Когда её совсем не ждешь (сборник историй)

Да, я именно про данную ситуацию) Не могу определится с чувствами, которые вызывает Стелла, то ли это раздражение, то ли жалость.
Еще как нужна!

 » История вторая. Четвертая глава

- Может чайку? – громко поинтересовалась Инна у сидящих за столом, желая прекратить это полоскание чужой личной жизни.
Все дружно кивнули, поддержав эту идею.
Они остались в кухне одни. Катя расставляла чашки на подносе, Инна резала торт.
- Ин?
- Да.
- А какие у тебя отношения с этим Сашей?
- У меня с ним? Отношения?! Какие у меня могут быть с ним отношения? – вспыхнула она сначала, но быстро отошла, - Нормальные.
- Что тогда между вами происходит?
- Ничего не происходит! – Инна отвечала, кромсая ни в чем не повинный торт.

Повисла пауза, разбавляемая звуками закипающего чайника. Катя ждала, со скучающим видом протирая чашки полотенцем. Она знала, что Инка не выдержит и ее все равно прорвет. Прорвало.
- Не нравится он мне! – бросив нож, так что получилось достаточно громко, выпалила Инна, - Он самый настоящий бабник!
- А тебе какое дело? – удивилась Катя.
- У меня вообще-то две взрослые дочери, - грозно уперла руки в боки Инка, насупив свои соболиные брови, - Которые души в нем не чают. А еще ты!
- Я? – Катя чуть чашку из рук не выронила. Китайский фарфор, между прочим. Вещь дорогая.
- Да, ты! Я, понимаешь ли, из кожи вон лезу, чтобы вас с Игорем удачно свести, а тут он появляется, весь из себя такой прекрасный. Я знаю, ему стоит только поманить – куча баб слетится. Но ни одна в его жизни надолго не задержится. Слышишь, Катя?! Не вздумай его чарам поддаться!
Так горячо и рьяно Инка расписывала недостатки Александра, что Катя не смогла сдержать улыбки. Еще и потому, что уж кто-кто, а она его «чарам» поддаваться точно не собиралась. Даже обидно стало, что подруга такого о ней мнения.
- Успокойся, ничьи «чары», - передразнила Катя драматизм Инны, - на меня уже давно не действуют. Так что они оба в пролете.
Инка лишь презрительно фыркнула. Целеустремленности подруги можно было позавидовать. Она была целиком и полностью уверена в том, что несмотря на Катино, прям таки ослиное, упрямство, ей удастся сосватать Игоря.

Инна понесла в гостиную торт, Катя принялась разливать кипяток. Черт ее дернул оторвать на секунду взгляд и посмотреть в окно. А там, на дорожке перед домом, которую было замечательно видно с Катиного места, творилось нечто. Настоящий спектакль! Отставив в сторону чайник, Катерина, повинуясь какому-то неясному порыву, подошла ближе, наблюдая за происходящим. «Кино» хоть и было немым, но драматургия была ею прочитана. Стелла, в буквальном смысле, валялась у Александра в ногах. Со стороны это выглядело так унизительно, что Катя даже скривилась. «Насколько же нужно себя не уважать!» – поразилась она. Стрелецкий предпринял несколько попыток девицу с колен поднять, и наконец ему это удалось. Полез в карман, видимо за телефоном, но Стелла проявила поразительную ловкость и бесстрашие – выхватила телефон из его руки и бросила в снег. Это было красиво! Катя не удержалась от смешка. Стрелецкий проводил взглядом телефон, похороненный скорее всего уже до весны, неожиданно повернулся и глянул прямо на нее. Ну то есть не на нее, конечно, а в окно, словно почувствовав, что за ними наблюдают. Катя отскочила от окна, вжимаясь в стену, но задела занавеску, которая заколыхалась. Вот же блин! Оставалась одна надежда – что он не успел рассмотреть, кто это был. Ей, конечно, было плевать на его мнение, но быть застуканной за подсматриванием совсем не хотелось. Быстро долив кипяток в оставшиеся чашки, Катя поспешила скорее из кухни ретироваться. На всякий случай.

Из коридора доносились тихие, сдержанные рыдания. Катерина, на секунду притормозив, прислушалась. Так и есть, рыдает кто-то. Ну, понятное дело кто. Другой вопрос – где виновник этих страданий. "Ладно, это не ее ума дело", - рассудила Катерина, двинувшись с уже почти остывшим чаем в гостиную. Место Александра было пустым. Значит, он не вернулся. Катя присела на свой стул рядом с Игорем, отхлебнула из чашки. Действительно, почти остыл.
- Ты куда? – ухватила ее за руку Инна, когда Катя снова встала из-за стола.
- Сейчас вернусь.
На небольшой скамеечке, у самой входной двери, сидела Стелла. Тихонько всхлипывала, размазывая по щекам остатки туши. «Мне что – больше всех надо?» - обреченно вздохнула Катерина, усаживаясь рядом с девушкой. Та на ее появление никак не отреагировала.
- Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей, - выдала Катя вслух знаменитую фразу не менее знаменитого классика.

Стелла громко и некрасиво шмыгнула носом, повернувшись и уставившись на Катю. Катя тоже на нее внимательно посмотрела – если не обращать внимание на распухшее от слез лицо и черные разводы туши, то вполне себе симпатичная мордашка. До безобразия правильные и благородные черты лица, иссиня-черные, прямые волосы рассыпались по плечам, ноги, обтянутые темным капроном, такие длинные. «И чего мужикам не хватает», - думает Катя, разглядывая на самом деле очень привлекательную Стеллу.
- За что он со мной так? – спрашивает девушка. Как будто Катя знает.
- Может, заслужила? – невинно интересуется Катерина, понимая, что возможно в данной ситуации это и жестоко, зато эффективно.
- Издеваетесь? – сощурила Стелла свои красивые глазки, глядя на нее.
- Нет, просто спрашиваю.
- Не понимаю, чего ему не хватало? – обреченно так выдохнула она.
- А может наоборот, было в избытке? – пожимает Катерина плечами.
Стелла снова бросает на нее пристальный взгляд и неуверенно, но кивает.
- Не пойму, что мужикам надо, - озвучивает она вслух недавнюю Катину мысль, - Я думала, что с Сашей у нас все серьезно.
Катя усмехается про себя. Типичная женская ошибка - придумать серьезные отношения там, где их нет.
- А как давно вы расстались? – спрашивает Катерина. Чисто из любопытства.
- Два месяца почти.
Кате охота присвистнуть. Она-то думала, что не далее, как вчера.
- А сколько встречались? – снова интересуется Катя. Опять же, просто интересно.
- Полгода. В моем возрасте убивать столько времени в пустую это непозволительная роскошь.
«А интересно, в моем возрасте убивать полгода на мужика впустую, так и не дождавшись штампа в паспорте, чем считается? Наверняка, почти трагедией», - ерничает про себя Катя.
- Сколько тебе лет?
- Тридцать.
Если честно, Катя ей бы столько не дала. Стелла потрясающе выглядит, тянет лет на двадцать пять максимум.
- У вас выпить есть? – вдруг спрашивает она.
- Не самое разумное решение. Тебе домой надо.
- Я не могу домой, - качает девушка головой, - Я последние деньги, что в кошельке были, таксисту отдала. Он не хотел в такую даль ехать, а потом матерился, что дорога ужасная.
Тут Катерина была с ним полностью солидарна.
- А Александр где? – не то, чтобы Кате было до него дело, просто пристраивать его пассию, хоть и бывшую, была его святая обязанность. Мы, как-никак, в ответе, за тех, кого приручили.
- Домой ушел.
- Оригинально,- фыркнула Катя, - Ладно, денег я тебе одолжу на обратную дорогу. Потом отдашь.

- А что здесь происходит? – вдруг, как из под земли, появилась Инка, а вместе с ней и вся остальная честная компания. Замерли, молча уставившись на сидящих у двери женщин.
- Да ничего не происходит, - поднялась Катерина, прикрывая от любопытных взглядов Стеллу, - Сидим, общаемся, никому не мешаем.
- А Санек где? – поинтересовался Толик растерянно.
- Съели, блин, - огрызнулась Катя, спровоцировав дружный взрыв хохота. Даже Стелла хихикнула у нее за спиной.
- Ты-то можешь, - заметил Толик.
- Вы куда-то дружно шли? Вот и идите, - отступила Катерина, продолжая прикрывать собой забившуюся в угол девушку.
- Да мы, собственно, домой собрались, - потянула Оля Славика к двери, - Поздно уже, пора.
- Счастливого пути, - кивнула им Катерина, быстро чмокнув обоих, подняла Стеллу и двинулась с ней вглубь дома.

- Боже, мне сквозь землю провалиться охота, - застонала бывшая подружка Стрелецкого, рухнув на кухонной табурет и накрыв голову руками, - Что они обо мне подумали?
- Какая теперь уже разница, - пожала Катя плечами, включая плиту и доставая из шкафчика турку. На кухне Инны она ориентировалась ничуть не хуже, чем на своей. - Ты вряд ли когда-либо с ними еще встретишься. Так не все ли равно?!
- Наверно, вы правы, - согласилась Стелла.
Она больше не плакала, хмель из ее головы выветрился, во вменяемом состоянии она нравилась Катерине гораздо больше. Даже было ее жаль.
- Так, Катя, - влетела фурией на кухню Инка, бросив при этом в сторону Стеллы грозный взгляд, отчего та, бедная, скукожилась на стуле и побледнела. Инна умела произвести в нужный момент впечатление. - Ты объяснишь мне, наконец, что происходит? Где Стрелецкий?
- Откуда мне знать. Говорят, домой ушел.
- Как ушел?
- Ногами, - усмехнулась Катя, - Ин, вызови девушке такси до города.
- Да ты рехнулась, мать, - покачала Инна головой, - Кто в такую даль сейчас поедет? Ты время видела? – кивнула она в сторону настенных часов. Те показывали почти четыре утра.
- Предложи им двойной, тройной тариф.
- Не поедут, - категорично заявила Инка и скосила глаза на молчавшую рядом Стеллу. Катя тем временем сварила кофе, разлила по трем кофейным чашкам и выставила их на стол. Одну решительно подтолкнула к Стелле, вторую поставила перед Инной, сделала глоток из своей, наслаждаясь вкусом любимого напитка.
- Тогда придумай что-нибудь, - подтолкнула Катя Инку к принятию решения. Подруги выразительно переглянулись, пока Стелла мелкими глотками цедила кофе.
- Хорошо, - благосклонно кивнула Инна, поджав губы и повернувшись к Стелле, - Такси сюда ночью ни за какие коврижки не поедет. Оставайтесь у нас. Завтра найдем, на чем отправить вас в город.
- Спасибо, - потупив взор, кивнула девушка. Даже упираться не стала – очевидно понимала, что другого выбора у нее нет.
- Пойдемте, провожу вас.
Стелла, успевшая кофе допить, с табурета встала, посмотрела на Катю полными щенячьего восторга глазами, и пошла вслед за Инной.

Пока прощались с Олей и Славой, что ушли ночевать к себе, благо жили по соседству, пока размещали и укладывали остальных гостей, в том числе и Стеллу, Катя успела забить свободные места в холодильнике «остатками» былой роскоши со стола, загрузить посудомоечную машину и сварить себе еще одну чашечку кофе. Инка на кухне больше не появлялась, в доме постепенно все стало стихать. Только громкий басовитый голос Толика еще слышался где-то на втором этаже. Катя присела на табурет, скинув туфли и поставив ноги на прохладную перекладину, подперла одной рукой голову, а второй поднесла кружку с кофе к губам. Но сделать глоток ей не дали. На пороге кухни, уперев руки в дверной косяк, появился Александр. Он выглядел как-то…потрёпано. Широкая грудь тяжело вздымалась, глаза лихорадочно блестели, на его волосах таяли крупные снежные хлопья, зимняя куртка была распахнута.
- Что-то забыли? – не смогла сдержать Катерина колкого замечания, глядя на его растерянный вид.
- Где Стелла?
Ему понадобилась сделать всего пару шагов, чтобы пересечь достаточно просторную кухню и оказаться рядом с Катей. Она впечатлилась его скоростью и шириной шага, но вида не подала. Даже головы не повернула в его сторону. Он же продолжал сверлить ее профиль взглядом.
- Я, кажется, задал вам вопрос?
- А я, кажется, не обязана вам на него отвечать.
- Я отвезу ее домой.
- Сами?
- Сам. Машина у ворот.
- Вы же выпили, - заметила Катерина, - Не боитесь садиться пьяным за руль?
- Начнем с того, что я не пьяный. Пара бокалов вина и рюмка водки не считается.
- Да ну?! – хмыкнула Катерина, закатив глаза. Мужская самоуверенность всегда ее поражала до глубины души. - Это вы инспектору ГИБДД будете объяснять, а не мне.
- Поверьте, Катя, - он наклонился к самому ее уху, упираясь руками в столешницу, - Я умею находить общий язык с сотрудниками госавтоинспекции.
- Охотно верю. Вам бы еще со своими бывшими девушками научиться находить общий язык, тогда цены бы вам не было. А то как-то некрасиво получается. Себя в дурацкое положение ставите, девушка унижается, стоя перед вами на коленях, - Катя несла откровенную чушь, понимая, что это вовсе не ее дело и говорить с ним на эту тему ей точно не следует, но ее «несло». Это была чистейшей воды провокация с ее стороны. Она ощущала настоящий кайф, видя, как он реагирует на каждое слово.
- Значит, это ты за нами подглядывала, - усмехнулся он и хищно прищурил глаза, глядя на нее.
Кате не нравилось, когда он так делает. Вернее ей нравилось, только вот она не хотела, чтобы ей это нравилось. Этот растянутый в полуулыбке уголок его широких губ, едва заметные ямочки на щеках, которые от этого появлялись, и сумасшедшие по красоте и выразительности глаза, от глубины и цвета которых одновременно исходила и леденящая холодность, и обжигающий огонь.
- Я не подглядывала, а стала лишь невольным свидетелем, - зачем-то начала Катя оправдываться, сама себя за это ненавидя, - Стелла ваша осталась здесь. Если так горите желанием отвезти ее в город, приходите завтра. Заодно хозяев поблагодарите за гостеприимство.


