Мой ангел злой, моя любовь... (ИЛР)

Здравствуйте, не ждали меня? А я пришла...

Выгрызла свободную минуту и сразу же сюда делиться тем, что пришло за прошлую неделю, хотя и не полностью. Кусочек недописанный себе оставлю. Для работы дальнейшей. Помучаю вас еще немного...


Спасибо, что не забываете радовать автора своими комментариями. Ему очень-очень важно знать именно сейчас, что вы терпеливо с ним ждете финала истории. И еще - что вам есть чего ждать...


Ох, как я тебя понимаю... Сама с трудом нахожу время. Пишу буквально по абзацу - по части главы в день, урывая минуты для этого в прямом смысле этого слова. И самой неудобно так писать - люблю, чтобы села да целиком за главу... но что поделать?


Спасибо. Не желаешь прийти в соседнюю тему поделиться эмоциями от прочитанного?


Про это уже совсем скоро узнаем. Чуть-чуть терпения, и пойдем подглядывать...


Как это радует! Честно. Я так переживала, видны ли изменения в Анечке нашей. Она хоть и останется частично прежней, но и перемен ей немало принесло прошлое время. Позврослела наша стрекозка...


Я почему-то уверена, что так и будет.
Не может быть иначе... и пусть его любовь все же для меня несколько иная (надюсь, вы потом поймете, почему я так пишу), но все же хотелось, чтобы в нее поверили. У каждого она своя, но это не означает, что она менее ценная или значимая.


Спасибо! Мне очень приятно читать это.


Увы. Для него есть только две любви, две страсти, туманящие его разум. Иного ему судьбой не дано было получить.


Уточняйте - вы о ком? Просто экономку при матери я вижу только одну. Другая у матери едва ли не королевой ходит.


Спасибо. И за то, что рядом, и за поддержку.


Надеюсь, интригу удастся подольше сохранить. Чтобы вы далеко не разбегались от меня...


Думаю, не более трех-четырех в будущем. Так что, мы уже одной ногой стоим в финале. И эпилог в спину дышит...


Стараюсь, как могу. Время - оно на вес золото сейчас для меня. Я не за двумя зайцами сейчас бегаю, за тремя, если не больше... Надеюсь, что все же моя охота суматошная плодотворной будет.
_________________

Здравствуй, Марина! Вот и объявилась я, пропажа. Но ты не думай, за темами я слежу, писать просто некогда. Очень соскучилась по твоим романам.


Поэтому сейчас довольно ручки потираю. Как раз думаю успею с работой разобраться, с защитой своей, а там мне в подарок и "Ангел..." подоспеет.
___________________________________

 » Глава 51

Глава 51

Казалось, время тянется слишком медленно. Вот уже несколько раз выходил на крыльцо церкви отец Иоанн, чтобы в который раз внимательно взглянуть на Андрея, будто спрашивая: «Долгонько ли ждать?». Порой вместо священника из темного проема притвора показывалась фигурка девушки матери, которую посылала та осведомиться, не прибыла ли невеста, и не передумала ли она часом, коли нет ее столько времени.
Андрей умом понимал, что эта краснеющая от неловкости девушка не ответственна за эти слова, что жалили слегка с каждой дополнительной минутой ожидания. Но та все же ощущала его недовольство, его раздражение теми репликами, посланцем которых пришлось стать. И он даже корил себя иногда за эту раздражительность, понимая, что не место ей в эти минуты в его душе.

Андрей в который раз окидывал взглядом церковный дворик, чуть задерживаясь на том самом месте, где когда-то несколько лет назад надменная красавица в серо-жемчужной шляпке подала ему руку на целование в перчатке, пренебрегая правилами. Пытаясь уколоть его, чтобы рана отныне не давала покоя ему ни ночью, ни днем.
Так и вышло, впрочем. Несмотря на все его старания не пропасть, не запутаться в тонких шелковых сетях, что так искусно расставляла по привычке Анна, Андрей буквально сросся с этими нитями кожей. Так, что уже не вырвать их из тела, из сердца, из души… Анна стала для него всем. И для того, чтобы спокойно дышать этим воздухом, наполненным ароматами лета, ему всегда надо было знать, что она счастлива, что ей хорошо. И он в который раз подумал, что не хватит всех дней до конца жизни, чтобы отблагодарить Господа за этот дар, который тот так щедро отдал Андрею в руки. И этот дар - самому делать ее счастливой, а ее жизнь покойной и радостной.

Изредка на крыльцо выходила Софи, зябко передергивая плечиками в открытом вырезе платья, когда солнечное тепло скользило лучами по коже, такими жаркими после внутренней прохлады храма. Улыбалась брату, говоря несколько одобряющих слов, пожимая его локоть. Но Андрей читал в ее глазах отражение собственной тревоги. Невеста задерживалась, и каждая минута ожидания добавляла еще больше нервозности…

Софи переменилась за последние месяцы, не мог не отметить Андрей, глядя на нее с улыбкой сверху вниз в очередной ее выход из церкви на залитое солнечным светом крыльцо. Стала одеваться иначе, выделяя платья по обыкновению неприметных тонов, отделками, по-иному причесывать волосы. Она стала даже голову держать совсем иначе – прямо и гордо, не отводила, робея, как прежде, тут же взгляд от взора, брошенного на нее. Андрей знал причину этих перемен, и имя этой причины сладким замиранием сердца отзывалось в нем. Анни, его маленькая, но такая великая духом Анни, сильная и слабая одновременно…

Рядом переминался с ноги на ногу Кузаков, который обещался держать венец над головой Андрея еще в Москве и сдержал свое слово – прибыл ровно за два дня до свадьбы. С каждой четвертью часа пригревало солнце все больше и больше, и он, вчерашнего дня промучившийся какой-то странной хворью, то и дело вытирал лоб платком, чувствуя слабость, еще не отпустившую после приступа.
Но когда Софи появлялась на крыльце, тот как-то приосанивался, расправлял плечи, пытаясь придать себе бравый вид вместо того жалкого и бледного, который был у него. И это не могло не насторожить слегка Андрея, оттого поймав на себе внимательный взгляд друга, Кузаков в который раз спешно достал платок и стал суетливо вытирать лоб.

