Помнить тебя или Другая история Сони Ростовой (ИЛР, 18+)

Ну, у нас не было отношений в прямом смысле этого слова. Никто меня не соблазнял, если говорить об этом. Но тем не менее, голову он мне морочил капитально. Мы договорились, что я напишу о нём книгу. И... я в итоге её действительно написала, правда, не зная о нём практически ничего, это было очень сложно (однако меня данный факт не остановил). В итоге он меня обманул везде - ничего о себе толком так и не рассказал, и вёл себя регулярно так, что мне приходилось постоянно ему звонить и писать (то есть он вынуждал меня за собой бегать). Итог грустный и печальный - я по уши влюбилась и заработала длительную депрессию... Я восхищаюсь Маргаритой из фильма "Покровские ворота", которая смогла влюбить в себя такого "постоянного" Константина, который при встрече с ней и думать забыл о других девушках.
Кстати, писать я начала на третьем курсе факультета международных экономических отношений - когда влюбилась в преподавателя математического программирования экономических задач. Пошла туда, чтобы учить языки и познавать экономическую географию, а в итоге мне как гуманитарию было трудно вникнуть в кучу математических дисциплин. Но об учёбе не жалею, ведь иначе я была бы совсем другой. Мне повезло с учителями в выбранном направлении (литературном, я имею в виду) - и не только в школе, но и вообще по жизни.
Вот честно, я не понимаю, кто такие графоманы. Читала кучу объяснений и трудов на эту тему, но так и не разобралась. Поэтому предпочитаю просто об этом не думать.
Конечно, классики - это "наше всё". Однако сейчас есть очень много хороших авторов, молодых, перспективных, интересных. Которые пишут в самых разных жанрах - от фэнтези до прозы, от ИЛР до СЛР, от детективов до фантастики.
Неблагодарное это дело - себя рекламировать. Так подумала я однажды, и написала презентацию своих опусов.


_________________

Это исключительно моя личная и применяемая только ко мне оценка мною моего нынешнего труда. Просто слово "писатель" и "писательство" считаю для себя слишком громким. Поэтому выбрала другой термин Огромное спасибо за презентацию! Посмотрю ее повнимательнее, и что-то для начала выберу себе.
___________________________________

 » Пролог 1. Долохов (1806 год) - продолжение-2

Это был тупик. Когда женщина демонстрировала столь явное нежелание иметь хоть какое-то дело с мужчиной, любой бы понял, что надо отступить. Но Долохов решил не сдаваться и продолжать.

– В таком случае у меня не остается другого выхода, кроме как осыпать вас комплиментами по поводу вашей обворожительной внешности, – сказал он с усмешкой, решив немного поддразнить её, чтобы вывести хоть на какие-то эмоции.

– Извините, но, кажется, Наташа снова хочет петь, – торопливо пробормотала Софи и быстро отошла к кузине.

Наташа снова петь не хотела. Этот нелепый предлог явно был придуман Софией только лишь для того, чтобы отойти от него и прекратить смущавший её разговор и смущавшие её взгляды Долохова. Наташа после завуалированной отповеди Долохова было надулась, но обожание Денисова вскоре снова вернуло ей хорошее настроение. Она вовсю кокетничала с ним, когда Софи подошла к ней и тихо что-то сказала. Очевидно, просила спеть ещё. Наташа сначала отрицательно покачала головой, но Денисов присоединился к просьбе Софи. Тогда Наташа снисходительно и, несколько рисуясь, уступила. Софи снова села за клавикорды и Наташа запела. Когда музыка закончилась после бурных восторгов и аплодисментов двум девушкам, особенно певшей Наташе, все снова возобновили разговоры.

Долохов опять попытался приблизиться к Софи и завязать с ней новую беседу, но она, очевидно, лавировала между гостями и семейными, чтобы не дать ему снова подойти и затеять с ней личный разговор. Причем делала это так ловко, что поймать её у него никак не получалось. Скорее всего, рано или поздно это ему удалось бы, но, к его досаде, вечер закончился, и пора было уходить. Софи улизнула из гостиной одной из первых, не дав ему возможности даже попрощаться напоследок.

Вот так начались для него два месяца, которые Долохов позднее вспоминал как одни из самых мучительных в его жизни.

Он влюбился. Самым жесточайшим образом. Втюрился, как последний сопливый юнец.

Уже тогда, с самого начала, Долохов понимал, что иного выхода, кроме женитьбы на Софи, у него нет. Соблазнить невинную девушку из общества и затащить её в постель до брака считалось преступлением. Свобода действий в отношении женщин из высшего общества предоставлялась повесам вроде него, только с замужними дамами или вдовами. Невинные барышни были запретны для соблазнения. За нарушение этого правила из приличного общества могли изгнать. Да и он скорее убил бы себя, чем навлек на голову обожаемой повелительницы своего сердца хоть тень позора, хоть что-то, что запятнало бы её репутацию в глазах света. К его удивлению, мысль о свадьбе с Софи не вызвала у него ни малейшего отторжения и отвращения, которые раньше возникали у него при мысли о возможной женитьбе. Для неё он готов был до конца дней своих отказаться от столь милой ему прежде холостяцкой свободы.

Но неожиданным препятствием его планам стала сама Софи. Она оказалась абсолютно невосприимчивой к его мужским чарам, которые всегда неотразимо действовали на женщин, сколько Долохов себя не помнил. Все его попытки поухаживать за ней, да даже просто разговорить её натыкались на каменную стену её односложных ответов, опущенных глаз и краски смущения на её прекрасном лице. И она явно сторонилась его: ни разу не осталась наедине с ним, сколько он не старался устроить такой приятный для него тет-а-тет. А если пытался завязать с ней хоть сколько-нибудь личный разговор на двоих в присутствии других людей, то она так же ловко, как в первый вечер, избегала любого подобного контакта с ним. То притворялась, что ей надо выйти по какому-то делу, то делала вид, что она кому-то срочно понадобилась и ей надо отойти, то подзывала к ним какое-нибудь третье лицо, чаще всего Наташу. Впрочем, Наташа и сама часто подходила к ним, если замечала, что Долохов желает поговорить с Софи. И делала всегда это с какой-то хитрой усмешечкой. У Долохова было чувство, что девушки сговорились между собой, и Наташа специально по просьбе кузины не даёт ему затеять такой разговор с Софией, где он мог бы хоть как-то выразить свои чувства к ней. Ему приходилось говорить с Софи только о безличном: о погоде, литературе, музыке, театре, общих знакомых, светских развлечениях и прочих совершенно неинтересных Долохову вещах. Но даже такие разговоры не были долгими и быстро заканчивались: Софи совершенно определенно всегда пыталась улизнуть от него.

Причиной были взгляды Долохова. Не имея возможности выразить свои чувства словами, он давал волю взглядам. Причем понимал по реакции Софи, что его взгляды на неё абсолютно неприличны. Она заливалась краской и мгновенно отводила глаза, как только её взгляд встречался со взглядом Долохова. Мало того, Долохов понимал, что разгорающееся в нём пламя безумной страсти к ней с каждым днем полыхает в его глазах всё сильнее и сильнее. Потому что не только Софи, но и Наташа, и даже старая графиня начинали краснеть, замечая, какими глазами он смотрит на неё. Он делал усилие, чтобы хоть на мгновение сделать свой взгляд светски-безразличным, но у него ничего не получалось, как он не старался. В присутствии Софи его кровь непроизвольно начинала бурлить от чувственного жара и энергии, и он ничего не мог с этим поделать.

Вообще-то, вид краснеющих женщин не был для Долохова в новинку. Он умел придавать своему взгляду отчаянную и бесшабашную наглость. Хотя чаще пользовался этим приемом при общении с мужчинами. Женщинам обычно было достаточно нескольких небрежных комплиментов и красивой внешности Долохова, которая говорила сама за себя. Да ещё хватало исходившей от него ауры мужественности и сексуальности, которая позволяла опытным женщинам догадываться, что перед ними сильный и неутомимый самец, умеющий доставлять женщинам самое большое и изысканное удовольствие в постели. И в этом они никогда не ошибались. Для того, чтобы закрепить уже решённую победу над очередной светской дамой, Долохов иногда и пускал в ход свой наглый взгляд, откровенно говорящий о его желаниях. Кто-то отвечал столь же смело, но чаще женщины робели от такого его взгляда и тоже краснели и опускали глаза. Впрочем, это не мешало им потом вступить с ним в связь.

Проблема с Софи, однако, заключалась в том, что в ней он не чувствовал того тайного интереса к себе, что демонстрировали другие женщины, пытающиеся представить себя безразличными к нему. Он хорошо знал завлекающий блеск, потаённый призыв в женских глазах. Умел распознавать его сразу, даже если женщина делала вид, что равнодушна или вообще относится к нему, гуляке и бретёру, с осуждением. Но в Софи он не замечал ничего похожего. Наоборот, у него было чувство, что она отталкивает и отвергает его всем своим существом.

Робостью и слабостью характера её отношение к нему он тоже не мог объяснить. Да и вообще не мог поверить в то, что девушка, которая решительно и смело кинулась на помощь пострадавшей горничной в первый день их знакомства, была бы робким и слабым созданием. В Софи, наоборот, угадывался незаурядный характер, который она умело скрывала под маской юной и скромной особы. Даже в том, как она опускала глаза перед ним или отворачивала от него свою прелестную головку, он не ощущал ни малейшей робости и слабости. Скорее в этом проявлялась её сила. Она как будто решительно строила глухую стену между ними и упорно защищала её, не позволяя ничем пробить её стойкую защиту. Как он не пытался нащупать бреши в этой стене, у него ничего не получалось.

Искра надежды на то, что он сможет хоть как-то сблизиться с Софи, зажглась в нем, когда он получил от Ростовых приглашение посетить бал подростков, который устраивал московский танцмейстер Иогель. На таких балах танцевали знатные подростки Москвы, которых ещё не допускали на взрослые балы. Прежде одна мысль о том, что он может посетить мероприятие, где развлекаются и сентиментальничают сопливые мальчишки и глупые девчонки, вызвала бы только саркастический хохот Долохова. По его образу жизни там ему делать было абсолютно нечего. Но такой бал давал ему возможность пригласить Софи на танец и хотя бы таким образом коснуться её, чего ему смертельно хотелось всё время их знакомства. А ещё – поговорить. На балах во время танца было принято разговаривать с партнерами, и уж тут их уединение в толпе не мог бы разрушить никто.

Но первый же бал обернулся для Долохова дополнительными мучениями и при этом ни на дюйм не приблизил его к желанной цели. Он пригласил Софи на два танца, которые по бальным правилам дозволялись танцевать одному кавалеру с одной дамой. Этими танцами оказались вальс и кадриль. Софи танцевала великолепно и грациозно, впрочем, он и не ожидал ничего другого от столь изящной девушки. Он любовался ею, когда она легко порхала с другими кавалерами по бальному залу, однако решительно не отступал от намеченной цели очаровать Софи. Долохов рассчитывал поговорить с ней о своих чувствах хотя бы во время кадрили, но и тут она не изменила себе. Отвечала односложно, не смотрела ему в глаза, краснела, просила не говорить ей комплиментов, а на особо пылкие упрямо отмалчивалась. А вальс для Долохова чуть не обернулся вообще катастрофой. Как только он обнял тоненькую талию Софи и начал танец, он начал чувствовать исходящий от неё запах. К запахам он вообще был очень чувствителен. От неё исходил нежнейший аромат, напоминающий запах цветущего летнего луга. От этого аромата все органы чувств Долохова болезненно напряглись и сфокусировались на этом запахе и одновременно на физическом контакте с Софи. Вальс вызывал ассоциации с объятиями и давал возможность прежде нереальной близости к прекрасному предмету его желаний.

Жадно вдыхая аромат Софи, Долохов вспомнил рассказ Николая о том, что девушка любит возиться с цветами и растениями как в зимнем саду их городского дома, так и в деревенском саду летом. Может быть, это её любимыми цветами так от неё пахло? Разобрать он не мог, но этот запах и её близость вызвали дополнительное ощущение жара в его чреслах. Во время вальса внезапно он ощутил мощный прилив внизу живота и давление изнутри. Он понял, что у него начинается эрекция. В его офицерской форме это было бы заметно всем людям в зале. Неистовым усилием воли, сделав несколько глубоких вдохов, он заставил себя хоть сколько-нибудь расслабиться. Это ему удалось. Хорошо, что они танцевали вальс лицо к лицу, Софи загораживала его от остального зала, так что никто ничего не заметил. А сама она в силу своей невинности не смогла об этом догадаться.

Софи ни на секунду не отступила от выбранной ею отстраненной линии поведения ни на одном из вечеров в доме Ростовых и ни на одном из балов, где ещё она танцевала вместе с Долоховым в течение двух месяцев, когда он пытался ухаживать за ней. У него было чувство, что он стоит перед наглухо запертой дверью.

Утешало его лишь одно – он не был исключением. Точно также Софи отгораживалась от всех своих поклонников, хотя с другими она не краснела. Наблюдая за ней и её кавалерами на балу, Долохов видел, что большого количества поклонников она не имела. Причины были две. Первая – Софи была бесприданницей. Танцевать кавалеру с одной девушкой постоянно означало некую заявку на ухаживание за ней с целью будущей женитьбы. Этого никто из кавалеров особо не желал. Никому не хотелось, чтобы общество подумало, что он собирается ухаживать с намерением позднее жениться на девушке хоть и очень красивой, но без гроша за душой. И если даже молодые мальчики пока не думали ни о какой женитьбе и приглашали Софи, будучи очарованными её необыкновенной красотой, то делать это часто им мешали маменьки и папеньки, которые строго следили на балах, чтобы их сыночки не ангажировали слишком часто неподходящих кандидаток в невесты. Долохов сам был свидетелем, как один семнадцатилетний парнишка, который влюбился, подобно ему, в Софи с первого взгляда и постоянно приглашал её танцевать, был за это тихонько отчитан в уголке бального зала своей матушкой. Из её тихого шипения Долохов услышал только слово «бесприданница» и понял, что ни на одном балу больше парню не позволят пригласить Софи никогда.

Вторая причина была серьёзнее первой. В конце концов, на балу было достаточно подростков и даже более взрослых юношей из вполне состоятельных и даже очень богатых семей, для которых приданое невесты было не особо важным или вообще неважным. Но юноши из таких семей, тоже пытавшиеся ухаживать за Софи, натыкались на стену безусловного её равнодушия к ним. Она была с ними вежлива – и только. Но не отвечала на комплименты и не делала никаких авансов своим поклонникам. Потеряв терпение хоть сколько-нибудь разбудить в девушке интерес к ним, такие кавалеры переключались на других девиц, которые, в отличие от Софи, вовсю кокетничали и делали всё, чтобы привлечь к себе мужское внимание. В этом смысле гораздо бóльшим успехом пользовалась кузина Софи Наташа, которая на этих балах собирала толпы поклонников вокруг себя, умудряясь расточать своё внимание каждому из них.

Впрочем, продолжая наблюдать за Софи, Долохов пришел ещё к одному выводу – у неё вообще была способность отгораживаться не только от нежеланных поклонников, но и от других людей, от всего мира. Не раз в гостях у Ростовых он видел, как посреди оживленной болтовни она словно выпадала из общего разговора и задумывалась о чём-то своём. Глаза её в эти мгновения смотрели отрешенно и сосредоточенно, выдавая глубокую натуру. Вообще она не была похожа на любую пустую барышню из своего окружения, озабоченную лишь кавалерами, нарядами и сплетнями. На эти темы она никогда не говорила. Могла слушать других, но сама разговор не поддерживала. Внутри её был свой огромный и сложный мир, куда она никого не допускала. И уж меньше всех его.

