Труп (18+, слэш) бу бу бу)))

Иванна, так Майку бэдэсэмэшник не подойдет))) ему нра, когда против воли))

Наташ, Спасибо за понимание...
_________________

ууу, Майк, садюга!!!

 » глава 7

думаю, слабонервных тут давно не осталось, агась?)) некого просить удалиться! хотя, нет...Лидуся вроде самая нежная..Прости, Лидусь!

Моник все же нельзя было считать окончательно сукой. Проблески человечности теплым, добрым светом скользили по мрачным очертаниям ее сущности. Жена этого уебка, (которому ты услужливо отдал меня), в моменты, когда сам уебок временно предпочел забить на факт моего существования, заботливо потянула гостя в ванную. Лишь чьими-то усиленными молитвами, я удерживал вертикаль положения, уже, правда, потеряв счет количествам провалов в бессознательное. Вот, когда боль приутихла настолько, что реальным стало четко определить местонахождения ее очагов, я, за каким-то хером, принялся анализировать происходящее.
Моник тащила меня мыться, приговаривая по дороге, что б не ревел, что, блядь, все не так уж и плохо… Я правда плакал?!
Зад пек огнем, спина отзывалась впечатляющими прострелами. Горло, твою мать, и то горело. Губы – Майку нравилось представлять, как он меня душит, до одури сдавливая ладонью рот. Лицо – пощечины, а скорее, мой низкий вой, который следовал за каждой, забавляли детектива. Но хуже всего было чувствовать внутренние повреждения. Они имелись, твою мать, иначе, кровь не продолжала бы капать с меня на паркетный пол жилища Торенсов. Сколько раз я слышал шелест упаковки из-под презерватива, затрудняюсь вспомнить, но, в конечном счете, этот ублюдок, решил, что без резинки куда веселее продолжать мое моральное уничтожение. Майк кончил, как минимум дважды, но все равно, сполз с постели крайне неудовлетворенным.
«Недостаточно парень тихий» - посетовал детектив жене. Он ведь мой труп хотел поиметь, кажется.
«В день их знакомства со Стивеном, Майк вел себя так же грубо. – Женщина, не сказать что в хорошем настроении, но эта отвратная, беззаботная улыбка не сходит с ее лица. В определенный миг, я порываюсь даже ударить Моник, от кипящей внутри жалости к самому себе и ее такой несвоевременной, похуистичной меланхолии. Но тут я слышу твое имя, и пальцы, вцепившиеся в локоть Моник, соскальзывают по ткани рукава. – Только Стиви не хныкал как ты, он, помню, вытирал разбитый нос и приговаривал Майклу, смеясь «завтра я сделаю так, что ты забудешь, как тебя зовут». И, знаешь, назавтра Стив вернулся и отомстил Майку. С тех пор они частенько отрываются вместе».
Мне не стоило смотреть в зеркало – это был довершающий удар по расхлябанной психике. Когда в черепной коробке все еще толчками шарахает давление, а конечности унизительно дрожат, вид собственного обнаженного тела, перепачканного спермой и кровью, мягко говоря, впечатляет.
Я, помнится, окончательно расклеился, прося Моник оставить меня одного, и, вдруг осознал – в долбанной квартире Майка нет межкомнатных дверей. Даже в ванную. Грузно осел на кафельный пол, до судорог стискивая пальцами свои голые колени, рыдая, от новых наплывов боли внутри. Мне стало безразлично, какое уродство только что показало отражение огромного зеркала – существо в нем, не могло быть мною. Машинально втягивая носом приторный, липкий запах разврата, которым пропиталась кожа, я проклинал себя, и, чего кривить душой, тебя, Стив. Проклинал, как самое большое на свете зло.
Не помню, когда Торенс насильно отрывал меня от ледяного пола, всовывал в какую-то чужую одежду, как волок к машине. Не помню, о чем он говорил мне, по дороге домой. Совершенно не помню момента, когда Майк заводил меня в твою спальню, убеждая, что больше не сбегу, не смогу физически. Напрочь забыл, как детектив заставил меня проглотить пару горьких таблеток, и как безжалостно, после, его руки обошлись с моими запястьями – острым ощущениям почти удалось прогнать адскую сонливость.
Я просто знаю, все это происходило. А память…она, должно быть, ослепла и оглохла, уберегая меня от многоцветия образов. От того, что в миру зовется сумасшествием.
