Зовущие эхо (мистика)

Яна, привет! Да, разговор наконец-то произошёл, хотя разговором назвать это трудно.

Ну, не совсем... Постепенно ситуация прояснится.
Спасибо тебе за отзыв!
_________________

Лен
Разговор, не разговор, но то чего мы ждали - состоялось.
Или сын он его? =) Блин я запуталась в своих предположениях
Ладно, жду продолжения

Яна,
Ничего-ничего, скоро будет ясно
_________________

 » Глава 16

- Нет!!! – Томас кричал как безумный. – Нееет!!! Я никого не убивал. На моих руках нет крови, кроме твоей, которую я только что пролил! Я никого не убивал! Ты сошел с ума! Или ты лжешь. Нет и не было никакого Роальда Сорбо. Никогда!
Роальд молчал: видимо, ему больше нечего было сказать.
Келда стояла в нескольких метрах от них и не могла поверить своим ушам. Да и как им верить, если в ушах шумит, как будто стоишь прямо возле «ворот фьорда» в час, когда назревает шторм? Как вообще чему-либо верить, когда, похоже, весь мир сошел с привычной орбиты и обезумел?
Нет, Келда, никакая это была не паранойя. Не зря ты еще вчера почувствовала…
Не зря…
Только что теперь толку?
Она только еще больше отчаялась в том, чтобы найти ключ к разгадке.
- Ты лжешь! Ты сумасшедший! Отпусти меня, отпусти, отпусти!
Томас вырвался. Должно быть, новая потеря крови уже начинала ослаблять Роальда. Он еле держался на ногах.
Томас вырвался и бегом бросился в сторону деревни.
И тут Келда ожила.
- Нет, постойте! Доктор! Вы же видите: он умрет, если вы ему не поможете! Хотя бы помогите довести его до нашего дома. Доктор!
Она кричала и звала, пока наконец Томас не остановился. Обернувшись, он с состраданием и страхом посмотрел на гера Абеля, даже с пониманием… Но не стал возвращаться – покачал головой и медленно поплелся домой, время от времени оглядываясь. Видимо, проверял, все ли еще в сознании раненый.
Келда была благодарна доктору уже хотя бы за это. По крайней мере, он будет готов прийти на помощь при необходимости. Будет готов… Захочет ли?
Она надеялась, что он всё-таки захочет. По крайней мере, согласится. И сможет.
Келда подошла к Роальду и перекинула его руку через свое плечо.
- Обопрись на меня. Идем. Потерпи немного.
Когда она потянула его за собой вперед, Роальд послушно пошел, однако было очевидно, что он уже с трудом передвигает ногами. Келда видела, как блестели капли холодного пота у него на висках, видела, как крепко были сжаты зубы, а глаза были затуманены сероватой дымкой…
- Ничего не вижу, - пробормотал Роальд.
- Я доведу тебя до дома, - ободрительно отвечала девушка. – Скоро все закончится, все будет хорошо. Тебе всего лишь нужно еще немного потерпеть.
В своих мыслях она умоляла: «Не теряй сознание, только не теряй сознание… Не сейчас. У меня не хватит сил дотащить тебя до безопасного места. Пожалуйста, не теряй сознание…»
Спина доктора Сорбо оставалась на одном и том же расстоянии от них, наполовину скрытая темнотой. Келда не сводила с нее глаз.
Вскоре впереди них уже показались окраинные дома деревни, и она похлопала Абеля по спине.
- Почти пришли, Роальд. – У нее почти получилось придать своему голосу бодрый оттенок.
Томас уже шел по главной улице между двумя извилистыми рядами домиков. Келда облегченно вздохнула про себя, видя по спине, что доктор приободрился и немного пришел в себя. Значит, он скоро будет в состоянии оказать Роальду помощь, потому что, не считая самого Сорбо, во всем поселении не было ни одного квалифицированного врача.
Однако тут же девушке пришлось вновь насторожиться: Томас резко остановился, будто наткнувшись на что-то или кого-то на своем пути, постоял так несколько мгновений… Обернулся.
По его лицу скользнуло странное и недоброе выражение.
И еще он как будто извинялся перед Келдой.
Секунду спустя девушка увидела, как из темноты навстречу Томасу вышел человек.
Жандарм.
Один из троих обленившихся жандармов из маленького, забытого властями местного отделения.
- Доктор Сорбо? – окликнул он. – Что-то не так?
Томас кинулся к нему и начал взволнованным шепотом сообщать ему подробности неожиданной встречи с герром Абелем. Келда и Роальд не могли не понимать, что последует дальше.
- Спасибо тебе за помощь, Келда, - слабо проговорил Роальд. – Без тебя я бы ни шагу сделать не смог. Но теперь иди домой.
Келда повернула голову и посмотрела на него, как на сумасшедшего.
- Еще чего! Ты себя видел? Никуда я не пойду!
В этот момент она поняла, что чья-то твердая рука отрывает ее от Роальда. Повернувшись, девушка увидела нависавшего над ней жандарма, который самодовольно разглаживал свои пышные рыжие усы.
- Прошу прощения, фрекен, - вымолвил он, заставляя ее отступить на пару шагов в сторону и становясь прямо перед пошатнувшимся Роальдом. Он и не думал поддержать его. – Роальд Абель, вам придется последовать за мной. Вы арестованы.
Келда в это время бросила взгляд на стоявшего в сторону Томаса.
- Неужели вам не жаль его, доктор? – тихо спросила она, но Сорбо смотрел ей в глаза все с тем же виноватым выражением – и только. Казалось, доктор постарел ещё лет на десять – вот уж кто точно вызывал жалость. Покачав головой и отведя в сторону взгляд, он отвернулся и вскоре скрылся в глубине пустынной улицы.
Тогда девушка обратилась к жандарму.
- Вы не можете его арестовывать. Он ведь ничего не сделал доктору Сорбо!
- Этот человек обвиняется вовсе не в угрозах герру Томасу, - невозмутимо ответил жандарм. – Он обвиняется в убийстве молодого Инглинга Сорбо, которое было совершено на прошлой неделе. Убийца должен быть наказан, как того требует закон. А вам лучше бы идти к себе домой, фрекен!
Келде показалось, что в голосе мужчины прозвучала скрытая угроза. Ну уж нет, он еще не знает, с кем столкнулся. Не знает, что она никому не позволит себя запугать.
Девушка выпрямилась в струну, словно желая стать чуточку выше, и ее глаза опасно сверкнули.
- Или что? Меня тоже арестуете? – дерзко спросила она.
- Идите домой, фрекен, - ответил жандарм довольно спокойно, хотя было видно, что этот ровный тон дался ему с трудом.
Что ж, его спокойствие делало ему честь. Но это вовсе не значило, что Келда позволит ему победить.
- Я никуда не пойду. Вы же видите: этот человек серьезно ранен, ему нужна помощь. Неужели вы не понимаете, что он сейчас просто не в состоянии идти за вами? Да ведь он просто упадет без чувств и умрет!
Лицо жандарма оставалось каменным и надменным.
- Если он умрет, это будет достойная плата за жизнь бедного юноши, которого он убил.
- Я вижу, что вы бессердечный человек, - холодно заметила Келда, отчего-то желая разозлить его. – И все же вы не стальной. Вы просто жалок! Вы из тех, кому нравится слушать, как другие умоляют его, на коленях просят о пощаде? Так вот, знайте, что от меня вы этого не дождетесь, потому что я не собираюсь унижаться. Роальд Абель живым дойдет до вашего жалкого участка. Я его доведу, я вам ручаюсь. Он не умрет. Вам назло!
Жандарм заскрежетал зубами, но ничего не стал отвечать.
- Следуйте за мной, - бросил он, махнув Келде рукой, и широким шагом направился к участку.
- Идем. – Келда снова закинула руку Роальда к себе за спину и почувствовала на себе тяжесть его тела: он еще сильнее ослаб. – Идем же! Собери все свои силы.
С трудом и шумом втянув носом холодный влажный воздух, Роальд не удержался и тихо простонал. Потом еще сильнее зажал свою рану и пошел. Из последних сил пошел.
- Зачем ты это делаешь? – шепотом спросил он. – Надо было тебе уходить домой, когда я сказал.
- Тихо! – строго велела Келда. – Молчи.

***

А тем временем Ребекка, выпрямившись, сидела на стуле возле входной двери, и губы ее дрожали. Рядом Эидис гладила ее по плечу.
- Ну-ну… Не волнуйтесь так, фрекен Абель. Роальд уже вот-вот вернется, я уверена.
Про себя она вздохнула.
Да, Роальд Абель куда-то пропал, стоило ему выйти за порог.
И Келда пропала.
И Хэвард, с тех пор как ушел вместе с Ойвиндом, не возвращался.

***

Старший из троих жандармов, высокий и сухопарый седой старик, оказался гораздо благородней и приятней, чем его подчиненный. Во всяком случае, он сжалился, когда увидел, в каком состоянии привели арестованного, и немедленно вызвал местного фельдшера, который жил в соседнем здании. Около получаса этот фельдшер возился с Роальдом, пока Келда у входа спорила с первым жандармом, прогоняющим ее домой, не забывая время от времени нападать и на младшего из них – бледного юношу, который растерянно хлопал глазами. Через некоторое время после того, как лекарь ушел, Роальд уже не так сильно стал походить на живого мертвеца. У него, по крайней мере, снова глаза прояснились.
Вот тут-то первый жандарм и посадил Абеля в камеру предварительного заключения.
- Мне нужно поговорить с ним, - заявила Келда.
Ее наделили свирепым взглядом.
- Прекрати это, Анандр! – старший тяжело опустил руку на плечо первого жандарма. – Пропусти девушку.
Недовольно ворча и сопровождая Келду подозрительным взглядом, тот, кого называли Анандром, так и не успев запереть дверь камеры на ключ, посторонился. Келда вошла в темное и тесное помещение, и дверь за ней закрылась, громко хлопнув. Она успела услышать, как жандарм велел самому юному сторожить арестованного и «эту фрекен».
Роальд сидел на низкой и узкой кушетке, прислонившись спиной к шершавой стене. Он все еще тяжело дышал и был очень слаб, но когда Келда подошла чуть ближе, вздрогнул и поднял на нее глаза. Не обращая на это внимания, девушка решительно подошла еще ближе и села рядом с Роальдом, опустив плечи и тяжело вздохнув. Она надеялась выпустить хоть десятую долю скопившегося напряжения и страха, но – не вышло.
Боже, как же она устала от всего этого! И ведь толком не понять, что происходит…
- Ну, и зачем тебе понадобилось нападать на доктора Томаса? – чуть ли не с отчаянием в голосе спросила Келда. – Зачем? Какой же ты дурак!
Он молчал.
- Так значит, это ты убил Инглинга… - почти не слыша себя, сказала она и вдруг, осознав сказанное, поежилась и, искоса глянув на Роальда, с опаской отодвинулась от него.
Вот он. Убийца. Трудно верить. Страшно верить…
- Боишься меня? – спросил он.
- Да.
Это был честный ответ, но ни на что, кроме прямоты, Келда в таком состоянии была не способна.
Роальд горько усмехнулся.
- Не нужно меня бояться. Зачем? Скоро я предстану перед судом… Суд пройдет быстро, ведь я признаю свою вину. Да, суд будет быстрым, и меня очень скоро казнят, как любого другого преступника. Зачем же меня бояться?
- Я боюсь не того, что ты можешь причинить кому-либо вред, - сказала Келда. – Я боюсь тебя, потому что ты говоришь о страшных вещах.
- О том, что я говорил… Там, можешь спокойно забыть. – Голос Роальда заметно дрогнул. Он покачал головой и вздохнул. – Я незаконнорожденный. Я не человек – пустое место. Никто никогда не поверит моим словам, особенно теперь. С какой стати? Да никто и не должен мне верить.
Келда непроизвольно положила руку ему на плечо.
- Но я верю тебе, Роальд, - сказала она. – Я боюсь тебя… Но все-таки я тебе верю, хоть сама не знаю, почему. И от этого боюсь еще больше.
Роальд вскинул голову, в синих глазах заблестело удивление.
- Ты мне веришь? – тихо и даже опасливо спросил он.
Чувствуя, что голос совсем пропал, Келда просто кивнула. Странно – Абель смотрел ей в глаза с благодарностью, но выдержать этот взгляд было очень нелегко – слишком много тоски, и девушка стала упорно смотреть в одну точку на двери, убрав руку с его плеча и разминая ею озябшие пальцы другой своей руки.
- Мне кажется, что я сошла с ума.
- Вовсе нет.
- А со мной – и весь мир.
- А вот это вполне возможно. Может быть, мир давно уже сошел с ума, а мы все стараемся к нему приспособиться и казаться при этом нормальными?
Говоря так, он достал что-то из кармана брюк. Что-то очень маленькое.
- Возьми это, - негромко сказал он затем, протягивая Келде серебряную брошь овальной формы, в центре которой красовалась гладкая белая жемчужина.
Удивленная Келда подняла брови.
- Эту вещь мне подарил мой отец, когда я был маленьким. Это наша, можно сказать, семейная реликвия. Возьми. Она очень много значит для меня, и я хотел бы, чтобы ты ее сберегла. Будет очень печально, если она достанется палачу или червям. Я так думаю…
Келда приняла из его рук маленькую брошь, понимая, что вместе с ней принимает на свои плечи и большую ответственность. Ведь это же почти тоже самое, что взять под свою опеку целую жизнь…
- Я ее сберегу, - пообещала она.
- Спасибо. Больше мне ничего и не требуется.
И Роальд на мгновение сжал в своей ладони ее пальцы.
В камеру вошел юный жандарм. Стараясь напустить на себя как можно более строгий вид, паренек с видимым усердием подтягивал вниз свой китель и задирал подбородок, смешно шевеля тоненькими, только недавно пробившимися усиками.
- Вы закончили, фрекен? – важно осведомился юноша.
- Да, спасибо, - с натянутой улыбкой ответила Келда, встала и кивнула Роальду. – До свидания.
- Прощай, - очень тихо произнес заключенный и внезапно на мгновение прижался губами к ее холодной ладони.
Келда, не привыкшая к такому обращению, стушевалась и быстро вышла из камеры. Жандарм запер дверь.