Однажды во время бала Долохов наблюдал, как Софи с типичным для неё отстраненным видом танцевала с каким-то другим кавалером. В это время к нему подошел юноша лет двадцати, считавший себя поэтом и писавший довольно скверные стихи, который тоже числился в поклонниках Софи. Некоторое время вместе с Долоховым он наблюдал за танцующей юной красавицей, а потом с досадой произнес:

– Софи Ростова это просто «La belle dame sans merci», знаете, такая, как в своё время писал о подобных девушках Ален Шартье [1]. Хоть бы кому улыбнулась или пококетничала, как это делает её кузина, да и другие девушки. С ней же любой поклонник приходит в полное отчаяние от её безразличия к любому кавалеру.

Долохов не знал, кто такой Ален Шартье, но внутри себя согласился с определением юного стихоплета. Софи действительно была «La belle dame sans merci». Прекрасная дама без пощады. Безжалостная красавица.

К исходу двух месяцев нервы Долохова были натянуты, как струны. Он привык к быстрым и легким победам над женщинами, а тут прошло уже восемь недель – и ничего. Он видел только полное отсутствие хоть какого-то интереса к нему со стороны самой желанной для него женщины. Всё это рождало в нём самую дикую смесь чувств к ней: невыразимое обожание, испепеляющую страсть, ужасную досаду, а временами даже и злость.

В первые дни своего увлечения Софи он несколько раз хотел избавиться хоть частично от страсти к ней в постели с какой-нибудь другой женщиной. Но почувствовал отвращение даже от мысли о том, что придется заниматься сексом с нежеланной женщиной, когда хочешь совсем другую. А разрядка ему требовалась. Уже в первую ночь после встречи с ней ему пришлось помогать себе руками, чтобы избавиться от дикого сексуального напряжения, вызванного знакомством с ней. Иначе он бы просто не заснул. Но и дальше это продолжалось с пугающей его регулярностью. Он и сам понимал, что глупо и унизительно для мужчины его возраста, его сексуального опыта, его внешности и привлекательности для женщин прибегать к приёмам, которые годились лишь для прыщавых юнцов. Но ничего не мог с собой поделать. Софи была недоступна, а он хотел только её, причем абсолютно исступленно. Помыслить о том, чтобы найти ей замену, он не мог.

Примечание:

[1] «La belle dame sans merci» (фр.) – «Прекрасная дама без пощады или Безжалостная красавица». Так называлась поэма, написанная в 1424 г. французским поэтом Аленом Шартье. Сюжет её заключается в том, что молодой человек напрасно домогается любви прекрасной дамы и, не добившись её «милости», умирает с отчаяния.

(окончание "Пролог 1. Долохов (1806 год)" следует)
___________________________________

 » Пролог 1. Долохов (1806 год) - окончание

По опыту ухаживания за некоторыми другими светскими дамами, Долохов иногда позволял себе в общении с Софи маленькие провокации, допускал некоторые вольные высказывания на грани приличия. Ему хотелось пробить её хоть на какие-то эмоции по отношению к нему, пусть даже отрицательные. При таком обращении некоторые дамы в прошлом раздражались, вскипали, эмоциональный накал провоцировал в них взрыв страстей, и тогда он уверенно шел к успеху. Но с Софи и эти приемы не работали. Она отмалчивалась или кидала на него искренне сердитые, хотя и мгновенные взгляды, от которых у него было ощущение укола чем-то острым и болезненным, типа раскаленной иглы. Более того, в это время у него возникало впечатление, что вместо безличных, отстраненных ответов, которые она давала на его провокации, про себя она произносила совсем другие, гораздо более неприятные для него фразы.

В конце концов Долохов понял, что никакие его приемы из арсенала завзятого соблазнителя на Софи не подействуют. Они действовали совсем на другой тип женщин, которых он раньше себе выбирал. Софи была другая, при всей юности и неопытности, она была умна и обладала характером. С ней требовались не игры, а только предельная честность.

Тогда почему бы ему прямо не объясниться с ней? Сказать, что он её любит, что в ней для него воплотились все его тайные мечты и вся красота мира? Почему не сделать ей предложение? Да, она ничем не показала за это время, что заинтересовалась им, как мужчиной. Но, возможно, если он честно расскажет ей о своей любви, что-то и сдвинется в её душе в сторону более благосклонного отношения к нему? А с предложением стоило поторопиться. В военной среде, где Долохов вращался, шли настойчивые слухи о том, что скоро их отправят на Кавказ. Если это случится, то ему придется расстаться с Софи на долгий срок. Где гарантия, что за это время кто-то другой не станет ухаживать за ней и сделает ей предложение? И она вполне может влюбиться в такого ухажера и ответить согласием. Тогда она навсегда будет потеряна для него.

В конце концов, Долохов решился сделать предложение Софи. Он понимал, что она его не любит. Но он не замечал, чтобы она любила или выделяла какого-то другого мужчину. Ко всем она была равно безразлична. А что касается его, то для бесприданницы он был не просто хорошей, но даже блестящей партией. Возможно, она согласится хотя бы ради того, чтобы просто перестать быть бедной родственницей, а стать хозяйкой собственного дома? А уж он постарается в семейной жизни сделать все, чтобы завоевать её сердце. Ему всегда везло с женщинами, ни одна не устояла перед ним. Возможно, открыв перед ней тайны супружеской постели и радости физической любви, он сможет привязать её к себе. Какая-то чисто мужская интуиция подсказывала ему, что Софи совсем не «La belle dame sans merci». Что она вовсе не холодна, что на самом деле она – весьма страстное существо, которое пока не открыло в себе страсть по причине крайней молодости. Ведь ей всего шестнадцать лет. В этом возрасте она почти девочка. А когда станет женщиной в его умелых и опытных руках… тогда всё может быть. Тогда она может и полюбить его. Приняв однажды такое решение, он впервые за много дней уснул умиротворенным.

На следующий день Долохов приехал к Ростовым и попросил позволения поговорить с графиней. Оставшись с ней наедине, он попросил руки Софи. Графиня обрадовалась и сказала, что о лучшей партии для своей приемной дочери она и не мечтала, но всё зависит от решения самой Софи. Последнее она уже добавила с несколько омрачённым лицом. По ней было видно, что она сомневается в том, что ответ Софи на предложение Долохова будет обязательно положительным. Графиня вышла из гостиной, где разговаривала с Долоховым, и обещала прислать свою воспитанницу.

Долохов не помнил, сколько прошло времени – несколько часов или несколько минут. Напряжение настолько сковало его, что он потерял ощущение времени. Наконец дверь скрипнула, и вошла Софи. Глаза её были привычно опущены, на щеках полыхал румянец, но выражение лица было непроницаемым. На Долохова она даже и не попыталась посмотреть. Не дойдя до него, она остановилась.

Тогда Долохов сам подошел ближе и сказал ей серьёзно и проникновенно:

– Софи, я люблю вас больше жизни. С первой встречи. Окажите мне великую честь стать моей женой. Клянусь вам, что я сделаю всё возможное и невозможное в этом мире для того, чтобы вы были счастливы со мной.

Дыхание Софи стало прерывистым, она стиснула руки в замок и поднесла их к груди. Потом ответила сдавленным голосом:

– Я не могу принять ваше предложение.

И больше не добавила ни одного слова. «La belle dame sans merci» – тотчас пронеслось в голове Долохова.

Всё, что составляло в этот миг его сердце и душу, рухнуло и разбилось на тысячи мельчайших осколков. Ему захотелось умереть. Но он справился с собой и только задал вопрос:

– Могу я узнать причину вашего отказа?

По-прежнему не поднимая на него глаз, полыхающая румянцем Софи еле слышно ответила:

– Я люблю другого. Простите.

– Кто он, можете вы мне назвать этого счастливца? – спросил Долохов самым спокойным тоном, хотя ему хотелось выть и крушить все, что попадётся под руку.

– Мой кузен. Николай, – выдавила из себя Софи.

Долохова будто яркой молнией озарило. Дурак, дурак, тысячу раз дурак, как же он этого не заметил раньше?.. Но он отложил осмысление этого открытия на потом и только сказал:

– В таком случае дальнейший разговор между нами бессмыслен.

Именно в этот миг Софи подняла на него глаза. Несколько тягостных секунд они просто смотрели друг на друга. Внезапно на лице девушки появилось выражение изумления и смятения. А потом вдруг в её глазах выступили слёзы… или Долохову так показалось. Потому что она быстро отвернулась от него и опрометью бросилась к двери быстрым шагом, переходящим в бег.

Всё дальнейшее было для Долохова как в тумане. Он чувствовал себя хуже, чем тогда, когда полумертвый сразу после дуэли лежал в постели. Граф Илья Андреевич встретил его в соседней комнате со смущённым лицом – он уже знал о том, что Софи отказала Долохову. Он что-то говорил Долохову, утешая и успокаивая его, говорил, что был бы рад видеть его своим родственником, да вот Сонечка с детства влюблена в Коленьку, а он в неё. Граф и все семейные надеялись, что это детское увлечение давно прошло, но вот оказалось не так. В конце своей несвязной речи граф начал уговаривать Долохова остаться хотя бы пообедать. Долохов ответил неопределенно, но всё же остался. Ему просто всё было равно. За столом была напряжённая атмосфера. Никто на Долохова не смотрел, а Софи вообще сидела ни жива, ни мертва и почти ничего не ела. Он этого не замечал, все лица Ростовых словно слились для него в одно общее пятно. И лишь одно лицо вырвалось из этой слитной массы и резануло сердце Долохова неким тайным самодовольством. Это было лицо Николая. Бывшего друга, а теперь заклятого врага. В доме Ростовых для Долохова всё уже было кончено, но вот с Николаем у него ещё будут счеты.

После обеда он навсегда покинул этот дом и поехал домой. По дороге в экипаже и уже дома он постепенно осмыслял факты, которым прежде не придавал значения. Он был настолько влюблён, покорён и ослеплён Софией, что не заметил её увлечения этим мальчишкой, её кузеном. А ведь это было так очевидно. Сейчас Долохов вспоминал все ласковые улыбки, которые она адресовала Николаю, стоило ему только появиться рядом с ней. Особое тепло и нежность взглядов, которыми Софи смотрела на кузена. А ему-то казалось, что это обычная родственная привязанность со стороны Софи, не отличающаяся от привязанности к Наташе, или к Пете, или к старому графу. Однако теперь он ясно видел, что в этих улыбках, во взглядах Софи, обращенных на Николая, было не чувство сестры к брату, а чувство женщины к мужчине. Причем, влюблённой женщины.

Но наибольшую досаду Долохова вызывало в нём не негодование на собственное ослепление, а поведение Николая. Тот не мог не видеть увлечения Долохова Софией, ведь всё семейство Ростовых об этом знало. Долохов даже не пытался скрыть своих чувств. Почему тогда Николай ни словом, ни намеком не предупредил друга о том, что сердце Софи занято, чтобы тот перестал выставлять себя дураком. Предположим, Софи влюблена в кузена, а он к ней равнодушен или уже успел разлюбить. Долохов точно знал, что Николай Ростов вовсе не хранит верность своей детской любви. Вместе с Денисовым в течение этих двух месяцев они несколько раз посещали бордели, даже один раз пытались затащить туда и Долохова, только он отказался. Но откуда тогда выражение тайного самодовольства на красивом лице Николая, которое Долохов разглядел во время обеда? Наверняка ему льстит обожание прекрасной кузины и греет сердце мысль о том, что она ради него отказалась от предложения Долохова. А собирается ли он сам как-то вознаградить, хотя бы в будущем, столь несокрушимую привязанность и верность ему со стороны Софи? Какое-то предчувствие шепнуло Долохову, что Николай только тешит своё самолюбие любовью девушки, а сам относится к ней не настолько серьёзно, как она к нему. И вряд ли реально собирается жениться на ней.

Из бесед с Николаем Долохов понял, что денежные дела в семействе Ростовых идут день ото дня всё хуже и хуже. Поэтому Николая его строгая маменька начала донимать разговорами о том, что ему необходима богатая невеста. Понятно, что в подобных обстоятельствах бесприданница Софи в качестве невесты Николая даже не рассматривалась. Более того, её влюблённость в кузена становилась препятствием в поисках богатых невест. Устоит ли Николай перед требованиями семьи и матери, решится ли когда-нибудь жениться на кузине, если дела Ростовых будут совсем плохи? Опять что-то подсказало Долохову, что этого брака никогда не будет. Николай слишком привязан к родным и матери, чтобы устоять перед их напором. А любовь к Софи, даже если она и сохранилась в нём, не настолько сильна, чтобы поступить решительно и пожертвовать семьёй ради счастья с любимой девушкой. При таком раскладе со стороны Николая было бы гораздо честнее разом оборвать все связи с Софи и не питать в ней ложные надежды на будущее с ним. Но он этого не делает. Ему просто нравится держать Софи в подвешенном состоянии и тешить своё самолюбие мыслями о том, что она так сильно любит его, что отказывается от ухаживаний и предложений даже самых преданных её поклонников. Теперь Долохов хорошо понимал холодность Софи как к нему, так и к остальным своим обожателям. Она просто всю свою любовь и все свои надежды на будущее семейное счастье связала с Николаем, а остальных мужчин вообще не воспринимала никак. И Николай поддерживал в ней эти иллюзии. Только ради этого самовлюбленного щенка Софи решительно отказалась от него, от Долохова!

Досада и злоба настолько сильно бушевали в Долохове при мыслях об этом, что он решил: Николай расплатится с ним за отказ Софи. Расплатится за то, что морочит голову девушке и поддерживает в ней иллюзии, которые никогда не сбудутся. Расплатится за то, что из-за него Софи ответила отказом на предложение Долохова. Николаю нужен хороший урок на будущее, и Долохов его преподаст. Через пару дней. За игорным столом. Николай играть не умел, поэтому редко рисковал сесть за карты. Но его можно раззадорить. Он самолюбив и ещё по-мальчишески задорен. Верит в свою полную взрослость и не рассчитывает своих сил. Будет стоять до последнего, лишь бы показаться многоопытным и беспечным малым. Пощипать таких ему, Долохову, никогда ничего не стоило. Надо лишь хорошенько поиграть на его глупом мальчишеском самолюбии.

Он сел за стол и твердым почерком написал записку: «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостиницу». Послезавтра он её отошлет Николаю, а пока нужно всё обдумать и приготовить для пирушки. Но это успеется завтра, а пока – нужно хорошенько выспаться. Он было решился оглушить себя спиртным, чтобы поскорее уснуть, но остановился. Пить будет потом. Упьётся хоть до положения риз. А пока нельзя. Через два дня ему потребуется свежая голова, не забитая остатками хмеля и всякой сентиментальной чепухой.

Долохов разделся и лег в постель, потом по уже укоренившейся привычке потянул руку вниз – и тут же злобно остановил себя. Хватит этого мальчишества. Расскажи он хоть кому-то из своих приятелей, что он, известный гуляка, бретёр и бабник, целых два месяца не знал близости с женщиной, глупо терял время на ухаживания за девчонкой, влюблённой в другого, да занимался регулярной дрочкой для избавления от сексуального голода, вызванного этой девчонкой – и все его дружки будут ржать над ним, как жеребцы, не меньше года. Хоть застрелись тогда. К счастью, никто и никогда не узнает об этой глупости, на которую он неожиданно для себя оказался способен. А уже завтра вечером он, наконец, сделает то, что планировал два месяца назад и что так нелепо прервалось из-за его увлечения Софи. Найдет-таки себе горяченькую бабёнку и хорошенько оттрахает ее. Решено. Больше сентиментальничать он не будет. Никогда и ни с кем. А женщин ему и без Софи хватит. Неистовым усилием воли Долохов отогнал от себя мысли о Софи, о Николае, о своей собственной дурости в течение последних двух месяцев и заставил себя провалиться в тяжелый сон.

