ЦАРЬ ОСТРОВОВ. Столица мира

Начавшееся было улучшаться настроение вновь резко понизилось.
Орвик сдержал слово и привел ко мне сына. Более того, вместе с Астором пришла и ничего не понимавшая Этель. Сказала, что "очень богатый и властный мужчина" велел забрать мальчика и все наши вещи.
Пришлось ей объяснить, что на рассвете я вышла замуж за этого мужчину. Этель долго молчала, прежде чем задать вопрос:
- Он имел на это право?
- Да.
Она кивнула головой, словно что-то про себя решая, а потом открыла мешок, что принесла с собой и вынула вдруг из него мое платье.
- Наверное, тебе теперь следует носить такую одежду. Не думаю, что тот господин позволит своей жене расхаживать в штанах и сапогах.
Я уставилась на платье.
- Но как…
Этель грустно усмехнулась:
- Если у женщины появилось платье, то это значит, что оно может понадобиться в любой момент. Поэтому я на всякий случай захватила его с собой в Столицу.
- Спасибо, - прошептала я.
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я ничего не ответила. Я уже перестала знать, что делать.

С помощью Роддена мы выбрали для Астора комнату. Я старалась найти наиболее уютную, только здесь все были роскошные, но... не сказать, что уютные. Наконец, остановились на одной, с окнами, что выходили в парк, с мягкой кроватью и удобной кушеткой. Этель заявила, что будет спать на ней. И я была ей благодарна за такую преданность.
Пока мы выбирали комнату, мое платье погладили. Этель помогла приготовиться к ужину, сделав красивую прическу. Пригодились даже мои скромные, купленные еще на Грехе, сережки с жемчужинками. А вместе с той, что висела на шее, было что-то похожее на гарнитур. Хотя, конечно, те горошинки, что висели в ушах, не шли ни в какое сравнение с роскошной крупной каплей на шее.
- Доми, - ахнула Этель, - ты настоящая дама!
Я с улыбкой покачала головой.
- Нет, Этель, это иллюзия.
И в это время за мной пришел Родден, чтобы проводить в столовую.
- Астор? - спросила я его.
- Мальчику будет подано все самое вкусное и свежее, не волнуйтесь, госпожа, голодным он не останется, - ответил учтиво управляющий.
Ясно. Астор был недостоин того, чтобы переступить порог столовой. Ему отвели место - его комнату.
И вот теперь мой... супруг... будничным тоном интересовался про ребенка, имя которого он даже не потрудился запомнить и не считал нужным пригласить на свадебный ужин собственной матери.
Хорошо, что в тарелке было достаточно мяса, чтобы методично разрезать его на маленькие кусочки.
- Я бы хотела уточнить, где разрешается Астору ходить в этом доме, где обедать. Ему будут носить еду в его комнату, или он будет питаться на кухне вместе со слугами? Можно ли сыну гулять в парке, или для него предполагается только огород?

В голосе Доми отчетливо звучал гнев и раздражение.
Боги, куда подевалась та дочь Санвы, от улыбки которой я сходил с ума на Грехе? Хмурая женщина передо мной напоминала ее лишь отдаленно. Я едва удержался от резкой отповеди и напомнил себе, что Доми не имеет понятия о правилах, принятых в нашем кругу.

- Когда мы с братом были детьми, то обедали в детской до достижения десяти лет. Моих десяти лет, - уточнил я. – И лишь после этого нам было позволено обедать в столовой вместе со взрослыми, да и то сидеть в дальнем углу стола и быть как можно незаметнее. Впрочем, мы были счастливы и этим. Считаю эту традицию очень разумной. Во-первых, это избавляет от необходимости сдерживаться в разговорах, не предназначенных для детских ушей. А во-вторых, взрослый стол обильнее и сложнее, и для детского питания никак не предназначен. В будущем, я надеюсь, мы сможем сделать исключение для праздничных домашних обедов без присутствия гостей. Разумеется, к тому времени, твой сын должен освоить манеры за столом. Что касается его передвижений, - я перевел дух и отпил из бокала, - то он волен перемещаться по дому, где ему угодно, за исключением личных покоев его обитателей и моего кабинета. Парк, который виден из окон задней части дома – городской, и я в любом случае не рекомендовал бы отпускать туда ребенка одного. Огорода, увы, нет, - Варрава хмыкнул, - но как только вернемся из столицы на виллу, можем его завести, если у тебя есть такое желание. - Я тоже умею быть ядовитым… дорогая. - Еще остались вопросы?
_________________

- Прости, - тихо сказала я, положив столовые приборы на тарелку. - Ты прав. У нас разные миры и то, что кажется само собой разумеющимся в моем, недопустимо в твоем.

Я устало потерла виски.

Какой тяжелый ужин.

Долгий, изматывающий и в чем-то даже пугающий. Неужели теперь все будет вот так? Сколько раз мы делили с Орвиком трапезу на Грехе, и ни одна из них не была такой... до такой степени отчужденной.
- Понимаешь, - тихо начала я, - это все- таки... наш первый совместный ужин, и я подумала, что Астор...
Нет, не получалось у меня говорить...
- Прости, наверное, нам всем нужно время. Привыкнуть, осознать. Я сама еще, если честно, не могу до конца поверить в случившееся, что уж говорить о людях, которые находятся рядом с нами. Нам всем предстоит приладиться к новым обстоятельствам.

Я пристально посмотрел на Доми.
- Да. У нас были разные миры. Но теперь ты – леди Понирос. И некоторые правила придется соблюдать.
- Понимаю, - отозвалась она.

