Фантазм

поезд - поместье

Джон со вздохом выпутался из пальто, повесил его на специальный крюк у двери.
Нет, она в самом деле его боится, не показалось. Ему случалось сталкиваться с тем, что люди его боялись: некоторые недоброжелатели в Парламенте, кое-кто из управления завода, порой собственные слуги, особенно недавно нанятые. Но редко они боялись его лично, скорее его имени, влияния и власти, с ними связанной. И уж точно он не хотел бы внушать страх кому-то вроде девушки, застывшей на диванчике напротив.
Лорд Эгертон, не скрывая, рассматривал свою спутницу, отмечая напряженные плечи и выпрямленную спину. Словно ученица в классе. И отвечает строго выученный урок. Да, милорд, вы правы, милорд, конечно, милорд – примерно так она старалась отвечать все дни после бала. И не поднимала глаза. Как сейчас, когда смотрела на сложенные на коленях руки и иногда – в окно. Серые или голубые? Он никак не мог для себя решить. Зачем ему, ведь это совершенно неважно…

- Маркиз Вильерс держит обширную конюшню и славится любовью к лошадям. Говорят, у него превосходные особи лучших пород. Думаю, у него найдется подходящая для вас.
Джон поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть мисс Стентон на охоте, после долгого гона – уставшую, довольную, с чуть растрепанной прической. Настоящую, живую. Интересно, как она выглядит, когда смеется. Не просто улыбается, а…

У нее дрогнули губы, а у Эгертона что-то дрогнуло внутри. Наверное, ей нелегко приходится вдали от дома и всего, что ей дорого. И ей совсем не до смеха. Он наклонился вперед и накрыл ее сплетенные пальцы ладонью.
- Все мы что-то теряем, Диана, - негромко сказал Джон. - Рано или поздно это касается каждого. А пережитое делает нас теми, кто мы есть. К тому же, те, кто уходят, оставляют нам часть себя. У кого-то остается только память. У меня осталась Лили. А у вас… наверняка улыбка матери, потому что на Себастьяна вы похожи только глазами.

Он отпустил ее руку и вновь откинулся на спинку дивана. Поезд набирал ход, покинув столицу, и за окном проносились заснеженные ели, перелески и крошечные станции, на которых не предусматривались остановки. Снегопад усилился. Мерно стучали колеса, иногда коротко мигали лампы. Где-то за дверью купе, в коридоре, слышались приглушенные голоса.

- Какие вещи? – непонимающе переспросил он, сдвинув на мгновенье брови, затем его лоб разгладился. – Ах, вы про это… Пустое. Не думайте об этом. Поместье Нордварт находится близ гор, там значительно холоднее, чем в Брайбурге. Вам все равно понадобилась бы более теплая одежда. Что до платьев - будем считать, мне доставляет удовольствие видеть рядом спутницу в красивых нарядах. А на своих удовольствиях я не экономлю. Слышали, как говорят, что женщина – лицо мужчины? Стало быть, - Эгертон сдержал улыбку, - в этой поездке мое лицо – вы.

- Письма? - Джон пожал плечами. - Почему же я должен возражать, никак не возьму в толк? Разумеется, мисс Стентон, хоть каждый день. В чернилах и бумаге у нас недостатка нет. В Нордварте, я уверен, почта работает исправно. И знаете, что? Вы меня натолкнули на мысль и самому написать Себастьяну, когда мы вернемся. Давно ему не писал, и мне есть, что сказать. – Он немного помолчал, раздумывая. - Хочу кое-что у вас спросить, коли разговор зашел о виконте. Скажите… насколько плохо сейчас обстоят дела в вашем поместье? Только честно. Да, вы иногда рассказывали за обедом, но при этом настолько подбирали слова… Вы совсем не умеете хитрить, верно? Я знал, что последние годы дела у Стентона идут не слишком хорошо, но мы давно не встречались, а переписка довольно редкая. Пару лет назад я предложил ему ссуду, но он отказался. Расскажите, что происходит на самом деле. Только прежде, - Джон потянул за шнурок звонка, - давайте попросим горячий чай.

На перроне маленькой станции их ожидал один из экипажей, что доставляли гостей маркиза Вильерса в его поместье. Здоровенный молчаливый детина в овчинном полушубке без лишних слов погрузил чемоданы, одной рукой подсадил ойкнувшую Сьюзан на облучок, а после терпеливо ждал, когда усядутся господа.
- Усадьба или отель? – уточнил он.
- Отель, разумеется, - отозвался лорд Эгертон. – Не будем стеснять его сиятельство сверх необходимого.

Здание в роскоши не уступало лучшим гостиницам Брайбурга. Джон поразился, как маркизу удалось выстроить такое великолепие в этой глуши. Поистине немалые усилия, но результат превосходил ожидания. Лобби отеля сверкало сочетанием золота и белого; в полированном мраморе пола можно было увидеть свое отражение; в окружении диванов на низких столах стояли хвойные композиции; и широкая лестница, застланная ковром, плавной дугой уходила на галерею, опоясывающую верхний этаж.
- Выбирайте, мисс Стентон, - лорд Эгертон повернулся от стойки регистрации и придвинул ключи от номеров. – Двадцать пять или двадцать шесть?

29 ноября 1896 г.
Поместье Нордварт
12:00 первые гости уже пребывают

Маркиз пребывал в великолепном настроении, с приездом Мэри все хлопоты связанные с предстоящей охотой и празднованием отошли на другой план.
Ему по-мужски льстило, что она столь высоко оценила его детище. Выстроить поместье и сберечь первозданность природного ландшафта - задача была не из лёгких, и порой требовала весьма изворотливый решений - посему маркиз собой заслуженно гордился, и было отрадно сознавать, что его труды оценила и баронесса Дю Роз. Как и то, что природные красоты пришлись ей по вкусу.

И как же волшебно из ее уст звучало его имя. Ей стоило почаще его произносить.

Баронесса приняла его приглашение на обед, и скромно пожелала с дороги лишь горячего чая.

Как радушный хозяин и просто джентльмен, маркиз не мог допустить чтобы его гостья довольствовалась малым.
Лорд Вильерс вызвал к себе служанку, которую обещал Мэри, и отдал ей распоряжение относительно чая и прочего для леди. Особое внимание обратил, на то чтобы к чаю непременно подали лёгкие закуски из холодной вяленой оленины с прошлой охоты, гусиного паштета и непременно со свежим хлебом и домашним маслом, которого в столице не сышешь. И на десерт вишневый пудинг.
Довольный собой, маркиз направился встречать прибывших поездом гостей, когда его посетила чудесная мысль.
Окликнув ещё не ушедшую служанку, маркиз распорядился передать, что ежели леди желает до обеда предпринять небольшую часовую конную прогулку, то он будет ждать ее во дворе через три часа.


На сей раз это были все распоряжения имеющие отношения к его гостье, а сам маркиз Вильерс на своем черном Красавчике лёгким аллюром по лесным тропам направился в отель.

Ради удобства гостей маркиз отрядил пару экипажей, дабы прибывающие с комфортом могли добраться и отдохнуть, не взирая на снег и тяготы неблизкой дороги.

Часом ранее лорду Вильерсу сообщили, что прибывает лорд Блакмер с мисс Стентон. И маркиз решил встретить их лично.

Лорда Блакмер, с его очаровательной спутницей, с которой он имел честь быть представленым на балу, маркиз застал у стойки регистрации, где они решили кто какой займет номер.

- Мое почтение, лорд Блакмер и леди Стентон. Я рад что вы приняли мое приглашение. Искренне надеюсь, что оправдаю ваши ожидания. Во всяком случае приложу к этому все старание, - маркиз подал руку лорду и поклонился леди Стентон. - И если позволите совет, то леди Стентон как натуре романтичной и, полагаю, склонной к красоте стоит выбрать двадцать шестой, поскольку там чудесный вид на водопад. Но это безусловно дело вашего вкуса, я лишь позволил себе совет, - улыбнулся гостям маркиз.

