Кинли Макгрегор "Воин"

Sunny Спасибо,великолепно!
_________________

Sunny, спасибо за такой интересный исторический экскурс!

Чудесненько! Ждём с нетерпением и предвкушением!
___________________________________

Спасибо Безумно интересно!
_________________

 » ГЛАВА 2 ЧАСТЬ 2

«Ох, парень, - одернул он себя, - поумерь пыл. Ты же не захочешь попробовать на вкус уста этой гадюки. Она самая настоящая баламутка. Не доставало еще связаться с женщиной, которая осложнит твою и без того непростую жизнь».

Это было правдой. Он жаждал покоя. Вождю клана Мак-Аллистеров хватало суматохи, которую вносили в его существование соплеменники, братья и мать, и он не хотел приглашать в свой дом дополнительные несчастья и споры. Ему нужна была покладистая и тихая жена, которая бы умиротворяла его, а не раздражала и сердила еще больше.

Прочистив горло, Локлан отступил от Катарины на шаг и снова взялся за поводья своего коня.

- Что бы это ни было, должно быть, опасности нет. Идем дальше, - произнес горец и снова двинулся по дороге.

Кэт догнала его и зашагала рядом.

- А как поживают твои братья? – спросила она. – Ювин заботится о моей кузине, или Нора уже спустила с него шкуру?

Глядя прямо перед собой, а не на спутницу, представлявшую соблазнительное зрелище, Мак-Аллистер ответил:
- У них все хорошо. И хотя Нора уже угрожала Ювину содрать с него чуток его шкуры, он выглядит так, словно не возражает против этого.

- Но тебя все равно что-то беспокоит.

Эти слова все-таки заставили Локлана взглянуть на Катарину:
- С чего ты это взяла?

- Моя мать обладала даром ясновидения, часть его передалась и мне. Что-то, связанное с твоей семьей, лишает тебя покоя. Я это чувствую.

Всё верно. Его дом был наполнен смятением. Брейден рассказал матери про плед Киранна, и теперь Айлин проливала слезы от страха за сына, затерявшегося где-то в этом мире. Локлан пообещал ей, что не вернется, покуда не узнает наверняка, что случилось с младшим братом.

- По крайней мере, я не сбежал от своих родных, - напомнил он Кэт о ее собственных семейных проблемах.

- Так и было. Мой отец – невыносимый человек, как и ты. Но я удивлена, что ты отправился в путешествие в одиночку. Кто же руководит кланом в твое отсутствие?

- Брейден и Ювин приглядывают за всем, а моя мать им помогает.

- Это так не похоже на тебя. Не могу представить, что ты вверяешь кому-то свой клан.

Лэрд предпочел проигнорировать едкий сарказм, с которым девушка произнесла эти слова:
- Я вверяю его не кому-то, а своим братьям. Они хорошо сведущи в делах клана. Кроме того, я не мог просить их оставить надолго своих жен и детей и не доверил бы такое путешествие никому, кроме члена нашей семьи. Я – единственный, кто мог отправиться на поиски, поэтому я здесь.

- Обнаружил ли ты какие-либо известия о Киранне?

- Да. Он покинул Шотландию и отправился в Святую Землю в поисках нашего брата Сина.

- Но так и не нашел его?

Локлан отрицательно покачал головой и добавил:
- Хотя многие знавали Киранна. Последний раз его видели с рыцарем по имени Страйдер Блэкмурский. Мне сказали, что лорду Страйдеру наверняка ведомо, что сталось с братом.

- А если ты найдешь беглеца?

- Я буду лупить его до крови, пока он не начнет умолять о пощаде, - прорычал шотландец.

- Почему ты так сердит на него?

Мак-Аллистер не ответил. Вместо этого он вспомнил тот последний раз, когда видел брата.

***

Киранн был пьян. Он сидел в их старой детской комнате, исполненный хандры и боли.

- Ты помнишь тот день, когда Изобейл впервые явилась сюда? – спросил он Локлана.

Старший брат попытался отобрать у младшего кувшин с медовухой, но Киранн начал сопротивляться, и часть хмельного напитка выплеснулась ему на тунику, отчего ткань облепила грудь.

- А я помню, - продолжил Киранн, телом отгораживая кувшин, чтобы брат его не забрал, и устремляя на Локлана налитый кровью взгляд. – С чего ты тогда взял, что Изобейл плохая?

Понимая, что брошенному влюбленному скорее нужно сочувствие, чем взбучка, Локлан отступил назад и ответил:
- Она вела себя расчетливо. Ее взгляд теплел, только когда ты на нее смотрел. Стоило тебе отвернуться, и она источала холодность и безразличие.

В ту ночь, когда впервые в их за́мке появилась Изобейл, Локлан рассказал брату о своих наблюдениях. Но Киран в ответ обозвал его ублюдком, завидующим ему, потому что у него есть любовь этой девушки, а у Локлана нет ничего. Они даже подрались.

Заливаясь пьяными слезами, Киранн шмыгнул носом:
- Мне следовало тогда прислушаться к тебе. Но что ты знаешь о любви или о женщинах? Я никогда и не видел тебя с бабой. Сколько раз я гадал, а интересуют ли они тебя вообще?

Локлан застыл от прозвучавшего в голосе брата ожесточенного упрека:
- Что ты сказал?

Пристальный взгляд Киранна буквально пронзил его насквозь:
- Ты знаешь, о чем я. Думаю, тебя привлекают мужчины. Поэтому ты прогнал от меня Изобейл? Ты завидовал, что у одного из нас есть женщина, в то время как тебе противно даже приближаться к ним.

Локлана охватил гнев, но он решил ему не поддаваться:
- Ты пьян.

- Я не единственный, кто так думает. Брейден, Ювин… даже наши родители. Отец рассказывал мне о той шлюхе, что он купил для тебя, а ты ее с презрением отверг. Он сказал, что ты просто никчемный мерин.

Локлан ударил брата наотмашь за эти слова. Да, он прогнал ту женщину и дал ей денег, потому что ни один человек не должен продавать себя ради еды. Его тогда рассердило, что отец может быть таким бесчувственным, и что в людях его интересует только то, как можно их использовать для себя.

А еще Локлан не хотел стать таким, как отец, - волокитой, которому плевать на покинутых им женщин и собственных бастардов (19). Юноша видел, к чему приводит игра чувствами других людей: она разрушила жизни его матери, брата Сина и бесчисленное множество других судеб. Локлан не желал, чтобы однажды его ребенку сделали больно.

