Книга судеб 5 (ИЛР, 18+)

Навигатор по разделу • Справка для авторов • Справка для читателей • Оргвопросы и объявления • Заказ графики • Реклама • Конкурсы • VIP

08 Фев 2025 13:42

» Книга судеб 5 (ИЛР, 18+)

Пятая книга из серии "Книга судеб", "Ирландская повесть" повествует о событиях в Ирландии и Англии в 1807-1845 годах. Жанр произведения: историческая повесть, приключения, любовный роман. Действие происходит в Англии, Ирландии, Испании, Италии. Большинство персонажей существовали на самом деле. Информация о них получена из открытых источников и родословных.
Разумная критика и замечания приветствуются.
Месье Бернард.

Содержание:

Новое за неделю [6]

08.02.25 19:45 Часть 1 Глава 1
08.02.25 20:25 Часть 1 Глава 2
09.02.25 08:30 Часть 1 Глава 3
10.02.25 07:36 Часть 1 ГЛава 4
11.02.25 06:58 Часть 1 Глава 5
12.02.25 07:35 Часть 1 Глава 6

Главы произведения [6]

Профиль автора

Показать сообщения только автора темы (Bernard)

Подписаться на автора

Открыть в онлайн-читалке

Добавить тему в подборки

Модераторы: yafor; Bernard; Дата последней модерации: 12.02.2025

08 Фев 2025 19:45

» Часть 1 Глава 1

КНИГА СУДЕБ 5

ИРЛАНДСКАЯ ПОВЕСТЬ

ЧАСТЬ 1 1807-1810 годы

Глава 1

«Дурнушка»

2 января 1807 года

Олдкорт, Ленстер, Ирландия

Скоро она покинет Ирландию, в которой родилась, выросла, провела детство. Покинет, возможно, навсегда.
В воздухе пахло прелыми листьями и сыростью. На юге, у Уиклоу, возле Черного замка и злополучной английской тюрьмы, похоже, шел дождь, но это в пяти часах ходьбы от дома ее дяди в Олдкорте. Погода в Ленстере не слишком переменчива, но иногда с востока вдруг налетит ветер, принесет тепло или холод.
Аннабелле Эдвардс, впервые с начала недели, было совершенно нечем заняться, поэтому она стояла в восьмидесяти футах от огромной печи для обжига извести и наблюдала, как из ее четырех дымоходов валит густой, едкий дым.
В Уиклоу один подвыпивший викарий из Лондона как то сказал, что для того, чтобы англичане чувствовали себя успешными, богатыми, умными и счастливыми, Бог придумал ирландцев. Дескать, не будь ирландцев, с чьей бы жизнью англичанин сравнивал свою жизнь? И потом этот викарий добавил, что как Бог дал Адаму и Еве власть над животными и местами их обитания, так он дал англичанам власть над ирландцами, их землями и имуществом. И это была истинная правда.
В Ирландии все, кто владеет поместьями и замками, либо англичане по происхождению, либо ввели в свои семьи англичан и присягнули Англии на верность. Как узнать настоящего ирландца, католика по вероисповеданию? Это проще простого. Он нищий и платит англичанину за право копаться в земле своих предков. Да и внешность, зачастую, выдает ирландца с головой. Настоящий ирландец рыжий или блондин, веснушчатый, скуластый, голубоглазый или зеленоглазый, широкогрудый. Разве есть такие люди в семьях ирландских пэров, продавшихся королю Англии? Нет, конечно, даже среди мелких помещиков это редкость, потому что большинство из них – потомки английских переселенцев прошлых веков, а не коренных ирландцев.
Но бывают и курьезы, забавные шутки наследственности. Взять хотя бы ее, Аннабеллу Эдвардс, предками которой были и англичане, и ирландцы. Вся ближняя родня Аннабеллы похожа на англичан, а вот у нее рыжие локоны, светло-голубые глаза, усыпанная веснушками кожа, вытянутое лицо и крупный, с горбинкой, как у мужчины, нос. Фигура неплохая, можно сказать, соблазнительная, но вот лицо... На лицо она обычная ирландская дурнушка.

Аннабелла Тенинсон Эдвардс

Предком Аннабеллы по отцовской линии был Ричард Эдвардс, выходец из Уэльса, якобы прямой потомок Родри ап Мерфина, короля Гвинеда в Уэльсе, правившего тысячу лет назад. То есть валлиец, галл, как и ирландцы. Он перебрался в Ирландию в середине позапрошлого века, женился на дочери полковника Джона Кинастона, Элизабет Кинастон, и в качестве приданого получил имение Олдкорт в Уиклоу, вкупе с Рэтдауном и Раханаколигге. Главное поместье, Олдкорт, было конфисковано у Уолшей в 1641 году, во время ирландского восстания. Права Эдвардсов на Олдкорт были подтверждены королем Карлом Вторым в 1666 году, в счёт военной пенсии полковника Кинастона, отца Элизабет. Другими имениями, Ратдаун-Аппер и Ратдаун-Лоуэр, Эдвардсы владели почти столетие. Дедушка Аннабеллы, Джеймс Эдвардс, продал их семье Ла Туш по причине разных денежных неурядиц. Олдкорт же остался в собственности старшего сына Джеймса Эдвардса, Джона, дяди Аннабеллы. Батюшка Аннабеллы, Тенинсон Эдвардс, был младшим сыном, женился в восемнадцать лет, и умер молодым, в возрасте двадцати одного года. В браке с Черити Баррингтон у него родились две дочери, старшая Аннабелла и младшая Черити.

Олдкорт в Уиклоу, Ирландии в 19 веке

Предками Аннабеллы по материнской линии были и англичане, и ирландцы. Мать Аннабеллы, Черити Френч Баррингтон, родилась в семье обедневшего помещика Джона Баррингтона и Сибеллы Френч. Их семья, помимо родителей, насчитывала пятнадцать детей. Два брата Джона Баррингтона, Джон и Генри, в свою очередь, женились на двух сестрах Эдвардс, дочерях Джеймса Эдвардса. Посему, связи между Баррингтонами и Эдвардсами были очень крепкими. Бабушка Сибелла, дочь Патрика Френча из Питервелла, вела свою родословную от ирландского клана О’Брайенов. Кроме ирландской бабушки Сибеллы у матушки Черити была еще одна ирландская бабушка, Маргарет Бирн. Она приходилась дочерью сэру Джону Бирну и Мериал Лег из Лайма, а также внучкой сэру Дэниелу Бирну, баронету из Тимога, и его жене Доротее, англичанке, папистке и якобитке. Что примечательно, первый из Бирнов, тоже Дэниел Бирн, родившийся в 1614 году, состоял в Дублинской гильдии портных. Он хорошо нажился на снабжении вторгшейся в Ирландию армии Оливера Кромвеля и приобрёл поместья Тимог, Шейн и Моретт у правительства, а затем купил титул баронета Тимог для своего старшего сына Грегори.
Что касается Баррингтонов, прямых предков матери, они поселились в Ирландии, в заброшенном аббатстве Каллена, у подножия горы, двести пятьдесят лет назад, в 1556 году, во времена правления королевы Елизаветы. В ту пору Ирландия в который раз восстала против англичан и их местных прихвостней. Ирландские лорды-католики пытались дать отпор англичанам, но их дело было обречено, а поместья отняты. Таким образом, капитану Джону Баррингтону был пожалован обнесенный стеной замок Калленагмор, ферма, земли в Каллинаге, Баллехеллене, Коркаппе и Райандаффе. Несколько поколений Баррингтонов вели хозяйство в Каллене, добывали руду на горе, возделывали поля, пряли шерсть. В 1764 году, после смерти старого сэра Джоны Баррингтона, поместья были проданы местным богачам Парнеллам, выходцам из Англии.
Эдвардсы, Френчи, Бирны, Баррингтоны. Наполовину англичане, наполовину ирландцы. Хотя нет, в Ирландии нельзя быть наполовину англичанином, наполовину ирландцем. Если ты знатный английский ирландец, то живешь в Англии, получаешь доход от своих ирландских владений и не бедствуешь. В Ирландии таких называют «отсутствующими». Если же ты ирландский англичанин, то живешь в Ирландии, и Ирландия проникает в твою сущность, выдавливает из тебя все английское, делает ирландцем. И тогда ты становишься нищим, как все жители Ирландии.
Матушка Аннабеллы, Черити Эдвардс, недолго была вдовой и через три с половиной года по смерти супруга, Тенинсона Эдвардса, снова вышла замуж за Уильяма Боумена. Отчим, человек праздный и глуповатый, не считал падчериц своей заботой, тем более что у них было четырнадцать дядь и теть, способных помочь племянницам. Но кто в Ирландии, при повальной нищете, действительно помогает племянникам и племянницам чем-то большим, чем доброе слово? Кроме того, сестра Аннабеллы, Черити-младшая, слыла в округе красавицей, умницей и рукодельницей. Именно на нее в семье возлагали надежды в плане удачного замужества. Аннабелла же была невзрачной молчуньей, тугодумкой, и своим упрямым поведением ставила родню в тупик, посему на старшую мисс Тенинсон Эдвардс надежд не возлагали. Черити-младшей прививали манеры, учили ее читать и писать, Аннабелла же перенимала манеры у сестры и у нее же училась грамоте.
Известно, что той, кто красива, обаятельна и умна, благоволят, с нее меньше требуют. А на ту, которая некрасива, перекладывают всю работу. К примеру, кому положено ухаживать за садом и огородом? Старшей сестре. На ком скотина и птица? На старшей сестре. Кому мать учиняет нагоняй, если в доме грязь? Старшей сестре. Кто готовит еду и накрывает на стол? Старшая сестра. Кто застилает кровати и стирает? Старшая сестра. А младшая сестра? А младшая сестра – сущий ребенок, она вышивает салфеточки. И никому нет дела, что между ними год разницы, поскольку старшая сестра – рослая рыжая дурнушка, а младшая сестра – изящная куколка, на которую глядеть одно удовольствие. В итоге Аннабелла, в свои шестнадцать лет, безмерно устала от жизни, мыслила как взрослая и ощущала себя взрослой, а Черити младшая, в свои четырнадцать, не имела представления, как растопить камин и сварить яйцо.
- Белла! – кузина Элизабет пробиралась через грязь и лужи, подтянув вверх подол коричневого платья. Она была обута в старые отцовские сапоги и тепло, по погоде, одета. – Куда ты подевалась?
- Я стала невидимкой, Лиз? – спросила Аннабелла ехидно. – Ты меня не видишь?
- Вижу, - призналась кузина. – Но зачем ты здесь?
- Сама не знаю, - девушка ткнула пальцем в печь для обжига извести. – Прощаюсь с этой подругой.
- Нашла подругу, - улыбнулась Элизабет. – Думаешь, в Англии такие подруги не водятся?
- Я же буду в Лондоне, - пожала плечами Аннабелла. – Вряд ли в городе есть печь для извести. Их за городом мастерят.
- Сказала бы я тебе про этот Лондон, да уж не буду, - загадочно произнесла кузина. – Пришло же твоей матери в голову сделать из тебя прислугу для старухи-англичанки.
- Она не англичанка, а американка. И эта старуха лишь на четверть американка, на две четверти голландка, и на четверть гречанка, - возразила Аннабелла. - Маргарет Кембл Гейдж. Мать виконта Гейджа, нашего ирландского пэра, которого в Ирландии никто в глаза не видел. Ей за семьдесят и она решила одарить своими щедротами какую-нибудь ирландку, раз уж ее сын – ирландский лорд.
- Сдуреть можно, - хлопнула в ладоши Элизабет. – И ей, небось, невдомек, что ты из достойной, дворянской семьи.
- Матери нужны деньги, у нас с ними туго. Она божится, что эта леди Маргарет не будет меня сильно утруждать и станет выделять, - грустно усмехнулась Аннабелла. – Выделять, надо полагать, из слуг. И мне будут платить больше, чем простой служанке. Да и что с того, Лиз? Кто я сейчас, не служанка?
- С этим не поспоришь, служанка, - согласилась кузина. – Но это унизительно, Белла. Почему Черити тебе ни в чем не помогает?
- Потому что Черити выдадут замуж за богатого и знатного жениха из Дублина. Потому что у Черити милое личико, ангельский голос и манеры светской дамы. А что у меня? – задала риторический вопрос Аннабелла. – Лицо безобразное, все в веснушках, рост верзилы, рыжие волосы.
- Зато ты надежная, - возмутилась Элизабет. – И я ничего дурного в твоем лице, росте и волосах не нахожу.
- Надежная? Пожалуй, что надежная. Как вол или лошадь, - махнула рукой Аннабелла. – Ты ко мне привыкла, Лиз. Красавицей меня не назовешь даже в подпитии. Я каждое утро смотрюсь в зеркало. К чему себя обманывать? И коль скоро эта леди в Лондоне хочет облагодетельствовать ирландку, она честь по чести получит тот товар, за который платит. Или не так?
- Так, - засмеялась кузина. – Если уж местные крестьяне-коттеры тебя считают своей, вылитой ирландкой, лондонские обыватели точно не усомнятся. Но много ли хлопот со старухой? Ты ведь не одна ей прислуживать будешь.
- Надеюсь на это, - Аннабелла прищурилась, вглядываясь в пасмурное небо. – С юга тучи идут, Лиз. Знаешь, что меня в Лондоне привлекает?
- Что? – поинтересовалась кузина.
- Книги, - ответила девушка. – Я страсть как читать люблю. В доме виконта, наверное, библиотека имеется?
- Разумеется, - закивала Элизабет. – Англичане читают от безделья, а бездельничают они постоянно. Особенно лорды и леди.
- Тогда уж я отведу душу за книгами, - мечтательно проговорила Аннабелла. – И познакомлюсь с новыми людьми. Они, понятно, там сплошь англичане, но и среди них, быть может, есть приличные мужчины и женщины.
- Есть, безусловно, - кузина ухватила подругу под руку и потянула к дороге. – Ирландцы. В Лондоне полно ирландцев, так что приличные мужчины и женщины среди англичан попадаются.

Башня Олдкорт в Уиклоу, Ирландия

Аннабелла и Элизабет побрели к главному дому мимо старой башни, коттеджей под соломенными крышами, покосившихся сараев, в шутку толкаясь и хохоча на все поместье, как две крестьянки. Поравнявшись же с Олдкортом, они взялись за руки и громко запели древнюю ирландскую песню:

«Парнишка, мой былой дружок, с кудрями завитыми,
Ты мимо шел, но пренебрег, воротами моими.
Ну что бы стоило тебе позвать меня, мой милый?
Целительный твой поцелуй, мне, хворой, дал бы силы.
Когда бы у меня добра и денег было много,
Короче стала бы тогда ко мне твоя дорога.
Я с Божьей помощью твой шаг тогда бы услыхала,
Ждать поцелуев целый день твоих бы не устала.
Мне кажется, любовь моя, ты был луной и солнцем,
А также снегом на холме перед моим оконцем.
Мне также кажется, что ты мне был сияньем Божьим,
И путеводною звездой во тьме над бездорожьем.
Ты мне сулил атлас, щелка, сапожки, пелерину,
Ты обещал мне переплыть широкую стремнину.
Но видно нет удачи мне, кустарник вижу хилый,
С утра весь день передо мной отцовский дом постылый».

* * *

2 февраля 1807 года

Королевский театр «Хеймаркет», Лондон, Англия

Ни для кого не секрет, что все богатые наследницы Англии обладают замечательным характером, безупречными манерами, обворожительной внешностью и могут составить счастье любого холостяка, особенно если этот холостяк ищет невесту со средствами. У богатых наследниц практически нет недостатков, они заставляют трепетать сердца и соперничать мужчин за место возле избранницы. Все сказанное ими в шутку смешно до колик, а произнесенное всерьез – перл мудрости. Их взоры сражают наповал, походка грациозна, вкус в одежде совершенен, убеждения оригинальны, а кроме того у каждой богатой наследницы есть изюминка, делающая ее неповторимой. У девушек с менее тугим или пустым кошельком таких изюминок нет.
Мисс Эстер Эклом была единственной дочерью мистера Ричарда Эклома и внучкой, а также наследницей всего состояния мистера Джонатана Эклома из Уайстон-Холла. Ее дедушка владел поместьями Уайстон-Холл, Маттерси, Эвертон, Миссон и Скруби на севере Ноттингемшира и Линкольншира, тысячами акров плодородной, ухоженной земли, домом на Гросвенор-стрит в Лондоне и десятью тысячами фунтов годового дохода. Матерью мисс Эстер была миссис Элизабет Эклом, урожденная Бернард из Бернард-Касл, в графстве Корк в Ирландии.
В конце 1806 года, поселившись в доме семьи на Гросвернон-Стрит под опекой тетушки, Мэри Эклом, восемнадцатилетняя мисс Эстер, не мешкая, принялась покорять высшее общество. Она знала себе цену и тщательно выбирала суженого. Дебютантка будоражила умы впечатляющими десятью тысячами годового дохода, о ней судачили во всех салонах. Матери неженатых сыновей, знатные дамы, особенно из числа «отсутствующих» ирландцев, брали ее под крыло, выводили в свет, стремились свести со своими отпрысками. Одной из таких доброхоток была миссис Френсис Калверт, дочь виконта Эдмунда Секстона Пери, жена мистера Николсона Калверта, члена парламента, потомка знаменитого пивовара. У миссис Калверт был сын, мистер Феликс Калверт, подающий надежды молодой человек, и еще с десяток родственников мужского пола, которые, были не прочь выгодно жениться.
2 февраля 1807 года мисс Эстер Эклом, миссис Френсис Калверт, ее сестра, миссис Диана Нокс, жена Томаса Нокса, сына виконта Нортленда из Данганнона, а также мистер Чарльз Калверт, деверь миссис Калверт, и лорд Томас Хэй-Драммонд, граф Киннолл изволили слушать оперу в ложе семьи Калверт в Королевском театре Хаймаркета.
Это была компания англичан с ирландскими и шотландскими корнями, которые в Лондоне часто поддерживали друг друга и создавали семейные союзы. Душа этой компании – миссис Френсис Калверт, пользовалась расположением королевской семьи, самого принца Джорджа, и могла добыть приглашения куда угодно. Высокая, осанистая, голубоглазая блондинка тридцати восьми лет, с приятным лицом, она дружила с Мэри Фицгерберт, католичкой, фавориткой и бывшей неофициальной женой Георга Уэльского. Сорокадвухлетняя Диана Нокс, урожденная Пери, уступала младшей сестре в обаянии, но не страдала от этого и, на пару с Френсис, блюла интересы семей, как своей, так и Калвертов.
Мистер Калверт, эсквайр, человек внешне заурядный, который был братом мужа миссис Калверт и приближался к сорокалетнему рубежу, не мог похвастаться титулом, как граф Киннолл, и сравниться с ним в мужской красоте. Его родители – пивовары из Суррея, обеспечили сына значительным капиталом и дали ему образование. До сих пор попытки Чарльза Калверта жениться были робкими и неуверенными, но время поджимало, требовало завести детей, обосноваться в личном поместье. Мисс Эклом, как он думал, прекрасно подходила на роль его жены.
Эстер была темноволосой, кареглазой девушкой, немного пухленькой, с милым личиком и своеобразной притягательностью, заключающейся не только в десяти тысячах годового дохода и обширных имениях деда. Ее кокетливость была почти скандальной, улыбки - чарующими, а суждения весьма откровенными. Лорд Томас Хэй-Драммонд, в свою очередь, был атлетически сложенным, жгучим брюнетом, с аристократическим носом, тяжелой нижней челюстью, крупными глазами и раздвоенным подбородком. Он носил титулы графа Киннолла, виконта Дапплина, лорда Хэя из Кинфаунса в Шотландии и барона Хэя из Педвардина в Англии. Единственными недостатками лорда Томаса были денежные затруднения и насмешливость, доходящая до язвительности.
На театральных подмостках Королевского театра в этот вечер блистала Анжелика Каталани, двадцатишестилетняя оперная дива, чей сильный, пронзительный голос завоевывал Лондон в свой первый, триумфальный сезон, стоивший владельцам театра две тысячи сто фунтов. Марко Портогалло специально написал для амбициозной итальянки оперу «Семирамида», и с декабря 1806 года она была в репертуаре. В ложе миссис Калверт, однако, талант Каталани не вызвал восторгов. Миссис Нокс и миссис Калверт сочли ее пение надрывным и подавляющим. Мисс Эклом оно тоже не тронуло, так как она изучала холостых джентльменов в ложах с помощью лорнета, прячась за веером, а Чарльз Калверт и граф Киннолл были увлечены наследницей гораздо больше, чем происходящим на сцене. В перерыве, едва опустился занавес, они атаковали мисс Эстер своим шармом, надеясь продвинуться в ухаживаниях.

Анжелика Каталани

Анжелика Каталани в опере «Семирамида»

- Мисс Эклом, вы не находите главную героиню и ее исполнение чересчур навязчивыми? – лорд Хэй-Драммонд забавлялся вниманием наследницы к мужской части публики.
- Если миссис Калверт полагает, что Элизабет Биллингтон исполнила бы партию Семирамиды лучше, значит, так оно и есть, - Эстер положила лорнет на колени. – Что вы на это скажете, милорд?
- Я поклонник женской красоты и темперамента, а не пения, - граф бросил на девушку пылкий взор. – Элизабет Биллингтон, при всем уважении к ней, старовата для театра.
- И для роли Семирамиды? – Чарльз Калверт решил подловить Хэй-Драммонда и, что называется, «щелкнуть его по носу».
- Семирамида, кажется, правила около сорока лет? - пожал плечами граф, не позволив выставить себя невеждой. – Для роли и достоверности старушка Биллингтон, вероятно, подошла бы идеально. А вы знаете, мисс Эклом, что Семирамида была первой, кто додумался лишать молодых юношей некоторых мужских органов, превращать их в евнухов?
- Лорд Томас! – в ужасе воскликнула миссис Калверт. – Вы невозможный человек! Как ваш язык повернулся заявить такое?
- Как то повернулся, - рассмеялся граф, с удовольствием разглядывая покрасневшую, смущенную наследницу. – В Лондоне, кстати, многие дамы проделывают это со своими мужьями. Не по-настоящему, но результат очень близок к тому, какой получала Семирамида.
- Милорд, - Диана Нокс ударила Хэй-Драммонда веером по запястью. – Уймитесь немедленно!
- Право же, - Чарльз Калверт заметил в глазах графа опасный огонек. – Оставим эту тему. Что касается возраста Биллингтон, я не разделяю того мнения, что в сорок лет люди неспособны увлечь других людей своими дарованиями, темпераментом или внешностью.
- Смотря, на каком поприще, - лорд Хэй-Драммонд никак не отреагировал на возмущение сестер Пери. – В амурных делах, к примеру, может выйти двояко. Сорокалетний джентльмен, если угодно, способен увлечь юную девушку и склонить ее к браку, а вот способна ли сорокалетняя женщина провернуть такое с юношей до двадцати, большой вопрос.
- Милорд, - посетовала Френсис Калверт. – Не заставляйте меня жалеть, о моем приглашении вам сопровождать нас.
- Умолкаю, миссис Калверт, - граф прикоснулся ладонью к груди.
- А я с вами не соглашусь, лорд Хэй-Драммонд, - внезапно сказала мисс Эклом. – Это спорно и предвзято. Я бы никогда не вышла замуж за тридцатилетнего мужчину.
Миссис Калверт и миссис Нокс, при этих словах наследницы, переглянулись, а мистер Чарльз Калверт поспешно отвернулся.
- Вы давно были у Гейджей и Пери, миссис Нокс? – лорд Томас сменил направление беседы.
- С Гейджами мы с сестрой виделись пару месяцев назад, а с Пери накануне, - ответила миссис Нокс. - Мой племянник Феликс дружен со старшим сыном Пери.
- Я был у Гейджей на прошлой неделе, - граф откинулся на спинку кресла. – К вашему сведению, у них поселилась причудливая особа из Ирландии.
- Неужели? – миссис Калверт вступила в разговор. – И что же в ней причудливого?
- Ее надо лицезреть самому, а не слышать о ней. Но я вам объясню, как сумею, - поморщился граф. – Это молодая ирландка, с которой можно писать аллегорию Ирландии.
- Это шутка или какая-то насмешка над нашей родиной? – миссис Нокс немного оскорбилась. – Во мне и сестре хватает ирландской крови, но вы не горите желанием написать с нас аллегорию Ирландии.
- Миссис Нокс, - примирительно молвил лорд Томас. – У меня и в мыслях не было обидеть вас, миссис Калверт или Ирландию. Но вы же не будете отрицать, что представляете собой идеальную английскую леди, а не ирландскую колоритную провинциальную девицу.
- Этого я отрицать не буду, - улыбнулась миссис Нокс. – А у Гейджей, значит, живет колоритная ирландская девица?
- Именно так, - подтвердил граф. – Рыжая гэлка с сотнями веснушек, широкоплечая, твердолобая, эдакая амазонка, ростом выше меня, угрюмая и подозрительная. Она в услужении у миссис Маргарет Гейдж, выполняет ее поручения. Вам знакома больная родственница Гейджей, мисс Эмма Огл?
- Та бедняжка, у которой лет пять назад ослабли ноги, и испортилось зрение? – уточнила миссис Калверт.
- Да, - кивнул лорд Хэй-Драммонд. – Вообразите, эта ирландка легко взяла мисс Эмму на руки и пронесла на руках через весь дом, со второго этажа, по лестнице, до кареты, как пушинку. Лакей собирался ей помочь, но она что-то пробормотала на своем наречии и отпихнула его без всяких церемоний.
- Господи, - миссис Калверт удивленно охнула. – Девушка несла на руках девушку?
- Клянусь Богом, что так и было, - произнес граф. – И эта ирландка не дочь кузнеца или трактирщика. Она из дворянской семьи.
- Правда? – нахмурилась миссис Нокс. – Из какой же?
- Эдвардс, - уверено проговорил лорд Томас.
- Эдвардс, - повторила за ним миссис Калверт. – Моя кузина Элинор, дочь покойного дяди Уильяма, замужем за сэром Вир Хантом, баронетом из Карры, который в хороших отношениях с мистером Джоной Баррингтоном. Баррингтоны же в родстве с Эдвардсами из Уиклоу.
- Вы угадали, миссис Калверт, Уиклоу упоминался. Семья девушки, видимо, живет в нужде, и миссис Гейдж наняла ее в компаньонки. Не буду скрывать, я пытался познакомиться с мисс Эдвардс поближе, из чистого любопытства, но она дала мне решительный отпор. Впрочем, все было невинно, - граф обернулся к сцене. – Антракт заканчивается.
Чарльз Калверт, тем временем, оправился от откровений наследницы по поводу возраста ее будущего жениха, наклонился к мисс Эклом и что-то ей шептал. Эстер внимала ему со всей серьезностью, слушая краем уха беседу лорда Хэй-Драммонда, миссис Нокс и миссис Калверт. Оркестр наигрывал вступление следующего действия, шум в зале постепенно затихал.
- Спасибо, что поделились с нами этой новостью, милорд, - задумалась миссис Калверт. – Я надеюсь, миссис Гейдж пригласит нас к себе, дабы мы могли оценить ваши впечатления от мисс Эдвардс.

лорд Томас Хэй-Драммонд

Либретто оперы Портогалло «Семирамида» 1807 г.

* * *

3 февраля 1807 года

Дом Экломов, Лоуэр-Гросвернон-Стрит, Лондон, Англия

Гросвернон-сквер и Лоуэр-Гросвернон-стрит

Как известно, дома на Лоуэр-Гросвернон-Стрит не продаются и не сдаются, кому попало, потому что есть обычные соседи, а есть соседи по Лоуэр-Гросвернон-Стрит. Престиж, как бы банально это не звучало, это не только деньги, но и репутация, положение в обществе, связи. Наличие у человека дома на Лоуэр-Гросвернон-Стрит означает, что он имеет нечто большее, чем просто состояние. И не важно, какова длина фасада этого дома, пятнадцать или пятьдесят футов. Важно, владелец ты или временный жилец, кто тебя рекомендовал при покупке собственности, а также то, кто твой сосед.
Мисс Эстер Эклом знала, что она – вожделенный приз и билет в мир богатства. Знала, что ради того, чтобы пойти с ней к алтарю, мужчины готовы пожертвовать многим. Знала, что ей безбожно льстят. Но знала она также и то, что после свадьбы перестанет быть призом, счастливым билетом, мечтой, и превратится в чью-то вещь. Такую же вещь, как карета или изумрудное колье, как ее дом на Лоуэр-Гросвернон-Стрит, с той лишь разницей, что дом, карету или колье можно продать, а ее придется терпеть до конца жизни. Делало ли это понимание Эстер осторожнее или мудрее? Да, без сомнения, но потребность в комплиментах, восхищении, флирте притупляла осторожность, а преклонение мужчин порой лишало мудрости. Она увлекалась, включалась в игру слов, принимала ухаживания. И при этом чувствовала себя балансирующей на краю пропасти, двигалась по пути, который не собиралась завершать, поощряла кавалеров, заведомо зная, что не отдаст им свою руку и сердце. Существовал ли при этом человек, за которого она могла бы выйти замуж? Такой человек существовал, и Эстер определила для себя, что будет отличать его от остальных. Во-первых, богатство. Богатство жениха должно быть не меньше, чем ее богатство. Во вторых, он должен быть знатнее, чем она. И в третьих, хоть это и не обязательно, у него должен быть свой дом на Лоуэр-Гросвернон-Стрит.

