Лучшее из созданного Богом (Исторический детектив, 18+)

Лилия, очень рада началу новой книги!
Заинтригована историей о страшных событиях прошлого века.
Думкю, что участковый давно уже расскрыл личность преступника, но не хочет привлекать внимание потому что маньяка и в живых то уже нет, а его родным будет тяжело знать правду.
Жду с интересом продолжение! Спасибо!
_________________

Очень рада видеть тебя, Октябрина! Поглядим, как будут развиваться события, и что знал или не знал участковый. Человек он очень непростой.
_________________

Лилия, приветствую! Спасибо за интригующее начало!
Зачем Ледоколу покрывать маньяка – из стыда, что дело не закрыто, или он сам убил душегуба и прикопал в лесочке, потому и не желает, чтобы прошлое ворошили прыткие журналистки? Если после его самосуда убийства прекратились, и за 50 лет ни одного рецидива, то Анискина-Папанина можно понять: Бэтмен сделал свое дело, Бэтмен спрятался в тени.
_________________

Браво, Елена! Прекрасная версия - беру на вооружение Но тут дело-то позаковыристее будет
_________________

Спасибо, Алёна! Поздравляю тебя и всех милых леди с праздником Нового года! Счастья, успехов, здоровья и всего-всего...
_________________

 » Глава 2

Дрожащими от обиды руками она порылась в сумочке в поисках салфетки и, не сдержавшись, горестно шмыгнула носом.
У Юстины имелся в арсенале весь боекомплект настоящей красавицы: выразительные серые глаза, правильные черты лица, стройная фигурка и длинные ноги, а Олег Иванович, очевидно, был неравнодушен к очаровательным девушкам. Он подбадривающе улыбнулся, увидев, как посетительница осторожно, стараясь не размазать макияж, промокает слезинки.
– Не надо так расстраиваться, Юстина. Уверяю, найдём мы очевидцев тех давних событий. Пятьдесят лет – не так уж и много.
Журналистка, торопливо скомкав салфетку, с надеждой посмотрела на столь отзывчивого милиционера.
– Я заканчиваю в шесть. Если согласитесь встретиться со мной после работы, – предложил тот после недолгого раздумья, – познакомлю вас с одной интересной дамой. Она всю жизнь проработала в Ронске участковым терапевтом. Наверняка, слышала об этом маньяке.
– Спасибо, Олег Иванович, – просияла признательной улыбкой Юстина.
– Зачем нам этот официоз? Зовите меня Олегом. Давайте скину вам номер своего телефона.
Девушка вышла из РОВД в приподнятом настроении: «Ну, хоть что-то вырисовывается!»
Она постояла возле машины, машинально поигрывая ключами: «Олег работает до шести. То да сё… у дамы мы будем около семи часов. Пока я задам ей все вопросы, а она поделится воспоминаниями – пройдёт не меньше двух часов. До дома добираться не меньше трех часов, если же я ещё по какой-то причине задержусь…»
– Пётр Григорьевич, нельзя ли продлить командировку хотя бы на день? – позвонила она главреду. – Так складываются обстоятельства, что мне придётся переночевать в Ронске.
– Завтра пятница? Ладно, оставайся. Оплатим тебе гостиницу, но только один день. И чтобы в понедельник на планёрке уже отчиталась по ронскому маньяку.
Юстина сняла номер в местной гостинице (благо она располагалась здесь же, на Умниковской) и отправилась прогуляться.
В тёплый весенний денёк было приятно идти по улице, разглядывать местные достопримечательности и любоваться буйно цветущими каштанами. В большинстве своём ещё дореволюционной застройки дома на Умниковской всё ещё были заселены жильцами, хотя в других городах в таких зданиях обычно располагались магазины или различного рода конторы. На окнах красовались нарядные занавески, а подоконники в изобилии были заставлены комнатными цветами.
