Прерванный взлёт (СЛР 18+)

Девочки, Германю он все же ещё ребёнок. Женился через два дня после получения аттестата зрелости! Аттестат есть, а зрелости нет. И не в его окружении эту зрелость растить, не в его семье. Там другие ценности. Для меня его поступок на кладбище даёт надежду на то, что Герман не совсем пропащий юноша, задатки есть и внутренняя сила тоже. Но мать её задавила. А вдруг позже прорвется?
___________________________________

Наташа, согласна с тобой. В 16 мало кто становится мужчиной-мужчиной тем более с такой авторитетной семьей, которая ни с кем не считается. Он не имеет никакого собственного опыта, жизненных уроков, чтобы понимать, что чего стоит. Хорошо будет, если Герман все таки "вырастет", есть ведь такие, кто всю жизнь...

Ольга, спасибо за продолжение! Что ж Антонина Аркадьевна приняла правильное решение - переезд. Так будет лучше, это правда новая страница для Маши, ее мамы, и ребенка....




Наталья, согласна с вами! Вот сама читала, злилась на Германа за то, что поздно опомнился и при первой же неудачи опять сдался, а потом подумала, но ведь он тоже еще ребенок, он не знает как решать проблемы и его семья действительно этому не научит....
_________________

Он с детства "заточен" был на карьеру. Любви было намного меньше. Вот любовь и проиграла...
Спасибо за отзыв!




Наташа, привет!

У них семья - надёжная, и там есть любовь.

Если уж женили их в семнадцать лет, то карьера мамы для Юли была предусмотрена, такие люди всё здраво оценивают и просчитывают. Герман для них - это качественная свежая кровь. Будет у них ещё один несчастный человечек...
Спасибо!




Марина, привет!

Она не один год будет его любить и надеяться...

У Маши хватило сил предоставить ему право выбора, в ту их встречу на лестничной клетке ни слова не сказала, раз уж он не решился даже поздороваться.
Эти сильные женщины со всем справятся.

Конечно, хребет его будет костенеть потихонечку. Но время на него в этом случае не работает.

Он Ковский, многое в нём заложено. Если уж в семнадцать лет выбрал...
Спасибо за отзыв!





Другой мужчина, естественно, появится. Вот тогда и настанет время... сравнить, подумать...

Катя, благодарю!





В нём разные качества есть, конечно.
Но некоторые поступки затмевают всё хорошее...
Спасибо за отзыв!





Настя, спасибо!
У истории прототипа нет. Она сама ко мне пришла, как обычно.





Прорываться-то он будет...




И конечно, тосковать они будут по своему родному месту. Но ничего - сейчас это для них оптимальный вариант. А там... жизнь идёт!
_________________

Спасибо большое за продолжение
_________________

_________________

Оля, я , кажется, поняла о ком идёт речь!
___________________________________

Наташа, я очень признательна тебе за внимание!
_________________

Спасибо за продолжение. У Германа мысль не проскальзывала, что Маша может быть беременной? Даже не поинтересовался.

Принимайте в читатели. Я думаю, Маша достойна лучшего. Она обязательно встретит нужного ей человека. А Герман слабак.
_________________

Мысли у него такой и не возникнет...
Спасибо за отзыв!




Присоединяйтесь!
У Маши многое впереди, главное сейчас - оставаться сильной. А Герман...
_________________