Александр молчал, разглядывая ее. Проводил взглядом по ее лицу и телу, словно ощупывая. Обычно, он предпочитал женщин намного моложе его. С ровесницами в последнее время почти не встречался. Он, рассматривая ее, спустился взглядом ниже. Стрелецкий любил, когда на женщинах были обтягивающие наряды, явно демонстрирующие все их прелести. Катин же костюм оставлял достаточно простора для воображения. И это ему вдруг понравилось. Представлять, какая она под этим слоем тонкой ткани. Он всегда заводил себе покладистых женщин, без лишнего норова. У Кати же характер был на лицо. Она была вся соткана из противоречий, которых он обычно старался в отношениях избегать. Что же на этот раз? Его тянуло к ней со страшной силой. Он боролся с желанием обхватить рукой ее изящную шейку и почувствовать, как под бледной кожей от его прикосновения учащается пульс. Она выглядела такой холоднокровной и надменной, что Александра это злило. И по-хорошему так заводило. Наказать бы ее. Как следует. Как он умеет. Сладким поцелуем в эти чувственные розовые губки.

- Санек, ты вернулся? – раздалось за его спиной, и он быстро выпрямился, отпуская взглядом Катю и поворачиваясь. Толик, одетый уже по-домашнему, в клетчатую пижаму, протопал мимо них к холодильнику.
- За Стеллой вернулся, - кивнул Саша, наблюдая, как Толик залпом осушает бутылку минералки.
- Так она уже спит. Завтра приходи, - утеревшись рукавом и отправив пустую бутылку в мусорное ведро, сказал Толик, а Катя на это вроде как хмыкнула. Выглядело это примерно так: «Я же говорила».
- Спасибо, Толь. Я твой должник. Некрасиво получилось.
- Ага, - согласился Толик, - Но ты не меня благодарить должен, а Катьку. Она твою бывшую тут в чувство приводила.
Стрелецкий повернулся к Кате, но она продолжала невозмутимо допивать свой кофе. Эта женщина не перестает его сегодня удивлять.
- А вы кстати не знакомы? – вдруг ляпнул Толик без всякой задней мысли, как показалось Александру. Они все трое по очереди переглянулись. Катя, с ужасом глянула на него, но он ей всем своим взглядом доказал: «Я ему ничего не говорил».
- С чего ты взял? – спокойно поинтересовался Стрелецкий. Катя продолжала молчать, что было мало на нее похоже.
- Ты спортивный врач, а у Катьки сын – спортсмен.
У Кати есть сын. Эта женщина полна сюрпризов. Может и муж имеется?! Тогда понятно, почему она так к нему холодна.
- И где же ваш сын, Катя?
- Со своей девушкой.
- Сколько же ему лет? – искренне удивился Александр такому ответу.
- Двадцать.
Если бы ему было чем поперхнуться в этот момент, он бы поперхнулся. Двадцать лет! Взрослый мужик. Ее сын. Батюшки, сколько же ей лет?! Его глаза распахнулись от удивления, а челюсть медленно поехала вниз. Поверить, что эта молодая женщина, мать взрослого сына, было невозможно.
- Федор Ковалев, может, слышал? – с гордостью уточнил Толик, словно речь шла о его сыне.
- Нет, первый раз слышу это имя. Скорее всего, характер его травм не совпадает с моим родом деятельности.
- Типун тебе на язык, - замахал руками Толик, - Федька крепкий парень, какие травмы!
Он посмотрел на Катю. И уже пожалел, не только о том, что сказал, но и о том, что на свет родился. В бездонных зеленых глазах плескалось что-то, сродни жгучей ненависти. Если бы взглядом можно было уничтожить, он был бы уже мертв.

Наконец-то, к четырем часам утра первого января все успокоилась. Толик выпихал за дверь Стрелецкого, и еще полчаса с ним там о чем-то беседовал. Потом вернулся, чмокнул прибирающуюся на кухне Катерину по-отечески в лоб, и ушел к супруге. Дом постепенно погрузился в сон. Катя приняла душ, переоделась в свою любимую махровую пижаму и зашла в спальню. На ее кровати, свернувшись аккуратным калачиком, спала Стелла. Катя могла бы переночевать в пустовавшей сегодняшней ночью спальне дочек Инны и Толика, но спать ей не хотелось. Кофе под утро – все-таки не лучшая идея. Она спустилась вниз, понаблюдав несколько минут за похрапывающим на диване в гостиной Игорем, прошла на кухню. Откупорила принесенную Стрелецким бутылку вина, плеснула в бокал и присела на широкий подоконник у окна, выходящего в сад. Вино оказалось приятным, терпким и пряным на вкус. Таким же, как и его хозяин. Кате не нравились подобные мысли в своей голове, но она готова была признать – Инна оказалась права – он умеет соблазнять и умеет нравиться. Глядя на пейзаж за окном, где в тусклом свете уличного фонаря кружились и падали на землю крупные хлопья снега, будто кто-то наверху вывернул перьевую подушку, Катя погрустнела. Думать об Александре не хотелось. Вообще ни о чем думать не хотелось. Но думалось. А точнее – неожиданно вспоминалось. О том, о чем, наверно, очень хотелось бы забыть. Несколько крупных слезинок скатились по щеке, и Катя, прикусив до боли губу, поспешила их с лица стереть. Ведь такие, как она, не плачут.

Пы.сы. Девочки, следующий эпизод в истории - Катины воспоминания. Изначально идея у меня началась с них, поэтому они будут длинными и подробными. Не могу без них, уж простите))) Сразу хочу предупредить - готовьтесь. Просто не будет. Людям со слабой и неустойчивой психикой читать с огромной осторожностью
_________________

Спасибо. Катя какая мадам решительная, похоже любую проблему решить может. Это я про ситуацию со Стеллой.
История очень нравится. Жду продолжения.

Большое спасибо за продолжение!
Катя замечательна просто во всем, наверно, мужчины не выносят ее самодостаточности.
Такой женщине тяжело соответствовать.
С Александром не ясно. С одной стороны - состоявшийся, успешный мужчина.
С другой - какие-то незрелые отношения с женским полом. Тут не просто избалованность, а .. что?

Спасибо за главу!
_________________

спасибо!!!

Дарина, спасибо за продолжение! Ого... Как интересно)

Добрый день. Начала читать Ваш роман. Здорово написан и очень интересно!!!!
Хочется узнать продолжения истории Нади и Сергея!
_________________

Спасибо за продку!
Очень понравидось
Жду с нетерпением воспоминаний
_________________

Очень понравилась история Нади и Сергея. Спасибо за творчество.
Жду с нетерпением продолжения.
_________________

Девочки, всем, спасибо вам за то, что в темку заглядываете и не забываете автора


Лена, Ира, я не буду пока ничего говорить)))))Прочитав следующий эпизод, думаю, все сами поймете

А что?! Дурной пример родителей, первая несчастная любовь...Что еще может быть?!Не знаю, посмотрим)))

Ага, Ева, я такая)))))) Но решила подготовить читателя заранее

Будут, будут.

Наталья, рада видеть вас))) Я так поняла, что с блогом вы разобрались. История хоть и в блоге выложена, но доступ открыт.
Спасибо вам за приятные слова)
_________________

Дариночка спасибо за продолжение. Жду, что произойдет дальше....

 » История вторая. Глава пятая и шестая

Девочки, объясню почему так долго и почему сразу две главы. Я предупреждала - сейчас пойдет повествование не из легких, там очень много событий и текста. Тяжелого текста. Чтобы создалось целостное впечатление, нужно читать сразу две главы, без перерыва. Поэтому так)

Глава пятая

Ту весну Катя запомнила на всю жизнь. Она была одна такая в ее жизни – единственная и неповторимая. Весь город утопал в буйной весенней зелени и кустах черёмухи, расточавшей дурманящий аромат. В воздухе пахло весной, свободой и любовью. А еще грядущими переменами. В стране и Катиной жизни. Страна семимильными шагами шла по пути перестройки и большинство, в том числе и Катя, верило и надеялось, что их ждет светлое будущее. Но не это было для Кати тогда главным. Она была влюблена. Безумно. Ей казалось, что нет человека счастливей на свете, чем она. Весна, выпускной класс, любимый Вовка рядом. А впереди еще целая жизнь. Катя часто украдкой смотрела на него и думала, почему ей так повезло, что он в ней нашел такого, почему именно ей достался лучший парень их школы. Володя Ковалев был красив до безобразия. Высокий, под два метра ростом, голубоглазый брюнет с очаровательной улыбкой. Вовка занимался спортом, играл за школьную баскетбольную команду, защищая честь школы и района на городских соревнованиях. Заводила, капитан, активист, везде и всегда стремился быть первым. Учился, правда, Вовка неважно, но спасали его собственное обаяние и спортивные достижения. Кате красавец Ковалев давно нравился, но признаваться в своих чувствах ему она не спешила. Только когда он сам первый подошел к ней и предложил погулять вместе, Катя ему открылась.

Май подходил к концу, в школе активно готовились к предстоящему последнему звонку, а Катя с каждым днем чувствовала себя все хуже и хуже. Первой такое ее состояние заметила мама:
- Катюш, тебе нездоровится? – как-то утром спросила она.
Катя, поморщившись, отодвинула от себя тарелку с овсянкой. Ее мутило не только от запаха и вкуса, но даже от вида каши.
- Аппетита нет, - призналась Катя.
- Это стресс, - авторитетно заявила мама.
Катя кивнула. Наверно, действительно, стресс. Сейчас все им болеют. Новое и модное нынче заболевание. Но на всякий случай школьную столовую предпочла обходить теперь десятой дорогой. Уж больно тошнотворные запахи оттуда доносились.

Девушка остановилась у одного из широких подоконников в пустынном школьном коридоре, положила портфель на лавку, а сама прислонилась лбом к прохладной стене. Стало немного легче. От духоты Кате постоянно делалось дурно, голова сильно кружилась, и порой ей казалось, что еще совсем чуть-чуть, и она упадет в обморок. Стоило Катерине на несколько секунд прикрыть глаза, как откуда-то тут же нарисовалась одноклассница Танька. Катя открыла глаза и столкнулась с ее внимательным взглядом.
- Катюха, ты чего такая бледная в последнее время? – придирчиво осматривая Катерину с ног до головы, чуть прищурив глазки, спросила Танька.
- Не знаю.
- Ты случайно не того? - понизив тон голоса, она указала глазами куда-то вниз.
- Чего не того? – не поняла Катя.
- Ну, не беременна?
Беременна. Беременна?! Катю будто из ведра окатили. Она молча махнула головой – нет, мол, не беременна, иди куда шла. Танька развернулась и пошла в сторону столовой. Катя закрыла лицо руками и медленно сползла по стенке вниз к полу. Сердце колотилось в груди с такой силой, что ей казалось, будто оно сейчас выпрыгнет. Почему же она сама об этом не подумала, первая. А теперь благодаря Таньке и ее подозрениям пойдут разговоры. Хотя они и так пойдут, если скоро живот на лоб полезет. А может еще обойдется?! – мелькнула надежда. А как узнать? Как сказать маме? Катя испугалась и накрутила себя до чертиков за какие-то жалкие несколько минут. Вопросов в голове была уйма, а ответов ни на один не было. А если правда? Что тогда делать? Внутри все холодело только от одной мысли, что такое возможно. Ведь были планы. Выпускной, вступительные, институт. Кате не важно было, какой, скорее всего педагогический, а Володьку родители через двоюродную тетю троюродной бабушки по папиной линии уже фактически пристроили на физмат. Хотя какой из Ковалева физик-математик? – смеялись они все вместе. У него всю жизнь по этим предметам были притянутые за уши стабильные «трояки». Но родители настояли, а Вовка родителей слушался всегда.
- Кать, тебе что, плохо? – а она и не заметила, как коридор заполнился учениками, а напротив нее остановился Вовка.
- Нет, все в порядке. Идем, - подхватив с лавочки свой портфель, Катерина выдавила из себя фальшивую улыбочку и поднялась, хватаясь за его руку.
Биологиня что-то долго и нудно вещала у доски, а Катя смотрела на нее и видела если не фигу, то точно не Эльвиру Павловну. Мыслями она была далеко.

- Мааам, я хотела спросить, - Катя остановилась на пороге, нерешительно елозя носком тапочка по полу и низко склонив голову. Ее выдержки хватило на два дня. Дальше оттягивать момент разговора не было смысла. Впервые Катя столкнулась с тем, что боится рассказать о чем-то маме. Они жили вдвоем. Отца у Кати не было, и был ли он когда-либо, она не знала. Эта была одна из тех тем, на которую она не решалась заговорить с матерью первой. В остальном, ближе и роднее у Катерины человека не было. Даже подругой лучшей она так и не обзавелась к восемнадцати годам. А зачем, если есть мама? Она всегда выслушает, подскажет, поможет, посоветует.
- Последний раз таким тоном ты признавалась мне в двойке по поведению в первом классе, - мама отложила вязание и пристально посмотрела на переминающуюся с ноги на ногу дочь, - Говори, что случилось.
Катя помедлила ровно секунду, сделала глубокий вдох и на выдохе произнесла:
- Мама, мне кажется, я беременна.
По крайней мере, медицинский справочник, который Катя отыскала на книжных полках, это подтверждал.
- Дааааа, - протянула мама после некоторой паузы, которая самой Катерине показалась мучительно долгой, - Это посерьезней будет, чем двойка по поведению. Владимир знает?
- Нет. Это же еще не точно…
- Правильно, не нужно ему ничего говорить, пока не будешь уверена.
- Мам, а как точно узнать? Ну, да или нет…
- Надо идти к врачу.

