Мелина Марчетта "В поисках Алибранди"

Спасибо за продолжение!

Майкл предлагает создать на ее имя фонд, но думаю, там совсем другие суммы, как если бы Джози была его официально признанной дочерью.

Джозефина попыталась вызвать отца на эмоции, но Майкл отделался осторожными, округлыми фразами. Соглашусь со всеми высказавшимися, что эта встреча не очень обнадеживающая.
___________________________________

Привет.Скучаем по героям. Когда порадуете?

В этом месяце точно
_________________

Спасибо. Ждем.

Привет всем, кто (надеюсь) всё ещё терпеливо ждёт. В ближайшую неделю будет следующая глава — на этот раз железобетонно.
Спасибо за терпение.
_________________

 » Глава 7

Новый месяц — новая глава Спасибо всем, кто ещё с нами.
По всем замеченным опечаткам можно стучаться в личку.

Перевод: Peony Rose  
Редактирование: Bad girl  
Оформление: Архивариус 

     Мы так и не уехали на Пасху. Поступили так же, как делали каждый год: провели весь день с бабушкой и родными у Роберта. Мне даже пасхальных яиц не подарили. Просто вручили кое-что для сундука с приданым. До чего же весело получать скатерти и вязанные крючком салфетки, когда все едят шоколадных зайчиков.
     Сидя в среду вечером на веранде, я размышляла о сундуке. И о том, как многозначительно поглядывали на меня родственники, когда говорили маме, насколько я выросла.
     Будь жизнь немым кино, я бы увидела под их физиономиями титры. «Нужен кавалер», — сообщил бы указующий взгляд кузины Марии. «Да, и после три года ухаживаний», — кивок кузины Камелы. «А на двадцать первый день рождения можно и помолвку устроить», — гордая улыбка тети Патриции. Мы с мамой в этом фильме были бы испуганно охающими героинями.
     Под заходящим солнцем среди меняющих цвет осенних листьев, когда лицо обдувал ветерок, все казалось пустячным и неугрожающим. Мысленно я легко ускользнула от проблем. А потом вышла мама и сказала, что ночью ей нужно посидеть с кузиной Камелой, пока муж кузины в больнице. А я отправлюсь к бабушке.
     Для меня наказание — это не чтение нескольких молитв «Радуйся, Мария» и «Отче наш», а ночевка у нонны.
     — Мне семнадцать, мам. Я могу о себе позаботиться, — заспорила я, входя в дом.
     — Погладь форменную рубашку, перед тем как уходить, чтобы утром не пришлось хвататься за утюг, — вот и весь ответ. — И свитер возьми.
     — Боже, ма, мне придется ночевать с ней в одной кровати. Она же ноги не бреет.
     — Я ухожу через пять минут. Приготовься.
     — Она старая.
     — Ночуя у нее, старость не подцепишь, Джози.
     И все же лежа в ту ночь рядом с бабулей, я гадала, так ли это. Бигуди, на которые она упрямо накручивала волосы, стучали, стоило ей пошевелиться. Ее тщеславие очень раздражало. Ну с какой стати женщине за шестьдесят стремиться хорошо выглядеть, и кого это вообще волнует?
     Она раз сто спросила, не хочу ли я посмотреть старые фото.
     — Нет, я устала, — объяснила я.
     — Ты выглядишь, как я, Джози. И как Кристина.
     — Серьезно? — осведомилась я, глядя на нее.
     Надо признать — у нонны прекрасная оливковая кожа, как и у мамы. Благодаря бигуди прическа каждый день выглядит так, словно ее делал парикмахер. Как и мама, нонна не пользуется косметикой — природной красоте такое ни к чему, но я случайно поймала ее за обесцвечиванием усиков над верхней губой. Одно из проклятий европейцев — волосы на лице.
     — О, Джози, Джози, когда я была в твоем возрасте, я носилась по своей деревне, как цыганка. Цыганка, Джози. Люди говорили: «Поглядите-ка на эту зингару[1] Катю Торелло».
     Я вздохнула, понимая, что, пока не уделю ей внимание, нонна не замолчит.
     — Мама и папа волосы на себе рвали. «Что же нам с тобой делать?» — вот что они говорили. О Джози, в наше время все так плохо, потому как что угодно может сойти с рук. Но в ту пору бывало плохо, потому что получала ты ни за что ни про что.
     — И что же ты творила такого ужасного?
     — Хотела болтать с мальчишками.
     Я расхохоталась, и нонна тоже.
     — Мы с кузиной Адрианной любили поболтать во время стирки. Руками стирали, Джози. Старушки на нас обычно покрикивали: «Эй, тише!», а мы над ними смеялись. Глупое старичье, так мы считали. Но ты погляди на меня сейчас, — продолжила она со знакомой заунывной ноткой в голосе, — я глупая старуха.
     — Ты не старая, нонна. — Я закатила глаза: до чего же она тщеславна.
     — Так или иначе, дядя Альфредо, старший брат папы, решил, что мне надо замуж. И нашел мужа сначала Адрианне, потом мне. Франческо Алибранди был на пятнадцать лет старше меня, но имел деньги и обещал хорошо со мной обращаться. И мои родители согласились. Сказали, мне полезно выйти за старшего мужчину. Помню, как шла вниз по дороге в день свадьбы. Люди выходили и тянулись за мной, один за другим. Я была очень счастлива.
     Одна девушка, Тереза Морелли, обручилась с парнем, но ее папа обнаружил, что у жениха другая женщина. Так что помолвку разорвали и Тереза обручилась с кем-то еще. Но за день до венчания она пошла постирать одежду и тот, первый, забрал ее. Заставил убежать.
     — Она хотела убежать?
     — Ой, нет, нет. Только не Тереза, бедняжка. Но он провел с ней ночь и на этом все, Джози. — Нонна Катя показала, что умывает руки. — Больше он ее не захотел и вернул родителям, и она никогда так и не вышла замуж. Никто не соглашался жениться.
     — Но это несправедливо, — сказала я возмущенно. — Бесит меня такое.
     — Да уж, такое случалось много раз, Джози, много раз. Словом, кузина Адрианна собралась с мужем в Америку. Америка, Джози. В ту пору это было как в рай взлететь. Если ехал в Америку — становился богачом. И мы тоже решили уезжать. Франческо все время толковал со своими друзьями. Не со мной. Я-то думала, мы тоже перебираемся в Америку. Грустно было бросать своих, но я радовалась, что Адрианна жила бы рядышком.