- Лорд Блакмер, смею надеяться что вы по достоинству оцените мою коллекцию бренди. Да и вся дичь, что подается в ресторации отеля - исключительно из моих охотничьих угодий. Настоятельно рекомендую оленью ножку под ягодным соусом.

- А на сим, позвольте откланяться. Не смею мешать вашему отдыху с дороги, - распрощавшись с гостями, лорд Вильерс направился обратно в поместье, попутно контролируя как идут последние приготовления.

29 ноября 1896 г.
Поместье Нордварт

В течении часа Мэри с помощью горничной освобождала свои дорожные сундуки, надеясь, что платья не успели сильно помяться. Аккуратно развесив наряды гостьи в щкафу, горничная принесла баронессе обещанный чай. На подносе стояла тарелка с закусками: там был хлеб с гусиным паштетом и вяленая оленина. К чаю же полагался кусок вишнёвого пирога. От всего этого исходил такой запах, что у Мэри едва не потекли слюнки.
- Милорд очень заботлив, - сказала она и, поблагодарив горничную, спросила: – А вы давно здесь служите, милочка? Что ваш хозяин, щедр и добр к слугам?
Но девушка уклонилась от ответа на этот вопрос, а Мэри не сочла нужным настаивать.
- Лорд Вильерс просил передать вам, миледи, что если вы пожелаете до обеда предпринять небольшую часовую конную прогулку, он будет ждать вас во дворе, - произнесла горничная, дождавшись, когда баронесса закончит есть.
- Вот как? – воскликнула обрадованная Мэри. Она обожала конные прогулки. – В таком случае мне понадобится твоя помощь, чтобы переодеться в подходящий для этого костюм.
Она выбрала тёмно-синюю амазонку и подбитый мехом бархатный жакет в чёрно-голубую полоску. Мэри любила все оттенки синего цвета, ей казалось, они оттеняют цвет её глаз.
Она покрыла голову шляпкой с небольшими полями, а поверх неё повязала косынку, чтобы ветром шляпу не сносило с головы, к тому же так было теплее. Руки спрятала в длинные перчатки. «Надеюсь, у маркиза найдется для меня не слишком норовистая лошадь», - подумала Мэри и с гордо поднятой головой, придерживая край платья спустилась вниз. Слуга открыл перед ней дверь, и баронесса сбежала во двор, опасаясь, что Джордж уже заждался её.

Брайбург, ночь с 20 на 21 ноября и следующий день

Случилось то, чего я хотела больше всего. И чего меньше всего ожидала.

Ему это удалось. Во всяком случае, завладеть моим рассудком и моим сердцем так прочно, что я в буквальном смысле утратила контроль над происходящим.
Черный омут его глаз затягивал, завораживал. Когда он успел обрести такую нереальную власть надо мной?

Играюсь? Если бы… Я мучительно жаждала освобождения. И при этом не могла не наслаждаться своим пленением. Это перестало быть игрой в тот момент, когда в своих мыслях я позволила допустить, какое удовольствие могут принести его руки. Когда ласкала себя, мечтая, чтобы это сделал он. И сейчас плавилась, подобно воску, в его руках, не делая ни единой попытки отстраниться, напротив, стала послушной и податливой, словно только и ждала всего того, что он собирался сотворить со мной.

Маркус опрокинул меня на спину, нависая сверху, и меня вновь будто окатило жаркой волной. Он говорит о сне? Как вообще у него хватает сил говорить? У меня их не было. Я попыталась что-то прошептать, но губы не слушались, как перестало подчинять тело, отзываясь лишь на дерзкие, такие откровенные прикосновения мужчины.
Очередное вторжение его пальцев – и я выгнулась навстречу, машинально разводя бедра еще шире. Невыносимо. Неописуемо. Мучительно сладко. С моих губ сорвался стон, и дрогнувшими пальцами я потянулась туда, где находилась его рука. Туда, где от нестерпимого жара уже некуда было деться. Маркус опустил глаза туда же, на миг отрывая взгляд от моего лица. Что-то не то прохрипел, не то прорычал – и обрушился на мой рот.
Дернул мою руку вверх за запястье, стальной хваткой пригвождая к постели над головой. А еще мгновенье спустя пронзавшие мое тело пальцы сменила твердая, горячая плоть.
Я закричала, но крик утонул в его дыхании, в жарком и жадном поцелуе. Мир взорвался, разлетаясь на сотни тысяч разноцветных осколков, заискрился в глазах, и сжирающее меня пламя прорвалось наружу. Поглотило нас обоих, унося за грани реальности.
Не знаю, сколько прошло времени до тех пор, пока я снова смогла дышать. Но не хотелось ни шевелиться, ни тем более отпускать мужчину, в объятьях которого я находилась. Я сжала бедра, стараясь удержать его внутри себя, чтобы он не покидал мое тело, не лишал такой желанной близости.
Маркус прижался губами к моему виску, ловя соленые капли, побежавшие из глаз. А когда снова приподнялся, нависая надо мной, в его взгляде мелькнуло… недоумение? Вина? Я не знала. Мозг отказывался подчиняться и делать какие-то логические выводы. Сознание покидало меня, таяло, как таяли остатки сил, и хотелось лишь одного: чтобы он вот так продолжал обнимать, лаская губами, что-то шепча на ухо и перебирая упавшие на лоб пряди волос. Я сплела руки на его шее, притягивая к себе. Вдохнула его запах, что, казалось, пропитал меня целиком. И провалилась в беспамятство.

***
Меня разбудил холод. Проникающий сквозь приоткрытое окно морозный воздух за ночь выстудил спальню так, что даже одеяло не спасало. Не открывая глаз, какое-то время я пыталась укутаться под ним, подтянув к себе ноги, пока не осознала, что не только в открытом окне дело. Точнее, совсем не в нем. Я была одна.
Осознание этого ударило в виски, заставляя меня подскочить на кровати. Комната была пуста. Ничего не изменилось. Все, как обычно, – те же самые картинки вокруг, которые я привыкла видеть по утрам. Я спустила ноги с кровати, и прикосновение к холодному полу прогнало остатки сна. Подбежав к двери, дернула за шнурок, вызывающий горничную, и одновременно закричала:
– Бет! Бетти! Быстрее сюда!
Я вряд ли смогла бы объяснить, почему надо спешить, но словно чувствовала, что опаздываю куда-то. Или уже опоздала. И от этого противно и болезненно заныло сердце.
– Ваша Милость? С вами все в порядке? – в обращенном на меня взгляде вбежавшей служанки были одновременно изумление и испуг. – Вы такая бледная, а щеки горят. Послать за доктором?
Я накрыла ладонями щеки, понимая, что они и впрямь пылают. Но мое состояние мало напоминало простуду. Я не ощущала себя больной. Разве что немного усталой, но в остальном физическое состояние не доставляло мне беспокойства. Чего нельзя было сказать о душевном.
– Бетти, в доме был кто-нибудь?
Служанка растерянно уставилась на меня.
– Н-н-н-ее-т, миледи. Никого не было. Так ведь вы и не принимаете так рано.
– Не принимаю, – я машинально повторила ее слова и зачем-то огляделась, словно Маркус мог прятаться где-то в углу, выжидая удобного момента, чтобы показаться мне на глаза. И сама поняла, как нелепа эта моя мысль.
– Но, может быть, кто-то приходил? Ночью? Мог проникнуть в дом?
Бетти замотала головой.
– Ну что вы, миледи! Как можно. Джозеф не пропустил бы никого, и собаки сегодня не лаяли вовсе, а ведь они на любой шорох реагируют, вы же знаете. Никого не было.
И она уточнила с опаской:
– Вам причудилось что-то? Или сон дурной приснился?
Я закрыла глаза, возвращаясь к кровати. Причудилось. Руки, терзающие мое тело. Губы, угадывающие самые потаенные желания. Его плоть во мне, дарящая такое наслаждение, которого я прежде не испытывала никогда в жизни.
– Оставь меня.
– Ээээ… Но миледи…
– Я не буду завтракать и пока не хочу вставать. Так что ты мне не нужна.
Кажется, мое заявление она истолковала по-своему, решив, что мне все же нездоровится. Запричитала, как всегда бывало в таких ситуациях, и тут заметила раскрытое окно.
– Ну как же так, ваша милость! Разве можно открывать окно в такой холод! Вот совсем вы не бережете себя!
И она кинулась закрывать окно, еще и шторы задернула, отчего комната погрузилась в полумрак, несмотря на то что день был уже в разгаре. Бетти прислуживала мне уже столько лет, и я так привыкла к ней, что иногда считала не столько простой горничной, сколько членом семьи, тем более, что таковой у меня в общем-то и не было давно. Но сейчас столь откровенная забота женщины казалась навязчивой. Я хотела остаться одна.
– Бет, оставь меня! Сейчас же уходи.
Я так редко говорила с ней в приказном тоне, что сейчас она и правда испугалась. Стоя у окна, переминалась с ноги на ногу, теребила подол передника, но не двигалась с места.
– Я все-таки пошлю за доктором? Миледи, ведь на вас лица нет!
Я заставила себя улыбнуться. Что бы ни происходило в моей душе, это не следовало делать достоянием ни слуг, ни доктора. Тем более, что вряд ли найдется такой врачеватель, которому был бы подвластен любовный дурман.
– Не нужен никакой врач, Бет. Я просто хочу еще поспать.
Она наконец-то убралась, оставляя меня наедине со своими мыслями. Но, разумеется, ни о каком сне и речи быть не могло. Я сидела на кровати, заново переживая каждое мгновенье прошедшей ночи. Вспоминая. Или снова лишь идя на поводу у собственного разыгравшегося воображения?
Осмотрела постель в надежде найти хоть что-то. Хоть какое-то подтверждение того, что мужчина действительно провел ночь в моей спальне. Со мной. Но даже запах на смятых простынях – я уткнулась в них лицом в отчаянной попытке уловить хоть что-то, напоминающее о нем, – был лишь тот, который я слишком хорошо знала: цветочной воды, которую служанка брызгала на белье при глажке. О присутствии Маркуса не говорило ничего. НИ-ЧЕ-ГО. Кроме моего тела.
Кожа стала слишком чувствительной, и прикосновение даже тонкой ткани сорочки причиняло дискомфорт. Как бесстыдно желала я прошлой ночью (или в своем сумасшедшем сне?), чтобы Маркус наконец-то избавил меня от этой мешающей ткани. Чтобы ничего не препятствовало чувствовать его. Почему он так и не сделал этого? И почему не разделся сам?