События следующих суток нереально было выставить хронологически – мир мутировал на моих глазах, корежился и видоизменялся. Куда уж тут до чьего-то горя и страха! Голова, что время от времени, моими нечеловеческими усилиями отрывалась от сбившейся подушки, была горячей и звенела чугунными колоколами. Остальной пучок нервов, воспаленных болью ранее, и ныне притупленных, (о, я все же понимал это), действием наркотика, то есть, мое родное тело, командам разума больше не подчинялось. Язык пек горечью, и слабо ворочался в вязкости слюны – сомневаюсь, что смог бы произнести хоть что-то внятное, даже если бы приложил усилия. Я не прилагал.
Торенс не хотел, что б я подавал голос. Ему мечталось трахать труп, и он делал все, лишь бы вынудить поверить меня, и главное, себя – с ним в постели действительно мертвое тело. На миллисекунды, ему это почти удавалось – я труп, не более. Самовнушение, Стив, опасная штука.
Но если мое тело и не слушалось хозяина, то, к сожалению, полностью чувствительности оно при этом не потеряло. Запястья снова и снова натирало врезающимися кожаными полосами ремня, пока боль, не обернулась жжением, а затем, и вообще опасным, дискомфортным теплом. Не звучи это глупо, я бы поклялся – нечто подобное ощущается и там, внутри. Страшнее, пожалуй, не бывает – когда боль, вторящая грубым рывкам проникновений, трансформируется в тянущееся, тупое укачивание. Плавное, до тошноты частое, и, главное, терпимое. От которого не орешь, срывая голосовые связки, но все больше и больше проникаешься презрением к самому себе – перепачканному чужим грехом, спокойно переносящему позор.
Майкл вертел меня, как пустую, бездушную оболочку, то снова укладывая на живот, то, отвязывая руки, ставя в какую-то новую, акробатическую позу. После, в ход пошли мои волосы – к изголовью кровати, и без того совершенно покорный я, теперь был привязан именно за них. Торенс не прогадал, если попутно, желал доставить своему «трупу» свежих впечатлений. Пряди тянули кожу на затылке и на темени, новыми всполохами неприятных ожогов красили сознание.
День был сейчас или ночь, не играло никакой роли. Кажется, большую часть времени, я старался проводить с закрытыми глазами – искаженная реальность вызывала отвращение. Там, в ней, меня насиловал другой мужик. Немыслимо долго, извращенно и громко. Зажмурься я, эти звуки реально было спутать с давно засевшими в воспоминаниях впечатляющими кадрами из ужастика. Но когда, я опять неосмотрительно разлеплял веки, отхватывала паника – кошмар происходит со мною, сегодня я был героем фильма.
От звуков этого, уже чужого, недружелюбного ко мне мира, кожею бежал озноб. Граничащее с хрипом, перемешанное стонами разочарования, гнева, и, в итоге, порочного удовольствия, низкозвучное дыхание детектива. Оглушающий, аритмичный бой собственного сердца, и поскрипывание постели под тяжестью двух тел.
Еще, шорох простыней, трение раздраженной кожи, и влажные, едва различимые соприкосновения потной. Почти невесомые, приглушенные действием наркотической дряни, мои учащенные выдохи.
Звуки сводили с ума.
«Блядь, Рэй, почему ты такой горячий внутри! Это бесит…»
Что ж, верно, трупы холодные. И там, куда сейчас с таким остервенением вбивался член Торенса, и мой рот, где он был совсем недавно, в том числе. Трупы холодны везде. Помаленьку, в задурманенный разум соскальзывали идиотские мысли – должно быть стыдно, что жив, когда от меня ожидают иного. Должно быть, гадко от самого себя, выслушивая причитания Майка – доставляю ему хлопот. Чувство вины совершенно сбивало с толку, оно было лишним и нелогичным сейчас, и все же, я никуда не мог деться – представлял, заново, заново, заново, варианты самоубийства. Вернись ко мне способность двигаться…
Майку всего лишь следовало успокоиться, и пусть на какой-то час оставить меня наедине с новым, уродливым миром насилия – тогда я мог бы попытаться свести счеты с жизнью, одним махом разрешив херову кучу проблем.
Оставалось ли в сознании, в эти часы, место для огорчений от предстоящей потери? Стив, как ты считаешь, я жалел, что уйду?

