Шерри Томас "Ночные откровения "

Плюсуюсь к мужу Леси
и
N 4 Таши ( Ташик, сделай спойлер с номером к каждому тортику, плизь, а то народу голосовать тяжело будет, а Лесе подсчитывать.

_________________

lesya-lin, codeburger, спасибо большое!!!
Что мне нравится в романе (конечно, не только это!) - по мере чтения он не становится слабее. Интригующее начало - достойное продолжение. Надеюсь, конец не будет скомкан!

lesya-lin, codeburger,, огромное спасибо, за такой шикарный перевод. С нетерпением буду ждать продолжения.

ТАША!+1
№ 4!

№ 4 (10), очень симпатичный, подходит под описание.
Правда, я не совсем представляю себе что такое "марципановые розы". Но, очень уж похоже, что розы на этом тортике не только для красоты. Надеюсь, их можно ещё и есть.
_________________

Тортики, ну ваще. Где вы такую красоту находите??? Все бы съела))))
Как обычно, перечитала главу ещё раз. У Вира нюх прям как у собаки, за пару часов перед свадьбой почти всё выведал относительно своего будущего родственничка.

С трезвой головой оценила чёткий авторский замысел, приготовила для начальства невозмутимую полуулыбку и жду понедельника)))))
Гм, а можно нескромный вопрос: У Фредди в этой книге, наконец-то всё сложится???

А то!



_________________

 » Глава 10

Дорогие читательницы, надеюсь, с утра вы уже успели реализовать все свои стремления к трудовым свершениям,
и теперь можете себе позволить немно-о-о-жко отвлечься

Глава 10

Церковь, выстроенная в романо-нормандском стиле, внутри была отделана камнем. Сквозь окна на хорах падал серый, тусклый свет. Местами сумрак храма рассеивался золотистым сиянием толстых белых свечей в высоких, в человеческий рост, канделябрах (1).

Фредди, дожидавшийся снаружи, ввел миссис Дуглас и помог ей сесть на скамью. Кивнув маркизу, к алтарю приблизилась леди Кингсли – она присутствовала в качестве подружки невесты. Дверь церкви отворилась и снова закрылась, впустив сырой холодный воздух и возвестив о появлении женщины, которая с минуты на минуту станет леди Вир. Жених сглотнул, помимо воли разволновавшись – но не только от праведного негодования.

Девушка дошла уже до середины прохода, когда Вир наконец-то посмотрел в ее сторону.

Элиссанда была одета в самый скромный из всех подвенечных нарядов, какие мог припомнить маркиз: ни кружев, ни перьев, ни блесток. Единственными украшениями служили букетик фиалок в руках, покрывающая волосы фата – и улыбка.

Вир мог не любить ее, но не мог не восхищаться ею – ведь на лице невесты сияла прекраснейшая из всех виденных им улыбок. Ни следа злорадного торжества или похвальбы, только чистая, застенчивая, искренняя радость – словно девушка выходила замуж за мужчину своей мечты и не верила собственному счастью.

Маркиз отвернулся.

Церемония длилась нескончаемо долго: им попался словоохотливый священник, который не видел причин сокращать пастырские наставления даже при бросающейся в глаза необычности происходящего. Дождь, начавшийся одновременно с венчанием, усилился до настоящего ливня, когда новобрачные вышли из церкви рука об руку.

Маркиз подсадил супругу в ожидавшую карету, затем забрался на сиденье сам. Когда за Виром закрылась дверца, в брошенном на него взгляде жены промелькнуло смятение. Судя по внезапной напряженности ее позы, Элиссанда осознала одно из последствий брачного союза. Теперь она останется с мужем наедине, без всяких дуэний.

Рядом не будет никого, кто вправе диктовать, что ему можно делать, а что нет.

Элиссанда просияла приличествующей случаю блаженно счастливой улыбкой. И Вир вновь ощутил необъяснимое радостное волнение, хотя должен был знать – и знал – что это всего лишь ее способ совладать с ситуацией.

Маркиз попытался вызвать в воображении прежний образ своей верной спутницы, но не смог увидеть его, как раньше, незамутненным. Бесхитростная искренность была испорчена злокозненностью новоиспеченной леди Вир, естественная сердечность искажена хладнокровной расчетливостью его супруги.

Вир не стал ответно улыбаться вышедшей за него женщине. В голову ворвалась неожиданная мысль: поездка до гостиницы – какие-то две мили, но из-за дождя неминуемо возникнут заторы – продлится достаточно долго, чтобы он успел овладеть женой.

Это уж точно сотрет улыбку с ее лица.

Элиссанда отряхивала дождевые капли с блестящего атласа юбки. Каждый дюйм ее тела ниже подбородка был целомудренно укутан плотной тканью. Даже волосы трудно разглядеть под покровом фаты. Но разве он не знает, как выглядит эта лицемерка без одежды?

Задернув оконные шторки, Вир может прямо сейчас раздеть ее: спустив платье вниз или задрав кверху, уж как захочется. Поступки влекут за собою последствия. Пусть пожнет теперь плоды своих деяний: страх, отвращение, а возможно, и возбуждение. Ее наготу от бушующей стихии будут отделять только обтянутые черной кожей стенки свадебного экипажа. Звуки, которые она будет издавать под телом мужа, заглушит барабанящий по крыше дождь, цокот подков, скрип колес да тот неусыпный гул, который делает Лондон Лондоном.

Элиссанда, повернувшись, выглянула в заднее окошко.
– О, они едут сразу за нами.