После той ссоры, закончившейся оплеухой, Киранн пришел к брату с мечом, и они схватились друг с другом. В конце концов Локлан разоружил противника и швырнул его на землю.

Лежа, распластавшись, на спине и вперив в него злой взгляд, Киранн крикнул:
- Хоть раз в своей жизни будь мужчиной. Убей меня!

Локлан вложил меч в ножны:
- Я мужчина, уж поверь мне. Быть мужчиной – это гораздо больше, чем плодить бастардов и красть чужих жен. Я не стал бы рыдать пьяными слезами из-за того, что мой брат сбежал с моей женщиной. Будь ты хотя бы наполовину тем мужчиной, каковым себя считаешь, ты бы смог ее удержать.

Это была ложь. У Изобейл было холодное сердце, и она лишь использовала их всех. Но в ту минуту Локлану хотелось уязвить брата так же сильно, как был уязвлен им сам.

Киранн рассмеялся:
- В моей постели хотя бы была женщина. И я не малодушный Ганимед (20), прячущийся в тени своего отца.

Локлан сжал рукоять меча. Опасаясь, что все-таки сможет убить родного брата, он повернулся, чтобы уйти.

- Все верно. Ты же трус. Беги от поверженного наземь затуманенного хмелем безоружного пьяницы. Ты боишься всего: женщин, борьбы и самой жизни. Тебя тоже следует предать смерти за то, как ты жил. Ты бесполезное ничтожество!

Локлан обернулся и пристально посмотрел на брата:
- По крайней мере, я не пытаюсь своим существованием причинять боль другим людям. Хочешь поговорить о никчемности? Все, на что ты когда-либо был способен, - лишь заставлять тех, кто тебя любит, плакать от огорчения. Это тебе следовало бы умереть.

Такими были последние слова, сказанные им младшему брату. Они жгли сердце лэрду каждый день с тех пор, как были найдены меч и плед Киранна, и все решили, что юноша мертв.

Никому не было известно о том, что произошло тогда в старой детской. Никто не знал, какую вину ощущал Локлан, и какую боль она ему причиняла. Это бремя он нес в одиночестве.

А если Киранн жив и заставил старшего брата пройти через такое лишь из эгоизма, на этот раз он точно его порешит.

Но никакие подобные мысли не заслонят колющей глаза правды: из-за безответственности и измен отца, а также из-за того, что когда лэрд был пьян, Локлану приходилось брать на себя обязанности по управлению кланом, юноша очень рано оказался обособленным от других людей. Он изо всех сил старался скрывать от всех правду о характере своего отца: от матери, братьев, соплеменников.

Лишь единожды он попытался найти утешение у женщины, и та жестоко предала его. С этим предательством он никак не мог смириться. Больше ни за что он не откроется другому человеку, чтобы тот не причинил ему такую же боль. С него хватит.

***

Катарина прочистила горло, привлекая к себе внимание шотландца:
- Я задала тебе вопрос, а ты, похоже, затерялся в своих мыслях. С тобой все в порядке?

- Все прекрасно, миледи.

- Хм, моя мать говаривала: мужчины утверждают, что у них все прекрасно, только когда что-то скрывают. Что утаиваешь ты?

Горец испустил долгий усталый выдох:
- Вопросы из тебя так и сыплются.

- А ты очень похож на своего брата Ювина. Кстати, не в обиду будь сказано. Вообще, он мне очень нравится… когда не впадает в упрямство. Но с ним тоже никогда особо не получалось поболтать. Ювин объяснил, это из-за того, что ему никогда не удавалось вставить даже слово, когда разговаривали его братья. Могу только предположить, что он имел в виду Брейдена и Сина, потому что и ты, и Ювин - молчуны.

Локлан притих, осознав, что буквально очарован этой девушкой. Если бы он был таким, как Брейден, то, возможно, уже через четверть часа она лежала бы под ним нагая. Но такого рода флирт никогда ему не нравился… Впрочем, это было неправдой. Мысль об этих играх казалась ему сейчас крайне привлекательной.

Ему страшно хотелось заглушить слова Кэт поцелуем и затащить ее в лесные заросли для торопливого свидания.

Но от воплощения своих фантазий лэрда удержали возможные последствия плотского слияния. Его будет мучить страх случайно стать отцом, а Катарина будет ожидать от него больше, чем поцелуй и совокупление. Слишком много дней он потратил, вытирая слезы женщинам, обиженным на его братьев, чтобы желать причинить такое же горе еще одной дочери Евы. Не говоря уже о тех годах, которые его мать прорыдала от бессердечных замечаний его отца. Локлану нравилось думать, что он в состоянии не позволить своим животным инстинктам возобладать над его человеческим началом.

Внезапно уловив краем глаза какое-то движение, шотландец замер. У него возникло отвратительное чувство, что их преследуют.

Но это невозможно! Оба похитителя Катарины мертвы, и никому не известно, где он сейчас находится.

Его спутница кинула на него подозрительный взгляд:
- Если ты продолжишь так себя вести, я начну нервничать.

- Прости меня.

Кэт не знала, что и думать о своем сопровождающем. Он был раздражающе правильным и непреклонным и слишком напоминал ее отца. Тот всегда пекся о приличиях и даже отказывался держать свою незаконнорожденную дочь за руку, когда Катарина была ребенком. От членов королевской семьи требовалось все скрывать, сдерживать себя. Она так не могла – слишком много было в ней от матери.

Вот почему она сбежала от той участи, что прочил ей отец, пусть даже убегать было совсем не в ее натуре.

Катарина всегда умела настоять на своем, но в этот раз от нее ничего не зависело. Отец замучил бы ее поучениями о долге и обязательствах. Так или иначе, играя на ее дочерних чувствах, он вынудил бы ее вступить в отношения, которые заранее были обречены. А ведь жизнь слишком коротка, чтобы провести ее в презренной западне с мужем, требующим от нее никогда не смеяться, решающим, что ей надевать, как себя вести и можно ли ей вообще показаться на людях.

А Кэт жаждала смеха и танцев, мечтала о счастье, но больше всего ей хотелось любить. Она не желала, чтобы когда-либо снова в ее жизни мужчина, которому она протянула бы руку, уклонился или отшатнулся от нее. Катарине нужен был кто-то, кто мог бы прикоснуться к ней, не заботясь о том, что подумают другие.

Никогда не забыть ей тот день, когда она, уже взрослая, гостила у своего дяди Бавела в деревне, и им понадобилось отправиться в город за запасами. Там-то она и увидела вернувшегося с войны солдата. Этот ратник был без лошади, одет в лохмотья, весь в грязи.