***

На крыльце раздались чьи-то шаги, и Ребекка, веки у которой смыкались от безжалостного сна, вздрогнула на своем ночном посту. Шаги…
Роальд!
Но это был не он. Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда бедная пожилая женщина поднялась на ноги, и прямо перед Ребеккой в свете ночника появился запыхавшийся Хэвард Халворсен в очень запылённой одежде. При виде фрекен Абель молодой человек удивленно моргнул и поднял брови, однако не забыл плотно закрыть за собой дверь.
- Вы не спите? Но ведь час уже поздний и…
Он замолчал, не договорив: в горле застрял комок. Ребекка Абель смотрела на него заплаканными, покрасневшими глазами, под которыми пролегли темные мешки, ее лицо было бледным, измученным и постаревшим.
- Его нет, герр Хэвард, - сбивчиво начала Ребекка, заламывая дрожащие руки. – Моего Роальда… Его нет. Он ушел и… до сих пор не вернулся.
Ее губы дрогнули, она вдруг зажмурилась и разрыдалась, закрыв лицо руками.
- Погодите, фрекен Абель, - растеряно сказал Хэвард. – Постойте, сядьте-ка пока… Что именно произошло?
- Хэвард!
Эидис поспешно спустилась по ступеням со второго этажа с обеспокоенным видом. За ней спешил Фолки, еще более хмурый, чем обычно.
- Хэвард, почему так поздно? – то ли с волнением, то ли с негодованием спросил он требовательно. – Где Келда? Что, черт возьми, происходит?
- Боже, что за сумасшедшая ночь… - прошептала Ребекка.
Эидис и Фолки выжидающе встали прямо перед Хэвардом, который так ничего и не смог понять.
- Что происходит? – повторил свой вопрос Фолки.
- Подожди, пап, дай разобраться! Келда… Я ее, как под вечер ушел, вообще не видел! Ее со мной нет, я думал, что она давно уже спит в своей кровати! А Роальд… Его тоже нет, так? Проклятие, я сам знаю не больше вас! Я пришел после плодотворной беседы с Ойвиндом, чтобы сесть и спокойно во всем разобраться, а тут вы меня встречаете с подобными заявлениями. Погодите-ка, я вообще ничего не понимаю…
- Так, - трезво начал Фолки. – Спокойно. Нужно действительно сесть и подумать. Нам всем.
- Подумать? – перебила Эидис. – Ты в своем уме, Фолки? Как можно спокойно думать, когда у нас дома бог знает что творится?
Качая головой, она отправилась на кухню, но тут же вернулась оттуда со стаканом чистой воды, который подала Ребекке.
- Выпейте, моя милая. Выпейте. Вам нужно прийти в себя.
Фрекен Абель приняла стакан, но даже не прикоснулась к нему губами. Только безвольно опустила его себе на колени, держа одной рукой, и уронила туда крупную слезу.
- Роальд! – простонала она, прикусив губу и сотрясаясь от рвущихся наружу рыданий.
- Надо что-то предпринять, надо, надо… - твердила Эидис. – Фолки, сделай что-нибудь!
- Что?
- Мы должны их найти!
- Но нет ничего глупее, чем бегать ночью по всей деревне и звать их по именам, мама, - возразил Хэвард.
- Тогда придумай какой-нибудь другой план! Твоя сестра…
- Тише! – Хэвард напряженно прислушался. Его чуткое ухо различило знакомую поступь. – Моя сестра, кажется, вернулась.
И действительно, через пару мгновений в дверь постучали. Хэвард, стоявший ближе всех к выходу, отпер, и перед собравшимися в сумрачном коридоре предстала продрогшая Келда, взлохмаченная, взволнованная и мрачная. Ничего не говоря, она прошла в дом мимо брата, родителей и Ребекки.
Остановилась.
Развернулась к ним лицом с пустыми глазами.
- Келда! – Хэвард громко щелкнул пальцами. – Келда, очнись! Что приключилось?
Девушка пристально посмотрела на Ребекку. Прокашлялась.
- Роальд… - начала она.
Ребекка вскочила, расплескав по полу и своей юбке половину воды из стакана. Ее глаза заблестели от надежды и страха одновременно.
- Что с ним? Милая моя, ты знаешь, что с ним? Где он?
Келда сделала глубокий вдох, прежде чем наносить бедной женщине удар в сердце.
- Он ранен.
Ребекка громко вскрикнула и закрыла лицо руками, выронив стакан. Он упал на пол с глухим стуком. Ноги женщины подкосились, и Хэвард, поддержав несчастную за плечи, помог ей опуститься обратно на стул.
- Он ранен и находится под арестом в деревенском участке.
- Нет!
- Он арестован? – изумленно воскликнул Фолки. – За что?
- За убийство Инглинга Сорбо, - просто ответила девушка.
- Нет, нет, нет… - без умолку твердила Ребекка. – Только не это! Я ведь говорила ему, я ведь его просила, умоляла… Не ходить к фьорду, больше никогда.
- Мне нужен Ойвинд, - решительно заявила Келда. – Хэвард, слышишь? Мне нужен Ойвинд! Где он?
- Успокойся, Келда, Ойвинд у герра Нансена. Зачем он тебе?
- В этой деревне нет ни одного адвоката! А Ойвинд сможет защитить герра Абеля перед судом, понимаешь? – Она опустила плечи и задумалась. – Хотя с другой стороны… Какой адвокат тут может помочь, если он сам признает свою вину? Что тут еще доказывать и опровергать?
Эидис, находясь под впечатлением от страшной тайны Роальда, за которым она ухаживала во время болезни, прислонилась к стене. Фолки мерил шагами комнату. Ребекка плакала, откинувшись на спинку стула.
- Он не мог. Он сам не понимал, что признавал, - бормотала она.
- Я не знаю, Келда, - устало проговорил Хэвард. – Но я отведу тебя к Ойвинду утром. А сейчас тебе нужно отдохнуть.
- Мне не нужен отдых, Хэвард! – раздраженно воскликнула Келда и оттолкнула протянутую руку брата.
Его нисколько не удивил ее резкий тон, хотя подобное с ней случалось очень редко.
- Вот видишь, ты перенервничала. Тем более, тебе нужен отдых.
Спокойный голос брата подействовал, как лекарство.
- Да, верно. Ты отведешь меня к этому герру Нансену утром?
- Конечно. Я же пообещал. Иди спать.

***

Роальда разбудил лязг ключей и дверного замка. Скрипнули дверные петли, и полоска света, постепенно расширяясь, скользнула в темную камеру. Он сел на своей кушетке, которая была настолько короткой, что ноги его свисали почти до пола, и, щурясь с непривычки, посмотрел на людей, стоящих на пороге.
Один из них был жандармом, узнать его не составляло большого труда, ведь это он (Роальд хорошо это помнил) встретился им с Келдой и Томасом на темной улице. А вот второй…
Его Роальд никогда прежде не видел.
Держа в руке фонарь, человек поблагодарил жандарма, открывшего дверь темницы, и тот запер их. Нежданный гость приблизился к заключенному, подняв фонарь до уровня лица, и Роальд смог довольно хорошо его разглядеть.
Молодой человек. Примерно одного с ним возраста или на пару лет старше.
У него было вытянутое лицо с орлиным носом, густыми бровями, и решительными линиями рта и скул. Светлые волосы падали на лоб, а глаза… глаза были глубокими, глубже Роальд за всю жизнь не видел. Они смотрели холодно и кололись, будто тысячи мелких шипов. Может быть, из-за этого взгляда глаза человека казались старше, чем он сам… Может быть, из-за того также, что в уголках этих глаз начали образовываться уже первые мелкие морщинки, и глубокая тень залегла в них.
Это было очень мрачное лицо. Но красивое. Устрашающе красивое.
На нем лежала печать страданий и безумия, печать одинокой, ни с кем не разделенной жизни, печать отчаяния и гнева… Да, глаза казались старше. Но в глубине их, за внешней пеленой боли, скрывался ребенок – ранимый маленький ребенок, которого бросили родители.
Которого все бросили.
И почему-то Роальд был почти уверен в том, что перед ним не кто иной, как…
- Торстеин Норсенг, - представился гость.
В его голосе была скрытая сила, которая заставляла уважать его обладателя, но вместе с тем и жалеть. Этот голос будто выдавал собой все, что убивало человека изнутри.
- Я слышал о вас, - сказал Роальд, пытаясь улыбнуться. – Очень рад познакомиться с вами, но, к сожалению, мне довольно тяжело подняться и пожать вам руку…
- Не стоит тратить на это силы, - резко и недоброжелательно процедил Торстеин. – Я не отвечу на твое рукопожатие.
Он явно не желал скрывать свою враждебность.
Но Роальд не будет отвечать ему тем же. Странно, но после всего, что случилось этой ночью, после того, как он посмотрел в глаза Томасу Сорбо и заявил ему о свершении своей мести, душа Роальда успокоилась, и он больше не чувствовал ненависти и гнева. И не хотел вспоминать о них. Даже об отце думалось совершенно спокойно, и не ворочалось ничего в груди, не хотелось ничего ему доказывать…
Он промолчал, спокойно глядя в ледяные глаза.
- Я пришел с одной целью, - проговорил Торстеин. – Сказать тебе всего несколько слов: только попробуй причинить вред доктору Томасу – и я найду тебя даже на том свете после того, как тебя повесят.
Он тяжело дышал, но заключенный оставался невозмутим.
- Это все? – негромко спросил он.
Глаза Норсенга, скрытые тенью, опасно сверкнули.
- Нет, не все! – воскликнул Торстеин.
В следующее мгновение он шагнул вперед и дважды ударил Роальда по лицу. Изо всех сил, а сил у Норсенга, ого, как хватало, да еще с каким избытком! Роальду ничего не оставалось, как просто сплюнуть кровь изо рта на пол и вновь посмотреть на своего посетителя.
Торстеин трясся от гнева.
- Это тебе за Инглинга, сволочь, - с трудом выдавил он. – Жаль, что на большее у меня нет прав, но утешаю себя тем, что скоро, убийца, тебя казнят.
Он развернулся и в три шага оказался у двери. Жандарм, стоящий снаружи, уже наполовину открыл дверь, когда Роальд окликнул Норсенга и сказал ему напоследок:
- А я утешаю себя надеждой, что очень скоро ты поймешь: на самом деле мы с тобой ближе, чем ты думаешь, Стеин.
Норсенг так и не повернулся и молча вышел. Но будь сам Роальд трижды проклят, если Торстеин не услышал каждое слово!
Он услышал.

***

А на утро, когда было ещё совсем рано, к Роальду явился новый посетитель – на этот раз это был добрый «викинг» в своем деловом костюме, то есть Ойвинд Хёугли. Сперва он несколько минут, стоя перед заключенным, весьма высокопарно ругал жандармов, обзывая их корыстолюбивыми и безжалостными ослами, которым неведомо, что значит честь и долг, и сотрясал своим увесистым кулаком в воздухе. Потом, наконец, перешел к делу и сообщил Роальду, что намерен защищать его перед судом и смягчить приговор.
Вид у парня при этом был воодушевленный, настроение угадывалось боевое, душа была, как сам он выразился, «преисполнена жаждой свершить доброе дело и очистить и без того чистую вашу личность от злой и подлой клеветы!»
Хотя, по правде говоря, никакой клеветы тут и в помине не было.
И как же потухли горящие глаза юриста, когда Роальд ровным голосом ответил ему:
- Благодарю вас, Ойвинд, но мне не нужна ваша помощь. Я не нуждаюсь в защите адвоката. Все, чего я хочу – это чтобы судебные разбирательства закончились как можно быстрее. Меня ведь все равно казнят, и я это наказание заслужил. Так какого черта мы будем тянуть и сопротивляться, когда лучше принять смерть честно и без мучений?
Хёугли озадаченно почесал затылок и тяжело вздохнул.
- Хм… Келда и Хэвард предупреждали меня, что вы будете отказываться. Но все-таки… подумайте! Подумайте о вашей няне.
- Зачем причинять моей няне лишнюю боль, давая ей ложную надежду? Не надо, Ойвинд. Не надо заставлять ее лишний раз переживать, чтобы потом разочароваться. Вы лучше подготовьте ее к тому, что скоро меня не станет.
- Но…
- Я не буду оправдываться перед судом, - твердо произнес Роальд. И внезапно ему стало неимоверно легко. Знать бы: это он отпустил отца, или отец – его? – Я не буду оправдываться. Мне не нужна защита. Прошу вас оставить меня одного.
Растерянный и расстроенный Ойвинд пожал плечами и удалился.

