Труп (18+, слэш) бу бу бу)))

Ксюша! Лечитесь! Выздоравливайте)) Да и Рэй со Стивом тоже немножко подлечатся) Им не помешает) Все обдумают как раз)))

 » глава 10

Ой, девочки, спасибо!!))
вот что пока выкладываю... впереди еще две главы, как я не старалась сделать из них одну)) за ошибки и неточности, простите пожалуйста!! бэты обходят меня 10ю дорогою))

Спустя две с лишним недели, меня выписали из больницы. Возвращение домой, показалось мне событием, из ряда таких, которых, будь возможность, я бы хотел в своей жизни избежать. Возобновление контактов с семьей, одним из самых сильных стрессов за последнее время. Я чувствовал себя хуже, чем во время приема больничной низкокалорийной еды, ежедневных реабилитационных процедур, и изматывающих бесед с психологом. Последние, были нацелены на восстановление психического и духовного равновесия, в то время как односторонние словесные «дуэли» с сестрами и матерью, последовавшие между нами сразу же по моему приезду домой, методично и верно сводили с ума. Первые несколько дней после выписки, находиться в их обществе было просто невыносимо. До такой степени, что я трусливо прокручивал в голове сценарии возможного побега из дому, сам, правда, догадываясь, что повлечет за собою такая идиотская выходка. Позорное возвращение на больничную койку, и лишь как вариант, как лучший, из вариантов – прощальный визит моего тела в морг.
В те дни, мама была непривычно активной: не жалела растрачивать свое личное время безработной, на частые визиты в мою комнату, всегда являясь с новыми, нравоучительными монологами, не брезгуя красноречивыми тирадами в строну нашей с тобою «пидарастической связи»
После одного единственного раза, который завершился рыданиями матери и проклятиями в мой адрес, я уже не вступал с ней в спор, даже попыток не делал. Часами вообще не вставал с постели, лежал, уткнувшись носом в подушку, то проваливаясь в спасительный сон, то снова бодрствуя, как существо, лишенное способности мыслить – пусто таращась на зашторенное окно.
Не хочу сказать, будто сон приносил забвение - почти всегда это были кошмары, каждый раз после которых, я, покидая границы сна, как угасанию боли, радовался настоящему. Не испытывая счастья, от того, что живу, но наслаждаясь уже одним тем, что процесс продолжается. Что до сих пор имею возможность дышать. Ведь только что, там, в поставленном на реверс кошмаре, был лишен подобных привилегий – исключительно правильный труп.
Тебе снятся кошмары, Стив? Я надеюсь, нет.
В общем, дома все было хреново, мало сказать. Не угнетай я сознание прописанным врачом успокоительным, таки тронулся бы умом окончательно. Когда люди, с которыми ты, обязательным условием по крайней мере следующие пол года, должен жить под одной крышей, не находят лучшего занятия, чем доводить тебя, невольно начинаешь их ненавидеть. Я и, правда, возненавидел маму и сестер. Такой образ Рэя, далек от запечатлевшегося в твоей памяти, а?
Старшая сестра Эмма, взяла в привычку наведываться в мою спальню перед сном, якобы, затем, чтобы приносить мне ужин. Есть со всеми, я напрямую отказался, едва понял – брезгливые взгляды сестер не будут способствовать и без того слабому аппетиту.
В первый же вечер, с пытливой улыбкой дожидаясь, пока разберусь с нехитрой едой на тарелке, Эмма, вдруг, безцаремонно начала расспрашивать меня о тех вещах, о которых я бы предпочел забыть навсегда. Мне, наивному, сразу даже грешным делом, подумалось - сестре жаль меня. Искренне, неподдельно жаль своего младшего непутевого братишку, ставшего разменной монетой в разборках двоих великовозрастных, голубых извращенцев. И влажный, хрустальный блеск внимательных глаз Эммы, я тогда посчитал проступающими наружу, с трудом подавленными слезами обиды за брата. Но тут сестренка доверительно взяла меня за руку, конкретизируя вопрос, с клиническим интересом упрашивая поделиться с нею подробностями изнасилований.
«Было больно, Эмма. Охрененно больно. Здесь» кладя руку себе на грудь, в области сердца, честно ответил, я сестре. И инстинктивно нуждаясь в том, чтобы выговориться кому-то, едва не продолжил признание – «после случившегося, стал чувствовать себя последней шлюхой. Возненавидел собственное тело, которое, казалось, уже ничто не сможет отмыть от следов похоти другого мужика. Торенс уничтожил меня, как…»
