Мое Золотое руно

Бедный Костас ))))) Оксаночка его в бараний рог скручивает )))) Тетя Песя рулит!
Мальчишки здорово провели время с Ясоном. Вот бы Леньку потом усыновили как положено...

Спасибо!
_________________

 » Глава 14

ГЛАВА 14

ЯСОН

Я проводил взглядом рейсовый катер до Дессы. Многое готов был бы отдать, чтобы оказаться сейчас на его борту. Рядом с Медеей.

Собственно, именно таким и был изначальный план. Вот только моя умная девочка раскусила меня сразу, как только я подошел к ней возле билетного терминала. Взгляд, которым меня встретили, остужал не хуже ведра холодной воды.

- Слушай, Медея, - я с разбегу попытался преодолеть ледяную стену, - не смотри на меня, как на пустое место. Давай хотя бы будем здороваться, а? - Выгнув бровь, она с сомнением оглядела меня. - Я буду хорошим парнем, обещаю. – Бровь поднялась еще выше. – Ну, ладно. – Сдался я. – Обещаю приложить все усилия, чтобы стать хорошим парнем.

- Что ты собираешься делать, Ясон? – Ее голос был так же холоден, как и взгляд.

- Провожу тебя до Дессы. Нам нужно поговорить, Мея.

- Нет, - она выставила перед собой ладонь. – Мне не нужно. Мне уже ничего от тебя не нужно. Так что до Дессы я поеду одна.

Я сжал зубы и повернулся к терминалу. В спину мне донеслось:

- Если сядешь на этот катер, я выпрыгну за борт.

Вот так и получилось, что рейсовый в 7.40 полным ходом шел к выходу из бухты, а я сидел на скамейке рядом с Ваней Андруцаки. В отличие от меня, растерянного и злого, он пребывал в настроении философском и невозмутимом.

- Как много красивых женщин, - задумчиво произнес он, проводив взглядом пышную брюнетку в узких красных брючках, - и как мало денег.

Ну что ж, вероятно с его жизненной позиции открывались иные виды, для меня же существовала всего одна женщина. Медея. Вздохнув, я поднялся со скамьи.

- Я мог бы поспорить с тобой, Ваня. Только неохота. Случается в жизни так, что женщина остается только одна.

- Бывает. – Он неожиданно сдался без боя. – Женщина одна, а катеров много.

- Что?

- Не уехал на этом, поедешь на другом. – Он кивнул в сторону. – На третьем причале грузится почтовый до Дессы. Николай Семеныч может взять пассажира. Рейсовый обгоните, не сомневайся.

*

Я подозревал, что на мастер класс Медеи пришло народу вдвое больше против запланированного. Во всяком случае, в комнату пришлось вносить дополнительные стулья, и все же нескольким слушателям пришлось стоять у стены.

То, что практически все они были мужчинами, только укрепило меня в моих неприятных подозрениях. Все эти мужики видели перед собой новую яркую звездочку – молодую, красивую, талантливую – и каждый из них был не прочь заполучить себе хотя бы кусочек.

И в этом, я считал, они были совершенно неправы. Медея, вся целиком, принадлежала мне одному.

После окончания лекции ей еще некоторое время задавали вопросы. Постепенно, все петухи снялись со своих насестов и столпились вокруг моей птички. Я наблюдал из угла комнаты и пока не торопился вмешиваться.

Тем более, что сейчас мою работу выполнял знакомый мне по эпизоду в Ламосе мсье Жерар. Старикашка чуть ли не чарльстон выплясывал, оттирая соперников. Но в конце концов он выдохся и отвалил попить водички.

Над Медеей еще кулдыкали два индюка, и вид у нее был довольно измученный. Пожалуй, пришел мой час выступить в роли спасителя.

- Дорогая, - я подошел к ней, будто бы ненароком оттирая плечом ухажеров, - ты закончила? Мы уже опаздываем.

Она окинула взглядом своих плешивых донжуанов, вздохнула и сдалась:

- Да. Пойдем, - и добавила язвительным тоном: - дорогой.

- Извините, господа.

Я, конечно, мысленно, но от всей души пожелал господам поноса, чтобы не зарились на чужое, и повел Медею сначала к дверям конференц-зала, затем через холл и на улицу.

Когда она прошла мимо группы мужчин, все они в едином порыве выпрямились и втянули животы. Расслабьтесь, парни, подумал я, девушка со мной. Я ее гуляю, я ее и танцую.

Девушка не возражала. По крайней мере, я надеялся, что ее молчание означает согласие. Пребывать в заблуждении мне довелось недолго.

- Моя гостиница в другой стороне, - сказала Медея.

Я положил ладонь на ее руку, удерживая ее на своем локте.

- Знаю, но ты ведь хочешь есть?

- Ну… да. Хочу.
Наверное, усталость и голод сделали ее более миролюбивой.

- Тогда зайдем в «Дессу-маму». Я заказал столик.

Медея пожала плечами, но руку не забрала.

- Кстати, спасибо за свитер. Не ожидал, что ты про него помнишь.

Она снова пожала плечами:

- Я давно его связала. Еще когда не перестала ждать тебя.

Мы, не спеша, шли под зелеными ветвями каштанов, сплошным куполом укрывающими брусчатку мостовой. В предзакатных лучах воздух казался сиреневым, совсем как та вода, что когда-то несла нас в подводную пещеру. Только откуда-то издалека доносились голоса людей и шум машин с параллельных, проезжих улиц. И приближался немного гнусавый голос, сквозь шипение старого винила манивший и звавший нас за собой:

… Есть город, который я вижу во сне,
О, если б вы знали, как дорог
У синего моря явившийся мне
В цветущих акациях город…

Официантка подошла сразу и уставилась на меня, слегка приоткрыв рот. Черт, вот это было совсем некстати. Медея взглянула на нее искоса и отложила меню.

- Закажи сам.

Мне тоже меню не требовалось:

- Капрезе по-десски, икра из синих, жареная барабулька и… - мы все-таки в Дессе – … куриные котлетки.

- На десерт чего-нибудь желаете? - Официантка вся сочилась одобрением.

- Мне вертуту с яблоками, даме мороженое. Ванильное. – Медея улыбнулась уголками рта, одобряя мой выбор. Можно подумать, я не помнил, какое мороженое она любит. – А пить… - Пришпоренный согласным молчанием моей дамы, я решил блеснуть: - «Золотое руно» есть?

- Н-н-нет, - с сомнением протянула официантка.

- Марина, - я прочел имя на бейджике и добавил бархата в голос, - Мариночка, а можно его где-нибудь достать?

Медея, опустив глаза, поглаживала ножку своего бокала. Официантка заметно порозовела и кивнула уже увереннее:

- Что-нибудь, придумаем, мужчина. Только для вас, мужчина.

Упс. Кажется, я перебрал с харизмой. С опасением взглянул на Мею, но она уже смеялась в открытую.

- Что не так?

- Ты слишком стараешься. Смотри, не переиграй сам себя.

Смысл ее слов я понял лишь когда официантка с тихим хлопком выдернула из запотевшей бутылки пробку. Пластиковую. Сделав первый глоток, я поморщился и честно признался:

- Что-то не очень.

- Вот именно, - легко согласилась Медея и попросила официантку: - Шато Тамань, пожалуйста. – И тихо добавила уже мне: - И нечего тут умничать.

Бутылка с «Золотым руном» стояла на краю стола, но прикасаться к ней уже не хотелось. Кислая дрянь с неприятным гнилостным привкусом. Странно, но лица мужчин, пробовавших вино на мастер-классе у Медеи, говорили об обратном.

Я постучал по бутылке ножом:

- Ничего не понимаю. На дегустации твое вино было представлено как элитное.

Мея пожала плечами. Она старалась, чтобы ее голос звучал безразлично, но сквозь спокойствие пробивалась обида, почти детская:

- А что тут непонятного? Ты пробку видел?

- Да. Пластик.

- А вот это?

Она провела кончиком пальца вдоль края этикетки. Мой палец последовал за ней. Точно, этикетку окружала тонкая рамка застывшего клея.

- Подделка? Но странно, что подделывают еще толком не вышедший на рынок продукт. На мой взгляд это говорит о том, что….

- О чем? – Медея отвлеклась от толстых ломтей «бычьего сердца» (26), переложенных не менее толстыми ломтями брынзы, и смотрела на меня с интересом.

- Это не профессионалы. Подделкой занимаются люди, близкие к «Дому Ангелисов». Вероятно, просто воспользовались случаем и взяли то, что плохо, по их мнению, лежало.

Судя по печально опущенным уголкам ее губ – угадал. Значит, ворует кто-то из своих? Неприятно. Словно откликаясь на мои мысли, Медея сказала:

- Мсье Жерар считает, что это может обесценить рекламу «Золотого руна». Серьезные дилеры просто не захотят иметь со мной дело.

Я сжал ее пальцы вокруг чаши бокала:

- Не спеши унывать. Я тут потолкался среди народа на салоне. Им нравится, даже очень. И еще все очень удивлены, что такое вино создала женщина.

Медея кивнула с пониманием:

- Так вот почему на меня пялились весь день. На представлении вина и на мастер-классе я чуть заикаться не начала.

Ну, допустим, пялятся мужики на нее совсем по другой причине, но об этом я предусмотрительно умолчал.

- Ты отлично справилась. Держалась очень уверенно.

- Есть старый проверенный способ. – Она хитренько улыбнулась. - Меня ему научила бабушка Ангелисса.

Эту бабушку Медеи я почти не помнил, но по рассказам старых листригонов, она в свое время была еще той зажигалкой.

- Какой?

- Когда собеседник тебя смущает, просто представь его голым. Скорее всего, станет смешно.

- Ну, что тебе сказать, - я отправил в рот листик базилика, - думаю, глядя на тебя, они именно это и представляли.

Уж я-то точно, во всяком случае.

- Что «это»? – Слегка смутилась Медея.

- Ну, тебя… эээ… в неглиже.

- А ты? – Она смотрела на меня прищуренными, как у кошки глазами.

- И я тоже, само собой.

Мне, в отличие от этих неудачников, даже не пришлось прибегать к воображению. Всего лишь задействовал память. Вероятно, подумали мы об этом одновременно, потому что Медея швырнула смятую салфетку рядом с тарелкой:

- Да чтоб тебе… приснился Гитлер в этом самом неглиже! Мало того, что все самки в этом ресторане пялятся только на тебя, так надо еще и меня…

Надо, Мея, надо. Только тебя мне и надо, вот в чем беда. Я перегнулся через стол и схватил ее за плечи, заставляя посмотреть мне в лицо – посмотреть в лицо моему горю:

- Медея, мне кроме тебя с Тесеем никто не нужен. Без вас меня нет. Понимаешь?

Она отвела взгляд.

Ужин мы закончили в молчании. Я старательно отводил взгляд от ложечки, с которой она слизывала мороженое. Она не смотрела на мою вилку. Наверное, представляла, как хорошо она будет смотреться у меня в глазу.

Вторую попытку отвязаться от меня Медея сделала у дверей ресторана.

- Я сама дойду. Провожать не надо.

- Я тоже остановился в «Александровском». Нам в одну сторону.

Она приподняла бровь, совсем как утром:

- Ты что, следил за мной?

- Конечно.

Медея пару раз вздохнула, но затем передумала ругаться и лишь махнула рукой, словно говоря «ну и хрен с тобой». Она молчала всю дорогу до отеля. Не злилась, просто думала о чем-то своем. Молчала в холле. Молчала в лифте. Молчала в коридоре и перед своим номером, когда открывала дверь. Заговорила только на пороге:

- Думаешь, приглашу тебя войти?

Я уже минут пять сжимал в карманах вспотевшие кулаки, но ухмылка получилась самая что ни на есть самоуверенная.

- Тебе решать, Медея. Ты знаешь, чем это может кончиться. Я ведь тот самый Серый Волк, о котором тебе рассказывала бабушка.

Угадал. Наверняка, рассказывала. Потому что моя Красная Шапочка смерила меня хмурым взглядом и пробормотала:

- Да пошел ты, Ясон.

Развернулась на каблуках и скрылась в номере. Перед моим носом громко хлопнула дверь ее номера.

*

МЕДЕЯ


Второй день Салона превзошел самые смелые мои ожидания. Семь из девяти сомелье готовы были включить «Золотое руно» в винную карту своих ресторанов. Пачка визиток разошлась за полчаса, а многократно расцелованную правую руку хотелось вымыть не то, что с мылом – с карболкой. Взамен я положила в сумочку три контракта, за один день реализовав половину моего погреба.

Мсье Жерар рядом со мной держался победителем. Он дал самые лестные отзывы о вине, познакомил с двумя янки и одним кастильцем и настоятельно советовал не связываться с бессарабами. Надо же, отец говорил то же самое.

Взамен я пообедала с ним, а затем поцеловала в щечку в полуфинале между конкурсами по приготовлению аперитива и исправлением винной карты. Так как старенький бонвиван председательствовал в жюри, до вечера я могла его не опасаться.

Соображать, как отвертеться от совместного ужина, не пришлось. Снова рядом возник Ясон в белоснежной льняной рубашке и брюках, с хозяйским видом приобнял за талию и утянул в сторону выхода.

Я не сразу сообразила, что такси, в которое он меня запихнул, едет не в сторону отеля, а в порт.

- Мы уезжаем?

- Ну, конечно. Как раз успеваем на пятичасовой.

В принципе, план мне нравился, но…

- Я же не расплатилась за отель!

- Уже.

- А мои вещи?

