Граф.конкурс «Аватар-Фест»

Я как раз спешила в дом, так как почти опоздала к вечерней трапезе, когда он налетел на меня ни с того ни с сего. Мужчина. Мы столкнулись. Я попятилась, он отскочил, одновременно чихая. Его сицци не удержалась на голове – видимо ее плохо завязали – открывая светлые частые локоны. Я даже замерла – я никогда таких не видела. 
- Простите, - он поднял руки в непонятном мне жесте, как будто упирался ладонями в преграду. 
Молодой, занимательный на внешность, с пристальным взглядом, направленным на меня. Он не мог рассмотреть, потому что открытой была только часть вокруг глаз. 
- Почему ты так смотришь? – не выдержала я. 
- Интересно, - он улыбнулся, и словно засветился, стал еще моложе. Мое оцепенение сразу ушло, возвращая шум и суету вокруг, стало неловко. Я не должна разговаривать с гостями. Это неприлично. Тем более когда одна. А он был белокожий, да еще и беловолосый. 
Я быстро отвернулась и пошла к воротам. 
- Подожди! – крикнул мне вслед гость Амира. – Подожди, - он подбежал и дернул меня за руку, может для того чтобы повернуть, или для того чтобы остановить. В любом случае это бесстыдно! Я зашипела и прищурилась, отступая. – Прости, извини, я не хотел, - стал поспешно оправдываться мужчина, - я, не знаю, вроде заблудился. 
Он запустил руку в свою кудрявую шевелюру. Он мне не нравился. Посмел коснуться, дернуть без разрешения, да еще рассматривал. Я вздернула подбородок. 
- Я ищу известного механика, Галимея Алима… - он замялся и замешкался, словно забыл как дальше, и полез в карман. 
- Абу-Карима, - угрюмо подсказала я. 
- Да, верно, - разулыбался он. – Подскажешь? 
- Зачем он тебе? – с подозрением. 
- Я его гость, - объяснил мужчина. 
Я даже фыркнула, еще раз пробегаясь полностью по новоявленному гостю. На ногах тяжелые ботинки, которые в Амире не носили, но я иногда видела подобные на моряках. Таран, ничем не примечательный, поношенный, вполне возможно выданный на заставе. Неправильно завязанный сицци, скорее всего он снимал его на Ссупре. Мешковатая сумка через плечо. 
- Подхожу? – ехидно бросил мужчина. 
- Не совсем, - так же с издевкой ответила я. Но все же он был гостем. И я не могла его оставить на улице. – Пошли. 
Он поправил свою сумку и двинулся за мной в открывающиеся ворота. Раб приветствовал меня, ничего не сказав о моем спутнике, как и положено. Я – хозяйка. 
Гость во всю осматривал внутренний зеленый участок пути до самого дома, словно никогда не видел таких деревьев и кустов. Я же тем временем стала стаскивать с себя верхнюю одежду, раб поспешил открыть нам ворота в дом. Я скинула таран, отдала его рабу вместе с сицци, встряхнула косами, чтобы они не липли к шее. 
- Где элеб-Алим? – спросила я его. 
- В гостиной, але-Карима**, с господином. 
- Отец, - крикнула я так, чтобы кучерявый понял, кого посмел так предосудительно схватить на улице, - к тебе гость. 

Оба старых механика напряженно молчали. Их взгляды были прикованы к водянисто-изумрудным камням, так напоминавшим глаза дочери Галимея. Первым вперед потянулся отец. 
- Покажи-ка мне, Эймер, что ты привез… 
Длинные, исцарапанные опытами и трудом пальцы Константина взяли один из кристаллов, потянув его на себя. Все ожерелье качнулось вперед, тяжело обвиснув на моих пальцах, когда отец отпустил камень. 
- Да… - впечатленно произнес он, - ты сумел удивить меня, сын. 
- Ты сам сделал это? – Галимей задумчиво указал на украшение. 
- Нет, - я покачал головой, - но я знаю технологию. Его сработал мастер своего дела. 
Они оба кивнули, и наконец, серьезные выражения на лицах сменились. 
- Ты откроешь мне технологию, - произнес учитель моего отца. – Приму это как подарок за оказанную тебе честь. 
- Только не говори, что это все, - перебивая его, взмахнул рукой Константин. – Зная тебя, я ни за что не поверю, что ожерелье единственное, что ты купил на заработок за целый рейс. 
Засмеявшись, я начал доставать подушки с покоящимися на них драгоценностями наружу. Каждая вещь подвергалась внимательному осмотру, вызывая изумленные восклицания и цоканье языком. СамГалимей больше всего впечатлился многосоставным украшением для волос, мягко переливавшимся в свете, падающем сверху. 
- Яра! – вдруг позвал он, - подойди! 
Девушка появилась так быстро, будто подсматривала за нами из укромного уголка. Теперь я мог рассмотреть ее лицо. Нежная, как цветок, только вступившая в пору первой женской юности, но все встрепанная, как только проснувшийся котенок. Слишком светлую для амирян кожу, наверняка доставшуюся ей от отца, кое-где покрывали золотистые веснушки. Волосы были заплетены в тяжелые косы, ползущие по спине словно змеи. А глаза, увиденные мной всего пару часов назад, излучали любопытство и капельку презрения. 
- Да, элеб-Алим, – хотя поза ее и выражала покорность, но взгляд обмануть не мог. 
- Посмотри, какой подарок привез тебе Эймер, - Галимей кивнул на низкий столик, кушанья с которого были убраны, а их место заняли драгоценности. – Я хочу, чтобы он помог тебе примерить гребень. 
С готовностью помочь я встал и взял в руки украшение. Его вес приятно лежал в руке, а камни холодили ладонь. 
- Но это совсем неприлично, - нахмурилась она. – Чужеземец не может касаться дочери Юга… 
-… Без ее согласия, - кивнул Галимей. – Но ты же разрешаешь? Правда? 
В глазах Яры отразилось секундное замешательство и гнев, вероятно от того, что отказать было невозможно. 
- Разрешаю, - кивнула она, повернувшись ко мне спиной, будто даже оскорбившись своим собственным ответом. Пигалица. 
У нее были изумительные косы. Тяжелые, шелковистые на ощупь, мягкие. Собрав их вверх в виде короны, я закрепил волосы несколькими нитками и центральным гребнем и сделал шаг назад. Удивительно, но украшение смотрелось как миниатюрная корона, с лучиками кристаллов, сияющих на свету. 
- Тем более, нормально, когда тебя трогает твой жених, - как ни в чем не бывало продолжил Галимей. 
- Элеб! – пискнула Яра. 
- Отец! – взревел я, кажется, выпучив глаза. 
- Какие нервные сейчас молодые люди, - покачал головой Константин. 
- И не говори, - вздохнул его учитель. 

