Итальянский роман

Все-таки граф что-то помнит. Хорошо, что не отмахивается от этого факта, а хочет разобраться.
Мирелла ревнует. Не нравится ей, что сестре уделяется больше внимания во всех смыслах, чем ей.
А Летти твердо намерена спасти сестру от страшной участи. Посмотрим, что у нее получится.
_________________

 » Главы 17,18

Уважаемые леди, спасибо всем отзывающимся!

17.
Чтобы все обдумать, Летиция решила пойти к морю. Узнав, что Мирелла, не позавтракав, вскочила на своего гнедого и ускакала бешеным галопом, - она была прекрасной всадницей и любила столь быструю езду, что отец, когда-то настаивавший, чтобы его дочь сопровождали на верховых прогулках, вынужден был в конце концов смириться с тем, что ни один слуга не мог успеть за нею, и позволил ей ездить в одиночестве, - Летиция пошла в столовую и извинилась перед тетушкой, сказав, что ей тоже не хочется пока есть, и что она прогуляется к морю. Тетушка поинтересовалась здоровьем дорогой племянницы, затем спросила для вида, не нужна ли дорогой племяннице спутница и, услышав отрицательный ответ, благодушно взмахнула рукой, отпуская девушку, и преспокойно принялась за еду.
Летиция взяла с собою корзинку, куда кухарки положили свежеиспеченный хлеб, сыр, фрукты и бутылочку сладкого вина, и отправилась по извивающейся змейкой, выложенной белоснежными каменными плитами и обсаженной пиниями дорожке вниз, где сверкала в лучах солнца голубая чаша залива.
Спуск вначале был довольно пологим; затем, там, где начинался скалистый обрывистый берег, дорожку пересекала тропа, идущая вдоль него, по которой обычно ездила верхом Мирелла. Остановившись здесь, Летиция посмотрела в одну, затем в другую сторону, ища взглядом одинокую фигурку всадницы; не увидев сестру, девушка начала спускаться к морю.
Лестница, ведущая вниз, была довольно крутой и местами узкой; идти приходилось осторожно и не торопясь. Для удобства, вдоль ступенек с верха до самого низа была натянута по приказу маркиза Ферранте, крепкая цепь, за которую порой приходилось держаться.
Ступеней было сорок пять; Летиция пересчитала их однажды. Она приходила сюда всегда одна; крутой спуск грузной тетушке Камилле было не одолеть; и, хотя старушка говорила ей, чтобы на всякий случай она брала с собой хоть служанку, Летиция отвечала, что прекрасно обойдется без спутников.
Мирелла не ходила с сестрой; она не умела плавать, - в детстве когда-то чуть не утонула и с тех пор боялась воды. Поэтому узкая длинная полоска берега под скалами и море были в полном распоряжении Летиции.
Спустившись вниз, девушка повернула налево и, пройдя шагов тридцать вдоль кромки воды, расположилась под одной из скал, которая образовывала естественный навес над водою; она поставила корзинку и села в тени. Скалы живописно изрезали тихую лагуну, напоминая Летиции собравшихся на водопой животных – ящеров, медведей, собак; вон там – как будто голубь наклонил головку и пьет; а вон там – вообще какое-то диковинное существо, то ли лягушка, то ли присевшая кошка. Вдали курился дымком Везувий – словно, накрытый с головой бурым плащом, некий загадочный огнедышащий гигант улегся спать около моря, на боку, вытянув вперед руку.
Летиции нравились Неаполь и его окрестности. Здесь, в отличие от шумной, брызжущей весельем, как бутылка только что открытого игристого вина, Венеции, жизнь текла спокойно и умиротворенно. А девушке сейчас всё это было очень нужно – мир, тишина и спокойствие. И еще – забвение. Если б она могла все забыть! Родную для нее Венецию; ту, кого столько лет считала матерью; Клаудио, своего красивого, веселого и беспечного, как все гондольеры, жениха... И того, кто перевернул всю ее жизнь – графа Амедео Сант-Анджело.
Волн почти не было; солнце не шло - катилось по небу. Летиция видела, как быстро передвигается ее тень, скользя по белому песку, будто предлагая встать и поиграть с нею. Вскоре даже под скалой стало жарко. Думать о чем-то, тем более, важном, Летиции было трудно, - от жары мысли еле шевелились в голове, - зато очень захотелось искупаться.
Девушка встала, не без труда освободилась от верхнего, нового платья из бирюзового шелка, - ей до сих пор было тяжело привыкнуть к нарядам высокородной дамы, они казались жутко неудобными, - затем сняла нижнее платье, из тонкого льна, с длинными узкими рукавами, и вошла в море. У берега, где было мелко, вода была почти горячая, нагретая солнечными лучами; удивительно, как еще не сварились в ней мелкие рыбешки, снующие стайками туда-сюда; но, чем дальше Летиция заходила, тем она становилась холоднее. Девушка глубоко вздохнула – и нырнула с головой, долго плыла с открытыми глазами, любуясь загадочным подводным миром; потом, когда воздуха в легких почти не осталось, вынырнула и поплыла, как учил ее когда-то в детстве Клаудио – широко разгребая воду перед собою и ритмично сгибая и разгибая ноги, будто отталкиваясь от невидимой стены.
Плыть так Летиция могла долго: она хорошо держалась на воде; но перед глазами вдруг, укоряя за бездумный отдых, снова возникло разъяренное лицо Миреллы, и девушка повернула к берегу.
Она вышла из воды, снова села под скалой, но уже не в тени, а на солнце, и распустила косы. Выжимая волосы, она смотрела на волны, лениво лижущие белый песок, и суетящихся в них разноцветных рыбок. Цвет волн показался ей чем-то знакомым. Да, конечно; в детстве она с мамой, а часто и с Клаудио, ходила в лагуну с таким же белоснежным песком. Вода там имела такой же цвет - то зеленоватый, то голубой, в зависимости от освещения; а рыбки, плавающие в ней, сверкали в солнечных лучах, как редчайшие драгоценности. Сладкие, чистые, светлые воспоминания!..
Летиция со вздохом откинула волосы назад, и они свободно рассыпались по плечам и спине. Затем достала хлеб, сыр и фрукты и разложила на чистом полотне, которым была прикрыта корзинка.
Она уже поднесла ко рту хлеб, как вдруг вздрогнула и едва не вскрикнула. Она вспомнила! Цвет глаз графа Сант-Анджело – он же точно такой, как эта морская вода, на которую она любовалась!
Едва она вспомнила о нем – и о своем решении, - как ее замутило от страха. «Я не смогу! у меня ничего не получится! Должен быть другой выход!»
Летиция убрала снедь обратно в корзинку и задумалась. И тут неожиданно послышался скрип песка; кто-то шел по берегу. Шаги были явно не женские, – ступали решительно, твердо и, к великому ужасу Летиции, каждый из них сопровождался знакомым позвякиванием. «Шпоры! Это ОН! Опять ОН!! Он словно почувствовал, что я думала о нем!»