     Однако когда он признался, что мы едем в Австралию, Господь всемогущий, я не знала, что делать. Кто в ту пору знал о ней, Джози? Кто знал, где эта Австралия вообще? Люди считали, что она где-то под Африкой.
     — Африкой?
     — Мадонна миа, — выдала она, распаляясь.
     Я чуть не расхохоталась над ее наигранностью.
     — Я рыдала и рыдала. Умоляла его. «Пожалуйста, Франческо, прошу тебя». Даже моя мама просила меня не увозить, но папа покачал головой и пожал плечами. «А что я могу поделать? Она его жена. Куда он — туда и она». До смерти буду помнить тот день в Мессине, когда я махала маме. Она упала в обморок, потому что тогда все было не так, как сейчас — машешь ручкой матери и знаешь, что в следующем году полетишь рейсом «Куантэс»[2] к ней в гости. Порой у тебя не было шансов снова встретиться с этими людьми. Родными людьми. Но мы обе подчинились, потому что такова была воля наших мужей.
     Никогда не могла понять такое самопожертвование.
     — Полпути я проплакала. Сидела в каюте и ревела. Меня тошнило. Все, о чем я могла думать — как мама падает без сознания там, в Мессине. А потом однажды я услышала музыку. Тарантеллу. Ой, Джози, я любила танцевать. Помню, пошла на палубу и стала плясать. Люди мне хлопали. Я сняла туфли, распустила волосы. Как ты иногда, Джози. Длинные такие, волнистые. Я видела, как на меня глазели мужчины. Ух, да я выглядела получше их жен.
     — Вдобавок скромницей была.
     Сомневаюсь, что такую красавицу, какой она была, судя по фотографиям, ценили по достоинству. Пока нонна рассказывала, я смотрела на нее, сидящую с полными восторга большими и темными глазами, и все, о чем думала — она наверняка была самой прекрасной из тех женщин. Забавно, как все постарело. Ее лицо, волосы, руки. А глаза — нет. Этой ночью глаза нонны были столь же юными, как на фото.
     — Но когда Франческо увидел меня там, он покраснел, — продолжила нонна. — Схватил меня за руку, утащил вниз, в каюту и запретил выходить. Совсем. Когда мы приплыли в Сидней, я увидела мост Харбор-Бридж и нам разрешили пойти и прогуляться по нему. Сидней, конечно, был совсем не таким, как сейчас. Ни Оперного театра, ни небоскребов, ни чудесных лодок в гавани, ни замечательных домов и, что еще хуже, Джози, никто ни словечка не знал по-итальянски. За всю жизнь я не была нигде, кроме Сицилии, так что никогда не слышала другого языка, кроме местного. Люди здесь одевались совсем иначе. Многие из нас были из маленьких деревень, а теперь оказались в городе, где женщины размалевывались красной помадой. Твой дед пошел в паб, и там работала женщина. Женщина, Джози. Австралийские мужчины окликали нас и свистели вслед. На Сицилии мужчины не окликают и не свистят женщинам, которые принадлежат кому-то другому. Ой нет. — Нонна покачала головой и потрясла пальцем. — Говорю тебе, Джози, мы словно в другом мире очутились.
     Мы снова сели на корабль и доплыли до Брисбейна, оттуда поехали поездом в Ингем. Ингем оказался еще хуже, Джози. Пустынным. Мы жили в буше, и там не было никого, кроме нас и змей. Я полгода не видела ни души, кроме твоего деда. Было так жарко, Джози, что я мылась, а через две минуты нужно было мыться снова, но я не могла, потому что мы берегли воду. Ни кондиционера. Ни плитки на полу, чтобы охладить дом. Ни своего угла, чтобы прилечь остыть. Не дом, а лачуга. Одна комнатенка с грязным полом.
     Я оглядела комнату, в которой мы сидели, и удивилась тому, какой путь нищие эмигранты с Сицилии проделали с тех пор.
     Около сорока лет назад она жила в лачужке с одной комнаткой, а теперь обитала в двухэтажном особняке с итальянской мебелью, ковром, кондиционером, бассейном и прочей роскошью. Дом нонны обставлен со вкусом, и почему-то мне думается, что и та лачужка была украшена со всем присущим Кате изяществом.
     — Австралийцы ничего о нас не знали. Мы были невежами. Они тоже. Джози, ты удивляешься, почему некоторые мои сверстники плохо говорят по-английски. Это потому, что никто с ними не общался, и, что гораздо хуже, они сами не хотели ни с кем общаться. Мы жили в своем маленьком мирке, и чем больше родни и друзей из тех же мест приезжало в Австралию, тем больше становилась итальянская община, и наконец нам уже стали не нужны друзья-австралийцы.
     Она продолжила свою историю, а я, укладываясь, размышляла, как иронично, что былое невежество сохранилось до сегодняшнего дня. Невежество, которое, наверное, проживет в этой стране еще долгие годы.
     Когда нонна рассказала о жизни сорок лет назад, я с трудом поверила, что Кате было всего семнадцать — моя ровесница, — когда ее выдали замуж и увезли через полмира. Но маме ведь тоже исполнилось семнадцать, когда она родила меня, и это навело меня на мысль о том, насколько мы, современная молодежь, юны.
     Может, мы знаем больше или только думаем, что знаем больше, может, делаем намного больше, но нам так не доставалось. Мы бы не справились с тем давлением, которое испытали наши матери и бабушки.
     Однако меня заинтересовала та семнадцатилетняя девушка из прошлого. Любопытно, что же с ней произошло. Была ли у нее мечта, и какая именно, и как она превратилась в человека, который мне не нравится. И что самое плохое, я думала о том, не стану ли похожей на нее, когда мне стукнет шестьдесят пять.
     Я хотела еще порасспрашивать нонну, но не желала доставлять ей такое удовольствие. Поэтому решила отложить это на другой день. День, когда я посмотрю на фотографию и увижу юную семнадцатилетнюю цыганочку, помешанную на мальчиках, по имени Катя Торелло.
_ _ _
[1] Zingara — «цыганка» по-итальянски.
[2] Qantas Airlines Limited — крупнейшая австралийская авиакомпания.
_________________