***

Примерно в это же время к таверне герра Андерсена подъехала маленькая повозка, запряженная одной лошадью. В повозке сидела скромно, но по-городскому одетая молодая женщина, которая тут же окинула оценивающим взглядом все, что ее окружало: уютное здание, узкую улицу, людей, проходящих мимо, и поджала губы.
- Благодарю вас. – Она заплатила извозчику и вышла, прижимая к груди черный кожаный портфель, который больше походил на мужской, нежели на дамский.
На окне таверны, которое темнело возле двери, по ту сторону стекла висела надпись «ЗАКРЫТО».
Женщина позвонила в дверной колокольчик, подождала несколько мгновений… Открыла ей хозяйка – надо полагать, жена герра Андерсена.
- Доброе утро, сударыня.
- Доброе утро, фрекен, мы пока закрыты и не обслуживаем посетителей, а все наши комнаты, к сожалению, пока заняты… Но если вы пришли к кому-то из наших постояльцев…
- Я хотела бы увидеть герра Греджерса Фробениуса, если он здесь.
- О, да, конечно! Герр Фробениус только что встал и умылся. Сейчас он завтракает. Проходите, фрекен, проходите! Сейчас я вас провожу…
Старый Греджерс был необычайно рад увидеть свою ученицу, которая только что прибыла из Гамвика. Позабыв о завтраке, он встал из-за стола и хлопнул в ладоши, громко смеясь.
- Эхе-хей! А вот и Бринхилд! Ну что, моя хорошая, обнаружила еще что-нибудь?
- Обнаружила, герр Греджерс, - улыбаясь, похвасталась девушка и протянула вперед руки, в которых сжимала свой портфель. – Вот!
Детектив хмыкнул и, почесывая свой щетинистый подбородок, стал внимательно изучать сей внушительный предмет, не дотрагиваясь до него руками. Оценивающий взгляд Греджерса пробежался по передней и боковым сторонам портфеля, старик нахмурился и несколько раз цокнул языком, прежде чем принять из рук своей ученицы ее трофей.
- Так… И что это? Объясни-ка…
- Здесь находятся все бумаги, касающиеся особняка: кто его построил, кто его купил, перекупил, кто когда-либо владел им. – Видя, что глаза Фробениуса округлились, Бринхилд рассмеялась. – Вы не волнуйтесь, герр Греджерс: не так уж там и много бумаг. Большую часть времени наш домик передавался по наследству, так что… взгляните вы сами. Думаю, вам будет интересно. Особенно обратите внимание на юриста, который оформлял все последние документы.
- Ага, значит, ты уже о чем-то догадалась, Бринхилд! – хитро прищурился Фробениус. – Что ж, старый Греджерс не позволит себе от тебя отставать!
- На этот раз вы неправы, хоть это бывает и крайне редко. Я ни о чем не догадалась, но думаю, что вы сможете. А мне мало о чем говорят эти листки. Однако все равно: в некоторых из них, несомненно, кроется разгадка.
- Ну, ладно. Скажи только: тяжелую ли битву тебе пришлось выстоять, чтобы завоевать эту стопочку бумаги?
- Нелегкую, - с довольным видом улыбнулась Бринхилд. – Документы-то все старые. Сколько ж мне пришлось в архивах порыться, прежде чем их отыскать! Да и женщина там мне попалась… Честно говоря, просто сварливая старуха! Никак не соглашалась выдать мне выписку. Пришлось пустить в ход все свое красноречие. – Она усмехнулась. – Благо, пожилые женщины быстро переходят от состояния сварливых к сердобольным и жалостливым!
Греджерс громко хлопнул в ладоши.
- Ах ты моя сообразительная! Молодец! Хотя насчет сварливой старухи – это слишком. Ну, да ладно, что я тебя воспитывать, что ли, буду? Ты хорошо поработала. Дальше куда?
- Погуляю по этой деревеньке, полюбуюсь на здешнюю природу, а вечером в Мехамн, пожалуй, поеду. Вам ведь пока не нужна моя помощь?
- Поезжай, конечно. Только перед отъездом на всякий случай загляни ко мне – расскажу о своих догадках
- Заметано, - быстро согласилась Бринхилд и, распрощавшись с фру Андерсен, покинула таверну.
Греджерс сел за стол, потянулся, зевнул, приготовившись к работе, и открыл портфель. Внутри оказалась небольшая стопка пожелтевших листов – все это были юридические документы, недавно попавшие в архив Гамвика. Все. Кроме тонкой тетради, которая каким-то образом затесалась среди прочих бумаг, и новенького конверта, который казался ослепительно белым. На сильно помятой обложке тетради было написано: «Дневник Мортена Северуда».
- Хм… Что же он тут делает, интересно узнать, - говорил Греджерс сам с собой. – Может, Бринхилд нечаянно его сюда положила, может, это какой-нибудь ее дальний родственник… Она мне ничего не говорила, про дневник.
Он так и думал, пока не начал перебирать бумаги и не наткнулся на короткую записку от Бринхилд: «Тетрадь и то, что в конверте, я нашла в доме у человека, который давно умер, его имя написано на дневнике».
- Ааа… Вот оно что… Значит, это важно! – Фробениус поднял палец. – Посмотрим, посмотрим… Но сначала надо взглянуть на бумаги.
Документы, датированные самыми ранними годами, не предоставили детективу никакой интересной информации. Из них можно было узнать лишь о том, что много лет назад некий богатый купец из влиятельного семейства Нильсонов выкупил дом у первоначального владельца – герра Сольдестада, и затем долгое время особняк передавался по наследству, пока наконец…
Стоп! Вот он – стоящий внимания документ!
Внизу стояло имя юриста – Мортен Северуд.
- Так-так-так… - Греджерс поерзал на стуле и сильнее оперся локтями на стол. – С этого места повнимательнее…
1838 год.
Акт передачи собственности на дом и прилегающий к нему участок от Кайла Нильсона, не имеющего наследника, его близкому другу, некому Верманду Якобсу.
И далее. Следующий документ… Последний.
Так скоро?
1842 год.
Смерть Верманда Якобса. Все права наследования в связи с этим мрачным и печальным событием переходят к его единственному сыну Эрику Якобсу. Подпись та же.
- Ну и что, Бринхилд? – спросил Греджерс, в недоумении разводя руками. – Вот и все документы, я прочитал. Два из них составил этот Северуд – а что дальше-то?
Тут детектив вспомнил про тетрадь. Вообще-то у него не было привычки рыться в чужих дневниках, но тут дело такое… Очень важное и интересное. Да и к тому же, ведь обладателю дневника уже все равно, кто там будет копаться в его записях, пусть даже отражающих самые сокровенные мысли. Он ведь уже умер, как предусмотрительно сообщила Греджерсу Бринхилд.
В общем, Фробениус открыл дневник и быстро пролистал первые несколько страниц, в которых описывалась молодость Северуда. Ух, как это было давно! Раньше, чем были подписаны те два документа, так что Греджерса эти записи не заинтересовали. Но вот совсем другое дело…
Если те, первые заметки были явно написаны пером и чернилами, то здесь, по всем признакам, писали уже авторучкой. Да и правильно: год-то стоял уже 1869.
Ишь, какой скачок!
Подтянув повыше свои очки, Греджерс начал внимательно вчитываться в каждое слово, водя пальцем по ветхим страницам.
И вот что, собственно, он прочитал:
«Давно не брался я за этот дневник, очень давно. Но теперь должен вернуться к нему, потому что болезнь все наступает, смерть моя близка, но на душе осталось еще то, о чем я не рассказывал никому. То, о чем я теперь сожалею, потому как, похоже, дело мое обернулось злом.
В 1838 году мой друг Кайл Нильсон объявил мне, что умирает от редкой болезни, он не сказал названия, сказал только, что врачи такой болезни не знают и объяснить ее ничем не могут. У Кайла не было наследника и он, как мне казалось, не подумав, решил передать свой дом какому-то неизвестному человеку, который жил где-то на севере нашей страны, в маленькой деревне возле берега океана. Он даже не сказал, как его звали: не хотел, чтобы о его неожиданном богатстве узнали завистливые люди, недоброжелатели, которые, должно быть, были у него в деревне, а может, и в самом Гамвике. Так или иначе, человек этот решил скрыть свою личность и мой друг Кайл убедил меня оформить дом на имя несуществующего Верманда Якобса. Я был глуп. Я согласился. Хотел помочь умирающему товарищу.
Я очень скоро позабыл о том, что совершил, но четыре года спустя ко мне явились двое мужчин. Одному из них было лет сорок, другой же был моложе лет на пятнадцать. Они сообщили мне о смерти «Верманда». Тот, старший, представился как «Эрик, сын Верманда Якобса», но не знаю: наверное, это тоже было выдуманное имя. Чтобы подтвердить свое заявление, он показал мне три одинаковых маленьких вещицы, которые некогда принадлежали Кайлу и которые Кайл подарил своим Якобсам. Я человек очень несведущий в делах, касающихся различных безделушек, поэтому даже не знаю точно, как они называются. Одну эту безделушку этот Эрик отдал мне, как благодарность за помощь. Я оформил бумаги на него. Опять же, в память о Кайле, да и Верманд казался мне человеком достойным…
В последствие я узнал, что в доме почти не бывали ни первый Якобс, ни второй. Они приезжали в город обычно по ночам, не показывались на людях и очень скоро уезжали, не проходило и недели. Потом Эрик стал, видимо, кого-то брать с собой, возможно, того, с кем приехал ко мне в первый раз, потому что в народе говорили: «Их теперь стало двое. Теперь два человека приезжают в темный особняк».
Да, так называли дом Кайла. «Темный особняк». Некогда роскошный, гостеприимный, похожий на дворец, этот дом теперь стал собирать вокруг себя темное, туманное облако страшных слухов. Поговаривали, что после смерти Нильсона, он стал проклят…
Не нравится мне этот Эрик Якобс. Ох, не нравится!
В конце 1857 года я заметил, что приезжать снова стал только один. Может, Эрик умер, а новый владелец не желает прибегать к моим услугам? Не знаю. Никто не имел права вторгаться в дом и подстерегать таинственного хозяина, ведь по бумагам все было правильно.
И это благодаря мне!
Боже, во что я вляпался!
Да никто и не хотел связываться с Якобсами. Их жутко боялись непонятно почему.
Не знаю, что будет дальше… Не знаю. Мне легко умирать, потому что я хочу поскорее уйти от всей этой истории.
Ах да, та самая вещица… Я кладу ее в комод. Там, в верхнем ящике, есть потайная выемка. Там будет лежать подарок Якобса. Нет, подарок Кайла! По праву она принадлежала ему, да ведь и ради него я все это затеял…
Теперь все».
Греджерс закончил читать и откинулся на спинку стула. Мдааа… Чем дальше, тем запутанней, тем сложнее, тем глубже в прошлое. Вон, аж до тридцать восьмого года добрался!
- Боже, боже, боже… - пробурчал себе под нос Греджерс.
Все в голове перепуталось, перемешалось. Настоящий сыр-бор! И даже сосредоточиться совсем не получается: наверное, годы берут свое. Да только… черт возьми, ничего они не возьмут! Не в возрасте дело, не в возрасте… А просто он, Греджерс Фробениус, в полной растерянности и от этого нервничать начинает. Вот оно – раздражение – верх над ним берет. Что там говорил по этому поводу тот молодой экономист, Хэвард Халворсен? Про то, что когда задачка не хочет решаться…
Так-так-так! Внимание!
Хэвард Халворсен? Ойвинд Хёугли?
Что же они там такое говорили про своего Ари Сорбо?
Еще пара мгновений – и старый детектив вскочил на ноги, громко хлопнув себя по лбу.
Он понял.
Осталось только узнать, что за безделушка лежит в конверте. Греджерс уже протянул к нему руку, но в этот момент в таверну вошел хозяин с серьезным и мрачным лицом.
Герр Андерсен всегда очень рано вставал и отправлялся за хлебом да и по иным своим важным делам еще до завтрака.
- Убийцу юного Инглинга нашли, - сообщил он жене и Фробениусу, и фру Андерсен вскрикнула. – Завтра судить будут. В полдень.

***

Кай вышел из здания школы и улыбнулся прекрасному погожему дню, который смотрел на него своим огромным сияющим глазом под названием солнце. Глаза слезились, но это ничего! Главное, что сегодня он наполучал кучу хороших оценок и теперь идет домой, чтобы обрадовать деда и вернувшегося пораньше срока отца.
Ничто не обещало испортить мальчишке настроение, и он весело насвистывал себе под нос какую-то уж больно приставучую к языку мелодию, когда внезапно до него донеслось слово «суд».
Не будь той страшной ночной встречи на прошлой неделе, он бы не вздрогнул так. Однако…
Кай огляделся, и понял, что слово это произнес директор школы, который стоял чуть в стороне от тропинки и разговаривал с фрекен Халворсен, учительницей музыки.
- Суд, говорите вы? – услышал Кай, когда незаметно приблизился. – И кто же обвиняется в этом гнусном преступлении?
- Вы не знаете его, директор, - ответила фрекен Халворсен. – Он… нездешний.
- Ах, вот как… - понятливо протянул директор. – Что ж, ясно. Признаться, это лучше, чем если бы убийцей оказался кто-то из тех, с кем я приветливо здороваюсь каждое утро. Вы представляете, если бы было так?
Девушка не ответила.
- Я так понимаю, что вы хотите попасть на этот суд, так? И поэтому отпрашиваетесь на завтрашний день? – спросил директор.
Учительница кивнула.
- Не просто хочу – я обязана туда прийти, потому что являюсь свидетелем того, как обвиняемый… эээ… напал на доктора Сорбо.
- На доктора Сор… ?! – от возмущения директор даже не смог договорить. – Да как же… как… Да как этот негодяй посмел! После убийства внука – еще и… Надеюсь, ваши показания, фрекен, внесут ясность, и преступника накажут по заслугам!
Фрекен Халворсен почему-то опустила глаза и отвела их в сторону. Вид у нее был смущенный.
- Я… - начала она.
- Ну, да ладно, - сжалился директор. – Идите домой. И можете считать, что завтра у вас выходной.
- Спасибо, директор.
Девушка быстрым шагом направилась к дому, где, как многие в деревне знали, жил Фолки Халворсен со своей семьей. Кай бросился следом за ней.
- Фрекен Келда! Постойте, фрекен Келда!
Она обернулась.
- Ты что-то хотел спросить, Кай?
- Скажите: кого завтра будут судить? Не того ли человека, который несколько дней жил в вашем доме и был ранен?
Учительница выглядела, мягко говоря, удивленной.
- Откуда ты знаешь?
Кай понял: его.
- Где и во сколько завтра начнется заседание? – спросил он, тяжело дыша.
- Зачем тебе знать? – Девушка выглядела печальной. – Я не понимаю тех, кто приходит на подобные собрания из любопытства. Ведь для них это забава, а для кого-то… Кай, ты понимаешь, что того, кого будут судить, скорее всего, лишат жизни? Ты это хочешь увидеть?
- Нет, фрекен Келда, - твердо ответил мальчик. – Я хочу его спасти. И тогда никому не придется смотреть, как его повесят.
Он так и не понял, восприняла ли учительница его слова всерьез, да только она тепло ему улыбнулась и сказала:
- Завтра в полдень, посреди поля у западной окраины деревни.