Дверь столовой внезапно распахнулась, и, шаркая, вошел Родден.
- Милорд, леди, - он поклонился, - от лица слуг позвольте поздравить вас с браком. Мы все очень счастливы за вас. Дженевра взяла на себя смелость испечь свадебный торт, - он отступил в сторону, и двое слуг внесли широкий поднос.
- Как мило, - пробормотал Варрава, разглядывая фигурки лебедей на верхушке.
- Спасибо. Мы очень тронуты, Родден, - сказал я.
Старый дворецкий, сияя, удалился.
_________________

Я смотрела на торт и чувствовала пустоту. Какая насмешка!
Легкий кружевной десерт, увенчанный двумя нежными лебедями, символизирующими нежность, любовь и долгий союз.
Пожелание счастья от слуг дома. Искренний и трогательный подарок.

Как не вязался этот торт с тем, что происходило на душе. Мне казалось, что я не смогу проглотить и кусочка. Настоящий свадебный торт. Торт с моей свадьбы. Где нет ни Астора, ни Этель. Только язвительный Варрава, внимательно следящий за каждым моим словом и жестом.
Хотелось встать и убежать. Прочь. Куда-нибудь. Главное, подальше от этого места.
Но я не могла. Я видела счастливые глаза старика перед тем, как он покинул столовую. Я видела в его глазах слезы. Наверное, он знал Орвика еще маленьким мальчиком, он отдал служению этому дому всю свою жизнь и был счастлив тогда, когда были счастливы его обитатели.

Он единственный, кто тепло и искренне принял меня здесь. И дело не в том, что он выполнял свои обязанности, а в том, как он это делал. Утром в дом привели незнакомую женщину в штанах и сапогах, явно не уточненную дочь влиятельного вельможи, и старик принял меня. Так, как принимают отцы жен своих сыновей. Это читалось в его глазах и улыбке. Было что-то одобрительное и поддерживающее во всем, что делал Родден. Он даже Астору обрадовался, сказав:
- Давненько в этом доме не звучал детский голосок.
И разве могла я сейчас обидеть старика, отказавшись от торта? Нет.
- Орвик, а... из чего сделан этот торт?- спросила я, когда дверь за управляющим закрылась.
- Ты никогда не ела подобные десерты? - встрял Варрава. - Пора приобщаться к изысканной кухне. Надо будет купить справочник изысканных блюд и изысканных манер. Как же ты собираешься выходить в свет?

- Варрава! - одернул я брата. – Это уж слишком. Справочник изысканных манер не помешает в первую очередь тебе.

В ответ тот лишь с оскорбленным видом пожал плечами.

- Не знаю, Доми, из чего сделан этот торт, но предлагаю тебе попробовать и угадать самой, - с этими словами я, не дожидаясь слуги, взялся за нож. – К нему полагается вон та вилка, - сказал я, передавая тарелку.
- А ты? – спросила она.
- Я не люблю сладкое.
- А говорят, вкус счастья именно сладок, - ухмыльнулся Варрава.

»» 01.08.15 16:22 Обсуждение мероприятий игровой площадки Забытый Мир
_________________

- У меня есть предложение получше, - сказала я, принимая тарелку с кусочком десерта от Орвика, - давай придушим Варраву.
Не знаю, как у меня вылетели такие необдуманные слова, но Орвик вдруг улыбнулся. По-настоящему. И на мгновенье все вдруг стало все, как когда-то.
- Я тоже об этом подумываю вот уже половину ужина. Ты считаешь, он сразу станет вежливым?
- Я не очень в том уверенна, но попробовать можно.
Мы оба уставились на Варраву, и он таки поперхнулся вином.
Торт оказался очень вкусным.
- Здесь есть орехи, - объявила я.
- Это хорошо? - поинтересовался Орвик.
- Это очень хорошо.
- Доми, ты любишь орехи?
Я почувствовала, как краснею.
- Ну... Не сказать, что это мое любимое блюдо...
Варрава громко фыркнул.
- Но в последнее время...
- Ясно, - Орвик смотрел на меня с неподдельным интересом, словно видел в первый раз.
- Что?
- Ты изменилась.
- Он завтра купит для тебя мешок орехов! - встрял таки Варрава. - И белочку.
- Зачем? - спросили мы хором.
- Чтобы не скучно было грызть их одной.

До самого окончания ужина Варрава не мог вести себя спокойно, видно, наш разговор накануне сильно на него повлиял. Однако, уже не было того гнетущего ощущения, которое царило в самом начале, и я чувствовала, видела, как Орвик пытался сгладить неровности и слова. Ему было также непросто, как и мне, и я не могла не оценить его стараний.

Орвик, Орвик, что ждет нас с тобой? Так ли ты готов на самом деле к будущему, как пытался меня убедить перед церемонией бракосочетания?

- Прошу прощения, - сказала я, вставая из-за стола. - Но Астору пора спать. Мне нужно пожелать ему спокойной ночи и... я хотела бы отнести кусочек торта.
- Конечно, - Орвик сделал соответствующий знак слуге.
Вскоре в моих руках оказалась тарелка с кусочками для сына и Этель.
Этот же слуга проводил меня до нужной комнаты, оставив братьев наедине. Даже думать не хотела, о чем они будут беседовать.
Я шла за слугой и ловила себя на мысли, что потихоньку запоминаю расположение комнат, и скоро смогу намного увереннее ориентироваться в доме.
Астор уже был готов ко сну, но увидев меня, вошедшую в платье, с угощением в руках, вскочил с кровати.
- Мама! Мама, какая ты... Как принцесса!
Я улыбнулась.
- А ты теперь всегда такая будешь, да? Этель говорит, что это наш новый дом, только это настоящий дворец. Мы теперь будем жить во дворце? А эти строгие дяди? Они будут жить с нами?
Он ничего не понимал и просил разъяснений.
-Завтра,- сказала я, целуя сына в макушку.- Все завтра. Мы с тобой обо всем поговорим. А сейчас пора спать. Все у нас хорошо. Я попрошу, чтобы завтрак принесли сюда и поем вместе с тобой. Договорились?
- Хорошо.
- А пока... Вот торт.
- Ух ты! Лебедь! И его тоже можно есть?
- Можно.
- Жалко. Я лучше торт съем, а лебедя не буду. Он такой красивый!

