Жила-была девочка. Часть II (ИЛР, семейная сага)

бывает... и самое обидное, когда коммент большой и уже почти дописанный...


Представляю, как тебя "впечатляли" мои речевые обороты...
В какой-то период стало модным снимать сериалы о том времени... одни еще можно смотреть - другие невыносимы...


Умозрительная картинка - наше Фсё... без оной не читается и уж тем более не пишется... У тебя с полным погружение все И судя по тому, что ты осилила мой Розовый бред, я тоже не стратила...
_________________

Привет всем!
Окончила, наконец, первую часть и начала вторую. Сильно удивляет меня целомудрие авторских персонажей. По-моему, даже у Толстого вели себя раскрепощеннее, а ведь там дело было добрых 100 лет назад. Да и что это за брак такой, где молодые супруги по-прежнему по имени-отчеству и даже мужу о беременности сказать стыдно? Где же та самая душевная близость, ради которой они бежали?
Позже составлю более развернутый отзыв, а пока так. По верхушкам. Автору спасибо за роман!
_________________

Зато у Чернышевского не только по имени и отчеству, но и спали в разных спальнях. Думаю, это зависело от воспитания, а так же от того, что они видели в семьях. Можно общаться на "ты" и по имени и быть абсолютно далекими друг от друга, имхо.
_________________

Всем привет, и с первым Спасом.

cata, спасибо за поздравление.


о, да, это вообще ужас)


они соответствуют духу произведения) странно было бы если б Стасик или Рози заговорили, как герои Толстого, к примеру.



Согласна. но невыносимых все больше...

Стеба много, бреда не увидела, и картинка имеется))

А почему, собственно, нет? Девушка воспитана в институте и в деревне, а Василий просто воспитанный человек и знает, с кем и как можно говорить. Понятно, что с дамами полусвета он бы так обходиться не стал.Раскрепощенность не всегда благо, насчет беременности - матушка ее так воспитала, да и отец, как я понимаю. тягостей супруги не приветствовал в большом количестве, вот Аглая и засмущалась. А с близостью, мне кажется, там все в порядке, и с душевной, и с физической.

буду ждать, и вот, кстати

совершенно правильно, и я абсолютно согласна, к тому же он называет Аглаю по имени. Только она его по имени отчеству и то не всегда. А надо заметить, что режиссера Григория Александрова супруга всю жизнь звала по имени-отчеству. и это уже глубоко СССР.
___________________________________

Но твой вариант, меня почти сделал... смеялась, что редкость...

Ульяша, спасибо за "саднящие от вожделения чресла"...!
(непременно сплагиачу... Есть такой недостаток: аки губка впитываю стиль написания вкусного автора, а потом выплескиваю… выходит забавно…)
_________________

Привет, тезка)


посмеялась. даже голова прошла))
у меня есть нечто подобное, правда, не совсем так
вот тут, если интересно.
___________________________________

 » газета "Новый Край" и немного истории и фото

___________________________________

Всем привет!
Ульяша, спасибо за основательное погружение в историю. Фото очень интересные ) Вдохновения!

Я так поняла, что все они погибли в бою 14 марта, когда очень сильно пострадала русская эскадра.
Газета, к сожалению, только в таком размере и прочесть достаточно сложно


Спасибо, Ди, пишу. Я как начинаю читать эти воспоминания о том времени, погружаюсь и не хочется выныривать, а вот поделиться очень хочется, просто, чтобы понятнее было, что и как там на самом деле происходило. Если бы не погибли Макаров, Кондратенко, посмелее были Виррен и Григорович, кто знает, как бы повернулось. Стессель сдал крепость, когда она еще могла сражаться, при этом во время осады, вернее, перед осадой, много сделал для того, чтобы крепость осаду не выдержала. Запретил реквизировать скот, много продуктов разрешил увезти из города, мало платили китайцам .которые готовы были под огнем снабжать крепость. Зато смотром строя увлекался донельзя вместо постройки нормальных укреплений.
___________________________________

 » Аглая с младенцем, картинки от Ксю

Всем доброго вечера.
Вот такие картинки нарисовались по предыдущей главе для Аглаи






_________________

 » Красивущая заставка ко 2 гл. 2 части от Ани (Sad Memory)

Доброго дня, Леди
Кто празднует - с Яблочным Спасом
Для меня Преображение - праздник особенный, может быть когда-нибудь расскажу


Спасибо, Ксен, очень классно
только это по второй главе.