И все же женщина, чуть старше нее, издав пронзительный радостный крик, выронила из рук корзину, и кинулась навстречу воину. Тот сгреб ее в объятия и закружился вместе со своей милой, смеясь и целуя ее.

Вот чего так хотелось Кэт: безграничной любви, страсти, понимания, что ее возлюбленный смотрит лишь на нее. Это казалось нереальным, словно рак, свистнувший на горе́, но однажды она это уже видела, и тот случай подарил девушке надежду, за которую она упорно цеплялась. На меньшее Катарина была не согласна.

- Ну расскажи мне что-нибудь, - обратилась она к Локлану, пытаясь прервать возникшее меду ними неловкое молчание. – Ты уже женился на своей невесте?

Шотландец, казалось, был сильно удивлен ее вопросом.

- Прошу прощения? – переспросил он.

- Ювин рассказал мне, что ты вел переговоры с другим кланом по поводу брачного контракта. Вот я и спросила, женился ли ты уже.

От лица лэрда повеяло холодом:
- Этого желает ее отец.

- Но не ты?

- Было бы разумно объединить наши кланы. У ее народа много пригодных для обработки земель, и они признанные воины. Такой брак увеличил бы число наших людей и укрепил оборону наших южных границ.

Кэт цокнула языком:
- Ох, Локлан, жаль мне твою суженую. И это все, что ты скажешь ей в вашу брачную ночь: «Мой народ благодарит вас за этот брак, миледи. Наш союз подарит нам еще больше пахотных земель»?

Горец остановился и посмотрел на девушку, нахмурившись:
- Нельзя прожить всю жизнь, постоянно руководствуясь лишь дикими страстями. Рано или поздно тебе придется повзрослеть и понять, что вместе со свободой приходят и ее последствия.

- Ну да. Смех, веселье. Конечно, это тяжелые последствия.

Мак-Аллистер покачал головой:
- Ты совсем как Брейден: тот в своем извечном поиске свободы оставляет за собой сотни разбитых, легкомысленно покинутых им сердец, которые уже никогда не смогут оправиться от такого удара. Разве тебя не волнует судьба тех, кому ты причиняешь боль?

- Конечно, волнует, но я никогда не причиняю боль намеренно.

- А как насчет того укуса в мое плечо?

Катарина дерзко задрала подбородок:
- Ты пытался давить на меня, и я защищалась, а мой смех и танцы никому еще не причинили вреда.

Взгляд голубых глаз горца, казалось, мог заморозить собеседницу:
- Ты так полагаешь? Ты хотя бы представляешь, сколько мужчин могло видеть твои танцы и вообразить, что привлекли твое внимание? Когда они получают от тебя отказ, это причиняет им страдания, хочешь ты того или нет.

Гнев в его голосе заставил девушку нахмуриться:
- Бог мой, сколько же раз твои чувства ранили таким образом?

- Ни разу. Я не позволяю себе наслаждение такими эмоциями. Но я утер достаточно слез тех женщин, что сокрушались и скорбели из-за легкомысленного поведения людей, игравших с их чувствами. Это жестоко – не воспринимать людей всерьез.

Что ж, Кэт можно не беспокоиться, что этот болван попытается ее соблазнить, или что она растает перед ним. Шотландец просто невыносим.

Они продолжали идти, но Катарина больше не разговаривала: ей особо нечего было сказать человеку, настолько непохожему на нее. Мак-Аллистера явно устраивало ограниченное условностями существование, и девушка была абсолютно убеждена, что их взгляды по любому вопросу окажутся прямо противоположными. В отличие от нее, Локлану, похоже, споры на пользу не шли - скорее, он предпочитал мирное молчание, а меньше всего Кэт хотела сейчас отпугнуть горца и тем разрушить все свои надежды ускользнуть от отца.

Час спустя лэрд помог спутнице взобраться на коня, и они поехали верхом, стараясь не привлекать к себе внимания, пока не добрались до еще одного небольшого поселения. Был уже поздний вечер, и на улицах было довольно людно: местные жители торопились завершить свои дела до наступления ночи.

Локлан плавным движением спешился перед городской конюшней, а затем повернулся, чтобы помочь своей спутнице слезть с лошади. Несколько горожан обернулись, внимательно их разглядывая. Было очевидно, что здесь редко бывают проезжие.

Мужчина лет шестидесяти вышел из сенного сарая, почесывая затылок. У него были пушистые седые волосы и густые брови.

Горец вручил ему поводья своего коня и произнес:
- Будьте так любезны задать нашим лошадям лишнюю порцию овса.

Старик нахмурился в ответ:
- Что?

Шотландец протянул ему монету и повторил:
- Будьте так любезны задать нашим лошадям лишнюю порцию овса.

Горожанин скривился в гримасе отвращения:
- На каком языке ты говоришь? На английском?

Судя по виду Локлана, он оскорбился до глубины души.

До Кэт наконец дошло, что местный житель не мог понять говорящего на нормандском наречии (21) шотландца из-за его сильного акцента.

Она встала между собеседниками, чтобы охладить их пыл, и обратилась к горожанину:
- Добрый господин, нам надо поставить наших лошадей в конюшню на ночь. Этот человек попросил вас задать им дополнительную порцию овса.

- Так почему же он так прямо это не сказал?

Старик взял деньги и увел лошадей, а Локлан еще сильнее рассердился:
- Именно это я и сказал!

Катарина едва сдержалась, чтобы не рассмеяться над его гневом. Она знала, что горец этого не поймет, поэтому лишь произнесла:
- Да, но твоя речь звучит с довольно сильным акцентом, и я уверена, что этому человеку нечасто приходится его слышать.

Горожанин вернулся к ним и, прочистив горло, обратился к Кэт:
- Кстати, миледи, возможно, вы захотите объявить нашим людям, что ваш спутник немой и станете сама говорить за вас двоих. Мы здесь не любим чужаков, особенно англичан.

Ноздри Мак-Аллистера раздулись.
- Я не англичанин! – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Катарина напустила на себя притворную серьезность:
- В его мире нет разницы между тобой и англичанами.

- Разница есть, и огромная!

- Я это знаю, но для французского крестьянина ты просто еще один иноземец, неважно англичанин ты или шотландец.

На челюсти лэрда заходили желваки.

Кэт похлопала его по руке:
- Пойдемте, милорд, и я позабочусь о том, чтобы подыскать место, где мы могли бы отдохнуть и перекусить.

- Ты наслаждаешься ситуацией, не так ли?

- Больше, чем ты можешь себе представить.