На углу, где Умниковскую пересекала улица Павших комиссаров, за ажурным кованым забором виднелся красивый двухэтажный особнячок, явно построенный ещё в 19 веке. И, судя по окружающим его цветущим яблоням и увитой виноградом беседке, это было частное владение. К ограде возле калитки была прикручена бронзовая мемориальная табличка с мужским профилем.
– В этом доме жил и работал Умников Иван Матвеевич. Член партии большевиков с 1905 года. Принимал активное участие в Великой октябрьской революции и установлении Советской власти. Герой гражданской войны. Первый секретарь ронского РК ВКП (б). Был убит во время кулацкого восстания 1930 года.
Девушка порылась в сумочке, вытащила фотоаппарат и сделала несколько снимков особняка и мемориальной таблички.
– Нехило, однако, жили когда-то комиссары в пыльных шлемах, – хмыкнула она, ещё раз оглядев дом. – Такую табличку, наверное, теперь можно увидеть только в Ронске.
В окне второго этажа шевельнулась кружевная занавеска. За ней наблюдали, и смутившаяся Юстина поспешила удалиться. Кто бы ни жил сейчас в этом доме, вряд ли его обрадовало столь пристальное внимание неизвестной девицы.
Она отправилась дальше, вскоре увидев книжный магазин, вывеску которого заметила, когда ещё направлялась в РОВД. От дома героя революции его отделял тенистый сквер с фонтаном и лавочками для отдыха.
В старом здании со скрипучими, поигрывающими под ногами полами, пахло типографской краской, старым деревом и ещё чем-то непонятным.
– Сколько же лет вашему магазину? – полюбопытствовала она у пожилой продавщицы.
– Затрудняюсь сказать, но после войны он уже работал, – приветливо пояснила женщина. – Мать рассказывала, что магазин был лишь маленькой частью просторного помещичьего дома. В народе его называли Умниковкой. В большей части здания был устроен музей революции, проходили лекции общества «Знание» и выступал местный народный театр. Однако где-то в конце пятидесятых годов зал сгорел, а вот магазин каким-то чудом пожарным удалось отстоять. Прошло полвека, а здесь всё ещё немного попахивает гарью. Тогдашние власти решили дом больше не восстанавливать, и на месте пожарища сейчас разбит сквер.
Юстина покопалась на полках и наткнулась на детектив Топильской. «Самое то, что доктор прописал. Уж эта писательница прекрасно разбирается в маньяках».
Когда девушка возвращалась назад, то заметила, что большинство встречных горожан приветливо здороваются друг с другом.
«Без сомнения они знакомы. Но как в таком тесном мирке, где все на виду, мог появиться серийный убийца? – подумала она. – В Ронске и сейчас десять, от силы, пятнадцати тысяч населения, а в далёкие пятидесятые это был и вовсе миниатюрный городок. Даже если и сорвало у кого-то кукушку, его вычислили бы сразу же. Тогда почему дело до сих пор не раскрыто?»
Юстине стало как-то не по себе.
«А что, если местные догадывались, кто убийца, но по какой-то причине предпочитали молчать? Может, это был высокопоставленный партиец или ГБ-шник. Все знали, боялись и держали языки за зубами. Но сейчас-то уже нет ни КПСС, ни КГБ, почему же Ледоруб (по-моему, это имя ему подходит больше, чем Ледокол) настойчиво уговаривал меня забыть про это дело? Чего может бояться старик, которому, как минимум, под восемьдесят?»