***

Спрятавшись за толстым стволом раскидистой сосны, которая одиноко возвышалась над маленьким школьным двориком, Стеин наблюдал за тем, как ученики, один за другим, кто поодиночке, а кто небольшими группами, выходили из здания. День был солнечный, а потому дети выглядели бодрыми и веселыми и, казалось, совсем не задумывались ни о каких своих проблемах. Даже те, кто был постарше…
Хотя с чего бы им?
У них ведь нет никаких серьезных трудностей.
Стеин тоже был таким, когда двадцать лет назад в последний раз выходил из школы в сопровождении Кэйи и их отца. Тоже радовался жизни.
Тогда было чему радоваться.
Теперь он, взрослый мужчина, стоял здесь, спрятавшись за деревом, чтобы сильно не привлекать к себе внимания детишек, и ждал. Он ждал Болдра, сминая и разминая в своих руках маленький листок бумаги.
А юность, энергия, счастье и жажда созидать и преображать проходили мимо него, всего в нескольких метрах, по усыпанной гравием дорожке…
Он видел, как из здания школы вышла Келда в сопровождении какого-то пожилого мужчины в очках (наверное, директора). Какое-то время они стояли неподалеку от него и от сосны и разговаривали о суде Роальда Абеля. Да, Стеин тоже желал, чтобы ему досталось по заслугам! И завтра он обязательно явится на суд. Обязательно!
Чтобы услышать, как будет оглашен смертный приговор, и увидеть, как этот приговор будет приведет в исполнение.
Потом Келда скрылась в толпе ребят, и Стеин перестал наблюдать за ней.
Он ждал Болдра.
Его племянник вышел минут через пять после Келды. Слава богу, Андора не было видно поблизости. Мальчик держался руками за лямки своего новенького портфеля, который подпрыгивал за спиной при каждом его шаге, и выглядел таким же счастливым и беззаботным, как и его товарищи по учебе.
Когда мальчик проходил мимо сосны, Норсенг тихо окликнул его:
- Эй, Болдр! Иди-ка сюда, парень!
Понятливый Болдр не стал на этот раз радостно кричать «дядя Стеин». Он молча подошел и встал под раскидистой зеленой кроной.
- Привет, дядя. Как твои дела?
- Отлично. А как твоя учеба?
- Папа меня хвалит. И Келда тоже. И фру Петтерсен…
- Умница! Твой папа еще в школе?
- Да, он сегодня задержится немного, а что?
Болдр выглядел заинтересованным, и его наивные детские глаза блестели.
- Сделаешь для меня одно дело? – шепотом спросил Стеин.
Мальчик усиленно закивал, и Норсенг протянул ему помятую записку. Взял маленькую ладонь племянника в свою и вложил клочок бумаги в детские пальцы.
- Передашь маме, хорошо? – чуть ли не умоляя попросил Стеин.
- Хорошо, - отозвался мальчик.
- Спасибо. А теперь беги домой.
И Болдр убежал, на прощание помахав рукой. А Торстеин огляделся вокруг, задержав внимание на выходе из школы.
Андора нет.
Ну и хорошо.
Будет лучше, если он не узнает.
Покидая свое зеленое убежище и направляясь домой, Стеин невесело усмехался: он просто представил себе, как возмутился бы Андор, попади ему в руки эта самая записка.
Кэйа, ты должна пойти со мной к фьорду этим вечером. Мама опять говорила со мной. Она ждет тебя. Стеин.
Норсенг шел и ухмылялся, видя перед собой разгневанное лицо Халворсена.

***

Несколько часов спустя Стеин будет в гневе метаться по своей комнате, бить кулаками по стенам, укорять сестру, звать мать, кричать, рычать, стонать и скрежетать зубами.
Это будет уже после того, как Болдр принесет ему ответную записку, в которой будет сказано:
«Нет, Стеин. Я долго думала и решила, что мне нельзя ходить к фьорду. Слишком велик будет соблазн остаться. Да и ты, если я соглашусь хоть один раз, больше не будешь давать мне покоя. Иди один. Скажи маме, что я буду ждать ее Здесь. Кэйа».
_________________

Вечер добрый Леночка
Итак начну по порядку:
во-первых не могу осудить ,доктора что он не стал помогать Роальду ,учитывая что тот убил его внука,можно сказать последнего дорогого человека,то спасать его это было слишком благородно что ли,но вот поступка относительно сдать его властям,я не оценила мне кажется это была такая слабость ,желание поскорее покончить со всем что случилось,у Томаса просто не осталось сил копаться в прошлом и пытаться понять причины случившегося.

Поведение Келды и её желание помочь Роальду мне понятны и в принципе я их разделяю,тут и невооружённым глазом видно насколько человек запутался,он обрёк себя на какие ему одному ведомые страдание причём совершенно напрасно.Я надеюсь всё же что он не умрёт мне бы хотелось чтобы этот герой получил шанс прожить нормальную жизнь, в котором не будет призраков прошлого.
И Ребекка точно не переживёт потерю своего воспитанника.

Сыщики также не сидят сложа руки раскопали много интересной информации,теперь мы точно знаем куда ездил брат Томаса,а вот зачем пока загадка.Ещё меня зацепили эти вещи - одна осталась у юриста, вторую думаю Роальд передал Келде,а вот где третья,вернее у кого...
Стейн продолжает брести в паутине своих воспоминаний,меня очень обрадовало что Кэйя отказала брату,надеюсь у неё хватит сил противостоять фьорду.
Вообще Роальд правильно заметил они со Стеином очень похожи,их судьбы прямо перекликаются ,оба зовут эхо не в силах отпустить своих близких что когда то их оставили.
Спасибо большое за главу
___________________________________

Ева, привет!
Спасибо тебе за подробный отзыв!

Да, Томас просто устал, не будем забывать, что он уже очень пожилой человек - и поэтому более впечатлительный, чем молодые. Думаю, увидев случайно жандарма (кстати, не знаю, подходит ли это слово для Норвегии 19 века, но другое не могу подобрать ), он сделал первое, что пришло в голову, а именно просто рассказал, как всё было.

Ну, посмотрим, как всё обернётся Скажу только, что судом всё не закончится. Действие пойдёт дальше)))

Об этом в следующей главе как раз)) Я решила не тянуть и выкладывать по главе в день, всё-таки роман уже написан давно, и я не сильно его редактирую.

Спасибо ещё раз, Ева!
_________________

Лена привет ))

По моему так и называли,по крайней мере в Швецарии,можно ещё употреблять полисмен что то вроде международного обращение,хотя чаще встречается в Англии 19 века.

___________________________________

Поздравляю всех с Рождеством!!!

Леночка, привет!
Извини, что не отписала последние главы , совсем не успеваю пока прочитать, но уже взялась это исправлять!
Спасибо за твое творчество!
___________________________________

Ева, спасибо за добрые слова))) Правда, я когда сама сейчас читаю, кажется - писала бы сейчас, много чего сделала бы по-другому.


Энни, привет!
Ничего, я не тороплю))) Ты читай, как читается
Спасибо, что со мной!
_________________

 » Глава 17

День суда.
Лучи солнца пробиваются сквозь решетчатое окно. В оставленных ими узких полосках света парят легкие пылинки. Где-то кричат какие-то люди.
День суда.
Не хочется умирать. Немного жаль расставаться с жизнью.
Но оправдываться перед лицом судьи, прекрасно понимая, что тебе все равно не поверят… ни единому твоему слову… Нет. Только не это.
За дверью камеры без конца раздаются звуки размеренных шагов жандарма, каблуки его жестких ботинок издают гулкий стук, который почему-то успокаивает и усыпляет. Иногда он останавливается. Это Анандр. Да, можно понять это по характерному покашливанию.
Дыхание ровное. Сердце стучит тихо и спокойно, лишь слегка колеблясь в грудной клетке. Все тело расслаблено, только глаза зудят, наверное, от пыли. Лучше лежать, зажмурившись.
Боль в том месте, куда была нанесена рана, глухая и монотонная, внезапные и резкие ее приступы еще остались, но стали гораздо реже. Боль становится тупой.
Надо же! Почти по одному и тому же месту, одной и той же саблей!
Он усмехается.
Он не думает о предстоящем суде, когда собравшиеся местные жители будут пожирать его ненавидящими взглядами и кричать: «Повесить!» Он не думает о казни.
В свой последний день нужно думать о чем-нибудь приятном, о чем-то дорогом…
Например, о няне. О милой, доброй, заботливой няне с нежными руками, дарящими тепло. Или об отце и его любящих глазах…
Но почему-то в голову приходит Келда. И ее немного растерянное лицо, когда она сказала:
- Я верю тебе.
Почему-то это его успокаивает.
А еще он вспоминает, как там, у фьорда, она резко перешла с ним на «ты». «Ты спятил? Немедленно поднимайся!» У нее был в тот момент такой угрожающий взгляд, что ему вдруг захотелось рассмеяться, и он еле сдержался.
Маленькая, но грозная… Наверное, она сегодня придет, когда его будут судить.
Он вздыхает.
Не хочется умирать. Должно быть, оттого что впервые за двадцать лет отец не пришёл к нему во сне, и было так тихо, так легко… Даже странно.

***

- Доброе утро, Коли. Что ты здесь делаешь в такой час, когда должен быть в море?
- Доброе утро, Келда. Тут такое дело… Что такое? У тебя измученный вид.
Девушка и впрямь выглядела очень уставшей и измотанной. Волосы ее были не причесаны, лицо было бледным, и под глазами пролегли тени. Она очень плохо спала этой ночью и никак не могла понять, что же ее так мучает. Неужели мысли о предстоящем суде? Но ведь всего-то нужно будет рассказать обо всем, что она видела…
Всего-то…
А что потом?
Она не хотела, чтобы Роальда казнили.
- Не обращай внимания, - слабым голосом сказала Келда. – Так что ты хотел?
- Я пришел по просьбе… того юнги, помнишь?
Девушка кивнула, сразу поняв, что Коли имел в виду бывшего контрабандиста Локи.
- Он вернулся, Келда. Он здесь, то есть у меня дома. Встретился мне у окраины, как и тогда замерзший и голодный, попросил, чтобы я устроил ему встречу с тобой. И даже вдруг ни с того ни с сего согласился пойти со мной в деревню. Моя мать его сейчас кормит, я не сказал ей о том, откуда он такой взялся. В общем, надо тебе с ним встретиться. Он очень просил. Сказал, что забыл еще кое-что рассказать.
Коли окинул ее обеспокоенным взглядом.
- Но ты еле держишься на ногах, так что, может, мне ему сказать, чтобы…
- Не надо, - твердо перебила его Келда. – Я уже иду.
- Тебе помочь? – спросил Коли.
- Нет. Беги к Петтеру. Рыбаки тебя, наверное, заждались. А я поговорю с Локи.

