Психоанализ

 » часть 7

Пьер, взволнованный переменой, произошедшей с Майклом, молча гребет к берегу, стараясь побыстрее оказаться дома. Впервые увидев отчима больным, Пьер, привыкший, что он всегда бодр, моложав и подтянут в свои пятьдесят восемь (это ведь еще не преклонный возраст), сейчас просто растерялся. Господи, что я скажу матери - мелькает в голове.
- Пьер, Ольга тебе говорила, где встретила своего отца и кто он был? - продолжает расспросы Майкл и Пьер удивлен, что он еще находит силы поддерживать прерванный разговор.
- Да, но я забыл название, какой-то южный город на море, она приезжала туда к родственникам. Ее отец работал в театре. Она собиралась, вернувшись из Парижа, разыскать его, чтобы расспросить о матери, о ней она ничего не знала.
- Этот город назывался Одесса, - дрожащим голосом сказал Майкл и засмеялся сквозь слезы, - Пьер, это моя дочь! Оля - моя дочь! Боже, если бы я знал! Я бы прилетел в Париж повидаться с ней, она - единственное, что связывает меня с жизнью там, с моей любовью, с Танечкой!
Пораженный Пьер перестает грести и смотрит на отчима.
- Это невероятно! Значит, теперь Ольга не может ничего узнать о своей матери, она тебя не нашла! Ах как это плохо! - это первое, что приходит на ум, мысли Пьера разбегаются, он не может сосредоточиться и говорит бессвязно, - Ты мне расскажешь все? Может написать ей? Майкл, у тебя замечательная дочь! Так, нам нужно вернуться домой, успокоиться и поговорить.
- И выпить, - добавляет Майкл, - Я бы сейчас не отказался от рюмки водки!
- Знаешь, я тоже! Я пережил сейчас шок не меньший, чем ты.
Пьер опять берется за весла и вскоре они уже сидят у камина с бутылкой бренди и бокалами. Майкл все еще бледен и задумчив, но Пьеру не терпится все узнать.
- Расскажи мне все! Как твое настоящее имя? Как ты познакомился с матерью Ольги? Какая она была?
Пьер рассматривает Майкла новыми глазами, он начинает понимать, что Ольга очень похожа на своего отца. Теперь ясно, откуда у нее особенные бархатисто-карие глаза, светящиеся улыбкой, и такой же обаятельный, с аристократическим очерком нос. А вот брови и губы, полные и словно сложенные для поцелуя, у нее наверное от матери... Они проговорили до ночи. Майкл рассказывает, как он, Миша Фальковский, работал дамским портным в Одессе и шил платья юной выпускнице школы, влюбился в нее и, бросив семью, поехал за ней в Москву. Как они встречались тайком и как за ним приехала его жена. Как она заставила его уехать домой, потому что он очень боялся, что скандал коснется Танечки. Жена не спускала с него глаз. Ей очень хотелось узнать адрес «разлучницы» и отомстить ей.
- Знаешь, перед моим отъездом мы увиделись только один раз, на несколько минут, в метро. Я не мог даже поцеловать ее на прощание, мы только смотрели друг на друга издали, слезы текли у меня по щекам, но я не замечал этого, а она улыбалась, потом дотронулась до живота, показывая на ребенка и подняла вверх большой палец. Она была удивительно сильной женщиной. Она села в вагон, а я остался стоять на перроне, а потом побежал рядом с поездом до конца платформы и видел, что она стоит, прижавшись губами к стеклу... Потом мы переписывались, пока она не поехала на каникулы к родителям. С тех пор связь наша прервалась. Я отправлял письмо за письмом, все было напрасно. Видимо родители приняли меры. Мой развод был кошмаром для меня. Моя жена Лора не давала согласия и суд несколько раз откладывали. Наконец один адвокат сжалился и дал мне совет взять на себя побольше вины, тогда суд вынужден будет дать мне развод. Я нагромоздил измену на измену. Мои признания заняли больше часа, это был грандиозный скандал, но в результате я получил свободу. Обо мне болтали все городские кумушки, мной пугали молодых девушек и это наверняка дошло до ее родителей. Так что любить им меня было не за что. Когда по моим подсчетам Танечка должна была родить, я поехал к ней. Отец не пустил меня на порог и сказал, что Танечка умерла и я ее убийца. Почему я тогда не умер сам, до сих пор удивляюсь. Я был в таком шоке, что наверное просто не сообразил, что легче покончить со всем сразу. Я шел по незнакомому городу и меня шатало, как пьяного. Потом я все-таки доплелся до вокзала и взял билет, почему-то не домой, а в Москву. Я лежал в вагоне на верхней полке, даже не постелив постель, и меня сотрясала дрожь отчаяния, все думали, наверное, что я болен. В Москве я сразу поехал туда, где жила раньше Танечка. Хозяйка, Мария Францевна, ко мне всегда хорошо относилась. Когда я пришел к ней в совершенно невменяемом состоянии, она радушно меня приняла и кинулась накрывать на стол, чтобы накормить, я даже не обращал внимание на то, что не ел двое суток. Мария Францевна стала расспрашивать, что с Танечкой, она полгода ничего о ней не знала и скучала. Тут я сказал, что Танечка умерла, и разрыдался - впервые за эти дни. Меня просто разрывало на части от плача. Мария Францевна заставила меня поесть, достала бутылку водки. Я выпил ее всю, только после этого я смог уснуть. Я прожил у нее два дня. Я рассказал ей все, и она первая задумалась, что же случилось с ребенком, ведь он мог остаться в живых. Но об этом я узнал только через год.
- Майкл, не надо сегодня больше вспоминать, для тебя это слишком тяжелое испытание, - останавливает его Пьер, потрясенный силой переживаний, исказивших знакомые черты, - Ты мне расскажешь все завтра, а сейчас ложись спать и выпей снотворное, я тебе прописываю это, как специалист.
Пьер отводит отчима в его комнату и приносит стакан воды и капсулу транквилизатора. Сам он долго еще сидит у прогорающего камина, думая о том, как здорово было бы, если бы Ольга тоже слушала этот рассказ вместе с ним, потом помогла бы уложить отца и после этого он, Пьер, повел бы ее в спальню, утешать и любить.
Миша Фальковский лежит в своей комнате в бревенчатом домике на берегу реки Святого Лаврентия в Канаде, и перед его глазами проплывают картины Москвы пятьдесят пятого года: оживленные улицы, на которых так легко затеряться двум влюбленным, скамейку у памятника Пушкину, где они встречались, толчею в Елисеевском магазине, где никто не обращал внимания на молодую парочку, подолгу стоящую в задумчивости у витрины кондитерского отдела, взявшись за руки, пустые и гулкие залы Пушкинского музея, где так замечательно целоваться, замирая от страха быть застигнутыми шумной экскурсией школьников. Он вспоминает ту первую ночь, проведенную вместе, вспоминает, как у него перехватывало горло и подступали слезы восторга, когда он лежал в темноте и слушал ее легкие вздохи во сне, ощущал доверчиво прижавшееся к нему тело и биение сердца под своей ладонью. Он вспоминает миг, когда узнал о будущем ребенке и боль, счастье и страх за нее вспыхнули в нем с такой силой, что он чувствовал головокружение, смеялся и плакал одновременно. Она утешала его и убеждала, что будет все в порядке и она очень рада, что теперь есть что-то реальное, что связывает их вместе, и никогда уже они не смогут забыть эту любовь, она будет жить самостоятельной жизнью, воплотившись в их ребенке... Возбужденный мозг с трудом поддается действию лекарства и сон все не приходит, но наконец дает успокоение...