«Ты пытаешься сказать, что вообще ни разу не кончил?» вдруг, перебивая, полюбопытствовала Эмма, и острые уголки ее губ предательски разошлись, искажаясь в ухмылке. Похуй, значит, моя внутренняя рана?
Я не хотел грубить сестре, но отнюдь не от большой любви к ней. Просто потому, что еще в больнице, обдумывая возможность\невозможность своего дальнейшего сосуществования с семьей, дал себе обещание избегать любых скандалов с родными. Я боялся, что разнервничавшись, сорвусь. А сорвавшись, натворю какой-нибудь позорной ерунды. Например, совершу неудачную попытку самоубийства - жить то мне, Стив, в принципе, незачем. Врядли, тот слабак, в которого я превратился, сумеет довести начатое дело до конца, и в итоге, лузер опять очнется на больничной койке, еще более притравленный наркотической хренью, и окончательно затраханный жалостью к самому себе.
Поэтому, все последующие вечера, когда заботливая Эмма снова являлась в мою комнату с ужином, и усаживалась на край кровати для задушевного разговора, я, на удивительно нескромные вопросы сестры, отвечал, как можно сдержаннее. Только идиотка бы не поняла – не собираюсь выворачивать гниющее чрево памяти просто потому, что кому-то любопытно. Прогнозируемо, со временем, разочарованная Эмма догадавшись - большего, чем я уже рассказал, она из меня не вытянет, постепенно забила на сестринскую заботу о том, чтобы братик исправно питался вечерами. Однажды, она умышленно принесла ужин, когда я уже засыпал, и, извинившись, показательно расстроенной покинула спальню, а назавтра, не явилась вовсе.
Дней через десять, я осмелел, настолько, что стал спускаться на первый этаж в дневное время суток. Все еще, правда, избегая лишний раз пересекаться с остальными жильцами дома, и уж тем более выходить во двор. Жильцов в доме, кстати, на одного прибавилось. Линда, средняя сестра, завела бой-френда, который, теперь, вроде собирался жить с нами. Кит, был рядовой парень-трудяга, по утрам, перед уходом на работу слушающий немецкий рок и курящий так часто, что без сигареты в зубах его сложно было представить. Немногословный и малопривлекательный внешне. Или просто своеобразный – Линда, (любовь зла), может быть, тащилась от его высокого, высветленного ежика на голове. Если подумать, немногословным Кит оставался по той причине, что бесед с изредка мелькавшим бледно-голубым призраком мною, попросту избегал, а насчет оценки его внешности…блядь, Стив, похрен что они все думают, я не гей! Какого вообще я переключился на эту тему?
Обычно, спустившись на кухню, я набирал на поднос чего-нибудь вкусного из холодильника, для самоуспокоения подходил ко входной двери, проверяя, на все ли замки заперта. И лишь после, не находя ни одну из появившихся в голове идей действительно оправдывающей риск разговора с матерью, подавленно плелся обратно наверх. Лестница поскрипывала под моими шагами, будто собиралась, наконец, высказаться по поводу разгоревшегося не так давно, на ее верхней площадке, скандала. Ступени помнили, как ловко мои ребра пружинили по их углам, как я кубарем летел вниз, участливо столкни меня отчим со второго этажа.
Моя жажда к уединению не являлась фобией, как пытался внушить дармоед психолог. Это была просто еще одна мера предосторожности – папаня под арестом, но в любой момент может быть освобожден под залог до суда. И пока я остаюсь в своей комнате, на втором, он, вернувшись, не сумеет подкрасться незаметно. Услышу приближение, настроюсь на беседу. Я не боялся папани, но предпочитал если уж, не исключить возможную роковую встречу, то хотя бы отстрочить ее. За сожженный автомобиль, отчим, даже при своем шатком положении подозреваемого в покушении, найдет, как пасынку отомстить.
Дневной свет еще долгое время будет вызывать во мне чувство необъяснимого беспокойства. В ясные, солнечные дни, белизна снега во дворе слепит глаза - я плотно задергиваю оконные гардины. Но, вместе с тем, как и погружения в сон без нейролептиков, сторонюсь темноты, и поэтому, практически сутками сижу с включенным электричеством. Перечитываю свои детские книги, рисую на их полях, и в школьном альбоме гелиевой ручкой, а случайно найдя в карманах старой ветровки завалявшийся полтинник, прошу Эмму заплатить за интернет. Фильмы онлайн, и игры в шахматы с программой - хоть какое-то занятие для человека, которого, за исключением личности одного несчастного мазохиста, больше ровным счетом ничего в мире не интересует.
