Блондинка-попаданка

 » Глава 14

ГЛАВА… НЕ-Е, ЭТО СНОВА НИКАКАЯ НЕ ГЛАВА, А СОВСЕМ НАОБОРОТ. ПОТОМУ ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ… ПОБЕГ ИЗ ПОДВАЛА!
У-у, изверги! У-у, зверюги! Всё бы им издеваться над бедной девушкой. Нет, чтобы дать попить, поесть… А то сами на жрачку намылились, а у меня от их разговоров только в животе забурчало.
Ну, хорошо хоть лампу, опять же, оставили. А то прямо хоть кричи. Нет, я не то чтобы темноты боюсь, я её просто… недолюбливаю.
Нет, но они козлы полные, особенно тот, которого я ласточкой домой отправила. И чего ему дома не сиделось? Опять прискакал. Ну, и ещё раз отправлю. Как вот бы только мне освободиться? А в общем, и ничего сложного — меня вон Алекс в шутку наручниками сковывал… нет-нет, никакого садомазо и никаких ролевых игр: нам этого не нужно. Просто как-то так, в шутку. Так вот я от них — ну, не скажу, чтобы за минуту, но за пять минут точно освободилась.
Точно так же и сейчас получилось. Я ведь девушка мелкая, ручки у меня тоненькие: большой пальчик прижала к ладошке, покрутилась-покрутилась, а тут ещё и вспотела малость от… да, признаюсь, от страха — уж больно жуткие морды у этих глиняных болванов. Словом, ручки у меня из браслетов этих ржавых выскочили.
И первым делом я у себя со рта скотч этот проклятый отодрала. Смотала в комок и в угол бросила. А болванчики глиняные стоят себе и только головами ворочают. Ах, вы мои… хорошие! Вот так и стойте себе, никуда не двигайтесь.
Так, а теперь — ножки… С ними посложнее будет… хотя… Как там я из глиняных кругляшков золотые монеты сделала? Пальчиками их потёрла… Может, и здесь так же? Э-э-э, нет-нет, золотые цепи мне не нужны… а хотя пусть остаются. Нет, на месте пусть остаются, я их с собой брать не буду, тяжёлые. Просто вот тут протру немножко дырочки, чтобы ноги высвободить.
Стой, а вы куда? Болваны с места сдвинулись! Ой, хорошо, что у меня рот открыт, и они меня сразу послушались, когда я им «стой!» выпалила. Ах, вы мои хорошие, ах, вы мои послушненькие! Вот я вас за это тоже золотыми сделаю, мне не жалко. Да и потяжелее станете, всё не так резво двигаться сможете, если с чего вдруг опять за мной погнаться задумаете.
Так, ну а теперь что — выбираться отсюда надо. Тут есть нечего, спать тоже негде, да и сыровато, и прохладно. Короче, никаких условий. Да и неинтересно тут: всякие железяки на стенках и стекляки на полках. Одни пустые, другие разноцветные. Самогонку, наверное, подпольно гонит, и на травах настаивает. Хы! В подполье — подпольно! Прикольно.
Подхожу я к двери, а тут облом: дверь оказалась заперта. И, чувствуется, толстючая такая, вся из себя дубовая — во всяком случае, должна быть таковой, я-то в дереве не особенно разбираюсь. Ну, а я пока что иду на подъёме, киплю от возмущения и радости, и не знаю даже, от чего больше — никогда так не пробовала, а тут решилась… Произношу по-быстрому заклинание, вот это: «Ах, вы, твари! Кьйя-а!!!» — и удар правой пяткой с разворотом...
Дверь как стояла, так и рухнула. И ещё по пути двух стражников придавила. Насмерть, причём. Ну, это их проблемы. Стражники не мои, и голова у меня от их здоровья не болит и болеть не должна. Главное, звука от падения почти не было — всё стражники собой перехватили.
И знаете, что мне больше всего понравилось? То, что я в натуре по двери не била — просто представила, как бы я её, в прыжке и в полёте мастерски вышибаю ударом каратэ… Нет, меня Алекс учил кой-чему — так, по мелочам: от захвата высвободиться, по пальцам и по… да-да, вот именно, по ним самым, врезать. А чтобы вот так, с налёта, да ударом каратэ, да дубовую дверь… Да она раза в два тяжелее меня весит! А тут — от одного представления вылетела и не задержалась.
А может, на самом деле дряхлое тут уже всё, трухлявое? Сколько вот лет может быть этому замку? А впрочем, тьфу на него! Какая мне разница? Я что, археолог? Нужно дальше идти, дорогу наружу искать.
Главное, и спросить не у кого — зря я этих двоих стражников дверью придавила. Но кто ж их знал, что они под самую дверь подопрутся? Стояли бы по бокам, как положено, не попались бы. Или у них там чего, смена караула намечалась? Или в очко играли… нет, ну что вы! В карты, конечно!
Ну, и ладненько — а мы по стеночке, по стеночке… а потом по лестнице, она наверняка наверх ведёт, куда же ещё. Ни одна лестница вбок вести не может: все либо вверх, либо вниз. Ну, внизу я уже была…
Что, вы думаете, я просто так это всё говорю? Я себя успокаиваю: в темноте-то не очень приятно одной идти. А так: бормочешь себе под нос — и вроде как не одна уже, голос слышится, всё не так страшно.
Оп! На дверь наткнулась. А тут выбивать неудобно даже мысленно: дверь-то сразу от лестницы начинается. Ну да, а как же, подвал он и есть подвал. Но хорошо, что она не закрытая. И правильно: на все двери замков не напасёшься. А ещё лучше, чтобы и дверей поменьше было. Но тут она, наверное, чтобы холод в подвале лучше сохранялся, или чтобы сквозняков не было.
Нет, но вот гадство: и тут света нет. Коридорчики мои, светики стенные… нет: никакие, то есть отсутствующие… Если бы я хоть помнила, как меня сюда затащили, а то ведь злодейство совершалось в абсолютно бессознательном состоянии жертвы. Оно понятно, что всё равно заблудилась бы, но хоть пыталась бы вспомнить. А тут идёшь просто наобум… Бум! Ой! Это я лбом треснулась. Тут какая-то площадочка… или тамбурчик. Одна рука по стене, вторая вперёд, а потом из-под руки стена ушла, и… словом, теперь рука занята лбом.
Та-ак, а тут что, не одна дверь? Может, я в прихожую наконец попала? Или это тамбур перед выходом. Но почему нет света…
Стоп! А не дура ли я? Может, надо просто попросить? Как в детстве у Деда Мороза: раз, два, три — ёлочка, гори! М-да, не получается. Всё правильно: ёлочки-то нет. Что там у нас ещё в запасе? Гори-гори, моя звезда… тоже не получилось: певческий диапазон не тот, это надо басом исполнять. Да будет све… нет, это я что-то слишком круто замахнулась. Такое не всякому по силам. Один раз вон сказано — и до сих пор разгрести не можем. А надо ли было?
Может, если бы я, когда ударилась, фонарь под глазом получила, сейчас бы светлей стало? Тут ведь всё волшебное, магическое… А шишка моя почему-то не све… хотя почему не светится? Вот, засияла. Ну, теперь я прямо как царевна-лебедь из сказки о царе Салтане: а во лбу звезда горит! Во! И чего я сразу Пушкина не вспомнила? Пушкин же — наше всё! Вот, теперь гораздо веселее стало идти. Легко на сердце от света дневного!.. Ну, почти как дневного — как от лампы дневного света. Недаром многие говорили, что я — светлая натура. Вот и пригодилось.
Так что, может, не зря меня этот колдун принцессой называл? И царевна-лебедь — это я и есть? Но вот только как в анекдоте: попу в озере мочить не хочется.

 » Глава 15

ГЛАВА… НУ, ЕСЛИ ХОТИТЕ, ПУСТЬ БУДЕТ ГЛАВА. А В НЕЙ МЫ — ГОРЛОМ БЕРЁМ!
А так всё хорошо начиналось! Я уже вышла на улицу… то есть из замка, на свежий воздух, огляделась — погода хорошая. Солнышко, правда, к закату клонится, но ещё светло.
И ворота оказались открытыми, и возле них вроде бы даже никого не стояло… Ну, думаю, сейчас перебегу через двор напрямик — самое короткое расстояние — и прочь из замка. Прятаться всё равно не получилось бы: дворик небольшой, весь как на ладони. Ну да ничего, я шустрая…
А тут этот колдунишко малорослый — из хоббитов, что ли, произошёл? — орёт из окна: «Стража! Держи! Хватай!». И на меня — ну прямо из стены — вываливаются два мордоворота, ещё похуже, чем те, что в подвале. А из ворот ещё четверо показываются, точно такие же.
Хотела я их послать куда подальше, но, чувствую, совсем дар речи у меня пропал: не могу сказать ни слова. Это что, опять колдовство какое-то поганое? Вот же гад!
А тут ещё и роботы эти глиняные на меня налетели — да шустро как передвигаются, только пыль от них в стороны летит… в глаза прямо, гады! Пока я их протирала, меня и схватили. И снова рот скотчем залепляют! Это-то зачем? Я и так ничего сказать не могу!
И даже на шею немного скотча попало — ну, конечно, лапищи-то у них неуклюжие. И шершавые: наверняка мне всю мою шейку нежную исцарапали. Ну, дайте только освободиться! Я вас на кусочки поразбиваю! Никаких золотых статуй из вас больше делать не буду! Ну вот почему оно так: жила себе жила, вполне нормальненько, никогда никому ничего плохого не делала — и вдруг хватают, связывают, волокут куда-то, потом к стене приковывают, теперь вообще четверо громил на одну беззащитную девушку… И что вы хотите, чтобы после всего этого я к вам нормально относилась? Не дождётесь! Правильно говорят: зло порождает зло. Ну, теперь вы от меня, кроме зла, ничего не получите!
Хорошо ещё, хоть не в подвал опять потащили — обошлись первым этажом. Притащили, поставили посредине комнаты — да какое там, огромного зала: на стенах всякие головы разных ужасов висят, хоть зажмуривайся. Тут же железяки всякие, ну там пики, копья — хотя я одни от других не отличу, — мечи, сабли… с этими полегче: мечи прямые, а сабли — кривые. Да, и шпаги ещё знаю, они тоненькие, с ними д’Артаньян ходил.
И чучела ещё стоят — тоже всяческих зверёв… то есть зверей. Да, тут ещё не так заговариваться начнёшь, после таких-то потрясений — и нервных, и физических.
И этот пи… то есть колдунёныш, скажем помягче, ходит вокруг, ручки потирает, ухмыляется, довольный: заграбастал юную девушку. Извращенец какой-нибудь, наверное: ни одной картины с голыми женщинами на стенах не висит. Был бы здесь мой Алекс, он бы этого уродика одной левой ладошкой вырубил, или вообще щелчком. А так что ж, придётся как-нибудь самой обходиться.
А тот, второй, мой старый знакомый — ну, какой он старый, два дня как я его вдаль отправила, — поодаль от меня устроился. Опасается, видно. Креслице какое-то позолоченное спиной надыбал, львиными лапами отороченное — то есть подлокотники в виде львиных лап сделаны, втиснулся в него, в лапы в эти ручонками своими дрожащими вцепился, и с меня глаз не сводит. Любуется, наверное. Как там: от ненависти до любви один шаг? Ну, шагай, шагай. Не споткнись только.
Этот-то хоть повыше того ростом, раза в три, но морда тоже довольно-таки дебильная. Хоть и довольная, но дебильная. Или потому и дебильная, что довольная. У дебилов, по-моему всегда всё хорошо, поэтому они постоянно улыбаются. Ну, вроде как американцы.
Вот гадость: а скотч-то этот на шее так неприятно кожу стянул, так и хочется поскорее его сцарапать. А этот хмырёнок вроде как речь собирается толкать. Ну-ну, посмотрим, что ты ещё мне скажешь. То есть послушаем.
— Послушай, принцесса, хоть ты мне и доставила достаточно много неприятностей, я, пожалуй, отпущу тебя… и даже отправлю на родину, к твоему отцу, королю Субаргу.
Чего это он говорит? Нет, он меня явно с кем-то путает. Я тут без году неделя, даже если какой король и согласился бы меня удочерить — я, в принципе, не возражаю, — то я, во-первых, ни одного короля здесь пока что ещё не видела… Да что короля — герцога местного, и то не встречала, только капитан про него и рассказывал. А во-вторых, и предложений по удочерению тоже пока что не поступало.
— Хотя, сознаюсь, — продолжал он, — имеются у меня на твой счёт и некоторые иные виды. В частности, я попробую провести над тобой ряд экспериментов, которые позволят мне…
Тут я не выдержала. Это что, он меня хочет, как Шарика, в поликлинику для опытов превратить?
— Знаешь, что, ты, дебил недоразвитый… — Ой, что-то я его неправильно ругаю: если дебил недоразвитый, это же значит, что он ещё не совсем дебил, что ли? А, да ладно, главное — побольше ему грубостей наговорить, а там пусть сам разбирается, что ему больше нравится, а что не нравится. — Освободи-ка ты меня лучше поскорее, а то…
Ой, что это? Это я говорю? А как же это? У меня же весь рот скотчем заклеенный! И голос какой-то будто как не мой: механический, совсем без интонаций. Но говорит именно то, что я и хотела сказать. И горло моё вибрирует, и скотч на нём… Точно! Это у меня ларингиты… нет, ла-рин-го-фоны образовались. Помню, смотрели мы с Алексом фильм какой-то военный, так там танкист… или лётчик, уже не помню кто, когда говорил, то за горло держался, и уши шапки, то есть шлема своего, к нему прижимал.
Я ещё тогда Алекса спросила, чего это он так, а он и объяснил, что в шуме боя обычные микрофоны плохо работают, и лётчикам и танкистам к шлемам цепляют специальные ларингофоны, которые переделывают в звук колебания горла.
Ну и ещё Стив Хокинг, американский этот профессор на инвалидной коляске — ой, мне так его жалко! но умный — меры нет! — тоже при помощи какого-то приборчика говорит, когда его к горлу прижимает. Ну вот и у меня скотч вместо этих ларингофонов заработал, тут же всё по волшебству делается: я захотела ответить — молчание же для меня что нож острый — и хотя бы вот так у меня и получилось.
— Ах, так вот ты как заговорила! Ну, тогда я найду на тебя другую управу!.. Стоп! А как ты сумела заговорить? Я же на тебя заклятие молчания наложил! И рот у тебя залеплен…
— В штаны ты себе наложил! — прогремел мой голос — во всяком случае, мне очень хотелось, чтобы он прогремел. И ещё мне хотелось, чтобы так у него и получилось, ведь всё, что я говорила и хотела раньше, так или иначе сбывалось.
Он в ужасе схватился сзади за штаны… но тут же его лицо заулыбалось:
— Хе-хе-хе! Шутница…
Неужели не получилось? А ну-ка, попробую по-другому:
— А ну, быстро развяжите меня!
И это не получается: ни он с места не двинулся, правда, и штаны свои щупать не прекратил, и друг его вкресленный с места не сдвинулся. И големы, паразиты, стоят, глупо таращатся, и только песок с них сыплется. Уже вон возле каждого кучечки понасыпались, убирать пора… Не терплю пыли!
Ой, мамочки, что же делать-то? То ли я уже всю силу свою потеряла… хотя какая она моя? Здесь пришла, здесь и ушла… неужели ушла? А может, это потому, что через ларингофоны разговариваю? Ну, то есть почти как чревовещательница. А у чрева же совсем другие желания, чем у головы… вот и не получается ничего.
— Что, не получается? — ехидно спросил злобный карлик и оглянулся на сидящего в кресле. — Дружище Эстебор, не соблаговолите ли вы принять участие в небольшом эксперименте?
— Да, да, с удовольствием, — отозвался тот хмырь и с неохотой приподнялся в кресле. — А в чём его суть?
— Сейчас вы осторожно снимете залепуху с её рта, а я буду стоять наготове с новой порцией… и заклинание заодно приготовлю, дополнительное. Мне интересно узнать, исчезло ли предыдущее заклинание и может ли она говорить нормально… Признаться, этот металлический голос мне действует на нервы… Или она всегда говорила таким тоном?
— Нет, раньше её голос звучал вполне мелодично…
Ну, спасибо, хоть этот признал, что ему нравится мой нежный голосочек!
— А может, лучше аккуратно разрезать? — Похоже, этот хмырь меня явно боится. Даже приближаться не хочет. А я только что ему комплимент отпустила, правда, про себя.
А эти продолжали, нисколько не стесняясь, обсуждать мою толькошнюю горестную судьбу:
— Ну, если сможешь разрезать так аккуратно, что не затронешь губы… А впрочем, пусть даже и затронешь…
— Обижаешь, Альдел! Я буду резать заклинанием.
— Ух, ты! Неужели ты смог этого добиться?
— Да. Вижу, что и я смог тебя удивить.
— Да. Но мне просто не приходило в голову пользоваться заклинанием для повседневных нужд. — Не смог удержаться, чтобы не подколоть товарища.
— Знаешь, когда охотишься за демонами, и обе руки бывают заняты…
— Понятно… Ну что ж, приступай.
Лёгкий холодок коснулся моих губ — действительно, будто тонкое лезвие ледяного ножа аккуратно прорезало скотч и я смогла вдохнуть ртом.
Но… ни одного звука из него так и не вырвалось. Зато скотчевские ларингофоны сработали на всю, и колдунов чуть не оглушил поток тех ругательств, которые я на них вылила, досадуя и на них, и на себя, и на неудачу с удалением скотча. Но теперь хоть язык высунуть можно. А что я им там всем выдала, по этим трём поводам, я и сама не поняла. И это хорошо: краснеть не придётся. Ведь когда не знаешь, в чём ты виноват, тогда и не чувствуешь себя виноватым, правда же?
Мелкий хмырь поморщился, но и приободрился. А длинный бочком-бочком вернулся в кресло и снова вцепился в подлокотники. Это он так себе львиную храбрость добывает? А если мастер делал подлокотники в виде лап Трусливого Льва из «Волшебника Изумрудного города»? Тогда у него никак не получится, похрабреть.
— Ну так что, — продолжает мелкий, — ты согласна послужить на пользу науке? А если не согласишься, — прибавил он зловеще, — я сделаю из тебя чучело! Я — замечательный таксидермист! Вот это всё — мои работы!
И широким жестом указал на стоящие вдоль стен фигуры. Мамочки! Да тут и люди есть… вернее, не совсем люди… гоблины, что ли? Ушастые да уродливые… Они на самом деле такие, или это он их испохабил, а сам хвастается, что этот такс… Нет, надо его заговорить — если уж заклинания не получаются, попробую хоть так уболтать. Ну и вообще у меня от страха язык не отнимается, а наоборот, развязывается, и тогда я начинаю молоть что попало. И я принялась его убалтывать:
— Таксидерьмисты — это что, исключительно дерьмо такс убирают? — затараторила я, пытаясь заговорить ему зубы. — Обожаю собачек! Особенно такс: у них такие длинные ушки, просто прелесть! За них так удобно дёргать и гладить! И ещё такс можно растягивать, как гармошки — от этого они ещё длиннее становятся. Но только я тут при чём? Я ни разу не такса, и даже не собачка… А скажите, такси у вас в городе есть? А на них, случайно, не таксы работают?
Послушал-послушал он меня, да как завопит:
— Замолчи!
И стал дальше ругаться:
— Ах, ты, бледная немолчь, хоть бы минуту помолчала! Невыносимо слушать твои скрежетания!
Ну, это уже оскорбления, переходы на личности.
— Сам-то хорош! — отгавкнулась я. — Пигалиц несчастный! От горшка два вершка, а туда же…
Куда именно, я досказать не успела: он побледнел сначала, потом покраснел, пооранжевел, пожелтел… я уж подумала, что он мне всю радугу покажет, но он на зелёном остановился. И заорал:
— Ну, всё! Ты довела меня до белого каления!
Да до какого там до белого, белым он раньше был, это сейчас зелёный, я же говорю. Нет, уже синий, как хамелеончик из анекдота. Не знаете? А вот он: висит объявление на стеночке — «Продам зелёного хамелеона. Нет, красного. Нет, синего. Блин, круто! Нет, не продам». Мы с девчонками минут пять ржали, когда его услышали. Главное, объявление-то он вывесил! И в нём сразу и написал, что не продаст. Для чего тогда писал? Чтобы позавидовали, что у него такой хамелеончик есть?
Ой, ма… ба… да что он делает-то? Прошипел этот недоглотыш что-то, взмахнул руками — и они у него в двух кобр превратились. И ко мне подступать начал. А кобр я знаю — я их в Индии видела, когда мы с Алексом туда ездили. Там заклинатель на дудке играл, а кобры перед ним танцевали. Жуть просто! Я даже смотреть тогда не стала — сразу ушла. Чтобы не испугаться и не завизжать.
Ну а как я на змей реагирую — вы уже знаете. А вот он, похоже, не знал, а то поостерегся бы так меня пугать.
Я — завизжала. Сама не знаю, как у меня это получилось: то ли, опять-таки, сила его заклинания закончилась, то ли визжать — не говорить, и на визг заклинание не действует, то ли ещё что.
Содрогнулись стены замка, задрожали складывающие его камни… И… стали медленно-медленно рассыпаться в прах. А я продолжала визжать — теперь мне стало страшно, что меня завалит каменьями. Больше всего я боялась, что над головой-то тоже камни, вот они на мою многострадальную башку-то и посыплются. Но всё оказалось не так уж и страшно.
Нет, под ноги постоянно насыпался мелкий-мелкий песок, я потом замучилась его из туфлей (или из туфель?) вытряхивать — это всё, что осталось от камней замка, и приходилось постоянно перебирать ногами, не переставая визжать — чтобы камнем-то по кумполу не долбануло — но сверху, как ни странно, ничего не сыпалось.
Глянув вверх, я убедилась, что там расстилается — как в колодце — голубое небо. То есть, выходит, я провизжала над головой дырку. Ну, я и даю! То есть не даю, но… в общем, вы меня поняли.
А эти два гада быстро сообразили, в чём дело, и живо кинулись наружу, чтобы их не засыпало. И уши при этом заткнули. Ага, щас! Уши-то вы, ребята, закрыли, однако я вам не Одиссеева сирена, а совсем-таки боевой ультразвуковой излучатель. Ну, хорошо, голова ваша на месте останется, да и то под сомнением, но всё остальное тело — оно же просто медузой расползётся. Почему медузой? Да потому, что на кости мой ультразвук — назовём его поначалу так, Алекс тоже что-то подобное сказал, когда я при нём взвизгнула — действует в первую очередь, и это правильно: вспомните УЗИ — мягкие ткани там видны более-менее, ну а кости фиг просветишь. Ну а моя мощность посильнее узишной, тем более здесь не там, тут всё намагиченное. Так что косточки на раз пылью разлетаются. Ну и ползайте теперь, су… собаки вербованные.
Но это я уже потом увидела, когда стояла на вершине песочного холма — всего того, что осталось от замка. Стены забора, правда, устояли, до них не долетело, только кое-где потрескались. И там стояло у стены что-то похожее на ступу бабы-яги, так она тоже раскололась пополам. И ворота рухнули. А големы так те вообще в пыль рассыпались — ну, как я и обещала, а обещания я стараюсь выполнять.
Так что я беспрепятственно за ворота выбралась. Как верёвки срывала, как скотч отлепляла — этого уже не помню. Запомнила только, как эти два червяка на брусчатке извивались — ой, противно! А тоже ещё: колдуны называются. Против беззащитной девушки ничего сделать не смогли. Правда, оказалось, не совсем уж такой и беззащитной… Ну а будь на моём месте какая другая блондинка, например, та же принцесса? Неизвестно ведь, что бы с ней сделали. Поэтому хорошо бы каждой девушке такую защиту иметь. Только… что для этого требуется — сквозь консервную банку пройти? Да, задачка.