Мисс Эстер Эклом

«Дорогая миссис Калверт», мисс Эклом пробегала глазами написанные ею строки письма. «Высокая честь и подлинное удовольствие, пир души, но я согласна с вами относительно голоса этой Каталани».
Эстер сидела в мягком кресле, в ожидании утренних визитов, положив ножки на низкий, с бархатной подушкой, табурет, и водила мизинцем по узорам инкрустированного слоновой костью столика. Девушку так и подмывало сообщить Френсис Карверт, что Джеймс Линдси, наследник графа Балкарреса и барона Балниела, влюблен в нее, как безумный, заваливает цветами и подарками их дом, жаждет просить ее руки у отца и деда. К этому можно было бы добавить, что Горацио Уолпол, старший сын графа Орфорда, увивается за ней на каждом светском рауте с воистину неистовым пылом. При этом, чтобы миссис Калверт не посчитала свою протеже кокеткой, необходимо было построить фразу деликатно и благоразумно, сетуя на надоедливость графских сыновей и противопоставляя им мистера Чарльза Калверта с его достоинствами. Хотела ли мисс Эклом подать тем самым надежду мистеру Калверту? Ни в коем случае. Мистер Чарльз Калверт ей совершенно не нравился, но она не могла позволить ему соскочить с крючка. Почему? Эстер сама не знала, почему.
Раздался стук в дверь, она разрешила войти, и на пороге возник дворецкий. - Мисс, к вам посетители. Ваша тетя велела проводить их в гостиную.
- Кто это? – Эстер капризно вздохнула.
- Мистер Феликс Калверт и лорд Глентворт, - доложил дворецкий.
- Иду, - мисс Эклом сунула недописанное письмо в стол, жестом приказала дворецкому убрать письменные принадлежности и томно поднялась из кресла. Через минуту, поправив прическу у зеркала, она спустилась по лестнице и предстала перед гостями.
Мистер Феликс Калверт, старший сын мистера Николсона Калверта, члена парламента и миссис Френсис Калверт, урожденной Пери, был бойким, стройным, невысоким юношей шестнадцати лет. С вьющимися, как у матери, медового цвета волосами и голубыми глазами. Его живое, подвижное лицо, выдавало в нем человека энергичного и общительного.
Спутник Феликса, Генри Пери, виконт Глентворт, сын графа Лимерика, лорда Эдмунда Пери, был не похож на мистера Калверта. Ему шел девятнадцатый год, но выглядел виконт старше. Ростом в шесть с половиной футов, настоящий великан, достаточно мускулистый, но не полный, с резкими чертами красивого лица, длинными руками и ногами, темными волосами, наследник графа Лимерика держался надменно и отстраненно.
Тем не менее, мистер Феликс и лорд Глентворт были добрыми приятелями, дружили с пеленок и имели схожие убеждения, вкусы, пристрастия. Единственно, чем они никак не сходились, так это взглядами на войну и службу в армии. Феликс Калверт почитал себя патриотом Англии и думал избрать армейскую стезю, хотя он был внуком ирландского аристократа. Виконт же патриотом Англии не был, тяготел к Ирландии, воевать с французами не желал, и к воинской службе относился отрицательно, равно как и к любой иной службе. Со своим отцом, графом Лимериком, тщеславным придворным вельможей, который был ниже сына почти на две головы, лорд Генри не ладил и часто ссорился. Будучи зависимым от него финансово, виконт при этом не терпел нравоучений, менторского тона и какого-либо принуждения. Он был умнее отца и не выносил его лицемерия.
С первого же дня знакомства с мисс Эклом, Генри Пери наметил ее себе в жены. Девушка была, по его мнению, красива, разумна, неплохо сложена и откровенна в беседах. Мировоззрение и чувство юмора Эстер были ему близки, а богатое приданое искушало. Избавиться от диктата отца, зажить своим домом? Из-за одного этого стоило завоевать сердце мисс Эклом. Трудность же состояла в том, что Эстер, если так можно выразиться, охотилась на мужчин не ради добычи, а ради самой охоты, и так как она появилась в Лондоне недавно, общество не успело этого понять. По крайне мере, виконт Глентворт этого пока не понял.
Предки семьи Пери триста лет назад были обыкновенными купцами из Девона, Эксетера. Они торговали испанским вином, участвовали в разных авантюрах, копили деньги и женились на деньгах. На закате правления королевы Елизаветы Пери обосновались в Лимерике, в Ирландии и породнились с местными землевладельцами, ирландцами Секстонами. В дальнейшем семья преуспела на духовном поприще и, в конце концов, приобщилась к дворянству. Так как Англии нужны были в Ирландии лояльные пэры, Уильяма Сесила Пери, епископа Лимерика, произвели в бароны Глентворты в 1790 году, а в 1803 году его сын, отец виконта Глентворта, получил титул виконта Лимерика, а затем и графа Лимерика. Старший же брат епископа Уильяма Пери, Эдмунд Пери, спикер палаты общин Ирландии, стал виконтом Пери. В промежутке между этими событиями случилось ирландское восстание 1798 года и окончательное упразднение остатков независимости Ирландии от Англии по Унии 1800 года. Необходимые голоса для объединения в одно государство были найдены как раз за счет новых ирландских пэров, получивших титулы от английского короля, подобно новоиспеченным графу Лимерику и виконту Пери.
Дочери виконта Пери, сестры Френсис и Диана, в замужестве Калверт и Нокс, приходились епископу Уильяму Сесилу Пери племянницами, а графу Лимерику кузинами. Поскольку их отец, виконт Пери, не оставил мужского потомства, его владения перешли графу Лимерику, а титул был упразднен. Таким образом, мистер Феликс Калверт, сын миссис Френсис Калверт, был дальним родственником, кузеном своему другу, виконту Глентворту, и сыновьям миссис Дианы Нокс, Томасу, Эдмунду, Генри и Джону Ноксам.
- Добрый день, мисс Эклом, мисс Эстер, - Феликс поклонился наследнице и ее вялой, толстой тетушке, восседающей на честерфилде из бежевой кожи у горящего камина. – Мы с Генри – ранние пташки. Вы не будете нас ругать за безвременный визит?
- Упаси Бог, мистер Феликс, милорд, - мисс Мэри Эклом еле-еле шевелила губами. – Как можно? Я вверяю мою дорогую племянницу вашим матушкам, что они скажут, возьмись я вас ругать?
- Мисс Эстер, - виконт Глентворт отвесил почтительный поклон. – Очень рад встрече с вами. Вчера в театре мы видели вас в ложе, но не осмелились подойти.
- Отчего же не осмелились? – мисс Эклом ответила на приветствие кивком и улыбкой. – Я все второе действие места себе не находила, гадала, почему попала к вам в немилость.
- Феликс избегает своей матушки, - лорд Генри развел руками. – Такой ребенок.
- Не избегаю, а сторонюсь, - рассмеялся мистер Калверт. – Моя матушка привыкла отчитывать меня на людях. А это, прошу заметить, не на пользу ни ей, ни мне.
- Присаживайтесь, - Эстер предложила юношам сесть и села сама. - Как я понимаю ваши обстоятельства, мистер Калверт! Мой батюшка ведет себя точно также.
- Родители, - протянул Феликс. – Я намерен в этом же году сбежать от них в армию, и убеждаю Генри составить мне компанию.
- Это столь грустно, лишиться вашего общества, - покачала головой мисс Эклом. – Скажите, милорд, неужели такой блестящий кавалер, как вы, покинет Лондон и ввергнет в печаль молодых девушек, которые по вам сохнут?
- Мне в Лондоне дорога только одна девушка, - отрезал лорд Глентворт. – И Феликс меня ни в чем не убедил.
- Тетушка, в гостиной перетоплено и душно, - Эстер раскрыла веер. – Как вам вчерашняя опера, господа? Миссис Каталани вас пленила и очаровала?
- Вовсе нет, - весело произнес мистер Калверт. – Больно смуглая и крикливая. И опера скучная. Вот в позапрошлом году мы были в опере и развлеклись на славу.
- И что же за оперу вы слушали? – спросила мисс Эклом.
- Название вылетело из головы, - Феликс усмехнулся. – Но дело не в названии. Просто какой-то болван, ни с того, ни с сего, опустил занавес прямо на певца во время арии, случилась суматоха, задержка, и зрители из простолюдинов начали громить кресла, прыгать в оркестр, ломать инструменты, сдирать обивку. Как потом написали, ущерб составил полторы тысячи фунтов.
- Мистер Калверт, - укоризненно промолвила Эстер. – Поразительно, какие глупости вас развлекают. А вы, милорд, там были?
- Нет, я тогда гостил в Ирландии у родни, - сказал Генри Пери. – Но Феликс мне так все описал, что я могу изложить вам эту историю в подробностях.
- Нет уж, увольте, - мисс Эклом обмахивалась веером. – Намедни в театре лорд Хэй-Драммонд и без того шокировал меня историями не для дамских ушей.
- Лорду Хэй-Драммонду, похоже, пора надрать его уши, - ревниво проворчал виконт. – Он старается расположить вас к себе, мисс Эстер, но недостоин вашего расположения.
- Ваша матушка, мистер Калверт, чуть не выгнала графа из ложи, - девушка, услышав в голосе лорда Глентворта ревнивые нотки, расцвела от удовлетворения. – Если бы ваш дядя не сменил тему, так бы и было.
- Мой дядя! – застонал Феликс. – Он еще скучнее оперы!
- Неправда, - возразила мисс Эклом. – Мистер Чарльз Калверт – учтивый, образованный и вовсе не скучный джентльмен. Я нынче пишу вашей матушке, мистер Калверт, и превозношу в своем письме вашего дядю до небес.
- Не слишком усердствуйте в этом, если не хотите умереть от занудства и тоски, - посоветовал Феликс. – Матушка передаст дяде ваши дифирамбы, и он примчится сюда, чтобы заболтать вас до смерти.
- Ваш дядя мне просто друг, хороший друг, - Эстер покосилась на виконта, тот снова хмурился от ревности. – И все-таки, тут весьма душно. Вы не собирались на прогулку? Я бы была счастлива подышать свежим воздухом.
- Мой экипаж в вашем полном распоряжении, мисс Эклом, - немедленно встрепенулся лорд Глентворт. - Собственно говоря, мы и приехали, дабы позвать вас на прогулку.

Лорд Генри Пери, виконт Глентворт

Феликс Калверт в зрелом возрасте

КОНЕЦ 1 ГЛАВЫ

08 Фев 2025 20:25

» Часть 1 Глава 2

Глава 2

«Фирл Плейс»»

1 сентября 1807 года

Фирл Плейс, Восточный Сассекс, Англия

Фирл-Плейс, родовая усадьба баронетов Гейджей, была имением этой семьи на протяжении трехсот тридцати лет, с тех пор, как некий Уильям Гейдж женился на Агнес Болни, дочери предыдущих владельцев Фирла. Шестьдесят лет назад, после смерти седьмого баронета, хозяином поместья стал его кузен, барон Гейдж из Каслбара в Мейо и виконт Гейдж из Касл-Айленда в Керри в Ирландии. Этот удачливый ирландский кузен, бывший католик, член палаты Общин Англии и палаты лордов Ирландии, завершил перестройку тюдоровского дома, начатую седьмым баронетом, и поселился в нем с семьей на многие десятилетия. Нынешний владелец, виконт и барон, лорд Генри Гейдж, приходился ему внучатым племянником и являлся типичным «отсутствующим» ирландским аристократом, для которого Ирландия была также далека, как Африка. Он был полковником и майор-генералом армии его величества, сыном знаменитого главнокомандующего в Северной Америке, Томаса Гейджа, и его не менее известной матери, Маргарет Кембл Гейдж, одним из богатейших людей в Англии. Но при этом, чрезвычайно больным человеком в свои неполные сорок семь лет.

Фирл Плейс

В Фирл Плейс, помимо виконта Гейджа, жили его жена, леди Сьюзен Гейдж, урожденная Скиннер, матушка лорда Генри - Маргарет Кембл Гейдж, двое наследников лорда, шестнадцатилетний Генри и одиннадцатилетний Томас, а также опекаемые виконтом дети покойного Уиллоуби Берти, графа Абингдона - леди Каролайн Берти и мистер Перегрин Берти, восемнадцати и семнадцати лет. Гостями в имении, по окончании лондонского сезона, были сестра лорда Гейджа, жена баронета, сэра Чарльза Огла, леди Шарлотта Огл, семья Калвертов, лорд Генри Пери, виконт Глентворт, мисс Эмма Огл, лорд Томас и леди Мэри Пелхэм, граф и графиня Чичестер, лорд Сидней Осборн, полковник Фуллер и Артур Ванситтарт с супругой.
Мужчины намеревались охотиться, упражняться в стрельбе, остроумии и биллиарде четыре дня подряд, были запланированы торжественные обеды и ужины, карточные и другие игры, прогулки верхом. Вечером первого сентября, до сумерек, после застолья, хозяева и гости собрались на веранде перед домом, чтобы выпить чаю, сыграть в вист и посплетничать.
- Что касается выскочек, леди Шарлотта, - миссис Калверт была в ударе, светские новости и слухи были ее страстью. – Возьмите Луизу Брандон. Да, она превосходная актриса, я так и сказала миссис Фицгерберт неделю назад в театре, когда давали «Спровоцированного мужа» Сиббера. У нее такие черные, роковые глаза, но зачем же закатывать их каждые пять минут? Миссис Фицгерберт утверждает, что граф Крейвен лишился рассудка из-за мисс Брандон и свадьба будет не позднее декабря. Актриса станет сидеть с нами за одним столом, каково? Если она не выскочка, то кто тогда выскочка? А мисс Ваннек ее защищает. Мол, выскочки вульгарны, а мисс Брандон не вульгарна. Несчастные лорд и леди Ваннек, у них старший сын мот и игрок, у младшего падучая болезнь, старшая дочь такая слабенькая, а мисс Каролайн, как вы уже поняли, неспособна уяснить слово «выскочка».
- А ваша мисс Эклом не выскочка, дорогая Френсис? – съязвила леди Сьюзен Гейдж. – Не вы ли рекомендовали ее нам весной? Но она же несносная кокетка, да и кто такие эти Экломы?
- Признаюсь, это была моя ошибка, - потупилась миссис Калверт. – Я ведь почти ирландка. Слышали, как говорят про англичан и ирландцев? Англичанин всегда подозревает в новом знакомом мошенника, пока не убедится, что перед ним честный человек. А ирландец всегда видит в новом знакомом честного человека, пока не убедится, что перед ним мошенник.
- Но вы добрая подруга, миссис Калверт, - утешила собеседницу Маргарет Кембл Гейдж. – За это одно надлежит простить вам ошибку с мисс Эклом.
- Ох уж эта Эстер, - вздохнула Френсис. – Она жестоко огорчила нас с мужем. Правда, Николсон? Мисс Эклом внушила моему деверю, мистеру Чарльзу Калверту, что она к нему неравнодушна, а затем отвергла, как и наследников графа Балкарреса и лорда Уолпола. Джеймс Линдси сделал ей предложение по всей форме. И что же? Она кинулась в слезы, словно он ее оскорбил. Мы, как я уже говорила, провели лето в Брайтоне на Марин Парад семнадцать, и не могли ни на что влиять в Лондоне. Чарльз Калверт был абсолютно уничтожен холодностью мисс Эклом. Сестра писала мне неоднократно. Помните день рождения принца тринадцатого августа, леди Гейдж? Стояла такая духота и нас с вами так толкали. А тут еще письмо Дианы, оно меня чуть не убило. Я чувствовала себя хуже только год назад, когда скончался мой батюшка, и пятнадцать лет назад, когда похоронила дочку Лавинию. Мою первую Лавинию, бедную малютку, а не вторую, живую, которую назвала в честь первой.
- Да, Френсис, - едва успел вставить мистер Николсон Калверт, прежде чем его супруга защебетала вновь.
Тем временем, расположившаяся на трех длинных кэмелбэках молодежь потешалась над ручной обезьянкой, сидевшей на поводке в их шумной компании. Мистер Генри Гейдж-младший, на правах сына хозяина, вел беседу и перечислял проделки обезьянки под хохот гостей, ему вторил брат Том. Каролайн Берти, довольно глупая девица, непрерывно охала и ахала, а мистер Перегрин Берти и Феликс Калверт ее успокаивали. Мисс Эмма Огл, чьи ноги были парализованы неизвестной болезнью вот уже несколько лет, удостоилась привилегии держать обезьянку на руках и была неимоверно счастлива. Лорд Сидней Осборн, сводный брат графини Чичестер, подавал мисс Эмме кусочки фруктов для обезьянки. Лорд Генри Пери, виконт Глентворт, скучал, прислушиваясь к старшему поколению. Откровения миссис Калверт о его обожаемой мисс Эклом виконта, с одной стороны порадовали, а с другой стороны расстроили. Порадовало лорда Генри то, что мистер Чарльз Калверт, Джеймс Линдси и Горацио Уолпол получили от Эстер отворот-поворот, а расстроило то, что имя мисс Эклом трепали с порицанием. Наконец, устав от болтовни миссис Калверт и воплей молодежи, Генри Пери поднялся с кэмелбэка, извинился и высказал пожелание побродить по саду, обдумать письмо отцу.

Мистер Николсон Калверт

миссис Френсис Калверт

- Милорд, - узнав о его планах, мисс Эмма грустно улыбнулась. – Вы не пойдете к домику в саду?
- Могу сходить, если требуется, - ответил больной девушке виконт. – У вас есть какая-то просьба, мисс Огл?
- Да, - слегка смутилась Эмма. – В домике сейчас мисс Эдвардс. Миссис Маргарет поручила ей важную работу. Будьте любезны, сообщите мисс Эдвардс, что через полчаса мне понадобится ее помощь, чтобы подняться в мою комнату.
- Мисс Эдвардс? – удивился лорд Пери. – Кто она? Неужели кроме нее некому помочь вам добраться до комнаты, мисс Эмма? Я могу отнести вас.
- Не стоит, - девушка покраснела. – Мисс Эдвардс – компаньонка миссис Гейдж, ее наняли в Ирландии прошлой зимой. Она меня перенесет. Я стесняюсь, когда это делают мужчины.
- Простите, - поклонился виконт. – Я без промедления отыщу мисс Эдвардс и передам ей ваши слова.
Генри Пери направился вдоль фасада Фирл-Плейс к тропинке, ведущей к садовому домику.

Фирл-Плейс

Портреты Томаса Гейджа и Маргарет Кембл Гейдж в Фирл-Плейс

Поиски домика, однако, изрядно затянулись и лорд Генри, обнаружив его, после бесплодных блужданий по саду, спустя десять минут, волновался и сердился на себя за невнимательность. Крошечное одноэтажное здание под черепичной крышей затерялось в зелени деревьев, дверь была не заперта. Виконт толкнул ее и вошел без стука.
Миссис Эдвардс, как и ожидалось, находилась внутри, но она вовсе не работала, а лежала на потертом канапе, скинув туфли и обложившись подушками. Это была отвратительно рыжая ирландка, конопатая, с горбатым носом и она что-то бурчала себе под нос, не заметив, что ее застукали на «месте преступления». Лентяйка зажгла четыре свечи, при том, что на улице еще не стемнело. Рядом с канапе, прямо на пыльном полу, валялись редкие, древние книги из библиотеки Гейджей, одну из них компаньонка читала.
- Мисс Эдвардс, полагаю, - Генри Пери нарочно кашлянул. – Могу я отвлечь вас от вашей важной работы?
- Что? – ирландка подпрыгнула от испуга, мгновенно вскочила на ноги и насилу не упала, споткнувшись о книги. – Господи! Вы кто такой?
- Гость, - мрачно произнес виконт. – Лорд Пери. Хотел бы сказать «к вашим услугам», но вы этого не заслужили.
- Лорд Пери, - раздраженно повторила за ним Аннабелла. – Гость. Что вам здесь нужно, лорд Пери?
- Как вы со мной разговариваете? – негодующе стиснул губы Генри. – Что за тон? Где поклон? Какого дьявола вы лежите и читаете, когда миссис Гейдж поручила вам работу? За что вам платят? За лень, перевод свечей и скотское обращение с книгами хозяев?
- Прошу прощения, милорд, - опустила голову рыжая дурнушка, пытаясь надеть туфлю на свою огромную ступню. Оценив взглядом размер этой ступни, виконт тут же оценил и рост ирландки. К изумлению Генри, она была ниже его, имеющего шесть с половиной футов роста, всего на пять дюймов.
- Мисс Огл необходима ваша помощь, а вы бездельничаете, - он был слишком зол, чтобы принять ее извинения. – Мне придется доложить о вашей небрежности и праздности.
- Кто бы сомневался, - пробормотала Аннабелла. – Доложите, коль вам угодно.
- Мне угодно и я обязательно доложу, - подтвердил виконт и приказал. – Поднимите книги, потушите свечи, закройте дом и живо идите к мисс Огл. Я лично проверю, как быстро вы это сделаете.
- Слушаюсь, - промямлила ирландка, и лорд Пери направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда внезапно услышал тихий шепот за спиной, «проваливай, английский ублюдок».
- Что? – Генри резко повернулся. – Что вы сказали? Как вы смеете? Что за дерзость?
- Я ничего не сказала, - Аннабелла побледнела.
- Нет, сказали, - виконта обуял гнев. – Вы назвали меня английским ублюдком. Если бы вы были мужчиной, я пересчитал бы вам все зубы, или случилась бы дуэль. Мой отец - граф Лимерик, пэр Ирландии. Да и будь я трижды английским ублюдком, кто дал вам право оскорблять лорда, ирландская деревенщина?
- Вам почудилось, - насупилась ирландка.
- Нет, не почудилось, - он вернулся к канапе, схватил наглую девицу за воротник платья и яростно встряхнул. – Молчать! Смотреть мне в глаза, мерзавка!
- Английский ублюдок, - промолвила она уже в полный голос.
- Что? – он взревел. – Вы обезумели?
- Отпустите мое платье, - прошипела она. - Я вам не служанка!
- Это немыслимо, - Генри Пери был обескуражен. – Какая непочтительность. Да что там непочтительность, мятеж! Но я вас научу уму-разуму.
- Бегите, жалуйтесь, - выпалила она. – Проваливайте, якобы ирландский лорд. Я буду к услугам мисс Огл через пять минут.
- Вы пожалеете о содеянном вами, - пообещал виконт. – Клянусь Богом, пожалеете!
Он отдернул от нее руку, как от прокаженной, и стремглав выбежал из домика.

* * *

1 сентября 1807 года

Дом Лимериков, Мэнсфилд-стрит 20, Лондон, Англия

Эдмунд Пери, граф Лимерик

Лорд Эдмунд Пери, граф Лимерик и барон Глентворт никогда не блистал выдающимися талантами. Невзирая на это, при английском дворе он был востребован, так как умел приспособиться, угодить, выразить настроения общества, обеспечить протекцию и связи. Он родился в семье ирландского епископа Лимерика, Уильяма Сесила Пери, обучался в Дублинском Тринити-колледже, но не закончил его, выгодно женился на Мэри Ормсби, племяннице баронета Генри Хартстонга из Бруффа и до тридцати пяти лет находился в тени отца. Обширные владения сэра Генри отец лорда Эдмунда прибрал к рукам, выдав за него свою болезненную сестру, старую деву, в результате чего тот умер бездетным и завещал все свои земли и деньги шурину. В 1783 году Эдмунд Пери вступил в добровольческое движение, но оно к тому моменту находилось в упадке. Во время же ирландского восстания против англичан 1798 года лорд Эдмунд был на стороне короля, а после активно продвигал унию с Англией, за что и получил титул графа, а вместе с ним место пэра в палате лордов. Ирландию он посещал редко, его там люто ненавидели за двуличие, подхалимство и службу англичанам.
По заключению унии Британии и Ирландии в 1800 году влияние графа Лимерика при дворе снизилось, но не исчезло полностью. В Лондоне он купил четырехэтажный дом Адамов, номер двадцать по Мэнсфилд-стрит, где проживал со своим многочисленным семейством, стараясь быть полезным принцу Джорджу, министрам, военным, церкви, всем, кто мог хоть как то отплатить ему сторицей.
Потеряв любимого, старшего, шестилетнего сына Эдмунда, унесенного лихорадкой в 1793 году, лорд Пери был вынужден признать наследником, виконтом Глентвортом, следующего по старшинству сына, Генри, которого никогда не жаловал и постоянно бранил за вспыльчивость и нежелание подчиняться. В 1807 году, подойдя к пятидесятилетнему рубежу, граф Лимерик испытывал беспокойство из-за утраты позиций при дворе и выплескивал свое раздражение на безропотную жену Мэри и младших детей. Первого сентября, учинив им разнос за неряшливость, расточительность и неспособность понять его тонкую душу, он сидел в кабинете, на втором этаже, и изливал супруге свое недовольство.
- Твоя подруга Френсис Калверт, Мэри, нередко высказывается опрометчиво о достойных людях и может поставить нас в трудное положение, - лорд Эдмунд пересчитывал листы бумаги в пачке, только вчера початой. Домочадцы, по его мнению, расходовали чересчур много бумаги. – Недавно, на обеде с Хоумом Риггсом Пофамом она задавала капитану неудобные вопросы о его решении следовать к Буэнос-Айресу без приказа, услугах Ост-Индийской компании и контрабанде, по поводу чего ему грозит суд. Кто она такая, чтобы лезть в мужские и государственные дела, допрашивать прославленного флотоводца? Когда же миссис Калверт принялась насмехаться над графом Эдвардом Дигби, его умственными способностями и манерами, мне стало за нее стыдно. У графа Дигби прекрасное имение, он неоднократно был нашим ходатаем и гостеприимцем. Это ли не признак того, что лорд Эдвард благороден и заслуживает нашего снисхождения в случае маленьких оплошностей? Я не стал ей ничего говорить, а ты обязательно намекни, сделай внушение, но не переусердствуй, ее связи и дружба с миссис Фицгерберт неоценимы.
- Да, Эдмунд, - Мэри Пери стояла у стола в позе просительницы, сутулясь и переминаясь с ноги на ногу.
- От Генри нет письма? - спросил граф.
- Нет, - супруга покачала головой.
Он так меня тревожит, - посетовал лорд Пери. - Эта его заносчивость и гордыня! Общается с отцом через губу. Вменяет мне в вину что попало. Как это он заявил давеча? Унизительная гибкость? Кто ему привил эти идеи? Откуда в нем эта брезгливость и чопорность?
- Да, откуда? - безучастно осведомилась жена. Ее беседы с мужем зачастую были похожи на монологи.
- То, что Генри обхаживает эту мисс Эклом, моя заслуга, - постучал пальцем по столешнице граф. - Не задень я его самоуверенность сомнениями в том, что ему под силу добиться этой наследницы, обратил бы он внимание на девушку, которую возвели на пьедестал из-за одних лишь ее денег? Десять тысяч фунтов в год от снохи, хотя бы и взбалмошной, нам не повредят.
- Тебе уж непременно не повредят, дорогой, - отметила леди Мэри.
- Не иронизируй. Он обязан принести состояние в семью женитьбой на мисс Эклом, - твердо проговорил лорд Пери. - Или на любой иной невесте с богатым приданым и связями. Ты же не будешь отрицать, что в твоем сыне есть мужская красота, порода и шарм? Будь Генри чуть любезнее с дамами, его импозантность, внушительность и вальяжность доставили бы нам и двадцать тысяч годовых. Вот что я сделаю, подыщу ему колледж или армейский чин. И выдвину условие. Женитьба или армия.
- Генри не желает идти в армию, - подала голос супруга. - Они с Феликсом Калвертом едва не разругались из-за этого.
- И хорошо, что не желает. Свадьба на мисс Эклом избавит его от армии, - коварно улыбнулся граф. - Он все взвесит, что ему предпочтительнее, и устроит этой девушке осаду. Крепость падет, и мы пожнем плоды. А в армию или на флот за него пойдет Уильям. Испокон века младшие сыновья добывают победы Англии в бою. Купим Уильяму чин. Протолкнем на штабную должность. Война обогащает людей не хуже торговли.
- Ради Бога, не дави на Генри, Эдмунд, - посоветовала жена. - Он заупрямится и натворит бед.
- Заупрямится? Без денег? - пренебрежительно отмахнулся лорд Пери. - Генри у меня в кулаке, Мэри. Надежно стиснут в кулаке.
Та устало вздохнула, прикрыла глаза и мысленно окрестила супруга старым дураком.