И Катя пошла. На негнущихся ногах, с потеющими от волнения ладошками, так что приходилось постоянно вытирать их о подол платья. Ее всю трясло, и она даже стала запинаться, пытаясь назвать работнице регистратуры свои данные. Та вручила ей карту и талон, назвала кабинет и переключила свое внимание на следующего посетителя. Катя быстро нашла нужный кабинет, сверилась с направлением и присела на скамеечку, тихо ждать своей очереди. На казнь. По крайней мере, ей так тогда казалось. Что ощущения у приговоренных к смертной казне и у нее сейчас примерно одинаковые. Она решительно заявила маме, что пойдет к врачу одна. Но сейчас была бы совсем не прочь, если бы мама была рядом. Хотя бы если б она просто держала дочь за руку.
- Следующий, - разнеслось по больничному коридору громогласное эхо вслед за выскользнувшей из дверей гинекологического кабинета девушкой. И Катя поняла, что перед ней никого не осталось. Пора.
- Здравствуйте, - поздоровалась она, зайдя в кабинет. Обычный такой, только чуть более просторный, чем она привыкла видеть. У окна стол, слева у стены кушетка, справа ширма. Катя редко болела, еще реже ходила по врачам, а у женского доктора так и вовсе оказалась впервые. Зато сразу какой повод.
- Проходите, присаживайтесь, - не поднимая головы и не глядя на Катю, прохрипела женщина в белом халате, - Карту и направление на стол.
Катя присела на самый краешек придвинутого к столу стула и положила карту на стол перед врачом.
- На что жалуетесь? – она, наконец, отложила в сторону карту предыдущей пациентки, открыла Катину карту и впервые посмотрела на девушку. Катерина от неожиданности вздрогнула. К противному хриплому голосу курильщицы со стажей прилагалась отнюдь не ангельская внешность, скорее врачиха напоминала Бабу-Ягу. Карие глаза, две огромные родинки-бородавки, нос крючком, янтарные кудри химической завивки выбивались из под белой медицинской шапочки.
- Ну что молчим? Оглохла что ли? Так это не ко мне, а к лору, - вместе с медсестрой они обе прыснули этой шутке.
- Нет, - выдавила из себя Катерина через силу.
- Полных лет? - включилась врачиха в работу.
- Восемнадцать, - они переглянулись с медсестрой и уставились на Катю. Катя нервно сглотнула и поправилась, - Недавно исполнилось.
- Половые контакты были?
- Да, - Катя чувствовала, как краснеет.
- Количество половых партнеров?
- Один.
- Дата последней менструации?
Катя назвала число.
- Проходите за ширму, раздевайтесь, садитесь на кресло, - бесстрастно скомандовала врачиха, записывая что-то в карте. Катя послушно поднялась и последовала за ширму, но остановилась, как вкопанная на полпути. Кресло! Вот ЭТО они называют креслом?! Больше напоминает приспособление для пыток времен средневековой инквизиции.
- Девушка, - окликнула Катю медсестра, старушка еще более древняя на вид, чем врачиха, - Не верх снимайте, а низ оголяйте. Катя растерянно потупила взор на несколько расстегнутых ею пуговиц лифа. Откуда ж она знала…
- Ты что, первый раз? – гаркнула врачиха, глядя как Катя не решается сесть на это чудо гинекологической техники.
- Да.
- Как перед мужиком ноги раздвинуть – так это вы запросто, а как на кресло сесть – стесняетесь, - они переглянулись с медсестрой и сделали такие лица, что Катя всерьез подумала о том, чтобы встать и уйти.
- Слезай, - врачиха отошла к раковине в углу, стягивая перчатки, и Катя поспешно сползла с кресла. Так унизительно и отвратительно она чувствовала себя первый раз в жизни. Честное слово, она уже даже забыла, зачем собственно сюда пришла, поэтому то, что произнесла врачиха, когда Катя оделась и вернулась, снова сев на стул перед ней, не произвело на нее ровно никакого впечатления.
- Беременность, примерно девять-десять недель.
Из уст этой старой карги подобное звучало хуже, чем смертный приговор. Катя округлила свои без того не маленькие глаза, полные непролитых слез, и молча смотрела в отвратительное лицо этой женщины. Она не знала, что принято говорить в подобных случаях.
- Замужем?
- Нет.
- Учишься, работаешь?
- Учусь, - кивнула Катя, проглотив комок в горле, - В школе.
Старухи переглянулись и скривив лица, укоризненно глянули на Катю. А ей было уже все равно. Сколько это унижение будет продолжаться? Ведь сил нет никаких такое терпеть! Она хотела сейчас только одного – оказаться за пределами этого кабинета. А дальше она как-нибудь разберется.
- Тамара, выпиши девушке направления на анализы. И учтите, - повернулась врачиха к Кате, - Если решите делать аборт, у вас есть всего несколько недель. Аборты делаются до двенадцати недель.
- Спасибо за информацию, - Катя вскочила и буквально выхватив из под пера разинувшей рот медсестры направления, пулей вылетела из кабинета.

- Катенька, дочка, ну что? – запыхавшаяся мама стояла на пороге ее комнаты с авоськой и сумкой в руке. Катя, прижавшая колени в груди и сидевшая на кровати, не шелохнулась, только лишь повернула заплаканное лицо в сторону матери. Антонина выронила сумки из рук, прижав ладони к лицу.
- Мам, я больше туда не пойду, - замотала Катерина головой и шмыгая носом.
- Доченька, что? – мать присела на край кровати дочери и притянула ее к себе. Катя легко подалась, крепко прижимаясь к ней. Та погладила ее по светлой макушке, провела по влажной от слез щеке.
- Кать, да?
- Да.
Они всегда понимали друг друга с полуслова. После услышанного и сказанного обе молчали.
- Мам, что теперь будет, а? – Катя первой решилась нарушить повисшее молчание. Она подняла голову и встретилась взглядом с ласковым и нежным взором маминых глаз в окружении мелких морщинок.
- Либо мальчик, либо девочка, - улыбнулась Антонина, смахивая слезинки со щек дочери, чувствуя, как повлажнели собственные глаза.
Катя тоже улыбнулась. Наверно, впервые за несколько дней.
- Ты Володе сказала?
- Нет еще.
- Надо сказать.
- Я скажу, - кивнула Катерина, - Вот прям сейчас пойду и скажу.
- Катюш, подожди, - мама остановила Катю, ухватив ее за руку. Сердце ухнуло куда-то в район желудка. Она не сводя глаз смотрела в посерьезневшее материно лицо. Почему-то Кате казалось, что то, что она сейчас услышит, ей не понравится. Мама никогда не колебалась, говорить или нет. Всегда находила нужные и правильные слова, а сейчас напряженно молчала, и девушка чувствовала, что матери сложно подобрать те самые, правильные слова.
- Мама, что?
- Я хочу тебя предупредить, чтобы ты была готова к тому, что эта новость Володю может не обрадовать. Вы еще сами дети и возможно в его планы не входило так рано становится отцом.
Катя выдохнула. Она и сама это прекрасно понимала. А еще понимала, что Володька хоть и взрослый уже, но чересчур зависит от мнения родителей, а их такая новость, скорее всего, не обрадует.

- Володь, - крикнула Катя и увидев, что Вовка повернулся в ее сторону, махнула рукой. Он отдал пас и что-то крикнул парням, гоняющим мяч по самодельному футбольному полю, сооруженному между домами, легкой трусцой подбежал к ней. Катя всегда удивлялась, где он берет столько сил, чтобы после тренировки по баскетболу еще гонять мяч с пацанами во дворе. А Володька шутил: «Я люблю спорт. Для него у меня всегда силы найдутся». Пыльный, потный и грязный, он ловко перемахнул через ограждающий поле парапет и оказался рядом с ней, в тени огромных тополей.
- Катюха, - прижал к себе и быстро чмокнул Катьку губы, - ты чего здесь?
- Поговорить надо, - Катя осторожно отстранилась и едва заметно сморщила носик. Пахло от Володьки все-таки не «Поле Шанелем».
- Говори.
- Вов, у нас будет ребенок.
Надо же, как легко ей далась эта фраза. С лету, можно сказать. Ведь она даже перед зеркалом не репетировала. Просто с ходу сказала, будто и не о себе вовсе. А перед мамой было сложнее.
- Точно?
- Да, я сегодня была у врача.
- И что ты решила делать?
- Рожать.
- Значит будем рожать.
Катя внимательно смотрела на него. Вовка улыбался ей озорной мальчишеской улыбкой. Но не сказать, чтобы он светился от счастья. Может, еще просто не осознал? Или у него этот самый, который стресс? Только Катя в этот момент поняла другое – ее совершенно не тронула Вовкина радость по поводу будущего отцовства. Ее вообще его реакция, как оказалась, мало интересовала. Согласился ли бы он, как сейчас, или послал бы с этой беременностью – Кате было решительно все равно.

Выпускные экзамены она кое-как сдала, борясь с собственным организмом и плохим самочувствием, получила в канцелярии синюю корочку аттестата и закинула его в тумбочку. Надеялась, что в следующем году он пригодится, когда она решит поступать. Катя была уверена – открой она сейчас ту тумбочку, ее аттестат так и лежит нетронутый на том же месте, где она его оставила двадцать лет назад. На выпускной, не смотря на Вовкины уговоры, Катя идти категорически отказалась. Не до веселья ей было, да и косые взгляды учителей, одноклассников и их родителей порядком надоели. Вовка обиделся и ушел один. А Кате было «по барабану». Ей было так физически плохо, что она мало на что обращала внимание. Плакала тихонько ночью в подушку, свернувшись калачиком, и спрашивала за что ей все это. Собственный организм будто издевался и сам себе проверял на прочность – на сколько его хватит, чтобы выдержать эту пытку. Катю почти круглосуточно тошнило и она вместо того, чтобы набирать вес, катастрофически его теряла. Таким образом, первый раз она оказалась в больнице в конце июня. С формулировкой «угроза выкидыша». Врачи, глядя как девочка мучается, предложили ей прервать беременность. «Аборт по медицинским показаниям», - сказали они. Катя посмотрела на сидевшую рядом маму, но та лишь покачала головой и тихо произнесла:
- Это твой ребенок и решать тоже тебе.
В этот момент Катя поняла, что не сможет. Это ее ребенок. Ее малыш. Она уже свыклась с мыслью, что он или она в ее жизни будет. И как бы ей не пришлось мучаться, она вытерпит все, чтобы дать ему жизнь. А вытерпеть Кате пришлось немало. Из девяти отведенных природой месяцев в больнице она провела в общей сложности более полугода. Сначала с сильным токсикозом, когда основным блюдом в ее рационе на завтрак, обед и ужин стала капельница с глюкозой, потом позже, когда токсикоз отступил, с отеками и повышенным тонусом матки, а уже в конце, за несколько месяцев до родов, нарисовалась на ее горизонте эклампсия. Катя почти смирилась с формулировкой «больница – дом родной», где ее принимали уже за свою, изредка, в короткие перерывы, когда ее состояние это позволяло, вырывалась домой. Даже в ЗАГС они с Володькой вынуждены были отправиться прямо из больницы. Свадебного платья у Кати не было. На него попросту не было денег. Мама расшила ее выпускное бледно-голубое платье, так чтобы она могла в него влезть с учётом пополневшей фигуры. Получилось очень даже миленько и живот был практически незаметен. Володьку нарядили в выпускной костюм и светло-голубую сорочку, в тон Катиному платью. На дворе стоял август и он припер ей в качестве свадебного букета охапку ярко-красных георгин. Такими их запечатлел фотограф на крыльце ЗАГСа после церемонии. Молодыми, красивыми, улыбающимися друг другу. Кате до сих пор нравилась эта фотография. На ней они так гармонировали и подходили друг другу, что не возникало сомнений – они счастливы.

Свадьбу решено было отметить в тесном семейном кругу. Володькиных родственников. Его родня заказала обед в одной из заводских столовых. Кате эта идея не совсем нравилась – им с мамой приглашать было практически некого, да и гулять было не на что. По Москве разъезжали танки, на улицах стреляли, толпы народа брали штурмом Белый дом, страна сыпалась на глазах, и в творящемся хаосе Катя понимала тогда одно, что ее ребенку суждено будет родиться уже в новой стране, и лёгкой их жизнь не будет. Как в такой судьбоносный для них момент можно пить халявную водку и кричать «горько»?! После свадьбы Вовка переселился к ним с мамой в их двухкомнатную квартиру. Так решили ЕГО родители. В их трехкомнатной уже жила старшая Володькина сестра Маринка с мужем и трёхлетним сыном Аркашей. Кате с малышом там места не нашлось. Хотя она была этому только рада – Катя не горела желанием жить под одной крышей со свекровью. Володька дома практически не появлялся – сдав вступительные для отвода глаз, он после свадьбы умотал на очередные сборы до конца лета, а в сентябре, когда начались занятия – на месяц в колхоз, по возвращению с головой окунулся в культмассовую и спортивную жизнь университета. Катя спокойно переносила его отсутствие рядом с собой, его невнимание к ней. У нее даже в мыслях не было устроить ему по этому поводу скандал. Она не обижалась, что передачи ей в больницу носит мама, а не законный теперь уже супруг. Просто потому, что однажды, глядя на него, поняла – она его больше не любит. То чувство, что полыхало в ней огнем почти год, сводя с ума и окрыляя до небес, погасло так же внезапно, как и возникло.