 » Глава 16

ГЛАВА… ШО, ОПЯТЬ? НУ, ЗНАЕТЕ ЛИ!.. ДА СКОЛЬКО Ж МОЖНО?! ПРЕВРАЩЕНИЕ ВАМПИРА… УГАДАЙТЕ, В КОГО? НИ ЗА ЧТО НЕ ДОГАДАЕТЕСЬ!
Выскочив за ворота, я понеслась по дороге со всей возможной в данный момент скоростью. Но особо разгоняться не получалось: во-первых, я с утра ничего не ела, а тут такие физические и особенно умственные нагрузки. Во-вторых, в туфли набилось предостаточно песку и мелких камешков от разрушенного замка, и приходилось несколько раз останавливаться и тщательно вычищать обувь, но она буквально через несколько минут снова забивалась сваливающимся ниоткуда песком.
Создавалось впечатление, будто придорожные песчинки и мелкие камушки горели желанием узнать, что же произошло в замке, но вместо того, чтобы каким-нибудь образом извлекать своих товарок из моих туфель и спрашивать их у себя дома, то есть на дороге, они нагло вскакивали внутрь, желая ещё и прокатиться за мой счёт.
А в-третьих, снаружи окончательно и бесповоротно стемнело… Хорошо ещё, что я шла по дороге, но дорога-то шла через лес! И наши способы ходьбы… несколько противоречили друг другу, не вписывались один в другой.
Да, дорожка исправно вела меня за собой, хотя я понятия не имела, куда она в конце концов меня приведёт. Впору начинать петь арию Трубадура из второй серии мультфильма «Бременские музыканты»: куда ты, дорожка, меня привела? Хорошо, что пока ещё не привела. И, будем надеяться, в город. Во всяком случае, из замка выходили только одни ворота, и к ним прицеплялась только одна дорожка — вот эта самая. Но вот что я буду делать, если она вдруг решит раздвоиться?
Я шла по серой дорожке и думала, что ночью не только все кошки серы, а и все дорожки серы тоже, и даже будь она вымощена жёлтым кирпичом, я бы не смогла отличить его от любого другого цвета. Ну разве, может быть, от какого-нибудь более тёмного.
Поэтому когда впереди замаячил перекрёсток, я растерялась. Но, малость поразмыслив, решила не вертеть головой из стороны в сторону, а продолжать движение в том же направлении. И уж тем более не выходить на середину его центра и не оглядываться — чтобы вдруг не вернуться назад по той же дороге, бывали такие случаи.
Но вот того, что кто-то вдруг выскочит на меня из кустов, я не ожидала…
А тем более того, что он вдруг бросится мне на грудь — в более широком смысле, а не на одну из двух — и попытается укусить за шею.
По этому отличительному признаку я определила, что на меня устроил засаду вампир…
От неожиданности я просто ойкнула ему в ухо — клянусь, больше ничего не сделала. А он отскочил в сторону и за ухо схватился.
— Баньши! — завопил он.
— Я те, блин, щас как дам банщика! — ответствовала я, предварительно сплюнув. — Немытый, что ли? Никогда не знала, что вампиры моются, ни в одном фильме про это не показывают. А я бы посмотрела, что у вас там… И кто моется посреди леса?
— Ты чего? — говорит. Видно, не понял, что я ему сказала. Да я и сама не поняла, но я-то при чём? Я же ему говорила, вот пусть он и понимает. Это же их, вампирские привычки — мыться или не мыться. Кто, в конце концов, вампир, он или я?
— А ты чего? — отвечаю. Вот и поговорили.
— Почему у тебя нет крови? — удивился вампир. — Ты что, нежить?
— Сам ты нежить! — выпалила я. Но он не обиделся:
— Да, я нежить… люблю. Себя перед едой. А также холить и лелеять.
Ух, ты, какой приколистый кровосос мне попался! Или это я ему попалась? А-а, ну ладно… Попытаюсь объяснить по-другому:
— Но ты же пытаешься прокусить мне сонную артерию, — пояснила я, — а она уже спит. Вернее, всегда спит, постоянно. Поэтому крови в ней нет.
— У всех есть, а у тебя нет? — обиделся он.
— Да уж как есть. То есть нет… или… Ну, ты меня понял.
Вижу — не понял. Ну и ладно. Я же не буду говорить ему, что у меня шарфик телесного цвета на шее намотан, в несколько слоёв. Я всегда так делаю, когда на улицу вечером выхожу. Нет, не потому что вампиров боюсь — боюсь простудиться, у меня горло слабое, в школе ангины замучили. А тут и с утра не очень жарко было, вот я и поостереглась. И ведь пригодился — и не потому, что такой вот случай произошёл, а потому что холодает снова, да и вечер близко.
И комары, гады, разлетались. Мало мне одного кровопийцы, так тут ещё сотни налетели. Или они с ним заодно? Мало ли: может, детишки его какие-то, а он вроде няньки, подкормить вывел. То-то он морщится, когда я себя по рукам шлёпаю. А вот взял бы да отозвал их, чтобы они меня не кусали — и я бы их не хлопала. Его-то, вон, не кусают, своего чуют, значит. Вампир вампира издалека видит.
Я ему так сразу я заявила:
— Твои твари? Убери нафиг!
Он тут начал выражаться — по-своему, по-вампирски, неудовольствие проявляет. Нет, кое-что я поняла, но остальное совсем ко мне не относится — на мой взгляд. Но и того, что поняла, ему минимум на пятнадцать суток общественных работ тянуло. Да что же это за вампир невыдержанный такой мне встретился?
Я тоже тогда не выдержала, и говорю:
— Закрой кусало! Если не прекратишь ругаться, я превращу тебя в краумпумпеля!
Он прямо так сразу немного опешил, растерялся и спрашивает:
— А что это такое?
А я и сама не знаю. Но марку-то держать надо. Хотя я ему так сразу честно и сказала:
— Не что, а кто. Но кто — я и сама не знаю. Вот когда превращу тебя, тогда и увижу.
А он смеётся:
— Если, говорит, ты не знаешь, как это выглядит, то у тебя ничего не получится! Не сможешь ты меня в него превратить. Нету таких нигде вовсе!
А сам, смотрю, опасается это слово произносить. То ли выговорить не может — наверное, в детстве с логопедом мало занимался. Или вообще не занимался. То ли дело я: маленькая когда была, так половину букв не выговаривала. Зато после свидания с логопедом — ого! Такие буквы выговаривать стала, что ни в одном алфавите нет. Но я их, конечно, редко упортебляю, то есть употребляю — они же ведь в повседневной речи не нужны.
— Ах, так! — отвечаю. — Ну, ладно!
И простираю к нему руку, и говорю:
— Быть тебе отныне краумпумпелем!
Он только свистнул — в смысле, уменьшаясь. И, гляжу, а он на самом деле краумпумпелем стал! На что это похоже? То есть на кого? А ни на что и ни на кого: краумпумпель может быть похож только на самого себя, то есть на краумпумпеля. Не верите — посмотрите сами. Вот такие вот они, краумпумпели, единственные и неповторимые во всей Вселенной.
А я вот что вам скажу по поводу того, что у меня получилось превратить вампира в краумпумпеля: во Вселенной чего только нет, в смысле всего полно, в том числе и эти самые краумпумпели наверняка где-нибудь имеются. Мало ли, что я их никогда не видела — главное, что Вселенная о них знает. Ну, а теперь и я узнала. Век живи — век учись.
А может, я тут и вовсе ни при чём, и вампиры сами когда-нибудь обязательно в краумпумпелей превращаются, когда срок настанет, просто он и сам этого не знал, а тут ему вот как раз и приспичило.
В общем, вздохнула я и пошла дальше. По дорожке. А краумпумпель — бывший вампир — в лес побежал.
А потом гляжу: большая толпа народу мне навстречу валит, и все с оружием да с факелами. А во главе всех — сам капитан. Я как увидела его, так даже сразу расплакалась почему-то…
Ну а потом все долго радовались, что меня нашли. Я даже заревновала немного. Как — кого к кому? А себя к себе. Скажете, так не бывает? Ещё как бывает! Они ведь радовались не потому, что МЕНЯ нашли, а потому, что меня НАШЛИ. Понимаете? Да вы что, блондинки все, что ли? Ничего не понимаете. То есть они радовались не мне, а находке меня! А это грустно… немножко.

 » Глава 17

ГЛАВА… ЕСЛИ ЭТО ГЛАВА, КОНЕЧНО. НО ЗАТО ОНА — САМАЯ СПОКОЙНАЯ. А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕТ…
Нет, капитан всё же молодец: дал мне отдохнуть как следует. Только, оказывается, ночью вокруг моего дома охрану поставил. И они молодцы: и вправду всю ночь не спали. Но зато их зевание меня утром и разбудило.
А потом, как положено: экипаж к крыльцу, и сам капитан персонально в экипаже приехал. Но только для чего меня везти «в дислокацию», не понимаю. Дома бы и поговорили, за утренним чаем. С плюшками: Аттилина великолепные плюшечки печёт. Ну, я же говорю: вылитая фрекен Бок из Малыша и Карлсона.
Но когда приехали, выяснилось: запротоколировать он меня хочет. Так и сказал:
— Всё вами сказанное будем записывать: это очень важно.
Угостил меня кофем… или кофеем… вот не нравится мне, что кофе не склоняется! И тем более что считается мужского рода. Если уж мужского — то склоняться должен! Тем более перед женщиной…
А иначе непонятно, кто кого угощает: то ли само кофе меня угощает, то ли капитан меня кофе поит. А уж если написать «кофе меня угостил», то уж точно получается, что меня лично само кофе и угощает. А напишешь вот так: «кофем», сразу ясно становится, что меня им угощают, а не его — мной. Так что тут я даже больше склоняюсь к старинному написанию: кофием, так и его легче склонять. Понятнее, во всяком случае.
Капитан так учтиво и спросил:
— Вам кофе со сливками?
А я, вся в размышлениях, как лучше правильнописание — как говорил Винни-Пух — изменить, рассеянно так отвечаю:
— Лучше с вишенками… — я вишни сильнее слив люблю, потому так и ответила.
Но ничего, разобрались, что с чем пить лучше всего. Как обычно: коньяк с кофе. Только закусывать поплотнее надо. Нет, это мнение капитана, я-то вообще почти не пью. Разве что так, по случаю. Вот как сейчас — по случаю моего счастливого освобождения.
— Так что всё-таки с вами произошло? — капитан то ли пьян в зюзю, то ли прикидывается. Я ведь ему уже сто раз, наверное, объясняла — ну точь-в-точь как Семён Семёныч Горбунков: поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся — гипс:
— Зашла в лавку, стукнули по голове, закрыли рот… то есть сначала закрыли рот, а потом стукнули по голове. Потеряла сознание, очнулась — подземелье.
— И вы там никогда-никогда не были?
— Мне что, совсем делать нечего, по подземельям лазить? Я что, похожа на диггера?
— На кого?
— На крота с лопатой! Как на заставке компьютерной игры…
— Нет, не похожа.
— Ну, вот и я так думаю.
— А потом, что было потом? — продолжал допытываться капитан. Он что, надеется услышать рассказ о том, как меня там изнасиловали? Так не было этого. Если бы было — я бы знала. И потом… но об этом не сейчас, и вообще тема настолько деликатная, что я даже и не знаю, смогу ли когда-нибудь об этом кому-нибудь рассказать. Ну разве только Алексу, да и то если выпью как следует. Но лучше, до, чем… Ладно-ладно-ладно, забыли-забыли-забыли!
— А потом пришёл этот карлик, и стал называть меня принцессой, и вообще оскорблял по-всякому. Сам спрашивает, а сам рот заклеил.
Я вспомнила произошедшее и даже пустила слезу — так себя жалко стало. Капитан мигом подскочил и достал из кармана платок. Спасибочки, но у меня свой. А то знаю я ваши мужские платки, у кого они вообще имеются, конечно.
— Да-а… — капитан побарабанил пальцами по столу — абсолютно немузыкально, кстати; нет, чтобы мелодию какую выстучать, и с досадой произнёс: — Да, надо было нам немного дальше пройти, тогда бы мы их и взяли тёпленькими…
— Боюсь, что наоборот: они к тому времени уже остыли бы… — я вспомнила, как два колдуна червяками извивались на камнях… Неужели после этого выжили?
— Как так?
— Ну… я не знаю, просто как-то так получается… что моего голоса никто выдержать не может. Да вы и сами это знаете.
— Да знаю, знаю… — пробормотал капитан.
А потом посмотрел на меня проникновенным и, что самое главное — АБСОЛЮТНО ТРЕЗВЫМ — взглядом, и спросил:
— Так откуда вы всё-таки появились?
Здрасьте-пожалуйста! Значит, как преступников разоблачать, так работай хоть до упада, а как речь о том, чтобы заплатить за работу — так откуда ты взялась?
Вот оно вам надо? Вот если я скажу, что из иного мира — вам что, полегчает? Ц-ц-ц-ц! А с чего это я взяла, что самая первая здесь попаданка? А может, у них тут нашего брата, ну или сестры — если в отношении меня, конечно — как собак нерезаных? Ну так что, признаваться? А, была — не была!
Сложила я так ручки перед собой — ну как примерная ученица, похлопала глазками, как истинная блондинка. И спрашиваю:
— Скажите, капитан, а вам известна теория множественности миров?
Ну вот, я-то надеялась, что он со стула упадёт, или хотя бы вцепится в него покрепче, а он кивнул так скучающе и заметил:
— Так вы хотите сказать, что прибыли к нам из параллельного мира?
— Не хочу сказать, но приходится! Ну какая вам разница, откуда я, если вы всё равно не сможете меня туда вернуть?
— Да, это так, — согласился он, и у меня сразу всё так внутри и опустилось. Ну, не всё, она там у меня внутри одна, но вы же понимаете, о чём я? И сразу так грустно-грустно стало. То есть он вроде бы согласился, что и миров много, и попаданцев оттуда — пруд пруди, и я вроде как уже обрадовалась, что он вот-вот скажет: «Не беспокойтесь, мы вас сейчас же вернём обратно!». Ну, пусть не сейчас же, но хоть через какое-то время. А он, оказывается, совсем никуда-никуда меня вернуть не может? И что мне тогда толку в этом вот ихнем знании? Знание должно иметь практический выход, иначе для чего оно нужно?
А он вроде как тоже немного погрустнел, но спрашивать продолжает. У-у, профессионал хренов!
— И кем вы там были, в своём мире?
Вот те на! Ну уж это, на мой взгляд, совсем уже неприкрытое хамство! Фигу я ему с маком скажу, что в кулинарном техникуме училась, а то живо куда-нибудь к котлам пристроит, а мне уже понравилось по магазинам ходить и преступников ловить.
— Ди… Дизайнер интерфейсов, вот кто! — А что, назовусь, как Лидка из параллельного класса. Она чего-то там с компьютерами вытворяла — все угорали.
— Дизайнер интерфейсов? А кто это?
— Ну-у… — нужно срочно что-то придумывать! Хотя бы по созвучию: дизайнер — это понятно, украшатель, фейс — лицо, интер — что-то иностранное. Так, теперь всё это выразить вместе на понятном им диалекте. — Это… Типа морду кому-нибудь начистить. Желательно — иностранцу. Лучше всего — англу. Или амеру. Не нравятся они мне почему-то…
— А почему? — заинтересованно спросил капитан.
— Сволочи потому что. Индейцев в Америке почти всех уничтожили, аборигенов в Австралии, зулусов в Африке…
— Понятно… Но вернёмся к дизайнеру интерфейсов. Кто это? Парикмахер-визажист? Специалист по макияжу? Куафер-лицеист? То есть лицедел?
Оп-па! А это он откуда знает? И сразу столько вариантов… Как бы в них не запутаться. Какой, нафер, куафер, то есть парикмафер? Или это трудности перевода? Откуда я, кстати, ихний язык знаю? Во, только дошло до меня, через две недели, что я свободно на ихнем шпрехаю. Ну, или ботаю. Или спикаю.
— Скорее, наоборот… — А, была – не была! — Ну, типа вашего спецназа. Разукрасить, то есть. Подручными средствами. Или подножными. Можно просто ногами…
— Коллеги, значит. Ну что ж, я рад, что в вас не ошибся.
Ну да, рад он. С таким зверским выражением лица не радуются. Или это у него такое нормальное состояние физиономии? А что, много ли я его раз видела? Может, и радуется…