Ко мне, Стив, еще в первый месяц, раза так четыре приходили мужики из департамента. Поразительно - ни один из них не был похож на Торенса, и я, отчего-то даже огорчился. Выходило, наш ублюдок таки уникален. Это немного оправдывало твое ненормальное увлечение его садистской персоной, но самому Майку чести не делало. Следователь задавал фигову кучу вопросов, о тебе, и о твоем любовнике, при этом, постоянно отводя взгляд куда-то на стену, за мою спину, едва я доходил в рассказе до интимных подробностей, которыми, защитники закона также за каким-то хером интересовались. Видимо, подробности следователя впечатляли тоже немало, но в первую очередь вызывали отвращение – геи, садист и мазохист, что может звучать хуже? Да, Стив, это только у Майка начиналась эрекция, заметь он рядом смазливого парнишку, его сослуживцев, кажется, от одного моего вида подташнивало.
Сказать, что меня это волновало, уже нет – нормальные мужики предвзято относятся к пидарам. Ты знал? Я проходил по делу исключительно как жертва изнасилования, но часто ловил на себе обвинительные взгляды, нехорошие, долбанную мать, взгляды. Возможно, копам не нравилась моя самозабвенная преданность тому, кто меня домогался. А что, следовало соврать, будто ты плохой парень, когда я думал совершенно иначе?
Но быть может, следователя просто пугала отрешенность в голосе парнишки, с внешностью ожившего трупа, бесцветно рассказывающего, что именно, его ранее уважаемый коллега из департамента, детектив Торенс, делал со мною, и какими способами? Я был в его глазах дерьмом, слабохарактерной сучкой, переборчивым малолетним ушлепком, защищающим одного педераста, и тут же обвиняющим другого. Знаешь, отражение в зеркале было обо мне того же самого мнения, отсюда и отсутствие гнева на мужика, ведшего расследование. Кто-то бы не осуждал меня, Стив? Исключено.
Продолжая тему: копы приходили и по другому делу – папаня был задержан по обвинению в попытке убийства. Как рассказала мне его адвокат и как я еще раньше, в больнице услышал от матери – это все твоими молитвами. Отчима закрыли на следующий день, после произошедшего в морге. Валявшись в больнице с простреленным бедром, вместо того, чтобы еще и усиленно изображать морально сломленную жертву, ты вовсю доказывал полиции – мой папаня изверг, от его фатальной неприязни, ты меня и оберегал, предоставляя право обитать в своей квартире. Мама долгое время не могла отойти от шока – мужа взяли под арест. Справедливого, доброго, порядочного семьянина! Пока папаню не выпустят под залог, еще ни раз и не два она запрется ко мне посреди ночи, устраивая допрос, завершающийся истерикой – зачем я сломал ей жизнь? Зачем все это подстроил?
«Подстроил?» офигевший, сонный я, ору ей в ответ, ни хрена не понимая в происходящем. Феномен женской логики, после, мне вкратце попытается объяснить моя средняя сестра. За что, в принципе, я уже должен был проникнуться к ней уважением – Линда переборола презрение, входя в спальню такой мрази, как ее братик-гей. И то, наверняка улучив момент, пока Кит был на работе – по всей видимости, не одобрил бы этот, до кончика своей сигареты гетеросексуальный парнишка, ее общение со мною.
«Мама привыкла жить с папой, как за каменной стеной. Теперь, Рэй, ведь ты пока физически не можешь, ей придется идти искать работу, чтобы нам было за что жить. Кит ведь всех прокормить не сможет, понимаешь? А еще… я более чем уверенна, мама любит нашего папку, и волнуется, что его, по твоей прихоти, без всякой на то причины, могут упрятать в турягу»
«Мама-любит-папу, говоришь?» я, вульгарно матерясь, послал Линду, и тут же выслушал все, что моя воспитанная сестра держала в себе, и что, если на то пошло, уже слышал в свой адрес до этого, из уст матери и Эммы. Ничего нового. Подобное безошибочно читалось во взглядах наведывавшихся сюда следователей, и санитаров в больнице. В натянутых, профессиональных улыбках моего лечащего врача и психиатра. В е-мейлах от бывших одноклассников, изредка, письмом надежды и оптимизма, приходящих мне на почту. Хотя там, все было четко облачено в слова – «пидарастическая подстилка». Сестры растрепались моим знакомым, не иначе. Узнать бы, они ли распустили по району слухи – физиономии соседей, приостанавливавшихся напротив моего окна, как раз выходящего на проезжую часть, говорили мне о том, что на потасканного геями пацана, хотелось взглянуть многим.