- Проклятые пироги! Так и знал, что с зайчатиной лучше бы не брать у смотрителя по нынешней-то жаре, - проговорил Александр, пряча платок за полу мундира. – Черт меня толкнул! Чуть на тот свет не отправил меня. Вот я на обратной дороге изрядно откручу ухо стервецу. Уверял же меня – «наисвежайший, сударь, пирог… только из печи как час…». Что там? Не видать коляски?
- Не видно что-то, - Андрей в очередной раз двинулся от крыльца к воротам церковным, заложив руки за спину. Кузаков нехотя пошел за ним следом, стараясь не отставать ни на шаг. Хотелось ослабить ворот мундира, но не смел – следовало терпеть. И не только сейчас – во время обряда, но и после – за обедом, что будет дан в честь молодоженов.

- Все-таки попа я этого видал определенно где-то, - проговорил Кузаков тихо себе под нос, размышляя, отчего ему таким знакомым кажется иерей местной церкви, что встретил жениха и его шаферов у входа в церковь. А потом повторил, когда Андрей переспросил как-то отстраненно. – Поп, говорю, мне знаком. Ума ни приложу, где мог видеть его…
- Не венчался ли часом с местной красоткой? – пошутил Андрей, хотя тон голоса так и остался предельно серьезным, сводя всю веселость реплики на нет. Кузаков хотел отшутиться в ответ, что вряд ли, мог только крестить кого, и тут же замер на миг, пораженный внезапной ясностью воспоминания.

Стена ливня, за которой не было видно даже спину кучера, понуро сидящего на козлах коляски и пытающегося безуспешно укрыться от дождя, пряча лицо в поднятом вверх высоком вороте армяка. Казалось, словно само небо разверзлось тогда над многострадальной смоленской землей, рыдая над тем, что довелось пережить ей почти год назад. Ту мелкую дрожь, которой било тело догоняющего полк после ранения Кузакова, тот ощутил даже в этот обещающий быть душным и жарким день.
Темнота переплетения ветвей над аллеей. Неясное за стеной воды, падающей с серых небес, очертание дома, к которому привел его коляску, бросившийся едва ли не под копыта лошадей мальчонка в потрепанном картузе с ломаным козырьком.
- Прошу вас, барин, поедемте со мной до хозяйки! – все пытался ухватить за руку офицера мальчик, а Кузаков все уводил свои руки от его ладоней, не желая быть втянутым ни в какую местную историю. – Надобно, прям мочи нет! Младенчика крестить. Сказали, первого же звать… по примете…

И только услышав о младенце, Кузаков уступил, приказал повернуть и следовать за мальцом, побежавшим, совсем по-собачьи отряхиваясь от противных капель дождя, через плотную стену ливня. Разве мог он отказать, когда у самого в младенчестве стал восприемником точно такой же первый встреченный на улице человек? До Александра в семье рождались крепкими только девочки, младенцы мужского пола долго не приживались на этом свете. И тогда мать, разродившись и даже не оправившись толком от недавних мук, приказала крестить младенца тот час же, а восприемники позвать первого же прохожего. Следуя старой, как мир, примете – коли наречь младенца именем первого встречного, коли его в крестные родители позвать, то выживет младенчик, не оставит родителей до юности…

Сам дом помнился Кузакову смутно – лишь мрак задернутых занавесей на окнах, запах каких-то лекарств. И почти не прерываемая ничем тишина, полная молчаливого отчаянья. Откуда-то со второго этажа до уха то и дело долетал смутный звук чьих-то рыданий, а в комнате справа тихонько говорили басом. Именно из комнаты справа от передней вдруг перед взором Александра возникло ангельское создание в темном траурном платье, неся на плечах легкую чуть развевающуюся от сквозняка шаль.
- Как ваше имя? Ах, впрочем, что уж ныне… поспешите… прошу вас, – обратилась она к жмущемуся неловко в углу передней кучеру Кузакова, не сразу увидев во мраке комнаты офицера, закутавшегося от дождя в темный суконный плащ. И тот поспешил показаться ей, желая самому принять руку, протянутую в сторону смущенного мужика. Девушка смутилась его появлению, а потом побледнела, когда приметила светлый мундир под полой плаща.
- Вы…? – и дыхание у нее сбилось, будто от волнения. А впрочем, как самодовольно подумал тогда Кузаков, быть может, и от появления в такой глуши, какой казалась ему тогда Смоленщина, офицера русского. И не просто офицера, а гвардии Его Императорского Величества…
- Кузаков Александр Иванович, - щелкнул каблуками тот, и, пользуясь замешательством девушки, позволил себе вольность – поспешил коснуться губами ее прохладной ладони.
- Александр,- произнесла несколько нараспев девушка, словно примеряя это имя к тому, кому предстояло его получить. А потом поманила за собой в комнату, где уже было все приготовлено для обряда крещения. Именно этот поп, что снова вышел на церковное крыльцо из темноты храма, крестил маленького и такого безучастного ко всему в тот момент младенца. Именно этот поп…

- А имя ее… твоей кумы? – спросил Андрей после того, как выслушал рассказ Кузакова о тех событиях.
- Она не назвалась, - нахмурился Александр, вспоминая, как странно то и дело во время обряда смотрела на его светлый мундир девушка. Именно на мундир, не на лицо его вовсе. Как прижимала к себе младенца, подавшего голос только, когда его опустили в импровизированную купель при крещении. И какими словами проводила его, когда он, понимая, что не сможет попроситься переждать здесь, в стенах этого дома, непогоду.