Когда я вышла из комнаты сына, то увидела, что у дверей стояла девушка - служанка.
- Что-то случилось?
- Мне было приказано проводить вас в спальню.
- Здесь недалеко, - ответила я с улыбкой. - Спасибо, но я уже немного разбираюсь в доме. Думаю, что смогу дойти сама до отведенной мне комнаты.
- Нет, - девушка слегка покраснела. - Мне было приказано проводить вас до спальни сэра Орвика. Господин приказал во время ужина перенести все ваши вещи к нему.

Вот как... Значит, разных комнат не будет... Он не даст повода слугам посплетничать по поводу ненастоящего брака.

- Хорошо. Веди.

Дворец Правителя

Я отчаянно скучала. Откровенно говоря, любой бы заскучал на моем месте. Строго-настрого мне было наказано стоять позади всех и не поднимать глаз на важных людей. Кто это важные люди так и осталось для меня загадкой. Может быть, вот та девушка с ярким румянцем во все щеки? Или дородная женщина, прячущая милые складочки за излишками оборок? Или сухонькая старушка, которая с таким удовольствием указывает на всех пальцем и неодобрительно качает головой? Помогите мне все маковые поля мира, но мои куклы гораздо важнее этих напомаженных манекенов, лишь издали напоминающих женщин. Конечно, я могу стоять за широкими спинами моей труппы и плести венок из колосков для последней фигуры, которую я вылепила ночью из глины. Конечно, я могу не поднимать глаз, скрупулезно приглаживая ершащиеся стрелы, только что мне делать с тянущим ощущением внизу живота, которое свернулось холодными кольцами, обнаружив в нем пустоту?

Ночью я опустела. Боль выкручивала мои запястья, снова и снова напоминая мне прикосновения моего воспитателя. Я боялась прикрыть веки, потому что знала, что его горящие черные глаза вновь вопьются в мою плоть, оставляя на ней следы. Я так и не закричала. Ни разу не закричала и видела надежду, вспыхивающую в глубине этих черных глаз. Не пытаясь уразуметь, что это означает, просто сворачивалась клубком в поле под клубящимся надо мной небом – тонкий колос, затерявшийся в мире. Такой находил меня Аман, такой брал на руки и нес домой, пряча в своей комнате и отпаивая жутким сладким чаем на травах. Я давилась, но пила, чувствуя, как с каждым глотком во мне раскрывается хрустальный цветок, как выпрямляется он, гордо поднимая тяжелую голову. Временами мне кажется, что я до сих пор не в силах нести эту тяжесть, да кто меня спрашивал. Ни о чем не жалею. Только лишь… да, только об одном – так и не сказала Аману, что в травяной чай нельзя добавлять мед, он губит разнотравье. Пустяки. Я напишу ему письмо.

Очередной спазм заставил меня задержать дыхание, не пуская на волю рвущийся стон. Нельзя. Так нельзя, я знаю. Откуда знаю? Мне горящие глаза говорили «Молчи!» Я лепесток в поле, колос на ветру, туманная дымка рассвета – все пройдет. Пустота во мне так быстро заполнилась, что я не успела сбежать. С каждым шагом, который приближал меня ко дворцу Правителя – мне говорили его имя на рынке, в лавках, куда я относила своих кукол, но я не захотела запомнить – пустота наполнялась чужеродным, ледяным весом. Я притихла и не пела песен, не вплетала в венок мертвые цветы, которыми третьего дня расплатились со мной за сшитую из разных лоскутов пеструю игрушку. Магда. Я нарекла ее и отпустила, потому что без имени они мои, а я не вынесу столько. Знаю. Я пробовала. Многое рассказывают мне птицы, которые во сне выклевывают мои глаза. Они говорят на чужом языке. Я не понимаю, я не кричу, я просыпаюсь и знаю.

Упрямо повожу головой, когда на мое бормотание обращает внимание Владий и дергает меня за рукав. Я замолчу, но слушать не буду. Не хочу. Мне не нравится звук голоса холодной женщины, которая говорит с Лютаем. От нее плохо пахнет – каленым железом и скрученной в бараний рог волей. Не хочу. Я накладываю непослушные колоски, сплетаю между собой, глажу, баюкаю. Не обижу, не пораню, сберегу. Они проскальзывают между пальцев, колят тонкую кожу, но ложатся так, как нужно мне, и я не могу сдержать улыбку, наклоняя голову еще ниже, чтобы никто не подумал, что я смеюсь над надменными словами, которые не по душе Лютаю, но это хороший заработок и если получить одобрение, то можно на несколько недель остаться в Столице, подрабатывая уличными представлениями. Я не останусь с ними, мое время подходит к концу и дорога крадется к порогу моего шатра.

В голосе Лютая зазвенели металлические нотки, и я вздрогнула, уколов палец сильнее привычного. На кончике выступила алая капля, и палец тут же оказался во рту. Мне не нравится вкус крови, он напоминает мне что-то давно забытое, то, что приходит ко мне во сне и липко касается пустого нутра, пробираясь без приглашения. Мне все сложнее терпеть эти застывшие фигуры. Если закрыть глаза, сильно надавить на веки костяшками пальцев, то в расплывающихся ярких кругах можно заметить, как они отталкивают от себя жизнь. Обеими руками, добровольно отталкивают ее, подчиняясь когда-то кем-то выдуманным правилам. Я боюсь и дрожу. Если это болезнь, то мы все можем ею заразиться. И гордый Лютай перестанет петь у ночного костра красивые печальные песни глубоким голосом, а высокий, темноволосый Владий упадет с каната, натянутого над площадью.