Локлан проводил ее взглядом, когда она проворно обогнала его, исполненная самодовольного торжества. По правде говоря, у него и раньше бывали подобные проблемы: люди не понимали его французский, хотя он свободно на нем изъяснялся. Шотландца бесило, что сейчас он вынужден зависеть от женщины, которая едва может его терпеть.

Когда путники приблизились к зданию, на вид казавшемуся небольшой гостиницей, они услышали жалобный детский голосок, доносящийся из находившейся неподалеку лавки кожевника.

- Прошу вас, сэр, отец ужасно рассердится. Он сказал, что на этот раз ему нужна достойная оплата.

- Я уже расплатился с тобой, мальчишка. А теперь убирайся, пока я тебя не выпорол.

- Но, сэр!

Голосок мальчика прервал звук пощечины. Мгновением позже ребенок не старше десяти лет, невысокий и тощий, с полными слез карими глазами, спотыкаясь, выскочил из лавки, держась рукой за щеку.

Когда паренек пробегал мимо Локлана, горец схватил его, вынудив остановиться.

- Ты в порядке?

Мальчик отшатнулся:
- Отпустите, милорд! С меня вам нечего взять!

Шотландец покачал головой:
- Мне ничего не нужно от тебя, парень. Я просто хочу знать, честно с тобой поступили или нет.

Кэт остановилась, заметив, что Мак-Аллистер отстал от нее. Она кинулась назад и обнаружила шотландца в компании мальчишки перед небольшой лавкой.

Одна щека у пацаненка была ярко-красного цвета, и на ней ясно виднелся отпечаток большой руки. Одного этого вида было достаточно, чтобы привести девушку в ярость.

Голос паренька дрожал, когда он объяснял горцу:
- Я принес шкуры, как велел отец, но кожевник заплатил лишь половину обычной цены.

Не успела Кэт и глазом моргнуть, как Локлан уже затащил мальчика в лавку и поставил перед ее владельцем. Катарина последовала за ними, но лэрд, похоже, не заметил, как она вошла, потому что лицо его было обращено к кожевнику.

Глаза ремесленника расширились, когда он увидел мощное сложение воина и меч у его пояса.

- Ребенок говорит, что ты задолжал ему плату, - произнес Мак-Аллистер.

Лавочник зло сощурился:
- Что это еще за ложь, мальчишка?

- Я не лгу, сэр. Прошу вас. Отец побьет меня, если я принесу домой меньше денег, чем он ожидает.

Кожевник скривил губы и швырнул охапку шкур пареньку:
- Тебе повезло, что я хоть что-то заплатил. Эти шкуры мне не годятся. Твой пьяный отец большинство из них испортил. А теперь убирайся с моих глаз, пока я не попросил арестовать тебя за воровство.

Паренек прижал подбородок к груди и повернулся, чтобы уйти, но Локлан задержал его. Опустившись перед ребенком на колени, он попросил:
- Дай-ка взглянуть на твои деньги.

Мальчик раскрыл ладонь, на которой лежала одинокая медная монета, и на глазах его выступили слезы.

- А насколько больше ты должен был получить?

- Один франк, милорд.

Горец распустил завязки своего кошелька и протянул ребенку два франка.

Мальчик недоверчиво посмотрел на него:
- Благодарю вас, милорд. Благослови вас Господь!

Локлан с достоинством кивнул, и мальчишка выбежал из лавки, а воин поднялся с колен и обратил устрашающе сердитый взгляд на кожевника, заставив того отшатнуться на пару шагов. Затем Мак-Аллистер швырнул лавочнику несколько монет:
- Это за проявленную тобой милость, но тебе следует получше следить за руками и не распускать их. Помни: собаке можно успеть дать не так много пинков, прежде чем та разозлится. Мальчишка, с которым ты плохо обращаешься сегодня, вполне может вырасти, стать мужчиной и отплатить тебе тем же.

Кэт отступила назад, когда шотландец прошагал мимо нее. Девушка встретила взгляд кожевника и увидела в нем страх. Вряд ли он когда-либо еще ударит другого ребенка. Благодарная Локлану за это, Катарина поспешила за ним.

- Это было очень любезно с твоей стороны, - сказала она догнав спутника.

- Не надо относиться ко мне снисходительно, - проворчал горец в ответ.

Она заставила его остановиться:
- Я никогда ни к кому так не отношусь. Ты совершил очень добрый поступок. Не сомневаюсь, ты даже не представляешь, какое значение он имеет для этого ребенка.

- Поверь, уж я-то знаю.

В голосе этого мужчины прозвучала такая убежденность, что Кэт захотелось его обнять. Если бы она не была в курсе истинного положения вещей, то решила бы, что Локлан точно знает, что чувствует ребенок, с которым жестоко обращаются. Но ведь она видела, как любит шотландца его семья, как они все близки. Просто невозможно, чтобы Мак-Аллистер мог постичь страдания, скорее всего, выпавшие на долю того мальчика.

И все же он очень напомнил ей раненого льва – неизвестно, почему. Этот воин был таким суровым и несгибаемым, таким могучим, что сама мысль о том, что ему можно причинить боль, казалась нелепой.

Хотя Ювин физически был гораздо крупнее Локлана, гиганту недоставало этого смертоносного качества, казавшегося в Мак-Аллистерах неотъемлемым.

А Локлан теперь стал даже еще более суровым, чем прежде.

Вздохнув от таких мыслей, Катарина повела шотландца к гостинице. Едва они вошли, несколько работников обратили на них подозрительные взгляды. Кэт подошла к мужчине в переднике, отдававшему приказания одной из служанок.

- Извините, сэр, нам нужна комната на ночь.

Тот в ответ сердито прищурился и обратился к Локлану:
- Ты всегда позволяешь своей женщине говорить за тебя?

Ноздри горца раздулись, и он сделал шаг в сторону хозяина гостиницы, который тут же пискнул и отбежал на безопасное расстояние.

Кэт придержала своего спутника, положив руку ему на грудь.

Хозяин нервно сглотнул и кивнул в сторону лестницы:
- Наверху есть одна свободная комната. Третья дверь справа.

Девушка в ответ тепло улыбнулась:
- Благодарю вас. Нам также понадобится еда.

- Скоро она будет готова.

Катарина кивком поблагодарила хозяина, взяла лэрда за руку и повела к лестнице.

Гнев шотландца растаял, едва он почувствовал, как руку сжала мягкая девичья ладонь. До этого дня только мать и жены братьев трогали его так. Привычный жест. Но прикосновение Кэт потрясло воина до глубины души. От него вскипела кровь, и пришло ясное осознание того, что эта девушка ведет его туда, где есть постель.

