Твоим сердцем. Глава 12.

В этом доме все было неправильно. От хозяев, на первый взгляд казавшихся совсем не хозяевами, до его собственных сородичей, по какой-то нелепой причине возомнивших себя не теми, кем они должны быть. «А кем должны?» – насмешливо вопросил внутренний голос. Ответить было нечего, но Мокка ощутил еще большее раздражение – здесь его учили думать, полагаться на собственные выводы, решать самому, тогда как дома этого совсем не требовалось. Конечно, как всякое разумное существо, он сначала пытался, но ему показали истину – хорошо, когда за тебя решает старший. Более умный. Или сидхе, к которому ты поступаешь в подчинение. А здесь все было не так, и это буквально сводило с ума.

Повернувшись, Мокка посмотрел на Вики. Она сидела над книгой и, как всегда, была похожа скорее на ледяную глыбу, чем на живого ребенка, пусть даже и сидхе. После прибытия в этот дом он больше не чувствовал потребности кормиться ее кровью, теперь магии было предостаточно рядом, просто в воздухе. Он мог легко получать силы с каждым вздохом, но пока не решился сказать об этом своей маленькой госпоже. Ведь она точно уж не обрадуется.

Они родились вместе, последние дети, каждый у своего вида. Он был альбиносом, может, это его и спасло – сиды заметили и стали подкармливать странную зверушку. Плохое зрение и повышенная чувствительность к солнцу – не лучшие друзья пикси. Но за экзотическую внешность это можно было простить. Его подарили Вики в день двенадцатилетия как живую игрушку, и Мокка был рад получить свою собственную сидхе, которая будет питать только его. Тому, что больше не надо будет ждать жалкой подачки от кого-то из старших или наказания для провинившихся, чтобы пикси этого дома могли напитать себя силой. Даже сейчас, при воспоминании о голодных временах, его желудок свело судорогой, и появилось желание спрятаться, когда Вики будет уезжать, хотя такого он не сделал бы. Наверное. Здесь было достаточно пищи на всю их колонию, оставшуюся в американском сидхене. Дом, милый дом.

К нему хохоча приближалась стайка пикси. Их цветастые крылья трепетали, поддерживая маленькие хрупкие тела в воздухе. Здешние были прекрасны, как бабочки, куда там ему со своими стрекозиными стекляшками... Мокка был чужаком и не имел иллюзий насчет своего положения. Именно поэтому носил так надоевший красный, который, по сути, не приветствовался в родном сидхене – там следовало оставаться как можно более незаметным. Здесь этого делать было нельзя, иначе сразу сочтут шпионом, а такие не возвращаются.

– Макха, – над ним зависла маленькая красотка с лимонно-желтыми крылышками, – почему у тебя женское имя[1]?

– Я Мокка, – злобно выдохнул он и тут же приказал себе быть спокойнее. Она не хотела его обидеть, а даже если и так, то сделать он ничего не мог.

– Но мы думали, что именно поэтому ты все время в черном, – недоуменно ответила пикси. – Меня зовут Тэгвен, это значит «прекрасная». А что значит твое имя?

– Мокко, это один из сортов кофе, – пробормотал он уже менее злобно. Слишком сильным было недоумение в ее голосе, чтобы счесть оскорбление намеренным.

– Тебя назвали в честь кофе? – она приземлилась на стол и подошла ближе.

– Да.

– А почему? Он такой вкусный?

– Не знаю, – этот разговор задевал его, хотя Мокка и не понимал, чем. – А почему тебя так интересует значение моего имени?

Пикси оперлась локтями на подушку, на которой восседал гость, и посмотрела ему прямо в лицо. Она явно оценивала его, обдумывала, можно ли сообщить ему то, что уже рвалось с языка. Потом на ее лице отразилось понимание, и даже какая-то печаль, которой Мокка не понял. Наконец, Тэгвэн решила.

– Мне говорили, – осторожно начала она, – Кайла говорила, что у вас так. Мне нужно было проверить. Для нас всех.

– Что? – он чуть наклонился, взглянув ей прямо в глаза.

Желтые радужки с черными крапинками зрачков столкнулись с переливами красного. Во взгляде одного читалось презрение, прятавшее интерес. Во взгляде другой – теплота и сожаление.