Мне хочется убежать. Скука так быстро сменилась тревогой, что я забываю про сплетенные между пальцами колосья, про причудливые узелки, связывающие меж собой высохшие стебли. Владий словно хребтом ощущает мою тревожность и ловит мой взгляд, который я прячу еще упрямее, чем раньше мотнула головой на его одергивание. Не хочу смотреть! Отворачиваюсь в сторону, чтобы вскользь заметить быстрое движение у дальней двери. Мальчишка! Из тех, что служат при дворе мелкими посыльными или учениками на конюшне. Он снова высовывается из двери и смотрит прямо на меня. Манит грязной ладошкой, и я пробираюсь в его сторону, невидимая за широкими спинами моих спутников и яркими юбками спутниц. Он вкладывает в мою ладонь пальцы, и я чувствую, какая натруженная рука у этого ребенка.

– Тсссс! – прикладывает он палец к губам, как будто мне требуется напоминать о том, что следует быть осторожной.
Мы выскальзываем за дверь и приваливаемся к стене, давясь внезапным приступом хохота.
– Ты кто? – спрашиваю я, немного отдышавшись.
– Ярмин, – пожимает плечами мальчишка, словно я спрашиваю абсолютно обыденные вещи, которые не представляют никакого интереса.
– Суламифь, – тонко улыбаюсь я, настаивая на знакомстве.
– Я знаю, кто ты. Я видел тебя на рынке.
– И чего ты хочешь?
– Показать тебе кое-что.

Меня это ошарашивает, и какое-то время я непонимающе смотрю на ребенка, а потом с опаской киваю. Чему быть, того не миновать. К тому же, вряд ли он поведет меня в жилую часть дворца, скорее это «кое-что» окажется жеребенком или кучкой щенят на заднем дворе. Заднего двора я не боюсь.

Это «кое-что» оказалось разномастной пятеркой пони, которые каким-то образом проникли во дворец и расположились в огромной зале с высокими сводчатыми потолками. Скорее всего, их привели с той же целью, с которой Лютай притащил нас всех сюда, и они просто ожидали своей очереди. Только вот беда – мне совсем нет до этого дела. В залу уже просочились другие мальчишки и с любопытством таращились на меня.

– Ну и что мы стоим? – делано грозно хмурюсь я. – Перед вами настоящая карусель, а вы стены вытираете!

Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы наладить контакт с животными, ласково фыркающими мне в протянутые ладони. Мгновение – и я стою в центре, сжав в руке поводья и понукая крошечных лошадок размеренно двигаться в одном направлении. Восторг вытеснил пустоту из моего живота и тревожность исчезла, словно ее и не было. Все рассеял счастливый детский смех, звенящий под сводами дворца Правителя без имени.
_________________

Я умру. 
Я знаю это, ступая по улицам Столицы Мира. 
А дышится легко. Дышится грудью всей. В мощь ее полную.
Жить хочется? 
В воздухе травами пахнет. Пахнет выпечкой. 
Покупаю приторно сладкий пряник за медяк. Вспоминаю, как надо его есть. По-моему, нужно улыбаться. Закрывать глаза и наслаждаться вкусом.
Сахарная посыпь тает на языке. Расползается по небу. Только вкус железа от крови не дает распробовать сласть.
Рядом танцуют уличные артисты. Гремит, бьется шарманка, в диком воплем вырваться желая из рук Шарманщика. 
Замученная обезьянка, в тесном, кожаном поводке вокруг шеи, тянет по удушливому призыву кукловода бумажку с предсказаниями. 
"Путника ждет удача", – криво написана судьба моя на малом листе. 
Глажу обезьяну под подбородком в знак благодарности за предсказанную судьбу. Сдохнет теперь, дай только час. 
Благодарность бывает разной. 
Шарманщик заведет себе новую куклу. У той тоже будут раны на шее и голодные глаза. Может быть, убить Шарманщика? 
Вокруг моей шеи тоже должны быть раны. Кровавые. Рваные. 
Больно разъедает невидимый поводок мою кожу. Да только к боли привык. Уже и не помню, когда поводок одели. Не помню, как ходить без него. Не знаю как сопротивляться, когда тянут, удушая. 
Привык и бумажки с предсказаниями вытягивать, фокусы показывать. 
Привык смотреть на все голодными глазами.
Привык что рано или поздно сдохну. 
Кто я?
От имени одна буква.
От души остатки, размазанные по кромке сосуда. 
Меня за медяк купили, как пряник на пощади – у тех, кто жизнь дал. 
А стою ли дороже? Не знаю.
Мимо пробегает ребятня, показывает пальцем как на диво какое. Мать подбегает, быстро, взахлеб слова глотая, да утаскивает детей подальше.
Когда я стал тем, от кого надо уводит детей? 

Я умру. 
Я знаю это, когда ворота замка Правителя открываются передо мной. 
Конь не доживет до утра.
Банга ждет кусок еды и рычит на каждого, кто смотрит на меня. Верно. Преданно. Странно иметь псину, когда ты сам себя больше чем псиной не ощущаешь. Верность – это данность, так говорил почивший Лорд Севера.
Так я освобожден от выбора или лишен его?
«Он умрет». 
Мне кажется я слышу это, ступая  по коридорам и залам дворцовым.
В шорохе плаща.
В шепоте тех, кого встречаю по пути.
Столько страха в их глазах.. пить бы, как источник с водой чистой. Лучше страх чем жалость. Я помню, как на меня смотрели с жалостью. Нет ничего паскудней.
Ноги мои еле идут, но идут дорогой верной, к моему палачу.
Четко отбиваю шаг, словно солдат верный, присягу давший.
Словно пес к хозяину. 
Смотрю на другого как я.
Он был худ и слаб когда я уезжал.
Он просил помощи.
Он просил мести.
Теперь он – самый сильный Ученик. 
Ты последний? Последний кто выжил. Где другие? Ты убил их сам?
Король Крыс...
Нас теперь двое. Один сытней другого. Но слишком много ран.
– Дождался? –спрошу я у него сухим голосом, горло режущим, – Я думал, тебя пришили в первую же ночь моего отсутствия. 
– Дождался, – руки его скрещены за спиной. – Я рад, что ты жив. 
«Надолго ли», – проносится в голове. 