Почему-то сердце застучало сильнее, и только самым краешком сознания я понимал, что это страх такой силы, что встают волосы дыбом на всем теле. Я не смел признаться себе в том, что боюсь. 
- Да, ты теперь мне не чужак, и не гость. Ты несешь ответственность за меня, потому что… - она смотрела гордо, но голосе было что-то, мне не понятное, - потому что… 
- Я твой жених, - подсказал я почти шепотом. 
- Да, - она поморщилась, как признавая то, что было ей глубоко неприятно. Не то чтобы я винил Кариму в этом, но видеть ее реакцию почему-то было неприятно. – Просто откажись. 
- Я не могу. 
Она отшатнулась, будто я сказал что-то не то, и гордо ответила: 
- То, что ты теперь имеешь право на все это, не говорит о том, что мне приятно. 
- Ты о чем? – опешил я. 
Моя… невеста явно знала что-то, чего не знал я. Пожалуй, стоило все же прочесть всю книгу, не пропуская ни одной части. Ощущение, что я идиот пришло, и не торопилось уходить, особенно после ее следующих слов. 
- О том, что ты внимательно осматриваешь, оценивая, заходишь в мою комнату касаешься. 
Последнего я не делал, а голос девчонки звучал обиженно. Это немного задело. 
- И как твой жених, я все это могу? – решил уточнить я. 
- Ни один чужой мужчина не смотрел откровенно на меня, - еще более гордо сказала она. – И не касался. Это запрещено. 
Казалось, еще мгновение, и голос маленькой гордячки коснется шелковой вуали, висевшей в полуметре над ее головой. Сразу захотелось сделать что-то такое, сбить с нее спесь немного. Видит Н’Габах, я не подарок, но относиться к себе так не позволю. 
- Но мне можно, - я сделал шаг вперед, желая ее немного подразнить. 
- Это не значит, что мне нравится, - зло ответила она, отступая, - Санва Священная! Почему я вообще должна позволять подобное кому-то из низших. 
Ощущение было такое, будто меня ударили. 
Нет, конечно, я не думал, что должен нравиться Кариме, или она должна мне симпатизировать, но, по крайней мере, мог рассчитывать на какое-то уважение. Но то, что я рос с приемным отцом, не знал своих настоящих родителей, и лишь чудом избежал рабской участи, видимо, делало меня отребьем в глазах красивой заносчивой девчонки. И прокляни меня Н’Габах, если спущу такое. Даже ей. 
Ведомый злостью я сделал несколько шагов вперед, наступая на Кариму. Видимо, что-то во мне было пугающим, потому что она попятилась, пока не уперлась спиной в стену и не застыла, глубоко и часто дыша, отчего ее упругая грудь часто вздымалась. 
- А потому, - ответил я зло, поставив ладони по обе стороны от нее, чтобы моя маленькая невеста не вздумала бежать, - что я могу. 
Она подняла голову, посмотрев на меня огромными испуганными глазами, а я… Я зачем-то нагнулся и приник к ее губам поцелуем. Простым, невинным, достаточно безыскусным. Просто касание губ, не больше. Но моя злость ушла в ту же секунду, будто испарилась. Карима оказалась мягкой, чуть влажной, а ее дыхание отдавало привкусом каких-то трав. Она легко дрожала, но не пыталась вырваться. То ли была в шоке, то ли настолько испугалась, я не знал, хотя довольно долго думал об этом позже. 
Наконец я отступил, убрав руки и не зная, куда их девать затем. Девушка все так же стояла, закрыв лицо руками и заливаясь румянцем. Ощущение, будто я сделал нечто запретное, странное и даже страшное, появилось у меня внутри и росло с каждым вздохом. И слов не было, наверное, впервые за мою жизнь они просто не находились. 
- Я… - вырвалось у меня, но дальше сказать было нечего. 
- Уходи, - прошептала она. – Я знаю, что не могу даже просить, ты в своем праве, но уходи, пожалуйста. Уходи! 
Повернувшись, я практически выбежал из комнаты. И не осмелился обернуться.