Девушка крепко задумалась, вспоминая и слова, и интонацию бывшего участкового. «Он что-то знает, – в конце концов, пришла она к выводу, – настолько неприятное и опасное, что старик не желает об этом даже вспоминать. А вдруг и дама-терапевт тоже откажется разговаривать на эту тему? Ну тогда мне хоть из редакции увольняйся!»
На Умниковскую выходили ворота большого городского парка. Вот там-то и провела Юстина оставшееся время за чтением только что купленного детектива. Она нашла уютную уединённую аллею. Здесь пышно цвели кусты удивительно душистой сирени, и было приятно сидеть на скамье и вдыхать чудесный аромат крупных фиолетовых гроздьев.
Как-то незаметно наступил вечер. К счастью, опасения девушки оказались напрасными. Когда они с Олегом, купив цветы, торт и коробку конфет, постучались в дверь квартиры в двухэтажной «сталинке», пожилая хозяйка их встретила с нескрываемой радостью.
– Здравствуй, Олежек! Совсем забыл старуху.
– Ну что вы, Ольга Яновна. Вы столько сделали для нашей семьи, что это было бы уже чёрной неблагодарностью. Мама вас постоянно вспоминает.
– Милая, милая Людочка. Давно её не видела. Как она?
– Не жалуется. Ухаживает за Яковом Францевичем.
– Да, онкология – вещь неприятная.
– Живёт на уколах, но вы же его знаете – этот человек ни при каких обстоятельствах не теряет лицо.
– Дай-то Господь Людмиле терпения, – сочувственно вздохнула Ольга Яновна.
– Чего-чего, а терпения моей матери не занимать.
– Святая женщина. Передай ей, что на днях загляну к Якову Францевичу.
Так, разговаривая, они прошли в зал. Старинная стеклянная горка, массивный стол и солидный кожаный диван напоминали декорации фильмов о довоенных годах. Вдоль одной из стен комнаты тянулись книжные стеллажи, красноречиво говорившие о пристрастиях хозяйки дома. К тому же везде царила стерильная чистота. Вкусно пахло сушёными яблоками и ванилью. Юстина невольно улыбнулась, вспомнив вечный бардак в квартире собственных родителей – ничего общего с уютно обустроенным жильём Ольги Яновны.
Вскипятив чайник, хозяйка усадила гостей за стол, уставленный вазочками с мёдом и вареньем.
– Помню ли я о цветочном маньяке? – нахмурила она лоб. – Да разве такое забудешь? В тот день, когда он впервые проявил себя, на Умниковской расцвели каштаны. Ну да… я шла с последнего вызова мимо цветущих деревьев и думала: как же хорошо, что посадили этакую красоту. И тут до меня донеслись звуки фортепьяно. Я вообще-то родом из Ленинграда и, будучи студенткой, с подругой часто посещала филармонию. У неё бабушка билетёршей работала и пропускала нас бесплатно. Но, уверяю вас, настолько талантливой, потрясающей игры не слышала никогда. Звучал незнакомый ноктюрн, а я стояла посреди улицы, затаив от восхищения дыхание, пока не умолкла музыка. У меня даже сейчас от воспоминаний о том вечере мурашки по коже идут.
Женщина в задумчивости добавила в чай ложечку сахара.
– Как будто это было вчера: закатное солнце, цветущие каштаны и чудесные, невероятной красоты звуки...
– Это, наверное, играл мой прадед, – улыбнулся Олег. – Вербицкий Дмитрий Ефимович. Он был талантливейшим музыкантом.
– Да, – печально кивнула головой Ольга Яновна. – Позже я познакомилась с Дмитрием Ефимовичем, и не раз потом слушала его гениальную (не побоюсь этого слова) игру. Но, к сожалению, мне больше не довелось услышать именно той завораживающей мелодии, хотя она по сей день звучит в моей памяти.
_________________