- Вы служите в гвардейском полку, monsieur Кузаков? – вдруг спросила девушка, когда он уже был в дверях комнаты. Он обернулся и заметил, что она пристально смотрит ему вслед. – Не в конной гвардии, часом?
- В конной, - подтвердил он под ее тихий выдох. Где-то с несколько мгновений они оба молчали: Кузаков ждал тогда, что она что-то скажет следом за этим вопросом, она, видимо, над чем-то раздумывала. Но после все же тихо попрощалась с ним, позволяя ему удалиться. А он взглянул на таз, стоявший на полу передней (в тот собирались капли, стекавшие медленно с потолка из-за прохудившейся крыши), и все же вернулся в гостиную, где девушка что-то тихо напевала младенчику, которого укачивала на руках.
- Могу ли я в дальнейшем справляться о здравии своего крестника? – спросил Кузаков, чувствуя себя полным идиотом в этот миг. Ангельское создание, такое хрупкое и бледное лицом на фоне траура платья, улыбнулось ему. И он осмелел и добавил аккуратно, боясь обидеть своим недопустимым и невежливым предложением. – А еще по возможности… на первый зубок, может статься…
- Шлите на имя крестника господина Александра Кузакова в лавку ростовщика Медвина, что в Гжатске, - ответила девушка, смущенно отводя взгляд в строну. Явно не желая называть свое имя ему, как он понял тогда. И Кузаков отступил – не стал более допытываться, видя, что она не желает более продолжать разговор. Вышел вон, под ту же стену дождя, ничуть не стихшего за прошедшее время. Только, когда он уже садился в коляску, его догнала девушка из прислуги, сунула ему в руки сверток с нехитрой снедью.
- Барышня распорядились. До станции еще далече, коли не вертать обратно к Гжатску. А далее земля пока еще бедная после войск-то…

- Blonde? – вдруг вторгся в воспоминания Кузакова голос Андрея, и тот вернулся спустя годы обратно. – Та девушка, что крестила с тобой… blonde? Rousse? ( Блондинка?... блондинка? Рыжеволосая? (фр.))
- Blonde, - уверенно ответил Кузаков, в голове которого мелькнуло подозрение на счет личности его таинственной кумы.
- Ты не записан в книге, - проговорил Андрей задумчиво, словно разговаривая скорее не с другом, а сам с собой. – Странно… Будто и не было тебя в тот день. Отчего? Оттого, что запись меняли после, по требованию ее?

И тут же голову закружило вопросом «Почему?», на мгновение даже затмив тревогу ожидания ее запоздалого приезда в церковь. Почему она обманула его, сознательно позволив думать, что Сашенька ее сын?
А потом вспомнил, как Анна пыталась убедить его в обратном, но безуспешно… отчего? Отчего тогда она так решительно воздвигла эту преграду меж ними, даже без малейшего сомнения? Для того чтобы удержать его на расстоянии, чтобы оттолкнуть от себя? Тогда зачем после пыталась снова приблизить…?
Вопросы, вопросы роились в голове назойливо. А после пришла одна-единственная мысль, разом угомонившая этот ворох шепотков в голове.

- Все едино, - даже повторил Андрей шепотом ее, словно закрепляя собственное решение. Все едино ныне, когда так сияли ее глаза прошлым вечером, когда дрожали руки, которые она подала ему при встрече. Так нельзя притвориться. Такое нельзя сыграть. Глаза, ее прекрасные глаза никогда не могли обмануть его, выдавая истинные мысли хозяйки порой, когда ее язык говорил совсем иное. Все едино в этот день, когда он ступит с ней под венцы, чтобы разделить не только жизненный путь, но и вечность, ожидавшую в конце его.
- Едут, вроде, - хлопнул по плечу Кузаков Андрея, и тот попытался разглядеть на дороге экипаж невесты. Но к церкви поднималась бричка с потертым кожаным верхом, рядом с кучером сидел офицер, перья плюмажа которого так и клонились от скачки.
- Ба! – протянул Кузаков, разглядев лицо офицера по мере приближения брички. – Это ж Бурмин наш. А нам с тобой сказали – в отпуск не положено ему…

Это действительно был Бурмин, спешивший к моменту венчания, уже и не надеявшийся поспеть хотя бы к отъезду из церкви. Он спрыгнул наземь, не дожидаясь, пока бричка затормозит у ворот церкви и, стянув спешно с головы шляпу и перекрестившись на образ на воротах, ступил к ожидающим его за церковной оградой мужчинам.
- Не чаял поспеть вовремя! А гляжу, еще и не приступали, - он хлопнул легко по плечу Андрея с улыбкой на губах, но глаза его были цепкими и внимательными, не коснулась глаз улыбка. И от этого невольно вспомнился Андрею разговор с Александром еще месяц назад в Москве, даже напрягся невольно, выжидая, что тот скажет после, открывая намерения, с какими прибыл тот сюда. Да, Бурмин был неплохим товарищем ему, но когда ум уже не таков, как прежде, когда он уступает зову сердца, все может быть. Уж кому ли не знать, какие перемены может принести человеку любовь…

- Рад, что ты все же поспел, - проговорил без всякой задней мысли Андрей, и только тут Бурмин приподнял уголки губ в улыбке, которая осветила его глаза.
- А я рад быть здесь, даже вдвойне, чем ранее думал, не поверишь! – ответил он. – Рад на венчании твоем быть. Думал, уж все, не поспеть мне. А вон как! Ни на едином венчании не был, чтобы к венцу невеста к сроку прибыла. Ей-ей! Таковы они. Пока слезами порог отчего дома не обольют, пока не простятся с родными своими… Только на то и ставка моя была, когда эту бричку брал на время у купца заезжего на станции. Тот сперва, конечно, уперся, мол, никак не могу, спешу в Гжатск по делам торговым, но я ему объяснил честь по чести, что офицеру надобно поспеть к сроку. Одолжил вот до имения твоего, только на путь в эту сторону. Ты ведь мне поможешь после насчет обратной дороги? А то мне в полк через седмицу уже… Ты ведь подумай только! Просить у купца! Просить! И все из-за того, что буквально из рук последнюю свежую лошадь на станции вырвал клятый лях!
- Что? – в тот же момент вдруг повернулся к нему Андрей, слушавший до того без особого внимания его бурную речь.
- На станции свежие лошади остались, да и те лях, что с Москвы ехал, забрал прямо под носом моим,- пояснил Бурмин по ставшим вмиг такими напряженными взглядам Кузакова и Андрея, понимая, что что-то тут не так. – По говору распознал того, когда хотел лошадей у него перекупить. А тот уперся ни в какую, мол самому нужны позарез. Я к нему – со всем расположением, а лях прямо чуть ли не на дыбы. Едва ли не схватились на станции с ним. Вы ведь меня знаете, господа, я бы с превеликим удовольствием пустил кровь, коли по чести моей… о, подождите-ка! – по лицу Бурмина вдруг мелькнула тень узнавания. – Я вспомнил! Как о чести заговорили… Весь путь думал о том, что лицо ляха знакомо, и только ныне, когда о чести заговорили… Это ж тот! С Парижа! Супротивник твой дуэльный, Андрей!