Утром мужчины встают рано и, решив, что не стоит менять планы, отправляются на рыбалку. Утренний туман над рекой уже рассеивается, но звуки все так же далеко разносятся над водой, как и на рассвете. Тихо плещется вода под веслами, Пьер никогда не включает мотор, разрушающий шумом очарование реки. К пологому берегу подходит лось и склоняется к воде. Они, затаив дыхание смотрят, как он пьет, поглядывая по сторонам, а потом величественно удаляется в лес. Майкл раскладывает блесны и мушки, готовясь к лову. Но вскоре они забывают о лесках и поплавках, оба заинтересованные в разговоре о событиях прошлого. Майкл уже не так нервничает и находит удовольствие в воспоминаниях , рассказывая подробности своего недолгого счастья с любимой и последующих мучительных лет. Более внимательного слушателя он бы вряд ли нашел.
- Год я был уверен, что утратил в жизни все. Я считал себя причиной ее смерти и был невероятно истерзан и одинок. Даже моя дочь Соня была для меня навсегда потеряна тогда, ее мать приложила все усилия, чтобы внушить ей неприязнь. Я не мог с ней видеться, она забыла меня и когда потом однажды мы встретились на улице, она меня не узнала. Вдруг через год меня разыскала одна женщина. Это была тетя моей Танечки. Она-то мне все и рассказала. Мы долго беседовали, она любила Танечку и описала мне последние месяцы ее жизни очень подробно. Понимаешь, смерть эта была какой-то нелепой. Оказывается, роды прошли в срок и все было нормально, а потом вдруг - кровотечение и смерть. Если бы она рожала в нормальной больнице в городе, она осталась бы жива! Это ее родители решили спрятать ее подальше от любопытных глаз и сплетен, в деревню. Я к ним несправедлив, наверное! Но мне стало значительно легче, что не ребенок стал причиной ее смерти, а значит, и нет моей прямой вины. Господи, как мы стараемся свалить вину на других! Мне ведь тогда нужно было не торопиться, сначала развестись, потом жениться на ней, а потом уже беречь и любить. Но ведь она сама захотела этого! Пьер, ты не представляешь, что это была за женщина! Я такой никогда больше не встречал. Девочка, вчерашняя школьница, она твердо знала, что хочет в жизни, и ничего не боялась. Она любила меня так сильно, что мне становилось страшно. Она была умна, отважна и уверена, что у нас все будет хорошо в конце концов, она все понимала в жизни, она была настоящей Женщиной. Ты бы видел ее тем летом! Высокая, с божественной фигурой, как у античных статуй, одетая в нелепое школьное платье, с косами, подвязанными над ушами колечками, а глаза полны тайны и зрачки внезапно расширяются, делая глаза черными и бездонными. Боже, у меня даже сейчас забилось сердце, а ты представляешь, что я чувствовал тогда?! Я примерял ей платье и мне хотелось сжать ее в объятиях и целовать этот свежий, чуть полуоткрытый рот... А она сама попросила поцеловать ее! И сама потом решила, что мы должны стать любовниками. И так обрадовалась, что будет иметь от меня ребенка!
- Знаешь, я сейчас слушаю тебя и вижу перед собой Ольгу. В ней тоже есть все: ум, и сила воли, и красота, и то, что ты так хорошо описал сейчас - женская неотразимая привлекательность, только счастья маловато...
- А ее мать умерла счастливой. Мне потом рассказала ее тетя Юлия. Она радовалась всему - жизни, ребенку, тому, что сможет когда-нибудь встретиться со мной и мы будем вместе!.. Расскажи мне об Оле, Пьер! Неужели она выросла и стала красавицей? Я помню ее смешной девочкой в круглых очках, с туго заплетенными косичками. Я видел ее только один раз. Юлия писала мне о ней и присылала фотографии, она обещала рассказать ей со временем все о ее матери и обо мне, но сначала она вынуждена была уехать, ее просто выгнали, обвинили в том, что она дурно влияет на Олю, а потом она умерла. С тех пор я ничего не мог узнать про дочь.
- Да, Ольга так и не узнала ничего про свою мать, кроме самого факта ее существования. Ты должен написать ей, это крайне важно для Ольги.
В тот день они ничего не поймали, забывая даже забрасывать леску. Но чем больше они говорили об Ольге и всей этой истории, тем умиротворенней становился Майкл и Пьер уже не беспокоился, что с ним может случиться сердечный приступ. Пьер представлял, какое страдание этот мужчина носил в своем сердце все эти долгие годы, когда ни с кем не мог поделиться болью и чувством вины, своей любовью и воспоминаниями о счастье и несбывшихся надеждах. И вот теперь, когда его дочь найдена и так близка ему желанием говорить о матери, они далеки, как никогда. Пьер понимал, что увидеться им практически невозможно.
- Майкл, ты никогда не рассказывал мне, как ты уехал и как ты познакомился с Жаклин. Я всегда думал, что вы познакомились где-нибудь на демонстрации мод или Жаклин переманила тебя из какой-нибудь модной фирмы. Расскажи, что было после свидания с Ольгой.
- Ирония судьбы! С Олей нас познакомила моя старшая дочь Соня. Ее мать Лора вышла замуж за их родственника и Соня сделалась Олиной двоюродной сестрой. Когда я впервые увидел девочку, чьи фотографии были единственным моим утешением, я чуть не расплакался от волнения. Рядом были обе мои дочери и ни одна не называла меня папой! Соня считала отчима своим отцом, а меня называла дядей Мишей. Ее отчим был хорошим человеком и разрешил нам видеться, как Лора ни возражала. Я водил их в театр, на пляж, угощал мороженым. Ты не представляешь, как мне хотелось обнять Олю, прижать к себе, поцеловать, но как я мог! Так ты говоришь, она узнала, что я ее отец?! Я не подозревал об этом! Больше она в Одессу не приезжала. Через три года я решил уехать за границу. Ни жизни, ни работы там у меня не было. В семьдесят первом я приехал в Нью-Йорк, стал называть себя коротко: Майкл Фальк и начал работать в большой фирме готовой одежды, сначала просто портным, потом попробовал моделировать одежду, я всегда мечтал об этом. У меня стало получаться, но в Нью-Йорке трудно пробиться. Тут мы и познакомились с Жаклин. Она первая поверила в мои способности и предложила работать вместе. Ну, остальное ты знаешь. С Жаклин я наконец-то почувствовал себя счастливым, она такая жизнерадостная и нежная! Я, наверное, неплохой все-таки человек, раз Господь так наградил меня под старость! Но и страдал я более чем достаточно для одного человека. Но Пьер, мальчик мой, из твоего рассказа я понял, что ты любишь Олю? Нам это надо обсудить.
До конца отпуска они обсуждают планы, как встретиться с Ольгой, поехать к ней или пригласить ее в Канаду. Оба понимают, что это крайне трудно, почти невозможно сделать, но им так хочется увидеть ее. Дни проходят в разговорах об Ольге, новая коллекция и книга были забыты.
Майкл сразу же написал Ольге большое письмо, она ответила и у них завязалась переписка. Майкл писал Ольге о ее матери и никогда не забывал упомянуть о Пьере, но Ольга отвечала на это сдержанно, каждый раз передавая привет. Увиделись они только через два года, Ольга к тому времени была замужем.