Мне вот Анечка для нее заставку сделала. Если унее получится и дальше, буду к каждой главе выкладывать заставочку такую графическую со смыслом происходящего.
Я бы не стала хвастаться отдельно, но глава давно прошла а графика совершенно замечательная


___________________________________

Аленушка, какая красота!!! Спасибо мастерице!!! Аленушка, насчёт картинок, напиши мне в личку или в Вайбер
___________________________________

 » Глава 4

Глава четвертая


В неделю Жен-Мироносиц у Чернышевых намечалось небольшое суаре по случаю праздника и того, что Стефану только что сровнялось четыре месяца, и Василий Сергеевич решил представить сына публике. С самого утра Аглая была занята приготовлениями, и только ушла к себе покормить малыша и немного отдохнуть, как в дверь позвонили. Решив, что пришел очередной посыльный и, зная, что Василия Сергеевича еще нет дома, графиня уложила сына в колыбель и, накинув на плечи шаль, собралась выйти, чтобы дать распоряжения, как дверь отворилась, пропуская испуганную Мари:
– Madam de la comtesse, y a un homme un en uniforme, et une fille avec lui (графиня, там мужчина какой-то в мундире и девочка с ним (фр)) – быстро заговорила та, – une petite fille, il vous demande (маленькая девочка, он вас спрашивает (фр))
– Какая девочка? – удивленно спросила Аглая по-русски, забыв, что Мари русской речи почти не понимает, – quelle fille? (какая девочка (фр)), – тут же поправилась графиня, – restez avec le bébé (посиди с малышом (фр)), – кивнула горничной, открывая дверь. – Я сейчас.
В холле в самом деле были мужчина и ребенок, лиц которых Аля с высоты антресолей разглядеть не могла, но стоило ей спуститься на один пролет, как ноги сами понесли вниз чуть не бегом:
– Котя, Котенька, – графиня с разбегу повисла на шее брата, – родной мой, ты приехал, – быстро говорила она, вглядываясь в уставшее и какое-то посеревшее лицо Константина Закревского. – Кто это, что за ребенок, что случилось, – отстранившись от брата, Аля наклонилась к девочке, уткнувшейся в шинель ротмистра. Малышка повернула голову, и молодая женщина не смогла сдержать крик удивления. – Оля? Оленька? Как же это? – графиня начала раздевать крестницу, шепча ей на ухо ласковые слова, а потом снова обратилась к брату, и на этот раз голос ее был строгим и чужим. – Извольте, Константин Ильич объясниться, как вы тут оказались, и почему Олюшка с вами? Где барон? Баронесса?
– Алюша, погоди с расспросами, дай в себя прийти, дороги страшные, прикажи лучше ванну, и девочку пусть спать уложат, после поговорим, – отдав слуге верхнюю одежду, Закревский обнял сестру, – устал я, милая, не чаял уже добраться, право, прикажи ванну и коньяку.
– Хорошо, Костя, – сердце графини сжалось от дурного предчувствия. – Василий Сергеевич скоро будет, проходи в гостиную, я сейчас распоряжусь.
 