Или, напротив, как в случае с парнем Линды, вообще делать вид, будто не замечают.
Проходили неделя за неделею, и с постепенным уменьшением приема транквилизаторов, ко мне возвращалась обыкновенная, честная потребность в тебе. Это нихера не смешно, Стивен. Отходя от постоянного действия седативных препаратов, я замечал, что все чаще думаю о тебе, все больше сам себе ставлю вопросов. Я возрождал в слякоти сознания последние воспоминания о нашем заключительном разговоре, в темноте твоего коридора. Пытался воспроизвести перед глазами твое лицо, когда ты зажег свет, возвратить пальцам и губам память – твоя кожа, какой она была на ощупь? Губы? Запах волос? Я начинал тосковать, если хочешь.
Все, что мне было известно, это сущий мизер - Торенс выпустил тебе пулю в бедро, когда ты явился в морг спасать меня, и притащил за собою хвост из двух патрульных машин. Тебя выпихнули с работы. Тебе запретили видеться со мною, категорично до моего восемнадцатилетия, в идеале - до конца твоих дней. Я хотел знать больше, но никто, слышишь, ни одна мразь из тех, кто владел достаточной информацией, и мог ею со мной поделиться, не стала этого делать. Ни следователь расследующий дело авторитетного коллеги - педераста, ни адвокат Майка, не единожды звонивший мне, и, по-моему, трижды приходящий для «дружеской» беседы домой. Ни манерная а-ля франце сучка Моник Торенс, номер которой я не смог найти в справочнике, и с огромным трудом выпытал у копов.
Жена Майка сказала, что я еще не дорос, знать подробности того, как ты, и с кем ты сейчас. Что, я - малолетний лузер. Что, стану мужиком, она будет меня ждать, и обязательно, пренепременно расскажет про все, чем я заинтересуюсь.
Справедливо. Я не имел права требовать к себе уважения, а за сострадание готов был грохнуть любого. Моник снова показала себя неглупой женщиной. Каким, блядь образом, если на то пошло, миссис Торенс удалось избежать уголовной ответственности за участие в изнасиловании несовершеннолетнего? Да, да… я не упоминал об этом следователю, а для него она просто Майклова слепая игрушка французского происхождения.
При всем этом, проблемы со здоровьем тоже прилично тормозили процесс моего возвращения в социальную среду – вечная сонливость, не проходящая депрессия, неизменные ночные кошмары и редкие, (хоть в чем-то фартило), потери сознания. Примерно раз, в две недели, и всегда, хвала Небесам, в моей запертой изнутри спальне, где я так же бесшумно, как и отрубался, приходил в себя.
Врач говорил «запрещено», но я хлестал кофе, заваривая покрепче, и обильно выдавливая в чашку лимонный сок, чтобы пить мутную, горькую кашицу, было не так противно. Когда давление поднималось выше установившегося после реанимации, мизерного 80 на 40, я уже рисковал выходить наружу. Бродил представителем инопланетного разума по тающему, в солнечных лучах, мартовскому снегу дворовой лужайки, понимая, и одновременно не находя сил понять – зима прошла. Без тебя, Стив.
Соседи больше не бросали жадных взглядов, реже перешептывались при мне – стоило лишь один раз состроить им приветливую мину. Люди, существа злые, но доверчивые, видят, что урод, чье имя у всех на слуху, к ним дружелюбен, и тут, же снисходительно теряют к нему интерес. Как утверждал мой терапевт, стоит всего один раз посмотреть в глаза своему страху, чтобы полностью победить его.
С зеркалом, правда, такой фокус все еще не срабатывал. Собственное отражение, как и прежде, вызывало в груди болезненную панику – тот, исхудавший парень, с мертвенно-белой кожей, и глазами одержимого, не хотел признаваться, что является мною. Запираясь в ванной, я подолгу тер себя мочалкой, снова и снова намыливал кожу в причинных местах, смывая колючими струями воды, пену, с покрасневших ягодиц и члена, досадно хмурясь – чище не становлюсь. Отмыться больше не выйдет! Это являлось своего рода пыткой, разглядывать тело в отражении, и я считал себя мазохистом - каждое утро и вечер, после, в прямом смысле, изнуряющего душа, пялясь в большое, запотевшее зеркало ванной комнаты. Дыхание, вздымающее грудь – единственное, что мешало быть завершенным, идиллическому образу идеального ходячего трупа. Как никогда подведенные темными полукругами, глазницы, от худобы, жалко выпирающие ключицы. Осунувшееся лицо, впалые щеки, и, как следствие, четкие, жесткие скулы. Волосы отрастали неровно, и сейчас напоминали куст колючек, выгоревший на солнце. Я не то, что не был похож на себя прежнего, вообще ни на кого из живых. Врач красочно объяснял мне – пережил сильнейшее отравление, радуйся, что вообще ходишь. А у меня, неблагодарного, это не получалось. Ходить - да, радоваться – нет.
