Сборник рассказов Владимира Кузина

рассказ понравился, тронул душу.
автору - браво!!!!
___________________________________

Катя какая-то наивная. Я еще в середине истории заподозрила, что слишком все сахарно получается: какая-то Рома неестественный, что-то с ним не так. Но почему-то становится противно, как прочитала про Романа. Неужели все мужики настолько эгоистичны, что готовы выбираться наружу по голове беременной девушки? Я не имею в виду Васю: он - это нонсенс, очень благородный парень. Просто мерзко осознавать, что есть такие субъекты в народе.

не просто беременной девушки, а даже жены ... по голове своего ребенка практически

 » Колыбельная

(рассказ моего знакомого)


Однажды осенним ненастным днем я увидел, как молодая женщина, выбежав из остановившегося троллейбуса и заторопившись в сторону железнодорожного вокзала, стала на ходу доставать зонт из пакета и оттуда что-то выпало. Другие пассажиры, видимо, тоже опаздывая на уже поданную к платформе электричку, не заметили случившегося. Я подошел и подобрал, как оказалось, кошелек, туго набитый долларами. Машинально положив находку в карман, вошел в троллейбус… А когда он тронулся, облегченно вздохнул.
- Конечно, - сказал дома супруге, - простую деваху я бы тут же догнал. Но ты бы видела ее модный причесон и шикарный костюм, да и баксы в таком количестве у работяг не водятся. Наверное, жена или любовница одного из ''прихватизаторов'', кои вдоль кольцевой дороги трехэтажные особняки себе понастроили, - в то время как мне, квалифицированному инженеру, даже гроши не выплачивают месяцами. А у нас, между прочим, и холодильник накрылся, и сыну зимой не в чем будет на улицу выйти; к тому же твоему отцу хороших лекарств купить не можем…
Дело в том, что в последнее время из-за преклонного возраста тестя у нас появилось с ним много хлопот: то, забыв выключить в ванной воду, он затопил соседей; то спалил на плите чайник, едва не устроив пожар… Словом, пришлось показать старика психиатру, и тот счел нужным на какое-то время поместить его в стационар, куда мы с супругой поочередно наведывались в выходные дни.
Как-то в начале декабря после одного такого посещения я собрался поговорить о здоровье тестя с его лечащим врачом. Но, подойдя к ординаторской, дверь которой была приоткрыта, увидел у него двух посетительниц – молодую в больничном халате и престарелую в стареньком пальтишке. Решив подождать окончания их разговора, я прислонился к стене и услышал голос пожилой женщины, поведавшей врачу примерно следующее:
- ''… отца с матерью у нее рак скосил, почти одного за другим, когда ей и десяти лет не было. Из родни только я осталась, взяла над ней опекунство.
До совершеннолетия у меня жила, потом в свой дом воротилась, и все одна – одинешенька. А тут Славка подвернулся. Охмурил ее; а как узнал, что она от него рожать собралась, тут же и утек, - сказывали, куда-то на Енисей… Танюшка горевала-горевала, да и говорит мне как-то:
- Я, тетя Варя, буду для моего ребеночка жить, и никого мне больше не надо.
В роддоме кесарево сечение делали, осложнение было. После доктор сказал, что больше она детей иметь не сможет; это, мол, ее первый и последний ребенок и потому его надо беречь…
Ох, и заботилась Таня о сынке! Каждую копеечку берегла, от себя отрывала. На вторую работу устроилась – туалеты за начальством мыть; вставала рано – не высыпалась…
Павлик был чудненький, словно ангелочек. Помню, когда принесла его крестить, он на иконы и свечки так глазки вылупил, будто диву давался… А когда подрос, все упрашивал мать водить его в церковь. Да оно и к лучшему: ребята, какие храмы посещают, не в пример своим ровесникам растут тихими и послушными.
Вот и Паша – в войну с мальчишками не играл; а когда дружки его собирались у соседей яблоки воровать - уходил домой или к Мурзику – котеночек у них беспризорный во дворе объявился – рыжий, озорной. Таня с Павликом ему возле куста акации еду оставляли. Он мордочку высунет, усиками пошевелит и давай наворачивать… А с Павлушей в догоняшки любил играть – спасу нет! Этот за ним, Мурзик на рябину, на самый верх, заберется; а как сообразит, что высоко, - от страха давай орать на весь двор! Паша лезет на дерево его спасать, мать ругается: мол, упадешь!
Летом, в Танин отпуск, приезжали ко мне. Вот где Павлику раздолье было – целыми днями по пойме бегал; нарвет, бывало, букет васильков и лютиков и матери принесет… А вечером мы втроем сидели на лавочке, лущили семечки да любовались закатом. Павлуша все интересовался: почему солнышко греет, кто на Луне живет?..
- Чай, вырастишь, ученым станешь, - говорю однажды ему.
- Нет, - отвечает, - учителем. Хочу научить ребят не ругаться матом…
Танечка прислонит его головку к своей груди и гладит…
До конца своих дней не перестану себя казнить, что позволила Степке на своем ''Урале'' их в город везти: автобус тогда не вышел, сломался, а ей утром на работу, - вот и удумали на грех…
Уж не знаю, кто там виноват был, только на повороте их мотоцикл в грузовик встречный и въехал… У Степана и Тани – ссадины, а Павлика с ее колен из люльки выбросило, да головой об асфальт… Привезли на ''скорой''; врачи его заштопали, но предупредили, что на головном мозге необходима более серьезная операция, какие делают только в столице и за большие деньги.
А где их взять лаборантке да по совместительству уборщице? Стала она мебель из дома таскать, с себя одежду поснимала, - получила гроши. Помчалась по подругам и знакомым – а у всех тоже дети, их кормить надо. Начальнику своему в ноги бросилась; уж не знаю, чего у них там было, только пришла она от него бледная, пачку мятых купюр на стол кинула… Да ведь и этого мало! Решилась я тогда и продала дом свой прогнивший. За полцены, лишь бы побыстрее. А сама переехала к Тане.
В общем, с грехом пополам скопили нужную сумму, собралась она ехать – договариваться об операции; а чтобы понравиться докторам, сделала прическу красивую и на оставшиеся деньги приоделась…
Да беда и впрямь не приходит одна – по дороге кошелек и потеряла! Сразу, как электричка тронулась, и обнаружила… Обыскала весь вагон. Сошла на следующей остановке, ''зайцем'' доехала назад и бросилась на платформу, где садилась; пытала кассирш, дежурную по вокзалу – все бестолку. Да разве кто отдаст, если и найдет!..
Воротилась – руки трясутся, сама что-то бормочет… Сразу – к Павлику, целует его, гладит:
- Потерпи, сыночка, - говорит, - я все для тебя сделаю. Ты выздоровеешь, пойдешь в школу…
Тот, чуя неладное, плачет:
- Мама, не убивайся…
А Таня ему вдруг:
- Я тебя материнскими слезами вылечу, они целебные.
С тех пор от сына ни на шаг, на работу уже не ходила…
Недели через две я насчет мальчика сама к докторам пошла, но те лишь головами качают: нет, мол, у нас в городе аппаратуры для такой сложной нейрохирургической операции; ведь было сказано – в Москву надо, и поскорей…
Вернулась, а Паша хрипит.
- Что, - кричу с порога, - плохо?!
- Тсс, - шепчет, - он спать хочет.
И колыбельную запела…
Я ее уложила на диван, на лоб – мокрое полотенце, - и тут же к мальчику.
- Баба Варя, - пролепетал он, - не бросай маму и.., - облизнул сухие губы, - покорми Мурзика…
Я киваю, а сама реву…
Ночью он стал задыхаться, а к утру помер…
Мать подошла, наклонилась к нему:
- Слава Богу, - говорит, - уснул. Теперь поправится. Завтра в садик пойдем.
Я так и села…
Попросила соседей сперва помочь с похоронами, а потом и Танюшку сюда свезти. Опять в долги залезла. К тому же, чую, и у самой здоровья не осталось. А ведь без меня что с племяшкой станется?..''
Раздались всхлипывания, слова утешения врача… А после короткой беседы о состоянии здоровья больной посетители вышли из кабинета.
Я стоял не шелохнувшись. Надежда на случайное совпадение растаяла в ту минуту, когда я собственными глазами увидел ''растеряху'', обранившую тогда на троллейбусной остановке кошелек. Только теперь волосы ее были растрепаны, а лицо искажено неподдельным ужасом.
Внезапно посмотрев на меня, она почти скороговоркой выпалила:
- Таньке, стерве, аборт будут делать. Ей нельзя рожать, она – детоубийца!
Санитар и медсестра, взяв несчастную под руки, повели ее по коридору.
- Простите нас, убогих, - сказала мне пожилая женщина с заплаканными глазами и, тяжело дыша, поплелась к выходу. Нечаянно задев рукавом пальто торчавшую из моей сумки увесистую палку не переводившегося у нас дома в последний месяц сервелата…