 » Глава 18

ГЛАВА… САМАЯ, НАВЕРНОЕ, ГРУСТНАЯ. А МОЖЕТ БЫТЬ, ПЕЧАЛЬНАЯ. А МОЖЕТ БЫТЬ, ГРУСТНО-ПЕЧАЛЬНАЯ…
Капитан думал долго. Или не долго, а просто мне так казалось. Я ведь, как говорится, «с замиранием сердца» ждала, что он мне теперь скажет. Ну а пока ждала, с прихлёбыванием, похожим на всхлипывания, попивала чаёк. С вареньем, похожим на кизиловое. Очень вкусное, между прочим. И кизиловое, и это. Хоть особо не хотелось, но — впрок. Мало ли. Кто знает, когда ещё придётся?
Подумав так, я всхлюпнула особенно громко, и капитан очнулся.
— Леди Дана, — сказал он. Ура! Ледью (или нужно ледей?) назвал! Значит, арест отменяется! — Леди Дана, я вынужден сказать вам одну вещь…
Что-о? Настроение у меня сразу упало ниже нуля. Значительно ниже. Упало бы в чашку с горячим чаем — замёрз бы чай.
— Получается так, что вас просто необходимо отправить в столицу. Нет-нет, это ни в коем случае не арест, — забеспокоился он, наверное, заметив на моём лице тонкие жилочки изморози от ниженульного настроения и приняв их за начинающуюся седину. Но мне под седину смысла нет краситься: всё равно не видно. Вот в чём ещё преимущество блондинок! — Что вы! Наоборот: вас хотят видеть при дворе нашего короля, Суборга Величайшего!
Чай оттаял. И хорошо, что он не замерзал. А то у меня горло слабое — я говорила.
— Не знаю, должен ли я вам это говорить… — Да чего уж там, колись! — …но, возможно, слухи о том, что вы действительно принцесса Агриссенская, Сибейя…
И он встал и поклонился. Я благосклонно вернула ему поклон. Что мне, жалко, что ли? Тем более он стоит, а я сижу.
— …не совсем уж беспочвенны. Поэтому в самое ближайшее время вы поедете в столицу. К сожалению, я не смогу вас сопровождать… — лёгкая гримаса исказила его лицо, не пойму: недоволен или доволен? — я недостаточно знатен для свиты столь знатной особы. Но, возможно, мы сможем ещё как-нибудь встретиться… если мои скромные заслуги на благо государства позволят высокопоставленным особам обратить на меня внимание…
Чем-то это всё мне не понравилось. Какая ещё принцесса? Я-то знаю, что она — не я, то есть я — не она. То есть я — не принцесса. И зачем меня куда-то везти? Я же вроде тут хоть какую-то пользу приношу, а там что? Сразу вспомнились едва ли не завершающие кадры «Ширли-Мырли»: «на фига мне ваши Канары? Я бельё замочила…»
В голову почему-то полезли сцены из читанных — и для чего я ими себе голову забивала, чтобы сейчас страшнее жилось? — ранее всевозможных фэнтезей: вот караван со мною отправляется в путь. Путь проходит сквозь дремучий лес. В дремучем лесу караван встречается с разбойниками. Разбойники убивают всех и захватывают главную героиню — то есть меня — в плен… Дальше шли вариации: то ли в пленницу влюбляется главный разбойник, то ли её освобождает какой-нибудь рыцарь, то ли за неё тупо берут выкуп. А кто за меня выкуп платить будет?
Удивительно, но другие варианты я почему-то не рассматривала. Ну какой может быть прекрасный главный разбойник в лесу? Без туалета и без душа с горячей водой? Без микроволновок и стоматологов? Хоть я и боюсь их до коликов в пятках — видно, душа туда уходит. Стоматологов, разумеется, а не микроволновок. Хотя Верка и микроволновок боится — у неё однажды там яйца взорвались, когда она их сварить в микроволновке вздумала. А ведь предупреждали её!
А рыцарь… однажды меня уже освобождал рыцарь, и довольно удачно. Хотя всей работы-то ему было — верёвки перерезать. Может, он меня в этот раз более по-серьёзному спасёт? Куда вот он только уехал, с оруженосцем своим… подозрительным. Но домик, однако, неплохой мне этот оруженосец подогнал. Так, может, он и сам неплохой?
И что остаётся после того, как я все варианты рассмотрела? Только выкуп. Ах, да, у меня же золото в гномьем банке хранится! Ну, тогда я сама себя выкуплю, если так можно. А интересно, а так можно? Как это я сама себе в лес деньги привезу, если я в это время в лесу буду? Неужели меня разбойники отпустят? Ой, ладно, не надо о глупостях думать — может, ещё никаких разбойников в лесу и не встретится. Или вообще леса не будет. Спросить капитана, что ли? А, не стоит. Потом разберёмся.
— А что мне тогда сейчас делать? — спросила я, от волнения путаясь во временах.
— Пока — ничего. Отдыхайте, готовьтесь к отъезду.
— А что с тем замком… где я была?
— Да вот с замком… Были у меня предположения, что связан его владелец как-то с распространением фальшивых золотых монет, но не будешь же из-за этого расчищать его обломки по кирпичику.
— А там кирпичей почти и не осталась, так, пыль одна… — невинно заметила я.
Он опять взглянул на меня так быстро, внимательно — и продолжил:
— Попробуем владельцу на расчистку подбросить парочку своих людей, пусть покопаются в развалинах, вдруг что и обнаружат. Да вы не расстраивайтесь сильно из-за замка, может, так даже и лучше будет: если бы замок остался цел, мне бы немалого труда составило добиться разрешения на обыск внутри. А так, может, моим человечкам удастся что-нибудь углядеть. Правда, маг этот может попытаться и магическими методами убрать мусор… хотя после таких разрушений вряд ли у него что получится: наверняка ведь и все магические предметы завалило.
— Понятно… — пробормотала я. Опять впереди меня ждала неизвестность. Хотелось бы думать — приятная неизвестность.
Выйдя от капитана, я несколько минут постояла на крылечке командного пункта.
Вот и нафига мне это всё надо? Опять срываться с места, куда-то ехать… тем более не самой, а везти будут. И чего им стоило бы приехать самим сюда, убедиться, что я — это не я, то есть я — не принцесса, и оставить меня в покое. А то вроде всё так хорошо пошло…
Я осмотрела мундир: и что теперь, снимать его? Или ничего, обойдутся? А что, он практичный, на лошади, опять же, удобно ездить, если придётся. А платья… ну, это для пикника.
Ладненько, пойду домой, давать распоряжения домоуправительнице: пусть к швее-мотористке захаживает, посмотрит, как у той дела идут. И ещё, может, пару эскизов нарисую — надо же внедрять в окружающее новую моду. Может, рассказать о своём возможном принцессестве? Или принцессорстве? Намекнуть, что если чего вдруг… это же она придворной белошвейкой станет! Но не хочется мне чего-то принцессой быть… без принца.
Стоп! А с чего тогда это тот хрен худощавый прошлый раз о демоне рассуждал? Ну, когда ко мне домой приходил? Может, и правда я его стараниями сюда попала? Тогда почему же он меня назад не вернул, из подземелья-то? Странный он какой-то… Ни тпру, ни мэ, ни за верёвочку. Или это не он, а похож просто, и я перепутала? В полутьме, при свете масляной лампы, да ещё испуганная…

 » Глава 19

ГЛАВА…ОЧЕРЕДНАЯ. НО — ВНЕ ОЧЕРЕДИ! А ЧТО? У МЕНЯ ВСЕГДА ТАК!
Прошла почти целая неделя. Я уж успела и новые эскизы нарисовать, и с белошвейкой встретиться, и деньги за работу в спецкоманде у капитана получить, и с домоуправительницей все-все, кажется, вопросы обсудили. И всё это время думала, мечтала, надеялась, что, может быть, в столице разберутся и без меня? Найдут, в конце концов, настоящую принцессу, а меня оставят в покое.
На службу я практически не ходила: работы не было, и капитан не настаивал. Так, шлындала по магазинам, в собственное удовольствие и со скуки.
Правда, запомнилась одна встреча… капитан назвал её беседой, но я-то понимаю, что то была очная ставка — спасибо, Алекс мне рассказал кое-что о своей работе. Как раз с тем самым хмырём-магом, гм, буду звать его хмыремагом. На самый худой конец, хмырягом или даже хмырягой, вот. Хмырь-яга, ага. Хм…
Вызвал меня капитан — и не сказал, по какому поводу. Типа сюрприз будет. Я захожу — а у него тот хмырь сидит. Тот самый, что в замке с тем карликом был. И которого я — может быть его, а может быть и не его — ласточкой до дома отправила.
Я чуть прямо не зашипела, как кошка, и чуть в морду ему не вцепилась, но потом резко успокоилась и удивилась: это же он, получается, выжил? А кто тогда червяком ползал? Может, у него двойник какой имеется? Или я плохо визжу? В следующий раз надо получше визжать.
— Что скажете? — спрашивает капитан.
— Кто кому? — уточняю. — Если я, то хочется узнать, почему меня похитили и приковали к стене?
— К стене? — удивился капитан. И повернулся к хмырю: — Это правда?
— Понимаете, — тот пустился в объяснения, — когда я пришёл к Альделу, тот объяснил мне, что сумел раздобыть демона и собирается использовать его в своих изысканиях. А поскольку я считался и, надеюсь, считаюсь до сих пор, в определённых кругах, крупным специалистом именно по демонам, он и пригласил меня для консультации… Сам же я ни сном ни духом не мог предположить, что эта девушка — ваш человек.
— То есть Альдел обманул вас?
— Не могу сказать, что он это сделал специально… Ведь он не говорил, что лично поймал демона, да и вряд ли он на такое способен. У каждого, знаете ли, своя специализации и свои пристрастии…
— Тогда, может быть, его обманули?
— М-м-м… понимаете, первоначально я так и подумал. Потому что эта, гм, девушка, не выказывала никаких, знаете ли, демонических признаков, в то время как…
И тут капитан жестом останавливает разговор хмыря — как кнопку нажал, и спрашивает меня:
— Леди Дана, признайтесь, вы — демоница?
Я чуть не прыснула: так я леди или демоница? Но постаралась удержать себя в руках… в руках… Придумала!
— Скажите, — обратилась я к хмырю со всей возможной для себя вежливостью, — а существуют ли какие-либо признаки, позволяющие чётко определить, кто перед вами: человек или демон?
— Ну-у, одним из характерных признаков огненного демона является повышенная температура тела, вплоть до возможности воспламенения отдельных предметов, за которые он возьмётся. Также возможны огненные плевки…
— Тогда — вот! — я протянула обоим свои руки. — Беритесь и проверяйте!
Капитан взял меня за руку сразу, а хмырь ещё некоторое время раздумывал, опасался. Но, поглядев на капитана, тоже прикоснулся к моей ладошке. Тьфу! Как будто милостыню я выпрашиваю. Надо было как бы для поцелуя подать. И чего я постоянно сразу ошибаюсь?
Лучше бы я ему в морду плюнула — надеюсь, почувствовав, что у меня слюна холодная, он пришёл бы в себя? От холода-то? Или замёрз бы напрочь.
Но я побоялась, что плевок и в самом деле получится огненным: внутри у меня всё кипело.
После этого он встал, поклонился — мне и капитану по отдельности — извинился — опять-таки персонально — и ушёл.
А капитан посмотрел на меня таким же странным взглядом, как и в тот раз, перед приёмом на работу, и сказал:
— А может, вы всё-таки демоница, Дана? Уж очень странные вещи вокруг вас творятся…
— Так это, наверное, потому… — «товарищ капитан», захотелось сказать мне, — что я прибыла из параллельного мира.
— А у вас что, там все такие? — заинтересовался капитан.
— За всех я не знаю (тут мне захотелось сказать «я вам не скажу за всю Одессу…», но удержалась, иначе пришлось бы объяснять капитану, что такое Одесса, а это уж ну прям-таки невозможно!), но, думаю, при переходе оттуда сюда я могла сильно измениться и приобрести неожиданные свойства… Неожиданные даже для меня самой.
— Может быть, может быть… — протянул капитан.
— Так он что, из-за этого и приходил? — решила уточнить я. — Что я — это не я, а демонша?
Капитан кивнул, а я фыркнула.
— Он — учёный, — примирительно заметил капитан, — а они все такие… — И сделал неопределённый жест возле виска.
Не знаю, почему я не сказала капитану, что видела этого хмыря и раньше? И что именно (скорее всего) он перенёс меня сюда? Может, потому что надеюсь, что ему как-то удастся вернуть меня домой? Но для этого желательно встретиться с ним наедине, без свидетелей. Уж там-то я с ним разберусь!
— Сегодня будем ловить бандитов? — поинтересовалась я.
Капитан молча покрутил головой и махнул рукой: иди, мол.
И я пошла домой — надеяться, что про меня забыли и что я никуда не поеду.
Но отвертеться не удалось: однажды утром — хорошо ещё, не под вечер, а то бы ночь не спала — прискакал нарочный — ну вот как нарочно, в самое неудобное время, я как раз в туалет собиралась заскочить — и сообщил, что завтра с утра отъезжаем. Нет, спасибо, что заранее предупредили, но у меня и так уже всё на дорогу увязано.
А на следующее утро — поехали. На этот раз к воротам моего дома — прощай, мой уютненький домик, не знаю, когда я тебя снова увижу! — подали приличную карету, из неё вышли три девушки. Одна отрекомендовалась как моя фрейлина, две другие — как охранницы. И действительно, на них глядя, о Шварценеггере забываешь. Или наоборот, вспоминаешь.
Но карета просторная, все разместились. Я — по ходу, у окошка, фрейлина, Гиэла, напротив. Амазонки — Витальда и Сермина — рядом с нами. Ножи, мечи да арбалеты они к стенкам кареты пристегнули — очень удобно, всегда под рукой и не мешают. Профессионалки… не в том смысле, разумеется. На меня поглядывают с некоторым высокомерием. Но, думаю, если бы не мундир мой, они бы на меня вообще не смотрели.
А я вот не буду на них вовсе обращать внимания! Главное — доехать. А ничего так, мягенько идёт каретка, не трясёт. А за ворота города выехали — ещё мягче пошла. Ну конечно, в городе же булыжник, а тут — земля.
И не одни мы едем: я в окошко выглянула — натуральный караван возков с тюками, экипажей да ландов таких же, на каком я уже ездила. И вокруг конники с пиками да саблями гарцуют, у многих луки к сёдлам приторочены. Серьёзная охрана, что и говорить. Но это же всё не для меня одной?
Ехали мы, ехали, я всё в окошко смотрела да Гиэлу спрашивала, мимо чего сейчас проезжаем. Надо же мне хоть чуть-чуть с миром познакомиться, куда я попала. О, она столько историй знает! И про Орочье болото, и про Драконью гору, и про Гоблинскую пустошь. Рассказала и про Разбойничий лес, в который мы вот-вот должны были въехать…
Ну, думаю, сейчас начнётся! И точно: слышу, впереди шум какой-то, крики, бряцанье оружия. Неужели нападение? А наша-то карета чуть ли не первой едет — это чтобы пыли поменьше глотать, так Гиэла меня просветила.
— Странно, — это уже Витальда пробормотала сквозь зубы. Они с Серминой сразу мечи и арбалеты расхватали, а кинжалы чуть не в зубах держат, оттого и дикция плохая. — Странно, почему это разбойники не в лесу засаду устроили, а прямо на опушке?
Выскочили они из кареты, ну и я за ними следом. Гиэла верещала там что-то, но разве меня удержишь. Я ведь любопытная вусмерть! Амазонки мои покосились на меня, но ничего не сказали. Только попытались плечами своими широкими меня прикрыть. Даже зубы от кинжалов высвободили, чтобы, значит, и зубами сражаться. А кинжалы к поясам привесили.
Смотрю, а впереди непонятки какие-то творятся: заросшие с ног до головы мужики… грязью, разумеется, а на голове волосами сплошняком — лиц не видно. И где там среди них самый главный, что в меня должен влюбиться? Да ну нафиг такую любовь!
Так вот, эти заросшие мужики, без оружия, стоят на коленях и в грудь себя кулаками бьют. Это что, засада мазохистов? А командир нашего патруля, то бишь начальник охраны, стоит рядом и репу чешет. И морда у него недоумённая-недоумённая.
Что такое? О! Надо пойти на разбойников поближе посмотреть. Амазонки хоть покосились, но ничего, пошли следом. За оружие только крепче уцепились. Соображают. Я и говорю: профи.
Подхожу поближе… что такое? Однако знакомое слово слышится. Не глюки ли у меня?
Стоя на коленях, разбойник бил себя в грудь и кричал, правда, сорванным до хрипа голосом:
— Ваша светлость! Помогите! Арестуйте нас, только заберите отсюда!
Ого! Это же надо, до какой степени их допекло! А разбойник продолжал разоряться:
— Не можем мы больше в лесу находиться и разбойничать!
Это что, аттракцион «Пробуждение совести» работает?
— Замучили нас эти звери, управы никакой на них найти не можем! Я с самого детства в этом лесу, все дорожки и тропинки знаю, со всеми волками и медведями дружу, можно сказать. И мы никогда друг друга не трогаем. Но эти краумпумпели совсем озверели! И откуда они только взялись? Дней десять как появились, а уже столько дел натворили!
Оп-па! А вот и снова знакомое слово прозвучало.
— И ладно бы просто съели кого-нибудь, понятно, не без того. А то ведь они совсем непотребное вытворяют!
— Так, помолчи! — бросил ему начальник патруля, то бишь командир охраны. И обратился к своим взводным, десятникам, сержантам — ну, кто у него там в подчинении: — Что будем делать, господа? Судя по показаниям этого типа, — он указал на разбойника, — в лесу развелись ужасные звери, краумпумпели. Они не дают ни прохода ни проезда ни пешему ни конному. Частью людей сжирают, частью… — тут он заметил меня и замялся: — Не могу повторить при женщине… Придётся ехать вокруг леса, а это минимум четыре дня пути, а то и вся неделя, если дождик брызнет.
И тут я решила вмешаться:
— Спокойно, офицер! У меня на родине, — я решила немного блефануть… Не блевануть, а блефануть: уточняю для слабослышащих и дойчеговорящих! Особенно для последних, а то им что «печь», что «бечь», что «бездна», что… нет, этого я повторять не буду: стесняюсь. В данный момент, то есть. Лучше потом, как-нибудь, когда мне под горячую руку попадётесь.— У меня на родине краумпумпели — это вроде как домашние животные, вроде кошечек.
— Ничего себе кошечки! — всхлипнул разбойник. — Сивагу, братана моего, в клочья разодрали!
— Тигры тоже кошки, но мясо любят, — холодно заметила я. И зря: судя по выпученным глазам, он и про тигров ничего не слышал, не то что про краумпумпелей. Но вот интересно: что они такое непотребное могут творить?
Но я-то сразу сообразила: ну не мог тот бывший вампир в стаю размножиться! Один, наверняка, гад, бесчинствует! То ли новое тело больше энергии требует, то ли у него от превращения аппетит усилился… впрочем, это одно и то же.
Я вроде как почувствовала себя обязанной помочь начальнику охраны, то бишь командиру патруля: это же я сама вампира краумпумпелем сделала. А может, вампиров в краумпумпелей превращать вообще нельзя? Откуда я знаю? Я и того и другого вообще живьём тогда первый раз увидела. И пока что в последний же.
— Что вы, леди! — начальник патруля решил преградить мне дорогу. Но я только взглянула на него своими холодными синими (когда я сильно злюсь, они у меня синеют, от злости) глазами и процедила:
— Между прочим, графиня!
Я уж не стала себя принцессой величать. Да и он, вероятно, об этом не знает ничего, иначе «вашим высочеством» поименовал бы.
Зато амазонки мои за спиной сразу заголосили:
— Принцесса! Принцесса! Мы вас не пустим! Мы обязаны довести вас в целости и сохранности!
Но я на них только:
— Цыц!
Они и заткнулись сразу. Вот так! А то взяли моду: свысока на меня смотреть. Я вам дам! Или Ван Дамм?
Повернулась — и пошла в сторону леса. А чего бояться? Сейчас день, вампир наверняка где-нибудь в чаще затаился, в тенёчке под кусточком. Это одно. А второе — если я его один раз в краумпумпеля превратила, то и второй могу во что-нибудь перекинуть, с меня станется.
Ну, далеко я заходить не стала — так, под сень деревьев, чтобы солнышко в глаза не светило. Тоже интересно: солнышко — не светило. Да как раз светило и есть! Но это шутка, сами понимаете.
Встала я под развесистым кусточком — амазонки шагах в десяти остановились и арбалеты чуть ли не в спину мне направили.
— Без команды не стрелять! — приказала я «командирским» голосом. Это меня тоже Алекс немножко потренировал, на всякий случай. Даже, помню, процитировал — из Устава ещё, кажется, Петра Первого: «Командирский голос не предназначен для ведения диспутов. Его задача — доведение до подчинённых распоряжений начальства максимально доступным для оных способом».
— Но как же, принцесса?! — заныли они.
— А вот так! — отрубила я, и, сложив ладони рупором, принялась звать: — Краумпумпель! Ко мне! Быстро! Бегом!
Судя по шуму сзади, кто-то из амазонок точно в обморок обвалился. А может, и обе. Но я пока оборачиваться не стала, потому что заметила, как в кустах напротив что-то зашевелилось. Я подождала немножко — и вот он, момент истины: выползает из кустов краумпумпель, собственной персоной.
Но близко подходить боится, и стоит, кажется, боком — это чтобы удрать побыстрее, в случае чего. Опасается, значит. Ну, а может, и не боком: я пока не так хорошо знаю анатомию краумпумпелей, чтобы определить, чем именно он ко мне стоит.
— Чего тебе? — спрашивает. Недовольно так, сумрачно. Как бы нехотя.
— Ты чего это безобразничаешь? — интересуюсь.
— Да жрать-то хочется…
— Я тебя не за жрать спрашиваю, а за… непотребства твои всяческие. — А сама думаю: вот я как раз и узнаю, что это у него за непотребства.
А он покосился вроде — ну, показалось мне так, без привычки общения с краумпумпелями — и отвечает, теперь уже жалобно почти:
— Да-а, я же здесь один…
— Ну и что? — не поняла я. Он вроде как замялся:
— Ну, в общем…
— Говори, не тяни кота за хвост! — не выдержала я. И его будто прорвало:
— Да-а, все животные парные, а я один! Мне… особь женского пола нужна! — выпалил он.
Ох, ты! Вот и ещё одна проблема образовалась. Думай, Даночка, думай, да побыстрее. А что же тут придумать-то можно? Где я ему самку, то есть особу женского полу, достану? Разве… разве сотворить из кого? Из кого же?
Оглянулась я на амазонок своих… Нет, не упали они в обморок, только подальше отошли. Это командир патруля, то бишь начальник охраны, и его заместитель грохнулись, едва краумпумпеля увидели. А амазонки их откачивают, то есть уже откачали и снова за арбалеты схватились.
О! Придумала! На арбалет посмотрела — и придумала.
— Слушай, — обращаюсь я к бывшему вампиру а ныне к краумпумпелю, — а знаешь ли ты… впрочем, откуда же тебе об этом знать? Словом, я перед тобой извиняюсь — за то, что сразу не сказала. Но ты и сам виноват, потому что не спросил меня, а удрал сразу! В общем, краумпумпели могут путешествовать между мирами… — боже мой, что я несу! Но это вполне может быть правдой. — Если сильно захотеть, разумеется. И значит, ты вполне можешь отправиться туда, в тот мир, где и живут краумпумпели и где много-много ихних… ваших самок…
Я даже покраснела немножко, когда выговаривала это слово. Хотя с чего бы? Ну да ладно, всё равно в полумраке леса не видно.
А краумпумпель подпрыгнул прямо, зарычал, и чуть не завопил, но придушенно как-то, видно, ему желание горло перехватило — я даже руки вперёд вытянула, чтобы его успокоить.
— Хочу, хочу, очень хочу!
И — бац! — исчез. Только вспышка какая-то огненная сверкнула — и нет его.
Ну, тут я поворачиваюсь к моим амазонкам… и гляжу, что начальник патруля опять отрубился. Да что же он у них такой нежный? А как же он драться с разбойниками собирался?
— Берите его и тащите назад! — командую. И рукой такой жест делаю, от себя. Мол, брысь!
Закинули мои амазонки арбалеты за спины, подхватили командира патруля, то есть начальника охраны, под белы рученьки и повлекли над травой аки ангелы небесные спасённого грешника. А глаза у них круглые-круглые, и большие, и на меня всё время оглядываются. Круглые — это от темноты, наверное, чтобы лучше видеть.
Вышли мы из леса — начальник патруля, то есть командир охраны, сразу в себя пришёл, как на солнышко вынесли, и амазонок моих за бока ухватил, будто, значит, это он им идти помогает — а там уже весь караван почти что на ушах стоит: шум, споры, пересуды. Но нас увидали — смолкли. А потом что-то вроде «ура» стали кричать.
А амазонки мои, я смотрю, меня так сразу уважать стали — меры нет! И дверцу кареты распахивают, и подножку из-под кареты вытаскивают…
— Передайте начальнику охраны, — говорю я им, — ну, или командиру патруля — никак не запомню, как правильнее, — что ехать пора. А то и так подзадержались мы…
Влезла я в карету, амазонки следом запрыгнули — глядь, а Гиэлла, фрейлина моя, в отключке валяется. Ну, надавали ей по морде… то есть похлопали по щекам, привели в чувство.
— Принцесса! — ахнула она, когда пришла в себя. — Я как узнала, что вы прямо в пасть к зверям пошли, так испереживалась вся, что не выдержала и потеряла сознание…
А по-моему, так она просто уснула, негодяйка. Ну да ладно, хоть выспалась, может быть.
Поехали дальше. Я откинулась на спинку сиденья и тоже вроде как задремала. Это ведь тоже стресс, а как же! Мало ли, что у того бывшего вампира на уме было? Вдруг захотел бы мне отомстить… Нет, всё же отчаянная я девчонка!
И тут я снова подумала о краумпумпеле — ну, а о ком же ещё? Весь на слуху и на памяти. Ведь если он действительно отправился в тот мир, где много-много краумпумпелих… ну и краумпумпелей, соответственно, то вроде всё закономерно. Но вот если его потом замучает ностальгия, и он захочет вернуться сюда, на свою историческую родину. Да тем более не один, а со всей своей многочисленной семьёй — помнится, у вампиров всегда много детей, как в фильме «Ван Хельсинг» показывали. И если они все поселятся в здешних лесах… то в этом мире совсем не станет разбойников!
И ещё подумала: а почему только в этом мире? Может, надо экспортировать краумпумпелей туда, где нужно избавиться от разбойников?
Потом я и сама приснула, или крепко задремала, потому что шушуканья амазонок и фрейлины Гиэллы слышались явно сквозь сон:
— Принцесса только позвала его — а он уже бежит!
— И подходить боится: хвост поджал и стоит в сторонке.
— А принцесса ему прямо так и приказывает: вон, говорит, из моего леса!
— А потом протянула руки — и чудовище испепелила!
— Да вы что! Да ну! Не может быть! — только и успевала вставлять между фразами амазонок Гиэлла.
«Враньё всё, — хотела сказать я. — Нету у него никакого хвоста… или есть? И я его не испепеляла… или испепелила? Ну, тогда не будет никакой стаи краумпумпелей, но будет много разбойников…»
А потом мне уже точно приснился главный разбойник. Он стоял в лесу, у развесистого дуба, под горячим душем, почему-то весь в одежде и лохматый, а краумпумпель тёр ему большой мочалкой спину…