Жизнь ничего не стоит. Особенно, если она не твоя. 
Изогнутое лезвие с легкостью перерезало беззащитное горло. Кровь алыми струйками стекала по краю, капая на песок, пропитывая дороги Амира солью. 
Воины торговца грудой лежали у ног, отдавая последнюю дань, перед тем как пуститься в скитание по пустыне. Их жизненная сила испарялась подобно родниковой воде, манила меня, иссушенного странника. Я мог видеть прозрачное мерцание в лучах незаходящего солнца, и как оно тускнело с каждым мгновением. Все внутри рвалось вперед, захватить хоть кончиком пальца спасительную энергию. Но она проходила сквозь, не задерживаясь под кожей. Мне хотелось уничтожить половину острова, бессильно наблюдая, как исчезает последнее дыхание, которого не могу коснуться. 
Говорят, душа не имеет цвета, запаха, вкуса. Я же доподлинно это знал. Ровно, как и то, что сейчас души умерших покинули тела и отправились в вечное странствие по пустыне. Я слышал их отчаянный крик о помощи. Простите, господа, не в моей власти. 
Ханн с торжествующей улыбкой пела Фазилю. Песнь лилась чарующими нотами, проникая в каждый уголок его разума, въедаясь в клеточки, сжигая дотла. Каждая невинно загубленная им душа отзывалась болью, сводя с ума. В такие моменты я понимал, насколько опасна ловушка, в которую умудрился угодить. Если Фазиль убил сотню безвинных, то мой список гораздо длиннее. Я даже не уверен, существует ли такое число. И если ей вздумается спеть мне колыбельную – шансы на безболезненное восхищение ничтожны. 
- Еще? 
Кивок. Ленивый взмах руки и полуприкрытые веки. 
Кончики пальцев скользят по упрямо сомкнутым губам, пачкая виноградным соком. Легчайшее прикосновение лишь рисует контур, восхищаясь, не требуя подчинения. С ней нельзя напирать тараном, нельзя давить и привязывать. Пока нельзя. Только нежностью случайной, будто ненароком коснуться покатого плеча, убрать упавшую на глаза тонкую косицу, следя, чтобы острый коготь не оцарапал кожу, улыбнуться, надевая маску святой наивности. 
Обласканная лучами солнца виноградина появляется у губ, побуждая открыться, отведать лучший сорт, взращенный любящими руками Юга. Ханн ловко забирает ягоду и усмехается, когда лопнувшая кожица не удерживает брызнувший сок. Осторожно собираю сладкие капли и облизываю испачканные пальцы. Темные глаза наблюдают с иронией, будто говорят «я знаю, зачем ты это делаешь, и не даже не надейся, что поведусь». Но, милая моя, кто из нас и кого поведет вопрос уже давно решенный. 
- Хочешь что-нибудь еще? – аккуратно отбрасываю ее черную накидку на ковер топчана. Совсем немного приоткрыть шею и плечо, перетянутое черной кожей с металлическими пластинами, чтобы иметь возможность согреть своим дыханием ее прохладу. 
- Мммм, нет. – глаза ее закрылись, символизируя дрему и пресыщение. 
- Уверена? – ласковый шепот на ушко, мимолетный, словно моросящий дождь. – Тебе нужно всего лишь попросить. Я могу все. 
  

Машинка резко остановилась перед съездом на ровную дорогу перед кафе. 
Я просто неосознанно нажала на педаль, когда услышала это слово «репортер». 
Мой спутник был ошеломлен, может даже больше меня. Нас резко дернуло вперед, и я приникла грудью к рулю. 
- Все в порядке? – спросил Сергей, чуть касаясь ладонью моей спины. 
- Вы работаете в журнале? – выпалила я. 
- Да, это плохо? – удивился мой спутник. 
- На Волковых? – прошептала. 
- Можно и так сказать… 
Я лихорадочно соображала, как быть. Как объяснить свое поведение? Интерес? 
В итоге я лишь покачала головой, извинилась, и поежилась, когда ладонь спустилась ниже и в мгновение исчезла. Я нажала на газ. Мы выехали на подъездную дорогу, направляясь под арку разгрузочного дворика. Обычно клиенты тут не бывают, но не могла же я его высадить перед главными воротами и оставить там в ожидании. 
Спеша разделаться с этой неожиданной неприятной обязанностью, я соскочила с сидения, открыла задние ворота, и прошествовала внутрь, полагая, что гость последует за мной. 
Он так и сделал. 
Сергей с интересом оглядывал предложенные мною наборы, пока я искала подходящую корзину. Когда мужчина определился с выбором съестного, я предложила ему напитки. Выбор пал на вино, красное, но марку он предпочел посмотреть сам. 
Я не нашлась как отделаться, потому провела его в погреб, внимательно следя за его тщательным подбором бутылки. 
В итоге мне было показано на определенный сорт одного из лучших терпких вин, и когда я взялась за бутыль, его пальцы, потянувшиеся к ней, обожгли кожу. Бутылка выскользнула из моих рук и упала. Она не разбилась бы о мягкий земляной пол погреба, но ей все равно не дали приземлиться, перехватив заранее. 
Когда бутылка была тихо водружена на соседнюю ровную поверхность, а по моей руке медленно вверх прошествовали жаркие пальцы, сердце яростно застучало в моей груди. 
- Ты такая мягкая, - еле расслышался мною шелестящий комплемент. И я подняла взгляд, медленно забываясь в обволакивающих небесах его глаз.