_________________

И вас также! Стараюсь изо всех сил..
_________________

С Наступившим праздником!
Лилия, спасибо за новую главу!
Интересное описание небольшого городка. Дореволюционные постройки с табличкой героя революции, тихий сквер с книжной лавкой и загадочный музыкант.
Наверняка все детали имеют отношение к произошедшему.
Жду с нетерпением продолжение!
_________________

Имеют, ещё как имеют! Вскоре сами убедитесь.
_________________

Всем привет!
Лилечка, девушки, примите мои искренние поздравления с новым годом!

Большое спасибо за интересное начало. Вот так, с невинного журналистского расследования все грозит закрутиться с нешуточной силой. Не зря и дело в архиве изъяли, и милицейский следователь наотрез отказался говорить. Я бы поддержала Ледокола Папанина (к слову, а правда, почему Ледокол? Папанин же на льдине плавал ), если бы не одно но - преступление не раскрыто, и судя по игре в молчанку, имеет продолжение.
Вот моя версия Маньяк, возможно, вовсе не затаился, а получил высокую должность. Его боятся и помалкивают, но это не значит, что ему следует потакать. Ныне времена другие и скрыть свою маньячную суть можно во всяких злачных местах. Но ведь и невинный человек пострадать может.

А вообще, если без шуток, то когда люди упорно держат рот на замке, это означает только одно - они боятся. За себя, за близких или, например, за репутацию, но по-любому это очень перспективное дело для журналистики. Уж я бы не отстала, докопалась бы до правды!
Юстина молодец, что не сдается, хотя ей бы стоит быть понахрапистее, если желает превратиться в акулу пера. А она тут слезу пускает...
Впрочем, слеза тоже сработала

Жду рассказа врачихи. Музыка, связанная с преступлением, это ниточка, да? Маньяк у нас будет не только цветовод, но и пианист?


Навеяло воспоминания.
Когда я в 2014 стала часто бывать в Петербурге, то в первые поездки останавливалась в отеле у метро Петроградская. На доме, где располагался отель, висела табличка: "В этом подъезде в 1917 году Владимир Ленин встречался на конспиративной квартире с ..."(забыла с кем , с каким-то соратником, может, с Кагановичем). Табличка меня очень забавляла.
А в прошлом году я была в Питере и проходила мимо того дома - табличку сняли
А жаль.
Кому она могла помешать? Ну, встречался же и встречался. Из песни слов не выкинешь, а из истории - фактов.
Вот как-то мне это совершенно не понравилось.
___________________________________

Здравствуй, Ната! И тебя поздравляю с Новым годом и желаю всего-всего и даже чуть больше!
Ну не льдиной же его было назвать? Спасли-то папанинцев ледоколы, вот он в честь них и получил это имя.
ну доля истины в этом предположении есть, правда, в основе заговора молчания лежит отнюдь не страх, а другое не менее сильное чувство.
Ну, это было бы слишком просто. Но, конечно же, связь есть.
Вот полностью согласна! И я бы 7 ноября оставила. Французы вон не стесняются, а чего мы-то по сто раз на дню в угоду очередным партогеноссе историю переписываем?
_________________

На Доме кино до сих плр висит что-то про Ленина. То ли выступал, то ли еще что, на старой части здания. Только поэтому ее еще не снесли. В смысле, его, здание)))
___________________________________

