакистанской девочке, что жила в этом доме после них. Если все эти смерти были на самом деле, они должны оставить документальный след.
Взяв со стола дневник и ключи от «Махиндры», Санджай ободряюще улыбнулся.
- Не переживай. Все будет хорошо.
- Ты куда?
- Меня просили привезти дневник. Я скоро вернусь. Пойди, поешь чего-нибудь.
Я осталась стоять в тени веранды, когда Санджай уходил по черно-белой плитке двора, залитого ярким солнцем. Я чувствовала себя одинокой, брошенной, но не решилась сказать об этом. На сегодня истерик хватит. И так показала себя во всей красе.
У двери мужчина обернулся, и я поймала его встревоженный, даже потрясенный взгляд, который он тут же спрятал. Я поняла, что произошло что-то страшное, шокирующее, но меня не хотят пугать.
В животе все оборвалось и ухнуло вниз.
Меня затошнило.
Я легла на диван, прижав подушку к груди, и принялась ждать.
Что-то непременно случится. Наши злоключения не кончились.

Я не удивилась, когда на улице послышались крики.
Я продолжала лежать, когда к голосам присоединился топот ног.
И даже не вздрогнула, когда в мою дверь заколотили.
- Сия! Сия!
Словно сомнамбула пересекла двор и немного помедлила у двери, прежде чем ее распахнуть.
- Сия! Беги к реке! – Губы Анилы тряслись. – Джип с твоим женихом упал в воду. Пробил ограждение и перевернулся.
Я превратилась в камень. Ни руки поднять, ни ноги.
- Он жив? – Мой язык еле ворочался. Великий холод сковал сердце, остановил поток крови. Я чувствовала, как кристаллики льда разрывают плоть.
- Ой, прости меня! Надо было сразу сказать! – запричитала Анила. – Он жив, жив!
Сил не было. Я так медленно шла, что, когда добралась до места аварии, туда уже подогнали трактор. Его рычание эхом разносилось по воде. Слышались возгласы и крики, но в них не было налета трагедии. Лишь желание помочь и исправить случившееся. Я узнала голос Санджая, который отдавал четкие команды. И начала понемножку оттаивать. Сначала развернулись легкие, и я смогла дышать глубоко, потом сердце забилось ровнее, и туман, который окружал меня коконом, растворился в воздухе.

- Ты зачем здесь? – первое, что я услышала от Санджая, увидевшего меня в толпе любопытных. Он обратился ко мне по-русски. – Ты же больна. Быстро иди назад.
- Где дневник? – произнесла одними губами.
- Его унесла река.
Только я заметила, как стало тихо? Даже рев трактора прекратился. Все смотрели на нас.
Анила взяла меня за руку и потянула в сторону нашей улицы.
Я повиновалась. Шла и чувствовала, как взгляды прожигают спину.
- О вас уже все говорят, - шепнула Анила. – Ты уверена, что он женится на тебе?
- Я, наверное, вернусь домой. К маме.
- Может, и хорошо, что не женится, - произнесла Анила. – Раз он не жених, то и ты не невеста.
«Сестра» переживала.
- Рано плести погребальные гирлянды.
- Хорошо. Не буду.
Возле двери Анила остановилась, было заметно, что она опасается пройти в дом.
- Бабушка сказала, что ты нашла дневник.
- Его больше нет. Он утонул.
- Правда, что в нем не было ни слова?
- Правда.

Я прошла через двор и буквально упала на диван. Мысли отсутствовали. Повернувшись к спинке лицом, обхватила руками подушку и дотронулась руками до чего-то мокрого. Рассмотрев, закричала, срывая горло.
Под подушкой лежал дневник.
- Сия, что случилось?
На веранде стояла Анила, а я сидела на полу и кричала, пальцем показывая на дневник, чьи атласные ленточки побурели от грязной речной воды.
- Кто-то принес его сюда. Выловил из воды и принес, - шептала Анила, пытаясь меня успокоить. Она сидела рядом и гладила меня по спине.
В моей несчастной голове все смешалось. Я понимала, что Анила права, но тут же возникали вполне обоснованные сомнения. Кто из жителей знал, что дневник принадлежит мне?
- Глупая. - Анила говорила со мной как с ребенком. – А кто еще на нашей улице пишет по-русски? Здесь, кроме тебя, иностранцев нет.
И это было правильно.