Знакомое здание – камень обвитый плющом с вывеской «Пирожки у Бабушки». Я был тут не так часто, как хотелось, но всегда уходил довольным – еда была сытной и вкусной. 
Моя сопровождающая молча проследовала в здание с черного входа. Наредкость немногословная девушка. 
Большие деревянные двери обитые железом, вели в широкий коридор, заставленный мешками и ящиками. Полы были отделаны кафелем приятного кофейного цвета, а стены – мелкой мозаикой. По сторонам он разветвлялся на несколько огромных арок - в первые мгновения мне даже показалось, что я оказался в неком женском царстве, пахнущем ванилью и корицей. Кухня, пекарня, склад – я видел их лишь мельком, света из коридора не хватало чтобы рассмотреть детали, но ЗАПАХИ просто сводили с ума. Теперь я понял, чем пахнет моя новая знакомая – выпечкой. 
Наконец она остановилась на входе в какую-то комнату и щелкнула выключателем. Пространство затопил электрический свет, ярко осветив силуэт Каси – кудряшки рассыпались по плечам, создав золотистый ареол вокруг её головы. Буквально секунда, и она уже сорвалась с места, по-хозяйски распоряжаясь всем тем, что находилось на полках, но это совершенно не нарушило очарования момента. 
- Вот что мы обычно предлагаем посетителям, - она вручила мне в руки меню, - но напиток вы можете выбрать отдельно. 
Стоит ли упоминать, что в меню я ткнул исключительно наугад? Хотя, конечно, во вкусе блюд сомневаться не приходилось – здесь всегда готовили отменно. 
Пока Кася наполняла корзину, я осматривал… наверное все же кухню. Нет, это не был огромный цех их тех, которые обычно служат для готовки в кафе. Скорее, что-то личное, домашнее, более теплое и понятное, напоминающее далекое детство. Теплого оттенка стены, огромный холодильник, стол из темного дерева, заполненные всякими баночками и чистой посудой полки – меня явно зазвали в святая святых. 
На стене, в простенькой рамке висело фото. Три женщины разного возраста, Кася и, очевидно, её мама и бабушка. Они были очень похожи, особенно самая старшая и самая младшая в семье. Колпакова. Вот кто она, не иначе. 
- А пить вы что будете? – раздалось прямо возле моего уха. 
Только сейчас я обратил внимание, что Кася была почти вровень со мной ростом. Высокая девочка. Но такая изящная и хрупкая, что это почти не ощущалось. Только вот так, когда она говорила близко. И с удивлением отметил, как понравилось мне данное ощущение. 
- Вино. Красное, - я смотрел в упор на ее раскрасневшиеся щеки и чуть опущенные ресницы и впитывал образ, понимая как мне безумно нравится эта конкретная девушка. 
- Я не знаю, что у нас осталось после праздника, но могу предложить на выбор из погреба. 
Пожав плечами, я тенью двинулся за ней. 
Погреб оказался под лестницей на второй этаж – дверь была вделана прямо в стену. Комнатка была маленькой – еле развернуться двоим, а уж если учитывать мои габариты… Но, к моему удивлению, меня все же пустили. И даже позволили доставать бутылки, читая этикетки. 
- Вот это, - я протянул ей бутылку. 
Она взялась за горлышко и, как-то, совсем неловко, наши пальцы встретились. Это был будто удар током, пробежавший по коже и устремившийся по всему телу. Мысли куда-то вылетели, собранности еле хватило, чтобы перехватить падающую на пол бутылку – и то, исключительно потому, что я не успел ее отпустить полностью, передавая в руки Касе. 
Глубоко вдыхая запах выпечки, которым пропахла она вся, я почти упустил момент, когда Кася поставила бутылку на какую-то из полок. Мои уши уловили только приглушенный звук соприкосновения деревянной и стеклянной поверхностей. А я не смог сдерживаться дольше, дотронувшись до теплой кожи и медленно прогладив вверх. 
- Ты такая мягкая, - она подняла глаза и посмотрела прямо на меня. – Так сладко пахнешь… 
У Каси были огромные глаза, цвета плавленого шоколада, и чуть вздернутая верхняя губа. Мне вдруг жутко захотелось попробовать её на вкус, чтобы убедиться, что она именно такая, какой кажется. 
- Можно мне… - я наклонился ближе, - попробовать? 
Девушка молча продолжала смотреть на меня. Искушающе. Чуть опасливо. А потом облизнула губы, будто подав мне какой-то тайный знак. Я наклонился и… 
Она оказалась сладкой, очень. 
С легким оттенком нежности и светлого летнего утра, пронизанного солнечными лучами. 
С неповторимым запахом ванили и корицы. 
С теплой кожей под моими пальцами. 
С мягкими пружинками кудряшек, в которых утопала ладонь, щекотавших мою шею и щеки. 
Со стройным телом, прижавшимся к моему, и маленькими узкими ладошками на моих плечах. 
Она была… 
Просто была. И этого было достаточно.