 » Глава 9

МАРИЯ

Антонина Аркадьевна была честна с дочерью. Она сказала Маше, что была бы рада стать бабушкой. Мама знала цену появления новой жизни. А годы, прожитые семьёй Аристовых, лишь подтверждали мнение Антонины Аркадьевны. Маша знала, что её бабушка потеряла нескольких нерождённых детей, а поздно родившуюся Антонину Аркадьевну считала благословением. Да и сама Антонина Аркадьевна не раз сокрушалась, что Маша появилась на свет поздновато и что если бы не потерянные в молодой неразумности годы, то у неё было бы двое детей. Всегда в их семье дети были радостью, и… Маша, пусть и не осознала, но приняла неожиданно посланное счастье. И пусть она ещё этого счастья не понимала. Маша чувствовала, что опыт предков не может дать обманчивый совет.
Да и потом… У Маши оставалась крохотная надежда на возвращение Германа. Потом, когда станут самостоятельными. Пусть не сейчас, пусть пройдут годы… Они случайно встретятся и… Герман узнает, что любовь их живёт в ребёнке, а значит, есть надежда на будущее… Она любила его и не могла не фантазировать.
Но вместе с мыслями о надежде приходила обида. Какими бы ни были причины, заставившие Германа жениться на другой, сознание Маши затмевала мысль – «он выбрал её… Он предпочёл эту Юлю…» И это после всех признаний и ласковых слов Германа. И Маша не могла понять, как Гера сможет после всего замечательного, пережитого ими за год, жить с Юлей Куйберг…
…Удивительно, но сейчас Маша вспоминала эту девушку так отчётливо, будто специально наблюдала за ней.
– Что Герман смог увидеть в этой Юле, чтобы заставить себя… любить её?..
Эта Юля Куйберг была крупной, неказистой, грубоватой… Она вспоминалась Маше даже страшноватой! А её вьющиеся чёрные волосы всегда были кое-как собраны в жуткий хвост и казались не расчёсанными. А ещё Маша хорошо запомнила, как недавно, в апреле, видела Юлю Куйберг, качающейся на качелях. Качели были ей явно не по росту и не по комплекции, и эта девушка-одиннадцатиклассница неуклюже раскачивалась, стараясь, видимо, взлететь к небесам.
– Герман стал её мужем…
Такой красивый, замечательный… Он когда-то был Машиным Герой, но… Что теперь об этом думать…
…Теперь Маша заставляла себя думать и заботиться о ребёнке, ребёнке от Германа. Она читала какие-то книги о грудных детях. Она соблюдала режим: обязательно спала днём, очень хорошо и грамотно питалась, два раза в день гуляла. Маша, благодаря этим прогулкам изучила район близ Фестивальной улицы, где они теперь жили. Конечно, здесь не было очарования, присущего центральному району, но зато имелись другие преимущества. Например, воздух. Все дома словно были выстроены в лесу, до того зелёным являлся этот северный район столицы. Да и имелся парк, попасть в который можно было, всего лишь перейдя их Фестивальную улицу. В парке гулять Маша обожала: в тишине, бродя возле прудов, тревожные думы её успокаивались, и на сердце становилось благостно. И Машу даже посещали прекрасные мечты о возвращении Германа.
И благодаря столь размеренной жизни, беременность протекала удачно. Ребёнок развивался правильно, да и Маша не чувствовала дискомфорта. Даже токсикоз, обычно тревожащий беременных, не коснулся Маши. Доктор неизменно хвалила свою пациентку и гарантировала благополучный исход её «интересного положения». Эта доктор давно пользовала Антонину Аркадьевну, поэтому дружеские отношения делали общения Маши с ней приятным. Да и мама всегда была рядом.
А когда, на восьмом месяце беременности, сделали очередное ультразвуковое исследование, и выяснилось, что Маша вынашивает девочку, жизнь приобрела более яркие краски. Теперь можно было смело покупать детскую одежду и бельё, не боясь ошибиться с цветом. Теперь можно было придумывать имя малышке.
– Мам, столько красивых имён! – Маша тщательно изучала раздел книги о малышах, посвящённый именам. – Как же нам её назвать?
Антонина Аркадьевна улыбалась – дочку Маша пусть называет сама. И ещё женщина знала, что имя своей дочери Маша сможет дать, лишь увидев её.
– Наверное, я назову её или Валерией или Александрой, – подвела итог своим изысканиям Маша. – И уменьшительные от этих имён очень красивые!
Всё шло замечательно. Но Маше было страшно. Она очень боялась предстоящих родов. И только мама чувствовала и понимала её.