18.
В панике она вскочила и влезла в нижнее платье, благословляя небо за то, что уже почти высохла, что ткань не липла к телу, и этот процесс не был чересчур сложным. Верхнее платье она даже не пробовала надеть; она уже поняла, что сделала глупость, решив снять его и искупаться. До этого она надевала более свободное и удобное, а с этим, новым, ей одной справиться было явно не по силам. «Мне самой его теперь ни за что его не надеть!» - подумала Летиция, бросая смятенный взгляд на бирюзовый наряд, распластанный на камнях, будто русалочья кожа.
Она как раз затягивала тесемки на груди, когда из-за скалы появился граф Сант-Анджело. Как и вчера, он снова был в черном; этот цвет подчеркивал его худобу и придавал ему несколько зловещий вид.
Но – Летиция сама удивилась этому – сегодня он не так напугал ее, как вчера. Возможно, она понимала, что бояться его больше не стоит, - ведь самое большое зло, которое мужчина может причинить женщине, он уже причинил. К тому же, увидев его худое, со впалыми щеками, лицо, сдвинутые брови, твердо сжатые губы, она почувствовала, помимо вчерашнего страха, жалость к нему. «Он весь – словно преодоление боли; сколько он, наверное, вытерпел ее! Несчастный! Немудрено, что рассудок его не выдержал и помутился!»
А «несчастный» граф, к недоумению и даже испугу Летиции, слегка улыбнулся, увидев ее, как будто довольный их встречей. Девушка тут же вспомнила о том, что стоит перед ним в одной нижней рубашке; не над этим ли он решил посмеяться? Она гордо вскинула голову и смерила его вызывающим взором.
- Прошу прощения, синьорина Ферранте, я не хотел помешать вам, - сказал он, но в голосе его не было раскаяния.
- Я готова извинить вас, граф, если вы немедленно удалитесь, - бросила она, однако, отступая в самую тень под скалу, - платье было из очень тонкого полотна, и наверняка под ней можно было увидеть очертания тела. – К вашему сведению, Миреллы здесь нет.
- А она мне и не нужна. Я знаю, что она уехала на верховую прогулку. Нам с Массимо, едва мы приехали на вашу виллу, об этом сообщили. Я предпочел прогуляться пешком, а Массимо поскакал за Миреллой.
- Вот как? Но она же ваша невеста, а не маркиза!
Део пожал плечами.
- Увы, я слишком долго не сидел в седле, и всадник из меня никудышный. А Мирелла прекрасная наездница, и Массимо ей под стать. Он найдет ее, догонит и вернет домой. К тому же, есть еще одно обстоятельство, которое заставило меня предпочесть пешую прогулку.
- Какое же?
- Я хотел видеть вас. – Он все еще шел к ней, правда, медленно, и ей нестерпимо захотелось забиться в какую-нибудь щель. Она с трудом справилась со своей паникой. Он не должен заметить, как она его боится. Достаточно вчерашнего инцидента. – Я не отниму у вас много времени, синьорина Ферранте.
- Я вижу, вы начисто лишены уважения к женщине, граф. Я же сказала вам – уйдите.
- Мне жаль, если у вас сложилось такое мнение обо мне. Поверьте, я лишь хочу поговорить с вами наедине. И, если сейчас я не выполняю ваше желание, то лишь из-за опасения, что случая сделать это в другом месте может не представиться. – Он, наконец, остановился в нескольких шагах от Летиции, и она перевела дыхание. Его взгляд скользнул по бирюзовому платью.
- Вам трудно будет надеть его самой, - сказал он. – Наверное, с монастырской одеждой было легче?
- Что? Ах... Да, легче.
- Кстати, - он снова смотрел ей прямо в глаза, - синьорина Ферранте, – в каком монастыре в Венеции вы воспитывались?
Она немного успокоилась и ответила ему не менее прямым взглядом.
- Представьте себе, в женском.
Он засмеялся и скрестил руки на груди. Улыбка у него была неожиданно красивая, лицо сразу сделалось моложе по крайней мере на десять лет.
- А вы умеете отражать удар.
Она сделала удивленное лицо:
- А вы, оказывается, со мной фехтуете? Я-то думала, вы явились сюда просто поговорить.
- Разговор с женщиной – это всегда фехтование... Летиция. – Он впервые назвал ее по имени, и она слегка вздрогнула от неожиданности. Ее имя в его устах прозвучало как-то по-особому: мягко и нежно, и даже голос у него изменился, став чуть ниже. – Вот только, - он снова улыбнулся, - в этой дуэли вы часто побеждаете.
- Что ж, это уравновешивает мужчин и женщин. На вашей стороне – грубая сила, на нашей – ум.
- Скорее, не ум, а хитрость и изворотливость.
- Вы невысокого мнения о своем противнике.
- Увы, это так, - усмехнулся он. Летиция вспомнила о женщине в черном, которая неизвестно за что приказала его пытать. Но спросила она о сестре:
- А как же Мирелла? Ее вы тоже считаете хитрой и изворотливой?
- Она не является исключением, но, надеюсь, я сумею справиться с этими ее недостатками, - довольно небрежно произнес граф.
- Судя по вашему тону, вы не влюблены в нее без памяти...
- А, судя по вашему, – вас это ничуть не удивляет. Думаю, вам прекрасно известно, что мужчины не ценят то, что им навязывают, или что само плывет в руки. Они предпочитают то, что ускользает от них... например, девушек из снов.
Летиция почувствовала, как запылали ее щеки. Она поняла, что он имеет в виду. Неужели он считает ее сновиденьем?.. Но надо было срочно поменять тему.
- Так о чем вы хотели поговорить?
Но он ответил вопросом на вопрос:
- Вы купались?
- Да.
- Вы хорошо плаваете?
- Хорошо, - сказала она - и поняла, что снова совершила ошибку. Его бровь иронически поползла вверх:
- Неужели в монастырское обучение входили уроки плавания?
- Н-нет. Я здесь научилась, в Неаполе.
- За какие-то несколько дней?
- Да, за несколько дней.
- Сами?
- Сама. Синьор граф, не понимаю, к чему эти вопросы? Вы явились сюда, чтобы об этом меня спросить?
- В общем, нет. Меня интересует другое.
- Что же?
- Кто такой Клаудио? – быстро спросил он.
- К-кто? – Отступать ей было некуда, она вздрогнула и вжалась в камень. Он вспомнил! Вспомнил, как она называла там, в подземелье, имя Клаудио!
- Вы прекрасно слышали, кто, - резко сказал он, приближаясь к ней почти вплотную. – У вас лицо стало белое, как рубашка. Так кто такой Клаудио, Летиция?
Она опомнилась. Нет, если б он вспомнил всё, то не спрашивал бы! Она постаралась, чтобы голос не выдал обуревавших ее чувств:
- Я не собираюсь с вами больше ни о чем говорить, синьор! – Она не смогла предать память о Клаудио и отпираться, что не знает этого имени, - это было выше ее сил. И, так как граф навис над ней грозной тенью, прошептала севшим голосом: - Немедленно убирайтесь...
Какое-то мгновение ей казалось, что сейчас он схватит ее за плечи и начнет трясти, как спелую грушу, чтобы вытрясти из нее всю правду. Он выглядел злым, глаза его в тени стали темно-зелеными, почти черными.
Но он резко повернулся на каблуках и пошел прочь, кинув на ходу:
- Запомните, я все равно все узнаю, Летиция!
Она сползла по стене вниз, села на песок и перевела дух. Слава Всевышнему, он уходит! Но он почему-то свернул не направо, к лестнице, а налево, за скалу, под которой расположилась Летиция.
- Вы не туда идете! – машинально крикнула она, и услышала его насмешливый голос:
- Не вам одной захотелось искупаться.
Какое-то время она сидела неподвижно. Затем вскочила и начала судорожно влезать в бирюзовое платье. Вдруг она застыла: где-то над ее головой послышался какой-то глухой шум, затем в воду с края нависавшей над морем скалы скатились несколько камешков. «Это он. Он надо мною», - подумала Летиция, удивляясь, как быстро он туда забрался. «А если он сорвется? Скала такая крутая!»
Она вновь услышала глухой шум, уже ближе к краю навеса, посмотрела вперед – и увидела, как Део пролетел прямо перед ее глазами, и красиво, почти без брызг, вниз головой, ушел в воду. Несмотря на мгновенность этого полета, девушка успела заметить, что граф совершенно нагой.
Его так долго не было на поверхности, что Летиция не на шутку испугалась. Она выбежала из-под скалы и вошла по колено в воду, высматривая его. Наконец, его темная голова вынырнула неподалеку; он увидел девушку и взмахнул рукой, показывая, что все в порядке.
- Вы сумасшедший! Зачем вы полезли на скалу? Вы могли упасть и разбиться! – крикнула она ему.
- А вы бы стали обо мне сильно скорбеть, Летиция? – спросил он, подплывая ближе. Она тотчас отступила назад и выбралась на берег.
- Конечно, стала бы, - сказала она.
- Как о всяком существе, безвременно оставившем этот мир?
- Да, так. И как о человеке, которого любила моя сестра.
- Вы очень добры. Впрочем, это неудивительно. Ведь вы воспитывались в монастыре и плохо знаете жизнь. Что бы вы сказали, если бы узнали, что я вовсе не достоин вашей сестры? Что я жесток и бесчестен; что я, наконец, нисколько не люблю ее? Вы так же жалели бы меня?
- Наверное, - осторожно ответила она. – Но вы лжете; вы вовсе не такой.
- Именно такой! Представьте: я действительно не влюблен в Миреллу. Но даже не это главное. Я признаюсь вам, как на исповеди, Летиция: я – насильник.
Она вздрогнула.
- Ч-что?
- Я недавно был в Венеции и изнасиловал там девушку.
- Граф!..
- Да, да! Она была невинна, а я напал на нее и грубо лишил ее девственности.
Она покачивала головой и отступала все дальше, обратно под скалу.
- Это... неправда! Вы лжете!
Он вдруг расхохотался:
- Конечно, неправда! Это был сон! Но, Боже, как вы испугались, каким белым стало ваше лицо! Неужели я так ужаснул вас?
Он провоцировал ее, как же она этого не поняла! Она схватила горсть мелких камушков и запустила в его темную голову:
- Негодяй! Убирайтесь немедленно!.. С глаз моих! Прочь!
Он, по-прежнему хохоча, ушел под воду, и больше не появился, - вероятно, решила Летиция, вынырнул уже за скалой. Она вновь начала пытаться влезть в бирюзовое платье, но попытки ее не увенчались успехом. Что же делать? Она с досадой комкала в руках тонкую ткань. Не идти же домой в одном нижнем платье! Прислуга засмеет ее, а тетушка Камилла, чего доброго, упадет в обморок.
Она стояла в раздумье; и вдруг ей послышался в отдалении чей-то голос. Летиция вышла из-под скалы и посмотрела направо. Нет, на берегу никого не было. Ей просто послышалось.
Но тут вдруг голос раздался вновь. Он звал:
- Део! Летти!
Это была Мирелла. Летиция увидала ее: она стояла на верхних ступеньках лестницы. Летиция уже собралась ответить младшей сестре, как вдруг ее пронзила мысль о давешнем решении. Вот он, удобный случай!
Даже не удобный – удобнейший! Такого может больше не представиться! «О, Господи, помоги мне, дай мне силы сделать это!..»
- Летти! Део!
Мирелла начала спускаться вниз.
Летиция бросилась в пещеру, схватила платье, прижала его к груди и поспешила – но не навстречу сестре, направо, а налево, за скалу, куда так недавно повернул, чтобы раздеться перед купанием, граф Сант-Анджело.