Где ж вы такие истории то берёте? Одна тяжелее другой. К сожалению ответ приходит сам - из нашей жизни. Ох, какой жестокой порой бывает реальность. Очень, очень тяжелый рассказ.

Все-таки не зря говорят - земля круглая. А на чужой беде - счастье не построишь. Ваши истории, дорогой автор, заставляют задуматься над образом своей жизни, и возможно, изменить что-то и к лучшему. Спасибо вам за это!
_________________

беременной жены, носящюю нерожденного твоего же ребенка. Бред...

неужели такие ублюдки бывают? наверное все таки история придуманная.
хотя... все бывает.

История миди, но меня очень тронула!, я расплакалась, что бывает не часто.
Спасибо за такой великолепный рассказ.

 » Птаха

В ясные погожие дни десятилетняя Валя, у которой в результате родовой травмы позвоночника не ходят ноги, приоткрывает тюлевую занавеску и смотрит из окна третьего этажа во двор, где играют ребята. Иногда с мячиком, иногда в прятки или жмурки. Бывало, Валя выберет себе “кумира” – мальчика или девочку – и начинает за него “болеть”. Даже порой хлопает в ладоши, когда её любимец побеждает своих соперников; или качает от досады головой, если у того игра не ладится…
Когда дети расходятся, Валя берёт в руки книжку или учебник и начинает читать. Учится она в спецшколе, и учебные задания ей приносит на дом преподаватель. Программа у неё облегчённая; но даже с ней Валя теперь не справляется: у неё начала развиваться депрессия, девочка стала тосковать… Это в детстве, ничего не понимая, она весело играла с куклами, смеялась и крепла… Но по мере взросления Валя стала сознавать своё незавидное положение. А однажды через приоткрытую дверь своей комнаты она услышала разговор мамы с врачом, среди слов которого были такие:
“инвалидность”… “пожизненно”… “крепитесь”… И затем тихий мамин плач… И девочка поняла, что её жизнь будет сильно отличаться от жизни тех ребят, которые играют во дворе; что ей с ними никогда не гонять мяч, не ходить в кино, не увидеть, что находится за соседними пятиэтажками и виднеющейся вдали автострадой. Что она как бы вычеркнута из жизни - подобно тому, как бывают вычеркнуты из тетрадки ошибочная буква или слово… И когда это осознание пронзило её сердце, Валя стала часто плакать; а порой замыкаться в себе и, лёжа на диване, смотреть в одну точку – на стене или потолке. Кроме того, она стала плохо кушать и через некоторое время заметно похудела…
Конечно, мать видела всё происходящее с дочерью и пыталась ей хоть чем-то помочь – купила ей видеомагнитофон и ставила детские фильмы и мультики, вечерами рассказывала девочке разные истории – из своей жизни или из жизни её знакомых (в сказки дочь уже не верила).
- А где сейчас папа? – спросила её как-то Валя.
- Да всё там же, за границей, далеко-далеко… работа у него такая… - как всегда соврала ей мама (отец девочки, устав ждать её выздоровления, бросил семью, когда Вале шёл третий год; и мать, боясь ещё больше морально травмировать дочь, решила не открывать ей правду до тех пор, пока Валя не повзрослеет).
Иногда к ним заглядывала их пожилая соседка, Нина Сергеевна, и приносила Вале какой-нибудь гостинец или книжку с картинками… После чего тётя Нина и Валина мама шли на кухню пить чай; и Валя слышала, как они там беседовали и иногда обе плакали…
… Однажды, когда на улице шёл проливной дождь и Вале было особенно грустно оттого, что дети во дворе не играли, - она вдруг услышала за окном стук. Осторожно и с опаской посмотрев за штору, девочка вздрогнула: по подоконнику взад-вперёд бегала маленькая серая птичка с белым хохолком. Она вся промокла, её перья в некоторых местах топорщились…
С минуту Валя наблюдала за ней, не смея шелохнуться… А затем, сообразив, что птахе негде укрыться от дождя, подтянулась на стуле и, щёлкнув задвижкой, открыла сначала одну раму правой створки окна, затем вторую. Птичка остановилась, боязливо вертя головкой… а затем неожиданно для девочки прямо мимо неё юркнула в комнату и, приземлившись на тумбочке, нахохлилась – видимо, отогреваясь…
Они сидели, с удивлением рассматривая друг друга… А когда, минут через десять, дождик заметно поутих, крылатая гостья вспорхнула и вылетела в открытое окно… Валя заворожено посмотрела ей вослед…
На следующее утро, вспомнив о птахе, девочка подумала, что осенью птицам голодно, и бросила на подоконник несколько крошек от печенья… Вскоре к угощению слетелись воробьи… А затем, к немалому удивлению Вали, к ним присоединилась и её вчерашняя гостья. Девочка протянула в её сторону руку с крошками, и птаха – сначала с опаской, затем смелее – допрыгала до её ладони и, схватив увесистый кусочек лакомства, юркнула с ним в сторону берёз и клёнов, растущих неподалёку… Как Валя ни всматривалась в гущу ветвей и листьев, однако разглядеть среди них знакомую птичку так и не смогла…
Зато наутро, увидев её снова, девочка протянула ей руку с подсолнечными семечками; и пташка, сразу прыгнув Вале на ладонь, принялась их клевать… Девочка с сияющими глазами смотрела на неё; а ощущение цепких птичьих коготков привело её в неописуемый восторг…
Так они подружились… Каждое утро маленькая гостья садилась на подоконник, барабанила клювом по стеклу или раме; и Валя открывала окно… Птаха прыгала на тумбочку, завтракала; после чего смотрела на Валю своими блестящими карими глазёнками, похожими на крохотные пуговки, и вертела головкой. Из её горлышка время от времени вылетали звуки, похожие на воробьиное чириканье… Девочка гладила её по белому хохолку и спрашивала, как у неё дела, где она летала, что видела… Иногда “кареглазка” прыгала ей на плечи, а оттуда на занавеску или ковёр, застывая на них в вертикальном положении и посматривая на девочку. И однажды Валя поняла, что таким образом птаха приглашает её поиграть с ней в “догоняшки”. Она с усилием потянулась за птичкой, наклонив голову - как бы подкрадываясь; после чего, взмахнув руками, попыталась её схватить (конечно, понарошку, чтобы её не поранить). Однако та ловко “увернулась” от своего преследователя и, вспорхнув, перелетела на другое место, громко чирикая – скорее всего, говоря: “не успела”, “не поймала”!..
Один раз “кареглазка” прилетела, что-то держа в клюве. Валя открыла окно. Птаха села на тумбочку, положила на неё чёрного жука – вверх лапками, которыми он тут же беспомощно забарахтал - и посмотрела на девочку.
- Это что, мне? Подарок? – Валя рассмеялась до слёз. – Знаешь, я не ем насекомых… Давай лучше отпустим бедняжку на волю – ведь он, как и ты, хочет летать, видеть травку, солнышко… Ладно?
Брезгливо поморщившись, она взяла жука и бросила его в окно. Тот, зажужжав, взлетел ввысь…