* * *

1 сентября 1807 года

Фирл Плейс, Восточный Сассекс, Англия

Аннабелла металась по своей тесной комнатке, как раненая волчица. Три часа назад, подняв мисс Эмму на руки и неся ее к дому под перешептывания и хихиканье англичан на веранде, она еще не осознавала грядущей катастрофы, но потом поужинала, задумалась и испугалась. Вот напасть! Утром этот подлый лорд Пери наябедничает на нее Гейджам, вывернет все наизнанку, обвинит в трате свечей, дурном обращении с хозяйскими книгами, лености, несдержанности и оскорблении. Или уже наябедничал. Гейджи поверят ему и что дальше? Дальше, чтобы умилостивить этого напыщенного аристократа, ее вышвырнут без расчета и как тогда ей быть? У нее пять фунтов, этого не хватит для путешествия в Ирландию, а если бы и хватило, как показаться дома и объявить, что ее выгнали? Мать рассвирепеет. Аннабелла должна будет наняться в горничные, опять же к англичанам, в родных краях, где ее все знают, но за меньшую плату.
И кто во всем виноват? Сын графа Лимерика, лакея английского короля, продажной шкуры! Это ведь в поместьях лордов Пери мальчики из «Белых досок» ломали ограды, били стекла в окнах, поджигали амбары и резали вымя у коров тех, кто собирал церковную десятину для алчных английских епископов, притеснял хлеборобов, огораживал землю под пастбища пэров, навязанных королем Георгом Ирландии. Лорд Пери, виконт Глентворт! Наследник того самого лорда Лимерика, который призывал топить в крови восстание десятилетней давности, узаконивал унию, вбивал клин между ирландцами разной веры. Этот молодой бездельник гостит в Фирл Плейс, сытно ест и пьет вино, в то время как крестьяне в имениях его отца голодают и изнывают от неподъемных налогов.

Битва повстанцев и англичан у Оуларт-Хилл

Эмблема восстания – ирландская арфа

Аннабелле было семь лет, когда Ирландия закипела и забурлила, будучи не в силах больше терпеть английский гнет. Уиклоу стал одним из оплотов восставших. Семья пряталась в подвале от королевских солдат и с содроганием слушала новости о том, как в Уэксфорде армия и йомены убивали без суда тех, кто посмел дать им отпор, как людей казнили на Уэксфордском мосту, как обезглавили Багенала Харви, Джона Мерфи, Келли из Килланна, как англичане играли головой Келли словно мячом на глазах у его сестры. Аннабеллу воодушевляли победы республиканцев в сражениях у Трех Скал, Оуларт-Хилл и Просперисе, легенды о храброй Бетси Грей со знаменем и пистолетом, скачущей на своем пони в битве при Баллинахинче. Все надеялись на содействие французов, вдохновивших ирландцев на революцию, но французы не оказали существенной помощи.
В 1799 году, когда Аннабелле исполнилось восемь, она присутствовала на казни главарей восстания, Билли Бёрна и Патрика Гранта, их вздернули на Висельной улице Уиклоу под ропот горожан. В семье было не принято рассуждать о том, почему случилась революция, но отчим то и дело сообщал, что в горах за Олдкортом, спустя годы после разгрома повстанцев, орудуют партизаны. Аннабелла же тайком хранила в шкатулке вырезанную из дерева фигурку ирландского пикинера с прической кроппи, портрет Теобальда Вулф Тона и эмблему восстания – зеленую ирландскую арфу.

Тюрьма Уиклоу с виселицей

И что теперь? Теперь ей придется выкручиваться, объясняться с Гейджами и пресмыкаться перед этим гнусным виконтом, фальшивым ирландским лордом. Впрочем, до того как обитатели Фирл Плейс разбрелись по спальням, ее никто из хозяев не позвал для разбирательства, и слуги не передавали Аннабелле, что лорд Пери был чем то рассержен. Может ли так быть, что виконт Глентворт еще не донес на нее Гейджам? Это предстояло узнать. Если же он не донес, она могла бы попробовать разжалобить его, убедить никому не разглашать о том, что случилось. Но этот лорд такой надутый и злой, черта с два его убедишь!
Аннабелла прекратила мерить шагами комнату и плюхнулась на кровать. У нее было пять фунтов, вознаграждение от миссис Гейдж за три последних месяца. В Уиклоу пять фунтов – хорошие деньги, но достаточно ли этого, чтобы умаслить сына лорда? Навряд ли, но попытаться стоило.

* * *

1 сентября 1807 года

Фирл Плейс, Восточный Сассекс, Англия

Генри Пери не спалось. Стычка с нахальной ирландкой взбудоражила его не на шутку. Он прокручивал в голове все сказанное ею, свои слова, насколько он их запомнил, и не находил в своем поведение ничего обидного. Возможно, говорил резко, но мисс Огл нуждалась в этой особе, а она прохлаждалась самым возмутительным образом. Весь вечер, до ужина и во время ужина, виконт порывался заявить о том, что его самым беспардонным образом оскорбили, но почему то не сделал этого. Скорее всего, опасался, что над ним будут смеяться, потешаться.
До полуночи он ворочался с боку на бок, но все без толку. Когда в его спальне скрипнула дверь, а за ней половица пола, Генри решил, что эти звуки ему померещились. Но дверь скрипнула вновь и закрылась, заскрежетал засов, и в изножье кровати встала рыжая ирландка, в простом, застиранном, бумазейном платье, со свечой в подсвечнике.
- Мисс Эдвардс, - виконт сел на постели. – Какой неожиданный визит. Собираетесь продолжить нашу ссору? Или пришли придушить меня во сне?
- Нет, милорд, - тихо сказала девушка. – Я пришла просить вас, умолять, не жаловаться на меня лорду и леди Гейдж. Клянусь впредь быть вежливой и почтительной. Понимаете, мне нельзя вернуться в Ирландию. Никак нельзя.
- Об этом надо было подумать раньше, до того как вы затронули честь моей матери, обозвав меня ублюдком. Мой долг, перед хозяевами этого дома - уберечь приличных людей от ваших оскорблений и дремучей ненависти ко всему английскому, – он пригляделся к ней. Она что-то сжимала в левой кисти. - Что там у вас?
- Пять фунтов, милорд, - мисс Эдвардс положила на столик стопку монет.
- Маловато, чтобы купить мое молчание, - нахмурился Генри. - Что то еще?
Она не шевелилась, несколько мгновений размышляла, и он посчитал, что она не расслышала вопроса. Но затем раздался ее голос, смущенный и сдавленный. - Я девственница. Вместо денег могу предложить свою девственность. Это все, что у меня есть.
- Как мило, - он поднялся с кровати и посмотрел на нее с недоумением. – Вы опять меня поразили. Девственность в обмен на забвение?
- Да, - свеча в ее руке дрожала.
- Что ж, - виконт взял из ее пальцев подсвечник и поставил его на стол, рядом с трехмесячным жалованьем компаньонки. – Преклоняюсь перед вашей смелостью. Вижу, вы заперли дверь, мисс Эдвардс. Я согласен, раздевайтесь.
- Сейчас? - она проглотила ком. - Тут?
- Да, - ответил Генри. - К чему тянуть?
- Хорошо, - девушка была ужасно бледна, она стала неловко освобождаться от платья.
- И сорочку тоже, - потребовал лорд Пери. Когда Аннабелла сняла сорочку, он уставился на нее. Несмотря на некрасивое лицо и обильную россыпь веснушек на коже, сложена мисс Эдвардс была безукоризненно. Длинные ноги и шея, тонкая талия, отличная осанка, высокая, совершенная грудь. Плечи немного широки для женщины, но это ее не портило.
- Неплохо, мисс Эдвардс, - хмыкнул Генри. – Ложитесь.
Она безмолвно легла и подвинулась вправо. Виконт опустился возле нее и сразу, без церемоний и лишних слов, принялся гладить ей грудь и живот. Она лежала недвижимо и взирала на него без страха. Многократно наблюдая соитие животных на ферме, Аннабелла приблизительно знала, что за этим последует. Лорд Пери, наклонился к ней, поцеловал ее грудь, потом добрался рукой до лобка и ниже. Через пару минут его ласк она была готова.
- Раздвиньте ноги, - шепнул он, и девушка подчинилась.
Однако, когда он устроился между ее бедер и попробовал проникнуть в лоно, она заерзала и застонала. – Я не хочу, не могу, прекратите.
- Это уже невозможно прекратить, - заворчал Генри. – Расслабьтесь, все свершится быстро.
- Боже мой, - приподнявшись на миг, Аннабелла снова упала на подушку. – Ладно, но не мешкайте.
Он вошел в нее стремительно, ирландка при этом даже не вздрогнула, и спустя три-четыре минуты все действительно было кончено. Полежав на ней недолго, отдышавшись, виконт откатился в сторону и удовлетворенно сказал. – Благодарю, мисс Эдвардс, вы доставили мне блаженство и были восхитительно мужественны.
- Будьте вы прокляты, - бесстрастно произнесла Аннабелла.
- Судя по тому, как вы управляетесь с мисс Огл, - лорд Пери проигнорировал ее проклятие и вытер вспотевший лоб краем простыни. – Вас не назовешь слабой женщиной. Вы, пожалуй, идеальны для мужчины моего роста. Более хрупкую девушку я бы, наверное, раздавил.
- Может и так, - согласилась ирландка. – Приятным это не было.
- А я всем доволен, - улыбнулся Генри. – Но вам виднее.
- Пойду-ка я к себе в мансарду, - ирландка села, завязала рассыпавшиеся волосы в узел и уложила их в пучок. – Вы исполните то, что обещали мне, лорд Пери? Не станете жаловаться?
- Да, - кивнул виконт. – Но я жду вас завтра в это же время. До моего отъезда в пятницу мы встречаемся в моей спальне каждую ночь.
- Это нечестно и несправедливо, - она взглянула на него с упреком. – Об этом речь не шла.
- Жизнь несправедлива, мисс Эдвардс, - Генри похлопал ее по стройной ляжке. – Поэтому я, английский ублюдок, ношу титул ирландского лорда, а вы, честная ирландская девица, прислуживаете двум англичанкам. Но завтра я постараюсь доставить вам удовольствие, как бы странно это не звучало.
- Я бы обошлась без этих удовольствий, милорд, - Аннабелла пошарила рукой по полу в поисках своей сорочки. – От подобных удовольствий родятся дети, а без мужа мне дети ни к чему.
- Какое здравомыслие, - лорд Пери помог ей найти сорочку, походил по спальне, передал девушке платье и чепчик. – Даже не скажешь, что вы вздорная и бранчливая. Между прочим, мне нравится Ирландия. При других обстоятельствах я был бы рад свести с вами знакомство, поболтать об Ирландии.
- И какая мне польза от знакомства с вами? - перебила его ирландка, одеваясь. – Я вам не ровня, не подруга и не любовница. Вы меня принудили отдаться вам.
- Не совсем, я взял то, что вы сами мне предложили, - засмеялся Генри, не ощущая ни раскаяния, ни досады. - Заберите свои деньги. Зажечь свечу? Ваша потухла.
- Да, зажгите, - Аннабелла взирала на его силуэт в лунном свете, льющемся в окно, и удивлялась. Как ее угораздило связаться с этим спесивым, здоровенным англичанином?
Он высек огонь, осветил комнату и подошел к ней, без всякого стеснения, в чем мать родила. - Извините, мисс Эдвардс. Люди, обычно, занимаются этим по любви, а вы меня не любите, как и я вас.
- Могу я больше не приходить сюда? - с надеждой спросила ирландка.
- Увы, - он вздохнул. - Я не властен над своей плотью. У меня до вас была всего одна женщина, вдвое старше моих лет, с очень нескладной фигурой. У вас, в сравнении с ней, фигура Афродиты. Разве от такого отказываются добровольно?
- Ясно, - она сгребла гинеи со стола и спрятала их в карман платья, - Буду молиться Богу, чтобы вы завтра вывихнули ногу или слегли с коликами.

КОНЕЦ 2 ГЛАВЫ

09 Фев 2025 8:30

» Часть 1 Глава 3

Глава 3

«Кокетка»

3 сентября 1807 года

Хертфорд-Хаус, Лондон, Англия

Братьев Нокс называли в обществе "братья-ирландцы", что было не вполне справедливо, так как их кровь являлась смешанной: шотландской, английской и ирландской. Ноксы перебрались из Шотландии в Ирландию, в Белфаст, сто пятьдесят лет назад и, как и многие современные дворяне, имели предков из купечества. В семье о нажитом торговлей состоянии не распространялись и никаких купеческих портретов или договоров не хранили. Однако, в городских архивах Глазго, если в них покопаться, легко можно было обнаружить документы об Уильяме Ноксе, портном, и о казначее, члене городского совета, Маркусе Ноксе. Правда, был в роду также Утред Нокс, получивший в 1474 году от короля Шотландии Якова Третьего земли в Рэнферли и построивший там замок. Так или иначе, но начав как торговцы, Ноксы последовательно доросли до судовладельцев, землевладельцев, заместителей губернатора, членов парламента и в январе 1781 года, дед «братьев-ирландцев», Томас Нокс, удостоился титула пэра Ирландии как барон Уэллс. Он же 5 июля 1791 года стал виконтом Нортлендом из Данганнона. Этот Томас Нокс, виконт, и его старший сын Томас были членами первой Оранжевой ложи, участниками движения йоменов, подавлявших ирландское восстание 1798 года, и поддержали акт об унии с Англией.
Мать и отец братьев Нокс, достопочтенный Томас Нокс и миссис Диана Нокс, дочь виконта Пери, приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. Их брак был результатом договоренностей родственников, но оказался удачным. Миссис Нокс, сестра миссис Калверт, подарила мужу пять сыновей и дочь. Она была покладистой супругой и снисходительной матушкой, гораздо менее вовлеченной в светскую жизнь, чем ее энергичная сестра. Дела у семьи Ноксов шли чудесно, но пять сыновей – это пять жизненных планов, каждому из которых требовалось серьезное денежное вливание. Посему, когда Чарльз Калверт потерпел поражение в битве за руку и сердце мисс Эстер Эклом, а кузен Генри Пери, виконт Глентворт, удалился в Фирл Плейс, чтобы испытать привязанность избранницы самым надежным способом – разлукой, в сражение вступили братья Нокс – старший Томас, Эдмунд, Джон Генри и Джон Джеймс.

Хертфорд Хаус

леди Изабелла Сеймур-Конвей, маркиза Хертфорд

Приемы у леди Изабеллы Сеймур-Конвей, маркизы Хертфорд, ставшей любовницей принца Джорджа в 1807 году, уже несколько месяцев отличались толчеей, шумом и разнообразными скандалами. Звезда прежней фаворитки, тайной жены принца Джорджа, Мэри Фицгерберт, неуклонно угасала, звезда леди Хертфорд, напротив, сияла все ярче. 3 сентября в салоне Хертфорд Хауса тон задавали герцог Кларенс, леди Изабелла, мисс Сеймур и леди Амелия Спенсер. Среди приглашенных были мисс Эстер Эклом и семейство Ноксов. Через два часа после начала приема «братья-ирландцы» вдоволь надурачились, наигрались в карты, утолили жажду и голод, и нагрянули в бальную залу.
Старшему брату, Томасу Ноксу, щеголю и поклоннику Бо Брамелла, в 1807 году исполнился двадцать один год. Он был очаровательным молодым юношей с рыжеватыми, завитыми и напомаженными волосами, округлым лицом, пухлыми губами и серыми циничными глазами. Второй по старшинству брат, Эдмунд Нокс, лейтенант флота его величества на фрегате «Нарцисс» под командованием капитана Чарльза Малкольма, в свои двадцать лет выглядел взрослее Томаса. Его лицо было жестче, а кожа, за время службы, с 1799 года, близко познакомилась с морским ветром. Между бровями сэра Эдмунда пролегла строгая складка, а упрямый подбородок выдавал в нем человека решительного. Братья Джон Генри и Джон Джеймс, девятнадцати и семнадцати лет, напоминали восторженных наивных щенков, забавных и безобидных.
Все четверо «братьев-ирландцев» стояли в углу бальной залы и наблюдали, как мисс Эклом, в платье из алого бархата, отделанного лебяжьим пухом и украшенного мелким жемчугом, скользит по полу в фигурах контрданса.
- Если она тебе нравится, Эд, иди и приручи ее, – Томас Нокс обнял Эдмунда за плечи. – Знойная малышка. По мнению матушки, мисс нацелена на титул, и я мог бы воспользоваться этим, но ради брата не воспользуюсь. Знай мою щедрость, как я наступаю на горло собственной песне.
- Ты наступаешь на горло собственной песне, а мне потом наступил на горло сапогом кузен Генри, - усомнился в щедрости брата лейтенант Нокс. – У Глентворта кулаки, как у грузчика. Он однажды подсадил меня в седло на глазах у батюшки, так отец трясся от смеха. Мол, живая картина, «циклоп схватил Одиссея».
- Кузен Пери один, у него братья – малолетки, а нас четверо, - запротестовал Томас. – И Генри такой педант, сухарь и увалень, он не полезет в драку из-за переменчивой кокетки. А она – кокетка, это также верно как то, что солнце заходит на западе.
- Да я не возражаю, она мне и в самом деле нравится, - Эдмунд облизал губы. – Но каковы мои шансы?
- Малы, но не безнадежны, Эд - Томас покосился на третьего брата, Джона Генри. – Иди, или ей займется этот оболтус. Отец Глентворта унаследовал имение нашего деда, а мы уведем у него десять тысяч годовых. Либо ты, либо Джон, либо я сам этим займусь.
- Я записался на котильон с мисс Эстер, - Эдмунд постукивал мыском туфли по паркету в такт музыке. – Это через три танца. Бог даст, не оплошаю. А пока прогуляюсь по залу.

Эдмунд Нокс

Томас Нокс

Джон Генри Нокс

Лейтенант освободился из объятий брата и двинулся вдоль стены, по периметру залы, к крытому балкону. Когда он почти добрался до дверей на балкон, чье-то робкое прикосновение к его плечу остановило Эдмунда. Он обернулся и встретился взглядом с воспитанницей дальних родственников, Гамильтонов, Джейн Хоуп-Вир.
- Мисс Джейн, - Эдмунд Нокс поклонился. – Добрый вечер.
- Точнее, добрая ночь, - умные, непроницаемые глаза мисс Хоуп-Вир смотрели отрешенно, как будто сквозь собеседника.
Для Эдмунда Джейн Хоуп-Вир была загадкой, разгадать которую он раньше не стремился. Она происходила из древнего шотландского рода. Ее прадеду, Чарльзу Хоупу, первому графу Хоуптауну, пожаловала титул королева Анна. У мисс Джейн был отец, дряхлый пьяница, мистер Уильям Хоуп-Вир, владелец поместий Крейгихолл и Блэкхолл, тысяч акров земли и значительного состояния, и младший брат Джеймс. С дочерью и сестрой они не общались. Ее отец женился поздно, завел детей еще позднее и составил завещание таким образом, что сыну доставалось практически все, а дочери лишь пятнадцать тысяч фунтов приданого в ценных бумагах, и то после его смерти. Много лет назад опекунами Джейн стали полковник Гамильтон и его жена, урожденная Эварт, двоюродная сестра покойной матери Джейн, миссис Хоуп-Вир. Полковник Гамильтон был занудным, болтливым, но безвредным стариком, а вот его супруга, миссис Гамильтон слыла женщиной властной, скаредной и лицемерной. Она держала опекаемую ею воспитанницу в черном теле и беззастенчиво присваивала ее содержание и доход с приданого, разных акций. Годами миссис Гамильтон всячески препятствовала замужеству мисс Хоуп-Вир. Впрочем, строить эти козни не составляло труда, так как Джейн была девушкой невзрачной, меланхоличной, с самым обыкновенным лицом, волосами и фигурой, и в свои двадцать четыре года не имела ни кавалеров, ни брачных предложений. Так в чем заключалась загадочность мисс Хоуп-Вир, спросите вы? Эдмунд считал загадочным ее ледяное спокойствие, непоколебимость и несгибаемость. В любых ситуациях, при самых яростных придирках, притеснениях и насмешках опекунши, Джейн была невозмутима, как античный стоик.
- Простите, сэр, - будучи старше его на два с половиной года, мисс Хоуп-Вир обращалась к Эдмунду почтительно, как юнга к офицеру. – Вы не видели здесь полковника Гамильтона?
- Нет, но могу его отыскать, если вам угодно, - ответил лейтенант Нокс.
- Это не будет вам в тягость? – холодный взор Джейн переместился с Эдмунда на мисс Эклом, словно она умела читать мысли и знала, что ему скоро танцевать с богатой наследницей котильон.
- Даже если бы эта ноша была хуже ноши Атланта, я никогда не признался бы вам в этом, мисс Джейн, - улыбнулся лейтенант Нокс, пытаясь пошатнуть ее невозмутимость, и нечаянно преуспел. Она растерялась и умолкла.
- Это шутка, - ему стало жаль девушку. – Первый раз вижу вас на таком рауте. Что вы тут потеряли?

Джейн Хоуп-Вир

Кадриль и котильон

- Полковника и миссис Гамильтон, - к мисс Хоуп-Вир вернулась ее невозмутимость. – В нашем доме от свечи загорелись шторы, обои и мебель. Слуга и горничная тушат пожар, то есть уже потушили, и устраняют последствия. А я у них за посыльного.
- Боже мой, какая беда! Сядьте вон в то кресло. Я побегу искать ваших старичков, - нахмурился Эдмунд и уже хотел броситься на поиски, но вдруг застыл как вкопанный, нагнулся к Джейн и осведомился загробным голосом. – Зачем вы подожгли шторы и мебель, мисс?
И награда не заставила себя ждать. Ледяное спокойствие рухнуло, в глазах девушки вспыхнул то ли страх, то ли злость, рот приоткрылся в изумлении. Она закричала впервые на памяти Эдмунда. – Я не делала этого, сэр!
- Попались, - щелкнул пальцами лейтенант и стыдливо прикрыл лицо рукой. – Извините, ради Бога. Поддался искушению. Это опять шутка. Дурацкая шутка.
- Шутка? – она быстро оправилась от «удара», вздернула подбородок и прошептала. – Даже если бы признание в поджоге дома опекунов было спасительнее признаний грешника на Страшном суде, я никогда не призналась бы в нем, сэр. А теперь, будьте добры, найдите полковника.
- Садитесь и ждите меня, - Эдмунд подвел ее к креслу и спустя мгновение скрылся в толпе.
Через четверть часа мисс Хоуп Вир все еще сидела на своем посту у чахлой пальмы в кадке и ожидала указаний опекуна, полковника Гамильтона, который воспринял новость о пожаре в доме без паники и, прежде чем уехать, счел необходимым попрощаться с хозяйкой Хертфорд Хауса, леди Изабеллой Сеймур-Конвей. На этом настояла его дотошная супруга.
Оркестр Иоганна Эрхардта Вайперта исполнял сложную, размеренную мелодию, в которой преобладала арфа. Из-за этого котильон звучал как менуэт, а танцующие в квадрате сходились и расходились, совершали перемены плавным, грациозным шагом. Сет близился к концу, и Джейн в течение всего танца могла убедиться, что Эдмунд Нокс более чем увлечен мисс Эклом. Понять настроение наследницы тоже было немудрено, она открыто поощряла лейтенанта, смеялась над его репликами, выделяла ирландца из остальных мужчин, участвующих в танце. Как только музыка стихла, Эдмунд предложил мисс Эклом руку, и она повисла на ней, стала кокетничать, закатывать глаза, глупо хихикать.
Джейн была знакома с лейтенантом Ноксом с мая 1805 года, и вот уже два года он являлся ее тайным эталоном мужчины. Мисс Хоуп Вир осознавала свою непривлекательность, скромное приданое и то, что маневры опекунши и служба лейтенанта, его частые отлучки в море, делают ее перспективы на этом направлении ничтожными. Чтобы вырваться из когтей миссис Гамильтон, ей бы следовало присмотреться к другим кандидатам в мужья, но Джейн упорно откладывала это, питая даже не надежды, а что-то еще более иллюзорное. Она не могла, просто не могла представить себя женой кого-то, кроме Эдмунда Нокса. «Я ей не соперница. Она обаятельная и живая, а я замкнутая и безвольная», в голове Джейн роились черные мысли. «Надеяться или смириться? Умереть старой девой, или обрести семью с кем то, но не с ним?»

Модная и чопорная

Одинокая и замужняя

- Мисс Эстер, - лейтенант, тем временем, покорял наследницу, поворачиваясь к ней, как сказал бы капитан Малкольм, то правым бортом, то левым, и делая залпы из всех орудий. – Ваше алое платье неподражаемо, но если бы вы заказали его не в цвете армии, а в цвете флота, я был бы вашим вечным рабом.
- Вечным? – мисс Эклом скептически вздернула брови. – Вы способны на вечную преданность?
- Все зависит от того, на кого эта преданность распространяется, - Эдмунд чувствовал, что его ставки повышаются. – Быть вашим вечным рабом для меня не обременительно.
- Так твердят все моряки, - Эстер охватил привычный азарт, настигающий ее всякий раз, когда видный мужчина вплотную подходил к признаниям в любви. – А завтра вас позовет море, и вы исчезнете на месяцы.
- Если бы вы вселили в меня толику надежды, - вздохнул лейтенант. – Я готов был бы выбрать между морем и сушей. И выбор был бы очевиден.
- Вам очевиден, а мне нет, - уклонилась от завуалированного предложения мисс Эклом. – Так что оставим все как есть на год или два. Мы слишком молоды, чтобы беседовать о вечности, не находите?
- Если таково ваше желание, мне придется подчиниться ему, - Эдмунд смиренно кивнул. – Я же ваш раб.
- Кто та девушка, с которой вы беседовали перед танцем? – сменила тему разговора Эстер. – Она не сводит с нас глаз. Слева, в кресле за пальмой.
- Мисс Джейн Хоуп-Вир, дочь Уильяма Хоуп-Вира из Крейгихолла и Блэкхолла в Шотландии и воспитанница полковника Гамильтона и миссис Гамильтон, - лейтенант сообразил, о ком идет речь. – Ее мать была кузиной жены полковника, в девичестве мисс Эварт. Я знаю мисс Джейн весьма хорошо, мы с ней нередко встречаемся в обществе моих батюшки и матушки, семьи миссис Калверт и Гамильтонов. Нынче вечером в доме Гамильтонов что-то загорелось, пожар потушили, а мисс Хоуп-Вир послали сюда за полковником. Я сообщил Гамильтонам о возгорании. Мисс Джейн, должно быть, дожидается опекунов, они пошли прощаться с маркизой.
- Ужасно, - передернула плечами мисс Эклом. – Пожары – это бедствие для Лондона.
- Слава Богу, никто не пострадал, - пробормотал Эдмунд. – Мисс Джейн – очень дружелюбная, умная и начитанная девушка. Вы могли бы подружиться с ней.
- Мне кажется, - усмехнулась Эстер. – Мисс Хоуп-Вир не будет рада дружбе со мной.
- Да? – удивился лейтенант. – Она старше вас и слегка чопорная, но это не препятствие для дружбы.
- Эдмунд Нокс, - мисс Эклом остановилась и посмотрела молодому человеку прямо в глаза. – Как вы выходите в море, будучи совершенно слепым?

* * *

4 сентября 1807 года

Фирл Плейс, Восточный Сассекс, Англия

Генри Пери покидал Фирл Плейс в дурном настроении. Утро склонялось к полудню, он плотно позавтракал, тщательно собрался и оделся, и давно уже должен был приказать подавать карету, но все оттягивал отъезд, стоял у окна и взирал на улицу с тоской.
- Что с тобой, Генри? – Феликс Калверт сидел на зеленом готическом табурете у холодного камина, под семейным портретом Гейджей, тасовал колоду и развлекался, угадывая масть случайно выбранных карт. – Ты нынче мрачен. Новые известия от отца?
- Нет, - виконт встрепенулся, заметив на лужайке перед домом мисс Эдвардс, усаживающую в кресло под зонтиком Эмму Огл. Ирландка двигалась резво, как солдат, без всякой грации и изящества, но это почему то не раздражало Генри. – Отец изложил мне свои претензии во вчерашнем письме, и мы с тобой его прочли. Он ставит меня на распутье. Женитьба на мисс Эклом, колледж в Шотландии или армия.
- Армия, Генри! Армия! – воскликнул Феликс. – Выбери армию. В пекло Лондон. В пекло капризных дамочек. В пекло учебу. Запишемся в один полк, будет весело.
- Тебе-то будет весело, - хохотнул лорд Пери. – А мне нет. Так что либо мисс Эклом, либо Шотландия. Но ты не унывай, надейся, я буду тренироваться, маршировать по улицам, а не ходить шагом. И зимой, чем черт не шутит, предпочту женитьбе и учебе казарму, мой друг.
- Тогда женись. Учеба для детей и слабаков. Мисс Эклом бесподобна, ты не находишь? – спросил мистер Калверт. – У нее острый язычок, очи искусительницы и аппетитное тело.
- Аппетитное тело? – фыркнул Генри. – Для кого то, но не для меня. Мисс Эклом низковатая для моего роста. Есть женщины, Феликс, тело у которых не такое мягкое и пухленькое, как у мисс Эклом, но намного более притягательное, как будто по тебе скроенное. Посуди сам, дамы в свете носят пышные платья с оборками, слои юбок, корсеты, и порой тяжело понять, что за ними скрыто. Мужчины смотрят на платье, на лицо, и теряют разум. Но к лицу привыкаешь, видя его изо дня в день. И красивое, и некрасивое лицо становится привычным, а затем начинаешь в красивом лице находить изъяны, отражающие непривлекательные черты характера, а в некрасивое лицо влюбляться. Но все это не значит, что я равнодушен к мисс Эклом, что мои чувства к ней остыли.
- Вот ты загнул сентенцию! - мистер Калверт от души рассмеялся. – Переложить все это в рифму, и ты затмишь Саути, Генри.
- Упаси Бог, - лорд Пери нащупал в кармане бархатную коробочку с парой золотых сережек с голубыми сапфирами. На прошлой неделе, на свое содержание, тридцать фунтов, он купил их в Лондоне для матери, к ее сорокапятилетнему дню рождения. Но сегодняшним утром решил найти что-то другое в подарок матушке. А серьги теперь предназначались той, у кого глаза были такие же небесно-голубые, как сапфиры в этих серьгах.