АНТОНИНА АРКАДЬЕВНА

Грандиозные перемены, случившиеся в жизни Аристовых, сделали Антонину Аркадьевну и Машу едиными настолько, насколько раньше они не были никогда и ни при каких обстоятельствах.
Антонина Аркадьевна всегда обожала свою дочь. Но когда Маша была ребёнком, доминирующая роль в её воспитании принадлежала Алексею Алексеевичу. И Антонина Аркадьевна не была против. Ей приятно было парить на высоте любви мужа, знать, что он заботится и о ней, и о Маше и даже… чувствовать себя немного ребёнком…
– У меня две девочки, – часто, улыбаясь, говорил Алексей.
И Антонина Аркадьевна наслаждалась жизнью и была не против ведущей позиции мужа во всём.
Но теперь всё переменилось. И пережив смерть мужа, Антонина Аркадьевна сумела понять, насколько сильно она любит дочь.
Теперь всё слишком изменилось. И женщину поглотили заботы о дочери настолько, что она порой останавливала себя – нельзя так поддаваться беспокойству, иначе даже незначительное происшествие окажется способным довести до нервного срыва.
В самом деле, ведь всё складывается наилучшим образом. Антонина Аркадьевна смогла договориться с директором школы о переводе Маши в класс-экстерн. В этом классе программа двух последних лет изучалась за год. Стоило это удобство семьсот долларов. А предложенная Антониной Аркадьевной тысяча зелёненьких денежек позволила директору разрешить Маше не посещать занятия, а явиться лишь на выпускные экзамены.
– Машенька – замечательная, умная девочка, – заметил директор. – Жаль, что семейные обстоятельства не позволяют ей доучиться в обычном режиме.
– Маша будет заниматься с преподавателями на дому.
Директор кашлянул.
– Тогда… Не вижу причин для приездов Маши на экзамены…
– Я с удовольствием бы рассмотрела это предложение, – Антонина Аркадьевна готова была заплатить, чтобы оградить Машу от этих поездок.
– Давайте вы подъедете ко мне в мае, и мы обо всём договоримся.
Лучшего решения и быть не могло.
Оставалось только заботиться о здоровье Маши и ребёнка. И Антонина Аркадьевна старалась держать себя в рамках разумного беспокойства. Но когда стало известно, что родится внучка, мама
Маши вновь ощутила прилив волнения. Теперь она не отпускала Машу одну на прогулки, боясь любой негативной случайности. Антонина Аркадьевна мысленно уже держала малышку на руках, чувствовала дыхание крошечного существа и слышала сладкие нотки нежного голоска девочки. И поэтому решила полностью оградить дочь от опасности.
– Маш, я боюсь… На улице скользко и…
– И криминальной хроники ты насмотрелась, – улыбнулась Маша.
– Давай ты одна не будешь из дома выходить…
– Ладно, мы будем гулять только в сопровождении бабули!
Маша старалась чаще шутить, оберегая покой мамы.
Антонина Аркадьевна тоже всячески подбадривала дочь. Она отвлекала Машу от страшных дум, видно было, что дочь очень боится предстоящих в феврале родов. Антонина Аркадьевна часто делилась воспоминаниями о детстве дочери, неустанно подчёркивая, сколько радости и счастья приносит ребёнок.
– И боль после родов забывается бесследно, – мать тепло улыбалась дочери. – Не волнуйся, Машенька, всё будет хорошо.
Всё будет хорошо. Антонина Аркадьевна надеялась на это. Да и врач, которую она знала не один десяток лет, гарантировала благополучные роды.
– И у Маши здоровый, крепкий организм и с ребёнком всё в порядке, – успокаивала доктор Антонину Аркадьевну. – Даже токсикоз их не коснулся, а это очень хорошо!
Да, если бы Маше ещё и от токсикоза пришлось страдать, это было бы не справедливо. Достаточно с неё душевной травмы.
– Значит, беспокоиться не о чем?
– Совершенно не о чем.
Но всё же Антонине Аркадьевне очень хотелось быть возле дочери в столь нелёгкое время. Очень. Но…
Но всё же мать решила: Маша должна справиться с этим сама. И сама должна осознать материнство.