 » Глава 20

ГЛАВА… ПОКА НЕ ЗНАЮ, О ЧЁМ — Я ЖЕ ЕЁ ЕЩЁ НЕ НАПИСАЛА. ВОТ НАПИШУ — ТОГДА И УЗНАЮ, О ЧЁМ ОНА!
Проснулась я от толчка: карета остановилась. И амазонки мои снова вооружились до зубов и повыскакивали наружу. Что такое? Новые разбойники?
— Что там? — спросила я спросонья.
— Дерево поперёк дороги лежит! — отозвалась одна из амазонок, я уж и не поняла, которая: Витальда или Сермина.
Ну, точно, разбойники! Не всех, видно, мой краумпумпель разогнал. Надо было ещё парочку вампиров превратить…
Это я спросонья так подумала, в нормальном состоянии ни за что до такой глупости не додумалась бы.
Послышались команды начальника патруля, или командира охраны, посылающие своих подчинённых подальше… в лес, для проверки наличия засады.
Я тоже, зевая, выползла из кареты, соскользнув со ступеньки и чуть не упав. Может, снова моя помощь понадобится?
Но вокруг царила тишина, лишь пересвистывались мелкие птицы: краумпумпель до них, похоже, не добрался.
Подождав в напряжении и пошастав в окрестностях предполагаемой засады, наши вояки додумались-таки оттащить бревно с дороги и двинуться дальше.
— Наверное, разбойники успели спилить дерево и уронить его на дорогу, а потом пришёл краумпумпель и всех разогнал, — высказала я предположение.
Мои амазонки, дыша обожанием мне в лицо, немедленно согласились с таким предположением. Ещё бы, я ведь главный специалист по краумпумпелям. То-то! Слушайте свою мамочку, она плохого не скажет. Но оружие так и не выпустили из рук до тех пор, пока из леса не выехали. Только потом понемножку расслабились.
Через лес мы ехали почти весь день, так что слова командира охраны и начальника патруля о четырёх днях пути вокруг леса следовало считать истиной. И в лесу не останавливались ни на минуту, даже перекусывали в движении, бутербродами.
А как из леса выехали, да отъехали от него примерно на… да далековато отъехали, тут-то и решили на ночёвку остановиться. Тем более что у них тут и место вроде бы подготовленное. И как они так точно рассчитывают, что обязательно в нужном месте останавливаются — то есть там, где всё оборудовано: и места для костров, и ветки для шалашей, и… ээ-ау-у! Это я зевнула. Вроде и придремала в пути, а спать всё равно хочется.
Да, и ручеёк невдалеке протекает. Но я туда не пошла — отправила Гиэллу за водой, умыться перед сном да зубы почистить. Нет, чтобы мне воды принесла, а не сама… Да и сама пусть умоется да зубы почистит: ей не помешает.
Хотя хотелось, склонясь над ручейком, позвать ту русалочку БульБульБуль, поболтать с ней. Да уж спать больно хочется, ещё больше, чем болтать. Даже удивительно, почему бы? Уж не простудилась ли я? Меня всегда, как простужусь, в сон клонит.

А пробуждение моё было… ужасным. Меня растолкала Витальда. Я недоспала минимум полчаса.
— Просыпайтесь, ваше высочество! Нас окружили!
— Ну а я-то при чём? — пробормотала я спросонья. — Вас окружили, вы и разбирайтесь. Вы же должны меня защищать, а не я вас. Или я что-то путаю?
— Нет, всё правильно, но… врагов слишком много!
— Врагов? Они так и представились, как враги? Дайте им в морду! Я спать хочу!
Но к нашей карете уже спешил начальник охраны, то бишь командир патруля. Не доходя до кареты трёх шагов, он упал на одно колено… А интересно, если бы он одного шага не дошёл, он бы на три колена упал? — подумалось мне спросонья. И возопил — да-да, именно так — возопил:
— Ваше величество! Герцог Анжуйский (или Зажуйский, я что-то не разобрала. С одной стороны, потому что спросонья, а с другой — у него как раз забрало рухнуло на рот. Но Анжуйский ведь вроде бы как из земной истории, так что здесь скорее Зажуйский) требует вашей выдачи! В противном случае грозит истребить весь караван.
— А послать его подальше нельзя? — сварливым голосом поинтересовалась я, высунувшись из окошка. Если понадобится, я ещё и не так умею. — Никакого этикета, никакой куртуазности! Кто в такую рань пристаёт к порядочным девушкам? Хам! Пошёл он на!.. — и тут я остановилась: этот-то при чём?
— Ему идти некуда, — уронив голову, отвечал командир охраны. Ну, или там начальник патруля, — герцог находится на своей земле. Поэтому мы полностью в его власти.
«Тогда пусть идёт под землю!» — хотела высказаться я. Но что уж теперь? Всё равно разбудили. Или мне следовало указать другое направление, куда бы следовало пойти герцогу? Более… анатомическое? Тогда бы слова начальника охраны, или там командира патруля, о том, что герцогу некуда идти, прозвучали бы весьма двусмысленно. Но насколько правдиво это относилось бы к герцогу?
— А чего вы, справиться с ним не можете? — уточнила я, но он только сокрушённо помотал головой:
— У него слишком много воинов!
И, выйдя из кареты и глянув на то войско, что окружило место нашей стоянки, я поняла, что нашему патрулю ничего не светит. И моим амазонкам — вкупе с ним. Придётся, видимо, мне снова выступать в роли невинной жертвы.
— Ладно, — говорю я мрачно. — пусть даёт носильщиков, вещички мои забрать. И экипаж соответствующий.
— Э-э-э, можно в этой карете! — залебезил начальник охраны — ну, или соответственно.
— На фиг! — произнесла я ещё более мрачно. — Она для меня несчастливая. К тому же в чём мои девчонки дальше поедут?
— Мы поедем с вами! — с жаром заявила Гиэлла, отчаянно надеясь, чтобы я не согласилась. Витальда и Сермина переглянулись и тоже шагнули вперёд:
— И мы!
— Отставить! — скомандовала я, и все три облегчённо вздохнули. Правда, Витальда с Серминой попробовали было подвывать что-то насчёт того, что их казнят, если они приедут в столицу без меня, но я только рукой махнула: какое там казнят! Начальник патруля — ну, или… обскажет, как было дело, их и простят. А брать на себя ответственность за три души, да ещё в лапах этого герцога Зажуйского… не внушает мне доверия его фамилия. Или это имя? Всё равно не внушает. Попробую уж как-нибудь сама обойтись. До сих пор у меня вроде как получалось.
Начальник патруля — … (вы меня поняли) — ускакал… нет, на своих двоих, но очень шустро… на доклад к этому Зажуйскому, девчонки мои прослезились, все трое, и вполне, кажется, искренне. Быстренько вытащили из кареты мои вещички — и закинули на какой-то шарабан, поданный этим самым Зажуйским. Не им самим, разумеется, а одним из прихвостней.
М-да-а! Мне лучше пешком идти, чем на эту задрипу садиться. Неужели этот… недожёванный не мог чего-нибудь поприличней прислать? Ну, ладно, дружочек, я тебе устрою весёлую жизнь, дай только до тебя добраться!
Я ощупала вилку в потайном кармане — здесь, голубушка! Хоть в последнее время я и привыкла без неё обходиться, а с ней всё же как-то спокойней. Так что всё оружие при мне — начинаем боевые действия!
Пока я шла за шарабаном — не стала пока на него залезать — слушала, что говорят мои бывшие попутчики. Что интересно — не злорадствовал никто, больше жалели. А если и злорадствовали, то в хорошем смысле, то есть против герцога Зажуйского:
— Герцог что, совсем с ума съехал? Да если она и вправду дочь короля Агриссинии, ейный папаша его с говном смешает!
— Это точно! Король Субарг — суровый мужчина.
— Да, как он разделался с орками прошлым летом!
Но были и скептики:
— Ну, наверное, Эйжуцкий (так вот как его правильно звать? Или говорящий тоже путает, как и я?) знает, что делает. Говорят, он недавно дракона поймал. А это тоже чего-то стоит. А если уговорит дракона помочь ему в сражении, то Субаргу придётся плохо!
Я шла и меня качало от разных мнений. Но чётко становилось понятно: выбираться мне придётся самой. Потому что никакого короля Субарга в своих отцах я не числю. Что бы там мне ни говорила в своё время матушка, но королей она точно ни разу не называла.
Пройдя оцепление из вражеских солдат — оно сразу же развернулось и двинулось вслед за мной — я заметила вдалеке группку людей, одетых побогаче и поразнообразнее, чем обычные воины, и направилась туда. Благо что и шарабан возница повёл в ту же сторону. Вот и посмотрим, что это за герцог Зажуйский и с чем его можно зажевать.
Это я так злость свою пытаюсь укротить — и от недосыпания, и вообще. Не морду же ему бить прямо сразу? Так подпрыгивать неудобно: он на коне сидит.
Но, надо отдать ему должное… хотя у меня ничего нет и я ему ничего не должна и отдавать не буду, так что это просто фигура речи, так принято говорить.
А вот насчёт другой фигуры, я бы ему обязательно показала. Не свою, нет — желательно из трёх пальцев. Но можно и из одного: прогресс движется в сторону сокращения количества материала, используемого в изделии.
Когда меня доведут — до белого каления, а не до герцога Зажуйского — я ещё не так начинаю выражаться: я, по-моему, предупреждала, так что терпите.
Да, возвращаясь к фигуре речи: а он не совсем хамло, этот Зажуйский: едва я подошла, он молодцевато спрыгнул с коня, хотя молодцом выглядел лет эдак пятьдесят назад, если не больше. И то не факт.
Что ещё? Талии у него, конечно не имелось — какая талия в рыцарских доспехах? А в них все выглядят стройно и со стальной мускулатурой. Лицо… могу описать только ту часть, что высовывалась из забрала. Глаза… под цвет доспехов — то ли тоже стальные, то ли так блестят. Непонятно отчего: если с утра пить, так ещё рано. А если от радости, что меня поймал, так сейчас обломаем.
Нос с горбинкой… сбоку. С правой стороны. То есть смотрит влево. И таких размеров, что плавать герцогу, пожалуй, тяжеловато: я не видела ещё ни одного катера, чтобы рулём вперёд плавал. Ну катеру-то проще: у него рулевой имеется. А с таким румпелем, опусти его в воду, пожалуй, на сторону сносить станет.
Уши… тоже не видны, но, надеюсь, либо не очень большие, либо хорошо шлемом прижаты.
Поклонился… слегка. И я его понимаю: в латах если равновесие потеряешь, сам не поднимешься. А если не поднялся сам — значит, потерял лицо. Во как у рыцарей сложно! Что-нибудь обязательно теряется — или лицо, или равновесие. Недаром у нас больше рыцарей нет: все потерялись.
Я же его и кивка не удостоила: хватит и того, что осмотрела с головы до ног — пусть посчитает за кивок. Медленный такой, заторможенный.
— Приветствую вас в своих владениях… принцесса!
А чего запнулся-то? Если не признаешь меня принцессой, то зачем задерживал меня и караван? А если признаешь, то почему задерживаешься при титуловании?
— Чем обязана? — Вот так! Приморозить его! Чтобы латы инеем покрылись, чтобы у него зуб на зуб не попадал!
— Узнав, что вы будете проезжать по моим землям, не мог не выразить вам свою признательность и не смог удержаться от того, чтобы не пригласить вас в гости!
— А откуда у вас появились сведения, что я буду проезжать именно сегодня и именно через ваши земли?
— О! Слухами земля полнится!
Блин! Как жить? Кругом одни шпионы!
— Странный у вас, конечно, способ приглашения в гости…
— А вы разве согласились бы принять моё приглашение?
— А вы пробовали пригласить иначе?
— Считайте, что я вас уже пригласил!
— А если я не умею считать?
— Такая высокообразованная особа просто обязана уметь считать.
— Я никому и ничего не обязана!
— Совершенно верно!
Ты смотри, как выкрутился! Орёл… долгоиграющий. То есть долголетающий. Ладно, посмотрим, насколько хватит запаса твоего полёта.
— А у вас есть что-то более приличное, чем этот рыдван? — указала я на шарабан. Или стоило так и назвать его — шарабаном?
И откуда только у меня всё это берётся? Я и слов-то таких знать не знала! А эта вот светскость ведения разговора? А может, я и вправду подселилась в сознание этой самой принцессы? Тогда многое становится понятным… То есть тайное становится явным. А многое ещё больше запутывается.
Герцог взмахнул рукой, и один из его собутыль… пардон, просто один из его свиты — пришпорил коня и поскакал куда-то вдаль.
— Этот, как вы изволили выразиться, рыдван, подан исключительно для ваших вещей. Разрешите предложить вам небольшую пешую прогулку, пока слуга приведёт карету.
— Пешую прогулку хорошо проводить на пару с лошадью: они их тоже любят.
— Ха-ха! Я ценю ваш юмор!
— Моему юмору цены нет, даже в базарный день. Кстати, почему вы не озаботились каретой заранее?
— Я не был уверен, что вы примете мои предложения.
— Ага. А, значит, рыдван вы приготовили потому, что были уверены, что мои вещи меня в любом случае покинут?
Герцог не нашёлся, что сказать. Он только скрипнул — не то зубами, не то доспехами — и переключился на рассказ о раскинувшихся вокруг нас землях. Я продолжала упорно идти вперёд, прекрасно понимая, что далеко он, по-хорошему, пройти не сможет, и потому либо грохнется наземь под звон своих доспехов, либо остановится, либо его подхватят под бока его нукеры и далее поведут, подпирая плечами.
Но герцог оказался на удивление выносливым, и трудолюбиво прошагал всё то время, пока к нам не подъехала карета — к слову, ничуть не хуже той, которую я только что покинула.
Пришлось садиться и ехать. Впрочем, я проделала это с не меньшим удовольствием, чем сам герцог. Так что вопрос кто кого умотал в этой пешей прогулке, остался открытым.
Ехали мы… не сказать, чтобы долго, но и немало — во всяком случае, часа два прошло точно, а уж полтора — наверняка. Да плюс пешая прогулка… Так что два — точно.
То есть я проголодалась. И потому предложение герцога отобедать с ним пришлось очень даже кстати.
«Хоть объем его, что ли, — подумала я. — Нанесу ущерб».
Въехали мы в его замок, он извинился и слинял куда-то на сторону, а меня препоручил дамочке в летах, чтобы та мне показала мои апартаменты. Эх, где вы, мои настоящие апартаменты! Действительно мои, постоянные, а не герцогские, временные.
Но — деваться некуда, пришлось зайти, привести себя в более-менее божеский вид и дожидаться герцога.
Зашёл он уже без лат и доспехов. И без шлема, конечно. Оттого и уши у него оказались нормальные, то есть спрятанные под причёской, так что я о них пока ничего конкретного сказать не могу. Фигура… ну да, была когда-то, наверное. А сейчас он, похоже, усыхать начал. Ну, всё приятнее, чем пивная бочка. Та к старости вообще рассыхаться начинает, и у неё изо всех сторон свищет и льётся…
Завёл меня герцог в столовый зал, а там столы от блюд ломятся… Ну, слуги почти сразу ломаные столы унесли, и поставили другие, попрочнее. Накрыли вновь.
Посмотрел герцог на стол, облизнулся и сказал:
— Обожаю икорку. — И его кривовато-красный нос со свистом втянул воздух.
— А ещё что? — не поняла я. Будто тут есть нечего. — Кроме корки?
Тем более что корок тут как раз и не имелось. Да понятно, что это я сострить хотела, да не получилось. Голодная, наверное, слишком.
В общем, еда едой, а беседа продолжалась. Герцог больше себя да свои земли нахваливал. Ну, тут я примерно стала соображать, откуда ветер дует и где собака порылась. Это что, вот этот старый хрыч ко мне в женихи набивается? Пусть сначала найдёт, чем набиться! Кроме самомнения, естественно.
Но, как говаривал Винни-Пух, это ж-ж-ж — неспроста! Что-то такое с этой принцессой связано, если её все почти поголовно на этом свете домагиваются, как говорила уже Елена Степаненко. Причём и самым натуральным магическим способом.
А герцог «на грудь», похоже, принял вполне достаточно, и его повело. Я не то, чтобы меньше пила — он, гад, специально за мной следил и наливал едва ли не больше, чем себе. Но у меня всё-таки две груди, а если учитывать ещё и общечеловеческую, которая у всех человеков, то есть людей, имеется, то и три. А это значит, что я могу в три раза больше него выпить! Вот как.
Пришлось с ним даже на брудершафт пить. Ну, и чёрт с ним! Выпили. И тут он снова что-то начал заливать о своих достоинствах, а заодно и том, как будет счастлива та, которая станет его женой. И, будучи уже почти совершенно пьяненьким, он спросил:
— А вот ты, например, могла бы стать моей женой?
Ну, я держу себя в руках, нить речи не теряю — помните о трёх грудях? — и спрашиваю его, как бы совсем не связанное с предыдущим:
— Ты, случайно, орнитологией не увлекаешься?
— Я-а? Не-эт.
— А придётся. Есть такая очень грустная птица, обломинго называется.
— Почему грустная?
— Да потому, что не весёлая…
Ну, птицы-то ладно, а вот рыбам в море вообще хреново: у них вся жизнь — сплошной косяк. Жалко мне их. Они хоть на блюде лежат и скалятся, но не хохочут ведь?
Я чуть не заплакала от жалости к рыбам, но тут он ко мне прямо чуть ли не откровенно полез. Я его мягко отпихнула. Он едва не упал — я его подхватила. Может быть, зря.
— Да знаешь ли ты, кто я такой? — заявил он. — Я — посланник!
— Сейчас ты станешь дважды посланник. И оба раза — в одно и то же место.
А он продолжает свои грязные поползновения. Поползень он, что ли? Вот тебе и орнитология в натуре.
Тогда я ему так прямо и заявляю:
— Слушай, герцог! Если ты не прекратишь вести себя по-свински, я… я превращу тебя в свинью!
Он ещё попытался хорохориться:
— Я — герцог! Это звучит… гордо!
— Я превращу тебя в гордую свинью!
Это его, похоже, пробрало. Протрезветь полностью он не протрезвел, но как-то подобрался.
— Хорошо! — говорит он. — Пойдём! Я покажу тебе свои вла… владения.
Ладно, думаю, прогулка на свежем воздухе — это самое то, что необходимо после сытного обеда, чтобы жир не откладывался.
Вышли мы с ним из дворца — он у него аккурат посреди замка располагался. А сам замок раскинулся — как море широко из песни. Тут у него и дворец есть, и постройки вся — ик! — кие. А замок будто и не замок, а крепость какая-то, наподобие Генуэзской в Судаке, только на ровном месте и попросторнее чуть-чуть.
— Я покажу тебе одно чудо! — заявляет мне эта пьянь тропическая. А я-то думала, что в старости уже не пьют: всё своё уже в молодости выпили. А этот, значит, не успел, сейчас догоняет.
И ведёт он меня к одной клетке. А в той клетке — мамочка родная! — я вижу… дракончика. Подрощенного, поболее моих раза в два, если не в три, или даже в четыре, а меня так, наверное, выше больше чем на голову. С голубой оторочкой гребешка — мальчик, значит. Красивый — меры нет.
И показалось мне, будто я этого дракончика уже где-то видела… Стала я вспоминать, где бы это могло быть. И тут у меня в голове словно что-то щёлкнуло! И я вспомнила, что точно вот этого дракончика мне показывала та дракониха, которой я отдала своих малышей-драконят. Точно! Это — её сын! Ура! Надо его спасти.
— Этого дракона, — хвастливо заявляет герцог, — я собственноручно… ручно… поймал! Вот так.
— Ты меня уважаешь? — выдала я сакраментальную фразу.
— У… уважаю, — произнёс герцог, наклонив голову, явно ожидая какой-то подвох.
— Тогда отпусти его на волю!
Герцог, недолго думая, молча показал мне дулю.
— Хам! — я окатила его презрением. — Драконьер! То есть браконьер!
Тут он отвернулся немного в сторону и со вкусом вырыгался… то есть выругался. Ну, то есть первое тоже, но после второго. То есть это оно стало вторым, а второе, которое было раньше вторым, стало первым.
Блевотина ещё сохраняла запах редких деликатесов, поэтому противно было, но последовать не хотелось.
Ну что мне тут оставалось делать? Влепить ему пощёчину? Не хотелось пачкаться — в буквальном смысле. Он же весь в этой своей, полностью… не будем называть вслух, в чём. Тем более что уже названо. Но это не я, это автор.
Развернулась я молча да ушла — в свои апартаменты, пусть и временные.
Встретив по пути одного из шестёрок герцога — хрен знает, как того зовут, я так и не врубилась, Зажуйский или Отжуйский, а что до имени, так вообще тёмный лес — отослала помочь хозяину. Иначе, говорю, он в блевотине своей утопнет. И — мерзко захихикала. Каюсь, не я — алкоголь во мне шалил.
Однако, придя в апартаменты, с меня будто корова языком… э, нет, это я погорячилась: коровы не пьют! В общем, вру я: залезла под холодный душ и дрожала под ним, пока не очухалась.
Почему я это сделала? Да глаза дракончика забыть никак не могла: тоска в них по свободе так и выхлёстывала наружу.
Но я всё же малость прикорнула, не раздеваясь, на углу того стадиона, что герцог мне выделил под именем кровати. Но поскольку я спала на углу, и в одежде, а тем более после соответствующих возлияний, то — не будем стеснятся — разбудил меня мой мочевой пузырь. Зато потом, когда я вполне удовлетворила его желания, во мне проснулась бурная жажда деятельности. Из чего я делаю вывод, что миром правят мочевые пузыри: сделайте им красиво, то есть хорошо — и они преподнесут к вашим ногам весь мир… Пардон, я, наверное, пока ещё не вполне протрезвела. И не совсем проснулась.
Но зато вышла из покоев — ага, хрена тебе, герцог! Ты думал, что в этих покоях упокоишь меня навсегда? А вот фигушки тебе! Если проснёшься — а я очень надеюсь на обратное, уж много ты, паскуда, выпил, в твоём возрасте на подобные подвиги уже не замахиваются, — то я постараюсь вбить тебе в башку… но это потом.
А сейчас передо мной возник — пока что чисто номинально, то есть молча — один из стражей, которых этот полоумный — или полуумный? — герцог приставил меня стеречь. Но я-то вам не то-это. Я простёрла к нему руки и произнесла заклинание упокоения:
— Спать, твою мать!
И сразу же глазоньки бедного стража затворились, и он вспомнил свою матушку, ещё в пору младенчества… в свою пору, не в матушкину!.. когда он, вволю насосавшись тёплого вкусного материнского молочка, закрывал свои ясные… наоборот, мутные!.. они тогда у него ещё не прозрели окончательно — месяца два ему было, не больше! — глазоньки, и погружался в глубокий-преглубокий и, что самое главное, здоровый сон…
Но тут, откуда ни возьмись, выскочило ещё чуть ли не целый десяток стражников. И я тогда закричала на них… шёпотом:
— Спать! Всем! Энергично! — И они усиленно уснули.
А я, зевнув за компанию, вышла во двор и направилась к той самой клетке, в которой томился бедный сыночек моей знакомой драконихи.
Он меня узнал, и радостно забил хвостом, и зашипел… вполголоса, когда я ему, то есть себе, приставила палец к губам и прошептала «Тс-с!».
Он примолк, и тогда я телепатировала ему образ его матушки-драконихи… Просто удивительно, до чего легко алкоголь снимает всяческие барьеры! Я бы в своём нормальном состоянии наверняка до такого не додумалась бы. А теперь, после пьянки с герцогом — ик! — у меня будто новые силы появились. Ладно, если герцог так мне в этом помог, я его больно убивать не буду.
Дракончик, когда увидел свою матушку — пусть даже в моей подаче — просто… да замер он, что ещё. И такими глазами на меня посмотрел, что я тут же клетку его открыла.
— Лети, говорю, голубок сизо… то есть золотокрылый!
«А ты как же?» — это уже он спрашивает. И я его понимаю!
«Но ты же меня не унесёшь…»
«Да. Ты слишком большая для меня, извини».
«Да ничего. Я ещё не знаю, что тут будет дальше, так что пока останусь».
«Герцог — злой человек. Меня поймал, тебя поймал».
«Да это-то ясно… Ладно. Ты, главное, лети, а там видно будет».
«До свидания!»
«Угу, о-кей!»
Что самое интересное, что я с ним могла приблизительно вот так переговариваться, в то время как с его мамашей могли лишь мыслеобразами обмениваться. В чём тут дело: то ли я свои способности развила, то ли драконово младое поколение так акселерировалось. Лучше бы, конечно, первое…
Но на прощание я ему один мыслеобраз всё-таки отправила, вдогонку — не знаю, принял он его или нет. А у меня он как-то непроизвольно образовался: будто сижу я в его клетке, а он парит на свободе. Может, и уловил: во всяком случае, прощальный круг надо мной он сделал.
А потом я пошла спать — надо же добирать упущенное.