Девочки, большое спасибо за продолжение!
_________________

Мы с вами, с вами)))

Спасибо!

_________________

Спасибо большое за продолжение, девочки!!!
_________________

Спасибо за продолжение!
___________________________________

Прелестная глава Наполненная грустью и тоской по несбывшимся мечтам. Но всё-таки счастливая, что все сложилось не так уж и плохо. Мне кажется, что когда-нибудь Джози поймет нонну)

Элли, Таша, Ира, спасибо за главу!
_________________

Спасибо за редактуру и оформление )))

Жалко мне Катю. Жизни толком и не видела, из родительского дома - сразу замуж и в другую страну, да еще в глухой буш в лачужку.
А кучкование эмигрантов по нацпризнаку, конечно, естественно, но... страна, получается, вся вот в таких "национальных кучках". А это не есть хорошо с государственной точки зрения.
_________________

Предлагаешь на государственном уровне всех перемешать? Прям с парохода/самолёта?
На самом деле дети-внуки уже интегрируются в общую смесь. Даже по Джози видно. Ну и время не стоит на месте.
_________________

Спасибо, дорогие, за долгожданное продолжение
Чего это бабушка так разговорилась? И даже внешность внучки похвалила.

Может, Джози будет хоть чуточку лучше ее понимать? И принимать?

Так это во многом от самих эмигрантов зависит. Одни, условно говоря, живут на Брайтон-бич среди своих в своем мирке и даже язык учить не желают, а другие стремятся максимально встроиться в новую жизнь. И да, дети и внуки гораздо больше интегрируются в общество, хотя бы потому что в школу ходят, там уже в своем мирке не отсидишься.
___________________________________

Спасибо за продолжение! Рассказ Нонны такой волнительный! Это так непросто переезжать так далеко и жить одним. Она молодец!