Столовая Фирл Плейс

- Я хочу прогуляться по саду и поспрашивать компаньонку миссис Гейдж об Ирландии, - Генри отошел от окна и присел рядом с Феликсом. – Ты со мной?
- Компаньонку? – удивился мистер Калверт. – Мисс Эдвардс? О чем ее спрашивать? Она живет в Ирландии в какой-то глуши, в Ленстере, в обедневшей семье вдовы младшего сына сквайра. И эта семья связана со смутьянами Баррингтонами, а может быть и в восстании участвовала и спаслась по амнистии. Так, по крайней мере, говорит моя мать. Что мисс Эдвардс смыслит в политике или мужских делах? Твой отец не одобрит подобных знакомств.
- Я все-таки ирландский лорд, - ответил виконт. – Полюбопытствую об обычаях, традициях, кухне Ирландии. Но тебе все это не интересно, так что пойду отвлекать мисс Эдвардс от работы в одиночку.
- Иди-иди, - хитро улыбнулся Феликс.
- К чему эта лукавая улыбка? – насторожился Генри.- Ты что-то знаешь?
- Только то, что в твоей спальне, за стенкой моей спальни, кошмарно скрипит кровать. И то, что у тебя по ночам жутко болят зубы, поэтому ты часами стонешь, а какая-то женщина, должно быть, сердобольная служанка, стонет вместе с тобой.
- Феликс! – сдвинул брови лорд Пери.
- Я ничего не знаю и никому нечего не скажу, - клятвенно заверил мистер Калверт. – Ступай в сад, Генри. Ты – ирландский лорд, тебе пора заняться делами Ирландии.
- Ни слова матушке, - предупредил друга виконт и вышел в сад через портфенетр.
Он прошествовал мимо мисс Сары Огл, отвесив ей шутовской поклон, чем заслужил смех девушки, и углубился в сад, по направлению к садовому домику. Там виконт и обнаружил рыжую ирландку. Она вытряхивала скатерть в открытое окно и сразу увидела Генри.
- Мисс Эдвардс, - лорд Пери облокотился на дерево у двери. – Плохая примета, вытряхивать скатерть в окно. Так можно вытряхнуть все свое счастье.
- Трудно вытряхнуть то, чего нет, - возразила Аннабелла. – Разве вам не пора в Лондон, милорд? Ваша карета готова.
- Я не мог уехать, не попрощавшись со всеми домочадцами, включая вас, - Генри чувствовал ее враждебность, но не обиделся. – Я войду, мисс Эдвардс?
- Не стоит, - покачала головой ирландка.
- Это был не вопрос, а дань вежливости, - виконт шагнул к двери. – Не бойтесь, это не займет много времени.
Она промолчала, и он вошел в домик. Комната была убрана, пол вымыт, книги и подушки исчезли. Аннабелла стояла у стола, с сердитой миной на лице.
- Мисс Эдвардс, - он пересек комнату и замер в четырех футах от нее. – Мы, вероятно, никогда уже не встретимся снова. Если я причинил вам боль и страдание, сожалею. В три минувших ночи мне иногда казалось, что вы смягчаетесь ко мне, но я не питаю иллюзий и понимаю, как сильно вы меня ненавидите. С моей стороны было бы наглостью навязываться вам или оказывать знаки внимания, но все же, осмелюсь спросить. Могли бы вы принять подарок от меня?
- Какой? – Аннабелла глядела на него, не мигая.
Генри вытащил из кармана коробочку, откинул крышку и поставил драгоценность на стол. – Золотые серьги с сапфирами. Я купил их для матери, но хочу подарить вам. Мою мать ждет другой подарок.
- Ладно, - она взяла коробочку и, даже не рассмотрев серьги, сунула ее в карман фартука.
- Можно задать вам два вопроса, мисс Эдвардс? – виконт скупо улыбнулся.
- Задавайте, - лицо ирландки было напряжено, плечи воинственно расправлены.
- Как ваше имя? – Генри опустил глаза.
- Аннабелла, - ее голос прозвучал тихо, как легкий шелест ветра.
- Аннабелла, - повторил он. – А меня зовут Генри, хотя вам, скорее всего, это безразлично. Подозреваю, что вас это разозлит, но все-таки спрошу. Если бы я предложил поехать со мной в Лондон, поселиться в собственном доме и сделать попытку наладить отношения, вы бы поехали?
- Нет, - отрезала она.
- Печально, - пробурчал лорд Пери. Ирландка же, видя его разочарование, достала коробочку с серьгами, вернула ее на стол и, не проронив ни слова, подвинула к виконту.
- Не надо, - Генри побледнел. – Возьмите их, пожалуйста.
- Меня не обвинят в воровстве и не потребуют ехать в Лондон в обмен на отмену наказания? – она прищурилась. – Не хотелось бы угодить в тюрьму. То есть, в собственный дом в Лондоне.
- Мне написать расписку, что вы получили эти серьги от меня? – оскорбился виконт.
- Обойдемся без расписки, - коробочка опять перекочевала в карман Аннабеллы. – Сколько стоят эти серьги, милорд?
- Вы их продадите? – уточнил Генри.
- А вы как думаете? – ирландка взирала на него, как на глупца и недотепу.
- Тридцать фунтов, - лорд Пери сжал губы.
- Я бы взяла двадцать фунтов, а не серьги, - девушка покраснела. – Собираюсь в Америку. Место на корабле в Нью-Йорк стоит не меньше десяти фунтов. Но это самое паршивое место, придется голодать.
- У меня нет с собой двадцати фунтов, так что берите серьги, - Генри ощутил какую-то щемящую пустоту в душе. У него были при себе полсотни фунтов, но он не желал, чтобы она сбежала за океан. – Советую вам не торопиться. Вдруг у нашей близости возникнут последствия? В таком случае я бы позаботился о вас.
- Забота лорда Пери, - насмешливо сказала Аннабелла. - Собственный дом в Лондоне и благословенные визиты лорда Пери к любовнице и малютке. Мечта любой женщины.
- Это карточка с моим лондонским адресом, - виконт протянул ей картонный квадрат. – Я не буду ссориться с вами напоследок, мисс Эдвардс. Знаю, будь у вас пистолет, вы бы пристрелили меня без размышлений. Мне действительно пора.
- Ладно, пока поживу здесь, - она прочитала адрес и убрала карточку в фартук. – Зря вы согласились на мое предложение, милорд.
- Это уж мне судить, Аннабелла, - лорд Пери поклонился, надел шляпу и вышел в сад.

* * *

6 сентября 1807 года

Дом Ноксов, Аппер-Гросвенор-стрит, 31, Лондон, Англия

Аппер-Гросвернон-стрит (дом №31 – дом Ноксов)

«Диана, моя дорогая сестра! Пишу тебе от Гейджей четвертого сентября. Мы увидимся, по моим соображениям, в октябре, и у меня столько новостей, что я поделюсь ими с тобой сейчас, дабы в суете поездок не забыть половину из них до нашей встречи. Сегодня мы отправляемся в Брайтон, а завтра Николсон и Феликс убудут в Плимут. В Фирл Плейс Феликс избегал меня, отмалчивался и целыми днями стрелял с Гейджем-младшим и Глентвортом. Он то ли обижен на что-то, то ли стесняется родной матери, считая себя чересчур взрослым для материнских замечаний. Если он не вымолит мое прощение и не покается до субботы, это изранит мне сердце как тысяча кинжалов, но я все снесу, ты знаешь. Слава Богу, Глентворт уехал днем, а Гейдж-младший простудился, и Феликсу не с кем шататься по округе с мушкетом, это вынудит его объясниться со мной. Николсон заладил, «все утрясется, Френсис», словно я маленькая девочка и меня может утешить такая чепуха.
Гейджи – приятнейшие люди, я тебе об этом уже писала, как и о некоторых гостях. Кого забыла? Томас Пэлхэм, лорд Чичестер – сама обходительность и забавный остряк. Но ему под пятьдесят, посему его остроты и анекдоты такой же свежести. Леди Мэри Чичестер, дочь герцога Лидского, в противовес мужу, неулыбчивая и строгая, вся приглаженная и накрахмаленная, выглядит старше своих лет. Но не отталкивающая, располагает к себе. Полковник Артур Ванситтарт из Шоттесбрука – счастливый молодожен, умница, его супруга Каролайн помешана на вышивании. Про Сару Огл ничего не добавлю.
Что касается этой ирландской девицы, племянницы сквайра Эдвардса из Олдкорта, сообщу тебе нечто непостижимое уму. Сядь и покрепче держись за стул. Нынче, после отъезда Генри Пери, я наведалась к ней в комнату, чтобы поболтать об Ирландии и узнать какие-нибудь местные сплетни. Каково же было мое удивление, когда я застала ее у зеркала, примеряющую к ушам золотые серьги с сапфирами. Самое же потрясающее то, что эти серьги третьего дня мне показывал Глентворт и утверждал, что купил их для матери в Лондоне. Я с порога, подозревая плохие дела, спросила мисс Эдвардс, где она нашла коробочку с украшениями. И представь, милая Диана, этот капрал в юбке, не дрогнув лицом, заявила мне, что серьги ей подарил лорд Глентворт! Ты не упала со стула? Как думаешь, что должно было случиться, раз старший сын Лимерика отдал серьги, купленные для матушки, какой то бедной ирландской девице, с которой познакомился во вторник и расстался в пятницу? Вообрази, у нее хватило наглости соврать, что Генри Пери таким способом отблагодарил ее за хлопоты с мисс Огл. Я притворилась, что поверила, но каков Глентворт? Ухаживает за мисс Эклом, не скрывает намерений и при этом не брезгует деревенской дурнушкой. Поистине, мужское коварство бездонно.
Я не описывала тебе Аннабеллу Эдвардс в прошлом письме? Если нет, опишу сию минуту. Эта мисс ростом в шесть футов, с разворотом плеч, как у мужчины, и длинными, как римские столпы, ногами. У нее широкие ладони, впечатляющая грудь, размер обуви как у Николсона, и то, что поведал нам о ней в театре лорд Хэй-Драммонд, чистая правда. На веранде или на улице она берет Сару Огл на руки и идет с этой больной девушкой на руках в дом, по лестнице, и обратно. При этом дыхание ее не сбивается, спина не гнется, она ни на ноготь не устает. Мисс Эдвардс не полная, я бы даже назвала эту ирландку стройной. Лицо у нее удручающе конопатое. Она, пожалуй, собрала на своем лице все веснушки Ирландии. Про нос мисс Эдвардс писать не буду, коль скоро у женщины такой нос, это просто кара Божья родителям несчастной. Что самое странное, этот нос как будто ее и не портит, хотя на девушке меньшего роста и хрупкого телосложения он смотрелся бы чудовищно. Она дурнушка, второго мнения быть не может, но не омерзительная дурнушка, и не противная дурнушка, а своего рода симпатичная дурнушка. Но нам и нашим дочерям не чета. Гейджи используют мисс Эдвардс, в первую очередь, для услуг мисс Сары Огл, и во вторую очередь для помощи матери виконта, миссис Маргарет Кембл Гейдж. Помимо этого она убирается и штопает белье. Мне кажется, лорд Гейдж нанял эту девушку именно из-за ее силы и мать мисс Эдвардс ловко на этом наживается.
Итак, ты все это прочла? А теперь скажи мне, что общего, кроме исполинского роста, у этой девицы и высокомерного лорда Генри Пери, виконта Глентворта, наследника графа Лимерика? Настолько общего, что он подарил ей золотые серьги с сапфирами, предназначенные для матери? В том, что он их ей подарил, я не сомневаюсь. И не смей предполагать, что дело в Саре Огл, что Глентворт проникся ее бедностью, пожалел и наградил мисс Эдвардс серьгами. Мужчины не дарят женщинам серьги с сапфирами по причине бедности и жалости, и речь даже не о похоти, которую они утоляют за деньги. Мисс Эдвардс, чем то зацепила сына Лимерика, это бесспорно. Но как они сблизились? За три дня? Я не видела их вместе ни минуты.
Лист кончается, буду завершать письмо. Следующие мои строки тебя добьют и поразят. Мой разговор с мисс Эдвардс был добрым и душевным, но она утаила от меня то, что я больше всего хотела выведать. Теперь держись за стул сильнее! С этого дня золотые серьги с сапфирами, подарок Глентворта, стали моими. Мисс Эдвардс, прямо, без церемоний, предложила мне купить их у нее и я не смогла ей отказать. Девушке, якобы, надлежит послать деньги матери, чем больше, тем лучше. Допустим, это так. В результате я рассталась с двадцатью фунтами, при том, что стоят такие серьги дороже, и завладела украшением, которое можно надеть на ужин у Лимериков, чтобы позлить Глентворта, или вручить на Новый год миссис Фицгерберт, как утешение в ее невзгодах. На этом все. Помалкивай о том, что узнала от меня, и сожги письмо. Твоя любящая сестра, Френсис».

Миссис Диана Нокс, урожденная Пери, поднялась из-за туалетного столика, поднесла листы к зажженной свече и положила их гореть на серебряный поднос. Она не обладала склонностью сестры к интригам, но умела, что называется, отделить зерна от плевел. Полученные сведения не удивили миссис Нокс, в отличие от миссис Калверт. Такой гигант как виконт Глентворт вполне мог обратить внимание на ту женщину, которая была ему подстать. Что из этого следовало? В сущности, ничего, но в одном сестра была права. Серьги с сапфирами являлись подарком от сердца, а не платой за блуд. А это значило, что Генри Пери не сходит с ума по мисс Эстер Эклом, не хранит ей верность и сможет безболезненно пережить разрыв с наследницей, если она предпочтет ему ее сына, Томаса или Эдмунда. Лучше Эдмунда, тому деньги нужнее.
Из зеркала на Диану смотрела изможденная женщина сорока трех лет, растерявшая красоту и свежесть молодости в болезнях, беременностях и родах. «Где моя юность, пышные локоны и задорный блеск глаз?» спросила незнакомку в зеркале Диана и вышла из будуара.
Свекор, виконт Нортленд, сухой как пень, жилистый как старый мерин, и отощалый, как голодный ирландский батрак, развалился в качающемся кресле из гнутого дерева и вертел в узловатых пальцах медную табакерку. На коленях у лорда Томаса лежали какие-то листы. Ему было семьдесят восемь лет и люди, не знающие этого хитреца, могли бы решить, что он уже одной ногой в могиле. Но виконт Нортленд выглядел так и десять, и двадцать лет назад, и умирать не собирался.

Диана Пери (миссис Томас Нокс) в молодости

- Получили весточку от друзей, батюшка? – Диана прошествовала к окну и одернула гардину, которую старик неудачно отодвинул и смял.
- Нет, весточки с того света не доходят, а на этом у меня почти не осталось друзей, - старый лорд потряс пачкой листов. – Этим, дочь моя, я разжился в комнате у вашего сына, Джона Генри. Произведение искусства, смею заметить. Желаете лицезреть?
- Отчего же не лицезреть? – протянула руку миссис Нокс и взяла у свекра стопку рисунков. Она рассмотрела первые два из них, сделалась пунцовой, и едва не начала задыхаться. – Что сие, Боже?
- Творения Томаса Роулендсона, выпускника Королевской академии, - захихикал старик. – Ознакомьтесь со всей коллекцией, будьте любезны.
- Какая гадость! – воскликнула Диана. – Ваш сын, мой муж, это видел, батюшка? Я потребую порки для Джона Генри!
- Милостивый Господь, - виконт почесал пятерней жидкие волосы на затылке. – И это говорит мать шестерых детей, зачатых традиционным способом, без участия архангела Гавриила.
- Я не поддамся на ваши попытки втянуть меня в неприличную беседу, батюшка, - Диана швырнула непристойные картинки на подоконник и уставилась на старшего сына, сидящего в углу гостиной, на канапе. – Томас, а ты что молчишь, словно в рот воды набрал?
- Джону девятнадцать лет, матушка, - смутился Томас. – Боюсь, учинить ему порку затруднительно.
- Тебе затруднительно, но не отцу, - заупрямилась миссис Нокс. – Удели мне несколько минут в библиотеке, сын мой.

Эротические картинки художника Томаса Роулендсона

Она смерила свекра презрительным взором и с достоинством покинула гостиную. Мистер Томас Нокс встал, одел сюртук и отправился за матерью.
В библиотеке, как только сын закрыл за собой дверь, миссис Нокс, без прелюдий, приступила к допросу. – Как продвигаются дела у Эдмунда с мисс Эклом?
- Я бы оценил его шансы как пятьдесят на пятьдесят, - Томас опустился на стул, чтобы не нависать над родительницей, расположившейся за столом мужа. – Недурные шансы, учитывая, как позорно провалились брат дяди, Линдси, Уолпол и еще дюжина воздыхателей этой кокетки.
- Когда Эдмунду в море? – слова сына приободрили Диану.
- В январе или феврале, как я понял, - Томас аккуратно разглаживал манжеты. – Он успеет пасть к ее пухленьким ножкам и она, Бог даст, будет благосклонна.
- Пухленькие ножки?! – вспылила миссис Нокс. – Не у тебя ли позаимствовал эти похабные рисунки Джон Генри?
- Помилосердствуйте, матушка, - негодующе выдохнул сын. – Мне по нраву настоящие ножки, а не нарисованные.
- Иисусе Христе, - всплеснула руками Диана. – «Настоящие ножки!» Это великовозрастное дитя до сих пор не женато, но уже наметило себе место в парламенте и должности деда. За что Создатель меня невзлюбил? Орава легкомысленных, незрелых сыновей, и каждый из них стремится загнать меня в гроб.
- Если Эдмунд оконфузится с мисс Эклом, я сам женюсь на ней, - Томас не обратил внимания на обвинения матери. – Она кокетничает со мной не меньше, чем с ним. Но ей, как шепчутся, грезится титул. Я – старший сын, мой дед - виконт.
- Мисс Эклом отказала двум наследникам титула, - Диана постучала перстом по расходной книге. – А Глентворт уже виконт, и будет графом. Она его не отвергла, но он и не просил ее руки. Вам давалась неделя, чтобы увлечь мисс Эклом. Как вы ей распорядились? Карты? Скачки? Где Эдмунд?
- Эдмунд намедни подвизался в плотники, и сей день продолжил строгать и пилить, - Томас с огорчением взирал на жабо матери, немодное и безвкусное. Указать ей на отвратительный предмет ее гардероба он не мог.
- О чем ты? – опешила миссис Нокс.
- О пожаре в доме Гамильтонов, матушка, - пояснил сын. – На корабле Эдмунду случалось плотничать. Вчера утром он пригласил на прогулку мисс Хоуп-Вир и обещал ей помочь с ремонтом панелей и мебели. Ему вздумалось произвести впечатление на мисс Джейн.
- В то время как он должен производить впечатление на мисс Эклом, - грозно произнесла Диана. – Джейн Хоуп-Вир! Эта серая мышка, заурядная, неоригинальная и небогатая. Твой брат повредился умом?
- Скажу вам по секрету, - Томас откинулся на спинку стула. – У Хертфордов мисс Эклом фамильярно, как она любит, открыла Эдмунду глаза на мисс Джейн. Дескать, эта девушка неравнодушна к нему. Я бы так не сказал, но что еще надо моряку, чтобы воодушевиться? Лишь намек на нежные чувства, и он, засучив рукава, спешит к Гамильтонам с молотком, гвоздями и лаком.
- Какой растяпа! – взвилась миссис Нокс. – Ныне же уединись с ним и убеди на неделе сделать предложение мисс Эклом. Глентворт возвращается от Гейджей, более удобного момента не будет.
- Слушаюсь, матушка, - с безнадежностью в голосе ответил сын.

КОНЕЦ 3 ГЛАВЫ

10 Фев 2025 7:36

» Часть 1 ГЛава 4

Глава 4

«Поворот судьбы»

13 января 1808 года

Албермал-стрит, дом 5, Лондон, Англия

Англия всегда с кем-нибудь воевала, но в 1807 году количество ее врагов так умножилось, что возникла угроза самому существованию государства. Врагами английского короля были Франция, Испания, подчиненные Франции страны, в том числе Италия и Пруссия, а к концу декабря список врагов пополнили Португалия, Дания и Россия. На разных театрах военных действий требовались массы войск, посему восполнялись дивизии и полки, формировались новые подразделения и дополнительные батальоны. Седьмого сентября англичане захватили Копенгаген, а седьмого ноября против Англии выступил русский царь и был заключен Франко-датский союз.
Неудачи преследовали Британию, апофеозом этих неудач стала трагедия у берегов Ирландии 19 ноября 1807 года, когда два судна, бриг «Рочдейл» и пакетбот «Принц Уэльский», попали в штормовой ветер и затонули недалеко от Дублина. На борту обоих кораблей было четыре сотни человек, спешащих на войну на континенте. Триста восемьдесят пять из них погибли, так как не смогли выбраться из запертых трюмов. Тела, груз и снаряжение выкидывало на берег, началось мародерство. Но Ирландия, по большей части, не горевала, а ликовала, так как утонувшие принадлежали к йоменам, ополчению Северного Корка и «отличились» грабежами и убийствами при подавлении ирландского восстания 1798 года. В самой же Англии произошел патриотический подъем, молодежь записывалась в армию и на флот, все хотели сражаться с Наполеоном. Газеты и журналы пестрели карикатурами на Бонапарта и его союзников. В декабре усилилась напряженность на море и континентальная блокада.
В октябре 1807 года, вернувшись в имение Калвертов, Хансдон-Хаус, из длительной поездки в Фирл Плейс, Брайтон и Пейн-Хилл с дочерью Изабеллой, миссис Калверт к своему ужасу узнала, что ее возлюбленный сын Феликс твердо решил идти в армию и не встретил в этом намерении никакого сопротивления отца. Более того, с содействия мистера Николсона Калверта сын был определен в пятьдесят второй полк под командованием опытного генерала, сэра Джона Мура. Местом назначения полка должен был быть датский Копенгаген. Миссис Калверт пришлось, скрепя сердце, благословить сына на подвиги, после чего она уехала в Брайтон, чтобы поддержать миссис Фицгерберт, которую окончательно бросил принц Джордж.
В ноябре 1807 года, к неудовольствию виконта Глентворта, ухаживающего за мисс Эклом, лейтенант флота его величества, Эдмунд Нокс, сделал официальное предложение о браке мисс Эстер, но был отвергнут. Это побудило миссис Калверт посетить Лондон и устроить кокетке жестокий разнос, в котором прозвучали внушения, поучения, и упреки. Но мисс Эклом была непреклонна. После этого Диана Нокс и Френсис Калверт, посредством доверенных лиц, добились охлаждения в обществе к Эстер, ее поведение осуждали.

Английская карикатура на Наполеона

Двенадцатого декабря отец лорда Генри Пери, граф Лимерик, узрел в сложившемся отчуждении мисс Эклом от света повод для рискованного шага. Он купил патент прапорщика в девятый полк и выправил особое разрешение жениться на имя виконта Глентворта. Имя невесты в этом разрешении не было указано, чтобы избежать досрочной огласки и сплетен, его предстояло указать в день свадьбы. Вместо имени стояли только инициалы «Е.А.» По замыслу лорда Эдмунда Пери, мисс Эклом, увидев, что самый настойчивый и титулованный ее поклонник вот-вот оденет красный мундир и уйдет служить, уступит и согласится выйти замуж за его сына. Таким образом, заветный приз, десять тысяч годовых, достанется семье Пери, Ноксы и Калверты будут посрамлены, а в полк поедет не виконт Глентворт, а младший сын лорда Эдмунда, Уильям Пери. Но отцовские хитрости вызвали резкое неприятие лорда Генри. Он был готов объясниться с Эстер, но участвовать в маскараде не пожелал. В армию его по-прежнему не тянуло, становиться шутом виконт отказался. Граф Лимерик был в бешенстве и грозился сократить содержание наследника. Офицерский патент стоил не дешево. В способность сына уговорить мисс Эклом без уловок лорд Эдмунд не верил.
Миссис Калверт, однако, не были известны эти планы графа Лимерика, которого она считала другом, и седьмого января, проводив сына Феликса в армию до предместий Лондона из дома на Албермал-стрит, она нанесла визит семейству Пери на Мэнсфилд-стрит. Там ее ждал радушный прием графини, настороженные взгляды лорда Эдмунда, надменно задранный нос их гордого чада, виконта Глентворта и восторги остальных детей. Впрочем, очень скоро, надменность Генри Пери сменилась изумлением, когда он заметил в ушах Френсис Калверт хорошо знакомые ему золотые серьги с сапфирами. Погостив у Лимериков полчаса, довольная своей каверзой с серьгами, миссис Калверт удалилась домой, предаваться печали по поводу расставания с дорогим Феликсом. Через шесть дней, как она и надеялась, виконт Глентворт явился к Калвертам, на Албермал-стрит, и попросил миссис Калверт уделить ему четверть часа.
- Ваше решение последовать примеру моего Феликса, Глентворт, похвально, но мы с сестрой не этого ожидали, - Френсис изучала профиль гордеца, стоящего у окна гостиной.
- Это решение батюшки, а не мое, - ничто в лице и фигуре лорда Генри Пери не говорило о его волнении.
- Я полагала, вы испытываете чувства к милой Эстер и рассчитываете на взаимность, - осторожно сказала миссис Калверт.
- Так и есть, - хмыкнул виконт. – Чувства без взаимности нелепы и бесплодны. Батюшка, очевидно, подводит мисс Эклом и меня к соглашению, угрожая мне армией, которая разлучит нас с Эстер на неизвестный срок. Но знаете, что будет, миссис Калверт?
- Что? – Френсис даже подалась вперед, чтобы лучше слышать его слова.
- Патент у меня, - Генри расправил плечи. – Я могу взбунтоваться и пойти служить.
- Можете или пойдете? – засмеялась миссис Калверт.
- Пока думаю, - пробормотал виконт. – После месяцев ухаживаний я обязан предложить мисс Эклом брак, это дело чести. В ином случае меня назовут повесой.
- А вы не повеса, - Френсис поражалась этому напыщенному исполину, его спокойствию и самообладанию.
- Это была ирония? – лорд Пери впился в нее взглядом. – Зачем вы дразнили меня серьгами, которые я подарил мисс Эдвардс в Фирл Плейс?
- Что ж, мы дошли до этой темы, - улыбнулась миссис Калверт.
- Да, - подтвердил он и повторил вопрос. – Так зачем?
- Из любопытства, - Френсис откупорила бутылочку с духами и вдохнула аромат роз. – Что вас связывает с мисс Эдвардс? Это не помешает вашим чувствам к мисс Эклом?
- Ничто не помешает моим чувствам к мисс Эклом, разве что отсутствие взаимности, как я уже упомянул, - Глентворт скрестил руки на груди. – Мы с мисс Эдвардс никак не связаны. Иногда подарок – это просто подарок за услугу.
- Услугу? – уточнила миссис Калверт.
- Услугу, - кивнул лорд Пери. – Вы жаждете подробностей?
- Любопытство подталкивает меня к ответу «да», а здравый смысл к ответу «нет», - рассудила Френсис.
- Разумнее выбрать здравый смысл, - посоветовал ей виконт.
- Тогда я выбираю здравый смысл, - отступилась миссис Калверт.
- Мисс Эдвардс продала вам эти серьги? – Глентворт явно нервничал.
- За двадцать фунтов, - призналась Френсис. – Хотите их выкупить обратно?
- И отнять у вас вашу добычу? – черты Генри исказила гримаса сомнения. – Я не настолько глуп.
- Эти серьги подчеркивают голубизну моих глаз, - голос миссис Калверт звучал вполне уверенно. – Я оставлю их себе или отдам миссис Фицгерберт. – А вам придется побеседовать с мисс Эклом, как вы и собирались, Глентворт.
- Да, - виконт поскреб ногтем заиндевевшее стекло на окне. – Мисс Эдвардс, должно быть, уже в Америке.
- Мисс Эдвардс находилась в Фирл Плейс неделю назад, - покачала головой Френсис. – Лорд Гейдж совсем плох. Доктора считают, что он умирает. Миссис Маргарет Кембл Гейдж безутешна. Терять сына так ужасно.
- Какое несчастье, - с сочувствием произнес Генри. – Лорд Гейдж – достойный человек, мне будет его не хватать.
- Нам всем будет его не хватать, - с грустью молвила миссис Калверт. – Четвертого февраля мне исполнится сорок лет. Женщинам нельзя открывать свой возраст, но вы мне почти племянник, Глентворт, так что это простительно. Ваш батюшка и матушка пожалуют сюда с поздравлениями. Вы к ним присоединитесь? Будет ужин и самые близкие люди.
- Обязательно, - лорд Пери подошел к ней, поклонился и поцеловал Френсис руку. - Вашим новым серьгам не помешала бы подвеска с сапфиром. Я сообщу родителям, где можно приобрести подобное украшение.

