Слёзы (сборник рассказов и миниатюр)

 » Но кто же знал...

Прощальное письмо
Выдержка

Здравствуй, дорогой Сашенька, мой милый младший брат. Если ты читаешь эти строки, значит, задуманное сбылось и безрадостное существование осталось позади. Прости за излишний пафос, но рожденного философом исправит только могила.
Знаешь, что волнует меня сейчас больше всего? Что ты видишь все это безобразие, в которое превратилась моя жизни. Эту убогую квартиру – родительское наследство, этот мусор, заполонивший все вокруг, эту нищету - моральную и материальную, ставшую неотъемлемой частью меня. Прости…
Сейчас трудно вспомнить, в какой из моментов моя жизнь покатилась под откос. Но не думай, не твой отъезд тому причина. Видимо, саморазрушение имманентная черта моего характера. Так мне видится сейчас.
Даже в то время, когда родители еще были с нами, я ощущала себя интровертом, пессимисткой. Мир был для меня сер, и остался таковым по сей день. Лишь ты когда-то такой безудержно жизнерадостный раскрашивал его в разные цвета. Художник!
Но не подумай!!! Я не виню тебя, ни капельки!!! Слышишь!!! Ты поступал, как должно! Любовь и семья превыше всего. Мой тебе пример. Ничего не создавшая, не родившая детей, я, словно осенний лист потратила свое время на то, чтобы скитаться, гонимая холодными ветрами.
Но это был мой выбор! Хорошо, что ты не последовал ему. У тебя прекрасные дети. И пусть я никогда их не видела, но очень любила, как тетя, как сестра, как мать. И всегда в любое время дня и ночи желала тебе счастья. Помни…

***
- Да ломайте уже, черт вас подери! Говорят же, человек пропал! Вдруг помер! – вскричала Валентина Ивановна, нервы которой были на пределе. Который день женщина терроризировала местного участкового, добиваясь внимания к своему делу, но получала неизменную отговорку – по закону должно пройти три дня, тогда заявление примем.
И вот он наступил – день четвертый! И с самого утра казался Валентине Ивановне предвестником чего-то непоправимого.
- Не кричите, женщина. Мешаете, - осадил скандалистку молоденький лейтенант, и Валентина Ивановна обиженно засопела.
Нашел виноватую, сопляк- недоучка! Кто его только на работу взял?! Разве такой сможет порядок в районе блюсти?!
- Кто бы говорил, - проворчала себе под нос, вспомнив, какими словами ее выпроваживали из отделения полиции три дня назад. По сравнению с этим, старая карга - суть ласковое обращение!
Ну да ничего, она им припомнит! Жалобу в прокуратуру напишет! Вот только найдет Любушку и сразу же напишет!
- Давайте! – скомандовал участковый. Двое рослых сотрудников ЖЭКа навалились на дверь. С виду хлипкая преграда застонала, но не поддалась. – Еще раз!
Сантехник и слесарь повторили попытку. С громким хрустом треснул наличник, и взломщики ввалились в прихожую.
- Твою ж мать! – мгновенно позеленевший участковый в сердцах ударил кулаком по стене. Вырвавшееся из квартиры зловоние не оставляло сомнений в произошедшем.
Валентина Ивановна судорожно сглотнула.
- Вы можете не входить, если не хотите. У меня достаточно свидетелей, - взяв себя в руки, проявил чудеса сообразительности участковый. - Правда, мужики? – Лейтенант обратился к работникам ЖЭКа. Те, успев ретироваться обратно на площадку, безрадостно закивали. Судя по всему, повторно оказаться во взломанной квартире не хотелось не одному из них.
Оценив общий настрой, Валентина Ивановна повторно сглотнула, но избавиться от кома в пересохшем горле не смогла. Стиснув зубы покрепче, женщина сделал шаг вперед.