От этой мысли его мужское естество затвердело.

Катарина вошла с ним в комнату и закрыла за собой дверь.

Локлан ощущал невыносимый жар в чреслах. Он бросил взгляд на кровать, которая оказалась чересчур маленькой:
- Нам следовало взять две комнаты. Ночевать в одной крайне неприлично.

- Возможно, но, как считаешь, что они подумают о мужчине и женщине, путешествующих вместе? Безопаснее, если они будут считать нас женатой парой.

Кэт рассуждала здраво, но это не помогло горцу унять острую боль в паху, которая была сильной и мучительной и заставляла его жалеть, что он связался с этой девицей.
Бросив у окна свои седельные сумки, Мак-Аллистер буркнул:
- Я буду спать на полу.

Его спутницу удивили эти слова, но тут она услышала доносящийся снаружи топот целой кавалькады. Судя по звукам, в городок ворвалась небольшая армия. Подбежав к окну, Катарина распахнула ставни (22) и увидела отряд солдат. С открытым от ужаса ртом она подалась назад.

- Что случилось? – спросил Локлан, подойдя к девушке и бросая взгляд вниз.

- Это люди моего отца, - отозвалась Кэт.
____________________________________________
Примечания переводчика:

19) Бастард (от старофр. «bastard») – в странах Западной Европы в эпоху Средневековья внебрачный сын знатной особы.
20) Ганимед - пресонаж греческой мифологии, сын царя Трои Троса и нимфы Каллирои, из-за своей необыкновенной красоты купленный Зевсом у его отца, который получил вместо него прекрасных коней, по более поздним мифам - похищенный орлом Зевса. На Олимпе стал любимцем Зевса, на пирах подносил богам нектар. В переносном смысле - слуга, подающий гостям вино.
21) В конце IX века во главе вторгавшихся в северную Францию норманнов (викингов) явился изгнанный из Норвегии королем Гаральдом Гарфагром Роллон (Рольф), сын Рогнвальда. После нескольких вторжений Роллон прочно утвердился в занятой стране, которая и получила имя Нормандии, то есть страны норманнов. Нормандское наречие носит следы сильного скандинавского вляния.
22) Хотя стекло в раннем Средневековье было уже известно, но даже в за́мках знати применялось для остекления так называемое «лЕсное стекло» (именно так, с ударением на первый слог, «Waldglas»), которое можно было обрабатывать лишь в молочно-мутные круглые шайбы, пропускавшие минимум света. Большинство, однако, не могло позволить себе и такого стекла. Вместо него окна закрывали едва пропускавшими свет холстом, кожей, бычьим пузырем, пергаментом, чаще всего на деревянных рамах, или мехами. Либо на окнах были только ставни. От сквозняка щели затыкали соломой или мхом. Это делало и без того сумрачные помещения еще темнее.
___________________________________

Оксана, Света,Большое Спасибо за новую главу!!!
С удовольствием почитала историческое отступление в картинках)) Красота!
Оксана,Большое Спасибо!

___________________________________

Вот что значит вождь клана - лидер во всем и во всех поступках благороден! Заступился за мальчика.

Спасибо за перевод!

Привет!
Оксана,спасибо за продолжение!
Тихо-тихо они начинают узнавать друг друга и все больше нравятся друг другу.Откуда солдаты узнали,где она находится.Неужели все-таки за ними следили?

Оксаночка, Светочка, спасибо за проду!!!
Я когда первые строки перевода читала, меня что-то смутило изначально. И вот сегодня меня осенило! Прочитав все переведённые на русский язык книги из серии "Мак-Алистеры" и "Братство меча" каким то образом умудрилась пропустить книгу "Укрощение горца"!!! Поэтому не могла никак въехать - когда Ювин успел обзавестись Норой и что в этой предыдущей книге было о наших героях...
Пойду исправлять упущенное!!!
По упоминаниях в других романах об Локлане у меня сложилось мнения как об уверенном в себе, бесстрашном, рассудительном и мудром, а главное справедливом человеке. Думаю он правильно оценит ситуацию и поможет Кэт выпутаться с передряги.
Хотя с другой стороны ему бы на руку было сбагрить девицу из-за которой терзаем неожиданной и нежелательной, по его же мнению, страстью, которой он никак не собирается поддаваться.(Буду с умилением наблюдать как это у него будет получатся и насколько его хватит )
Но наши герои лёгких путей ведь не ищут!
Я конечно в полном восторге от мужества и смелости героев данной серии... Но как поступит Локлан в виду сложившихся обстоятельств? Один против целого отряда? Легче бы было сдать назойливую болтушку, да и с королём ссориться не разумно...
Спасибо за интригу! Ждём продолжения!
___________________________________

Спасибо за продолжение!
___________________________________

Огромное спасибо за продолжение! И отдельное спасибо Оксане за историческую справку! Да, герои начинают узнавать друг друга, и это хорошо. А еще интересно, что за женщина была в жизни Локлана?
А отряд солдат может быть оказался и по другой надобности.
___________________________________

 » ГЛАВА 2 ЧАСТЬ 2 ИЛЛЮСТРАЦИИ

Всем доброго времени суток! Продолжаю рассказ про первый крестовый поход для тех, кому это интересно.



В прошлый раз мы узнали о том, как была наголову разбита поспешившая переправиться в Малую Азию и ринуться в бой с турками первая армия "крестоносцев", состоящая из бедноты и мелких дворян. Как мы помним, размеры этой сгинувшей армии были невероятными - 300 000 человек! Чтобы были понятны масштабы с точки зрения той эпохи, надо отметить, что для средневековой Европы, где город в пять тысяч жителей считался крупным, а королевские и императорские армии редко превышали десять-пятнадцать тысяч человек, эти цифры кажутся просто невероятными.

А всего, по подсчетам современных историков, число "принявших крест", вероятно, превосходило пятьсот тысяч человек, а возможно, и приближалось к миллиону. А ведь, согласно подсчетам американского историка Дж. К Рассела, в те времена население Франции, например, было менее 7 миллонов человек, а Британские острова насчитывали менее 2,5 миллионов человек.

Призыв Папы Урбана II к крестовому походу оказался на редкость своевременным, обеспечив успех пропаганды крестового похода. Почему же идея освобождения Гроба Господня вызвала столь колоссальный отклик среди столь разных социальных слоев? Что повело за тридевять земель от родного дома тысячи людей – тех людей, для которых до этого поездка в ближайший город была главным событием в жизни?