_________________

 » Глава 10

ГЕРМАН

Очень многое этой зимой было впервые в жизни Германа.
Впервые Герман сдавал сессию. Сдавал очень удачно, чем в который раз подтвердил уверенность в том, что всего он сможет достигнуть самостоятельно.
Впервые Герман отдыхал на студенческих каникулах и от этого чувствовал себя взрослым человеком. Этот отдых оказался невероятно приятным, поскольку был заслуженным.
И впервые Герман почувствовал непонятное чувство, которое он начал испытывать к своей жене. Он точно знал, что это не любовь и не нежность. Чувство это скорее было близко к жалости… скорее к жалостливой привязанности…
Юля была беременна и на протяжении всех прошедших семи месяцев испытывала невероятные страдания. Жуткий токсикоз мучил её постоянно. Юля похудела и уже не была похожа на увальня-подростка. А глаза её, обрамлённые чернотой усталости, говорили Герману и о сожалении и о любви, а ещё глаза эти просили его о прощении.
Поначалу Герман безразлично относился к состоянию жены – она хотела выйти замуж, так пусть пожинает плоды своего желания. Чуть позже Герман с неприязнью смотрел на все её мучения. И созерцание этого неприглядного он сглаживал, утешая себя только одним – теперь ему ещё долго не придётся заниматься с Юлей сексом. Поначалу жена была ему отвратительна – помимо абсолютно непривлекательного лица, Юля обладала крупным телом. Герману было противно, но он заставлял себя – в полной темноте, подключив воображение, не стесняясь и не жалея Юлю, Герман исполнял супружеский долг. К счастью, тяжёлая беременность оградила Германа от вынужденной близости. А ещё эта беременность породила в душе Германа жалость.
Но вот уже и сессия позади и каникулы начались, а Юле ни на день не становилось лучше. Казалось, она отдавала последние силы ради жизни ребёнка. Ребёнка, которого Юля очень хотела, и существование которого не воспринимал Герман.
С началом каникул Герман проводил с женой целые дни. Его сейчас ничто не отвлекало от дома – ни институт, ни подготовка к экзаменам – и Герман начал ощущать это непонятное чувство, похожее на жалость.
Он принялся приободрять Юлю, стал читать вместе с ней книги по уходу за новорождёнными.
– Герочка, я хочу мальчика, – делилась с ним Юля. – И чтобы был похожим на тебя.
– Пусть уж кто родится, тому и будем рады, – улыбался ей Герман в ответ.
Они размышляли, где лучше поставить детскую кроватку, а где манеж. И даже начали выбирать имя ребёнку. Юля, обрадованная вниманием мужа и увлечённая всеми этими разговора-
рами, повеселела и даже стала выглядеть не столь удручающе, как прежде.
Да, пусть его чувство – это нечто всего лишь похожее на жалость, но если это станет шажком к улучшению и его душевного покоя, то это не так уж и плохо…
…В самом начале февраля Юлю положили на сохранение. И Герман впервые за свою семейную жизнь остался один. Он пролежал почти весь вечер с книгой в руках, даже глаза немного утомились, но сон почему-то не приходил. Герман думал о Юле. Жена перед самым отъездом в больницу попросила у него прощения, сказала, что очень любит его, и только это сильное чувство заставило её попросить родителей предложить подобное соглашение Елизавете Григорьевне. Соглашение, которое Герману не понадобилось. Юля тревожилась за исход предстоящих родов и поэтому просила мужа простить её и не держать зла на сердце.
– Юль, я полюбил тебя… правда, – успокаивал Герман жену, ей не стоило волноваться, ведь предстояло выдержать ещё два месяца столь тяжёлой беременности. – Всё будет хорошо, Юль. Не волнуйся из-за меня… Я люблю тебя…
Это было первое признание в любви. Признание ложное, но такое необходимое Юле…
…Герман взглянул на часы и к удивлению своему обнаружил, что уже наступило второе февраля.
– Половина второго, – Герман погасил свет и подошёл к окну.
За окном его ждало ярко-синее ночное небо.
– Машенька, – Гера прислонился лбом к холодному стеклу. – Машенька моя…
Синее небо напоминало Герману о Маше. И он отчётливо помнил её глаза, лицо, улыбку, её блестящие тёмные волосы… он помнил её… Сорок недель прошло с того дня, как Гера с Машей были близки. А он испытывал ту же невероятную нежность всего лишь при одной мысли о Маше. Гера отчётливо помнил каждое их свидание, а уж об их последней встрече он думал каждую ночь, засыпая. В его памяти, словно наяву, вспыхивала их нежная близость, их огромная любовь.
Герману казалось, что он отчётливо помнит каждую минуту, проведённую с Машей тем апрельским днём. Гера чувствовал восхищение, вспоминая изумительную, стройную фигуру Маши, её гладкую, очень нежную кожу. Он подавлял вздох, когда перед его мысленным взором представала обнажённая Маша, красота её груди, бёдер, ног и в воспоминаниях заставляла сердце Геры учащённо биться, у него перехватывало дыхание...
– Машенька моя…
У Германа щемило сердце при воспоминании о том, как вздрогнула Маша, когда он овладел ею.
«Тебе больно?» – прошептал тогда Гера.
«Ничего… – Маша поцеловала его. – Всё нормально».
– Машенька…
Теперь Герман был уверен, что если судьба пошлёт ему шанс на встречу с Машей, то ради своей любви он сможет оставить всех и всё и никакая жалость не поможет… Но для этого ему необходимо приобрести полную самостоятельность.
И тогда… Возможно… Он снова почувствует нежность и любовь…
…Неожиданно Герман вздрогнул. Оторваться от воспоминаний и мечтаний заставила его неожиданно вспыхнувшая звезда. Во второй час второго дня февраля высоко-высоко в небе зажглась звезда. Слишком высоко…