Но ночью он проснулся от внезапного и мощного оргазма, который словно судорогой свел его тело. Он ощупал простыни – так и есть. Сырое пятно. Злобно выругавшись самой непристойной площадной бранью, он сорвал простыню, залитую его семенем, и лёг прямо на голый тюфяк. Завтра прикажет слуге постелить новую. А пока спать. Но снова не смог заснуть, в голове всё крутился сон, из-за которого он кончил, словно озабоченный подросток. Ему приснилась Софи, которая занималась с ним любовью в траве на каком-то цветущем лугу. Обнаженная, как и он, его ослепительная богиня страстно отдавалась ему и твердила, что безумно любит его, любит, любит, любит… И он в ответ покрывал её волшебное лицо и роскошное тело пламенными поцелуями, признавался ей в любви, твердил, что она единственная в его жизни, что забыть и заменить её он не мог никем за долгие-долгие годы без неё, говорил ей безумные и бесстыдные любовные слова, распалявшие их взаимную страсть до предела… Оргазм, потрясший его тело, был невиданной и неведомой ему до того мощи… Долохов провел рукой по глазам – они были мокры от слез. Это уже вообще позор, сказал он себе, разнюнился во сне как глупый младенец. Нечего мечтать о том, чего никогда не будет. Я забуду тебя, Софи, поклялся он. Забуду навсегда.

Но, засыпая во второй раз, он всё равно видел образ любимой перед собой и как наяву, в полусне услышал свой голос, который говорил слова. Слова, которые через пространство и время обязательно долетят до неё: «Я всегда буду помнить тебя…»
___________________________________

 » Пролог 2. Соня (1806 год) - начало

1806 год

– Соня! Куда ты запропастилась? Опять Наташа порвала платье в саду! Сколько раз я тебе говорила – не давай ей лазать по деревьям! – такими словами встретила Соню маменька, когда Соня вошла в комнату.

Соня опустила голову. Действительно, она очень виновата. Ей с давних пор вменили в обязанность присматривать за излишне резвой шалуньей Наташей, и она считала чем-то естественным, что за проступки Наташи ругали её. Она старше Наташи на год, она серьёзнее – кому же присматривать за милой непоседой, которая вечно вляпывалась в неприятности. Вот и сегодня Соня недосмотрела. Слишком увлеклась цветами на клумбе, когда они гуляли по небольшому садику позади их московского дома. А надо было следить за кузиной. Но она снова упустила её из виду, и результат налицо: очередное платье Наташи порвано, а маменька долго будет сердиться на Соню.

– Маменька, дружочек, не ругайте Соню, она не виновата, – ласкаясь к матери, с улыбкой произнесла Наташа. – Лучше меня накажите, а не браните её.

– Где уж тебя наказывать, егоза ты эдакая! – графиня сменила сердитое выражение лица на улыбку и потрепала младшую дочь по голове. – У тебя ещё ветер в голове, а Соня уже взрослая. Я же просила её присматривать за тобой. А она… ходит, словно сонная муха, о чём-то мечтает, с цветами своими возится, да с кошками, от клавикордов её, да от книжек не оттащишь. Пора тебе, Соня, от детских мечтаний очнуться. Барышня уже совсем, невеста.

– Ну, не браните Соню, мама, не браните, – продолжала ласкаться и умасливать Наташа. Графиня окончательно сменила гнев на милость, глядя на младшую дочь, любимицу всей семьи, сказала ещё несколько строгих фраз Соне и вышла.

Наташа весело подмигнула Соне, и та нежно улыбнулась в ответ кузине. Милая Наташа всегда заступалась за неё. Благодаря ей Соня получала, по крайней мере, вдвое меньше нотаций и поучений от маменьки. Наташа всегда умела приласкаться и уговорить строгую графиню. У неё вообще было свойство очаровывать всех окружающих, и она вовсю этим пользовалась. Поэтому её любила вся семья Ростовых, кроме разве старшей сестры, холодной гордячки Веры. Соня относилась к младшей кузине с не меньшей любовью, а Наташа отвечала ей искренним обожанием. Они были подругами и любимыми сёстрами друг для друга.

Ах, если бы с такой же любовью относилась к ней и маменька, думала Соня. Но она всегда чувствовала, что старая графиня относится к ней не так, как к своим детям. Тех она любила безусловной и пылкой материнской любовью. А Соню всегда как бы отодвигала на обочину. Причину девушка понимала – она не была родной дочерью, она была воспитанницей и племянницей, которую в дом Ростовых взяли из милости после ранней смерти родителей Сони. Поэтому старая графиня хоть изредка, да напоминала Соне, что та должна быть благодарна семье Ростовых за всё, что они для неё сделали. Должна не обижаться на особое отношение к ней и не требовать безусловной любви. А ещё чаще об этом Соне напоминала старшая кузина Вера, которая терпеть не могла Соню и считала её приживалкой.

Всё своё детство, сколько Соня себя не помнила, она старалась занять в сердце графа и графини Ростовых то же место, которое занимали их родные дети – Вера, Николенька, Наташа и Петя. И если с графом это получалось, то графиня не давала Соне переступить невидимую черту, которую она прочертила в своем сердце между родными детьми и племянницей. Но девушка не оставляла стараний. И теперь, когда она стала почти совсем взрослой, она ещё более пылко желала стать безусловно любимой для той, которую она называла маменькой. Потому что теперь она любила сына графа и графини, своего кузена Николая. И мечтала стать его женой.

Только вот старая графиня мечтала совсем о другом. В последние годы дела семьи Ростовых разладились. Излишнее хлебосольство и непрактичность графа Ильи Андреевича привели к тому, что он начал запутываться в долгах. Уже были заложены несколько имений для покрытия долгов, а одно даже продано. К тому же количество долгов росло так быстро, что становилось ясно – выкупить заложенные имения вряд ли удастся. Значит, рано или поздно их тоже продадут. Спасением для Ростовых могло быть только одно – выгодная женитьба старшего сына. Старая графиня уже пару раз строго разговаривала с Соней и требовала от неё избавиться от «детских глупостей», то есть от влюблённости в Николая. Говорила, что он должен жениться на богатой невесте, а бесприданница Соня о браке с ним не должна даже мечтать. Девушка молчала и ничего не говорила в ответ. Но и справиться со своим сердцем не могла. С тех пор, как она начала подрастать и мечтать о любви и семье, она любила только своего дорогого Николеньку. Других мужчин для неё не существовало. И он любил её с детских лет. Поэтому Соня не оставляла надежд. Всё чаще и чаще её посещали фантазии о том, как она совершит для семьи своих благодетелей что-то такое настолько важное и ценное, что старая графиня, наконец, полюбит её всем сердцем и благословит её брак с Николаем.

Кроме отношения старой графини, в настоящее время Соню мучило поведение Николая. Когда-то она не сомневалась в его любви. Он клялся, что она единственная в его жизни, говорил, что они обязательно будут вместе, когда станут совсем взрослыми. И девушка верила и надеялась. Они расстались на несколько месяцев, когда Николай поступил на военную службу. А когда он вернулся, Соня почувствовала, что в нём что-то переменилось. Она осталась прежней, а вот он стал другим. Уехал от неё восторженный, влюблённый в неё мальчик, а вернулся молодой мужчина со своими интересами. Офицер с боевым опытом. Теперь он мало проводил времени в доме, чаще уезжал куда-то с приятелями, особенно с сослуживцем Василием Дмитриевичем Денисовым. Там, за пределами дома, у них была своя мужская жизнь, в которую ей, Соне, доступа не было.

С возвращением Николая Соня почувствовала, что должна освободить кузена от данного ей когда-то слова вечно её любить. Она не хотела, чтобы он оставался с ней из чувства долга или чувства чести. Через Наташу она передала ему, что он свободен от любых обязательств перед ней, но что она сама всегда будет любить его и только его. В глубине души она ожидала, что Николай скажет ей, что отказывается от свободы, что он по-прежнему любит её и считает себя связанным с ней. Но он этого не сделал и начал вести себя так, как будто Соня выполнила его заветное желание. Они начали говорить друг другу «вы», вместо любовно-интимного «ты», с которым обращались друг к другу до отъезда Николая. Тем не менее, девушка чувствовала, что сам Николай со своей стороны как будто не полностью освобождает ее. Он продолжал при встречах смотреть на неё с особым выражением в лице, иногда в разговоре иносказательно намекал, что далеко не забыл своей детской любви к ней, что Соня для него не сестра и не кузина, а что-то гораздо большее. И это питало надежды девушки. Она начинала верить в то, что пока Николай откладывает решение вопроса просто по причине их слишком молодого возраста. Соне было шестнадцать лет, ему – двадцать один год. У них ещё вся жизнь была впереди. Возможно, пройдет несколько лет, Николай почувствует, что созрел для женитьбы, и тогда его выбор падёт на неё, на Соню. Вот только позволят ли ему брак с бесприданницей его родители, особенно маменька, думала девушка. Что-то подсказывало ей, что графиня не остановится ни перед чем, лишь бы не допустить их союза.

Девушке с каждым днем всё труднее и труднее становилось разобраться в этом хитросплетении чувств, стремлений, семейных планов, собственной незыблемой любви к Николаю. Ах, если бы её любимая и уважаемая Варвара Степановна оставалась с ней! Она была умна и очень образована, любила Соню, как младшую сестренку… нет, даже как дочь. Она бы помогла ей дать ответы на все вопросы, на которые пока сама Соня ответов не могла найти. Но её любимой старшей подруги уже не было с ней, и это наполняло горечью душу девушки.

Она вспоминала тот день, когда Варвара Степановна впервые появилась в её жизни. Это было три года назад. Маменька позвала Соню и Наташу познакомиться с новой гувернанткой. Тогда они впервые увидели эту слегка полноватую, с неброской, но вполне приятной внешностью женщину лет тридцати пяти. О её прошлом они узнали лишь то, что Варвара Степановна была вдовой. Во время замужества несколько лет прожила в Англии, где её муж служил секретарем при российском посольстве. Потом они вернулись в Россию, но муж вскоре скончался. Варвара Степановна после смерти мужа осталась в очень стесненных обстоятельствах, её семья не могла ей помочь, и она решила зарабатывать на жизнь как гувернантка. Образована она была прекрасно для женщины, недаром окончила Смольный институт с отличием. Кроме обязательного для людей их круга французского, она в совершенстве знала английский язык, который выучила во время жизни в Англии. Заметив способности Сони к языкам, она предложила ей дополнительно выучить английский, и девушка с радостью согласилась. В результате за три года Соня очень неплохо освоила и этот язык.

Соня и Наташа быстро привыкли к новой гувернантке и даже привязались к ней. Варвара Степановна была строгой, но справедливой, любовно относилась к обоим девочкам, но особо отличала Соню. Возможно, потому что Соня уже вступила в этап взросления и превращалась в барышню, а Наташа ещё оставалась ребёнком. Кроме того, Варвара Степановна страстно любила музыку и сразу заметила незаурядные музыкальные способности Сони. Однажды она услышала, как Соня не только играет на клавикордах, но и поет романс под собственный аккомпанемент. Когда девушка закончила, Варвара Степановна спросила:

– Софи, а почему вы не поёте? У вас очень милый голос.

Соня удивленно сказала:

– По-моему, у меня нет никакого голоса. Так, что-нибудь пропеть для себя. Хороший голос не у меня, а у Наташи.

Варвара Степановна покачала головой и сказала:

– У Наташи отличный голос, таким со сцены петь. Но с вашим голосом вполне можно петь дома или в салонах. Я слышала пение других барышень с гораздо более худшими голосами, чем у вас. И все считали, что они имеют полное право петь для родных или гостей. Так что вам уж точно не стоит стесняться. Кроме того, Наташе музыка и пение нужны только для одной цели – поскорее найти себе жениха и выйти замуж. И музыку с пением она рассматривает лишь как способ достижения этой своей главной жизненной цели. Я почему-то думаю, что когда Наташа этой цели добьется, она забросит и пение, и музыку. Вы – другое дело. Для вас музыка – наслаждение и дело жизни. Как ни сложится ваша судьба, вы никогда не откажетесь от музыки и никогда не забросите ее. А вот петь вы напрасно стесняетесь, ваш голос очень и очень неплох, хотя бы даже для домашнего пения. Мне кажется, – проницательно добавила она, – вы специально принижаете себя. Вам кто-то внушил, что вы годитесь лишь для вторых ролей, например, аккомпанировать поющей Наташе, и вы поверили в это.

Соня промолчала, но про себя подумала, что она с первого появления в доме Ростовых всегда была на вторых ролях. И это казалось ей естественным, ведь она не была родной дочерью. Особого протеста её положение в ней не рождало. Она привыкла служить Ростовым и выказывать им свою преданность и благодарность на каждом шагу. Поэтому она не преодолела внутренний барьер, запрещающий ей хоть как-то конкурировать с певуньей Наташей, и, несмотря на слова Варвары Степановны, не осмеливалась петь в присутствии других людей. Даже домочадцев Ростовых, не говоря уже о гостях. Лишь по-прежнему изредка пела для себя.

Сближению с Варварой Степановной весьма способствовала и любовь Сони к чтению и учебе. Наташа в этом смысле была гораздо безалабернее кузины. Ей больше нравилось играть в разные игры, шалить и петь. Училась она постольку поскольку. А вот Соня имела прекрасную память, была любознательна и запоем читала книги. Не раз случалось, что она оставалась после урока с Варварой Степановной и обсуждала с ней что-то такое, что её заинтересовало на уроке или в прочитанной книге, тогда как Наташа давным-давно уже убегала в детскую к своим куклам. С этих разговоров и начались более серьёзные и тайные для всех Ростовых беседы Сони с гувернанткой.

Соню подтолкнул к первой секретной беседе с Варварой Степановной один роман на французском языке, где речь шла о любви и браке двух влюблённых созданий. Темы любви в то лето особо волновали пятнадцатилетнюю Соню, потому что именно тогда в конце весны они с Николенькой осознали, что влюблены друг в друга, и обменялись первыми тайными поцелуями. В те дни Соню ещё не мучили вопросы о том, женится ли на ней её возлюбленный или нет – она была вполне уверена, что обязательно женится. Представления о супружеских отношениях у неё были самые наивные, она была убеждена, что всё взаимодействие мужа и жены ограничивается объятиями и поцелуями. Во всяком случае, это было именно то, что она наблюдала между своими приёмными родителями. Она знала также, что граф посещает иногда спальню маменьки и остается там до утра, хотя в другие дни спит в своей спальне. Но и тут девушка была уверена, что всё дело ограничивается тем, что муж и жена целуются и обнимаются уже в постели, а потом засыпают вместе. И от этого потом у супругов рождаются дети. Однако свой личный опыт и прочитанный роман убедили её, что в её знаниях по этой части есть кое-какие непонятности.

Во-первых, с Николенькой они уже и целовались, и обнимались. Но неужели от этих действий рождаются дети? Соня чувствовала, что тут что-то не так. Или для того, чтобы у мужа и жены появились дети, они должны были целоваться и обниматься не просто так, а лёжа в одной постели? Это был вопрос, на который она не могла дать себе ответа.

Во-вторых, в любовном романе, где описывалась свадьба героев, она наткнулась на следующий пассаж. Герой после венчания «обнял и прижал к своей груди» героиню со «страстной любовью», после чего она «стала настоящей женщиной» и вскоре родила их первого сына. Вроде речь опять идет об объятиях, тревожно подумала Соня. Но если так, то ей нельзя даже обниматься с Николенькой. А вдруг она тоже «станет настоящей женщиной» и родит ребенка от любимого? Эта мысль привела её в ужас. Родить вне брака – это был позор. Девушка знала об этом из судьбы одной из молодых горничных. Однажды ненароком она услышала, как маменька в соседней комнате осыпала бранью горничную Стешу, называла её мерзавкой и бесстыдницей и упрекала в том, что она беременна от какого-то лакея из соседнего дома. Потом Стешу отослали в деревню, и её дальнейшая судьба была Соне неизвестна. Но она твердо усвоила, что женщине, которая не имеет мужа, иметь детей не полагается. А если и случается с ней такое, что она оказывается беременной вне брака, то это самое ужасное, что может произойти.