В первых числа апреля, отчима, к превеликой радости и визгу моих родных, выпустили под залог. Во избежание предсказуемых стычек между нами, меня на восемь дней, а именно столько оставалось до суда, любезно сплавили к «бабушке» Виктории. Верно, Стив, она мне и близко не бабушка, потому как просто мать отчима, ни больше, ни меньше. Сопротивляться обстоятельствам было глупо, и я не стал. Бабуля вкусно готовила, а едва прослышав о единственном для меня способе оставаться бодрым, стала исправно заваривать внуку кофе. Приложением к своему такому неотчимовскому гостеприимству, пользуясь, случаем, бабушка каждый вечер садилась мне на уши – ее молодость была очень насыщенной. Об этом стоило поведать бесправному, временному узнику бабулиного дома. Однажды, выслушивая какой-то фрагмент из школьной жизни папани, я не сдержался, выпалив, что мол, совершила она огромную ошибку, рожая такого выплевка. Удивительно, старушка не обиделась на это, а только задумчиво уставилась куда-то в окно, согласно кивая головой, еще глубже уходя в воспоминания.
Мой врач, которого, я порядком уже достал за четыре с лишним месяца, но который, как я потом узнаю, своевременно получал от тебя дополнительную копейку «за заботу», а потому, все еще изображал небезразличного, уверенно заявил – на суде могу не присутствовать. В силу нестабильного, в первую очередь морального, но, если уж по правде, и физического состояния.
Я пошел на суд. И знаешь, Стив, не в обиду тебе, но на удивление всех присутствующих в зале, начал отрицать, что папаня, якобы пытался меня убить. Падение с лестницы – нелепая случайность. Да, ссоры с отчимом имели место, но чтобы доходило до такого… нет. Мама звучно рыдала, где-то в следующем ряду, сотрясая всхлипами повисшую над зале суда относительную тишину ожидания. Естественно, предполагая, что на меня чинится давление, прокурор стал задавать каверзные вопросы, мол, какого монаха, я не обратился с подобным заявлением к следователю раньше? «Был под действием транквилизаторов, и мало что соображал. Простите». Психиатр хорошо подковал меня перед процессом, ему, то лишние проблемы с возможным неконтролируемым всплеском эмоций у пациента, меньше всего нужны были.
Ты хотел как лучше, стремясь посадить папаню. Я ценю это, Стив. Будь то последняя добрая услуга мне, как несостоявшемуся любовнику, или просто способ оправдать собственные действия перед правосудием – благодарю за попытку. Но я решил не рушить жизни моим близким, как бы паршиво они не относились ко мне до суда… да и после него.
После суда, что, как и ожидалось, завершился снятием всех подозрений с моего отчима, мне, снова возвратившемуся в родные стены, пришлось заключить с ним перемирие. Мы оба напоминали идиотов, пожимая друг другу руки под напряженными взглядами всех находящихся на тот момент в доме, людей. Кроме матери, сестер, и Кита, нахрен, сам не пойму, к нам как на праздник съехалась родня: мамины оба брата, с детьми, бабуля Виктория, крестная мать Линды. Ничего толком не знавший о происходящем Кит, и тот, как я успел заметить, насторожился, замер, пока я и отчим изображали из себя потерявших память ослов, скалящихся один одному, ни грамма не искренне. После хорошего семейного ужина, на котором у меня, почему-то жутко разболелась голова, (что я, правда, поспешил использовать как предлог покинуть почтенное общество), инцидент вроде бы считался исчерпанным. На самом деле, ни я, ни папаня, обид не забыли, и если и являлись теми, кто не думает о мести, то только для виду. Я прекрасно знал, о чем он думает, провожая мою шаткую фигуру взглядом, спускайся я при нем на первый. Отчим жалел, желал, его сучью мать – недостаточно сильно столкнул, отбивающегося меня в то утро. Не убедился до конца, что мертв, нащупывая пульс. Не добил, имея возможность списать все на удар при падении.