- Сумка в багажнике.

- Ты что, - я задохнулась от возмущения, - рылся в моих вещах?

- Зато ничего не забыл, - он была сама невозмутимость. – Можешь убедиться.

- А как ты попал в номер. Где взял ключ?

Он посмотрел на меня с преувеличенным удивлением:

- Ты же сама мне его дала. Утром, помнишь?

Еще как помнила! Выходя из номера, заперла дверь, с ключом в руках развернулась и внезапно уткнулась лицом в загорелую твердую грудь под белой уже порядком помятой рубашкой. Сказать ничего не успела. Меня крепко сжали, приподняли над полом и минуту не давали дышать, запечатав рот сухими, горячими губами.

Очнулась в конференц-зале на своем месте в первом ряду. Аплодисменты, контракты, мсье Жерар – все.

От этих воспоминаний по телу снова пробежала сладкая дрожь, и я поспешно отвернулась к окну, избегая внимательного взгляда синих глаз. Собственно, спорила я больше из принципа, потому что ужасно соскучилась по сыну. Как он там без меня, мой маленький?

О Тесее я продолжала упорно думать на катере, и когда Ясон усадил меня ближе к носу, и когда принес пластиковую бутылочку с яблочным соком.

Солнце медленно погружалось в воду, розовая полоса на горизонте расширялась, но под носом нашего катера она выцветала до нежно-лавандового цвета. При появлении слева вдалеке высокого креста над голой скалой, все дружно встали и трижды перекрестились. Мыс Фиолент. На его камни впервые вступил в Тавриду Андрей Первозванный. А двести лет назад погибающим в бурю рыбакам здесь явился Георгий Победоносец и спас их от смерти.

- «… укрепи данною тебе благодатию во бранех православное воинство, разруши силы востающих врагов, да постыдятся и посрамятся, да дерзость их да сокрушится… и всем, в скорби и обстоянии сущим, многомощное яви свое заступление…» - Тихо прочитала я слова молитвы Святому Георгию.

Ясон закончил спокойно и уверенно:

- «… да прославляем Отца, и Сына и Святого Духа и твое исповедуем предстательство ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».

Словно лишь ожидая этих слов, розовый свет залил палубу, окрасил белоснежные борта катера и напитал собой морскую воду. Казалось, источник света находится где-то глубоко под нами.

- Какая красота, - ахнул женский голос за спиной. – Мужчина, - на плечо Ясону легла женская ручка с острым маникюром, - не сфотографируете меня на фоне заката?

Еще одна гиена, молча обозлилась я. Кажется, у нас с брошенной Оксаной обнаружилось кое-что общее.

Дамочка в коротких шортиках позировала боком, выгнув спину, затем присев на перила и вытянув перед собой колбасные ножки, затем, наконец, наклонилась глубоко вперед и продемонстрировала пару футбольных мячей.

- Пожалуйста, ваша камера…

- Ой, а можно еще?

Я прошла ближе к носу и повернулась в сторону не такой уже далекой земли.

После короткой паузы до меня донеслось:

- Ой, а еще…

- Спасибо, я все уже разглядел.

Сзади согласно захихикали, но продолжения не последовало. Ясон подошел ко мне и встал рядом. Я злилась. Мнение о женщинах, пристающих к чужим мужчинам глаголом жгло кончик языка, свербило в носу и грозило выйти даже через отверстия для разговора, собственно, не предназначенные.

Ясон молчал. Как обычно, он чувствовал мое настроение, зараза.

- Уже все? – Поинтересовалась я наконец. – Что так быстро?

Он пожал плечами:

- Мне и этого времени на нее тратить было жаль.

Да ты восемь лет на этих профурсеток потратил! Моих восемь лет!

- Ну, телефончик записать – это же пять секунд. Может, еще не поздно? – Сама удивилась, каким ядом сочился мой голос.

Зато Ясон был спокоен, как удав:

- Зачем она мне? У меня жена есть, между прочим.

Ах, так я ему жена? Может, у меня еще и обязанности какие вдруг обнаружатся? Столько лет прошлялся непонятно где, а теперь права предъявляет?

- Разве? – Меня уже несло, как взбесившуюся лошадь к обрыву. – А ты свой паспорт давно читал? Сколько жен у тебя там вписано? Может, я чего-то не знаю?

- Медея, не надо, - меня попытались обнять, но я вывернулась и отступила назад, глядя на него разъяренной кошкой. – Мою жену дали мне боги. Это навсегда. Такие узы так просто не сбросишь.

Значит, узы? Вот так, да?

Его пальцы скользнули по моей ключице, погладили мимолетно вмиг воспламенившуюся кожу и потянули за тонкий коричневый шнурок. Из-за ворота блузки вынырнул сердоликовый дельфин.

- Мы связаны, ты сама это знаешь. И знаешь, что навсегда.

Это казалось мне таким несправедливым. Он мог, не попрощавшись, исчезнуть на годы, объездить полмира, а потом заявиться в Ламос в полной уверенности, что его здесь ждут. А я? Я все это время сидела дома, растила сына и снова и снова перевязывала тот дурацкий свитер, как долбанная Пенелопа… как дура.

- Я не признаю никаких связей, Ясон. – Пальцы сами собой сжались вокруг отполированного камня. – Я ничего тебе не должна.

Рванула шнурок. За бортом мелькнула розовая вспышка, булькнул, уходя под воду, камешек. Место, где дельфин пошел ко дну, стремительно удалялось.

Ой, что же я наделала! Внезапно меня охватило такое мучительное чувство потери, что едва удержалась на ногах. Все. Теперь совсем все кончено.

В ту же секунду мимо меня мелькнула длинная светлая дуга. Движение Ясона было таким стремительным, что его тело, казалось, размазалось в воздухе. Еще не веря своим глазам, я уставилась вниз. На досках палубы рядом со мной стояли только туфли Ясона из мягкой рыжей кожи.

Сам он через секунду вынырнул из воды и махнул рукой свесившемуся с борта матросу:

- Меня не ждите. Везите пассажиров.

И дельфином ушел под воду.



(26) Бычье сердце – сорт томатов

Ах, какой прыжок! Но надеюсь, его все-таки подождут или вышлют лодку.
Ревнивые оба )) Надо как-то этот момент сглаживать )

Спасибо!
_________________

Привет!
Спасибо, Катя!
Вот я тоже думала: что же так много ревности? Медея же сама понимает, что за это время Ясон не был затворником, но это в прошлом, да и не знал он о многом. Теперь нужно дать шанс, ведь сама хочет быть с ним. А импульсивность только вредит самой же.
Как же Ясон будет добираться, ведь далеко от берега. Надеюсь, его все же подождут.
___________________________________

Дорогие читатели, вас у меня мало, но вы дороги мне вдвойне )) Уезжаю на 10 дней, поэтому не буду вас морочить, выкладываю оставшуюся часть романа целиком. Приятного чтения, буду благодарна за отзывы ))

 » Глава 15

ГЛАВА 15

ЯСОН

Третье погружение тоже не дало результата. Наручные часы дайвера с фонариком и светящимся циферблатом помогали мало. Глубина здесь была всего метров пятнадцать, и днем у меня было бы больше шансов найти благословение богини, но сейчас в вечерних сумерках я уже собирался отчаиваться.

Наверное, начал сказываться недостаток углекислоты в крови при апноэ (27), потому что ничем иным я не мог объяснить вдруг зажегшийся в десяти метрах от меня голубой огонек. Ночесветка (28)? На такой глубине? Всего одна вспышка? Вряд ли.

Тут же зажегся второй огонек. Теперь оба они словно танцевали друг с другом, то сближаясь, то разлетаясь, как бабочки. Я подплыл к ним в два гребка и, если бы не наполнявшая нос вода, засмеялся бы от радости. Светляки танцевали на кончиках кожаного шнурка, словно на гибких усиках рыбы-удильщика.

Сердоликовый дельфинчик закопался в песок среди редких кустиков взморника, но вытянуть его с первого рывка не получилось. Шнурок упруго натягивался и вот-вот готов был лопнуть. Осторожно, боясь взбаламутить воду, я погрузил пальцы в грунт и проследил веревочку вплоть до знакомого своей гладкостью камешка. Но тут же рука коснулась чего-то шершавого. Странной формы выступ, вокруг которого и обмотался шнурок.

Интересно. С новой находкой расставаться тоже не хотелось. Я мельком взглянул на часы: минут десять еще продержусь. Сорвал дельфинчика с ремешка и сунул его за щеку. Отлично, руки свободны. Затем ногами уперся в дно и потянул. Пальцы сорвались, но тут же нащупали удобное отверстие в этом похожем на камень предмете. Под моими усилиями, он неохотно шевельнулся, затем еще раз и, дернув в последний раз, я извлек из песка… амфору.

С ума сойти – целая! Одна ее сторона и горлышко густо заросли ракушками, но другой бок был гладким, только ощущался скользким под покровом микроскопических водорослей. Шнурок все еще колыхался, обмотанный вокруг ее ручки, но огоньки отделились и поплыли в сторону.

Преодолев расстояние в пару метров, они замерли, словно ожидая. Их движение казалось настолько странным и осмысленным, что я, вместо того, чтобы вынырнуть на поверхность, двинулся за ними. То ли я уже спал, то ли грезил из-за недостатка кислорода, но не то что паники, ни малейшего беспокойства я не испытывал.

Сил словно прибавилось: вес кувшина почти не ощущался, а с каждым толчком ног я продвигался метров на пять вперед. Разбудите меня, кто-нибудь.

Светляки словно попали в струю подводного течения. Теперь я даже при желании не смог бы ни вынырнуть, ни отклониться в сторону – меня несло. Сначала в узкую черную щель – я лишь почувствовал, как проскреб по спине острый камень, и треснула, зацепившись за него, ткань рубашки – затем к далекому голубому свету, стремительно приближавшемуся с каждым ударом моего сердца.

Зацепившись коленом за что-то твердое, попытался встать. Получилось. Под ногами перекатывались гладкие мелкие камешки. Погружаясь в них по щиколотку, стал подниматься и вышел.

А вот здесь света уже хватало. Светящимися искрами были облиты кромка воды и более крупные камни внизу. Немало света давал мой собственный след на мокрой гальке.

Понял только, что здесь сухо, и затопление этому маленькому подводному мирку не грозит. Воздух казался свежим, значит, наверху либо есть колодец, либо трещины в скале.

С остальным разберусь завтра. Устал смертельно. Все.

*

Против ожидания, ночью я не замерз. Откуда-то сверху сочился тусклый сероватый свет, снизу доносилось едва слышное журчание воды, а большой плоский камень подо мной, был теплым, как лавка в бане. Даже одежда успела высохнуть.

Освещения все-таки было маловато. Смог понять лишь, что пещера небольшая, но высокая. Каменный свод над головой сходился своеобразным коньком, у дальней стены я разглядел что-то вроде ступеней – грубо обтесанных и треснувших – да и их почти скрывала внушительного вида осыпь камней. Вполне возможно, когда-то сюда можно было спуститься со скал, но вход давно был уничтожен то ли землетрясением, то ли взрывом.

Светящаяся стрелка на часах едва миновала цифру четыре. Значит, пора было отсюда выбираться. Стоя у кромки воды, размял плечи, сделал несколько глубоких вдохов. После мягкого тепла моего каменного ложа обкатанные волной камешки заметно холодили ступни.

Подхватив с земли амфору, я сделал несколько шагов по круто уходящему вниз дну пещеры, нырнул и поплыл. Направление я помнил хорошо, и был уверен, что двигаюсь к выходу, пока не сообразил, что просто завис на одном месте, не в силах больше продвинуться ни на метр.

Приливы на Эвксинском Понте невысокие, да и теперь было время отлива, но вода стояла передо мной упругой непреодолимой стеной. Отчаянно рванулся, нащупал кончиками пальцев края подводной щели – на этом мое везение закончилось.

Меня закрутило, словно в водовороте, тряхнуло и вынесло обратно в пещеру. Снова, как вчера, я ощутил присутствие разумной, но безразличной ко мне силы, и от этой мысли по спине пробежал холодок.

Ладно, поищем другой выход. Около получаса ушло, чтобы обшарить всю пещеру целиком. Взобравшись на осыпь, понял, что не только сдвинуть, а даже раскачать ни одну из этих огромных глыб не смогу. Да и вряд ли можно было рассчитывать, что проход не завален весь целиком.

С другой стороны, никаких костей – ни человеческих ни животных – в пещере не обнаружилось. Либо никто сюда не проникал (что казалось мне маловероятным), либо выход был. И я его найду. Как говорится, если очень надо, то придется.

Еще одна мысль занимала мой разум – подозрительное при данных обстоятельствах отсутствие беспокойства. Я снова прислушался к своему внутреннему голосу – молчит, зараза. Тем не менее, ощущение, что за мной следят, не исчезало.

Я должен был что-то сделать? Что именно? Хотя бы намекните.

Взгляд упал на амфору, лежащую теперь у подножия камня. В детстве я много раз нырял около мыса Фиолент. Несмотря на рассказы об Андрее Первозванном и прочих чудесах, ничего интересного здесь никто никогда не находил. Хотя искали – и каменную плиту, стоя на которой святой проповедовал здесь язычникам, и на которой остались отпечатки его ног; и обломки ахейских кораблей, о крушении которых столько было написано у Гомера и Гесиода.

Ладно, будем считать, что сюда меня притащили не просто так. Но тогда зачем?

