» Часть вторая. Глава 13
Часть вторая.
Глава тринадцатая
Тридцать первое декабря каждого года мсье Печорин традиционно проводил в компании бутылки-другой-третьей. Виски, коньяк, мартини, водка – в этом плане вампир был всеядным. Стыдясь напиваться без повода, он наверстывал упущенное в праздники. Исключение составляли лишь периоды глубокого душевного падения. Одиночество – гордое ли? – порой тяготило Печорина, но в свои худшие дни он был самодостаточен и существовал автономно, довольствуясь обществом выпивки и телевизора.
– А чего у нас в мире делается? – спрашивал он у початой «Березовой рощи», выуживал из-под дивана пульт и включал новости.
Если новости не находились, их заменял кулинарный канал. Вдохновившись кулинарными изысками, вампир шел на кухню и готовил «что-то там под таким-то соусом с гарниром из фиг-знает-чего» из подручных материалов. В большинстве случаев «что-то там» выходило несъедобным, и горе-кулинар угощал творением соседей, вероломно маскируя его под восточный деликатес. Соседи кисло улыбались и кормили «деликатесом» собаку, экономя тем самым на корме для Тузика.
Печорин вообще был личностью экстраординарной. Он мог подскочить в полчетвертого утра с твердым намерением вести здоровый образ жизни, натягивал на уши лыжную шапочку и отправлялся бегать вокруг дома. Рвения хватало на круг или два, и горе-спортсмен, стряхивая повисшего на пятках Тузика, возвращался домой, согревался коньяком с добавлением кофе и утешал себя тем, что начинать надо с малого. В следующий понедельник кругов обязательно будет три.
Однажды осенью Печорин купил рояль – совершенно новый, белый концертный рояль с похожей на одинокий парус крышкой. На рояле он играл сызмальства, и те самые соседи, чей Тузик питался кулинарными изысками, пару дождливых вечеров наслаждались «Лунной сонатой», «Маленькой ночной серенадой» и «Ave Maria». Однако потом вампир променял Бетховена на Круга, а Моцарта – на Сукачева и вдохновенно бил по клавишам, вспоминая «Владимирский централ». Соседи тихо молились: их бабушка битый час курила трубку. Рояль вскоре был продан за бесценок, но хозяева Тузика еще долго вздрагивали, заслышав по радио знакомые мотивы.
Случались в жизни Печорина и благотворительно-альтруистические периоды. Он перечислил солидную сумму на счет Фонда помощи инвалидам войны, кормил бездомных кошечек «Кискасом», переводил старушек через дорогу, бесплатно доносил людям покупки и даже изображал Бабу-Ягу на детсадовских утренниках. Но прекрасный порыв иссяк быстрее, чем ушел с молотка белый рояль: вампир понял, что один-единственный человек физически не сможет помочь всем нуждающимся в помощи, деньги как-то незаметно кончились, а в садике его разоблачил знакомый мальчик: «Дядя Пецелин, у тебя баладавка отклеилась!». В папулю малыш пошел, что поделать?
Панночка возникла на горизонте два года назад. Она успешно сымитировала собственную смерть и по официальным данным считалась убитой. Многочисленный и не самый знатный род вампиров оплакал горячо любимую дочь и забыл о ней. Инесса получила долгожданную свободу... и ушла в загул.
Утолив первый голод, вампирша вспомнила о воспитании и долге. Нервная, как молодая пантера, она пыталась обуздать кровожадность, рано или поздно срывалась, но постепенно умнела. Начала появляться в обществе, работала, кем придется и куда позовут. Нападения стали спланированными и не выходили за рамки вампирской этики.
Бытие вампиром не слишком устраивало Несс, но и приближаться к людям она не хотела, ни одну жертву не удостаивая жалостью. Формально, люди – это продукт питания, рассуждала Панночка. Многие из них жизни не мыслят, например, без макарон по-флотски, но что-то она не замечает особых сантиментов по отношению к расчлененной, перемолотой пшенице и несчастным животным, которых пустили на фарш.
Печорин случайно обнаружил вампиршу в московских лабиринтах и, недолго думая, забрал с собой. Места у него было много, опыта по воспитанию молодых да нравных – и того больше, оставалась безделица – сообщить другу. Он, Печорин, конечно, поклялся голодных котят, щенков с больными лапками и птичек с перебитыми крыльями домой не таскать, но опальная аристократка покорила суровое вампирское сердце.
Маг поначалу удивился, что с ним советуются, а когда увидел, кого друг юности тащит в берлогу, презентовал набор образцов вакцины от бешенства, пожелал счастья в личной жизни и попросил не выключать голову. Он думал, что вампирша – явление временное. Такие как Несс пар не создают и на одном месте долго не задерживаются: они по природе кочевники, однако нравная красотка предпочла сломать стереотип и у Печорина задержалась.
– Мне все равно, где он там и с кем! – кричала Рейчел в трубку. Что бы ни натворил гражданский муж, она звонила его лучшему другу и только ему, даже если требовалось просто узнать как дела. – У меня своих дел по горло! Зачем он мне сдался, скажи на милость? Я свободная женщина!
– Рейчел, вы ведь хотели помириться, разве нет? – спрашивал маг на ломанном английском. Вампир рядом только фыркал. – Что-то помешало?
– Да, хотели, пока этот... этот... Аррр! Пусть гуляет, – жестко бросила она, – нагуляется – вернется. Приму, никуда не денусь, только обязательно помучаю, это полезно. Если Жене нравится думать, что мы расстались только из-за моей наивности, прекрасно! Но он свинья, можешь так ему и передать.
Впрочем, было бы нечестно не упомянуть, что появление прекрасной Инессы возымело и положительный эффект. Печорин, вынужденный контролировать и себя, и воспитанницу, серьезно сократил потребление горячительных напитков. Всерьез они напились лишь однажды, но по счастливой случайности город уцелел, а три студентки отделались легким испугом.
От приглашения друга заглянуть на огонек он отказался по собственной воле – сказывались натянутые отношения с Галиной Николаевной и ощущение собственной неуместности. Не хотелось портить людям праздник болезненно-голодным видом, да и период обострения приходил аккурат к концу месяца.
Новогоднюю ночь вампир провел в компании Несс, а утром его разбудило громкое шкворчание и отчаянное шипение. Потирая гудящую голову, Печорин прокрался на кухню, чтобы обнаружить там матерящуюся Панночку. Девушка и единственная в квартире сковорода сражались не на жизнь, а на смерть.