Вернувшись через полчаса в гостиную, Аглая нашла брата дремлющим на диване. Видимо, тепло дома и выпитый коньяк разморили уставшего ротмистра, и он даже не нашел в себе силы дойти до ванны.
– Прохор, – кликнула Аглая камердинера мужа, одного из немногих русских слуг в доме, – это мой брат, граф Закревский, проводи его в ванну, вещи, – графиня указала на чемодан и портплед, – снеси в гостевую на первом этаже и мундир ротмистру почисти, боюсь, другого у него с собой нет. – Отдав распоряжения, она прошла на кухню приказать, чтобы поставили на ужине еще один прибор, и вернулась к себе.
Аля терялась в догадках, что могло случиться, и встретила пришедшего домой супруга едва не в слезах.
– Василий, беда у нас, чует мое сердце, беда, – едва Чернышев появился в детской, куда он всегда заходил первым делом поцеловать сына, сказала графиня, прижимаясь к мужу и ища утешения в его объятьях.
– Что, mon coeur, что случилось, Аленька? – Василий с готовностью обнял жену и принялся легонько поглаживать ее по спине и вздрагивающим плечам, – что с тобой, моя хорошая? Кто приехал-то? Вести дурные привезли?
– Костя, – тихо проговорила Аглая, – Костя и Оленька с ним.
– Quelle est cette Olenka (какая такая Оленька (фр.))? – граф пытался говорить шутливо, чтобы Аглая быстрее успокоилась, чувствуя, что приезд брата и этой неведомой ему Оленьки сильно тревожат супругу.
– Велио. Дочка Мари и Андрей Петровича, крестница моя, – только и смогла выговорить графиня и, не сдержавшись, заплакала, уткнувшись в сюртук мужа.
– С какой стати? – брови Василия недоуменно поползли вверх, – выкрал он ее что ли? Надо срочно в Москву телеграфировать, узнать, что там произошло.
– Не надо в Москву, граф, не трудитесь, я расскажу, – в проеме двери неожиданно возник Константин Ильич Закревский, – извините за вторжение, и, я думаю, Аглае лучше здесь обождать, пока мы поговорим.
– Хорошо, ротмистр, пройдемте в кабинет, – Чернышев поцеловал супругу, взглядом прося ее не волноваться, и вслед за Закревским покинул детскую.
Аглая опустилась в кресло и прикрыла глаза, пытаясь успокоиться и не накручивать себя прежде времени, но, не выдержав сидения в одиночестве, прошла в гостиную и приказала подать чаю.
 