Я закрыла глаза, вытягиваясь на постели. Не горничной, лучше всего, что мне приходилось встречать в жизни. Запретное, вожделенное наслаждение. Невероятно притягательное безумие. Пересохшие губы саднило и, казалось, я ощущаю вкус его жадных, жестких поцелуев-укусов. Если все это лишь пригрезилось мне, то разве может видение быть настолько реальным? Таким умопомрачительно сладким и незабываемым? Но если Маркус действительно побывал здесь, то почему не остался и не дождался моего пробуждения?
На все эти вопросы у меня не было ответов, и это терзало еще сильнее, чем желание, так и не оставившее тело. Мне надо было во всем разобраться. И как можно скорее.
Но принять решение много проще, чем потом воплотить его в реальность. Я ведь не знала, где он живет. И понятия не имела, к кому обратиться с этим вопросом. Конечно, могла бы воспользоваться своими связями, чтобы выяснить то, что нужно, но на это потребовалось бы время, а меньше всего на свете мне хотелось ждать. Нет, не так. Я попросту не могла ждать. Неизвестность сводила с ума, терзала меня, лишая и без того непрочных душевных сил. И тут вспомнила про робких и перепуганных красавиц, с которыми Маркус появился на балу. И виконта Латимера, явно увлеченного одной из сестер. Это был слабый, но все-таки шанс, который я не могла упустить.
Бетти появилась почти мгновенно, стоило мне дернуть за шнурок, будто ждала за дверью моих приказаний. Но это и к лучшему: я действительно не хотела терять ни минуты.
– Приготовь мне одежду. И скажи, чтобы запрягали экипаж.

***
– Моя дорогая леди де Пон, – граф Латимер склонился к моей руке, рассыпаясь в комплиментах. – Как я рад вас видеть! Как вы поживаете? Сколько мы с вами не виделись? Все дела, дела. Совсем забыли старого друга. А ведь я тосковал без вас.
Несмотря на смятение в душе, я не смогла сдержать улыбки. Так было всегда, когда я встречала этого добродушного толстяка. Граф был влюблен в меня, влюблен давно, и никогда не скрывал этого. Как никогда и не пытался перейти ту грань, за которой его внимание могло бы стать для меня обузой. Он был много старше меня, почти ровесник моего покойного мужа, и прекрасно понимал, что я не питаю к нему никаких ответных чувств. Поэтому и выказывал свое восхищение на расстоянии. Он смотрел на меня, как смотрят дети на дорогую и вожделенную, но недосягаемую игрушку, когда уже достаточно повзрослели для того, чтобы осознать, что эта игрушка такой же недосягаемой и останется. Во влюбленности графа не было пошлости, потому общение с ним не напрягало меня, а его жизненный опыт и связи делали знакомство с ним поистине бесценным.
– Я удивилась, не встретив вас вчера на балу. И обеспокоилась, все ли хорошо. Не могла не узнать об этом лично, – я ненавидела ложь, но сейчас вынуждена была немного слукавить, чтобы получить нужную информацию. И успокаивала себя лишь тем, что уехала вчера с бала слишком быстро. Если бы события обернулись иначе, я непременно поинтересовалась бы у виконта о здоровье его отца.
– Я слишком стар для таких развлечений, моя дорогая. Теперь пришло время Роберта.
Я задумчиво кивнула. Этот человек действительно обладал мудростью, умея делать правильные, хоть и не всегда приятные для самого себя выводы.
– И как он? Нам с ним не удалось пообщаться вчера, мне пришлось рано уехать.
– О, у Роберта все хорошо. Даже более чем. Особенно после бала.
Я вопросительно приподняла бровь, и граф с готовностью продолжил.
– Вы ведь помните, как давно я мечтал о том, чтобы мой мальчик остепенился. Так вот, это случилось наконец. О свадьбе, конечно, речи пока не идет, но я никогда еще не видел его таким вдохновленным и, не побоюсь этого слова, влюбленным.
Я улыбнулась в ответ на эту тираду. То, что мне удалось увидеть вчера, соответствовало словам графа. Виконт Латимер действительно был очарован сестрой Маркуса Хвана.
– И где же он сейчас? Отправился сопровождать свою новую знакомую на прогулке?
Граф вздохнул и покачал головой.
– Все именно так и должно было быть. Но сегодня с утра Роберт оступился на лестнице и подвернул ногу. Мы только что проводили доктора Франкля. Ничего серьезного, но о прогулках в ближайшие дни придется забыть.
– Мне жаль.
– А уж как ему жаль! Досадно вышло. Ну ничего, пусть потоскует немного о своей красавице, это ему только на пользу пойдет. На то она и молодость, чтобы ждать и мечтать. Ожидание уж очень чувства подогревает. Вы согласны со мной, леди де Пон?
Мне послышался в его словах какой-то тайный смысл, но, взглянув на графа, я поняла, что это не так. Он был слишком увлечен мыслями о наконец-то свершившейся влюбленности сына, чтобы делать сейчас какие-то намеки. Да и откуда ему было знать о снедающем меня нетерпении?
– Я вас оставлю ненадолго, миледи. Нужно распорядиться и послать человека к мистеру Хвану, предупредить его сестру, что прогулка с Робертом сегодня не состоится.
– Не надо никого посылать, – мне было трудно поверить в такую удачу. – Я как раз направляюсь в ту сторону по делам. Мой кучер может завезти записку до пути, если вы назовете точный адрес, куда нужно ее доставить.
– Это было бы чудесно, – воскликнул граф. – Я сейчас же обрадую Роберта. А то он, бедняга, совсем извелся.
Я кивнула, стараясь не выказать свое волнение.
***
Экипаж я приказала остановить на соседней улице с той, где размещался особняк Маркуса. Мало волновало, что кто-то может увидеть меня, а вот если ему прежде времени станет известно о моей визите, тогда придется забыть о своих планах не выдать себя сразу.
Отчего-то я ждала, что слуга, открывший мне дверь, удивится, но на лице того не дрогнул ни один мускул.
– У меня письмо для мистера Хвана. Он у себя?
Было бы правильней сказать: письмо для леди Николь, но памятуя, как ревностно Маркус следил на балу за своими сестрами, можно было не сомневаться, что любое послание, предназначенное кому-то из них, прежде чем попасть в руки девушек, непременно окажется у него.
Меня проводили в гостиную, а я не могла избавиться от навязчивой мысли о слишком спокойной реакции слуги. Означало ли это, что появление среди дня дамы с закрытым густой вуалью лицом здесь – обычное дело?
Как тогда, в кибитке цыган и после, на балу, при мысли о других женщинах в жизни Маркуса у меня заныло сердце. И вдруг пришла ужасающая догадка о том, что, может быть, все случилось именно так, как он и планировал. Ведь Маркус говорил на балу, что хочет провести ночь со мной. Он вполне мог проникнуть в мой дом, а потом, получив желаемое, исчезнуть вот так: не сказав ни слова. Но тогда получалось, что, явившись к нему, я нарушала все его планы. Вернее, их полнейшее отсутствие в отношении меня.
Только теперь стала очевидна вся глупость и опрометчивость моего поступка. Вот я здесь и сейчас увижу его. Но при этом совершенно не представляю, но делать дальше. Зачем я вообще пришла сюда? И уже слишком поздно что-то менять.
Я вздрогнула, услышав шаги и оборачиваясь навстречу вошедшему в гостиную мужчине. Сейчас он казался еще выше, чем при нашей первой встрече. Снова темная, почти черная одежда, добавляющая мрачности его облику. И абсолютно непроницаемое лицо, не позволяющее даже приблизительно предположить, о чем он думает.
– Добрый день, мистер Хван. У меня письмо для вашей сестры.
Я заговорила тихо, стараясь изо всех сил, чтобы мой голос не дрожал. И отчаянно надеялась, что Маркус не узнает меня с первых же слов.