Я умру. 
Мой шарманщик не тянет за поводок. Не требует меня к ноге. Он спокойно ждет когда я все сделаю сам.
Как называть тебя?
Учитель.
Отец.
Хозяин. 
Верность это данность. 
Верность это данность. 
Верность это данность.
Ты воняешь гнилью.
Я воняю так же? 
Я обезьянка достающие бумажки с предсказаниями.
У меня на теле нет ни одной отметины, ни одного знака после встречи с Древней, кроме как на руках и сердце. 
Той самой, что ставят еще ребенку.
Той самой, что мешает умереть.
Мне казалось, во мне медленно умирала душа. Разлагалась и не могла выбраться наружу. Сгнивала там, забытая всеми в тесной коморке. Те, кто думает, что умирать телом больно, ошибается. Боль – она внутри.
Та, от которой кричишь молча, не имея права на звук, закидывая крик комками невидимых камней, самая болезненная. Та боль, которую не видишь. Самая осязаемая.
От той, первой боли, в первый раз попадаешь в Безмирье. И только там становится легко. Ты видишь свою собственную душу,  истерзанную, желающую уйти. Это единственный раз, когда ты сталкиваешься со своей собственной душой в этом месте, и сколько не ищи ее – потом не найти.
Там ты делаешь свой выбор которого нет. Отпустить её, бешеным зверем затравленно бегать по миру которого нет, без покоя, или служить, понимая, что ты есть и существуешь. Там ты решаешь раз и навсегда: верен ли ты. 
Сколько учеников не вернулись из Безмирья в первый раз? 
Сколько детей учитель не взял за руку и не вывел?
Сколько слуг теперь у него там ,в том темном месте между живыми и мертвыми? 
А все кто выжил? Все до единого, до одного ничто, как сосуды с почерневшими, давно истлевшими душами.
– Что случилось с тобой, мой мальчик? – лишняя мягкость его голоса. Холодные глаза.
Нет, ты, все же, не мой отец.
Кто же ты?
Я снова скрепляю его руку со своей. Кровью. Как тогда, в первый раз, в Безмирье, его рука сожмется с моей. Кровью сцепится. Сила расскажет все, что хочет знать Учитель.
Я покажу ему как умирал Аг Бессердечный.
И что теперь болезнь ненависти пала и на Леди Севера.
Что будет разъедать  ее долго и мучительно.
Обезьянка вытащила дня нее бумажку с предсказаниями – как должно. 
Я покажу ему деву с косами белыми, босыми ногами по снегу бегущую, в салки играющую, сметь зовущую. Я покажу ему,  что оправил по следу пса. Дикого. Чуткого. Душа Ага на это хорошо сгодится. Сколько бегать девице не известно.
Я покажу ему Древнего Бога, в лесах заплутавшего. 
– Ты выжил. Ты выжил. Ты выжил. – Он смотрит на меня как...
Нет, ты мне не Учитель.
Кто же ты?
Удивления в глазах Магистра я не видел никогда.
Столь открытого.
Столь восхищенного. 
– Твое тело...?
– Умирает, – я говорю ему это легко и, кажется, отрешенно.
Так, как будто это случилось давно. Теперь надо лишь догнать Смерть и отдать свое тело ей в руки. 
Он отстраняется, смотря на меня. Выжидает, тихо решая, что делать с дохлой животиной.
Решение приходит быстро. 
Я умру сегодня. 
Я умру сейчас.

»» 05.08.15 18:52 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Замерзая, я вижу, как за моря
солнце садится и никого кругом.
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
закругляется под каблуком.
Иосиф Александрович Бродский

Царь Островов. Столица. Дворец - где-то там.

Он идет за мной.
Не крадется, нет.
Ступает громогласно, оставляя глубокие следы огромных лап.
И кажется, я ощущаю его тяжкое дыхание на своем затылке.
Белесыми теплыми клубами расползается оно во тьме.
Я не вижу его, но знаю - пес там.
Мы встречались однажды.
Пусть и нет памяти о том, как это было.
Как иначе узнал бы он вкус моей крови?
За ухом рокот зычного голоса.
Рычание.
Дрожь в коленях.
До жара.
Обхватываю себя за предплечья, утапливая пальцы в плоти, чтобы не закричать.
Вот вот нагнется и прокусит, обрубая все связи с телом.
Оставит умирать на земле, в луже крови.
Огромный.
Злой.
Мощный.
Жадный.
Он чует меня.
Чует во мне чужую кровь.
Чует во мне нечеловека.
И я знаю - путь только один.
Запорошить, обмануть, запутать.
Обвести, заморочить, заморозить.
Оставить в танцующей метели.
Ветры! Ветры! Вы со мной...
Танцую с витками метели, кутаюсь в снежные ленты.
Белым красит поле вокруг.
Порошит снежинками.
Ни следа от меня, ни звука, ни запаха.
Только переливы во вьюге танцуют, сливаясь в сплошное кружение.
Ищи меня пес.
Ищи.
Ухватить не за что?
А коль нет - поди, скажи хозяину - истаяла.