- 4 -
Я хорошо помню вечер накануне Олиной свадьбы. Я помогала ей сделать последние покупки для завтрашнего свадебного ужина, съездила с ней в ателье за новым платьем, сама выбрала цветы для букета. Роскошной свадьбы они решили не устраивать. Оля мудро рассудила, что тридцатилетняя невеста в белом платье и фате будет смотреться удручающе нелепо, Саша женился не первый раз, к тому же свести воедино Олиных ученых коллег и Сашкину художественную богему было сложно. Поэтому мы остановились на скромной вечеринке для самых близких друзей, которых со стороны жениха было значительно больше, чем со стороны невесты. Недавно овдовевший Олин отец приехать не смог, еще не оправившись от утраты жены. Но мне показалось, что он к тому же не одобряет замужества дочери. Закончив наконец хлопоты, мы сели на диване в Олиной комнате с чашками кофе, расслабленно вытянули усталые ноги и одновременно шумно и облегченно вздохнули. Мы пили кофе, лениво обсуждая, что еще нужно с утра сделать и стоит ли накрывать стол или все-таки попробовать устроить прием «а ля фуршет». Это все уже было обговорено раньше, и не один раз и, слушая Олю, я поняла, что она безумно волнуется.
- Оля, скажи мне честно, ты выходишь замуж по любви? - внезапно задала я мучивший меня вопрос и внимательно на нее посмотрела, мне хотелось видеть ее лицо при этом.
Оля сидела, задумчиво вертя в руке чашку, потом преувеличенно спокойно посмотрела на меня.
- Я не знаю, Туся, как это называется, но я уверена, что мы очень нужны друг другу. Это совсем другое чувство, чем то, что было в Париже к Пьеру. Которое из них - любовь, я не знаю. Главное - я хочу жить с Сашей. Для меня имеет большое значение, что я выхожу за него замуж.
- А если бы они оба стояли перед тобой, кого бы ты выбрала? - не могу удержаться я.
- Я уже выбрала, Туся.
- Или тебя заставили выбрать обстоятельства? Оля, может тебе следовало бы попытаться уехать в Канаду? Ведь сейчас это все значительно проще, чем тогда. Ты могла бы поехать к отцу?
- Мой отец здесь, Туся. В Канаде живет Майкл Фальк и о том, что он мой отец, знаешь только ты. Я не понимаю, почему ты заговорила об этом именно сейчас, ты не веришь, что я буду счастлива замужем?
- Я не верю, что ты долго будешь счастлива с Сашей. Он не внушает мне доверия. Прости, нельзя так говорить накануне свадьбы. - я вдруг почувствовала, что не должна была все это ей выкладывать, - А мой Аркаша верит, что у вас все будет отлично! Значит, завтра с утра купим только торт. Первую дочку ты назовешь в мою честь! Ну, я пошла. Последний раз на старом месте - приснись жених невесте!
Что приснилось Оле перед свадьбой, она мне так и не рассказала, но мне кажется, что это был не жених.
Первое время после свадьбы Оле было очень трудно, но похоже, ей это нравилось. Ей пришлось привыкать к совершенно новому образу жизни. Саша ее мог выкидывать невероятные фокусы, то уезжая внезапно на несколько дней, то приводя с собой каких-то людей и оставляя их пожить неопределенно долго. Когда он получал деньги за картину, он приносил домой огромный букет дорогих цветов, коньяк, откуда-то доставал икру и пир по поводу удачно проданной картины уничтожал весь гонорар. Жили они исключительно на зарплату Оли. Несколько раз, когда я бывала у них, Саша приходил домой пьяным. К счастью, опьянение делало его легким и приятным собеседником, он начинал рыцарски ухаживать за женой, объясняться ей в любви, все более пылко и настойчиво, приводя меня в замешательство откровенностью. Его же мое смущение забавляло. Олю увлекало все это. Я все больше убеждалась в том, что она была влюблена, поэтому ей нравилась эта непредсказуемая жизнь, она пыталась тоже жить так, легко и безответственно, но, к счастью, это было противно ее натуре. Она не могла изменить самой себе. Саша уговорил ее позировать для портрета, и я с изумлением наблюдала, как Оля терпеливо дает раскрасить свое обнаженное тело в синий и зеленый цвет и сидит часами в неудобной позе, буквально завязавшись в узел. Когда я поинтересовалась у Сашки, зачем ему нужно было раскрашивать Олю, не проще ли раскрасить рисунок, он посмотрел на меня с презрением и заявил, что я полная тупица, а раскрасил он Олю не для того, чтобы самому увидеть ее такой, а для того, чтобы она почувствовала свою подлинную сущность. При этих словах Оля засмеялась и я с облегчением поняла, что она еще не сошла с ума. Несмотря ни на что, брак этот был счастливым. Оля призналась мне, что Саша доставляет ей своей любовью огромную радость.
- Знаешь, Туська, - сказала она однажды мне на кухне, помогая мыть посуду после вечеринки в день моего рождения, - я никогда не испытывала такого почти детского ощущения, что каждый миг - самый лучший! Когда он меня любит, я все время хохочу, и он тоже, это так здорово! Ради этого можно закрыть глаза на многое.
Я представила, как мы смеемся в постели с Аркашей, и с завистью посмотрела на Олю. Да, я давно уже не получала радости от собственного мужа. За восемь лет наша жизнь с ним превратилась в привычную необходимость.
- А есть на что закрывать глаза?
- А ты как думаешь? Саша ведь совершенный ребенок и от него можно ожидать любые нелогичные поступки. Он совсем не приспособлен к жизни! Хотя я иногда думаю, что он, наоборот, очень хорошо приспособился и выбрал оптимальный вариант - меня. Я ведь ему и нянька, и мамка, и жилетка для слез, и опора, и утешение... И если он еще получает такую же радость от моей любви, то я ему могу все простить!
- Ольга, - только и могла сказать я, - я рада, что ты не утратила способности к объективной оценке, но не знаю, хорошо ли это? Меня это слегка шокирует!
Оля рассмеялась. Больше я не обсуждала с ней ее Сашу и их жизнь. Через полгода муж рассказал мне, что видел Сашку в троллейбусе в обнимку с другой девицей. Я была ошеломлена. Я не знала, как теперь смотреть Оле в глаза, но я никогда бы не рассказала ей об этом. Я решила, что это просто развязная богемная манера держать себя со всеми женщинами, словно с нынешними или бывшими любовницами. Я такое уже наблюдала, когда бывала у них. Я терпеть не могла богемный дух, мне казалось, что это настолько ненатурально и унизительно - держать себя так. Может быть я обывательница, но меня это всегда коробило - их жаргон, их неопрятный неряшливый вид, их поза непризнанных гениев, их презрение к благополучию и работе, которая дает это благополучие.