Поезд - Отель
Неизбежность разговора, которую предчувствовала Диана, настигла ее. Здесь, под стук колес, в кампании человека, к которому в разные моменты чувствовала противоречивые эмоции.

Он жалел ее, но в этом на удивление Дианы не было ничего негативного, потому что эта жалость не нуждалась в ее ответной реакции. Девушка подумала, что они с опекуном даже были похожи в том, что оба переживали утрату. Эта жалость не давила, слова источали искренность и сопереживание и Диана, почувствовав прикосновение к своей руке, не испытала желание отдернуть ее, впитывала в себя тепло чужих пальцев и принимала то, что хотел ей дать лорд - свои сочувствие и поддержку. Она не нашла слов, чтобы что-то ответить, но явственно ощутила,что в тот момент стена холода,что была между ними, начала медленно таять.
Была ли она похожа на мать? Да, пожалуй. Но характером все же пошла в отца. Ей даже говорили об этом. Но развивать эту тему девушке не хотелось, она искренне полагала, что человек не должен восприниматься только как чей-то ребенок, все же не только воспитание создает личность.

- Впервые слышу подобные рассуждения, но, наверно, вы правы. Я не могу неподобающим видом выставить в плохом свете вас и вашу семью. Но вы должны знать, что я вам очень признательна за все, что вы делаете для меня, - Диана повторила слова благодарности. И готова была повторять их снова и снова.

Правда, какой бы горькой она не была, всегда выходит на поверхность, проступает своими самыми неприглядными сторонами, создает вокруг себя атмосферу, в которой больше невозможно лгать или что-то скрывать, поскольку все это кажется смешным и нелепым. Правда - болезненный укол противовоспалительного лекарства.
Она собиралась с мыслями не так уж долго, но ей это время далось непросто. И даже горячий чай, который подали в купе, не смог успокоить взбунтовавшиеся нервы.
- Полагаю, давно стоило признаться в том, что дела отца идут плохо. Ссуду, про которую вы говорите, он отказался принять только по одной причине - не смог бы ее вернуть, что означало бы прекращение дружбы. Он уже тогда думал о моем будущем и видел вас в роли моего опекуна. Пожалуй, вы - единственный человек, которому он доверял после того, как его обманули на бирже. Думаю, он вряд ли вам писал об этом и никогда не напишет - гордость не позволит признаться в собственных ошибках. А винить кого-то еще - невозможно... В общем, у вас довольно сложная задача, лорд, выдать замуж девушку с очень небольшим, я бы даже сказала по вашим меркам мизерным приданым. К тому же, увлекающейся не вышивкой и музицированием, а... - Диана горько улыбнулась и замолчала, а затем продолжила снова говорить. - Отец очень болен, как вы знаете, неизвестно сколько он еще протянет. А кроме него у меня никого нет, поэтому... Если мне не удастся найти себе партию в ближайшее время, то я решила стать невестой Бога, то есть уйти в монастырь. Это будет лучшее решение для меня и вас тоже...
Диана замолчала, давая время собеседнику переварить услышанное.
Тишина до конца поездки казалась правильной и спокойной. Диана с сожалением выходила из вагона, ей нравилось путешествовать, как она поняла про себя.
Отель, куда их привезли, был прекрасным. Ей не с чем было сравнивать, но это и не требовалось. От позолоты слепило глаза, ноги утопали в длинном ворсе ковров, светильники дарили ощущение уюта. Остановившись рядом с лордом и Сьюзан, девушка неожиданно для себя поняла, что ей предлагают выбрать номер.


Появление недавнего знакомца и владельца гостиницы тоже было неожиданным, но приятным. То, что он нашел время встретить их лично, говорило о многом.

- Уже с первых минут пребывания здесь понятно, что у вас прекрасный отель, лорд Вильерс. Непременно воспользуюсь вашим советом, - почтительно произнесла Диана, принимая ключ от двадцать шестого номера. И пусть она не считала себя романтической натурой, жизнь давно показала ей, что порой мечты только приносят разочарования, но и представить среди цветов и оборок опекуна не могла при всем желании. - Удачного дня и спасибо за гостеприимство, - вдогонку сказала девушка и проследовала со своими спутниками в номер. Что ждало ее здесь, она не знала, почему-то хотелось верить в то, что только хорошее.

Между 21 и 28 ноября 1896 года
особняк графа Ромни

- Вы помните, юная леди, что я вам говорил? – Виктор приблизился к Иде, неподвижно застывшей на краешке стула. – Надо принимать перемены, как должное. Они неизбежны. Для вас. Для меня. Для всех нас. Что-то теряя, мы и обретаем. Порой не совсем то, что хотелось бы, но со временем становится очевидно, что так и должно быть. Понимаете меня?
- Да, милорд.
Она подняла на него влажные, темные очи, похожие на глаза нежной, беззащитной лани, которая вышла из чащи леса прямо навстречу охотнику. Доверчивое и прелестное, нездешнее существо, беспрекословно подчиняющееся судьбе с момента своего появления на свет.
Она не могла выбирать, даже если бы очень хотела. И что ждало бы ее в той, прежней жизни? Лишь покорность своему ограниченному существованию.
Виктор сделал выбор за нее, потому что мог выбирать. Так он думал, пока не осознал, что, создавая для Иды новую жизнь, себе он отказывал в том, чем хотел бы обладать на самом деле.
Он оказался всесилен и бессилен одновременно.
Что же оставалось? Только покориться. Как и Иде. И многим другим.
- Ваши вещи собраны, мисс Лейбурн. Для вас начинается нечто новое, - произнес Виктор, останавливаясь у окна и наблюдая, как человек, одетый в черный дорожный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо, грузил в карету большой синий саквояж.
Едва забрезжил рассвет, и в этот ранний час любой звук разносился по всей округе, но человек в плаще умудрялся передвигаться совершенно бесшумно, будто его ноги в сапогах вовсе не касались каменных плит подъездной дороги.
- Могу я сказать, милорд? - проговорила Ида.
- Да, слушаю, - отозвался Виктор, поворачиваясь к девушке.
- Я хотела бы остаться.
Виктор вздрогнул, будто мягкий, мелодичный голос Иды царапнул его осколком битого стекла.
Её простое и понятное желание, произнесенное вслух, все безумно усложняло.
- Нет, ты должна ехать. Уже все готово и тебя ждут, - сам не заметил, как опустил формальности обращения к девушке, переставая контролировать себя и стараться быть отстраненным.
- Иди к себе и оденься, - приказал он.
Она поднялась со стула и тот час вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