Кружит метель, вьюжит.
Девочку с белыми глазами обнимает.
Пес не уходит.
Ждет.
Только воет, морду вскидывая к бесконечно-темному небу.
Он хочет крови.
Без крови не напиться ему, не получить благословения хозяйского.
Не упокоить жажды.
А метель кружит...
Кружит...
Кру...

Просыпаюсь от бьющей дрожи.
Страшно.
Очень страшно!
По коже мурашки.
За окном темень. Крадутся тени.
Плачет отголосок вьюги, стучит в окно квелыми снежинками.
Как так? А как же солнце?
Расплакаться готова.
Холод гложет кончики пальцев, липко лижет ноги.
Куда ушло все тепло подаренное?
По ветру пущено...
Я холодная.
Холодная.
Холодная, как мертвячка!
СТРАШНО!
- Даэва, - хрипло, со сна.
У него такие горячие руки...
Когда я ухожу из покоев Правителя, мое тепло - со мной.
Даже немного жарко.
А снег за окном растаял.

»» 05.08.15 23:40 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Дворец Правителя.

Я выбрал удачное время для перемен в своей жизни. Впрочем – не выбирал. Это решили за меня, но те, кто решил – знали, когда это делать. Вся столица, дворец и двор – стоят на ушах. Совет Десяти. Как много это значит для всех. Даже для меня.
Дни мои полны хлопотами. Делами. Людьми. В хлопотах и трудах я истоптал весь Дворец, а так же некоторые места Столицы – Академию механики, верфи. Но каждый раз я стараюсь сделать так, чтобы в поле моего зрения не попадала Восточная башня.
Ночи мои полны Даэвой – и это быстро стало привычкой. Я так давно привык быть один. И я не избавился от этой привычки. Нас не двое. Я - один. Даэва – просто внутри меня. Стала частью меня, моя Льдистая ведьма. Наверное, для ведьм это обычное дело. А вот все ли ведьмы просыпаются посреди ночи от кошмара, в холодном поту и с ледяными руками и ногами – я не знаю. Но это меня тревожит.
Двор судачит о нас, но умеренно. Впереди - Совет Десяти. И это занимает всех много больше.

***

Иду Северной анфиладой. Несмотря на то, что я во Дворце, где мне знаком каждый угол, несмотря на то, что Тербий следует за мной - я привычно настороже. И поэтому тихое, на грани слуха, ржание от меня не ускользает. При всем том сумасшедшем доме, в который превратился стараниями леди Авиллы дворец во время подготовки к совету Десяти, кони в Северной анфиладе – это перебор.
А это оказались не кони, а пони. Пять штук. На них восседали мальчишки – один с конюшни, другой с кухни. А посреди комнаты стояла девушка. В руках ее были пестрые ленты, и само одеяние ее было пестрым и состоящим из лоскутов, тряпиц и лент. Пони медленно шли по кругу. Кажется, даже слышалась тихая музыка – или она зазвучала у меня в голове при виде этой картины. А вот у девицы при виде меня приоткрылся рот. Она так и стояла, глядя на меня, на великана Тербия за моей спиной. Стояла и смотрела. А пони все шли и шли по кругу. Разноцветные ленты оплетались вокруг тонкой фигуры девушки. Еще немного – и она окажется совсем спеленутой. Что это за карусель такая прямо во дворце? Я шагнул через порог. Малышка в разноцветных лентах шарахнулась назад. Ленты натянулись, пони заржали громче, мальчишки прыснули по углам.
По-моему, она сейчас шмякнется на пол…

»» 07.08.15 17:07 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Не стальная игла, а грусть
Мне пробила сегодня грудь,
Оттолкнусь от земли и в путь,
Не забудь меня, не забудь.