Хуже того, я прекрасно знал, что в моей собственной голове – затаившаяся ненависть. Блядь, представь, я скоро выясню, что ненавижу практически всех, таким я стал злым, Стив! Но не тебя, только не тебя.
Дату суда над твоим любовником постоянно переносили. Все это - процессуальные хитрости адвоката Торенса, только дурак бы не понял. В итоге, кроме твоих показаний, (а будешь ты их давать или нет, я полной уверенности не имел), и моих слов, напомню, слов неадекватного несовершеннолетнего пацана, из трудной семьи, обвинению больше нечего было выдвинуть. Я не одну, и не две бессонных ночи размышлял над тем, что буду говорить в суде. И мне становилось охуенно страшно, Стив, от одной мысли – там будет и Майк, а при нем… смогу ли произнести хоть слово?
Вокруг, как впрочем, и всегда, с той лишь разницей, что раньше у меня не было времени наблюдать за всем этим, кипела жизнь. Жили мои соседи, чьи дошкольники, двойняшки, мальчик и девочка, с утра пораньше устраивали галдеж, играя во дворе со щенками. Жил одинокий старик, с углового дома по нашей улице, приветливо машущий рукой этим детишкам, и их мамаше, как всегда совершая неспешную утреннюю велопрогулку. Жила моя бывшая одноклассница, по обыкновению спешащая на автобусную остановку, и проходя мимо дома Рэя, воровски бросая взгляды на окна второго этажа. Выпускной класс, последние недели учебы, девчонка вся в заботах. Жила моя мама и ее замечательный муж, жила, находясь в вечном поиске идеального любовника, скучающая Эмма. Жила Линда, и ее молчаливый Кит, и, видимо, не так и плохо у них выходило – скоро по дому нельзя было пройти, не услышав рассуждений матери, о том, как это будет сложно, рожать с таким хрупким, как у Линды телосложением. Мне было похрен на всех живущих, Стив. На саму жизнь похрен. Я не испытывал агрессии, глядя на тех, у кого находился смысл жить, но мягко говоря, не понимал их.
Моим смыслом оставался ты. Огромный мир амбиций и иллюзий сжался для меня до образа тридцатидвухлетнего безработного патологоанатома, ранее, невольно отдавшего влюбленного в него мальчишку, своему шизанутому любовнику. Я все знал, было, кому рассказать – ты и понятия не имел, что происходило со мною здесь, за время твоего трехдневного отсутствия. Ты просто болван, не больше и не меньше. Подумать лишь…почти вдвое старше меня, и никакой сообразительности. Майк обвел тебя вокруг пальца, а ты даже не заподозрил ничего. Как-то я слышал, что жестоко, добрых людей считать дураками. Нет. Я, даже если бы очень хотел, не смог бы так о тебе думать. Хотя ты, как для своего статуса и профессии, нелогично наивен и доверчив.
Жутко, от одной мысли – ты проводил с Торенсом столько времени вместе, один черт знает, что позволяя ему делать со своим телом. Но я узнал тебя исключительно нежным, заботливым, не переходящим грани, за которой мое доверие к тебе, перешло бы в обыкновенный покорный страх. Ты мог владеть мною, Стив, но щадя мои чувства, предпочитал любоваться со стороны. Странные, новые ощущения - думаю о тебе в душе, рассматривая свое отражение в запотевшем зеркале, и вместо привычной позорной боли, от трения мочалкой, в паху приятно колит.
Новость, о том, что так незаметно для погруженного в свои прокисшие мысли юного неудачника, наступило лето, ударила меня по голове – близится день рожденье. Стив, мне восемнадцать! Четвертого июня восемнадцать. Что это означало для меня, никогда раньше особо не заморачивавшегося насчет празднования днюхи, не передать словами – свобода!! Теперь, куда угодно, но свалю нахрен из этого дома! Я, буду пахать в поте лица и жрать дешевые консервы, но на съемную квартиру деньги найдутся!
Стив…я… нет, отпускаю даже предположение, будто мы когда-нибудь еще увидимся с тобою, но от одной провокационной мысли распирает грудь и учащается сердцебиение. Пусть, чудес не бывает, и ты не придешь за мною, появляясь на пороге, в закатных лучах летнего, усталого солнца – нереально, не по-мужски красивый спаситель. А я, до конца своих дней продолжающий себя считать ничтожеством, не отыщу смелости отправиться к тебе, боясь быть высмеянным, отвергнутым, чего, прости за прямоту, примитивно не перенесу.
Пускай порознь, но и ты, и я продолжаем жить в этой долбанной реальности, Стив, а с пятого июня, я - свободным человеком. Двое взрослых парней, каждый, в разной степени часто, но, все же думающих друг о друге. Ты ведь еще вспоминаешь меня? А, Стивен?!
_________________