- Ну, сегодня-таки день, верно, такой, - аж крякнул в ответ на это Кузаков, удивленный разворачивающимися событиями. Андрей же встретил это известие молча, только сжал правую руку в кулак с такой силой, что заболели костяшки пальцев. А потом снова взглянул на дорогу к церкви, на которой так и не появился на подъеме к храму экипаж невесты. Неужто вот она, причина этой задержки? Неужто приехал Лозинский, неизвестно где пробывший последний год?

Целый сонм самых разнообразных мыслей и чувств сплелись в замысловатом быстром танце в голове и душе Андрея в этот миг. Самым огромным из тех был страх и мимолетное отчаянье, что все же свершилось то, чего он так боялся. Тот, кого она любила когда-то, кому подарила себя по собственной воле, без принуждения, как когда-то отдалась самому Андрею, тот, кому она подарила сына, приехал за ней… Ждала ли она его? Да, Анна говорила, что чувства к поляку были мимолетной вспышкой, приведшей в его объятия, но у этой вспышки было одно серьезное последствие. Достанет ли у Андрея духа встать между отцом и сыном, если определенно сумеет встать между Анной и таким ненавистным ему поляком?
А после вспомнил с облегчением, что ребенок не имеет никакого отношения к поляку. И значит, даже мыслей сожаления о возможной розной судьбе отца и сына быть не может. Значит, теперь они с поляком при равных условиях. Как тогда в окрестных землях Парижа, когда стояли перед волей Божьей, вручая в Его руки собственную жизнь. Только теперь жизнь и будущее каждого из них будет совсем в других руках. В руках Анны. И у него определенно хватит духа, чтобы отступить в сторону, коли она попросит уйти, оставить ее с тем, другим… Но хватит ли духа на то же самое в ином случае у поляка?!

- Мне нужно в усадьбу! – бросил Андрей, устремляясь прочь с церковного двора, даже не обращая внимания на окрик с крыльца. Кузаков и Бурмин бросились за ним, но он остановил тех движением руки. - Прошу вас, останьтесь тут, с гостями, с матерью моей. Чтобы никто не тревожился…
- Андрей, я с тобой поеду! – не поддержал его решение Александр, но тот только головой покачал. – Ты разума лишился ехать туда один! Вспомни… у него же такая жажда крови была тогда в глазах. Твоей крови, mon cher! А люди почти все тут, у церкви! Я не пущу тебя! Вот тебе крест – не пущу!
- Что ты раскричался-то, mon ami? Будто пожар какой случился, - усмехнулся Андрей. Аккуратно отстранил руку друга, когда тот попытался ухватить за рукав мундир его. – Останься тут, прошу. Только ты сумеешь успокоить мать и сестру мою, я знаю. А что до поляка… Знать, судьба только отстрочила то, что приготовила для нас с ним. Знать, так тому и быть.
- Я поеду с тобой! – заявил Бурмин, по-прежнему не понимающий, отчего так встревожились его друзья, и что понадобилось поляку в имении Андрея, раз тот так встревожился его появлению. – Александр Иванович нужен в тылу, а во мне нет тут особой надобности. И ничего не желаю слышать! Возьмем одну из колясок, что за оградой, и тут же едем!

- Подождите! Подождите! – Кузаков снова придержал Андрея за рукав мундира, но на этот раз удачно – сумел-таки схватить за локоть. – Вслушайся! Едет кто-то…
И действительно, в тишине летнего дня где-то в отдалении слышался ровным перекатом звук копыт по укатанной дороге. Всего мгновение, и на подъеме к церкви показалась коляска, ведомая парой лошадей. Белоснежные ленты, которыми был украшен сложенный верх экипажа, развевались тонкими маячками, словно издали говоря о приближении невесты.

- Невеста! – выдохнул Бурмин, и Кузаков рассмеялся нервным смехом от того, что услышал в его тоне, словно у сентиментальной барышни. Только Андрей молча вглядывался в пассажиров коляски, боясь не увидеть среди тех той, кого так отчаянно ждал сейчас. Ледяная рука, сжимающая его сердце, растаяла дымком только в тот миг, когда он увидел Анну, его обворожительного, его волшебного ангела Анни.
А сама она в тот момент почти равнодушно пробежалась взглядом по офицерам, стоявшим в проеме церковной калитки, и только когда с удивлением узнала в одном из них собственного жениха, так и вспыхнула светлой радостью, сжав руку тети в волнении сильнее прежнего.

Андрей шагнул к коляске и предложил руку сперва Вере Александровне, стараясь унять мелкую дрожь в ладонях, которая нахлынула на него, стоило только разглядеть лицо Анны в коляске. А после и будущей жене, ласково погладив при этом тонкие пальчики Анны, обтянутые шелком перчатки.
- Вы в мундире! – прошептала та восторженно, глядя Андрею в глаза, и улыбнулась такой счастливой улыбкой, что тот вмиг позабыл и о нежданном госте, и о своем открытии, которое помог совершить ему Александр некоторое время назад. Она была здесь. Она была рядом с ним. А через считанный час она станет его супругой. Разве можно было думать об ином в тот миг?

Он действительно был в мундире, переменив решение за какие-то минуты до отъезда в церковь. Сперва, правда, облачился во фрак, отдавая должное торжественности момента, но в покои его вошла, тихонько постучавшись, Софи, желая наперед матери увидеть Андрея. Ведь более возможности побыть с ним наедине в этот день вряд ли ей представится. И именно она сказала Андрею о мечте девичьей его будущей жены – встать в церкви подле офицера в мундире.
- Ты, конечно, весьма недурен, мой милый, - улыбнулась Софи, проводя ласково ладонью по плечу брата. – Но в мундире, как мне думается, было бы совсем иначе.
- Быть может, - не стал возражать ей Андрей, целуя ее руку через кружево перчатки. И Софи даже в отчаянье чуть не прикусила язык, не зная, как принудить его переменить платье. Ей казалось, что это могло бы помочь Анне еще больше расположиться к брату, понять, какой он замечательный. Чтобы у Анны даже мысли не возникло жалеть о своем выборе. И тут же вспомнила, как шептала та когда-то весной, подняв на Софи затуманенный взгляд: «Il est admirable… admirable!» (Он дивный… дивный! (фр.) )
- Она бы желала видеть тебя в мундире на венчании. Сама призналась мне в том прошлой ночью, - сказала Софи те самые слова, что только и могли заставить его сменить черный фрак на красное сукно виц-мундира.