– И что это будет? – полюбопытствовал вампир, опираясь о дверной косяк.
– Глазунья, – она гордо подняла сковородку, где просили пощады четыре яичных глаза.
– Молодец, хвалю, – улыбнулся Печорин, – только в следующий раз не забудь, пожалуйста, об одной ма-а-аленькой детали.
– Это какой? – насторожилась Панночка. Она смутно чувствовала подвох.
– Скорлупу лучше выковыривать до, чем после.
Он осторожно цеплял вилкой творение юной кулинарки, когда Несс вдруг насторожилась, подобралась и зарычала, обнажая тонкие белые клыки.
– Ты чего, мм?
– Ты ждешь гостей? – вопросом на вопрос ответила вампирша. – Кто-то только что взобрался на наш балкон.
– Пять баллов за чутье, девочка, – похвалил вкрадчивый голос, – а тебе, Йевен, отрежет голову любой человечий маньяк.
Печорин даже не обернулся, продолжая выуживать из яичницы обломки скорлупы.
– Кого я вижу, дядюшкин прихвостень с родственницей! – уронил он. – Не доброе утро, мы вам очень не рады.
В маленькой кухне возникли двое, мужчина и женщина, в одинаковых костюмах цвета «мокрый асфальт». Похожие друг на друга, как две капли воды, они были единым целым: двигались синхронно, оценивали обстановку, прикидывали возможности жертвы.
– Танечка-Ванечка, за какие такие заслуги вы почтили ничтожную обитель своим высочайшим присутствием? По-русски говоря, чего вы здесь забыли? – зевнул хозяин квартиры. – Несс, отбой! Они сожрут тебя прежде, чем ты скажешь: «Добро пожаловать!».
– Пусть попытаются, – любезно предложила та. – Кошмарная стрижка, Танечка. На будущее, голову миксером лучше не сушить: волосы получаются кудрявыми, но редкими.
Татьяна улыбнулась в ответ и промолчала, предоставляя слово брату.
– Ты ждал гостей, Йевен? Мы пришли, да не с пустыми руками.
– Умираю от счастья! Хладный трупик Рейгана при вас? Нет? Тогда считай, что с пустыми. Разрешаю выйти вон!
– Нам не до смеха, приятель, – не спрашивая разрешения, вампиры присели на свободные стулья. – Три новости, и все омерзительные. С какой начать?
– С наименее омерзительной, Ванятка, – Печорин со вздохом отодвинул тарелку.
Похоже, накрылся его завтрак медным тазом. И пускай лучшие кадры тайной канцелярии явились неофициально, вампиры-ищейки не забегают на чашечку чая, а Хромовы, любимая двойка Раевского – тем более.
– Выпить не предложишь?
– Самим мало, – отрезал он. Захотят – сами возьмут. – Ближе к делу, товарищи!
– Как знаешь. Вот это, – Иван закончил настраивать сенсорный мини-коммуникатор и продемонстрировал «окошко» с фотографиями, – мы обнаружили в течение тридцати календарных дней в семи различных городах. А это, - указал он на дополнительное «окошко», – в окрестностях вашего города вчера ночью. Борис Андреевич решил, что медлить нельзя.
Вид растерзанных человеческих тел в каких-то жутких развалюхах заставил поежиться и ко всему привычного Печорина. Он мрачно пролистал фотографии и вернул коммуникатор Ивану.
– Ну и кто нагадил?
– Взгляни на знаки на полу, – посоветовала Татьяна.
Печорин увеличил масштаб и вгляделся.
– Руны, руны, руны. Вон та, если не ошибаюсь, обозначает жертву, – вампир ткнул пальцем в нижний угол снимка. – Эта… гхм… эта похожа на древнеегипетский символ вечной жизни.
– Опергруппа пришла к такому же выводу, – кивнул Иван, бесстрастно разглядывая изображения. – Автограф исполнителя можем лицезреть тут.
Печорин тихо присвистнул.
– Совсем баба страх потеряла! Есть шанс угадать, где она наследит в следующий раз?
– Эксперты разводят руками. Девять трупов – четверо мужчин и пять женщины в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Охранник, учительница, секретарь, строитель, домохозяйка, турист, менеджер, безработный и проститутка. Убитые не связаны между собой ничем кроме видовой принадлежности. Мир давно не испытывает дефицита в людях, и выбор городов, как и жертв, скорее всего, случаен. Схема одна: ведьма проводила ритуал, собирала кровь и уходила по-английски.
– Может, она оставила послание-шифр? – предположил Печорин. – Ну, не знаю, первые буквы имен, фамилий, должностей. Даты рождения...
– Детский сад, – буркнул Иван. – Нет, она усиленно отвлекает наше внимание. Понять бы еще, от чего или от кого.
– Ладно, отбросим этот вариант. А другие новости?
– На днях мы прикончили пять обращенных ведьм. Пять! – подчеркнула Татьяна. – За неделю. И все как одна худощавые блондинки не старше двадцати пяти. Две школьницы, студентка и две выпускницы вузов. Прежде не встречались, друг с другом не контактировали.
– А хозяйка кто? Это ваша Ирен? – вмешалась Панночка, незаметно таская с тарелки Печорина яичные глаза.
– У Бестужевой агентурная сеть по всей стране и сотни вышколенных ведьм в ученицах, из них половина – обращенные. Те, в свою очередь, имеют своих учениц, ученицы учениц – своих учениц, и дальше по убывающей. Формально, хозяйка она, но фактически...
– ...обратить мог кто угодно, – закончил за Ивана Печорин. – Охота на обращенных будет длиться вечно, на то вы и охотники. Возникает вопрос: чем привлекли внимание следствия пять конкретных ведьм?
– Новорожденных не оставляют без присмотра, а эти разгуливали по улицам, сея беспорядки. Новости видел? Масштабный пожар в Московской области, наводнение под Тюменью, землетрясение в Екатеринбурге – их рук дело. Пять маленьких кобр только за неделю, в обществе, хотя обычно их держат под крылом чуть ли не до полугода! И мы, и маги закрываем глаза на обращения, пока они не подрывают секретность, но это...
– Это не просто нарушение закона, Йевен, – закончил за сестру Иван. – Это необъявленная война. Мы говорим от лица Сообщества тебе, наследнику рода Рейган, и твоей воспитаннице: война неминуема, и придется...