Ну, вот и поговорили. Део подловить ее хочет. Уже понял, что вряд ли она в монастыре обитала.
Сейчас их Мирелла застанет, не понравится ей это все. Но Летти хочет ее "спасти". Ну, поглядим.
_________________

Спасибо за проду!

Гюльнара, спасибо за продолжение!
Глава закончилась на самом интересном месте. Мирелла, увидев свою сестру и графа в столь двусмысленной ситуации, будет в гневе. Понятно желание Летиции защитить своими действиями сестру. Но сейчас она портит их установившиеся совсем недавно родственные отношения. Ни родители, ни сам Део не придут в восторг от последствий решения Летти.
___________________________________

Гюльнара! Спасибо!
Да, Летиция, ценой своей репутации, старается спасти сестру от брака с не любящим ее человеком.
Но, что интересно, зная точно, что граф-насильник, не боиться. Ну и что, девственности уже лишил. Но может изнасиловать еще раз, убить, чтоб скрыть правду от других. Интуитивно доверяет, жалость при виде графа..
Женское сердце!
Но скандал в семействе ожидается грандиозный!

Ох, прервали на самом интересном месте!
Очень динамичная и захватывающая история. Гюля, какая вы молодчина-так здорово все пишете- я прямо вижу воочию как колышется бирюзовое море, нависают черные скалы и как страдает Летиция и волнуется и сомневается Амедео.Для него это тоже удар-узнать, что он насильник честных девушек.
Летиции очень нелегко, как говорится,куда ни кинь-кругом клин. Граф почти убедился, что это был не сон, и он действительно изнасиловал девушку, и скорее всего именно Летицию. Тоже непростая ситуация-жениться на сестре изнасилованной им знатной девушки. Рано или поздно это должно было бы раскрыться. Наверное, этого и хотела госпожа Фульвия-его позора.
Ну, а теперь держись Летиция-Мирелла на подходе!
Спасибо, с нетерпением жду следующей главы!

Гюльнара, хорошо пишешь! И знаешь,мне графа даже жалко... если бы он был в здравии,он бы,скорее всего,никогда не посягнул на честь девушки. Что эта ведьма ему дала,раз у него отключился разум??? Надеюсь,у этого итальянского романа окажется lieto fine( счастливый конец)?
_________________

спасибо за проду

 » Главы 19, 20

Дорогие леди
Хрыстя, рада новому читателю!