Паломники в Святую Землю. Миниатюра 15 века

Чтобы по-настоящему понять атмосферу тех дней, нужно представить себя на месте типичного человека той эпохи. А все мировоззрение тогдашних европейцев, от короля до последнего нищего было насквозь пронизано искренней, непоказной религиозностью. Духовная власть католической церкви была огромной. Страх перед Господним гневом, стремление замолить грехи и избежать наказания на том свете стали в XI веке одним из сильнейших стимулов всей человеческой деятельности. Церковь всячески подогревала эти настроения: ведь, помимо укрепления ее собственного владычества над умами верующих, они приносили ей и весьма серьезные материальные выгоды. Искренне верующий крестьянин охотнее платил десятину, светские владыки в припадке религиозности дарили церкви земли и основывали монастыри. Однако проповеди священнослужителей имели успех у прихожан еще и потому, что и для самих священников, а тем более монахов, меркантильный интерес стоял все же на втором плане. Церковники сами искренне верили в то, что говорили, и это усиливало эмоциональный отклик у их паствы.

Одним из первостепенных в ту эпоху было понятие греха и неотвратимости наказания за него. Само это понятие в то время трактовалось чрезвычайно широко. Еще в эпоху раннего средневековья церковь составила гигантский кодекс всех возможных грехов, от сквернословия до геноцида. Он включал в себя крайне странные, порой даже невообразимые сегодня проступки. При этом церковь разработала и весьма разностороннюю систему наказаний. За любым грехом следует кара, но кара Господня слишком страшила невежественную массу тогдашних мирян. Бог ведь может отправить в ад или в чистилище вместо ожидаемого рая - и Церковь предлагала человеку альтернативу. Чтобы избежать Божьего суда, грехи можно было замолить заранее, еще при жизни. Любой грех искупался покаянием – сроком от семи дней до семидесяти лет, в зависимости от степени греховности проступка. Однако буквальное исполнение законов о покаянии было невозможно: даже вполне умеренный грешник за свою жизнь мог спокойно набрать двести-триста лет покаяния. Но церковь легко смогла найти способы преодолеть эту досадную неувязку.

Главным средством, причем исключительно выгодным для самой церкви, стала замена покаяния денежными штрафами. Год покаяния оценивался в двадцать шесть золотых монет – сумму, исключительно высокую по тем временам. Конечно, такие деньги могли выплатить только богатые люди, но даже для крупных феодалов это часто было крайне затруднительно: долг в триста лет мог разорить далеко не бедного барона, а то и графа. Что ж, церковь с удовольствием брала взамен денег земли, деревни с крестьянами, а зачастую и оформляла закладную на будущие поколения, и за грехи отцов расплачивались дети или даже внуки и правнуки.


Прибытие пилигримов к храму Гроба Господня

Для деревенской и городской бедноты и монахов, лишенных собственного имущества, покаяние могло быть заменено бичеванием. Здесь год покаяния, путем довольно фантастических вычислений, был приравнен к трем тысячам ударов плетью. Процедура довольно-таки болезненная, а при достаточном усердии бьющего – иногда и смертельная. Впрочем, и на этом поприще находились свои герои. Широкую известность приобрел случай с неким монахом Домиником, который за шесть дней непрерывного бичевания ухитрился скостить себе сто лет покаяния, то есть получил триста тысяч ударов плетью! Не зря потом он заслужил в народе почетное прозвище Доминик Броненосец.

И, наконец, третьим способом избежать слишком жесткого применения законов о покаянии было паломничество к святым местам. Обычно таковыми считались могилы святых или почитаемых отшельников, а также храмы, в которых хранились священные реликвии – например, гвозди, которыми был прибит к кресту Спаситель, или кусочки самого животворящего креста. Тут тоже была своя градация: далекое и трудное паломничество оценивалось церковью значительно выше, нежели экскурсия к могиле местного святого. Но и среди этих маршрутов благочестивых странствований особой святостью выделялись два: в Сант-Яго-де-Компостела – предполагаемое место последнего упокоения св. Иакова – апостола Иисуса Христа, и особенно в Святую Землю, в Иерусалим – город, где принял страдания и смерть сам Спаситель. В те времена подобного рода путешествия были исключительно трудными, сопряженными с огромной опасностью для жизни, и приравнивались церковью к духовному подвигу, снимающему разом все прошлые грехи. Именно таким святым паломничеством, духовным подвигом и объявил Урбан II крестовый поход в Палестину. Надо ли удивляться тому, что у всех слоев общества возможность в одночасье получить отпущение грехов вызвала самый восторженный прием.

И все же, несмотря на всю важность духовных стимулов, сводить только к ним причины необычайного воодушевления, охватившего сотни тысяч, если не миллионы, людей, было бы абсолютно ошибочным. Да, для невежественной крестьянской массы, весной 1096 года ринувшейся в неизвестность, они были самыми главными, но даже и для нее далеко не единственными. Положение простонародья (99% его составляло крестьянство) было в XI веке ужасающим. Самым страшным явлением был голод, тиски которого почти постоянно сжимали деревню. Даже в обычные годы крестьянские семьи жили впроголодь, едва дотягивая до нового урожая. Но если уж год выдавался неурожайным... А таких лет в XI веке было, ни много ни мало, – двадцать шесть.. Особенно тяжелым выдался конец столетия: «семь тощих лет» – так был назван период с 1087 по 1094 год. Люди умирали тысячами, ели коренья и даже человеческое мясо. Страшную картину голода того времени рисует бургундский монах Глабер: «...Когда был съеден домашний скот и птица, люди дошли до того, что вырывали друг у друга падаль и прочие отвратительные отбросы. Некоторые, спасаясь от голодной смерти, ели лесные коренья и водоросли – все напрасно!.. Страшно теперь и рассказать, до какого падения дошел тогда род человеческий. Увы! О ужас! Случилась вещь, ранее почти вовсе неслыханная: обезумевшие от лишений люди были доведены до того, что решились есть человеческое мясо... На путников нападали те, кто посильнее, делили их на части и, изжарив на огне, пожирали... Во многих местах тела, вырытые из земли, тоже шли на утоление голода...».

Неудивительно, что на голодающее, задавленное феодальным гнетом крестьянство слова Урбана II об истекающей молоком и медом земле Палестины произвели самое глубокое впечатление. Земля, где никто не будет голодать, где не будет хозяев, заставляющих работать на барщине по шесть дней в неделю – таким представлялся Восток простонародью. «Хлеб, земля и воля» – вот главные мечты крестьян средневековой Европы.