А на траву падает снег.  
Падает, тает, будто жить не хочет. Оставит от себя лишь мокрый след. 
Подставлю лицо под легкие хлопья,  нарисуют они мне искусственные слезы. 
Оплакиваю.
Оплакиваю своего палача. 
Судьбу свою оплакиваю. 
Смерть свою будущую оплакиваю.
Слезами из снега. Своих-то давно нет.
Какой должна быть смерть чтобы легко ее было принять?  
Издохнуть в старости, от боли в костях? Или как солдат, в бою, ослепленный отвагой? В окружении жены, детей и близких? Или мучительной  агонией? Или легкой любовницей, касающей быстрым поцелуем уст и забирающих тебя в объятия сна и покоя?
Какой она должна быть?!
Я умер от боли в сердце.
Смерть моя была легкой и быстрой. Игла в грудине. Легкий вскрик. И все.
Прощай старуха мать. Прощай старик отец. И выводок братьев и сестриц – прощайте. Не поминайте лихом вашего, Бездна знает какого по счету, младенца. Возможно, мое тело бы припорошило таким же легким снегом, но на щеках были бы настоящие слезы. 
Я знаю как должен был бы умереть, если бы меня не забрал к себе Магистр. Но я не знаю, как меня убьют сейчас. 
– Ты сделал бы тоже самое... – Король крыс позади меня, и голос его уверенный, четкий. Не тот, что был когда-то. Самый слабый среди учеников. Как и я когда-то.
– Сделал бы, – слова как прощение, – мне встать на колени? 
– Нет.
Поздно. 
Он обходит меня, смотрит сверху вниз.
А мы похожи. Может это я – сам себе палач?
Такое же сухое тело.
Те же глаза, пустые и холодные.
Те же высушенные руки и тонкие пальцы. 
Чтобы было бы, если я был на его месте?
Что делают крысы, когда их закрывают друг с другом без еды?
Пожирают друг друга. Я бы его сожрал. Ножиком по гортани. Ртом ко рту. Пил бы силы, каплю за каплей. Каплею за каплю...  Пока сухим телом не упал бы.
Тело в прах с землей сольется. Сила.
Душа чужая, протухшая,  на стенках моего сосуда следы оставит. Будет скулить жалобно, проситься на волю. Не пережил бы.
Не пережил. 
А ты переживешь?  
Смотрю на Плача моего названного. Тот садится на против меня. Глаза в глаза. 
– Кем бы ты был если бы выжил? Тогда...
– Не знаю... Пастухом.
– У меня были знатные родители. Они отдали меня с радостью. Я видел их недавно, в Безмирье, – зачем-то говорит он. – Они зовут меня к себе. 
Я смеюсь. Чуть истерично,  расслабленно. Над его словами, над своим положением. Над всем. Жизнью, и даже будущей смертью. Каждый смешок больно ударяется о грудь, застревает в горле. Потому больше напоминает хрип.  Он смеется тоже. Улыбается почти как тогда, давно.
Когда – давно?
Я уже не помню сколько лет прошло… 
– Я бы пошел... – говорит он вдруг, шепотом. – Там мать. Она говорит, что любила меня.  Тебя когда нибудь любили? Нет. Меня тоже нет. Я хочу чтобы меня любили, – он тоже плачет снегом. Большими хлопьями, которые тают у него на щеках. – Я убивал их всех, чтобы увидеть ее. Вновь и вновь, все дальше, в Безмирье. Все больше воспоминаний. Все сложней назад. Ты знаешь, да? Ты все знаешь…
Я киваю головой.
Наши лица так близко к друг другу, что мне кажется, вот-вот его рот дотронется до моего, вытягивая наконец все то, что готово разорвать это тело.
Он шепчет быстро. Говорит потоком слов. Не останавливаясь. Как будто слова – это его сила, а не покаяние. Он же кается мне. Кается и ищет прощения… Не понимая, что я давно его простил. Мне хочется ему это сказать, но я молчу и киваю. 
Да, я понимаю тебя.
Я искал в Безмирье. Я искал... себя. Того ребенка, который должен был умереть на пятом году жизни от боли в сердце.
Я хотел лишь одного – знать свое имя. Лишь имя.
Я находил его в темном лесу бродящего одного, но не мог дойти. Я находил его  в тумане  тех душ, что уже поглотил. Я искал самого себя, и каждый раз дикой болью был возвращен назад. Боль всегда возвращает назад. Она якорь. 
– Ее нет, – он говорит это почти в губы. – Ее нет. Нет ни капли. Нет ни там.  Ни здесь. Ты понимаешь? Теперь. Боли нет. 
Боли нет.
Ни когда он вкладывает меж ребер нож, ни когда тонкая струйка души проявится меж нашими ртами.
Мы падаем вместе, на холодную траву под звездным небом.
Его примет земля, быстро открыв свою пасть и забрав то тело, которое давно должно было истлеть. 
В моей руке останется его сердце.
Теплое. Пульсирующее.
Одно угасает – другое бьется в дикой агонии. 
Стук. Стук. Стук.
Вместо моего.
Удар за ударом.
Удар за ударом. 
Сколько во мне теперь? Сколько вас? Отзовитесь...
Тело выдержит?
Все равно.
Найду точку на небе. Замру на ней глазами. Звезда яркая, свети долго.
Зачем?
Хочу жить без боли. 
Смогу ли?

_________________

Дворец Правителя

Надо мной кружилось небо. Я видела армады кораблей, задевающих своими парусами облака, видела глаза белоснежных альбатросов - земной кровью сверкали они из-под раскосого росчерка, оставленного в шутку кем-то из богов. Я знала, что хохот, отражающийся от стен, разогревает сердце каждого камня в этой кладке. Я слышала, как бились они в своих холодных оковах - робко и несмело, давно позабыв это ощущение спали они в самом сердце дворца Правителя, не имевшего имени. Я закрывала глаза и надо мной кружилось небо и мне казалось, что Правитель - обрывки полученных мною сведений не формировались в единое целое, разлетались мозаикой внезапно треснувшего неба - один из этих мальчишек, что так восторженно верещат, зажимая себе рты ладонями. Мои юбки хлестали по икрам, и я смеялась скорее от того, что опять почему-то одела гораздо большее количество юбок, чем требовалось, просто никак не могла подобрать наряд, точно соответствующий зародившемуся дню. И все-таки мы шли во Дворец! Шелковые ленты россыпью улеглись на мои руки, ожерельем стянули шею, связующей нитью опутали нас, превратив в единое целое. Мы неделимы, неразлучны, непрестанны - я белоснежный альбатрос с раскосым взглядом, обнимающий крыльями небесный свод, я ветер, раздувающий паруса, я каменное сердце, молчавшее веками.

Нередко случалось так, что я теряла счет времени и растворялась в пространстве, не ведая про сон и пищу. Однажды Тот, который вырастил меня, привел меня во Дворец Амир-шаха. Я была такой маленькой, такой хрупкой, мне пришлось задирать голову, чтобы краем взгляда коснуться сияющих башен, уходящих прямо в небо. Иногда, когда ко мне не приходили во сне они, я грезила о том, что снова окажусь у стен того сказочного Дворца, прижмусь лбом к раскаленной толще, выжигая отметины на слишком тонкой коже. Не амирянка... Попутный ветер тебе в крылья, Буревестница, ищи свой дом. В этих снах мне казалось, что если руки мои будут раскрашены хной и бурые письмена будут охватывать лодыжки, если лоб мой будет отмечен печатью Санвы, то я смогу называть Амир своим домом, а Того, кто меня вырастил - своим отцом. В снах, полных подаренного Санвой света, так все и было. И дети принимали меня, и никогда в глаза мне не летел песок. Тем дороже был для меня смех этих мальчишек, голыми пятками ударявших пони по бокам. Я сжималась от каждого удара, гранями ребер ощущая их. Но надо мной кружилось небо, по небу чинно ходили корабли, разрезая облака на куски именинного пирога.