19.
За час до этого Мирелла остановила всхрапывающего и роняющего с боков пену гнедого под сенью раскидистой пинии. Море тяжело билось о скалы внизу, в такт биению сердца всадницы. Щеки ее пылали, грудь тяжело вздымалась, мокрые волосы, с которых давно уже слетела шляпа, растрепались и спутанными прядями рассыпались по лицу, спине и груди. Мирелла положила на луку хлыст, стащила с рук перчатки, отбросила с лица влажные локоны и провела потными ладонями по пышной юбке.
Бешеная скачка обычно всегда успокаивала ее, если она была чем-то разозлена или раздражена. Но не сегодня. Сегодня это средство не помогало. Мирелла чувствовала себя такой же возбужденной и взвинченной, как и вначале поездки.
- Лживая лицемерка! – пробормотала она, вновь переживая утренний разговор с сестрой. - Я расскажу о тебе маме с папой! Все-все!
Она натянула перчатки и в который раз хлестнула несчастного гнедого.
- Вперед! Вперед!
Конь помчался вновь галопом. Впереди на тропе появилось поваленное дерево, но всадница не останавливала измученное животное, наоборот, руками, корпусом, шенкелями, хлыстом она заставляла его мчаться к препятствию все быстрее.
Мирелла была уже недалеко от дерева, когда вдруг услышала за собою дробный стук копыт; затем в одно мгновение, прежде чем она поняла, кто это, чья-то властная рука перехватила у нее на полном скаку поводья, перебросила их через голову гнедого и заставила его перейти сначала на легкую рысь, затем – на шаг, а затем и вовсе остановиться.
- Массимо! – воскликнула негодующе Мирелла, откидывая волосы с пылающего лица и разглядев того, кто помешал ей.
- Да, это я. Кто же еще мог остановить вас? – Он тоже тяжело дышал, глаза его светились особенно ярко на разгоряченном лице; но говорил он спокойно и даже властно.
- Отдайте повод, - сказала Мирелла. – Вы не смеете удерживать меня.
- Ну, уж нет, кузина. Вы хотели сделать глупость, и я обязан вмешаться.
- У вас нет на это никакого права! – воскликнула она разъяренно. Она была дивно хороша в этот миг, и он опустил глаза, но ответил твердо:
- Есть. Я ваш родственник.
- Не смешите! Вы мне никто! Ваша бабушка была двоюродной бабушкой моей – вот и все наше родство!
Странная грустная улыбка скользнула по его губам:
- Это верно, и при других обстоятельствах я был бы счастлив не являться вашим родственником. Но не при нынешних. Ваш конь еле жив, Мирелла, а вы хотите заставить его прыгать. Но он может не взять препятствие.
- Уверяю вас, он возьмет.
- Нет, кузина.
- Возьмет! Я докажу вам, - только отпустите повод!
- Будьте же благоразумны, кузина. Расскажите мне лучше, что случилось, почему вы в таком состоянии? – спросил он мягко.
- Не заговаривайте мне зубы, кузен. Пустите повод и дайте мне прыгнуть!
- Мирелла, я не дам вам сделать этого. Во всяком случае, пока вы не поделитесь со мной тем, что произошло.
- Это из-за Летти, - скороговоркой произнесла Мирелла.
- Из-за вашей сестры? В чем же дело?
- Она влюблена в Део и хочет отнять его у меня! Вот в чем!
Он вдруг откинул голову и рассмеялся.
- Что тут смешного? – воскликнула девушка, в бешенстве кусая губы.
- О, кузина! Ничего более невообразимого не могло прийти вам в голову! Почему вы это решили?
- Она задала кучу вопросов о нем вчера вечером, после того, как он ушел! Вопросы, расспросы... Она завидует моему счастью, тому, что такой красавец и герой достался мне, а не ей! И радуется, что привлекла его внимание. Она заинтересовала его, притворившись больной! Но я теперь уверена, что то была просто игра.
- Летиция расспрашивала о Део? – Массимо все еще улыбался, но в голосе появилась задумчивость. – Но я не вижу тут ничего странного, она его увидела вчера первый раз в жизни, вот ей и стало интересно, кто он.
- Она могла спросить об этом и у меня, - едко вставила Мирелла, - все-таки я его невеста. И я ей о нем много рассказывала! Но Летти предпочла задавать вопросы служанкам. И такие странные вопросы...
- Какие же? – на этот раз улыбка окончательно исчезла с лица маркиза, он пристально смотрел на девушку. Но она только буркнула:
- Всякие. Вам-то что? Я не хочу больше говорить о ней.
- Хорошо, оставим эту тему, - тотчас согласился Массимо. – И давайте вернемся на виллу. Ваша тетушка, должно быть, уже переживает за вас.
- Не смешите. Она спит себе преспокойно где-нибудь в уголке.
- Део тоже, наверное, обеспокоен, - выкинул главный козырь маркиз. – Он ведь приехал со мной.
- Део здесь? – вскричала Мирелла. – И вы молчали все это время??
- Здесь. Он, как вы знаете, неважный наездник, и поэтому послал меня за вами.
- Едем! Отдайте же мне повод! – сказала Мирелла. Он тотчас исполнил ее приказ, и она повернула гнедого к вилле.
- Он в хорошем настроении? – спросила она через некоторое время, пуская лошадь легким галопом. – Вчера мне показалось, он был не в духе.
- По-моему, он и вчера, и сегодня в одинаковом настроении, - осторожно отвечал маркиз, скача с нею рядом.
- Иногда мне кажется, что он совсем не любит меня!
- Это не так, кузина.
- Вы знаете это наверное? – Она остановила гнедого, и маркиз последовал ее примеру. Ее огромные карие глаза с мольбой смотрели в его синие. - Вы говорили с ним обо мне? Что он сказал вам? Да отвечайте же! Поймите, его чувства ко мне очень важны для меня!
- Я понимаю, - пробормотал он.
- Он любит меня?
- Мирелла, он перенес слишком много за последние несколько лет. Плен, страдания, боль, ужасы тюрьмы и галер. Все это запечатлелось в его душе, и пройдет не скоро. Не ждите, что он вдруг воспламенится безумной страстью; тот, кого окатили ведром ледяной воды, не загорится мгновенно. Но именно вы можете помочь ему, согреть теплом, растопить лед его сердца.
- Но как? – прошептала девушка. – Я стараюсь, как могу, но он будто лишь отдаляется от меня!
- Прежде всего, кузина: будьте самой собой. Вы прекрасны в своей естественности, когда говорите и двигаетесь свободно, без жеманства и надуманности; вы восхитительны, когда забываете о светских условностях.
Она улыбнулась:
- О, кузен, и снова комплименты, и какие милые!
Он сжал губы и ответил резко, чем ему хотелось:
- Я лишь ответил на ваш вопрос, кузина, ничего более.
Они тронули лошадей и снова поехали рядом. Вдруг она сказала задумчиво:
- Помните то время, когда судно Део потонуло в морском сражении, и судьба многих, кто плыл на нем, была неизвестна?.. Иногда я жалею, что, когда мы получили это страшное известие, вы так настойчиво убеждали меня, что Део не мог умереть, что он остался жив.
«Я тоже жалею», - чуть не вырвалось у Массимо, но он вовремя сдержался и произнес только:
- Но вы и сами, кузина, были уверена, что он жив.
- О, нет, - вздохнула девушка. – Не будь вас рядом в то время... Не говори мы все время о нем... Я бы, как и его мать, разуверилась и смирилась. И не было бы это лучше для меня? Вот он вернулся – и не проходит дня, чтобы я не мучилась. Я так страдаю из-за его холодности и отстраненности! Так переживаю, что он не любит меня, что я ему безразлична!
- Мирелла... – Голос его вдруг охрип, и ему пришлось откашляться, прежде чем продолжить, - Мирелла, не переживайте. Он полюбит вас, страстно полюбит... ибо вас невозможно не полюбить.
- Кузен, спасибо вам! Вы всегда умеете вдохнуть в меня мужество, вселить надежду! – Она доверчиво положила затянутую в перчатку руку на его локоть, и он невольно вздрогнул, хотя это прикосновение было почти невесомым. – Я так благодарна вам! – Но лоб ее снова прорезала маленькая складочка, и она убрала руку: - Скажите, а Део ничего не спрашивал о... моей сестре?
- Кое-что, - снова став предельно осторожным, сказал Массимо. Мирелла бросила на него тревожный взгляд.
- И что же?
- Кузина, успокойтесь, он просто не знал о ней ничего, и его вопросы были вполне естественны: откуда она взялась, где воспитывалась, почему вам о ней не было известно.
- Вам не показалось, что это был какой-то необычный интерес?
- Нет, - отрубил он. – Давайте прекратим, кузина. Как вы не хотите говорить о своей сестре, так я не хочу говорить о своем друге.
- Прекрасно! Давайте молчать. Но ваше нежелание обсуждать эту тему, кузен, сказало мне больше, чем сказало бы все ваше красноречие! – Мирелла яростно хлестнула гнедого и понеслась вперед, и Массимо, хотя его конь был куда свежее, догнал прекрасную всадницу лишь на подъездной аллее.