Тихо. Слишком тихо. И кот над ухом не орёт. Неужели тоже проспал? 
Все правильно – это же не городская квартира. Мы – в «La perla». 
Мы… 
Я чуть помедлил: вдруг, все, что было прошлой ночью – прерывистый шепот, переходящий в стон, медовый вкус губ, нежный запах кожи, сумасшедшее желание стать единым целым - всего лишь сон, сказка, не ставшая явью. И открыл глаза – Солнышко, предпочтя подушке мою руку, уютно посапывала рядом. 
И вдруг улыбнулась во сне, заставив мое сердце замереть на миг, а потом забиться вдвое быстрее от этой по-детски безмятежной, светлой улыбки. 
Сейчас Солнышко казалась почти ребенком, если бы не залегшие под глазами тени и припухшие губы, которые нестерпимо хотелось поцеловать. 
Так, твое маньячество, марш отсюда и живо в душ – дай своей женщине поспать. 
Я осторожно высвободил руку - Будур не проснулась, только забавно наморщила носик и повернулась ко мне спиной – и встал с кровати. 
Пристроив сброшенные с кровати покрывало и одеяло на кресло, я вынул из комода чистое белье и рубашку, и тихо, по одной половице, вышел из комнаты. 
Джинсы нашлись там же – в гостиной, около дивана - где вчера были сняты, а залитая вином рубашка отправилась в корзину для грязного белья. 
Прохладный душ прогнал последние остатки сна: побрившись и умывшись, я отправился на кухню - воплощать в реальность мечту любой женщины, согласно любовным романам. 
…Последний, критический взгляд – чашка кофе, только что снятый со сковородки омлет с грудинкой, румяные тосты и розетка с джемом. 
Надо думать, от такой мечты не отказался бы и мужчина. 
Для полного соответствия не хватает еще вазочки с алой розой, но вместо нее будет кое-что другое, не хуже. 
Подхватив поднос, я поднялся наверх, нажал на ручку - дверь, открываясь, негромко скрипнула. 
Будур, обернувшаяся на звук, залилась краской и натянула простыню до подбородка: 
- Привет. 
Я понимаю, mo ghrian… 
Слова не нужны – ведь это так просто: подойти, улыбнуться, сев рядом на край кровати, поправить выбившуюся прядь волос, невзначай коснувшись зардевшейся щеки и опустить ей на колени лист из блокнота с двумя четкими строчками: 
«Доброе утро, Солнышко. Я люблю тебя». 
- Который час? – Будур не ответила на мои слова, смущенно отводя глаза в сторону. - Я сдала «норматив пожарника» и проспала? Отвернись, пожалуйста… - она потянулась за халатом, аккуратно сложенным на тумбочке, и облачилась в него. 
«Одиннадцать, - я придвинул к ней поднос. – Ваш завтрак, миледи». 
На удивленный взгляд Будур, я чуть улыбнулся, думая о своем: 
Привыкай, Солнышко. Когда ты станешь маркизой Рие, обращаться к тебе будут именно так. 
- Одиннадцать?! Я проспала почти до обеда. - Будур приподняла салфетку с тарелки на подносе. - Обожаю омлет, ммм… - Она откусила кусочек и расплылась в улыбке. 
«А я было подумал, что придется тебя уговаривать: кусочек за маму, за папу… Еще есть тосты, - я стянул с тарелки поджаристый ломтик, - джем и кофе: без сливок, одна ложка сахара. Все правильно?». 
Будур с аппетитом умяла омлет и пару тостов с джемом. Потянулась за кофе и, с наслаждением вдохнув его запах, сделала глоток. Н тут же поморщилась, словно проглотила целый лимон. 
- Кофе соленый! 
Я отобрал у нее чашку, глотнул: точно соленый! Черт, о чем я думал, что перепутал соль с сахаром? Не о чем, а о ком… 
«Солнышко, извини...». 
Дописать помешала метко брошеная подушка. 
Ну погоди... - прижав к себе метательный снаряд, я рухнул с кровати, а оказавшись на полу, сунул подушку под голову. 
Будур отставила поднос в сторону и свесилась с кровати. 
- Ваша светлость, что с вами? 
Блокнота под рукой не было, пришлось ответить действием: я перетянул Солнышко на себя – не кровать, но тоже ничего – и не давая опомниться, поцеловал. 
Она попыталась вырваться, но после поцелуя обмякла и прошептала: 
- Патрик.. Это какое-то безумие… 
Нет, Солнышко - это любовь, - я легонько поцеловал ее в макушку и, глядя в глаза, разжал объятия. – Не бойся и поверь… 
Будур приподнялась и грустно произнесла: 
- Мне кажется, что я сплю и вижу красивый сон. Но сны всегда заканчиваются, и наступает пробуждение. 
Полцарства за блокнот! 
Через минуту средство общения свалилось мне на голову, а чей-то ворчливый голос произнес: 
- Приличные молодые люди сначала женятся… Вместо того, чтобы на полу валяться, лучше петли дверные смажь, пока на весь дом вопить не начали. Одно название, что хозяин… 
Будур вскрикнула от неожиданности и поднялась на ноги, оправляя халат. 
- Кто здесь? Почему вы прячетесь? – Дрожа, спросила она, озираясь по углам спальни. – Рик, я боюсь! 
Я взлетел с пола и обнял ее за плечи. 
- Ну вот, какие нервные девицы пошли, - на комоде неожиданно возникло маленькое лохматое существо с ярко-голубыми глазами, в надетом набекрень зеленом колпачке. – Может, кошачьей настойки принести? 
- Да кто вы такой, чтобы так разговаривать со мной? – возмутилась Будур. – Пейте сами свою настойку! 
- Брауни я, домашний дух, – торжественно представился нежданный гость. - Здесь нас домовыми называют. И вот что я вам скажу: таких нахалов, как ваши кот и пес, я давно не видел. Разве можно живность так распускать! Но об этом потом – ты, милорд, лучше петлями займись, а твоей будущей миледи пора умываться и одеваться, на дворе почти полдень. 
- Какая наглость! Рик, не позволяй ему командовать в этом доме! - Солнышко подняла свои тапочки, мирно дремавшие у кровати, и запустила ими в мигом исчезнувшего Брауни. - Я ухожу в ванную! И не смейте подглядывать за мной! 
- Не имею такой привычки, - донеслось из воздуха. – А вам, мисс, хорошим манерам поучиться не помешало бы. 
Я усмехнулся, подобрал с пола блокнот и, догнав mo ghrian в коридоре, отдал ей сложенный вдвое исписанный лист, а сам отправился на кухню – умасливать Брауни.