Положил амфору на камень, зачем-то поскреб ее бок ногтем. Затем заглянул в горлышко, оно было плотно залеплено ракушками. Запечатал ли кувшин прежний хозяин? Амфора казалась слишком тяжелой для ее размера, но внутри ничего не перекатывалось и не булькало.

Верхний слой с горлышка отошел неожиданно легко и вместе с куском какого-то темного вещества. Им же было заполнено горлышко амфоры. Размяв в пальцах сухие крошки, я понюхал и даже лизнул их. Мог ли воск или смола со временем превратиться в такую вот непонятную субстанцию? Догадок не прибавилось.

Ладно, к черту все! Я шмякнул амфору о камень, словно разбивал огромное яйцо, и она распалась на несколько крупных обломков. Темная масса, как оказалось, заполняла ее всю. Она вытекла наружу горсткой песка, а то, что было спрятано внутри, казалось бесформенным черным камнем.

Потирая, соскребывая, постукивая, я начал пробиваться к его сердцевине. Кучка песка передо мной росла, наконец, воск начал отваливаться кусками, обнажая… сначала круглую головку в насечках условной прически, затем короткую шею, опущенные плечи, тяжело обвисшие груди, массивные живот, ягодицы, бедра.

Статуэтка Богини из большого, размером в мою ладонь, халцедона, и что самое удивительное – не ахейской работы. От осознания, какая же она древняя, приподнялись волосы на руках и внезапно пересохло во рту.

Как любой мальчишка Тавриды, я слышал легенды о храме Девы на мысе Фиолент. Здесь древние тавры, родственники скифов и предшественники всех прочих народов на этих землях приносили человеческие жертвы своей Богине. Пришедшие позже ахейцы отождествляли ее то с Афродитой, то с Артемидой, но это воплощение Божества, что я сейчас держал в руках, было настолько древним, что никто не смог бы назвать ее имени.

Если эта Богиня захочет оставить меня здесь навсегда, я не смогу ей противиться.

Солнце снаружи поднялось достаточно высоко, чтобы осветить стену за большим камнем, на котором я так сладко проспал всю ночь. Она выглядела такой же ровной, как мое ложе, с одним единственным проемом – неглубокой прямоугольной нишей.

Рука сама потянулась проверить, что там находится. Ничего интересного. Вернее, совсем ничего, за исключением ровного круглого отверстия на нижней стенке.

- И что мне с тобой делать? – Спросил я Богиню.

Полупрозрачная фигурка мягко светилась в моих ладонях. Изящная головка опущена на грудь, руки плотно прижаты к туловищу, а вот ног у нее не было. Вернее, плотно сжатые полные бедра переходили в изящные голени, но ступни отсутствовали, и, судя по всему, их и не было изначально.

Нижняя часть фигурки напоминала узкий цилиндр – шип, который должен войти в некий паз.

Собственно, все было ясно. Я обмел рукавом каменную нишу, а затем со всей возможной осторожностью, опустил фигурку в выдолбленное отверстие. Подошло идеально.

- Хочешь остаться здесь? – Спросил я ее.

Богиня молчала, лишь таинственно светилась в одном-единственном солнечном луче, падающем на нее откуда-то сверху.

- Ну, тогда я пошел. Извини, что валялся на твоем алтаре. Я не знал.

Во второй за сегодняшний день раз остановившись у кромки воды, с волнением вдохнул прохладный воздух пещеры. Если не получится сейчас, вероятно, я останусь здесь навсегда.

Вдох, второй, третий… В толще воды прямо передо мной зажегся голубой огонек. Еще несколько вспыхнули у моих ног. Сам не знаю зачем, я наклонился и поднял длинные изогнутые камешки. Они почему-то тоже казались теплыми, почти горячими.

*

Отфыркиваясь и тяжело дыша, вынырнул на поверхность метрах в двухстах от отдельно стоящей скалы с крестом на вершине. Полежал немного на спине, отдыхая, затем широкими гребками направился к берегу.

До чего же хорошо было всей кожей впитывать солнечное тепло и дышать влажным утренним бризом. Не раздеваясь, я упал на узкую полоску желтоватого песка и сквозь наполовину сомкнутые веки следил за полетом чаек.

Кого из Богов мне следовало сегодня поблагодарить за спасение? Трудно сказать. Похоже, все они - от безымянных и полузабытых скифских до милосердного и справедливого христианского - отлично уживались здесь, на древней земле Тавриды.

Кстати, о Богах… Чем на прощание одарила меня маленькая халцедоновая красавица? Я расстегнул молнию на кармане и высыпал на ладонь камешки.

Не камешки… фигурки дельфинов. Один из них был сердоликовым, тот самый, которого швырнула в воду бунтующая против судьбы Медея.

Остальные, покрытые бархатистой зеленоватой патиной, казались бронзовыми. Ну, конечно! Это действительно были бронзовые рыбки, две с половиной тысячи лет назад в Ольвии заменявшие монеты. В те времена каждый из них тянул на четверть обола (29), сколько они стоят сейчас, трудно было вообразить.

Я пересчитал фигурки: четыре бронзовых, одна серебряная и одна, возможно, золотая.

- Спасибо, Богиня!

Словно мне в ответ со стороны моря раздался голос. Вот только был он до странности знакомым, что сразу вернуло в реальность. Убрав свою добычу обратно в карман, я встал и помахал рукой долговязой фигуре, которая, широко расставив ноги, маячила на корме рыболовной лодки.

- Я здесь!

- А, здорово, Робинзон! Не нагулялся еще?

- Нагулялся. Вода есть?

- И вода и еще что покрепче.

За водой снова пришлось плыть: братья Ангелисы подошли к берегу метров на пятьдесят, дальше лодку не пустили лежащие на дне крупные каменные глыбы.

Подхватив под мышки, меня втянули на борт и шлепнули на дно лодки две крепкие и цепкие руки.

- Держи! – Яшка сунул мне в руки оплетенную соломой бутыль.

Вино. Белое. Холодное, как из погреба.

Опа-опа та бузуки,
Опа ке обаглома,
Газо изму стахастуни,
Меговлезы тагзсегхнас

- Хватит голосить, - это уже Гришка. – На вот, запей.

Еще одна такая же бутыль, только уже с водой. Кажется, ее я выхлебал, не отрываясь, до дна.

- Как вы меня нашли?

- А что искать? – Пожал плечами Яшка. – Нас Медея сюда еще вчера за тобой послала. Она беспокоилась.

Медея. Внутри загорелся маленький огонек, и я точно знал, что это не от вина.

- Так что же не пришли вчера?

- А куда торопиться? – Гришка подвинул ближе к носу сеть, давая мне место вытянуть ноги. – Вчера в таверне Костас проставлялся. Обмывали его новую машину.

- Какую машину? – Удивился я.

- Розовенькую.

Кажется, я пропустил много интересного.

- А подробнее?

- Костас Спитакис, влюбленный пингвин, купил розовый Фиат 500 L своей официантке. – Объяснил Яшка.

- Ну, той новенькой. С сиськами, - уточнил Гришка, как будто я не помнил Оксанины стати.

- О! Так это начало большого пути, - одобрил я.

- Точно, - согласились братья. – Загулял клиент по буфету. Хрен теперь его детки наследства дождутся. Сегодня вечером, кстати, продолжение банкета. Приходи.

- Пожалуй, не получится. – Я запечатал и отставил в сторону бутыль с вином. – Смотаюсь-ка я еще раз в Дессу.

*

У старого прохиндея Зикельмана при виде моих дельфинов чуть глаз не выпал вместе с окуляром.

- Молодой человек, - то ли он был жуликом по-своему честным, то ли после многих лет знакомства считал неуместным держать меня за дурака. – Вы же понимаете, что на аукционе выручите за эти монеты в два раза больше.

- Карл Генрихович, но вы же знаете, какие налоги я заплачу после их продажи. Кроме того, - я чуть наклонился вперед и понизил голос, - с некоторых пор я стал избегать публичности, знаете ли.

- Прекрасно вас понимаю, молодой человек, - с большим чувством согласился Зикельман.

Старейший и, по слухам, богатейший из ювелиров Дессы, он этой самой публичности чурался, как огня. Ну, действительно, кому какое дело, какой гешефт получал маленький сухонький ашкенази от продажи краденых драгоценностей и контрабанды бриллиантов?

В любом случае, меня он не обидел.


(27) Апноэ – задержка дыхания
(28) Ночесветка – светящийся зоопланктон
(29) Обол - Серебряная или медная монета

 » Глава 16

ГЛАВА 16

МЕДЕЯ


Аванс за вино пришел точно в оговоренный срок, нужно было отправить покупателю товар. Закинуть в пикап деревянные ящики, где среди свежей стружки покоились темно-зеленые бутылки помогли братья.

- Всем спасибо, все свободны, - поблагодарила их я.

На причале перегрузить вино на катер помогут люди покупателя. Оставалось подписать путевой лист и транспортную накладную, это займет пару минут… только…

Я подняла трубку офисного телефона:

- Наташа, зайти ко мне.

Она бочком, как осторожный краб, просочилась в кабинет. Я задумчиво смотрела на мою помощницу. Странная она какая-то стала в последнее время. Наверное, надо будет выпить вместе, поговорить по душам. Вот только дела, как всегда, оставляли мало времени для личных бесед.

- Наташа, ты уверена, что правильно заполнила накладную? Вот здесь и здесь.

Девушка порозовела и вскинула на меня несчастные глаза:

- Ой, Медея, я ошиблась. Сейчас переделаю.

- Ладно, не огорчайся. Езжай на пристань, - я положила ей в ладонь ключи от машины, - я перепечатаю и подвезу. Не будем заставлять клиентов ждать.

*
У соседнего причала разгружался почтовый катер, и возле него с большим конвертом в руках стоял Ясон Нафтис. Увидев меня, он перекинулся еще парой слов с матросом, а затем ленивой походкой направился ко мне.

Как обычно, все женщины в радиусе ста метров уставились на него. Честно говоря, я бы тоже с удовольствием посмотрела – всегда удивлялась, как легко и плавно он перемещается в пространстве. Как дельфин, вот он плывет, вяло шевеля хвостом, а вот уже стоит прямо перед тобой и весело и нахально смотрит в глаза.

- Привет, Медея.

- Привет.

Я решила на всякий случай еще раз пересмотреть бумаги. Мой деловитый вид не произвел на него ни малейшего впечатления.

- Хотел поблагодарить тебя.

- За что? – Искренне удивилась я.

Он слегка приподнял брови, сходство с веселым дельфином усилилось:

- Что прислала братьев за мной.

- Ах, вот ты о чем, - я небрежно махнула рукой, - не стоит. За тобой полгорода рвалось ехать. Ты же теперь у нас герой, сам знаешь.

Конечно, он знал. И от наград отказываться явно не собирался, потому что сразу потянул лапу к моему лицу.

- В чем дело? Отстань, - я сердито покрутила головой.

- Не дергайся, - Ясон удерживал мой подбородок, но сам смотрел серьезно и сосредоточенно. – У тебя грязь на лице. Краска, кажется. – Он послюнил подушечку большого пальца и погладил меня по щеке. – И стружка на блузке. – Что-то стряхнул с плеча. – И вообще вся растрепанная, словно по деревьям лазила.

Ну, да, лазила. Только между бочек и стеллажей с вином. Его пальцы уже ловко разбирали мои спутанные волосы, и я, не справившись с собой, замерла и прикрыла глаза. Совсем как в детстве.

- Медея, ты опять платье порвала.

- Где? Ой.

- Вот тебе и «ой». Дыра приличная.

- От мамы попадет.

Он задумчиво смотрит на меня и покусывает нижнюю губу.

- Не попадет. – Отворачивается и стягивает с себя майку. – Давай мне свое платье, а сама пока надень это.

Ясон отводит руку назад, я выдергиваю майку у него из руки и вкладываю в нее свое платье. А сама, не отрываясь, смотрю на спину с уже по-мужски широкими плечами, глубоким желобком вдоль позвоночника и плотными, похожими на свернутые крылья, мышцами.

Я точно знаю, мой Ясон – самый красивый в Ламосе, а может, и во всей Тавриде. И самый умный. И вообще самый-самый. И мой.

- Зачем оно тебе?

- Зашью.

- А ты сможешь?

Он только хмыкает, и уже вдевает нитку в иголку.

- Если умеешь починить сеть, то зашьешь что угодно. Поняла, малявка?

- Я не малявка!

- Малявка.

Надулась и отошла в сторону. От нечего делать начала водить пальцем по поверхности воды в большой железной бочке. В Чембаловке такие стоят в каждом дворе под дождевым сливом, чтобы не носить воду для огорода с колонки.

Из бочки на меня смотрит смешное конопатое существо – глазастый лягушонок с большим ртом и кнопкой-носом. И шея тонкая, и ключицы торчат. Только волосы красивые, но они заплетены в косу, из которой во все стороны торчат выбившиеся вихры.

И все равно, моя обида требует немедленного мщения:

- А знаешь что, Ясончик?

- Что? – Он, не отрывает взгляда от шва на платье.

- Вот вырасту красавицей, тогда пожалеешь, что дразнился. Будешь меня замуж звать, а я не пойду!

- Держи платье, красавица.

А потом он берет у тети Песи гребень и переплетает мне косу. Я снова смотрю в бочку. Кажется, я уже красавица.

- Ну вот, теперь порядок. Последний штрих. Подними волосы.

Его пальцы легко коснулись позвонка на шее, в вырез блузки скользнуло что-то теплое, но я успела поймать.

- Мой дельфин? – Только теперь он на золотой цепочке. – Ты его нашел?