20.
Део натянул штаны и сапоги и взялся за рубашку, но тут же отшвырнул ее. Он повернулся к морю и, скрестив руки на груди, сощурившись от яркого солнца, устремил взор вдаль.
Но он не видел моря. Перед ним стояло бледное лицо Летиции, карие глаза, расширившиеся от страха, полураскрытые, будто готовые крикнуть: «Не надо!» губы.
Она была необыкновенно хороша. Он вспомнил, как она забилась в глубину пещеры, как смотрела на него и не отводила глаз. Загнанная в угол... но все равно смелая.
А какие роскошные у нее волосы! Они струятся черными волнами, гладкие, блестящие и... ароматные. Да, она вся пропитана каким-то ароматом. Део почувствовал его, даже не прикасаясь к ней. А, если б прикоснулся... Он вздрогнул и словно очнулся.
Черт побери, о чем он думает? Он прикусил губу, раздраженный, злой на самого себя. Вот что сейчас на первом месте: его отвратительное поведение с нею. Была ли она ТОЙ девушкой или нет, - а он все больше убеждался, что была, - он не смел быть так груб, не смел играть ее чувствами, не имел права доводить ее до того ужаса, который стоял в ее глазах.
Если то была ОНА, - о, он должен был пасть перед ней на колени и умолять о прощении! А он хохотал... глумился... Нет, он издевался не над Летицией, а над самим собой, - но она могла понять все иначе. В ее мнении он наверняка стал после этого последним негодяем.
- Негодяй! – сказал он вслух. – Мерзавец! Ты пойдешь и попросишь у нее прощения!
И тут Део напрягся. Потому что из-за скалы кто-то появился и начал приближаться к нему. Скрип песка, легкие, почти неслышные, шаги... Это вдруг напомнило ему бегство с галеры, многие изнурительные часы плавания до берега, затем долгие блуждания по нему в поисках людей и пристанища, опасения, что турки высадились и ищут его, страх снова оказаться в плену – и быть преданным за побег мучительной казни... На мгновение глаза заволокло туманом, - так реально было то, что он представил, и так это воспоминание было страшно.
Део усилием воли взял себя в руки, понимая, что сейчас опасности быть не может, и оглянулся. И остолбенел. К нему шла Летиция Ферранте. Део смотрел на нее, чувствуя, что не может даже дышать.
Солнечные лучи просвечивали сквозь ее нижнюю рубашку из тончайшего полотна; и он видел тело Летиции так отчетливо, словно она была нагая. Это тело поражало своим совершенством; оно будто бы струилось сверху вниз: длинная стройная шея мягко перетекала в линию плеч, не по-девичьи широких, красиво развернутых; высокая грудь, ничем не стиснутая, мягко колыхалась при каждом шаге; темно-розовые соски, упирающиеся в ткань, напоминали спелые ягоды малины – но они, конечно, были в сто раз слаще! Плоский живот и тонкая талия перетекали в бедра, узковатые, но необыкновенно изящно обрисованные, - они походили безупречностью линий на греческие амфоры; ноги, длинные и стройные, с узкими лодыжками и маленькими ступнями с высоким подъемом, переступали с величавой, божественной грацией.
Волосы она не заплела, просто забросила за спину; несколько прядей обрамляли лицо, служа ему очаровательной рамкой.
Вся фигура девушки, все ее движения напоминали зачарованному Део небожительницу, спустившуюся к смертному с небес. Его глаза жадно вбирали в себя каждую деталь; дрожь желания - давно забытое чувство, исчезновения которого он так боялся, - пробежала сверху вниз по позвоночнику.
Справиться с возбуждением ему помогла она сама; вернее, ее взгляд, печальный и полный сострадания, смотревший куда-то позади него. Он вдруг понял причину этого сострадания – и моментально разозлился.
- Ваша спина, - сказала она, приближаясь на расстояние нескольких шагов. – Это... ужасно.
- А вы думали, что на галерах рабов гладят по спинке? – бросил он грубо, хватая рубашку и надевая ее через голову. Но следующие слова Летиции еще больше обозлили его.
- Мне так жаль...
- Не стоит, синьорина Ферранте. Все давно зажило, и ничего не болит.
- Мне жаль вашу душу, - прошептала она, - она изранена... и эти шрамы заживут нескоро.
- Не беспокойтесь; ваша сестра сумеет залечить их! – Он внезапно понял, что совсем забыл о своем желании извиниться перед ней. О, черт, эта девушка умеет затуманить рассудок!
Но теперь просить прощения было глупо: он снова нагрубил ей, снова был зол... и полон желания, которое сдерживал лишь железной волей.
Когда он сказал последнюю фразу, она вдруг быстро оглянулась назад; а, когда повернулась, он с облегчением увидел, что выражение жалости исчезло с ее лица. Теперь на нем была странная улыбка.
- Синьор граф, а я ведь пришла сюда не просто так, - она указала рукой назад, и он увидел лежащее на камне в нескольких шагах позади нее бирюзовое платье. – Вы правы: мне самой не справиться с этим. Помогите мне, прошу вас.
- С удовольствием, - процедил он, подходя и беря в руки прохладный шелк. При мысли, что эта ткань облегала совсем недавно ее тело, у него снова потемнело в глазах. – Поднимите руки, - сказал он, едва не скрипя зубами, - вот так...
Когда-то Део нравилось раздевать и одевать своих любовниц. Белье, кружева, завязки, застежки, ленты, - в этом милом разнообразии женской одежды было нечто таинственное и влекущее. Но никогда он не испытывал такого до боли острого чувства, как сейчас, надевая платье на Летицию Ферранте.
Она послушно делала все, что он говорил; наконец, платье было надето, рукава пристегнуты; она повернулась к нему спиной и, слегка наклонив голову, начала затягивать шнуровку на корсаже.
На спине был треугольный вырез, подчеркивавший длинную шею девушки; черные волосы ее почти закрыли его, и Део нестерпимо захотелось откинуть их и прильнуть к ложбинке чуть ниже шеи, между лопаток. Он шагнул и встал сзади, почти вплотную к Летиции. Она вздрогнула и обернулась.