***
Прощальное письмо
Выдержка

Любимый брат, прошу, не суди строго за то наследство, что я оставляю тебе. Продай эту квартиру, слышишь? Незамедлительно продай! И ни к чему здесь не прикасайся! Ни в коем случае! Я не хочу, чтобы грязь моего существования запачкала твою светлую душу.
Пусть чужие руки наведут здесь порядок. Вынесут весь тот хлам, что я скопила с годами. Вернут этому месту первозданную чистоту и подготовят для новой жизни. Именно жизни, ибо мне хочется верить, что однажды здесь кто-нибудь будет счастлив.
Пообещай, Сашенька, прямо сейчас пообещай, умоляю, что дашь мне уйти окончательно и бесповоротно. Что ничего не оставишь себе, чтобы ничто более в этом мире не напоминало обо мне, одна лишь только могила и крест – символ небытия. Пообещай, умоляю?

***
Повергнутые в шок, они вчетвером смотрели на открывшуюся взору сюрреалистичную картину. Распластанный на полу труп, лужа бардовой крови со следами кошачьих лап и их обладательницы ввосьмером рассевшихся вокруг мертвой хозяйки. Ужас!
За трое суток прошедших с момента исчезновения Любови Николаевны Страховой из тела начали истекать жидкости, процесс разложения начался и вонь стояла невообразимая, щедро сдобренная запахом кошачьих испражнений, до рези в глазах. Непонятно, как это амбре не просочилось в подъезд.
- Господи – боже, - первой придя в себя, всхлипнула Валентина Ивановна. – Как же так? Любушка…
Обращенный в неизвестность вопрос остался без ответа, но помог участковому очухаться от увиденного.
- Ничего не трогайте! – велел лейтенант и, приблизившись к трупу, с видимым отвращением коснулся двумя пальцами пульса на шее. Хотя что тут проверять, Валентина Ивановна так и не поняла. Все же очевидно… Перед ними мертвец.
Испуганные кошки разбрелись по комнате.

***
Прощальное письмо
Выдержка

Дорогой мой Сашенька, прости, что в последние годы перестала отвечать на твои письма. Они все здесь, в ящике стола, и я смотрю на них время от времени. Вспоминаю о тебе.
О том, каким чудесным малышом ты был, как рос, учился говорить. Как прижимался ко мне, засыпая. Как разбивал коленки и приносил в дом новорожденных котят. Ты был таким жалостливым, добрым, заботливым ребенком. Хотя о чем это я? Ты и поныне такой, только уже мужчина, муж и отец.
А знаешь, ты заразил меня своей любовью к бездомным животным. Я стала кошатницей, жуткой, так мне говорят. Но я не обижаюсь, смеюсь. И кормлю их – моих красавиц, всех, кто приходит.

***
- Родственники?.. У нее есть кто-нибудь, кому следует сообщить о смерти? – обращаясь к Валентине Ивановне, спрашивал участковый.
Они разговаривали на лестничной клетке, ожидая, пока приедет труповозка и заберет тело. Работники ЖЭКа курили на межэтажной площадке, и запах сигаретного дыма, смешиваясь с доносящимся из квартиры зловонием, грозил удушить всех вокруг.
- Вы издеваетесь, что ли? Хотите, чтобы мы здесь все задохнулись? – прикрикнула на мужчин Валентина Ивановна, а участковому ответила сдержанно, по существу. Деловитость собравшегося лейтенанта произвела на женщину приятное впечатление. – Не знаю. Я никогда не видела, чтобы к Любушке кто-то приходил или приезжал. Она и меня-то на порог не пускала. Все в подъезде разговаривали или возле киоска.
- Киоска? – Участковый заинтересовался.
- Да, за домом. Роспечати. Любушка там работает… Работала, - поправилась женщина.
- Ясно, - протянул лейтенант, и Валентина Ивановна увидела, как он сделал пометку на чистом листе «сообщить работодателю».