29 ноября 1896 года
Гостевое крыло поместья маркиза Вильерса

В поместье маркиза Вильерса графу отвели покои, состоящие из гостиной, спальни, гардеробной и ванной.
Расположившись за маленьким столиком у окна, Виктор извлек из кармана сложенный листок, развернул и прочитал.
Короткий текст, который он уже знал наизусть, не сказал ему ничего нового, но таившееся между строк, вызывало глухую ярость и желание немедленно отправиться к адресанту, выдавить ему мерзкие глаза и оторвать руки, которыми он писал это письмо и собирался...
В дверь постучали.
- Войдите.
Виктор небрежно свернул листок и снова спрятал его в карман сюртука.
- Милорд, - вошедший лакей поклонился и протянул маленький серебряный поднос, на котором на накрахмаленной салфетке стоял стакан воды.
- Оставьте на столе, - бросил Виктор.
Когда за лакеем закрылась дверь, граф снял с подноса стакан и салфетку, обнаруживая подо всем этим почти незаметную на серебряной поверхности бабочку, также выполненную из серебра. Изящная, будто кружевная вещица тонкой работы, то ли украшение, то ли просто бессмысленная безделушка, назначение которой совершенно непонятно.
Но Виктор все понял. Взяв бабочку, он покрутил ее в пальцах, а потом согнул, навсегда уродуя изысканную вещицу, и сунул ее в карман, туда, где уже было изрядно помятое и потертое письмо.

29 ноября 1896
Поместье Нордварт
13:00

Для Мэри маркиз Вильерс выбрал кобылку серой масти с белыми гольфиками. Бэлль отличалась весьма спокойным нравом и невероятной грацией. Джорджу подумалось, что эта красотка непременно должна понравиться баронессе. Себе же он как всегда взял своего черного Красавчика.

Конюх как раз вывел оседланых лошадей, когда Мэри буквально выпорхнула во двор.

Лорд Вильерс улыбнулся ей, подавая руку, не отказывая себе в удовольствии полюбоваться баронессой. Синий был ей весьма к лицу.
- Леди Дю Роз, вы просто великолепны, - маркиз подвёл ее к лошадке и взял у конюха две очищенных половинки яблока. - Позвольте познакомить вас с этой грациозной красоткой. Ее зовут Бэлль и она у нас весьма спокойная особа. Может желаете ее угостить? - Джордж подал половинку яблока баронессе. А половину тут же скормил своему нетерпеливому жеребцу.
- А этого черного задиру зовут Красавчик. Нрав у него сложный, но выносливость и преданность невероятная. И посему я ему прощаю все, - представил маркиз своего коня.

- Леди Дю Роз, позволите мне вам помочь? - с этими словами маркиз ловко подхватил баронессу за талию и аккуратно усадил в дамское седло. Сам же проверил все крепления, и, лишь убедившись что Мэри держится крепко и надёжно, погладил по шее невозмутимую Белль и запрыгнул на своего коня.

- Предлагаю немного прогуляться вдоль озера. Тут есть как раз широкая тропа, - объяснял маркиз баронессе. Их лошади неспешно шли рядом. - Все озеро мы объезжать не будем, но там есть одно место, которое я желаю вам показать.

По обеим сторонам от тропы простирался густой лес, где между высокими соснами то там то тут проглядывали пушистые ёлочки. Заснеженный лес выглядел фантастически. С ветки на ветку перепрыгивали маленькие находившиеся пичуги, которые то и дело оглашали лес звонким щебетом. Лучи ноябрьского солнца причудливыми цветами окрашивали снег, а лёгкий морозец щипал за щеки.

- Лес в такие морозные дни просто сказочный, - поделился своими эмоциями маркиз. - Здесь время буд-то замирает.

Выехав на небольшую полянку, маркиз первым спешился и подхватив под уздцы лошадь баронессы, собственноручно привязал обоих лошадок к дереву. А затем придерживая Мэри за талию, помог ей спуститься.

- Пройдёмте Мэри, тут совершенно недалеко, - с этими словами лорд Вильерс, взял леди Дю Роз под локоток и повел по тропе к озеру.

Всего пару шагов и их взору открылся великолепный вид: пред ними раскинулось широкое, чуть скованное тонкой корочкой льда, озеро. Обрамленное вокруг как зубцами короны вековыми елями, а на противоположном берегу высоко на утесе стояло поместье Нордварт. Как неприступный рыцарский замок в котором непременно должен был проживать дракон.

- Я люблю тут бывать, - тихо прошептал на ушко маркиз Вильерс, обнимая Мэри за талию. - Здесь прекрасно в любое время года. Но зимой это особенное зрелище, - он прижал баронессу плотнее к своей груди. - И мне неприменно захотелось этим поделиться.
-Не знаю почему, - тихо добавил маркиз. - Обычно я прихожу сюда один.

Развернув девушку к себе лицом, он кончиком пальца прикоснулся к ее лицу, медленно спустился к подбородку, отмечая румянец от мороза.
- Мэри, я постоянно думаю о вас, - с этими словами маркиз ее поцеловал. Поцеловал уверенно и властно, как будто имел на это право.

Маркиз прервал поцелуй первым. Позволяя Мэри отдышаться. Поправил тонкий светлый локон, который успел вырваться из-под шляпки.

- Нам уже пора возвращаться. Если мы хотим успеть к обеду, - лорд Вильерс подал Мэри руку и повел ее по заснежной тропе к лошадям.

29 ноября 1896
Поместье Нордварт
13:00

Одного взгляда на лорда Вильерса хватило, чтобы у Мэри участилось сердцебиение. Она ощутила лёгкое головокружение, когда Джордж улыбнулся ей и подал руку, чтобы познакомить с кобылой, выбранной для прогулки. Мэри нашла лошадку грациозной, и по совету маркиза угостила Бэлль половинкой яблока. Она также похвалила лошадь маркиза, хотя тот не преминул пожаловаться на его сложный характер.
Джордж помог Мэри сесть в седло и сам запрыгнул на своего вороного Красавчика. Он предложил баронессе прогуляться вдоль озера, собираясь показать одно место. Мэри была заинтригована, но не подала виду. Ей нравилась эта странная игра в тайны, та недосказанность, которая сквозила между ними. Она заставляла её чувствовать себя особенной. Жизнь в присутствии Джорджа Дарлоу засияла для неё новыми красками.
- Лес в такие морозные дни просто сказочный, - поделился своими эмоциями маркиз. - Здесь время будто замирает.
Мэри не ответила. Она была потрясена красотой открывшейся ей картины зимнего леса, и подумала, что могла бы нарисовать всё это, чтобы сохранить в памяти. Вскоре они с маркизом оказались на поляне и, спешившись, направились по тропе к озеру. Отсюда открывался изумительный вид на Нордварт. Мэри пришло на ум, что он похож на сказочный замок, а в роли принца виделся Джордж Дарлоу. Она могла бы изобразить его на портрете в старинных доспехах и мечом в руке, верхом на коне.
И когда маркиз неожиданно обнял её за талию, она не смогла противиться его чарам и позволила поцеловать себя. Если бы он не держал её в руках, она бы упала от избытка чувств. Губы Мэри горели огнём от поцелуев, а слова Джорджа заставляли трепетать от счастья, пока он не выпустил её из своих рук.
- Нам уже пора возвращаться. Если мы хотим успеть к обеду, - произнёс маркиз и подал ей руку, чтобы помочь сесть на лошадь.
- Спасибо за чудесную прогулку, Джордж, - ответила она, улыбаясь и кокетливо поправляя шляпку. – Я никогда ещё не была так счастлива! Никогда!