– У нас имя каждого фейри значит то, что он несет в этот мир, – Тэгвэн говорила тихо. Так, что слышать мог только другой пикси, находящийся очень-очень близко. Не для ушей Вики. – Мы все – частички большего, одного целого. Не только сидхе, но и феи-крошки, и гномы, и сильфы, и русалки, и многие-многие другие.

– Я не понимаю, о чем ты, – голос Мокки дрожал. Он не хотел понимать, не хотел слышать то, что ему говорили сейчас.

– Ваши имена не значат ничего, – тонкие женские руки обхватили его лицо, не давая отвернуться и заставляя смотреть в глаза дальше, – в них нет памяти, нет основы. Красивые сочетания звуков. Что ты несешь в этот мир, Мокка? Что несут остальные пикси твоего дома?

– Отстань от меня! – он выпутался из ее хватки, отклонившись так далеко, как только смог.

Знать, что прав тот, кого ты считал врагом, всегда больно. Понимать, что враг тебе не он, а ты сам – еще больней.

– Я лишь сказала то, что должна. – Тэгвэн покачала головой. – Это слова Сегунды, не мои. Она заставила меня их заучить и сказала, чтобы я передала тебе.

– Одна из Видящих, – он почти выплюнул эти слова.

– Да, Оракул, – подтвердила пикси. – Она сказала, что будет рада поговорить, если тебе будет это нужно.

– У нее были видения обо мне? – Мокка будто похолодел изнутри. Чего ему меньше всего хотелось, так это знать, что уготовано судьбой.

– Она не говорила, – Тегвен отрицательно покачала головой. – Но сказала, что ты милый.

Маленькая красотка улыбнулась и взлетела к другим фейкам, оставив ошарашенного Мокку сидеть в той же позе. Он решительно не понимал, что сейчас произошло. Даже намеки, что его дом выродился, а родичи превратились в домашних животных, не поражали так сильно, как тот факт, что Оракул признала его «милым».

Оракул.

Его.

Мокка оглянулся. Вики сидела в той же позе, лениво перелистывая страницу. Ей обещали, что чем раньше она закончит обучение, тем раньше сможет вернуться домой. Хозяйка даже не обратила внимания, что ее звереныш общается с себе подобными. Даже не заметила. От этого почему-то стало противно и горько больше, чем обычно. Странно, ведь для него не было секретом, что для Вики он что-то среднее между телефоном и карманной собачкой, так на что обижаться? Уж не на то ли, что все могла бы быть по-другому, родись он здесь, а не там?

Вздохнув, пикси откинулся на подушку. Ему необходимо было встретиться с Сегундой, но как можно незаметнее.

Знать бы, как именно.

***

Полотняный мешок в ее руках не был тяжелым, скорее наоборот – слишком легким для своего объема, но это только для того, кто не знал, что находится внутри. О своем последнем увлечении Оля не распространялась. Не потому, что боялась насмешек или знала, что в доме есть предсказатели гораздо лучше, просто... она, наверное, даже и не знала, почему. Руны не были новыми, она привезла их из Дублина, получив в подарок от одной из ведьм тамошнего ковена. И, сказать честно, она вообще не знала, зачем за них взялась спустя столько времени. Предсказание никогда не было ее сильной стороной.

Деревяшки звонко стучали друг о друга внутри, и этот звук успокаивал. Не хотелось думать ни о чем, но мысли сами упрямо лезли в голову. Она обдумывала свой сон, возвращаясь к тем воспоминаниям в который раз. Честно говоря, Оля радовалась тому, что ей приснилось – теперь страх сновидений утих, а кошмары, ранее бесконечные, мучили намного реже. Пусть даже то, что было предсказано, и не окажется правдой.

Запустив руку в мешок, Оля начала вытаскивать руны одну за другой, выкладывая их крестом. Ровно семь штук. Деревяшки с записанным на них грядущим. Странно, как люди склонны им доверять, а еще более странно, что они иногда говорят правду. Причуды судьбы.

В настоящем стояла прямая Эйхваз. «Тут и сейчас – препятствия, которые проходят. Временные трудности. Помощь близких, чтобы согласовать свои действия с миром».

Пожалуй. Вот только вряд ли исполосованное шрамами тело можно было назвать временными трудностями. Хорошо еще, что лицо в порядке, и при желании можно скрыть остальное от большого мира.