Словно это имело значение.

Вир не ответил, отвернувшись к мокнущему за окном кареты миру, в то время как новоиспеченная супруга сидела недвижимо, стараясь дышать тихо и ровно.

* * * * *
Элиссанда стояла на балконе их номера на верхнем этаже гостиницы «Савой» (2). Внизу приглушенно урчал Лондон. Отблески фонарей с набережной Виктории дрожали на темных водах Темзы. В вечерних сумерках чернели высокие и величественные городские шпили.

Вот уже четыре часа она замужем.

Элиссанда могла бы назвать свой брак безмолвным.

А еще назвала бы его нескончаемо долгим.

Весь обратный путь в гостиницу муж хранил угнетающее молчание. Затем новобрачные обнаружили, что ни леди Кингсли, ни лорд Фредерик не могут остаться к ужину: первая спешила вернуться к своим гостям, а второму, недавно получившему заказ на портрет, требовалось закупить необходимые для начала работ материалы. После того, как Элиссанда покормила тетю Рейчел и уложила больную в постель, они с лордом Виром поужинали вдвоем в отдельной столовой. И маркиз не проронил ни слова – ни единого – кроме чуть слышного «аминь» в конце молитвы. А теперь нескончаемое ожидание в номере… Возможно, по времени оно тянется не дольше ужина, но от возрастающего напряжения уже пульсируют виски.

Или это из-за трех бокалов шампанского, выпитых один за другим?

Не прочти Элиссанда в дядиной библиотеке книгу о семейном законодательстве, она бы сейчас тихонько радовалась тому, что после венчания осталась в благословенном покое. Но во многих знаниях многие печали: не скрепленный физической близостью брак являлся ненадежным.

Вернулся ли дядя в Хайгейт-корт? Узнал о случившемся и отправился в погоню? Не ищет ли их прямо сейчас по всему Лондону?

И где лорд Вир? Курит? Пьет? Ушел куда-то, забыв про принесенный в номер чемоданчик с его вещами?

А что, если дядя разыщет ее мужа, усадит того побеседовать и укажет на все причины, по которым не следует жениться на Элиссанде? Стоит ему убедить лорда Вира, и до аннулирования брака – рукой подать. И она останется без супруга, без защиты и даже без права похвастаться, что когда-то была замужем.

От высоты внезапно закружилась голова. Девушка отступила в сравнительную безопасность гостиной, где на столике стоял небольшой торт, искусно украшенный светло-розовыми марципановыми розами на темно-зеленых вьющихся стеблях – свадебный подарок от гостиницы. К торту прилагались нож, салфетки, тарелки, бутылка шампанского и бутылка сотерна(3).

И никого, с кем можно разделить праздничную трапезу.

Элиссанда не сомневалась, что во время венчания непременно что-нибудь случится: лорд Вир переврет слова обетов или забудет имя невесты – а не то, упаси Боже, в последний момент решит, что не может снести церемонии, и плевать на его репутацию и ее позор.

Вопреки ожиданиям, маркиз был серьезен и спокоен. А вот она как раз запуталась в его имени: Спенсер Рассел Блэндфорд Черчилль Стюарт – язык можно сломать – и запнулась, произнося обеты, причем дважды.

Замужем.

Трудно в это поверить.

Задергалась дверная ручка. Девушка встрепенулась. Она заперла дверь из страха перед возможным появлением дяди.

– Кто там? – спросила она дрожащим, сдавленным голосом.

– Это номер леди Вир?

Голос лорда Вира – ее мужа.

На мгновение крепко зажмурившись, Элиссанда двинулась вперед.

Улыбка.

Когда дверь открылась, улыбка была уже на месте.

– Добрый вечер, лорд Вир.

– Добрый, добрый, леди Вир.

Маркиз по-прежнему был одет в парадный темно-серый костюм, в котором венчался – волшебным образом оставшийся незапачканным.

– Можно мне войти? – держа шляпу в руке, чрезвычайно вежливо поинтересовался он.

Элиссанда поняла, что глазеет на мужа, загородив проход.

– Да, конечно, прошу прощения.

Заметил ли он бросившуюся ей в лицо краску? Мог заметить, если бы посмотрел. Но лорд Вир прошествовал мимо жены на середину гостиной, оглядывая комнату.

Номер был обставлен на манер дома джентльмена: неяркие синие обои, прочная, но не вычурная мебель. Комнату тети Рейчел украшали китайские вазы, расписанные охрой, здесь же на буфете красного дерева полукругом были выставлены тарелки из делфтского фарфора(4).

– Принесли торт, – сказала, чтобы хоть чем-то заполнить молчание, Элиссанда, снова запирая за собой дверь.

Маркиз повернулся, не столько на ее слова, сколько на звук защелкнувшегося замка – ведь именно туда скользнул его взгляд перед тем, как остановиться на лице супруги.

Он не понял, почему Элиссанда закрыла дверь на замок. Может, это признак готовности сделаться его женой взаправду: в пристальном взоре маркиза появилось напряжение, даже вызов.

Девушка обнаружила, что не может выдержать этот взгляд. Она сосредоточилась на бутоньерке Вира: цветке дельфиниума такого глубокого синего цвета, что он казался фиолетовым.


– Торт принесли, – повторила она. – Мне порезать его?

– Такой красивый – просто жалко есть.

Метнувшись к столу, Элиссанда взялась за нож.
– Даже яство слишком красивое, чтобы его есть, испортится, если его не съесть.