Мысль о том, что и с ней может быть что-то подобное, настолько напугала Соню, что она преодолела стыд и смущение и решилась обратиться за разъяснениями к Варваре Степановне, с которой они очень сблизились. На следующий же день, когда они остались одни, девушка решилась задать гувернантке мучавший её вопрос:

– Варвара Степановна, а как у мужа и жены появляются дети?

Гувернантка испуганно посмотрела на Соню и сказала:

– Софи, обсуждение подобных вопросов с юной особой вроде вас, может привести к моему увольнению.

– Но у кого же мне ещё спросить? – с отчаянием ответила Соня. – Я вчера прочитала в романе, что у героини после свадьбы появился ребенок от мужа после того, как он обнял её. А я… понимаете, Варвара Степановна… я люблю Николеньку, а он любит меня. И мы уже несколько раз обнимались и даже целовались… мне стыдно об этом говорить, но я так его люблю. Неужели у меня тоже может родиться ребенок от того, что я позволила себя обнять?

Варвара Степановна покачала головой с ласковой и грустной улыбкой.

– Нет, Софи, можете не беспокоиться. Я знаю о ваших чувствах к кузену. Простите, но несколько дней назад даже случайно увидела, как вы целовались в зимнем саду. От поцелуев и тем более от объятий у вас дети не родятся. Но запомните и затвердите назубок: больше, чем поцелуи и объятия вы не должны вашему любимому ничего позволять. По крайней мере, до свадьбы.

– А что случается после свадьбы? – с любопытством и одновременно облегчением спросила Соня. Облегчение она почувствовала от того, что её страхи по поводу поцелуев и объятий с Николенькой оказались беспочвенными. – Всё дело в том, что муж и жена целуются и обнимаются в одной постели? Именно от этого получаются дети?

Гувернантка снова покачала головой:

– Нет, Софи, кроме поцелуев и объятий в постели муж и жена занимаются ещё кое-чем. И именно эти действия приводят к тому, что у женщины потом рождаются дети. Но я не имею права об этом вам говорить. Меня уволят, если узнают, что мы ведем беседы на такие темы.

– Я никому не скажу, Вера Степановна, Богом клянусь, – тут Соня перекрестилась и продолжала с отчаянием, – ну почему от нас всё скрывают? Все говорят – надо замуж, надо замуж. Любой барышне об этом твердят. Велят завлекать кавалеров на балах и приёмах, чтоб они на нас женились. А что там после свадьбы муж и жена делают – об этом молчат. Это так несправедливо!

Варвара Степановна снова грустно усмехнулась и любовно погладила Соню по голове.

– Вы правы, Софи. У вас умная головка. Это действительно несправедливо. Наших барышень растят как монашек, а потом… потом случа́ют как животных, даже не рассказав перед свадьбой, что их ждет. И это становится самым неприятным «сюрпризом» в жизни девушки. Я очень люблю вас, Софи, очень привязалась к вам. Мне не хочется, чтобы в будущем вы прошли через тот кошмар, через который прошла я после своего замужества. Я хочу, чтобы, по крайней мере, вы пришли на свою брачную постель с открытыми глазами и зная, что вас там ждет. Поэтому я постараюсь вам рассказать то, что вас интересует. Но вы должны поклясться, что никогда никому не скажете о том, что это вы узнали от меня. В противном случае меня прогонят.

Девушка немедленно дала торжественную клятву никогда никому ничего не говорить. Даже Наташе. Уж тем более Наташе. При всей любви к кузине Соня понимала, что Наташа – болтушка и хранить тайны не умеет.

– Пойдемте в сад. Об этом лучше говорить так, чтобы никто не смог подслушать, – сказала гувернантка, и они пошли в небольшой садик позади дома Ростовых.

(продолжение "Пролог 2. Соня (1806 год)" следует)
___________________________________

 » Пролог 2. Соня (1806 год) - продолжение

В садике, сидя на скамейке и постоянно оглядываясь в опасении подслушивающих ушей, Варвара Степановна, с трудом подбирая слова, рассказала Соне, округлившей глаза от любопытства, смешанного со страхом, о том, чем различаются мужское и женское тело, как семя мужчины попадает в тело женщины и как от этого она становится беременной.

Потрясённая рассказом девушка некоторое время молчала, с трудом переваривая услышанное. А потом спросила:

– Варвара Степановна, а вам нравилось этим заниматься с вашим покойным мужем?

Гувернантка печально покачала головой.

– Нет, Софи, совсем не нравилось. Это доставляет удовольствие только мужчинам. А что касается женщин… Мало кому из женщин это нравится. Хотя я слышала, что есть такие, кто любит это делать с мужчинами. Но таких не очень много.

– А почему вам не нравилось? – снова спросила Соня.

– Сначала это было просто больно…

– Больно?.. – с ужасом переспросила девушка.

– Да, очень больно. В первую мою брачную ночь боль была просто ужасная. Потом, правда, она прошла. И мне было просто неприятно, нечисто, гадко, – объяснила гувернантка.

– А мужчинам не бывает больно от этих занятий? – осторожно полюбопытствовала Соня.

– О, нет. Наоборот, им так нравится это делать, что они занимаются этим задолго до свадьбы с разными женщинами.

После этого Соня получила полный и исчерпывающий рассказ о женщинах в борделях, об актрисах, цыганках, куртизанках, горничных, служанках, крепостных крестьянках и других женщинах, которые должны были удовлетворять мужские страсти.

– Варвара Степановна, но если вам не нравилось заниматься этим с мужем, почему вы просто не отказались? – задала вопрос Соня.

– Как бы я могла отказаться, наивная вы девочка, – с горькой улыбкой сказала гувернантка. – Меня учили, что я должна во всем слушаться мужа, и я не осмеливалась ему противоречить. Кроме того, если бы я отказала мужу, он вполне мог бы взять мое тело силой. Мужчины сильнее нас и могут заставить женщин заниматься с ними тем, что они называют «любовью».

Варвара Степановна продолжила свой грустный рассказ, и в словаре Сони появилось слово «изнасилование». После этого девушка почувствовала, что ей начинает становиться дурно. Варвара Степановна заметила это и сказала:

– Софи, давайте на сегодня прекратим этот разговор. Я вижу, как он вас потряс. Вы должны уложить в своей голове всё, что узнали от меня. А если у вас потом ещё появятся вопросы, я постараюсь ответить на них, но также тайно.

Ночью Соня не могла уснуть. В голове её не укладывались образы мужчин, которых она знала, с теми рассказами об их гадких делах, которые она услышала от гувернантки. Особенно страшно было представить, что чем-то подобным будет заниматься её любимый Николенька. А если она выйдет за него замуж, то ей придется заниматься этим уже с ним. И ей будет больно. Правда, потом боль пройдет и будет просто неприятно. Ну что же, её любовь к Николеньке так велика, что она будет терпеть. Зато у них родятся дети, и они будут так же счастливо жить вместе, как счастливо живут родители Николая и Наташи. Не может быть всё настолько ужасно. Дядюшка Илья Андреевич очень добрый и хороший, любит маменьку, любит детей и её, Соню, тоже любит. Маменька всегда ласково смотрит на него, и он на неё тоже. Николенька нравом похож на отца, такой же добрый и благородный. Соня будет счастлива с ним. А что касается того, чем ей придется заниматься с ним в постели… ну и пусть, она потерпит ради своей любви к нему. Зато целоваться и обниматься они смогут уже не тайно, а сколько угодно, а поцелуи и объятия с любимым Николенькой, как это уже знала Соня – очень приятное занятие.

Успокоенная этими мыслями, девушка заснула уже под утро. Но на следующий день у неё появились ещё вопросы к Варваре Степановне. Соня снова завела беседу об интимном и задала вопрос:

– Варвара Степановна, вот вы говорите, что женщинам не нравится заниматься любовью с мужчинами. А как же маменька? Она ведь очень любит дядю Илью Андреевича, а он любит её. Да я много видела женатых пар, по которым незаметно, что жене было бы неприятно быть в обществе мужа. Наоборот, они смотрят друг на друга ласково, и по ним видно, что у них любовь.

Варвара Степановна ответила:

– Софи, тут всё дело в том, что мужчины неодинаковы. Простите меня, на меня подействовал мой неприятный опыт в моем браке. Поэтому вчера я невольно создала у вас впечатление, что в каждом браке женщине приходится страдать. Но на самом деле это не так. Есть ласковые и добрые мужчины, которые нежно и любовно обращаются со своими жёнами. Вот как ваш дядя. Возможно, с ними не настолько ужасно заниматься любовью, как это было у меня с моим мужем. Возможно даже, что жёнам таких мужчин очень нравится заниматься любовью с ними. Я говорила, что есть женщины, которым это нравится. Но для того, чтобы женщине это нравилось, ей надо правильно выбрать себе мужа. Вот ваша тётушка выбрала правильно, и она счастлива с вашим дядей. А я ошиблась в выборе и загубила свою жизнь.

– А как сделать правильный выбор? – спросила Соня.

– Постараться выбрать себе доброго мужчину, а не мужлана, как это сделала я, – горько ответила гувернантка.

– Что значит «выбрали мужлана»? – девушка была в недоумении.

– Понимаете, Софи, есть такой сорт мужчин. Их ещё называют повесами. Гуляки, картёжники, пьяницы, распутники. Мой муж принадлежал именно к такому типу мужчин. Но он был очень красив. Светлые волосы, голубые глаза, мужское обаяние. Я влюбилась в него семнадцатилетней девчонкой без памяти. Все мои родные предупреждали меня, что он будет плохим мужем. Я не слушала. Начиталась глупых романов о том, что такие мужчины после свадьбы меняются под воздействием добродетельных жён. Вот и я была уверена, что исправлю его. Сейчас мне это смешно. Как может семнадцатилетняя девочка исправить пороки тридцатилетнего мужчины? Теперь-то я понимаю, что это невозможно. Но тогда моя голова была забита романтическим вздором. Он уговорил меня бежать с ним и тайно обвенчаться, потому что родные не хотели отдавать меня за человека со столь скверной репутацией, как у моего мужа. Я бежала с ним и стала его женой. Уже на следующий день проклинала себя последними словами. Муж причинил мне ужасную боль во время нашей брачной ночи, обращался со мной так, как будто я была многоопытной девицей из борделя. А я была девственницей, со мной стоило бы обращаться осторожнее. Но ему было плевать на мою боль и ужас. Для него главным было его удовольствие. Дальше было хуже. Мои родные смирились с моим браком, отдали мне и мужу приданое, которое он растратил за каких-то полгода на карты и девиц легкого поведения. Да-да, не смотрите на меня с таким ужасом, Софи. Мой муж начал изменять мне почти сразу же после нашей свадьбы. Говорил ужасные вещи, что я в постели хуже ледяной сосульки, что с любой шлюхой ему приятнее, чем со мной. Потом вообще признался, что никогда меня не любил и соблазнил на побег со ним только ради моего приданого. Он прогуливал и проигрывал за карточным столом даже своё неплохое жалованье, которое получал на службе. Так что жили мы только на то, что мне давали из жалости мои родные. Это ужасно звучит, но я поблагодарила Бога, когда через несколько лет после свадьбы он погиб. Его убил на дуэли муж одной женщины, которую он соблазнил. Я осталась без средств к жизни и решила пойти в гувернантки. Поэтому я и предупреждаю вас, Софи, не повторяйте моей ошибки, не позволяйте соблазнить себя никакому повесе. Такие мужчины только губят жизни своих жён, но никогда не меняются.

Соня отрицательно покачала головой.

– Меня не соблазнит никакой повеса. Я люблю Николеньку и буду любить его вечно. А он не повеса.

Варвара Степановна как-то неопределенно пожала плечами.

– Что ж, возможно, вы сделали не самый плохой выбор. Просто пока трудно судить, что выйдет из Николая. Пока он мальчик, ещё не превратился в мужчину. Но есть надежда, что он может быть таким же добрым с женой, как его отец добр с вашей тётушкой.

– Он обязательно будет добрым со мной! – горячо сказала Соня. – Будет любить и защищать меня. Дядюшка как-то говорил, что девушкам надо выходить замуж для того, чтобы мужья защищали их от любых бед и напастей, заботились о них и детях.

Гувернантка грустно усмехнулась.

– Софи, как же вы наивны. Верите мужским выдумкам. Это они придумали такое объяснение необходимости замужества для женщин. Но на самом деле всё сложнее. Предположим, муж защищает жену от всего мира, от бед и напастей. А вот кто защитит жену от мужа? Вы над этим не задумывались?

– А зачем жене защищаться от мужа? – недоумённо спросила Соня.

– Вы никогда не слышали о том, что муж может плохо обращаться с женой? Например, бить ее, – задала вопрос Варвара Степановна.

– Я слышала, что такое может происходить у необразованных крестьян, – сказала девушка, – но среди людей нашего круга… нет, не припомню такого.

– Тем не менее, такое случается, – подавленно сказала гувернантка. – Например, мой муж мог меня легко и свободно ударить, дать мне пощечину. Такое происходит и в семьях нашего круга, хотя тщательно скрывается. Вот я, например, никому никогда не рассказывала, что муж меня бил. Вы первая это услышали. Мне просто было стыдно об этом говорить. А вам я рассказала только для того, чтобы вы знали всё о семейной жизни и её подводных камнях, прежде чем вступить в неё.

Соня почувствовала ужас.

– Но если ваш муж вас бил, почему вы не жаловались на него?

– Кому я могла бы пожаловаться? – саркастически усмехнулась Варвара Степановна.

– Я не знаю, в полицию, быть может, – растерянно сказала девушка.

Варвара Степановна покачала головой.

– В полиции надо мной просто посмеялись бы. Ни в одной стране мира и у нас тоже нет законов, по которым можно было бы наказать мужа, который бьёт свою жену. И развестись с таким мужем из-за побоев жена тоже не может. Опять-таки закона такого нет. В этом мире право мужа бить жену или обращаться с ней как угодно плохо является незыблемым правом всех мужчин.

Соня чувствовала себя так, как будто на неё упало небо. До сих пор она ни на секунду не задумывалась о том, что в браке у женщины нет никакой власти над мужем, а вот власть мужа над женой абсолютна.

– Почему же так несправедливо устроен мир? – воскликнула она с отчаянием. – Мужчины могут вести себя плохо до брака и даже после брака, ходить по дурным женщинам, пить и гулять, и никто им слова не скажет. А мы должны сидеть дома, и нам даже не позволяют выходить на улицу без сопровождения старшей родственницы, гувернантки, компаньонки или горничной. В браке мы прав никаких не имеем и не можем защитить себя, если муж обращается с нами дурно.

– Прибавьте к тому ещё, что нам запрещают получать хорошее образование и самим зарабатывать себе на жизнь, – добавила гувернантка. – Женщину не примут ни в один университет, а что касается женских профессий, то их совсем немного. Вот для женщины нашего круга это может быть только работа гувернанткой или компаньонкой. И всё на этом. А мужчины вполне могут иметь хорошее образование и для них все жизненные пути открыты. И знаете почему это происходит?

– Почему? – спросила Соня.

– Потому что власть в этом мире принадлежит мужчинам, – тихо сказала Варвара Степановна. – Они написали наиболее выгодные для себя законы, установили наиболее полезные для себя обычаи и порядки. А нам оставили только один путь – выходить за них замуж и рожать детей. Им так удобно, и они сделают всё для того, чтобы такой порядок вещей сохранялся вечно. Хотя, возможно, когда-нибудь это да изменится. По крайней мере, уже появились женщины, которые видят эту несправедливость и привлекают к ней внимание.

– А что это за женщины? – поинтересовалась девушка.

Гувернантка поколебалась на несколько мгновений, но потом все-таки решилась.

– Я дам вам почитать одну книгу. Она на английском, но вы этот язык хорошо знаете. Написала её некая англичанка Мэри Уолстонкрафт [1]. Она называется «В защиту прав женщин». Я многое поняла, наткнувшись на эту книгу во время моего пребывания в Англии и прочитав её. Только, Софи, одно непременное условие. Вы никому не скажете об этой книге. Читайте её тайно, чтобы никто не увидел. Ваши родные очень рассердятся на меня, если узнают, что я даю вам читать книги о рабском положении женщин в нашем мире. Считается, что женщины не должны о таком догадываться.