Летиция шла к нему, дрожа, борясь с обидой, которую он нанес ей и, одновременно, со страхом. Но, когда увидела его, стоявшего лицом к морю, когда увидела следы плети на его спине, - страх почти прошел, обида забылась; осталось лишь сочувствие перенесенным им страданиям.
Но она сразу поняла, что он не хочет, чтоб его жалели, и его резкость была ей понятна. Его слова о сестре прозвучали вовремя и напомнили Летиции то, зачем она пришла; она решила действовать, и немедленно. Мирелла не уйдет, пока не найдет их, - это было очевидно; она должна застать их сейчас, и тогда... тогда, возможно, она, Летиция, навсегда потеряет ее любовь и доверие... но их потеряет и сумасшедший граф Сант-Анджело!
Она чутко прислушивалась, но Мирелла больше не звала ни ее, ни Део; судя по виду графа, он не слышал голоса невесты, да это было и маловероятно: он находился слишком далеко от лестницы.
Однако, хотя Мирелла и не подавала голос, Летиция была уверена, что младшая сестра уже недалеко.
Ей было трудно вновь выдержать прикосновения графа к себе; по иронии судьбы, он касался ее уже вторично, и на этот раз сама она попросила его об этом. Она еле сдерживала дрожь и стиснула зубы, чтобы не вздрагивать и этим не выдать свои чувства. «Вдруг он снова превратится в чудовище и набросится на меня? - мелькнуло у нее в голове. – Он выглядит вполне нормальным, но, кто знает. Хотя, - вдруг подумала она, – если это и случится, будет, возможно, даже лучше. Мирелла увидит его таким, каким он был в подземелье, - и все поймет. Лишь бы он на нее не набросился... Но нет, такое открытие будет для нее чересчур тяжелым испытанием!»
Однако, платье было надето, и ничего ужасного не случилось. Не было и Миреллы. Быть может, она все же отказалась от поисков и ушла? Теперь это было, возможно, даже лучше; благоприятная минута была потеряна.
Летиция зашнуровывала корсаж, досадуя из-за того, что задумка сорвалась; и вдруг почувствовала, что Део стоит прямо за ее спиной. Она напряглась. Она почувствовала его теплое дыхание на своей шее, и по коже побежали мурашки, но не от страха, а от какого-то нового, неведомого чувства.
Неожиданно она уловила краем уха какой-то легкий шум, будто за скалой кто-то споткнулся о камень. Мирелла! Она идет сюда! Еще немного - и она появится здесь! Значит, не все потеряно!
Она стремительно обернулась и встретилась с Део взглядом. Он явно не слышал звуков шагов Миреллы. В его глазах был неутоленный голод, но они не были глазами безумца, - просто глазами мужчины, желающего женщину. Она шагнула вбок, так, чтобы он повернулся за ней и не увидел свою невесту. Руки ее вспорхнули ему на затылок, она притянула к себе его голову и слегка запрокинула свою, подставляя ему губы. Она закрыла глаза, тщетно стараясь отрешиться от происходящего и убедить себя в том, что то, что она делает – необходимо, и это единственный выход.
Она не ожидала того, что произошло дальше. Думала, что он тут же прижмет ее к себе и жадно вопьется в ее рот. Но, хотя он не противился ее рукам, которые соскользнули ему на шею, он не целовал ее. Она вдруг почувствовала, что под ее пальцами он весь дрожит мелкой дрожью.
Припадок?? Она, в страхе, открыла глаза и увидела, что он и правда выглядит больным: он побледнел как платок, на висках и на лбу выступили капли пота; руки его бессильно висели вдоль тела, и он не пытался обнять ее; зрачки глаз расширились, как бывает от сильной боли, и цвет радужки стал темно-зеленым.
- Что с вами? – испуганно прошептала она. – Вам нехорошо?
Странная улыбка скользнула по его бледным губам.
- Нет. Мне хорошо. Слишком хорошо...
Он поднял, наконец, руку и мягко провел по скуле Летиции.
- Эта родинка... – прошептал он, - она сводит меня с ума.
Он нагнул голову и нежно, почти благоговейно, коснулся щеки Летиции. Она вздрогнула. О, Боже, тот ли это человек, что был с ней в подземелье? Он ведет себя совсем, абсолютно не так, как должен!..
Его губы медленно переместились к ее рту, язык осторожно, почти робко обвел контуры сомкнутых губ.
- Летиция, - услышала она его шепот, - прошу тебя, дай мне поцеловать тебя.
Он все еще дрожал, голос его срывался и прозвучал почти как стон, и она вдруг поняла, как необходимы ему в этом момент ее согласие и доверие. И она разомкнула губы – и впустила его.
Она не ожидала и того, что будет дальше, - и не с ним, а с нею самой. Она забыла о сестре, забыла о том, что та уже близко, быть может - уже видит их. Потому что поцелуй Део захватил ее в свою власть, потому что вихрь неведомых дотоле ощущений подхватил и закружил ее так, что у нее подогнулись колени, и она начала дрожать так же сильно, как он...
Яростный вопль Миреллы, раздавшийся, казалось, у нее над ухом, разрушил те чары, которыми околдовал ее этот поцелуй. Летиция отшатнулась от графа так резко, что едва не упала, ошарашенная, как человек, которого резко пробуждают от глубоко сна.
- А!! Так вот вы чем здесь занимаетесь! – кричала Мирелла. – Я так и знала! Лгунья! Предательница! Воровка чужих женихов!
- Элла, подожди... Ты не так поняла... Я все объясню тебе! – лепетала Летиция, с трудом пытаясь восстановить дыхание. Но она понимала, что ничего не сможет объяснить, и что сестра в таком бешенстве, что, если б Летиция и попыталась рассказать ей правду, та не стала бы слушать.
- А вы, граф, - повернулась Мирелла к Део, который скрестил руки на груди и спокойно смотрел на свою невесту, - вы... Я так любила вас! Как вы могли так поступить? Низкий, подлый человек! У вас нет ни чести, ни совести! И я всем расскажу о вас обоих! Все узнают, какие вы оба подлые и бесчестные!
- Элла... - вновь начала Летиция, но сестра, с искаженным от злобы, пылающим лицом, повернулась и стрелой побежала прочь. «Ну, вот, кажется, и все, - мелькнуло у девушки. – Ты добилась, чего хотела. Помолвка наверняка будет расстроена».
Но эта мысль радости победы или хотя бы облегчения не принесла. Ей было невыносимо жаль Миреллу, было горько, больно, стыдно... и она ненавидела всеми фибрами души стоявшего рядом человека, который и так уже разрушил ее жизнь – и по чьей вине она сейчас, быть может, навеки рассорилась с родной сестрой и разбила ей сердце.
- Летиция, - сказал он, и она вздрогнула и оглянулась на него, пылая не меньшим гневом, чем ее сестра. Он шагнул к ней.
- Не приближайтесь, - голос ее стал низким и глухим, - прочь от меня!
- Летиция, послушайте...
- Негодяй! Я вас ненавижу! Ненавижу!
Он с недоумением смотрел на нее:
- Но вы же сами...
- Молчите! Она права! Вы подлец! У вас нет чести!
Он вдруг разозлился, глаза сверкнули нехорошим блеском:
- А я и не скрывал этого! И вам говорил об этом – не более как полчаса назад. Но вы сами явились сюда и предложили мне себя!
Он стремительно шагнул к ней и, как тогда, в пещере, навис над ней. Но на этот раз он схватил ее за плечи и тряхнул.
- Что за игру вы ведете, Летиция? Говорите!
Она была на грани того, чтобы сказать ему; выплеснуть на него все, что накопилось в душе, облегчить душу. Но стыд сжал горло, и она молчала. Граф стиснул ее плечи сильнее, ей стало больно. Она размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу.
Он разжал пальцы. Летиция вырвалась и, как и Мирелла, пустилась бежать от него, подхватив подол платья.
Део не преследовал ее; он провожал ее взглядом, в котором она, если б обернулась, прочитала уже не злость, а глубокое раздумье.

Спасибо за проду!

Да! Что чичас начнется!!!..... Хотя поступок Летиции понимаю прекрасно.
Гюля-спасибо!

