Читальный зал

1. Скальский Владимир Евгеньевич (1891 - 24.01.1970, в эмиграции):
1) "Мы были видны как на ладони. Немцы отлично видели мою офицерскую амуницию и отсутствие винтовки и сосредоточили по нам огонь. Пули так свистели вокруг меня, что я лег щекой к жнивью, и почти в тот же момент пуля ударила около самой головы, забросав меня землей. Я услыхал голос Журавлева: "Корнета Скальского убили..." Я лежал не двигаясь. Вокруг продолжался бой и пули продолжали свистать у самых моих ушей. "Как странно, - подумал я, - вот я убит, а все слышу, как прежде... Какая же разница между жизнью и смертью?.. Может быть я не убит?.. Нет, конечно, убит..." Тогда вдруг мне захотелось произвести опыт: если убитые все слышат, но живые этого не знают, то, может быть, они могут и двинуться, но для живых они будут казаться неподвижными. Я потихоньку повернул голову и посмотрел на Журавлева. Журавлев крикнул: "Да он живой!" Я понял, что я действительно жив, и, несмотря на скабрёзность моего положения, расхохотался. Мы с Журавлевым быстро поползли обратно и благополучно скрылись за бугром."
2) "Письмо было написано на ломаном русском языке, и содержание его было приблизительно следующее: "Дорогие русские! Завтра день нашего Рождества, а в такой день всякий хочет думать о своём отец, мать, брат, сестра и невеста. Мы просим в этот день в нас не стрелять. Мы не будем стрелять в день вашего Рождества." В пакете оказалась бутылка "Арака" и копченая колбаса. Я отдал и то и другое уланам, а письмо послал с донесением на главную заставу командиру эскадрона. Часа через три прибыл конный ординарец от штаба полка. Мне приказывалось: колбасу бросить, бутылку разбить, т.к. и то и другое может быть отравленным. В немцев - стрелять... Излишне говорить, что в это время колбаса была давно съедена, водка выпита, и все, очень довольные, чувствовали себя отлично. В немцев мы не стреляли, но и не было к тому причин. Случилось так, что в день нашего Рождества я оказался на той же заставе. День протекал тихо и мирно. Но вот со стороны немцев послышалось несколько выстрелов. Я вышел в сад. За мной последовали почти все уланы. "Ваше благородие, что же они? Сказали - стрелять не будем, а теперь палят..." На стороне немцев картина казалась совсем мирной. Стояла группа немецких солдат, но без оружия. И вот, из группы их выделился один и, став на четвереньки, стал прыгать по снегу. Мы поняли: стреляли не по нас, а по зайцу, и они не хотели, чтобы мы могли подумать, что они не сдержали обещания. Все их одобрили и день протек тихо."
3) "Вскоре мы подошли к кладбищу, занятому утром нашей пехотой, и проникли за его ограду, обрушенную нашей артиллерией. Нам представилась фантастическая картина: среди полуразрушенных могильных памятников лежали и сидели люди. Некоторые сидели, опираясь на винтовку. Помнится, все они были немцы. Раненые, они, по-видимому, замёрзли в различных положениях. В этой неподвижности, в этом нереальном свете было что-то потустороннее..."

2. Эрдели Сергей Владимирович (19.010.1894 - 12.01.1968, Париж):
"Нас превратили в "ездящую пехоту", или, как говорят немцы, в "пожарную команду", т.е. мы должны были заполнять все прорехи и просчёты наших штабов. ...мы не имели ручных гранат, шанцевого инструмента, и наши подсумки были рассчитаны на 40 патронов, что для пехотного боя было недостаточно. Приходилось набивать патроны в карманы и тащить патронные ящики, что сильно затрудняло движение, особенно при наступлении."

3. Кислицын Владимир Александрович (5.05.1879/27.12.1881, Киев - 17/18.05.1944, Харбин):
"Мы поливали их свинцовым дождем из пулеметов и винтовок, но сами несли крупные потерт. Противник громил наши окопы огнем тяжелых пушек. Кругом все гудело. Бой шел ожесточённый. Эскадрон 11-го уланского полка, потеряв убитыми и ранеными всех своих офицеров, не выдержал натиска противника и стал скатываться с высоты вниз. Я бросился вперед и поднял в контратаку гусар и драгун и тем восстановил положение... Мы снова залегли, но и противник, понеся от нас большие потери, также залег. В таком положении мы задержались оба и одновременно начали окапываться. Наступили сумерки..."

4. Князь Ишеев Пётр Петрович (26.02.1882, Николаев - 1974, Нью-Йорк):
1)"Эскадрон нырнул в темноту. Дождь и зарево пожаров лишали нас возможности что-нибудь видеть. Все внимание было обращено в слух. Слышались шуршание высокого хлеба и мягкий, заглушенный топот мотни копыт по мокрой от дождя земле. Первое время шли рысью, но при переходе через какую-то канаву перешли на шаг. Лошади упрямились, храпели и не желали идти вперед. Но вот на правом фланге вспыхнули огоньки выстрелов, раздался залп и наше "ура!" Правый фланг лавы атаковал неприятельскую заставу. Неприятель рассеялся в темноте и частью был порублен..."
2) "Следовавший уступом за левым флангом казаков дивизион подполковника Суражевского тоже под сильным огнем ворвался в деревню Нерадово. Раненый уже в начале атаки подполковник Суражевский увлек за собой часть гусар и прорвался на главную улицу деревни, где снова был тяжело ранен... По-прежнему шел дождь и смывал только что пролитую кровь..."

5. Подушкин Константин Николаевич (25.03.1897, Ковель - 11.12.1969, Нью-Йорк):
"Партизанами гусарской бригады командовал наш Нежинец, корнет Станкевич, исключительно храбрый офицер, в распоряжение которого для выучки "как нюхать порох" при разных рискованных предприятиях посылалась необстрелянная молодежь. Нужно сказать, что его вылазки для вылавливания "языка" так замучили австрийцев, стоявших против нас, что они вытребовали на свой участок специальный контрразведывательный германский отряд. Почти каждый день с какого-нибудь нового дерева корнет Станкевич брал на мушку нового германского контрразведчика и в конце концов так разозлил немцев, что они решили сделать ему западню, чтобы его ликвидировать. В апреле месяце он действительно попал в эту ловушку и был убит."