- Спасибо, - сказала девочка “кареглазке”. Птаха поклевала хлеб, попила из блюдца водички и затем принялась чистить свои пёрышки… После чего они с Валей снова стали играть в “догоняшки”…
Со временем мать не могла не заметить перемены, произошедшей с дочерью – у той порозовели щёки, появился аппетит… Удивлению её не было предела; и она не раз спрашивала Валю, отчего та в последнее время стала такой весёлой. Однако девочка боялась говорить ей о “кареглазке” – знала, что мама могла запретить ей дружить с птичкой, чтобы, как она выражалась, не “подхватить заразу”: слишком строго мать следила за чистотой в её комнате…
А однажды, потрогав у Вали лоб, мама не на шутку встревожилась:
- Горячий… Да ты, наверное, заболела…
Смерили температуру: тридцать восемь и две. Пришлось переложить Валю в постель; и несколько дней девочка лежала, не вставая… Птаха садилась на подоконник и клювом стучала по стеклу; а Валя, с трудом дотягиваясь до окна, барабанила по нему пальцами со стороны комнаты... Открывать окно она не решалась, боясь простудиться ещё больше и таким образом отодвинуть желанную встречу со своей “подругой”. Так они и переговаривались через стекло… Конечно, девочка очень переживала, что не могла накормить “кареглазку”, но ничего нельзя было поделать…
Когда она выздоровела и после нескольких дней разлуки птичка наконец-то снова прыгнула в комнату, она так долго щебетала, что Валя решила: ругается. И попыталась ей объяснить, почему она не могла впустить её до этого… А может, подумала она, птаха просто делилась с ней новостями? И, успокоившись от этой мысли, девочка улыбнулась и принялась, как прежде, поглаживать её по головке…
Но в один из дней птичка не прилетела… Валя с утра до вечера просидела у окна – безрезультатно… Ночью она почти не спала, всё думала: не случилось ли что с её любимицей?.. На следующий день повторилось то же самое; Валя даже не притронулась к обеду, отчего в свою очередь, уже забеспокоилась мать…
И лишь на третье утро “кареглазка” “приземлилась” на подоконнике. А рядом, на ветку клёна, сели две маленькие птички, очень похожие на неё.
Девочка быстро открыла окно:
- Ну где тебя носило? – покачала она головой, - я вся изволновалась…
В ответ птаха звонко защебетала.
- Вся ты в делах, - улыбнулась Валя и поставила перед ней блюдце с пшённой кашей.
К её удивлению, “кареглазка” набрала в клюв угощение, вылетела в окно и, сев на ветку клёна к двум своим спутницам, принялась поочерёдно их кормить.
- Батюшки! – Глаза девочки загорелись. – Так это твои детки! Вот почему тебя долго не было…
Она с умилением наблюдала, как крылатая мамаша потчует своих птенцов, которые время от времени пищали и широко раскрывали свои клювы для кормления…
- Может, позовёшь их ко мне в гости? – через некоторое время спросила Валя “кареглазку”. Но та в ответ прыгнула девочке на ладонь и о чём-то защебетала.
- Ну, как хочешь… - Валя поднесла пташку к своим губам и осторожно чмокнула её в хохолок. Та удивлённо заморгала пуговками глаз. А когда она прыгнула на подоконник, Валя помахала ей рукой:
- Завтра прилетайте опять втроём, я вас угощу вашим любимым блюдом…
“Кареглазка” ещё раз чирикнула и вспорхнула. Две крохотные птички пустились за ней…
Весь вечер Валя волновалась. Дело в том, что осенью мама заклеивает окна; и девочка понимала, что вскоре она не сможет впускать птаху в комнату. И это до следующей весны – почти полгода! Валя боялась одного: в этом случае “кареглазка” может решить, что её больше не хотят здесь видеть, и уже никогда не прилетит… А девочка так привязалась к ней. Их дружба - чистая, искренняя, как говорят - “без задних мыслей”, была для Вали бесценным сокровищем, и она не хотела его терять. А потому необходимо было познакомить её “подругу” с мамой и попросить её не заклеивать правую створку окна в её, Валиной, комнате, чтобы на некоторое время пускать “кареглазку” в комнату – отогреться от зимней стужи и покушать. И девочка решилась.
- Мама, я тебе завтра покажу сюрприз…
- Приятный? – удивлённо посмотрела на неё мать.
- Увидишь… Только купи мне, пожалуйста, утром подсолнечных семечек…
- Хорошо… - улыбнувшись, мама поцеловала дочку в макушку…
Наутро Валя сразу села за уроки – решила сделать их к маминому приходу из магазина, чтобы целиком сосредоточиться на главном событии сегодняшнего дня - познакомить её с “кареглазкой”… И когда она уже заканчивала упражнение по русскому языку, неожиданно с улицы раздалось знакомое щебетание.
“Сегодня что-то рано, - подумала девочка, - и мамы ещё нет, кто же меня поднесёт со стулом к окну?”
Чириканье повторилось.
Валя повернула голову, чтобы поприветствовать свою “подругу”. А дальше для девочки всё происходило, словно во сне…
Она внезапно увидела, как с балкона пятого этажа кирпичного дома, расположенного напротив, в сторону клёна из пневматической винтовки целится подросток… Слышится сухой щелчок… Пух на тельце “кареглазки” взбивается; и она, вспорхнув, застревает между ветками клёна вниз головой, беспомощно хлопая крылышками…
Мальчишка скрывается за балконной дверью… А Валя широко раскрытыми глазами смотрит в окно… Беззвучно шевелит губами… Наконец, подтягивается на руках… всё сильнее… тяжело дышит… и, морщась от боли, медленно переставляет вперёд одну ногу… затем другую… Руками хватается за стол, потом за спинку кровати и, задыхаясь, вновь изо всех сил подтягивается на руках, приближаясь к окну…
“Нет… нет…” – шепчет она в полузабытьи…
А затем видит, как резкий порыв ветра сдувает трепыхающееся тельце “кареглазки”; и оно падает вниз, увлекая за собой пожелтевшую листву.
- Помогите!.. Кто-нибудь!.. – наконец вырвалось у Вали.
И в этот момент в квартиру вошла мать.
Услышав крик, она кинулась в комнату дочери.
- Валя! Что такое?! - И застыла на месте. – Господи, как это у тебя получилось?
- За что он её, мама?! – Валя зарыдала. - У неё же детишки остались!..
Но мать уже ничего не слышала:
- Доченька, ты смогла!.. Ты всё-таки смогла, родная!.. – Она бросилась к ней и принялась её неистово обнимать и целовать.
- Мама!.. Мамочка!.. не унималась Валя.
– Теперь ты поправишься… обязательно поправишься!.. – По щекам у мамы тоже потекли слёзы. - И всё у тебя будет хорошо, как у других ребят!.. Вот это сюрприз!.. Милая моя… Милая…
В открытую настежь дверь вошла Нина Сергеевна.
- Что стряслось?! – Она даже схватилась за сердце. – Почему плачем?!
- Это мы от радости! – улыбнулась, всхлипывая, мама. – Тётя Нина, наша Валечка пошла!..
Соседка всплеснула руками и, подойдя к ним, обняла их обеих.
А Валя была не в состоянии больше вымолвить ни слова. Задыхаясь, она рыдала; и казалось, остановить её уже ничто не могло…