Ох, ничего себе, какие страсти бушуют! Конечно, это же Италия, и солнце тут жаркое и чувства-такие же.
Очень колоритные герои получаются!
Спасибо, ждем-с!
_________________

Страсти кипят! Что теперь Летти ждет, Мирелла в ярости, граф в раздумьях.)))
И как выпутываться теперь из этой ситуации?
_________________

 » Главы 21, 22

La Sorellina , обязательно

21.
Мирелла сама не знала, как смогла подняться наверх по лестнице; она рыдала так отчаянно, что заболела грудь; слезы застилали ей глаза, и она совершенно не видела, куда ступают ее ноги.
О, она догадывалась, догадывалась, что Део не зря пошел на берег! Она почувствовала тревогу, едва лакей сообщил ей, что его сиятельство не дождался ее, что спросил про Летицию и, услышав, что синьорина отправилась к морю, зашагал в том же направлении.
Тогда Мирелла стегнула своего вороного и полетела к берегу, надеясь догнать жениха по дороге. Массимо она крикнула, чтобы он не беспокоился за нее и не следовал за ней; исполнил ли он ее просьбу, больше похожую на приказ, она не знала, ибо в пути даже ни разу не оглянулась, охваченная подозрениями и сомнениями.
Део тянет к Летти, - это несомненно. Она завлекла его. О, она коварна, старшая сестра, замыслившая отнять у Миреллы жениха и разрушить счастье влюбленных! Почему, зачем? Из зависти? Из мести младшей сестре, которая с рождения жила в холе и неге с любящими родителями, в то время как она, Летиция, томилась за мрачными стенами обители, где столько лет видела лишь погруженных в молитвы, молчаливых монахинь?
Но Летти же говорила, что не выйдет замуж, на распятии клялась, что Део – последний мужчина на земле, который нужен ей! Лицемерка! Все ложь, все обман!!
Мирелла вновь и вновь хлестала гнедого, понуждая его мчаться все быстрее. На каждом изгибе тропинки она привставала на стременах, ожидая увидеть впереди знакомую высокую фигуру, то и дело выкрикивала имя жениха, - вдруг он устал, сошел с дорожки и присел где-нибудь в тени? Но Део не отзывался; его не было.
Достигнув лестницы, ведущей вниз, Мирелла уже окончательно лишилась надежды на лучший исход. Она спрыгнула с коня, привязала его к дереву и подошла к ступеням.
Сначала она хотела спуститься вниз молча, крадучись, чтобы застать ИХ врасплох; но, устрашившись того, что могла увидеть, выкрикнула снова несколько раз его имя – и даже имя коварной сестры. Никто не откликнулся; и тогда она начала спускаться.
Она никогда не была на берегу с сестрой, но та рассказывала ей про свою излюбленную пещерку под скалой. Когда Мирелла заглянула туда, сердце так отчаянно колотилось у нее в груди, что ей казалось – этот стук слышен по всему побережью.
Но в гроте никого не было, хотя, несомненно, Летти какое-то время находилась тут, - Мирелла увидела корзинку с провизией.
Может, сестра купается? Мирелла приложила ладонь ко лбу и устремила взгляд на море; но Летти не было видно. Так же как и Део.
Не утонули же они! Она со злостью топнула ногой и пошла дальше, на повороте споткнувшись о камень и едва не упав.
А лучше бы она упала. И даже повредила себе что-нибудь, или ударилась головой и потеряла сознание, - лишь бы не увидеть того, что ждало ее за поворотом! Потому что открывшаяся ей картина не оставляла никаких сомнений, - все было очевидно.
Он целовал Летти; она обнимала его за шею и отвечала на поцелуй... Вот как все было. И это не было ночным кошмаром. Это было явью.
Мирелла зарыдала еще громче. Все было кончено. Эти два низких, подлых создания разбили ее сердце! Нет, оно все еще бьется в груди, - но оно разбито, и это навсегда!
Она отвязала гнедого и села на него. Посмотрела вокруг невидящим взором. Куда ехать, в какую сторону?
Только не домой. Там тетушка Камилла, слуги, горничные. Она никого из них не хотела видеть. Потом ОНИ. Они наверняка поспешат на виллу, боясь разоблачения, стремясь успокоить ее и заставить молчать, или даже разуверить, убедить, что то, что она видела - совсем не ТО, что ей просто показалось... Но этого они не дождутся. Она все видела слишком хорошо, и молчать не станет!
Она расскажет про них обоих, - просто дождется возвращения мамы с папой, и обязательно расскажет! Или даже поедет к родителям в Сорренто. Она же не останется под одной крышей с лживой подлой сестрой!
О, да, к маме с папой! Мирелла всхлипнула, ей безумно захотелось увидеть их лица, услышать голоса, почувствовать объятия нежных маминых рук.
Но сейчас она побудет одна, - пусть ПРЕДАТЕЛИ поволнуются, попереживают, где она и что с ней! Не только же ей страдать из-за них!
И она повернула коня прочь от виллы и послала его снова в бешеный галоп.
Деревья, скалы, море летели мимо нее, конь под ней храпел и порой как будто припадал на одну ногу, но Мирелла не обращала на это внимания, поглощенная своими переживаниями.
И, когда впереди вновь возникло то дерево, возле которого остановил ее сегодня Массимо, она, не раздумывая ни секунды, - и послала его вперед, на препятствие...
Все остальное произошло в мгновение ока, - резкий толчок, когда лошадь прыгнула; сухой, как треск палки, звук удара и визг коня... Мирелла ощутила, что гнедой летит мордой вниз, что с ним что-то не так. Она успела вытащить ногу из стремени и, оттолкнувшись изо всех сил от лошади, прыгнула в сторону, чтобы животное не придавило ее при падении.
Это спасло ее жизнь, но не ногу; Мирелла упала и почувствовала резкую боль в щиколотке. Сзади раздался глухой шум, затем стон, словно у раненого человека. Мирелла оглянулась: ее гнедой любимец лежал на боку, голова его была повернула к ней. Огромные темно-карие глаза были подернуты дымкой боли, в них стояли слезы; с морды свисала кровавая пена. Он снова застонал, и Мирелла попыталась встать, чтобы подойти к нему; но боль опять пронзила ногу.
Тогда она поползла к нему, плача и прося прощения... Но сделала неловкое движение, и в щиколотку будто воткнули раскаленное шило. Девушка, вскрикнув, потеряла сознание.

Она очнулась от прикосновения чего-то приятно влажного к лицу. Открыла глаза. Над нею склонилось бледное взволнованное лицо, на нее глядели с необыкновенным волнением синие яркие глаза.
- Мирелла! Наконец-то! Слава Создателю! – Массимо снова приложил свой намоченный платок к ее лбу.
- Кузен... Это вы? – Она попыталась приподняться, недоумевающая, пытаясь вспомнить, что случилось.
- Лежите, - мягко удерживая ее, сказал Массимо. – У вас повреждена нога. Перелома нет, хвала Всевышнему, но все равно вам нельзя двигаться.
- Нога, - повторила Мирелла – и вдруг все вспомнила. – Мой конь!.. Мой гнедой!
- Простите. Он сломал при прыжке через дерево переднюю ногу. И при падении - хребет. Мне пришлось... – сказал он глухо.
Теперь она поняла, что все это время он загораживал собой ее лошадь.
- Отойдите, - потребовала она. Он не шевельнулся, и она сделала движение, чтобы приподняться. – В сторону, кузен! Или я встану, даже если нога сломана! Я должна его увидеть!
- Хорошо, - он встал с колен и отошел. По лицу Миреллы вновь заструились слезы, когда она увидела тело гнедого. Маркиз милосердно перерезал ему горло кинжалом.
- Я виновата, - прошептала девушка. – Я погубила его. О, Боже, как я виновата!..
- Мирелла, Мирелла, - Массимо вновь опустился рядом с ней на колено, нежно взял ее руку. – Не корите себя, дорогая. Это было стечение обстоятельств...
- О, нет. Я знала, что он не возьмет препятствие, но заставила его прыгнуть. Кузен, какой страшный день! Как я несчастна!
Она вдруг уткнулась головой ему в грудь и зарыдала. Он застыл на мгновение, но затем привлек ее к себе, обнял, начал гладить по растрепанным, спутавшимся волосам, бормоча какие-то невнятные слова утешения.
Когда прошел этот взрыв горя, он сказал, что сходит за помощью.
- Вас нужно перенести домой, думаю, на вилле найдется что-то вроде носилок.
Но Мирелла вцепилась в его рукав и начала умолять не оставлять ее здесь одну.
- Посадите меня на вашего коня, - предложила она, бросая взор на лошадь маркиза, пасшуюся неподалеку.
- О, нет. Для вашей ноги такая тряска небезопасна, и вам будет очень больно, - возразил он.
- Я потерплю...
- Нет. – Он задумался, потом сказал: - Хорошо, я не оставлю вас. Я понесу вас на руках. Но, если вы почувствуете сильную боль, или вам станет неудобно, скажите мне.
- Обязательно, - пообещала Мирелла.
Массимо с величайшей осторожностью поднял ее и понес. Она не протестовала, только изредка тихо всхлипывала, и тогда он вновь и вновь говорил ей что-то ласковое, доброе, и это было бальзамом для ее израненной души. Ей было необычно уютно в его руках, они были сильными и надежными.
Она и не заметила, как они достигли виллы Ферранте; за всю дорогу Массимо ни разу не остановился, ни разу не пожаловался на усталость, и руки его не дрогнули ни разу, хотя он нес ее вверх по склону по самому солнцепеку, и довольно долго.