Трясущимися руками я перелистнула страницы.
Имя Санджая было густо залито чем-то черным. Клякса была отвратительна, мне даже показалось, что ее края шевелятся, продолжая расползаться.
Я соскочила и принесла из кухни самую большую кастрюлю, которую только смогла найти, шумно выворачивая нутро шкафов. Уложив в нее дневник, залила его виски – папа купил бутылку во время нашего похода в «Сфинкс».
Сырая бумага отказывалась гореть, огонь лизал кожаный переплет, но не оставлял видимых повреждений.
- Что ты делаешь, Сия? – с тревогой в голосе произнесла «сестра».
Я совсем забыла об Аниле.
- Это он во всем виноват.
- Мокрый дневник не загорится. - Анилу пугала моя одержимость. Я опять переворачивала шкафы в поисках чего-нибудь горючего. – Прекрати.
В аптечке нашлась бутылочка спирта.
Повалил удушливый дым, и мы с Анилой закашлялись.
- Все, хватит! – сказала «сестра». Схватив кастрюлю за ручки с помощью полотенца, она швырнула ее вместе с чадящей книгой в бассейн. Отряхнув руки, Анила закрыла двери веранды, словно отгораживаясь от того, что утонуло в воде.

- Анила, дочка, ты здесь? Здравствуйте, Сия! – Во входную дверь просунулась голова женщины с красной точкой на лбу. – Чем это у вас пахнет?
Анила махала полотенцем, разгоняя мерзкий запах паленой кожи.
- Я сейчас, мам.
- Посиди с бабушкой, она плохо себя чувствует.
- Если что, зови! - Анила бросила полотенце и обняла меня. – Я обязательно прибегу.
Я, как смогла, улыбнулась ей в ответ.
Анила смелая девочка, мне повезло, что у меня есть такая сестра.

Санджай пришел часа через три. Начало смеркаться. По листьям дерева стучал нудный дождь, еще больше вгоняя в тоску. Я сидела на диване, подтянув колени к лицу.
- Как ты? – Санджай устало опустился рядом. – Мне пришлось съездить домой и переодеться. «Махиндре» конец. Я никогда не видел, чтобы мокрая машина так горела.
- Горела?
- Когда мы вытянули джип на берег, он вдруг вспыхнул. Я едва успел выскочить.
- Ты был в нем?
- Да.
- Он опять здесь.
- Кто «он»?
- Дневник.
- Его же унесла Индраяни…
- Когда я пришла с реки, мокрый дневник лежал на диване. Мы с Анилой пытались его сжечь, но он не сгорел.
- Зато сгорела машина. Где он сейчас?
- В бассейне.
В глазах Санджая не было недоверия. Он не считал меня сумасшедшей. Это Анила усомнилась в моем душевном здоровье, видя, как я расправляюсь с книгой, которую кто-то из соседей вернул в дом.
- Сия, я колебался и искал оправдание всему, что происходило с тобой и этим проклятым дневником. - Санджай положил горячую ладонь на мое плечо, словно готовя к тому, что сейчас произнесет. – Не верил в твои страхи, пока сам не увидел, как черное пятно, сочащееся из того места, где сломался грифель, начало разрастаться и пожирать буквы моего имени.
- Я почувствовала, что с тобой что-то произошло. Теперь с уверенностью могу сказать, что нет ничего страшнее ожидания беды.
- Мне следовало сразу уничтожить дневник. А теперь он вернулся, чуть не погубив меня. Эта дьявольщина будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь из нас не сдастся. Я сдаваться не собираюсь. И тебе не дам.
Санджай поднялся. Скрипнули створки раздвижной двери. Я повернула голову и увидела, что дневник лежит у порога. Совершенно сухой, без пятнышка копоти, словно только что не он побывал в воде, и не его обложку лизал огонь. В свете ламп золотом поблескивала надпись, а ленточки были завязаны в аккуратный бант.