***

Локи сидел на низкой деревянной скамейке прямо возле домика, где Коли жил со своей матерью. Голова юноши была опущена на грудь, носками своих потрепанных ботинок он безвольно водил по земле.
- Здравствуй, - поздоровалась Келда, и юнга, а точнее, бывший юнга, вздрогнул и поднял глаза.
- Здравствуй. Этот парень, Коли, не с тобой?
- Нет. Он отправился на рыбалку.
Локи облегченно вздохнул.
- Вот и хорошо. Мне не придется юлить, а я только тебе почему-то могу все рассказать. Тебе, ну, и еще тому угрюмому грубому человеку, который пришел к леснику. Наверное, потому что все самое плохое обо мне вы уже знаете. Только вы. И лесник.
Келда пристально вглядывалась в паренька, пытаясь понять, что же в нем изменилось. Должно быть, она перестаралась, потому что юнга поежился от ее взгляда и снова поник головой.
- Локи, почему ты вдруг решил появиться в деревне?
- Это все из-за той странной девушки, которая меня спасла. Она ведь велела мне начать новую жизнь, а у нее были такие глаза… колючие, что ли. И холодный тон. Такую попробуй не послушаться! Страшно. Хотя иногда я думаю, что она мне приснилась.
- Ты что-то хотел добавить к своему рассказу? – спросила Келда, прогоняя из головы чарующий и жуткий образ Валькири.
Теперь ей, честно говоря, было не столь интересно и важно, что там еще было не так с «Непоседой». Ее мысли в это утро были заняты совсем другим с той самой минуты, когда она проснулась и услышала в соседней комнате всхлипывания Ребекки.
Но бедный мальчишка так отчаянно хотел исправиться и быть полезным для людей, что это не могло ее не тронуть. Да и к тому же… Келда не забывала о том, что Бергдис Норсенг, скорее всего, была на «Непоседе», когда он затонул, а это было важно для Кэйи и Торстеина.
Пусть они и не хотят в это верить.
- Это, наверное, не так важно, но я решил, что надо доводить дело до конца. В общем, пока я отсиживался у Йенсена – он же меня не хотел отпускать, пока я не перестану шмыгать носом – я вспомнил еще об одной вещи… Помнишь, я говорил, что та женщина с нашего корабля все время ходила в каюту, куда никого больше не пускали? Там сидела еще одна женщина. Да, я точно знаю. Потому что однажды, когда та, первая, выходила из каюты, оттуда через полуоткрытую дверь послышался женский крик. Она просила выпустить ее, и у меня… у меня тогда каждый волосок встал дыбом, настолько безумный у нее был голос. Даже хуже, чем у первой. А еще через несколько дней, когда я шел ночью по палубе по поручению старпома, я слышал, как она громко рыдает и скребется в дверь, как кошка.
Подняв голову, Локи увидел, как его собеседница побледнела. Губы ее едва заметно дрожали.
- Все ясно, - прошептала она, обращаясь больше к самой себе. – Теперь все ясно!
И, забыв о юнге, она решительно повернулась, чтобы уже умчаться, но это было еще не все.
- Погоди, Келда! – Локи даже схватил девушку за локоть, чтобы удержать.
- Что-то еще? – спросила она оборачиваясь.
- Не знаю, насколько это может быть важно, но ведь ты просила рассказать все… Так вот, наш «Непоседа» раньше носил другое название – «Гордая королева». Много лет назад это судно было частью королевского флота и плавало под британским флагом. Первый капитан «Гордой королевы», Джек Кейн, в молодости служил английским капером. Плавал по северным морям и занимался тем, что грабил пиратские корабли, прикрываясь именем королевы Виктории. Короче, извлекал выгоду из своей каперской грамоты. Ну… В общем, вот так. Келда?
- Спасибо, Локи. – Девушка отчего-то с круглыми глазами похлопала юношу по плечу и умчалась, уже на бегу крича: - Ты большой молодец, что решил начать новую жизнь!

***

Мне нужно срочно поговорить с Ойвиндом. Мне срочно нужен Ойвинд… Мне нужен Ойвинд, черт возьми! Куда же он запропастился?
Эти мысли вертелись у нее в голове всю дорогу, и – вот дьявол! – когда она наконец-то нашла домик герра Нансена, куда ее вчера на рассвете водил Хэвард, а дом этот находился в весьма удаленном от основных улочек месте, оказалось, что и Ойвинд, и Нанна, и Гутфрит уже отправились к Халворсенам примерно полчаса назад.
Келда вежливо попрощалась с Нансеном, но когда дверь его дома закрылась, не смогла сдержать приглушенного раздраженного крика. У нее оставалось не так уж много времени для того, чтобы рассказать обо всем Ойвинду и всей их компании новоиспеченных сыщиков, а затем добраться до западной окраины деревни, где должен был состояться суд над Роальдом Абелем. А держать все, что узнала, в себе – да еще и на протяжении суда, когда нужно быть собранной – нет, это выше ее сил. Тем более, что и суд, и слова Локи связаны в какой-то степени с доктором Сорбо.
Она бежала со всех ног и буквально влетела в дом, тяжело дыша и громко хлопнув дверью.
- В чем дело? – громко спросила Эидис, видя дочь в таком возбужденном состоянии.
Келда пронеслась мимо, даже не отреагировав на ее голос. Не сбавляя темпа, девушка ворвалась в гостиную, где за столом, с которого убрали скатерть, сидели оба Брока, Ойвинд и Хэвард.
Гутфрит начал было произносить приветствие, однако Келда тут же бросила, упав на стул:
- У меня срочный разговор!
- Келда, а мы, знаешь ли, тоже обнаружили… - начал Ойвинд.
- Потом! У меня сейчас нет времени!
- Да что такое, Келда? – недоумевал Хэвард.
- Ойвинд, - все еще тяжело дыша, начала девушка. – Ойвинд, ну-ка назови мне еще раз имена троих друзей Томаса Сорбо, которых он приводил в тот старый трактир много лет назад.
- Зачем?
- Затем! Назови!
Растерявшийся было Ойвинд быстро взял себя в руки и начал припоминать…
- Так… Эээ… Одно имя Йохан так и не смог вспомнить. А два других были – Бен Ллойд и Джек Кейн. А что?
Келда побледнела.
- А то, - выдавила она с трудом, - что этот самый Джек Кейн двадцать лет назад похитил Вигдис Брок и Бергдис Норсенг. Сейчас все объясню. Только быстро.
Оставалось пятнадцать минут до начала суда.

***

На поле уже собралась приличная толпа. Да и нетрудно было предположить, что так оно и будет: жители деревни были настолько потрясены и возмущены смертью юного Сорбо, что просто не могли не прийти и не посмотреть своими глазами, как будут судить убийцу.
Люди стояли на ногах, некоторые поднимались на цыпочки и вытягивали шеи, чтобы было лучше видно то, что происходит впереди. Здесь были некоторые знакомые Келде рыбаки, какие-то ремесленники в запыленных костюмах, даже некоторые учителя и воспитатели, у которых сегодня не было занятий. Работая локтями и при этом сбивчиво извиняясь перед всеми, девушка начала пробираться все ближе к первому ряду: она как-никак свидетель!
Она даже не заметила, как толкнула в бок юного Гарольда, когда проходила мимо. Причем довольно сильно. Тот тихо охнул и тут узнал ее.
- Келда! А ты куда это с таким напором?
- Не приставай, Гарольд, не до того!
- Пришла посмотреть на преступника?
Келда хотела пройти мимо, но злость, родившая у нее в груди после этих слов глупого мальчишки, не дала ей сдвинуться с места. Развернувшись к Гарольду, она ткнула пальцем ему в грудь и так свирепо поглядела на него, что бедняга растерялся.
- Нет, в отличие от тебя и большинства из тех, кто нас окружает! – раздраженно заявила девушка. – Посмотреть на преступника?! Он вам что, затравленный зверь, которого держат в клетке, чтобы можно было показывать на него пальцами и тыкать в бока копьями ради удовольствия? Это варварство, Гарольд. И в наше время многие от этого недалеко ушли!
Гарольд покраснел от смущения.
- Да ладно тебе, Келда, - торопливо сказал он, отводя от себя ее руку. – Я ведь ничего такого не…
- Умолкни, - бросила Келда и продолжила свой путь к центру.
Оказавшись, наконец, где-то в третьем ряду, она остановилась, поскольку внезапно ощутила робость. Стоять прямо перед судьей и чувствовать, что в любой момент подсудимый тебя заметит и узнает… Ну, нет. Лучше здесь. Безопаснее.
С ее места Келде, тем не менее, все было видно.
Деревенский суд, по правде говоря, не представлял собой ничего серьезного. В их маленьком поселении даже не было ни одного настоящего судьи: этот незаменимый участник судебного заседания выбирался народом за несколько минут до начала процесса. Прокурора тоже, как правило, не было: в обвинении большую роль играл сам потерпевший, а вопросы задавал судья. Конечно, чаще всего обвиняемые прибегали к помощи адвокатов, однако это были, как правило, не профессиональные юристы, а независимые люди, которые вызывались добровольно. О двенадцати присяжных вообще речи не было. Судья решал все сам, иногда ориентируясь на волю присутствующего народа.
Посреди круга, образованного жителями деревни, стоял стол, за которым восседал местный библиотекарь, герр Харальсон (очевидно, его уже успели выбрать судьей), перед ним были разложены какие-то бумаги, но многие понимали, что это больше для вида. Напротив стола стояла какая-то дряхленькая кафедра, на которой лежала Библия, а по левую руку от Харальсона на низком табурете сидел обвиняемый. Лицо его было бледным, но глаза смотрели прямо на судью. На распоротом саблей светлой рубашке еще виднелось темное кровавое пятно. За спиной арестанта молча, будто три статуи, стояли местные жандармы.
Судья поправил очки и прокашлялся, видимо, намереваясь начать, но тут из толпы смело вышел какой-то нагловатый пожилой человек, который встал прямо перед судейским столиком.
- Здорово, ваша честь! – фамильярно начал мужчина.
Глаза судьи округлились от изумления.
- Греджерс! – Харальсон расхохотался. – Вот так встреча! Как ты здесь оказался-то?
- Приехал отдохнуть, а тут услышал про такое дело. Ты же меня знаешь, я не мог не сунуть сюда своего жадного до загадок носа!
Судья усмехнулся.
- Ну, с тобой-то мы точно до правды докопаемся! Хочешь, будешь моим помощником? Вопросы будешь задавать… Мне твоя помощь пригодится.
- Охотно соглашусь, - улыбнулся Греджерс, становясь рядом со стулом Харальсона. – Собственно говоря, я на это и рассчитывал, идя сюда. У меня есть информация, касающаяся фамилии, которая будет звучать здесь далеко не раз, но пока я еще не до конца уверен и должен послушать, что здесь будет сказано.
- Ты заинтриговал меня, Фробениус, - произнес судья. – Ну, да ладно. – И он обратился к народу. – Мы собрались сегодня… эээ… как бы это сказать… по делу убийства Инглинга Сорбо, в котором обвиняется человек, которого вы видите перед собой. – И одной рукой он указал на подсудимого. – В общем… Объявляю судебное заседание открытым!
И вместо молотка Харальсон стукнул по столу кулаком.

***

- Так, стоп, стоп, стоп! – Нанна надавила пальцами на виски, чувствуя, что голова вот-вот взорвется. – Подождите! С этим Петтером Бунневиком вы меня совсем запутали!
- Мы узнали об этом вчера и до сих пор не решались тебе сообщить, потому что… потому что это нас пугает, - тихо сказал Хэвард.
- Почему пугает?
- Ты поймешь. А сейчас надо уложить все по полочкам в голове, а то у меня там такой бедлам!
- А после того, что сказала Келда, вообще все становится печально, - добавил Ойвинд, необычайно мрачный для самого себя.
Он сидел, навалившись грудью на стол и подперев руками щёки, и являл собой воплощение совершеннейшего расстройства.
- Хотя по идее это должно было помочь… - вздохнула Нанна. – Странно, почему именно мама – и Бергдис Норсенг? Почему их украл Джек Кейн? В чем связь? Бергдис ухаживала за матерью на корабле… Или наоборот – мать за Бергдис… Две такие несчастные судьбы… И в чем-то похожие.
Ойвинд вдруг встрепенулся. Глаза загорелись.
- Похожие? – не своим голосом переспросил он.
- А разве нет?
Ойвинд не ответил. Перед его мысленным взором вдруг встал облик старого рыбака из захолустного трактирчика, а в ушах звенел его скрипучий голосок: «Ну-ка садись обратно, я те щас сказку про безумного Айджа Норсенга рассказывать буду!.. – и потом ещё: - Ведь даже скала Тора сломалась под орлом».
Скала Тора – под орлом…
Ойвинд вскочил, не помня себя.
- Куда ты? – удивился Гутфрит.
Молодой юрист уже надевал шляпу.
- Кажется, я начинаю понимать… Мне как можно скорее нужна книга с толкованием норвежских имен. А еще… Еще мне надо в архив, где хранятся свидетельства о заключении браков.