Андрей тогда вызвал к себе Прошку звонком после ее ухода и переоделся после некоторого промедления, когда сидел на краю постели и смотрел на виц-мундир, что принес в спальню его денщик. И так же долго и неотрывно смотрел на собственное отражение в невысоком зеркале на комоде. Словно не узнавая себя. Или наоборот – заново узнавая, ведь за эти месяцы он заставил себя забыть того офицера, что отражался в ровной поверхности зеркала, вынуждая принять новую для себя роль.

Более десяти лет на службе. Из них – около половины в боевых походах, из которых он вынес этот тонкий шрам под глазом и награды, лежащие поверх сукна мундира. И такая бесславная отставка, пусть и с правом ношения мундира. Когда казалось достиг таких высот, о которых и помыслить не мог сын простого дворянина из Калужской губернии. Когда должен был быть в рядах тех, кто победным маршем промаршировал на глазах публики по возвращении в Петербург. От горечи этой мысли тут же появлялось желание закрыть мундир в сундук и не вспоминать о былом. Забыть, что когда-то был в гвардии, что когда была совсем иная жизнь.
Так Андрей думал ранее, но ныне, глядя на себя в зеркало, почему-то видел совсем не то прошлое, что раньше. Встреча в церкви. Бал на Рождество. Раннее летнее утро в лесу. И он поехал в церковь в мундире, желая видеть счастье в ее глазах. Чтобы осуществить хотя бы одну мечту Анны… И разве ее ласка, которую та не смогла не подарить ему, когда спустилась из коляски и встала подле Андрея, не стоила этого? Разве ее взгляд, который она устремила на него тогда, не стал достойной наградой за это?

Анна пробежала (чересчур вольно, по мнению Веры Александровны) по сукну мундира, обтягивающего грудь Андрея, коснулась медалей и орденов, которые были закреплены у него в петлице. И совсем по-иному уже взглянула на него. От того света нежности, которым светились ее глаза, от гордости за него у Андрея даже на миг дыхание перехватило. Он не мог не провести кончиками пальцев бережно, словно по фарфору вел, вдоль ее скул и одного из русых локонов, что были близко к лицу.
- Ты прекрасна, мой ангел…
Анна улыбнулась в ответ на его шепот и прошептала в ответ совсем невпопад, озвучивая то, что пело ее сердце сейчас, когда она увидела его в проеме церковной калитки.
- Я люблю тебя...

И весь мир в тот миг так и пошел для них быстрой круговертью из смеси самых разнообразных цветовых оттенков – зелени деревьев, что простирали свои ветви едва ли не до ограды, яркой лазури штукатурки стен церкви, светлых пятен офицерских мундиров и палевого пятна платья тети Анны. Отступили куда-то звуки, затихли в ту минуту, только стук собственного сердца каждый слышал неясно.
- Я люблю тебя, - ответил на шепот Анны Андрей. И только после этих слов они вернулись на грешную землю, снова распознали запахи и краски окружающего мира, услышали сторонние звуки.

- Надобно бы пройти уже, - громким шепотом, но стараясь, чтобы не услышали офицеры, сопровождающие Андрея, сказала Вера Александровна. – И так долго сбирались к венцу в усадьбе. Не должно ждать себя заставлять…
- Анни? – Андрей предложил невесте руку, и та положила пальчики на сгиб его локтя, по-прежнему глядя в его глаза явно не в силах отвести взгляда. Так и пошли рука об руку к церкви и далее – ступили в притвор и прошли прямо к ожидающему их отцу Иоанну по ровному проходу – длинной полосе белоснежного шелка, подстеленного под ноги венчающимся от входа в церковь и почти до середины храма.

Замешкались только на минуту при входе в притвор – Глаша с трудом стянула с руки барышни перчатку. По спине Анны в тот момент вдруг пробежал легкий холод. От ветерка ли, скользнувшего по обнаженной руке, от волнения момента, от взглядов десятков глаз, устремленных на них с Андреем. Или от голоса, мелькнувшего в голове воспоминанием: «…любую причину можно устранить… даже ту, что в сердце впилась почище шипа острого!». Захотелось в тот же миг обернуться на толпу за спиной, чтобы убедиться, что обладатель этого голоса не стоит за ее спиной. И за спиной Андрея…

Но Андрей вдруг остановил ее поворот головы, скользнув кончиками пальцев по коже щеки. И при этом легком прикосновении, но таком обжигающем у Анны даже мысли сбились в голове. А когда распахнулись Царские врата, выпуская отца Иоанна с золотым крестом – даром жениха церкви – и Евангелием в руках, когда увидела, как аккуратно ступает за тем дьякон, бережно неся поднос с лежащими на том кольцами, и вовсе забыла обо всем, кроме обряда, который навеки соединял их с Андреем.

Солнечный свет разливался по храму, проникая внутрь через высокие оконца, отражался на золоте церковной утвари или на шитье ризы и мундира Андрея. Тихонько трепетало пламя тонкой свечи в ее руке. Непривычно для прихожан громко читал отец Иоанн слова ектении, и спустя некоторое время каждое из них стало проникать в самое сердце Анны, вызывая в душе целую бурю эмоций.
- … о рабе Божием Андрее и рабе Божьей Анне, ныне обручающихся друг другу, и о спасении их Господу помолимся… о еже податися им чадом в приятие рода, и всем яже ко спасению прошением, Господу помолимся…
«Даруй, Господи, нам детей… даруй…», крестилась Анна, устремляя взгляд на расписной потолок храма. «И любовь его ко мне помоги сохранить через годы, что я проведу подле него… чтобы любил всегда так же горячо, так же неистово, как я люблю его… как всегда буду любить! И сбереги его, Господи, всегда и везде… потому что мне без него – не жизнь!»
И сама же не удержала вдруг счастливых мимолетных слез, которые сорвались с длинных ресниц, когда повернула голову и смотрела, как отец Иоанн надевает быстро на палец Андрея золотой ободок кольца.