* * *

15 января 1808 года

Дом Лимериков, Мэнсфилд-стрит 20, Лондон, Англия

Дом номер двадцать по Мэнсфилд-стрит, как и другие дома в округе, был построен в 1774 году из темного кирпича по проекту архитектора Роберта Адама для виконта Хинчингбрука, будущего графа Сэндвича. В 1794 году, после революции во Франции, разъяренная толпа разгромила этот дом, потому что квартировавший в нем граф Стэнхоуп, как считали погромщики, симпатизировал революционерам и не украсил окна в честь победы адмирала Хоу над французским флотом в «славное первое июня». Семья Пери сняла творение Роберта Адама в 1802 году. Графа Лимерика прельстили чудесный лепной потолок, копия потолка в доме пятнадцать по Мэнсфилд-стрит, заказанного архитектору лордом Скарсдейлом, удобные лестницы работы Джозефа Роуза и мраморные камины.
Леди Мэри Пери была плодовита, она произвела на свет одиннадцать детей, в том числе четырех мальчиков – Эдмунда Сесила, Генри Хартстонга, Уильяма и Эдмунда Секстона. Девочек звали Феодосия, Люси, Мэри, Френсис Селина, Луиза, Сесиль и Каролайн Алисия. Дом, с учетом прислуги, гувернантки и учителя, был перенаселен, дети и слуги теснились в маленьких комнатках, лишь у хозяина были личные апартаменты и кабинет.
Граф Лимерик вел обширную переписку и старался напоминать о себе сильным мира сего при всяком важном случае, будь то праздники, прибавление в семье, дни рождения, похороны, бракосочетания. Да что там, он писал влиятельным людям и при менее значительных событиях, неизменно выражая свою преданность, сочувствие, понимание и преклонение. Ему отвечали не столь часто, как хотелось бы лорду Эдмунду, но достаточно часто, чтобы имя графа было на слуху в Лондоне, и поток приглашений для его семьи на различные мероприятия не иссякал. Горы корреспонденции на столе, подоконнике, полках и в шкафах вселяли в Эдмунда Пери убеждение, что он востребованный политик и вельможа. Не обладая гибким умом, но воспитав в себе усидчивость, терпение и такт, граф часами читал и десятками часов писал письма. У него была особая тетрадь, в которую он заносил хлесткие эпитеты, изящные словосочетания, авторитетные мнения и прочие речевые обороты, делающие его послания настоящими перлами красноречия. По крайней мере, так он считал.
Это ежедневное времяпрепровождение за бумагами, вкупе с больной поясницей и ревматизмом, заставило лорда Пери приспосабливаться. Так в кабинете сначала появилось мягкое кресло и столик для закусок, а за ними и широкий кэмелбэк, на котором граф дремал в дневные часы, когда его голова буквально пухла от чтения и письма.
Утром 15 января 1807 года Лимерик пригласил в кабинет старшего сына для беседы о насущном, но беседа не клеилась. Виконт Глентворт, усевшись в отцовское кресло всей своей мощной фигурой, подъедал за батюшкой печенье с тарелки и вызывал тем самым опасения родителя за судьбу кресла и печенья. К тому же лорд Генри был рассеян и угрюм. Отец именовал подобное настроение черной меланхолией, хотя и не вкладывал в этот термин какого-либо знания или смысла, а почерпнул его из придворной болтовни.
- Генри, - граф по третьему разу втолковывал виконту детали плана по покорению мисс Эклом. - Мундир на тебе смотрится великолепно. Я порядочно потратился на него, и он произведет на эту девушку тот эффект, который необходим.
- Я буду выглядеть как паяц, - упрямо морщился Глентворт. - И весь ваш замысел ясен, как Божий день, только круглая идиотка не раскусит его и не поднимет меня на смех.
- Господь всемогущий, - лорд Эдмунд возвел очи к небу. - Ты лепечешь о маскараде, но на тебе будет не маскарадный костюм, а мундир девятого полка его величества. Я купил чин не для театрального актера, и не для развлечения, а для родного сына и службы стране.
- Если вам угодно затащить меня на ассамблею в мундире, я должен буду сказать присутствующим, что утром следующего дня еду в полк, - Генри ухмыльнулся. - Вы это позволите?
- Не позволю, - насупился граф. - Я распоряжаюсь в этой семье, и в полк поедет тот мой сын, которого я для этого выберу.
- Тогда пусть носит мундир тот, кого вы выберете, - Глентворт закинул ногу на ногу и кресло жалобно заскрипело.
- Не будем ссориться, - примирительно проговорил отец. - Знаю, по твоим представлениям, мои планы — стариковский бред и мисс Эклом на это не клюнет. Но этой мой план, его суть в простоте, тебя никто ни в чем не упрекнет. Девушки обожают красный мундир, они от него млеют и теряют рассудок. Ты же человек чести и намерен сделать ей предложение, которое она примет? Сегодня предложение не сделано, и я прочу тебе военную службу в девятом полку. А к четвергу ты можешь быть помолвлен, и обстоятельства вынудят меня передать патент Уильяму. Общество не найдет в этом ничего скандального. Не привередничай, сделай ей предложение в красном мундире. Ты уступишь мне, а я тебе.

Мэнсфилд-стрит 20, Лондон, Англия

Мундиры 9 пехотного полка

- В чем уступлю я, мне понятно, - кусал губы Генри. - А в чем уступите вы?
- Лошадь, о которой ты мне все уши прожужжал, будет твоей, - граф Лимерик выдвинул ящик стола, извлек оттуда пачку банкнот и разрешение на брак от архиепископа. - Как и эти пятьдесят фунтов сверх обычного содержания.
- Вы выкручиваете мне руки, батюшка, - виконт не мог устоять перед пегой лошадью, о которой мечтал, и сдался. - Но если мисс Эклом откажет, я иду в армию и попробую перевестись в полк Феликса Калверта.
- Это мы обсудим в среду или четверг, - улыбнулся лорд Эдмунд и положил пятьдесят фунтов и разрешение на стол. Сын встал с многострадального кресла и убрал деньги и документ в карман. Граф задрал голову и ощутил привычное беспокойство при виде этого спесивого верзилы, который по какой-то Божьей прихоти был его ребенком и наследником. Чего греха таить, Лимерик и сам отличался чванством, но Генри, как и в росте, превзошел отца в этой неприятной черте характера. Он подавлял его физически и порой откровенно раздражал.
- Я напишу письмо отцу мисс Эклом и, если ты с ней все уладишь, пошлю к нему поверенного. Сделай предложение в среду, или в четверг утром, - лорд Эдмунд тоскливо посмотрел на пустую тарелку с печеньем. – Она будет дурой, если отвергнет будущего графа, такого красавца как ты, да еще в красном мундире. И прикажи кухарке насыпать мне еще печенья и налить портвейна.
- Исполню неукоснительно, - поклонился Глентворт и вышел из кабинета.

* * *
19 января 1808 года

Ассамблея в комнатах Аргайла, Литтл-Аргайл-стрит, Лондон

Комнаты Аргайла

Комнаты Аргайла в Лондоне на Литтл-Аргайл-стрит носили имя герцога Аргайла по той причине, что давным-давно, шестьдесят лет назад, их помещения были северным крылом особняка, снесенного при расширении улиц, принадлежащего этому аристократу. После сноса главного здания, северное крыло дворца сдавалось внаем, десятилетиями не ремонтировалось, ветшало, и в итоге было продано полковнику Генри Фрэнсису Гревиллу за семьдесят фунтов. Предприимчивый полковник провел ремонт и перепланировку, богато украсил комнаты и 2 июня 1806 устроил два бала, на которых присутствовали принц Уэльский, герцог Кембриджский и герцогиня Йоркская. Благодаря их протекции в 1807 году лорд-камергер выдал Гревиллу ежегодную лицензию на проведение платных балов, ассамблей, музыкальных, бурлескных и драматических представлений.
Здание - образчик палладиевой архитектуры, отличалось оригинальностью и массивными ордерами окон. Со стороны фасада длинный балкон второго этажа комнат Аргайла опирался на ряд коринфских колонн. У входа, на первом этаже находились роскошные столовые, театральные и литературные студии, а за ними высокая бальная зала с галереей второго этажа, разбитая на сорок уютных лож, из которых можно было обозревать бальную залу. Сама бальная зала была овальной, с двумя полукруглыми апсидами по сторонам, четырьмя дверями и местом для оркестра на верхнем ярусе одной из апсид. Вдоль балкона оркестра, на фризе, был написан девиз на латыни, «sollicitae jucunda oblivia vitae», что значит «сладостное забвение житейских забот». По всему периметру залы, под галереей, барельефы чередовались с декоративными колоннами и пилястрами, капители и основания которых были позолоченными, а стволы оштукатуренными под мрамор. Мягкие, обитые бархатом честерфилды и скамьи обеспечивали отдых и удобство. С галереи второго этажа можно было попасть на длинный балкон.

Интерьер бальной залы комнат Аргайла

Годовая подписка комнат Аргайла стоила десять гиней для леди, шестнадцать для леди с дочерью и двенадцать для джентльмена. Разовый билет на театральное выступление, литературный вечер или бал стоил от двух шиллингов до двух гиней.
13 января 1808 года ассамблея с танцами в комнатах Аргайла была шумной и авантажной, ожидалось прибытие на нее особ королевской крови, пары герцогов и неизвестного числа титулованных гостей.
Генри Пери, лорд Глентворт с утра страдал от недомогания, вызванного нехваткой сна накануне. Он обещал Джеймсу Ноксу посидеть с ним на лекции о вреде газовых светильников, которую читал в Чипсайде, в доме тридцать восемь на Олд-Ченч какой-то шарлатан. Отказываться было поздно, всю лекцию Генри проспал, и Джемс попенял ему на это в выражениях, не предназначенных для ушей леди. Вечером, приняв ванну и побрившись, виконт облачился в мундир девятого полка и, с гримасой обреченного на смерть висельника, поехал на ассамблею, в комнаты Аргайла, в обществе матери и сестры Феодосии, делать предложение руки мисс Эклом.

Объявление о лекции в Чипсайде «Ужасные последствия использования газовых ламп наглядно продемонстрированные экспериментами 13 января 1808 года

Эстер наблюдала за Генри Пери и охотничий азарт, который подстегивал ее все эти месяцы, давал о себе знать. Пальцы ног покалывало, по спине бежали мурашки, все чувства были взбудоражены предстоящим предложением. В том, что предложение будет сделано, она не сомневалась ни минуты. Как же смазлив и прекрасно сложен этот мужчина, в нем есть что-то от викинга и демона! Если бы можно было выйти за него замуж на неделю, а затем обратить время вспять и вновь стать богатой девушкой на выданье, она не раздумывала бы ни секунды. Но красный мундир, конечно, был излишеством. Этим мундиром папенька Глентворта, лукавый граф Лимерик, пробовал играть на всех струнах ее души, не разбираясь в женщинах. Он действовал как бык в посудной лавке, а сын испытывал неловкость, но плясал под дудку отца, что не говорило в его пользу.
Миссис Каверт и миссис Нокс кружили рядом, шушукались с другими «увядающими розами», весь их облик выражал холодное порицание. Мисс Эклом танцевала с виконтом уже дважды, сперва сельский танец, а потом контрданс. Значит, для объяснений, он либо позовет ее на балкон, либо выведет на улицу, либо нагрянет к ней домой завтра утром. Ждать до завтра было томительно, в сад и на улицу Эстер с джентльменами не ходила, чтобы не попасть впросак. Балкон? Почему бы и нет?
Музыка стихла, Глентворт завершил беседу с матерью, и едва партнер мисс Эклом по менуэту удалился, направился к ней через всю залу. Он уже кланялся Эстер этим вечером, поэтому, подойдя к девушке, не поклонился, а комично ссутулился, словно стремился стать ниже, приблизить свой рост к ее росту.
- Мисс Эклом, - лорд Пери был бледен. - В зале так людно и жарко натоплено. Не хотите прогуляться со мной на балкон второго этажа? Там свежо и дышится легче.
- Мне не душно, но я рада составить вам компанию, милорд, - глаза наследницы искрились весельем.
- Прошу, - Глентворт подал мисс Эклом руку, и они пошли к лестнице на балкон. Январским вечером он был свободен от гостей.
- Не закрывайте двери, лорд Генри, - попросила мисс Эклом и повернулась к нему лицом.
- Разумеется, - виконт насторожился, но приступил к делу без проволочек. - Эстер, эта наша аудиенция, неслучайна. Мое сердце у ваших ног. Я далее не в силах скрывать от вас свою любовь, она сжигает меня изнутри. Эта душевная мука невыносима. Молю, скажите, что моя персона тоже вам небезразлична.
- Вы мне не безразличны, милорд, - избежала прямого ответа Эстер. - Но любовь? Я не готова признать и заявить, что люблю. Никто из джентльменов пока не пробудил мою душу к любви. Мне нет и двадцати, я не вкусила всех удовольствий света, у меня за плечами всего один сезон.
- Будьте моей женой, - он попробовал прикоснуться к ее кисти, но она не допустила этого и спрятала руки за спину. - Я пробужу в вас любовь, положу жизнь ради нее.
- В армии? - брови мисс Эклом иронично приподнялись.
- В армии? – смутился Генри.
- Вы в мундире, - Эстер заметила, как он напрягся. – Ваша матушка сказала, что ваш батюшка купил офицерский патент для сына.
- Родители еще думают, кто из сыновей пойдет на войну. Я намереваюсь служить, но отец не позволил мне отбыть в полк, не сделав вам предложения после всех моих ухаживаний, авансов и уверений. И в этом я с ним солидарен. Джентльмену зазорно ухаживать за девушкой, а потом уехать, куда бы то ни было, бросив ее в неведении, - оправдывался Глентворт.
- Это так благородно, - согласилась мисс Эклом. – Но я должна вам отказать. Мои чувства к вам слабее, чем ваши ко мне. Все что меня сейчас заботит – здоровье моего дорогого деда и сохранение дружеских отношений между нами. Мы ведь друзья, Генри?
- Безусловно, - он с досадой нахмурился, но не стал спорить.
- Спасибо, милорд, - улыбнулась Эстер. – Давайте вернемся вместе, чтобы не было кривотолков.
- Ваш слуга, - виконт сухо поклонился, и они возвратились на галерею, а с нее в зал.

* * *

19 января 1808 года

Дом Лимериков, Мэнсфилд-стрит 20, Лондон, Англия

«Она меня отвергла!» Лорд Генри Пери шагал к Мэнсфилд-стрит и в гневе до боли сжимал кулаки. «При этом издевалась надо мной, олухом в мундире. Отец впал в скудоумие, а я отдуваюсь за его причуды и выставляю себя дурнем. Одно утешение, пегая кобыла оплачена и приведена в наши конюшни».
Виконта душила ярость. Месяцы ухаживаний за женщиной, которую в обществе окрестили тщеславной кокеткой, и вот результат. Френсис Калверт предупреждала его, чтобы не питал иллюзий, и оказалась гораздо прозорливей батюшки. Старик наплодил детей, которых нужно обеспечить. Из-за этого он помешался на деньгах, втягивает родных в свои затеи, а в них здравым смыслом и не пахнет.
Генри ругал себя за наивность и самомнение. Он рассчитывал обрести независимость от отца, завоевать Эстер без усилий, переделать ее характер, избавить от кокетства, духа соперничества с другими женщинами, суетного честолюбия. Ей надлежало превратиться в идеальную супругу графа, величественную даму, унять свою несдержанность.
И куда теперь ему деваться? Седлать лошадь и ехать в полк? Как это все унизительно и бесполезно. Какого дьявола Англия лезет на континент, провоцируя Бонапарта везде, где возможно? Подобные ему диктаторы сами губят себя, а их империи рассыпаются, как карточный домик. Сознательно становиться у них на пути – верх недальновидности. Жертвовать людьми, ресурсами, процветанием, как задиристые петухи? И чем тогда англичане будут лучше французов? На войне, бесспорно, кто-то нагреет руки, но не прапорщики в пехотных полках.
Генри достиг Мэнсфилд-стрит, сбавил темп ходьбы перед своим домом и вдруг увидел ее. Увидел и узнал. Она стояла, прижавшись к темной стене двадцатого дома, опустив голову, недвижимая, как статуя. Мисс Аннабелла Эдвардс. Виконт понял, что ирландка тут ради него и подошел к ней.
- Здравствуйте, мисс Эдвардс, - он натянуто улыбнулся. – Поздновато вы гуляете по Лондону.
- Здравствуйте, милорд, - девушка взглянула на него своими бесхитростными голубыми глазами. – Я пришла к вам по вашей карточке. Дворецкий сообщил, что вы на ассамблее, и предложил подождать около дома или навестить вас завтра.
- Почему он вас не впустил? – спросил Глентворт, хотя ответ был очевиден. Одежда и внешность девушки производили впечатление, что она прислуга, и это соответствовало действительности.
- Не знаю, милорд, - потупилась Аннабелла. – Я приехала в Лондон к миссис Калверт, занять у нее денег. Мне не хватало некоторой суммы для путешествия в Америку, и я надеялась, что миссис Калверт меня выручит, а мой отчим потом вернет ей долг из тех средств, что я послала матери осенью.
- Но? – продолжил за нее лорд Пери.
- Но на постоялом дворе у меня украли сумочку и мое жалованье за четыре месяца, - она чуть не плакала. – Точнее, пригрозили ножом, и я сама отдала им все до последнего пенса. Дом миссис Калверт на Албермал-стрит заперт, в окнах нет света.
- И вы пожаловали ко мне, - подытожил Генри.
- Да, - Аннабелла шмыгнула носом. – Больше идти некуда. До Америки в этом году не добраться, вернусь в Ирландию. Стыдно попрошайничать, но вы не ссудите мне три фунта?
Виконт пригляделся к ней. Она была одета явно не по погоде, замерзла и странно прижимала правую руку к животу.
- Вы не ранены? – он кивнул на ее руку.
- Нет, - пробормотала девушка, и внезапно Генри догадался, почему она прикрывает живот рукой. Эта догадка сверкнула в его голове как молния и оглушила.
- Вы беременны, мисс Эдвардс? – строго произнес Глентворт. – Гейджи выгнали вас из дома?
- Беременна, - выдохнула Аннабелла. – Но меня не выгоняли, я уволилась сама. Опасалась, что мое положение их разочарует.
- Боже мой, - Генри расстегнул плащ, снял его и протянул ирландке. – Наденьте это, живо.
- Милорд, мне необходимы деньги, а не плащ, - запротестовала она. – Я уже сутки ничего не ела и не спала. На постоялый двор не пускают без денег. Утром я отправлюсь в Ирландию, но три фунта…
- Забудьте об этом, мисс Эдвардс, - виконт сам закутал ее в плащ. – Вы никуда не отправитесь до тех пор, пока мы все не уладим.
- Мы уже обсуждали это, - Аннабелла стучала зубами от холода. – Я не останусь в Лондоне в каком-нибудь доме на вашу милость. У меня есть семья, мать.
- Хорошо, - он смертельно устал, злился на отца и мисс Эклом, но почему то был рад встрече с мисс Эдвардс и его совершено не огорчал тот факт, что она беременна. – Это мой ребенок, Аннабелла? Когда роды?
- Я ни с кем больше не была, - просто ответила девушка. – Полагаю, роды будут в мае. Девять месяцев с первых чисел сентября.
- Послушайте, и не перебивайте меня, - Глентворт сунул руку в карман и вытащил оттуда длинный ключ. - Это ключ от моей комнаты с отдельным входом в лондонском доме моих дяди и тети, сэра Вира Ханта и леди Элинор Хант. Я ночую в этой комнате время от времени, возвращаясь за полночь, чтобы не будить домочадцев здесь, в доме родителей. До дома Хантов меньше мили, мы пойдем туда и по дороге перекусим в одном приличном заведении, где отменно кормят. Еда и ночлег, ничего иного, слово джентльмена. Вы согласны?
- Согласна, - Аннабелла жутко проголодалась и валилась с ног от переутомления. - Ваш дядя и тетя не против незваных гостей?
- Тетя в Ирландии, - лорд Пери сунул ключ обратно в карман. - А дядю мои визиты и гости не заботят.
- Ладно, - она пошатнулась и, чтобы не упасть, уцепилась за его руку. — Ведите, а то я пальцы ног не чувствую от мороза.
- Холод и голод делают вас сговорчивой, мисс Эдвардс, я учту это в будущем, - пошутил Генри и сразу извинился. - Простите, это было гадко. Не бойтесь.
Они покинули Мэнсфилд-стрит и направились на юг, по пути миновав комнаты Аргайла на Литтл-Аргайл-стрит. Аннабелла всю дорогу до постоялого двора молчала, и Глентворт неожиданно поймал себя на мысли, что отказ мисс Эклом, недовольство отца и перспектива угодить в армию уже не тревожат его так, как полчаса назад. Кроме того, Генри нравилось, что с мисс Эдвардс ему не нужно сгибаться под ее рост и укорачивать шаг, она не висла на мужском плече и не отставала.
Позже, сидя бок о бок с Аннабеллой за столом постоялого двора «Карета и лошади» и уплетая сытный ужин, Глентворт удивлялся вполне достойным манерам мисс Эдвардс, ее хладнокровию и умению поддержать светскую беседу. Похоже, кто-то дал ей неплохое воспитание в Ирландии. Она согрелась, ожила, на щеки девушки вернулся здоровый румянец. Между переменами он попытался ее разговорить.
- Вы упомянули об отчиме, - осторожно начал Генри. - Как его имя, мисс Эдвардс?
- Уильям Боумен, - ирландка ловко орудовала вилкой.
- Он джентльмен? - полюбопытствовал виконт.
- Как английские джентльмены? - уточнила Аннабелла. - Нет, ему приходится работать.
- Ваш род — дворянский? - лорд Пери пригубил вино.
- У Эдвардсов есть герб, земля и разные пожалования, - голос девушки звучал равнодушно. - Но земля принадлежит дяде и он, как все ирландцы, беден. А моя мать, сестра и отчим еще беднее. Те йомены, что нанимаются в английскую армию за шиллинг в неделю и кормежку, в сравнении с нами богачи.
- Так ваша семья из йоменов? - Генри погладил подбородок. - Она была за Англию десять лет назад?
- Некоторые мужчины из моей родни двенадцать лет назад вступили в ополчение йоменов. Так можно было получить оружие и продукты, - мисс Эдвардс невозмутимо резала цыпленка на маленькие кусочки. - Но когда дошло до клятвы о том, что у них не было связей с «объединенными ирландцами» и папистами, они не поклялись и их изгнали. Это называлось «чистка». Уиклоу было рассадником бунта, милорд.
- Кто-то из вашей семьи был казнен, осужден или наказан? - помрачнел виконт.
- Я была ребенком и могу ошибаться, - она перекладывала рагу из миски себе на тарелку. - Из ближайших родственников никого не повесили, не обезглавили и не сожгли в бочке с дегтем. Но это из Эдвардсов. Что касается родни моей матери и дальней родни, Баррингтонов, Френчей, Бирнов, О’Брайенов, Легов, не уверена. Йомены и англичане поубивали в тысяча семьсот девяносто восьмом году четверть жителей Ирландии.
- И вы, мисс Эдвардс, ненавидите за это всех англичан скопом, - отметил Глентворт.
- Не так сильно как ирландцев, помогавших англичанам уничтожать своих соотечественников, - призналась Аннабелла. - Или мнимых ирландских лордов, которых король Англии притащил в Ирландию, чтобы они подписали унию, и посадил нам на шею.
- Например, графа Лимерика, - подсказал лорд Пери.
- Да, - дерзко сказала мисс Эдвардс.
- Графу Лимерику вряд ли пришлось бы по вкусу знакомство с вами, - задумчиво промолвил виконт. - Мой отец — нетерпимый сторонник короны. Он не любит, когда ему перечат, прекословят, не подчиняются.
- Милейший человек, судя по всему, - ирландка робко улыбнулась. - Ясно, в кого вы уродились.
- Не в бровь, а в глаз, - Генри допил свое вино. – У батюшки серьезные планы в отношении меня. Армия, учеба в колледже или женитьба. Женитьба на наследнице огромного состояния. Но наследница сегодня мне отказала. Наверное, из-за моей заносчивости.
- И вы облачились в мундир, - Аннабелла покосилась на его кивер, лежащий на стуле.
- Не совсем так, - он усмехнулся. – Мундир должен был убедить девушку и подтолкнуть ее в мои объятья.
- Но не убедил и не подтолкнул, - мисс Эдвардс доела рагу и отодвинула тарелку.
- А чин прапорщика уже куплен, и армия ждет либо меня, либо брата Уильяма, - продолжил лорд Пери. – Если я не женюсь или не выберу колледж.
- Несчастный мальчик, его тиранит отец, - уста Аннабеллы источали сарказм. – Ступайте в колледж, милорд. На войне вас убьют, а учение всегда на пользу.
- Мисс Эдвардс, - виконт наклонился к ней и прошептал. - Не старайтесь меня уязвить. Если вы будете шалить, я не заплачу за ужин, брошу вас тут и уйду отсюда с ключом от дома дяди и тремя фунтами в кармане, насвистывая.
- Вы этого не сделаете, - ирландка побледнела.
- Не советую выяснять, так это или нет, - он забрал ее наполовину выпитый бокал с вином, налил в чистую глиняную кружку воду из кувшина и поставил кружку перед девушкой. - Вино превращает вас в злоязычную занозу.
- В моем злоязычии виновато не вино, - пробурчала Аннабелла. - Вы узнали обо мне все, что хотели, милорд?

Герб Эдвардсов-Кинастонов

Серебряный чайник полковника Эдвардса из Олдкорта

- Нет, - Глентворта забавляла ее враждебность. - Мисс Эдвардс, есть ли у вас в Ирландии какое-либо приданое и собственное жилье?
- Все мое приданое — серебряный чайник моего деда, - девушка завершала трапезу, с опаской поглядывая на него. - А мое собственное жилье — ветхий коттедж бабки с прохудившейся крышей и заросшим сорняками огородом на окраине Олдкорта. Только вам какое дело до моего приданого и жилья? Я все равно не стану любовницей англичанина. И родные от меня не отрекутся, какими бы бедными они не были. Я сыта, милорд. Может быть, закончим ужин?
- Да, как вам угодно, - Генри окликнул хозяина. - Пора в путь. Я устрою вас в комнате и пойду к себе домой, на Мэнсфилд-стрит. Утром мне предстоит много хлопот.

* * *

20 января 1808 года

Дом Лимериков, Мэнсфилд-стрит 20, Лондон, Англия

Граф Лимерик относился к тем семейным деспотам, которые, подавляя домочадцев год за годом, пребывают в убеждении что пользуются при этом уважением и любовью близких. Лорд Эдмунд Пери полагал, что «разумные» притеснения ведут к смирению, придирки к исполнительности, запугивания к покорности. Он доходил до того, что устроив головомойку жене, сыну или дочери, угрожая лишить карманных денег, одежды или посадить на хлеб и воду, мог через полчаса спокойно позвать провинившегося члена семьи на чаепитие, попросить об услуге или дружески обнять. Супруга графа, леди Мэри, за глаза называла такое поведение мужа «выкрутасами», но чем взрослее становились дети лорда Эдмунда, тем труднее им было терпеть эти самые «выкрутасы».
Для достижения своих целей лорд Пери не гнушался ничем, он был мастером манипуляций. К примеру, умерший ребенком старший сын Эдмунд, служил отцу семейства таким же инструментом воспитания, как розги или чулан. Восклицания графа «ты не годишься в подметки Эдмунду», «Эдмунд понимал это, в отличие от тебя», «видел бы Эдмунд твое упрямство и тупость» звучали в доме Лимериков по десять раз на дню.
Первой «сломалась» дочь Феодосия. Старшая из выживших детей лорда Пери, она в 1804 году, в возрасте семнадцати лет, влюбилась «не в того юношу» и подверглась столь изощренному натиску со стороны отца, что день и ночь рыдала, слегла, на глазах хирела и чуть не умерла. Доктора подозревали у девушки чахотку, пускали ей кровь и довели до того, что миссис Калверт в письмах к подругам уверяла, что похороны бедной девушки не за горами. Однако, стоило летом 1805 года увезти Феодосию подальше от батюшки, в загородное имение материнской родни, она чудесным образом исцелилась.
Второй пострадала Люси, следующая дочь лорда Эдмунда. Тетя, леди Элинор Хант, подарила ей комнатную собачку. В итоге привилегия владения домашним питомцем вылилась в такие упреки, поучения и требования отца, что у Люси начался тик. Она безудержно моргала глазами и дергала головой, что было расценено лордом Эдмундом как пагубное влияние прыткой, шумной и часто тявкающей собаки. Животное отдали соседям, но тик у Люси продлился до 1806 года.
Третьей жертвой был «случайный» наследник, гигант Генри, рост которого служил постоянным источником раздражения родителя. Виконт Глентворт много ел, а это могло, с точки зрения батюшки, привести к несварению и полнокровию. Медлительность и педантичность Генри вызывали у графа злость, посему к нему, как к Феодосии и Люси, приглашали лекарей, у которых взволнованный отец всякий раз спрашивал, не спазматик ли его сын и не кретин ли он. Аргументы докторов, что спазматики — выдумка обывателей, а у кретинов рост три-четыре фута, а не шесть с половиной, лорд Пери отметал, так как кто-то сообщил ему при дворе, что все кретины медлительны и тугодумы.