ПРОДОЛЖЕНИЕ завтра

 » часть 8

Еще через полгода Оля пришла к нам поздно вечером и, улучив минутку, шепотом спросила, можно ли ей пожить у меня несколько дней. Я понимающе кивнула, догадавшись, что она наконец узнала о похождениях мужа. Я устроила ее на раскладушке в детской комнате, и мы отправились на кухню выпить чаю, как раньше. Я боялась остаться с ней наедине, я не умею врать и сразу открылась бы моя осведомленность. Но Оля ничего не сказала о причине, по которой она ушла из дома. Мы разговаривали о моих детях, об Олиной работе, о том, что ей предложили провести обучение нескольких аспирантов приемам психоанализа, с которыми она познакомилась в Сорбонне. Потом Ольга пожаловалась на то, что катастрофически не хватает денег и надо бы найти возможность подрабатывать. Тут пришел Аркаша и, налив себе чаю, сел напротив Оли и спросил, как поживает Саша. Оля оживилась и стала рассказывать, что он очень увлечен новым сюжетом и будет писать большую картину. Сейчас он выбирает натуру. Мы с Аркашей переглянулись. Но по Оле нельзя было сказать, что она пришла после семейного скандала. Лишь на следующий день она рассказала мне, почему ушла ненадолго из дома. Оказывается - чтобы не мешать Саше работать! Он пожаловался, что она подавляет его творческий порыв, навязывая свое мироощущение! Тут я поняла, что Оля погибла. Если она поверила, что так и есть, и она может помешать ему «в самовыражении» и в «реализации творческого потенциала» - это значит, что она и дальше будет покорно принимать любые его требования, и если, не дай бог, ему потребуется любовница для вдохновения, она безропотно примет это, потому что считает долгом создать ему все условия для творчества. В общем - мрак! Неужели она всерьез принимает его работы и видит в них талант? Я-то мало разбираюсь в живописи и из всего, что видела, мне понравились только Олины портреты (которых было очень много), да и то не все. Тот сине-зеленый, например, меня возмутил, я не поняла, зачем он ее раскрасил так нелепо. Мне больше нравились реалистические портреты, где все похоже и все на своих местах, хотя и тут Саша старался шокировать зрителей позой или отсутствием одежды. Вот этого я не понимала вовсе, как можно было вешать на всеобщее обозрение портреты жены в таком виде, словно она дешевая стриптизерка. Должна же быть граница! Аркаша сказал мне как-то, что у меня мещанский вкус, но я осталась при своем мнении. Я считаю, что у меня широкие взгляды, но должен же быть предел, Саша ведь не Рубенс, в конце концов. Короче говоря, я решила, что Оля платит слишком высокую цену за счастливый секс, если он еще оставался таковым. Сама я потихоньку установила в семье свои порядки и незаметно стала единовластной госпожой, дозировано отмеряя мужу свободу. Это хоть немного утешало меня в сознании, что жизнь проходит совсем не так, как хотелось в юности. Через два дня Саша пришел за Олей.
- Муза, собирайся домой! Мне плохо без тебя, - заявил он с порога, привлек просиявшую Олю к себе и жадно поцеловал в губы на виду у всех.
Я спешно выставила детей, вышедших поздороваться. Когда Саша с Олей уехали, мой Аркаша задумчиво потер лоб и сказал:
- А знаешь, я завидую им. Они любят друг друга - это в наши-то годы! Ах, как бы я хотел, чтобы женщина, которую я целую, улыбнулась мне так же радостно...
- Для этого нужно любить эту женщину! А когда ты последний раз говорил, что любишь?
- Сказать-то можно все...
- А ты веришь, что Сашка действительно ее любит?
- Отчего ты так не любишь его?
- Не знаю. Просто не люблю. Мне кажется, что он прикидывается. И он не достоин ее.
- Я недавно слышал блестящий отзыв о его картинах. Он все-таки талантлив.
- Да, Ольку рисовать сине-зеленой! Большой талантище! Непризнанный гений! Певец обнаженной натуры.
- Оля смотрится на портретах фантастически. Тебе просто завидно. Тебе-то не светит.
- Откуда ты знаешь? Мне, между прочим, тоже предлагалось позировать. И надо было согласиться! Посмотрим, что ты заговорил бы, увидев свою голую оранжево-синюю жену на фоне зеленых барханов и голубых верблюдов.
- Я, между прочим, с удовольствием посмотрел бы на свою голую жену. Последний раз это было еще до рождения Алика. Надоело все второпях, под одеялом, в темноте и очень тихо!
- А где же еще тебя посещает желание, как не в темноте и под одеялом! А второпях, потому что желание спать всегда пересиливает! И если бы ты пристроил детей хоть на два дня к своей маме, можно было бы не стараться соблюдать тишину!
- Ну, ты и язва! Даже желание все пропало.
- О, а оно у тебя было? Ну, прости! Что мне сделать? Лучезарно тебе улыбнуться? Но мне нужно еще уложить детей и постирать Ксюшины колготки назавтра.
Мой муж тяжело вздыхает и отправляется смотреть телевизор.