На следующий день после уроков Варвара Степановна тайком сунула Соне небольшой томик, и девушка в тот же день приступила к чтению. Делала она это урывками, пока никто не видел, а если кто-то входил в комнату Сони, она прятала книгу под тюфяк на своей кровати. Книга произвела на девушку огромное впечатление. Там более развернуто и подробно описывалось всё то, что говорила Соне Варвара Степановна о несправедливом положении женщин. Ничего подобного девушка прежде не читала. Все прежние книги воспринимали приниженное положение женщин как нечто само собой разумеющееся. Прочитав, вернее, проглотив эту книгу один раз, Соня сразу же начала её перечитывать. Она уже заканчивала читать сочинение Уолстонкрафт во второй раз, когда разразился скандал.

Кузина Вера, которая во всё совала свой длинный и вредный нос, сумела подсмотреть, как Соня тайком читает какую-то книгу. Однажды, когда Соня вышла из своей комнаты, Вера зашла туда, тихонько всё обыскала и под тюфяком кровати Сони нашла томик. Прочитать, что там написано, она не смогла, так как английский не знала. Но она отнесла книгу старой графине и рассказала, что кузина тайком читает что-то очевидно запрещённое или даже неприличное. Графиня позвала гувернёра Пети, который знал английский язык, и попросила объяснить, о чём эта книга. Гувернёр пришел в ужас, он слышал об этой книге, хотя не держал её прежде в руках. Он объяснил, что написала эту книгу известная английская смутьянка, отличившаяся непристойным поведением и даже родившая дочь вне брака. В своей книге она пропагандировала совершенно возмутительные идеи о том, что якобы женщин надо уравнять в правах с мужчинами. Хотя всем разумным людям ясно, что мужчины и женщины равные права иметь не могут.

Соню призвали к ответу и потребовали сказать, кто дал ей подобную дрянную книжку. Но она молчала, как каменная, не желая подводить старшую подругу. Впрочем, её молчание ничего не изменило. Прослышав, что Соню в качестве наказания заперли в комнате и отлучили от всех развлечений и маленьких свобод, пока она не скажет правды, Варвара Степановна сама пришла к старой графине и сказала ей, что книгу Соне дала она. Гувернантку в тот же день уволили, а Соню старая графиня строго отчитала и приказала навсегда забыть «дрянную книжонку с крамольными идеями».

Но Соня её не забыла. Не смогла. Мысли о том, что положение женщин в этом мире несправедливо, с тех пор не оставляли ее. И жизнь постоянно подкидывала ей всё новые и новые доказательства этих её мыслей. Только Соня молчала и ни с кем не обсуждала того, о чём думала. Она знала, что в семье Ростовых, да и во всём ближнем кругу, никто не поймет и не разделит её мнения. Только однажды Соня как-то попробовала поговорить с Наташей о несправедливом положении женщин и абсолютной власти мужчин в мире, но та даже не поняла, о чём идет речь. Какая власть мужчин в мире, что за чепуха? Наташа, которая уже давно с лёгкостью очаровывала мужчин, была абсолютно уверена, что всё совсем наоборот – это женщины властвуют над мужчинами. Сами мужчины представлялись ей простодушными и даже в чём-то недалёкими существами, которых женщинам легко подчинить своей воле с помощью своей красоты, легко обвести вокруг пальца. Соня с тревогой предчувствовала, что подобная наивность когда-нибудь дорого обойдется кузине, но разговоры на эти темы с Наташей прекратила.

Примечание:

[1] Мэри Уолстонкрафт (1759 – 1797) – британская писательница, одна из предтеч феминизма. Наиболее известна своим эссе «В защиту прав женщин» (1792), в котором она утверждала, что женщины не являются существами, стоящими на более низкой ступени развития по отношению к мужчинам, но кажутся такими из-за недостаточного образования.

(продолжение "Пролог 2. Соня (1806 год)" следует)
___________________________________

Здравствуйте! Как я рада, что блуждая по форуму, обнаружила ваш фанфик! Судьба Сони Ростовой из романа «Война и мир» - моя печаль еще со школьных лет)))) Всегда мечтала, чтобы у нее судьба сложилась по другому. А вот теперь прочитала все выложенные вами главы и мне очень понравилось! Буду обязательно читать дальше!

Здравствуйте! Я тоже рада вас приветствовать в моей теме. Надеюсь, выложенный мною фанфик вам понравится. Тут мы с вами полностью сходимся
___________________________________

Кстати, меня очень заинтересовал такой поворот сюжета в вашем фанфике, как полное незнание тогдашних девушек о том, что происходит в супружеской спальне. А ведь действительно было так. Я вспоминаю "Крейцерову сонату" того же Толстого. Он писал там (если память мне не изменяет) ,что какая-то девушка в брачную ночь сбежала от мужа, потому что была потрясена тем, что он от нее потребовал! Наверно в действительности девушки из высшего общества узнавали о супружеских отношениях только так, как вы описали, т.е. случайно и урывками. Или не знали до самой брачной ночи. Тогда это действительно могло стать потрясением.

Я помню это место из Крейцеровой сонаты. Там рассказчик говорит о своей сестре:Наивность какая! Выдали замуж девушку, не объяснив ей ничего, а потом удивлялись, что она сбежала!
О том же самом писал в своем знаменитом романе «Жизнь» Ги де Мопассан. Там тоже героине ничего не объяснили перед замужеством, и она пережила самый ужасный опыт в своей жизни в брачную ночь. Лучше Мопассана это не опишешь. Еще в биографии Жорж Санд, написанной Моруа, приводится ее письмо к брату, где она просит его, чтобы дочери брата перед ее замужеством объяснили, что ждет ее в супружеской спальне, иначе ей будет очень и очень плохо. Судя по тону письма, сама Жорж Санд в свою брачную ночь тоже ничего не знала и получила не лучший опыт интимных отношений с мужчиной. Недаром она довольно скоро рассталась со своим мужем.
Еще один пример – «Опасные связи» Шодерло де Лакло, роман, написанный в 1782 году. Не знаю, читали ли вы его, или может быть смотрели какую то экранизацию. Там одна из сюжетных линий повествует о том, как повеса и соблазнитель виконт де Вальмон соблазнил на пари невинную девицу из высшего света Сесиль де Воланж. Так она после проведенной с ним ночи была настолько потрясена, что написала старшей подруге, которая уже была замужем и знала что к чему, чтобы та объяснила ей – а что такое с ней сделал ее соблазнитель.
Так что это действительно было проблемой для девушек из «порядочного» общества в стародавние времена. У девушек-крестьянок такой проблемы не было. Крестьянские семьи жили кучно, одна большая семья в одной избе, и ребятишки с детства могли случайно видеть, чем занимаются их родители. Не говоря уже о том, что они видели, как случаются домашние животные.
___________________________________

Приветствую. Я здесь, наблюдаю за героями. Мне надо немного втянуться в историю. Люблю читать сразу залпом большие куски текста. Написано хорошо, как я уже говорила. Это самое главное. Ждём развития сюжета.
Насчёт супружеских отношений - я думаю, именно так и обстояли дела. Мне жаль бедных девушек, которых часто буквально продавали, лишь бы семья хорошо и благополучно жила. Вспомнить ту же "Анну на шее" Антона Павловича Чехова. Считается, что Анна - самая настоящая эгоистка, родным не помогает, но мне кажется, здесь у медали (как, впрочем, и всегда) две стороны.
Относительно своих героев могу сказать, что для них особенных потрясений не было. У меня откровенные сцены описываются, хотя не во всех историях, только в некоторых, где рейтинг соответствующий стоит. Достаточно много всего можно рассказать и без этих сцен. К слову, они для меня необыкновенно трудны, но тут уже, как говорится, приходится идти на сопротивление.
К слову, насчёт "Опасных связей". Я играю на одном ресурсе в "Кинорулетку" - мы там загадываем друг другу кино, пишем рецензии, обсуждаем фильмы. Так вот мне как раз попалось кино по этой истории.

_________________

И я приветствую Я решила главы разбить на части, чтобы было легче выкладывать и редактировать. Общая канва у меня в основном написана, но я потихоньку правлю стиль и пунктуацию. Прологи я немного затянула, поэтому разделила их на 4 части. А вот дальше пойдет по главам, они поменьше. Так что их я буду делить на 3 части каждую главу. Я тоже сомневалась, вводить ли мне эротику. Но в конце концов решила, что все-таки надо. Хотя и мне эти сцены даются с трудом. Я полностью согласна ,что и без откровенной эротики о чувствах героях можно много чего сказать. Так что у меня хоть и будут эротические сцены, но я буду "минимализировать" их. Спасибо за интересную рецензию! Я смотрела две экранизации этого романа: Милоша Формана и знаменитую экранизацию 1988 года. Мне тоже не понравилась экранизация Формана. Там много чего переделано из сюжета романа. А вот экранизация 1988 года попала в точку! Все актеры на высоте, антураж, сюжетные линии - все соответствует эпохе и роману. Кстати, сам роман я прочитала еще до того, как смотрела кино. Он есть в нашей домашней библиотеке.
___________________________________

 » Пролог 2. Соня (1806 год) - продолжение-2

Этого опасного человека впервые Соня увидела в тот день, когда пришла на помощь горничной, которая порезала себе руку стеклянным полушаром от люстры. Соня тогда схватила первую попавшуюся ей на глаза тряпку и попыталась с помощью её остановить кровь. К несчастью, тряпка оказалась не тряпкой, а дорогой и редкостной персидской шелковой шалью старой графини, которую та забыла в комнате, где произошло несчастье. Соня была полностью поглощена своим занятием, когда почувствовала, что рядом с ней встал какой-то мужчина. Он скомандовал ей низким и резким командирским голосом:

- Дайте что-нибудь, чем можно перетянуть руку выше пореза!

Недолго думая, Соня сорвала с себя газовый шарф, которым она прикрывала плечи, и отдала незнакомцу. Он быстро затянул шарф вокруг руки горничной выше пореза. Девушка помогала ему. Когда они закончили с этим делом, Соня посмотрела на незнакомца – и обомлела.

Она увидела одно из самых красивых мужских лиц, которые когда-либо ей приходилось видеть. В подробностях она его не рассмотрела, но ей бросились в глаза светлые волосы и голубые глаза. А ещё – выражение дерзкой мужественности на лице и красота падшего ангела. Он был в военной офицерской форме, но она не помнила, чтобы ей где-нибудь приходилось с ним встречаться.

Потом она удивлялась, насколько противоречивые порывы овладели ей при виде красивого незнакомца. С одной стороны – мгновенное восхищение и влечение. Поразили его проницательные и выразительные глаза – льдисто-голубые, чистые, как горный родник, в глубине которых светились искушенность, ум и чувственность. Соне хотелось провести пальцем по точёной мужской скуле и гладковыбритому сильному подбородку, чтобы проверить – реально ли это лицо или она видит что-то вроде ожившего мраморного портрета римского полководца. С другой – столь же мгновенное отторжение и страх. В её голове вихрем пронеслись слова её дорогой старшей подруги «светлые волосы, голубые глаза, очень красив. Мужлан». Такими словами Варвара Степановна описала своего отвратительного мужа. Действительно, если Соня хотела вообразить себе мужлана, то незнакомец идеально подходил. В нём было что-то настолько первобытно-мужское и мощное, что ей захотелось шарахнуться от него как можно дальше.

Впрочем, девушка не успела принять никакого решения. Прибежали слуги, и её увели. Потом маменька прочитала строгую лекцию о том, что негоже ради служанки портить дорогие вещи. Кроме того, барышням нельзя иметь настолько крепкие нервы, как у Сони, нельзя не бояться крови и нельзя кидаться на помощь всем подряд, тем более прислуге. Поведение Сони продемонстрировало грубость и примитивность её натуры, а вот поведение Наташи и Веры, наоборот, показало утончённость и деликатность. При любом страшном зрелище барышни должны либо убегать в страхе, либо грациозно падать в обморок, а не бросаться помогать всем без разбора, что сделала Соня. После этой строгой нотации Соню заперли в комнате и не пустили к обеду. Спасибо дорогой Наташе – она упросила маменьку хотя бы выпустить Соню к ужину. После ужина Наташа пришла в комнату Сони, и они по заведённой привычке поболтали перед сном. На сей раз Соня лишь слушала, а болтала Наташа. Она передавала свои впечатления о друге Николая, которого тот привёл к обеду.

– Та-а-акой красивый, – говорила Наташа, делая испуганно-восторженные глаза, – но какой-то ненастоящий. Словно статуя ожила! Это тот самый Долохов, о котором Николенька в последнее время только и говорит. Помнишь, тот, кто дрался на дуэли с Пьером Безуховым и которого Пьер ранил. Николенька был у него секундантом, а потом они подружились.

Так вот кто был этот красивый и одновременно пугающий незнакомец. Соня вспомнила, как Николай восхищённо говорил о новом друге. Вообще последние два месяца только о нём и твердил. Тот произвел на Николая огромное впечатление. Долохов был в своём роде знаменитостью в мире гуляк и повес, которым Николай в последнее время не слишком удачно пытался подражать. Он умел пить огромное количество спиртного, но не пьянеть при этом. Был удачливым картёжником и выигрывал почти все карточные поединки. Так же был известен как завзятый дуэлянт. Соня сосредоточенно попыталась вспомнить, числились ли за ним дуэли со смертельным исходом. Вроде бы нет, такого про него не рассказывали. Зато многие его противники получили ранения. Единственным исключением оказалась дуэль с Пьером Безуховым, который почти не умел стрелять. И всё равно умудрился подстрелить Долохова.

Дуэль состоялась из-за жены Пьера Безухова, красавицы Элен, с которой у Долохова была любовная связь. Судя по осторожным намекам Николая, это была далеко не единственная победа Долохова над женщинами. Соня с отвращением подумала, что её первая реакция на этого человека – отторжение и страх – была правильной. О том, что она испытала в это время и другие, совсем противоположные чувства, она старалась не думать. Она отодвинула их на задворки сознания и сосредоточилась на плохих качествах нового друга Николая.

Снова и снова она прокручивала в голове слова Варвары Степановны: гуляка, картёжник, пьяница, распутник. Все эти слова, которым она описала самые отвратительные мужские качества, вполне подходили Долохову. Как мог милый Николай восторгаться таким чудовищем? Соня недоумевала. Но тут же вспомнила слова из другого разговора со старшей подругой: такими негодяями восхищаются не только женщины, но и мужчины. Женщины влюбляются в них, мужчины стараются подражать. Значит, и Николай подпал под роковое обаяние этого повесы, с горечью сказала себе девушка.

Но Николай всё равно не похож на этого ужасного человека, тут же упрямо твердила себе Соня. Он не любил пить, не играл в карты, не ходил к дурным женщинам… хотя… Тут Соня призадумалась. Бывали случаи, когда Николай с Денисовым появлялись в доме под утро. Что они делали ночью, никому не было известно. Возможно, просто проводили время в клубе, но возможно… на этом месте девушка испугалась и с отвращением отогнала от себя эти мысли. Нет, Николай всё равно лучше, хотя и пытается подражать повесам, он её судьба, и она не смеет сомневаться в нём, упрямо твердила себе она.

Новая встреча с Долоховым произошла через два дня. Он приехал с визитом, и дядюшка Илья Андреевич пригласил его к обеду. Перед обедом их представили друг другу. Соня во время представления постаралась даже не смотреть на Долохова. Варвара Степановна предупреждала её, что такие мужчины могут воздействовать своей притягательностью на женщину, особенно на неопытную девушку, даже если она не желает поддаваться этой притягательности. Поэтому лучший способ избежать влияния таких мужчин, говорила она, это вообще не общаться с ними или свести любое общение до самого необходимого минимума.