Кретины (гравюра начала 19 века)

К 1808 году обстановка в доме Лимериков накалилась, мятеж детей против самодурства отца мог вспыхнуть в любую минуту. Вероятные зачинщики мятежа – Феодосия, Люси, Генри и Уильям, подбивали младших Пери – Мэри, Эдмунда Секстона, Френсис Селину, Луизу, Сесиль и Каролайн Алисию к неповиновению. Лорд Эдмунд считал, что женитьба Генри, замужество Феодосии и военная служба Уильяма разрядили бы атмосферу назревающего восстания и делал все, чтобы удалить из дома главных бунтовщиков. После завтрака 20 января 1808 года граф и графиня выгнали из-за стола всех детей, за исключением Генри, заперли дверь, и учинили наследнику допрос.
- Ты помолвлен с мисс Э? – отец суетливо ерзал на стуле, тогда как сын флегматично жевал хлеб и яичницу.
- С мисс Э? – хмыкнул виконт. – Пока не помолвлен, но приближаюсь к помолвке.
- Что значит «приближаюсь?» - изумился лорд Эдмунд.
- Отец и дед должны дать свое разрешение мисс Эклом на помолвку, - пояснил Глентворт. – Ей же девятнадцать лет, батюшка. Мне придется посетить Уайстон-Холл.
- Да, - кивнул граф. - Я поеду с тобой.
- Это неуместно, - возразил наследник. - Дед Эстер болен. Это ее очень заботит, как и наши дружеские отношения. Она вчера ратовала за дружеские отношения, чтобы дружба между нами сохранилась и укреплялась. Для этого я хочу подружиться с ее отцом, как мужчина с мужчиной, погостить в Уайстон-Холл пару недель, а то и месяц, поохотиться с сэром Ричардом.
- А я вам не помешаю, - вскочил со стула лорд Пери. - Мне по душе охота и застолья с сельскими джентльменами.
- Эдмунд, - леди Мэри с тоской взирала на мужа. - Ты можешь помешать. Они подумают, что ты приехал, чтобы повлиять на них, подписать соглашение.
- И что скверного в соглашении? - не унимался граф. - Если все согласовано, дружба укрепляется.
- Я могу сходить к мисс Эклом, обсудить с ней ваш визит в Уайстон-Холл, батюшка, - виконт опустил глаза. - Но она, пожалуй, сочтет это поспешным, своего рода давлением, и отменит все. Эстер весьма своенравна.
- Правда? - сурово произнес лорд Пери. - Ничего, в нашей семье своенравия у нее поубавится. В невестах ей дозволено капризничать, а в женах будет иначе.
- Мисс Эклом еще не невеста, батюшка, - вздохнул Генри. - Так мне идти к Эстер?
- Не надо, - проворчал отец. - Не будем торопиться. Поезжай в Уайстон-Холл, отвези ее письмо отцу и деду, но не наломай дров, будь вежлив со стариками, не задирай нос, прикинься простаком.
- Для визита мне потребуются деньги, фунтов двадцать, - Глентворт отхлебнул из кружки кофе.
- Я же дал тебе пятьдесят! - возмутился граф.
- Вы дали мне их за то, что я надену мундир на ассамблею и сделаю предложение мисс Эклом, - ответил сын. - Этих денег нет, у меня были долги. Но я исполнил вашу волю, надел мундир и сделал предложение.
- Вы с Уильямом, и ваши сестры меня разорите, - лорд Эдмунд затряс руками. - Это неслыханно! Никаких владений в Ирландии, доходов с торговли, бумаг и ренты не хватит на подобное расточительство!
- Эдмунд, не кипятись, - графиня усадила мужа на стул. - У тебя грудь защемит. Ты же сам настоял на мундире и предложении этой девице.
- Настоял, - лорд Пери сел и ослабил галстук. - А он мог бы не упираться и поступить по-моему без пятидесяти фунтов и покупки кобылы. Я плачу за дом триста восемьдесят фунтов в год, добавь к этому аренду конюшни и каретного сарая. Был бы жив мой дорогой Эдмунд, он умолял бы отца об офицерском патенте, мундире и союзе с богатой девушкой. В ногах бы у меня ползал, выпрашивая мундир.
- Я займу деньги, батюшка, - виконт прочистил горло. - У Ноксов или полковника Гамильтона.
- А кто вернет этот долг? - осведомился граф. - Не я ли?
- Разве я получаю доход, как лорд Глентворт? - Генри вытер губы салфеткой. - Вы управляете имениями покойного Хартстонга.
- Управляю, потому что ты несуразное, глупое дитя, - одернул сына лорд Пери. - Я мог положиться на бедного Эдмунда и выделил бы ему имение. Но как положиться на тебя?
- Эдмунд умер ребенком, - Генри устало смотрел на отца. - Так мне занять двадцать фунтов?
- Нет, - отмахнулся лорд Пери. - Мать принесет их тебе в комнату. А сейчас скройся с глаз моих, ты отца в могилу сведешь.

* * *

20 января 1808 года

Дом сэра Вира Ханта, Ковент-Гарден, Лондон, Англия

Аннабелла, впервые за год, выспалась. Камин, растопленный лордом Пери ночью, остыл. В комнате было прохладно, но не зябко, откуда-то поступало тепло. Видимо, дымоход был объединен с дымоходом в соседнем помещении и в нем топили, так как нагревалась смежная стена.
Район Лондона, в котором виконт квартировал в наемном доме дяди, славился борделями и притонами. Даже в Ирландии знали о Ковент-Гардене. Аннабелле было неприятно ночевать в таком районе в ее положении, но нищие не выбирают, где им спать и что им кушать, так что она помылась в медном тазу, выстирала сорочку, повесила ее сушиться у огня, помолилась и завалилась в кровать Глентворта без сил. От подушки пахло этим кичливым индюком. За три ночи в сентябре девушка усвоила мужской запах лорда Пери и мигом его почуяла. Запах был не отвратительным, но даже если бы виконт пах розами, с учетом того, как он с ней обошелся, Аннабелле бы было тошно.
Девушку разбудили вопли старьевщика на улице, призывающего сбывать ему ненужные вещи и приобретать у него другие ненужные вещи. Она укуталась в одеяло, полежала четверть часа, пялясь в потолок и зевая, затем испугалась, что виконт откроет дверь и застанет ее в кровати голую, сбегала к камину за сорочкой, надела ее, не до конца высохшую, и снова забралась в постель. Аннабелла не имела ни малейшего представления, который час, но бездельничать она не привыкла и вскоре занялась делами. Ополоснула лицо, причесалась гребнем, найденным на комоде, почистила подол платья и туфли губкой из прихожей. Завтракать было нечем и девушка села у окна, гадая, как долго ей ждать лорда Пери.
Он явился в первом часу пополудни, отпер дверь ключом, снял плащ и высокую бобровую черную шляпу, поздоровался. Аннабелла ответила на вежливость вежливостью, после чего Глентворт уселся на стул в комнате, извлек из кармана четыре золотых гинеи и какой-то сложенный пополам документ, положил деньги и бумагу на стол, проверил чернила в чернильнице.
- Мисс Эдвардс, - виконт говорил бесстрастно, ровным тихим голосом. – У нас с вами возникло общее дело, и я не уклоняюсь от ответственности. Вы просили у меня три фунта и вот, на столе, с запасом, четыре гинеи. Вы вольны взять их и отправиться в Ирландию, или прочесть этот документ и написать в нем свое имя.
- Что это за документ? – Аннабелла была заинтриговала.
- Особое разрешение, лицензия, - Генри почесал переносицу. – Как я упоминал, мой отец питал надежду женить меня на богатой наследнице, мисс Эстер Эклом. Она мне вчера отказала, но ему это неизвестно. Перед этим, дабы невеста не успела передумать за месяцы помолвки, батюшка, человек дотошный и предусмотрительный, выправил лицензию на брак с моим полным именем и первыми буквами имени и фамилии невесты, мисс «Е» и «А», Esther Acklom. Выправляя разрешение у епископа, он обозначил инициалы, чтобы не было сплетен, способных навредить новобрачной до свадьбы. По странному стечению обстоятельств ваши инициалы тоже «Е» и «А». Это открывает нам возможность пожениться без оглашения, с действительного благословения моих родителей, оплативших лицензию. Я делаю вам предложение, мисс Эдвардс, и выбрать нужно сейчас. Четыре гинеи или брак со мной, отцом вашего ребенка.
Аннабелла была застигнута врасплох и сидела с открытым ртом, немая, как рыба.
- Мисс Эдвардс? – Глентворт вертел в пальцах перо.
- Вы глумитесь надо мной? – она охрипла от неожиданности. – Или рехнулись?
- Как вам не стыдно говорить такое, после той близости, что была между нами и наступивших последствий? - виконт усмехнулся. – Это не я подарил вам свою девственность, а вы мне ее подарили. Осенью я обещал позаботиться о вас и забочусь.
- Лорд Пери, - Аннабелла тряхнула головой. – Я что, сплю? Вы женитесь на мне?
- Да, - он развернул лицензию. – Церковь Сент-Джайлс в Полях готова нас принять. Но нужно поторопиться.
- В Полях? - девушка была обескуражена.
- В Полях, - подтвердил Глентворт. – Поля вокруг церкви были века назад. Это недалеко, но квартал злачный, бродить по нему в темноте опасно.
- Милорд, это несусветная чушь, - протестующе сказала Аннабелла. – Вы не можете жениться на мне.
- Почему? – спросил Генри. – Вы уже замужем? Или вы католичка?
- Нет, но вы же лорд, сын графа, - она запиналась. – А кто я?
- Дочь порядочного ирландского джентльмена, - он встал и положил лицензию ей на колени. – И женщина не робкого десятка, которая соразмерна мне по росту, устраивает меня на семейном ложе и обладает жизненной стойкостью, столь редкой в наше трудное время. Мой отец допекал меня годами и допек. У него планы на мой счет, которым я противлюсь. Но чтобы противиться лучше, мне нужен союзник, враждебный графу Лимерику. Вы ведь к нему враждебны? Так каково ваше решение? Церковь? Четыре гинеи?
- Четыре гинеи? – Аннабелла растерянно переводила взор с лицензии на виконта, и с виконта на стол. – Я не слабоумная, чтобы променять титул виконтессы и будущей графини Лимерик на четыре гинеи. Если вы, в самом деле, женитесь на мне, лорд Пери, я буду вам хорошей женой.
Она поднялась со стула, подошла к столу, обмакнула перо в чернильницу и вписала в разрешение свое имя справа от инициалов «Е» и «А».

КОНЕЦ 4 ГЛАВЫ

11 Фев 2025 6:58

» Часть 1 Глава 5

Глава 5

«Мужчина с грузом озорства»

20 февраля 1808 года

Албермал-стрит, дом 5, Лондон, Англия

В феврале 1808 года в Англии ожидали нового столкновения с Россией на севере континента в длящейся уже много месяцев войне, сторонами которой были Россия, Дания и Франция против Швеции и Британии. Разозленный захватом англичанами Копенгагена в 1807 году и обязанный следовать курсом Франции по Тильзитскому мирному договору, русский царь Александр требовал от Швеции соблюдения морской блокады Англии. Шведский король, Густав Адольф, полагал, что Бонапарт – дьявол во плоти, и всячески саботировал удушение Британии. 30 декабря 1807 года Россия выдвинула Швеции ультиматум, уже зная, что шведы и англичане его отвергнут. Война была неизбежна. Царь нацелился на Финляндию и наводнил ее шпионами. Он стянул к границе десятки тысяч солдат под командованием генерала Фридриха Вильгельма фон Буксгевдена, немца, женатого на Наталии Александровне Алексеевой, внебрачной дочери графа Григория Орлова, фаворита императрицы Екатерины. 20 февраля русские гренадеры укладывали в ранцы сухари и чистили ружья, чтобы днем позже перейти в наступление и захватить Финляндию.
Тем временем, в доме на Албермал-стрит в Лондоне мистер Николсон Калверт и миссис Френсис Калверт принимали гостей, полковника Эдварда Гамильтона и его воспитанницу, мисс Джейн Хоуп-Вир. Жена полковника, миссис Джейн Гамильтон, захворала и лежала дома, на Парк-стрит, вся в пуховых подушках, пиявках и грелках.
Полковник Гамильтон был родственником графов Аберкорнов и баронетов Гамильтонов, младшим сыном младшего сына, вынужденным самостоятельно добывать хлеб свой насущный на армейском поприще. Он отличался добрым нравом, громким басовитым голосом, заразительным смехом и неуемной болтливостью. Этот приземистый, лысый, веселый вояка женился на дочери викария Джона Эварта из Троквира, Джейн Эварт. Однако, собственных детей у супругов не было, поэтому они взяли на воспитание дочь покойной сестры полковницы, мисс Джейн Хоуп-Вир, чей отец безбожно пил и пьяным становился абсолютно бешеным. Гамильтонов и Калвертов связывала давняя дружба. Брат миссис Гамильтон, капитан Джон Фредерик Эварт, служил в 52 пехотном полку, к которому был приписан Феликс Калверт, он опекал молодого человека по просьбе миссис Калверт.
- Дорогой полковник, - Френсис разливала чай по тонким фарфоровым чашкам из сервиза Дерби. – Представляете, ваш шурин, капитан Эварт, прислал мне проникновенное письмо, и в нем он утверждает, что во всем его полку нет новобранца такого же смышленого, ловкого и отважного, как мой милый Феликс. Я заливалась слезами, когда читала эти строки. Сколько в полку новобранцев и Феликс их всех превзошел! Наш мальчик, впрочем, огорчил меня до этого. Он написал нам с Николсоном в январе, что в казарме у него стянули из кармана двадцать фунтов. Видано ли, чтобы в армии водились воры?
- Они там водятся, миссис Калверт, - авторитетно заявил Эдвард Гамильтон, поудобнее разваливаясь в кресле. – Более того, в армии вор на воре и вы оплошали, дав сыну в казарму такую сумму. Ее просто не могли не украсть. Деньги следовало хранить у казначея.
- Какая пошлость, правда, Николсон? – Френсис обратилась к мужу. – Лезть в карман к сослуживцу, чтобы нажиться.
- У меня много лет назад вытащили две гинеи из кармана в этом доме, - парировал мистер Калверт. – Я не проводил дознание и никого не обвинил, хотя подозрения были.
- Какие подозрения? – выпучила глаза миссис Калверт. – Ты утаил кражу от меня? И кто был под подозрением?
- Я унесу этот секрет в могилу, - рассмеялся Николсон Калверт. – Вы слышали, полковник, что лорд Гейдж скончался?
- Слышал, - вздохнул Эдвард Гамильтон. – Преотличный был парень и образцовый майор-генерал.
- Он держал рабов на Монтсеррате, - сообщила миссис Калверт. – И жаловался, что на него наседают в вопросе рабства. Его сын унаследовал титул и поместье, жена Сьюзен десять тысяч фунтов, а братья, Джон и Уильям Холл, все имущество на Монтсеррате, включая рабов. Когда матушка бедного Гейджа покинет сей мир, братья либо примут это наследство без оговорок, либо лишатся его.
- Я бы не принял в наследство рабов, - поежился полковник. – Это мерзко. Хотя моя дражайшая половина уверена, что во владении рабами нет ничего позорного.
«Несомненно», подумала Френсис, «Эта мегера превратила в рабыню родную племянницу».
Племянница, мисс Джейн Хоуп-Вир, в этот момент смаковала душистый чай и нерешительно брала с блюда мармелад из айвы.
- Вы что-то молчаливы, Джейн, - Николсон Калверт улыбнулся девушке, которую уважал за начитанность, благоразумие, хладнокровие и скромность.
- Простите, - мисс Хоуп-Вир поставила чашку на блюдце. – У меня нет новостей, которыми можно было бы поделиться. Лейтенант Нокс попрощался с вами перед уходом в море?
- Да, - ответила за мужа миссис Калверт. – Он забегал двадцать первого января и уехал почтовыми в Плимут. Его назначили на фрегат «Принцесса Шарлотта» под командование капитана Джорджа Тобина.
- Это надежный фрегат? – поинтересовалась Джейн спокойно, почти безразлично. – Что за капитан Джордж Тобин?
- Джорджу Тобину около сорока лет, - Николсон Калверт кивнул жене на пустую чашку полковника. – Бывалый капитан. Он служил лейтенантом на «Фетиде» и «Нортумберленде», ходил в Вест-Индию на «Провиденсе». А фрегат «Принцесса Шарлотта» - трофейный французский. У французов он был «Юноной». Тобин командует им года три или четыре. Корабль пятого ранга, тридцать восемь пушек. Добротный охотник и разведчик, попасть на такой престижно, Джейн.
- Спасибо, - в глазах девушки мелькнуло едва уловимое удовлетворение. – Лейтенант Нокс доволен этим назначением?
- Доволен, не то слово, - вмешалась Френсис. – Вся семья моей сестры довольна этим назначением. Оно продвинет Эдмунда к капитанскому званию.
- Счастлива это слышать, - Джейн посмотрела на полковника. – Положить вам мармелад, дядя?
- Да, моя милая, - Эдвард Гамильтон задумчиво постукивал пальцем по подлокотнику кресла. – Что-то я давненько не встречал лорда Глентворта, миссис Калверт. Он в отлучке?
- Мы не знаем, - Френсис вздернула нос. – Лимерики нас не посвящают в дела сына. Я пробовала их расспросить, но они напустили такого тумана, так юлили, что мне пришлось отступиться. Какая то интрига. Уже месяц лорд Генри где-то пропадает и я в неведении.
- Моя супруга ненавидит быть в неведении, - пошутил Николсон Калверт. – По ее мнению, Глентворт увлечен мисс Эклом и что-то затевается между его родителями и семьей мисс Эклом. Она считает, что Генри Пери гостит в имении Экломов, что грядет помолвка, но объявлений о ней не было.
- Вот так сюрприз, - захохотал полковник. – Самый высокий малый ухватил самую богатую невесту.
Мисс Хоуп-Вир стрельнула взглядом на Эдварда Гамильтона, но ничего не сказала. Она знала о виконте Глентворте гораздо больше присутствующих, так как в двадцатых числах января случайно увидела его в Чипсайде возле рынка и магазина женской одежды в обществе незнакомой, очень длинной и стройной, но некрасивой, рыжеволосой девушки. Эта парочка верзил гуляла под руку и зашла в магазин, который Джейн неоднократно посещала по причине того, что в нем продавались недорогие, но весьма качественные и добротные вещи. Мисс Хоуп-Вир последовала за Генри Пери и его спутницей, они ее не заметили, и Джейн четверть часа стояла, спрятавшись за стойку с платьями, и невольно подслушивала их беседу с хозяйкой магазина. Она была точно уверена, что хозяйка заведения обращалась к незнакомке «миледи» и «леди Пери», и что очертания фигуры рыжей женщины недвусмысленно намекали на то, что та беременна. «Миледи», кем бы они ни была, выбирала одежду практичную, по умеренной цене, а лорд Пери комментировал ее покупки с присущей ему надменной иронией, которая, тем не менее, ничуть не злила незнакомку. И не просто не злила, а вызывала у нее смех. Когда же хозяйка ушла в подсобку за обувью, виконт и «леди Пери» начали хихикать и толкаться, как шаловливые дети, при этом рыжая сбила с Глентворта цилиндр и пыталась примерить ему женскую шляпку. Джейн была потрясена, боялась, что лорд Пери ее обнаружит, и понеслась домой, забыв купить перчатки, как только милорд и «миледи» скрылись за дверью и свернули за угол. Она ничего не разболтала полковнику и миссис Гамильтон, поскольку не привыкла сплетничать и наушничать. Никто из знакомых Гамильтонов, включая вездесущую миссис Калверт, не обсуждал женитьбу виконта Глентворта. Джейн решила, что эта тайна ей не принадлежит, а значит надо просто ждать, и все выяснится без ее вмешательства.
- Полковник, Джон Нокс идет в двадцать седьмой полк в чине лейтенанта, - продолжала сыпать новостями Френсис. – Он в восторге, полк отправляется на Средиземное море.
- Повезло ему, - пробасил Эдвард Гамильтон.
- Не так как маркизу Томонду и лорду Лейку, - посетовала миссис Калверт.
- Да? – удивился полковник. – Но они же седые старики. И куда они отправились?
- К праотцам, - закатила глаза Френсис. – Маркиз Томонд, дней десять как минуло, в его-то восемьдесят лет погнал лошадь по Лоуэр-Гросвернон-стрит и она сбросила этого глупца. Он сломал ногу, позвал на помощь, но ему не успели помочь, несчастного переехала телега с углем. Говорят, зрелище было кошмарное.
- А Джеральд Лейк? – полковник был поражен. – Он же был главнокомандующим в Индии, воевал с маратхами совсем недавно, плечом к плечу с генералом Артуром Уэлсли.
- Прикончила инфлюэнца, - многозначительно промолвила миссис Калверт. – Вместе с галлонами бренди и карточным столом. Напрочь проигрался, простудился и сегодня умер.
- О Боже, - простонал Эдвард Гамильтон. – Теряем цвет нации, миссис Калверт! Подлинный цвет нации!

* * *

15 марта 1808 года

Олдкорт, Ленстер, Ирландия

Как гласят легенды, верховный король Угаин Мор разделил Ирландию на двадцать пять частей между своими детьми за семь столетий до рождества Христова, и одной из этих частей был Ленстер. Древнее королевство Ленстер было названо в честь гэльского племени лайгинов, живших на востоке Ирландии, его название переводится с ирландского как «земля лайгинов». Одним из королей лайгинов был Лабрайд Лоинсех, с ушами длинными, как у осла, которые он скрывал под густыми волосами.
До нашествия викингов Ленстером правила династия Дунлайнге, которая вела свой род от Дунлайнга мак Энды Ниады. Когда викинги высадились в Ирландии и создали свои поселения, включая Дублиншир, земли ирландских королей оказались под ударом, и на смену династии Уи Дунлайнге пришла династия Уи Чейнселаиг. Король этой династии, Диармайт мак Маэл на мБо, дал приют детям короля саксов, Гарольда Годвинсона, погибшего в битве с норманном Вильгельмом Завоевателем при Гастингсе. Вслед за викингами в Ленстер пожаловали норманны. Они строили замки, вытесняли коренное население, непрерывно воевали с ирландцами. На многие столетия Ленстер стал ареной вражды, кровавых битв, взаимных грабежей и набегов. Но правители из династии Уи Чейнселаиг держались, последний король Ленстера Домналл Спайни Мак Мурхад Каоман, был союзником Фиаха Макхью О'Бирна в его борьбе с англичанами и королевой Елизаветой, одним из лидеров ирландцев в Девятилетней войне против оккупантов, длившейся с 1593 по 1603 годы. В 1603 году он сдался и признал власть английской короны над своими землями и кланом.
Англичане разделили Ленстер и всю Ирландию на графства и навязали ирландцам лордов, в жилах которых почти не было ирландской крови. Графство Дублин и графство Уиклоу соседствовали на востоке Ирландии. Границей между ними служила река Даргл, также называемая рекой Брей, впадающая в Ирландское море в одиннадцати милях от Дублина. К северу от реки Даргл лежит графство Дублин, а к югу – графство Уиклоу, прибрежный город Брей, а за ним Олдкорт, поместье Эдвардсов. Река Даргл берет начало в горах Уиклоу на высоте две тысячи футов, течет через долину Гленсулан, падает с высоты четыреста футов водопадом Пауэрскорт, в долине Гленкри усиливается реками Гленкри и Гленкаллен, ручьями Гленмундер и Баллиман, а в Брее рекой Суон. Она делит город Брей на Малый Брей и Большой Брей. В 1402 году, на берегах реки Даргл лорд-мэр Дублина Джон Дрейк одержал победу в сражении над кланом О’Бирнов из Уиклоу. О’Бирны были предками Аннабеллы по материнской линии.