– Какая глубокая мысль, – пробормотал маркиз.

Не ирония ли послышалась в его тоне?

Присмотревшись к мужу и запоздало заметив в его левой руке початую бутылку виски, Элиссанда сглотнула. Понятное дело, он не счастлив. Его бесстыдно использовали. Лорд Вир прекрасно сознает, что попался в ловушку.

Это понял бы и последний болван.

При таком повороте мыслей Элиссанда нахмурилась и, склонив голову, атаковала торт, наваливая на тарелку мужа громадный кусок. Вир отставил бутылку, взял тарелку и прошел через гостиную на балкон.

Элиссанде хотелось, чтобы маркиз возвратился к привычной болтовне. Она и представить себе не могла, что его молчание будет так трудно не замечать – и заполнять.

– Не хотите ли выпить чего-нибудь к торту? – поинтересовалась она. – Может, виски?

– Виски не подается к сладкому, – немного раздраженно отозвался Вир.

– Тогда вино?

Маркиз пожал плечами.

Девушка взглянула на бутылку с сотерном – под сургучной печатью виднелась пробка. Наверное, нужен штопор. И действительно, тот лежал между бутылками. Элиссанда повертела инструмент в руке. Как им пользоваться? Дома этим занимались слуги.

– Мне позвать прислугу? – робко спросила она.

Вернувшись к столу, маркиз поставил нетронутый торт, забрал у жены штопор и вонзил его в пробку. Несколько умелых поворотов кисти, решительный рывок – и пробка с хлопком вылетела из горлышка. Наполнив бокал, Вир поставил его перед супругой, себе же налил до краев стакан виски и ушел на балкон.

Когда Элиссанда вернулась после ужина в номер, дождь превратился в туманную изморось. Но теперь поднялся резкий, холодный ветер, и тучи, похоже, снова были готовы разверзнуться. Вир неторопливыми глотками опустошал стакан. Неяркий электрический свет гостиной высвечивал его профиль на фоне темного, затянутого облаками неба.

Элиссанда ожидала, что супруг станет суетиться, барабанить пальцами по стеклу или шаркать ногами по полу. Она не предполагала, что лорд Вир будет производить такое не менее суровое и зловещее впечатление, чем надвигающаяся буря.

И не могла отвести от него глаз.

Чтобы как-то отвлечься, девушка взяла бокал. Она не жаловала вино или другие крепкие напитки, но сотерн оказался сладким, почти как десерт. С нервной жаждой начав пить, Элиссанда через минуту уставилась на пустое дно.

– День выдался долгим, – бросил муж, широко шагнув с балкона в гостиную. – Пожалуй, я лягу пораньше.

Это намек, что он зовет ее в постель? Элиссанда почувствовала, словно желудок завязался узлом – хотя не таким тугим, как можно было ожидать. Наверное, из-за сотерна и выпитого за ужином шампанского паника не поглотила ее с головой.

– Вы не попробуете торт? – спросила она, не зная, что еще сказать. «Спокойной ночи»? «Я сейчас приду»?

– Нет, благодарю, – маркиз поставил пустой стакан и провел рукой по волосам. Элиссанде казалось, что у него каштановая шевелюра с некоторыми прядками посветлее. Она ошибалась, все как раз наоборот: волосы темно-русые, немного с каштановым отливом. – Доброй ночи, леди Вир, – и исчез за дверью ванной комнаты.

Элиссанда налила себе еще бокал вина. Когда через пару минут она опять всматривалась в пустое дно, маркиз вышел из ванной, проследовал в одну из спален и закрыл за собой дверь.

Через полминуты муж появился – только для того, чтобы забрать бутылку виски и удалиться обратно, небрежно кивнув.

Элиссанда была обескуражена. Не то чтобы она жаждала отправиться с лордом Виром в постель, но, принимая во внимание взгляды, бросаемые на нее в Хайгейт-корте – да и сегодня днем в карете – девушке и в голову не приходило, что маркиз проигнорирует ее в брачную ночь.

Нет, так не пойдет. Она не может дать дяде такой замечательно простой выход из положения, как неконсумированный брак. Ему не удастся прибегнуть к закону, состряпав заявление о фиктивности, и размахивать перед судьями этим самым отсутствием близости. Пусть из шкуры лезет, доказывая, что племянница самое меньшее потеряла рассудок.

Этот брак будет подтвержден во что бы то ни стало.

* * * * *

Сказать легче, чем сделать…

По окончании следующего получаса и оставшегося сотерна Элиссанда по-прежнему томилась в гостиной.

Чего она ждет? Скрепляющая брак близость не случится сама по себе. Если муж не идет к ней, она сама отправится к нему.

Однако девушка не двигалась с места. Она ведь ничегошеньки об этом не знает. И, если честно, сама мысль о еще одном телесном контакте с лордом Виром намертво приклеивала к стулу.

Элиссанде пришлось бросить против себя тяжелую артиллерию: вызвать образ дяди, и это притом, что всю свою жизнь она старалась изгонять тирана из своих мыслей! Она заставила себя вспомнить его холодные глаза, острый профиль, тонкие губы, прикрытую мягкостью злобу – все, что было причиной ее ночных кошмаров.

Сделав несколько глубоких вдохов, девушка поднялась, но так пошатнулась, что пришлось усесться снова. Дядя не одобрял выпивающих женщин. До появления гостей леди Кингсли с собственными припасами в Хайгейт-корте никогда не подавалось вино.