– Да мы за вас, чуваки, не парьтесь, – усмехнулся вампир. – За кого нам еще быть, верно, Несси? Вы всё-таки свои, родные. К чему этот пафос?
Хромовы переглянулись.
– Скажи, Йевен, обращенные ведьмы – это зло?
Тот поперхнулся. Панночка, само спокойствие и невозмутимость, доедала яичницу, отпиливая вилкой кусочки белка. Протыкать единственный уцелевший глаз было жалко: он так грустно и беззащитно смотрел с тарелки.
– Конечно, зло! Нам это вроде как с детства внушают, – осторожно ответил вампир.
– И что ты должен сделать, встретив такую ведьму? – сладким голосом продолжила Татьяна. При широкой улыбке она, как и большинство мертвых вампиров, демонстрировала клыки. То ли из вредности, то ли от недостатка практики, потому что улыбаются мертвые редко, и то губами, не обнажая зубов.
– Вообще-то... убить. В теории, – он сделал вид, что не понимает намека.
– А на практике?
– И на практике. Таньвань, чего вы от нас хотите?
Ищейки синхронно поднялись с мест.
– Ты должен уяснить одну простую истину. В условиях военного положения укрывательство врага карается смертной казнью. Предоставляя кому-то приют, трижды подумай: а оно тебе надо?
Демоническая парочка, вопреки ожиданиям, не ушла. Иван открыл холодильник, Татьяна налила себя коньяку, которой стоял по всей квартире на манер лимонада. Печорин обреченно вздохнул.
– Новость третья, – радостно сообщил Хромов, – теперь мы знаем, почему нюхач не может отследить леди Ирен... Какая прелесть! – в холодильнике он обнаружил пластиковый мешок с кровью.
– И почему же?
Печорин покорился судьбе. Знал, что ищейки прожорливы, как термиты. Их лучше сразу накормить, иначе не отвяжутся. Зато Панночка о привычках ищеек знала мало, поэтому попыталась возразить.
– Слово «тролльф» тебе о чем-нибудь говорит? – Иван отпрыгнул, не давая Несси перехватить пакет. – В распоряжении Ирины целый выводок.
– Тролльф? – нахмурился хозяин квартиры. Мысли о ведьмах как ветром сдуло. – Мы с Гриней, охотились на них, пока нас не сцапали за браконьерство. Меня отмазал Бориска, Гриню выпустили под залог, но, Ванька, как можно использовать тролльфа, а?
– Их липкие ауры скрывают мага лучше самого мощного экрана. Нюхач способен учуять любое колдовство, однако стоит ему взять след тролльфа, как бедное животное буквально выворачивает наизнанку, и через пару дней нюхач дохнет. Не успеваем разводить, питомники от нас уже отстреливаются.
– Не шутя! Тролльфы... Брр! Никогда бы не подумал, – Печорин поскреб небритый подбородок. – Тролльфы Обыкновенные, в простонародье – канализационные эльфы, живут везде, где есть сток. Каждый тролльф чуть ли не с рождения наделен навязчивой идеей: он раб и ничтожество, его народ силой загнали под землю. По сути дела, так оно и есть. Стать рукой правосудия – заветная мечта любого грязного эльфа. Ему можно внушить что угодно, однако тролльфы не терпят обмана. Стоит им сообразить, что колдун мутит воду, как эльфики собираются в кучу и… э-э-э… доступно объясняют нанимателю, почему он не прав. Один тролльф в поле не воин, но когда их много…
Вампиры поежились. Всем четверым доводилось встречаться с эльфами канализации. Миролюбивые, слабые с виду существа почти никогда не собирались в кланы, предпочитая жить отдельными семьями, однако потенциалом обладали внушительным. Организованные восстания тролльфов прекратились около пяти веков назад, а вот их эксплуатация жаждущими халявы магами продолжается и по сей день.
– И четвертая, бонусная новость, – белозубо улыбнулся Иван. Один из его верхних клыков был короче остальных. – С сегодняшнего дня я и Татьяна по особому распоряжению Бориса Андреевича контролируем ваш город и часть области. Денька через четыре прибудет подкрепление в числе пяти двоек канцелярии.
Челюсть Печорина некрасиво отвисла. Вот тебе и визит донорской службы! Только кучи мертвых ищеек им не хватало!
– А где Маша будет спать? Надеюсь, не тута? – спросил он, нашаривая взглядом мобильник. Чем раньше предупредит, тем лучше. Дело пахнет жареным.
– Не волнуйся, не у тебя, – обнадежила Татьяна, внимательно следя за хитрым вампиром. – Кому звонить собрался?
- Приемной бабушке, – буркнул он, выходя в прихожую, – поздравлю старушку с новым счастьем.
Вампир не питал иллюзий насчет сохранения тайны, однако получил от гостей молчаливое согласие. Шесть двоек не будут слоняться без дела – они начнут шерстить область, так что на время облавы придется поиграть в добропорядочных граждан.
Два гудка – сброс, три гудка – сброс, снова два, и вызов… Фирменный сигнал бедствия, называется «ко мне не суйся». Ответа не последовало. Два – сброс, три – тот же результат, а точнее, никакого результата.
– Правильно, нормальные бабушки первого января спят. Потом перезвоню, – громко и беззаботно поведал он, отправляя шаблон сообщения. – Может, яишенку хотите, ребята?
--------
Сашка не стал ходить вокруг да около, а напрямую спросил:
– У тебя кто-то есть?
– Сань, я давно хотела тебе сказать, но не знала…
– У тебя кто-то есть? – с нажимом повторил он.
Погодин не умел скрывать эмоций, и сейчас они просто зашкаливали. Он ревновал к каждому столбу, маскирую ревность сверхзаботой, что нередко ему удавалось. Пришлось смириться с этим единственным, как я полагала, серьезным недостатком любимого человека. Никто не идеален, а ревнует – значит любит. Опять же, достоинства умаляют. Но теперь, под яростным взглядом Отелло, чувствовала себя виновной во всех грехах.
Чего я вовсе не ожидала, так это смеха. Нервного, с оттенком истерики, хихиканья.
– Я, видите ли, тороплюсь к ней, – выдавил Сашка. – Мчусь, как ненормальный, мечтаю поскорей душу облегчить и покаяться, а она… она уже с кем-то снюхалась! Охренеть просто!!!