И это...

Нет, надо срочно перекрашиваться!

Ну ничего, почистим: швабру в руки - и вперед!!!

А вообще-то, может быть, кому-нибудь полезно и второй раз перечитать.

Еще немного, еще чуть-чуть...

Ой, это я вроде как по третьему разу уже пошла? А вроде и не пила...

 » Глава 21

ГЛАВА… ДА ГЛАВА, ГЛАВА! А ВЫ ЧТО ДУМАЛИ? НО ВОТ КАКАЯ? ВОПРОС… НАВЕРНОЕ, ОЧЕРЕДНАЯ!
А наутро меня ждал пренеприятнейший сюрприз: бешеный герцог.
Не знаю уж, что тому сталось причиной — то ли встал не с той ноги… поневоле пожелаешь, чтоб они у него обе отсохли, прости господи!… То ли вожжа под хвост попала… даже и не предполагаю: его запрягали, или же он в такую рань решил не верхом, а на бричке прокатиться. То ли ему вообще уже давно просыпаться противопоказано.
Короче, взбеленился он… а, понимаю: белены объелся, наркоман чёртов. И мне поставил ультиматум — это вроде как последний мат. Не знает, идиот, что у меня этих матов — пруд пруди! Просто я пока сдерживаюсь, иногда.
Нет, наверное ему сон плохой приснился. А сам виноват! Я давно заметила: хорошим людям всегда снятся только хорошие сны, а плохим — какие придётся. Вот мне, например, всегда только хорошие сны снятся. А вам?
То есть вот что произошло утром: заявился он в мои апартаменты — покоями я их назвать не могу, после того, как он мне в них покоя как раз и не даёт — и заявил… вот гад же он дважды: и сам заявился, и мне заявил:
— Принцесса! Ты должна незамедлительно выйти за меня замуж!
— Так за тебя или замуж? — не растерялась я. — Ты уж определись наверняка!
Она вроде как немного опешил — ну, он и так ко мне не на лошади и даже не на хромой козе подкатывался: пешком пришёл. Потому, наверное, легко и ещё один разок опешил. И продолжает:
— Или ты выйдешь отсюда женой… меня, или вообще не выйдешь!
Ситуация показалась мне легко узнаваемой, однако я её так не узнала. Но задумалась. А он продолжал, ободрённый моим молчанием. Это он думал, что молчание — это знак согласия. Ага, щаз!
— Если ты дашь согласие на брак немедленно — мы отсюда пойдём прямо к священнику!
— А если нет? — я решила прояснить все варианты.
— Тогда тебя запрут тут, и не будут кормить, пока ты не согласишься!
— Ой-ой-ой! Напугал ежа голым задом! — высказалась я, как высказывались мои предки-запорожцы, когда писали письмо турецкому султану.
— Есть захочешь — согласишься, — пригрозил он.
— Перетопчешься! Специально для тебя сдохну от голода, превращусь в привидение — и буду тебе досаждать всю оставшуюся жизнь. Волком взвоешь! Сам в петлю залезешь!
Он, вижу, перепугался. Ещё бы! По всем мировым религиям — самоубуйство — страшный грех. Это меня батюшка из церкви просветил, когда я в третий раз себе вены резала. Да дура была, конечно — это я сейчас понимаю. Поэтому сейчас хочу обратиться к девчонкам, которые тоже подобную херню задумали: девочки! Пошлите вы их всех на хрен! Можно даже на их собственный. Не стоят эти козлы того, чтобы мы из-за них себя своей юной жизни лишали. Найдутся другие козлы… ой, чего это я? Я-то вот Алекса нашла, или дождалась, или он меня нашёл, а он нисколько не козёл, ну разве что иногда… совсем чуть-чуть, козликом прикидывается. Или козлёночком. Тогда я делаю вид, что я — сестрица Алёнушка.
Ну а у других… Да, а чего, бывает, конечно, что девчонка всю жизнь только одних козлов и встречает: козёл за козлом, козёл за козлом… целое стадо, бывает, через себя пропустит… в буквальном смысле, причём. Ну, что ж, и такое случается. Но даже и такой девчонке можно сказать: не отчаивайся! Считай себя… пастушкой. Этих самых козлов.
Но, в общем, думаю, вы меня поняли: будьте нужны сами себе, а уж те, кто на вас в дальнейшем западать будут, обязательно найдутся. Поэтому, как бы ни было трудно — перетерпите. Прямо сейчас, хоть денёк, хоть недельку. А потом обязательно будет лучше. Ну, или привыкнете хотя бы, что ли…
А насчёт голодать… он-то не знает, чего я могу сделать! Недаром же я в кулинарном училище училась. Ну, пусть и дальше также думает.
В общем, он засопел, как паровоз… вот же ещё тоже интересно: вроде как средневековье у них на дворе, а сами сопят, как паровозы. И второй паровоз… то есть парадокс: если они сопят, как паровозы, почему до сих пор паровозов не изобрели?
Ушёл он. Я бы даже сказала, убежал. Вприпрыжку. Как будто я ему пинка под зад дала. И так мне досадно стало, что я ему и в самом деле не дала… Пинка под зад, то есть. А вы что подумали?
Подошла я к окну… Ё… ! Вот на этот раз вы подумали правильно. И как я раньше этого не заметила? Да нет, заметила бы, заметила! Не было её раньше, вот что!
Решётка на окне образовалась. Толстючая и ржавая, что особенно противно. И когда этот гад успел? Колдун, наверное.
Но хорошо, что хоть оконные створки отворялись внутрь, и я окно открыть смогла. А уж как открыла… ну, вы меня поняли? Да! Совершенно верно! Убирать полностью я эту решётку не стала — мало ли: вдруг этот извращенец кого-нибудь ко мне через окно подошлёт. А вот сделать решётку золотой — сделала. Она и не так заметна стала, на фоне золотой зари-то. Да и вообще…
Есть мне пока не хотелось: вчера я так натрескалась, что сегодня до обеда вполне могла поголодать. А потом…
Я осмотрелась в апартаментах: и что тут можно будет пустить на еду? Ну, самое бросающееся в глаза — диваны. Он их, идиот, натуральной кожей обтянул. Белой, самой аппетитной. Её и в нормальных условиях есть можно, только сварить надо. Ну а всё остальное, что поддаётся магическому воздействию и пригодно к превращению в пищу, и описать невозможно: всё сущее съедаемо. Это нам наш препод по основам кулинарии рассказывал, Сергей Аполлинарьевич. «Съесть можно всё, что угодно, — говорил он, — необходимо только соответственно приготовить». А ещё он говорил: «Мы должны быть бздительны… то есть бдительны. И оценивать увиденное в первую очередь и единственно с точки зрения пригодности в пищу». Он раньше, помнится, спецом по выживанию работал. Нет, не по выживанию соседей из коммунальной квартиры, а в спецназе. Типа того, что забрасывают их с одним ножом в пустыню — а оттуда чтобы на «хаммере» приехать.
Вот я и оцениваю: кружавчики с висюльками в лапшу превратить можно, половички полосатые: красное-белое — в бекон, розетки под цветами, белые с жёлтым — в яичницы. Да мне тут на пару месяцев еды хватит! А потом ещё барельефами займусь, да картинами на сельскохозяйственную тему. Он что, герцог, совсем рехнулся? Повесить на стенах выпускницы кулинарного техникума с магическим уклоном (о том, что магический уклон я приобрела только когда сюда переместилась, уж умолчим) картины в духе классического реализма… а я полагаю, что и с сюрреализмом проблем не возникло бы, кубизм разве мог подгадить… и после этого ожидать, что она убоится угрозы голодной смерти? Это при том, что на одной картине нарисованы пасущиеся стада буйволов, а на другой так и вообще мамонтов? Да у меня тут в комнате пара дивизий атомную войну переждать может! Ничуть не голодая, между прочим.
А что? Я вполне чувствую в себе силы оживить любое существо с картины — в натуральную величину — и затем наделать из него бифштексов. Не знаю, правда, откуда во мне эта уверенность появилась, но она мне нравится!

Полдня он меня честно не трогал. А вместо обеда началось… Нет, я тут совершенно ни при чём, хотя как сказать. А дело было так.
Сижу я себе печально перед окном и на пейзаж за окном сквозь клетку свою золочёную… чего? Самую что ни на есть настоящую золотую! И причём сама её себе и приготовила… Как-то странно всё: что, получается, я сама себя в клетку засадила? Получается, так, с какой стороны ни взгляни. Ну, ладно.
Сижу я, значит, перед окном — телевизора же здесь всё равно нет, так хоть в окошко посмотреть — и на пейзаж за окном сквозь клетку свою золотую поглядываю. И вдруг смотрю — самолёт летит! Реактивный! И след за ним такой… настоящий самолётный остаётся! Ура, думаю! Цивилизация сюда сама прилетела! Может, и телевизоры привезут?
Потом спускается самолёт пониже… гляжу — а это дракон! А в небе — ещё следы такие же, самолётные… то есть драконовские, наверное? Или драконьи… И тоже вниз пошли.
В общем, смотрю, а через пять минут вокруг замка уже, наверное, штук пятнадцать драконов кружилось. Это больших только, а ещё три маленьких: ну, не совсем маленьких, а подрощенных. Но они вдалеке держались, над самим замком не залетали.
Смотрю — а на самую высокую башню замка какой-то лысый урод с большим носом выскочил и огромным белым флагом замахал. Тогда один дракон к нему подлетел, присел рядом, дыхнул пламенем — в сторону, правда, не на самого урода — и вроде бы они с ним будто бы беседу затеяли.
Только недолго разговаривали — тот урод быстро-быстро закивал головой, воткнул свой белый флаг куда-то в дырку на башне — и скрылся.
А через пять минут, весь запыхавшийся, ко мне герцог вбежал — без парика, лысый, череп весь в каких-то шрамах, и вообще без ушей. Словом, страшнючий — меры нет. И он ещё собирался на мне жениться? Три раза «ха!».
Так это он, оказывается, только что на башне был!
— Ваше высочество! Собирайтесь! За вами драконы прилетели!
А глаза у него… Вы дырки в унитазе видели? Точно такие же. И воняют. Нет, ну воняло, конечно, не от глаз, но отчего конкретно — я не принюхивалась.
Схватил этот герцог обе мои сумки — и сам попёр обратно на башню.
Ну, я, конечно, торопиться не стала — иду быстро, но с достоинством, как и положено настоящей леди… то есть теперь уже принцессе! А что вы думали? Знай наших!
Выхожу я на площадку башни, а там герцог стоит, отдувается и со лба пот вытирает — и три дракона напротив него. Вернее, два дракона и дракониха. Та самая, которой я отдала своих малышей-дракончиков! Ура! Я спасена!
Дракониха жестом показала мне на свою спину, а телепатически показала ещё картинку, как к ней подлетает тот самый дракончик, которого я вчера из клетки освободила, и как они оба обнимаются!
Два дракона прихватили лапами мои сумки, я обняла дракониху за шею, залезла ей на спину — и мы полетели!
Ух, как здорово летать! Да ещё в окружении пятнадцати золотых драконов! Настоящий эскорт сопровождения. Я теперь точно настоящая принцесса! Даже если ею никогда раньше не была! Ура! Ура драконам!