Брэй

Городок Брей к 1808 году насчитывал примерно тысячу жителей, значительная часть которых зарабатывала тем, что предоставляла ночлег и услуги путешественникам из Англии и Дублина, любителям побродить по горным тропкам и искупаться в море. За десять лет до восстания 1798 года в Брее было восемь лавок, винокур, кожевник, бондарь, два пивовара, доктор, и владелец пристани, который торговал углем и дровами. После восстания Брей пришел в недолгий упадок, но через четыре года стал оживать и расти.
На южной стороне Брея до сих пор можно увидеть развалины норманнского замка. Уолтер де Ридлсфорд, рыцарь из окружения английского короля Генриха Второго, зять внебрачного сына Генриха Первого и ирландской принцессы, сделался бароном Брей в Уиклоу и Килки в Килдэр в последней трети двенадцатого века. Он построил этот замок в Брее, и еще один, мотт-энд-бейли в Килки, но замок в Брее оказался на «неудачной» стороне реки, поселение вокруг него, да и сам замок не раз разорялись ирландскими кланами О'Бирн и О'Тул, у которых были неприступные убежища в горах Уиклоу. По крайней мере, до резни в Ирландии, учиненной Кромвелем, заниматься сельским хозяйством или заготовкой леса в окрестностях Брея мало кто решался, горцы похищали урожай, убивали англичан-фермеров и лесорубов, сжигали амбары и дома. О'Бирны упорно боролись за свои земли и не давали переселенцам из Англии ни дня передышки. В результате, в Малом Брее в 1459 году пришлось построить еще один «замок», но это была просто башня со стеной, защищавшая брод от налетчиков-ирландцев.
Разгром О'Бирнов, О'Тулов и их союзников при королеве Елизавете и Кромвеле изменил ситуацию и Брей из «земли войны» стал превращаться в сельскохозяйственное и рыбацкое захолустье, преимуществом которого была близость как к Дублину, так и к Уиклоу. Уловы форели в Брее, луга, посадки кукурузы и молочные фермы в окрестностях приносили отменную прибыль, которую делили граф Митт и граф Тирконелл.
В 1660 году на месте брода через реку Даргл возвели горбатый каменный мост, обновленный сто лет спустя. В 1808 году, для удобства горожан и путешественников, в Малом Брее снесли ряд домов у реки и выровняли улицы, как бы продлив Майн-стрит Большого Брея в Касл-стрит Малого Брея посредством моста. Южный конец Майн-стрит заканчивается развилкой дорог, знаменующей переход города в предместья. Между этим дорогами протекает речка Суон, приток реки Даргл. По ее берегам раскинулось поместье сквайра Эдвардса, Олдкорт, с заброшенной старинной башней и несколькими фермами, одной из которых была ферма бабки Аннабеллы, ее вдовий дом.
Супруги Пери, виконт и виконтесса Глентворт прибыли в Дублин в феврале 1808 года и не провели в городе ни дня, сразу уехали в Олдкорт. Генри опасался наткнуться в Дублине на знакомых родителей или родственников, тетю Элинор, дядю Вира Ханта и их сына Обри. Он хотел провести спокойный медовый месяц, без ругани с отцом и слез матери. Родня или знакомые могли написать графу Лимерику, что видели его наследника в Ирландии и весь план Глентворта рухнул бы в одночасье.
Перед отъездом из Лондона лорд Пери сообщил семье, что погостит у Экломов дней тридцать, и не ожидал, что его будут разыскивать раньше середины февраля. Он взял много вещей и обуви, тайком от отца вернул, за две трети суммы, пегую лошадь продавцу, продал золотые часы, бриллиантовую булавку и собрал все наличные деньги. Покупка белья, гардероба, сапожек и ботинок для жены обошлась Генри дешево, Аннабелла наотрез отказывалась приобретать что-либо дорогое. Они отмечали свадьбу вдвоем, в комнате дяди в Ковент-Гарден. Это были три веселых дня и три головокружительных ночи. На брачном ложе леди Пери проявила себя неутомимой и изобретательной любовницей. Настолько изобретательной, что никакие развратные картинки кузена Джона Нокса, не могли бы передать того, что вытворяли наследник графа Лимерика и его благоверная супруга. Недаром говорят, что у рыжих женщин особый темперамент. К исходу третьего дня лорд Глентворт понял, что он полностью расслаблен, беззаботен, доволен жизнью и отплывает в Ирландию без сожалений, с двумястами двадцатью шестью фунтами и семью шиллингами в кармане.
Встреча с Эдвардсами в Олдкорте стала для виконта необычным опытом. Эдвардсы-Тенинсоны, некогда знатная английская семья, потомки захватчиков Ирландии из армии Кромвеля, пустили в Ленстере такие глубокие корни, что почитали себя истинными ирландцами. Шурин Генри, Джон Эдвардс, хозяин Олдкорта, лейтенант-полковник легкой кавалерии добровольческой армии, в свои пятьдесят семь лет, помимо фермерства, баловался сочинительством. В 1784 году он написал поэму «Солдат-патриот», а под Рождество 1807 года закончил очередное произведение, "Кэтлин, или баллада из древней ирландской традиции". Еще одна книга, «Абрадат и Панфея», была близка к завершению, и Джон Эдвардс настоятельно просил лорда Пери оценить сей его труд без лести и ложной жалости.
Жена сквайра, миссис Шарлотт Эдвардс, и пятеро ее детей, были типичными провинциалами, в хорошем смысле этого слова. То есть гостеприимными, шумными, наивными и добродушными людьми.
Мать Аннабеллы, Черити Френч Боумен, урожденная Баррингтон, верховодила местными кумушками и была мастерицей гонять чаи, посудачить, перешить что-нибудь старое по моде. В сорок лет она сохранила остатки былой красоты и обаяния, но ее лень и меркантильность делали тещу не самой приятной в общении женщиной. То, что ее рослая, рыжая, конопатая и некрасивая дочь, отправленная в Лондон на заработки, сумела «подцепить лорда», вызывало у нее недоумение, так как хрупкость, жеманство и лукавство она воспринимала как дар Божий, а этого дара ее неуклюжая Белла была начисто лишена.
Младшая дочь тещи, шестнадцатилетняя свояченица Глентворта, Черити Эдвардс, была копией матери, как внешне, так и по характеру. Чего в ней не было от матери, так это испорченности, которая приходит с годами. Отчим Аннабеллы, Уильям Боумен, был фермером, довольно глупым малым, но при этом праздным и слегка надоедливым.
Новость о том, что дурнушка из обедневших Эдвардсов вышла замуж за английского аристократа, красавчика и щеголя, быстро облетела Олдкорт, Брей, затем все Уиклоу, и докатилась до Дублина. Так как тетя лорда Пери, Элинор Хант, именуемая в родне Эллен, зимовала в Дублине и могла, услышав эту новость, нагрянуть в Олдкорт, Генри уступил уговорам жены и написал письмо в Лондон с признаниями, дабы при визите тети не выглядеть лжецом и беглецом.
В течение двух недель молодожены стесняли семью сквайра в главном доме Олдкорта, но при этом виконт сказал Джону Эдвардсу, что намерен поскорее отремонтировать вдовий дом и поселиться там до родов Аннабеллы в мае, а возможно и на более продолжительный срок. Это известие воодушевило владельца поместья, на следующее утро в Олдкорте побывали дюжина плотников, штукатуров, каменщиков и кровельщиков, продавцы строительных материалов, угля и мебели, а также один сосед-джентльмен в затруднительном положении, желающий сбыть бричку и чалого конька по выгодной цене, чтобы наняться поверенным в Манчестере. Сквайр, рекомендуя зятю земляков, торговался до горечи во рту за каждый пенс и затраты Глентворта на ремонт, бричку и конька оказались весьма скромными.
Лорд Пери руководил работами лично, и на второй день строительства взялся помогать, подавать инструмент, черепицу и доски. Он втянулся в физический труд без усилий и обнаружил, что когда руки заняты делом, мрачные мысли реже лезут в голову, а меланхолия развеивается. Поскольку работников было много, а вдовий дом имел всего четыре комнаты и два этажа, ремонт продлился меньше трех недель.
13 марта 1808 года дом обставили мебелью, повесили занавески, привезли матрацы, подушки, уголь и продукты. Четырнадцатого марта всей округой отпраздновали новоселье. 15 марта виконт и виконтесса Глентворт, после ночных утех, проснулись неприлично поздно в остывшей спальне второго этажа, и валялись на широкой кровати, под толстым шерстяным одеялом, согревая друг друга и вяло, спросонья, беседуя.
- Пинается, - Генри поглаживал живот супруги. – Ты не слишком строгая мать, Белла, раз тебя так пинают всякие карапузы.
- Это не меня пинают, а тебя, - Аннабелла зевнула. – Наследники! Им только дай пнуть отца.
- Какая чепуха, - возразил лорд Пери. – Я вот своего отца не пинал.
- Ты уверен? – новые простыни кололи Аннабелле кожу, она поискала глазами сорочку. – Этого нельзя помнить. Но даже если не пинал, ты от папочки удрал, и не куда-нибудь, а в Ирландию, которая на краю света.
- Она не на краю света, неуч, - улыбнулся Генри. – Шотландия, Норвегия, Швеция и Россия севернее Ирландии. Что скажешь?
- Скажу, что ты гадюка, - Аннабелла нащупала на полу рукой свою сорочку и спрятала ее под одеяло, чтобы надеть, когда она станет теплой. – В Ирландии нет змей и гадюк, а в Англии они водятся. Я читала об этом, а если читала, меня нельзя назвать неучем.
- Погоди-ка, - он ущипнул ее за ягодицу. – Это укус гадюки? Но как? В Ирландии нет гадюк. Какая же я гадюка? Это же Ирландия, в ней не водятся змеи.
- Ты пришлая гадюка, - пояснила жена. – Заполз в трюм корабля в Англии, в этом логове змей, прикинулся человеком, и теперь расхаживаешь по Ирландии.
- «Расхаживаешь?» - расхохотался лорд. – Без ног?
- Ладно, не гадюка, - сдалась Аннабелла. – Но знаешь, кто ты?
- Кто? – спросил Генри.
- Ты мужчина с грузом озорства, - торжествующе заявила супруга.
-Кто-кто? – не понял виконт.
- Мужчина с грузом озорства, - повторила леди Пери. – В доме у дяди есть папка с гравюрами из Англии. На одном рисунке изображен жалкий бедняга с цепью и замком на груди. На горбу у него сидит жена, на правом плече сорока, а на левом обезьяна. Внизу на рисунке надпись, «Мужчина с грузом озорства или Брак. Обезьяна, сорока и жена. Это настоящая эмблема борьбы».

A Man loaded with Mischief, or Matrimony, а Monkey, a Magpie, and Wife. Is the true Emblem of Strife» («Мужчина с грузом озорства или Брак. Обезьяна, сорока и жена. Это настоящая эмблема борьбы»).

- Мужчина с нахальной женой на горбу? – произнес Генри. – Да, это про меня. Эмблема борьбы? Но что из этого эмблема? Замок, сорока или обезьяна?
- Эмблема борьбы – это сам брак, - растолковала мужу Аннабелла. – В особенности наш брак.
- Ты права, борьба нам предстоит нешуточная, - согласился Глентворт. – Но мы станем, таки графом и графиней Лимерик, и тогда я посмотрю, что ты сделаешь для Ирландии, чванливая аристократка.
- Что-нибудь да сделаю, - пробормотала виконтесса. – Пойду, и утоплюсь, к примеру.
- Это не поможет, - Генри запустил пальцы в ее рыжие волосы. – На смену одной графине Лимерик придет другая. Таков закон. Ты сменишь мою мать, а тебя сменит жена твоего сына.
- Господи, пошли мне дочерей, - застонала Аннабелла. – Я хочу быть последней графиней Лимерик, а еще лучше вовсе ей не быть.
- Несчастная Белла, - лорд Пери поцеловал ее в кончик длинного носа. – Я избавлю тебя от этой участи, умерев раньше отца.
- Не смей так говорить! – голубые глаза леди Пери распахнулись от негодования. – Я это не позволю. Ты доживешь до ста лет и будешь рыдать на моей могиле. Как в скорбной ирландской песне.
- В какой песне? – Глентворт крепче прижал ее к себе. – Спой.
- Хорошо, - ответила она. – Но ослабь хватку, медведь. Иначе я не-то что петь, дышать не смогу.
Генри разжал объятия и Аннабелла тихо запела:
Она: Кто там на моей могиле? Милый друг, скажи, не ты ли?
Он: Протяни мне снизу руки, буду век с тобой.
Она: Мой любимый, мой прекрасный, не спеши ко мне на ложе. Я пропахла ветром, солнцем и землей сырой.
Он: Слышишь стон в несчастном сердце, переполненном любовью? Переполненном страданьем, словно в нем шипы?
Она: Если б горе приключилось, если б смерть к тебе явилась, я б к тебе как ветер в поле, прилетела б вмиг.
Он: Знали бы мои родные, что лежу я не в постели, на твоей лежу могиле, ночи напролет. О своем твержу я горе, и о том, как я страдаю, из-за девушки желанной с самых ранних лет.
Она: Помнишь ночь, когда с тобою, обнимались мы? Лежа под листвой рябины, средь промозглой тьмы? Слава Богу, нас с тобою не попутал бес. И со мной теперь навеки девственный венец.
Он: Слышу часто от монахов бранные слова. Мол, зачем люблю Марию? Ведь она мертва. Мне б укрыть тебя от ливня, отогреть во мгле. Больно сердцу, знает сердце, что лежишь в земле. Матери твоей проклятье, и отцу сто крат, пусть твои дядья и братья заживо горят. Я с приданым не чинился, деньги мне к чему? Лишь бы ты была хозяйкой у меня в дому.
Аннабелла умолкла и смежила веки. Генри погладил ее лоб. – Ты не умрешь. Я не увижу твоей смерти. Иди ко мне.

* * *

27 марта 1808 года

Дом Лимериков, Мэнсфилд-стрит 20, Лондон, Англия

Графиня Лимерик читала письмо сына Генри и у нее дрожали руки. С каждой прочитанной строчкой она осознавала, что сегодня в доме разразится буря, имя которой мужская ярость. За четверть века брака с Эдмундом Пери леди Мэри изучила своего супруга достаточно основательно, чтобы предполагать иное.
Мэри Элис Пери, в девичестве Ормсби, была дочерью Мэри Хартстонг и Генри Ормсби из Клогана в графстве Мейо в Ирландии. Она не родилась прелестницей, чаровницей, Венерой или Грацией, но была племянницей и единственной наследницей баронета Генри Хартстонга, богатого землевладельца и члена парламента Ирландии. Этот баронет приходился зятем сразу двух влиятельным аристократам из рода Пери, братьям Уильяму Сесилу Пери, отцу графа Лимерика, и Эдмунду Секстону Пери, виконту Пери, батюшке Френсис Калверт и Дианы Нокс. Будучи членом парламента, Генри Хартстонг за всю свою карьеру не произнес ни одной речи с трибуны, так как страдал косноязычием. Но он искренне радел об Ирландии и нередко кричал с парламентской скамьи своему тестю, спикеру парламента, виконту Пери, «Чёрт побери, Эдмунд, я буду говорить!» Этому, однако, не суждено было случиться.
Мэри помнила тот день, когда в их дом пожаловал ее жених, сын епископа Киллалы и Ахонри, Уильяма Сесила Пери, вполне заурядный и неразговорчивый Эдмунд Пери. Ей было двадцать, ему двадцать четыре. Наследница и наследник. Мать, дядя Хартстонг и тятя Люси послали их в сад, на прогулку, и жених засыпал ее комплиментами, держался осторожно, расспрашивал о дядином имуществе и состоянии. Волк, кружащий вокруг добычи. Затем была церковь, клятвы, неуклонное, год за годом, смирение и подчинение мужу. И беременность за беременностью, роды за родами. В этих беременностях, родах и подчинении она совершено потерялась как личность, ее обязанностью было хлопотать по хозяйству, по вечерам отчитываться Эдмунду, присутствовать при его монологах и терпеть, терпеть, терпеть.
Графиня тяжело поднялась из кресла, открыла дверь своего будуара, пересекла лестничную площадку и постучала в кабинет. Раздраженный голос супруга пригласил ее войти, она вошла и остановилась напротив стола, за которым сидел лорд Пери.
- Эдмунд, пообещай, что не рассердишься, - обреченно промямлила жена. - Доставили письмо от Генри.
- В кои то веки, - буркнул граф. - Два месяца ни весточки родным. Что он там у этих Экломов, в спячку впал? И почему бы мне не сердиться? Я уже сердит на него за отсутствие вестей.

Письмо к леди Лимерик, Мэри Элис Пери

- Генри женился, - робко произнесла Мэри.
- Как это? - вытаращил глаза Лимерик. - Я давеча видел мисс Эклом у миссис Калверт. Она ни единым словом не обмолвилась о свадьбе.
- Он женился не на Эстер Эклом, - графиня положила перед мужем письмо сына. - И Генри не ездил в поместье к Ричарду Эклому, он нас обманул. Его жену зовут Аннабелла Эдвардс, она из Ирландии и твой сын сейчас там.
- Что? - лорд Пери выглядел как человек, которого разбил паралич. Его лицо застыло, челюсть отвисла, губы задергались. - Что за ересь? По какому праву?
- Он сочетался браком по лицензии, которую ты для него купил, - жена плюхнулась на стул. - В церкви Сент-Джайлс, еще в январе.
- Это незаконно, я обращусь в церковь. В лицензии стояли инициалы невесты, - Лимерик судорожно сгреб листы, надел очки, принялся читать.
- Да, «Е» и «А», - кивнула Мэри. - Это инициалы его жены, Аннабеллы Эдвардс. Ты сам купил разрешение у епископа, Генри его использовал, церковь совершила обряд. Они не отменят брак по жалобе отца, который собственноручно выправлял лицензию для сына три месяца назад.
- Милосердный Боже, - по мере чтения лорд Пери багровел, на его шее пульсировали жилы. - Ирландка! Нищая ирландка из Уиклоу, этого вертепа мятежников и смутьянов! Она беременна от него и роды в мае. Где и когда он с ней спутался? А, вот, написано. У Гейджей в сентябре. Какой позор! Немыслимое беззаконие.
- Ее беременность вынудила Генри жениться, - графиня попробовала оправдать сына. - Он поступил как джентльмен.
- Что за нелепость? - негодовал граф. - Я бы уладил это дело мгновенно, щелчком пальцев. Этот брак будет расторгнут, или я приволоку его в Лондон в колодках! А ее предам суду и вышлю в колонии вместе с ребенком.
- Эдмунд, - простонала леди Пери. - Если ты не признаешь сноху, попытаешься расторгнуть брак, обратишься в суд, наша семья будет уничтожена. В обществе такое не любят. Мы лишимся сына, он нас возненавидит, и будет ненавидеть до гроба.
- И что с того? - Лимерик вскочил и потряс кулаками. - Я жажду этого! Жажду отмщения! Если бы мой дорогой Эдмунд не умер малюткой, я бы не знал этих бед. Генри - непочтительный, лживый дармоед. Кто из детей будет меня уважать после его выходки? Это святая война! Он — Антихрист, годами портящий мне жизнь.
- Если он — Антихрист, - жена заплакала. - То кто ты и кто я? Ты тогда сам Дьявол, отец Антихриста, а я — Вавилонская блудница. Одумайся, Эдмунд! Христом Богом заклинаю!
- Я потратил кучу денег на выяснение имения Экломов и их обстоятельств, - рявкнул граф и схватил с полки пачку отчетов. – Куда теперь это деть? В огонь? Он водил меня за нос.
- Мы не можем не признать его жену, - впервые за долгие годы графиня спорила с супругом. – Генри - наследник твоего титула и половины поместий. Это неизменно. Если у него родится сын, и они будут нуждаться, сын и внук отыграются на твоем имени после твоей смерти.
- В этом доме я решаю, кого признавать и облагодетельствовать, а кого наказать и отторгнуть, - огрызнулся Лимерик. - Это война, Мэри! Позови сюда всех детей. Вероломство будет разоблачено.
- Уильям уехал на корабль час назад, - леди Пери была бледна, как мел. - Он же попрощался с тобой. Не делай того, о чем будешь сожалеть, Эдмунд. Я не готова отречься от сына.
- А тебя и не спрашивают, готова ты или нет, - заорал лорд Пери. - Я сам напишу Уильяму. Позови детей немедленно.

* * *

5 мая 1808 года

Дом Экломов, Лоуэр-Гросвернон-Стрит, Лондон, Англия

Пожар войны в Европе разгорался, и Англия втягивалась в нее на всех фронтах. Русский царь практически захватил Финляндию и остров Готланд, шведская армия пятилась, готовясь нанести ответный удар. Шведский король Густав, с одной стороны, требовал помощи у англичан, а с другой стороны боялся, что англичане, закрепившись в Швеции, откажутся в дальнейшем уходить и подчинят себе его страну. Весной корпус генерала Джона Мура, одним из офицеров которого был Феликс Калверт, отплыл в Швецию для боевых действий против русских. Накануне этого события семья Калверт была обрадована коротким отпуском сына. Мистер Николсон Калверт, миссис Френсис Калверт и Феликс Калверт устроили прощальный семейный ужин со слезами матери, напутствиями отца и клятвами сына беречь себя на войне.

Переход русской армии через Ботнический залив во время русско-шведской войны 1808-1809 годов

В Лондоне же обсуждали скандал с отказом от службы, побегом в Ирландию и то ли помолвкой, то ли женитьбой наследника графа Лимерика. Так как вместо виконта Глентворта, которому был куплен офицерский патент в армии, на королевский флот отправился другой сын графа, Уильям Пери, в недостатке патриотизма семью Пери не обвиняли, но сплетни не утихали. Лорду Эдмунду Пери припоминали излишнюю строгость, мелочность и нечистоплотность в делах. При встрече с графом все ему сочувствовали, но за глаза называли упрямым старым дураком и тираном, и сочувствовали уже не лорду, а его многострадальной жене и домочадцам. Миссис Калверт, подруга графини Лимерик, была в гуще событий. Пятого мая она, помирившись до этого с мисс Эклом, посетила дом Экломов на Лоуэр-Гросвернон-Стрит и имела с девушкой доверительную беседу в ее гостиной.
- Миленький, и фасон франтоватый, - Френсис примеряла модный голубой капор, которым мисс Эклом хвасталась предыдущим вечером. - Эстер, простите мне мою неделикатность, но я стремлюсь понять, что за интрига разыгралась у Лимериков. Виконт Глентворт делал вам предложение в январе, или нет?
- Делал, и убеждал в своей любви, - мисс Эклом держала на коленях коробку с новыми перчатками, изящество и стоимость которых должны были вызвать у миссис Калверт жгучую зависть. – Вот и верь поклонникам. Болтают, что избранница лорда Пери ждет ребенка и столь скоро, что откладывать брак нельзя.
- Это весьма похоже на правду, - подтвердила Френсис. – В сентябре того года мы с мистером Калвертом и Феликсом гостили у Гейджей в Фирл Плейс. Глентворт увязался с Феликсом, а мисс Эдвардс была в поместье лорда Гейджа компаньонкой у Маргарет Кембл Гейдж. Лорд Хэй-Драммонд нашептал нам с вами о ней в театре в прошлом феврале, не забыли? Такой сплетник, ей Богу! Мне в сентябре в Фирл Плейс показалось, что Генри Пери неравнодушен к этой девушке.
- Так он женат на ней, или нет? – с обидой спросила Эстер. Она отвергла Глентворта, но то, что он обрел утешение с другой женщиной, было крайне неприятно.
- Это загадка, - развела руками миссис Калверт. – Тридцатого апреля я пила чай у леди Лимерик на Мэнсфилд-стрит, и она сетовала на то, что их с мужем наследник сделал ужасную партию, бросил вызов отцу. Мисс Эдвардс действительно не красавица, в ней прискорбно мало утонченности и привлекательности. Она не Афродита, но с Афиной Палладой ее сравнить можно. Сильная девушка. Если же говорить о коже, это катастрофа. Сплошные веснушки, а волосы такие рыжие, что вы не найдете в Ирландии и Шотландии более рыжих волос даже у тех, кто живет в глубинке и имеет в роду одних гэлов.
- И что предпринял граф Лимерик? – мисс Эклом открыла коробку с перчатками и подала ее Френсис.
- Он пишет письмо за письмом, - миссис Калверт заохала, при виде бесценных перчаток. – Писать письма – его конек. Это секрет, но позавчера лорд Пери убыл в Ирландию, чтобы разорвать отношения между мисс Эдвардс и Глентвортом и вернуть сына в Лондон. Как граф сам мне сказал, точнее, прокричал, если Глентворт не уступит, он его проклянет, изгонит из дома, лишит содержания и засудит. Вообразите, Эстер, засудит родного сына! Мне это в ум не идет. В Лимерика, видимо, вселился демон. Представьте, что мы с Николсоном подали бы в суд на Феликса за его решение записаться в армию.
- От вашего сына Феликса есть вести? – мисс Эклом жестом приказала стоящей в дверях служанке нести поднос с чаем.
- Да, - Френсис приложила перчатку из коробки к своей ладони и испустила завистливый стон. – В тот день, когда я была у Лимериков, от него пришло письмо из Рамсгита. Ветер попутный, они выйдут в море по готовности. В марте я заказала портрет Феликса Джорджу Энглхарту. Миниатюра акварелью на слоновой кости, три дюйма высотой. В апреле Феликс позировал Энглхарту и двадцать пятого числа художник закончил работу. Десять дней назад сын уехал в порт, а миниатюра лежит у меня под подушкой, я покажу вам ее при случае. А как ваши успехи в свете, Эстер? Меня засыпало снегом в Хансдон-Хаусе в середине апреля, и я выпала из светской жизни.

Миниатюра Джорджа Энглхарта на слоновой кости

Хансдон-Хаус, имение Калвертов в Хартфордшире

- Все как всегда, - отмахнулась кокетка. – Несерьезные поклонники, разве что за исключением мистера Томаса Нокса.
- Мой племянник стал вашим поклонником? – вздернула брови миссис Калверт. – Я заметила, что весной, на ассамблее у леди Каролайн Лэм в Мельбурн-Хаусе вы любезничали с Томасом.
- Он сам высказался в том духе, что принадлежит к моим поклонникам, но превосходит их всех, потому что тонко чувствует мои настроения и характер, при этом не торопится и не торопит меня в выражении симпатии, - витиевато пояснила Эстер. – Мне по нраву такая неспешность, я тоже не тороплю события и стараюсь узнать человека, прежде чем даже в мыслях связывать с ним свою судьбу.
- Это разумно, - закивала миссис Калверт. – Многие поспешные союзы не выдерживают испытания временем. Мне четвертого февраля было сорок, а вышла я замуж за Николсона в двадцать, так что почитай половину прожитого мы вместе и у нас нет никаких разногласий или разочарований друг в друге. И знаете, когда в Бакстоне я встретила мистера Калверта, я не предполагала, что полюблю его. Это было долгое ухаживание, вплоть до бракосочетания в январе 1789 года, в доме моего отца на Рассел-стрит в Бате, проведенного лордом Рокби, примасом Ирландии. Год спустя, 16 октября, я родила моего дорогого Феликса в доме на Дувр-стрит, где мы тогда жили, а еще через год девочку Лавинию, которую крестила леди Лавиния Бингем, в честь нее мы и назвали ребенка. Я потеряла в болезни ту девочку, Эстер, но это не разрушило нашу с Николсоном семью, а сплотило. Так что выбирайте мужа основательно.
- Именно так я сделаю, - мисс Эклом взором велела служанке, поставившей перед ней поднос с чайным сервизом, удалиться. – Никаких скоропалительных поступков, дабы не испортить себе жизнь, как бедная мисс Эдвардс, которая теперь неизвестно как родит и что ее ждет.
- Это зрелые рассуждения, Эстер, - согласилась Френсис. – Никому не дано знать, что нас ждет, но осторожность превыше всего. Что касается моего племянника. Томаса Нокса, он гораздо умнее и покладистей Глентворта. Мужчина шести с половиной футов роста просто не может быть покладистым, вы не находите?

КОНЕЦ 5 ГЛАВЫ

12 Фев 2025 7:35

» Часть 1 Глава 6

Глава 6

«Сэр Джона Баррингтон»

14 мая 1808 года

Олдкорт, Ленстер, Ирландия

Зимой и весной 1808 года виконт Глентворт опасался вторжения в Олдкорт своих родственников: отца, тети Элинор Хант и ее мужа, баронета, сэра Вира Ханта. Однако, родня Генри Пери не беспокоила его визитами до середины мая, зато в Брей, услышав новости о замужестве племянницы, пожаловал из Дублина дядя Аннабеллы, брат ее матери, судья ирландского Адмиралтейского суда, сэр Джона Баррингтон.
Сэр Джона был четвертым ребенком и третьим сыном ирландского джентльмена Джона Баррингтона и Сибеллы Френч из Питервелла, которого вырастил дед, полковник Джона Баррингтон, в поместье Калленагмор. У старого полковника был всего один сын, а вот у его сына и Сибеллы Френч родилось шестнадцать детей, тринадцать из которых выжили. Таким образом, забрав в Калленагмор маленького внука-тезку, дед оказал сыну услугу, но Джона Баррингтон, отлученный от родителей, рос как единственный ребенок и любимчик деда, имея при этом двенадцать братьев и сестер. Это, в значительной степени, повлияло на его воспитание и характер.
Разменяв пятый десяток лет в 1807 году, дядя виконтессы Глентворт, женатый на дочери богача, торговца шелком Эдварда Грогана, был должен деньги практически каждому продавцу, лавочнику, портному и джентльмену в Дублине. Он был расточителен, как император Нерон, и так же эгоистичен, циничен и насмешлив, как этот злополучный римский правитель. Нет смысла говорить, что для близких и окружающих людей что Нерон, что Джона Баррингтон были сущим бедствием.
В возрасте девяти лет маленького Джону, до этого обученного грамоте, привезли в Дублин дед и бабка, и он пошел в школу святого Михаила доктора Болла на Шип-стрит. Из этой школы он поступил в колледж Троицы в Дублине, но завершить образование дипломом не смог, так как был не самым прилежным и усидчивым учеником. Некоторое время юноша выбирал карьеру военного, священника или юриста, и остановил выбор на юридическом поприще.
К моменту зачисления Джоны Баррингтона в «Кингс Иннс» в 1782 году, Ирландия была охвачена движением за независимость от Англии, и он примкнул к нему, как и многие. Его отец, Джон Баррингтон, возглавил два добровольческих корпуса - рейнджеров Каллена и легкую пехоту Баллироана, а старший брат командовал кавалерией Килкенни и драгунами Дарроу. Впрочем, борцом за независимость Джона Баррингтон был недолго. Женитьба в 1789 году на богатой невесте открыла ему путь в высшее общество Дублина. Он купил себе место в парламенте от Туама и Клогера, при том, что до этого обличал продажных политиков. За три года до восстания 1798 года идеи о независимости Ирландии покинули Джону Баррингтона окончательно, он присоединился к «Олдерменам Скиннерс-Элли», дублинской ложе «Оранжист» и йоменам, и был вознагражден за это должностью судьи ирландского Адмиралтейского суда в 1797 году и степенью доктора права годом позже.
В период восстания 1798 года Джона Баррингтон умело лавировал между противоборствующими сторонами и осуждал всеобщее насилие, но действовал в интересах правительства. Он голосовал против унии Англии и Ирландии 1800 года, хотя это был своего рода каприз и обида на правительство за недостаточное, с его точки зрения, поощрение. Дело в том, что до 1997 года, за синекуру в Дублинской таможне, сэр Джона получал тысячу фунтов в год, а в Адмиралтейском суде всего пятьсот фунтов. Сокращение жалованья привело к тому, что Баррингтон стал присваивать судебные пошлины и средства от продажи брошенных и конфискованных судов. Это было замечено и сэру Джоне, как он сам обрисовал свое положение, «устроили травлю». «Травля» вернула Баррингтона в стан оппозиции, он стал марать бумагу разоблачительными мемуарами о коррупции, дифирамбами коренным ирландцам и разным вольнодумством, нападал на тех, кто голосовал за унию. А среди тех, кто голосовал за унию, был презираемый сэром Джоной лорд Эдмунд Пери. Баррингтон был бы рад причинить графу Лимерику какое-нибудь неудобство, сделать пакость, но лорд Пери жил в Лондоне и был недосягаем до тех пор, пока его сын, виконт Глентворт, не взбунтовался против отца, не женился на его, Баррингтона, племяннице, и не скрылся от отцовского гнева в Ирландии.
Имея семь собственных детей, сэр Джона в прошлом мало интересовался племянниками и племянницами. Но замужество Аннабеллы, которую он практически не знал, сулило судье новые возможности. Через ее супруга, лорда Генри Пери, Джона Баррингтон намеревался влиять на его дядю и тетю, баронета Вира Ханта и леди Элинор Хант, и отца, состоятельного графа Лимерика, «отсутствующего» пэра Ирландии. Через них он надеялся перебраться из Ирландии в Англию, устроиться на какую-нибудь должность или очередную доходную синекуру. Сэра Джону все настойчивее осаждали кредиторы и донимали расспросами о хищениях королевские чиновники. Посему, в апреле и мае 1808 года Джона Баррингтон зачастил в Олдкорт, взял, что называется, «в оборот» виконта Глентворта, очаровал племянницу своим обаянием, пообещал молодоженам помощь в налаживании отношений с родней и политическую карьеру для Генри.
14 мая 1808 года сэру Джоне сообщили, что граф Лимерик приехал из Дублина в Брей и остановился на постоялом дворе «Белый лев». Надлежало предотвратить ссору отца и сына Пери, поработать посредником, сгладить «острые углы», доказать свою полезность и потом пожинать плоды. К полудню, сидя на «стуле для великанов» с высокими ножками, изготовленном плотником Олдкорта для лорда Пери, Джона Баррингтон поглаживал набалдашник своей трости и смотрел на виконта и виконтессу Глентворт, расположившихся на лавке напротив, с хитринкой и прищуром.