Приближался Новый год. Семейный, домашний праздник. Который Катерина в этот раз должна будет встретить в больничной палате. До родов по прикидкам врачей оставалось чуть меньше двух недель. Как же ей надел этот собачий холод в палатах, еле теплые батареи, белье с казенной печатью, продавленная кровать, от лежанья на которой страшно ноет спина, эти белые стены и постные лица вокруг. Катя понимала, что ее «несет» последнее время, но остановиться не могла. Постоянно закатывала истерики, огрызалась, ругалась и была вечно всем недовольна. Врачи и домашние, стиснув зубы, терпели Катькины закидоны, списывая все на разбушевавшиеся перед родами гормоны. Под действием этих самых гормонов Катерина влетела в кабинет завотделением и потребовала отпустить ее домой праздновать Новый год. Иначе она сама сбежит. То ли у завотделением в тот момент была своя куча нерешенных проблем, то ли он был наслышан, что Ковалева не успокоиться, если не дать ей то, чего она хочет, но он разрешил Кате отбыть восвояси на пару дней, взяв с нее честное пионерское себя беречь. Но тут Катю огорчил Вовка, который сообщил беременной жене:
- Мы с ребятами едем праздновать Новый год ко мне на дачу. Я им уже пообещал, - сразу предупредил Вовка, заметив, как Катя приготовилась родить на свет очередную истерику.
- А как же я? – поинтересовалась Катерина, уперев руки в беременные бока.
- Откуда ж я знал, Кать, что тебя отпустят… - повинился Вовка, скукожившись, как сухофрукт, под ее взглядом.
Катя вздохнула и отступила от забившегося в угол мужа. Чего это она в самом деле? Ей же до этого момента было решительно наплевать, где он и с кем развлекается. А вот сейчас вдруг закусило – почему она мучается, страдает, терпит все это, по больницам мыкается, а Вовка как сыр в масле катается, бьет себя пяткой в грудь и кричит: «Я будущий отец». Обидно. И тогда Катя совершила самый нелогичный из всех поступков, которые могла совершить. Она увязалась вместе с Вовкой и его новыми друзьями на дачу. Мама принялась активно дочь отговаривать, взывая к ее разуму, но Катя в тот момент была полна решимости, и остановить ее мог разве что бронепоезд. Пожалела Катерина о том, что не послушала маму и не осталась вместе с ней смотреть телевизор, кушать оливье и наблюдать из окна за салютом уже через несколько часов после начала празднования. Беременная девушка казалась лишней и чужеродной на этом студенческом празднике. Студенты, как парни, так и девушки, активно принимали на грудь лившееся рекой спиртное, уничтожали с космической скоростью приготовленные закуски, много и громко смеялись, пели, танцевали. На Катю внимания никто не обращал, в том числе и Вовка, поглощенный всеобщим весельем. Больше терпеть это Катерина не смогла. Поднявшись на второй этаж, она закрылась в спальне и расплакалась. Катя ревела в голос, не боясь, что кто-то услышит. Музыка грохотала так, что она засомневалась, сможет ли вообще сегодня уснуть. Под собственные рыдания и крики беснующейся толпы молодежи внизу Катя встретила тот Новый год. Утром первого января не до конца протрезвевшие и пошатывающиеся студентики собрались обследовать окрестности.
- Кать, мы на горку, - ввалился в кухню Вовка, где Катя как раз домывала в раковине гору оставленной в ней грязной посуды, - Ты с нами?
- Ага, сейчас только живот сниму и на гвоздик в прихожей повешу, - фыркнула она.
- Ну, Кать, не обижайся. Ты же сама захотела, - протянул Вовка. Отлично, сделал ее одну во всем виноватой. Между прочим, она ему жена и когда-то была любимая женщина. А эти…они ему никто. Мог бы отправить их по домам и провести этот день с Катей. «Эх, да ладно», - махнула Катерина мысленно рукой, - «Кому я это говорю». Вовки уже и след простыл.

Весь день, пока молодежь резвилась на лоне природы где-то на окраине поселка, Катя, как Золушка, по мере своих сил и возможностей уничтожала следы и остатки бурного пиршества. Чтобы приехавших весной полоть свои грядки Вовочкиных предков не хватил удар при виде того свинарника, что оставил им любимый сыночка аж с Нового года. К вечеру они снова всей толпой ввалились в дом, заполняя собой только что убранное пространство и наполняя дом шумом и гамом. Катерина решительно плюнула на них всех, уединившись все в той же спальне с книжкой в руках. Где этой ночью спал Вовка и спал ли он вообще, ее не интересовало совершенно. Ей о себе и ребенке думать надо. Ей через две недели рожать. И она обещала врачу себя беречь. Не нравилось Кате как после ее сегодняшних трудовых подвигов тянуло весь вечер поясницу. И ради чего старалась? Сейчас же в два счета все снова загадят.
- Вов, просыпайся. Вставай, слышишь, - Катя, присев на краешек дивана, на котором спал законный супруг, легонько потрясла его за плечо. Володя кое-как разлепил сонные глаза, приподнялся, пытаясь рассмотреть в сумраке комнаты сидящего рядом человека.
- Кать, ты чего? – недовольно буркнул он, поняв, что это жена.
- Вов, я, по-моему, рожаю, - голос Катерины дрожал.
Володя вскинулся, потянулся к стоящему в изголовье дивана торшеру, щелкнул выключателем и сощурившись в первые несколько секунд от электрического света, посмотрел на Катю. Девушка сидела на самом краешке, держась одной рукой за живот, а второй вцепившись в сиденье так, что суставы на тонких пальчиках побелели. Лохматая, бледная, огромными испуганными глазами смотрящая на него.
- С чего ты взяла? Ты же сказала, что срок через две недели только… - Кате показалось, что он ей попросту не верит.
- Так врачи говорили, - попыталась оправдаться Катя перед лицом недовольного мужа, - Вов, мне кажется, что это оно…Такого раньше не было…Таких ощущений.
- Так может тебе действительно кажется? Полежи или походи – и все пройдет, - зло бросил он ей, накидывая на себя сползшее одеяло и всем видом демонстрируя, что разговор закончен и на Катины капризы он реагировать не собирается. Но это были не капризы!
- Я уже и полежала, и походила. Я не знаю, что происходит, - прошипела она, морщась от боли и внутренне разгорающегося негодования, - Но то, что происходит, явно ненормально. Мне нужно в больницу. Если ты сейчас же не встанешь и не сделаешь что-нибудь, я рожу прямо здесь! Ай, мамочки! – последнюю фразу Катя не планировала, но боль оказалась такой сильной, что девушка сползла с края дивана на пол, оставшись сидеть на коленях и обхватив руками живот. Вовка соскочил с дивана так быстро, как только смог, сровнялся цветом лица с простыней, на которой спал, уселся рядом с Катей.
- Кать, ты серьезно что ли?
- Нет, блин, шутка такая первоапрельская, - огрызнулась Катя сквозь плотно сжатые зубы и губы. Почему-то казалось, что так терпеть боль легче.
- А что делать-то? – упавшим голосом поинтересовался Вовка, с ужасом наблюдавший как корчится на полу Катерина, и буквально ощущая, как его самого начинает лихорадить и кожа покрывается противной липкой испариной.

Если бы Катя сама знала, она бы уже давно сделала. Она даже не была уверена, роды ли это. Ведь никто не рассказывал ей, как это бывает. Ноющая и тянущая весь вечер поясница в конце концов преподнесла Кате сюрприз. Она вроде бы и в туалет не хотела, а обмочилась. Глядя на растекающуюся под собой лужу Катя из последних сил держалась, чтобы не разрыдаться. В этот момент ей показалось, что весь мир против нее. Даже собственный организм. Переодевшись в сухое и подвинувшись на другую половину кровати, Катя попыталась заснуть. Но невыплаканные слезы нервного перенапряжения, комом вставшие поперек горла, мешали ей это сделать. Она поворачивалась и так, и сяк, ложилась на спину и перекатывалась с бока на бок, но ничего не помогало. Сон упорно не шел, а вскоре она стала понимать, что кроме нервов ей мешают заснуть неприятные ощущения внизу живота. Катя осторожно поднялась и прошлась по комнате. Это не помогло. Ее терпения хватило на пару часов, в течение которых она просидела в темноте, фактически не дыша и прислушиваясь к своему организму, постепенно впадая в истерику. Неприятные ощущения вскоре сменились настоящей болью, и Катя поняла, что ждать чего-то нет смысла. Приступы острой и тянущей боли сменяли друг друга примерно через одинаковые промежутки времени. Скорее всего, это схватки, а значит она рожает. Стало по-настоящему страшно. Страшно до такой степени, что Катя сжалась вся внутреннее и готова была уже закричать, что она не хочет, что готова отказаться, только бы все это прекратилось. Как известно, нас больше всего пугает неизвестность. Борясь со страхом, паникой и внутренней дрожью она пошла будить Вовку.

Вовка помог ей подняться и усадил на диван. Пока между схватками была передышка, Катя позволила себе расплакаться. Надежда на то, что Володя знает, что делать, не оправдалась. Он мельтешил у нее перед глазами, спавший с лица, нервно теребящий коротко стриженый затылок.
- Вов, мне надо в больницу. Отвези меня в больницу, - умоляла Катя сквозь слезы.
- Катенька, солнышко, ну на чем я тебя туда отвезу, сама подумай? Отец приедет за нами сегодня только после обеда.
- Вызови «Скорую».
- Здесь нет телефона.
- Как нет? Совсем? Не одного?! – широко распахнутыми глазами, полными слез, она смотрела на Вовку. Он тоже в свою очередь смотрел на нее испуганным взглядом и своим растерянным видом не придавал ей уверенности.
- Есть. Один. В сельсовете. Наверно.
- Ну так беги туда скорей!
- Так рано еще, - он быстро посмотрел на часы, - Шесть утра всего.
«Черт, будь проклята эта дача! И чего меня на нее понесло», - думала Катя, скорчившись от очередной схватки.
- Кать, может разбудить кого из ребят, - глядя на то, как Катя вся скукожилась и тяжело дышит, робко поинтересовался Вовка, заглядывая в ее искаженное гримасой боли лицо.
- Нет, - процедила Катя злобно сквозь плотно сжатые челюсти, - Вова, надо найти телефон, позвонить в «Скорую» или твоему отцу. Если ты так и будешь здесь стоять столбом, я рожу на твоих глазах!
Катя не знала, откуда у нее взялись силы на такую длинную тираду, которую она выдала на одном дыхании таким тоном, что у самой волосы на затылке зашевелись. Она просто взяла себя в руки. Поняла, что от Вовки толку нет. Сейчас ее жизнь и жизнь малыша только лишь в ее руках. Если не удастся сдвинуть супруга с места….Катя предпочла не думать о том, чем это для них обернется.
- Я пойду к соседям сбегаю, - метнулся к двери Вовка, натягивая куртку, - Они здесь круглый год живут, может знают, у кого телефон есть.
- Только скорее, пожалуйста, я тебя умоляю, - кивнула Катя, силясь не заорать во всю глотку от новой схватки.
Тогда Катя не верила в Бога, но кто-то свыше определенно сжалился над ней в тот судьбоносный день. Через некоторое время после того, как Вовка ушел, входная дверь тихонько скрипнула и на пороге показалась женщина. «Уже галлюцинации начались», - подумала Катя, рассматривая видение, но женщина оказалась настоящей. Той самой соседкой, к которой Володька убежал узнавать насчет телефона. Худосочная женщина достаточно преклонного возраста в пуховой шали и полушубке, накинутом на плечи, присела рядом и спокойным тоном начала задавать Кате вопросы. Катя честно и правдиво на вопросы ответила, а потом спросила:
- А вы кто? Врач?
- Нет, я фельдшер. Но уже давно на пенсии. Живу с вами по соседству вместе с мужем, - пояснила она, - В роддом тебе, детка, надо срочно.
- Я знаю. Вовка ушел «Скорую» вызывать.
- «Скорая» не приедет, - сказала женщина, но заметив, как девушка от ее слов напряглась, сжала ее ладонь и улыбнулась, - Они сюда никогда не приезжают. Далеко очень. Но ты не переживай, мой муж уже машину прогревает, он тебя до города довезет. У тебя белье с собой есть?
Катя выдохнула и отрицательно покачала головой. Теперь у нее появилась хотя бы надежда, что все обойдется.
- Ладно, давай вставай потихоньку и пойдем, - женщина поднялась и помогла Кате встать, придерживая за локоть и спину, - Пойдем потихоньку в машину, а пока будешь усаживаться, я тебе кое-что с собой соберу. Передав с рук на руки Катю своему мужу, женщина засеменила по дорожке к калитке рядом стоящего дома, а мужчина принялся устраивать Катю на заднем сидении стареньких Жигулей. Было жутко больно, неудобно, холодно, но Катерина, мужественно стиснув зубы, терпела. Этот человек и эта машина ее единственный шанс попасть в больницу до того момента, как необходимость в этом отпадет сама собой. Женщина появилась минут через пять с кульком в руке, который сунула Кате под бок.
- Спасибо, - пискнула Катя и в последний момент вдруг вспомнила, - Подождите, а Вовка где? Он же не знает, где я. Он же ушел. Вернется, а меня нет…
- Успокойся, мы его отправили родне вашей звонить. Он знает, что Герман тебя в роддом повез, не переживай, - женщина захлопнула дверцу с Катиной стороны и перекрестив отъезжающие Жигули три раза, махнула на прощанье рукой.