Она явно недооценила влияние целой бутылки сотерна – и трех бокалов шампанского в придачу! – на собственное равновесие.

Уцепившись за край стола, Элиссанда опять встала, на этот раз осторожнее. Так, выпрямляемся… Дюйм за дюймом передвигаясь вдоль края стола, она, подобно начинающему альпинисту на северном склоне Маттерхорна(5), старалась не смотреть под ноги.

Другой конец стола был ближе к спальне лорда Вира. Девушка повернулась спиной к столу и осторожно отправилась преодолевать десятифутовое расстояние до двери комнаты.

Словно идешь по воде… Неудивительно, что, выпив лишку, маркиз спотыкался: этого не избежать, когда без малейшего предупреждения пол под ногами то вздымается, то проседает.

У двери Элиссанда с облегчением ухватилась за ручку и на мгновение прислонилась к косяку. Господи, комната буквально раскачивается – лучше шагать дальше, пока ей не стало совсем дурно. Девушка открыла дверь.

Вир, до пояса раздетый, уже лежал в постели. Элиссанда поморгала, чтобы он тоже перестал колыхаться. Кто же знал, что этот сладкий сироп таким удивительным образом воздействует на зрение?

Фигура маркиза мало-помалу становилась определеннее: уменьшилась смазанность контуров, торс обрел отчетливые и ясные очертания. Бог ты мой, он, должно быть, из «мускулистых христиан» (6) – вон какие у него мышцы! Такое сложение одобрил бы сам Микеланджело, судя по тому, что великий мастер никогда не изображал мужчин, не обладающих подобным телом.

Вы только посмотрите, лорд Вир с книгой! Элиссанде смутно припомнилось, как маркиз говорил об употреблении книг в качестве обезболивающего. Ах нет, не так – снотворного. Он использует книги вместо снотворного.

Но сейчас это не имеет никакого значения. С толстенным фолиантом в руках муж выглядит чуть ли не умником, и очень привлекательным.

– Милорд, – произнесла Элиссанда.

Его глаза прищурились – или это снова обман зрения?
– Миледи?

– Сегодня наша брачная ночь, – было очень важно заявить об этом на случай, вдруг маркиз запамятовал.

– Да, так и есть.

– Поэтому я пришла исполнить свои обязанности, – торжественно произнесла Элиссанда, чувствуя себя храброй, послушной долгу и находчивой одновременно.

– Благодарю вас, но в этом нет необходимости.

Что за глупости?
– Позвольте не согласиться – это совершенно необходимо.

– Для чего? – колко спросил маркиз.

– Разумеется, сударь, для процветания нашего союза.

Закрыв книгу, Вир поднялся. «Разве он не должен был встать, только она вошла?» – раздумывала Элиссанда.

– Этот брак явился потрясением для нас обоих. Я не желаю навязываться, ведь все случилось так стремительно и так… необычно. Почему бы нам не продвигаться дальше помедленнее?

– Нет, – затрясла она головой. – У нас нет времени.

Маркиз смерил жену почти сардоническим взглядом:
– У нас впереди вся жизнь – по крайней мере, так сказал святой отец.

В будущем надо быть поосторожнее с сотерном… Не только зрение подводит – язык тоже неповоротливо застыл. Она не могла заставить свои уста высказать присутствовавший в мыслях веский довод в пользу безотлагательности подтверждения их брака: те попросту не повиновались.

Вместо слов Элиссанда, склонив набок голову, улыбнулась мужу: не потому что так было нужно, а потому что ей этого хотелось.

В ответ тот схватил стоявшую на ночном столике бутылку виски и отпил прямо из горлышка. Ох, как же это было по-мужски – так твердо и решительно!

И соблазнительно…

И весь этот мужчина: густые, слегка вьющиеся волосы, отливающие полированной бронзой, мощное тело, широкие мускулистые плечи – был чрезвычайно соблазнителен и потрясающе красив.

– Я забыла, какого цвета у тебя глаза, – пробормотала Элиссанда.

Ну не смешно ли – после четырех дней знакомства и свадебной церемонии – не помнить цвет глаз супруга?

– Голубые.

– Правда? – удивилась она. – Как замечательно! Можно посмотреть?

С этими словами маркиза приблизилась и заглянула мужу в лицо. Он был высок, даже выше, чем ей помнилось, и, чтобы сделать это, Элиссанде пришлось опереться ладонями о его руки и привстать на цыпочки.

– У многих голубые глаза, – буркнул Вир.

– Но твои особенные, – и это была правда. – Они цветом точь-в-точь, как бриллиант «Надежда» (7).

– Ты когда-нибудь видела этот бриллиант?

– Нет, но теперь знаю, как он должен выглядеть, – мечтательно вздохнула Элиссанда. – И от тебя хорошо пахнет.

– От меня пахнет виски.

– И виски тоже, но… – вдохнула она поглубже – лучше.

Элиссанда не могла определить или описать этот запах – теплый, как аромат свежевыстиранного белья или разогретых на солнце камней.

– Ты что, слишком много выпила?

Элиссанда перевела взгляд на его губы, твердо сжатые, но манящие.
– Сотовый мед каплет из уст твоих, о, муж мой; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! (8)

– Ты и впрямь перебрала.

Девушка улыбнулась – какой он забавный! Провела ладонями по неподвижным рукам – таким твердым и таким гладким. Ей припомнился вечер, когда играли в «Хрюкни, поросенок!» – Элиссанде уже тогда понравилось прикасаться к этому мужчине. Неудивительно: его неимоверно приятно трогать, и он благоухает ливанским кедром.