 » Родимое пятно

Здравствуй, Александра.

Ты, наверное, когда увидела на конверте имя отправителя, решила, что какой-то Сергей просто ошибся адресом. Нет, Саша, это пишет тебе бывший хозяин Тишки. Как он там у тебя, не скучает по своей мамке и братикам?
Сам не знаю, Александра, зачем тебе пишу – то ли от скуки, то ли моча в голову ударила. А вообще-то я частенько вспоминал то майское утро. Небо тогда было синее-синее; солнышко буквально ослепляло глаза. И безветрие, ни единый листик не шелохнётся. А воробьи-то как заливались, во всё горло! Порхая с ветки на ветку… Благодать… И главное – вокруг почти никого. Торгаши только-только начинали подходить, аккуратно расстилать на асфальте полиэтилен и раскладывать на него товар. Я не люблю этих людей: между ними всегда склоки и ругань; да и охрана рынка постоянно гоняет их с места на место, - поэтому я встал подальше от них, возле забора одного из частных домов…
Знаешь, Александра, я тогда сразу увидел странность в твоём поведении и начал за тобой наблюдать. Разумеется, так, чтобы ты не заметила моей “слежки”, - не поворачивая головы в твою сторону. Сначала ты медленно и долго прохаживалась возле лотков с помидорами и луком (в те дни здание рынка было закрыто на ремонт, и торговцы овощами располагались прямо на улице), - а сама нет-нет, да и взглянешь на меня. После перешла через дорогу на нашу сторону и уже бродила вблизи старушек с тряпьём, - даже у одной из них примерила блузку (скорее всего, для конспирации – мол, мне до тебя нет никакого дела).
Когда я разглядел огромное пятно на твоей правой щеке, то в глубине души брезгливо поморщился. Ощущение было такое, будто тебе в лицо плеснули лиловыми чернилами и они застыли. Знаю, говорить об этом неприлично, и даже подло, но я так устроен: если знаю наверняка, что мой собеседник меня никогда не вычислит (как видишь, конверт без обратного адреса), то можно так смачно плюнуть ему в лицо, что мало не покажется. Вот такой я злыдень. Впрочем, как и все вокруг.
А потому я не скрываю от тебя, Александра, что раскусил тебя ещё до того, как, собравшись с духом, ты после почти получасового хождения вокруг да около подошла ко мне…
До сих пор не уверен, желала ты действительно приобрести котёнка или это был только повод со мной познакомиться и сделать так, чтобы я в дальнейшем приходил к тебе его навещать. Думаю, всё-таки первое: я знаю немало одиноких мужчин и женщин, которые – очевидно, не в силах вынести отсутствие друзей и тем более спутника жизни, - заводят себе собак, кошек и даже попугаев, лишь бы было с кем пообщаться и кого приласкать… Безусловно, котёнок явился бы для тебя отдушиной. Но ведь, Сашенька, ты могла бы приобрести его не только у меня. По выходным дням там же, на колхозном рынке, стоят многочисленные продавцы животных, у коих этих котят – и беленьких, и рыженьких, и даже в крапинку, - пруд пруди! Не говоря уж о солидных “персах”… А ты почему-то позарилась на моего невзрачного серого Тишу… Хотя, если честно, симпатягу: мордочка у него была действительно милой; он с таким любопытством посмотрел на тебя и, пошевелив усиками, понюхал твою ладонь, протянутую к нему, что мы оба рассмеялись… Помнишь, как я раздразнил его соломинкой и он сиганул из моих рук сперва мне на плечо, а с него на забор, возле которого я стоял. Мы с тобой так перепугались, что он свалится оттуда в чужой двор, где постоянно лаяла собака, что я, как в детские годы, буквально влетел на изгородь, схватил за шкирку удирающего от меня Тишку и под его оглушительный писк торжественно вручил его тебе. Как говорится, из рук в руки. У тебя тогда было ужасно взволнованное выражение лица!
- Вы даже не представляете, какой он у меня озорник, - сказал я, спрыгнув с забора и отряхнув брюки, - так что за ним нужен глаз да глаз…
- Ничего, - ответила ты, - мы с ним будем всегда вместе, даже на прогулке. Правда, малыш? – И, улыбнувшись, ты чмокнула котёнка в макушку, прижала его к своей груди и принялась поглаживать по шёрстке…