- Дай мне ручку.
Санджай присел и открыл дневник на той самой странице, где его имя заплыло черной кляксой.
«Что ты хочешь?» - написал он на английском языке.
Я помню, как мой дедушка в комнате с красной лампой печатал фотографии. Он опускал фотобумагу в химический раствор, и на ней вскоре появлялись лица и предметы. Вот и сейчас, боясь дышать, я смотрела на медленно проступающую надпись.
«Чтобы ты сдох!»
«Почему?»
«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!..»
Надпись повторялась и повторялась. Нечто злое корчилось в ненависти, и каждое его «ненавижу» резало стеклом мои вены.
Я не знала, что у Санджая с собой оружие. Он выстрелил в дневник и тут же со стоном упал, зажимая окровавленную руку.
- Что это? Откуда? Тебя задела пуля?
Она могла отскочить от кафельной плитки, но Санджай покачал головой.
- Нет, она застряла в дневнике.
Больше я не спрашивала. И без расспросов стало понятно, что с дневником силой не справиться. Все, что будет направлено на его уничтожение, так или иначе скажется на человеке, которого дневник ненавидит. Санджай оказался в заложниках у демона, поселившегося в обыденной вещи.
Чувство вины угнетало меня. Если бы не мое любопытство!
Я помогла перебинтовать рану на руке, к счастью, не опасную для жизни.
- Мы уедем из этого дома. Сейчас позвоню твоему отцу и скажу, что забираю тебя к себе. Я буду убедительным. Маста Ирек умный человек, он поймет, что жизнь дочери важнее пересудов людей.
Мы почему-то не смогли открыть входную дверь. Я запаниковала, представив, что мы никогда не выберемся из проклятого дома, он не отпустит, но спокойные действия Санджая погасили вспышку страха.
Ему пришлось сломать замок. А мой взгляд все время возвращался к веранде, где у раздвижных дверей так и остался лежать дневник.
Сгоревшую «Махиндру» заменил скутер.
- Держись крепче.
Я прижалась к спине мужчины, крепко обхватив его руками. Мне было все равно, куда он меня везет, лишь бы подальше от виллы и ее тайн.

Городская квартира Санджая оказалась в фешенебельном районе: охраняемая территория, яркое уличное освещение, ухоженные лужайки, выложенные плиткой дорожки. Оставив скутер в подземном гараже, мы поднялись на лифте на седьмой этаж. В серебристой поверхности кабинки отразились наши уставшие лица.
Бросив сумку с деньгами и документами у порога, я прошла следом за Санджаем на кухню, больше напоминающую пункт управления звездолетом. Климат-контроль поддерживал в квартире комфортную температуру.
- Санджай, ты богатый? – Я сидела за столом со стаканом свежевыжатого апельсинового сока.
Мужчина только улыбнулся.
- Утром не пугайся, в доме появится слуга. – Руки Санджая, сцепленные в замок, лежали на столе. Он был по-домашнему расслаблен. Пропитавшаяся кровью повязка на его предплечье служила мне немым укором. Я чувствовала свою вину за то, что втянула мужчину в демонический кошмар. Мой взгляд, независимо от желания, все время возвращался к пятнам крови.
- Я поняла. Не пугаться.
- Он говорит по-английски и выполнит все, что попросишь. Гостевая комната напротив моей. В шкафу ты найдешь пижаму и халат. Ванная комната справа от кровати.
Постепенно напряжение спадало. Спокойный голос мужчины гасил последние вспышки страха. Я вновь чувствовала себя в безопасности.
- А ты?
- Поеду к другу. Он соберет всю возможную информацию по вилле Сунила Кханны. Мы должны понять, что происходит. Я уверен, что все отгадки спрятаны в прошлом.

Ночью опять снилось, что Санджай меня душит. Проснувшись, я никак не могла успокоиться.
- Это сон, это всего лишь сон.
Рот пересох, и я, накинув халат, пошла на кухню. В одной из комнат горел свет. В приоткрытую дверь я увидела Санджая. Он стоял перед нишей со скульптурой многорукого бога.
На цыпочках, чтобы не отвлекать его от молитвы, прошла дальше и, напившись, вернулась в свою комнату.
Сон не шел, хотя я чувствовала себя усталой и измученной. Сказывались болезнь и весь тот ужас, что обрушился на нас.
Стоило подумать о дневнике, как опять накатила паника. Впервые столкнувшись с потусторонними силами, я находилась на грани отчаяния, и только слова Санджая, что он сдаваться не собирается, вселяли веру - выход будет найден.
Я лежала в тишине и повторяла словно мантру: «Я сдаваться не собираюсь. Я сдаваться не собираюсь. Я сдаваться не собираюсь».