 
Всю дорогу от Москвы до предместья Парижа, ротмистр прокручивал в голове диалог с графом Чернышевым. Сначала намеревался отдать ребенка, выдвинуть свои условия и, урегулировав все, уйти. Остановиться он предполагал в гостинице, к Чернышеву лишь наведаться и вполне возможно, сначала одному. И лишь договорившись обо всем, привезти Олю. Только в пути он очень привязался к ребенку, да и многое передумал, а то, с какой радостью Аля бросилась ему навстречу, вовсе смешало все планы, и теперь он положительно не знал, как начать разговор, потому сидел в предложенном ему графом кресле молча.
Чернышев тоже разговора не начинал, только терялся в догадках, что именно произошло в Москве, и отчего младший из братьев Закревских сидит сейчас тут перед ним, изрядно выпивши, имея сказать что-то важное, и при этом молчит.
– Курите, Константин Ильич, – Василий достал из кармана портсигар и предложил ротмистру.
– Благодарю, – Закревский взял сигарету, слегка помял ее в пальцах, понюхал, но отчего-то курить не стал, – хороший табак у вас, Василий Сергеевич.
– Не жалуюсь, – кивнул граф, затягиваясь, – к делу, прошу вас, там Аглая места себе не находит, а мы тут рассусоливаем, ровно барышни кисейные.
– Мой брат убит на дуэли в Москве почти месяц тому, – выдавил из себя Закревский и замолчал.
Василий ждал, не перебивая, предпочитая не задавать наводящих вопросов, пока не очень понимая, куда клонит ротмистр.
– Только и соперник его в ту же ночь от раны скончался. Доктор Бартенев ничего сделать не смог, – продолжил Константин свою сбивчивую речь, но услышав имя семейного доктора, Чернышев не выдержал, смяв в руках сигарету, вскочил с кресла и буквально вцепился в ворот рубашки шурина.
– Кто?! – выдохнул Василий, едва не сорвавшись на крик, – кто???
– Барон, – Закревский схватил зятя за руки, – пусти, задушишь, не ровен час.
– Задушил бы, – в сердцах бросил граф Чернышев, – да рук марать не хочу. Рассказывай. По порядку рассказывай.
– Я пока ехал, думал много, – Константин пружинисто поднялся с кресла, подошел к столику, на которой стоял графин с коньяком и снифтеры, плеснул себе полный и выпил залпом. Видно было, как ходит его кадык в вырезе рубашки, как дрожат пальцы. Выпив, он налил себе еще и пошел к столу, когда был окликнут собеседником.
– И мне плесни. Полный.
Кивнув, Закревский наполнил второй бокал, отнес оба к столу и сел в кресло.
– Сволочь я, Василий, как есть сволочь. И поступил по-скотски. И дальше бы так себя вел, если бы не Оленька и не Аля. Аглая так мне обрадовалась, что… – он скрипнул зубами и сделал глоток обжигающего напитка, – я себя последним человеком почувствовал. Блудным сыном, как в притче. Только я брат, но это, наверное, еще хуже. – Закревский наконец закурил, жадно затягиваясь, а потом заговорил снова. – Николай с самого начала на наследство Алино зарился, да и я тоже. Денег-то давно в семье не было. Дом продали, имение заложено. Только бабкино наследство и оставалось. – Константин встал, подошел к окну и распахнул форточку шире. В комнату ударила струя теплого воздуха с ароматами весенних цветов, – как родители погибли, братец запил, и если б не Сергей Романович, кто знает, чем кончилось бы. Он тогда в Сосновку приехал, помог, и Николя вроде выправился. Писал мне, что жениться собрался, но оказалось, все – ложь. Андрей Петрович мне в полк отписал истинное положение дел. И все слухи, что брат мой распускает, и много чего. Сразу я приехать не смог, но как отпуск выправил, примчался. Как раз перед дуэлью. Ну и секундантом его стал, брат все-таки. Хоть и говорил тогда, что миром лучше решить, но он уперся «честь мундира, честь мундира». …Какая к черту честь, коль ведешь себя бесчестно. Андрей Петровича секундантом был прапорщик Штольц, инженер из вольноперов. Тоже все мириться уговаривал. …Куда там! …Рано утром в роще за Ходынкой, пятнадцать шагов, выстрелили одновременно. …Барон оказался лучшим стрелком, – ротмистр словно выплевывал слова и короткие предложения, делая большие паузы. Чувствовалось, что говорить ему нелегко до чрезвычайности. – Андре еще сутки почти промучился… Господи, лучше б мне не ездить туда… Эта француженка… как она кричала, а потом… прокляла меня. Только и я не в себе был… Родители, брат… – Константин уронил голову на руки, и Чернышев услышал глухие рыдания. Он и сам был на грани после этого разговора, а неясным оставалось еще многое. Закревский же был сильно не в себе, и продолжать его мучить казалось графу бесчеловечным.
– Иди проспись, Костя, – Василий назвал ротмистра по имени, как когда-то летом в Сосновке, когда они с Романом порой снисходили к младшим, и все еще было хорошо, и все были живы… – граф вздохнул.– Сейчас Прохору кликну, уложит тебя, а договорим потом, – Чернышев положил руку на плечо шурина и слегка сжал его. – Я тоже во многом виноват… Прости… Завтра, все завтра…
Сейчас предстояло как-то рассказать Аглае о гибели ее брата и барона, а потом встречать гостей – звонить с отказом было уже не прилично.
 
 

***

 
 
Вербное воскресение стало для Лики вместо праздничного днем траура – поутру схоронили на Введенском кладбище барона и баронессу Велио. Месяцем ранее в том же склепе упокоилось и тело старого барона, наказавшего непременно отвезти его в Москву в семейную усыпальницу. Стараниями доктора Бартенева, маленького сына Мари удалось спасти, спешно вызванный отец Михаил окрестил младенца по святцам Кириллом, и сейчас мальчиком занималась спешно найденная Чернышевыми кормилица. Малыш чувствовал себя вполне сносно, хоть и появился на свет недоношенным.
Перед смертью Петр Карлович с сыном помирился и завещание переписал, но не в пользу Андрея Петровича, а в пользу его сына, буде таковой родится, так что теперь выходило, что маленький Кирилл – барон и наследник рода Велио.
– Хоть в чем-то малышу повезло, – вздохнул Сергей Романович Чернышев после разговора с поверенным. – Родственников только нет никого, кому опекунство оформить.
– Надобно на Высочайшее имя прошение, – кивнул тот. – У Гликерии Александровны дядья при дворе, помогут оформить.
– И то правда, Павел Дмитриевич на Пасху обещался, с ним и поговорю, – согласился граф, попросив стряпчего составить документ как можно скорее.
– Непременно, Ваша Светлость, все сделаю, на отпевание буду, как же-с, непременно, и бумаги привезу.
На том и распрощались.
 