***

- Итак, начнем. Слово для обвинения предоставляется потерпевшему Томасу Сорбо.
Из первого ряда зрителей вышел старый доктор, и Келда заметила, что его за локоть поддерживал Стеин: Томас выглядел очень больным и слабым и весь дрожал.
- Бедный человек, какой шок, какое горе… - прошептал кто-то в толпе.
Потерпевший вежливо отказался от помощи молодого Норсенга и подошел к кафедре, гордо подняв голову. Судья Харальсон велел Томасу принести присягу на Библии, а затем, когда все было сделано согласно правилам, приступил к допросу.
- Расскажите нам все, как было, герр Сорбо.
- В прошлый вторник, поздним вечером, я вернулся от своего очередного пациента и обнаружил, что моего внука Инглинга до сих пор нет дома. В его спальне я обнаружил короткую записку. Вот она, при мне. – И Томас вслух прочитал последнее послание от внука. – Я был очень взволнован и расстроен… Но я не думал, что он погиб. А в воскресение, как всем вам известно, нашли тело. Не могу описать, какое у меня было состояние. Не могу…
Он протер покрасневшие глаза.
- Простите меня.
- Ничего-ничего. Продолжайте, герр Сорбо. Что случилось в ночь со среды на четверг?
- В среду вечером мой приемный сын Торстеин Норсенг рассказал мне, что накануне того проклятого дня Инглинг ходил к фьорду, и именно это послужило причиной его ухода, его… смерти. Я решил пойти к берегу, долго гулял там… И вот случайно наткнулся на герра Абеля. С ним была также девушка, Келда Халворсен. И тогда Роальд Абель сам сказал мне, что убил моего внука.
- Нееет! – раздался крик отчаяния над полем. – Нет!
Это была Ребекка Абель. Она тоже стояла в первом ряду, глаза ее были заплаканными, волосы растрепанными, на щеках даже видны были красноватые следы от ногтей. Какой-то мужчина держал ее за локоть, не давая броситься вперед, к подсудимому.
- Это неправда! Просто Роальд не в себе, когда приходит к фьорду! Это его болезнь, он сам не понимал, что говорит! Он никого не убивал!
- Спокойно, спокойно, сударыня! – прервал Ребекку судья. – Тише. Мы предоставим вам слово, если будет необходимость, а пока позвольте допросить потерпевшего. Продолжайте, герр Сорбо.
- Я… я все сказал.
- Спасибо. Тогда проходите на свое место. – Харальсон повернулся к обвиняемому. – Роальд Абель, вам ясно, в чем вас обвиняют?
- Да, ваша честь.
- Вы признаете себя виновным?
Орлиные глаза Харальсона грозно сверкнули из-под густых седеющих бровей, но обвиняемый не опустил головы ни на миллиметр.
- Я отказываюсь от права говорить, ваша честь, - ответил подсудимый.
По толпе пробежал чуть ли не огорченный вздох: неужели он даже не предпримет попытки оправдаться?
- Хм… - Неопытный судья явно был сбит с толку этим смелым заявлением подсудимого. – Эээ… Что ж, тут сказать-то…
Тут встрял Фробениус:
- Я считаю необходимостью допросить свидетеля, который, по словам герра Сорбо, присутствовал при его последней встрече с подсудимым, а также при аресте. Нам все-таки важно знать все подробности. Не так ли, ваша честь?
Харальсон прокашлялся и зачем-то посмотрел в свои бумаги.
- Суд вызывает Келду Халворсен!
Ближние ряды зрителей расступились, пропуская вперед Келду, и девушка твердой походкой подошла к кафедре. По требованию судьи она, так же, как и Томас Сорбо, принесла клятву на Библии, и Харальсон начал допрос.
- Правда ли, фрекен Халворсен, что вы были вместе с подсудимым, когда встретились с доктором Сорбо?
- Да, ваша честь.
- И в чем же, позвольте спросить, причина того, что вы оказались вместе?
- Мы встретились случайно во время прогулки по берегу фьорда. Герр Абель был еще слаб после своего первого ранения, и поэтому я убедила его возвратиться в деревню, но по дороге назад мы случайно наткнулись на доктора Томаса, как уже было сказано.
- Надеюсь, вы расскажете нам о той встрече подробнее герра Сорбо, ведь он переживает сильное потрясение, а вы были наблюдателем. Что случилось после?
- После они… эээ… повздорили.
- И кто же был зачинщиком этой ссоры?
Келда прокашлялась, чтобы прочистить горло, и хрипло сказала:
- Герр Абель. Но он не…
- Так значит, правда, что обвиняемый напал на доктора?
- Ну, вообще-то да, но…
- И угрожал?
- Он… Он просто был немного не в себе и… не то, чтобы он угрожал герру Сорбо, он просто был чем-то очень разгневан и не сдерживал своих эмоций.
И снова в разговор вступил Греджерс.
- Ваша честь, позвольте мне задать свидетельнице вопрос.
- Конечно, герр Фробениус.
Греджерс повернулся к Келде и с доброжелательной интонацией мягким голосом спросил:
- Скажите, фрекен Халворсен, вы знаете, кто нанес обвиняемому эту рану? Я имею в виду свежую.
- Да. Это был доктор Сорбо. Но он просто защищался и немного… не выдержал. Переборщил.
- И что было потом?
Келда опустила голову и вздохнула, прежде чем отвечать.
- Потом герр Сорбо испугался своего собственного поступка и поспешил обратно к деревне. Герр Абель последовал за ним и… да, он сказал, что убил Инглинга Сорбо.
Толпа загудела.
- Обвиняемый ничего не говорил об уничтоженном доме? – спросил Греджерс, стараясь перекричать шумных людей.
Девушка изумленно посмотрела на детектива, ее губы дрогнули.
- Откуда вы…?
- Так он говорил?
- Говорил. Он сказал, что это было его рук дело, и эта новость, мне показалось, поразила герра Томаса сильнее всех остальных.
- Ага… - понимающе кивнул Греджерс, глаза его сверкнули, будто… Хотя, наверное, это были только солнечные блики на очках.
- А что-нибудь еще подсудимый говорил? – спросил Харальсон.
Сжав кулаки, лежащие на кафедре, Келда решилась взглянуть на Роальда, который продолжал упорно смотреть на… Нет! Теперь он, не мигая, смотрел на нее. В глазах отражалось непонятное чувство. Они словно говорили: если ты скажешь, тебе все равно не поверят. Тебя сочтут за сумасшедшую. Какой в этом смысл?
Келда ответила взглядом, который должен был означать: а я скажу! Ты не хочешь оправдывать себя, но я попытаюсь. Потому что все должно быть по справедливости.
Девушка перевела взгляд на судью. Она должна была сказать…
И она намерена была поведать о том, что тогда услышала. Ну, разве что о «Роальде Сорбо» решила пока умолчать.
Ее голос прозвучал на удивление твердо.
- Да, ваша честь. Подсудимый сказал, что Томас Сорбо убил его отца.
Харальсон даже вскочил со своего стула, Греджерс нахмурился, толпа дружно ахнула.
- И ты наивно поверила в то, что наговорил тебе этот негодяй? – со злобой и с насмешкой крикнул знакомый голос из-за спины.
Келда резко обернулась и гневно сверкнула глазами в сторону Стеина.
- Я говорю то, что слышала своими ушами, Торстеин! – воскликнула она. – Это я была там, а не ты!
- Тихо! – Судья, отойдя от шока, постучал по столу. – Герр Норсенг, вам слова не предоставляли! А вы, фрекен Халворсен, не отвлекайтесь. Вы… понимаете, что это очень серьезное обвинение?
- Я не обвиняю доктора Сорбо, ваша честь. Но я это слышала.
- Ясно, ясно… Что-то еще?
- Мне больше нечего сказать вам, ваша честь. – Келда заметила краем глаза, что при этих словах Роальд с облегчением опустил голову.
- У вас еще есть вопросы к фрекен Халворсен, герр Фробениус? – обратился Харальсон к старому другу.
Частный детектив, продолжая оставаться все таким же хмурым, задумался о чем-то и при обращении к нему вздрогнул. Почесал подбородок.
- Ммм… Нет. Пока нет, мне нужно подумать.
- Хорошо. – Чуть тише судья добавил: - Я подожду, пока ты подумаешь. У меня больше нет свидетелей на примете.
- А молодой Норсенг?
Харальсон цыкнул языком и покачал головой.
- Он ничего не видел в ту ночь. А насчет его последнего разговора с Инглингом Сорбо… Это я уже слышал от Торстеина. В рассказе Норсенга нет ничего достойного внимания – просто бред сумасшедшего. Бедный Сорбо, похоже, действительно сошел с ума перед тем, как умереть.
- Мда… Невесело, - пробурчал Греджерс.
Харальсон кивнул Келде.
- Возвращайтесь на место, фрекен.
Девушка выполнила распоряжение, но тут же вперед выступил какой-то бедно одетый человек и поднял руку.
- Ваша честь!
Это был мужчина среднего роста и крепкого телосложения, на вид ему было лет тридцать пять или чуть больше. Кажется, Келда пару раз видела его около деревенской школы. Хотя, впрочем, внешность его была настолько обычной и незапоминающейся, что это вполне мог быть другой человек.
- Простите за неожиданное вмешательство, ваша честь, - сказал он.
Харальсон и Греджерс окинули мужчину внимательными взглядами.
- Представьтесь, сударь, - потребовал судья, хотя он знал в деревне почти всех и вполне мог быть знаком с этим человеком.
- Меня зовут Карл Вален, и я привел сюда моего отца и моего сына. Они утверждают, что были свидетелями убийства Инглинга Сорбо.
Мужчина сделал знак, и возле него встали сгорбленный старик и очень худой подросток.
Присутствующие начали переглядываться. Как-никак, среди них были те, кому не очень хотелось выслушать лишь показания двух свидетелей о том, что обвиняемый сам во всем признался, и оглашенный смертельный приговор. Им хотелось судебных разбирательств, к тому же молодой человек, сидящий на скамье подсудимых с гордым видом, не походил на законченного негодяя и у многих даже начинал вызывать сопереживание и сочувствие, а вовсе не гнев и жестокость.
Лицо судьи, однако, оставалось каменным и бесстрастным. Кажется, он начал входить в роль.
- Суд готов выслушать всех свидетелей, - громко промолвил Харальсон. – Но ваш отец чем-то сильно взволнован. Пусть он пока успокоится. Я хочу послушать, что скажет мальчик.
Когда худой и высокий паренек со смелым видом выступил в центр круга и встал у кафедры, судья приветливо ему улыбнулся.
Все-таки еще ребенок.
- Как тебя зовут?
- Кай, ваша честь. Кай Вален.
- Так значит, ты видел, как был убит герр Инглинг?
- Да, - твердо ответил мальчик, вызвав в душах слушателей восхищение своей недетской стойкостью духа. – Я расскажу все по порядку.
И юный свидетель поведал суду о том, что случилось с ним и с его дедушкой Отто с той минуты, как они расположились на ночлег в лесу, до момента, когда незнакомец, скрытый темнотой, убил Инглинга.
- Ты знаешь, кто был этот человек, который заступился за вас с дедушкой? – спросил Харальсон.
- Тогда я этого не знал, - ответил Кай. – Но потом я еще раз встретил его при дневном свете и узнал его по голосу и фигуре. Это было в воскресение, а сейчас этот человек сидит слева от вас.
Рассказ мальчика заставил всех совсем по-иному посмотреть на подсудимого. Так вот, значит, как! Если верить ребенку, то выходит, что Роальд Абель выступал лишь в качестве защитника! Заступился за беспомощного старика с мальчиком перед обезумевшим молодым человеком с саблей в руках…
- Нет, мой внук не мог… Не мог так поступить, - лепетал Томас. – Он был таким добрым и чутким… Он не мог!
- Ваша честь, можно мне сказать? – выступил вперед Стеин.
- Да.
- Может быть, сперва подсудимым и руководили благородные побуждения, - едва сдерживая гнев, произнес Норсенг, - но после он позабыл об этом и убил Инглинга, когда мог бы просто ранить его и таким образом остановить. Он убил! И к тому же, если действия обвиняемого истолковать как простое заступничество, становится непонятным: почему тогда он напал на герра Сорбо в среду, почему он ему угрожал и что заставило его поджечь особняк доктора? Не забывайте, что это случилось больше года назад, задолго до того, как Инглинг вздумал напасть на рыбака и его внука, даже если последнее и правда! Нет, подсудимый хотел убить! В своих черных целях. И этому нет оправдания!
- Подождите-ка, Норсенг, давайте сперва разберемся с тем, что произошло на прошлой неделе в ночь убийства, - сказал Греджерс. – Не будем пока трогать события прошлого. Я, например, не могу понять: с чего бы это Инглингу взбрело в голову следовать за маастером* Валеном и его внуком.
- Так! Постой, Греджерс! – Харальсон уже забыл, что на судебном заседании следует обращаться к другу на «вы» и «герр Фробениус». – Постой! Я, кажется, тоже начинаю что-то понимать… Ну-ка, герр Норсенг, расскажите нам еще раз, о чем вы говорили с убитым в последнюю вашу встречу?
И Торстеин прямо со своего места начал повествование. Он передал суду все, что наговорил в то самое утро Инглинг. Про фьорд, про два мира, про Одина и…
- Ага, семейная ценность, - пробурчал Греджерс. – Дар богов роду Сорбо… Чушь полная! Но вы говорите, что юноша упомянул о каком-то старике?
Стеин нахмурился, понимая, что его загоняют в ловушку, но лгать он не мог и не имел права.
- Да.
- Так, теперь ситуация немного проясняется. Выходит, что у молодого Сорбо был все-таки повод напасть на маастера Валена. Пусть и совершенно нелепый и безумный. Был! Вопрос в том, зачем? Было ли это как-то связано с действительной, существующей вещью? А? Мне интересно. А вы как думаете, ваша честь?
Говоря так, Фробениус хитро подмигивал судье, и тот понял: детектив о чем-то догадывается. Причем с каждой минутой бесформенные кусочки мозаики в его золотой голове складываются в единое целое…
- Вполне вероятно, что вещь эта действительно существует, - сказал судья, гадая, куда клонит его старый друг. – Но как Инглинг Сорбо узнал о ней?
- Это сейчас не так важно, - небрежно бросил Греджерс. – Я хотел бы допросить Валена старшего.
- Как хочешь. Маастер Вален, подойдите к кафедре.
Старик Отто быстро сменил своего внука.
- Скажите, - начал Греджерс. – У вас в семье есть какая-нибудь ценная вещь? Какая-нибудь драгоценность. Может быть, даже сущая безделица…
- Да что вы, господин! – отозвался Отто. – Мы очень бедные люди. Нам хватает лишь на пропитание и самые необходимые нужды. Да и громкого рода у нас нет. Откуда ж у нас семейные реликвии, как у герра Сорбо?
- Ну, вы все-таки подумайте, повспоминайте, маастер Вален. – Детектив явно желал что-то доказать. – Подумайте… Быть может, эта вещь попала к вам в руки случайно, но была связана с какими-то важными событиями в вашей жизни, воспоминаниями, и вы захотели сберечь ее… Неужели нет?
Старик выглядел растерянным, и у Греджерса (как, впрочем, и у судьи) поникли плечи. Но тут глаза Отто загорелись, и он, вспомнив о чем-то важном, воскликнул:
- Господи, я, кажется, могу назвать вам подобную вещицу! Это маленькое украшение, доставшееся мне от покойной дочери.
- От вашей дочери? – переспросил Греджерс.
- Да. Но она умерла очень давно.
- Расскажите о ней все, что можете, маастер Вален, - ласково попросил детектив. – Я понимаю, что это сложно для вас, но… все-таки попробуйте.
- Я… попробую, - грустно улыбнулся Отто. – Моя дочь Катрина всегда была очень жизнерадостной, веселой и энергичной девочкой. И она была настоящая красавица! Когда ей исполнилось пятнадцать, вокруг нашей хижины уже начали ходить молодые парни из деревни, в основном рыбаки, конечно, чаще всего дети моих товарищей по ремеслу. Моя Катрина всех их отвергала. Смелая была. Ни от кого не зависела. Но тут… Ей было всего-то восемнадцать, когда она сообщила мне, что у нее будет ребенок. Я был в ужасе, я не мог в это поверить. Я потребовал от нее объяснений: почему этот парень, отец малыша, не возьмет ее замуж, как сделал бы на его месте любой честный человек?
Отто опустил голову и шмыгнул носом.
- И что ответила вам ваша дочь? – осторожно спросил Греджерс.
- Она сказала, что он с радостью взял бы ее в жены, да только отец юноши решительно против, поскольку они из какого-то знатного рода. Кажется… Он не позволил сыну жениться на дочери бедного рыбака. Пару раз юноша заходил к нам, помогал с деньгами втайне от своего папаши. Я никогда не разговаривал с ним: мне было противно и больно на него смотреть. Он принес моей семье позор, во всей деревне на меня и на моего сына Карла смотрели косо, потому что… - Отто махнул рукой и продолжил: - В назначенный срок родился ребенок. Мальчик. Катрина даже не дала ему имя. В тот же день она спросила меня, заботился бы я о малыше, если бы у того больше никого не было, и я сказал, что да. А потом… Я… я нашел ее только на утро в ее комнате. Она… висела на веревке, подвешенной к деревянной доске под потолком, и под ее ногами валялся опрокинутый табурет. Эта самая вещица – что-то вроде брошки – лежала на столе рядом с прощальной запиской. Это тот юноша подарил ее моей дочери. Моя бедная Катрина! Бедная, бедная… Она не смогла вынести своего позора!
Старый рыбак закрыл лицо руками, и плечи его затряслись.
Он плакал.
Беззвучно.
Безрезультатно пытаясь спрятать свое горе.
- А что стало с мальчиком? – спросил Харальсон.
Отто собрался, вытирая слезы.
- На следующий день к нам снова явился его молодой отец. Он так странно смотрел на ребенка… Как будто боялся его, что ли… Но он захотел забрать его к себе, сказал, что даст ему все, что сможет, что воспитает его как порядочного человека… Я не хотел соглашаться, помня о своем обещании, но я понимал, что не смогу дать внуку и половину того, что он может получить от своего отца… Я отдал ребенка. У меня осталось только украшение его матери. – Отто вздохнул. – Я постарался забыть об этом страшном эпизоде моей жизни. Вскоре меня порадовал Карл: у меня родился еще один внук, и мы назвали мальчика Каем. Теперь он моя опора в старости. И в день рождения Кая, тринадцать лет назад, я не выдержал и выбросил драгоценность в море во время рыбалки. Вот и все.
- Спасибо вам, маастер Вален, - хрипло произнес Греджерс.
- Вы можете присоединиться к сыну и внуку, - добавил судья.
- Нет-нет! – возразил Фробениус. – Подождите-ка…
На него мало кто обратил внимания, поскольку в тот же момент, когда он открыл рот, вперед снова выскочила Келда Халворсен, которая громко воскликнула:
- Постойте! Маастер Вален, прошу вас, ответьте еще на один вопрос! Я могу задать вопрос, ваша честь?
- Можете, фрекен, - ответил судья, сделав Греджерсу знак рукой: мол, тебя я еще выслушаю. – Спрашивайте.
Келда подошла к старому рыбаку, при этом ища что-то у себя в кармане, пришитом сбоку к юбке платья.
- Скажите: брошь, которая досталась вам от дочери, была похожа на эту?
И девушка показала Отто и всем остальным, кто мог видеть, маленькую серебряную брошь, которую сжимала между двух пальцев. По центру брошки красовалась круглая белая жемчужина.
Реакция старого рыбака была красноречивее любых слов.
Отто побледнел и открыл рот, будто пытаясь что-то сказать, что-то важное, что-то…
Он так и не ответил на вопрос Келды, но этого и не требовалось. Вместо этого старик спросил:
- Откуда она у вас, фрекен?
- Ее мне отдал подсудимый, герр Абель, в ту ночь, когда его арестовали, - ответила девушка, едва заметно покраснев. Впрочем, ее смущения никто не заметил.
Отто побледнел еще сильнее и на этот раз, сглотнув ком в горле, обратился к судье:
- Ваша честь, если можно… я хотел бы подойти поближе к подсудимому… Вы позволите?
Подумав, нахмурившийся судья кивнул, и Отто, слегка шатаясь, будто на ватных ногах, подошел к «скамье подсудимых», где герр Абель сидел, упорно глядя прямо перед собой. Тяжело вздохнув, старик легонько тронул молодого человека за плечо, и через пару секунд обвиняемый обернулся.
Он повернул голову, и в его глазах блестели еле сдерживаемые слезы.
А за этой прозрачной пеленой была радость, была надежда… Он смотрел на старика, как на родного… как на…
И его глаза были такими знакомыми! До боли знакомыми.
- Мой мальчик… – прошептал Отто и, не обращая внимания на всех остальных, бросился к подсудимому и обнял его так крепко, как только мог.
Тот ответил осторожным объятием.
- Ты… ты – мой внук! - рыдал Отто, а Роальд похлопывал его по спине, пытаясь успокоить.
- Так вот как умерла моя мать, - выговорил он и почувствовал, что, несмотря на все свои усилия, плачет.