Пьер Деларэ

Пьер сидел в самолете, летящем в Москву и думал о своей жизни и о влиянии, которое имеет на эту жизнь молодая женщина, живущая в Ленинграде и не ждущая его к себе. Про нее он знал только, что она замужем и ее муж художник. За это время, что они жили каждый сам по себе, Пьер сделал серьезную попытку вырваться из очерченного ею магического круга. Полтора года он пытался создать новую любовь и хоть какое-то подобие семьи. Его подруга, темно-русая и сероглазая Вивьен была прелестна в заблуждении относительно своей значимости для него. Она кропотливо завоевывала метр за метром пространство рядом с ним, сохраняя счастливую иллюзию, что получает при этом его самого. Пьеру было забавно наблюдать за ее стараниями, он подыгрывал ей, она ему нравилась. Но когда Вивьен заявила, что хочет родить от него ребенка, Пьер испугался, что позволил ей подобраться слишком близко и набросить петлю, стягивающую его прижатые к туловищу руки. Благодаря влиянию отчима, Пьер слишком серьезно относился к проблеме ребенка. Перспектива же прожить всю жизнь с Вивьен вызывала тоскливое раскаяние в несерьезной игре с милой и умной женщиной, единственный недостаток которой был в том, что она была не та, с кем бы он хотел прожить всю жизнь и завести много детей. Пьер верил, что есть на свете еще женщины, которые подходят ему, как перчатка к руке, с которыми он будет счастлив и проживет долгую и благополучную жизнь. Они живут где-нибудь в Торонто, Виннипеге или Ванкувере, они так же ищут его, отказываясь устроить свою судьбу с другими, они совсем не похожи на женщину, о которой он тоскует без всякой надежды. Пьер летел с Майклом, чтобы посмотреть, как она живет с другим.
- Я так волнуюсь, Пьер! Мы успеем на поезд в Ленинград? Это слишком будоражит меня, ведь прошло шестнадцать лет! Все изменилось теперь. И Оля... я по-прежнему вижу девочку с косичками и круглыми очками.
- Не волнуйся так, Майкл. Все будет теперь хорошо! У тебя-то все будет в порядке. Она ждет тебя и будет встречать, - Пьер надеется, что в его голосе не слышны чувства, бурлящие в нем в ожидании встречи.
- Дорогой мой! Спасибо, что согласился поехать со мной. Тебе будет нелегко? - Майкл понимающе похлопывает его по руке, - Я не писал Оле, что мы приедем оба, это будет сюрпризом. И посмотрим, что из этого получится.
Прилетели они к вечеру и в полночь уже садились в экспресс. Оба плохо спали ночью и, когда поезд подходил к перрону, они уже стояли первыми у выхода. Оля шла вдоль вагона, рассматривая выходящих пассажиров, вдруг увидела знакомое лицо, побледнела и замерла, прикрыв глаза. Ей показалось, что у нее галлюцинация. Она ждала с закрытыми глазами, боясь открыть их и понять, что на самом деле ей это пригрезилось. Две руки взяли осторожно ее лицо, и щека прижалась к ее щеке.
- Ты мне снишься, - шепотом и по-русски сказала она и повернула голову навстречу его губам.
Они стояли так, не шевелясь, обтекаемые со всех сторон пассажирами, а рядом Михаил Семенович Фальковский с мечтательной улыбкой терпеливо ждал, когда можно будет обнять свою дочь.
Устроившись в гостинице, они втроем поехали к Ольге. Ольга жила теперь в центре, где у Саши была мастерская, большая расселенная коммуналка на шестом этаже обшарпанного дома на Рубинштейна, прямо рядом с Невским. Оля обставила ее старинной мебелью, которую они с Сашей подбирали у помоек, отмывали, чуть реставрировали и лакировали. Оля обтягивала ее кусками цветного шелка или парчи и комнаты выглядели очень стильно. Все стены были завешаны картинами, которые Оле дарили художники. Она была всеобщей любимицей, находя доверительный тон и нужные слова с каждым из Сашиных друзей. Пьер вошел в комнату и уже не мог оторвать глаз от картин, которые в большинстве своем были портретами хозяйки дома, написанными в разной манере и разными авторами. Один портрет заворожил Пьера. Мягко мерцающее на фоне черного покрывала обнаженное тело Ольги было чуть прикрыто распущенными бронзовыми волосами и гитарой, очерк которой повторял линии бедра и тонкой талии. Золотисто-бронзовый лак гитары, такие же матово-шелковистые волосы и загорелое тело создавали ощущение ювелирной драгоценности на черном шелке футляра. Глаза ее смотрели чуть дальше зрителя и опять напомнили Пьеру взгляд женщины в любовном экстазе, вызывая воспоминания о прежнем блаженстве вдвоем. Пьер понял, что слишком долго смотрит на портрет, и поспешно оторвал взгляд, уставившись на городской пейзаж, висящий рядом.
- Оля, твой муж талантлив! Где же он, познакомь нас, - просит Михаил Семенович, тоже оглядывая комнату.
- Он в Старой Руссе, будет дней через пять. Давайте завтракать. Вы будете омлет? Я плохая хозяйка и не люблю готовить, Саша тоже привык есть, что попадется под руку, так что не надейтесь в моем доме найти деликатесы, - Оля говорит ради Пьера по-французски, быстро накрывая на стол.
Когда Пьер допивает кофе, Оля ведет его в другую комнату и дает журналы со своими статьями на английском языке и вообще предлагает развлекаться самому. Ей хочется без помех поговорить с отцом, которого она называет так с некоторым внутренним усилием. Они сидят в креслах у старинного инкрустированного столика и пьют по второй чашке кофе, тихо переговариваясь о прошлом. Пьер с интересом читает статьи Ольги, потом рассматривает книги на полке над столом, среди которых много новинок из тех, что он сам только что просматривал дома. Потом он решает написать Ольге записку, описав свои чувства, которые не решается высказать вслух, садится к столу и отодвигает раскрытую тетрадь, машинально пробегая глазами по строкам. Написано по-французски. Заинтригованный Пьер перелистывает страницы, открывает первую и начинает читать, не отдавая себе отчета, что Ольга писала по французски, чтобы никто не мог прочитать, писала только для себя и уж никак не рассчитывала, что это прочтет Пьер. Это был дневник, посвященный психологическому анализу мужа, и читался он как интимный дневник, так как в большей мере был связан с их взаимоотношениями. Смесь профессиональных терминов, холодного анализа и рационализма с чувствами самой Ольги, которые прорывались в каждой строчке, откровенно и недвусмысленно живописуя их любовь, приводят Пьера в шок. Он откладывает тетрадь и долго сидит, не имея возможности осмыслить прочитанное. Мог бы он сам описывать вот так свои отношения с Вивьен, видя в любовнице объект изучения? Пьер долго думает над этим и понимает, что невольно все время этим занимался, потому и не смог преодолеть нежелание связать с ней свою жизнь. Не об этом ли говорила Ольга, когда он предложил ей выйти за него замуж? Как бы он отреагировал, прочитав такой же дневник о себе самом? Его внезапно пробирает озноб. Ах, эта женщина! Помнится, она занималась психологической совместимостью в замкнутых группах. Если супружескую пару представить замкнутой группой, то их психологическую совместимость можно изучать всю жизнь. Она представляет свою семью, как эксперимент? Но их отношения и то, как она их описывает... Пьера бросает в жар. Неужели они любят друг друга? Похоже на то. И определенно ясно, что Ольга не заблуждается на счет своего мужа. Все его недостатки, его детский эгоцентризм, его постоянная увлеченность всем, что он видит и что ему нравится, его вечная влюбленность как в любую красивую вещь, цветок, пейзаж, животных, так и в женщин, его жизнерадостные признания в этом жене и требование любоваться вместе с ним очередным объектом - как же ей трудно приходится! И как бешено он ее любит! Именно бешено, на грани патологии - и как она счастлива этим! И как профессионально и хладнокровно она это анализирует. У Пьера это вызывает восхищение и жалость одновременно. То, что он узнал об Ольге, приводит его в смятение. Может ли он жить с такой женщиной, с этой женщиной? Пьер уже забыл, что собирался ей написать, и так задумался, что вздрагивает, когда Ольга подходит сзади и кладет руку ему на плечо, спрашивая, не хочет ли он еще кофе. Хотя Пьер успел уже отложить тетрадь, он краснеет, как школьник, пойманный с запретным журналом, и в замешательстве смотрит на нее.

 » часть 9

Окончание.