В прошлом – прямая Хагалл. «Обычно свидетельствует о неких печальных событиях или сложном, а порой и разрушительном периоде в жизни. Она тесно связана с природными явлениями и катастрофами, событиями, которые древние назвали бы проявлением воли богов. Хагалл говорит о переменах, которые могут восприниматься как болезненные и нежелательные, но непременно положат начало времени подъема и роста».

Смешок вырвался сам, но не как признак веселья, нет. Нервное. Слишком точно предсказание, слишком четко выдало все, будто на ладони.

В возможном будущем оказалась прямая Феху. «Материальная выгода, или удача в любви?» Выражай свои чувства и получишь отдачу, скорее так.

Любить окружающих в этом доме было легко, только Вики – колкая, как ежик, заставляла опасаться злого языка. Ану говорила – девочка пока не понимает, что причиняет боль другим, но со временем научится быть тактичной. Она, конечно же, права.

На что обратить внимание, говорила Тейхваз. Прямо. «Мужчина-воин, который врывается в жизнь, подобно урагану».

Вот о ком это? Уж не Тола ли, который имел привычку появляться из ниоткуда? После похищения он взял обычай следить за Олей, считая себя частично виновным в том, как все получилось. Глупо, ведь виновных кроме нее самой не было. Нужно было... сделать многое не так, да и вести себя по-другому. Вот только раскаянием ничего не изменить. Прошлое – на то и прошлое.

А может, Дарен? К нему ведьма относилась с опаской, хотя и понимала, как сильно мужчина связан со счастьем Жрицы. Ану вырастила ее как мать. Чужого ребенка, случайно замеченного в парке. Что, кроме уважения и обожания, это могло вызвать? Поэтому и Дарена Оля рассматривала сквозь призму отношения Жрицы к нему. Тот, кого так любят, не может быть плохим, верно?

Причиной трудностей стояла Уруз в прямой позиции. «Сила, которая пришла неожиданно, которую не получается контролировать. Нужно подготовиться к новой возможности, которая поначалу будет выглядеть как потеря».

Вранье. Сил не было ни на что, даже обычный морок, который фейри называли гламором, давался с трудом. С трудом давалось и многое другое, что раньше она делала просто и не задумываясь: встать с постели утром, выбрать одежду, спуститься к завтраку. Вообще все. Каждый день. Или это снова относилось не к ней напрямую, затрагивая только касанием. В любом случае, возможная трактовка от ведьмы ускользала.

В лучшем, что можно ожидать – прямая Беркана. «Семья, ребенок, свадьба? Или все вместе? В любом случае, это будет благословением».

Здесь наверняка говорилось о ребенке Фир, которого все ждали с нетерпением, едва ли не как сами родители. Мысль вызывала улыбку. Оля любила детей, хоть и не могла представить себя матерью. И... думала об этом. До похищения. Теперь перспектива представлялась если не совсем отдаленной, то совершенно никакой. Но люди же живут как-то... без? Кроме того, в этом доме и так все – семья.

И Гебо – вывод: «Олицетворяет гостеприимство, щедрость и справедливость, знания, полученные от сведущего человека, и, кроме того, является символом помолвки, бракосочетания и счастливого окончания важных дел».

Это, конечно же, относилось к проблеме с вампирами... по крайней мере, в голову не пришло ничего иного. Оля, безусловно, слышала обо всем, что происходит, хотя и не принимала участия. Или... все просто было притянуто за уши, а предсказатель из нее был отвратительный. Второе – вероятнее.

***

Телефон зазвонил внезапно. В этом не было ничего странного, ведь в доме звонки могли раздаваться в любое время – слишком много знакомых со всего мира имели хозяева. Скорее уж странно было, что телефон вообще работал в сидхене, живом доме, полном магии. Увы, но поднять трубку было некому – просто так сложились обстоятельства, поэтому сработал автоответчик и сбивчивый женский голос произнес на ирландском:

«Госпожа Жрица, открылись врата межмирья. Кажется, у нас странник из закрытого мира, из самого сидхена, который попросил вашей аудиенции именем Богини. Он прибудет к вам завтра. Его сопровождает мой сын, Малькольм... Ах, да. Наш гость представился как Мидах. Самолет прибудет в 15:10 по вашему времени, рейс В2–851 из Лондона. Я надеюсь, вы помните Малькольма? Их нужно встретить. Ох, Богиня, все так неожиданно! Позвоните, когда они прибудут, пожалуйста...»