- … обручается раб Божий Андрей рабе Божией Анне…
Свершилось. То, о чем она так долго грезила ночами, то, что так часто снилось ей в ночных снах, свершилось, когда и ей на палец скользнуло кольцо холодным ободком.
- …обручается раба Божия Анна рабу Божию Андрею…
- Навеки веков, - проговорила про себя Анна, словно запечатывая сказанное, как подсказала ей суеверная Пантелеевна, желая, чтобы молодые всегда были вместе, как нитка с иголкой.

- Смотри же, не позорь седины мои да память матери своей, - убеждала она свою питомицу, расчесывая волосы прошлым вечером, подготавливая ее к ночному сну. – Поведет вас после обручения в храм из притвора отче, ты наперед Андрея Павловича не ступай да на плат ногой не смей первой ступить. Жена завсегда найдет к мужу подход, чтобы на расположении его быть. А ты, моя касаточка, моя милочка, уж точнехонько сумеешь то. Ох, Христом Богом прошу тебя! Помню ведь твое намерение дурное-то! Помню-помню твои разговоры с Полиной-то…
И Анна улыбалась, слушая нянечку, вспоминая, как твердо говорила когда-то, мечтая вслух о своем венчании, что первой на шелк у аналоя ступит. Чтобы главой стать в семье. Чтобы муж под пяткой был. Чтобы показать, что не просто в жены девицу дворянского рода берет, а ее, Анну!

А сейчас, когда настал момент занять место у аналоя в храме, задержала шаг, позволила Андрею первому ступить на плат, зная, как внимательно следят за происходящим собравшиеся в храме, чтобы после разнести толки по всей окрестности в деталях. И даже тени сожаления не было или досады при том, как заметила довольную улыбку Алевтины Афанасьевны. Потому что поняла, как сильно хочет этого сама. Позволить именно ему первому шагнуть на белый шелк, как будет он шагать по жизни, ведя ее за руку. И самой встать подле. Просто чуть помедлив…

И какое удовольствие, медленно растекающееся по ее венам, доставил всего лишь звук голоса Андрея, четко и твердо отвечающего на положенные вопросы обряда:
- … Имеешь ли ты, Андрей, намерение доброе и непринужденное и крепкую мысль взять себе в жену Анну, которую здесь пред собою видишь?
- Имею, честный отче!
Боже, как же любит она его, подумала Анна, когда настало время давать самой ответы на те же вопросы. Она должна была смотреть на отца Иоанна, произнося эти слова, но почему-то взглянула на Андрея, чуть повернув голову. Только ты в моей жизни! Навсегда! И стало так тепло в груди при виде того, как он улыбнулся ей, чуть двинув уголки губ. От той любви, что прочитала она без особого труда в его глазах.

Они должны были не касаться друг друга во время обряда. Только когда священник положит руку Анны на ладонь Андрея и накроет епитрахилью, только тогда разрешено было венчающимся прикосновение. Быть может, поэтому это касание вдруг снова так обожгло Анну.
Ее рука поверх руки Андрея, пусть и на ткани его перчатки, а не кожа к коже. Широкой сильной мужской ладони, на фоне которой ее собственная казалось такой маленькой и хрупкой для остальных, пока ее не скрыла с глаз расшитая нитями плотная ткань епитрахили. И только тогда, когда никто уже не мог увидеть, а после прошептать с коротким смешком в другое ушко об увиденном моменте, Андрей чуть расправил пальцы, и пальчики Анны скользнули мимо тех, более уютно устраиваясь на его руке. А потом он сомкнул пальцы, переплел их с Анниными, и она не могла не взглянуть на него, аккуратно ступая вслед за отцом Иоанном. Тот же даже глазом не моргнул, не взглянул на них, когда под его рукой под расшитой тканью сплелись в едином пожатии руки венчающихся. Только чуть шевельнул уголки губ в мимолетной улыбке, ни на единый миг не сбиваясь в мерной и плавной речи.

- Я люблю тебя, - сказали глаза Андрея с нежностью, которую видела только она, так контрастирующей сейчас с его лицом – по обыкновению холодным и отстраненным. И она бы прежде поверила в эту холодность и равнодушие к моменту, если бы не видела совсем иное в его душе. Если бы не знала то, что в его сердце на самом деле…
- Я люблю тебя, - улыбнулась она молча в ответ на его признание, не желая прятать от других свое счастье. Женщине допускалось не скрывать своей радости на венчании, допускалось нарушить привычную всем серьезность и торжественность момента.
Так и улыбалась. И когда целовала венец в последний раз, и когда читала вместе со всеми молитву. Ранее она бы разозлилась на саму себя за эту глупую счастливую улыбку, но нынче же ей отчего-то было все едино, что думает о ней сейчас каждый присутствующий в церкви и во дворе храма, куда они вышли с Андреем по завершении обряда.

- Долгих лет жизни и радости великой! Детишек поболее! Долгих лет! – неслось со всех сторон, когда они проходили через толпу крестьян, пришедших поглазеть на венчающихся бар. А потом вдруг полетели со всех сторон в них хмель и зерна пшена, как символы будущей плодовитой и благополучной жизни, и Анна не могла не рассмеяться под этим дождем из мелких зерен, что бросали людские руки. А потом засмеялся и Андрей, потянул ее, прикрывая ей голову ладонью от хмеля и пшена, в сторону коляски, ожидающей их возле церковной калитки, чтобы отвести в усадьбу.

Только когда коляска отъехала на достаточное расстояние от посторонних глаз, когда отстали крестьянские детишки, бежавшие несколько минут подряд за их экипажем, Анна, отчего-то заробевшая наедине с Андреем, осмелилась взглянуть на него через тонкое переплетение кружев. Прямо в его глаза, глядящие на нее так внимательно и так пристально. И тогда она зачем-то показала ему палец, на котором блеснуло в солнечном луче золото тонкого ободка, а затем положила свою руку рядом с его ладонью. Кольцо к кольцу.
- Смотри…, - и тут же забыла, о чем хотела сказать ему. Когда вдруг прижали ее к груди сильные руки, когда притянул к себе Андрей, заглядывая в ее лицо. И поцеловал прямо в эту счастливую улыбку, которую Анна подарила ему, лежа уютно в его руках. Потому что именно тут было ее место. Потому что только так она чувствовала, что ее душа поет.