- Кофе? Да, пожалуй, - и добавляет, переходя на другую тему, - Ольга! Будь бережна с Майклом. Я его очень люблю. А он обожает тебя.
- Я понимаю. Я постараюсь. Как ты живешь? Ты мне расскажешь? Пьер, я... я не знаю, рада ли видеть тебя... Извини, я не то хотела сказать... - Ольга тоже краснеет.
- Мне кажется, я понимаю. Но я рад. Я все помню, и для меня это по прежнему имеет значение, - заметив смятение в ее глазах, он опять переводит разговор, - Ты обещала кофе, мне можно посидеть с вами?
- Да, конечно!
Пьер сидит с чашкой кофе и наблюдает, как отец и дочь, знающие друг друга считанные дни, осторожно приближаются к взаимной близости, которая другим достается естественно и не ценится ими. Глядя на Ольгу, Пьер узнает и не узнает ее. Пять лет почти не отразились на ней, она расцвела ( в любви своего мужа?). Он не должен думать об этом, он должен забыть то, что прочитал... Но когда он смотрит на нее, на ее плавные движения, на то, как она отбрасывает волосы со лба, как закусывает губу в задумчивости или улыбается, Пьер думает о том, что теперь все это принадлежит тому незнакомцу, который восхищается ей так же, как и другими красивыми вещами и людьми, но любит не ее, а ее любовь к себе самому. И что самое поразительное - Ольга находит в этом удовольствие. И может ли Пьер соперничать с ним? Не зря ли он сюда приехал?
Обедать Михаил Семенович приглашает всех в ресторан и, пока Ольга уходит переодеваться, интересуется у Пьера, не пропала ли у него надежда уговорить Ольгу переехать в Монреаль и выйти за него замуж. Пьер только уныло качает головой. Он уже ни в чем не уверен, хотя дома думал, что стоит только напомнить все, что у них было в Париже, вспомнить их любовь в Альпах, и Ольга опять загорится прежним чувством. Ведь не могла она все забыть, для нее это тоже было очень важно, ведь тогда она почти призналась, что любит его! Неужели пять лет разлуки все уничтожили? Обед проходит весело, Михаил Семенович вспоминает, как они с Танечкой обедали в московских столовых, что ели, Оля делится воспоминаниями, как первый раз обедала в парижском ресторане, тогда он начинает со смехом рассказывать, как первые дни в Нью-Йорке питался в Макдональдсе, считая это после Одессы верхом изысканности. Пьер напоминает, как они с Ольгой и профессором Шанрионом пили в альпийских деревенских трактирах итальянское вино. Ольга и Михаил Семенович в один голос начинают убеждать Пьера, что лучше грузинских вин и армянского коньяка в мире нет, заказывают и то и другое и вскоре дегустация переходит в безудержное веселье. Оля внимательно смотрит на отца и предлагает ему отдохнуть. День был насыщенным. Михаил Семенович и сам чувствует, что устал, но ему не хочется, чтобы Пьер терял драгоценное время на старика, он сам доберется до гостиницы и выспится как следует.
Оля ведет Пьера вокруг Михайловского дворца в садик и там они находят скамейку. Они сидят некоторое время молча, потом Оля расспрашивает Пьера о его работе, затем интересуется, почему он не женат еще. Пьер начинает рассказывать о Вивьен, но постепенно переходит на воспоминания о их жизни в Париже. Оля сидит, мечтательно улыбаясь, но внезапно встает, словно боится сидеть так близко от него и слушать это. Они выходят к Летнему саду и бредут, переговариваясь, по тенистым аллеям мимо мамаш с колясками и играющими детьми, мимо студентов, с учебниками готовящихся к весенней сессии, мимо влюбленных парочек, целующихся на скамейках. Пьер смеется и замечает, что сам с удовольствием последовал бы их примеру.
- О, нет, Пьер! Мы уже слишком взрослые для этого.
- Когда я рядом с тобой, я не чувствую возраст. Я чувствую только твою близость. Ольга, неужели ты еще не поняла, что я приехал, потому что люблю тебя?
Но Оля быстро идет по дорожке, пряча глаза, чтобы Пьер не увидел в них замешательство, и возобновляет прерванный разговор о работе, словно он ничего ей не сказал. Она рассказывает о том, как начала работать консультантом в Центре брака и семьи (она не уточняет, что это дополнительная работа ради заработка) и как ей интересно разбираться в проблемах взаимоотношений мужчины и женщины. Выйдя на набережную, они спускаются к Неве и стоят там, любуясь великолепной перспективой. Оля начинает показывать, где Петропавловская крепость, где Стрелка Васильевского острова, Пьер оборачивается и видит ее на фоне гранитной облицовки. Воспоминание о девушке с нежным и чувственным лицом на фоне альпийских скал заставляет его задохнуться от нахлынувших эмоций, его волнение передается Оле и они уже не могут совладать с собой. Они стоят долго-долго, обнявшись. Пьер чувствует ее тело под тонким платьем, ощущает нежную кожу щеки у губ и слышит частое дыхание, у него начинает кружиться голова и ничто уже не имеет значения, кроме того, что она рядом и он любит ее. Рядом останавливается группа туристов и Пьер, досадливо поморщившись, спрашивает, есть ли в городе место, где можно уединиться.
- Нет, - со смешком отвечает Оля, - В нашем городе уединиться негде. И не надейся, что я приглашу тебя к себе! И тем более, не пойду к тебе в гостиницу.
- Но почему?! - изумляется Пьер, - Помнишь, как чудесно было в Париже, когда я прилетал из Монреаля?
- Пьер, у нас в гостиницу к иностранцам ходят только проститутки.
- Ольга! Я клянусь, что буду очень почтителен!
- А я такого обещания дать не могу. Поэтому извини, придется быть все время на виду.
- Что ты хочешь сказать? Что ты тоже вспомнила наши прежние свидания и тебе захотелось продолжить?
- Я не хочу продолжать, потому и избегаю соблазна, - уклоняется она.
- У тебя сильная воля! Ты изменила мне с другим и теперь не хочешь изменять ему с прежней любовью!
- Мне кажется, что в Париже мы решили все окончательно.
- Ты решила! Ты заколдовала меня и отправилась дальше соблазнять других, не заботясь, что со мной будет. Я не могу жить без тебя. Я пробовал и у меня почти получалось, а это еще мучительней. Ты мне нужна. И ты нужна Майклу. И мне нужен ребенок, а я хочу его только от тебя. Ольга, ты должна выйти за меня замуж!
- Пьер, тебе изменяет чувство юмора. Я люблю своего мужа!
- А что ты испытываешь ко мне? - спрашивает Пьер, крепче обнимая и лаская губами ее лицо, - Скажи мне правду.
- Не знаю. Желание? Страсть? - из последних сил Оля пытается освободиться из его рук, - Это запрещенный прием, Пьер, так не честно!
- А ты со мной поступаешь честно? Каждую секунду, что ты рядом, я чувствую то же, что ты сейчас.
- Я не виновата в этом.
- Прости! Пойдем, еще погуляем.
Оля с подозрением смотрит на него, что-то быстро Пьер сменил тактику. Пройдясь по набережной до Исаакиевского собора, они заходят за отдохнувшим Михаилом Семеновичем и опять отправляются бродить по городу. Пять дней до возвращения Саши Оля с Пьером ходили по острию ножа, постоянно ощущая, как в них бурлят прежние чувства и желание становится почти невыносимым. Саша ворвался в это наваждение, как буря.
- Муза, раздевайся, я тут набросал тебя по памяти. На Селигере увидел одно местечко и представил, что ты идешь впереди меня, как Весна. Родственники твои могут с тобой разговаривать и дальше, а я пока буду рисовать. Давай, давай, скорее, хочется начать!
Ошеломленные Пьер и Михаил Семенович смотрят, как Оля покорно сбрасывает с себя халат и обнаженной становится у окна спиной к ним в позе, которую нетерпеливо показывает Саша. Дальше она продолжает разговаривать, расспрашивая отца о его жизни в эмиграции и о Жаклин, а Саша становится у мольберта.
- Ты приедешь к нам, Оленька, и я тебя познакомлю. Жаклин последнее время только и говорит об этом. Она замечательная, ты увидишь!
- Я не знаю, смогу ли когда-нибудь приехать к тебе, - вставляет Оля печально, - Боюсь, что меня не выпустят, я ведь не так давно была связана с космическими разработками. Ты ведь понимаешь?
- Но ты же просто психолог!
- Какая разница. Ты что, забыл наши порядки? - Оля поворачивается к отцу и видит Пьера, который сидит с напряженным лицом, не глядя на нее.
- Встань, как я поставил! - сердито одергивает Саша. Оля опять поворачивается лицом к окну, подняв левую руку, раздвигая гипотетические ветки.
- Пьер, тебе не скучно? Тебя шокирует это? Но я привыкла, меня иногда просят позировать Сашины друзья-художники и рисуют по нескольку человек одновременно, - Оля говорит это по-французски.
- Да, меня это шокирует. Помнишь наш разговор о горной фее Юнгфрау? О ее обнаженном теле среди скал? Я присутствую сейчас при таком же волшебстве и мы с Майклом видим просто обнаженную прекрасную Ольгу, а свою «Юнгфрау» видит только твой муж. Я сейчас бешено завидую ему, он владеет сокровищем.
- Браво, Пьер, ты отлично сказал! - восклицает Михаил Семенович и переводит слова Пьера для Саши.
- Юнгфрау - это что, юная женщина? Кажется, есть такая гора? А ты «прекрасная Ольга»? Родственник твой не дурак! Муза, я тебя обожаю!
Оля, испугавшись, что Саша продолжит развивать эту тему, как всегда нисколько не стесняясь присутствующих, быстро предлагает прервать сеанс и пообедать.
- Хорошо, одевайся, вечером продолжим, - милостиво соглашается Саша, потому что тоже проголодался.