Как мне показалось, летели мы недолго. Да я и не следила за временем — всё равно не по чём, часов-то тут не только у меня нет, а вообще ни у кого. Наверное, они все тут счастливы безмерно — если верна пословица «Счастливые часов не наблюдают».
А я просто смотрела на проплывающую подо мной волшебную страну и любовалась её красотами. И как-то мне становилось наплевать на свой непонятный статус, на всяческие поползновения в мою сторону со стороны будто бы благородных особ, на кишащие разбойниками леса — и на прочие оставшиеся внизу неприятности. Наплевать, но не забыть.
Вот всегда так: всё хорошее очень быстро кончается, зато всякие гадости, кажется, тянутся бесконечно.
Драконья страна напомнила мне Швейцарию — так, как я её представляла по рекламе шоколада с коровкой. Только ещё лучше. Или на пейзажи из фильма про хоббитов. Такая же зелёная травка, плавное перетекание неровностей ландшафтов одного в другой, разбросанные повсюду каменные валуны со следами драконьих когтей, одинокие деревья, словно фонтаны, выстреливающие в неожиданных местах, озера и ручьи, отражающие небо… И — то там, то тут — золотые взблески драконов. Они прогуливались по зелёным лужайкам, грелись на скальных плитах, плескались в озёрах и водопадах, гонялись друг за другом и играли в чехарду — ну, последнее, понятно, самые маленькие.
Так и хотелось закричать, подобно Маргарите: «Я в восхищении!»
Дракониха пошла на посадку, вытянув задние лапы. Земля приближалась — ну точь-в-точь как на самолёте. Но — не так: там ветер не бьёт в лицо и не пахнет цветами.
Мы приземлились на площадку возле входа в пещеру. Два дракона, нёсшие мой багаж, зависнув в воздухе, осторожно опустили сумки на траву и, сделав круг почёта, улетели. А на площадку вслед за ними прибежали мои няшки и недавно освобождённый старшенький. И стали прыгать вокруг меня и облизывать. А я-то думала, что это они к замку летали, а там другие подростки тренировались, их с собой взрослые драконы брали, типа набраться боевого опыта. Но я об этом потом узнала.
Дело в том, что драконы, вообще говоря, летают не при помощи крыльев, а при помощи своей драконовой магии. Крылья у них чисто декоративные, и летать на них нельзя. Нет, спланировать, если с какой-нибудь вершинки, можно, но взлететь с места — увы. Хотя они всё равно крепость крыльев развивают, и это правильно: в случае необходимости долбануть врага крепким крылом — мало не покажется.
И я ещё радовалась тогда, в замке, так думаючи, что мои ко мне прилетели. Выходит, зря радовалась. Но ничего: сейчас зато больше порадуюсь.
И вот все трое дракончиков радостно прыгали вокруг меня, а я — вокруг них. И гладила их, по чём успевала — уж очень они шустренькие, особенно малыши.
А потом возникла проблема… Ну вот всем хороши фэнтези, и сказки, и волшебные страны… Одно плохо: не знаешь, куда в туалет сходить. Везде такая красота!.. А без этого-то нельзя! И что делать? А в драконий туалет не попросишься: какие бы они ни были золотые-раззолотые, но едва я представлю их толчок… и как я туда проваливаюсь… И зачем, спрашивается, я сюда прилетела? Надо было лучше попросить, чтобы меня высадили по дороге.
Нет, я без всякой задней мысли, а именно так: тут очень красиво. Но в туалет хочется. Не хочется загаживать такой прекрасный мир, а без этого нельзя. Может, и наш мир окажется не так уж плох… если решить эту проблему. Я не имею проблему туалетов: она у нас давно решена. Не везде, правда, но в основном. Хочется надеяться, во всяком случае.
А вот просто разрешение этого парадокса в сознании: скажем, некто видит идеальный мир. Но его физиология требует обратного. И, поступив согласно требований физиологии, этот некто решает, что мир — отвратительный. И продолжает гадить в него уже без зазрения совести. И, главное, не хочет убирать за собой. Вот в чём, по-моему, главная проблема нашего мира: его не понимают. И кто? Тот, кто в нём живёт! Парадокс!
Мою проблему помогли мне решить мои няшки-дракончики: ни дракониху, ни её подрощенного сынка я постеснялась спросить — из чувства ложного стыда, как я теперь понимаю. Но что делать: величие Драконьей страны заставило меня забыть о насущных проблемах, а значит, я потеряла часть гармонии. В свой-то мир я худо-бедно вписывалась, но, посчитав драконий намного лучше, позабыла об их подобии в более широком плане. А этого делать ни в коем случае не следует.
Спасибо драконам: в тот же день всё разрешилось наилучшим образом — меня поселили в пещере, в которой имелся внутренний ручеёк, специально для подобных целей. Он вытекал прямо из стены пещеры и исчезал где-то в её глубине, куда пролезть не имелось никакой возможности, да я и не собиралась. Меня несколько пугала та темнота, и потому я старалась выбираться из пещеры сразу после пробуждения.
Мой прилёт, в общем, никто не посчитал чем-то особенным. Да и что произошло: я помогла дракончику, дракончик помог мне — все в расчёте. Няшки, правда, обрадовались совершено искренне, ну так дети на то и дети, чтобы реагировать чище, чем взрослые.
И я отправилась на знакомство с Драконьей страной.
Мы сопровождал освобождённый мной драконёнок. Запомнить я его имя, конечно, не запомнила, тем более что у драконов имена вообще весьма сложны для человеческого произношения, к тому же мы с ним обменивались мыслями, а это тоже вносит определённый разлад в понимание. Но из того, что мне удалось выцепить, я называла его просто Пыш — ещё и потому, что у него стало прорезываться огнедыхание, и он постоянно пытался пыхать пламенем.
Драконы, вообще говоря, разговаривают в основном образами, подобно тому, как мы пытались говорить с его матерью-драконихой. Кстати, у неё оказалось очень поэтическое имя: и когда она мне представлялась, и когда дракончик говорил о ней, у меня в сознании возникало видение утренней зари над горным озером в тонкой дымке.
Драконёнок шёл рядом и «болтал» вовсю. Если бы мы с ним разговаривали обычными словами, он перетрещал бы всех окрестных птиц и заглушил звучание ручья, а так мне удавалось послушать и то и другое.
Едва утром он подбежал ко мне, как сразу обрадованно «завопил»:
«Сегодня я покажу тебе все красивые места! Я поменялся с… — тут он выдал какое-то длиннющее драконское имя, долженствующее обозначать его друга-погодка, — и он согласился попасти овец вместо меня. А я — завтра».
«Пасти овец? — удивилась я. — Вы разводите овец?»
«Конечно! Ты же помнишь, что вчера ела? Тебе ещё так понравился шашлык! Я его тоже очень люблю!»
Шашлык мне нравится всегда, и я стараюсь не думать о тех овечках и барашках, которые… А, с другой стороны, что о них думать? Бараны — они бараны и есть. Не хотели бы, чтобы их ели — стали бы волками, например. Или людьми. Впрочем, некоторые, наверное, так и поступили — судя по некоторым моим знакомым. Но зато другие так и остались… ну, вы меня поняли.
«А я думала, что вы охотитесь на диких коз в горах».
«И это тоже, но это далеко отсюда. Если бы мы жили только охотой, то обязательно голодали бы. Так рассказывает Наставник. Раньше так и было, нам приходилось летать к людям и… утаскивать у них коров, свиней и овец. А иногда и…» — он покаянно вздохнул. Или раскаянно? Ну, это тонкости.
«Понятно».
«Ну вот. А потом мы стали сами разводить овец и коз — видишь, какая теперь у нас стала красивая травка?»
«Травка замечательная. Я ещё подумала, что вы её специально подстригаете».
«Вот ещё! Это овцы и козы выщипывают. А раньше, Наставник рассказывал, тут трава была — выше меня! И потому люди могли подкрадываться, и…»
«Понятно…» — Симпатия обоюдная. То есть антипатия.
Да, иначе, чем живыми газонокосилками, такой газон не создашь: повсюду на местности ни одного ровного местечка, везде какие-то ухабины, ложбинки, пригорки, канавки — и всё заросшее изумрудно-зелёной щетинкой травы. Я шла, чуть ли не спотыкаясь, а Пыш словно летел над землёй: у него каждая нога при ходьбе попадала будто в специально для этого сделанную впадинку, отчего получалась изумительная ровность походки. Вот же приспособились, ребята… или сделали так специально?
«А как ты попал в клетку?»
Драконёнок споткнулся от волнения. На тебе — сглазила!
«Заблудился. Начал подлётывать — интересно же, первый раз. Потихоньку-потихоньку забрался далеко отсюда. Устал. А тут этот, на лошади. Ну и…»
«Понятно…», — в очередной раз протянула я.
Мы добрались до малюсенького озерца, разливающегося под обрушивающимся с высокого скального обрыва водопадом.
«Искупаемся?» — предложил Пыш. Я потрогала ногой воду.
«Холодно».
«Давай, я подогрею!» — и он с готовностью пыхнул пламенем.
«Замучаешься греть». — Я представила, как Пыш, высовывая от старания язык, лежит возле едва ли тёплого озерца и дует огнём на воду, а я, синяя от холода, торчу посреди него, и мне стало смешно.
Я транслировала ему эту картинку, и он засмеялся тоже. Потом прыгнул в воду и принялся нырять и резвиться. Ныряя, он иногда выпускал под водой огонь, и тогда наружу всплывали языки пламени в обрамлении клубов пара. Очень красиво. И вообще: золотой дракончик, синее озеро, зелёная трава. Даже серость скал удивительно гармонировала с окрестным пейзажем. Мне было — здорово!
Накупавшись, Пыш вылез из воды и подошёл ко мне:
«Пойдём, теперь я покажу тебе огненное озеро!»
«Огненное?»
«Да. У нас его называют Дыхание Прародителя, и рассказывают, что давным-давно самый первый дракон прилетел сюда и, чтобы все знали, что эта местность принадлежит драконам, оставил здесь всего себя…»
«Всего себя? А как это? Не понимаю…»
«Я покажу тебе. Ты всё увидишь сама»
И я увидела. Мне это напомнило обычное лавовое озеро — ну как: обычное? На заднем дворе у тёти Дуси такого не увидишь, а вот на Камчатке и на Гавайях, а также в Индонезии их иногда можно встретить — а больше мы с Алексом нигде в других вулканических местах и не бывали.
Хотя, конечно, впечатление незабываемое — главное, лава не застывала ничуточки, а булькала себе и булькала горячей жижей, напоминая прозаический красносвекольный борщ. Только жар от него чувствовался и на большем отдалении, чем от кастрюли с борщом.
Словом, мы гуляли с Пышем долго-долго, день за днём, и он то показывал мне торчащие из земли острые словно пики скалы, которые называл Когти Прародителя, то источенную пещерами удобную гору, в которую однако никто до сих пор не вселился, потому что её называли Голова Прародителя, то понижающийся с юга на север горный хребет Хвост Прародителя, то бесплодные лавовые равнины иссиня-чёрного цвета — Крылья Прародителя… А что, может быть, так оно и есть. Недаром же говорят, что легенды — это отголоски действительно произошедших когда-то событий.
Кстати сказать, на следующий день я напросилась с Пышем пасти овец — мне это тоже было интересно, я ведь никогда в жизни не пасла овец, только читала в книжках, как в пастушек влюблялись прекрасные рыцари… Но мне это не грозило: во-первых, мой рыцарь находился неизвестно где и непонятно насколько далеко отсюда — я имею в виду Алекса, разумеется, и никого другого. А во-вторых, я была с драконом, пусть и с маленьким. А даже к маленьким драконам любые рыцари, пусть и самые отважные, будут относиться с опаской. Даже если это рыцари, как говорится, без сраха и прёха. Бессрашные то есть.
Овечки мне очень понравились: беленькие, кучерявенькие… А ягнятки так вообще няшки! И вот этих няшек они потом… Но додумывать я не стала: ни к чему. Се ля ви! — как говорят французы, то есть «такова жизнь»: хочешь жить — изволь кушать.
Пыш действительно показал мне если и не всю Драконову страну, то большую её часть — ту, которую я могла обойти пешком: мы каждый день отправлялись с ним в новое место. Овечек больше пасти ему не припадало, поэтому он сопровождал меня повсюду, и я не отказывалась от его эскорт-услуг. Хотя никакой опасности мне здесь не угрожало и не могло угрожать: все драконы знали историю про Няшу и Няшика — они их, правда, обозвали по-своему, но я не в обиде. Ведь чтобы им вырасти настоящими драконами, их и нужно воспитывать по-драконовски, полностью драконовскими методами. Нет, это совсем не то, что принято понимать у людей: у драконов по-драконовски означает в точности то же самое, что у нас — по-людски, или, правильнее, по-человечески.
Поэтому я видела их очень редко, но не обижалась: они же ещё маленькие, им расти и расти. Главное — что они всегда радовались, когда меня видели, и лезли обниматься и целоваться. И, как сказал мне Пыш, они будут помнить меня теперь всю оставшуюся жизнь, это не люди, которые быстро забывают сделанное им добро. А живут драконы долго-долго — тоже не то, что люди. Может, поэтому и память у них получше?
Мне нравилось путешествовать по Драконовой стране. В любую погоду. У меня всегда было «солнечное» настроение. Я будто получала энергию от всего, что видела и где была — и от поросших мелкой зеленью холмов, и от грозных заострённых скал, и от сверкающих синевато-зелёных ледников. Я впитывала эту энергию, и мне хотелось летать! И я так жалела, что у меня нет крыльев, тем более что Пыш всё время усиленно тренировался на подлётах и постоянно забирался на все более-менее подходящие пригорки, чтобы спрыгнуть с них и пролететь несколько десятков метров.
Глядя на его неуклюжие упражнения, я поймала себя на мысли, что мне тоже очень хочется забраться вслед за ним на высокую гору, распахнуть крылья — и полететь. У меня появилось такое ощущение, что если крылья и не вырастут у меня в этом случае мгновенно, то тогда я смогу полететь и без крыльев.
Может быть так и случилось бы, а может, наоборот, всё закончилось бы значительно печальнее — я всё же не дракон — но в предпоследний день моего пребывания в Стране Драконов — он оказался предпоследним именно из-за этого — у меня состоялась неожиданная, но очень важная для меня встреча. А дело было так.
Однажды, ясным солнечным утром Пыш сказал мне, то есть подумал мне, когда мы снова забрели с ним куда-то далеко-далеко от жилых пещер:
«Пойдём, я покажу тебе самый замечательный вид на целом свете!» — и полез в гору.
«Вот тут я от твоей помощи не откажусь!» — подумала я ему, глядя на поднимающуюся передо мной кручу.
«Держись за мой хвост!» — весело подумал мне он.
«Ой!» — подумала я, глядя на тонкий на конце, едва ли не крысиный хвостик. Наверное, Пыш каким-то образом уловил мои мысли — хотя я специально их ему не передавала, и… разозлиться не разозлился, но какое-то недовольство от него почувствовалось. И почти сразу сменилось… похоже, гордостью:
«Это же хвост дракона!»
«Да, парнишка наверняка далеко пойдёт!» — я постаралась это думать «про себя», но не уверена, что у меня получилось.
Что делать — я уцепилась за хвост Пыша, и он потянул меня ввысь по тропинке, помогая себе крыльями. Наверняка не он один пользовался подобным приёмом, иначе мне в лицо обязательно полетела бы туча камней и пыли. Однако ничего подобного не случилось: всё успели вымести до нас.
Поднявшись на смотровую площадку — а что она использовалась в качестве таковой, не возникало ни малейших сомнений, — я ахнула. Невероятный восторг охватил меня. В подобных ситуациях всегда кажется, что видишь бога. А может, так оно и есть? Гармония расположения отдельных деталей местности, цветовых сочетаний — разве это не идеальное? И разве не может его воспринимать исключительно человеческое сознание? Вот это и есть то, что я называю богом — то чувство, которое охватывает тебя при виде этакой красоты…
Но, как обычно бывает в подобных случаях, а особенно в анекдотах, «пришёл поручик Ржевский и всё испортил».
Нынешний «поручик Ржевский» явился в облике бледной немочи с крылышками — я бы назвала его разъевшимся эльфом, только не из нынешних фэнтези, а из сказки про Дюймовочку. Сначала мне показалось, что летит комар, и я возмутилась: на такой высоте, да при такой красоте, тем более в опошление моих возвышенных чувств, которые я только что испытывала… Я даже несколько раз отмахнулась рукой, но оказалось, что тогда он находился ещё далеко, и мои неровные взмахи наверняка принял за приветственные жесты, для чего и подрулил поближе и тяжело опустился на площадку.
— Исчезни, исчадие ада! — махнул он рукавом кисейного одеяния на Пыша.
Бедный драконёнок побледнел и стал… серебряным. Тоже, между прочим, неплохо и красиво. К тому же серебро, говорят, всякую нечистую силы отпугивает и микробов уничтожает. Вот я и думаю: а может, микробы и есть эта нечистая сила? Или наоборот: нечистая сила — это микробы.
Но на такие хамские выходки по отношению к моему драконёнку я завелась сразу:
— Ой, кто бы говорил! — протянула я самым противным тоном, каким только могла. — Сам то что, красавец?
— Я — херувим! — гордо заявил бледный. Ну вылитый Пьеро из фильма про Буратино. Только ещё бледнее и прозрачнее. Того Карабас-Барабас голодом морил, а этого, по ходу, вообще не кормят.
— У кого?! — сразу не врубившись, от злости, переспросила я. Нет, это я что-то неправильно подумала. Покраснеть, что ли? Да ну его, обойдётся. А что, разве не так? Нарядился в какую-то хламиду полупрозрачную, навроде презерватива… не к обеду будь сказано… ну и за кого тогда я должна его принимать?
— Я — посланник! — напыщенно продолжал… этот… у того…
Во! И этот туда же.
— Я тут одного посланника недавно послала — до сих пор на место прийти не может. Тебе куда, указать? Или сам разберёшься?
— Ты — избранная!
— Слушай… увим, — Я решила поостеречься с его наименованием. Мало ли что… — Я вам что, депутат Государственной Думы, что вы все ко мне привязались? Сначала приёмную мне отгрохайте, где народ принимать, а потом притесь… Но только строго по очереди!
Нет, думаю, а может, и правда? Были где-то какие-нибудь анонимные выборы, меня там избрали… в качестве кого-то — и вот прислали вестника, сообщить, чтобы я, значит, приступала к исполнению своих обязанностей… Ну вот ещё! А меня спросили? Да и вряд ли такие выборы вообще существуют: обычно всё промеж своими распределят — и все дела. Да и о чём я: в Волшебной стране нахожусь! Как Элли прямо, что ли…
А этот… увим начал вещать — только хламида по ветру развевается. То ли от ветра здешнего, то ли от его языком трепания. На меня и то сквозняком подуло, хоть и стараюсь уворачиваться, чтобы не простудиться: шарфик-то я с утра не надела, тепло было.
— Всё было предопределено ещё до твоего рождения, принцесса!
Ну, мне не привыкать, что меня все принцессой именуют. Скоро сама привыкну и буду в лоб давать тому, кто иначе назовёт. А он продолжает чесать, как по-писаному:
— Твоя великая миссия — вести народы за собой, чтобы все люди в едином порыве…
Ох! На меня подобные речи такую тоску навевают — уснула бы. Вот ей-ей: не будь на горе столь прохладно, и сидела если бы на чём — уснула бы точно. А то стоя я спать не привыкла.
А он — закончил, видно — простёр руки над моей головой, дохнул чем-то — и улетел.
Я машинально только вслед ручкой помахала: лети, мол…
Но предательский доносчик-ветерок донёс до меня его невнятное бормотание:
— И что она тут делает? Я думал — дальше… Ладно, лечу домой!
Ой, блин, и что ж теперь будет? Я же ничего не запомнила из того, что он сказал! Ну, кроме последнего. А вдруг что-нибудь важное? Попросить, что ль, драконёнка слетать за ним и вернуть обратно? Пусть повторит свою речугу на бис?
Я бы так, наверное, и сделала, только испугалась, что опять ничего не буду слушать и теперь уже точно усну. Потому и не попросила драконёнка позвать увима обратно.
А ещё потому, что на площадку тяжело опустился огромный дракон…
У них тут аэродром наверное, штатный. Разные типы летательных аппаратов принимает: увимов, драконов…
Дракон, судя по всему, был очень старый: чешуя хоть и золотая, но потускневшая, в мелких трещинках, усы в углах рта, — или как у них эти выросты называются? — совсем седые. У моего драконёнка только-только начинают пробиваться, тёмненькие.
А может, давно не линял этот дракон — тоже ведь вариант.
Мой дракончик как увидел садящегося дракона, так и запищал:
«Наставник! Наставник!»
— Успокойся, Пыш-ш-ш! — в голос произнёс дракон. О как! Так они и разговаривать умеют?
— Умеем. И не только разговаривать…
Бр-р-р-р! Ой-ой-ой! Мамочки! Вау!
— Да ты не бойся… принцесса. А что, может быть и принцесса. Я и сам уже ни в чём не уверен. Но, собственно, мне-то что? Это людишки пусть суетятся, а нам, драконам, по хвосту. Главное, чтобы к нам не совались. Чтобы стало вновь, как в добрые старые времена. Ты как, принцесса? — О, вижу, уже ко мне обращается.
— А? Я? Что? А-а! Пока никак. Или так, как и раньше.
— Нет. Так, как раньше, уже не получится.
— А как же тогда? Или, может быть, как сейчас?
— Тогда слушай. У нас тебе долго оставаться нельзя…
Я только раскрыла рот и глубоко вдохнула, чтобы возмутиться: да что же это такое? Один раз в нормальное место попала, на красоты природы полюбоваться — и сразу же гонят. Но дракон махнул лапой — и я шарахнулась назад, чтобы не задел, да он и не собирался, и всё же.
— Слушай, что я говорю! Ради твоей же безопасности.
Ну да. Хоть бы кто сказал: я тебя сейчас обманывать буду, а ты слушай внимательно. Все только обо мне и заботятся. Когда же они о себе-то думают, бедные?
— А я и о себе думаю, между прочим. И обо всех драконах нашей страны. А может даже и больше…
Ой, я же совсем забыла, что он мысли может читать! Всё, молчу-молчу-молчу, то есть недумаю-недумаю-недумаю!
— На красоты природы можешь прилетать хоть каждый месяц любоваться, но недолго. Тебе находиться у нас вредно не просто для твоего здоровья, но и для твоей жизни.
Это что, угро… ой, молчу-молчу-молчу, то есть недумаю-недумаю-недумаю! Я не думаю, я не думаю, я не думаю, я не думаю…
— Ты, наверное, уже поняла, что имеешь свойство впитывать чужую магию…
Чужую ма… что? Впитывать? Я что, губка, что ли? Ох! Может, в обморок упасть, на всякий случай? Услышать же такое, это… хотя да, похоже, что так и есть… Вот это да!!!
— Но если магия человеческая тебе повредить никак не может, гномья тоже близка людям… да как, наверное, и магия всех остальных существ: вампиров, эльфов, орков… ну, и всех остальных. То наша магия, магия драконов, основана совершенно на других стихиях, и если с воздухом никаких проблем быть не может, то огонь… а ещё полёт… но не будем углубляться, это тебе ничего не даст.
Ну почему же? Я очень любознательная. Надо же знать, почему у меня так получается, как получается. Вот теперь что-то стало ясно. Спасибо, дядя дракон!
— Малое количество нашей магии ты ещё сможешь вместить в себя, но большое… — дракон покачал головой. — Тебя просто разорвёт на множество мелких кусочков. Если ты вообще не станешь пылью…
А я бы проверила! Вот ничего на веру не принимаю! Всё время меня все стараются обмануть. Раньше у многих это получалось, а потом мне надоело. Иногда специально наперекор что-нибудь сделаешь — иные, гады, правда, это просекли, и начинают пользоваться… Но я и на них управу найду!
— Поэтому до вечера ты ещё можешь погулять с Пышшшем, а потом тебе нужно отправляться назад, к людям.
— Что, опять к этому уроду-герцогу? Ни за что! Или я его сама тут же на множество мелких кусочков растерзаю!
«А я помогу!» — влез и Пыш. Спасибо, драконёнок! — «Герцог — очень плохой человек!»
— А тебе бы лучше помолчать, когда старшие разговаривают! — назидательно произнёс дракон и легонько шлёпнул Пыша кончиком хвоста по заднице.
— Ай! — вскрикнул тот и отпрыгнул. Ого! А я думала, у драконов чешуя, как броня. Даже голос прорезался. Но не из места же удара… Как говорила моя бабушка, «битиё определяет сознание».
— Наша магия рассеяна по всей нашей стране, поэтому мы и стараемся не пересекать её границ, ну разве что иногда… — И дракон снова погрозил концом хвоста Пышу.
Вах! — как говорил Ашот. И что мне сейчас делать? Вроде так много всего за сегодня узнала, а голова пустая-пустая… Ни единой мысли нет. Впору срывать ромашку и гадать: взорвусь — не взорвусь, взорвусь — не взорвусь…
Нет, но как это: поглощать магию? Я что, пылесос? Или тряпка половая? Фу, как обидно! Лучше про тряпку не думать. пылесос хоть красивенький… пока новый.
Спросить дракона о чём-нибудь? А о чём? Или спросить его, о чём его можно спросить, а о чём нельзя? Или лучше узнать что-нибудь про драконов? Родственники они динозаврам или нет? А Змею Горынычу кем доводятся? А зелёному змию? Или вот ещё: если змий зелёный, значит, он экологически чистый змий? И вреда от него быть не должно?
Ф-фу, ерунда какая! И зачем дракон всё это мне сказал? Лучше бы просто взял за шкирку, объявил персоной нон грата — и отнёс бы за пределы своей страны. Прекрасной Страны Драконов…
Я хлюпнула носом. Жалко… себя жалко: только до чего-то хорошего добьёшься — и на тебе! Сразу гадость какая-нибудь появляется. Для компенсации, наверное. Как Алекс говорит: чтоб служба мёдом не казалась. По-моему, так — а это уже Винни-Пух сказал. Тоже авторитет, как ни крути.
Но хотя бы можно мне будет здесь появляться, и то хорошо. Как на экскурсию. Ещё бы научиться самой летать…
— А зачем тебе летать? — Оп! А я и забыла, что он мысли читает. Ну, тогда лучше поговорим. Мне, когда говорю, лучше думается. А то мыслей в голове полно, друг за друга цепляются и мешают друг другу. А начинаешь говорить — они все наружу повыскакивают, и в голове свободней становится.
— Как зачем? В гости к вам!
— Есть ведь более совершенные способы перемещения.
— Самолёты, что ли?
— Но ты же магесса.
— Чего?
— Ты же можешь магичить, пользоваться магией.
— А, это колдовать, что ли? Вроде бы да, но не всегда получается. И что?
— Значит, можешь появляться у нас, когда захочешь… только предупреждай заранее о своих визитах… чтобы мы успели приготовиться.
— А как это?
— А как ты стражников у клетки усыпила?
— Приказала им спать.
— Ну вот и прикажи себе отправиться куда-нибудь.
— Э-э, нет, себе я приказывать не могу.
— Ну, попроси.
— И просить не могу. У меня так не получается! Я вредная… для себя самой.
— Па-ра-докс! — раздельно произнёс дракон. — Магиня, не умеющая магичить!
— А по-другому никак нельзя? — жалобно попросила я. — Чтоб потереть что-нибудь — и тут!
— О! Стоп! Тебя же (и в голове моей возник образ утренней зари над горным озером в тонкой дымке) отметила!
— Ой, да! Лизнула! — и я показала татушку в виде буквы «Y» под левым предплечьем.
Дракон коснулся её своим языком — и она засияла золотом! Вот это татушка так татушка у меня! Ни у кого такой нет! И, главное, снаружи не видна, чтобы не завидовали.
— Теперь, если ты захочешь поговорить с кем-нибудь из нас — накрой её правой ладонью. А чтобы переместиться в нашу страну — прикоснись два раза ею же.
— Ура! Спасибо! — Я чуть не полезла к дракону целоваться. Хорошо, вовремя спохватилась.
Пыш тоже обрадовался и запрыгал от радости.
— А от вас как? — аппетит приходит во время еды и я решила ковать железо, пока горячо. А нет — подогреем!
— От нас тебя любой из нас доставит к людям с удовольствием, — усмехнулся дракон.
Это он на что намекает? Или пошутил просто? Ну ладно. Я тоже могу пошутить: «А от удовольствия не надорвётся?». Или «А без удовольствия не легче будет?». Но не стану: дракон же всё-таки мысли читает.
— Спасибо ещё раз! — поклонилась я, прижав руки… чуть пониже шеи.
— Ну, тогда будь здорова, — кивнул дракон и, повернувшись, взмахнул крыльями.
«А чего бы ему самому не переместиться? — подумала я. — А то других учит, а сам…»
«А куда спешить?» — услышала я чью-то мысль, но не разобрала, чью: Пыша или дракона.