29 ноября 1896
Поместье Нордварт
Время обеда




- Мэри, мне несказанно приятно делать вас счастливой, - маркиз совершенно искренне поклонился ей. - А теперь, моя леди, не пора ли нам пришпорить лошадей? Очень любопытно, любите ли вы быструю езду?

-Догоняйте, баронесса! - с улыбкой бросил ей вызов лорд Вильерс и пришпорил своего коня.

У ворот лорд Вильерс чуть придержал Красавчика, галантно пропуская даму вперёд. Мэри после быстрой скачки выглядела невероятно соблазнительной. Расскрасневшаяся, с горящим взглядом, соблазнительно прикрытым ротиком, который так и манил, чтобы его запечатали жарким поцелуем. Она была прекрасна и желанна! Джордж некоторое время любовался этой картиной, а потом, вспомнив о манерах, помог своей спутнице спуститься с лошади, при этом не отказав себе в удовольствии ее обнять и удерживать за талию чуть дольше, чем того требовали приличия.

- Мэри, вы невероятны, - украдкой шепнул маркиз, выпуская баронессу из своих объятий.

- С нетерпением буду ждать вас за обедом. Никто из гостей поместья не выказал желания к нам присоединиться, посему обедать мы будем в малой столовой зале. Признаться, я этому обстоятельству весьма рад, - улыбнулся Джордж.


Им сервировали небольшой стол у камина. И сразу же подали горячий бульон с зеленью, и отварным мясом. И ещё массу блюд и закусок.
- Попробуйте фазана в сливочном соусе. Весьма любопытный вкус. Или вот мясные шарики в томатной подливе, - маркиз как истинный знаток выбирал для Мэри самые интересные блюда. - Или вот нежнейшие овощи тушёные с добавлением ореха. А может мясной хлебец? Или же закрытый пирог с дичью? - ему очень хотелось угодить своей гостье.

- Я вижу, что совершенно вас смутил. Леди Дю Роз, не слушайте вы меня, а выбирайте то, что вам глянулось - смею вас заверить, что любое блюдо на этом столе стоит вашего внимания, - с этими словами лорд Вильерс приступил к трапезе, предварительно лично наполнив бокал Мэри красным вином.

- Предлагаю поднять наши кубки за вас, Мэри! Вы удивительная. И я безмерно счастлив быть с вами рядом.

После трапезы лорд Вильерс был вынужден вспомнит о своих обязанностях хозяина, и организатора празднования и охоты. Посему он отправился встречать гостей, и проверять подготовку к ужину. А леди Дю Роз поднялась к себе, чтобы подготовиться к званному ужину и немного отдохнуть.

Гости постепенно прибывали.

Дорога, приезд в поместье маркиза Вильерса

Несколько дней от бала до следующего увеселения – охоты у маркиза Вильерса пролетели довольно быстро. По утрам Август по совету доктора лечил раненую ногу, потому что в промозглую осеннюю и зимнюю погоду она изрядно ныла и доставляла много хлопот. Пару раз он наведывался вечерами в клуб пропустить стаканчик и расписать пулечку, был на музыкальном вечере, но едва не умер с тоски от пения некой юной особы и, извинившись перед хозяйкой дома, спешно ретировался.
Утром 29 ноября маркиз плотно позавтракал и, усевшись в карету, приказал ехать к дому баронессы Кромер.
– Добрый день, баронесса, почему вы спрашиваете? Уже наслышаны о талантах юной мисс Н., чье пение я вчера имел неудовольствие вкушать у маркизы Спенсер? Бедные мои уши. – он улыбнулся, целуя протянутую ручку, и поклонился дядюшке. – Нам надобно поспешать, иначе рискуем опоздать на поезд.
Всю дорогу беседовали обо всем и ни о чем, а престарелый родственник баронессы мирно спал, и даже его легкий храп не мешал общению. На платформе их встретила карета и доставила прямиком к поместью маркиза Вильерса.
Все вокруг и в само деле было покрыто белоснежным покровом и походило на картинку из «Сказок матушки гусыни», которые няня читала Августу в детстве, а милая непосредственность баронессы умилила маркиза, и он улыбнулся в ответ на ее признание.

– Вы знаете, я тоже. И прогулки по зимнему лесу. У меня в поместье тоже замечательный лес, я большой любитель конных прогулок и зимней охоты. – он помог девушке выйти из кареты и проводил ее к дому.
Там их встретил хозяин дома и его расторопные слуги, которые помогли разместиться и сообщили о времени ужина.
– Думаю, вашему дядюшке необходим отдых после дороги, – кивнул маркиз в сторону пожилого джентльмена, которого слуги, поддерживая, повели в комнаты. – Я бы тоже хотел слегка освежиться и выпить аперитив. Увидимся за ужином или хотите немного прогуляться по усадьбе? – уточнил он у баронессы Кромер.

21 ноября 1896 года
Особняк герцога Клевского

За окном уже совсем рассвело. Я открыла глаза, обвела взглядом помещение, не сразу сообразив, где нахожусь, а как только поняла это, резко села на… кресле. Видимо, тревоги минувшей ночи вымотали меня настолько, что я просто провалилась в сон, как в блаженное забытье. В комнате никого, кроме меня не было. Откинув плед, который меня полностью закрывал, я сразу же плотнее запахнула полы халата.
В соседнем кресле лежало платье. Нечто голубенькое, вполне приличное и совершенно не подходящего мне цвета и фасона. Но, скорее всего, эту одежду сюда принесли именно для меня. Рядом с платьем обнаружились остальные детали дамского туалета, и я едва слышно вздохнула. Все предметы гардероба были чистыми, но явно принадлежали… как это вчера соизволил выразиться Его Светлость? Любовнице? Да, любовнице герцога. И она, судя по всему, блондинка – именно им обычно к лицу такой оттенок голубого. Ну, конечно, наверняка милое кисейное создание, которому не грозит через пять лет превратиться в морщинистую старуху.
Интересно, Его Светлость удивился бы, если бы я в ответ на ту отповедь двинула ему по носу? Отец всегда считал, что общение с деревенскими мальчишками до добра не доведет, но именно они обучили меня нехитрому умению резко и без замаха бить нижней частью ладони прямо в нос. Кровь хлещет фонтаном! Препротивное зрелище. Зато слащавый фертик, посчитавший, что очень удачно выбрал добычу в лице недоступной герцогской дочечки вряд ли пожелает кому-либо рассказывать, кто ему расквасил нос посреди бала. Герцог, правда, на слащавого фертика похож не был. Он как раз производил впечатление крепкого мужчины, потому наверняка успел бы перехватить мою руку. Да я бы все равно не ударила: в тот момент я еще думала, что Венди у него, да и глупо после того, как сама предложила. Ну, хотя бы оказалась не в его вкусе – Его Светлость, судя по всему, предпочитает юных златовласок.
В моем положении брезгливо морщить носик было глупо, потому, забрав с кресла одежду, я ушла в многострадальную герцогскую ванную комнату – переодеваться. Лохмотьев на полу уже не было, так что я смогла вполне спокойно облачиться в принесенный наряд, даже корсет кое-как затянула.
По возвращении в кабинет, я обнаружила там молодого человека в ливрее, увлеченно изучающего какой-то объемный том. Сперва я хотела отступить обратно в ванную, но потом задумалась, что герцог вряд ли разрешил бы кому-то из слуг входить в кабинет. А значит, слуга пришел сюда либо тайно, либо в нарушение прямого приказа, чтобы… почитать? Необычный поступок. Подумав, что юноше вряд ли кто-то поверит, даже если он будет на каждом углу кричать, будто видел в доме герцога Клевского дочь герцога Нортропа, скорее уж он сам побоится встревать между двумя герцогскими семьями, я потребовала объяснений.