Сколько раз за эти два дня я невольно замечала, что пытаюсь нащупать на шее кожаный шнурок, и каждый раз сознание потери отзывалось в душе острым уколом тоски.

- Носи на здоровье.

Ясон дунул мне в лицо, заставляя разлететься тонкие волоски надо лбом – опять, как в детстве – и пошел к моему пикапу, где уже топтался присланный покупателем грузчик. Чуть задержался, чтобы приподнять рубашку и сунуть под ремень джинсов свой пакет - а может быть, чтобы продемонстрировать туристкам свои шесть кубиков – и поднял один из ящиков на плечо.

Я зачем-то пошла следом. Может быть, собиралась сказать, что не нуждаюсь в его помощи. Я и сама могу, в конце концов…

- Мея, не надо, ящик тяжелый. – Ясон бережно отвел мои руки в сторону.

- Я помогу.

- Не надо, сердечко мое. Просто красиво постой рядом. Всем будет приятно.

Я отвернулась. Смущаюсь, как в детстве, как глупо. Поковыряла фольгу на бутылочном горлышке, развернула бутылку, чтобы видно было этикетку… ну-ка, ну-ка… Якорь мне в глотку! Мачту мне в зад!

- Наташа! Наташа!!

- Что случилось? – Сразу подошел Ясон.

Он тоже крутил головой в поисках моей помощницы. Ее на причале не было.

- Скажи, что мне показалось, - я сунула Ясону в руки бутылку, - а то я сейчас кого-нибудь порешу.

Он провел пальцем вдоль неровно приклеенной этикетки, затем соскреб фольгу с горлышка и обнажил пластиковую пробку. Вывод Ясона полностью совпадал с моим:

- Бля!

Наташа появилась лишь через несколько минут. Она вынырнула из-за небольшого грузового фургона, припарковавшегося на противоположно стороне дороги, и заторопилась к нам.

К этому времени на досках причала стояли пять ящиков с поддельным вином. Пять из двадцати! Мысли крутились в голове, как зернышки в центрифуге. Либо ящики заменили по дороге в порт, либо кто-то ворует прямо со склада. Нет, это невозможно. В погреб спускаются только свои, и я сегодня там все проверила… Черт, черт, черт!

- Наташа, ты по дороге никуда не заезжала?

- Не-е-е, а что такое?

Ее взгляд растерянно метался между мной и винными ящиками.

- Кто-то заменил наше вино подделкой.

- Но зачем?

Вообще-то, вопрос был глупый, учитывая примерно двадцатикратную разницу в цене.

- Ладно, потом разберемся. – Не хотелось устраивать принародный скандал, да и сначала надо было бы закончить дела. – Позвони на склад, пусть подождут меня, я сейчас подъеду. - Наташа положила ключи от пикапа в мою протянутую руку и, напряженно хмурясь, продолжала рыться в сумке. – Ну, что еще?

- Не могу найти телефон.

- Ох, уж эти женские сумочки, - насмешливо протянул Ясон.

Я злобно зыркнула на него, и он встал по стойке смирно. То-то же.

- Сейчас, - я достала из кармана свой. – Я помогу.

- Не надо!

Реакция у Наташи была явно хуже моей, потому что мой большой палец уже сам собой нажал запрограммированную кнопку на телефоне. В ухо мне равномерно звенели гудки, но из Наташиной сумки не раздалось ни звука.

- Надо. Сейчас найдем. Где ты была?

Но я уже и сама взяла след: пересекла дорогу, завернула за тот самый фургон. Кажется, я слышала знакомый сигнал: «Б-е-е-еда, шеф звонит!». Помню, как Наташа дала мне его послушать. Смешно было, ага.

За фургоном стояла припаркованная легковая машина - какая-то тойота, то ли Камри, то ли Королла, я не разбиралась – и по мере моего приближения к ней, телефон заливался все громче. Я уже была уверена, что звонок доносится из багажника.

- Какая приятная встреча.

Распаковывая на ходу пачку сигарет, к нам подошел Франц Шнайдер. Не уверена, что приятная, но на размышления наводила.

- Мы тут потеряли кое-что, - я внимательно наблюдала за его лицом.

- Могу помочь?

Все та же обезоруживающая улыбка воспитанного, милого мальчика.

- Думаю, можешь. Это ведь твоя машина?

- Эээ… да. – Он перевел взгляд на Наташу и слегка напрягся. – То есть нет.

Я тоже покосилась на свою помощницу. Она быстро покачала головой, а заметив мое внимание, втянула голову в плечи.

- Ключи!

Из-за моей спины протянулась длинная загорелая рука.

- Какие ключи? – Франц стянул губы в нитку, уже не пытаясь выглядеть приветливым.

Ладонь Ясона сжалась в убедительный кулак, затем снова развернулась. Франц покосился опасливо и после секундного размышления ключи-таки отдал.

Тойота пискнула два раза, и освобожденная крышка багажника слегка приподнялась. Оттуда уже в полную громкость блеяло это дурацкое «Б-е-еда!». Но все мы смотрели на то, что стояло внутри багажника. Пять ящиков вина, правда, на этот раз картонных, зато вино было тем самым – моим «Золотым руном».

Я стояла, не в силах отвести взгляд от стеклянных горлышек в зеленой фольге, а до слуха моего доносилось:

- Это не то, что вы подумали…

- …ах ты, гнида казематная…

- …не трогай его!

- Не надо, Ясон, - наконец очнулась я. – Не трогай его.

Ясон успокоился, как по команде. Впрочем, «потрогать» Франка он успел довольно основательно: тот сидел на земле и прижимал бумажный носовой платок к сочащемуся кровью носу.

- Я на тебя заявление подам! – Взвизгнул он.

- Сейчас еще добавлю, раз все равно отвечать, - пообещал Ясон и снова шагнул вперед.

Наташа заслонила Франка, по-куриному раскинув в стороны руки-крылья. Отчаянное выражение ее лица заставило меня забыть о Шнайдеренке.

- Наташа, зачем? - Я присела на корточки, ловя ее ускользающий взгляд. – Не такие это большие деньги, чтобы так позориться. Ты бы все равно попалась и очень скоро.

- Ты не понимаешь, - она кусала губы, а по щекам текли крупные слезы. – Я люблю его. Франц, тебе больно?

- Отстань, дура! – Он грубо оттолкнул девушку и поднялся, отряхивая штаны. – Даже такой ерунды тебе поручить нельзя, идиотка.

Взвизгнув шинами, тойота рванула с места. Мы смотрели ей вслед: все еще сидящая на земле Наташа, я с телефоном в руке и Ясон, спрятавший руки в карманы и задумчиво покусывающий нижнюю губу. У наших ног на асфальте стояли пять злополучных ящиков.

- Ладно, Наташа, - устало сказала я. – Иди домой. Завтра напишешь заявление и получишь расчет. Сегодня я тебя видеть не хочу.

Ясон помалкивал. Молча перенес в катер ящики, молча усадил меня в пикап, молча довез до винного погреба. В принципе, правильное решение, так же молча одобрила его действия я. Идти домой и говорить с отцом пока не было сил. До первого посетителя оставалась еще пара часов, так что можно было посидеть в зале, собраться с мыслями.

Ясон усадил меня, как маленькую, на стул, отобрал сумку и положил рядом.

- Сиди, - приказал мне, - кофе я сам найду.

Через десять минут на столе перед нами стояли две чашечки крепчайшего кофе под роскошным слоем шоколадной пенки и два стакана холодной воды.

Я крутила чашку на блюдце, не торопясь сделать первый глоток. Ясон наблюдал за мной, откинувшись на спинку своего стула и положив ноги на соседний.

Наконец, ему надоело ждать.

- Пей уже. Ничего страшного не случилось. Просто запуталась девчонка. С каждой может случиться. Хватит ее ругать.

- Да я не ее ругаю. – Кофе обжигал губы, но приводил в порядок голову. – Себя.

- Себя-то за что?

*

ЯСОН

- Себя-то за что?

Мне нравилось сидеть вместе с Медеей и разговаривать вот так спокойно, без старых обид и воспоминаний. И следить взглядом, как тонкая золотая цепочка уползает за вырез блузки. И как тонкие пальцы поглаживают позолоченную ручку фарфоровой кофейной чашки.

Не нравилась эта морщинка между тонких бровей и усталое выражение глаз.

- Ты, в конце концов, этой Наташе не нянька. Сама не намного старше ее.

- Ты не понимаешь. Я ее с детства знаю. И наши матери подруги. И на все праздники мы друг к другу в гости ходили – и на Рождество, и на Пасху. Я должна была заметить.

- Медея, - я наклонился вперед и мягко захватил обе ее руки. – Девочки всегда влюбляются не в тех мальчиков. Это закон природы.

Она взглянула на меня с кривой ухмылкой. Упс, кажется, я что-то не то сказал.

- Спасибо. Насчет неправильных мальчиков я в курсе.

- А какие, по-твоему, правильные?

- Честные. Надежные. На самом деле женщинам много не надо. Только чтобы спокойно жить в своем доме и вместе с любимым человеком растить детей.

Я потер подбородок. Щека горела, словно от оплеухи. Медея смотрела прямо перед собой. Она явно не собиралась меня обидеть, просто разговаривала, словно рассуждая:

- А теперь еще придется каждый день смотреть на рожу этого Франца. Он, как-никак, наш ближайший сосед.

Ну, по крайней мере, избавить Ангелисов от такого соседства я был в состоянии. Спасибо Богине.

 » Глава 17

ГЛАВА 17

ЯСОН

Я наведался в свою депозитную ячейку и вышел из банка с небольшой спортивной сумкой в руках. Соломон Рамштейн, лучший в Чембаловке нотариус, ждал меня в такси. На коленях у него покоилась древняя папка для документов, длинные мускулистые пальцы пианиста словно в предвкушении постукивали по потрескавшемуся от времени дермантину.

Ничего, дядя Шлёма, хочет клиент или нет, сегодня мы отыграем свое.

Я уже не удивился, увидев на скамейке возле клумбы Ваню Андруцаки: настоящее Приключение он чуял спинным мозгом. Ладно, пусть едет тоже, согласился я заранее. Во всяком случае, его участие гарантированно превратит любую финансовую разборку в ослепительный балаган.

- Ну, и куда мы едем? – Вяло поинтересовался он. – Кажется, банк ты уже ограбил без меня.

- Это было только начало, - заверил его я. – Дальше будет интереснее.

- Ну, тогда…

Нас грубо прервали. Из-за куста жасмина выскочил пацан чуть младше моего Тесея и наставил на Ваню большой черный пистолет:

- Руки вверх!

- За кого воюешь, килька? – Спросил Ваня, руки, однако, поднял.

- За наших, конечно! – Возмутилась килька.

- Отлично. Мы идем в тыл врага, и нам нужно оружие.

Намек мальчишка уловил быстро, но Ваня действовал быстрее. Он нырнул вперед и выхватил наставленный на него игрушечный пистолет.

- А выглядит, как настоящий, - заметил он, рассмотрев свой трофей. – За три метра и не отличишь.

- Дядька-а-а-а! Отдаа-а-ай!

- Отдам, даже с патронами, - пообещал Ваня, - только сначала с врагами разберусь. Он сунул игрушку за пояс штанов и снова прикрыл клетчатой рубашкой свой тощий живот. – Встречаемся здесь через два часа. – Это он мальчишке. - Успеем? – Он вопросительно взглянул на меня.

- Должны, - обнадежил я.

Усевшись на переднее сиденье рядом с водителем, Ваня вальяжно произнес:

- Гони, шеф.

*

К дому Шнайдеров подъехали с шиком. Оглушительно взвизгнув тормозами, машина резко остановилась перед крыльцом. В багажнике что-то брякнуло, Ваню бросило лицом на торпедо, мы с Соломоном схватились друг за друга и потому остались целы.

- Тише ты, не дрова везешь!

- А я говорил, что надо пристегиваться!

Громко ругаясь, Ваня выбрался из машины. Из носа у него сочилась кровь, и чтобы не запачкать рубашку, он постоянно облизывался – этакий вампир на самообеспечении.

- На, держи, - я протянул ему бумажный платок. – Быстро ты вышел из строя, командир.

- Ничего подобного, - Ваня ловко скрутил бумажный тампон и засунул его в пострадавшую ноздрю. – Листригоны погибают, но не сдаются. Короче, братан, я снова в строю.

С детским пистолетом за поясом и торчащей из носа бумажкой кривоногий и щуплый Ваня Андруцаки выглядел просто неотразимым, но долго любоваться мне не дали.

- Я вызываю полицию!

На пороге дома стоял Франц Шнайдер с телефоном в руке. Под его левым глазом багровел внушительный синяк, делая его похожим на панду, но только в профиль. Сразу захотелось навести симметрию, и я убрал руки за спину от греха подальше.

- Спокойно, бледнолицый, мы пришли с миром.

Внутри дом выглядел несколько запущенным. Соломон провел пальцем по полке большого комода в прихожей и со значением продемонстрировал мне темное пятнышко.

- А где фрау Шнайдер?

Действительно, тот, кто был знаком с помешанной на чистоте тетей Гретой, в полной мере мог оценить царящие в доме тлен и запустение.

- Она пока живет у сестры. Скоро вернется.

Франц явно храбрился, но получалось у него это плохо.

- У сестры… - Задумчиво повторил Соломон и направился в кухню.

Груда грязной посуды в раковине и вонь из неработающего холодильника его, похоже, не удивили.