 
То, что обоих дуэлянтов будут отпевать в одном храме и похоронят на одном кладбище, было неожиданным, но еще более неожиданным стало приглашение Сергеем Романовичем Константина Закревского и прапорщика Штольца – единственных, провожавших в последний путь второго дуэлянта, – на поминальную трапезу в дом Чернышевых.
Говорили за столом все больше о войне – как сообщали газеты, накануне в Одессу прибыл пароход «Малайя» с командами «Варяга» и «Корейца». Моряков восторженно встречали в карантинной гавани, и был отслужен торжественный молебен.
После трапезы Федор Федорович Штольц откланялся и уехал, было явно, что он чувствует себя в этом доме несколько неуютно, а граф Закревский, хвативший лишнего, уложен спать в кабинете Сергей Романовича, поскольку на дворе было еще сыро и холодно, а в гостевых не топили из экономии.
 
Всю Страстную Лика провела в госпитале, который окормляла Иверская община, вместе с крестовыми сестрами и вернулась домой только после пасхальной заутрени – разговеться с родными. Константин Ильич зашел с визитом и попрощаться – после праздника должен был отбыть к месту службы.
Видевшая его практически второй раз в жизни – детские приезды в Сосновку не в счет, с того времени она никого из братьев Аглаи не помнила – Лика была рада отъезду ротмистра. Было в нем что-то такое, как написала она Мите, скользкое, что общение становилось неприятным. Княжне казалось, что Закревский не говорит того, что думает, потому что он постоянно прятал глаза, Аполлинария Павловна же считала, что ему, вероятно просто неловко бывать у них – ведь именно его брат был виновником сиротства детей барона, которые жили у Чернышевых. Прошение на Высочайшее имя пока подано не было, потому что ни Павел Дмитриевич, ни Бобровские на Пасху не приехали, а другой оказии отправить бумагу в Петербург пока не случилось.
Отобедали, попрощались с Константином Ильичем, Сергей Романович даже велел Готфриду отвезти графа на вокзал, но тот отказался, поскольку еще не был собран окончательно, да и предпочитал, по его словам, добираться на извозчике.
Ужинали Чернышевы в одиночестве – Лика переменила платье и уехала в госпиталь с подарками, а на следующее утро за ней прибежала взволнованная Дуняша: пропала маленькая Оленька.
Граф Чернышев сообщил в полицию, в доме учинили обыск и опросили всю прислугу, но никто ничего не видел и не слышал. Лишь спустя пару дней к дому явился нищий и за двугривенный рассказал, что ночью – аккурат после Пасхи – из окна первого этажа выпрыгнул мужчина в темном плаще, а на руках у него был не то сверток, не то другое что.
– Ребенок, маленькая девочка, – Сергей Романович внимательно смотрел на мужичонку в обносках, ожидая ответа.
– Мабуть и девочка, барин, ночью-то как разберешь, да и побег он не ко мне, а в проулку. Коли б в мою сторону, разглядел бы, – побирушка мял в руках то, что когда-то было картузом, и смотрел себе под ноги. – Давеча бабы на базаре баяли, я и вспомнил, барыня-то ваша завсегда нищим копеечку подаст у Николы, вот и пришел сказать.
– Спасибо, что пришел, – кивнул Сергей Романович и приказал мужичка накормить и дать что из чистой одежды.
 
Устроив маленький «совет в Филях», решили нанять частного сыщика, но и тот ничего путного узнать не сумел. Отец Михаил записал Оленьку в синодик за здравие на полгода и призвал всех уповать на милость Божию, и надеяться, что девочка жива и найдется.
Лика сообщать Мите о случившемся не стала, чтобы не тревожить, а Аполлинария Павловна отписала сыну с невесткой, наконец, обо всем случившемся, включая дуэль и пропажу ребенка, надеясь, что молитва крестной скорее до Бога достанет. Только письмо где-то задержалось, потому и получилось, что ни Василий Сергеевич, ни Аглая ничего не знали до момента приезда в их дом графа Закревского с девочкой.
 