Прошел час, другой, а сна как не было.
Разыгралось воспаленное воображение, и мне уже слышались странные шорохи и бормочущие голоса. Боясь оставаться в темноте, я заставила себя подняться и опустить ноги на пол. Казалось, что тени, затаившиеся по углам, ожили и вытянули свои бесплотные руки, чтобы схватить меня за лодыжки и утащить в бездну.
Я ракетой добежала до выключателя и хлопнула ладонью по нему. Назад вернулась на тех же сверхскоростях и запрыгнула в кровать.
- Что случилось?!
Своей беготней туда-сюда я наделала столько шума, что насмерть испугала Санджая. Он стоял в дверях с посеревшим лицом. В свою очередь и я взвизгнула от ужаса, увидев фигуру в белом, и схватилась за горло, в котором бешено колотилось сердце.
- Дыши, Сия, дыши. - Заметив мое состояние, Санджай поднял ладони в успокаивающем жесте.
- Мне страшно, - просипела я. И добавила, когда смогла восстановить дыхание: – Поговори со мной, пожалуйста.
Думая, что Санджай сядет рядом, подвинулась, но он, включив ночник вместо люстры, устроился в кресле, стоящем у кровати.
- В моем доме тебе ничего не угрожает. - Он взял мои ладони в свои. Его прикосновение обжигало, но странное дело, действовало успокаивающе. – Завтра предстоит непростой день, и тебе нужно отдохнуть…
Санджай прервался, видя, что даже косвенное напоминание о дневнике вызывает у меня дрожь.
- Тише-тише. – Он привстал, потянувшись за покрывалом. Санджай был так близко, что я почувствовала, как пахнет его кожа. Сандал и что-то еще, незнакомое, теплое.
Поняв, что он собирается меня укутать, покраснела. Я совершенно забыла, что сижу перед мужчиной в одной пижаме.
– Какие сказки тебе рассказывала мама на ночь? – спросил он, откидываясь на спинку глубокого кресла.
На ум пришли совсем детские.
- Репка, Теремок…
Санджай улыбнулся, а у меня загорелись щеки. «Дура, что я несу? Какой теремок?»
- Это та, в которой медведь сломал дом?
Я открыла рот. Санджай знает наши сказки?
- Хочешь, я расскажу историю о чапати?
- О круглой лепешке? – уточнила я, приготовившись слушать легенду из какого-нибудь индийского эпоса. В этот момент я совершенно забыла о своих страхах. Для меня существовали лишь мерцающие глаза мужчины и его завораживающий голос.
«Где-то высоко в Западных Гхатах, на горе Анай-Муди, можно сказать, под самым солнцем, в таком отдаленном месте, куда и орел не долетит, а если и долетит, то упадет замертво от нехватки воздуха, жили-были старик с дочерью. Давно умерла жена старика, не выдержав тягот отшельнической жизни, и все небольшое хозяйство легло на плечи дочери. Отцу хорошо было рядом с ней: и чашу с водой поднесет, и одежду в горной реке постирает, и нехитрый обед приготовит. Но плохо было дочери рядом со стариком. Ему что надо? Совсем немного. Принять асану и медитировать, часами познавая себя. Пусть желудок не очень сытый, но кто сказал, что богам не угодна аскеза?
Не понимал отец, что дочь вошла в ту пору, когда природный зов сильнее дочерней любви. Желалось ей совсем не той жизни, на которую ее обрек неприхотливый родитель. Как бы ни была она хорошо воспитана, но приходили к ней странные сны, где творила она вещи невероятные, о которых и вслух-то сказать стыдно. Хотелось ей наяву услышать те ласковые слова, что шептали ночью мужские губы. А еще больше ей мечталось нянчить в руках плод той тайной любви.
- Доченька! Ты бы испекла чапати, - попросил старик, не выходя из позы лотоса, и приоткрыв лишь один глаз, чтобы другим продолжать созерцать себя. – А то все яйца да яйца.
Эх, знал бы он, как тяжело находить яйца в высоких скалах! Не раз дочь, оступившись, чуть не отправлялась к богам. А родитель, ох, совсем стариком стал, брюзжит, что надоели.
- Я бы с радостью испекла чапати, отец мой, но где взять муки? Тот запас, что вы принесли, когда еще могли покидать горы, давно вышел, - отвечала дочь, вытирая локтем пот, что выступил на ее лбу, когда она скручивала выстиранное в реке белье. Хорошо не выжмешь, оно и за месяц не высохнет! От этой тяжкой работы на руках дочери пузырились кровавые раны.
- А ты пойди, по сусекам поскреби, глядишь и наберешь на маленький хлебец для меня».