- Слышишь? – спросила она его шепотом, когда Андрей скользнул губами по ее губам.
- Что? – он постарался прислушаться, но кроме перестука копыт лошадей по сухой дороге да редкого скрипа одного из колес, ничего не услышал, как ни старался.
- Мое сердце поет… для тебя… и только с тобой, - глядя в его глаза, прошептала Анна. – Мое сердце поет только рядом с тобой… Только будь рядом со мной всегда.
- Всегда, - повторил Андрей за ней, будто скрепляя этим словом некую клятву. А после не сумел сдержать себя и стал целовать ее, так горячо и неистово, что у самого закружилась голова. Как тогда, в день, когда впервые коснулся ее губ в лесу приусадебном. Точно так же над их головами светило солнце, как и сейчас, ласково проводя лучами по его затылку, склоненному над Анной. Его пальцы запутались в мягких локонах, кружево фаты чуть царапало щеку жесткостью накрахмаленного узора. Анна дрожала отчего-то под его руками, и эта дрожь передалась и ему через сладость ее поцелуя, так кружившего его голову в этот момент.
- Я люблю тебя, - шептал ей Андрей между поцелуями, и Анне хотелось выгибаться, подобно кошке в его руках от наслаждения, которое приносили его руки, губы и этот тихий шепот. Хотелось, чтобы этот миг все длился и длился. Всю жизнь… на всю жизнь забыться в его руках и под его губами…

Только когда коляска покатила по тенистой аллее из лип, ведущей к усадебному дому, и Андрей отстранился от нее и стал поправлять фату, чуть сбившуюся за время их поцелуев, Анна вдруг вспомнила, как уезжала еще пару часов назад отсюда. Точно так же склонялись над ней ветви лип, точно так же солнце играло редкими лучами в ее локонах и по светящемуся бликами газовому чехлу подвенечного платья. Только совсем иные чувства тревожили ее душу.
Анна вспомнила об этом и с тревогой взглянула на дом, а после на Андрея, который вмиг подметил смену ее настроения. Она поняла, что он понял ее тревогу, распознал в глазах, как всегда угадывал ее настрой. И поняла, что более удобного момента для того, чтобы рассказать о том, что случилось в этих стенах, не будет. Не приведи Господь, кто-то приметил поляка в окрестностях, и сызнова все эти слухи и толки, теперь уже задевающие не только ее имя…

- Андрей, - Анна протянула руку и коснулась его ладони. Тот в ответ ласково пожал ее пальцы, лежащие на его руке. Ах, почему коляска так быстро едет? Разве ж успеть ей сказать то, что она желала бы сейчас открыть ему? - Андрей, я должна тебе сказать…
А стены дома все приближались и приближались. Как и окно, из которого еще недавно смотрел ей в спину Лозинский, когда она уезжала отсюда в церковь. Смотрел долго – она так и чувствовала на себе этот взгляд, умоляющий обернуться, дать хотя бы крупицу надежды… Взгляд, камнем падающий в душу отголоском сожаления о том, что причинила ему боль, которую вполне могла понять, знакомая с той не понаслышке.
Но не обернулась. Навсегда провожая его из своей жизни… отрекаясь от прошлого, отсекая его от себя.

И почему-то сейчас, когда коляска остановилась у подъезда усадебного дома, а на встречу барина с молодой женой на крыльцо высыпали дворовые, которые оставались в усадьбе, Анну вдруг настиг странный приступ паники и тревоги. «…Любую причину можно устранить… даже ту, что в сердце впилась…», снова эта замысловато высказанная угроза мелькнула в голове, и она не могла не взглянуть на окна своих покоев. Показалось ли ей, или кто-то действительно стоит за легкими занавесями, развевающимися на сквозняке?
И страх… липкий страх щупальцами стал обвивать душу, заставляя дыхание сбиться с привычного ритма, а сердце заколотиться как несколько мгновений назад в бешеном ритме, но только уже не от сладости, а от цепкого ужаса. Того самого, который ощутила в тот миг, когда обернулась от зеркала на Лозинского, стоявшего в дверях, ведущих к ней в спальню…




/
_________________

Марина, огромнейшее спасибо за такое продолжение!!!
Данная глава разделилась в моем восприятии пополам. Первая часть - вся в напряжении, на момент прибытия Анны в церковь у самой руки дрожали. Бедный Андрей, сколько он пережил за время ожидания, настоящие американские горки - только узнал, что Анна не родная мама для Сашеньки - принял эту новость, привел в порядок мысли и чувства, а тут ему и про пана докладывают! А невесты все нет!!!
Но, ожидания стоили того!!!! Вторую часть читала с улыбкой на губах и слезами на глазах - так красиво, чудесно и так благостно. Союз не просто влюбленных, а действительно сильно любящих людей. Не перестаю восхищаться Анной. Какая она умница, что помедлила и Андрей первый ступил на плат. Это же чудесно шагать по жизни, чувствуя поддержку любимого!
Очень жду следующую главу, т.к. хочется узнать какой разговор случился у Анны с Влодзимиром.
От всей души желаю вдохновения тебе и Музу!!! Спасибо, что находишь время и радуешь своим творчеством!!!!!
_________________

Марина, спасибо за продолжение! Как красиво, как волшебно! Слезы счастья наворачивались на глаза и словно наяву я видела единение двух любящих сердец. Поцелуй, когда исчезает окружающее, их признания ... И забывается тривога ожидания. Невероятно красиво! И также сама почувствоваа тот липкий страх, что и Анна ... Что будет? Или это только волнения за так трудно обретенное счастье?

Еще раз спасибо за эти прекрасные мгновения! Глава получилась такая, такая ... трудно словами выразить ...

Марина, спасибо! Я просто в восторге от описания венчания, какие чувства у героев, какие нежные и пылкие признания в любви.
А ожидание невесты - это просто испытание нервов для Андрея и нас.
Надо же, всю правду о Сашеньке Андрей узнал от друга, оказывается мы много и не знали, как все происходило.
А окончание главы опять заставляет нервничать: будет ли у предчувствия Анны какое-то продолжение или ее тревога- это пустое, просто нервы. И очень хочется описания встречи Анны и Лозинского.