 

***

 
 
Препоручив Константина Ильича заботам Прохора, Василий первым делом отослал телеграмму родным, понимая, что они наверняка беспокоятся о ребенке, отправленным в такой далекий путь даже без няни. Граф тогда еще не знал, что же произошло на самом деле, и решил, что родители почему-то попросили Закревского отвезти маленькую Олю крестной. При этом он совершенно не понимал, отчего не поехала Мари, и к чему такая спешка.
 
На другой день поутру принесли письмо из Москвы, и все разъяснилось…
Позже Аглая никак не могла вспомнить, что разбудило ее – крики мужа или топот ног прислуги, бежавшей усмирить барина.
«Слава Богу, двери в гостевой комнате слабые, – писала она позже свекрови, – иначе мы бы не успели предотвратить смертоубийство. Василий одной рукою держал Костю, а другой бил, куда придется. Оба были уже в крови, Прохору и мне едва удалось их разнять».
Граф выгнал зятя и велел забыть дорогу в его дом, но Закревский ежедневно приходил и просил разрешения объясниться. В конец концов через неделю Василий Сергеевич принял его в кабинете.
Говорили долго, едва снова не подрались, но в конечном итоге пришли к некому соглашению.
– Метрик девочки у меня нет, в мой паспорт вписана, но я могу батюшке свидетельствовать, чья она дочь, чтобы документы выправить, – Константин стоял у окна, опираясь руками о подоконник. – Сам не знаю, что на меня нашло, Василий, словно помешательство. Думал – отдам ее вам и денег потребую, что Аглая и от своей доли отказалась и от притязаний на то, что Николаю положено, а пока ехали, понял – не смогу. Человеком торговать не смогу, не до конца, видать, душой очерствел.
– Так отец от доли Аглаи Ильиничны сразу отказался и денег брату твоему дал, матушка мне отписала, и отказную на долю Николая я тебе от ее имени напишу, пойдем к нотариусу. Там и про Олю расскажешь, поверенный решит, как лучше поступить тут. – Василий поднялся, показывая, что разговор окончен.
– Нет, ты не понял, Василий, ничего мне не надобно, а Николая доля, коль ее получить можно, пусть девочке будет, ее приданое, и Алина тоже. Я б от своей отказался, да обнищал в конец, – граф вздохнул и посмотрел на графин с коньяком, но попросить не решился, а хозяин кабинета не предложил. – Мне ж и в Россию теперь путь заказан, ищут меня, наверное.
– Ищут, – не стал отрицать Чернышев, – и найдут скоро, я домой телеграмму дал. Уезжай, Константин, живи, как знаешь, а с наследством вашим как быть, не ведаю. Сейчас бумаги подпишем, на дорогу я тебе дам, но чтобы мы виделись в последний раз. И Аглаю не тревожь, мне спокойствие жены дорого. Как устроишься, поверенному адрес пришлешь, коль захочет графиня тебе писать – противиться не стану, но сейчас знать тебя не хочу. Идем.
Мужчины вышли из дома, сели в поджидавший экипаж и поехали. А у окна наблюдала за ними и тихо плакала Аглая, осеняя непутевого брата крестным знамением, пока ландо не скрылось за поворотом дороги.
___________________________________

Аленушка, спасибо за главу. Жалко Оленьку, бедный ребёнок. Аглая– сколько на неё всего свалилось....
Лика в госпиталь ходит, трудиться, но отчего ей Константин не понравился? Честно мне он тоже не нравиться, но хорошо, что что-то человеческое в нем осталось
Жду продолжения
___________________________________

Спасибо за главу и с праздником

Ой, страсти-то какие. Бедная девочка, с малых лет и такое претерпеть из-за беспутного повесы Это ж какая травма на всю жизнь.
А мальчик? Сирота тоже... И сколько людей в панике...
Просто наказание свыше какое-то.

Коллажики очень красивые, спасибо Ане
_________________