- Я так и думал, - заключил он, включив и выключив конфорку на газовой плите. – Газ и электричество отключены. Печально, молодой человек.

- Я в вашем сочувствии не нуждаюсь, - огрызнулся шнайдеренок.

Тем не менее, смотрел он выжидающе.

Соломон Рамштейн занял место посередине кухонного стола, расположив руки параллельно и прижав ладони к столешнице. Между ладоней покоилась дермантиновая папка.

Он действительно напоминал пианиста, готовящегося взять первые аккорды. Мы с Ваней расположились по сторонам. Я взял на себя роль ударных, он … тоже ударных.

- Итак, молодой человек, - произнес Соломон, - мы пришли сделать вам одно щедрое предложение.

С этими словами он выложил на стол несколько скрепленных вместе листов и пододвинул их Францу. Я, в свою очередь, поставил на стол сумку и расстегнул молнию.

Шнайдер-младший читал, по-детски шевеля губами.

- Здесь не указана сумма, - наконец сказал он.

- Мы ее укажем, - благосклонно согласился нотариус и чуть заметно кивнул в мою сторону.

Получив команду, я начал выкладывать на стол пачки зеленых купюр. В какой-то момент дядя Шлёма остановил мою руку.

- Достаточно. Это хорошее предложение.

- За дом и виноградник? – Франц облизал губы. – Я смогу получить за них в два раза больше.

Ну, насчет двух раз он загнул, но я тоже ожидал более высокой цены. Сейчас на столешнице лежало только две трети приготовленной суммы.

- Сможете. – Похоже, Соломон Рамштейн никогда не говорил «нет». Но его «да» порой звучало весьма зловеще. – Если подождете до весны. Тогда цены, несомненно, поднимутся.

Франц с видом победителя развел руки в стороны: мол, хорошо, что вы и сами все понимаете.

- Но, - продолжал нотариус, - я тут навел кое-какие справки. Учитывая размер долгов, сделанных вами в Фанагории и Дессе… - шнайдеренок слегка скис, - … и возможности людей, которые вас разыскивают, временем вы не располагаете. От слова «совсем». – Судя по вмиг поскучневшему лицу Франца, так оно и было. – С другой стороны, мы можем передать вас этим людям и получить за это небольшую премию.

Получив свой кивок от Соломона, Ваня Андруцаки выхватил из-за пояса пистолет и грохнул им об стол. Франц вытаращил глаза, я же про себя порадовался, что смотрит он не на пистолет, а на кровожадную Ванину физиономию.

- И так, я вписываю двести тысяч. – Подвел итог нотариус. – Есть еще вопросы?

- Ээээ… а что это за покупатель Тезей Ангелис? Я такого не знаю. – Франц еще раз прочитал документ, уже с заполненными графами «Сумма» и «Особые условия».

- Очень достойный молодой человек, - заверил его Соломон. – Подписывайте.

- А… бля! Сто тысяч Грете Шнайдер! Ей-то с какой стати? Она не наследница.

- Так называемая Грета Шнайдер является вашей матерью, молодой человек. – С таким выражением лица тетя Песя обычно произносила «вонь подретузная». Само собой, такой характеристики удостаивались не самые достойные личности. – Она так же получит возможность проживать во флигеле. Если, конечно, это вас интересует.

Судя по всему, судьба матери младшего Шнайдера интересовала меньше всего. Он очень тщательно пересчитал купюры в пачках, попросил заменить несколько, по его мнению, слишком ветхих. Затем подписал бумаги.

- И вот здесь, - ткнул пальцем Соломон. Еще некоторое время заняли удостоверительные надписи и сверка обоих экземпляров. Наконец, Франц Шнайдер был отпущен на волю: - Ваш экземпляр договора. Счастливого пути, молодой человек.

- Я еще не уезжаю, - огрызнулся шнайдеренок.

- Наоборот, вы очень торопитесь, - возразил Рамштейн, - потому что Леня Лимончик получил информацию о вашем местонахождении… - он достал из жилетного карманы часы-луковицу, щелчком поднял крышку, - … ровно час назад.

- Су-у-ука! Старый пидор! – Франц метнулся из кухни.

В одной из дальних по коридору комнат – судя по всему, его спальне – раздался грохот. Через несколько минут младший Шнайдер появился оттуда с чемоданом на колесиках и дорожной сумкой. Уже не обращая внимания на нас, он выгнал из гаража свою тойоту, забросил барахло в багажник и запрыгнул в машину.

Снова рев мотора, визг шин…

- Дело сделано, - заключил Соломон Рамштейн.

- Точно. Прямо зайчиком метнулся, как услышал про Леню, - согласился Ваня.

Это были его первые слова за последний час.

- Дядя Шлёма, неужели вы его сдали бандюкам? – Все же такого коварства за стареньким нотариусом я не подозревал.

- Нет, конечно. – Он убрал часы в карман и стряхнул с рукава невидимую пылинку. – Просто хотел, чтобы он слинял отсюда бекицир (30). – Соломон расслабился и допустил в свою речь жаргон родной Чембаловки. – Нечего ему приличным янг даме (31) майсы про любовь рассказывать. Любишь – так женись, а нет – так наше вам адью.

Я сунул руки в карманы и задумчиво посмотрел на верхушку тополя. Итак, Ваня нас повеселил, Соломон Рамштейн заключил сделку, сбил цену и отомстил за поруганную честь Наташи, той маленькой девушки, помощницы Медеи.

Мне же ничем особенным блеснуть в этой истории не удалось.

- Дядя Шлёма, вы самый лихой гешефтмахер в Ламосе. Снимаю шляпу.

Нотариус с достоинством принял протянутую мной ладонь:

- Моя хорошая знакомая мадам Фельдман сказала, что вы очень приличный юнгерман. И вы знаете, Ясон, - он взглянул на меня поверх очков, - так оно и оказалось.

Я ухмыльнулся: кажется, мне присвоили знак качества.

*

Со стороны могло показаться, что жизнь моя прочно вошла в колею. Рано утром я отчаливал от рыбачьей пристани и ставил баркас на якорь под домом Ангелисов. Тесей, чаще всего сопровождаемый дружком Ленькой, вприпрыжку спускался с горы и, не сбавляя скорости, в туче брызг сначала бежал, а потом плыл ко мне.

Я вылавливал из воды обоих мальчишек, как щенков, и мы шли в море. Сети, стирка одежды, завтрак на борту тети Песиными «пирожкес», потом замеры дна, скорости течения, температуры. Свои записи я теперь вел в ноутбуке, там же составлял карту морского дна.

Для обеда причаливали к берегу, для чего обустроили неизвестное туристам и малопосещаемое аборигенами устье Мелласа. Здесь была и чистая вода и принесенный бурной речкой плавник и благословенная тень от круто уходящей верх скалы Ифигении.

Пока объевшиеся ухи на барабульке пацаны дрыхли в тени, я снова брался за записи, сравнивая свои данные с отчетами Института океанологии. И обалде… (зечеркнуто) удивлялся.

Складывалось впечатление, что тот Понт Эвксинский, в который погружался я, был на несколько градусов теплее, а течение, мягко баюкая в своих ладонях, всегда несло меня к одному и тому же месту – мысу Фиолент, где я впервые увидел голубые огни под водой.

Может быть, то был дар Богини, или знак, что отныне вся моя жизнь стала служением ей – я не задумывался. Просто принял свою судьбу, как одну из множества человеческих судеб, нанизанных на веретено Ананке (32). И жаловаться на богиню неизбежности мне не приходилось. Этим летом я с благодарностью принимал все ее дары, и в первую очередь самый щедрый из них – Тесея, моего сына.

Уже сейчас, наблюдая, как быстро он осваивает навыки задержки дыхания и погружения на глубину, я гордился им. Десять минут под водой для семилетнего мальчика были результатом невероятным. При правильных тренировках он играючи побьет рекорды Майоля, Пелиццари и Родригеса (33).

Во всяком случае, я мог не беспокоиться, что всю оставшуюся жизнь мальчику придется зарабатывать на жизнь однообразным трудом на земле. Несколько чемпионатов по фридайвингу обеспечат ему безбедное существование, а дальше он сам будет решать, как ему жить.

Часов в пять я высаживал обоих парнишек – накормленных и в чистой одежде – на рыбачьей пристани. С учетом захода к мороженщику и каких-либо непредвиденных приключений, они добирались до дома к шести.

Таким образом, мы достигли безмолвного соглашения с Медеей: наш сын проводил день со своим непутевым отцом, но был присмотрен, накормлен и доволен жизнью.

А по вечерам я вплотную взялся за шитье. За отвороты всех брюк, в манжеты и воротники всех рубашек, во все двойные швы вставлялось тайное оружие, которое должно было помочь мне, если дело дойдет до прямого столкновения с Моней Каплуном – куски толстой лески, пилки для ножевки… ну и кое-что еще.

То, что нам еще предстоит окончательно выяснить отношения, я не сомневался. Моня обладал цепкостью пиявки и злопамятностью помойной крысы.

Жаль, что я не ошибся.

Его присутствие я просто почувствовал. Стараясь не делать резких движений, поднял глаза и посмотрел на невысокого щуплого мужичка в джинсах, сандалиях и невнятного цвета майке. Выделить его взглядом среди гуляющих по набережной людей, а тем более, запомнить, было невозможно.

И все же, я попытался. Ну… волосы у него были, хоть и редковатые. Какого-то мышастого цвета. Нос и рот тоже присутствовали. И глаза… короче, их было два. И они совершенно ничего не выражали.

- Моня тебя ждет. Сегодня. В конце набережной. В девять.

Вот так. И ни «здрасьте» тебе, ни «добрый день».

- Пусть идет в жопу. Я ему ничего не должен.

На лице мышастого проскользнуло нечто близкое к удивлению. Впрочем, мне могло и показаться.

- Он не поймет.

- Моня таки не знает слова «жопа»? – Искренне удивился я и отложил в сторону почти полностью подшитые штаны. – Могу помочь. Вставлю тебе указатель в то самое место.

Через секунду я оказался на том самом месте, где только что стоял посланец. Вот только он непостижимым образом оказался метрах в пяти от меня. Шустрый, зараза, мысленно восхитился я. Ладно, раб Божий, отныне и вовеки веков имя тебе будет Шнырь. Его и напишут на клеенчатой бирке, что будет висеть у тебя на ноге, если попадешься мне на глаза еще хоть раз.

Несколько шагов, и он полностью затерялся в негустой толпе. Просто ради интереса я попытался найти глазами узкую спину и острый затылок, но ничего не увидел. Посланец моего персонального Сатаны растворился в воздухе, пропал.

Зато по кромке пирса навстречу мне шла Медея. И смотрела прямо на меня.



(30) Бекицир - быстро, живо

(31) Янг даме – Барышня

(32) Ананке – богиня судьбы и неизбежности

(33) Майоль, Пелиццари, Родригес – чемпионы фридайвинга (погружения на глубину без акваланга)

 » Глава 18

ГЛАВА 18

ЯСОН


Быстро смел все швейные принадлежности в коробку и прикрыл сверху недоподшитыми штанами. Все. Теперь ничто не мешало мне любоваться Медеей.

Она остановилась напротив, на самом краю причала, и смотрела на меня задумчиво, чуть склонив голову в сторону.

- Привет. - Ответа не последовало. Тогда я протянул руку. – Прыгай сюда.

Руку она приняла и перебралась на баркас. Потом присела на борт и спокойно осмотрелась. Кого она ожидала тут увидеть? Оксану? Та после достопамятного скандала в мою сторону даже плюнуть не желала, все свое внимание отдавая Костасу Спитакису. И правильно.

- Тесей домой вернулся?

- Да, - отмерла она. – Ровно в шесть, как по часам. Раньше его нужно было по улицам вылавливать, а теперь «папа велел», значит, надо слушаться.

Она сморщила нос, но недовольной, вроде бы, не выглядела. Скорее всего, ее данная ситуация забавляла.

- Да ладно тебе, - осторожно проверил я почву. – Не ругай нашего сына. Ты вырастила золотого мальчишку.

На «нашего» она, против моих ожиданий, не возмутилась, только печально покачала головой:

- Неприятно признавать, но ты прав. Вот так растишь-растишь мальчика, а потом заявляется непонятно откуда так называемый… - она окинула меня вглядом, - …отец, и все. Папа то, папа сё, даже дед с дядьками уже не авторитет.

- Не обижайся на него, Мея. – Я присел рядом и сжал ее руки на коленях. – Он ведь мальчишка. Ему нужен старший товарищ. За неимением более достойных предлагаю свою кандидатуру. Согласна?

Она пожала плечами:

- Кажется, за меня все уже и так решили. Тесей бегает за тобой, как собачка. Листригоны встают, когда ты в таверну входишь. На каждой свадьбе в городе тебе почетное место. После этой истории с покупкой шнайдеровского виноградника ты в Ламосе народный герой, и каждая матрона мечтает стать твоей тещей.

Ну, об этом, положим, я и сам догадывался. Тетя Грета, вернувшись в родной дом, всю рубашку мне слезами залила, и теперь каждое воскресенье ходила в лютеранскую слободку, чтобы помолиться Святому Мартину о моем здравии.

- Вот почему я так боюсь, - тихо закончила Медея.

- Я никуда больше не уеду, сердечко мое. Ламос мой дом, здесь живут моя жена и сын.

- Перестань, Ясон, - язык ее тела противоречил словам, слетавшим с губ, потому что рука непроизвольно вытянула из-под рубашки маленького дельфина. Затаив дыхание, я следил, как кончики ее пальцев поглаживают розовый камень.