Затем ты затеяла со мной как бы непринуждённый разговор, мимолётно спросив, как меня зовут, и представившись сама. Поинтересовалась, что мой Тиша больше любит из еды и приучен ли он к туалету. А после, поведав, что у вас в школе был “живой уголок” и вы с ребятами ухаживали в нём за черепахой и хомячками, ты начала рассказывать о себе. О своих “закадычных” подругах и “счастливой” жизни в детском саду (естественно, “счастливой”, ведь дошколята не осознают внешнего уродства). О том, что, когда тебе не было и семи лет, отец от вас ушёл, женившись на другой женщине (тоже, думаю, ясно, почему: каждый родитель имеет пристрастие хвалиться своими детишками – причём, не столько их душевными качествами, сколько внешней, “ангельской”, красотой). Что твоя мама недавно умерла от инфаркта: у неё был врождённый порок сердца; и теперь ты живёшь одна. Наконец, что работаешь библиотекарем, любишь читать русскую классическую литературу 19-го века, особенно Тургенева, а также журналы “Вокруг света” и “В мире животных”. А когда ты говорила, что мечтаешь объездить весь мир, повидать “дальние страны” и встретить невиданных доселе “прекрасных и грациозных” зверей и птиц, - у тебя горели глаза.
- Вы так любите животных? – спросил я. – Редко встречаю таких людей.
- Как можно не любить такую прелесть! – ответила ты, продолжая поглаживать пригревшегося на твоей груди котёнка.
Знаешь, у меня есть такая привычка: когда я вижу перед собой “счастливого” человека, или если он просто в данный момент чему-то радуется, - я тут же пытаюсь ошарашить его какой-нибудь гадостью. Разумеется, как бы ненароком. Вот и в тот миг, когда ты засияла, говоря о любви к нашим “меньшим братьям”, я возьми да и брякни, кивнув на твою щёку: давно это у Вас, не обращались ли Вы к специалистам? Ты отреагировала так, будто тебя окатили ведром ледяной воды…Что-то пролепетала, но вышло бессвязно; было видно, что тема для тебя не из приятных… В конце концов замолчала, потупив взгляд. Но мне и этого показалось мало.
- Знаете, - говорю, - сейчас с помощью УЗИ можно обнаружить любые отклонения от нормы ещё у плода. И не допустить появления на свет больного ребёнка или калеки.
Молчание.
“Не врубилась? – думаю. – Тогда слушай”.
И ляпнул (нет, слово “ляпнул” здесь явно не подходит, поскольку оно означает нечто неожиданное, необдуманное, а я, глядя на тебя, давно готовился это сказать):
- Вон, моя соседка, узнала во время ультразвукового обследования, что её будущий малыш будет с отрафированной левой рукой. И через неделю сделала аборт…
Замечаю, как у тебя слегка задрожала ладонь, которой ты гладила “Тишку”. Ты подняла голову, но посмотрела мне не в глаза, а где-то на уровне груди:
- Моя мама была на такое не способна.
“Бедняга, откуда ты можешь это знать? – пронеслось тогда у меня в голове. – Чужая душа – потёмки”.
- Я не то имел в виду, - говорю, - просто методом УЗИ - диагностики сейчас можно найти любые дефекты внутри организма – в том числе и будущего ребёнка – и с помощью лазерной терапии попытаться их устранить.
- Мне не в чем упрекать маму, - произнесла ты. - Я благодарна ей за возможность видеть солнышко, цветы, слышать пение птиц… за жизнь.
“За какую жизнь? – усмехаюсь про себя. – При которой, выходя на улицу, прячешь от прохожих лицо? А всё свободное время сидишь дома у телевизора?”
А вслух говорю:
- К сожалению, мы мало замечаем вокруг себя прекрасное; всё суетимся, за чем-то гонимся…
Ты сразу подхватила мою мысль и постепенно успокоилась…
Потом мы с тобой ещё о чём-то мило беседовали… И когда я сказал, что мне пора идти, ты произнесла:
- Спасибо, Вам, Серёжа, за котёнка.
(Я заметил, что во время всего разговора ты старалась повернуться ко мне боком, - очевидно, чтобы я видел твоё лицо только с левой стороны. “Чего уж скрывать? – думаю. – И так разглядел…”)
- Пусть он Вам принесёт радость…
Ты ещё раз поцеловала моего пострела в мордашку и, робко взглянув мне в глаза, произнесла:
- Если соскучитесь по Тишке, заходите. Я здесь недалеко живу, вон за тем домом, - ты показала рукой на белую пятиэтажку. – Сейчас оставлю Вам свой адрес.
И, вынув из сумочки ручку и блокнот, написала название улицы, номера дома и квартиры и, вырвав листок с написанным, быстро отдала его мне.
“Ну, вот и дошли до главного, - усмехнулся я в душе, - а вообще, всё сделано как положено, хоть и примитивно…”
- Спасибо, - отвечаю. – Будет время, обязательно загляну… Ну, дружок, будь здоров, - я потрепал котёнка за шкирку. – Сразу видно, в хорошие руки попал… До свидания, - улыбнулся я тебе.
- Счастья Вам, - услышал в ответ.
“Сейчас ещё “Храни Вас Господь” добавит, прямо при всех, - заранее покраснел я со стыда. – Живой “антиквар”, хоть сейчас выставляй на торги…”