Когда Долохова представили Соне, она лишь скользнула по нему взглядом, опустила глаза и, пробормотав необходимые слова, тотчас же отошла к Наташе с чувством облегчения. Вряд ли этот человек будет постоянным гостем в их доме, думала она. У Ростовых была чисто домашняя семейная обстановка, а таких мужланов, как Долохов, это не привлекает. Им нужны разврат, разгул и буйство. За этим они ездят совсем в другие дома и заведения. Так что избегать его во время редких визитов ей будет просто. Да и вряд ли он обратит на неё внимание.

Как же ужасно она ошиблась!

Уже во время обеда она заметила, что Долохов не ест-не пьет, а не сводит с неё взгляда. И какого взгляда! Ни у одного мужчины Соня такого не видела. Ей казалось, что она дичь, а он охотник, и ему не терпится поймать её. Другие её кавалеры, например, Николай или кое-кто из юных и взрослых ухажеров на подростковых балах Иогеля, смотрели на неё с любовью, обожанием, просто любованием её красотой. Но никто так грубо и неприкрыто не заявлял своим взглядом: я хочу тебя! Даже если у кого-то и возникало желание по отношению к ней, то все подчинялись правилам светской вежливости, которая диктовала мужчинам не смущать своей откровенной грубой похотью невинных девушек. Все мужчины старательно маскировали такое желание перед барышнями. Но этот ужасный человек даже не пытался что-то скрыть. Девушка начала догадываться, что ему наплевать на любые светские правила, ограждающие таких юных созданий, как она, от излишне пылкой мужской страсти. И эта догадка рождала в её душе страх перед ним.

Долохов подошёл к ней и на музыкальном вечере, и, к её ужасу, начал говорить ей комплименты, по-прежнему не сводя с неё горящих глаз. Она сама не помнила, что бормотала ему в ответ, делая вид, что перебирает ноты и желая лишь одного – чтобы он поскорее отошел от неё. Но он всё не уходил и не уходил, и тогда Соня была вынуждена выдумать какой-то неуклюжий предлог, чтобы избавиться от личного разговора с ним. И от его взглядов. Он так смотрел на неё, что ей казалось, будто к коже её прикасаются раскалённым железом.

Соня тогда уговорила Наташу ещё раз спеть, чтобы исключить любую возможность того, чтобы Долохов снова подошел к ней. И сама аккомпанировала ей на клавикордах, как обычно. А после выступления Наташи Соня делала всё возможное и невозможное, лишь бы не дать непрошенному ухажёру подойти к ней и завести новый разговор. Сама себе удивляясь, она обнаружила в себе удивительную ловкость, лавируя между гостями и домашними, чтобы не дать Долохову приблизиться. А он как будто ловил её, и наверняка рано или поздно поймал бы. Но, к величайшему счастью Сони, вечер уже закончился, и гости начали разъезжаться. Она самой первой улизнула из музыкальной гостиной, пренебрегая даже элементарной светской вежливостью, которая диктовала прощаться со всеми посетителями дома. Пусть лучше её сочтут невежливой и грубой, лишь бы снова не приближаться к этому человеку. Даже для короткого прощания. Оказавшись в своей комнате, девушка несколько раз глубоко вздохнула, будто сбрасывая со своих плеч тяжёлый груз.

Вот так начались для неё два месяца, которые Соня позднее вспоминала, одни из самых мучительных в её жизни.

Долохов буквально преследовал её. Он часто наносил визиты в дом Ростовых, к удивлению всех, кто его знал. И всегда пытался разговорить Соню или даже застать её в каком-нибудь месте, где она оказывалась одна, а он мог присоединиться к ней. Девушка в течение этого времени чувствовала себя затравленной лесной дичью, за которой охотится страшный волк. Её начинал охватывать страх не то что при приближении Долохова, но даже просто при упоминании его имени.

А он вёл себя всё более настойчиво. Его взгляды на неё стали уже настолько нескромными, что не только она, но и Наташа, и маменька не могли без краски вынести эти взгляды. Наташа, кстати, была первой, кто заговорил с Соней о чувствах Долохова к ней. Где-то через неделю после знакомства они привычно сели в комнате Сони, чтобы посекретничать и поболтать о своём, о девичьем. Наташа первой завела разговор.

– Соня, ты знаешь, этот противный Долохов в тебя влюбился! – выпалила Наташа в первую же минуту разговора.

Соню не удивило, что Наташа назвала Долохова противным. Наташа в эту весну впервые начала активно кокетничать как со своими юными ухажерами на балах Иогеля, так и с взрослыми мужчинами. Начала пробовать свои женские чары на них. И они действовали неотразимо: у Наташи была уже целая куча поклонников. В их числе был даже Денисов, который совсем потерял голову от юной очаровательницы. И только Долохов с первой встречи показал Наташе полное и абсолютное равнодушие, несмотря на её попытку привлечь и его внимание. Уже привыкшая к тому, что мужчины постоянно падают к её ногам, Наташа была разочарована и почувствовала неприязнь к Долохову. К тому же Наташа очень тепло относилась к Пьеру Безухову и была всецело на его стороне, когда прослышала про дуэль Пьера с любовником жены. С тех пор иначе, чем «противный и злой» она Долохова не называла.

– Не говори глупостей, – попыталась отговориться Соня.

– Какие глупости? – с досадой спросила Наташа. – Он та-а-ак смотрит на тебя! Даже мне стыдно, и маменьке тоже! Да и ты вся пунцовая, когда он на тебя зыркает своими бесстыжими глазищами! Неужели ты этого не замечаешь?

Соня отчаянно замотала головой.

– Наташа, ты же знаешь, я люблю Николеньку и только его. Этот человек… он мне совсем не нравится. Я его боюсь. Слушай, можно тебя кое-о-чем попросить?

– Да всё, что угодно! Я для тебя всё-всё-всё на свете сделаю! – горячо ответила Наташа.

– Тогда, пожалуйста, помоги мне. Постарайся не оставлять меня наедине с ним. Или даже когда мы не наедине, но он подходит, чтобы завязать разговор со мной. Мне уже неудобно придумывать предлоги, чтобы избавиться от него. Последний раз я просто выбежала из комнаты, а маменька меня потом ругала, что я веду себя как невоспитанная девчонка.

– Конечно-конечно, – с хитрой улыбкой пообещала Наташа. Мысль причинить хоть какую-то досаду противному ей человеку привела её в восторг. – Я прилеплюсь к тебе, как репейник, вот увидишь. Как только он попытается к тебе подойти, я буду тут как тут.

Девушки обнялись и расцеловались со смехом. И с тех пор Наташа действительно в буквальном смысле спасала Соню от любой попытки Долохова затеять с ней личный разговор. Соне стало намного легче лавировать и избегать Долохова. Порою она даже, пряча злорадные огоньки в опущенных глазах, наблюдала за его бесплодными усилиями говорить с ней на личные темы. Наташа тут же появлялась рядом и своим присутствием разрушала любой тет-а-тет.

Неприязни к Долохову и страху перед ним Соне добавил разговор, который она случайно подслушала через две недели после знакомства с ним. Она в тот день решила поработать в зимнем саду дома Ростовых. На одном из кустов роз появились какие-то противные белые пятна. Хорошенько покопавшись в своих книгах по садоводству и разведению растений, девушка нашла рецепт борьбы с этой напастью. Она поручила кухонному слуге купить всё необходимое в мелочной лавочке и приготовила раствор, которым нужно было опрыскать растение. Но сначала надо было обрезать уже безнадёжно погибшие бутоны и побеги. Соня занималась этим, когда открылась дверь и послышались два мужских голоса. Это были Николай и Денисов. Они не заметили девушку, потому что её от двери скрывали две кадки с невысокими, но развесистыми пальмами. Они сели на диван у самой двери и продолжили разговор, который начали ещё в коридоре.

– Ну что, поедем сегодня к девицам? – спросил Денисов у Николая.

– Поедем, – ответил Николай. – Давно не кувыркались. Мне уже штаны по утрам неудобно одевать. Давай и Долохова пригласим.

– Он не поедет, – отвечал Денисов. – Не любит борделей. Его уже лет семь как в этих заведениях никто не видел.

– Почему? – спросил Николай.

– А чёрт его знает. Говорит, что не любит быть одним из кобелей, которые кучей трахают одну и ту же сучку. Ему нужна такая баба, которая во время связи с ним других мужиков не подпускает. Разборчивый какой. Хотя не всегда таким был. Мне Жерков как-то рассказывал, – тут Денисов как-то скабрёзно хохотнул, – что лет семь назад, когда они совсем молокососами были, ходили они в один бордель для богатеньких в Петербурге. Так Федька таким жеребцом был – иногда по две шлюхи зараз к себе затаскивал, одной ему мало было.

– Во даёт, – с таким же скабрёзным смехом ответил Николай. – Тогда чего ж он на письмецо Безуховой не ответил, когда она ему предложила встретиться. Она ж теперь раздельно с мужем живет, одна, вот и пользовался бы.

– Я его спросил, пока он после ранения выздоравливал, а он сказал, что она ему надоела, – ответил Денисов. – Мол, с большими претензиями штучка. Требует ухаживаний да в любви признаний. А он не любитель петь серенады под окном. Сказал, что будет себе искать кого попроще, среди актёрок или цыганок, когда очухается. С этими всё просто – заплати и пользуйся.

– Ну и ладно, поедем вдвоем, – сказал Николай. – Я, пожалуй, сниму себе ту же цыпочку, что и в прошлый раз. Если, конечно, она не будет занята. У неё такие формы, эх, если бы ты видел!

– Ты поосторожней с формами, – ответил Денисов со смехом. – Вот тот же Жерков, когда мы были за границей, в одном весёлом заведении нарвался, так нарвался…

Соня в самом начале этого откровенного разговора замерла, а потом решила вообще спрятаться так, чтобы её никто даже случайно не заметил. Выйти не было никакой возможности – дверь была одна, но там, рядом на диване сидели мужчины. Тогда она просто присела за кадку с розами, молясь про себя, чтобы её никто не обнаружил. Ей хотелось заткнуть себе уши, и она действительно сделала это, когда Денисов начал рассказывать какую-то не слишком приличную историю. Она сама не помнила, сколько так просидела, лишь время от времени отнимая руки от ушей, чтобы понять – кончился разговор или нет. Наконец он действительно закончился, и мужчины вышли.

Девушка работать больше не могла. Она оставила всё как есть, подошла к двери, выглянула в коридор – нет ли там кого-либо. Но коридор был пуст, и тогда она на подгибающихся ногах пробралась к себе в комнату и свалилась на постель. Её била крупная дрожь. Полежав немного, она с усилием села на кровати, обняла себя руками и начала тихонько покачиваться. Она всегда принимала такую позу в минуты душевной боли. В это время в голове её пролетали самые горькие мысли.

Подслушанный ненароком разговор ужаснул ее. Вот куда уходили Денисов с Николаем в те ночи, когда возвращались под утро. Значит, и Николай, её милый и любимый Николенька, занимается тем же, чем занимаются другие мужчины с дурными женщинами. Варвара Степановна была права. Все мужчины ходят к таким женщинам до брака. А вот после брака? Она говорила, что есть такие мужчины, которые перестают ходить в бордели и заводить любовниц после того, как женятся. Но есть и другие. Таким был её муж. Он заводил любовниц и после свадьбы с ней. А как поведет себя Николай, если женится на ней, на Соне? Возможно, он перестанет ходить по борделям, не будет заводить себе любовниц. Ведь за его отцом, графом Ильей Андреевичем, такого не наблюдалось. Он все ночи проводил дома, вообще редко куда выезжал один, любил проводить время в кругу семьи и довольно часто ночевал в спальне маменьки. Николенька очень похож на него нравом. Скорее всего, и он после свадьбы будет вести примерную семейную жизнь. А то, что он ходил по дурным женщинам до свадьбы – это я ему прощу, так думала девушка. В конце концов, наверное, такова природа всех мужчин, Варвара Степановна говорила, что им всем очень нравится это занятие. Так что о его вольном поведении до свадьбы можно забыть, лишь бы хранил верность потом. Такими мыслями Соня пыталась успокоить себя, но получалось плохо.

И тут, как молния в ночи, в её мозгу сверкнули слова: «Федька таким жеребцом был – иногда по две шлюхи зараз к себе затаскивал, одной ему мало было». Это было сказано про того ужасного человека, про Долохова. Соню охватило такое отвращение, что её даже затошнило. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы преодолеть тошноту. Господи, есть ли предел гадостей, на которых способен этот человек? И он ещё ухаживает за ней! Зачем? Чтобы соблазнить её, как соблазнил глупую Стешу лакей-негодяй из соседнего дома? Или даже жениться на ней? Ни за что, ни за что, ни за что, содрогаясь, подумала Соня. Даже под страхом смерти она никогда не согласится принадлежать такому человеку и позволить ему делать с ней вещи, которые и в дурном сне не приснятся!

Она снова и снова вспоминала слова, которыми Варвара Степановна описывала своего покойного мужа. «Очень красив, светлые волосы, голубые глаза, мужлан». Точь-в-точь подходит к Долохову. Наверняка и он может причинить Соне ужасную боль, если она вдруг станет его женой. А уж изменять точно будет. Если ему мало одной женщины, то жена никак не сможет удовлетворить его. Значит, он и после свадьбы будет заводить любовниц. Как хорошо было бы, если бы он оставил её в покое и исчез вообще из её жизни! Её судьба связана с Николенькой и только с ним. Лишь ему она может быть женой и любить его всегда.

(окончание "Пролог 2. Соня (1806 год)" следует)
___________________________________

 » Пролог 2. Соня (1806 год) - окончание

Мысленно Соня сопоставляла этих двух мужчин – Долохова и Николая. Николенька тоже был очень красив, но главное – он всегда представлялся ей «своим», тёплым, милым и домашним. Даже сейчас, когда она узнала, что он ведет жизнь, свойственную остальным взрослым мужчинам. И Соня никогда не сомневалась в его благородстве и доброте, известными ей с детства. Он был открыт миру и людям, плохого про него никто не говорил. А вот Долохов был «чужим». Ничего милого, домашнего и тем более тёплого в нём не было. Эдакий ледяной принц. Его преизбыточная мужественность пугала и отвращала Соню. Не меньше отвращали и тёмные слухи вокруг его имени, аура опасности и тайны. Ей казалось, что в этом человеке сосредоточились все пороки мужского племени. Она твёрдо решила, что в дальнейшем удвоит усилия, чтобы держаться от него как можно дальше.

Но сделать это с каждым днем было всё труднее. Долохов начал ездить на балы московского танцмейстера Иогеля, которые тот устраивал для знатных подростков Москвы, которых ещё не допускали в силу возраста до взрослых балов. Там он постоянно приглашал Соню на танцы. Находиться вблизи этого сильного мужского тела после всего, что она узнала о нём, девушке становилось уже страшно. И Наташа уже не могла помочь. Во-первых, она была увлечена танцами и кокетством со своими кавалерами, которые во множестве падали к её ногам. Во-вторых, разбить танцующую пару не было никакой возможности. Соня поняла, что теперь всё зависит лишь от неё самой. Мысленно стиснув зубы, она начала выстраивать стену отчужденности вокруг себя, настолько прочную, чтобы любые попытки Долохова пробиться к ней оставались бесплодными.