Элиссанда заглянула маркизу в глаза. Он не улыбался ей в ответ, но именно такой, строгий и неодобрительный, был невероятно привлекателен.

– Да лобзает он меня лобзанием уст своих, – проговорила она вполголоса. – Ибо ласки твои лучше вина.

– Нет, – отрезал Вир.

Элиссанда обвила руками несгибаемую шею и коснулась его губ своими. Но только на мгновение – муж решительно отстранился.

– Вы совершенно опьяневшая, леди Вир.

– Нет, – гордо возразила она, – не опьяневшая, а опьяненная.

– В любом случае вам следует отправиться в свою спальню и лечь в постель.

– Я хочу лечь с тобой, – выдохнула она. – Да пребудет возлюбленный мой у грудей моих.

– Иисусе…

– Нет, Элиссанда. Меня зовут Элиссанда.

– Ну хватит, леди Вир. Даю вам возможность уйти.

– Но я не хочу!

– Тогда уйду я.

– Но вы не можете!

– Да неужели?

Ее язык, без запинки декламировавший строки из Песни Песней, снова отказался произносить: «Пожалуйста, не уходи. Мы должны, ради моей тети. Прошу тебя».

Маркиз не мог не заметить, как тетушка Рейчел увяла и ослабела в том доме. Он не может не понимать, как важно освободить бедняжку от дальнейшего гнета. Он наверняка так же сострадателен и проницателен, как и красив.

Неимоверно красив – Элиссанда просто не могла налюбоваться. Иисусе сладчайший, какая чувственная линия подбородка. А великолепные скулы! А глаза цвета знаменитого бриллианта! Она могла смотреть на этого мужчину весь день – и ночь – напролет.

– Нет, – повторил Вир.

Элиссанда бросилась мужу на грудь. Как он прочно сложен! Как ей хотелось в самые черные минуты жизни обнимать кого-то, похожего на него! От объятий тетушки Рейчел становилось только тоскливее, а рядом с лордом Виром она чувствовала себя в безопасности. Он был подобен крепости.

Элиссанда поцеловала маркиза в плечо – до чего же ей нравится на ощупь и вкус его кожа! Она поцеловала его шею, ухо, щеку – не гладкую, а слегка колючую, сладко оцарапавшую ей подбородок.

Она поцеловала мужа в губы, накрыв их соблазнительные изгибы своими губами, провела кончиком языка по его зубам, ощущая привкус выпитого виски.

Ох, мамочки… он… его…

Они стояли бедром к бедру, и Элиссанда явственно ощутила отвердевшую плоть, становящуюся еще тверже.

А затем она больше ничего не чувствовала, потому что подлетела вверх. Приземление на кровать вышибло из нее почти весь воздух и превратило комнату в вертящийся калейдоскоп. Но, силы небесные, как же он могуч! Элиссанда весила добрых девять с половиной стоунов, а он поднял и швырнул ее, словно букет невесты.

Маркиза улыбнулась мужу.

– Прекрати, – процедил тот сквозь стиснутые зубы.

Никогда больше не улыбаться – именно так она и намеревалась поступить. За неожиданное понимание Элиссанда улыбнулась супругу с еще большим чувством. Пожалуй, следует пересмотреть полный запрет на улыбки. Временами это даже приятно, вот как сейчас, когда ты вырвалась из заточения, и теперь свободна, счастлива и в ладах со всем миром.

– Иди ко мне, – поманила она мужа пальцем.

На сей раз он послушался. Угрожающе нависнув над женой, маркиз обхватил ладонями ее лицо.
– Послушай и слушай внимательно, если способна соображать своей взбалмошной бестолковой головой: нет. Ты сумела заманить меня в ловушку и вынудить жениться – но ты не заставишь меня спать с тобой. Скажи еще хоть слово – и я сегодня же аннулирую этот чертов брак и отправлю тебя обратно в тот сумасшедший дом, из которого ты сбежала. Так что заткнись и убирайся отсюда!

Элиссанда продолжала улыбаться мужу. Когда он говорит, его губы двигаются так завораживающе… Надо будет попросить, чтобы лорд Вир ей почитал – она сможет часами лежать и пожирать его глазами.

Но тут громкие слова начали проникать в ее уши, затем – в разум. «Нет, маркиз не мог сказать это всерьез», – покачала Элиссанда головой. Он – ее крепость. Он не вышвырнет ее за стены на радость дяде.

– Я серьезно, – повторил муж. – Вон отсюда.

Она не могла уйти. Она могла только лежать и беспомощно трясти головой.
– Не гони меня. Пожалуйста, не заставляй меня уходить!

Не заставляй меня возвращаться туда, где я не могу сделать ни единого свободного вдоха, где ни один миг не обходится без страха и ненависти!

Маркиз стянул жену с кровати и поставил на ноги, крепко удерживая за руку. Затем безжалостно дотащил до все еще открытой двери и подтолкнул так, что Элиссанда, спотыкаясь, вылетела на середину гостиной.

За ее спиной хлопнула закрытая с размаху дверь.

* * * * *
Часом позже Вир вышел из спальни за куском торта. Целый день он почти ничего не ел, и все на свете виски больше не могло заглушить сосущее чувство голода.

Только доедая второй кусок, он понял, что жена рыдает в своей спальне: звук был слабым, почти неслышным. Опустошив тарелку, маркиз вернулся в кровать.