- Не веришь Богине?

- Не верю в твои сказки.

Я мягко подхватил ее под локти и пересадил на скамейку возле рубки.

- У тебя есть пара часов времени? Хочу кое-что показать.

- Ну… ладно, - не особо колебалась она.

Через пятнадцать минут мы уже миновали узкое горло бухты и вышли в море.

- Куда ты меня везешь?

Медея, уже в накинутой на плечи моей куртке и со стаканом вина устроилась рядом. Хорошо, что мои руки были заняты рулем, иначе мне пришлось бы нелегко.

- Хочу показать тебе одно место. Тесей о нем уже знает. Туда от вашего дома два километра через горы, а морем минут двадцать.

- Мыс Фиолент?

Угадала, я правил именно туда. Якорь бросать не стал, просто заглушил двигатель, позволив баркасу медленно дрейфовать вдоль берега. Когда мы поравнялись с большим крестом, Медея трижды перекрестилась и склонила голову.

- Ну? – Наконец спросила она. – Чего же я не знаю про это место?

- Я встретил здесь Богиню.

Удивилась, но смотрела серьезно и внимательно. И правильно – любой житель Тавриды, независимо от того, православный ли, лютеранин или правоверный, в глубине души все равно оставался язычником. Наследие тавров, скифов и ахейцев слишком глубоко укоренилось в нас, чтобы недоверчиво ухмыляться при упоминании Богини.

- Афродиту?

- Трудно сказать. Думаю, это была Дева, которой поклонялись тавры.

Да и Девой называть ее стали лишь с легкой руки ахейцев. То божество, которое я вернул в подводный храм само по себе было воплощением щедрого плодородия и материнства.

- Где она теперь?

- Посмотри вниз. Видишь что-нибудь?

Медея послушно свесилась за борт, всматриваясь в фиолетовую глубину.

- Нет… - доносилось до меня ее бормотание. – Ничего… Ой! Вижу!

- Что?

Я затаил дыхание. До сих пор Богиня явилась только мне и Тесею. Больше о голубых огнях под водой никто в Ламосе не слышал. Если она признает Медею, значит наш брак действительно священен.

- Огонек. Такой странный. Голубой. Ой. Еще один. Ой!

Она откинулась назад и засмеялась. Почти перед ее лицом из воды выпрыгнул дельфин. Окатил нас фонтаном брызг и скрылся из глаз. Затем высунул хитрую морду, фыркнул и опять пропал.

- Что это было?

- Это огни Богини. С ними можно попасть в ее храм. Просто нужно задержать дыхание минуты на две. Ты сможешь.

- Ты что, - она приподняла бровь, - собираешься тащить меня под воду?

- Нет. – Я покачал головой. – Просто хочу, чтобы ты знала. Здесь всегда можно найти убежище. Богиня защитит и поможет.

Медея подняла с пола флягу с вином и тонкой струйкой вылила его за борт.

Гимны слагать не устану бессмертной и светлой богине.
Ты, Афродита Понтия, как царила, так и царствуешь ныне…

Знал бы тот забытый поэт, насколько вещими окажутся его слова. Уже включив двигатель и медленно отходя к фарватеру, мы смотрели, как удаляется голая скала с вознесенным над ней крестом и скрытым в недрах древним святилищем.

Перед входом в бухту я снова остановил баркас.

- Медея?

- Что?

Она повернула ко мне бледное задумчивое лицо. Пропитавшиеся морской солью волосы ее потяжелели и стекали на плечи, словно вышитый золотом платок. Глаза таинственно мерцали, словно отражая морские огни, а губы цвели розовым цветком.

Если бы ты знала, как я изголодался по тебе, моя маленькая.

- Выходи за меня замуж.

Она усмехнулась и покачала головой:

- Тебя послушать, мы и так женаты.

- Нет, Медея. – Я шагнул ближе и положил руки ей на плечи. – Я хочу вместе с тобой принять благословение твоих родителей, поцеловать икону, посадить тебя на белую лошадь и под звуки бузуки отвезти в церковь. Стоя под золотым венцом, я дам клятву любить и беречь тебя всю жизнь. И с этого дня ты до утра будешь спать на моей руке, подаришь мне новых сыновей и дочерей и вместе со мной встретишь старость.

В ответ она зябко поёжилась и обхватила себя за локти.

- Ясон… я и забыла, каким убедительным ты умеешь быть, когда захочешь.

- Очень хочу, сердечко мое. Больше всего на свете.

- Я не знаю… не знаю.

Легко коснувшись губами ее лба, я отпустил Медею и отстранился.

- Понимаю. Я подожду. А потом спрошу снова. Через месяц, через год, через десять лет. Ничего не изменится, Медея, я всегда буду рядом с тобой.

Больше мы не говорили.

Уже стоя на пирсе, Медея сняла с себя мою куртку и протянула мне.

- Оставь, потом заберу.

- Не надо. На берегу тепло. А теперь… - она лукаво улыбнулась, - … мое предложение. То есть приглашение.

Да? Очень интересно. Я смотрел на нее, как собака на кусочек сахара, и ждал.

- Родители приглашают тебя на ужин.

Кажется, я даже слегка вспотел. Анастас Ангелис решил простить мне мои прегрешения? Медея подтвердила мою догадку:

- Вообще-то, сначала папа хотел просто с тобой поговорить. Знаешь, этой историей с виноградником ты его, конечно сразил. – Я скромно умолчал, что как раз делал главную ставку на цепкую крестьянскую хватку Анастаса Ангелиса и его беззаветную любовь к виноградной лозе. – Но мама сказала, что на голодный желудок не разговаривают… - Да уж, тетя Гликерия, как никто, знала своего мужа, - … и обещала запечь барашка.

Барашка? Ради меня?

- Приду обязательно. Передай поклон родителям. Я польщен и благодарен.

Я уже соображал, где лучше взять ракию. Анастас, конечно, гонит свою, но ту, двойной очистки, настоянную на меду и травах, что делает Миша Констанди, даже он оценит. Как и красную феску с черной шелковой кистью, купленную для него в Афинах. А тетю Гликерию ждет шелковая шаль из настоящего валансьенского кружева. А Яшку с Гришкой – пара подзатыльников, если они начнут отпускать свои дурацкие шуточки за семейным столом.

Особенно приятно было то, что перед тем, как сойти с пирса, Медея повернулась и помахала мне рукой. Я сунул ладонь под рубашку и потер сладко занывшую грудь.

А потом обратился мыслями к вещам более прозаичным. Итак, меня пригласили на ужин в приличный дом. Значит, надо доставать костюм. И срочно вшивать под подкладку пиджака мой личный «Набор спасателя».

Больше всего я надеялся, что все мои предосторожности окажутся излишними, но оставлять Моне хоть самый малый шанс, не собирался.

*

МЕДЕЯ

Уже пятое платье легло на кровать рядом с четырьмя предыдущими. Шелковое золотистое я забраковала как слишком яркое и претенциозное. Если учесть, что стол мама накроет под старым ореховым деревом, а есть барашка мы по принятому у крестьян обычаю будем руками, мои шелка будут смотреться глупо.

Кремовое в мелкий голубой цветочек выглядело ночнушка ночнушкой. Странно, что я, относив его лет пять, заметила это только сейчас. В белом батистовом сарафане с кружевными прошвами я, наверное, буду выглядеть в вечерних сумерках привидением. Ужасным, но симпатичным. Серое льняное, с богато расшитыми рукавами больше напоминало исподнюю рубашку деревенской модницы.

Я швырнула сверху розовое коктейльное от Оскара де ла Рента, так удачно купленное мной в Париже, и уселась на край кровати. К черту все!

Чего ради я наряжаюсь? Это просто семейный ужин с одним единственным гостем. Надену джинсы и мою любимую рубашку – белую в голубую полоску. Вопрос закрыт.

- Мама!

В открытую дверь моей спальни ворвался Тесей и с разбега бросился мне на шею. Я поймала его уже в прыжке и покрутилась с ним в обнимку по комнате.

За последние пару месяцев сынишка заметно потяжелел. Это хорошо, подумала я, а то после зимы от него оставались лишь кожа да кости. Надо признать, кормил его Ясон просто на убой, а проведя весь день в море, ужин мой мальчик заглатывал, как голодная барракуда. О капризах за едой я уже и думать забыла.

Что-то брякнуло под ногами. Я опустила Тесея на пол и подняла рогатку.

- А это что такое? Сынок, ты охотишься на птиц?

Вороны и скворцы, к счастью, на наш виноград не покушались, а убивать птиц для забавы казалось мне кощунством.

- Ты ничего не понимаешь, мама. – Тесей отобрал у меня рогатку и засунул ее за пояс штанов. – Это для форели. Нас с Ленькой папа научил.

Я невольно улыбнулась. Действительно, когда-то давным-давно Ясон и мне показывал, как можно оглушить замершую на мелководье рыбину, а потом быстро вытащить ее из воды. Острога требовала больше сноровки, ловить рыбу спиннингом считалось у нас блажью для туристов, зато рогатка при минимальных навыках давала отличный результат.

- Так вот откуда у нас форель на ужин. – Я чмокнула сына в выгоревшую макушку. – Кормилец ты наш.

Смешно было смотреть, как Тесей старательно делает вид, будто моя похвала ничего для него не значит:

- Ладно, мам. Ленька стреляет лучше меня. Вообще не промахивается. И рогатка у него дальнобойная. Ка-а-ак запендюрит!

- Ах вы мои запендюрщики. – Снова не удержалась и чмокнула сына. Скоро подрастет и будет отворачиваться от моих нежностей, так что надо пользоваться моментом. – Зови Леньку к нам завтра на ужин. Бабушка барашка приготовит.

- Приготовлю. – Подтвердила стоявшая у двери мама. – Уже замариновала. Запеку целиком. Все, Тесей, - переключила она внимание на внука. – Тебе десять минут, на умывание и раздевание. Чтобы уже спал, когда зайду проверить.

Можно было бы и не предупреждать. После дневных приключений в постель мой мальчик падал, как подкошенный и засыпал, иногда даже не успев накрыться простыней.

Мама проводила его фельдфебельским взглядом, затем снова вернулась ко мне.

- Ты пропустила ужин, Медея.

Вообще-то я давно уже не маленькая, и устанавливать для меня комендантский час было поздновато.

- Задержалась. Кое-какие дела образовались.
Я с преувеличенным усердием начала складывать платья, стараясь скрыть от мамы мои покрасневшие щеки.

- Кажется, я догадываюсь, что это за дела. У тебя засос на шее.

- Что?

Посмотреть в зеркало я не успела, потому что мама громко расхохоталась:

- Вообще-то, ничего нет. Но спасибо, что подтвердила мою догадку.

- Ма, ну ты же взрослая женщина. Что за шуточки?

Мама развеселилась еще больше:

- Ах, девочка моя. Быть взрослой так скучно. Я взрослеть не собираюсь и тебе не советую.

- Договорились.

Как же мне повезло с родителями. Папа, такой серьезный и ответственный, и мама – веселая, смешливая, никогда не унывающая. Что было бы со мной, не поддержи они меня тогда, восемь лет назад, когда я рыдала в туалете с тестом на беременность в руке? Что было бы с моим мальчиком?

- Мам…

Уже стоя в коридоре, она обернулась:

- Что?

- Я так вас люблю. И тебя и папу.

- Мы тоже тебя любим, астераки му (34).

Дверь за ней тихо закрылась, и когда латунная ручка вернулась на место, я повалилась на спину, все еще прижимая к груди собранные в охапку платья.

Ты права, мама, я так и не стала взрослой. Я все та же пятнадцатилетняя девочка, которая впервые поцеловалась со своим любимым в сарае, где хранились старые винные бочки. И тело мое до сих пор ноет от желания прижаться к его твердой груди, как в тот вечер, когда он впервые снял с меня одежду.

Видимо, мне никогда не заглушить эти воспоминания, потому что они вмиг ожили и запорхали бабочками в животе, и теперь я была не в силах сопротивляться им. Просто лежала и трогала кончиками пальцев свои губы, почти физически ощущая ту печать, что наложил на меня Ясон. Один раз и навсегда. До конца жизни моей.


(34) Астераки му (греч.) – звездочка моя

 » Глава 19

ГЛАВА 19

ЯСОН


Из всех предусмотренных мной вариантов судьба выбрала самый плохой. Именно так я и подумал, когда в круг света от стоящей на столе керосиновой лампы выступили трое.

Двоих я уже знал: Шныря и Моню. Третий своими габаритами и дремучим выражением лица заслуживал более пространной клички. Брюхоногий Овцебык! Точно, это самое подходящее.

Глядя на эту парочку Мониных подручных, я не мог избавиться от впечатления, что предназначенную на их создание Божественную глину разделили нечестно - отщипнули скудный кусочек для Шныря, а все остальное вывалили в форму для Брюхоногого.

То ли Монин бизнес оскудел, не давая ему возможность нанять профессионалов, то ли он заранее просчитал впечатление, которое производили на людей его держиморды. Так мне смеяться или плакать?

Время, отведенное мне на размышление, закончилось, когда Каплун достал револьвер. Сразу стало ясно – все плохо. Тот Моня, которого я знал восемь лет назад, избегал кровопролития, но безумный блеск маленьких глазок под припухшими веками сигнализировал, что с тех пор многое изменилось.

- Не надо вставать, - тихо предупредил Моня и тут же громко рыкнул на привставшего Яшку: - Сидеть, я сказал!