Я ещё немного постояла с Пышем на площадке, оглядывая прекраснейшие пейзажи, от которых млела душа… Хотелось бы думать, что не в последний раз, но настроение было такое, что как раз в последний…
«Пыш! — «сказала» я ему. — Если уж твой Наставник говорит, что мне нельзя здесь долго находиться, то он, наверное, прав».
«Да, — печально подумал Пыш, — он самый мудрый и самый старый из нас. Он очень много видел и много знает. Ему нельзя не верить!»
«Хорошо. Так вот. Сейчас я отправлюсь к себе… то есть к людям», — на мгновение мелькнуло желание (но я его Пышу не показала, всё равно не поймёт, да и ни к чему это) вернуться домой, то есть имея в виду мой здешний дом, дракон ведь ничего не говорил о перемещениях между мирами. Если бы можно было, то так и сказал бы, наверное.
Но потом я подумала, что если уж меня так активно затаскивали в столицу, то наверняка не отвяжутся и в дальнейшем. А значит, снова придётся трястись в этом противном экипаже… ну, пусть и в карете, но снова проделывать весь этот длинный путь… Нет уж! В столицу, так в столицу! И пусть они там все трепещут: я иду!
«Но как только я закончу свои дела в столице, или хотя бы определюсь, что столице от меня нужно, я тотчас же прилечу к вам! Именно сюда, на эту площадку! А перед прилётом позову тебя, как рассказал твой Наставник, и мы поговорим».
Пыш снова запрыгал от радости и чуть не полез обниматься — ну прямо как я недавно к Наставнику. Во! Уже и я его так называть стала. Ну а что, может, и я у него чему-нибудь поучусь. Он ведь и так мне столько всего сказал, что я обдумывать его слова стану минимум неделю.
«Как ты считаешь, — опять обратилась я к Пышу, твоя мама (и тут я передала ему образ утренней зари над горным озером в тонкой дымке) поможет мне добраться до человеческой столицы?»
Тут я подумала «себе» с иронией: а что я буду делать, если эта столица окажется не вполне человеческой? И не только потому, что наверняка в неё, как и во всякую земную столицу, не говоря уже о Москве, набивается столько самых разных видов существ, что там наверняка не протолкнёшься от гоблинов, орков, эльфов… ну и от всего прочего, что на земле называется нечистью. Интересно: есть нечисть, а вот есть ли чисть? Уж так точно никого не называют. Но почему? Неужели таких нет? А кто же тогда все остальные, кто не нечисть? Как их тогда называть?
Пока я так думала себе, чуть не пропустила Пышеву мысль.
«Да, да, конечно! — закивал он. — Для неё это совсем нетрудно. Она любит путешествовать по разным землям».
«И, судя по всему, передала это желание тебе», — чуть иронично подумала я.
«Да, да! — снова закивал он. И добавил: — Но теперь я постараюсь быть очень осторожным…»
Ага. «Зарекалася верша…», как говаривала моя бабушка. Но Пышу я ничего не передавала, поскольку и сама не знала, кто такая эта верша и от чего именно она зарекалась.
«Я бы и сам тебя отнёс…» — нерешительно продумал Пыш.
«Ещё чего! В другой раз! — отрезала она. — Ещё наносишься. Я тут, надеюсь, не последний раз бываю».
«Правда? — обрадовался Пыш. — Вот хорошо!..»
Тю! Да не влюбился ли он в меня, случайно? А, впрочем, почему случайно? В его подростковом возрасте такое вполне возможно.

 » Глава 22

ГЛАВА… В ОБЩЕМ, КАКАЯ ПОЛУЧИТСЯ, ТАКАЯ И ПОЛУЧИТСЯ. А ПОКА НЕ ЗНАЮ
Мы спустились с вершины горы. Это оказалось ещё труднее, чем подниматься. Ещё бы! Наверх меня тащил Пыш, а вниз приходилось спускаться самой, цепляясь за услужливо подставляемые ветки кустов — я даже заподозрила их в подхалимаже: услышали от дракона-наставника, что я принцесса, вот и решили прогнуться. Но потом поняла, что прогибаться — это естественное свойство гибких веток, и не стала их ни в чём заподазривать. Или заподозривать? В общем, не стала — и всё. Поэтому не стоит и уточнять.
Добрались до… вот даже и не знаю, как назвать это местообиталище драконов. Посёлок, село? Но домов-то нет, и улиц нет. Живут они в пещерах, каждый — или каждая семья, — в своей. Но пещера от пещеры расположены относительно близко: бывает, находятся совсем рядом, и участки для выгула молодняка — я назвала бы их так — соприкасаются. Но, однако, какие-то дорожки по-над участками имеются, и драконы именно по ним ходят к ближайшим соседям в гости и по мелким хозяйственным делам: соли там попросить, спичек… то есть спички им не нужны, ну так ещё чего-нибудь может понадобиться.

Увидев мать, Пыш быстро-быстро заверещал что-то по-своему, оглядываясь на меня. Понятно, о чём и о ком речь… Я вздохнула: ну что у меня за жизнь? Нигде места не нагреешь: только устроилась на одном месте, дом заимела, работу неплохую, бизнес стала налаживать — и на тебе. Поехала в столицу — вроде тоже как повышение, но, как выразилась бы бабушка, из тюрьмы на виселицу. Она иногда, бывало, и чёрным юмором не брезговала.
Дракониха подошла ко мне и быстро-быстро нарисовала в моём сознании что-то похожее на стирку и готовку с собой во главе, а потом показала, как она несёт меня на своей спине куда-то по воздуху. Я вздохнула и молча кивнула головой, прошептав «Спасибо!». Очевидно, моё «спасибо» как-то по-особому трансформировалось в сознании драконихи, потому что она приобняла меня крыльями и погладила по голове лапой.
А я пошла собирать вещи. Да и что их собирать? Я же их и не распаковывала толком — так, зубную щётку и мыло доставала утром да положила на скальный уступчик, чтобы вечером в сумках не рыться.

А после обеда мы вылетели. Так и хотелось объявить перед отлётом: «Рейсовый дракон по маршруту «Драконья Страна — столица Человечии» отправляется с пятого пути… ой, с пятого терминала!», но я, разумеется, не стала ничего объявлять: мне и так всё было ясно. Ясно и грустно. Но грусть развеялась, едва мы взлетели. Нельзя лететь — и грустить. Наверное, поэтому я здесь ни одного грустного дракона не видела. Они могут быть или серьёзными или весёлыми. Ну и ещё, может, счастливыми.
Других драконов не бывает, что бы ни писали себе на джонках ушлые японцы. У них там принято называть их рыбацкие карбасы или баркасы разными драконовскими именами: «Синий дракон», «Красный дракон». Но я здесь разноцветных вообще не видала — только золотых. Ну, или ещё серебряных, но это когда они в смущении, как Пыш тогда. А то вон написал один японец на своей шаланде, или шхуне, «Фукуока-мару», то есть «Счастливый дракон», а потом как раз под американскую бомбёжку атолла Бикини попал, и облучился радиацией.
Это мне всё Алекс рассказывал, и почему-то запомнилось. А запомнилось потому, что он рассказывал про то, откуда купальники «бикини» произошли. А это паскудные американцы, когда взорвали свою гадкую водородную бомбу над Бикини, сразу же такие узенькие купальники придумали, чтобы люди не вспоминали про их бомбу, а думали только про секс. Но если будет бомба, какой там ещё секс может быть? Лучше уж взрывной секс, чем взрывающаяся бомба.
А вот когда стринги придумывали, уже ничего не взрывали, потому и вспоминать о них нечего.
Так я думала, пока летела и любовалась пейзажами. А что? Глаза заняты — смотрят, а голова свободна. Если бы хоть можно было ахать да визжать от восторга, тогда и голова была бы как-то задействована, пусть и через рот, а то ей, бедной, приходилось только вспоминать по ходу того, что появлялось вокруг. А визжать да ахать я поостереглась, чтобы не мешать драконихе. Мы с ней хоть время от времени и переговаривались мыслеобразами, но это же не нормальная беседа, поэтому я и думала о чём попалось на глаза.

Дракониха приземлила меня на окраине небольшой рощицы, невдалеке от столицы. Она как-то сокрушённо подумала, что не хотела бы оставлять меня одну, но местные жители не особо жалуют драконов, а проще сказать — боятся. И ещё она добавила, что живёт где-то в столице у неё один знакомый, учёный — у меня в голове мелькнуло отображение стеклянных колб и перегонного куба (а может, самогонного аппарата? Они очень похожи), точь-в-точь как у нас на уроках химии, — но он сейчас находится где-то далеко от столицы и потому мне помочь не может.
«Да ничего, я сама справлюсь!» — по привычке подумала я, как думала Пышу, но спохватилась и представила ей мыслеобраз, как на меня налетают кучи бандитов, а я их расшвыриваю одной левой.
Дракониха закинула голову — засмеялась; потом погрозила мне когтистым пальцем, махнула лапой — и улетела.
А я пошла по дорожке по направлению к городу, к столице. Как же её хоть называть-то? Ну, посмотрим — узнаем.

Против обыкновения, никаких городских ворот я поблизости не обнаружила: шла и шла себе потихоньку, поглядывая на клонящееся к закату солнышко, и незаметно как-то для себя вошла в очень похожую на деревенскую улицу, окружённую с двух сторон одноэтажными домишками различной степени паршивости. Ну, тут я останавливаться и проситься на ночлег не стала — что я, стукнутая, что ли? Я знаю, что в здешних средневековых краях лучше всего ночевать на постоялых дворах — при харчевнях, тавернах и прочих порой вкусно пахнущих домиках. А порой и невкусно. Но в такие лучше тогда вообще не заходить.
Я и не заходила — не внушали они мне доверия. И только когда в конце улицы, почти у самой городской стены — неужели я-таки до неё дошла? — замаячило что-то более-менее приличное, я решилась зайти. Тем более что над дверью висела чем-то знакомая мне по рассказам бабушки, но весьма странно выглядящая здесь вывеска: ''Общепит''.
Я потом узнала, в чём дело с этим трактиром, вернее с его названием. Просто раньше он именовался по-простому: «Тощий Пит» или «Общий Пит» — потому что кормил всех подряд. Точно неизвестно, потому что «давно это было… ». А потом часть буковок с вывески ссыпалась — ну, у нас так тоже часто бывает: пока вывеска новая, все буковки на месте, а пройдёт немного времени, буковки с вывески куда-то деваются, и такое порой на них прочитать получается, что сам бы ни в жизнь не придумал. Вот и у Тощего Пита так случилось: часть буковок отпала, а может, украл кто, так он остальные в кучу собрал — даже из кусочков — вот и получилось «Общепит». Ну и что? Зато оригинально: ни у кого такого названия нет.

Войдя внутрь, я оказалась несколько озадачена некоторым, я бы сказала, повышенным вниманием к своей персоне: мой приход вызвал явно нездоровую бурную реакцию у некоторых индивидуумов, которые встретили меня чуть ли не громкими аплодисментами. Во всяком случае, общий оживлённый гул и отдельные экспрессивные возгласы я расслышала:
— Что, красотка, передумала?
— Ты смотри, и переодеться успела!
— Через окно, должно быть, выходила!
— Давай, подгребай поближе к нам, не пожалеешь!
Тут же, проходя в опасной близости мимо одного из столов, я оказалась схваченной за руку звероватого вида мужиком, щербатый рот которого явственно говорил о том, что там есть ещё что выбивать.
— Садись рядом со мной, не кобенься!
Я молча двинула ему кулаком в лоб, и он откатился в угол. Послышались одобрительные возгласы — очевидно, этого типа не любили. Но не все: его сосед, харя примерно того же формата, разве что зубов поменьше, высмыкнулся из-за стола с явным желанием вступиться за другана.
Желания драться у меня не было. Было желание поесть и отдохнуть. И хорошо, что я не взяла с собой сумки с вещами, а то устала бы ещё больше, пока пёрла их сюда от рощицы — а взяла только маленькую, типа клатча, куда положила зубную щётку с пастой, запасные, пардон, трусики, и ночнушку. Она у меня тонкая и много места не занимает. Я подумала: а на кой оно мне? Если гном не соврал, завтра зайду в местный ихний гномий банк, возьму десяток золотых да и прибарахлюсь по-столичному. А те вещички пусть остаются у драконов: если мне суждено у них появляться время от времени, чего бы мне очень-очень хотелось, вещи никогда не помешают. Тем более что пещеру дракониха пообещала за мной зарезервировать и никого туда не пускать.
Поэтому я устало взглянула на зверомужика, ткнула пальцем в его сторону и внятно произнесла:
— Сядь!
Это слово отняло у меня едва ли не последние силы. Я вообще хотела сначала прошептать вполголоса, но потом подумала, что у дядилы могут быть проблемы со слухом и он не услышит, поэтому постаралась произнести как можно более громко. Но не крича.
Он рухнул на скамью и замер.
В трактире сразу как-то сама собой воцарилась тишина.
И тогда я опустилась на относительно свободную скамью у стенки за наполовину пустым столом — за второй половиной сидели трое каких-то юнцов, должно быть, пробующих пиво первый раз в жизни, потому и убравшихся подальше от чужих глаз — и тихо произнесла:
— Ребята, дайте отдохнуть. Я зверски устала. И не дай бог вы меня разозлите. В гневе я ужасна. Просто фурия.
Но в наступившей тишине мои слова прозвучали не хуже майского грома, к которому все прислушиваются.
Лёгкий шум, возникший вслед моим словам, почти полностью скрылся за глубоким моим же вздохом и я на мгновение закрыла глаза — а может, просто моргнула.
Но за этот миг харчевня, то есть трактир, полностью преобразился: все сидевшие за столами мужики и сопутствующие им в некоторых местах девицы исчезли. Скамейки оказались девственно чисты, а вот стоящее на столах никуда не делось. Остался сидеть на скамейке только заколдованный мной мужик — но я не хотела его заколдовывать! Так само получилось! И то он делал явные попытки оторваться от скамьи и укатиться куда-нибудь подальше.
Лёгкий шепоток и повторяющееся в разных местах зала слово «фурия, фурия!» заставили меня повнимательнее присмотреться к полутёмным укрытиям подстолий и подлавок. Поблёскивающие оттуда из разных мест глаза и тяжёлое шлёпание век довели до моего разумения, что посетители трактира никуда не испарились, а просто попрятались под столы и под лавки. А значит, и моей вины в их исчезновении никакой нет.
— Вылезайте, — устало произнесла я, — я вас не трону.
Вероятно, не все согласились бы с таким предложением, однако же в моих словах, наверное, заключалась и малая толика магии, поэтому вскорости все до единого «подстольники» вернулись на свои места, хотя некоторые с большим удовольствием остались бы там и подольше, если не навсегда.
— А этот? — дрожащим голосом произнёс первый нокаутированный мной, ныне выползший из угла, показывая пальцем на вступившегося за него соседа. Значит, настоящие друзья: и этот в беде друга не покидает.
«Встань и иди!» — хотела произнести я, но спохватилась: прозвучит слишком напыщенно, да к тому же он может подняться и ушагать неизвестно куда, а оно мне надо? Оно, конечно, мне и здесь его не надо, но, надеюсь, он уже осознал всю свою ошибку и больше так делать не будет.
Поэтому я просто махнула рукой и сказала, как обычно говорят в подобных случаях обычные люди:
— Свободен!
Фу, ты! Чуть-чуть не добавила «аки птица». То-то была бы потеха! Нет, надо следить за своей речью.
Мужик сразу же зашевелился и отполз, не вставая, на самую дальнюю от меня скамейку.
Подлетел хозяин, сгибаясь дугой. Голова на уровне плоскости стола — это же суметь надо. Так обычно крошки на столе высматривать хорошо. Или он так и делает? Но стол вроде чистый.
— Чего изволите… госпожа?
— Мне — поесть, куриной ножки хватит, и салатик. А всем — по пиву, чтобы на меня зла не держали. Ещё чай мне, с пряником. — Хотела добавить «тульским», да постеснялась: ещё убежит в Тулу, в порыве рвения, а я есть хочу.
— За счёт заведения! — попытался подлизнуться хозяин, но я покачала головой и достала из клатча серебряную монету.
Уговорив принесённое — посетители робко желали мне приятного аппетита, поднимая подаренные кружки с пивом за моё здоровье, — я подозвала хозяина и, кое-что вспомнив, спросила:
— А что тут этот пень (после моих слов хозяин с опаской посмотрел на кого-то из постояльцев) говорил, что я вернулась и переоделась? Кстати… переночевать тут у вас можно?
— Да как же… — хозяин замер в недоумении. — Вы же не так давно у меня номер сняли, самый лучший…
— Да? А почему мне об этом ничего не известно?
— Ну… Вы… пришли сюда, сняли комнату, поднялись наверх, отнесли вещи, — нудно перечислял хозяин, не глядя на меня, а глядя в пол, — потом спустились сюда… в другой одежде, правда, а тут к вам стали приставать… вот эти же, — он покосился на оприходованных мной мужиков, — и вы быстро убежали. А потом буквально сразу вернулись… снова переодевшись. Ну, и вот… — растерянно закончил он.
— Та-ак, — я о чём-то начала подозревать. Но все мои подозрения следовало окончательно проверить. — И какой, говоришь, у меня номер? А то память что-то порой подводит…
— Последний слева на втором этаже… — пролепетал хозяин, указывая на лестницу.
Поднявшись на второй этаж, я подошла к указанной двери и постучала осторожненько-осторожненько, как может стучать только женщина — чтобы находящаяся за дверью не испугалась.
— Кто там? — послышалось из-за двери.
— Да я это, я, — вздохнув, прошептала я, глубоко подозревая, что мою жизнь ожидают новые большие перемены, а чуть громче произнесла, интригующим голосом: — У меня важные новости.
Дверь распахнулась. Я посмотрела на стоящую в проёме двери девушку, опять вздохнула и произнесла:
— Ну, здравствуй, принцесса!
— Откуда вы меня знаете? — округлила она глаза.
О господи! И вот эта дура — я? Я быстренько оглядела её с ног до головы. Так, выводы потом, сейчас надо приземлиться… а лучше прикроватиться.
Нет, но у меня грудь всё-таки побольше… Обе, обе! То есть каждая из — против её.
— Может, пройдём? — предложила я, сознавая, что моё предложение звучит как-то двусмысленно, но стоять на пороге тоже не хотелось.
Она шагнула в сторону, освобождая дорогу.
— Где-то я тебя видела… — задумчиво произнесла она, — но не могу вспомнить, где?
— Сейчас ещё раз увидишь, — предупредила я, заметив у двери большое зеркало. Пропадай мой отдых, потрачу ещё пять минут.
Но когда я подвела её к зеркалу, мне показалось, что пяти минут будет явно маловато: она никак не хотела врубиться, что у нас одно лицо. А мне, честно, даже страшновато было увидеть себя в двойном экземпляре. Тут и с одной порой не знаешь, как поступить, а если тебя сразу двое…
Наконец до неё стало что-то доходить:
— Ты — моя двойница? — спросила она. — Тебя прислал папа?
— Дедушка… — вздохнула я. Нет, недаром говорят, что блондинки тупые. Вот он, живой пример.
— Есть хочу! — вдруг жалобно пропищала она, прижав руки к животу. — Мне ведь так и не удалось тут поужинать!
— Хозяин! — заорала я, высунувшись в коридор. Тю! Да это же она с голодухи ничего не соображает. Ну точь-в-точь я: если есть хочется, уже ни о чём думать не будешь, пока что-нибудь не сожрёшь. Мне даже стало её немножко жалко: это ж она спустилась вниз поужинать, а её там эти хамы… ну, не знаю, чего они хотели — мне они не докладывали. Словно своими же языками моё дармовое пиво закусили.
Хозяин прилетел, аки пташка весенняя, растопырив крылышки:
— Чего изволите?
— Ты чего будешь? — спросила я у принцессы. Но та, похоже, упала в голодный обморок. — Тогда так, — я обратилась к хозяину: — Куриный бульон, булку хлеба, бутылку вина полегче. Ну, и сладенького чего-нибудь, типа пирожного, к чаю. И чаю! Две порции. Нет, четыре!
— Будет исполнено! — поклонился хозяин и испарился.
Ну а я пока этой дурёхе по щекам нахлопала да водичкой сбрызнула. Подумывала ещё о горячем утюжке… нет, не подумайте ничего плохого или что я раздухарилась. Просто надо бы свою униформу подгладить, на утро.
Прискакал хозяин, лично приволок всё запрашиваемое. Выставляя тарелки и судки на стол и переводя взгляд с меня на принцессу, поинтересовался:
— Вы близнецы?
— Ага, — кивнула я, — двоюродные.
Он не понял, что я сказала, но ушёл. Я тоже не поняла, но осталась.
Перекусив, принцесса совсем осоловела и перестала соображать. Она и до того не очень, а тут совсем. Я тоже еле удерживала глаза открытыми, поэтому мы отрубились почти одновременно. Единственное, что я успела сделать, и чего она не сделала — закрыла дверь на засов. А, нет, ещё я почистила зубы! Это подвиг. Полусонный подвиг.
Ночью меня посетили какие-то кошмары. Мне снилось, что я снова лечу на драконихе, но она почему-то сильно гремит крыльями. Прямо-таки грохочет.
Раздвинув глаза, я убедилась, что шум доносится от двери: кто-то там шебуршился, и мне почему-то показалось, что тараканы. Не смогли открыть дверь ключом, вот и вознамерились ломать. Анекдот-то про диван недаром придумали: тыща тараканов — это сила. Нет, за дверью старались сделать всё как можно тише, но я-то ведь сплю очень чутко, при малейшем шуме подхватываюсь. Вот и тут: подхватилась, притилипалась до двери, цыкнула спросонья: «Брысь отсюда, твари ползучие!» — вернулась на кровать и рухнула, благо принцесса не успела перекатиться на мою сторону и не пришлось будить ещё и её.
Шум за дверью мгновенно утих и больше не возобновлялся.