- Ой, - воскликнула я, услышав знакомое слово «сусеки». – А ваш чапати не брат нашему колобку?
Санджай загадочно улыбнулся и продолжил:

«Не могла дочь ослушаться отца, старших в Индии крепко уважают. Пошла скрести по сусекам. Так сильно старалась, что вместе с горсткой муки наскребла камешков, глины и сухих веточек. Налила водицы и стала замешивать тесто. А как камешки месить? От боли поливала она тесто своими слезами.
Испекла чапати и положила на поднос, чтобы хлебец немного остыл.
То ли боги решили мечты покорной дочери осуществить, то ли слезы и капли крови из ран на руках, попавшие в тесто, сыграли свою магическую роль, но чапати вдруг ожил.
Старик, так и не выходя из созерцания, хотел отломить от чапати кусок, но шустрый хлебец откатился в сторону и завертелся как юла. Увидела его проделки дочь, поняла, что мечта ее осуществилась, и теперь не двое их будет жить высоко в горах, а трое, побежала за пеленками, чтобы нянчить оживший Чапати в руках.
- Э, так дело не пойдет, - смекнул хлебец. – Или один из них меня съест, или другая залюбит до смерти. Пойду-ка я отсюда. Пока еще свеж и горяч, и мир посмотрю, и себя покажу.
- Чапати! Ты куда, сынок! – прокричала женщина, видя, как хлебец колесом по горной тропке катится. – Я же люблю тебя!
- Я вас тоже, мама! Но вокруг столько интересного!
Надо сказать, что покатился Чапати в ту сторону, где раскинулся заповедник Эравикулам. Водились в нем звери разные, которые тоже совсем не прочь были хлебец отведать. Но и здесь хитрец умудрился выкрутиться. Встретив на своем пути то шакала, то камышового кота, то мангуста, он рассказывал им жалостливую историю, как родной дед хотел ему руки-ноги повыдергивать, а мать в оковах (пусть и тряпичных) всю жизнь держать. Пока звери ужасались, пускали слезу или задумчиво чесали за ухом, пытаясь определить, где же у круглого Чапати руки-ноги, хлебец быстро покидал место встречи.
И так докатился бы он, скорее всего, до самого большого города Индии, если бы у подножия гор не преградило ему дорогу стадо слонов.
«Как только расскажу им свою трагическую историю, как обхитрил деда с мамой, шакала, кота и мангуста, они вмиг мне дорогу освободят! Вон у них какие большие уши, наверное, ужас, как любят слушать разные сказки!» - подпрыгивая от нетерпения, размышлял хлебец.
Подкатился Чапати ближе к стаду, похрустывая заветренным бочком, и запричитал:
- Я от дедушки ушел, я от мамы ушел, я от шака…
Но гиганты, каждый из которых нес по огромному бревну, не только не услышали жалостливой истории Чапати, но не заметили и его самого.
Один из слонов, перехватывая бревно, просто наступил на хлебец, а крошки, на которые разломился подсохший Чапати, разнес равнинный ветер. Так бесславно закончилось путешествие существа, которому боги даровали жизнь.
Какой же вывод у старинной индийской легенды?»

Я прыснула от смеха. Хитрец Санджай превратил нашу сказку «Колобок» в легенду!
- Где родился, там и пригодился? – выдала первый пришедший на ум вариант. – Или метать бисер нельзя не только перед свиньями, но и перед слонами? А ты как думаешь?
- Не стой под кран-балкой, зашибет.
- У, так нечестно! – Я аж подпрыгнула на кровати. – У индийской легенды определенно должен быть философский вывод.
- От любви не бегут, а принимают с благодарностью. - Лучики в уголках глаз Санджая не вязались с серьезным голосом. – Спокойной ночи, Сия. Пусть тебе снятся радужные сны.
_________________

примите в читатели
___________________________________