Вот сижу и думаю,откого же меня больше тошнит, от Торренса или от "родных" Рэя...
Разве могут быть люди так отчаянно жестоки и тупы? Как может мать родившая свое детя, ненавидеть его за то что он любит? Может не так как она себе представляла, но все же... Он же не убил никого, он просто гей! Твою мать, ну мы же не начинаем ненавидеть людей за то, что они левши или, к примеру, за то что они брюнеты/блондины/рыжеволосые...так откуда столько ненависти к маленькому человечку полюбившему мужчину?!?!?!
Нееееет, мой мозг не в состоянии обработать такое колличество злобы и тупости и узколобости и фарисейства и лицемерия! Ксю, я очень надеюсь, что про семью бешенных собак мы больше ничегошеньки не узнаем! И очень надеюсь, что Рэю обломится огромный кусок счастья( в виде Стива, gigi ) и весь этот ужас, станет казаться ему просто дурным сном!

Урааааааааааааа!!! Новая глава! Спасибо большое!!!

А это хорошая идея! Представляю как мамаша замрет с в гостиной с каким-то блюдом в руках. Папаша, окаменевший будет стоять у открытой двери, а Рэй не выдержит и бросится на шею Стиви. Все семейство останется за накрытым "праздничным" столом, охреневая от происходящего, а эти двое обнявшись отправятся к себе домой.....
Эх, мечты мечты...