Она старалась не глядеть на этого человека, отворачивать голову и смотреть через его плечо, отделываться короткими односложными, хотя и вежливыми репликами, не отвечать на пожатия рук, а если он заводил речь о чём-то личном – вообще упрямо отмалчиваться и всем своим видом давать понять, что этот разговор и сам Долохов ей безразличны и даже неприятны. Именно такую тактику поведения выбрала для себя Соня, когда Долохов приглашал её на танец. Она надеялась, что рано или поздно ему надоест обхаживать ее. Во всяком случае, с другими нежеланными кавалерами на балах Иогеля или где-нибудь в других местах эта тактика прекрасно срабатывала. Как-то даже Наташа со смехом рассказала Соне, что на балах Иогеля её прозвали «La belle dame sans merci», «Прекрасной дамой без пощады» или «Безжалостной красавицей». Придумал это прозвище один из незадачливых поклонников Сони, которого она так же холодно игнорировала, как и остальных своих кавалеров. Он был кем-то вроде поэта, сочинял глупые стихи, даже Соне как-то посвятил пару образчиков скверной поэзии. А прозвище позаимствовал у какого-то средневекового поэта, который написал поэму с таким названием про безответную любовь верного рыцаря к прекрасной, но жестокой даме. [1]

Соня тогда неприятно поразилась этому прозвищу. Она не чувствовала в себе ни малейшей надменности или тем более жестокости. Отстранённая манера поведения, которую она выбрала для себя в отношениях с поклонниками, скрывала под собой просто неприязнь и страх перед мужчинами. Пусть лучше эти опасные существа держатся подальше, думала Соня, и если из-за этого она им кажется неприступной и надменной, то тем лучше. Кроме того, девушка ни о ком не могла думать как о своем возлюбленном и тем более муже, кроме Николая. Другие юноши и мужчины были ей безразличны. Вот она и старалась держать их на расстоянии.

Но с Долоховым ничего не получалось. Он не оставлял её в покое. И сама Соня никак не могла преодолеть волнения рядом с ним. Поэтому всегда безудержно краснела под его взглядами. Единственное, что ей не удавалось контролировать – это краску смущения на своем лице. С другими кавалерами, которых из-за Николая она отваживала от себя, она могла не краснеть. Но с Долоховым краснела всегда. В её голове, когда она танцевала с этим человеком, постоянно пролетали мысли о его непристойном поведении с двумя бордельными девицами и с другими женщинами. Девушка понимала, что он хочет и с ней проделывать все эти гадости, и мысли о таком всегда окрашивали пунцовым румянцем её щеки.

Еще хуже Соня чувствовала себя с этим типом, когда он вдруг начинал говорить с ней с какими-то двусмысленными намеками. Девушка тогда ощущала себя как человек, который сидит в лодке посреди штормящего моря. Долохов словно вызывал её на какие-то эмоции, которые она не желала демонстрировать ни при каких обстоятельствах. Она всегда считала себя спокойным и даже кротким человеком, но теперь в ней всё начинало бурлить, когда этот человек заводил свои провокационные разговоры. Тем не менее, она продолжала держаться и не поддаваться на его провокации. Помогал ей в этом приём, который она неожиданно для себя открыла. Соня по-прежнему вела себя с Долоховым отстраненно и не позволяла резких высказываний, но в уме бросала в ответ дерзкие реплики, которые никогда бы не посмела произнести вслух.

На последнем балу, на котором они танцевали, Долохов как-то заметил, что ему не очень нравится танцевать кадриль. Соня ответила:

– Тогда вам не стоит приглашать меня на этот танец.

Долохов тотчас же ответил ей весьма двусмысленно:
– Ну почему же. Вам этот танец нравится, а я всегда хотел доставить вам удовольствие. Причем любыми способами, даже такими, о каких вы и понятия не имеете.

Девушка уловила неприличный намек и хлестнула Долохова мгновенным, но яростным и исполненным отвращения взором, который она приберегала для особо мерзких тараканов, изредка пробегавших в доме Ростовых. Однако сразу снова опустила ресницы на покрасневшие щеки и ничего не ответила, только подумала про себя:

«Исчезнуть из моей жизни – это единственный способ, которым ты можешь доставить мне удовольствие».

Соня скорее позволила бы себя выпороть до крови, чем произнесла хоть что-то подобное публично. Но такие внутренние реплики позволяли ей выдерживать провокационное поведение этого человека и не срываться на людях. Она отводила душу про себя. И при этом проникалась к Долохову всё большей и большей неприязнью.

Сколько могло это продолжаться, Соня не знала. Нервы её были уже на пределе, как вдруг всё кончилось быстро и неожиданно. Она сидела в своей комнате и читала с увлечением книгу, когда вдруг торопливым шагом к ней вошла маменька.

– Соня, – сказала она с взволнованным лицом, – приехал Фёдор Иванович Долохов. Я только что разговаривала с ним, и он попросил твоей руки. Послушай, это блестящая для тебя партия. Я сказала ему, что у тебя ни гроша за душой, он отмахнулся от моих слов, как от мухи, и сказал, что ему нужна только ты, а деньги и имущество не имеют ни малейшего значения. Я очень советую тебе принять его предложение.

Если бы графиня сообщила Соне, что в их дом пришёл разбойник с большой дороги с целью посвататься к ней, девушка была бы меньше потрясена. Она, конечно, понимала, что Долохов может сделать ей предложение, но изо всех сил продолжала надеяться, что ему просто в один момент надоест ухаживать за ней, видя, как она холодна к нему, и он тогда сам исчезнет из её жизни. Но он решил по-другому. И теперь ей надо уже не уклоняться и надеяться, что всё обойдётся, а взять свою судьбу в свои руки и поступить решительно. В том, что она должна отказать ему, девушка не сомневалась ни на секунду. Она любит только Николая и только ему может стать женой. Но даже если бы этой любви не было, она никогда не вышла бы замуж за такого опасного человека. Соня вполуха выслушала слова маменьки, которая уговаривала её ответить согласием на предложение Долохова, но решение её было незыблемо. Ответ может быть только один – нет.

Но сделать это оказалось намного труднее, чем решиться на отказ.

Она вошла в гостиную, опустив глаза, как давно уже привыкла в общении с Долоховым. Не дойдя до него нескольких шагов, она остановилась, дальше ноги не несли её.

Одетый в парадную офицерскую форму, Долохов подошел к ней и сказал:

– Софи, я люблю вас больше жизни. С первой встречи. Окажите мне великую честь стать моей женой. Клянусь вам, что я сделаю всё возможное и невозможное в этом мире для того, чтобы вы были счастливы со мной.

Соню поразила серьёзность и проникновенность его тона. Ей показалось, что он отбросил все уловки и говорит искренне, от всей души. Но, как бы то ни было, ответ у неё был только один и она сказала ему:

– Я не могу принять ваше предложение.

Глаза её были по-прежнему опущены. Она не смела смотреть на него. После недолгого молчания Долохов внезапно охрипшим голосом задал вопрос:

– Могу я узнать причину вашего отказа?

Сказать? Или не говорить? мгновенно пронеслось в голове Сони. Нет, лучше сказать. Пусть у него не останется никаких иллюзий. Пусть знает, что её сердце навеки отдано другому. Тогда любые отношения между ними будут оборваны раз и навсегда.

– Я люблю другого. Простите.

Снова тягостное молчание. Соня уже раздумывала над тем, как ей уйти от Долохова, как он задал новый вопрос:

– Кто он, можете вы мне назвать этого счастливца?

– Мой кузен. Николай, – еле-еле промолвила Соня.

Что дальше делать? Можно уже уйти? Или остаться? Вроде бы всё между ними сказано, думала девушка. Но пока она колебалась, Долохов снова сказал:

– В таком случае дальнейший разговор между нами бессмыслен.

Именно в этот миг Соня осмелилась поднять на него глаза. И замерла. Её не просто поразило, а потрясло выражение лица Долохова. В нём было такое отчаяние… и ещё кое-что. Никогда прежде на его лице она не видела ничего подобного и даже не подозревала, что он может так выглядеть. Ей захотелось заплакать, и она уже почувствовала, как слёзы наворачиваются на её глаза. Чтобы не разрыдаться перед ним, она почти бегом выскочила из комнаты и побежала к себе.

Всё дальнейшее был как в тумане. Состоялся тягостный разговор с маменькой. Она почти бранила Соню за отказ, убеждала переменить решение, твердила, что для такой бесприданницы, как Соня, жених, подобный Долохову, не просто хорошая, а блестящая партия.

– Чего тебе ещё надо? Долохов молод, красив, в средствах не стеснён, любит тебя, глупая девочка! Подумай хорошенько, он ещё здесь, ещё не поздно передумать! – повторяла она вновь и вновь.

Соня молчала, но чувствовала, что никакая сила на свете не заставит её переменить решение. Вот только выражение лица Долохова продолжало мучить её.

Потом был обед, где Соня старательно давилась едой, но не могла проглотить ни кусочка. Долохов тоже присутствовал, но она даже не поворачивала голову на тот край стола, где сидел он. Не могла, и всё. После обеда он уехал, но желанного облегчения от того, что он навсегда исчез из её жизни, девушка не чувствовала. Ей было плохо, как никогда.

Ещё в тот день в её памяти навсегда осталась сцена с Николаем. Он узнал, что Долохов сделал предложение Соне и через Наташу вызвал её на разговор.

«– Софи, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек... он мой друг...

Соня перебила его.

– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.

– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне...

Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.

– Николай, не говорите мне этого, – сказала она.

– Нет, я должен. Может быть это самонадеянность с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех...

– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.

– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Матушка не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.

– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.

– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас».

В конце этого разговора Николай нежно поцеловал руку Сони, но когда он поднял голову, её сердце кольнуло какое-то странное выражение на его лице. Что-то вроде скрытого самодовольства. Как будто ему было приятно, что ради него Соня отказалась от выгодной партии. И тут, в первый раз в жизни, девушка подумала: а любит ли её действительно Николай? Может быть, его самолюбию просто льстит тот факт, что она, Соня, его любит и ждёт, как верная Пенелопа ждала своего Одиссея? Ждёт его, не обращая внимания на других мужчин и отвергая их. Мысль эта была ужасной, Соня испугалась её и отогнала от себя с содроганием. Нет, она не будет сомневаться в Николае. Придёт время, и они будут вместе. Не может быть, чтобы он никогда не ответил на её любовь и несокрушимую верность ему.

Соня успокоила себя этими мыслями и твердила, что она приняла правильное решение, отказав Долохову. Но ей не давало покоя чувство какой-то нелепой вины перед ним. Она не могла ему ответить иначе, просто не могла, но его лицо в момент отказа не переставало стоять перед её мысленным взором.

Уже ближе к ночи, когда она готовилась ко сну, она вспомнила, где она видела похожее выражение лица. Это было здесь, в Москве, несколько лет назад. Они с Наташей, тогда ещё совсем девочки, возвращались с прогулки вместе с гувернанткой. Повернув за угол какого-то строящегося дома, они наткнулись на страшную сцену. На мостовой лежал мертвый мужчина. Это был один из строителей, который с высоты крыши упал с лесов. Упал неудачно, спиной и головой на булыжную мостовую и мгновенно умер. Глаза его были ещё открыты и смотрели в небо, но на лице застыло какое-то выражение, которое словами Соня не могла бы описать, но которое не давало обмануться: этот человек мёртв. Окончательно и бесповоротно. Гувернантка сразу же увела девочек от страшной сцены, но лицо погибшего ещё долго стояло перед мысленным взором Сони. И именно такое «мёртвое» выражение лица она увидела у Долохова, когда осмелилась поднять на него глаза.

Это воспоминание было настолько тягостным, что Соня снова чуть не заплакала. Вдруг она вспомнила сцену между Николаем и Наташей, которая случилась вскоре после того, как Долохов был введен Николаем в их дом. Наташа тогда со злобной отчаянностью доказывала брату, что Долохов «злой и без чувств». Николай возражал и говорил, что для того, чтобы правильно понимать Долохова, нужно видеть его с матерью и сестрой. Оказалось, что у Долохова в Москве есть мать и горбатая сестра. И для них он самый нежный сын и брат. Николай рассказал несколько примеров нежно-любовного обращения этого человека со своими семейными. Тогда Соню ужасно поразил этот рассказ. То, что она услышала от Николая, настолько не совпадало с образом Долохова в её сознании, что она не знала, что и думать. В тот день ей впервые пришла в голову мысль о том, что она может не совсем правильно судить об этом человеке. Но Соня быстро отогнала её. Просто Николай слеп из-за своей очарованности этим типом. Видит в нём то, чего нет на самом деле. А правда на стороне Наташи – Долохов действительно злой и бесчувственный человек. Распутный и неприятный ей повеса.

Но теперь, сидя на кровати и тихонько покачиваясь на ней, обнимая себя руками и сдерживая подступающие слёзы, девушка снова и снова возвращалась к мысли о том, что могла судить о Долохове неправильно. Его лицо в момент отказа не выходило у неё из головы. Бесчувственный человек не мог выглядеть так, как выглядел он. Казалось, что он умирал прямо на её глазах.

Чувство вины буквально раздавливало Соню. Но постепенно она справилась с собой. Ей незачем себя винить. Она любит только Николая, и правильно сделала, что отказала Долохову. Переодевшись в ночную сорочку и помолившись перед иконами, она легла в постель и попыталась заснуть, старательно отгоняя от себя мысли обо всём, что случилось сегодня. Это ей удалось не сразу, однако она всё же заснула. Но проснулась глубокой ночью от приснившегося сна. Ей приснился Долохов, нет, даже не он, его лица она не видела. Приснился его голос. Он произнес такие слова, что она вскочила, как будто её сильно встряхнули. Опять душу охватило чувство вины. Девушка попыталась себя снова успокоить мыслями о том, что она поступила правильно и Долохову ничем не обязана. Никаким чувством вины. Сидя на смятой постели, она несколько раз истово перекрестилась на икону, висящую в углу и слегка освещённую огоньком лампадки.

«Господи, сделай так, чтобы он больше никогда мне не снился. Прошу тебя, Господи», мысленно произнесла она молитву. Потом снова легла и с трудом уснула.

Господь и выполнил, и не выполнил её молитву. Этот сон действительно не мучал её часто. Но раз или два в год он ей снился, и она по-прежнему просыпалась в каком-то страхе, стараясь изгнать из своей памяти голос этого человека и слова, которые он говорил. Слова, которые долетали до неё через пространство и время: «Я всегда буду помнить тебя…»

Примечание:

[1] «La belle dame sans merci» (фр.) – «Прекрасная дама без пощады или Безжалостная красавица». Так называлась поэма, написанная в 1424 г. французским поэтом Аленом Шартье. Сюжет её заключается в том, что молодой человек напрасно домогается любви прекрасной дамы и, не добившись её «милости», умирает с отчаяния.
___________________________________

 » Глава 1 (июль 1815 года) - начало

1815 год

Этим ранним летним утром Соня ещё в полудреме ощутила какую-то тяжесть на душе. Что-то случилось накануне, что-то неприятное… Обрывки этой мысли проносились в голове Сони, пока она досыпала в постели в своей маленькой полутёмной комнате на первом этаже большого деревенского дома. Она понимала с первых дней, что эта комнатка скорее предназначалась для прислуги, ведь все остальные члены семьи жили на втором этаже, гораздо более тёплом, уютном и обустроенном. А вот в её комнатушке зимой было холодновато и сыровато. Печь была в коридоре общая с другой комнатой, к тому же старая и поэтому плохо топилась. Но Соне было всё равно. Она уже давно смирилась с тем, что к «настоящим» членам семьи её так и не причислят никогда. Приживалка и бедная родственница должна знать своё место. Да к тому же летом, в жаркие деньки, которые как раз наступили, её комнатка была очень даже приятной. В зной она была прохладной, так как солнце заглядывало в её окна только ранним утром. Вот и сейчас лучи яркого восходящего светила нежно щекотали её лицо, вновь обещая тёплый летний день.

Несмотря на приятные ощущения, вызванные этими своевольными лучиками, девушка никак не могла избавиться от тяжести на душе. Она попыталась вспомнить, что такое нехорошее случилось вчера днем, какой-то разговор… ах, да! Окончательно проснувшись, девушка порывисто села в кровати и обхватила коленки руками. В её ушах зазвучал голос Наташи, точно так, как она слышала его, оказавшись нечаянно в соседней комнате, рядом с той, откуда неслись звуки беседы. Наташа разговаривала с Марьей, когда Соня зашла в смежную комнату своей обычной, лёгкой и неслышной походкой, без всякой мысли подслушивать. Но, поняв, что речь идет о ней, не нашла в себе сил уйти. Марья что-то говорила кающимся голосом о том, что часто бывает несправедлива и резка к ней, к Соне. Что Марья чувствует себя за это виноватой, но исправить своё обхождение с кузиной мужа и Наташи у неё не получается. Эти слова Соню особо не задели, потому что всё это было правдой – графиня Марья часто не по делу придиралась к ней. Соня уже повернулась, чтобы уйти, но тут прозвучали слова Наташи, когда-то закадычной, нежной и ближайшей подруги, которые поразили Соню, как гром:

«– Знаешь что, – сказала Наташа, – вот ты много читала Евангелие; там есть одно место прямо о Соне.