- Сиди, Яш, - согласился я, на всякий случай предъявив Моне мои ладони, пустые. – Мы сейчас уйдем.

- Ясон! – Дернулась ко мне Медея, и тут я испугался по-настоящему.

- Меечка, сиди, - попросил я. – Все будет хорошо. К утру я уже буду здесь.

Она всхлипнула сквозь стиснутые зубы.

- Все правильно, - благосклонно подтвердил Моня. – Если не будешь рыпаться, сделаешь дело и пойдешь гулять. А дамочку мы возьмем с собой. Для страховки.

Брюхоногий шагнул к ней, но внезапно запнулся и с удивлением посмотрел вниз.

- Не трогай маму! – Перед ним стоял побелевший от напряжения Тесей с вилкой в руке.

- Не лезь под руку, салага, - пробурчал бандюк, - зашибу ненароком.

Для убедительности он повел рукой, и Тесей мячиком отлетел в руки Шныря.

- Можем и щенка прихватить, - предложил тот.

Каплун задумчиво переводил взгляд с меня на Медею, потом на Тесея.

- Кажется, нам пора переходить к переговорам, - я старался не выдать страха, который холодом затапливал сейчас все мое существо. – Моня, тебе не нужны проблемы, мне не нужны проблемы, мы можем договориться.

- Неужели? – Осклабился Каплун. – Спрашивается вопрос: а чего же ты раньше был такой несговорчивый?

Теперь пришла моя очередь разыгрывать обиду:

- Моня, ты пришел поговорить или дело сделать? Если первое, так мне не интересно. А если второе, так пойдем. Семья сидит за столом и ест свой ужин, я делаю, что тебе надо, а потом ты говоришь мне «адью». И все довольны. Но если хоть пальцем тронешь мою женщину… - Мое лицо само собой исказилось в таком оскале, что Моня на секунду оторопел.

- Ладно, - он почесал дулом переносицу. – Крупногабаритный груз оставляем. Берем только этот чемодан без ручки. Не балуй! – Рыкнул он, когда я сделал шаг к державшему моего сына Шнырю. – А теперь последний штрих.

Он кивнул Брюхоногому, и тот медленно обошел стол, стягивая всем Ангелисам по очереди руки и ноги пластиковой стяжкой. И только сейчас я заметил, что Леньки с момента появления бандитов я не видел и не слышал. Когда очередь дошла до Медеи, она спокойно завела руки назад, лишь ее устремленный на меня взгляд выдавал, в каком отчаянии она находится.

- Ясон… - скорее прочитал по ее губам, чем услышал я.

- Не бойся, сердечко мое. Тесей будет со мной. Мы скоро вернемся, жизнью клянусь.

- Ты с пацаном первый, - кивнул Моня Шнырю.

Затем подтолкнул в спину меня. Я почти скрылся в темноте, когда Медея позвала меня в последний раз:

- Ясон!

Я обернулся. Она вся подалась вперед и смотрела, словно стараясь притянуть к себе силой взгляда:

- Если вы вернетесь оба, я скажу «да».

Спускаясь вниз по тропинке почти в полной темноте, я не пытался справиться с широкой идиотской улыбкой. Медея сказала мне «да».

Подсвечивая дорогу фонариком и ругаясь, весь кагал кое-как сполз на пляж, где днищем на песке лежала небольшая моторная лодка. Шнырь зашвырнул Тесея на борт, а потом раздраженно обернулся ко мне:

- Чего зенки пялишь? Помогай.

- Ну уж нет. – Покачал головой я. – Я ведь приглашенный специалист. Мне дыхалку сбивать нельзя. Так, Моня?

Моня не собирался поднимать кипеш, пока мы не отойдем на безопасное расстояние от берега:

- Ладно, - буркнул он, - дыши… пока.

Но вторым в лодку меня не пустили: сначала через борт перевалился Моня, за ним Шнырь, я и, наконец, чуть не опрокинув нас всех, Брюхоногий.

Моторка медленно скользила на глубину, Шнырь пробирался на корму, чтобы запустить двигатель, Моня всматривался в темноту за нашими спинами. Момент показался мне удобным.

- Тесей! – Крикнул я, всем весом наваливаясь на Моню, - Сигай за борт!

Рука Шныря мелькнула в сантиметре от головы Тесея, но мой сын рыбкой ушел под воду. Теперь все трое шарили фонариками в черноте за бортом, ожидая, когда голова мальчика покажется на поверхности.

В тишине прошло минут пять. Наконец, Моня не выдержал:

- Что, научил стервеца нырять? - Злобно прошипел он. – Ладно, достанем по-другому.

Он опустил ствол револьвера в воду, готовый нажать курок.

- Не…! – Успел крикнуть я.

- Уиии! – По-бабьи взвизгнул Моня, хватаясь за левую ягодицу.

На дне лодки что-то брякнуло. Шнырь посветил фонариком и поднял хорошего размера – с грецкий орех – камень.

- Это что? – Простонал Моня.

- Это тебе прощальный привет и напоминание, что пора отчаливать, - ответил я. – Заводи мотор. Кажется, здесь скоро станет довольно оживленно.

Тесей не соврал, Ленька действительно стрелял как Робин Гуд. Хороший пацан.

- Вернусь, убью гаденыша, - пообещал Моня. – Потом.

- А ведь я могу убить тебя, Моня, сейчас - медленно и вдумчиво произнес я. – Брюхоногий со Шнырем даже «мама» сказать не успеют, а я уже сверну тебе шею.

Стояли мы почти вплотную, так что моя угроза была вполне осуществима. Жаль, что Моня не принял ее всерьез. Что ж, иногда и окаменевшее дерьмо считает себя крепким орешком.

- Уверен? – Ухмыльнулся он. – А я нет. Поверь, парень, я видел много убийц. Ты не такой. Давай проверим. – Он широко развел руки в приглашающем жесте. – Ударь меня.

- Ну, раз ты так просишь…

Еще не успев договорить, я молниеносно ткнул его пальцем под ребра. Сработала привычка – не бить по лицу, не пытаться унизить противника, все равно удовольствия мне это не доставит. Достаточно ударить двумя пальцами и попасть в нужную точку. Например, в печень, как сейчас.

Моня согнулся и схватился за живот, а я подошел вплотную и с интересом посмотрел в его водянистые глаза.

- Желаете повторить? - Он молчал. За нашими спинами сопели Шнырь с Брюхоногим, ожидая команды вожака. – Тогда предлагаю отчаливать. Мое предложение остается в силе. Я поднимаю для тебя груз… тебе ведь это нужно?.. ты его получаешь, затем мы расходимся. Ты забываешь о моей семье, я забываю, что ты напугал мою женщину. Идет?

- Ладно. – И уже Шнырю: - Заводи.

Рулил Шнырь довольно уверенно. Скорее всего, он ориентировался на сигнал GPS-трекера. В своей догадке я утвердился после того, как он один раз снизил скорость и некоторое время внимательно пялился на экран своего смартфона. Затем, уже на малом ходу, мы шли еще минут двадцать.

Бухта Ламоса давно осталась позади. По моим ощущениям, лодка отошла от берега километров на пять и теперь дрейфовала в сторону Синопа. Неудивительно, что Моня убрал оружие и спокойно сидел на скамейке, вот только заметно кренился влево. Каждый раз, замечая, как он цепляется за борт, оберегая свою раненую филейную часть, я не мог удержаться от ядовитой ухмылки. В жопу раненый боец, он уже не молодец, да, Моня?

Наконец Шнырь заглушил мотор совсем.

- Пришли, шеф.

Снова все трое свесились через борт, пытаясь что-то рассмотреть в глубине. Замечательно. Я поднял крышку канистры с бензином, которую успел незаметно открутить по дороге, и молниеносным движением опустил в нее маленькую бомбочку замедленного действия – горсть марганцовки в завязанном узелком презервативе. Обыскать меня, а тем более, обыскать тщательно, прощупывая, что могло закатиться за подкладку пиджака через разорванный карман, Моня не сообразил. Лох и фраер.

Времени до взрыва у меня оставалось минут пятнадцать. Раздеваться я начал, не торопясь и словно нехотя. Сначала на дно лодки упал мой пиджак, затем туфли, носки, брюки. Рубашку я расстегивал подчеркнуто медленно, так что Каплун начал уже нетерпеливо дергать ляжкой.

- Так что у тебя за посылка, Моня?

- Сумка. Брезентовая. С длинной ручкой. К ней должен быть привязан фонарь, так что найдешь, если постараешься. Глубина тут небольшая, метров двадцать. Дно чистое, без травы.

Т-а-ак. Похоже, тот кто оставил Моне подарочек, ходит на судне с эхолотом. И система передачи товара у них налажена. Тем более странно, что Моня взял с собой меня, человека ненадежного. Впрочем, если я не вернусь, то ничего никому и не расскажу.

Но с другой стороны, раз Моня явился к Ангелисам лично, то у него были причины не прятаться. Я видел только одну такую причину – возвращаться ни в Дессу ни даже в Фанагорию он не собирался. Зато это объясняло несколько запасных канистр с топливом и большой баул под скамейкой на корме.

- А что в сумке, Моня?

Он осклабился так широко, что даже в темноте было видно, как блеснули его зубы.

- Зачем тебе знать, Ясон? Чтобы лепила (35) срок добавил? Там лежит мой пенсионный фонд и твои пятнадцать лет за соучастие, понятно? Ровно семь килограмм.

Значит, наркотики. По спине пробежал холодок, и если я еще минуту назад сожалел о марганцовке в канистре, то теперь сомнения меня покинули. В конце концов, каждый получает по делам своим, и кто что заслужил, нам предстояло узнать очень скоро. Если Моня рассчитывает толкнуть крупную партию, чтобы потом безбедно жить на чужом горе где-нибудь в теплом уголке, то ему надо будет очень хорошо для этого постараться.

И мне тоже, если я еще надеюсь увидеть мою жену и сына.

Стоя на корме, я размял плечи, шею, затем трижды глубоко вдохнул и выдохнул воздух. Биение пульса сокращалось, звуки окружающего мира словно отдалялись от меня. Я почти физически чувствовал, как замедляется ток крови в моих венах.

Под воду ушел бесшумно, вниз головой и под тяжестью вертикально поднятых ног начал погружаться на глубину. Маску Моня взять не позаботился, но мои глаза были приучены и к темноте и к соли.

Внимательно оглядел темноту под собой и почти сразу увидел маленькое пятнышко света – мутное, едва заметное. Моя это была удача или Монина, размышлять не стал, просто энергичнее заработал ногами и руками, толкая свое тело на глубину.

Фонарь не хотел отцепляться сразу, пришлось отстегивать одну из лямок сумки. Оставив его лежать на дне, я подхватил посылку и поплыл в сторону. Когда наверху рванет, я надеялся оказаться как можно дальше от эпицентра взрыва. И лучше бы уже на поверхности, чтобы сберечь барабанные перепонки.

Почти успел. Небо над головой осветила дальняя вспышка, и я вынырнул из воды, вглядываясь в огненный цветок, расцветший на черных волнах. Лодки уже не было. Струи бензина огненными щупальцами растекались по воде. Теперь я мог подплыть ближе.

Ау, есть кто живой? Метрах в ста от меня черным буйком качалась на волне чья-то голова. Всего одна. Сколько я ни искал, обнаружить еще двоих не смог.

Если учесть, что Моня стоял на носу, у него было больше шансов уцелеть. Это значило, что данное ему слово я смогу выполнить до конца.

- Это кто? – Каплун заметил меня, только когда я подплыл почти вплотную. – Ясон, ты?

Он должен был уметь плавать, но сейчас как-то нелепо хлопал руками по поверхности воды.

- Я. Держи свою сумку, Моня. – Молниеносным движением я накинул ему на шею лямку и затянул крепче. – Все семь килограмм.

Оттолкнувшись от него ногами, я отплыл на несколько метров и оглянулся. Ни головы Каплуна, ни мельтешения его рук уже не было видно. На поверхности воды в шумом лопнуло несколько больших пузырей, затем все стихло.

Пора было возвращаться. Не обращая больше внимания на догорающий в двухстах метрах от меня бензин, я лег на спину и посмотрел в звездное небо.

- А как моряки находят дорогу в море, Ясон?

- По приборам, лягушонок.

Мы лежим на песке и смотрим на звезды. Мысли в моей голове шевелятся вяло, как медузы, но угомонить Мею невозможно. У нее всегда в запасе миллион вопросов.

- А раньше, когда приборов не было.

- Был компас.

- Разве он всегда был?

Ну, ладно, я сдаюсь.

- Когда компаса не было, люди плавали на лодках и только вдоль берега. У них даже кораблей больших не было, потому что выходить в открытое море они боялись. Те кого уносило штормом, могли надеяться только на птиц.

- Почему?

- Потому что птицы после охоты летели к берегу. Чайки, крачки, бакланы всякие… Так вот: потом люди стали смотреть на звезды и увидели, что они образуют фигуры, и эти фигуры никогда не меняются. Просто плывут по небу, и исчезают к утру.

- Да! Потому что встает солнце и затмевает их своим светом.

- Ээээ… да. А потом какой-то умник, наверняка их ахейцев, заметил, что одна звезда особенная. Не самая яркая и большая, но зато всю ночь стоит на месте, а другие крутятся вокруг нее. Это Полярная звезда. Она указывает нам, где север.

- Где? Покажи. – Просит Медея, и я поднимаю указательный палец в небо:

- Во-о-он. Видишь?

- Да? – Неуверенно говорит она.