Огромный ущерб крестьянству приносили бесконечные междоусобные войны и охотничьи забавы хозяев. Рыцарские дружины соседа-врага сжигали целые деревни, лишая крестьянина последнего имущества; охотничьи ватаги, в азарте погони за зверем, вытаптывали крестьянские посевы – единственное средство к существованию. Куда было податься бедному крестьянину? Кто мог – уходил в монастырь или становился отшельником; многие бежали в леса и промышляли там охотой, а то и разбоем. Впрочем, по феодальным законам, охота на господскую дичь (а она вся считалась господской) была ничем не лучше разбоя и наказывалась смертной казнью. Таким образом, беглецы автоматически становились преступниками перед законом и Богом. И среди этих невольных грешников обещание Урбана II простить грехи принявшим крест имело особенный успех.


Пилигримы из Европы поклоняются в Храме Гроба Господня в Иерусалиме

Совсем иные причины повели в крестовый поход рыцарство. В Европе в XI веке после того, как в 1000 году не наступил ожидаемый всеми конец света, люди поняли, что жизнь продолжается, и на первое место стало выходить стремление к богатой жизни. Всем хотелось носить удобную и красивую одежду из дорогих тканей, пить изысканные вина, есть из золотой и серебряной посуды. Но все это требовало денег, и немалых, причем все больше и больше, а выжать что-то еще из задавленных, умирающих от голода крестьян стало просто невозможно. Междоусобицы, захват новых земель были обоюдоострым оружием: они могли и обогатить феодала, и сбросить его в пучину нищеты. В этих условиях папский призыв идти в Палестину, где есть возможность завоевать богатство и новые земли, да к тому же еще и покрыть себя славой, не мог не вызвать самого горячего отклика у довольно значительной части феодального класса.

Не следует забывать и о том, что в ту эпоху главным и почти единственным занятием, достойным рыцаря, была война. И вот вместо привычных, но все же отягчающих душу несомненным грехом междоусобиц, разбоев и грабежей Урбан II предлагает рыцарству совсем другую войну – войну, справедливую по самой своей сути, ибо что может быть в глазах христианина более справедливым, чем защита христианских святынь? И какая прекрасная возможность показать свою воинскую доблесть и боевую выучку! А для тысяч Неимущих и Голяков это великолепный и, возможно, единственный шанс разорвать круг безысходности, выбиться из нищеты, причем самым благородным для рыцаря способом.

Рыцарские армии во главе с герцогами и графами выступили в поход немного позже бедняков. Им нужно было время, чтобы всерьез подготовиться, отдать необходимые распоряжения на время своего отсутствия, распродать или заложить часть своего имущества (да-да, многие, чтобы отправиться воевать с "неверными", даже закладывали свои поместья, причем, часто за бесценок). Наглядный пример - старший сын Вильгельма I Завоевателя Роберт Куртгез, который заложил собственному брату, Вильгельму II Руфусу свои герцогские владения - Нормандию, которой цена была не менее 200-400 тысяч марок серебра, за десять тысяч – сумму, по тем временам огромную, но совершенно несопоставимую с реальной стоимостью этих владений.

Чтобы понять, как в те времена резко упали цены из-за срочной продажи такой массы всевозможного имущества, обратимся к словам одного из очевидцев, Гвиберта Ножанского, «каждый, стараясь всеми средствами собрать сколько-нибудь денег, продавал все, что имел, не по стоимости, а по цене, назначенной покупателем... За одну овцу раньше давали больше, чем теперь за двенадцать овец».


Воины рыцарской армии первого крестового похода

После Клермонского собора Папа продолжил свою миссию организатора Крестовых походов, разъезжал по городам и селениям Франции, Германии, Италии и призывал христиан к отмщению. Именно в этот период из уст Папы впервые прозвучало слово «индульгенция» (в переводе с лат. - «отпущение грехов»). Папа Урбан II лично наблюдал за приготовлениями.


Папа Урбан объявляет крестовый поход


Священники воодушевляют крестоносцев


Крестоносец и его семья дают обет защищать Христа

Епископы без устали освящали кресты и оружие, а сами «воины Христовы» украшали свою одежду красными крестами из шелка или шерсти. Звание крестоносца было для них отрадно — ведь им отпускались все прегрешения; церковь принимала под свое покровительство их семейства и имущество; они освобождались от податей и от преследования кредиторов во все продолжение похода. Он же обещал быть непривычно долгим — как правило, до того военная служба ограничивалась сроком в 40 дней, по истечении которых воин покидал поле боя. Городскому ополчению и вовсе запрещалось отходить от родных стен на расстояние, превышающее дневной переход. А тут — далекий сказочный Восток, о котором в те времена ходили легенды…

Стоит, вероятно, отметить, что обещание папы римского, что церковь возьмет под свою защиту семьи уходящих в поход паломников и все их владения и имущество, в ту эпоху повальных грабежей и междоусобиц дорогого стоило. Крестоносец, отправляющийся в далекий и опасный путь, мог быть, по крайней мере, уверен в том, что, вернувшись, он не найдет на месте родного дома пепелище, а семью умирающей от голода. Кстати, довольно малоизвестен тот факт, что церковь, беря под защиту семьи крестоносцев, обязалась и следить за тем, чтобы община не дала им умереть с голоду и снабжала самым необходимым. Причем это обязательство было действительным до возвращения крестоносца домой, а в случае его смерти во время похода – до совершеннолетия его детей. Для сотен тысяч крестьян, а порой и для неимущих рыцарей это часто означало единственную возможность спасти свою семью от голодной смерти, и, возможно, еще и поэтому крестьянская и рыцарская беднота проявляла самое большое рвение в принятии крестоносных обетов и первой "рванула" на Восток.


Папа Урбан благословляет крестовый поход

Весть о готовившемся крестовом походе в Святую землю вызвала немалый энтузиазм в странах Западной Европы. Священники в церквах звонили в колокола и по примеру Папы призывали добрых христиан присоединиться к походу против «неверных». В Первый Крестовый поход собрались воины из различных областей Франции, Лотарингии, Италии и других земель. Общего руководителя у крестоносцев не было.

Главные войска крестоносцев, как и было запланировано, выступили в середине августа (еще на Клермонском соборе Урбан II определил дату выступления в поход – 15 августа 1096 года) из различных пунктов Европы. Общее число участников не поддается определению. По одним источникам оно составляло 100 тысяч рыцарей и 600 тысяч пехоты. по другим, в целом не превышало 300 тысяч.