Нельзя сказать, что я проснулся, потому как и состояние, в котором пребывало мое сознание, обычным сном не являлось. Инстинктивно пытаясь уравнять дыхание, вдруг замечаю, что оно достаточно спокойное, и паниковать не стоит. Подтягиваю к лицу руки, на что затрачиваю непомерные усилия – тело, словно не мое. Словно оно занимает всю кровать, и рискни я приподняться на локтях и посмотреть на себя, умру от шока. Хотя, нет, не умру. В спальне темно, как в склепе, а в полосе между неплотно задернутых гардин сереет ночь. Просто не смогу себя увидеть.
Пальцы на ногах занемели, и едва выходит пошевелить ими. Перекатываюсь на бок, взвывая от прострелов в спине. Ребра, и те ноют. Майк что, пинал меня как мяч? И все равно, ощущения притуплены и поверхностны, как если бы я был изрядно пьян. Долбанный наркотик до сих пор в крови, дурманит, подавляет страх и спасительную логику. Между тем, не скажу, что разочарован таким положением вещей – трезвость мыслей сейчас ни к чему. Это угробило бы меня, Стив.
Руки, почему-то влажные, и воняют гнилостным. Кожа на запястьях все еще сочится чем-то вязким, но это не кровь. Я шумно втягиваю стойкий, густой запах, утыкаясь носом в ладони, и пальцы немощно путаются в сбившихся прядях волос, упавших на лицо. Не хочу ничего – дышу по инерции. Во рту терпко и сухо, но сама мысль о том, что бы попить чего-нибудь, чересчур проблемная. Ведь для осуществления подобного фокуса, необходимо подняться с постели, и пройти на кухню, а у меня огромные сомнения на счет того, что ноги будут держать. Еще через пару минут, проведенных в молчаливом созерцании своего уродливого внутреннего мирка, вынужденно принимаю как факт – вставать все же придется, нужно в туалет.
Твоя квартира просторна лишь, когда горит электричество, а вот в полумраке, совсем обычная. Иду на ощупь по коридору, вспоминая, где находится таинственный выключатель. Колени дрожат, как у старика, а в голове, словно в невесомости, парят, ударяясь одна об другую, обрывки мыслей. Здравый смысл мертв, остались одни инстинкты. В чернильном мраке комнат неожиданно легко отыскиваю ванную комнату, падаю на унитаз, догадываясь, что ради исключения иногда, когда сильно тянет назад в странное беспамятство, можно писать и сидя. Я не думаю о том, что умереть сейчас показалось бы страшно, жажды жить, больше нет. Однако упасть на кафельный пол и размозжить себе башку, пока не тянет.
Теперь вижу, включать свет нужды нет. Шаткие ноги сами ведут на кухню, где я, поистине удивительно, без проблем нахожу на одном из столов, полупустую бутылку минералки. Все, что требовалось, сделал. А электричество… зачем? Темнота, обращая меня в полуслепого, так искусно маскирует все ужасы реального. Я сонный, а разум угнетен психотропной дрянью. Так теперь и должно быть, всегда. Упаси Господь снова возвращаться в то место, где есть стыд и презрение к самому себе.
Бреду коридором, ведя костяшками пальцев по стене, припадая к ней плечом, и несколько раз жалко спотыкаясь на ровном месте, чудом удерживая равновесие. Я не хочу к тебе в спальню, Стив. Кажется, сам воздух в ней пропитан моим позором, и застывшими под самым потолком, рваными криками. Лишь на какое-то время притаившимися, но в любую минуту готовыми, запоздалым эхом разбить звенящую тишину.
Я не хочу вспоминать о том, что происходило со мною. Думать не хочу. Мой новый мир, в котором темно и просто, позволяет быть апатичным. Я планирую оставаться в нем, Стив, ведь обратно, в тот, прежним мир, где есть потерянная жизнь, так запросто забывшие обо мне родители, ублюдок Майкл Торенс, и ты, долбанный лжец – дороги больше нет.
Подсунув под себя одеяло, немного поерзав, и наконец, найдя более-менее приемлемую позу, при которой, через позвоночник не бьет тупой болью, и короткие спазмы внутри затихают, я понемногу расслабляюсь. Сердце стучит мерно, умиротворяющее. Темнота, затопившая мою отвоеванную у отчаянья и страха, личную реальность, баюкает.
Мы спали здесь вместе. Постель пропахла тобой, я против воли углубляюсь в изучение знакомого запаха, водя щекою по плоской подушке. Плевать, Стив, что ты меня предал. Плевать, что придя в себя утром, я приму единственное верное решение. Сейчас на все плевать.