22.
Вскоре Мирелла уже лежала в постели; ногу ее плотно перевязали и уложили на подушку. Она никого не хотела видеть; особенно настаивала, чтобы к ней не пускали жениха и сестру. Перепуганная тетушка Камилла послала за семейным врачом и выразила намерение немедленно известить родителей младшей племянницы; но тут Мирелла решительно заявила, что чувствует себя гораздо лучше, что с ней нет ничего страшного, и что маме с папой о ее легком недомогании знать не нужно.
- Когда они вернутся, тетушка, я буду уже совершенно здорова, - пообещала она и повернула голову к не отходившему от нее, по ее просьбе, маркизу: - Не правда ли, кузен?
Массимо не разделял этого оптимизма, - скорее наоборот, он был очень встревожен состоянием ноги Миреллы, да и не только ноги, - но не смог противостоять взгляду прекрасных карих глаз, устремленных на него, и выразил вслух надежду, что кузина непременно, и в самом скором времени, поправится.
- Теперь оставьте меня, - сказала Мирелла и с легким вздохом откинулась на подушки. Когда Массимо направился с тетей к двери, она окликнула его:
- Не вы, кузен! Вы останьтесь.
Он повернулся.
- Но вам нужен покой... И я не могу быть наедине с вами. Это нехорошо.
- Покой! – с какой-то безжизненной улыбкой проговорила она. – Увы! Когда я вновь обрету его?.. – И, видя, что он напряженно смотрит на нее, добавила: - Вы мой родственник, и тетя не будет возражать. Не правда ли, тетушка Камилла?
Она бросила на старушку такой взгляд, что та тотчас с готовностью закивала головой:
- Конечно, маркиз, останьтесь, посидите с кузиной, развлеките ее. А я пойду, подожду в гостиной врача. – И она широко зевнула.
- Сядьте здесь, - когда тетя вышла, Мирелла указала Массимо рукой на кресло, - придвиньте его ближе ко мне.
Он выполнил ее просьбу. Мирелла какое-то время молча смотрела на него, с выражением человека, который видит что-то впервые. Маркиз смутился.
- Вы были так добры, кузен, - наконец, произнесла она. – Без вас я бы не выдержала всего этого... Но, - спохватилась она, - вы так долго несли меня по жаре, и даже не выпили воды! У вас лицо красное, губы потрескались...
- Это пустяки, - сказал он, чувствуя, что щеки еще больше запылали.
- О, нет!
Мирелла позвонила в колокольчик и велела появившейся Аннализе принести синьору маркизу графин холодного вина и фруктов.
Когда горничная принесла все это, Мирелла заставила Массимо выпить вино и съесть персик и гроздь винограда. Он не без смущения ел и пил, а она следила за ним тем же странным взором.
- Ну, как? Вам легче теперь? – спросила она. Он заверил ее, что с ним все в порядке.
- Да, теперь лицо у вас стало нормального цвета, - сказала Мирелла.
- Благодарю вас, кузина.
- Нет-нет! Я не заслуживаю благодарности. Я причинила вам столько хлопот... А ведь у вас, наверное, много дел.
- Главное дело жизни любого человека – помогать своим близким.
- Это верно, - она задумчиво теребила край одеяла. Массимо не выдержал:
- Скажите, что с вами? Что произошло после того, как вы ускакали за Део? Вы встретили его?
- Да, встретила. – Снова та же безжизненная улыбка.
- Мирелла, - он наклонился и взял ее за руку. – Мне нужно знать, почему с вами произошло это несчастье. Ведь это случилось не просто так?
- Не просто так, - повторила она тусклым голосом.
- Скажите же мне! Прошу вас!
Она глубоко вздохнула:
- Ну, если вы так хотите... Помните, сегодня на прогулке я говорила вам о своих подозрениях?
- Что ваша сестра влюблена в Део?
- Да. Так вот, - это правда. И он тоже любит ее. Я видела их. На морском берегу. Они целовались. – В голосе Миреллы не было гнева, она говорила спокойно и отстраненно, будто речь шла о чужих людях.
Массимо вскочил с кресла:
- Нет! Быть не может! Вам показалось!
- Я стояла в двух шагах от них. Она обнимала его за шею. Они целовались так, что не заметили меня.
- Они вас не видели? – резко спросил он.
- Потом увидели. Но они ничего не отрицали. Летти... она хотела что-то сказать в свое оправдание, но все было написано у нее на лице. А Део... он вообще молчал. Он был так невозмутим. Кажется, ему было все равно, что я застала его с другой. Я кричала на них. Я сказала им, что все про них расскажу. Но теперь думаю, что не буду делать этого. Бог им судья. Если они любят друг друга... пусть будут счастливы.
Маркиз молчал, кусая губы, пытаясь обрести хладнокровие, и почти не слышал последних слов девушки.
Део целовался с Летицией! Теперь ему было понятно поведение Миреллы. Ярость заклокотала в нем, когда он представил – дьявол и преисподняя, в который раз! – чем могло кончиться для Миреллы падение с гнедого.
- Я должен покинуть вас, кузина, - сказал он.
- Не уходите! Прошу вас!
- Я должен, - повторил он. – Простите меня. Если вы не хотите оставаться одна, - я пришлю к вам тетю или горничную.
- Нет. Они мне не нужны, - печально сказала Мирелла. – Хорошо, идите. Только, будьте так любезны, еще раз попросите тетушку не пускать ко мне сестру и... графа. Я не хочу их видеть. – Она повернула голову к стене.
- Простите, - повторил он, больше всего на свете желая остаться с нею, - я приду к вам завтра. Обещаю.
Она не ответила; он молча поклонился и вышел из комнаты.
Массимо столкнулся с Део лицом к лицу на нижней ступени террасы.
- А! Вот и ты! – сказал граф. Маркиз, натягивая перчатки, метнул на него свирепый взгляд и проронил тихим, но звенящим от бешенства голосом:
- Пойдемте.
- Куда? – недоуменно спросил Део.
- За ограду, - бросил Массимо, - у меня к вам одно дело.
Он широко зашагал по подъездной аллее к воротам. Део, все с тем же недоумевающим видом, пошел за другом.
- Что случилось, Массимо? Что это за тон? И почему ты говоришь мне «вы»? – спрашивал он на ходу, но маркиз все его вопросы оставлял без ответа.
Тогда Део пожал плечами и, уже молча, последовал за ним.
Наконец, они оказались за оградой виллы. Здесь Массимо резко повернулся, стянул с руки перчатку и швырнул в лицо другу.
- Вы подлец, граф! Я вас вызываю.