– Покаяться? – непонимающе переспросила я.
– Ну да, – его смех постепенно затихал. – Проснулся утром с Истоминой, думал, сожрет меня совесть. Неделю мучился, не знал, как тебе рассказать. Поймешь ли? Простишь? Клял себя на все лады... Оказалось, зря, – Погодин скривился, едва сдерживаясь, чтобы не плюнуть под ноги. Была у него такая нехорошая привычка.
А у меня голове не было ровным счетом никаких мыслей. Полный вакуум. И никаких чувств – ни злости, ни обиды. Кричать, топать ногами и кататься по полу тоже не особо хотелось. Я вспоминала.
– Истомина с твоего курса? Рыжая такая? – зачем-то уточнила я.
– Да хоть лиловая! Разве в этом дело? Я не хотел, Вера, не хотел, понимаешь?!..
– Конечно, не хотел, это она заставила, – грустно кивнула я. – Связала и долго пытала. Кого ты обманываешь, себя или меня?
– АХ, Я ЕЩЕ И ВИНОВАТ?!! – Сашкин голос сорвался на визг. – А ты у нас, значит, святая! Блаженная!! Великомученица хренова!!! И, раз уж на то пошло, – он перевел дыхание, – не тебе меня обвинять, ясно?! Вечно всё не как у людей, вечно через задницу! Сама тут…
– У меня ничего и ни с кем не было.
– Ты говорила, что любишь меня, две недели назад, – перебил он. – Врала?
– Нет!
– Тогда объясни мне, моя драгоценная невеста, с кем ты успела сойтись за четырнадцать дней? – Сашка почти рычал. – Ты все знала, так? Какая-нибудь тупая подружка позвонила. Эта, лопоухая, вечно в косухе ходит, как ее там… Симакова?
Я покачала головой. Сашка с размаху всадил кулаком в стену, но боль не отрезвила. Наоборот, Погодин распалялся все больше.
– Значит, это была хваленая бабская интуиция. Браво! – он похлопал в ладоши, нарочно растягивая хлопки. – Я хотел поговорить в первый же вечер, но ты свалила на свою паршивую работу. Вернулась в дрова. Силой напоили? Хахаль твой в глотку лил? А потом я едва не решил, что ты кого-то прирезала! «Ой, что вчера было! Ой, зачем я это сделала? Ой, меня прикопают»! И это ты, Вера Соболева, стонала, как последняя... Скажешь, не было ничего?!
– Ничего не было, – мои руки дрожали, пришлось сунуть их в карманы. – «Вера Соболева» – это кто, по-твоему, супервумен? Терминатор? Что ты ставишь мне в упрек, пьянку? Я уже извинялась за нее. Измену? Я тебе не изменяла. Выслушай, Сашка! Ты же всегда слушал, а теперь орешь так, будто это я спала с Истоминой…
– Я жалею об этом, а ты – нет, – злобно выплюнул он. – Почему ж не перед свадьбой, зайка? «Знаешь, милый, я выхожу замуж. Только не за тебя!» Почему сейчас? Не завтра, не через год?! Или муж всегда узнает последним?
– Сашка, остановись, – взмолилась я, – мы пока не женаты. Я не изменяла, клянусь. Ты прав, нужно было сказать раньше... Я люблю другого человека и не хочу морочить тебе голову. Если ты хоть немного ценишь то, что между нами было, сможешь простить. И отпустить.
– Вы уронили шпаргалку, маркиза! Слова-слова-слова, одни слова! Бу-ков-ки! Ты живешь в своем идиотском мире, где пасутся розовые пони! Только вот жизнь, Верочка, в основном черно-серая! Ты у нас вся чистенькая, наивная, дерьма не замечаешь, а вот оно!
Теперь я отлично понимала Воропаева. Когда перед тобой стоит невменяемый человек и талдычит об одном и том же, становится страшно. Погодин ослеплен ревностью и злостью, поэтому говорит то, чего на самом деле не думает.
Вины с себя не снимаю, но зачем открыто смешивать с грязью?! Визжать так, будто его режут, хотя у самого-то рыльце в пушку.
– Вер, ну перестань. Посмеялись, и хватит, – обманутый жених спешно включил заднюю передачу. – Подумаешь, влюбилась! С кем не бывает? Я, если хочешь знать, раз двадцать влюблялся после нашей встречи, но ведь не ушел, остался. С тобой остался! А Истомина – так, случайно подвернулась. Все мы люди, все мы человеки. Сам виноват, надо было приезжать к тебе почаще. Глядишь, вдали от Москвы и... – Сашка прикусил язык. – Прости-прости, солнце! Это пройдет, обязательно пройдет, ты перебесишься и поймешь, какая была глупенькая. Давай я помогу его забыть? Переживем вместе, как делали всегда…
От сладковато-жалобного тона во рту стало гадко, захотелось почистить зубы. Глупая, значит? Наивная овечка? Зачем терпел тогда, если все так безнадежно?
– Спасибо, добрый повелитель! – я поклонилась в пояс. – И за что мне, презренной, милость-то такая? Не умереть бы от радости!
– Хорошо, хорошо, – Сашка поднял руки в фальшиво-примиряющем жесте. – Объясни одну вещь, и расстанемся по-человечески. Какого фига строила из себя недотрогу? Про запас держала, да? Четыре глаза, и ни в одном совести, – он вновь рассмеялся. – И впрямь Терминатор.
– Послушай, пожалуйста, – я нащупала письмо в кармане кардигана, словно пожала ободряющую руку. – Дорогих мне людей немного, по пальцам пересчитать, и ты всегда входил в их число. Не разрушай этого, Саш, не надо. Я виновата – знаю, но молчать больше не могу. Или тебе будет приятней, если я останусь и всю жизнь…
– Будешь представлять на моем месте другого, – он закатил глаза. – Нет, дорогая, легче мне не станет.
– Прости.
– Ясно-понятно, великая любовь. Ты сама-то в нее веришь?
Верю и буду бороться, пока есть за что. Спасибо, что понял, Сашка, все-таки я не ошиблась в тебе. Порох в бочке остался цел, пускай и подмок изрядно.
– Выходит, наши светлые чувства изжили себя. Тебе нужны букеты, рестораны, поцелуи в Ницце, а я не смогу этого дать. Я человек простой, и желания у меня скромные.
– Дело не в Ницце.