Марина! Спасибо!
Счастье, какое слово огромное,сколько всего вмещает. Ожидание на ступенях церкви Андреем Анны, его разговор с Кузаковым. Надо же, разве могли мы подумать о том, кто именно этот крестник.Какое облегчение испытал Андрей, принявший, уже принявший,то что свершилось с Анной, принявший в сердце свое Сашеньку и вдруг, опять, упоминание о пане литвине. Какая буря эмоций, стало страшно, замерло все внутри... И, такое долгожданное появление невесты. Глаза Анны, прикосновение рук, слова любви!!! И само венчание. Как поменялась Анна, ее узнавание Андрея, Анна, стрекоза, поставившая интересы, мужа своего, выше своих!! Тут, носом шмыгаю.. И опять, переплетение рук, Марин,
Тут я совсем заревела... Как долго шли они к этому! Сколько непонимания, горя было. Отринув все и всех, только любовь, только вера друг в друга, необходимость друг в друге. Все в этом соединении рук.
Страх Анны, так осязаем, эти страшные слова... Пусть останутся только словами..
Много всего в душе.

Марина, ну ты Мастер!. Я всю первую часть главы была как натянутая тетива... А уж что Андрей пережил, бедный. И главное какое открытье обрушилось на его голову! Ты по-прежнему можешь удивлять: никак не ожидала, что правда придет с этой стороны. Лихо и не ординарно!
Отдельное спасибо за подробное описание венчания. Это такая прекрасная, волнующая церемония. Особенно если знаешь: двое прошли долгий путь И Анна сказала долгожданное: "Яя тебя люблю" Эти признания друг-другу на пороге церкви и потом у алтаря глазами, как ещё одно таинство. То, что Анна, позволила Андрею первому ступить на плат для меня признак обретённой жизненной мудрости. Да она и без того сможет получать от Андрея, то что хочет: Ведь было довольно одного слова Софи о желании Анны видеть жениха в мундире и Андрей поспешил сделать ей приятное. Маленькая деталь, которая говорит о многом.
Какое умиротворение после главы. Теперь хочется увидеть картины тихого семейного счастья. Ну и узнать, как там всё произошло между Анной и паном. Так что жду продолжения.


_________________

Перечитала главу со слезами на глазах ... Читала коментарии девочек - и сново глаза на мокром месте. Но это исключительно слезы радости за столь полюбившихся, таких уже родных героев. Спасибо еще раз, Мариночка, за эту эйфорию таким солнечным, наконец то!, весенним утром!

Большое спасибо за подаренные эмоции! Наконец-то случилось то, что ожидали на протяжении всех предыдущих глав! Марина, вы мастер по части манипулирования (в самом положительном смысле этого слова) эмоциями читателя! Практически 3-D глава! Ощущение полного присутствия, сопереживания героям, их тревоге, счастью (веришь каждой фразе). Отдельное спасибо за то, каким образом распутываются, наконец-то, тайны и недомолвки.

Марина большое спасибо! Я ликую! Наконец-то они вместе! Очень интересно будет узнать что же произошло между Анной и небезызвестным героем...
_________________

Добрый вечер, мои хорошие...

Устала дико, но не могу не отписаться с благодарностью за ваше внимание и ваш интерес к роману. И конечно, за не менее интересные комментарии, на которые вы так щедры.
Простите меня, но сил писать более подробно сейчас нет... но обязательно сделаю это ближе к выходным.

Спасибо, что вы со мной. Мне очень ценна ваша поддержка, особенно при финальных строках...

Очень надеюсь скоро порадовать вас очередной главой...
_________________

Ура, я начала читать этот роман! Пока всего несколько глав, впереди еще ооочень много, я в предвкушении
Марина, если Вам когда-нибудь понадобится помощь с французским, я буду рада помочь, так как это сейчас мой основной язык

Ой еей, только начала радоваться, что все хорошо они вместе и тут это предчувствие не хорошее...... что же будет дальше, вериться что все хорошо но все же...

Выбралась к вам, чтобы пообщаться... соскучилась за неделю...
И тороплюсь ответить всем по возможности на ваши комментарии, которые неизменно радуют меня.


Мне кажется, у нас тут почти у всех вышли американские горки. Нет такого героя, который бы ровно по пути жизненному шел.


Я тоже...


Будет. Я долго думала, что пустить первее. Не знаю, было ли это моей ошибкой - такое построение глав, но как-то так решилось вдруг...


А мне кажется, это было так очевидно еще тогда, когда всплыл в тексте пресловутый крестник... Боялась, что вся интрига насмарку...
Рада, что с этой стороны не ожидали. Честно.


Ага, у меня прямо эти руки - как символ романа, наверное, будут. Уж так сложилось, что Анне важно чувствовать его прикосновение, и что это прикосновение говорит более иных слов... Это пожатие...


Как красиво ты написала...
Я вообще обожаю венчания моменты. В момент, когда происходит это соединение, все скрытое становится таким явным... и такой любовью сияют глаза любящих. Поверьте мне, я точно знаю это. Такие эмоции не сыграть, не изобразить. Это действительно волшебный момент.


Рада, что так произошло. Я уже писала, что будто по натянутой струне шла - думала, что все уже догадались о сути и о том, с какой стороны придет открытие, но все равно выводила эту линию. Вы же знаете меня, я такой упрямый автор)))


Это тоже моя карма, наверное, как и мистика в романах. И очень рискованно, как сейчас думаю. Но не могла не описать то, что увидела. Поделиться маленьким кусочком счастья наших влюбленных. Когда настолько открыты сердца...


Заглянем обязательно. Не знаю, как это отразится на общей целостности романа, но очень хочется поставить точки и в других моментах, где пока явное многоточие...


Спасибо. Я рада, что вам удается, как мне подсмотреть за героями, увидеть их практически воочию.
Надеюсь, что удастся и в дальнейшем аналогично вести вас за собой по разным эпохам...


Терпение... терпение, мои хорошие.
Я уже написала их встречу, осталось только конец главы - и можно на ваш суд выпускать.


Как вы быстро!


Учту.
Так вот вы откуда... из какого дождливого края...


дальше - нас ждет скорейший финал истории... и прощание с героями. Буквально уже за поворотом оно.
_________________