Ну, хорошо хоть там осталось
_________________

 » Глава 3

Ронск, май 1959 года.
Ольга Груздева только что вышла из хлебного магазина, когда услышала звуки фортепьяно. Остановившись, она окинула изумлённым взглядом окружающие дома. В основном, это были старинные купеческие особняки, ещё помнившие те далекие времена, когда Умниковская улица называлась Дворянской. После революции дома отдали под квартиры «пролетариям», а новые жильцы изуродовали здания кто как смог: где-то прилепили верандочку, а кое-кто соорудил даже пристройку. Всё это строилось из подручного материала, т. е. изо всякого хлама: разнокалиберных старых досок и кусков перекосившейся фанеры. Когда-то красивые основательные дома теперь смотрелись нелепо и убого – как лицо красавицы, которое вдруг покрылось крупными безобразными бородавками. Правда, сегодня главная улица Ронска выглядела на редкость нарядно: её украсили впервые распустившиеся соцветия молоденьких каштанов. Говорили, что Клим Георгиевич Духаренко – бывший первый секретарь райкома партии – будучи родом из Киева, распорядился засадить Умниковскую каштанами. Дескать, пусть в Ронске не хуже, чем на Крещатике будет. И вот теперь горожане любовались «свечами» из белоснежных пушистых цветов.
Ольга приехала в Ронск прошлой осенью по распределению после окончания Первого Ленинградского медицинского института. Будучи терапевтом, она побывала на вызовах во многих квартирах на Умниковской, и теперь не могла взять в толк – каким же образом в пропахших керосинками и щами убогих комнатушках местных жителей мог оказаться рояль? Не сочетался этот роскошный музыкальный инструмент с их скромным бытом. Город, даже спустя четырнадцать лет после победы, ещё окончательно не оправился от войны.
Между тем, музыка легко и свободно летела над улицей, словно вырвавшись на волю откуда-то из дебрей окружавших девушку покосившихся заборов. Прекрасная и настолько ликующая, что казалась заблудившейся странницей из другого мира.
Когда рояль умолк, очарованная девушка встрепенулась. Рассеяно улыбнувшись, она посмотрела на залитые заходящим солнцем цветущие каштаны: «Надо же, каким красивым может быть Ронск».
Возмущённо заурчавший желудок вернул её в реальность. Ольга была голодна. Запах только что купленного хлеба щекотал ноздри, наполняя рот слюной. Так хотелось впиться зубами в хрустящую горбушку, но врачу-терапевту нельзя вести себя, как оголодавшая кошка. К тому же дома её ждала баночка молока, купленная утром у молочницы. Хлеб с молоком на ужин – есть ли более вкусное лакомство для так и не успевшего пообедать человека?
Сам по себе Ронск был небольшим городком – всего-то десять улиц: три длинных центральных пересекались семью более короткими. Зато вокруг него раскинулось четыре больших слободы: Ивановская, Кузнечная, Букаринская и Низовая. Молодому специалисту местные власти выделили комнату в общежитии консервного завода на окраине Низовой. Если учесть, что и поликлиника, и больница находились в самом центре Ронска на улице Первомайской, то Ольге приходилось немало времени тратить на дорогу. Во время распутицы улицы Низовой тонули в непролазной грязи, где любой неосторожный шаг грозил лишить владельца туфель – раскисший чернозем с лёгкостью отрывал подошвы. Не говоря уже о том, что в слободе проживало немало уголовных типов, которым лучше было не попадаться на глаза. Вот Ольга и торопилась оказаться дома ещё до наступления сумерек.
Она всегда срезала путь через парк.
Он был разбит в самом центре города на месте разрушенного храма и бывшей рыночной площади, располагаясь как бы внутри квадрата из четырёх главных улиц города: Умниковской (бывшей Дворянской), улицы Павших комиссаров (Губернской), Заводской (Храмовой) и Первомайской (Мещанской).
Центральная аллея вела к высокой стеле памятника Павшим комиссарам. За монументом также были ворота, выходившие на Первомайскую улицу, но их открывали только во время советских праздников, когда возле памятника устраивались митинги и возлагали венки. В обычные же дни жители Ронска покидали парк через калитку, выходившую на угол улиц Первомайской и Заводской. Оттуда начинался спуск к Низовой слободе.