Всё это, Александра, я пишу тебе потому, что слишком ненавижу кривляк. А ты, как я предполагаю, из их среды. На что ты рассчитывала? Покорить меня добротой и скромностью? Подобного я насмотрелся по самое горло; и точно знаю, что, как только человек с помощью этих качеств достигнет своей цели, они у него мгновенно исчезают… А может, ты желала со мной переспать, чтобы хоть раз в жизни почувствовать себя женщиной? Извини, но для таких “мероприятий” у меня имеется контингент отменного качества!.. А что если ты, предварительно всё рассчитав, решила с моей помощью зачать ребёнка? Тогда это с твоей стороны было верхом подлости: во-первых, я мог бы прожить всю жизнь, так и не узнав, что у меня есть сын или дочь; а во-вторых, без отцовской заботы и мужского воспитания ребёнок может вырасти не совсем полноценным - уж в этом меня переубедить невозможно, подобного я насмотрелся вдоволь…
Эх, Саша! Я ведь всё прекрасно понимаю: ты цепляешься за жизнь всеми правдами и неправдами. Мне тебя жаль, но и ты пойми: людям настолько осточертело кривлянье, что, наверное, скоро в медицине появится диагноз: “расстройство кишечника на почве лицезрения притворства”… Я, кстати, при нашей с тобой встрече слегка испытывал нечто подобное; возможно, это было тогда одной из причин моего нестерпимого желания поскорее убраться восвояси…
Но если ты не лгала, если ты действительно “антиквар” в чистом виде, то тебя нужно в срочном порядке “подогнать под общий интерьер” (в противном случае ты очень рискуешь попасть в “утиль”).
Скажу так: то, что написано в твоих любимых романах, - чушь собачья, ничего общего с реальностью не имеющая. По большому счёту – то же самое кривлянье авторов - с целью стать всемирно знаменитыми или получать за свои публикации солидные гонорары. А истина – вот она: мы все, как один, друг другу ВРЁМ! Причём, это настолько глубоко въелось в нашу плоть и кровь, что солгать нам стало так же привычно, как, например, через каждую реплику вставлять крепкое словцо.
Где, скажем, играю в “честность” и “правду” я?
Во-первых, на работе. Здесь необходимо во что бы то ни стало расположить к себе клиента, восхитить его “необычайно высоким” качеством продукции, выпускаемой нашей фирмой (даже если мы гоним “липу”, что бывает довольно часто), и заключить с ним выгодный для нас договор. Во-вторых, среди друзей и знакомых – в гостях, на торжествах, презентациях и т.д., - особенно, если от этих людей напрямую зависит моё жизненное благополучие: тут нужно уметь продемонстрировать необычайно высокий уровень галантности, уважения к хозяину и его домочадцам – вплоть до домашних животных (прямо как советовал Молчалин в “Горе от ума”, помнишь?), выразить искреннюю благодарность за угощение и оказанное гостеприимство (и это при том, что мысленно ты можешь сказать своему “патрону”, например, такое: “Ну и носяра у тебя, дорогой, чисто “шнобель”)… Наконец, с любимой женщиной – особенно, опять-таки, если её папа, кум, сват или брат - “денежный мешок” или высокий чинуша. Вот здесь в ход идут и дорогие букеты цветов, и французская косметика; а однажды, когда я узнал, что моя очередная “единственная и неповторимая” – сладкоежка, то применил и “тяжёлую артиллерию” – купил ей двухкилограммовый бисквитный торт. Но всё же главное в этом деле – непрерывно струящийся из уст поток мягкой словесной субстанции, покрытой апельсиново-мармеладной корочкой, дабы красавица, самозабвенно её облизывая, случайно не обнаружила под ней кучу, пардон, отменного дерьма.
А теперь, Александра, открою тебе то, во что до этого никого не посвящал.
Как известно, алкоголиком не рождаются, им становятся. Первые рюмки человек пьёт с целью получить удовольствие; на тот момент он ещё может обойтись без спиртного и даже не подозревает, что наступит время, когда водка станет для него жизненно необходима, когда без неё он начнёт испытывать физические и душевные страдания.
Примерно то же самое произошло со всеми нами и в смысле вранья. Объясняю.
Мир, Александра, устроен так (вернее, таким его сделали мы), что в одиночку обеспечить себе нормальные условия существования невозможно, мы все меж собой крепко повязаны и друг от друга зависим (от начальства и подчинённых, родных и близких, друзей и знакомых, учителей, врачей, милиции и т.д. и т.п.). Однако даром (или, как говорили раньше, “от чистого сердца”) люди делать добро перестали (миг, когда это случилось, таинственно-неуловим и интересен, но не о нём сейчас речь). И чтобы дать окружающим стимул к “доброжелательности” и “спонсорству”, все как один нацепили на свои лица МАСКИ! Мило улыбающиеся, располагающие к взаимности. И вот этим маскам стали полностью соответствовать слова, исходящие из наших уст. Потому что в противном случае (у иных людей так и происходит) возникло бы явное несоответствие содержания и формы и, как следствие, раздвоение личности и шизофрения. Так вот, как ни странно, но с масками всем стало гораздо удобнее: они защитили человека от душевного напряжения, связанного с выставлением напоказ своих истинных чувств, которые могли сослужить им плохую службу. А потому маски начали надевать на себя по малейшему поводу - возьми набившие оскомину ежедневные “здрасьте”, вызывающее у того, кому оно адресовано, сладкое умиление, даже если он прекрасно понимает, что здоровающийся с ним может вполне желать ему (разумеется, не на словах, а в душе) поскорее отбросить копыта.