Утром, более-менее относительно выспавшись, я спустилась вниз — принцесса продолжала нагло дрыхнуть — и обнаружила за стойкой вусмерть пьяного хозяина. Ну, не так чтобы до полной неподвижности, это я немножко преувеличила, мне такое порой свойственно, но в сильно удивлённом состоянии.
Он пытался что-то втолковать ранней пташке-посетителю: высокому стройному молодому человеку в мундире полицейской стражи. Обычной, не специальной, не как у меня.
Полицейский с наслаждением прихлёбывал горячий кофе из тонкой фарфоровой чашечки и меленькими кусочками откусывал тонкий поджаристый хлебец. У меня в животе заурчало, собеседники приняли урчание за приветствие и тоже поздоровались. А затем продолжили разговор.
— Ты представляешь, Гарц? Я с вечера подзадержался внизу — ну, порядок наводил. Ты же знаешь, моя Маретта уехала к матери, а Малисена приболела. Поэтому кручусь, как колесо под белкой. И вдруг два каких-то здоровенных лба… я их никогда раньше не видел, подваливают ко мне, кинжал под горло сунули — я к стене прижался. А один и спрашивает: «Где барышня?». Я спрашиваю: «Которая?». Они переглянусь, и этот опять спрашивает: «А что, их у тебя много?». «Да две вроде бы пока живут», — отвечаю. Они опять переглядываются, и он говорит, усмехаясь: «Давай обеих!». Ну, я и сказал, где. А что поделаешь, когда нож под глоткой? Они поднялись наверх. Тишина, ничего не происходит, ничего не слышно, как я ни прислушивался. Потом вдруг смотрю — с лестницы скатываются два здоровенных черных таракана! Да у меня сроду такой гадости в трактире не было! Но не успел я найти, чем бы в них таким запустить, как они — шустренько к двери, подлезли под неё — и исчезли… Поднялся я наверх — всё тихо, мирно, все двери закрыты… И куда те двое мордоворотов делись — ума не приложу.
— Хм… — молодой человек потёр подбородок. — Ну, скорее всего, они могли выйти, пока ты искал, чем бы запустить в тараканов.
— Слушай, а точно! — хозяин ткнул пальцем в полицмена. — Вот что значит профессионал!
— Но они могли и остаться до сих пор… у этих девушек, — продолжил предположения полицмен.
— Это вряд ли! — замотал головой хозяин и приклонился к собеседнику, понизив голос. — Это, конечно, не моё дело, но я слышал, будто бы принцессу хотят… убить. Будто бы её наречённый жених так рассердился на неё из-за того, что она сбежала, что пригрозил, если она не найдётся и не пойдёт за него замуж, убить её. «Раз уж не мне — то и никому». Вот так вот и сказал.
— Ходят такие слухи, — подтвердил полицмен… да какой он полицмен, полицмальчик ещё! — и мы их пресекаем. Потому что в этом случае нам придётся воевать с… — он приложил палец к губам, а потом всё же произнёс полушёпотом: — с Шембердинией, а это сам понимаешь, чем грозит.
— Я-то понимаю, а вот наёмные убийцы… вроде тех, что меня вчера чуть не зарезали, — попытался возразить хозяин.
— Так в том-то и дело, что война будет только в том случае, если удастся доказать, что убили по его приказу… Кстати, — полицмен весь подобрался (нет, всё-таки полицмен: нюх-то имеет), — а вы уверены, что девушки живы? Вдруг эти негодяи их уже зарезали?
— В этом-то я абсолютно уверен! — расплылся хозяин в улыбке. — Да вы можете сами у одной спросить! — и он указал на меня.
Ну, гад, и кто тебя за язык тянул? Нужно мне это всё очень, что ли!
Полицмен повернул голову:
— Госпожа… лейтенант. Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?
— Ничего… — я покачала головой, свирепо глядя на хозяина. Тот понял мой взгляд правильно, посерел, схватил стакан и принялся яростно протирать полотенцем. — Мы с… сестрой спали спокойно, и никто к нам не приходил. Вы бы лучше окна проверяли, — наехала я на хозяина, — ночью то ли от сквозняка хлопали, то ли вылезал кто.
Полицейский бросил красноречивый взгляд на хозяина, тот замельтешил наверх, вместе со стаканом, нежно прижимая его к груди.
— Вы, я вижу, служите в спецчасти герцога Каурсатского, — полиционер обратился ко мне. — Позвольте узнать, кто у вас командир?
— Капитан… — я принялась вспоминать, как зовут нашего капитана и еле-еле вспомнила: — капитан Мармун.
— Вот как! — будто бы обрадовался он. А может, и в самом деле обрадовался. — Знаю такого. А к нам по какой оказии пожаловали?
— Спецкомандировка… — процедила я сквозь зубы. — И давайте больше эту тему не поднимать.
— Понял! — вытянулся он. Судя по эполетам, мы с ним почти в одном звании, даже он помладше чуть — не возрастом, разумеется. Просто я ещё не совсем разобралась, как они тут различаются — по витью шнуров.
Хозяин спустился по лестнице и развёл руками. Точнее, одной — в которой не было стакана:
— Наверное, и вправду через окно выскочили. Но зачем им это?
— Это называется наведение на ложный след, — назидательно произнёс полицмен. — Нужно пойти проверить соседей.
Хозяин, услышав специальные термины, а пуще того — встревоженный тоном собеседника и не желая влезать во всякого рода бандитские разборки, — приткнул стакан куда-то под стойку и заторопился на кухню.
— Завтрак для лейтенанта! — донеслось оттуда.
— Спасибо! — отозвалась я. — И прихватите кувшин тёплой воды, пожалуйста!
— Вот! — хозяин будто ждал моей просьбы: мигом появился в дверях, неся за ручку большой кувшин.
— Ещё раз спасибо! — поблагодарила я. — И, будьте любезны, завтрак в номер.
— Сей момент! — отозвался хозяин.
Полицейский между тем установил на голове кивер, проверил его известным жестом: приставив ладонь к середине козырька, немного поправил и, козырнув мне, вышел. Но, остановившись в дверях, обернулся к хозяину и произнёс:
— Если зарежут — обращайся.
Шутка, очевидно, была дежурной, потому что хозяин коротко хохотнул, но при этом скривился так, будто его действительно уже резали.
Я поднялась «в номера». Принцесса только что проснулась и отчаянно зевала. Ну и надо ли было так мучиться? Ну, поспала бы ещё часок, зато челюсти не выворачивала бы. А то так аппетитно зевает, что хочется присоединиться. Но я мужественно стерпела. Или всё же женственно? Ведь у женщины терпения намного больше, чем у мужчины.
Пока мы поливали друг другу и умывались, хозяин принёс завтрак. Теперь понятно, чего он сам мечется: жена уехала, служанка болеет. Ладно, пустую посуду отнесу сама. Или напрягу принцессу… нет, её нельзя: вдруг кто похитит?
Ну вот почему хозяин не проведёт сюда водопровод? Проконсультировался бы у гномов, если сам не соображает. Они, говорят, великие техники… Какие, на фиг, великие, когда в нашем мире водопровод с Древнего Рима известен, а тут до сих пор воду в кувшинах носят и вместо канализации ведра используют? Или что, гномы богатства только копят, а на развитие цивилизации не используют? И для чего тогда такие богатства, когда ни себе, ни людям? Ну прямо как российский стабфонд!
Допрос начался непосредственно во время завтрака. Только принцесса, разумеется, не знала, что это допрос. Мы просто мило беседовали.
Начала, соответственно, я:
— Ты чего из дома сбежала?
— Я не сбежала, — принцесса замотала головой, — я удрала. От жениха. Папочка меня кому-то ещё в детстве пообещал выдать замуж за его сыночка, а тот такой изврат! Ну, я оделась попроще — и смоталась.
— Лихо! А чего в столице прячешься?
— Так всё же думают, что я в Бергем улизнула — я на прошлом балу тамошнему принцу глазки строила. Вот меня здесь никто и не ищет.
— Ну да, не ищет… Меня-то вот нашли, и не раз. А что за история с преданием, или пророчеством? Что ты вроде кого-то куда-то должна вести?
— Ой, да глупости всё это! У нас на каждого принца и принцессу по пять преданий. «Надежды да чаяния спасут от отчаяния!» — передразнила она кого-то.
Да кого-кого… увима! Она что, тоже с ним встречалась?
— А как становятся королями да королевами, сразу всё и забывается, все пророчества, — добавила она. — И про меня точно так же забудут!
И тут же обиженно надула губки. Ну, почти как я.
— Ясно. И что ты собираешься делать?
— Да побегаю ещё немножко — и вернусь домой. Или взаправду в Бергем поеду. А что, замуж-то всё равно надо.
— А за этого жениха не хочешь?
— Да ну его! Он старый и противный. Лучше ты расскажи, почему на меня похожа, если ты не моя двойница и тебя не папочка подослал?
— А зачем ему твоих двойниц к тебе подсылать?
— Да я и сама не знаю… Так кто ты такая и откуда взялась?
— Теперь и я не знаю…
Раньше мне казалось, что произошёл какой-то обмен между мирами, и мы с принцессой поменялись местами, но если и она здесь, и я… то что вообще происходит, хотела бы я знать? — как выражается какая-то героиня не то фильма, не то сериала.
И тут у меня в левой подмышке защекотало. Ну, не совсем подмышкой, а там, где дракониха лизнула. Я механически сунула туда правую руку… и ко мне пришёл мыслеобраз драконихи, приветливо распахнувшей крылья. Я тоже мысленно помахала ей рукой. Она ответила образом лаборатории своего друга-учёного, который мне уже показывала, но теперь учёный находился в лаборатории. Потом она показала меня шагающую, и через некоторое время — меня с ним в лаборатории.
Это что, выходит, мне нужно идти к её другу-учёному? И что будет?
Дракониха показала меня танцующей и улыбающейся. Ага: и будет вам щастье… А что, — вдруг пронзила меня мысль, — а может, этот её друг-учёный знает, как мне домой вернуться? Другой-то особой радости у меня в этом мире, в общем, нет и быть не может. Одна я тут, почти. Нет, устроилась-то неплохо, но… Ладно, сходим к этому другу-учёному, а там видно будет.
— Слушай, а как тебя до сих пор никто не поймал? — поинтересовалась я.
— А я дурочкой прикидывалась, — отозвалась принцесса.
Я чуть не расхохоталась. С её-то возможностями это не так уж и сложно…
— Не веришь? — обиделась она. — Смотри!
И она скорчила такую рожу, что пациенты Кащенко обзавидовались бы.
— А потом ещё пацаном переодевалась, старушкой, клоуном, попрошайкой…
— Да ты прямо артистка! — удивилась я.
— А то! Я раньше и хотела артисткой стать, но разве принцессам позволят!
А я-то думала, может, ей какую паранджу накинуть, чтобы не узнали…
Тю! Ну не дура ли я? Думаю, как её укрыть, а мне впору думать, как самой укрыться. У меня же точно такое же лицо, а значит, его станут разыскивать точно так же, как и принцессу. Тем более что я с ним целых два раза прокалывалась — у себя дома и с герцогом Зажуйским. А то ведь схватят — и на свадьбу с дедом повезут.
Хм… А хочу ли я замуж? Нет, я, конечно, не против… но только с Алексом! И всё! Больше мне никто не нужен!
Так, ладно. Сейчас идём к другу-учёному, а потом… В кого бы только мне переодеться? Стоп! Ну, во-первых, за нами пока с ищейками не бегают. Но тогда зачем этот лейтенант с утра в трактир заходил? Кофе попить? С хлебцем. А что, может, у него такая традиция — и шутки, кстати, традиционные.
У меня возникла замечательная идея переодеться нам с принцессой в одинаковые платья и просто пойти по городу под видом близняшек. Ну не поверит никто, что идут две принцессы!
Но загвоздка заключалась в том, что одинаковых платьев ни у неё ни у меня не было.
Возможно, конечно, что нас никто не тронет, и мы спокойненько пройдём весь город. А может, наоборот: на первом же углу патруль задержит. То, что я вчера вечером никого не увидела, не означает, что и сегодня никого нет.
А почему не видела? А в тараканов кого превратила? Ой, что ж это я? А ничего! Пусть не пристают по ночам к девушкам. Мало ли — может, им вовсе не принцесса была нужна, а просто кто-нибудь.
Хотела я сделать вид, что будто я арестовала принцессу и теперь веду домой, к отцу-королю… А зачем, собственно, делать вид? То есть именно этот вид мы и сделаем.
Только… может, мне усы пририсовать? Или, ладно, обойдусь и без усов: пусть думают, что побрилась.
Но эта мысль натолкнула меня на следующую: если хозяин говорил, что принцессу собираются убить, и полицмен подтвердил его слухи, значит… что-то вокруг неё действительно творится, и дыма без огня не бывает. Да и те двое, что рвались к нам ночью, и кого я — в этом у меня уже не осталось ни малейшего сомнения — превратила в тараканов. Поэтому и выходить без разведки нежелательно: вдруг нас на выходе поджидает засада с пулемётом?
И я решила пойти одна, под видом того, кем и являлась — лейтенанта спецназа полиции. А для конспирации пририсовать себе усики… нет, пририсовать не получится: сейчас не ночь, увидеть, что нарисовано, не сможет разве слепой. К тому же я блондинка, а рисовать блондинистые усы — это, по-моему, верх извращения.
А вот я видела в коридоре на нашем втором этаже рыжеватую кошку…
Киса оказалась очень компанейская, и за половинку куриной ножки и длительное почёсывание под горлышком согласилась поделиться частью своей шёрстки — там, где она максимально подходила под мой колер.
Потом мы с принцессой аккуратно гримировали меня под бравого улана… не знаю, почему именно улана: мундир-то я не меняла, и лошади у меня нет. Просто уланы у меня почему-то ассоциируются именно с блондинками. Но это я так, к слову.
— Сиди в комнате и никуда не выходи! — пригрозила я принцессе после обеда, до которого мы повозились с кошкой и со мной.
— Очень надо! — капризно произнесла она, зевая. — Я ещё и позапрошлой ночью не выспалась, всю ночь убегала от каких-то уродов по трущобам, под видом пацана. И сегодня кошмары мучили: будто я от огромных тараканов убегаю. А потом пришла ты, — принцесса лучезарно улыбнулась, — и поубивала всех тараканов своим тапком. Только тапок почему-то в виде синего зайца, ты его за уши держала… Не знаешь, к чему такие сны снятся?
Упс! Это что, на неё так моя магия повлияла? Или — по Павлову или по Фрейду? — как нам Маринка (что на медсестру учится) рассказывала: что видел воочию, то и приснится. Гонялись вон за ней позавчера в трущобах — а вчера тараканы приснились… Да, но тапок-то мой синий откуда взялся?
— Так что я сейчас завалюсь спать и никому открывать не буду, — заявила она. — Даже если будут стучать — не открою!
И как её с таким отношением к жизни до сих пор не схватили?
На всякий случай, выйдя из нашей комнаты, я задумчиво посмотрела на дверь: как бы сделать так, чтобы её никто не заметил? Как будто бы двери и вообще здесь не было?
Я — по-прежнему задумчиво — провела ладонью по стене в сиреневых с цветочками обоях от одной притолоки до другой — и на месте двери появились точно такие же обои. Немножко безвкусненько… зато незаметно.
И я спустилась вниз. Хозяина у стойки не было, в зале крутилась мрачного вида женщина с перевязанной платком распухшей щекой.
— Милочка, — обратилась я к ней, — тебя, вероятно, зовут Малисена?
— Угу… — пробурчала она сквозь повязку. Да, видок-то у неё ещё тот. Так, поди, и всех посетителей распугает.
— У тебя что, зубы болят? — поинтересовалась я.
Сверкнувший исподлобья взгляд, полный ненависти и боли, подтвердил мои предположения.
— Да брось ты ерунду городить! — продолжила я и похлопала её ладонью по повязке, женщина в страхе — или от боли? — дёрнулась. — Не выдумывай! Ничего у тебя не болит…
Дойдя до двери, я оглянулась. Малисена стояла, где остановилась, сдёрнув с головы повязку, расставив опущенные руки в стороны и молча глядя мне вслед.. Никакой опухоли на её щеке видно не было. А она довольно-таки симпатичная. Правда, до меня далеко, но это же я!
Я приложила указательный палец к губам и улыбнулась. Женщина улыбнулась тоже и закивала головой так, что я испугалась, что она у неё сейчас отвалится и придётся возвращаться и приставлять голову обратно. А мне-то, в общем, торопиться надо: выслеживать шпионов, выслеживающих нас.
Но никаких шпионов я не обнаружила, сколько ни слонялась в ближайших окрестностях таверны, сколько ни заходила в магазины и лавки и сколько ни прислушивалась к разговорам. Короче, я поняла так, что исчезновение принцессы хитом являться перестало. Сейчас у всех на слуху чудесное исчезновение разбойников из Каурсатского леса да нападение тысячи драконов на замок герцога Зажуйского.
Вернувшись в «наш» трактир и встретив там лучащуюся белозубой улыбкой Малисену, я попросила её принести ужин в номер, а сама поднялась первой, чтобы успеть отколдовать дверь до её прихода.
Принцесса ещё спала.
— Ты хоть ворочалась во сне? — спросила я, наблюдая на её левой щеке две дорожки от подушки.
— Не помню… — пробурчала она.
— А как же ты ночью спать будешь? — спохватилась я. А то ещё начнёт бродить по комнате, как зомби. И придётся применять меры.
— Молча! — отозвалась принцесса. — Я один раз три дня подряд проспала! — добавила она с гордостью.
— Вот, блин, спящая красавица! — не выдержала я.
— Да, я такая! — гордо произнесла она, откидывая косу назад. И тут же округлила глаза, увидев, как Малисена вносит целую стопку блинов: — А как ты узнала, что у нас блины будут?
Вот, блин, блондинка! Не, это я что-то повторяюсь. Но она что, реально не догоняет?
— А-а, ты же, наверное, их и заказала! — догадалась она. Ну, слава богу, а то я уж подумала, что всё окончательно упущено.
Ночь прошла без эксцессов. А наутро, после завтрака, я поставила перед ней задачу:
— Так, — сказала я принцессе, — сейчас мы пойдём к одному человеку… Он нам должен рассказать что-то важное. Может быть, даже открыть какую-то тайну…
Смотрю, глаза у неё загорелись. Ещё бы: я сама жуть какая любопытная. Но сейчас приходилось не узнавать загадку, а загадывать её. А уже потом ждать разгадки от учёного.
И мы пошли. Сидеть на одном месте не имело смысла: сиди не сиди, а ничего не высидишь. Пошли внаглую, ни от кого не прячась и не скрываясь. А пусть только попробуют сунуться! Я их всех…
Я нащупала в потайном кармане свою верную вилку и решительно открыла дверь комнаты. Принцесса несла поднос с пустой посудой — я всё-таки нагрузила её, хотя бы сейчас.