- Ник Жаме… Какое у вас необычное имя.
- Французское, миледи. Моя семья из Франции.
Он бережно положил книгу на стол. Мне понравилось, как мистер Жаме обращался с книгой: аккуратно, как с большой ценностью. Так трепетно относятся к ним люди начитанные и образованные.
- У вас большая семья?
- Очень, миледи: братья, сестры, - он неловко замер на месте, как будто не знал, что еще сказать, но мой слух зацепился за упоминание о сестрах.
- У вас много сестер?
- Трое, миледи.
- А сколько лет девочкам?
- О, они еще совсем юные: младшей всего восемь, а старшей – тринадцать.
Я еще раз внимательно осмотрела молодого человека, который держался слишком неловко для опытного слуги, но при этом имел тягу к чтению. Видимо, он не так давно устроился на работу, а большая семья требует больших расходов. Даже если герцогу не удастся уладить с отцом вопрос о моем пребывании в его доме, я могу успеть сделать хотя бы одно доброе дело, прежде чем папенька отправит меня в монастырь. Может быть, это отразится и на судьбе моей сестренки - и она вернется домой живой?
- Ваши сестры умеют шить?
- Да, миледи.
- В таком случае я могу дать им рекомендацию в швейную мастерскую графини Греффуль. Это приличное место, с полным пансионом. Девушки там получают жалованье, еду, одежду, кроме того, желающие могут обучиться разным ремеслам и навыкам. Я лично знакома с Ее Милостью – это достойная женщина, относящаяся к девушкам, скорее, как к воспитанницам.
На самом деле, графиня Греффуль была моей двоюродной бабушкой со стороны матери. Я была одной из патронесс ее мастерской и точно знала, в каких условиях живут девушки: теплые светлые комнаты, чистые мягкие постели, добротная одежда, сытная еда, приготовленная из свежих продуктов. Там не было изысканных яств, но вся пища была вкусной и свежей. Девушки могли там обучиться вышиванию и вязанию, а самые смышленые – грамоте и манерам. Большинство девушек приходили в мастерскую графини из самых бедных кварталов Брайбурга – худенькие, бледные, с кругами под глазами от недоедания и недосыпания. Уже через несколько месяцев жизни в приличных условиях большинство из них расцветали и превращались в миловидных барышень, которые позднее устраивались продавщицами в магазины, горничными, машинистками. Некоторые уже завели собственные семьи с достойными молодыми людьми.
- Вы серьезно, миледи? – в голосе молодого человека звучало удивление.
- Абсолютно, – я решительно шагнула к письменному столу и взяла чистый лист из пачки бумаги. Полагаю, герцог не обеднеет от этого расточительства. Проверив, заправлена ли авторучка, я быстро набросала записку для графини. – Как зовут ваших сестер? – под диктовку юноши я вписала имена девушек и подписалась: «Всегда ваша, Фике». Так меня называла только графиня.
Записку вложила в конверт, предварительно проверив, чтобы на нем не было никаких пометок.
- Возьмите, - протянула я конверт все еще мявшемуся у дверей юноше. – Пусть ваши сестры отдадут эту записку привратнику в мастерской. Графиня бывает там ежедневно с пятнадцати до семнадцати часов. Она устроит девушек наилучшим образом.
Я ободряюще улыбнулась юноше, который все еще не решался взять конверт из моей руки.

21 ноября. Особняк герцога Клевского

Незнакомая леди, застукавшая меня в кабинете, вместо того, чтобы сдать меня с поличным, стала расспрашивать о семье. Я ответил на ее вопросы и, наконец, сообразил, леди - из «попечителей».

Не понаслышке я был знаком с инспекторами общества по организации благотворительности, которые ходили по бедным кварталам и втолковывали их обитателям о пользе чистоплотности. У бедняков зачастую не было денег на еду, не говоря уже об угле для растопки и подогрева воды. Так что о гигиене здесь заботились в последнюю очередь. Общество собирало по улицам голодных оборвышей, и в приюте дети получали еду, одежду и образование. Но попечители так строго следили за тем, чтобы среди получающих помощь не затесались недостойные личности, что организацию нужно было переименовывать в общество по борьбе с благотворительностью. Зачем баловать их бесплатной едой? Пусть идут работать. А если не могут работать, то двери работного дома для всех открыты.

Похоже, я поспешил с выводами, девушка говорила о совсем другом месте.

Я не решался поверить в удачу и в добрые намерения незнакомки, протягивающей мне конверт.
- Благодарю, за участие в судьбе моей семьи, - после короткого размышления ответил я, – но жизнь научила, что бесплатный сыр бывает в мышеловке. Что вы от меня потребуете взамен?
Девушка невесело улыбнулась.
- А я надеюсь, что доброта возвращается, и может быть моя сестра… - она оборвала фразу. – Мне от вас ничего не нужно. Впрочем, я не настаиваю на своем предложении, и вы можете от него отказаться.
Она опустила руку с зажатым в пальцах письмом.

В этот момент я решился. Предложение было очень своевременным, после того, как разгромили мою мастерскую. В городе, похоже, проходил передел теневых сфер влияния и моим девчонкам безопаснее было убраться с улиц.
- С огромной благодарностью я принимаю ваше предложение, - я подошел к девушке и взял у нее конверт. – Можете рассчитывать на меня, если вам когда-нибудь понадобится помощь.
С этими словами я взял ее за руку и с чувством поцеловал кисть, выражая свою признательность.
Если уж нарушать правила, так все сразу.
Еще раз поклонился и вышел из кабинета. Девушка меня не задерживала, вероятно, ошеломленная моей дерзостью.

29 ноября. Поместье Нордварт. Отель

Управляющий не нашел со мной общего языка, хотя я очень старался и как только стало известно, что герцог Клевский собирается на охоту в поместье Нордварт, то место второго слуги и носильщика вещей было за мной.

Вещи герцога карета доставила к железнодорожной платформе, и я порядком взмок, таская его чемоданы, кофры и несессеры. Легкий снежок падал на мое разгоряченное лицо, принося желанную прохладу. Состав был небольшой, но с обязательным отдельным вагоном для слуг. Его не топили и за 5 часов, я промерз насквозь. Если поначалу поездка доставляла радость, я с любопытством смотрел в окно, на проносившиеся мимо заснеженные деревья, прислушивался к непривычному стуку колес и дивился скорости, то под конец я скорчился на неудобной деревянной лавке, тщетно пытаясь согреть пальцы и натягивая на лицо шарф.

В отеле камердинер герцога договорился о комнатах для его светлости. Я перетащил вещи наверх и отправился в бар, где заказал грог и, расположившись у стойки, грел руки о бокал, вдыхая пряный аромат.

После прекрасного обеда с Джорджем баронесса поднялась в отведенную ей гостевую комнату и, позвав горничную, попросила подготовить её вечернее платье, предназначенное для званого ужина. Это было изумительное платье из лазоревого бархата и шёлка, расшитое золотым галуном по низу юбки и рукавов. Платье шилось лучшим портным не для неё, а для мачехи – сама Мэри никогда и не помышляла тратить столько денег на одежду, но оно идеально подходило для сегодняшнего случая. Баронесса дю Роз намеревалась окончательно и бесповоротно покорить лорда Вильерса. За обедом Джордж без устали говорил ей комплименты и окружил вниманием, так что у баронессы не осталось сомнений, что в глазах маркиза она красива и желанна.
Как только ушла горничная, Мэри, оставшаяся к тому времени в неглиже, подошла к зеркалу и долго смотрела на своё отражение. Она вдруг нашла, что выглядит свежо и привлекательно. Что было тому причиной – конная прогулка по зимнему лесу, вкусный обед или страстные поцелуи Джорджа, волнующие кровь, Мэри не знала. Может быть, её просто красила любовь к мужчине?
Баронесса развязал пояс, и распахнула шелковый халат, чтобы внимательнейшим образом рассмотреть свою фигуру. Она сочла, что излишне худощава, но её кожа сияла чистотой и была гладкой, как у юной девушки. Мэри провела рукой по шее, скользнула по изгибу плеча и внезапно представила, как губы Джорджа касаются ложбинки между её грудей. Сладкая истома накрыла её волной, но, испугавшись собственных фантазий, баронесса запахнула халат, и туго завязал пояс. Она решила, что ей следует принять прохладную ванну, чтобы успокоиться, и позвонила в колокольчик, вызывая горничную.