***
Прощальное письмо
Выдержка

Помнишь, Сашенька, как я провожала тебя? Как стояла на перроне и смотрела вслед уходящему поезду? А ты просил, чтобы я не лила слез?
Так вот, я больше не плачу, никогда. Ведь я обещала тебе и держу слово. Теперь я только смеюсь. Всегда. Что бы ни случилось, я смеюсь. И этот так замечательно!

***
Наблюдая за тем, как кладбищенские работники опускают в могилу закрытый гроб, Валентина Ивановна смаргивала слезы сожаления. Из прощающихся с телом она и сотрудник Роспечати, молодой парень, когда-то бывший начальником Любушки. Именно он, с разрешения руководства, занимался организацией похорон.
Единственный брат Любови Николаевны на похороны не приехал. Почему, Валентина Ивановна не знала. Да и не хотела, собственно. Зачем?
Обнаруженное в квартире прощальное письмо женщина отправила по почте. Наряду с ним в бандероль положила ключи от квартиры, красный диплом политехнического университета, единственную найденную фотографию, на которой молодая еще Любушка держала на руках симпатичного, светловолосого мальчугана, отчет патологоанатома и стопку непрочитанных писем, хранившихся в ящике стола.
Отныне все связанное с Любушкой не ее проблема. Все что могла Валентина Ивановна уже сделала. Жаль, что этого оказалось недостаточно. Но кто же знал…

***
Прощальное письмо
Выдержка

Ну вот и все, дорогой мой Сашенька. Настало время прощаться, теперь уже навсегда. Желаю тебе долгой, счастливой жизни. Люби, и будь любим женою, детьми, внуками.
Со своей стороны могу пообещать, что, где бы я ни оказалась после, я всегда буду помнить о тебе. Всегда буду любить, заботиться, охранять.
Обнимаю крепко. Целую. Твоя сестра Любовь.
6 апреля 20**г
_________________

Маш, прочитала два первых рассказа...
"Пять минут" - такая тяжелая, но такая жизненная история - всего пять минут, и радостное ожидание обернулось катастрофой...
"Мгновения счастья" - такая сильная, атмосферная зарисовка. Даже мурашки пробрали, настолько реалистично описана каждая деталь - я будто сама побывала в той старой квартирке и видела те фотографии... И семья - конечно, это самое важное, что есть у человека, только порой за повседневными заботами забываем мы как это много, на самом деле, иметь возможность общаться с родными и близкими. Потрясающая история!
___________________________________

Алёнчик, привет.
Рада, что ты пришла, и что рассказ понравился.
Это одна из первых работ, которую частенько мне хочется подправить, но рука не поднимается. Боюсь испортить.
_________________

 » Старый дом

Близилась полночь. Кособокая луна заглядывала в помутневшее от грязи оконце, серебря своим светом покрытый годовалой пылью подоконник. Налетая порывами, бился о покосившиеся ставни суровый осенний листобой – свистел, злился, стучал в стекла, хлопал незапертой дверью, ругался на нерадивых хозяев. Бестолку. Никто его не слышал.
Спал старый дом. Спал глубоким сном благодатного забвенья – забытый, но не забывающий. И снились ему сны о днях не наступивших.
Вот взволнованно гремит посудой румяная хозяйка. Посматривает в окошки, нервно одергивая белоснежный передник. Мужа ждет, в сотый раз отирая от невидимых капель цветастую скатерть.
Стынет на плите кислый борщ. Аромат какой - так и просится в тарелку! Томится в утятнице поутру освежеванный кролик. Рядом закипает пузатый чайник – урчит, булькает.
Хорошо… Радостно…
Вскоре скрипнет калитка, хлопнет входная дверь, ступит в холодную хозяин. Тут и смех, и слезы и долгие объятья с лобзаньями. Вот она жизнь в красках. И щемит древесное сердце от собственной значимости – он хранитель, он очаг, его детушки!
А после зажурчит вода в умывальнике, поутру наполненном. Омоет хозяин руки, утрет лицо вафельным полотенцем женой поданным, и за стол, вкушать с любовью приготовленное. А его ладушка напротив. Сама не ест – глядит, любуется. Соскучилась словами не передать! Глаза на мокром месте.
Затем настанет миг и затопают по крашеному полу босые маленькие ножки. Вздрогнет уже заматеревший дом, вернется в детство. Загремит ложками на кухне, засвистит паровозиком как папа, поселит в углу дальней комнаты воображаемого паука – кем, как не им ужасным, приструнить расшалившееся дитя?
А после и за вторым дело недолго. И вот уже приходится воевать за игрушки, хранить секреты, делиться тайнами. Красота…
Но время безжалостно. Промчатся школьные годы, оставив в прошлом прописи, тетради, учебники. Забудутся с усердием выучиваемые стихи. Перестанут радовать пятерки.
Уже больше не ходит на работу хозяин. Попыхивает самокруткой на крыльце, читает книгу на кухне, сидит в кресле, глядя в окно - возраст. И только его пополневшая ладушка все также у плиты в белоснежном переднике, как и раньше выглядывает в окно. Ждет - уже не мужа, но внуков.
Вот сейчас приедут – обнимет, накормит, расспросит. Расскажет о страшном пауке, которого когда-то так уважали их родители. И всплакнет, когда придет время прощаться. А вместе с ней и поседевший дом скрипнет половицами – стареет.