На пляже было пустынно и ветрено. Мы выбрали место для строительства замка в нескольких метрах от кромки моря. И до воды недалеко, и не смоет в случае прилива. Я принесла два ведра воды, вылила их в яму и принялась наблюдать, как Рик укладывает влажный песок широкой горкой под основу крепости, и руками формует башни, помогая себе лопаткой и шпателем. 
- Еще воды?.. 
«Да. Потом начинай выравнивать стены, пока они влажные», - написал он мне на песке. 
Песок быстро высыхал на солнце, приходилось постоянно приносить воды и смачивать его. Патрик почти закончил центральную часть постройки, а я все еще работала над крепостными стенами. Он ободряюще улыбнулся мне. 
- Никогда не строила замки из песка, - призналась я. «Разве что в мечтах, как считает мама». Вначале я с жалостью думала о своем дорогом маникюре, но потом сама бросилась искать красивые ракушки и отполированные морем стеклышки для украшения замка. 
Патрик вытащил из кармана джинсов блокнот и ручку, устроил его на колене и через несколько минут передал мне. 
«Никогда не поздно начать. Мама обожала строить из песка. Папа всегда говорил, что ей надо участвовать в фестивалях песчаных скульптур. Я потом тебе покажу фотографии - самые удачные замки мы фотографировали на память». 
Я прочла, и мне стало грустно. С самого утра мы не касались воспоминаний о безумной ночи, проведенной в объятиях друг друга. Я испытывала неловкость, не зная, как начать разговор, да и нужно ли?.. Рик был нежен, внимателен и заботлив, но, казалось, не придавал особого значения тому, что случилось между нами. А чего я ожидала? Что мы целый день проведем в постели, занимаясь любовью? Глупо. Возможно, Патрик щадил мои чувства и не хотел расстраивать. От этих мыслей я поежилась, обняв себя руками, и не заметила, как Рик поднялся, отбросив шпатель. Он развернул меня лицом к себе и коснулся щеки. 
«Ты замерзла. Может, вернемся?» 
- Не хочу, давай побудем еще немного. – Возвращаться в дом, где спальня хранила наши секреты, мне пока не хотелось. 
«Хорошо, Солнышко, но тогда тебя нужно согреть», - он улыбнулся. 
- Только не говори, что сейчас появится Брауни и принесет термос с кофе. 
«Нет, конечно», - Рик прижал меня к себе, запустил пальцы в волосы, заставляя запрокинуть голову, и припал к губам долгим, нестерпимо нежным поцелуем. 
Мысли и чувства разом смешались в голове. Скажи мне, что я нужна тебе! Хочу услышать твой голос! Скажи… Но это было невозможно. Ветер нещадно трепал мои волосы, словно наказывал. Патрик выпустил меня из объятий и указал на замок из песка. Я обернулась и замерла в восхищении. 
- Ничего себе, - только и смогла вымолвить. 
Затейливо украшенные зубчиками башенки, бойницы в крепостной стене, ров вокруг замка выглядели как настоящие. Патрик написал на песке: «Дарю этот замок тебе». 
Я не успела поблагодарить, как ветер нагнал большую волну на пляж, она докатилась до самых стен песчаного замка, подмыв его левый край. Песок просел, и крайняя башенка рухнула. 
- О, мне так жаль, Рик… 
Он улыбнулся и пожал плечами. «Ничего страшного. Это легко исправить. А потом можно будет снять, хотя бы на телефон». 
- В другой раз, - попросила я. - Идем в дом, пора собираться. 
Сборы заняли меньше часа. Уже открыв дверцу «порше», я обернулась и посмотрела на домик. Наверное, это странно, но я чувствовала, что со вчерашнего дня какая-то частичка меня теперь навсегда останется здесь. 
Рик закинул сумки на заднее сиденье и подошел ко мне. «Не грусти, мы обязательно вернемся». 
- Я забыла бросить монетку в море, чтобы вернуться сюда… 
Брауни залез на заднее сиденье и улегся там, пробурчав: 
- Поехали, молодые люди. Пора и честь знать! 

Патрик вел машину на большой скорости, торопясь добраться до Энска до наступления темноты. Я смотрела в окно, не оборачиваясь к нему и не общаясь на протяжении всего пути. Все равно он ничего не мог ответить мне, пока был за рулем «порше». На душе лежал камень отчуждения. Впервые со дня нашего знакомства его немота давила на меня. Неужели мама была права, и скоро я начну тяготиться подобным общением, а наше чувство, как выстроенный на берегу моря песчаный замок, скоро исчезнет? И только эта ночь останется в воспоминаниях… 
Мы въехали в Энск и чуть сбавили скорость движения. Я рассеянно читала все баннеры и плакаты, которые попадались на пути. Ни дня без рекламы, не знаешь уже, куда деваться от нее. На светофоре в двух кварталах от моего дома я остановила свой взгляд на вывеске «Круглосуточная аптека». В витрине сияло огнями электронное табло, на котором бегущей строкой шла реклама. «Лучшее средство от облысения! Шампуни от перхоти и себореи! Тампоны и женские прокладки! Контрацептивы!» 
Я побледнела и обернулась к Рику: 
- Пожалуйста, мне нужно в аптеку, останови машину. 
Я была сама не своя. Патрик, не задавая вопросов, завернул за угол и высадил меня. Я выскочила и бросила на ходу: 
- Я быстро! 
В аптеке, к счастью, посетителей не было. Подбирая слова, я обратилась к провизору за витриной: 
- Мне нужна таблетка, которую можно выпить после незащищенного секса. 
- Вас изнасиловали? – Спросила женщина в белом халате. 
- Нет! –почти крикнула я.- Нет, просто мы, - я замялась, - мы увлеклись...Ну, вы понимаете… 
Я готова была провалиться сквозь землю, но выхода не было. А вдруг я забеременела?! Эта мысль змеей ужалила меня в сердце. 
Провизор протянула мне таблетку: 
- Как принимать, написано в инструкции. 
Я кивнула и спрятала таблетку в сумочку, оплатила лекарство и кинулась прочь. 
Патрик внимательно взглянул на меня. 
- Поехали! – Указала я и пристегнулась дрожащими руками. О таблетке я ничего не стала говорить ему. 
В Арабский переулок мы добрались, когда уже стемнело. Рик занес мои вещи в квартиру и привлек к себе, чтобы поцеловать. Губы у него были горячие, влажные. Я едва не задохнулась от нахлынувших чувств. И только когда за ним закрылась дверь, разрыдалась.