Уже второй день у меня все валилось из рук. Я без особых причин раздражался на работе, огрызался с коллегами, к которым, хоть и был приставлен специальным сотрудником главдепартамента, а все-таки имел обязанность проявлять как минимум уважение и такт. Казалось, гипертрофированная хладнокровность, черта, присущая, в принципе каждому опекающему свою психическую стабильность почтальону, пугала моих временных сотрудников. В любом случае, я не раз замечал тяжелые косые взгляды в свою сторону, и перешептывания за спиной.
Лежащие на секционных столах, два из пяти, выданных нам для экспертизы тела, как и предыдущие три, принадлежали жертвам одного и того же религиозного фанатика. Долбоеба, возомнившего себя мессией, и пытавшего несчастных единомышленников, серной кислотой, (оценить его труды я мог, «любуясь» многочисленными химическими ожогами кожного покрова тел), правительство, опасаясь волны протеста со стороны католической церкви, сразу же по уровню угрозы приравняло к террористам. На поимку маразматика, проповедовавшего по сети интернет «смерть в муках, как очищение души», бросили лучших людей госдепартамента, и без малого, полдюжины медиков-криминалистов.
Происходящее, почему-то не воспринимались мною в должном свете. Сегодня это были просто тела, рядовые клиенты. Я едва ли не впервые не мог примитивно разглядеть в них погасший свет духовного, не видел отпечатка личности на обработанных парами формалина, изуродованных кислотою лицах. Трупы людей, погибших страшной смертью, должны были уж если не воззвать к сочувствию, то хотя бы натолкнуть меня на определенные размышления.
А еще, при всем трагизме ситуации, я просто обязан был тащиться от собственной важности – меня выбрали, как одного из лучших. При том, что официально медэкспертом я успел стать всего несколько дней назад. Только профессиональной гордости не было. Ничего позитивного вообще.
Ты отключил телефон, Рэй, и мне приходится гадать теперь, чем занято самое дорогое для меня существо. Завершив аутопсию последнего из тел, заметил, что довольно поверхностно составляю заключение по нему, вслух матерюсь, чем вызываю еще большую антипатию к себе, у коллег.
Ты можешь сейчас стоять за разделочным столом, чистя рыбью шелуху и внутренности, почти как я, полчаса назад, блядь! И я практически вижу, как сопишь себе под нос, пытаясь, не выпачкавши лицо, убрать с глаз надоедливую прядь волос. А может, пьешь. Пьешь, Рэй? Все еще злишься на отчима, мать и сестер, на меня, в итоге. На те деньги, что я оставил тебе, накупил дешевого вина – удивлюсь, если хорошего, и по-тихому глушишь его, сидя перед телеком, или атакуя моя комп.
Пиздец, сколько в моем ноуте такого, чего тебе нельзя видеть, малыш. Не уснешь ведь потом, суток так несколько. Это же работа, то, чем живу – будто уже сейчас, на расстоянии в триста миль, готов начать перед тобою оправдываться, за то, что невольно шокировало тебя в моих документах. Это просто безжизненные тела, Рэй, ни больше, ни меньше. Короче говоря, лучше бы порнуху посмотрел. Уж там тебя ничего, думаю, не испугало бы.