МАРИЯ

Случилось то, чего Маша боялась больше всего. Схватки начались утром, а значит, рожать ей предстояло ночью. Маша долго прислушивалась к себе, надеясь, что это – вдруг возникшее недомогание. Но время шло и к двенадцати часам дня стало ясно, что начались роды.
– Мам, – на глазах Маши показались слёзы. – Я боюсь, мам…
Маша заплакала. А Антонину Аркадьевну охватила паника – дочь почему-то очень боялась рожать ночью, всегда делилась с ней своими опасениями и вот…
– Машенька, но ведь в этом нет ничего страшного, – Антонина Аркадьевна обняла и поцеловала Машу. – Не бойся…
– А вдруг все уснут! – слёзы текли по лицу Маши, и в глазах её был виден неподдельный ужас. – Что я буду делать там одна?!
– Доченька, ну что ты говоришь, – Антонина Аркадьевна гладила Машу по тёмным, блестящим волосам. – Доктора на дежурстве не спят! С тобой будет наша замечательная доктор, детский врач и две акушерки! Даже не думай, что ты останешься одна!
– Правда? – всхлипнула Маша.
– Машенька, а кроме того, возле тебя неотлучно будет находиться сиделка, – напомнила мама. – Это гарантировано договором.
Антонина Аркадьевна ни секунды не сомневалась, что рожать дочь будет в платном отделении.
– Да?.. А я не помню… Но, а вдруг всё же?..
– Никто спать не будет.
Антонина Аркадьевна вздохнула и улыбнулась. Маше необходимо было успокоиться, ведь ей предстояло нелёгкое испытание.
– Мам, а может всё же это ещё не схватки?
– Может, – мать подмигнула Маше. – Может ещё всё рассосётся?
Маша засмеялась. И растёрла слёзы по щекам.
– Мам, я очень хочу кушать…
Маша сейчас была больше ребёнком, чем женщиной, которой предстояли роды. И Антонина Аркадьевна старалась всячески поддержать в дочери эту непосредственность, приободрить перед ожидающими её нелёгкими часами…
…Жуткая боль началась в девять часов вечера. И ничто не могло спасти Машу от этой боли: ни постоянное присутствие медиков, ни дыхательные упражнения, ни массаж, ни даже болеутоляющие уколы. Волнение и страх завладели Машей настолько, что она никак не могла сосредоточиться и успокоиться. И лишь устав от слёз, Маша смогла подавить волнение и заставила себя терпеть боль.
Боль. Чтобы Маше не говорили, она была уверена, что не забудет эту боль никогда. Такой кошмар незабываем!
Финальный аккорд торжества боли пришёлся на половину второго ночи. Доктора и акушеры подбадривали Машу, стремясь сосредоточить её внимание и призывая чётко следовать всем их рекомендациям.
– Маш, не нужно тужиться не в схватку, а тем более изо всех сил!
– Не напрягайся так, поспокойнее!
Маша устала настолько, что не могла даже кивнуть.
– Не теряй зря силы! А то и сама порвёшься, и девочке будет трудно выйти!
– И сосудики могут лопнуть, пожалей и её и себя!
…Маша скользнула взглядом по часам – два… В два часа ночи боль оставила её. В два часа ночи раздался крик новорождённой девочки, машиной дочки.
Но малышку Маша не разглядела. Как только роды закончились, Маша плавно стала проваливаться в сон, в спасительную колыбель из отдыха и забвения…