Отъезд "крестоносцев" в поход


Отъезд "крестоносцев". Фрагмент фрески, 15 в. Сиенна, Италия


Флот крестоносцев плывет в Константинополь

Экипировка для участия в походе стоила огромных денег. Случаи, когда цена рыцарского снаряжения превышала ценность всех его владений, были не так уж редки. Судите сами: вот классическое вооружение феодала той эпохи. Первое место, конечно, занимал рыцарский конь особой тяжеловесной породы. Эти кони проходили долгое обучение и были предназначены не только для перевозки всадника. В бою такой конь превращался в адскую фурию, становясь живым оружием. Он был обучен кусать противника, бить его и передними, и задними копытами, таранить грудью врагов и даже небольшие укрепления. В опытных руках он представлял собой страшную силу. Более поздние времена знают случаи, когда несколько рыцарей обращали в бегство тысячные крестьянские толпы и даже крупные отряды легковооруженных воинов. Не зря уже в наше время конного рыцаря назвали «танком средневековья». Необычайно высокой была и цена рыцарского коня – она достигала, а иногда и значительно превышала сумму в триста золотых безантов, что равнялось годовому доходу крупного баронского поместья.


Тяжеловооруженный всадник


Атака конного рыцаря


Рыцари-"крестоносцы" в боевом облачении


Оружие "крестоносцев"

Собственно оружие рыцаря составляли тяжелый обоюдоострый меч из довольно качественной стали и длинное (порой до шести метров длиной!) деревянное копье с железным ромбовидным наконечником. Из-за того, что копья при столкновении с противником часто ломались, требовалось иметь их с собой в изрядном количестве. По этой же причине в бою рыцаря всегда сопровождал оруженосец, одной из задач которого было быстро снабдить господина новым копьем. К слову сказать, экипирование оруженосца, тоже стоившее немалых денег, было заботой рыцаря, а у крупного феодала таких оруженосцев было несколько (иногда десятки). Кроме того, у каждого рыцаря, помимо боевого коня, должен был быть и ездовой, а учитывая невероятную сложность предстоящего похода, то, конечно, и не один. Наконец, немалых средств стоили и доспехи: кольчуга, простая или двойная (кольца в ней искусно сплетались в два слоя, существовали и тройные кольчуги), или латы, в то время еще не сплошные, а также рыцарский шлем. И все это нужно было брать с запасом, так что вслед за крестоносными армиями двигались огромные обозы с доспехами, оружием и продовольствием. Среди физических качеств рыцаря прежде всего ценилась мускульная сила. Это и неудивительно: только очень сильный человек мог нести на себе латы и оружие весом в 70—80 килограммов.


Военное снаряжение "крестоносцев"


Рыцарь-"крестоносец"


Норманнский рыцарь


Шлем рыцаря


Рыцарский меч


Рыцарский доспех

Руководили этим походом:

От Прованса Раймунд IV Тулузский (1041 – 1105).


Раймунд IV Тулузский


Раймунд Тулузский дает клятву освободить Иерусалим

Французов и немцев с Рейна привели Годфруа Бульонский (1060 – 1100) и его брат Болдуин (1058 – 1118).


Годфруа Бульонский


Годфруа Бульонский. Гобелен времен Людовика XIII


Годфруа Бульонский


Меч Годфруа Бульонского в Брюсселе в штаб-квартире НАТО


Болдуин Бульонский


Болдуин Бульонский под стенами Эдессы

Нормандию представлял сын Вильгельма Завоевателя, Роберт Куртгёз (1054 – 1134).


Генрих I и Роберт Куртгёз (справа)


Роберт Куртгёз отправляется в Палестину

Норманнов Италии и Сицилии привели Боэмунд Тарентский (1057—1111) и его племянник Танкред.


Боэмунд Тарентский


Боэмунд Тарентский (рядом с двумя дамами, слева)


Танкред Тарентский


Годфруа Бульонский, Раймунд Тулузский, Боэмунд Тарентский и его племянник Танкред Тарентский и другие участники крестового похода

Эти войска тоже двигались несколькими отрядами и тоже подошли к Константинополю в разное время.

Появление у границ Византии сильной армии этих заносчивых и не очень дисциплинированных «помощников» доставило немало беспокойств императору Алексею I Комнину. Когда послы византийского базилевса на соборе в Пьяченце просили папу римского о помощи против сельджуков, едва ли Алексей I мог представить себе, какую людскую лавину сорвет со своих мест обращение Урбана II. Поистине, по словам современника, «Запад опрокинулся на Восток».


Алексей Комнин приветствует Годфри Бульонского и его братьев


Восторг крестоносцев при виде роскоши Востока

Император вполне обоснованно испугался, что, увидев богатства византийской столицы, рыцари предпочтут разграбить ее вместо похода в Иерусалим. Не обошлось без столкновений крестоносцев с императорским войском, а также хитроумных интриг с обеих сторон в процессе переговоров. Однако в конце концов базилевс нашел общий язык со всеми вождями «воинов Христовых». Дорога на Восток была им открыта - император переправил войско "крестоносцев" через пролив Босфор в Малую Азию, предварительно вынудив их всеми правдами и неправдами принести ему вассальную присягу и взяв с них обещание, что захваченные ими города будт отходить Византии.


Присяга рыцаря


Крестоносцы садятся на корабль чтобы отплыть в Святую Землю

Высадившись на Святой Земле, рыцарское ополчение шагало буквально по скелетированным останкам отрядов Готье (Вальтера) Неимущего и Петра Пустынника, усеивавшим дороги, ведущие к желанной цели. Тысячи и тысячи тел остались лежать неубранными - там, где люди и животные, измученные жаждой, голодом, усталостью, болезнями, ранами, падали и погибали. Наглядное свидетельство жертвы за веру. Эти трупы устилали путь в заветный Иерусалим.

Что ждало новую волну "крестносцев" на враждебной земле?


"Крестоносцы" идут по останкам предыдущих отрядов
___________________________________

Очень интересный рассказ. И даже странно, что из таких походов кто-то вообще мог вернуться домой. Или что можно найти кого-то, знавшего твоего родственника. Это ж как иголку в стоге сена искать.
Нет, как представлю - пешком, из Англии в Стамбул и дальше... Жуть.
Оксана, спасибо!
___________________________________

Спасибо за очередной бесподобный исторический рассказ
_________________

Это надо было так верить, чтобы вот так пуститься в тяжелейший путь, с лишениями, голодом, болезнями.
И что же их ждало на святой земле?

Оксана, очень интересно, жду продолжения рассказа. Спасибо тебе !

Оксаночка, спасибо! Очень интересно!
___________________________________