В приемном отделении ее встретил заспанный опухший доктор в блестках новогодней мишуры и со стойким запахом вчерашнего перегара. Он категорически оказывался верить, что Катерина рожает, предлагая повременить с таким поспешным выводом и подождать окончания его смены. Но Катя ждать уже не могла. Ребенок торопился появиться на свет. Ее отвезли в родовую и оставили. «Эй», - крикнула она вдогонку, но ее «эй» рассыпалось о белое полотно двери. Она наивно полагала, что сейчас кто-то вернется и займется ею, но время шло, а Катя все так же была одна. Она плакала, кричала, звала на помощь, но больница была глуха и невосприимчива к ее стенаниям. В этот момент она ненавидела всех – Вовку, врача, даже еще не родившегося ребенка. Всех, абсолютно всех, заставивших ее пройти через это и причиняющих такие страдания. «Ее бросили умирать», - решила Катя, корчась от боли. Эта боль…Ей каждый раз казалось, что этот ее вздох может оказаться последним. Как может ее организм вытерпеть столько боли? Где-то на этаже кричали младенцы, стучала железным ведром санитарка, а Катя надрывалась истошным криком, но всем было решительно наплевать. Время остановилось. Минута адской боли умножалась десятикратно. Когда на улице рассвело, и из-за прикрытого шторкой окна засочился ровный дневной свет, в родовую вошла крупная женщина гренадерского роста. Катя запомнила ее руки – огромные ладони с толстыми пальцами и голос, громогласным эхом отражающийся от стен и заполнявший собой помещение.
- Ну что, голуба, давно лежишь-пыхтишь? – поинтересовалась женщина, заглядывая Катерине под подол, - Что-то ты плохо стараешься. А ну тужься сильнее!
- Я не могу, - заорала Катя, - Мне больно!
- Всем больно. Терпи.

Роды длились десять часов. К концу Катя так измучилась и устала, что мало что понимала из того, что с ней происходит. Организм перешел на автономное существование отдельно от ее разума. Голос она потеряла, слезы кончились, в голове ни одной ясной мысли. Даже когда акушерка положила ей на грудь сморщенный синюшный комок, Катя никак не отреагировала. Сил не было. Тяжелые веки закрылись. Она заснула. И спалось ей так хорошо, как наверно не спалось никогда. Но кто-то очень настойчиво Катю из этого сна пытался выдернуть, тряс за плечо. Нехотя Катерина раскрыла глаза и увидела рядом с собой старенькую бабулю в белом халате и шапочке.
- Ну и горазда ты, милая, спать, - произнесла она скрипучим старушечьим голосом, - Ребенка кто кормить будет?
Катя даже ответить ничего не успела, попытавшись с подушек приподняться, как медсестра ей в руки белый сверток сунула. Что-то говорить начала, показывать, как держать, но видимо поняв, что до Кати сейчас не достучаться, соседок по палате попросила проконтролировать. Катя глаза вниз опустила и на сына впервые осознано так посмотрела. Дрожащими пальцами пуговички на сорочке расстегнула и к груди ребенка поднесла. Сын жадно за нее схватился, а она смотрела на него и, кажется, не дышала. Что-то такое неизвестное ей до этого защемило внутри.

На выписке из роддома самым счастливым выглядел Вовка. Сына на руках держал и улыбался, гордо грудь вперед выпятив. Позировал мужику с фотоаппаратом. Мать его суетилась, все пакеты какие-то кому-то рассовывала, отец одну за одной закуривал, мама Катю за локоть поддерживала, словно чувствовала, что стоять ей так долго тяжело, а остальных людей, вокруг них сплотившихся, Катя не знала. Хотя некоторых ребят, с кем Вовка учился, узнала. Если б можно было, он бы наверное весь институт притащил поглазеть, какой он счастливый отец. Только счастье длилось недолго. Федька, так назвали они сына, оказался ребенком проблемным. Очень слабеньким в плане здоровья. Он плохо ел, медленно набирал вес, из-за чего отставал в развитии, имел очень слабый иммунитет, поэтому часто болел. А когда болел, то плакал, ночами не спал, капризничал. Вовкиного терпения не на долго хватило. Любовь к сыну как-то быстро иссякла, сменившись глухим раздражением. Он постоянно предъявлял Кате претензии:
- Сделай так, чтобы он не орал. Я выспаться нормально не могу. А мне на пары завтра.
Как будто это от нее зависело. Она сама, еще не совсем после тяжелых родов в себя пришедшая, смертельно уставала и не высыпалась, пытаясь больного ребенка на руках укачивать, но Ковалеву это было до лампочки. А у Кати на выяснение отношений сил не было. Вовку это бесило, он демонстративно вещи собирал и к родителям уходил, дверью хлопнув, но через пару дней все равно возвращался. И потом все повторялось снова. Но однажды он ушел, и Катя поняла, что больше не вернется. Если честно, даже обрадовалась. Любви той пылкой давно не осталось, а присутствие Вовки в их с мамой квартире добавляло им лишних хлопот. Он, в сущности, был тот же ребенок, только большой. Постирай, покорми, спать уложи. Катя с облегчением выдохнула, но не тут то было.

Как-то вечером в дверь их квартиры постучали. Звонок они отключили, потому что Федор слишком чутко на каждый звук реагировал и просыпался. На пороге стояли Ковалевы-старшие. Катя поздоровалась и в прихожую их впустила, попросив не шуметь, потому что мама Федю в комнате укладывает. Раздевшись и разувшись, гости по-хозяйски в кухню двинулись, и Кате ничего не оставалось, как пойти за ними. Она поставила чайник на плиту, чашки достала, заварник, вазочку с вареньем. Родители Вовкины, севшие по обе стороны от стола на табуретки, молчали, за Катей наблюдая и переглядываясь.
- Катя, у нас к тебе серьезный разговор, - начала свекровь, когда Катя чай им разлила, а сама у окна встала, оперевшись о подоконник.
Молча кивнула, показав, что вся во внимании.
- Понимаешь, это касается ваших с Володенькой отношений… Мы же видим, как он страдает, переживает, - тут Катя еле сдержалась, чтобы не фыркнуть, - Мы тоже переживаем. За вас.
- Да, - поддакнул свекр.
Они синхронно чаю из чашек отхлебнули и, переглянувшись, помолчали какое то время.
- Катенька, попытайся отнестись к тому, что мы тебе сейчас скажем, спокойно, - предложила Вовкина мать, - И обещай подумать.
- Обещаю, - согласилась Катя, думая о том, как бесцельно она проводит здесь с ними сейчас время, когда у нее на самом деле есть чем заняться.
- Вы с Володей еще так молоды, у вас еще вся жизнь впереди, - начала женщина издалека, - Ему нужно учиться, тебе получать образование. А с таким ребенком у вас вряд ли это получится.
Катя, до этого к разговору и их визиту серьезно не относившаяся, напряглась.
- Катенька, ребенок явно больной, - продолжала Володькина мать,- Таким детям нужен постоянный уход и медицинская помощь.
Женщина смотрела на Катерину, ожидая ее какой-нибудь реакции. Но Катя продолжала молчать, перебрасывая взгляд с одного на другого Володькиного родителя.
- Мы узнавали, сейчас есть такие учреждения, которые такими детьми занимаются, - проронила она следующую фразу и на мужа глянула.
- Да-да, мы узнавали, там очень хорошие условия, - закивал, как китайский болванчик, Вовкин отец, - Детям там хорошо.
Кате показалось, что ее оглушили. Вот эти двое встали и по очереди табуретками из под своих задниц ей по голове дали. Она зажмурилась, руки опустила и с такой силой их в кулаки сжала, что ногти под кожу впиваться стали. А когда с дыханием сбившимся справилась, глаза открыла и спросила:
- Вы что, предлагаете мне сына в приют отдать? – у Кати самой от ее голоса мороз по коже прошелся. Другой был голос, чужой, не ее. Вовкины родители тоже это почувствовали, на нее уставились, а потом глаза вниз опустили.
- Это не приют, Катя, а специализированное медицинское учреждение. Поверь, мы взрослые люди, мы пожили на свете и много чего знаем. Так будет лучше.
- Кому лучше – вам?
- Вам с Володей. У вас еще будут нормальные, здоровые дети. Катя, мы понимаем, на такое непросто решиться. Ну мы же не заставляем тебя совсем от Феди отказаться. Его можно там навещать, - затараторила свекровь, - Пойми, так случается, что детки больными рождаются, но это же не значит, что нужно свою жизнь из-за этого портить.
Она говорила-говорила, а Катя понимала, что если она сейчас не заткнется, то Катерина ей просто врежет. У нее другого выхода не было, кровь внутри закипала и барабанила со страшной силой в висках.
- Пошли вон, - тихо процедила Катя сквозь зубы.
- Что?! – переглянулись супруги.
- Я сказала, встали и пошли вон из моего дома!!! – Катя рыкнула это так, что Володькина мать позеленела и тут же вскочила. - Мой сын не больной, это вы больные. На всю голову. Не нужен он вам такой – считайте его у вас больше нет. Пошли вон! – указала Катя рукой за дверь, а те спорить с ней не решились.
Бежали так, что пятки сверкали. Когда Катя дверь за ними захлопнула, в коридоре показалась перепуганная мама с Федькой на руках.
- Катя, что случилось?
- Они мне предложили от Федьки избавиться.
- Как? – ахнула Антонина, крепче прижимая сопящего Федора в себе.
- В приют отдать. Ведь больные дети – это обуза.
Катя больше ни слова не сказала, подошла и Федьку у ошарашенной матери с рук забрала. Сынуля сначала захныкать попытался, но разглядев родное лицо, притих. Катя с ним в комнату зашла, и дверь за собой тихонько прикрыла. Слезы градом из глаз полились, она их сдержать не могла. Прижала трехмесячного сына к влажной щеке, темную макушку поцеловала, и вот тогда впервые в жизни поняла, как любит его. Безумно, так, что убить за него готова.
На этом их с Вовкой отношения закончились. Через три года она официально развелись. Его родителей после того вечера она больше никогда не видела.

В том, что Вовка от них ушел, Катя обнаружила единственный недостаток – отсутствие денег. Его семья все-таки неплохо их выручала. В стране творилось форменное безобразие. Те перемены, которых все так ждали и на которые так рассчитывали, не оправдали надежд. Распался Союз и вновь созданное на его месте государство ухнуло в бездну. Что творилось в политике, Катю мало интересовало, куда больше она интересовалась тем, чем будет кормить сына. Экономика великой сверхдержавы, казалось, рухнула в один момент. Закрывались сотнями заводы и фабрики в разных городах, цены взлетели до небес, на рынок хлынула куча товаров, но купить их было не на что. Зарплаты не платили, пособия задерживали. Мама, всю жизнь проработавшая секретарем в какой-то околопартийной организации, вдруг осталась без работы. Партии то больше не было. Хотя она была не единственной – сокращали всех и везде, в их лексиконе впервые появилось слово «безработица». Попытки мамы найти новое место работы успехом не увенчались. Секретари требовались в частные фирмы и офисы, открывающиеся на каждом углу, но брали туда молодых, смазливых девчонок. Инфляция (еще одно новое слово) нещадно сжирала их накопления, собранные «на черный день». Чернее дня, правда, представить было трудно. Единственным местом, куда маму согласились взять на работу – оказалась школа, где требовалась уборщица. Мыть полы и унитазы после того, как ты всю жизнь просидела за печатной машинкой в приемной, казалось унизительным. Но мама заглянула в кошелек, в котором оставались какие-то копейки, и решительно толкнула дверь отдела кадров той школы. Платили гроши, жить на них было невозможно, но это было лучше, чем ничего. А потом и в школе зарплату стали задерживать. Даже учителям, что говорить про уборщиц. Мама бросилась искать другое место, и Катя поняла, что дальше сидеть дома ей смысла просто нет. Если она не найдет работу, они умрут с голода. А еще был Федор, которому к тому моменту исполнилось почти полгода, но проблемы с его здоровьем никуда не ушли. Катя, после того эпизода, в сына мертвой хваткой вцепилась, не могла от него оторваться, из кожи вон лезла, бегая по врачам. Но врачи не находили у него серьезных заболеваний, списывая все на общую слабость его организма. От того и аппетит плохой, и вес маленький, и сон нарушен, и простывает он часто. Выписывали Кате направления на гимнастику, массажи, уколы, капельницы, витамины. Но это все теперь стоило денег. И Катя решила – надо идти работать. Оставила сына с мамой и пошла. Без толку. Без образования, без опыта, вчерашняя выпускница средней школы с маленьким ребенком была никому не нужна. Катиному отчаянью не было предела.