– Что? – с удивлением спросила графиня Марья.

– "Имущему дастся, а у неимущего отнимется", помнишь? Она – неимущий: за что? не знаю; в ней нет, может быть, эгоизма, – я не знаю, но у неё отнимется, и всё отнялось. Мне её ужасно жалко иногда; я ужасно желала прежде, чтобы Николай женился на ней; но я всегда как бы предчувствовала, что этого не будет. Она пустоцвет, знаешь, как на клубнике? Иногда мне её жалко, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы».

Графиня Марья ответила что-то насчет того, что понимает эти слова из Евангелия совсем по-другому, но, судя по самодовольным интонациям её голоса, ей очень понравилось всё, что сказала Наташа. Дослушивать Соня не стала, вышла из соседней комнаты так же неслышно, как и зашла, и на ватных ногах спустилась вниз, в свою убогую комнатушку. Вечером отказалась подняться к ужину, а потом, после ужина, долго-долго читать старой графине, матери Николая и Наташи. Отговорилась нездоровьем. Она знала, что старая графиня, ставшая совершенно несносной после гибели младшего сына и смерти мужа, будет недовольно шпынять её потом. Чтение книг Соней вслух было весьма приятным времяпрепровождением капризной старухи по вечерам, и она обязательно отомстит за лишение её привычного удобства. Но девушке было всё равно. Душа её, оглушённая предательством, смертельно болела.

Её давно уже мучило отдаление от неё Наташи. В детстве и юности они были ближайшими подругами. Но после смерти первого жениха Наташи, князя Андрея Болконского, и особенно после того, как сестра Болконского, княжна Марья вышла за Николая Ростова, Наташа на роль ближайшей подруги как-то незаметно определила Марью. Соня была небрежно отодвинута на второй план. Сама Соня никогда не давала ни словом, ни взглядом повода думать, что это её задевает – а её это задевало и очень больно. Но даже при этом жестокость слов Наташи поразила ее.

Сидя вчера вечером после этого разговора на кровати в своей тёмной комнатке (свечей она не зажгла), Соня тихонько покачивалась, обхватив себя руками. Сколько себя она помнила – эту позу она принимала всегда в минуты отчаяния, словно держа себя в руках и тихонько убаюкивая качаниями, она пыталась унять душевную боль. Ей хотелось вскочить, побежать наверх и выпалить в лицо этим тупо-счастливым и жестоким от своего счастья женщинам всё, что она думает о них. Высказать, наконец, все мысли, которых она сама пугалась и отгоняла от себя, не позволяя даже додумывать, но которые всё чаще и чаще приходили ей на ум в последние, особенно тяжёлые для неё два года.

Да что они знали про неё? Ничего, меньше, чем ничего. Что понимала про её положение в доме Ростовых залюбленная и заласканная всем семейством с младенчества Наташа? Наташе никогда не нужно было доказывать, что она имеет право находиться в доме Ростовых – она уже родилась с этим правом; ей не нужно было завоёвывать любовь окружающих – её любили все Ростовы, кроме, возможно, старшей сестры Веры, холодной и недоброй. Из-за этой всеобщей любви Наташе прощался любой проступок, любое баловство, любой каприз. Её не попрекали куском хлеба, платьями и обувью, не требовали принести в жертву никакое её чувство, чтоб доказать благодарность и преданность семье. А Соне с раннего детства приходилось всё это делать. И если вначале это особо не замечалось, то по мере того, как Ростовы беднели и постепенно разорялись, упреки в том, что она бесполезная нахлебница в их семье, что должна с поклонами благодарить за то, что её приютили и не выгнали на улицу, что несут немалые расходы на её содержание – эти упреки всё чаще и чаще срывались с уст Веры, а потом и старой графини. Как при таком отношении не изображать из себя скромную и молчаливую, как не показывать всем своим видом, что готова жертвовать чем угодно для своих благодетелей. И однажды даже принести эту огромную жертву – освободить Николая от данного когда-то слова жениться на Соне. Да и в чём-то Наташа права – Соня действительно чувствовала, что эгоизма в ней не хватает, а в последние годы поняла, что без какой-то доли эгоизма борьба за себя в этом мире невозможна.

А вот в самой Наташе эгоизма было предостаточно при всем её обаянии. Эта мысль сейчас пронеслась в голове Сони вполне отчётливо. Она вспоминала, как самозабвенно, буквально прошибая лбом все препятствия на своем пути и не считаясь с чувствами окружающих, Наташа рвалась к тому, что в какой-то момент считала своим счастьем или хотя бы даже удовольствием. Она кружила голову Денисову, а потом Борису Друбецкому просто из желания быть предметом обожания со стороны таких блестящих мужчин, при этом зная, что она сама на их чувства не ответит, а их возможные переживания её ничуть не заботили. Она, не раздумывая, бросила своего жениха Болконского всего-то через пару-тройку встреч с Курагиным. И тут ей было на чувства Болконского наплевать. Она совершенно не задумалась о том, в какое положение поставит свою семью и карьеру брата, убежав с Курагиным, словно какая-нибудь пошлая актриска или цыганка. Так что способности пройти по головам в Наташе было предостаточно. Соня, которая раньше из любви и дружеской преданности гнала от себя эти мысли, теперь гораздо трезвее оценивала бывшую подругу.

И такой же способности пройти по головам было достаточно и в благочестивой графине Марье. Она знала о чувствах Сони и Николая, не могла не понимать, что её богатство сыграло главную роль в решении Николая жениться на ней, и что она разобьет сердце Сони, если выйдет за него замуж. Но она ни на секунду не задумалась об этом и, когда Николай сделал ей предложение, с радостью ухватилась за него. А теперь, страдая от ревности, Марья шпыняет Соню и в глубине души, даже не признаваясь сама себе в этом, желает, чтоб Соня каким-то образом исчезла из этого дома. Умри Соня от какой болезни – Марья только вздохнет с облегчением, хотя и не покажет это явно.

Так Соня думала накануне вечером после подслушанного разговора, сидя на кровати, раскачиваясь и обнимая себя руками, чтоб унять душевную боль, но вместо этого всё больше и больше накручивая себя. Как там выразилась Наташа про способность Сони глубоко переживать? «Она не чувствует этого, как чувствовали бы мы». Но девушка всем существом понимала, что её могут обуревать не менее сильные эмоции и страсти, чем Наташу или даже Марью. Просто Наташа всегда легко выплёскивала из себя всё, что наполняло её душу. А Соню жизнь бедной родственницы, которая должна была обдумывать любой свой шаг и любое своё слово, давно приучила к сдержанности. Но это была только внешняя сдержанность. Душа же её сохраняла способность чувствовать глубоко и сильно.

Эту часть своего существа она не доверяла даже Наташе, даже в те времена, когда искренне была убеждена в том, что Наташа является настоящей её подругой. О душевной близости с Марьей вообще речь не шла. Даже если бы Марья каким-то чудом преодолела глодавшую её ревность к мужу, к его прошлым чувствам к Соне и захотела подружиться с той, которую до сих пор считала соперницей, Соня бы не допустила этого. Она не могла простить Марье способа, которым та добыла себе Николая в мужья. Пусть кто угодно твердит ей о высоких душевных качествах бывшей княжны Болконской, но они не стоили бы ничего, если бы не её огромное приданое. Разорившийся дотла Николай мог не признаваться в этом сам себе, мог уверять себя, что глубоко ценит и уважает свою набожную супругу, но он никогда не женился бы на ней, если она была настолько нищей, насколько нищим был он сам до женитьбы на ней. О физическом влечении в этом союзе вообще речи не было – между четой Ростовых никогда не проскакивала та «искра» взаимного желания и сумасшедшей страсти, которую Соне довелось наблюдать вблизи только один раз в жизни.

Это было в те уже далёкие дни, когда Наташа влюбилась в Анатоля Курагина и собиралась бежать с ним. Соня только три раза видела их вместе, но всем своим существом почувствовала обжигающее пламя исступленного взаимного влечения, которое исходило от них обоих. Такого влечения, ради удовлетворения которого на кон ставится всё – репутация, свобода, сама жизнь. Сначала она убеждала себя, что всё ей показалось, что страсть Анатоля односторонняя, что Наташа слишком влюблена в своего жениха Болконского и слишком порядочна, чтобы совершить что-то предосудительное с Курагиным. Но убедить до конца не удалось – ведь во всём существе Наташи это исступленное пламя продолжало пылать даже тогда, когда она была одна или со своими родными, и Соня помимо своей воли с тревогой наблюдала за ней. Увы, опасения оказались не напрасными – Наташа, потерявшая даже остатки рассудка от безумной страсти к Анатолю, решилась на побег с ним, и только резкое вмешательство самой Сони предотвратило ужасное несчастье. Ведь Анатоль был уже женат, как выяснилось позднее. И всё, что он мог предложить Наташе после побега – это какое-нибудь фиктивное венчание с подставным, купленным попиком-расстригой, лишённым сана…

Это была постыдная история, о которой сама Наташа предпочитала не вспоминать, а её родители и брат Николай так и не узнали ничего. Тем более молчала и старалась не думать об этом Соня. Но ощущение этой «искры» (так она называла про себя) исступленной страсти она запомнила. И не видела даже отдаленного подобия никакой «искры» во взглядах и обращениях друг к другу Николая и Марьи.

В её жизни тоже не случилось ничего похожего. Даже с Николаем. Да Соня и не желала этого. Сколько себя не помнила, всегда мечтала о спокойной семейной жизни с мужем и детьми, о такой, какую она видела между старой графиней и графом Ростовым в первые годы пребывания в их семье. Она грезила об этой лёгкости и непринуждённости в обращении мужа и жены, о взаимной доброте, об улыбках, которыми граф и графиня Ростовы обменивались, когда встречались взглядами, о полном взаимопонимании и одинаковых стремлениях. В первые годы своей влюблённости в красивого кузена (а она влюбилась в Николая в пятнадцать лет) Соня мечтала лишь о нежных пожатиях рук, таких же нежных поцелуях и объятиях. Дальше этого её фантазии не заходили никогда. А потом она воображала, что они поженятся, что будут вести такую же тихую и счастливую семейную жизнь, как родители Николая… Дальнейшее казалась ей ясным, спокойным, светлым. Мечты о запретных, но неистовых страстях никогда её в те годы не волновали. И только один раз… только один раз она испытала на себе то дьявольское наваждение, которое потом мгновенно узнала, почувствовав его несколькими годами позднее между Наташей и Анатолем… но это было не с Николаем. Глаза другого мужчины оставляли горящие клейма на её коже, они раздевали её взглядом и заставляли чувствовать себя дичью перед охотником…Но они не привлекли, а смертельно испугали ее… тогда ей не хотелось изменять своей спокойной и нежной полудетской влюблённости в Николая, не хотелось падать в головокружительную бездну того, о чём она догадывалась лишь смутно и что обещали ей эти глаза… Она и сейчас торопливо и боязливо отогнала от себя любые мысли о нём, не позволяя даже в глубине души произнести имени этого опасного человека…

Да, в обхождении между собой нынешних супругов Ростовых страсти и физического влечения не чувствовалось. Графиня Марья была слишком набожна, чтобы позволить чему-то низменному войти в её отношения с мужем. А что касается самого Николая, то внешность его жены совершенно не располагала к тому, чтобы испытывать страсть к ней. Графиня Марья была откровенно и неприкрыто некрасива, ходила тяжелыми шагами, без малейших проблесков женской грации, с каким-то вечно постным выражением лица. Даже неплохие глаза – единственно хорошее в её внешности – не искупали других недостатков, настолько их было много. Да и время брало своё. Ей недавно исполнилось тридцать четыре года [1], она была на девять лет старше Сони и на четыре года старше мужа, на её лице уже появились первые морщины. Николаю можно было обманываться её душевными качествами и считать её благочестие истинным, а не показным, но испытать влечение к ней, как к женщине не было никакой возможности. Соня это знала точно.

Неприятное воспоминание нахлынуло на нее: как-то вечером она натолкнулась на Николая в коридоре. Графиня Марья находилась на последнем месяце беременности, её и без того невзрачное лицо стало совсем некрасивым, и все в доме знали, что Николай даже уже не спит в их общей спальне, а коротает ночи в своем кабинете на диване. От Николая в тот вечер попахивало вином, он не был совсем уж пьян, такого порока за ним не наблюдалось, но, видимо, за ужином или позже основательно приложился к спиртному, и его, что называется, «развезло». Соня молча проходила к себе и слегка посторонилась, чтобы пропустить Николая, как вдруг он резко и неожиданно схватил её за талию, привлёк к себе и уже наклонил лицо, чтобы поцеловать. От неожиданности и испуга девушка растерялась, но быстро взяла себя в руки и, отвернув лицо, упёрлась ладонями ему в грудь, не давая сорвать поцелуй. Он пробормотал что-то вроде «ты такая красивая» и попытался крепче привлечь к себе, но Соня удвоила усилия, и в конце концов он разжал руки. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, потом Николай опустил глаза, а она повернулась и бегом кинулась в свою комнату. Утром следующего дня ни он, ни она ни словом не промолвили об этом случае, только Николай после него несколько дней избегал глядеть в сторону Сони и вообще встречаться с ней. Больше всего на свете она боялась, что подобная сцена повторится. Но, к счастью, ничего подобного не произошло, и они с Николаем стали вскоре вести себя так же, как и до этого случая: взаимно вежливо, но отстранённо.

Соня не раз потом спрашивала себя, почему она тогда так резко оттолкнула Николая. Ведь в юности, когда они оба были влюблены друг в друга, такие постоянные встречи наедине в комнатах, коридорах, на лестницах обязательно приводили их к обмену поцелуями. Но девушке тогда это приносило огромное удовольствие, а в тот роковой вечер – ничего, кроме мгновенного и какого-то резкого чувства отторжения. Та попытка поцелуя открыла ей глаза: оказалось, что её девчоночья влюблённость в Николая начала проходить. До этого она почему-то думала, что будет любить его всегда, до самой смерти, невзирая на его женитьбу на другой. Но последний год что-то сломал в её отношении к нему. Она не могла сказать, что окончательно разлюбила кузена, но теперь она понимала, что скорее любит уже не реального Николая, каким он стал за это время, а свои воспоминания о юном, порывистом, обаятельном юноше с восторженными глазами. А самого того юноши уже давно нет.

Примечание:

[1] Возраст графини Марьи Ростовой в 1815 году как тридцать четыре года я решила установить самостоятельно. У самого Льва Толстого в тексте «Войны и мира» нет ни одного указания на то, сколько лет было этой героине. Поэтому мне пришлось самой придумать возраст Марьи Ростовой. Исходила я из того, что образ княжны Марьи Болконской, а потом графини Марьи Ростовой Лев Толстой писал со своей матери, а образ Николая Ростова – со своего отца. Известно, что мать Льва Толстого была на четыре года старше отца Льва Толстого, своего мужа. Что касается Николая Ростова, то его возраст в начале романа, то есть в 1805 году, писателем был обозначен как двадцать лет. Следовательно, в 1815 году Николаю Ростову было уже тридцать лет. Я решила, что разница в возрасте должна быть такой же, как у родителей Льва Толстого, с которых он списывал этих своих героев, и потому установила возраст графини Марьи Ростовой в 1815 году как тридцать четыре года.

(продолжение Главы 1 следует)
___________________________________