Однако через пять минут он снова был в гостиной. Но зачем? Неужели ему не все равно? Сказанные слова намеренно были такими, что любая расплакалась бы. А женские слезы совершенно не действовали на Вира: дамы с криминальными наклонностями или душевными расстройствами – не говоря уж об обычных интриганках – были, как правило, страшно плаксивы.

Вир вернулся в постель и осушил бутылку виски до последней капли. Но черт его дери, если спустя три минуты он опять не очутился в гостиной.

Открыв дверь в спальню Элиссанды, маркиз не сразу увидел супругу. Ему пришлось обойти кровать, за дальним краем которой на полу сидела новобрачная, подтянув коленки к груди и рыдая – подумать только! – в подвенечную фату.

Фата превратилась в промокший комок. Лицо судорожно всхлипывающей жены покраснело и пошло пятнами, глаза опухли. Лиф подвенечного платья отсырел от слез.

– Я не могу уснуть из-за твоего плача, – раздраженно произнес Вир.

Элиссанда подняла безжизненное лицо, явно дожидаясь, пока фигура мужа прекратит двоиться перед расплывающимся взглядом – и вздрогнула.

– Извини, – пролепетала она. – Я сейчас перестану. Только, пожалуйста, не отсылай меня.

Маркиз не мог решить, которую из двух лицемерных леди Вир ненавидит больше: лучезарно улыбающуюся или смиренно проливающую слезы.

– Ложись спать. Сегодня я никуда не стану тебя отсылать.

Губы задрожали – Господи Боже! – с благодарностью. От досады – и презрения, и гнева, которые невозможно было залить целым морем виски – Вир не нашел ничего лучшего, чем добавить:
– Подожду до завтрашнего утра.

Элиссанда прикусила нижнюю губу, глаза вновь наполнились влагой. Слезы покатились по уже и так мокрому лицу, капая на свадебный наряд. И ни звука при этом – плач был тихим, как смерть.

Отведя от Вира взгляд, она начала раскачиваться взад-вперед, словно пытающийся успокоиться ребенок.

Маркиз не понимал, почему это волнует его, какое ему дело до женщины, собиравшейся обманом заполучить Фредди, – но ему было до нее дело. Что-то в этом немом отчаянии трогало его.

Ей больше не к кому обратиться.

Отчасти виною было виски. Но одной бутылкой нельзя объяснить, почему он не вышел из спальни сразу, как только успешно заставил жену умолкнуть. Вир боролся с подогретым хмелем состраданием к ее непостижимому горю и глупым чувством, что из всех людей именно он обязан что-нибудь предпринять.

Разве она не сама на это напросилась?

* * * * *
Элиссанда охнула, когда муж поднял ее на руки. Но не швырнул, как в прошлый раз, а посадил на край кровати и, наклонившись, разул. Затем перегнулся ей за спину, расстегивая крючки, и одно за другим снял с жены платье, нижние юбки и корсет.

Достав из кармана платок, маркиз заботливо вытер ей лицо. Рыдания подступили вновь: Элиссанда годами утирала тетушкины слезы, но никто и никогда не делал это для нее.

Она схватила платок, прежде чем муж успел спрятать его обратно, и, поднесши к носу, удивленно сказала:
– Тоже пахнет ливанским кедром.

Вир мотнул головой.
– Давай я тебя уложу.

– Давай, – согласилась Элиссанда.

Их взгляды встретились. У него и вправду восхитительные глаза. И невероятно соблазнительные губы. Элиссанда вспомнила, как целовала его. Даже если придется хватать тетю и спасаться бегством, эти поцелуи никогда не забудутся.

Поэтому она сделала это снова.

И он позволил ей, разрешил коснуться губ, нежно провести по линии подбородка и легонько лизнуть у основания шеи. А когда она слегка прикусила его плечо, муж издал тихий, сдавленный звук и со сбившимся дыханием спросил:
– Где ты такому научилась?

Разве этому нужно учиться?

– Я просто делаю то, что мне хочется, – а Элиссанде не терпелось попробовать его тело на вкус, как пробуют на зуб золотую монету, убеждаясь в ее подлинности.

– Вы похотливая пьянчужка, леди Вир, – пробормотал маркиз.

– И что это значит?

Не дожидаясь ответа, Элиссанда поцеловала его снова. Какое удовольствие ощущать этого мужчину, касаться его…

Вир легонько нажал на ее плечо. Элиссанда не сразу поняла, что муж желает, чтобы она легла, но повиновалась – не размыкая объятий, не прекращая поцелуев.

– Я не должен был оказаться здесь, – произнес маркиз, растягиваясь рядом. – Не иначе, я тоже развратный пьяница.

Никто из них не должен был оказаться здесь. Дом леди Кингсли не должны были наводнить крысы. А камберлендские Эджертоны должны были забрать сиротку к себе после смерти родителей.

Элиссанду переполняло мучительное раскаяние. Безусловно, лорд Вир имеет полное право сердиться. Она использовала его – откровенно говоря, навязала ему этот брак. А маркиз такой добрый и снисходительный. Разве удивительно, что в смутный и тревожный час она ищет в нем защиту и поддержку?

Приподнявшись на локте, она вновь занялась мужем, прокладывая поцелуями дорожку вниз по широкой груди.

Вир остановил Элиссанду, но только затем, чтобы распустить ей волосы, волной упавшие на правое плечо.
– Такие пышные и такие легкие – словно паутинка.

Просияв от комплимента, она наклонила голову к его пупку. Сжав хрупкое плечо, Вир опять остановил ее.