* * *

«Надо же, девочка родилась в два часа, во второй день второго месяца!»
Это было последнее, что слышала Маша, засыпая. И это стало первым, что она вспомнила, проснувшись уже в палате.
Маша попыталась мысленно увидеть девочку, но ничего не вышло. Всё в её памяти было так смутно, что она отказалась от этой затеи.
– Семь часов, – проговорила Маша, взглянув на часы. – Интересно, утра или вечера?
Зимняя темнота не давала ответа на её вопрос.
Маша повернулась, чтобы нажать на кнопку вызова медсестры, и тут же почувствовала боль во всём теле. Эта боль была отзвуком усталости и показалась Маше сущим пустяком в сравнении с перенесённым недавно.
Оказалось, что проспала Маша остаток ночи и весь день. Уже был вечер второго февраля, а это означало, что совсем скоро её доченьке исполнится целый день.
– А я её ещё не видела…
И невероятная нежность охватила Машу.
Пришедшая врач сообщила Маше, что девочка здорова, весит три с половиной килограмма, рост – пятьдесят сантиметров.
– Антонине Аркадьевне я уже позвонила, – улыбнулась доктор. – Прелесть, что за ребёнок!
…Принести девочку на кормление должны были только утром, а сейчас Маше нужно было набираться сил.
Но туманное видение – малышка на руках у доктора – не покидало Машу. Желание увидеть девочку вытеснило любые воспоминания о боли.
– На кого она похожа? – размышляла Маша. – А какого цвета у неё волосики?
Маша уже и забыла, что совсем недавно не осознавала своё материнство и даже боялась этого неведомого чувства, беспокоилась, что не сможет принять ребёнка…
В девятом часу вечера Маша поднялась с кровати. Постояла. Ни головокружения, ни боли она не почувствовала и решила сходить в детскую половину. Дежурившая в коридоре медсестра тут же подошла к ней и предложила свою помощь.
– Спасибо, я хорошо себя чувствую, – улыбнулась Маша внимательной женщине. – Очень хочется посмотреть на ребёнка, а принести обещали только утром.
Неторопливо дойдя до конца коридора, Маша отворила дверь в детское отделение. Там, с младенцем на руках, прогуливалась медсестра. Ребёнок плакал, и медсестра укачивала беспокойного малыша, уговаривая уснуть.
– Здравствуйте, – тихо сказала Маша. – Я родила ночью, можно мне посмотреть на ребёнка?
– Аристова? – улыбнулась медсестра.
– Да.
– А это как раз ваше сокровище! Никак спать не желает! – женщина осторожно положила малышку на руки Маши. – Наверное, к вам хочет!
У Маши перехватило дыхание, а девочка, оказавшись на руках мамы, тут же замолчала и… уставилась на Машу, широко раскрыв глаза.
– Я же говорила, – улыбнулась медсестра. – Почувствовала роднулечку и успокоилась.
Женщина с нежностью смотрела на Машу: «Господи, сама ещё девочка…»
Маша не могла оторвать взгляд от дочери – девочка была невероятно красива… И это была её доченька!
– Дочуня моя, – Маша поцеловала щёчку малышки, и дрожь нежности пробежала по всему телу. – Прелесть моя…