До отъезда в поместье маркиза Вильерса

Следующие несколько дней пролетели быстро.
Я погрузился в текущие дела, провел несколько полезных и приятных встреч, снова привыкая к жизни в Империи и при этом задумываясь, куда отправиться в новое длительное путешествие.
Хвала небесам, мне было, на кого положиться на время своего отсутствия, поэтому я практически не переживал о состоянии дел в Кунсткамере. По сути, я хоть и был директором, управлял же всем граф Уолтон, старинный и добрый друг нашей семьи. Правда, граф пребывал уже в почтенном возрасте и был сейчас озабочен тем, чтобы приготовить себе достойную замену. Я же понимал, что и в моей жизни могут свершиться перемены, которые я не в силах буду проигнорировать, и мне тогда придется пересмотреть свое отношение и к делам, и к образу жизни. От чего-то придется отказаться, а с чем-то попросту смириться.
Однако на сегодняшний день все мои дела находились в полном порядке, и у меня не было оснований что-то немедленно менять в привычном укладе.
Но все же что-то нарушилось. Я ощущал некую помеху, незаметную, неопределенную, но уже имевшую место быть. Это схоже с тем, как под воздействием множества факторов где-то начинает формироваться буря. Мы еще не видим и не чувствуем ее приближения, но она уже надвигается и скоро станет видна на горизонте.
С чем это было связано? Мне не хотелось признаваться, что виной тому экстравагантные столкновения с дочерью герцога Нортропа. Сама девица тоже оказалась с причудами. Я уже позабыл, что наивность и неопытность могут удивлять.
Мы с миледи Редман посетили особняк Нортропа и дали знать герцогу, что его старшая дочь находится в безопасности, а позже в тот же день моя подруга доставила девушку домой в целости и сохранности.
Мне казалось, что после этого я больше не буду вспоминать столкновение со стихией по имени леди Флоренция, но эта особа вынуждала мыслями снова и снова возвращаться к ней, чем вызывала раздражение, но забыть себя не позволяла.
Эти огромные глаза, смотрящие на меня с испугом и отвращением, когда я нарочито красочно описывал ей возможное будущее конкубины. Взгляд наивной девственницы еще больше заводил меня, вызывал злость и желание ответить жестче, чтобы раз и навсегда отбить желание совершать такие провокационные поступки.
Когда она выпрямилась передо мной, одетая лишь в мой халат, я мог бы протянуть руки и сдернуть с ее плеч безразмерную хламиду, обнажив ее до пояса. Знаю, что увидел бы. Нежные, идеальные полушария с гладкой белой кожей и сосками цвета лепестков цветущего миндаля. В тот момент безрассудная девица готова была вытерпеть все, что угодно, и я мог бы коснуться ее груди, сжать соски, наблюдая за ее лицом. Мог ласкать ее грудь, не позволяя отпрянуть, и наблюдать, как она сдается, ощущая то, что ее девственное тело не чувствовало еще ни разу.
А что бы сделала после этого она, наивная колючка, возомнившая, что мужчинами можно манипулировать, предлагая свое тело в качестве платы за что бы то ни было?
Не думаю, что когда-нибудь узнаю это, да мне и не хотелось знать. В моей жизни было достаточно женщин, отношения с которыми не доставляли мне проблем и хлопот. Надеюсь, так оно и останется, пока сам не решу что-то изменить и надеть себе на шею хомут брака.
Вернувшись в тот день из особняка Нортропов, я узнал от управляющего о новом слуге, которым оказался шустрый парень, угодивший вместе со мной, лордом Блакмером и мисс Стентон в хитроумные лабиринты графского особняка.
Управляющий пока определил парня в штат домашних слуг, хотя я изначально подразумевал для него другой вид деятельности. Мне казалось, что он может оказаться полезен, служа в кунсткамере. Что-то подсказывало мне, что Ник Жаме не так прост, каким хочет казаться, и обладает способностями, о которых сам, возможно, и не подозревает. Либо не умеет или не знает, как их использовать по разумному и полезному назначению.
Вернемся к этому позже, а пока я собирался немного развеяться и посетить охотничьи угодья маркиза Вильерса.
За истекшую неделю младшую дочь Нортропа так и не нашли. Печальная новость не сходила с первых полос газет и оставляла в душе крайне неприятный осадок. Каким-то образом судьба незнакомой девушки взволновала меня больше, чем я мог предположить.
Со слегка омраченным настроением я и прибыл в поместье маркиза Вильерса.

29 ноября 1896 года
Отель «Нодварт»

По прибытии оказалось, что один из моих чемоданов ошибочно отправили с железнодорожной станции не в отель, а в особняк маркиза. Велев позвать к себе Ника, я поручил молодому человеку отыскать мой недостающий багаж.
- Большой чемодан из черной кожи, перетянутый толстыми ремнями и с моей монограммной, - пояснил я. – Постарайтесь найти его скорее и не перепутайте с похожими, чтобы не пришлось бегать снова.

29 ноября 1896
Поместье Нордварт
Около 17 часов.

Как радушный хозяин маркиз Вильерс считал своим долгом встретить лично именитых гостей, коих было весьма прилично. Лорду Вильерсу льстила такая популярность, которая превзошла все предыдущие сезоны, а это само собой подразумевало весьма неплохо прибыль. Что ж, маркиз был весьма горд успешностью своего проекта и уже обдумывал последующие вложения капиталов, с целью их приумножения. В последние годы его весьма занимали ценные бумаги, а общение с лордом Блакмером, наводило его о мысли об инвестициях в добывающую либо перерабатывающую промышленность. А быть может и все вместе. Определенно это было весьма привлекательно.

Большинство прибывающих гостей селилось в отеле. А иные, как граф Ромни - выбирали гостевое крыло. Гостевой же этаж пустовал, и это создавала иллюзию уединения. Когда маркиз думал об этом, то невольно вспоминал, что они с баронессой буквально останутся одни, и это наводило на определённые мысли, но их лорд Вильерс от себя пока гнал, прекрасно осознавая, что не желает давить на Мэри либо как-то иначе влиять на ее решение. Эта женщина заслуживала к себе весьма уважительного отношения и лорд Вильерс не собирался пользоваться сложившейся ситуацией, если только Мэри не пожелает иного.


С этими мыслями маркиз спустился в свой рабочий кабинет на первом этаже поместья.
- Милорд, вы просили доложить если появится Лорд Кройчестер. Так вот лорд Кройчестер и леди Кромер пожелали поселиться на гостевом этаже, - слуга прервал мысли маркиза.
- Чудесно. Позаботьтесь об их комфортном размещении и отдыхе с дороги, - распорядился маркиз. Ему было приятно, что лорд Кройчестер принял его приглашение. Быть может в этот раз судьба будет несколько более благосклонна и им удастся сыграть партейку.

Подписывая на оплату многочисленные счета, маркиз и не заметил как пролетело время. И лишь появление обеспокоенного главного конюха, заставили его задуматься о том, что скоро время ужина.
Конюх волновался за пегую Рени, которую граф хотел предложить леди Стентон. Лошадка была молодой но весьма спокойной, но главный конюх был обеспокоен ее сегодняшней нервозностью. Похоже ей не нравилось ее новое стойло, а быть может повышенный интерес соседей? Она была весьма тихой. Было решено перевести ее в дальнее стойло и понаблюдать. И если Рени не успокоится и не перестанет нервничать, тогда придется для леди Стентон подбирать другую лошадь.