Скай,присоединяюсь всеми конечностями!!!!Семейка,блин...А сестрицы,лучше что ли?Бедный мальчик понадеялся,что о нём беспокоятся,а тут...Это они все извращенцы!!!!Во главе с мамашей!А что?Такое случается сплошь и рядом - эта красавица боготворит своего любовничка,а дети по боку!!!!!
Ксюшик,как обычно - невероятно психологично,эмоционально,пробирает до костей!!!!!!!!!!!
Надеюсь,Стиви хотя бы мелькнёт на горизонте?
Пы.сы.Ты как?Выздоровела уже?
___________________________________

Жануль! Ольчик! Лидусь!! спасибо, что не забываете!))
_________________

Здравствуйте! Очень понравился Ваш оридж, просто с огромным удовольствием прочитала и с нетерпением жду продолжения! Спасибо огромное!
_________________

Ксюшенька, спасибо за продку, я и правда думала что ты объявишься не раньше чем через пару недель, а тут такой сюрприз!!! Как же тяжело Рею, все его внутрение переживания ты описала просто замечательно. А семейка, это нечто, согласна. Больше всего меня убило
По твоей прихоти??? Без всякой на то причины??? Я в шоке
Спасибо огромное!!! Жду дня рождения Рея, и я надеюсь их встречу со Стивом

Ксюша, спасибо! Очень характерно и даже немного гротескно выписана семья Рэя....
И ведь такие узколобые семьи, донельзя зашоренные даже не нормами морали, нет какими-то своими обывательскими правилами жизни, принятыми в их мирке, существуют до сих пор.... махрово существуют........

Ксюш, спасибо за проду!!!!!!!!!!!!!!!

Divine, рада Вас видеть!)) надеюсь, не разочарую последними главами;)

Танюш, а я вот так взяла и написала, чтобы не позабывать имена гг, за эти мартовские праздники)) у нас, флористов, работы выше крыши! потом, думаю, девятого открою оридж...и перехочу дописывать)) вот во избежание подобного, и написала главу)

Марусь, я Вам выслала ссылку и адрес) насчет семьи Рэя, почти ничего нового не додумывала, все это реальные люди. Может, чуть драматизировала ситуацию, а может, так оно все со стороны и выглядит))

Надюш, блин, сколько тебе говорить - это ТЕБЕ СПАСИБО!!! Я столько всего бросала, не дописав, и сейчас вообще на слэш перешла, а ты по прежнему читаешь))
_________________

Привет Ксюш(надеюсь можно так)!
Вообще-то я раньше слэш не читала, и в его жанрах прямо скажем дуб дубом. И дело не в том что я ханжа, я считаю что любовь она и в Африке любовь. Мне сейчас приходится весь раздел перелопачивать, и между делом читать кусками чтобы готовность произведений узнать, ну и конечно на чем-то глаз останавливается, что-то заставляет читать не отрываясь, хоть глаза уже разлепить не в силах. Пишешь ты просто потрясающе, есть все и накал чувств и редкий трагизм. Я плакала . Семейку Рэя всю поголовно хотелось замочить , ни единого нормального человека. Парнишку искалечили, а все что их волнует, это нездоровый интерес к интимным подробностям. Жить в таком аду, просто нереально. Ксюш я в ПЧ если ты не против. Мне сейчас некогда другое читать, но как только немного с делами разберусь, прочту и отпишусь. Спасибо за твой талант и жду продолжения!
_________________

Ксюша, спасибо за проду!!!!!!!!!


Скай, полностью солидарна! Но как ТАКИХ можно называть родственниками? Гадюшник такой...

Ксюююш... А когда там счастливое воссоединение?

Да бедняжке Рэю попалась та еще семейка. Даже не кому поддержать парня, а он только и думает о Стиве. Я очень надеюсь на хэппи енд. Рэю и Стиву нужны положительные эмоции и счастливые события.
_________________

Спасибо за продолжение дорогая!!!!!! Ждем-с еще !!!!!!