Её глаза сузились от злости. Она прошипела буквально: 
- Я не думала, что демоны – такие идиоты. 
Вот же в точку! А кто я? Не идиот разве? Прилетел поговорить. Разговоров мне в жизни не хватает. 
В два шага я оказался рядом с ней, она даже не поняла, что произошло, как я впился ей в губы. Жадным, требовательным поцелуем, сжимая её до боли. И так же резко отпустил. Глаза девушки непонимающе смотрели на меня, а потом она со злостью запустила в меня каким-то предметом. Я легко увернулся и, поймав её руку, потянул на себя, и Вероника оказалась в моих объятиях. Я прижал её к себе и снова поцеловал. На этот раз нежно, но настойчиво. Эта девушка сводила меня с ума. Я совершенно не понимал, что творю, но противиться этому не мог. И не хотел. Я жаждал её. А Вероника, стукнув меня слабо по спине, сдалась на милость мне и, запустив свои пальчики в мои волосы, отдалась поцелую. Теперь, когда она была в моих руках, я чётко осознал, что именно это было нужно мне, как воздух. Это касание, поглаживание, трение, ощущение кожи под руками, неповторимый аромат её волос, этот стон, слетевший с её губ. Неведомо, как мы оказались без одежды и на полу, но я не мог больше ждать. Всё вокруг не имело значения, только наше сплетение тел, поцелуи – то нежные, еле ощутимые, то страстные, жадные. Только она. И в какой-то миг я понял, что не оставлю её, что без Ники мне не жить, лишь существовать. Её руки скользили по моему телу, её язык переплетался с моим, играя и разжигая во мне дикое нестерпимое желание оказаться в ней… Сразу...Наше слияние затмило мне разум. Я не понимал, где я, не понимал, кто я, видел только её, только глаза, полные страсти, огня, наслаждения. Проникнув в её сознание, я делал то, что нравилось ей, получая от этого удовольствие, наслаждаясь её стонами, криками, царапанием моей кожи. Она прекрасна в минуты страсти. Ника. Моя Ника. Мы взорвались вместе, и я почувствовал себя по-настоящему живым, наполненным, цельным. Как-будто часть моей тёмной души вернулась ко мне из небытия. Прижимая крепко Нику к себе, я целовал её лицо, губы, нежно поглаживал плечи. И чувствовал себя...счатливым! Нет, это не то счастье и радость, которые я привык испытывать за все годы своего существования. Нет. Это ощущение неземного блаженства, единения душ. Посмотрев в глаза своей судьбе, я произнёс: 
- Ты моя...

Она сидела и сжимала кулачки, сдерживая слёзы. Нет, я не готов к такому повороту событий. Вернее, был готов, когда летел сюда, но всё изменилось. Я нежно погладил её волосы и взял за руку, сел рядом и поднял её за подбородок, вынуждая смотреть мне в глаза. 
- Ника, зачем ты говоришь так, если этого не хочешь? Нет, не ставь, пожалуйста, блок, я уже увидел то, что нужно. Ты боишься, что я оставлю тебя? Не надо. Я не собираюсь этого делать. Я хочу, чтобы ты была всё время рядом. Ты боишься влюбиться в меня? Я не смею просить тебя о любви, потому что сам не знаю, что творится в моей душе. Я никого никогда не любил… Поэтому для меня все чувства, что я испытываю к тебе, несколько странны и непонятны. Милая Ника… - Я погладил её по щеке, наклонился и нежно поцеловал. – Не прогоняй меня. Я не уйду. Не хочу больше чувствовать ту пустоту, что была во мне всё время…до тебя… 
Она улыбнулась, в глазах появилась надежда, но тень сомнения всё же оставалась. Ну что ж, в этом я сам виноват. Я коснулся губами её глаз, и продолжил: 
- Пойми меня, моя девочка, я всегда был один. Две тысячи лет – немалый срок, чтобы привыкнуть к этому. У меня никогда не было привязанностей, добрым меня тоже никто не назовёт. Мне не известно, что такое любовь, забота, нежность. Я всегда думал, что это сделает меня слабым. – Я смотрел в глаза Вероники, не зная, как убедить её в своей искренности, впервые испытывая неуверенность. 
- Научи меня любить. – Я поцеловал её, и она ответила мне, приоткрыв сладкие губы и впуская меня в себя. Словно давая мне понять, что она впускает меня в свою душу. 
Мы долго сидели, обнявшись, не говоря ни слова, ибо разговоры были лишними. 
Потом мы решили прогуляться, оделись, еле отыскав свою одежду, разбросанную по комнате. 
- Ты очень красива. – Сказал я стоящей передо мной Веронике. 
В её глазах появились озорные искорки: 
- Я знаю.