Ничего она, конечно, не видит.

- Смотри, вон ту большую оранжевую звезду видишь?

- Вижу.

- Это Арктур. Теперь смотри вправо и вверх. Вот три звезды и еще четыре. Это ковш Большой Медведицы.

- Почему Медведица, если ковш?

Вопрос логичный. Но мне всего тринадцать, и объяснить я не могу.

- Если через стенку ковша провести незримую линию, то наверху она как раз пройдет через Полярную звезду. Она тоже яркая. Нашла?

- Нашла-а-а. - Медея кладет голову мне на живот и мечтательно смотрит на звезду. – И потом люди стали плавать далеко?

- Да, и открыли Америку, Австралию, Антарктиду и много других земель.

Мне тоже хочется уплыть далеко-далеко, только я пока не знаю, как об этом сказать Медее.

- Ты тоже вырастешь и что-нибудь откроешь, - говорит она, словно догадываясь о моих мыслях. - Ты умный Ясон, а вовсе не босяк, не хулиган и не шибенник, как тетя Песя говорит. Только не уплывай очень далеко от меня.

Я наматываю на палец волнистую прядь ее волос.

- Я всегда буду возвращаться, Медея. Ты мой маяк.


Ну что, хватит валяться. Дома уже волнуются. Еще раз сверившись со звездами, я лег поперек течения и погреб широкими плавными движениями. Словно подтверждая правильность выбранного направления, впереди мелькнул голубой огонек, потом второй. Затем я почувствовал, как вода вокруг моего тела потеплела и ускорила свое течение.

Я твой вечный должник, Афродита Понтия.

То, что я увидел впереди через час показалось мне чем-то вроде еще одного созвездия, просто очень странного – вытянувшегося цепочкой огней вдоль горизонта. Чуть позже до меня дошло, что это действительно огни, но не бортовые с проходящего мимо судна. Неподвижные, они явно были расположены на земле. А то что сияние казалось почти белым… неужели это были фары дальнего света автомобилей?

Горло вдруг сжалось от сдержанного рыдания. Судя по длине цепочки, на Южнобережное шоссе выехала половина Ламоса. Почти сразу я нашел глазами Ламосский маяк, затем огонь, зажженный на башне Чембало, крошечные искры костров, разведенных в скалах у входа в бухту.

Именно туда нес меня поток. К моему дому.



(35) Лепила (воровской жарг.) - судья

 » Эпилог

ЭПИЛОГ

ЯСОН

Сегодня сва-,
Сегодня свадьба
В красивом саду,
В красивом саду.

Перед моими глазами мерно покачивался упитанный лошадиный круп.
Белую кобылу вел под уздцы Ваня Андруцаки. Сбруя позвякивала бубенчиками, ветерок играл с красными шелковыми кисточками, украшавшими упряжь. Под красным кожаным седлом вместо попоны был положен шелковый анатолийский ковер, и его концы спускались почти до земли.

Сегодня расста-,
Сегодня расстается
Мать с дочерью,
Мать с дочерью.

Бузука в руках Леонидаса взвизгнула особенно отчаянно, лошадка дернула головой и остановилась. Ваня воспользовался заминкой, чтобы посадить в седло нового пассажира – лохматого черноволосого парнишку сменила белокурая девочка в пышной юбке и вышитом бархатном переднике.

Такие же передники были повязаны поверх платьев у всех идущих в процессии женщин. Белые полотняные платья. Белые же, богато вышитые жилеты и красные передники – дефина (36), которую в Ламосе и Херсонесе надевали в праздник все женщины, независимо от текущей в их жилах крови, ахейской или листригонской.

Жених, неве-,
Жених, невесту люби,
Ее не ругай,
Ее не ругай.

А женихом как раз был я. Слава Богу, надевать фустанеллу (37) мне не пришлось. У нас, как и на островах, мужчины носят враку. Белая рубашка, черные куртка и штаны, сапоги до колен из мягкой, как лайка, черной кожи – единственным ярким пятном в моем костюме выделялся алый шелковый кушак. Его тяжелый конец хлопал меня по колену, словно подгоняя идти быстрее.

- Не бежи так шустро, Ясон, - одернула меня тетя Песя. – Гуляй постепенно. Не мешай людям впечатляться.

- Та що ви його все смикаэться, мадам Фельдман? Яко вже Ясон виришил одружитися, його тепер и танком не зупиниш, - раздался голос чуть дальше за спиной, где под руку с Костасом Спитакисом плавно плыла Оксана.

Еще месяц назад за подобное замечание Оксане громогласно предложили бы поцеловать тетипесин тухес, но теперь, после того как в ночь моего достопамятного отплытия с Моней Каплуном, Оксана подняла на ноги весь Ламос и вывела автолюбителей на трассу, ей позволялось многое.

Как бази-,
Как базиликом на земле
Ею любуйся,
Ею любуйся.

Наконец на вершине горы показался дом Ангелисов и увитая виноградом арка перед ним. На пороге собственного дома, засунув руки под такой же красный, как у меня, кушак стоял Анастас Ангелис. За его спиной возвышались два сына – Янис и Георгиус.

- Ишь, красавцы какие, - пробормотала тетя Песя. – И не скажешь, что обормоты. Кто их не знает, решит, что приличные люди.

Женщин видно не было. Ну, это понятно. Невеста с подругами и ближайшими родственницами сейчас должна была сидеть в доме под цветочной гирляндой. Перед ней на вышитом полотенце лежали семь свадебных караваев, а рядом стоил свадебный флаг – ветка с пятью концами, увенчанными яблоками и шелковыми кистями.

И еще неизвестно, как долго мне придется уговаривать мужчин Ангелисов отдать мне в жены свое сокровище – девушку, чьи волосы сияют, словно Золотое руно. Медею.

И ничего не значит, что позади целая неделя, когда пелись свадебные песни, и невеста со своими братьями танцевала сиртос (38) у порога своего дома. Что Медея уже разломила присланную мной лепешку и приняла золотые нити, которые в день венчания должны украсить ее голову. Неважно даже, что приданое невесты целиком и полностью перевезли в недавно отремонтированный дом Шнайдеров, наш новый дом.

Сегодня Анастас Ангелис должен окончательно решить, достоин ли я его дочери.

Встань, гор-,
Встань, гордый орел,
Раскрой крылья свои,
Раскрой крылья свои.

Чтоб взлетела,
Чтоб взлетела куропатка
В объятия твои,
В объятия твои.

Судя по тому, как отчаянно громко звучит сейчас голос Вани, моего шафера, он с не меньшей, чем у меня, тоской думает о предстоящей нам долгой торговле. Правда, по другим причинам.

Вчера он до утра водил хоровод по улицам Ламоса, до хрипоты орал серенады под окнами пансионов и гостиниц, даже собственной жене спел «Люби меня», а сегодня был поднят на ноги на рассвете и не успел не то что опохмелиться, даже крошки в рот бросить.

Что до меня, то я совсем на пределе. За всю свадебную неделю мне не удалось не то что дотронуться до Медеи, даже понюхать ее. Ладно, сегодня последний день моих мучений. Потерплю еще немного.

Отбросив в сторону грешные мысли, я опустился на одно колено и обеими ладонями коснулся порога дома Ангелисов:

- Благослови Бог этот дом.

Поцеловал загорелую жилистую руку Анастаса Ангелиса:

- Благослови Бог опору этого дома.

У меня перед лицом возникла украшенная золотыми кольцами пухлая ручка тети Гликерии:

- Благослови Бог источник жизни в этом доме.

Теперь я мог выпрямиться и продолжать разговор, хоть и глядя на Ангелисов снизу вверх:

- Я пришел забрать у вас самое дорогое достояние.

Дядя Анастас, не спеша, разгладил усы и объявил:

- Эта дверь откроется только перед достойным.

Итак, теперь предстояло доказывать свою достойность. Это еще работы часа на два. Сначала я буду через дверь переговариваться с подружками невесты и передавать им подарки. Потом меня запустят в дом, но только для того, чтобы обсыпать мукой и надавать по шее. Еще час завываний под окнами, и когда жара уже станет невыносимой, а томящиеся на солнцепеке гости взопреют всерьез, невесту можно будет вывести из дома. При этом она, конечно, будет «чиниться», то есть упираться и отворачиваться, а подружки завоют грустные песни о тяжкой доле замужней женщины. О, Господи, закатил я глаза к небу, за что ты так со мной?

Опа! А что это происходит над головой Анастаса Ангелиса? Окно на втором этаже бесшумно распахнулось, и в нем сначала мелькнула голова Тесея, а потом появилась Медея. Нарядная, ослепительно красивая в свадебном костюме, даже с розовой вуалью, она лезла на подоконник и при этом отчаянно прижимала палец к губам.

Сопение за моей спиной вмиг стихло. Гости затаили дыхание, ибо на их глазах происходило нечто невероятно, неслыханное в истории Ламоса.

Медея встала на подоконник обеими ногами и, еще придерживаясь руками за ставни, сильно наклонилась вперед:

- Ясон! Лови!

В воздухе мелькнул вышитый подол платья, белые чулки, кружевные панталончики до колен.

- А-а-а-ах! – Выдохнула толпа.

- Ии-и-и! – Шарахнулась лошадь.

- Опа! – Я подхватил Медею на руки и повернулся вокруг себя, гася инерцию падения.

- Опа! – Выкрикнул Ваня Андруцаки, почуявший конец своим мучениям.

- Опа! – Подхватили гости.

- Дочка! – В отчаянии выкрикнула тетя Гликерия. – Ты же взрослая женщина! Разве так можно?

- Нет, мама! – Весело ответила ей Медея. – Мне опять пятнадцать лет, и я хочу выйти замуж за этого парня.

Неизвестно какими путями в руках Гликерии материализовалась икона Божьей Матери Одигитрии. Мы по очереди, сначала Медея, а потом я, приложились к ней, потом я от полноты чувств расцеловал тещу в румяные щеки и, стараясь не оглядываться на покрасневшего, как рак, Анастаса, развернулся к лошади. Через секунду невеста сидела передо мной в седле.

- Ваня! Догоняй! – Крикнул я шаферу, у которого на локте болтались наши, перевязанные белыми лентами, серебряные венцы.

Опа-опа та бузуки,
Опа ке обаглома,
Газо изму стахастуни,
Меговлезы тагзсегхнас

Уже преодолев половину спуска, я оглянулся, чтобы увидеть свадебную процессию, развернувшуюся в сторону церкви. Возглавлял ее Тесей со свадебным флагом, за ним, приплясывая на ходу следовали Ваня со своей Степанидой, Леонидас со своей бузукой, тетя Песя, все Ангелисы полным составом, Оксана со Костасом и все мои друзья – листригоны, ахейцы, ашкеназы, колхи.

- Догоняйте! – Крикнула им Медея и махнула широким рукавом. - Мясо стынет, вино греется.

*
ТЕТЯ ПЕСЯ

Нет, ну что вы можете сказать за эту свадьбу? Я таки имела видеть эту свадьбу. Я имела там такое послушать!

Знаете, что мне сказала эта старая дура Фира Зильберштейн? Какой позор, сказала она. Где позор, в чем позор? Ах, ребенок родился до свадьбы. Так и что? Откуда ребенок мог знать, когда свадьба?

Вы хочете ребенка после свадьбы? Вы его получите, поверьте мадам Фельдман. Я вижу, как Ясон смотрит на свою фейгеле, на Медею. И я таки вижу, как Медея смотрит на соленые огурцы. Через семь месяцев – это говору вам я, тетя Песя.

А пока… эй, лабух, сделай мине «Семь-Сорок», да так сыграй, чтоби я видела!

Пойдем плясать «Семь-сорок»
Без лишних отговорок!
Вдарь по паркету, чтобы гнулся каблук,
Чтоб сами без подмоги
Ходили в танце ноги!
Больше веселья, шире круг!

Налей-ка рюмку, Роза,
Что нам стихи и проза,
Что нам Спиноза и талмуд и коран?
А кто уставился в салат, как баран,
Может не являться в ресторан.



(36) Дефина – национальный женский костюм
(37) Фустанелла – Часть мужского национального костюма, юбка из белой ткани
(38) Сиртос – торжественный медленный танец

КОНЕЦ

Ай, какой ошеломительный финал )))) Добро и любовь победили со счетом миллион-один ))))
Екатерина, от души благодарю за чудесный роман, в котором есть абсолютно все, от искрометного юмора до истинной любви к Родине.
Тетя Песя навеки останется в моем сердце, как и Ясон с Медеей и вся эта шикарная популяция героев
Вам желаю вдохновения, здоровья, свободного времени и много идей для новых книг! И конечно же - побольше читателей!
Эвхаристо!
_________________

Всем привет!
Екатерина, большое спасибо за замечательный роман!
Читался легко и приятно. Юмор поднимал настроение. И за новыми географическими названиями легко угадывался регион со своими особенностями.
Очень понравилось, как дружно живут и поддерживают друг друга люди разных национальностей, как чтут традиции и память поколений, как любят свой родной край. Понравилось всегда к месту использование жаргонизмов (единственное, думаю, упоминание в одном из выражений Гитлера несколько выбивается из повествования, все же война там другая и вряд ли кто знает, кто это).
Когда-то давно богиня благословила союз Ясона и Медеи и кажется, до сих пор покровительствует своим подопечным. Ну и славно. И свадьба получилась очень яркой и фееричной. И проблемы удалось решить.
И да, тетя Песя - просто чудо, украшение этой истории.
Катя, спасибо! Удачи и вдохновения!
___________________________________