Меня просят просмотреть пришедшие факсом результаты биохимии фрагмента тканей, найденных на теле жертвы аналогичного убийства, совершенного позавчера, в соседнем городе. Следователь собирает «почтальонов» в своем кабинете, тут же, при лаборатории. Нам стоит сравнить полученные данные с результатами сегодняшней экспертизы – под ногтями одного из тел, которые мы осматривали, также были обнаружены частички кожи. Важность момента сушит мне горло. Сверяя документы, я уже вижу несоответствия в пробах тканей, и готов вступить в спор, если кто-то выскажет мнения, что пробы идентичны… Я не замечаю, как погружаюсь в работу, Рэй, уже под вечер, невыносимо долгого дня, который я провел, размышляя о тебе.
Мой гостиничный номер, почти уютен. По крайней мере в нем не царит стерильности холодных, матовых оттенков, от которых меня уже слегка подташнивает. Этому покрывалу лет двадцать, не меньше, и после бесчисленных стирок, оно офигенно выцвело. Провожу ладонью по вульгарно цветастой материи, которой накрыта моя кровать. Простынь, под ней, пахнет дешевым порошком – тебя бы сюда, малыш. Впечатать в постель, заставить пропотеть и перебить холодный аромат чистых простыней, юным, животным, твоим ароматом. Лежу на левом боку, без интереса скользя взглядом по номеру. Сердце возмущается, ему тяжело – нехер было мне шесть стаканов кофе в себя опрокидывать. Немного послушав его аритмичное нытье, сдаюсь. Переворачиваюсь на живот, и тут же отползаю к краю кровати, свесив руку, нащупываю сброшенные на палас, джинсы. В кармане лежит мой мобильный, на который ты, мелкий паршивец, так сегодня ни разу не перезвонил.
Вот вчера, ты точно пил… размышляю, ненужным движением проверяя смс сообщения – услышал бы уже, если б пришло. Сказал, что идешь спать, хотя было еще довольно рано. Соврал? Нажрался до потери пульса, и в какой клуб поехал, небось? Надеру тебе задницу, если так. Если блядь с тобою что-то произошло, Рэй, убью нахер!
Еще один день, и я вернусь. Всего один день на чужом почтовом отделении, затем, переночую в гостинице, и послезавтра утром возвращаюсь. Пофиг, что толком ничего не ел эти двое суток – кофе, магическая субстанция, когда требуется энергия, а сытный завтрак\обед неслыханная роскошь. В желудке противно урчит, но вставать и спускаться в ресторан облом. Еще больший облом, звать сюда обслугу. Облом, и все.
Телефон манерно пиликает, забавляйся я тем, что меняю мелодию вызова. Надоедает, отбрасываю в сторону. Бесит собственная пассивность – не знать, чем ты сейчас занимаешься, просто грешно. В конце концов, примеряясь с необходимостью просить этого ублюдка об одолжении, и отгоняя тяжелые предчувствия надвигающейся беды, если услышу, что детектив заинтересованно притихнет, вдруг вспоминая о твоем существовании, Рэй, в мое отсутствие, набираю номер Торенса.
Его жена, хвала небесам, ты никогда не удостоишься чести познакомиться с этой мадам, заказала Майку убойную песню, которую я вынужден прослушать, каждый раз, ожидая, пока он снимет рубку. Гудки, куда лучше. Нудные, проверенные звуки, к которым у меня развилось приятное привыкание…
Торенс, этот старый садистский пидор, вероятно, очень занят, если не отвечает. Раздраженно отбрасываю мобильный на край кровати, вздыхая так, будто мои легкие безразмерные. Нет, я поеду завтра же вечером, сразу из лаборатории. Ты и знать не будешь, что я уже возвращаюсь, Рэй. Надеюсь, приятно удивишься, но даже если нет, я буду до сумасшествия рад заключить тебя в объятия, добиваясь хруста молодых костей. Станешь отбиваться, но я останусь непреклонен – задохнешься от поцелуев. Заставлю тебя кончать, малыш, с моим именем на губах и блядскими извинениями, за то, что вырубил свой телефон. Держись, Рэй… ты неслабо разозлил меня.