– А в чем? В единении душ, трепете сердец и прочей розово-сердечной дребедени? – прищурился Погодин. – Тут явно пролетал НЛО. Мечтающая о единении душ Верка – это нонсенс. Что, скарлатины и аллергии больше не вдохновляют?
Махнула рукой. Все еще злится. Напрасно. Момент, когда он стал для меня героем второго плана, безвозвратно потерян. Лелеять синицу, мечтая о журавле? Жестоко и несправедливо по отношению к синице: она-то думает, что ее любят.
– Что ж, повод сказать «пока-пока» у нас весомый, – вздохнул Сашка, ероша кудрявые волосы. – На свадьбу пригласишь?
– Я вряд ли выйду замуж, Сань.
– Ого, а чего так? Женатый? Силенок не хватит отбить?
Я дернула плечом.
– Не переживай, разберусь.
– Ладно, проехали. Родичам твоим сразу скажем, или пусть сперва от праздников отойдут?
– Не знаю, посмотрим, – с души точно камень свалился, нехилая такая каменюка.
– Давать тебе время одуматься бесполезно, верно?
Та относительная легкость, с которой он воспринял разрыв, говорила о многом. Во-первых, наши чувства действительно изжили себя. Я не смогу прекратить любить Сашку как друга и брата, но дружба – единственное, на что тут можно рассчитывать. А во-вторых, так будет лучше для нас обоих. Как говорила Катерина Тихомирова, не хочу начинать семью с обмана, противно.
– Учти, – серьезно заявил Погодин, – я ничего не простил и когда-нибудь отомщу. Извиняться не буду, не заслужила. Превозносить за честность тоже не буду. Оба виноваты, накосячили. Разрешаю себя не прощать, хотя по глазам вижу, что уже простила. Если что, ты в курсе, где меня найти, – он тяжко вздохнул. – Дура ты, романтичная дура, но я всё равно тебя люблю, как ни странно.
– Спасибо, что понял.
– Не понял и не пойму никогда, – отрезал Погодин, хмурясь. – Вязать тебя, что ли? Так сбежишь к своему герою. Мне мои нервы дороже.
--------
Через несколько дней, подустав от бестолковых блужданий по квартире, постновогодних комедий и переливания из пустого в порожнее, я решила наведаться в родные больничные пенаты. На людей посмотреть, себя показать, а заодно извиниться перед кое-кем, если удастся его встретить. Давно бы позвонила, но абонент был стабильно недоступен, а смс-сообщение, даже самое красноречивое, в нашем случае не годилось.
Встретиться не удалось: мы разминулись. Всезнающая Кара Тайчук рассказала, что Воропаев был здесь с четверть часа назад. Покрутился, покомандовал и исчез в неизвестном направлении.
– Когда появится, не знаешь?
– Славка, который Сологуб, с ним последний разговаривал. Сходи, спроси, может, в курсе, – посоветовала медсестра и стрельнула глазами. – А тебе зачем, подруга? Соскучилась?
– Безумно, – буркнула я. – Жить без него не могу.
– Ладно тебе, Верк, не злись. Все знают, что он не подарок, хотя-а, – мечтательно вздохнула Карина, – такие мужики на дороге не валяются. Ка-ак зыркнет иногда – аж все внутри перетрусится. Жаль, что занят, а то взялась бы посерьезней.
– Ну, удачи, – я заметила бредущего в нашу сторону Сологуба и помахала ему. – Славик, привет!
– Доброе утро, – парень смущенно косился на Карину, накрашенную как два десятка готовых к войне индейцев. – А я вот тут иду…
– Мы видим, – нелюбезно перебила медсестра. – Ты с Воропаевым болтал, тушканчик?
– Болтал… хм… слабо сказано! Обратился насчет характеристики, так меня не только послали по неизвестному адресу, но еще и нагрузили, – поделился бледный от негодования Сологуб. – Цитирую: «чтоб на всякую ерунду не распылялся!». А ведь продвижение по карьерной лестнице – это очень важно. Начинать нужно уже сейчас, с первой, так сказать, ступени…
– Слава, киска, не нуди, – надула губы Кара. – Девушкам это неинтересно. Вот если бы ты уточнил, куда именно тебя послали…
Я поспешила оставить парочку наедине. «Тушканчик» давно неравнодушен к Карине: смущается в ее присутствии, краснеет, помогает по мере сил, забывая про себя любимого. Казалось бы, ценить надо прекрасные порывы, но Ярослав мало похож на принца из сказки. Карина же мечтает о парне с лицом Брэда Питта, фигурой Дэвида Бэкхема, интеллектом Эйнштейна и деньгами Билла Гейтса. Ах да, еще он должным быть добрым, забавным, интересным, заботливым, уметь готовить как заправский шеф-повар и любить Тайчук и только Тайчук до гробовой доски. Вряд ли на Земле родится подобный уникум, но медсестра не теряет надежды.
– Соболева!
Я чуть не споткнулась посреди коридора. У всякого здравомыслящего человека нашего заведения выработан четкий рефлекс на голос Крамоловой, причем вырабатывается он непроизвольно, вне зависимости от расположенности главврача. И чего ей дома-то не сидится в праздничную неделю?
– Доброе утро, Мария Васильевна.
– Раз уж вы здесь, пройдемте. Есть разговор.
Выгнав из кабинета секретаршу Сонечку, осмелившуюся заглянуть со сметой, Крамолова указала мне на стул.
– Садись.
Соединившись с испуганной секретаршей и приказав никого не впускать, мадам соизволила опуститься в собственное кресло. С черными, как вороново крыло волосами, светлой кожей, высокими скулами и серебристо-серыми глазами, она казалась красавицей, но только на первый взгляд. Отталкивала нехватка душевного тепла. Наша Мэри была не столько кровавой, сколько ледяной. Даже в кабинете у нее зябко, как в склепе. На дворе январь, а кондиционер гоняет холодный влажный воздух.
– Хотела поговорить с тобой наедине, – стремительность, с какой главврач перешла на «ты», немного смутила. – Не удивляйся, «выкаю» я редко – от этого нос чешется, а ты, не обижайся, не того полета птица, чтобы ради тебя рисковать носом.
Мария Васильевна невозмутимо разглядывала меня от макушки до кончиков пальцев. Взгляд главной оставался бесстрастным, однако идеальные брови в недоумении изогнулись. Жутко захотелось проверить, не грязное ли у меня лицо, и застегнуты ли пуговицы.