Она шла по рынку, доставая из карманов последние копейки, и думала, что же ей на них купить. Что бы она сегодня не купила, завтра им с мамой и Федькой будет просто нечего есть. Это были их последние деньги. Кишащие народом торговые ряды занимали огромную площадь, казалось, сюда съезжался весь город, чтобы что-то продать или что-то купить. Катя остановилась напротив овощного прилавка, где пузатый кавказец торговал овощами. Сглотнула слюну, рассматривая издали аппетитные овощи и фрукты. Сама не помнила, когда последний раз ела. А Федьке ведь нужны витамины. Взгляд Кати остановился на табличке за спиной кавказца – «Требуется продавец». Она замерла, гипнотизируя надпись взглядом. Оглянулась по сторонам. Куча народу, толчея, крики, ругань, где-то даже запах неприятный. Очередь у прилавка, напротив которого она стояла. Катя представить себе не могла, как сможет в таких условиях работать. Но выбора у нее нет - дома ее ждут голодный сын и мать. Она не уйдет сегодня отсюда без этой работы. Не зная, как ей и к кому обратится, Катя встала в общую очередь и когда до кавказца дошла, просто сказала:
- Я насчет работы.
Кавказец на нее глянул, черный глаз прищурив, потом в сторону от прилавка кивнул и на ломанном русском сказал:
- Подожди меня там.
Катя послушно отошла куда он ей указал. Кавказец себе за спину крикнул что-то на своем языке и из железного вагончика показался крупный молодой парень, опять же кавказкой наружности. Он встал вместо него за прилавок, а пузатый подошел к Кате и снова ее рассматривать начал.
- Сколько тебе лет?
- Восемнадцать.
- Продавцом работала когда-нибудь?
- Нет.
- А вообще работала когда-нибудь?
- Нет.
Кавказец головой покачал. Катя поняла, что молчать больше не сможет.
- Мне очень нужна работа.
- Ээ, красавица, работа всем нужна. Но эта работа не для тебя. Ты не сможешь. Это тяжело.
- Я смогу. Мне очень нужна эта работа, - как заклинание повторяла Катя.

Он ведь мог ее просто послать. Сказать «нет» и уйти. Но видимо увидел что-то такое в ее глазах и услышал в этих интонациях, что заставило его этого не делать. Он крикнул опять же что-то на своем тому парню и пошел обратно к прилавку. Пошептался с ним, указывая на Катю, ударил по плечу и развернулся к покупателю. Парень к Кате подошел и молча ей показал идти за ним. Как она тогда не испугалась? Сама до сих пор удивлялась. Не думала просто ни о чем другом, даже в голову взять не могла. Она торопилась идти за ним, ловко петляющим среди торговых рядов, и постепенно они переместились в другую часть рынка, менее оживленную. Здесь торговали одеждой, обувью, постельным бельем, полотенцами и прочим ширпотребом. Они подошли к одной из палаток, парень свистнул и из палатки высунулся еще один долговязый молодой человек опять же не русской наружности. Только если этот, что вел Катю, был сбитым, то тот щуплым и в очках. Они говорили не на русском, Катя все равно ничего понять не могла, поэтому стала оглядываться. На первый взгляд, казалось, что в палатках торгуют одним и тем же. «Зачем их тогда столько, если товар одинаковый?» - думала Катя, - глядя на людей, прохаживающихся вдоль торговых рядов. Она мыслила еще советскими мерками, когда у них был один универсам, где они всем районом одевались. Мужчины разговаривать перестали, и сбитый кавказский парень Катю не слишком вежливо к тощему подтолкнул, а сам тут же исчез.
- Меня Артур зовут, - представился тощий, кстати, говорящий почти без акцента.
- Катя.
- Нам продавец нужен на шмотки, пойдешь?
- Пойду.
- Только просто так здесь сидеть нельзя. Смотри, какая конкуренция. Сколько других продавцов вокруг, - он обвел торговые ряды взглядом, - А купить должны именно у тебя. Поняла?
- Поняла.
- От этого напрямую будет твоя зарплата зависеть.
И он назвал сумму. Катя ахнула – по тем временам баснословные деньги.
- Согласна?
- Да.

И Катя начала работать. Не сказать, что она была очень бойкой, но и скромностью излишней не отличалась, однако первое время работать было трудно. Переступить через себя, научиться клиентов цеплять, уговаривать, выслушивать отказы, принимать претензии. Катя очень боялась той самой конкуренции (снова новое слово), что ее просто задавят, и она ни копейки не заработает. Но оказалось как раз наоборот. Женщины, что рядом с ее палаткой работали, Катю сразу в свой импровизированный рабочий коллектив приняли и объяснили, по каким законам живет рынок, а по каким выживают они. Катя слушала их, открыв рот, и впитывала все, как губка. Она оказалась самой младшей из них. А еще, как ей казалось, самой необразованной. Ибо когда Катя узнала, кем в прошлой жизни были Инна, Тамара Марковна и Рита, она очень сильно удивилась. Зубодробительная машина «перестройки» перемолола кучу судеб. Среди работающих рядом с ней не было ни одной истинной продавщицы. Тамара Марковна была женщиной самой старшей из них, кандидатом экономических наук, доцентом. Рита – выпускница филфака МГУ. Инна бросила на последних курсах медицинский, потому что нечем стало кормить мужа и двоих дочерей. Катя им и про себя тоже все рассказала, выложив как на духу, и жутко стеснялась того, что у нее за спиной лишь обычная десятилетка. Но их это не смущало. Инка ей сказала тогда: «Запомни две самые главные вещи: первое – на рынке, как и в бане, все равны. И второе – клиент всегда прав». Катя запомнила и стала у них учиться. Торговля шла, но не так чтобы очень, денег у народа было не шибко для того, чтобы одеждой разжиться. Они крутились, брали товар домой и ходили по соседям, пачками продавали перекупщикам, увозившим потом их товар в регионы. Позже стали сами за товаром ездить, но Катя никогда не ездила – сына не могла оставить. Она и так его почти не видела. Мама с ним дома сидела, а когда Катя вечером домой приходила, шла мыть полы все в той же школе. Катя ее отговаривала, говорила не надо, но мама настаивала. Любая копейка была им не лишней.

Федька рос, но по-прежнему часто болел, из-за чего в сад почти не ходил, а Катя продолжала таскать его по врачам и больницам. Ее упорству тогда могла позавидовать любая мать. Однажды она наткнулась на доктора, которая посмотрев ее мальчика, сказала:
- Вам нужно отвести сына в бассейн. И обязательно свозить его летом на море.
И если про полезный морской воздух и южное солнце ей уже не раз говорили, то про бассейн она слышала впервые. Катя, прямо скажем, скептически отнеслась к этой идеи. Федька и так быстро устает и утомляется, где же ему еще сил на плаванье взять. Да и таскать ребенка со слабым иммунитетом через полгорода, значит подвергать его здоровье большему риску. Катя сомневалась, боялась, но в конце концов сдалась и решила попробовать. Отвела Федора в бассейн. В тот год сыну исполнилось пять. Мальчику плавать понравилось, - и о чудо, - болеть он меньше стал. Набрал вес, нагнал сверстников в росте, стал активным и подвижным. Катя смотрела и узнать собственного сына не могла. Как и поверить в то, что обычный бассейн может сотворить такие чудеса. Теперь Катерина грезила морем, очень хотела ребенка свозить. Федька ведь давно мечтал. Но цены там были для их семьи неподъемные. Маме потребовался целый год, чтобы через какие-то свои прежние связи и знакомства выбить для них путевку на юг. Катя обрадовалась и заявила, что поедут они с Федором, маме тоже отдохнуть не мешало было. За последние несколько лет она сильно сдала, выглядела старше своих лет и на сердце стала жаловаться. Мама долго и ожесточенно с Катей спорила, доказывала, что и здесь отдохнуть сможет нормально, пока их две недели не будет. В итоге переубедить маму Кате так и не удалось, и к морю они поехали с Федей вдвоем.
_________________

Глава шестая

Федька слезно выпрашивал у матери мороженое. Катя над сыном сжалилась и встала в конец длинной очереди. Федор вокруг ее ног крутился, а потом ему видимо на самом солнцепеке стоять надоело, и она не заметила, как он из ее вида ускользнул. Катя запрещала ему от себя отходить. Здесь, на юге, было столько народу, что ребенка можно было потерять в два счета. Забыв про очередь и мороженное, Катя бросилась сына искать, перепугавшись до смерти, но почти сразу его увидела. Он стоял возле парапета на открытой площадке кафе и смотрел в сторону моря. Она быстрым шагом к нему сзади подошла, от парапета оторвала и к себе лицом развернула. Присела на корточки перед сыном, чтобы в глаза его бесстыжие посмотреть и на мужчину, что здесь же стоял, около них, внимание не обратила.
- Федя! Сколько раз я тебе говорила – от меня ни на шаг. Все, больше никакого мороженного, - поправляя на голове сына панамку, отчитывала его Катя.
- Суровая у тебя сестра, парень, - послышался насмешливый мужской голос над их головами, и они с Федором одновременно головы вверх подняли.
- Это не сестра, это моя мама, - улыбнулся незнакомцу Федька.
Видел бы он свое лицо в тот момент. Мужчина, кажется, дар речи потерял. Катя про себя усмехнулась. На ноги поднялась, сына за руку ухватив. Мужчина был такой огромный, большой, на медведя похожий. Мощный – это если попытаться описать его одним словом. Коротко стриженый ежик светлых волос, едва заметный на солнце, светлые просторные брюки, белая рубашка с коротким рукавом, темные очки. Он Кате с первого взгляда не понравился. У них на рынке таких «верзилами» называли, «мордоворотами». Это чаще всего были криминальные элементы. Первый шок у мужчины прошел и он, глядя на нее, заулыбался. Красиво так заулыбался, а главное, как Кате показалось, искренне.
- Красивая у тебя мама, парень, - теперь он на корточки перед Федором присел, а потом на Катю снизу вверх посмотрел, - И такая молодая. Ну что, давай знакомиться. Ты – Федор, это я уже понял. А меня Дима зовут.
И этот Дима протянул маленькому Федьке свою огромную пятерню для истинно мужского рукопожатия. Федька на Катю посмотрел, потом на протянутую ладонь с сомнением глянул, и свою ладошку Диме протянул.
- Очень приятно познакомиться, Федор. А маму твою, такую красавицу, как зовут?
- Катя меня зовут, - ответила за сына Катерина, - Пойдем Федор, нам пора. На ужин опоздаем.
- Катя, а хотите я вам город покажу? - Дима очки снял и поднялся. Обычные такие глаза у него были, стандартные. Только сейчас Катя поняла, что он старше ее гораздо. Возраст сеточка морщин вокруг глаз выдавала, когда он щурился.
- А вы что, из местных?
- Да нет, как и вы, отдыхаю здесь. Просто не первый год, хорошо уже город знаю. А вы, по всей видимости, впервые? – Катя и не поняла, как так получилось, что он за ними следом увязался. В кафе их позвал поужинать, Федьке мороженное предлагал купить, но Катя отказывалась. Боялась она этого типа, его такое пристальное внимание к ним настораживало. Оказалось, что жили они в одном санатории, и Катя поняла, что столкнуться с ним ей еще не раз придется.

Вечером стоило ей только Федора спать уложить, как в дверь постучали. Оксана, их соседка по номеру, пошла открывать, а через пару секунд вернулась с широко распахнутыми глазами и ткнув в сторону двери пальцем, промямлила:
- Там к тебе пришли.
Катя дверь распахнула и ахнула. От такой красоты. Огромная охапка цветов в руках Димы, стоящего за дверью. Катя столько цветов никогда в своей жизни не видела. Стояла, раскрыв рот, и эту цветочную поляну у него в руках разглядывала.
- Пойдем, погуляем, - предложил он, и ошарашенной Кате в руки цветы сунул. Она еле букет удержала. Не сильна Катерина была в ботанике, поэтому до сих пор не знала, что за цветы это тогда были. Она молча дверь перед его носом закрыла и с цветами в руках на стул возле кровати села.
- Ну чего ты сидишь, - зудела над ухом Оксана, - Иди, давай. Такой мужик – обалдеть! – охала и ахала она, кружа вокруг цветов, которые Катя на стол положила, потому как руки такую тяжесть удержать не могли.
Поддавшись уговорам Оксаны и ее заверениям, что за Федором она присмотрит, Катя обратно в коридор вышла. Дима стоял напротив, подпирая дверь чужой комнаты.
- Спасибо за цветы. Очень красивые. И так много, - смутилась Катя.
- Пойдем?
Почему она согласилась?! Он ведь не нравился ей совсем до того момента. Только гулять с ним всю ночь напролет и целоваться до распухших губ Кате понравилось. А на следующий день Дима с кем-то из администрации договорился, и его соседа из номера пересели, а Катю с Федором вселили. Она даже опомниться не успела, как в его постели оказалась. Стеснялась жутко в первый раз, но даже против ничего сказать не успела. Под его губами, телом и огромными руками слов возражений не находилось. Как она могла отказаться от такого – когда ее любит такой сильный, горячий мужчина. Дима мог быть одновременно заботливым, нежным, а мог напористым и агрессивным. Порой сжимал ее в объятьях так, что казалось сейчас места живого на ней не оставит, а потом оставлял по всему ее телу свои сладкие поцелуи. С ним Катя узнала, что такое оргазм, причем многократный, по несколько раз за ночь. Когда он прижимает тебя своим большим, горячим телом к холодным простыням, прокладывая себе губами дорогу по твоему животу к самому сокровенному месту. Когда сжимает ладонями твою грудь и прижимает мозолистыми пальцами соски, когда входит – твердый, пульсирующий, накрывая твои губы страстным поцелуем, переплетая языки, двигаясь внутри тебя так неистово, быстро, что воздуха не хватает, и ты словно улетаешь к звездам. Но кроме жарких ненасытных ночей были дни. Дни, которые они проводили вместе, втроем, как настоящая семья. Федька с Димой быстро нашли общий язык. Дима от Катиного сына не отходил. Плавал с ним, замки из песка строил, на аттракционы водил, сладкую вату и мороженое покупал, и даже сказки перед сном рассказывал. Потом как-то Кате признался – всегда мечтал иметь сына. Катя за ними наблюдала, как они играют или вечером бесятся, и чувствовала, что наконец-то счастлива. Дима, несмотря на внешность, не бандитом оказался, а обычным сибирским нефтяником. Добывал в тайге нефть. Она уже себя в шутку «женой декабриста» называла, ведь почти решила, что с Федькой за ним в Сибирь рванет. Куда угодно, хоть на край света. С таким, как Дима, настоящим русским мужиком, было совсем не страшно. С ним рядом можно наконец-то расслабиться, стать женщиной. Любимой женщиной. А то, что он ее любит, у Кати сомнений не было. Он смотрел на нее так, что мурашками все тело с головы до пяток покрывалось. Казалось, он на нее насмотреться никак не мог. И она с него глаз не сводила. Влюбилась, как кошка. Да и для Федьки лучшего отца она вряд ли найти бы смогла. Родной так любить не будет, как Дима.