– Тесса, тебя на заднем дворе ждет гость
Я замерла. Мне стало совершенно все равно, где Бенджамин, где «Таламаска», где я…
Теодор стоял спиной ко мне и смотрел на живую изгородь. У его ног примостился, виляя хвостом, большой пес. Он услышал мои шаги, обернулся…Я держалась слишком долго. Я собрала всю свою волю в кулак, чтобы выжить, чтобы вернуться…но стоило его увидеть и я сорвалась.
– Тео…Тео – только и смогла я произнести и бессовестно разрыдалась.
Он обнимал меня, успокаивал, а я все не переставала плакать. Я за всю жизнь так не плакала, как в этот миг. Теодор был рядом, он был здесь, со мной. Мужчина, который меня любит. Мужчина, который знает какая я сильная и все равно заботиться обо мне. Ведь какой бы сильной я не была, так нужно, чтобы меня кто-то защищал, несмотря ни на что.
Мы долго сидели в живописной беседке на заднем дворе. Я держала его за руку, положила голову ему на плечо, слушая рассказ о том, что произошло после моего исчезновения. Потом и я рассказала что случилось со мной в замке, о своей призрачной семье и о том, что громко хлопнув дверью, ушла из «Таламаски».
– Как Амариликус? Осваивается в современном мире? Есть новости от Каталеи? Бэкки выпустила новый альбом? А как Джина, Гарри, Максимус и остальные?
– Если бы ты только знала – Тео усмехнулся
Я отстранилась.
– А как ты? Не нашел за это время другую безродную сироту?
– Таких как ты больше нет, а другие мне не нужны
Я покачала головой и поднялась, погладила шрам на своем запястье, который никогда не даст мне забыть о том, что случилось.
– Знаешь, я много думала о будущем, о нас. О том, чего я хочу дальше от жизни и куда двигаться дальше. Так вот, больше всего на свете я хотела бы бросить все и уехать в твой маленький городок…но я не могу, Теодор. Я была рождена во тьме, тьма – это мое прошлое и настоящее и только продолжая бороться, я смогу сохранить свой свет, свет в моей душе. «Таламаска» – это что-то большее, чем просто кучка старцев и ее основные принципы –они работают, несмотря ни на что. Теодор, ты впервые столкнулся с этим, но моя жизнь целиком состоит из необъяснимого. Для тебя все закончилось, но для меня – нет. И я прекрасно знаю, что не вправе просить тебя остаться и сражаться вместе со мной…
Я опустила глаза…и не смогла молчать.
– Но я прошу. Я прошу, потому что, ты – мои силы. Я умирала там, на холодном полу в замке Эберхард и только ты, только мысли о тебе не дали мне уйти из жизни. Это были долгие два дня. Два дня назад была самая прекрасная ночь в моей жизни, мы были вместе и наутро собирались уехать и никогда не расставаться. Потом замок забрал меня, но я спаслась и сбежала – вернулась в Лондон и сижу сейчас здесь. Для меня все уместилось в два дня…а для тебя, для всех остальных – в два года. И все это время ты ждал и не терял надежды, даже когда другие смирились. Наверное, теперь мой черед ждать. Ждать твоего ответа. И готова ждать хоть тысячу лет, ведь люблю тебя и буду любить несмотря ни на что. И приму любое твое решение.
Я никуда не денусь – осторожно дотрагиваюсь до его щеки – А если какой-то адский портал вновь протянет ко мне свои мерзкие щупальца, то я обязательно вернусь, только бы ты был рядом.

Тео сидел у стола, в камине жарко горел огонь. На кровати спала Тесс. Его любовь, его жена, его счастье. Тео посмотрел на нее и улыбнулся. Тихо подвигав мышкой, чтобы зажегся экран ноута, он сел писать письмо. Большой пес подошел и встал позади, обняв Тео лапами за плечи, словно мечтая прочесть, что пишет его хозяин.

Привет, Рик, ты знаешь, это невероятно, но я оказался прав. Я нашел ее. Мою Тесс. Она жива, и с ней все в порядке. Я люблю ее, Рик, и я счастлив, как только может быть счастлив человек, нашедший сокровище, которое он искал всю жизнь. Искал, обрел и вдруг – потерял.

Ах, если мученик любви
Страдает страстью безнадежно,
Хоть грустно жить, друзья мои,
Однако жить еще возможно.
Но после долгих, долгих лет
Обнять влюбленную подругу,
Желаний, слез, тоски предмет,
И вдруг минутную супругу
Навек утратить... о, друзья,
Конечно, лучше б умер я!

И вот я тоже был, как герой этой поэмы, мне ничего не нужно было в жизни. Ничто и никто. Я жил по инерции. Только потому, что обещал ей не умирать. И еще я надеялся на встречу, хотя там, на Небесах. Только это и держало меня.
Я искал, ездил, возвращался туда, был в этой ее организации. Никто не знал, что с ней, никто, понимаешь, Рикки, никто не верил, что она жива. Но я не мог, я чувствовал, что она где-то здесь, что она зовет меня. Ей плохо, и она зовет меня, а ее не могу ей помочь. Это самое тяжкое, когда ты бессилен помочь любимому человеку. И я начал молиться, как умел. Я не особо верующий, поэтому я не просил ни о чем Бога, я просто звал мою Тесс. Я разговаривал с ней, рассказывал обо всем, что происходит со мной, с бароном, в жизни, и я просил ее не умирать, не уходить от меня. Я умолял ее выжить и вернуться.
И однажды это случилось. Я снова был там, и она пришла. Мне сообщил этот ее сослуживец, Сверчок. Он каждый год ездил к замку и справлял тризну по покойной, я – не мог. Я твердо знал, что она жива. И я обрел ее вновь.
Моя Тесс. Она удивительная. Я не устаю смотреть на нее, потому что боюсь, что она опять неожиданно исчезнет. Она говорит, что этого не случится, а если случится, она вернется. Это я тоже знаю, и все равно боюсь е потерять. Она – мое счастье, мое чудо, моя жизнь.
Скоро мы поженимся. Как только день определится, я тебе сообщу. Надеюсь увидеть вас обоих. Тео.

Отправив письмо, Тео закрыл ноут и вместе с псом улегся на другой половине кровати, оберегая сон любимой женщины...