***
Пошла на покой луна. Угомонился ночной ветер. Перестал биться в покосившие ставни, стучаться в окно, позабыл о незапертой хозяином двери. Грядет утро.
Потянулся старый дом. Похрустел облупившимися стенами, подобрался на просевшем фундаменте - пора…
Солнце встает, а вскоре за ним поднимется и хозяйка. Сложит потрепанный диван, укроет вышитой накидкой подлокотник и заглянет в комнату почившего мужа – как же перину не взбить? Нехорошо… Все что угодно для дорогого сердцу человека.
А после распахнет настежь и без того не закрывающуюся дверь, потреплет за ухо верного черного сторожа и засеменит в кухню. Время воду кипятить. Завтрак готовить, а то, небось, не успеет. Неправильно это - правнуков ждать за пустым столом! Неверно!
Зашкваркает масло на сковороде, зашипит плавясь. И вот оладушки на подходе – румяные, воздушные, молодые, не чета самой. Но и оттого развесело – удались, вкусные. Глаз еще видит! Рука делает!
Только сама не попробует. Сложит на тарелку со сколом, поставит на стол и присядет на табурет, отирая от невидимых пятен выцветшую скатерть.
Авось сейчас калитка откроется, и поспеют к горяченьким! Отведают. Чайку попьют. Порадуют…
Но не скрипит калитка, не раздаются голоса родненьких. Не приходят навестить долгожданные, не видят старческих слез. Не чувствуют.
Как не чувствует хозяйка слез старого дома. Для нее он по-прежнему молодой, только вчера поставленный. И целая жизнь впереди – дети, внуки, правнуки…
И долгожданный ночной сон, с которым не хочется прощаться. О том, чего никогда не было…
_________________

Начала читать ваши миниатюры, как-то все грустно(((( да, жизненно, но так тяжело и безнадежно((( надеюсь натолкнутся в них и на моменты счастья, ведь слезы бывают не только когда нам плохо, но и когда очень на хорошо.
_________________

 » ***

Твои глаза мне смотрят в душу
С портрета с черной летной.
И слезы горя жгут и душат
Потерянной вселенной.
Тебя я помню добрым, милым
Мои любимым братом.
Веселым, искренним, счастливым
Тем, кто по жизни рядом.
Сейчас, когда ты не услышишь,
Когда слова пустое.
Так хочется забыть о пошлом
И вспомнить дорогое.
Рыбалку, рваные носки,
Черешню и клубнику.
Моменты, черточки, штрихи,
Пластинки, голубику.
Те дни, когда совсем пацан,
Таскал меня с собою.
Когда портрет мой рисовал
Нетвердою рукою.
_________________

 » Мамочка. Прощание.

_________________