– Вы хотели о чем-то поговорить? – напомнила я, чтобы заполнить неловкую паузу.
– Хотела дать совет. Он сможет уберечь от разочарований. Многих разочарований.
Томительные паузы, взгляды с намеками – приемы Крамоловой действовали безотказно. Вот только на меня уже давил, не раз и не два, другой персонаж, выработав тем самым стойкий иммунитет к воздействию. Поначалу ты оскорбляешься, начинаешь копаться в себе и стремишься что-то доказывать, а потом принимаешь это как должное.
– С удовольствием его выслушаю, Мария Васильевна, – я позволила себе дежурную улыбку. – Ваша мудрость у нас на вес золота, только не могли вы выключить кондиционер?
Главврач лениво поглаживала белый корпус шариковой ручки. В сплит-системе внезапно что-то щелкнуло, и мне в лицо подуло теплым воздухом. Что за ерунда? В руках Крамоловой не было ничего похожего на пульт, только ручка.
– Не стоит играть с огнем, Соболева. Заигравшись, он сожжет тебя и не заметит. Пепел же хорош только в качестве удобрения, – ни к селу ни к городу заявила главврач.
– Что вы имеете в виду?
– Иногда правду лучше не знать. Скелеты в шкафу есть у каждого, но далеко не каждый решится их продемонстрировать. Не все, что вкусно пахнет, съедобно. Если тебе не хватает проблем, могу одолжить, – она потерла друг о друга подушечки большого и указательного пальцев, становясь похожей на огромную человекообразную муху.
Снежинка на цепочке, которая так и не увидела агентства организации праздников, неожиданно разогрелась. Пришлось вцепиться в сиденье, чтобы не поддаться искушению и не вытащить ее из-за ворота.
– Не понимаю, – честно призналась я. – Если я чем-то помешала вам...
– Да кому ты можешь помешать? – фыркнула Мария Васильевна, карябая полировку стола. – Не скрою, раздражаешь меня с того самого дня, как… впрочем, не важно. И откуда ты только взялась на наши головы?
Снежинка вновь укусила за шею, и я царапнула зубами щеку, чтобы не ойкнуть. За всем этим бредом скрывалась причина личного плана. Понять бы еще, чем я так насолила Крамоловой. Мы и виделись-то не больше пяти раз.
Мария Васильевна поднялась с кресла и подошла к окну. Снег, не прекращавшийся с Нового года, лежал нетронутым на крышах и карнизах. Главврач, прищурившись, смотрела куда-то вдаль и бормотала:
– «Когда владеешь всем, и все тебе подвластно...» Иди отсюда, Соболева. Не дошло от меня – жизнь объяснит. Потом не говори, что не предупреждали.
– Прошу прощения за отнятое время. Всего вам доброго!
Она вздрогнула, но головы не повернула. Аудиенция окончена.
Оказавшись в пустом коридоре, я вытянула из-за воротника злополучную снежинку. Подвеска мерцала, пульсировала жаром и упорно не желала остывать. Расстегнув цепочку, я со вздохом сунула в карман. Неудобное украшение, горит при любой возможности, и в большинстве случаев тревога ложная. Вот и думай теперь, грозила мне опасность или нет?
Еще холод этот могильный. Могло же случиться так, что именно сегодня у Марии Васильевны сломался кондиционер, а завуалированные угрозы – своеобразная, но довольная милая форма заботы о жизни и здоровье подопечных?
Я хихикнула. Конечно, держи карман шире! Главврач знает что-то, мне, простой смертной, недоступное. «Он сожжет тебя и не заметит» – уж ни об Артемии ли Петровиче речь? «Игры с огнем» – звучит подходяще, но при чем здесь Воропаев? Не могла же Крамолова знать, что произошло между ними в ночь на тридцать первое декабря! Или могла?
--------
Мороз и солнце, день чудесный! Градусов десять ниже нуля, ни ветерка. Город не спешил пробуждаться от праздничной спячки, только дворники упорно сгребали снег да редкие прохожие брели по своим делам. Такая погода просто создана для прогулок, а о необъяснимых и загадочных явлениях можно подумать потом. Жизнь прекрасна и удивительна!
Маршрутки ходили с перебоями, поэтому я решила не мерзнуть на остановке и пройтись. Особо не торопясь, заглянула в супермаркет за хлебом, сосисками для Бонапарта, плавленым сыром и печеньем.
В магазине стояла оглушающая тишина, девушки в фирменных кепках дремали за кассами. Какое-никакое оживление царило только у полок с крупами, где одинокая старушка в клетчатом платке и поеденном молью пальто, опираясь на клюку, выбирала гречку.
– Да где же она?.. – бормотала старушка, близоруко щурясь. – Она должна быть где-то здесь... Доченька, не подскажешь, где на этой пачке дата изготовления?
Я взяла протягиваемую упаковку гречневой крупы. Зачем бабуле дата изготовления? Гречка не молоко, хранится долго. Но раз человек просит, почему бы не помочь?
– Да вот же она, «годен до...».
Старуха отбросила клюку и резво прыгнула в сторону, а с соседнего стеллажа, как в замедленной съемке, вдруг посыпались стеклянные банки с консервированной фасолью. Бах! Бах! Бах! Бах! По чистому, еще не затоптанному сотней ног полу растекались жирные красно-оранжевые пятна соуса.
– Ты чо, больная?! – взвизгнула примчавшаяся на шум кассирша. На ее щуплой груди болтался бейджик с именем «Полина». – Широкая? Кто за это платить будет, а?!
Старуха исчезла, ее полупустая корзинка осталась стоять у стеллажа с крупами.
– Здесь была женщина, – хрипло сказала я, прерывая поток истошных воплей. – Это она разбила.
– Какая еще женщина?! – задохнулась кассирша. – Нет здесь никого! Михалыч!!!
Пожилой мужчина в форме охранника сцапал меня за локоть и повел к администратору. Следом за нами, раздраженно пыхтя, семенила кассирша Полина.
Пришлось доказывать администрации магазина, что я не покушалась на бедный стеллаж с фасолью: не падала на него, не прыгала, не цепляла ни случайно, не специально.
– Ко мне обратилась женщина, – наверное, в сотый раз повторила я, – попросила помочь, а потом исчезла...
– Исчезла? – перебил пузатый администратор, такой же сонный, как и все кругом. – Каким образом? Убежала или, может быть... – он издевательски хмыкнул, – испарилась?