***

Томас с болью в сердце смотрел на эту картину.
Он потерял своего внука… И из-за чего?
Из-за какой-то неведомой никому силе, что заставляет подобных Инглингу, подобных Стеину слышать голоса… Из-за роковой случайности, быть может…
Он, самый почитаемый и влиятельный человек в деревне, у которого было практически все, потерял своего внука.
А этот бедный рыбак в потрепанной одежде, в порванных ботинках – этот нищий внука только что обрел.
Маастера Валена так и не удалось оторвать от подсудимого, да никто особо и не пытался. После первой же попытки вернуть старика с блестящим от слез радости лицом на место, Харальсон махнул рукой, улыбнувшись непонятно кому, и продолжил заседание:
- Итак, - по-деловому сказал он, сложив руки в замок и весомо опустив их на стол. – Что мы имеем? Роальд Абель наткнулся в лесу, по какой-то удивительной случайности, на своего деда и двоюродного брата, которых атаковал взбешенный Инглинг Сорбо, утверждавший, что брошь принадлежала его семье… А затем Роальд Абель его убил. После чего…
- Дай мне слово, Харальсон, - потребовал вдруг Греджерс.
- Ах да! Я и забыл…
- Теперь у меня почти все сходится, - торжественно начал говорить старый детектив. – Особенно после того, как я своими глазами увидел брошь. Да-да, для меня эта вещь значила почти так же много, как и для маастера Валена. Почему? Сейчас узнаете. И, наверное, удивитесь, когда я покажу вам еще одну такую же – родную сестру тех двух!
С этими словами Фробениус потянулся в свой нагрудный карман и двумя пальцами выудил оттуда брошь. Точно такую же, какую Келда, стоящая возле кафедры, все еще сжимала в руках. И снова толпа изумленно ахнула.
- Позвольте мне, друзья мои, рассказать вам весьма странную и, на мой взгляд, глупую, но для кого-то, возможно, печальную историю «темного особняка» в городе Гамвике, - важно начал Греджерс. Заложив руки за спину, он принялся расхаживать по кругу, окидывая пристальным взглядом первые ряды зрителей. – Итак. Некогда этим особняком, как совершенно правильно говорится в официальных документах, владел герр Кайл Нильсон. Однако он был бездетен и молод и, узнав о своей смертельной болезни (какой, не важно), решил передать свой дом другу – пожилому человеку из тихой норвежской деревеньки на северном побережье. Ну, вроде нашей с вами деревни. – Рассказчик подмигнул Келде, мимо которой в этот момент проходил. – В документах, которые оформлял знакомый юрист Нильсона, некий Мортен Северуд, было написано, что человека того звали Вермандом Якобсем, а вот это, друзья, уже совсем неправильно! Того человека – теперь я точно это знаю – звали Асмандом Сорбо! О, вы, кажется, шокированы этим заявлением? Да, я тоже был удивлен, но это так! А откуда, как вы думаете, взялось неожиданное богатство Сорбо? С неба свалилось? Эээ, нет. Так не бывает.
Вы тогда недоумевали и ломали головы, путаясь в догадках. А вот оно, откуда все пошло!
Перед смертью Нильсон также передал Асманду три одинаковых брошки, которые являлись фамильной ценностью их рода и символизировали, как я понял, права на особняк. Три броши! Одну из них сейчас держу я, другую – фрекен Халворсен, третья покоится на дне морском вот уже тринадцать лет. Так вот. Асманд вернулся с брошками домой, где его ждали сын Ари и племянник Томас. Когда наш Лжеверманд умирал, он поведал правду им обоим. Как я понимаю, права на особняк автоматически перешли к Ари Сорбо, а Томас, я думаю, тогда не имел никаких претензий на богатство дяди. Ведь правильно я говорю, доктор? Правильно. Асманд рассказал сыну и племяннику, как отыскать Северуда и убедить его переписать дом на имя «Якобса младшего». Для того, чтобы подтвердить родство с Асмандом, Ари должен был показать Мортену три броши Кайла Нильсона. Как только Асманд умер, двоюродные братья отправились в Гамвик и сделали все так, как велел покойный. Одну брошь они подарили Северуду, две до поры до времени оставили себе.
Я предполагаю – только предполагаю, заметьте! – что некоторую часть своего наследства Ари отдал Томасу, после чего тот, будучи тогда еще молодым человеком, отправился путешествовать, чтобы сколотить состояние с этим нешуточным капиталом. Верно я говорю, доктор? Не отвечаете… Ну, да ладно. Дальше, как рассказывает деревенский народ (здесь отдельное спасибо некому рыбаку Йохану), Ари и его молодой сын Холдор начали исчезать куда-то из деревни. А ездили они в Гамвик, потому что там у них был здоровенный дом, в подвалах которого хранилось огромное богатство. Хотя, насколько огромное, я не знаю, ну, да это все равно. Юную Вигдис Сорбо они с собой не брали, и вскоре вообще отправили ее в Мехамн, где она благополучно вышла замуж. Томас Сорбо влез в долги и приехал просить помощи у брата. К тому времени вы были уже почтенным зрелым мужчиной, доктор. Как же вам не было стыдно? Ай-ай-ай! Ари вас выставил за дверь (и снова спасибо нашему на редкость правдивому Йохану) и стал жить дальше. А его сын… О, с его сыном целая история!
В общем, теперь, друзья, я думаю, что все вы уже знаете, что стало с двумя оставшимися брошками – одной, которую выбросил маастер Вален, и другой, той самой, которая у фрекен Халворсен в руках. Знаете, что я держу ту, которая досталась Северуду. Знаете и то, кем был все-таки отец нашего подсудимого. Да, по крайней мере, догадываетесь! Но пусть лучше сам герр Абель назовет имя! Герр Абель! Ну, давай же, сынок, произнеси это вслух!
Роальд вздрогнул, выпрямил спину, встал и пристально посмотрел в глаза Томаса, сидящего напротив.
- Моим отцом был Холдор Сорбо, - сказал он.
Доктор опустил глаза и покачал головой, его губы беззвучно шептали слово «нет». Без конца. По залу пролетел легкий шепоток, люди переглядывались между собой. Неужели сам Ари Сорбо проморгал глазами, допустил, чтобы его сын…
Абель не обращал внимания на реакцию присутствующих.
- Что ж, ваша честь, по-моему, в правдивости слов подсудимого уже нет сомнений. Две одинаковых безделицы перед вашими глазами – подтверждение тому. А иначе как еще связать Верманда Якобса и Роальда Абеля?
- Это точно, Греджерс, ты, как всегда, великолепен. – Сказав так, ошеломленный и бледный судья повернулся к подсудимому. – Теперь, когда ваша личность наконец-то установлена и суд знает, что может доверять вам как честному человеку, вы будете говорить?
- Да, ваша честь. Теперь, когда вы верите мне, стало намного легче. Словно камень с души свалился. Позвольте мне начать…
- Говорите.
- После того, как мой отец узнал от моей матери, что у него будет внебрачный ребенок, он бросился в ноги к Ари Сорбо с просьбой хотя бы приютить его будущего сына и мою мать и не дать ребенку умереть от нищеты. Ари все-таки согласился. О женитьбе разговор уже не шел, в этом отношении Ари был непреклонен, но он пожалел мою мать и меня. Однако когда мой отец пришел за нами через день после моего рождения, оказалось, что мать… мертва. В общем, отец забрал меня, но Ари потребовал от него, чтобы я воспитывался в доме в качестве слуги, чтобы никто не знал о тайне моего происхождения. Меня отдали в руки кормилицы, а потом, когда я немного подрос, передали няне, Ребекке Абель, и нарекли ее фамилией. В доме деда я был слугой, и с самого детства больше всех на свете я боялся человека по имени Ари Сорбо. Он не позволял нам с отцом быть вместе и говорил, что мы должны быть благодарны ему хотя бы за то, что он спас меня от смерти. Он меня почти ненавидел, и я старался не попадаться лишний раз ему на глаза, но когда подобное все же случалось, Ари приказывал мне убраться прочь и называл ублюдком.
Но отец любил меня. Иногда ему все же удавалось выделить минутку, чтобы побыть со мной, и тогда он понемногу воспитывал меня, как хотел воспитать своего сына. И всегда, каждый раз, прощаясь, он поднимал меня на руки и говорил: «Ты – Сорбо. Запомни это».
Отец подарил мне последнюю брошь. Думаю, Ари они были уже не нужны.
Так прошло почти семь лет. И к тому времени мы с моей няней успели заметить, что отец и Ари иногда исчезают куда-то примерно на неделю. Примерно в то же время я издалека увидел Томаса Сорбо. Впервые в жизни. Он сидел в гостиной и разговаривал с Ари, сперва спокойно, затем на более высоких тонах. Наконец он опустился на колени перед дедом и стал умолять его о помощи. Я наблюдал за этим, сидя на втором этаже и прячась за поручнями лестницы. Мне было слышно каждое слово, но повторять их разговор здесь я не вижу смысла. Я понял тогда лишь то, что Томас просил у Ари денег, чтобы погасить свой карточный долг. Но Ари прогнал его.
В следующий раз Ари уехал раньше Холдора, и отец, воспользовавшись этим, решил взять меня с собой. Он велел мне и Ребекке собираться в дорогу, сказал, что хочет сделать мне подарок на семилетие и показать большой особняк, в котором мы когда-нибудь будем жить. Отец знал, что когда мы приедем втроем, Ари будет зол, но все-таки не посмеет причинить вред никому из нас.
И вот мы приехали. Как оказалось потом, в город Гамвик. Дом, куда привез нас отец, показался мне огромным и мрачным, но отец и дед каждый раз, приезжая, собственноручно наводили там порядок, готовясь к переезду, а заодно брали деньги, которые хранились в специальном тайнике. Вы все правильно поняли, герр Фробениус: они, как и весь дом, достались Ари еще от его отца Асманда. Вы не сказали только, что главной ценностью в особняке была древняя статуя времен Средневековья, привезенная из Омганга, а мне тогда показалось, что она несет в себе нечто злое, даже роковое.
Ари в тот вечер больше двух часов ругался с моим отцом в своем кабинете и даже грозился вышвырнуть меня из дома на улицу… Потом они решили пройтись по городу, чтобы не кричать и не выяснять отношения при мне и Ребекке. В доме никогда не было прислуги, и мы с няней остались вдвоем. Мы ждали…
Было уже очень поздно, и с каждой минутой мне становилось все страшнее. А потом, примерно в два часа ночи… Примерно в два часа ночи в дом ворвался отец. Когда я бросился к нему навстречу, я чуть не умер от ужаса: у него в животе зияла страшная рана, нанесенная ножом, и из нее хлестала кровь. Он упал на колени прямо передо мной, обхватил мое лицо обеими руками и посмотрел на меня… так спокойно и с такой печалью.
Я никогда в жизни не забуду этого его взгляда.
Он с трудом говорил, но все-таки сумел выдавить несколько фраз. Он сказал мне:
- За этим стоял Томас. Никто больше не мог. Отомсти за отца и деда, а сейчас беги.
Так он умер. Ему было всего двадцать шесть лет…
Я тогда мало чего понимал, но Ребекка… Ребекка спасла мне жизнь. Она понимала, что убийца не знал о том, что мы с ней тоже в Гамвике, что он не знал о том, что у Холдора был сын, и что негодяй скоро придет в дом и, когда обнаружит нас, убьет. Поэтому она поторопила меня, как бы сильно мне не хотелось проститься с отцом. Я упирался, кричал и плакал, но она схватила меня, и мы убежали. Мы все-таки успели.
Все это случилось двадцать лет назад, но я вижу все так отчетливо и ясно, как будто это происходит сейчас.
Теперь вы понимаете: я никогда не мог быть полностью уверен в том, что за убийством моего отца и Ари стоял Томас Сорбо. Но я поверил последним словам отца. И до сих пор верю. И не отступлюсь от этого, пока мне не докажут обратное. Но сам я подтвердить мои слова ничем не могу, и поэтому не собираюсь обвинять кого-либо в суде. У меня ведь нет никаких аргументов против Томаса, кроме моей единственной веры.
Но я хотел, чтобы убийца, кем бы он ни был, поплатился. И знал, что он вернется в особняк. Сперва я был мал, чтобы отомстить, потом я долго не мог решиться…И все-таки полтора года назад я выследил человека, приходящего в особняк в Гамвике, и поджег дом. Уже потом я увидел, что человек этот спасся, но я и не подумал о том, что все было напрасно. Я ликовал и ни о чем не жалел, потому что наконец-то уничтожил этот проклятый дом вместе с его бесчисленными тайниками и сокровищами, вместе с той статуей, уничтожил это зло, из-за которого человек готов был пролить кровь, из-за которого погиб мой отец, из-за которого, как я понял в конце концов, Ари стал жестоким и не позволил Холдору жениться на моей матери… Этот дом разрушил всю мою жизнь, а я разрушил его. Я не раскаиваюсь в содеянном, ваша честь. Пусть вы осудите меня за это, я не буду жалеть.
После этого больше года мы с Ребеккой останавливались то там, то здесь, пытаясь заработать денег на жизнь. Мы никогда не задерживались подолгу на одном месте, потому что… потому что меня всегда тянуло сюда, в деревню, где я провел свои самые счастливые годы… И наконец мы решились и вернулись.
Что было дальше, вы знаете.
Да, я поджег дом, когда там внутри был живой человек. Да, я убил Инглинга Сорбо. Да, я напал на доктора Сорбо, потому что не удержал себя в руках. Я не отрицаю этого. И не собираюсь снова обвинять доктора – может, он тоже стал жертвой этого проклятого дома… В последние годы мне пришлось поверить во многое, порой самое невероятное…
Я все сказал.
Теперь можете судить меня, как вам будет угодно.
… Долгое время царила тишина.
И Келда, слушая ее, думала о том, что фьорд действительно делает Роальда неузнаваемым. Там Роальд готов был задушить герра Томаса голыми руками, а теперь сам же ищет ему оправдание. Почему?
- Судить? – герр Харальсон вдруг едва заметно улыбнулся. – Я не вижу больше необходимости вас судить, молодой человек. Вы не виновны ни в чем, кроме ненависти и юношеской горячности, но и вина Томаса Сорбо не может быть доказана. Как вы сами справедливо признали. Господи ты боже мой… Да, ну и история! Проклятие какие-то… Как бы нас куда подальше не занесло, друзья мои! А потому я немедленно прекращаю наше заседание. Все свободны. Да-да, и вы тоже, герр Абель.
Роальд был, мягко говоря, удивлен решению суда и как будто даже не замечал, что Отто радостно обнимает его за руку и гладит по плечу. Однако в следующее мгновение после того, как Харальсон в последний раз ударил по своему столу кулаком, раздался крик:
- Роальд! – и рыдающая Ребекка Абель, которую ничто теперь не могло удержать, бросилась к своему воспитаннику и обняла его так крепко, как будто собиралась задушить.
И не переставала всхлипывать.
А Роальд гладил ее по волосам.
- Тише, няня, тише…