Кровь засыхала в носу, мешая обыденно втягивать кислород, и потому, я сидел с приоткрытым ртом, дыша через него, и параллельно слизывая кончиком языка с губы, соленую приторность. Как душевнобольной ребенок-переросток. Торенс недавно довольно сильно вмазал мне по лицу, чем, правда, мгновенно привел в себя. Боюсь, иначе бы моя истерика длилась вечно.
Твоя гостиная представляла собою могильник уничтоженной литературы. Да разве только ее? Раскуроченные системник, разбитый монитор, и до сих пор стекающие по пестрым обоям таинственные жидкости твоей домашней лаборатории – здесь полегло все. Ты убил бы меня, Стив, если бы увидел. Вернее, если бы когда вернулся и увидел сию картину, я все еще оставался жив.
Хер тебе. Майк, какой ни ублюдок, а чертовски прав – я проблема, решение которой элементарное до абсурда.
Торенс интересуется, и по-моему не впервые, зачем я обрезал волосы. Он огорчен этим фактом, и, забавно, я даже знаю, почему. Ему понравилось накручивать мои пряди на кулак во время…ээ… да черт с ним, забудь. Я ничего не говорил только что.
С недавних пор возненавидел зеркала, они не лгали, а выносить правду я уже не мог. Мое лицо покрыто синяками, Стив, и скорее напоминает лицо члена уличной бандитской группировки, после хорошей драки, чем парня, которого ты помнишь. Твою любовник жестокий мужик, однако. Я, блядь, так и не понял, что от меня требовалось, взамен на нормальное человеческое отношение. В какой-то момент, еще там, в квартире Торенсов, моя внутренняя планка рухнула. Смейся, но тогда я готов был просить о помощи, умолять прекратить издевательства, стать на колени, и целовать ноги детектива, лишь бы ушла боль. Но после, чуть погодя, пришло и осознание – Майкл не тот, кого можно разжалобить. И хорошо, что даже не стал пытаться.
Сегодня, я окончательно вернулся в сознание, уже многим позже обеда, ощущая себя заразно больным и проклятым. Ныли растянутые мышцы и ушибы на теле, пек зад и загрубевшие от подсохших ран, запястья. Самое кошмарное, не было сочувствия к себе. Ничего, кроме презрения.
Тело, как доказательство, как пятно грязи на снегу. Я ненавидел ту жалкую мразь, которую мне выдавало отражение, но больше всего, волосы этой мрази. Остервенело кромсал их лезвием бритвы, сериями взмахов трясущейся руки, прямо под корень. Ушлепок, являвшийся мною, сам заслужил свой позор – волосы, лучше, чем у любой дорогой шлюхи. Заманчивее, шелковистее, длинней и натуральнее. Поэтому Майку так понравилось трахать меня, Стив, да?! Поэтому, он кончал мне в рот, что потом удобно было вытереть себя этими проклятыми мягкими прядями?
Не поэтому ли я приглянулся тебе, Стив, что с этими долбанными патлами чересчур напоминал девку?
Только что я признался Торенсу, что он победил. Мне нет смысла спорить с очевидным – здесь больше не место ничейному трупу, его следует возвратить туда, откуда он явился. Интересуюсь у Майка, сам не понимаю зачем, расскажет ли он тебе, как я умру? Наверное, мне все еще любопытно пофантазировать над твоей возможной реакцией – отданный в аренду «труп», пожелал умереть.
Наш с тобою общий друг отрицательно машет головой – нет, ты не знаешь о его планах. Тогда я спрашиваю, потому ли он подталкивает меня к размышлениям о суициде, что хочет воплотить в жизнь свою самую больную мечту? Майкл улыбается, широко и открыто. Его стоит уважать уже за это, Стив. Он не врет мне, в отличии от некоторых.
«И пускай это будет только твое решение, Рэй. Если да, позвони мне в одиннадцать, и просто скажи, что едешь. Я буду ждать»
Торенс протягивает мне стеклянный пузырек, с несколькими молочно-белыми капсулами на дне. Я догадываюсь, что в них, и готов проглотить наркотик прямо сейчас, едва лишь Майк выйдет за порог. Взгляд выдает меня с потрохами, детектив предупреждающе посмеивается, водя перед моими глазами указательным пальцем, ни-ни.
«Этого не достаточно, что бы сдохнуть, сопляк, не напрягайся даже! Приспать тебя, притупить боль, возможно. Так что давай не будем портить торжественности предстоящего нам вечера!»
Не выдерживая, начинаю ковыряться в носу – сухая кровь реально мешает. Бездумно пялюсь на разбросанные по гостиной мед журналы и книги, ты дорожил ими. А я, Стив, веришь, я дорожил нашими отношениями. Я верил тебе, как последний болван.
Окликаю Майка, он вопросительно мычит из коридора, мол, чего еще хотел?
«Стив когда-нибудь признавался тебе в любви?»
Я ожидал привычного смеха, с нотками грубой самоуверенности и превосходства. Однако Торенс угрюмо молчит.
«Так как?» я нетерпелив, как только может быть человек, накачанный психотропными.
«Расслабься, сопляк, Стив этого не умеет. Ему не нужно никого любить, он хуев мясник, потрошащий трупы в морге! Дошло?! Мать твою, херов малолетка, дошло!?»
То, по какой причине детектив Торенс взбешенно орал, не дошло точно. Его так разозлило, Стив, что ты можешь быть таким. Хотя…нет, ведь не можешь.
_________________