– У вас же есть система видеонаблюдения. Давайте посмотрим записи! И, в любом случае, – добавила устало, – платить за испорченный товар я не обязана. Согласно статье 459 Гражданского кодекса Российской Федерации «Переход риска случайной гибели товара», если иное не предусмотрено договором купли-продажи, риск случайной гибели или случайного повреждения товара переходит на покупателя, когда в соответствии с законом или договором продавец считается исполнившим...
– Я знаю эту статью, – вновь перебил администратор, – а вы неплохо цитируете ГК. Что, часто портите казенное имущество? Хорошо, не злитесь. Пройдемте, посмотрим запись, уважаемая...
– Вера Сергеевна, – я достала из сумочки ксерокопию паспорта, которую по московской привычке всегда носила с собой, и продемонстрировала наглецу. – Пройдемте, Роман Анатольевич, – пожалуй, в положенных персоналу супермаркета бейджах есть свои плюсы.
Запись с ближайшей к месту происшествия видеокамеры заставила пузатого Романа Анатольевича, молчаливого Михалыча и даже визгливую кассиршу Полину в недоумении крякнуть, а кое-кого и перекреститься. На записи было отлично видно, как я подхожу к пенсионерке и беру из ее рук упаковку с крупой. Старушка прыгает и... испаряется, после чего начинают падать банки. Подбегает Полина, появляется Михалыч...
– Нич-чего не понимаю, – пробормотал администратор, стараясь не глядеть в мою сторону. – А ну, мотни назад!
Теперь пришел мой черед ахать, потому что при повторе старушки не было совсем! Вот я подхожу к стеллажу с крупами, останавливаюсь. В воздухе висит злополучная пачка, что не вызывает у меня ни малейшего удивления. Беру пачку, которая сама плывет мне в руки, изучаю срок годности, поднимаю глаза – банки падают.
Запись пересматривали еще трижды, но с аналогичным результатом: бабуля исчезла с пленки. Остальные камеры после второго же просмотра показали, что она и вовсе не входила в магазин.
– Этому должно быть логическое объяснение, – лепетал Роман Анатольевич. – Дефект материала, камеры неисправны...
– Все сразу? – не поверила я. – Тогда почему она была на пленке при первом просмотре? Как вы это объясните? Почему гречка висела в воздухе? Почему?..
– Да откуда я знаю? – плаксивым тоном откликнулся администратор. – Вышло недоразумение. Мы не требуем возмещения ущерба, можете быть свободны.
– Да? А кто, в таком случае, возместит ущерб мне? – решила понаглеть и обвиняющим жестом указала на свои сапоги, забрызганные жирным соусом. – Совсем новые, между прочим. Откуда я знаю, – передразнила, – может, у вас тут развод такой? И женщина эта – подсадная утка...
Роман Анатольевич отправил, было, Полину в отдел бытовой химии, но под моим насмешливым взглядом сбегал к себе кабинет и приволок оттуда влажные салфетки. Видимо, достойный представитель рода администраторов был настолько обескуражен дефектом записи, что бросился лично вытирать сапоги, только размазав при этом соус.
– Дайте уж, – вздохнула я, отнимая у бедняги салфетки, – не умеете, так не беритесь. Ну вот, всё впиталось, а они тоже денег стоят.
И вот сапоги были вытерты, извинения принесены, немногочисленные покупки – оплачены вспотевшим от волнения Романом Анатольевичем, и я гордо покинула супермаркет.
– Телефончик не оставите? – поинтересовался на прощание администратор, маслянисто блестя глазами.
– Зачем? С моей стороны инцидент исчерпан.
– Мало ли что, – он облизнул мясистые губы, – вдруг заявится эта... эээ... испарившаяся гражданка. Можете с нее компенсацию потребовать...
– Каким образом, Роман Анатольевич? – я улыбнулась такой наивности. – На записях-то ее нет, мы с вами ничего не докажем. Всего наилучшего!
Нет, что-то концентрация необъяснимого в моей жизни и впрямь превысила норму. Надо срочно предпринимать меры, иначе рискую сойти с ума.
Когда до дома оставались считанные минуты, я услышала характерное цоканье. Так и есть, с сапога отскочила набойка. Да что за день сегодня такой?! Я готова была рычать от досады, хотя еще вчера отнеслась бы к проблеме философски. До квартиры как-нибудь доцокаю, но сапожки придется сдать в ремонт. «Денег стоят, денег стоят!» Накаркала, вот и плати теперь.
Едва я успела поудобней перехватить пакет, как кто-то нерешительно окликнул:
– Девушка, вы не подскажете, как пройти на улицу Гагарина?
Я закрутила головой. За спиной никого не обнаружилось, по сторонам – тоже, лишь у входа в «Секонд-Хенд» сидел большой черный кот. Послышалось, что ли?
Стоило мне сделать шаг вперед, зов повторился:
– Девушка, вы, наверное, сами не местная?
Я раздраженно обернулась, готовая высказать шутникам все, что о них думаю, и застыла соляным столпом. Пакет с выстраданными покупками шлепнулся на землю. Сомнений быть не могло: говорил кот. Ма-ма!
– Ты… говоришь? – суеверным шепотом спросила я. Какой кошмар! Хоть бери веревку, мыло и вешайся на вывеске «Секонд-Хенда»!
Котяра виновато развел лапками.
– Увы. Прощу простить за беспокойство, но мне действительно нужна ваша помощь.
– Ага, – тупо сказала я.
Вот и разумные зверушки пожаловали! После всего, что успело со мной приключиться, порог удивления значительно снизился. Надо лишь уточнить, не явился ли он забрать мою душу? «Мастера и Маргариту» в свое время читала, но читала невнимательно. Чем там у них заведовал Бегемот? Кажется, платил за трамвай, пил водку и ел грибы. Теперь всё понятно, осталось только вспомнить, когда в последний раз пила водку и ела грибы я сама.
Убедившись, что за нами наблюдает полная тетенька в лисьей шапке, я свернула во дворы. Понятливый кот не заставил себя уговаривать и семенил рядом. На бегу он забавно поджимал лапы, будто привык гулять в особой обуви, но сегодня надеть забыл. Живет же у кого-то такая прелесть!