_______________________________________________
*маастер - обращение в Норвегии к мужчине, представителю рабочего класса.
_________________

Леночка, привет!!!!

Прямо даже не знаю, с чего начать, столько эмоций, событий и тайн раскрылось в главах в Новом Году, что прямо не знаю... Но попробую собраться мысли в кучу (хотя эмоции просто ключом) и высказаться по порядку.

Во-первых, это конечно же история с фьордами. Я правильно поняла, что это его мистическое свойство, что Зовущие эхо там слышат голоса умерших, и что Кэйа, Стейн, Абель, Инглинг: все они стали жертвами этого чародейства? И не причастна ли к этому каким-то образом Валькири??? Она, пожалуй, единственная, кто до сих пор не растеряла своей загадочности в череде раскрывшихся тайн.
Во-вторых, поразило открытие с Бергдис и Вигдис. Этот самый Джек Кейн их похитил, но почему??? Я так понимаю, об этом ещё будет рассказано в продолжении? Кошмар на самом деле!!!! Несчастные женщины!!! Что же с ними стало на этом корабле, куда они вообще пропали???
Линия Роальда и история его происхождения практически раскрылась. М-да... Вот уж ни за что бы не сказала, что Томас Сорбо на такое способен. Неужели это все-таки он??? Доктор мне казался одним из самых приятных героев в этой книге. Просто на суде говорили, что вина его не может быть доказана, да и на самом деле доказательств нет... Может, все-таки есть кто-то ещё?
Стеин в своем репертуаре. Ему бы лишь бы кого-нибудь обвинять. Честное слово, ну когда уже его кто-нибудь научит уму-разуму? Кэйа отказалась идти с ним к фьорду, но сдается мне, эта история так просто не закончится, ведь фьорд никого так просто не отпускает.
Келда в этих главах мне очень понравилась! Если до этого она меня немного раздражала... То после событий с Роальдом на фьорде, после их встречи с жандармом, когда она отказалась отпустить его одного и, догадываюсь, тем самым спасла ему жизнь, я взглянула на неё уже совсем по-другому. Она молодец, и на суде вела себя достойно!
Ох, Отто обрел второго внука, а Роальд - деда. Рада за них, рада, что все так разрешилось!
На самом деле семнадцатая глава заканчивается на таком эмоциональном подъеме, что все будет хорошо, у всех... кроме разве что Стеина и Томаса. За этих двоих я все равно переживаю, и не могу забыть о Валькири...

Лена, спасибо огромное за продолжение и за такие яркие интересные главы!!!! На одном дыхании прочитала!


_________________

Леночка привет
Я в шоке,ну и поворот
Мне это напомнила Агату Кристи,только флёр мистики ещё присутствует.
Я рада что Роальда освободили всё таки , теперь я понимаю почему у Келды с Стеином ничего не намечается тут ещё один претендент есть
История жизни семьи Сорбо действительно поражает столько всего на них свалилось , это наследство стало поистине проклятым, никто не обрёл счастье из-за этого богатства.
Теперь начинаю понимать почему пропала мать Нанны, видимо её рассматривали как наследницу и потому похитили, только почему пропала Вигдис я пока не поняла ,даже вариантов нет, но думаю нам об этом расскажет Ойвенд, он видимо тоже до чего докопался.
Что касается убийства отца Роальда,я не думаю что это сделал Томас ,хотя не исключаю его друзей вполне возможно что они как раз таки в этом замешаны.
Мне кажется его вина здесь косвенная.
Спасибо за главу, *потираю ручки* в предвкушении следующей
___________________________________

Девочки, привет! Спасибо вам за отзывы!


Марина, я очень рада, что последние главы воспринимаются так эмоционально!)))
Да, насчёт мистической стороны фьорда ты правильно поняла. Валькири к этому всему имеет самое прямое отношение, хотя её тоже скорее можно назвать жертвой - она страдает не меньше других и пока ничем им помочь не может. Хотя ей-то как раз известно, в чём источник всех бед.
В следующей главе про судьбу Бергдис и Вигдис, и про Кейна)))
Детективную линию я сильно развивать больше не буду, поскольку суть не в ней. Про Томаса скажу, что он отнюдь не злодей и не желал смерти Ари никогда, но довольно слаб характером и духом, поэтому в молодости натворил много ошибок и его легко было "околдовать". Кстати, то, что на его руках нет крови, как он говорил Роальду - это правда.

Да-да, ты права. К сожалению, всё не так просто. И если Роальд и Томас главнее в событийной линии, то в плане смыслового наполнения куда важнее Стеин и Кэйа, поэтому об их проблемах ещё будет много.
Мариш, спасибо за опечатки! Я совсем уже перестала их замечать что-то


Ева, рада, что смогла впечатлить)))

Ого, вот это сравнение
Да, наследство это проклято в буквальном смысле, все беды в их семье от него и пошли. И да, друзья Томаса в убийстве были замешаны, да и сам Томас свою роль сыграл, но на убийство брата он не способен.
Так и есть.


С теплом и улыбкой
_________________

Привет, Ленуська! Ого! Целых три главы! Сейчас умру от счастья! После работы засяду читать) уже предвкушаю, спасибо за сюрприз!
___________________________________

Лен, приветик =)) Спасибо за главы, причем такие объемные, я вчера вечером как села читать так и не заметила как время пролетело.
И кто там говорил, что у него с детективной линей плохо получается, м? Да у меня бы на такое мозгов ни в жизни бы не хватило Читала с открытым ртом х)
Я очень-очень рада, что для Роальда так все закончилось хорошо, и дедушку нашел и няня теперь хоть немного успокоиться, все переживала я за эту женщину, она же его как сына любит.
Не верю я чего-то, что Томас мог убить брата, но замешан он там точно, темное прошлое у доктора, это вне всяких сомнений.
Келда умничка, все больше и больше мне нравиться, хотя куда уж больше-то...
Я тут вот чего подумала А между ней и Роальдом может что-то получиться? =) Просто так все интересно сложилось, и ручку он ей тогда поцеловал, после того как брошку дал и потом перед судом думал о ней И вот повело меня на мысли интересные такие =))

Спасибо огромное, жду продолжения, и раскрытие остальных тайн