А вот дальше произошло нечто необъяснимое (см. мой пример с алкоголиком). От былого, весело-шутливого расположения духа, с которым человек приступал к вранью, не осталось и следа. Ему на смену пришла иная причина надевания маски – СТРАХ! Всепоглощающий, животный, отрицающий даже саму мысль о выставлении на всеобщее обозрение своего истинного лица! Дело в том, что человеку без маски стала грозить не столько возможность чего-то для себя недополучить (как это было вначале), сколько потерять даже то, что он уже имел - то есть те блага, коих он достиг ещё до того, как напялил на свою физиономию маску – причём, потерять самое необходимое, то, что обеспечивало человеку более или менее сносные условия существования. А уж дальше пошло-поехало; ведь страх стоит только в себя впустить, он в душе раскинет такие крючья-метастазы, что хоть караул кричи! Так, боязнь упустить шанс на получение уюта и комфорта сменилась паническим ужасом перед клеймом психической неполноценности, присваиваемый всякому, слова и поступки которого противоречат общепринятым. Например, когда я мило тебе улыбался во время нашего с тобой разговора, то замечал, как прохожие с недоумением смотрят в нашу сторону – причём, не столько на тебя (это мне было до лампочки!), сколько на меня. Мол, неужели не видишь, какая она? Или ты, парень, совсем дурак, или… И вот это второе “или” – зубастее первого. Не сталкивалась с ним? Тогда слушай.
В последнее время я стал замечать, что если чей-то поступок или, не дай Бог, сам образ жизни противоречит моральным принципам окружающих, то большинство из них воспринимают этого человека уже не в качестве маленького недотёпу, над коим можно снисходительно посмеяться и ласково-назидательно похлопать его по плечу, - а как бросающего им открытый вызов, прямо утверждающего, что не он, а именно они являют собой наглядное пособие дебилизма, трусости и свинячества. А такое простить невозможно. Подобные выходки требуют незамедлительных ответных действий. И тогда начинаются выставления “нахала” на посмешище, разного рода пересуды и перемывание косточек; в его адрес сыплются язвительные реплики и колкости. Происходит быстрое сплочение “коллектива” и немедленный старт очередного витка сочинительства; причём, боясь прослыть пособником этого “отщепенца” или хотя бы разделяющим его взгляды (общество всегда проявляет заботу о чистоте своих рядов), каждый из нас усердно старается переплюнуть в этом смысле своего “коллегу”; идёт в буквальном смысле слова соревнование, кто больше нагородит. Иными словами, мы дошли до того, что теперь вынуждены доказывать своё право на существование ОБЯЗАТЕЛЬНЫМ ВРАНЬЁМ!
А между тем все лжецы всё прекрасно ПОНИМАЮТ. И в свободное от словесного поноса время заглушают свою беспредельную тоску по чему-то светлому и искреннему водкой, героином, порнухой и прочей мерзостью. Я, помимо иных гадостей, такими вот “излияниями души” (в основном перед самим собой, ибо выносить подобное на люди опасно, да и бессмысленно: вряд ли кому-либо удастся что-то в этом мире изменить). А ещё тех, кто вызывает у меня отвращение (а порой и просто от скуки), рисую в своём альбоме в таком непристойном виде, что, когда просматриваю свои “художества” вновь, волосы встают дыбом!
Ужасно, Александра! Ужасно и мерзко! От того, что тогда, глядя на твои опущенные ресницы, я на миг почувствовал, что вот это и есть то, о чём тайно – даже порой от самого себя – мечтает всякий нормальный человек. В какую-то минуту я даже был готов расплакаться перед тобой, как дитя, нашедшее, наконец, свою потерявшуюся мамку, которой можно пожаловаться на окружающих и которая любит непритворно, по-настоящему… И в то же время я в глубине души смеялся (да нет, дико ржал!) над тобой. Ибо видел, что ты, выражаясь языком тургеневского Базарова – этого специалиста по обезьяниванию человека, - “полураздавленный червяк”, а ещё “топорщишься”, смея на что-то надеяться… Нет, Саша, в этой всемирной драке за место под солнцем у тебя не было никаких шансов – причём, изначально, в принципе! И потому твои дешёвые попытки изменить свою судьбу меня, “стреляного воробья”, могли только разозлить.
Вот только одно меня по-настоящему смущает… да и не только меня… Видел я таких, понастроивших себе трёхэтажные особняки, разъезжающих на “Мерседесах” и “Вольво”, попивающих армянский коньячок и выставляющих своих размалёванных жён и любовниц на всеобщее восхищение! Могу описать портрет этих особей, отвоевавших себе “место под солнцем”.
Только не такими, какими они выглядят днём, на работе или в компании дружков-приятелей во время крикливого застолья и грохочущей рок-музыки; а именно ночью, в одиночестве и тишине, коих они боятся, как огня (почему порой и спят при включённых лампах и радиоприёмниках!). Вот он, их портрет: бледные измождённые лица, мешки под глазами, угрюмый и задумчивый взгляд в одну точку. Это, Сашенька, ни что иное, как атрибуты надвигающейся ДУРНОТЫ, граничащей с БЕЗУМИЕМ! Вызванных ясным осознанием не просто абсолютной бессмысленности тех идеалов, коим этот человек поклонялся и на достижение которых угробил всю свою жизнь; но главное, смутной догадкой о существовании истинных ценностей, подлинной системы координат. Которые рано или поздно явятся миру и в которых, Саша, я подозреваю, ты предстанешь перед всеми без этой проклятого пятна, а с чистым и светлым Ликом. В отличие от нас, принявших свой истинный вид.
В этом новом мире мы будем тыркаться своими сопливыми рылами в твои стопы и издавать пронзительный визг. От того самого страха, коим были когда-то ослеплены до такой степени, что прозевали миг, когда у нас вместо носов появились свиные пятачки… И вот тогда, Сашенька, я буду не в состоянии даже попросить у тебя прощения, поскольку вместо человеческих слов моё горло будет извергать хрюканье.
И при всём этом, поверь, над нами будет точно такое же голубое небо, как было при нашей с тобой первой встрече, а вокруг – те же зелёные листочки на берёзке и заливистое воробьиное чириканье… Ты ласково прижмёшь к своей груди моего Тишку и, мягко ступая по бархатистой траве, в развевающемся розовом платье пойдёшь к свету…