Лавочка у подъезда – любимый наблюдательный пункт всех времен и народов, – пустовала, дети и мамаши с колясками тоже отсутствовали. Поймав себя на оглядывании местности, достойной разведчика или параноика, я смахнула снег со скамейки.
– Позвольте узнать ваше имя, добрая незнакомка, – мяукнул кот. Он нет-нет, да водил носом, принюхиваясь к пакету. Сосиски почуял?
– Меня зовут Вера.
– Осип Тарасович, – он протянул лапку в белом «носочке». Весь черный, как из дымохода выбрался, а лапы белые.
– Сосиску хотите?
Встреча стоила мне полпачки Наполеоновского имущества и солидной части печенья. Аппетит у зверька оказался поистине человечьим.
– Благодар-рю! Я ваш вечный должник, милая Вера.
– Не стоит. Говорите, вам нужна улица Гагарина?
– Да-да, – обрадовался новый знакомый, – мы проживаем именно там.
– Но Гагарина на другом конце города. Как вы здесь-то оказались?
Котяра сконфузился, но в итоге признался:
– Моя... мррм фактическая хозяйка… мррр… довольно эмоциональная женщина. Она старается держать себя в рамках, но минувшим вечером Галина Николаевна поссорилась с супругом, и... О, это было весьма бурно и очень-очень страшно! Вынужден признать, что струсил и, едва распахнулась дверь, убежал. Как я корю себя, Вера, как корю, вы представить не можете, – вздохнул он, задумчиво лизнув лапу. – Я ведь кот. В определенной мере, конечно, но все-таки…
– Разве коты не должны бояться?
– Коты, любезная, не должны бояться ведьм, это нехарактерно для кошачьей породы.
Осип заорал дурным голосом, прижал уши и юркнул под лавочку, пытаясь зарыться в снег.
– Что я наделал? Зачем проболтался? Да отсохнет мой гнусный язык! – мяучил он из-под скамейки. – Теперь мне конец!
Пришлось вытаскивать его и спешно заверять, что сегодня утром забыла помыть уши и ничего не слышала. Нервные клетки не восстанавливаются, и стать свидетельницей кошачьего инфаркта мне совсем не улыбалось.
– Чего вы так испугались? – спросила я, поглаживая его по спине. – Мало ли, какие бывают причуды.
– Вы не понимаете, – его голос прерывался мяуканьем. – Семь лет назад я дал слово молчать, не выдавать нашей тайны. Не слишком много по сравнению с крышей над головой, раз идти больше некуда. Выдать себя людям – уже позор, но у меня просто не было иного выхода…
– Успокойтесь, Осип Тарасович, – я погладила его по макушке. – Можете подождать здесь, пока я занесу пакет и переобуюсь? Или лучше зайдете в квартиру, согреетесь?
– Мне не холодно, – проворчал кот. Пушистый хвост бил его по ногам.
– Тогда я вернусь через пару минут и провожу вас.
Дома была только мама. Анька намылилась в гости к одной из многочисленных подружек, а мой несостоявшийся жених приобретал в райцентре ботинки и новую куртку. Московские замашки Погодина не позволяли ему довольствоваться минимумом.
Захватив теплый платок (кота укутать, врет ведь, что не замерз), я вернулась во двор. Осип ждал на прежнем месте, ходил туда-сюда, грустно чихал и мучился виной.
Маршрутка шла пустой, так что можно было разговаривать вполголоса. Завернутый в платок Тарасович смотрел на меня, как на ангела земного, но больше молчал, боясь выболтать другие тайны. То, что нормальная реакция на говорящих котов должна разительно отличаться от моей, вряд ли приходило ему в голову.
Мимоходом вспомнила прочтенную о кошках литературу. Увезенное на десятки километров животное способно отыскать дорогу домой, если на пути нет реки. Однако данный кот, по собственному признанию, является котом лишь отчасти. Хозяева заколдовали? Спросить постеснялась. Ему и так несладко.
Мой найденыш наверняка чувствовал себя иностранцем, заброшенным в чужой город без карты, средств связи и знания языка. Даже хуже: он понимал речь «туземцев» и мог говорить сам, но спросить дорогу без крайней необходимости не имел права, неведомая хозяйка постаралась.
– Осип Тарасович, почти приехали, – шепнула я задремавшему коту. – Вы в каком доме живете?
– Дом, дом… – задумчиво протянул он, почесывая лапой в затылке. – Двадцать третий? Нет, тридцать третий. Точно, тридцать третий дом!
В этом районе мне приходилось бывать не больше трех раз. Дома в основном пятиэтажки, девяти этажей практически нет, зато деревьев больше и клумбы как в Центре. Сейчас, конечно, особых различий не наблюдается, зато летом красиво. И не скажешь, что окраина.
Нужный дом-девятиэтажку я нашла без помощи Тарасовича. Гвалт во дворе стоял такой, что хотелось заткнуть уши: местная ребятня под родительским конвоем высыпала на прогулку. Ко мне подбежал мальчишка лет шести-семи, в зеленой шапке с помпоном и красными от мороза щеками.
– Тетенька, вы тут кота не видели? Черный такой, лапки белые, – с надеждой спросил он. – С утра ищем.
– Павлик, не надо бросаться на людей, – укорила его строгая пожилая дама. – Извините, девушка…
Осип Тарасович мылом выскользнул из моих рук. В царящем вокруг гаме никто из посторонних не услышал ликующего крика:
– Марина Константиновна, любезная вы моя! Юноша!
– Бублик? Нашелся! – радостно пискнул мальчик и, перехватив зверька поперек живота, крепко прижал к себе.
Женщина с недоверием глядела на меня. Надо же, не кричу, в обморок не падаю.
– Это вы его нашли? – на всякий случай спросила она.
– Да. Возвращаю в целости и сохранности. Не теряйтесь больше, Осип Тарасович.
– Большое спасибо, – взгляд дамы оставался таким же напряженным, а на языке крутился вопрос.
– Спасибо, – серьезно кивнул мальчонка, кого-то мне сильно напоминавший. – Ба, пойдем домой. Бублик голодный!
– Погоди минутку. Простите, не знаю вашего имени…
– Вера, можно просто Вера.
– Верочка, не зайдете к нам выпить чаю? Морозно на улице, – ласковая улыбка Марины Константиновна перечеркнула строгий вид, но не лишила подозрительности.
«Хочет узнать подробности», – поняла я и как можно простодушнее ответила:
– С удовольствием.
_________________
by ANnneta