Очередная бессонная ночь и вот уже скоро начнет светать. Катя к Диме крепче прижалась, голову ему на плечо положив, а он ее ручищей своей обнял и еще теснее прижал. Хотя, казалось бы, куда ближе то.
- Котенок, я завтра уезжаю.
Катя уже почти заснула, поэтому не сразу смысл фразы поняла. Чуть голову приподняла и на Диму посмотрела. А он в потолок уставился и на нее не смотрел.
- Куда?
- Домой. Отпуск закончился. Пора…
И больше ничего не сказал. Не сказал тех слов, что Катя ждала. Сон с нее тут же как рукой сняло, она на кровати села, одеялом грудь прикрыв, и прежде чем подумать успела, произнесла:
- А мы?
- А вы оставайтесь здесь. Я договорился, до конца вашей смены к вам никого с Федькой не подселят.
Ох, не этих слов Катерина от него ждала. Совсем не этих. А своих слов подобрать не могла. Мысли в голове разбежались, там аж звенело от пустоты и напряжения.
- Я не про это. Что дальше с нами будет?
Дима руку от нее убрал, с кровати встал, трусы натянул и к окну подошел. Достал из лежащей на подоконнике пачки сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил и после долгой затяжки, выдохнул дым в открытое окно, разгоняя остатки рукой.
- Я женат, котенок. У меня дома – жена и три дочери. Старшая – почти твоя ровесница. Я их никогда не брошу, с женой никогда не разведусь. Она за меня замуж вышла, когда я гол был, как сокол, в Сибирь за мной поехала, не побоялась. Прости меня, котенок.
Он говорил это все ровно, спокойно, а Кате казалось, что он ей каждым словом ржавый гвоздь в сердце втыкает. Дышать стало нечем, горло спазм перехватил, слезы мутной непробиваемой пеленой глаза застелили.
- Зачем тогда со мной? Или у тебя каждый год здесь такие амуры?
- Не было никогда никаких амуров. Я жене никогда не изменял. А с тобой, - Дима сигарету в пепельницу вмял, к Кате в ноги кинулся, на колени перед ней встал, руки ее сжал и в своих огромных ладонях зажал, пытаясь в глаза ей смотреть, - такое впервые. Я как увидел тогда тебя, сразу остолбенел. А когда ты глаза свои колдовские на меня подняла, всех чувств лишился. У тебя, котенок, такой взгляд, что ты им любого мужика сразить наповал можешь. Даже такого медведя, как я. С ума сошел, как мальчишка, влюбился я в тебя, по уши, понимаешь?! Кипит, бурлит во мне все, когда ты рядом. И Федька. Он ведь такой классный у тебя пацан. Я всю жизнь о таком мечтал. О таком вот сыне. Только жена мне девчонок родила. Привязался я к вам, котенок, всей душой прикипел. Никогда не думал, дурак старый, что на старости лет так полюблю. Веришь мне?
- Верю.
- Но семья, котенок, это мой долг. Они без меня жить не смогут.
- А я смогу, значит?
- А ты сможешь, - он наклонился и легонько коснулся Катиных соленых от слез губ прощальным поцелуем. Молча встал, оделся, достал большую спортивную сумку и сложил в нее оставшиеся вещи. Потом к Федору подошел, поцеловал, по голове тихонько потрепал и повесив сумку на плечо, ушел. А Катя, словно окаменела, за все это время, что он собирался, ни слова не произнесла и не пошевелилась. Так и сидела голая на разобранной кровати и беззвучно слезы глотала. А когда поняла, что не шутка это, не розыгрыш, и что он действительно ушел, поднялась, к окну кинулась, но его там уже не было. Он ушел. Навсегда. Лишь пачка сигарет и окурок в пепельнице. Вот все, что у нее от его любви осталось. Катя, никогда раньше не курившая, сигарету прикурила и дымом едким закашлялась. Но дотерпела и до самого фильтра ее докурила.
Утром Федька проснулся и вокруг лежащей на кровати матери забегал.
- Мамочка, я проснулся! А мы на море пойдем? А где Дима? Мама, я кушать хочу!
Катя, с лица за эти часы спавшая, на автопилоте поднялась и сына на завтрак в столовую сводила, потом на море. В первый момент подумала билеты поменять и сегодня же уехать, но видя, как Федька в волнах резвится и какой румянец у него от этого на щеках, передумала. Она, в конце концов, сюда ради сына приехала, ради его здоровья. А через себя, через свою глухую тоску в душе и переступить можно.

Вернулась в Москву Катя другим человеком. Все сразу заметили произошедшие с ней перемены. Она стала молчаливой, задумчивой, резкой в общении и очень жесткой. Рубила с плеча правду матку, перестав делить все на «белое» и «черное». У нее все стало черным. Не было в ней больше слабины, ни одного ранимого местечка не осталось. Вместо нервов – стальные канаты, вместо сердца – пламенный мотор. Человек-робот. Без чувств и эмоций. Мама Катю ни о чем не спрашивала, а вот Инка, которая за эти годы стала близкой Катиной подругой, насторожилась и все пыталась правду у нее выведать. Но Катя молчала. Молчала и в себе эту трагедию держала.
А потом вдруг поняла, что беременна. Визит в поликлинику это подтвердил.

Врач отошла, стянула с рук перчатки, бросила их в урну и пошла мыть руки. Катя слезла с кресла, быстро натянула на себя одежду, пригладив растрепавшиеся волосы. Вышла из-за ширмы, прошла к стоящему возле стола стулу и села. Врач была совсем молоденькая, лет тридцать, из под беленькой шапочки на ее голове выбилась прядь черных волос.
- Десять с половиной недель. Плод развивается хорошо, отклонений нет, - отчеканила она. Потом вдруг оторвала свой взгляд от листов и скользнула по Кате взглядом. Лицо ее не выражало никаких эмоций, но чувствовалось, что она оценивает. Ее темно-зеленые, с поволокой глаза, отметили все – и Катин старый джемпер, и волосы, стянутые в небрежный пучок, мешки под глазами. На секунду взгляд ее зацепился за Катину руку, без обручального кольца и она поспешила отвести взгляд, снова уткнувшись в карту. Некоторое время она еще что-то молча писала, потом опять спросила, не поднимая глаз:
- Сохранять будете?
- Нет, - не дрогнув, ответила Катя.
И врач даже не дернулась. Видимо, привыкла. В то время это был дежурный вопрос и дежурный ответ.
Она потянулась за каким-то листочком, что-то там быстро начеркала и сунула Кате в руки:
- Вот вам направление на аборт и анализы. Оплатите в кассе.
- Оплатить? – Катя уже встала, сжимая в руках протянутые листки, но тут же села обратно, - Аборт платный?
- Да, - сухо ответила она.
- А как же бесплатная медицина?
- Бесплатно у нас аборт только по медицинским показаниям. У вас их нет.
- Хорошо.
- И не затягивайте. У вас уже и так срок немаленький, потом могут быть проблемы, - Катя кивнула и попрощавшись вышла, пропуская следующую пациентку. В кассе на первом этаже протянула направление кассирше в окошко, та озвучила сумму. Катя от удивления чуть не присвистнула. Конечно, сумма была не заоблачная, но и не слишком маленькая. «Съездила отдохнуть, твою мать», - рассердилась Катерина. Таких денег с собой у нее, конечно же, не было, да и в заначке дома вряд ли найдется. Мозг лихорадочно стал соображать, где достать денег. Оставался вариант только занять. Занять на аборт – еще хуже, чем платить за него. Но решение Катя приняла однозначное – делать аборт.

Мама все молчала, а потом не выдержала:
- Катя, ребенок – это дар Божий.
- Мама, какой еще дар Божий?- фыркнула Катерина, - Бога нет. Ты же бывший член коммунистической партии, ты не должна верить в Бога.
- И где сейчас та партия? Нет ее, а Бог, он есть и все видит. Если он дал тебе ребеночка, значит так надо.
- Мне не надо. Мам, ты можешь понять, что я не хочу? Вспомни, как я с Федькой намучилась – сколько я в больнице пролежала, сколько с ним потом ночей не спала. Нет, я не хочу это заново пережить. Мне нужно сына поднимать, деньги зарабатывать. А это, – Катя ткнула себя пальцем в живот, – моя ошибка.
- Ты переносишь свою обиду с того мужчины на ребенка, а это неправильно, - наконец после долгой паузы сказала мама, - Когда-то я оказалась в такой же ситуации. С твоим отцом.
Катя замерла. Впервые мама заговорила с ней об отце. Ей всегда страшно хотелось узнать всю правду о нем.
- У нас был служебный роман. Он начальник, я подчиненная. Твой отец был старше меня на пятнадцать лет. Но главное, он был женат. Давно и прочно. И бросать свою жену ради меня не собирался. Его тесть был крупной фигурой в ЦК партии. Когда я поняла, что беременна, пришла к нему, святясь от счастья, а он мне сказал, что дети ему от меня не нужны. Сказал сделать аборт, пока слухи не поползли. Я отказалась. Тогда он поставил мне ультиматум – либо он, либо ты, - мама посмотрела на сидящую перед ней дочь,- Я выбрала тебя.
- А отец, он что?
- Ничего. Я тут же сменила место работы и больше никогда его не видела.
Теперь не осталось в Катиной жизни секретов. Ее отец не был героем-космонавтом, летчиком-испытателем, не был он полярником. Он был обыкновенным трусом и подлецом. Как большинство мужчин.

Катя, после того разговора с матерью, решила ребенка оставить. Но обозлившись на весь мир, за то, что все в нем так несправедливо, она переносила всю свою ненависть на еще не родившегося малыша. Она боялась повторения тех осложнений с беременностью, что были у нее с Федькой. Что она не сможет работать и ее семья снова станет голодать. Этого Катя допустить не могла. Но вторая беременность ей хлопот не доставила. Ни токсикоза, ни слабости, ни прочих «радостей», о которых она помнила, не было. Мама Катю все время осаждала в ее трудовых порывах, но Катерина отмахивалась. Ей не жалко было себя и тем более ребенка. «Захочет жить – вытерпит, нет – она не расстроится», - думала Катя, но маме, что носилась с ней, будто с хрустальной, свои мысли такие крамольные не озвучивала. Она отказывалась уходить в декрет и работала до последнего дня.
Ленька появился на свет, как пробка из шампанского – быстро и безболезненно. Крупный, розовощекий бутуз, пышущий здоровьем. Совсем как его отец. Катя сразу заметила это сходство, как только взяла сына на руки. Вспомнила о том, как Дима говорил ей, что всегда мечтал иметь сына. Катя эту его мечту осуществила. Вот он, его сын, у нее на руках. А сам он за тысячи километров от нее, дома, с семьей и никогда об этом не узнает. Ей ничего не оставалось делать, так только расплакаться.

Катя, почти сразу после роддома вернулась на работу, оставив новорожденного сына на попечение бабушки. Катина мама души в ребенке не чаяла. А вот она наоборот – не ощущала к сыну ни капли теплых материнских чувств. Хотя Ленька этого заслуживал. Будто специально, он был ребенком, которого было за что любить и хвалить, но у Кати не получалось. Он рос, в отличие от Федора, здоровым, крепким, опережал в развитии своих сверстников, был мальчиком очень открытым и энергичным. Рано начал ходить и говорить, в три – уже знал алфавит, в пять – умел читать и писать. Мама, которая все время проводила рядом с Ленькой, нарадоваться его успехам не могла, и стремилась с Катей эту радость разделить. Мальчик тоже изо всех сил старался матери угодить. Целовал ее перед сном и на прощанье, несся со всех ног показывать свои рисунки и подделки, учил для нее стихи. Ребенок не замечал той холодности и отстраненности, с которой мама к нему относится. Светлый теплый лучик, необыкновенно жизнерадостный ребенок, который источал море позитива и добра, и стремился делиться им с окружающими людьми.

Жизнь постепенно стала налаживаться. Самые тяжелые годы, казалось, остались позади. Инка, что стала для Кати кем-то вроде старшей сестры, благодаря разросшемуся бизнесу мужа, ушла с рынка и открыла свой собственный бутик модной одежды и салон красоты. Директором салона она сделала Катю. Федька, которому на тот момент уже было четырнадцать, продолжал плавать, достигать высоких результатов, за что был зачислен в юниорскую сборную. От прежнего болезненного, худощавого мальчика с серым цветом лица не осталось и следа. Сын унаследовал от отца спортивную стать и мужскую красоту. Девочки с ума сходили от красавца Федьки Ковалева. Леня, которому исполнилось шесть, пошел в первый класс. Мама таскала его по всему городу на различные кружки и дополнительные занятия. Рисование, танцы, языки – мальчику все было интересно, на все хватало энергии и все у него получалось. Все говорили, что у Кати сын – вундеркинд, особенный ребенок. Он соглашалась. Да, наверно это так, но лучше спросите у мамы, она вам подробней расскажет.