Увы, планам как можно быстрее оказаться в общежитии не суждено было сбыться - едва Ольга вышла из калитки, как сразу же наткнулась на Васю Кобзева и Женю Утакина – райкомовцев, курирующих культмассовый сектор. Здание райкома располагалось неподалеку на Первомайской улице.
– Хорошо, что мы тебя встретили, Груздева. Сегодня у нас внеплановое заседание райкома на квартире у Витьки Стрельникова.
– Но…
– Возражения не принимаются. Во-первых, у Витьки день рождения, а во-вторых, нужно же что-то решить с драмкружком. А то всё говорим, говорим, а вопрос надо ставить ребром!
- Быть или не быть театру зависит от помещения, - возразил Вася.
- Так надо писать, добиваться, борться. Уверен, что для комсомольцев не бывает безвыходных положений.
Женька отличался несговорчивым и взрывным характером, поэтому по любому поводу «ставил вопрос ребром» и призывал бороться. Отказываться от их приглашения даже на чужой день рождения было делом бесполезным – всё равно утащат за собой.
– Надо бы купить подарок.
Парни рассмеялись.
– Мы решили подарить Витьке книгу Бруно Ясенского «Человек меняет кожу».
– Маловато одной книги для подарка от такой-то компании.
– Ты, Груздева, кончай здесь фигли-мигли разводить. Подарки на день рождения – это мещанский пережиток. Тем более «Человек меняет кожу» очень интересная книга о классовой борьбе в Таджикистане в 30-е годы. Читала?
– Не приходилось.
– Обязательно прочитай, – покровительственно посоветовал Женька. – Там есть фраза, что больше всего на свете нужно бояться равнодушных, потому что именно с их молчаливого согласия на земле существует предательство и убийство. Я вот тоже терпеть не могу тихоней. По-моему, человек должен ясно выражать свою партийную позицию, а не мямлить и не отлынивать от поручений. Дескать, времени у них нет. А у кого оно есть?
Ольга сглотнула голодную слюну и покорно вернулась с гомонящими парнями на Умниковскую. Книжный магазин был недалеко – в нескольких метрах от перекрёстка с улицей Павших комиссаров. Пока парни оплачивали книгу, девушка прошлась вдоль прилавка, благоговейно касаясь новеньких, пахнущих типографской краской обложек. Больше всего на свете она любила читать. Дай волю, Ольга всю зарплату тратила бы на книги, но зарабатывала она немного и едва-едва сводила концы с концами. И всё же, не удержавшись, девушка купила только что вышедший «Сентиментальный роман» Веры Пановой.
Между тем парни прислушались к гулу голосов за перегородкой, отделявшей магазин от второй половины дома.
– Кто это там шумит в Умниковке? Неужто пионеры так разбушевались?
Когда-то в этом старом особняке – доме дворян Умниковых – провозгласили советскую власть в Ронске. С тех пор горожане и называли его между собой «Умниковкой». Однако большая часть здания сильно пострадала при бомбёжке во время войны. Недавно дом, наконец-то, привели в порядок, решив отдать под станцию юных техников.
– Райком распорядился передать зал местному обществу «Знание», а в других помещениях будет открыт Музей революции, – пояснила продавщица.
– Давно пора организовать музей, – охотно согласились парни. – Ведь раньше здесь располагался Исполнительный комитет уездного съезда Советов. Можно сказать, даже стены пропитаны историей нашей революции. А что со станцией юных техников?
– Под неё расчистили флигель во дворе Дома пионеров. Сегодня из области какой-то серьёзный товарищ приехал. В семь часов лекция начнётся: «Положение современного рабочего класса в странах загнивающего капитализма». Перед студентами культпросветучилища выступать будет. А потом вроде бы как небольшой концерт намечается: музыканты скрипки и баян притащили.
– И у нас тоже кое-что намечается, – хмыкнули парни, – правда, без скрипок и баянов.
Они уже подходили к дому Стрельниковых, когда Женьке вдруг пришло в голову:
– Ведь лектор приезжает не чаще двух раз в неделю, а всё остальное время зал будет стоять пустым? Может, предложить Критскому использовать его для репетиций?