Девочка была запеленована так, что даже волосиков не было видно. Маша коснулась платочка и вздохнула.
– В роддомах всегда так пеленают… – пояснила медсестра.
Маша кивнула. Да, они ещё были в роддоме, и сейчас ей придётся отдать дочку. А так не хотелось расставаться с ней!
– А можно, я её сейчас заберу? – решилась попросить Маша. – Я хорошо себя чувствую! Сейчас уложу её спать! Можно?
Женщина вновь улыбнулась:
– Можно. А если потребуется помощь, нажми на зелёненькую кнопочку, она возле детской кроватки прикреплена.
– Спасибо!
Маша хотела крепко прижать девочку к себе, но знала, что пока этого делать нельзя. Крохотная дочка нуждалась в нежнейшей заботе.
Маша также неторопливо вернулась в свою палату. И войдя, заметила стоящую на кушеточке сумку.
– Бабушка нам вещи передала, – улыбнулась она девочке. – Сейчас мы тебя нарядим! А то завернули тебя плохо, всю красоту закрыли!
Маша положила дочку на специальный столик. Достала из сумки чепчик, пару пелёнок и принялась разворачивать малышку.
Девочка не спала, она продолжала смотреть на Машу.
– Ерунда, что пишут, – улыбалась ей Маша. – Ты ведь меня видишь, правда? И знаешь, что я – твоя мама!
Маша освободила головку девочки и, наконец, увидела её волосики – густые и тёмные, такие же, как у самой Маши. И ещё Машу поразили огромные глаза малышки, в обрамлении длинных чёрных ресниц. Глаза были насыщенного серого цвета, но Маша не сомневалась, что скоро они станут синими.
– Девочка моя…
Маша осторожненько одела дочке чепчик. И замерла – Маша поняла, как зовут её доченьку.
– Ириша, – прошептала Маша и улыбнулась.
Все имена мгновенно забылись. Потому что дочка её была Ириной. Вот так просто.
– А я чего-то там подбирала для тебя, – Маша склонилась над девочкой. – А ведь ты у меня Ириша…
Потом Маша перепеленала дочку, она хорошо это сделала, поскольку дома много тренировалась на своей большой кукле.
Какая же Ириша была хорошенькая! Беленькая, гладенькая, просто загляденье! Особенно Машу поразили ноготочки девочки – длинные, округлые, будто ей сделали маникюр.
Маша не переставала улыбаться, глядя на дочку.
– Ириш, давай ты попробуешь покушать, – Маша удобно устроилась на кровати. – Это полезно, постарайся!
И всё получилось! Девочка взяла грудь и принялась активно сосать.
Маша была удивлена. Она так боялась и волновалась, не представляя, как сможет справиться с ребёнком. А вышло всё само собой! Потрясающе!
– Мы созданы друг для друга…
Насытившись, Ириша уснула. Маша знала, что её нужно переложить в кроватку, но как же не хотелось отрываться от малышки, пусть даже на незначительное расстояние.
– Хорошо, что ты у меня есть…
На глаза Маши навернулись слёзы.
– Я люблю тебя… Иришенька… – прошептала Маша дочери. – Звёздочка моя…
_________________

расплакалась в конце!!спасибо

Спасибо! Хорошо, что Маша удачно родила славную девочку. Все у нее будет хорошо.
А про Германа даже читать не хочется. Всем-то он угодить хочет, всех "любит".