Но в один день их вошедшая в нормальное русло жизнь перевернулась с ног на голову. Телефонный звонок. Катя снимает трубку и слышит обеспокоенный голос учительницы:
- Катя, ваша мама не забрала Ленечку с продленки. Мальчик остался один, а мы через полчаса закрываемся.
У Кати все похолодело внутри. Мама не могла забыть про любимого внука. Катя работала допоздна, ребенка со школы всегда забирала мама. Сорвавшись с работы, Катя поймала такси и понеслась в школу, подгоняя водителя. Ленька сидел один на скамеечке в раздевалке, рядом стоял его ранец, а в руках была книжка. Всю дорогу до дома мальчик, уцепившись за руку матери, захлебываясь от восторга, что-то рассказывал Кате. Он был так рад, что мама сама пришла за ним в школу, что не обращал внимание, как неласково Катя тянет его за собой, заставляя идти быстрее и совсем не слушает то, о чем он ей говорит. На детской площадке перед домом Катя замечает Федора с друзьями, пинающего футбольный мяч.
- Федя!
Парень поворачивается и пропускает пас, прощается с ребятами и, хватая из общей кучи сваленных сумок свою, подходит в матери.
- Ты чего так рано? А бабушка где? – спрашивает он, замечая младшего брата рядом с матерью.
- Ты дома был?
- Нет.
Катя поднимает голову вверх на темные окна их квартиры. Сердце внутри замирает.
Быстрым шагом, игнорируя лифт, они все втроем поднимаются в квартиру. Дверь заперта, свет не горит, тихо. Катя включает в прихожей свет, видит мамины туфли и плащ на вешалке.
-Мама! – разрывает она тишину комнат своим криком. Голос дрожит. Заглядывает в их с мамой комнату, в спальню мальчишек – пусто. Катя забегает на кухню. На полу, среди упаковок от лекарств и рассыпанных таблеток лежит мама.
- Мама, мама! – бросается Катя к лежащей на полу матери. Но она не реагирует.
- Федя! – кричит Катя в коридор и тут же на пороге появляются оба сына.
- Бабушка! – кричит Ленька и тут же кидается к ней, но Катя грубо оттесняет мальчика. Федька молча стоит и с ужасом смотрит на мать.
- Федя! Быстро! Скорую! И брата забери, - кивает она на Леньку. У детей в глазах страх. Кате и самой страшно до чертиков. Упав на колени перед матерью, она, сглатывая слезы и что-то нашептывая себе под нос, пытается привести ее в чувство. Трясет за плечи, шлепает ладонями по щекам. Не получается.
В кухню забежала их соседка, Клавдия Семеновна. Как она очутилась в квартире, Катя не знала. Сильные женские руки обхватили ее вздрагивающие плечи и оттащили Катерину от матери.
- Клавдия Семеновна! Маме плохо, помогите ей! – рыдая, кричала Катя, уцепившись за подол женского халата.
- Катя, успокойся. Мы ей ничем уже помочь не сможем. Поздно. Она мертва.
Два слова. Просто два слова, перечеркнувшие тогда Катину жизнь. То ли крик, то ли вздох так и застрял в горле, Катя закрыла лицо руками и упрямо замотала головой в разные стороны, отказываясь верить. Мама, ее мама, ее самый близкий человек на свете. Мама всегда была рядом, всегда была ближе всех остальных. Как без нее жить? Катя не представляла. Больное сердце постоянно давало о себе знать. Катя настаивала на визите к врачу, мама отмахивалась. Когда становилось плохо, хваталась за таблетки. А вот сейчас видимо не успела. Приехавшая «Скорая» зафиксировала смерть до прибытия. Причина – инфаркт. Маму погрузили на носилки и вынесли из родной квартиры вперед ногами. Это было последнее, что Катя отчетливо помнила. Дальше – отрывки воспоминаний, нечеткие образы и туман в голове. Помнила Катя только свои непрекращающиеся слезы и ужасную пустоту внутри, из-за которой было так тошно, что она все поглядывала на подоконник. Наступить и сделать шаг. Тогда станет легче. Потому что впервые в своей жизни Катя не знала, как жить дальше. Она – взрослая женщина, сама мать двоих детей оказалась совершенно не готова к тому, что это может однажды случиться. Организацию похорон взяли на себя знакомые и друзья. Катя, не слазившая со снотворного и успокоительного, была просто не в состоянии. Тогда ей казалось, что хуже быть уже не может. Однако судьба, будто насмехаясь над ней, доказала обратное.

После смерти матери заниматься Ленькой стало не кому. Катя с утра до позднего вечера на работе, у Федьки тренировки, соревнования, школа. Знакомые посоветовали Катерине школу-интернат для одаренных детей. Дети находились там пять дней в неделю, ходили в школу, занимались в кружках и секциях, делали с педагогами домашнее задание, им обеспечивали полный пансион. Недолго думая, Катя перевела сына в этот интернат. Ленька, ребенок общительный и жизнерадостный, разлуку с домом перенес спокойно. Отнесся к этому философски – если мама говорит, что надо, значит так оно и есть. Жизнь их начала строиться заново, будто с чистого листа.

Раздался телефонный звонок, Катя сняла трубку, привычно поприветствовав звонившего. На том конце трубки взволнованным голосом заговорила директриса школы, где учился и жил Ленька:
- Катерина Петровна, приезжайте, пожалуйста. Лёня разбился.
Катя тогда даже рта раскрыть не успела, а трубка уже издавала короткие гудки.
- Что-то случилось? – поинтересовалась Инка, как раз проходившая в этот момент мимо.
- Звонили из школы. Говорят, Ленька разбился.
Женщины смотрели друг на друга молча, стараясь переварить и осмыслить эту фразу.
- Я поеду, Ин?! – бросив трубку на рычаг и схватившись за сумку, вопросительно глянула на подругу Катя.
- Конечно, - кивнула та, и тоже заторопилась к выходу, - Я тебя отвезу.
- Да ну что ты, это же другой конец города. А сейчас такие пробки. Я на метро доеду.
- Какое еще метро? А вдруг ребенка надо будет везти в больницу? На метро его повезешь?
- Такси возьму.
- Не выдумывай, - возмутилась Инка, уже набрасывая на себя пальто, - Я тебя отвезу.
Всю дорогу Катя молчала. Инка старалась ее от тяжелых мыслей и накручивания отвлечь, ругая столичные пробки и нерадивых автомобилистов, тем самым и сама успокаивалась. А Катя, сфокусировав взгляд в одной точке, снова и снова крутила в голове слова директора. Сердце как сумасшедшее стучало в груди, заставляя кровь бурлить в венах. Инка притормозила у ограды школы-интернета и пока искала место, где можно припарковаться, Катя из машины выскочила. Ноги не слушались, тяжелый, мокрый воздух мешал нормально дышать. У кованной высокой ограды уже собралась толпа зевак. Издалека Катя заметила желто-красную машину реанимации. Она ринулась к воротам, но путь ей преградил щупленький милиционер.
- Гражданочка, туда нельзя.
- Мне звонили. Сказали, что мой сын разбился.
- Ааааа, - протянул растерянно милиционер, глядя на нее, - Тогда проходите.

Катя быстрым и уверенным шагом дошла по асфальтированной дорожке до того места, где собрались сотрудники, милиционеры и врачи. Дошла и остановилась, как вкопанная. Никто пока не обратил внимание на ее появление, а она уже во все глаза смотрела на светлое пятно на земле под раскидистым деревом. Тонкая детская ручка на темной земле торчала из под белой простынки. Катя подошла, присела и сдернула светлую ткань. Сзади ахнула Инка, а Катя не издала ни звука. Черные мушки закружились перед глазами, к горлу подступила тошнота. Катя вдруг испугалась, что ее вырвет. Схватилась руками за горло, стараясь сдержать рвотный приступ. На холодной сырой земле лежал белый, как полотно, Ленька. С неестественно вывернутой шеей. Мелкие мушки постепенно стали превращаться в огромные круги, картинка стала расползаться и в какой-то момент все вообще потухло. Катя потеряла сознание. Очнулась от резкого запаха, ударившего в нос. В машине «Скорой» врачи кололи ей в руку какой-то укол, рядом сидела рыдающая Инка, около открытой дверцы стоял представительный милиционер и, заламывая руки, причитала директриса:
- Екатерина Петровна, ужасная трагедия. Чудовищная несправедливость. Воспитательница отвлеклась буквально на пару минут, а ваш мальчик, Ленечка, он ведь такой подвижный, такой энергичный мальчик. За ним очень сложно уследить. Зачем он полез на это дерево, ума не приложу. Катенька, эта ужасно, ужасно, - уже почти рыдала она, - Но это случайность, фатальное стечение обстоятельств. Полез, сорвался. Воспитательница не виновата. Вы же понимаете? Нам жаль, нам так жаль. Наши самые искренние соболезнования…
Директриса пыталась спасти свою шкуру и шкуру той воспитательницы, сохранив престиж своего заведения. Что с ними стало, Катя не знала. На заседания суда она не ходила.

Всю организацию похорон в этот раз Катя взяла на себя. Оказалось, чтобы похоронить человека, нужно столько всего. Катя ездила, ходила, платила и договаривалась. На все предложения помочь, вежливо отказывалась: «Спасибо, все в порядке. Сама справляюсь». Заняться всем этим, взять на себя такую ответственность – значит не дать себе возможности остановиться, задуматься, утонуть в этом горе. Катя не спала несколько ночей, вплоть до похорон. Сидела на кухне и медленно курила одну за одной в форточку. Боялась заснуть, потому что стоило ей закрыть глаза, она видела перед собой мертвого Леньку со сломанной шеей. За все это время Катя ни слезинки не проронила. Все похороны простояла с опушенными вниз глазами, не глядя на крошечный гробик и светлое личико сына, утопающего в цветах и мягких тканях. Стояла, прижав к себе Федьку.

- Ин, поезжай домой, - стоя у раковины и домывая последние тарелки, сказала Катя, - Тебя дома муж и дети ждут. И так все эти дни у нас провела.
- Как я тебя в таком состоянии оставлю? – стряхивая пепел с сигареты в пепельницу, возразила Инка, - Ты бы хоть поплакала что ли. Я же вижу, как тебе трудно.
Катя облокотилась на край раковины, низко опустив голову и крепко стиснув зубы. В ванной шумела вода. Федька мылся.
- Это я во всем виновата. Я отвратительная мать.
- Не мели чушь! Ты замечательная мать!
- Для Федора, может и да,- кивнула Катя, - а Леньку я никогда так сильно не любила. Мама знаешь, что мне говорила, когда от аборта меня отговаривала – что ребенок дар Божий. А люди как говорят – «Бог дал, Бог взял». Вот он и взял Леньку обратно к себе. Потому что я этот дар не оценила.
- Катька, - Инка затушила сигарету и шагнув к Катерине, крепко обняла ее, - ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Я даже себе представить не могу, что со мной было бы, если бы с моими девчонками что-то случилось. Держись. И выбрось эти глупости из своей головы.
- Я очень виновата перед ним. И что самое страшное – я уже ничего не смогу исправить.

Инна упиралась, домой ехать не собиралась и хотела остаться. Но Катя подругу спровадила. Вытерла посуду, убрала ее в шкаф. Открыла дверь в спальню сыновей. На Ленькином столе идеальный порядок – он был очень аккуратном мальчиком. Тетрадки и книжки стопочкой, карандаши и фломастеры в стакане, альбом с его рисунками. И фотография в траурной рамке. Как живой, улыбающийся ей со снимка голубоглазый мальчуган. На спинке детского стульчика, придвинутого к столу, висит Ленькина домашняя рубашка. Дрожащей рукой Катя сдернула рубашку и поднесла к лицу. Мягкая ткань еще хранила неповторимый детский запах. Пахло Ленькой. Живым Ленькой. Это стало последней каплей. Каплей, переполнившей океан ее боли и страданий. Катя осела на пол, пытаясь заткнуть поток вырвавшихся наружу рыданий, зажала рот ладонью, но это не помогло. Шум воды в ванной стих, в комнату забежал перепуганный Федька. Сел рядом с рыдающей матерью и прижав ее голову к своей груди, стал успокаивать, как маленькую, проводя рукой по спине. Федьке тоже досталось, он теперь до чертиков боялся этой старухи с косой. У него осталась только мама. За жизнь которой Федька боялся больше, чем за свою.
- Мам, успокойся, - нашептывал матери на ухо Федор, - Не плачь.
- Федя, это я виновата. Это меня Бог так наказал.
- Мам, Бога нет.
- Есть, Федька, он есть и он все видит. Я себе никогда не прошу того, что случилось с твоим братом.
- Мам, ты не виновата. Надо жить дальше, - Федору сложно было подобрать правильные слова, - У тебя есть я. И ты мне очень нужна, ма. Надо жить. Не хочешь ради себя, живи ради меня. И прекращай плакать. Такие как ты ведь не плачут.
При сыне Катя больше не плакала. Ночью, в подушку, или под шум воды в ванной могла разреветься. Но простить себе так и не смогла. В очередной раз она нашла силы, чтобы жить дальше. Убрала с глаз долой все Ленькины вещи, в надежде, что так будет проще забыть. Конечно же, она не забыла. Такое ведь не забывается.
_________________

Спасибо большое за продолжение.
Очень нравится читать Ваше произведение.
Последняя глава очень грустная .
Очень надеюсь, что дальше будет у ГГ светлая полоса в жизни.
_________________