– Точно! Там ведь и сцена есть, и кладовую можно под реквизит использовать, а занавес и кулисы девочки сошьют. – Васе понравилась идея. – Вполне можно показывать спектакли. Только Льву Давидовичу необходимо замолвить словечко в райкоме партии, а уж комсомол-то его всегда поддержит.
Ольга не вмешивалась в разговор, хотя хорошо знала, о чём идёт речь.
Сразу же по приезде в Ронск, её выбрали комсоргом районной больницы. Теперь девушке часто приходилось бывать в местном райкоме комсомола. Приняли её там хорошо и тут же озадачили первым поручением – подобрать подходящую пьесу для репетиций драмкружка.
– Ты же из Ленинграда? Наверняка, часто бывала в театрах.
– Бывала, конечно, но сама-то я…
– И у нас тут не Ермоловы и Ильины. Где-нибудь что-то толковое подскажешь, а где и делом поможешь.
Среди жителей Ронска театр был очень популярен ещё с тридцатых годов, став сосредоточением культурной жизни городка. В театральных постановках принимали участие и «сливки» местной интеллигенции, и талантливые рабочие местных заводов. Многие впоследствии не вернулись с фронта, погибли от бомбёжек или просто не пережили лихолетье, но память о довоенных спектаклях, как о прекрасном фееричном празднике, продолжала жить в сердцах горожан. Вот послевоенное молодое поколение и загорелось идеей воссоздания былой славы ронского театра. Юноши и девушки собирались по очереди друг у друга: читали вслух пьесы, обсуждали роли, спорили о героях, а потом стали разыгрывать коротенькие скетчи, с которыми выступали на полевых станах и в сельских клубах. И в определённый момент драмкружок энтузиастов настолько разросся, что встал вопрос о помещении для репетиций. Увы, местный Дом культуры не мог их приютить.
В здании бывшего Дворянского собрания и без того было очень тесно. В паре комнат ютилась районная библиотека. В зале заседаний уездной аристократии теперь показывали кино, а ещё шли конкурсы местной самодеятельности, слёты передовиков или расширенные партсобрания. В бальном же зале репетировали хор и оркестр, а по вечерам устраивались танцы – самое любимое развлечение не только ронской молодёжи, но и людей старшего поколения. Понятно, что в таких условиях театральному кружку негде было развернуться. Начальство же только отмахивалось в ответ на просьбы театральных энтузиастов.
– Выкручивайтесь сами. Вот построим новый Дом культуры – там всем места хватит, а пока выступайте в колхозных клубах. Мы вам и машину выделим.
– Но нужно ведь помещение под репетиции.
– Сознательнее надо быть, товарищи, скромнее. Не до помещений для вашего кружка сейчас – сами знаете, какое время.
Вот самодеятельные артисты и выкручивались, репетируя, где только смогут договориться о выделении помещения на час, другой. Конечно же, это сказывалось на качестве постановок. К тому же буквально фонтанирующий энтузиазм местных фанатов театрального дела не заменял отсутствия опытного художественного руководителя.
Всё изменилось, когда за год до приезда Ольги Дом культуры возглавил очень интересный человек – Критский Лев Давидович. Импозантный сорокалетний мужчина до переезда в Ронск работал режиссёром в нескольких провинциальных театрах страны и был просто одержим сценой. Но у его жены возникли проблемы с лёгкими, и супругам посоветовали переехать в благодатный сухой климат Ронска. И, даже оказавшись в столь маленьком городке, этот увлечённый человек в кратчайший срок превратил местный драматический кружок в крепкий театральный коллектив. Однако всё по-прежнему упиралось в помещение.
Всю дорогу до дома Стрельниковых парни активно обсуждали эту тему и, открыв калитку во двор, сразу же шумно поделились своими соображениями с товарищами, курившими возле крыльца. А вот Ольга застыла в восхищении перед огромным кустом роскошной пурпурно-фиолетовой сирени. Девушке ещё не доводилось видеть настолько красивых и душистых соцветий.
– Эта сирень Индией называется. Матери свой новый сорт селекционер Колесников подарил, когда та в Москву на ВДНХ ездила и какого-то зверя у него вылечила, – пояснил сбежавший с крыльца навстречу гостье, улыбающийся именинник.
– Ну какая же ты молодец, Ольга, что пришла!
_________________