Когда они выходят из ресторана, Саша предлагает вечером идти смотреть белые ночи. Как-то незаметно он берет инициативу на себя и идеи, как развлечь гостей, так и сыплются. Пьер начинает восхищаться Олиным мужем. Его энтузиазм не знает границ и он с одинаковой энергией часами рисует Олю и возит гостей по городу. Потом вдруг он впадает в апатию и остается лежать на диване, слушая Армстронга. Оля извиняется и объясняет, что два-три дня теперь он будет таким, а потом или закончит картину за одни сутки или забросит совсем. Сама Оля все свободное время с ними, сведя до минимума прием в консультации. Пьер однажды просит разрешения посмотреть, как она работает. Оля задумывается, а потом соглашается показать ему одного мужчину, с которым у нее возникло затруднение.
Они приходят в кабинет и Оля достает записи.
- Сергей, тридцать шесть лет. Имеет серьезное желание жениться и завести детей. Несколько лет меняет партнерш и чем ближе подходит к решающему объяснению, тем меньше хочет видеть именно эту женщину своей женой. Сексуальных отклонений нет. Нервный стресс угрожает потенции, озабочен тем, что становится сексуально неразборчив, так как только новая партнерша возбуждает его. Желание завести семью усиливает эту тенденцию.
- Так в чем проблема?
- Я не могу понять, что его больше травмирует, невозможность остановиться на единственной партнерше или возможность и дальше менять их и получать от этого удовлетворение. Редкий случай, когда возможность жить свободной холостяцкой жизнью так угнетает мужчину, что подавляет потенцию. Боюсь только, что при тебе он закроется, я вызывала его на откровенность очень долго. Хотя ты мужчина... Жаль только, что языковый барьер будет мешать. Я постараюсь переводить как можно точнее. Сейчас он придет.
- Ты не выясняла причину, по которой он решил жениться?
- Я думаю, это естественное желание мужчины в тридцать шесть лет, получившего традиционное воспитание. Он сам вырос в благополучной семье, его родители живы, но живут отдельно, так что особого влияния на него не оказывают.
Когда входит пациент, Оля знакомит его с Пьером и предупреждает, что тот не понимает русский язык, и она будет переводить, только если Сергей ей разрешит. Тот пожимает плечами.
- Если вы захотите что-нибудь скрыть, дайте мне знать. Но Пьер Деларе может вам помочь. Меня он в свое время просто спас, я уверенна, что он может все!
- У вас тоже были проблемы? - недоверчиво спрашивает Сергей.
- А вы думаете, что мы не люди? Я смертельно боялась любви и поэтому не могла второй раз встретиться с понравившимся мужчиной - это упрощенно, конечно. Пьер нашел причину этого и убедил меня в том, что любовь - это прекрасно. Расскажите мне, что произошло за последнее время.
Сергей начинает рассказывать о девушке, с которой познакомился в метро, потом они беседуют о его женитьбе и детях. Пьер просит описать женщину которую Сергей видит в мечтах своей женой. Оля почти синхронно переводит, Пьер сидит молча, потом просит ее сесть в стороне и только переводить. Он садится напротив Сергея, глаза в глаза, и начинает тихо и монотонно говорить:
- Несколько лет назад я полюбил женщину. Она воплощала для меня мои юношеские мечты. Она была прекрасна, умна и вызывала во мне бешеное желание. Эта женщина была как сон. Прошло много времени, пока я понял, что она-то для меня является единственной реальностью, единственной любовью, единственной возможной матерью моих детей. Я пробовал уговорить ее выйти за меня замуж и получил отказ. Я пробовал освободиться от нее. Я пытался найти себе другую женщину, и мне почти удалось это, но почти! Я не хочу жениться ни на ком другом, пока есть хоть крохотная надежда получить ее. Я знаю, что кое-что значу для нее. Но достаточно ли, чтобы она бросила все и ушла ко мне! Отчаяние не дает мне спокойно разобраться во всем, но я знаю, что буду добиваться ее всеми способами, а когда пойму, что все безнадежно, я утешусь тем, что сделал все возможное. Тогда я смогу жить дальше, может быть даже полюблю другую. Тебе знакомо это? Ты должен вспомнить женщину, которая вызывала в тебе такие же чувства и попробовать поступить, как мужчина, то есть добиться ее взаимности. Если после этого ты не получишь облегчения, приходи к Ольге и она тебе поможет. Но мне кажется, что ты сильный мужчина и переживешь неудачу. Желаю тебе счастья! Вполне возможно, что она сейчас тоже страдает без любви. И ты пожелай мне удачи!
Оля переводит так же бесстрастно и монотонно, но к концу тирады ее начинают душить слезы и голос предательски дрожит. Она судорожно сглатывает и замолкает. Пьер сидит с непроницаемым лицом, но говорит ей нежно:
- Не переживай так, милая, у него все будет хорошо.
Сергей встает, ошеломленный, оглядывается на Олю, потом протягивает Пьеру руку, крепко жмет ее и выходит.
- Пьер! - не сразу может начать Оля, - Я никогда бы так не смогла, ты гений!
- Да что же гениального в том, что я узнал в нем себя, я отличаюсь от него только тем, что не довел себя до импотенции и то благодаря психотренингу. Мне не нужно было напрягаться, чтобы поставить диагноз и найти причину, я ее знал.
- У тебя действительно это так серьезно?
- Ну что ты, дорогая, я сгустил краски в терапевтических целях!
- Я могу тебе помочь?
- Да. Ты знаешь, как мне помочь.
Оля подходит к Пьеру и обнимает, пряча лицо на плече.
- Ты не привез с собой черные простыни?
В гостиничном номере, где разбросана их одежда и все окрашено багровым вечерним солнцем, Оля причесывает распущенные волосы, ставшие на солнце совершенно бронзовыми, чуть изогнувшись назад и закинув руки над головой. Ее поза настолько соблазнительна, что вышедший из ванной Пьер снова сбрасывает халат и бросается на постель рядом с ней, отводя руки от волос, опять рассыпавшихся по плечам.
- Ты рыжая ведьма! Раньше тебя сожгли бы на костре. Но ты плохой психолог, если думаешь, что этого мне будет достаточно. И не надейся отделаться от меня так легко! Ты должна уехать со мной, - видя, что она чуть покачивает головой, он добавляет, - Неужели ты не хочешь вечно испытывать такой же восторг? Ведь мы совершенная пара, разве ты не чувствуешь? Только попробуй сказать, что ты не любишь меня!
- Я тебя люблю, Пьер. Но еще я люблю Сашу. И я останусь с ним. Тебе этого не понять, - Оля наклоняется над Пьером, так что ее волосы падают ему на лицо.
- Я знаю. Но неужели ты думаешь, что нужна ему больше, чем мне? Он тебя не любит так, как я. Он самовлюбленный эгоист и использует тебя, так же, как всех вокруг. Ты ведь это знаешь!
- Но откуда это знаешь ты?! И даже если ты прав, я нужнее ему. Ты сильный, Пьер, ты переживешь! Как ты сказал сейчас Сергею? «Когда я пойму, что все безнадежно, я утешусь тем, что сделал все возможное. Тогда я смогу жить дальше, может быть даже полюблю другую».
- Я уже пробовал.
- Но ты не знал тогда, что надеяться не на что. Ты приедешь домой и найдешь себе новую любовь. А может быть, вернешься к Вивьен?
- Ольга! Ты ведь любишь меня! Опомнись! И как ты можешь жить с человеком, о котором пишешь такой дневник!
Оля смотрит на Пьера в гневном изумлении.
- Откуда ты знаешь про дневник?!
- Извини, но это было единственное на твоем столе, что написано на французском, и я начал читать, думая, что это черновик твоей статьи. Сначала похоже на записи о пациентах, я тоже такие веду, если случай представляет интерес. Когда я понял, что это, я уже почти все прочитал.
- Но тогда ты все знаешь. Мои чувства к нему все так же сильны, я его не брошу. Я нужна ему, он без меня пропадет, сопьется, не сможет рисовать. Я выбираю из вас двоих самого слабого. Разве ты не сделал бы так же?
- Я чувствую, что это окончательный приговор? Но хоть сегодня ты выбери меня! - Пьер говорит это с такой трогательной интонацией, что Оля берет его лицо в руки и говорит нежно и проникновенно:
- Ты выбрал меня и это для меня самое главное! Ты вылечил меня, спас из того кошмара, создал заново. Ты самый главный в моей жизни и всегда будешь таким. Когда ты там полюбишь женщину, женишься на ней и будешь счастлив, не забывай, что я тебя помню.
Их поцелуй торжественен и почти целомудрен, но постепенно опять переходит в страстный и неистовый, тела сплетаются в объятиях, и опять имеет значение только любовь, что не дает им покоя.
Через день Пьер улетает в Монреаль, у него неотложная работа. Перед отъездом он договаривается с Сашей и покупает несколько его картин, в том числе и портрет Оли с гитарой. Михаил Семенович остается до конца месяца, переехав по настоянию Оли жить к ней. Он совершенно счастлив теми отношениями, которые складываются у него с дочерью.
Когда Оля с Сашей провожают его в Пулково и, распрощавшись и дав обещание вскоре увидеться еще, возвращаются домой, Саша замечает жене:
- А ведь этот Пьер неровно дышал к тебе, ты не заметила?
- Заметила, - отвечает Оля рассеянно, стоя у раскрытого холодильника и соображая, что бы приготовить на ужин.
- Заметила? И ты такая дурочка, что не воспользовалась этим? Ведь ты же могла с ним уехать в Канаду! Господи, ну почему это бабы не видят своего счастья! Ты получила бы гражданство в Канаде, - по слогам растолковывает Саша, - а потом вызвала бы меня!
Оля не глядя ставит на стол пакеты с молоком и кефиром и быстро проходит в ванную. Закрывшись там и пустив воду, чтобы не было слышно, она рыдает, размазывая тушь с ресниц, потом, немного успокоившись, умывается холодной водой и идет жарить яичницу.