РРРР! Убить Майка и его дорогую женушку!!!
Не так уж плохо?!?! Да она... она...
Бедный Рэй... Ксюш, не зря тебя называеют жестоким автором!!!!
И Стив тоже жааалкоооо!!!!

Эх, какой его "сюрприз" будет ждать....
Ксюша!!!!! Одолжи мне Майка и Монику на сутки, а?


PS. Ты тогда только легла или уже встала? Время было полседьмого!

Ритусь!!*бросается на шею Я добрый автор!! очень добрый, не нужно так!
а время да, было полшестого, когда спать пошла)) сейчас чумная хочу, поспать бы да на работу надо((
_________________

Ну-ну, сделаем вид, что поверили

бррр! ненавижу такое состояния. ходишь, как на автопилоте...

Ммммдааааа.....очень надеюсь ,что по возвращению малышу Стиви не прейдется труп воскрешать......опять! А вообще,ну что,он разве не догадывался о том, что может произойти в его отсутствие? Тем более,что сам всё про своего...хм...спаринг партнера знает:

Жануль, так это...Стив наивняк))) и подумать не мог, что Торенс до такой степени хитер...)) а в остальном,ты права))очень даже
_________________

Ксюш! Блин, какие коменты! И сколько мне ешо ждать, а? Я уже спрашивала, какой размерчик планируешь... Ну и?
___________________________________

Эээ, то есть Рэя откачивать придется?!
Вот, блин, подарок Стиву...

Юла, прости мою грубость!я видела, что ты спрашивала, и наверное забыла ответить! извини!
еще частей так пять, таких же, как этот))то есть дней десять)) миди оно до 70 стр а вижу уже, будет больше)макси, макси, блин!

Ритусь, ну не выдам я военную тайну! кто ж тогда читать будет?))) (...и не Стив, а врачи...)
_________________

Лана. Затянем пояс потуже и будем ждать...
___________________________________

Приедет Стив увидит, что Майк сделал с Реем и сам будет просить прощение что оставил своего мальчика
У Майка точно мозг давно уплыл в небытие и помахал ему рукой. Мечтать переспать с трупом Торенс уже не знает как развлечься и поизвращаться
_________________

Знаешь,Ксюшик,чтобы читать такое надо тоже обладать долей садизма и смелости!!!!

- точно!По нём психушка рыдает крокодильими слезами!!!!
Да и Рэй после такого вряд ли останется нормальным.А кто-то обещал быть мягким к героям.....
___________________________________

ООООООо!!!!!! Какой жестокий кус!!!!! Я, наверное, садистка)))) но мне нравится!!!!

Ну, наконец-то!!!!!!!! Стив будет в шоке Только бы он первый успел до Рея добраться, а то Майк еще и над полудохлым телом успеет поизмываться((( Что-то я волнуюсь из-за этой затеи с суицидом Тока бы Рей не пошел для ентого к изуверу нашему!!!!

Урра!!!! Есть еще время похватать новые острые ощущения Целых ПЯТЬ частей грядет
_________________