Сэр Джона Баррингтон

- Сэр Джона, - Аннабелла была не на шутку встревожена. - Утром нам принесли письмо из Брея от отца Генри. Он требует, чтобы Генри упаковал свои вещи, явился к нему на постоялый двор и безотлагательно отплыл с ним в Англию. Я упрашиваю мужа примириться с отцом, встретиться с ним и объясниться, но он не желает.
- Если вы не хотите потерять супруга навсегда, не настаивайте на этом, - посоветовал судья. - Кое-кто нашептал мне, что граф Лимерик нанял трех громил в Дублине. Они спеленают вашего мужа как младенца, и уплывут в Лондон. Не исключено, что прямо из Брея. Корабль может ждать в море, а на берегу, наверняка, приготовлена лодка.
- Она не понимает, с кем пытается поладить, - криво усмехнулся виконт. - Как любит говорить мой батюшка, он легко идет на уступки, когда уступают ему. Я черкнул пару строк моему старику и через четверть часа еду в горы с дядей Беллы, Джоном Эдвардсом. Дней десять побуду в горах, пока все не уляжется и незваные гости не уберутся в Англию. Белла тем временем поживет в доме дяди.
- Поразительная предусмотрительность. И прихватите с собой все ценное, в том числе выписку из приходской книги, - одобрительно качнул головой Баррингтон. - Негоже искушать родителя. С него станется украсть у вас деньги или документы, чтобы добиться послушания или расторгнуть брак. Когда тебе рожать, душа моя?
- На этой неделе или на следующей, - вздохнула леди Пери, взглянув на свой огромный живот. – Лорд Пери нарушил все наши планы.
- Милорд, - сэр Джона обратился к Глентворту. – Удобно ли мне почитать вас племянником?
- Это честь для меня, - улыбнулся Генри.
- Тогда, дорогой племянник, скажу вам без обиняков, - судья погрозил юноше перстом. – У вашего батюшки крепкое здоровье и лет двадцать жизни впереди. Поэтому вам нет резона злить его сверх меры. Но и сдаваться вам рано. Обладаете ли вы средствами для затяжной борьбы?
- Вряд ли, - ответил Глентворт. – Но на год-полтора мы денег наскребем. Я могу податься в штукатуры, здешнему мастеру нужен рослый помощник.
-Виконт-штукатур? – засмеялся Баррингтон. – Ваш отец взбесится при таком афронте.
- Мне это безразлично, - Генри пожал плечами. – Я смертельно устал от Лондона и ворчливых поучений батюшки, его нагоняев и недовольства. Ни армия, ни колледж меня не прельщают. Я не покойный брат Эдмунд и не превращусь в него. Король даровал отцу титул пэра Ирландии, но часто ли моя семья бывает в Ирландии? Почему бы мне не пожить тут, не раздражая отца одним своим видом? Не все ли равно отцу, чем я занят в Ирландии?
- Ему не все равно и не будет все равно, - возразил сэр Джона. – Лорд Эдмунд Пери известен мне дольше, чем вы провели на этом свете, племянник. Для него не существуют ни страна, ни нация, ни семья, ни убеждения. Он сам себе вселенная, мир, король, народ и родня. Ничто кроме тщеславия, подчинения и денег для него не важно. Вас угораздило родиться его сыном. Придется приспособиться, не сгибаясь в три погибели. В вашем письме нет ничего оскорбительного?
- Нет, упаси Бог, - пробормотал Генри.
- Тогда разрешите мне передать послание, сделаться вашим ходатаем и поверенным, - Баррингтон поднялся со стула. – И непременно спрячьтесь до поры в горах. У вашего отца нет власти в этом графстве. Я обговорю с ним примирение и достойное содержание наследника.
- Хорошо, - Глентворт протянул сэру Джоне конверт. – Спасибо. Уповаем на вас.

* * *

14 мая 1808 года

Саут-булл, Дублин, Ирландия

Саут-булл и маяк Пулбег

Эдмунд Нокс, лейтенант флота его величества на фрегате «Принцесса Шарлотта», ощущал себя Моисеем, уходящим в расступающуюся перед ним морскую пучину, шагая по Саут-Булл на восток, навстречу солнцу. Рассвет окрашивал небо, ночная тьма рассеивалась, зачинался новый день.
Саут-булл была построена в дублинском порту полвека назад, чтобы предотвратить заиливание бухты в устье реки Лиффи. Протянувшаяся в море каменная стена, отделяющая одну часть залива от другой, сменила дамбу из дубовых свай, пространство между которыми заполнялось корзинами с гравием. Дамба оказалась непрочной, не то, что нынешняя каменная преграда для ила, созданная на месте песчаной отмели Саут-булл и идущая от форта Пиджен-Хаус до плавучего маяка Пулбег. Две с половиной мили холодного гранита в длину и тридцать футов в ширину, вот что такое стена Саут-булл. Памятник человеческому трудолюбию и упорству. Какому существу под силу создать нечто столь же грандиозное? Разве что муравьям, еще более трудолюбивым тварям Божьим.
Эдмунд Нокс был в Дублине по поручению капитана Джорджа Тобина и ночевал в офицерских комнатах форта Пиджен-Хаус в ожидании возвращения «Принцессы Шарлотты». За ним должны были прислать шлюпку сегодня или завтра, и Эдмунд бездельничал до воскресенья, выполнив задание капитана в пятницу.
Джордж Тобин – уверенный в себе, сорокалетний морской волк, служивший на дюжине судов, в том числе под командованием прославленного адмирала Нельсона, вызывал у лейтенанта Нокса уважение и легкую зависть. Не каждому моряку выпадает на долю столько приключений и битв без конфузов и поражений, а то и плена. Тобину это пока удается.

Фрегат «Принцесса Шарлотта» в 1814 году, до 1799 года французская «Юнона»

Фрегат «Принцесса Шарлотта» с 1782 года по 1799 год был французским кораблем «Юнона» в составе Тулонского флота под командованием контр-адмирала Жана-Батиста Перре. Этот Перре портил кровь англичанам на Средиземном море, захватывая торговые суда и нападая на конвои. Но 17 июня 1799 года под Тулоном пять его кораблей, в том числе «Юнона», наткнулись на эскадру лорда Кейта из тридцати кораблей, сутки бегали от нее по морю и на другой день приняли неравный бой, завершившийся сдачей в плен всей флотилии Перре. Так французский фрегат стал тридцати-восьми-пушечным английским кораблем пятого класса, поставленным на службу короне. С того дня «Принцесса Шарлотта» участвовала в двух морских баталиях и одолела в них французский капер «Регулус» и шлюп «Сайен». Джордж Тобин был капитаном «Принцессы Шарлотты» с 1805 года. Теперь он получил приказ патрулировать воды вокруг Ирландии в течение всего 1808 года, дабы предотвращать рейды и высадку французов, как это было в 1796 и 1798 году.
Размышляя, Эдмунд не заметил, как добрался до оконечности Саут-булл. Солнце встало, оно окрашивало воду причудливыми цветами, высушивало камни стены и насыпи, прогревало сырой морской воздух. Лейтенант помахал рукой знакомому прапорщику, копошившемуся с удочкой возле маяка, сел на пустую бочку у лебедки, вынул из кармана мундира письмо брата Томаса и перечитал его.
В письме Томас Нокс сообщал брату, что он ухаживает за мисс Эстер Эклом и имеет намерение жениться на ней, но прекратит это, если у Эдмунда есть чувства к наследнице и он питает какие-то надежды. Чувства потухли, а особых надежд на брак с кокеткой Эстер Эдмунд и раньше не питал. Лейтенант зимой осознал, что это была не любовь, а увлечение вкупе с денежным интересом, типичным для младших сыновей аристократов. А он – младший сын и не сможет, откладывая часть жалованья и призовые на флоте, добыть такое состояние, которое позволит ему уйти в отставку, завести семью и детей, и жить до старости, не нуждаясь. Разве что отец или мать завещают ему какую-то значительную сумму, выделив ее из наследства брата Томаса.
Каковы брачные перспективы у морского офицера во время коротких отпусков на сушу, в Лондон? Найдется ли девушка с богатым приданым, которая польстится на участь жены моряка, бороздящего океаны год за годом? Коль скоро найдется, такую девушку не мешало бы проверить у докторов, не дурочка ли она, раз готова удовлетвориться этой участью. Эдмунд перебирал в уме известных ему наследниц, чье сердце и рука были свободны. Ни одна из них, кроме мисс Эклом, его не тревожила, а уж он-то их и подавно не тревожил. Лейтенант «листал» в голове «книгу» со списком потенциальных невест и вдруг осознал, что в этот список настойчиво вторгается имя и образ непригодной для выгодной женитьбы девушки. Мисс Джейн Хоуп-Вир. Неказистая, бедно одетая, чопорная, холодная и прозаичная Джейн Хоуп-Вир. Сирота при живом отце и брате, коротающая дни в обществе опекуна-подкаблучника и мегеры-опекунши. Неужели простая фраза мисс Эклом о том, что Джейн к нему неровно дышит, заставляет его, Эдмунда, думать о ней день за днем? А ведь он думает о ней ежедневно, вспоминает ее робкие улыбки, спокойно лицо, худую, далекую от модной пышности форм, фигуру. Как будто воочию видит тонкие бледные пальцы, расставляющие чашки на столе и подающие ему молоток, слышит тихие шажки и привычное «сэр» мисс Джейн.
Эдмунд тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, и спросил себя, женился бы он на мисс Хоуп-Вир, будь она богатой наследницей? И с изумлением понял, что сделал бы ей предложение и ждал бы ее ответа с волнением, много большим, чем то волнение, которое он переживал, делая предложение мисс Эклом.
«Черт побери, она меня зацепила», констатировал лейтенант, спрыгнул с бочки, спрятал письмо за отворот мундира, и двинулся по Саут-булл к форту Пиджен-Хаус.

* * *

15 мая 1808 года

Олдкорт, Ленстер, Ирландия

У каждого восстания, будь то в государстве или семье, есть скрытые и явные причины. Какие то восстания долго зреют, а какие-то случаются внезапно. Некоторые из них не встречают сопротивления, а другие сопровождаются жертвами. Но для всех восстаний типично наличие угнетателя и угнетенного, сильного и слабого, а также непреодолимых разногласий, обусловленных ущемлением того, кто утратил терпение.
В 1795 и 1796 годах, вековая ненависть французов и испанцев к англичанам подтолкнула революционную Францию и королевскую Испанию Бурбонов к союзу против Англии и подписанию сначала Базельского, а за ним и Сан-Ильдефонсского мирных договоров. Эти договора на двенадцать лет связали Испанию и Францию в противостоянии Британии на суше и на море, и даже потеря флота в Трафальгарском сражении не отвратила испанцев от французов. Но союз был неравным, сильная Франция преобладала в нем над слабой Испанией.
В 1807 году в Фонтенбло фаворит короля Испании Карла IV Мануэль Годой и Наполеон Бонапарт «поделили» союзницу Англии, Португалию, после чего французская и испанская армия захватили ее. К тому времени Карл IV и Годой настолько осточертели испанцам, что в марте 1808 года разразился бунт в Аранхуэсе, в результате которого Годой был свернут наследником короля и толпой, а Карл IV отрекся от престола в пользу сына Фердинанда VII. Однако, Фердинанд правил меньше двух месяцев и 6 мая 1808 года передал корону Наполеону. Тот, в свою очередь, провозгласил королем Испании своего брата, Жозефа Бонапарта.

Восстание в Мадриде 2 мая 1808 года

Но до этого, 2 мая 1808 года вспыхнуло кровопролитное, жестоко подавленное восстание в Мадриде, оторвавшее Испанию от Франции, давшее начало войне на Пиренейском полуострове, ставшее одной из причин поражения Франции и Наполеона в 1815 году. Поводом же к этому восстанию было то, что французский маршал Мюрат попытался вывезти из города во Францию дочь и младшего сына бывшего короля Испании Карла IV.
Сэр Джона Баррингтон не лукавил, сказав Генри Пери, что для графа Лимерика важны лишь власть, тщеславие и деньги, и что семья для него значит также мало, как страна и нация. Тем не менее, лорд Эдмунд Пери не был императором Наполеоном и не имел такого могущества и средств, которые бы позволяли ему игнорировать мнение общества и сильных мира сего. Более того, помимо власти, тщеславия и денег для графа было важно то, что он называл долгом, и в этот «долг» как раз и входили обязательства перед семьей. Парадокс заключался в том, что долг, вроде бы, был поставлен на службу семье, но одновременно с этим члены семьи были инструментами исполнения долга. При ближайшем же рассмотрении «долг» оказывался все тем же продолжением тщеславия и зависимостью от мнения общества. Иными словами, все было запутано и сложно, но не отменяло правдивости сказанного Баррингтоном.
14 мая Эдмунд Пери принял на постоялом дворе дядю снохи, сэра Джону, прочел письмо сына, побеседовал с посланцем, и кишками почувствовал, что ушлый, плутоватый судья хочет нагреть руки на скандале с Генри. Таких пройдох как Баррингтон итальянцы называли оппортунистами, то есть людьми, ищущими выгоды от обстоятельств любым путем. Граф Лимерик и сам был таким. То, что наследник сбежал из Олдкорта, его смутило, но не удивило. Он действительно подумывал силком увезти сына в Лондон, но не очень на это надеялся, потому что успел удостовериться в том, что женитьба Генри по лицензии, им же купленной, с оговорками, законна. Поздний срок беременности виконтессы Пери тоже не способствовал облегчению этой задачи. Был, конечно, шанс, что ему удастся так застращать сына, что тот сам аннулирует свой брак, как совершенный без воли родителей и по ошибке, но этот шанс, учитывая упрямство и заносчивость Генри, следовало признать ничтожным.
В итоге они с Баррингтоном поужинали, поболтали о лондонских и дублинских делах, вспомнили былое, сыграли в картишки по маленькой и решили утром пятнадцатого мая навестить Олдкорт для знакомства лорда Пери с новой ирландской родней.
Наутро, 15 мая 1808 года, граф Лимерик посетил Олдкорт в сопровождении Джоны Баррингтона, своего поверенного и тех самых трех громил, о которых поведал Аннабелле и Генри судья. Он был хмур, как туча, неприветлив, и говорил с хозяевами поместья, набычившись, как с преступниками. Отсутствие сына лорд Пери расценил как козни и на третьей минуте общения неприлично повысил голос, зычно потребовав «привести эту женщину». В ответ сквайр Эдвардс призвал гостя не забываться, указал ему на то, чье это жилище, и предложил самому пройти к снохе на второй этаж, если она пожелает лицезреть свекра.
Когда граф, гневно сопя, перешагнул порог комнаты Аннабеллы, она сидела в кресле у окна, положил под спину подушку из-за болей в пояснице. Виконтесса слышала перепалку в гостиной и не сочла нужным быть вежливой, вставать, улыбаться. А Эдмунд Пери, увидев ее, буквально опешил.
Избранница сына была настолько рыжей и конопатой, что Лимерик потерял дар речи. В ней не было и толики изящества, а крупный, с горбинкой, нос девушки и широкий разворот плеч, лишали ее облик малейшей женственности. Разве что умные, голубые и чистые глаза украшали лицо, но не так, чтобы искупить все остальные недостатки. Он мог бы понять поведение наследника, если бы его жена была прелестницей и соблазнительной «штучкой», но виконтесса Пери от макушки до пяток представляла собой рыжую ирландскую деревенщину.
- Добрый день, милорд, - она смотрела по-волчьи, исподлобья, вежливость давалась ей с трудом.
- Добрый день, - лорд Пери настолько растерялся, что в его голосе прозвучала именно растерянность, а не суровость.
- Присаживайтесь, - Аннабелла махнула рукой в сторону стула.
- Так это вы незаконно женили на себе моего сына? - Лимерик остался стоять и начал без предисловий.
- Да, - лаконично отрезала сноха, уловив его тон. – Еще вопросы?
- Вопросов нет, мне известно все, что надо знать, - враждебно заявил граф. – Я здесь, чтобы сообщить вам свою волю.
- Разве вы не сообщили ее в этой куче писем? – леди Пери взяла со стола пачку посланий лорда Эдмунда к Генри и потрясла ею. – Мы с мужем не слабоумные и поняли, что вы нас отвергли, обездолили, прокляли и оставили без содержания.
- Это не все, - Лимерик, в свою очередь, достал из кармана записку Генри и развернул ее. - Вы диктовали ему это?
- Нет, - Аннабелла поправила подушку под поясницей. – Мой супруг хорошо образован, он способен изложить свои мысли без чужой помощи.
- Я подам в суд, - пригрозил лорд Пери.
- Вы писали об этом, - виконтесса была невозмутима. – И про кандалы, каторгу, тюрьму, вонючий трюм по дороге в Австралию, в котором я, с вашим внуком или внучкой, должна быть выслана из Ирландии и Англии. Вам есть что добавить? Это было не все?
- Как я вижу, предлагать вам отступные бесполезно, - граф бросил письмо сына на пол и убрал руки за спину.
- Вы правильно видите, - согласилась леди Пери. – Мой муж любит меня. Мы не предадим друг друга.
- Он несовершеннолетний и обязан исполнять мои приказания, – прорычал Лимерик. – А я приказываю ему следовать за полком, в Канаду, или поступать в колледж по моему выбору. В противном случае я применю меры принуждения. И ваша нищая родня, Эдвардсы и Баррингтоны, мне не помешают.
- Попробуйте, - безбоязненно промолвила Аннабелла.
- И что вы тогда сделаете? – полюбопытствовал лорд Эдмунд.
- Потом узнаете, - мрачно произнесла сноха. – Дверь у вас за спиной, дорогой свекор.
- Что? – оторопел Лимерик. – Вы смеете выдворять и оскорблять пэра Ирландии?
- Пэр Ирландии, - язвительно фыркнула виконтесса. – Это мой дом, земля моего дяди, а не ваше графство. Проваливайте в Лимерик, лорд Пери, вас там заждались «любящие» подданные, из которых вы выжимаете все соки, чтобы развлекаться в Лондоне.
- Это вопиюще! – граф был потрясен. – Бунтовщица! В мою семью просочилась бунтовщица! Это безбожный бунт! Восстание, попрание устоев!
- Я сейчас рожу! – вдруг истошно закричала Аннабелла, прервав его на полуслове. – Рожу от его воплей! Вы этого добиваетесь?
- Господи! – лорд Эдмунд воззрился на нее, как на безумную, и через миг выскочил в коридор.
- Наконец-то, - леди Пери сжала губы. – Катись отсюда, английский болван. А я-то думала, Генри преувеличивает его тиранство и самодурство. А он, похоже, их преуменьшал.
Граф пулей вылетел из дома Эдвардсов, даже не попрощавшись. Но он не сразу вернулся в Англию и проторчал в «Белом льве» в Брее целых пять дней, до тех пор, пока его сноха не разрешилась от бремени. 20 мая 1808 года Аннабелла Пери родила в Олдкорте здоровую, горластую девочку. Едва лорду Эдмунду донесли об этом, он презрительно процедил сквозь зубы, «девчонка», и велел закладывать карету. На сим бурная часть восстания испанцев в Мадриде и виконта Глентворта в семье графа Лимерика завершилась, противостояние приняло затяжной характер.

* * *

29 мая 1808 года

Дом Лимериков, Мэнсфилд-стрит 20, Лондон, Англия

В прошлом, лет десять назад, лорд Эдмунд Пери прослыл в Ирландии и Лондоне человеком хитрым и расчетливым, и это было так, поскольку граф, планируя что-либо, предусматривал все возможные исходы, повороты и затраты. Но со временем его способность предугадывать события, намечать путь, мыслить здраво, претерпела изменения. Удалившись от политики, в которой соревнуются на равных, он сосредоточился на семье, в которой властвовал единолично и не встречал отпора. Речи Лимерика стали излишне эмоциональными, планы хаотичными, расчеты ошибочными, сказывались старость, косность, обидчивость, боязнь того, что его авторитет даст трещину. Он лгал все чаще и больше, в том числе самому себе. Ссора с сыном и наследником стала крестовым походом лорда Эдмунда, но если бы его спросили, какова конечная цель и цена этого похода, он не смог бы ответить.
29 июля 1808 года, возвратившись из Ирландии, граф заперся с женой, леди Мэри, в кабинете и обрушил на нее часовой монолог о дерзости, беспечности и неминуемом возмездии. Это сопровождалось цитатами из библейской притчи о блудном сыне, с той разницей, что его блудного сына не ждал заколотый откормленный телец, прощение и слезы радости родителя. Далее Лимерик, горя желанием объявить всему миру о том, какие кары ждут неблагоразумных отщепенцев, приказал жене позвать на ужин Калвертов, Ноксов и Гамильтонов, дабы они услышали все из первых уст и не подумали, что он смирился, оттаял, пошел на поводу и тому подобное.
Приглашенные соблаговолили пожаловать, все хотели узнать, чем закончилось семейное дело графа в Ирландии. В шесть часов вечера в столовой дома на Мэнсфилд-стрит собрались лорд Эдмунд Пери, леди Мэри Пери, леди Феодосия Пери и леди Люси Пери. Их гостями были мистер Николсон Калверт, его беременная жена, миссис Френсис Калверт, мисс Изабелла Калверт, полковник Эдвард Гамильтон, миссис Джейн Гамильтон, мисс Джейн Хоуп-Вир, мистер Томас Нокс, наследник виконта Нортленда из Данганнона, миссис Диана Нокс, и их сыновья – мистер Томас Нокс, мистер Джон Генри Нокс и мистер Джон Джеймс Нокс. Младшие дети Лимериков, мисс Френсис Селина, мисс Мэри, мисс Луиза, мисс Сесиль, мисс Каролайн Алисия и мистер Эдмунд Секстон Пери, не допущенные к столу, то и дело прокрадывались из детской и своих комнат к дверям столовой, чтобы взглянуть на гостей и выведать, о чем пойдет разговор.
Кухарка графа постаралась на славу. Ее похлебка «а ля Вьерж» удостоилась наивысших похвал. Из других блюд были крокеты из говяжьего неба, баранья ляжка с чечевицей и базиликом, свиные котлеты в соусе равигот, рулет из поросенка с яйцами, телячьим фаршем, петрушкой и фисташками, рагу с грибами и артишоками, вареный картофель в белом соусе с каперсами и анчоусами. К столу подали шесть сортов вин и торт с миндалем. Когда слуги управились с переменами, а гости вполне насытились, полковник Гамильтон завел беседу о войне, но миссис Калверт, сгорающая от любопытства, ловко соскользнула с этой темы к службе на флоте сына хозяев, Уильяма Пери, вместо Генри Пери, а затем и к самому Генри Пери. Граф был счастлив «пригвоздить нечестивцев», и в течение четверти часа люди за столом молча внимали его отчету о поезде в Брей и россыпи обвинений и угроз. Отчет получился сумбурным, так как лорд Пери изрядно набил брюхо пищей и выпил чересчур много вина. Но под конец изложения фактов, Лимерик собрался с мыслями и заговорил яснее. – Ни один шиллинг из этого дома не достанется этой пронырливой особе в Ирландии, и ее злополучному ребенку, отцовство которого весьма сомнительно. Я заставлю их голодать, мистер Калверт, а как только они покажутся в Лондоне, у этого порога, я затворю перед ними дверь. Без покаяния Глентворт не вправе уповать на мою снисходительность.
- Это так грустно, леди Пери, - прошептала Френсис, наклоняясь к графине. – Захлопнуть дверь перед родным сыном, каким бы огорчительным и непослушным он не был.
- Я все слышу, миссис Калверт, - лорд Пери постучал перстом по столу. – Моя супруга – великолепная мать, но в порицании сыновьей непочтительности она не менее тверда, чем я.
- Эдмунд решил, что я должна быть твердой, - леди Мэри опустила глаза. – Но это разрывает мне сердце.
- Не дай Бог очутиться в вашем положении, - посочувствовала миссис Нокс. – Ни один из моих сыновей не доставил нам неприятности опрометчивой партией.
- А что подразумевает покаяние Глентворта? – наследник Ноксов, мистер Томас, взирал на графа с недоумением. – Расторжение брака? Как это возможно в данном случае?
- Расторжение брака по суду, к сожалению, затруднительно, мой поверенный растолковал мне это, - вздохнул Лимерик. – Но я ожидаю от Генри длительной покорности, и не на словах, а на деле.
- Какой именно покорности? – не понял младший сын Ноксов, Джон Джеймс.
- Это целый ряд шагов, - сказал лорд Пери. – Первый шаг – их отдельное с супругой проживание. Она будет жить у родни, в Брее, а он в Лондоне. Второй шаг – поступление в колледж. И это не все, а самое начало дороги к исцелению его души от бунтарства и безрассудства.
- Какие же меры вы используете при неподчинении, кроме голода? – мистер Николсон Калверт поморщился. – Ваш брачный договор не обязывает вас содержать наследника, милорд?
- Обязывает, - внезапно подала голос леди Пери. – Мой дядя настаивал на этом пункте при нашей женитьбе.
- Это не очень значительная сумма, - досадливо пробурчал Лимерик. – И как мой сын ее истребует в Ирландии? Вернуться в Лондон без моего прощения ему опасно.
- Почему же опасно? – безучастно задала вопрос Джейн Хоуп-Вир, но Джон Генри Нокс, однажды обсуждавший с братом Эдмундом, до его ухода в море, мнимое хладнокровие этой мисс, отметил мимолетное осуждение в ее глазах.
- Военный суд, - торжествующе произнес лорд Пери. – Глентворт зимой подписал кое-какие бумаги, касающиеся службы в армии и патента. Он не дезертир, но ответственность определенного рода существует. Я написал пару писем в военное ведомство.
- Вы написали письма для привлечения к военному суду своего сына? – супруг Дианы Нокс, мистер Томас Нокс, был поражен. Он обвел взглядом стол. Дочери графа, леди Феодосия и леди Люси, казалось, не знали, куда деться от стыда.
- Это сложная процедура, - Лимерик предпочел избежать прямого ответа. – Но я ее не исключаю. Как и арест, помещение под стражу.
- Под стражу? – растерялся полковник Гамильтон, да так, что уронил кусок торта в чашку с чаем.
- В тюрьму, Эдвард, - покосилась на недогадливого мужа миссис Гамильтон. – Под стражу – это в тюрьму.
- Верно, - вздернул подбородок граф. – Я так и заявил этой возмутительной женщине в доме ее дяди, этого сквайра Эдвардса.
При этих словах мисс Изабелла Калверт неожиданно уронила вилку на тарелку вслед за полковником Гамильтоном с его тортом.
- Вы же несерьезно, милорд? – миссис Калверт потрясенно смотрела на лорда Эдмунда.
- Серьезней некуда, - отозвался Лимерик. – Я отправил послание сестре Элинор и ее мужу, баронету Виру Ханту. Он, при необходимости, свяжется с графом Митом, лордом Брабазоном.
За столом воцарилось молчание. Гости, в основном, чувствовали себя неудобно, а хозяйка и ее дочери были бледны и подавлены. Слуги суетились с посудой, ужин близился к завершению, на улице смеркалось.

КОНЕЦ 6 ГЛАВЫ

13 Фев 2025 1:26

А знаете ли Вы, что...

...на форуме есть возможность использовать Черновик для подготовки сообщений. Подробнее

Зарегистрироваться на сайте Lady.WebNice.Ru
Возможности зарегистрированных пользователей

♥ Нам понравилось:

В теме «Что вы сегодня приготовили?»: Рассольник. На ужин сделали вареники с творогом. И на завтра еще остались. читать

В блоге автора хомячок: Шаг в темноту 19- 30 гл. начало 31 главы

В журнале «Литературная гостиная "За синей птицей"»: Венский бал для танцующих коней

Зарегистрируйтесь для получения дополнительных возможностей на сайте и форуме