Финита.



И все-таки мне очень любопытно, как вам такой конец?

Читаю. Прошу из списка не вычеркивать. Впечатления сложные, пока не формулируемые. Обязательно отпишусь.
_________________

Что хочется сказать...
Я, конеш, не профи в психоанализе. И даже - не любитель этого дела.
Но рискну высказать свое дилетанское мнение.
Первое. Горе от ума. Это я про героиню, Ольгу. Многия знания - многия печали, воистину. Ибо финал совершенно точно убедил меня, что печали есть.. что бы она там Пьеру не говорила.
Второе. Сапожник - без сапог. У врача - здоровье ни к черту, у педагога - неуправляемые дети, а психоаналитики - несчастнейшие из людей. Шучу. И в тоже время - нет. Когда так подробно все под мелкоскопом рассматриваешь.... Магия пропадает, нет разве? Нет, у автора там другие объективные причны, но мне так с моей дилетанской колокольни так кажется. Если на чудо слишком пристально смотреть, оно, чудо это, смущается и не случается. Чудеса - существа застенчивые, имхо...А любовь - величайшее из чудес этого мира, и в то же время - реальность из реальностей.
Резюмируя. Спасибо. Понравилось. Лично меня даже больше тронула история родителей Оли. И попытка автора дать свое понимание того, что такое есть чудо любви.
Что...мммм..не то чтобы не понравилось, но как-то... короче, я помню ,что это достато из пыльного архива, поэтому скажу кратко и по сути. Немного монотонно написано, имхо. Возможно - ранний авторский стиль, но мне не хватило некоторых эмоциональных акцентов на особо важных моментах. Хотя... Произведение назывыается "Психоанализ". Тихая комната, кушетка...Какие тут могут быть эмоциональные акценты?
Ми-ми, еще раз репект за интересное произведение!
_________________

Нет, ну естессственно! И даже очень! по всем пунктам! Да и пылилось бы дальше, если бы не Юльчик со своей темой, заставившей вспомнить...
А насчет того, что добавить страсти-мордасти, так дальше у меня таки их много! Я открыла авторскую страницу в каталоге литературы и там выкладываю такие эмоциональные страсти, что хватит на собрание сочинений. Мне наоборот надо сдерживаться. сильно заносит. Вот сейчас редактирую "Тень ведьмы" и прямо не верится, что сама написала. В сцене смерти героини даже слезу пустила от умиления своим... гм-м... талантом... Но это на любителя крутых приключений и авантюр, вряд ли кому-нибудь это сильно понравится из наших завсегдатаев.

Спасибо за труд и за мужество, с каким изучила все это. Мне тоже родители нравятся больше. Даже была мысль написать о них подробнее (об отце) но писать о жизни в Америке - рискованное дело, если дальше Жмеринки не выезжал.

Маришка! Я себе все равно нафантазировала совсем другой финал. Прошло еще пару лет. Художник нашел себе новую музу (с деньгами и положением). А Ольга уехала в гости к отцу. И там, послав к чертям весь психоанализ, счастлива с Пьером и их общим ребенком, что получился в последний приезд его в Россию. И убеди меня в обратном?!

Да и не буду! Ибо мне душа так же сочиняет ХЭ, которые очень любит, несмотря на реализм меня стальной.
Ольга списана с моей подруги Татьяны, история ее семьи и послужила основой сюжета (до поездки в Париж). Татьяна тогда была очень несчастливой неудачницей, а когда я уже сочинила это, вдруг написала мне, что у нее сняли сглаз, после чего она внезапно влюбилась и удачно вышла замуж. Парочка просто обалденная, им к пятидесяти, он не отходит от нее дальше полуметра и они все время в обнимку! Так что вполне возможно... Но не переписывать же теперь!

А сгаз - то сняла ты! Ты все неудачи на бумагу перенесла, а её аура очистилась.(Во всяком случае, мне так чувствуется). И чем мой ХЭ портит весь твой рассказ?. Вот возьми и допиши!. Тебе, такой умнице, самой финал будет нравиться. А то, что это списано с жизни чувствуется. Вот выдумку легче распознать, наиграность витает всегда. А подлинные истории они душу бередят. Вот буду теперь тебя тормошить на проду и лайкать в форуме. Другие может тоже подпрягутся.