В голове у Элиссанды неожиданно возник вопрос:
– Отчего ты становишься твердым?

Взгляд мужа снова сделался странно напряженным:
– Помимо всего прочего, от твоих поцелуев и оттого, что ты тянешь меня в постель.

– А зачем?

– Возбуждение необходимо для дальнейшего акта.

– И сейчас ты возбужден?

Краткая пауза:
– Да.

– А что представляет собой этот акт?

– Ох, не нужно бы мне, – пробормотал муж, придвигаясь, так что Элиссанда явственно ощутила его возбуждение. – Я сейчас думаю не головой.

– А можно думать чем-то еще? – заинтересовалась она.

Муж тихонько хохотнул, а затем наконец-то коснулся ее. Он и раньше дотрагивался до Элиссанды, но всегда с какой-то целью: чтобы сопроводить к столу или, как недавно, оттолкнуть.

Сейчас он впервые делал это ради самого прикосновения, ради того, чтобы почувствовать ее.

Тетушка Рейчел, перед тем как окончательно слечь, иногда гладила племянницу по голове или по руке – но это было очень давно… До настоящей минуты девушка и не подозревала, сколь отчаянно ей не хватало такой малости, как ласковое касание. Вир неторопливо поглаживал ее лицо, плечи, спину.

Не прекращая ласки, муж поцеловал ее, и Элиссанда утонула в блаженстве. А когда отстранился, заявила:
– Я хочу больше.

– Больше чего?

– Больше тебя.

И тогда он раздел ее полностью, оставив только белые чулки.

Элиссанда должна была сгорать со стыда, представ обнаженной перед мужчиной, но почему-то чувствовала только легкое смущение.

– Что это я делаю? – проворчал Вир, осыпая поцелуями ее ключицы.

– Делаешь меня счастливой, – трепеща от удовольствия, шепнула она.

– Да? Ты вспомнишь об этом утром?

– А почему нет?

Таинственно улыбнувшись, муж стал целовать Элиссанде грудь, дразня выдыхаемым воздухом ее соски. Она напряглась от неописуемого ощущения, которое сделалось во стократ сильнее, когда он захватил вершинку губами.

– Сделать тебя счастливой, оказывается, совсем не трудно.

Это и впрямь легко: немного свободы, толика защиты и капелька любви – вот и все, что нужно.

Мужчина продолжал дарить ей божественное наслаждение. А у Элиссанды на глаза наворачивались слезы – от счастья. Когда он в конце концов снял брюки, она почти не удивилась размеру и мощи его естества. Она верила, что муж знает, что делать, хотя в то же время не совсем представляла, что он будет делать с ней.

– Утром я точно об этом пожалею, – прошептал он чуть слышно.

– А я нет, – серьезно и пылко заверила Элиссанда.

Вир поцеловал ее подбородок.
– У меня предчувствие, что пожалеешь, и сильно, – но остановиться уже не могу.

Он накрыл ее губами и телом. Он был горячим и твердым. И он… он…

Элиссанда вскрикнула. Она не ожидала, но было больно – нестерпимо больно.

Слезы снова потекли по щекам. Ничто не обходится без мучений – и даже это сладкое блаженство должно было обернуться невыносимым страданием. Но муж в этом не виноват. Разве не сказано в Священном Писании: «В муках будешь рождать детей своих»? Нет сомнений, что сие мрачное пророчество как раз об этом.

– Извини, – дрожащим голосом выговорила она. – Извини. Пожалуйста, продолжай.

Вир отстранился. Элиссанда охнула от боли и, сжавшись, приготовилась вытерпеть новую пытку. Но он уже встал с кровати и, похоже, одевался. Возвратившись с тем же благоухающим платком, муж вытер ее набежавшие слезы.

– Уже все, – сказал он. – Можешь теперь спать.

– Правда? – Элиссанда не верила своей удаче.

– Правда.

Укрыв жену одеялом, маркиз погасил свет у изголовья кровати.
– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – отозвалась она с облегчением. – И благодарю вас, сударь.

В темноте послышался вздох.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Судя по всему, церковь, где венчался лорд Вир – это самый древний лондонский храм после часовни св. Иоанна в Тауэре, а именно Церковь Святого Варфоломея Великого (англ. Church of St. Bartholomew the Great). Основанная в 1123 году, она является одним из трех наиболее значительных сооружений раннего средневековья, которые можно увидеть ныне в Лондоне. Интерьер ее восточной части дает возможность почувствовать суровость и монументальность английской архитектуры романо-нормандского стиля. Этот храм – один из немногих, уцелевших в Великом пожаре 1666 г. В эпоху Реформации церковь была частично разрушена и постепенно приходила в полный упадок. К счастью, она уцелела в Великом пожаре 1666 г. В 1887 г. архитектор Эстон Уэбб приступил к реставрации того, что осталось от старой церкви. Он подлатал ее и кое-где добавил каменную кладку.
Ныне это одна из наиболее впечатляющих приходских церквей Лондона и, кроме того, излюбленное место кинематографистов. Здесь снимали четвертую свадьбу из фильма «Четыре свадьбы и одни похороны», сцены из фильмов «Влюбленный Шекспир», «Робин Гуд: принц воров», «Елизавета: Золотой век», «Еще одна из рода Болейн», «Шерлок Холмс».