Я бы вам советовала перед текстом поставить:
жанр
Аннотацию
И форму (рассказ, повесть, роман)

А так неплохо, понравилось
_________________

 » Сестрёнка

- Подкатывай, жду, - положив телефонную трубку, Наталья чуть не подпрыгнула от радости.
Поглядев на себя в зеркало, причесалась. Затем бросилась на кухню и, открыв холодильник, схватила припасённую к наступающему Новому Году бутылку “Шампанского”, разделанную селёдку с луком и банку маринованных огурцов. Подумала: “Стыдоба! Стас, наверное, от такой муры давно отвык, теперь икру ложками уминает…”
Вбежав в свою комнату, выдвинула из угла стол и, накрыв его клеёнкой, расставила угощение.
Подсела к парализованной старшей сестре, лежавшей на кровати.
- Побудешь у Ирины, - кивнула в сторону соседней комнаты, где жила их квартирантка. – Она как раз умчалась к матери в деревню. Такой подходящий момент! Я уже Стасику позвонила – прямо в его “тачку”. Он теперь “крутой”, большими баксами ворочает… Говорит, от своей “приблуды” устал и летит ко мне “на всех парах”. Так что встаём…
И она взялась приподнимать Ольгу. Однако неожиданный скрип, раздавшийся в прихожей, заставил её вздрогнуть. Кто-то открыл ключом входную дверь.
Наталья вышла.
- Ирина Сергеевна? Что-то забыли?
- Представляешь, Наташенька, - женщина шмыгнула носом, - из-за вчерашнего снегопада рейсы на Сосновку отменили. Сказали, дорогу так замело, что можно завязнуть в поле…
Затем, раздеваясь, она принялась говорить, что ничего страшного нет, повидается с мамой в следующий раз… Но Наталья уже ничего не слышала, у неё потемнело в глазах…
- Случилось что? – заметив её волнение, забеспокоилась Ирина Сергеевна.
Всё о кей, - очнулась та, вошла в свою комнату и, прислонившись спиной к стене, закрыла лицо руками…
“Как быть? Попросить эту учительшу, чтобы сестра посидела у неё? Исключено! Эта дама таких “строгих правил”, что запросто пожалуется тётке. А та может устроить грандиозный скандал и, чего доброго, через суд лишить меня опекунства над Олькой, а значит, и права на получение её “инвалидных”… Отнести её на кухню? Тоже глупо: Ирина, как всегда, пойдёт готовить на ужин свою вонючую яичницу и увидит…Принесла её нелёгкая, ведь уехала же!..”
Она простояла у стены несколько минут, так ничего и не решив…
Со двора донёсся шум подъехавшей машины. Наталья кинулась на балкон, глянула вниз: он! Вышел из “шестисотки”. Длинное чёрное пальто, огромный букет алых роз!.. Наклонившись к водителю, что-то ему сказал и направился к подъезду.
У Натальи гулко забилось сердце: сейчас Стас поднимется на четвёртый этаж, войдёт в её комнату и… Она заметалась туда-сюда… И вдруг как молнией ударило!
Бросилась к шкафу и, открыв дверцу, принялась лихорадочно перебирать вешалки с одеждой… Вот они – старая, объеденная молью шуба, бабушкин дырявый платок, варежки! Кое-как надела всё это на сестру и, подхватив её под руки, потащила на балкон… Усадила её там на стул; но едва метнулась назад, та заголосила.
- Чего тебе? – Наталья наклонилась к сестре.
Съёжившись от холода, Ольга ревела.
- Потерпишь. Вон какой на тебе мех, - Наталья подняла воротник её шубы. – А вечером я тебя горячим чаем напою. Или “Шампанским”, если останется… Ну, хватит. Стасик услышит – что обо мне подумает? Вдруг тогда больше не придёт?
Но та не умолкала и, казалось, силилась что-то сказать…
- Слушай, дубина стоеросовая! – У Натальи сжались кулаки. – Разве я виновата, что тебя тогда с родителями этот долбаный “КАМАЗ” раздавил?! В честь чего я должна из-за тебя ставить на своей жизни крест?!
Схватив сестру за плечи, она начала неистово её трясти.
- Прекрати орать, идиотка! Мне двадцать лет, а я до сих пор не жила как нормальная баба! Знаешь, как осточертело убирать за тобой дерьмо и всякий мусор! – Наталья выхватила из руки Ольги засаленную бумажку, порвала её и бросила в угол.
Затем ринулась к письменному столу:
- Значит, по-хорошему не хочешь…
И хотя Ольга неожиданно притихла, только изредка всхлипывала, Наталья вернулась с куском широкого скотча и с силой придавила его к губам сестры. Однако – видимо, от мороза – скотч отклеился и упал на колени Ольги.
И в этот момент в прихожей раздался звонок.
Вбежав в комнату, Наталья быстро закрыла балконную дверь и задёрнула занавески…
… Повесив пальто Стаса на вешалку и убрав его ботинки, она проводила молодого человека к себе.
- Располагайся, а я заварю чай…
На кухне сказала Ирине Сергеевне, что это их с Ольгой давний знакомый и что они немного с ним посидят. Глянула на часы: половина седьмого.
Войдя в комнату и закрыв дверь на крючок, чуть не ахнула: на столе были расставлены бутылка “Белого аиста”, коробка шоколадных конфет, фрукты, лимонад и прочая вкуснятина.
- Прошу, - Стас пододвинул ей табуретку.

… После “Шампанского” и коньяка у Натальи закружилась голова и сладко заныло в груди… Они принялись вспоминать свои прежние свидания, “тусовки”, дружков-приятелей. Хихикали… Затем Стас начал без умолку тараторить, что он совершил в своей жизни “величайшую глупость”, расставшись тогда с Натальей, и что Маринка оказалась “занудой, каких свет не видел”…
- Так соскучился по чему-то настоящему, душевному, - заключил он и, придвинувшись к подруге, обнял её за талию… А когда они вдоволь нацеловались, он прибавил звук телевизора и, погасив свет, принялся лихорадочно расстёгивать на её блузке пуговицы…
… Выступившие на вечернем небе звёзды, которые Наталья видела сквозь уголок зашторенного окна, словно покачивались на волнах; а луна будто улыбалась ей, разделяя её блаженный восторг…
Время от времени Стас откидывался на спину, брал со стола бутылку “Белого аиста”, отхлёбывал из горлышка и, немного отдышавшись, вновь погружал себя и подругу в бесконечно сладкое безумие…

… Только ближе к десяти вечера он зажёг свет и стал быстро одеваться.
- Жаль, тороплюсь. Это было что-то.., - полушёпотом проговорил он. – Через пару деньков позвоню. Посидим в ресторане и - к моему “корешу” на хату, – вот где все удобства!..
И он поцеловал разгорячённую Наталью в щёку…
… Проводив Стаса, она вошла в свою комнату и взвизгнула от восторга:
- Класс!
Бросив в рот конфету, раззанавесила окно.
Втащив сестру, сняла с неё шубу, платок, варежки и только тут увидела, что на ногах у Ольги были одни тонкие носки… Очевидно, одевая сестру, Наталья в спешке забыла про её валенки, отчего та и пустилась в рёв.
- Тьфу, чёрт!
Потерев ей холодные ступни, дала глотнуть коньяка. Затем уложила в постель и, накрыв одеялом, села рядом.
- Знаешь, всё было как в сказке. Только бы он позвонил в субботу. Если у нас с ним что получится, я стану самой счастливой на свете!
И ей на миг показалось, что Ольга попыталась улыбнуться…

… Наталья проснулась рано утром от громкого кашля, доносившегося сбоку. Потрогала лоб сестры – горячий, как огонь!
Включила свет… Ольга была мокрой от пота. Хриплое и частое её дыхание не на шутку испугало Наталью. Пришлось звонить “03”…
Подозрение прибывших врачей пало на двустороннюю пневмонию…
Пока больную несли на носилках до первого этажа, Наталья ходила по своей комнате из угла в угол и, кусая ногти, пыталась сообразить, что бы такое можно было соврать Ирине Сергеевне и своей тётке, объясняя случившееся…
А когда вышла на балкон, чтобы проводить взглядом отъезжавшую “скорую”, заметила в углу покрытые инеем кусочки фотографии, которую она вчера выхватила из руки сестры и, приняв за мусор, порвала.
Внесла их в комнату и, приложив на столе один к другому, увидела давний эпизод своего детства: возле цветущей яблони стояли, ласково обнявшись, тогда ещё здоровая и румяная шестилетняя Оля и совсем крохотная Наташка с конопушками на щеках… Ярко светило солнце, порхали бабочки; а у ног сестёр суетились прикормленные ими воробьи и галки…

У меня пока нет слов, сижу в шоке. А большое планируете произведение?
___________________________________

Мне кажется, это всё, и продолжения не будет.
_________________

Может все таки хоть еще страничка с описанием выздоровления Ольги?
___________________________________