(2) Гостиница «Савой» ( англ. Savoy Hotel) – построена на берегу Темзы по заказу знаменитого английского импресарио Ричарда Дойли Карта, не пожалевшего средств на проект. В итоге «Савой» стал первой британской гостиницей с электрическим освещением номеров, лифтами и даже прототипами телефонов и первым отелем в мире, оснастившим номера персональными ванными комнатами с постоянной подачей горячей воды — неслыханная по тем временам роскошь. Открытие состоялось 6 августа 1889 г. Первым управляющим был Цезарь Ритц, будущий основатель легендарной отельной империи «Ритц-Карлтон», а кухню возглавил Огюст Эскофье, чье имя сегодня носит одна из наиболее престижных гастрономических школ мира. Оскар Уайльд, Сара Бернар, Чарли Чаплин, Марлен Дитрих, Элизабет Тейлор, Мэрилин Монро, Гарри Трумэн – все они предпочитали останавливаться в «Савое». Именно здесь Клод Моне написал более чем 70 картин с видами Темзы. На белом рояле разминал пальцы перед концертом Фрэнк Синатра, а на крыше репетировал номера Фред Астер во время лондонских гастролей. Уинстон Черчилль в годы войны регулярно устраивал в отеле ланчи кабинета министров. Обедал здесь и Конан Дойль, и часто отправлял сюда Холмса и Ватсона, усаживая на свое любимое место — столик в углу с видом на Стрэнд, одну из самых красивых и оживленных улиц Лондона.


(3) Сотерн – сорт десертного вина из региона Сотерн, который входит в состав очень известной винодельческой области Франции – Бордо. Сотерн делается из винограда сортов семилльон, совиньон-блан и мускадель, поврежденных благородной гнилью. Этот паразит заставляет виноград частично высохнуть до состояния изюма, в результате чего получаются концентрированные и богатые на вкус вина, приятного золотистого цвета. Сотерн представляет собой очень сладкое, концентрированное вино, которое обычно не подают в качестве столового. Его лучше всего пить самостоятельно в качестве десерта, вместе с десертом или довольно острыми блюдами, как фуа-гра или сыром рокфор.

(4) Делфтский фарфор – фарфор, производимый в нидерландском городе Делфт (Delft). Город прославился, во-первых, благодаря своему уроженцу, одному из величайших голландских художников Яну Вермееру, а во-вторых, благодаря расположенной в нём Королевской Фабрике Фарфора. Фабрика была основана в 1653 году и с тех пор производит известную во всей Европе расписанную вручную керамику бело-голубых тонов. Является единственным подобным производством в Западной Европе с такой богатой историей, продукция которого очень высоко ценится в Старом Свете. В наши дни на фабрике производится в основном дорогая керамика ручной работы.


(5) Маттерхорн – не самая высокая (около 4480 м), но наверняка самая впечатляющая гора в Альпах. Четыре ребра – четыре стены образуют почти идеальную пирамиду в довольно пологом гребне. Знаменитая северная стена Маттерхорна причисляется к сложнейшим альпийским комбинированным стенам. По ней проходят экстремальные маршруты высшей категории сложности. Хотя: В 1950 году 4-х месячный котёнок, следуя за группой альпинистов, покорил альпийскую вершину Маттехорн.


(6) Мускулистые христиане – движение, появившееся в Британии в середине XIX века, когда англиканские священники первыми уловили сходство между истово верующими в Бога и фанатиками спорта и попытались соединить религию и культ здорового и сильного мужского тела. В религию вносились элементы мужественности, чтобы привлечь мужчин (женщины были более набожны), при церквях создавались спортивные площадки, а в проповедях особо подчеркивалась, к примеру, борьба Иакова с ангелом, которую преподносили чуть ли не как соревнование по боксу.

(7) Бриллиант «Надежда» – на самом деле алмаз Хоупа – по имени первого известного владельца, британского банкира Генри Хоупа. Семья Хоупов владела бриллиантом более чем полвека. Но «hope» переводится с английского как «надежда», поэтому камень часто называют именно так. Великолепный бриллиант массой всего 45,5 карата (или 9,1 г) имеет редчайший глубокий сапфирово-синий цвет замечательной чистоты. История алмаза столь же интересна, сколько и противоречива, поэтому здесь ее не излагаем. Скажем только, что он считался роковым камнем, приносящим несчастье владельцу. Сейчас алмаз Хоупа хранится в Смитсоновском национальном музее естественной истории (Вашингтон, США). Его оценивают в $ 200 млн., то есть чуть меньше $ 5 млн. за карат.

(8) Здесь и далее – строки из «Песни Песней» в синодальном переводе.

Чорт, мои трудовые свершения мешают мне читать(((((
Но я мысленно с здесь)))))

Девочки, молодцы!!! Перевод восхитителен.

СПАСИБО !!!!!!
_________________

Девочки, спасибо!!!!!!!!!!
Не удержалась, прочитала главу! Супер!

Девочки спасибо за великолепный перевод!!!!!!!!!!!!!
Представляю как у нее завтра будет голова болеть!!!!!!!!!!
___________________________________

Наглядно продемонстрировано, что на мужчину слова не действуют.
Все романтические поэтические заклинания придуманы для околдовывания женщин.
Эх, нужно было Элиссанде не "Песнь песней" цитировать, а еще разок повторить опробованный прием:

Хотя, конечно, бутылка сотерна (да после шампанского, sic!) -- вынос мозга, однозначно.

Блииииин, я выкроила минутку, прочла и чуть не расплакалась, они оба такие... такие беззащитные.

Как всегда, такие переживательные сцены очень сильно действуют на мою сентименальную душонку.
Спасибо за перевод.