Забывшись, потерявшись где-то между небом и кладкой Дворца, улетев с альбатросами в жемчужные дали, я пропустила момент, когда тяжелые створки дверей распахнулись, пропуская внутрь залы с высокими потолками непрошенных гостей. Одна из лошадок резко потянула меня в сторону, когда я инстинктивно подалась к улепетывающим мальчишкам. Ленты, опутывающие меня, совершенно бесцеремонно воровали у меня плавность движений и без того шаткое равновесие. Мне бы руки упереть в бока и сурово глянуть на возмутителей спокойствия, а я могу только пятиться в сторону, куда тянет меня испуганная лошадка.
- Тшшшш... - шепчу я им, пытаясь притянуть поближе и не дать себе самой сделать еще один губительный шаг, который окончательно лишит меня возможности двигаться. - Тшшшшш...
Не обращая внимания на посетителей, я пропустила несколько лент между пальцами, привыкшими управлять каждым движением кукол, освобождая руки... и мне все-таки пришлось смириться с суровой правдой - самостоятельно распутаться я не в силах.

Беглый взгляд в сторону двух мужчин, застывших в достаточно комичной позе, выражающей искреннее недоумение, заставил меня глубоко и крайне сокрушенно вздохнуть, признавая необходимость обратиться к ним за помощью. Или я могла воспользоваться вторым вариантом - сесть на пол и начать методично расплетать ленты, потратив на это дня три. Возможно, эти добрые мужчины смилостивятся и принесут мне хотя бы немного воды, а моим послушным маленьким пони сочной, сладкой моркови и горсточку овса. Влажный нос ткнулся мне в ладонь и чуть слышно всхрапнул. Точно! Я сжала ленты в руках и дернула, пытаясь ослабить путы, подтянув пони поближе к себе.
- Я сейчас! - зачем-то предупредила я, стаскивая через голову разноцветные кольца.
Легко преодолев разделяющее нас расстояние, обращаюсь к тому, что выше, внушительнее, суровее и явно главнее.
- Нет ли у вас с собой яблока или моркови?
_________________

Особняк Понирос

В этот вечер Варрава так и сочился ядом и разговаривать предпочитал исключительно в саркастическом тоне, так что особого желания общаться с ним у меня не было. Поэтому я просидел с ним гостиной недолго, и даже обрадовался, когда он поднялся, заявив, что будет ночевать сегодня на Молли.
- Не буду мешать счастливым новобрачным, - объявил он перед тем, как удалиться.
Счастливым ли?
Я чувствовал себя, как после долгого, изматывающего сражения. В котором несомненно победил, но триумфа от победы почему-то не ощущалось. Наверное, это просто от усталости. Бессонная ночь и длинный день, наполненный хлопотами, сделали свое дело. Да еще и постоянная необходимость контролировать собственные эмоции…
Чтобы не сорваться. Не прикрикнуть. Не сделать чего-то, о чем пожалею.
Не показать слабость.
Так многого нельзя.
Завтра. Завтра все покажется более простым. Надо просто… отдохнуть.
Я поднялся из-за стола и обнаружил, что выпил чуть больше вина, чем следовало.
- Вас проводить, господин? – ко мне двинулся лакей.
- Нет. Не нужно, я сам.

Я направился в спальню, надеясь на то, что Доми ждет меня там. Не хотелось бы тащить ее туда на глазах у слуг.
Хвала богам, не пришлось. Она стояла, разглядывая комнату и, по всей видимости, ложиться в постель не торопилась.
Наверное, что-то полагалось сказать, но слова не шли на ум. Поэтому я молча принялся снимать и складывать одежду. Когда я закончил и повернулся, Доми все так же не двинулась с места.
- Ты так и собираешься там стоять? – получилось резче, чем хотелось.
Она прикусила губу.
Я подавил вздох.
- Доми… – на препирательства с ней сил просто не было. – Раздевайся и ложись.

И она послушалась. Начала было расстегивать мелкие пуговицы на платье, но вдруг сделала шаг к столу.
Ну, что там еще?!
Медленно сдвинула в сторону бумаги, и в ее руке блеснули ножницы.
- Доми?
- В моей стране, - тихо начала говорить не глядя на меня, - когда дочь Санвы выходит замуж, в первую ночь муж расплетает косы жены и срезает ее волосы в знак того, что она прощается со старой жизнью и отныне ее судьба, душа и сердце навеки связаны с мужчиной, которому она себя вручила.

Мой взгляд задержался на тяжелом узле волос на ее затылке.
Отрезать ей волосы? Какая дикость! Кому нужна эта демонстрация?

- Это просто чушь, - пробормотал я, забираясь в кровать. – Мне нравятся твои волосы, и я не собираюсь их срезать! А если кто-то будет сомневаться в том, что ты мне принадлежишь, то будет иметь дело со мной. Ну? Ты ляжешь сегодня или нет?
_________________

Боль прошлась молнией по всему телу – от затылка до кончиков пальцев. Мгновенно. Убивая все живое в душе.

Орвик, зачем же ты так? Зачем ты так со мной?
Чушь? Разве может быть что-то интимнее между мужчиной и женщиной, которые собираются делить ложе?
Муж неторопливо, прядь за прядью срезает волосы своей жены, а она со смирением позволяет ему это сделать. С этого момента жена принадлежит мужу, и те косы, которые отрастут вновь, будут его и только его. Только он сможет коснуться их, только он сможет увидеть волосы распущенными. Он один… древний и наполненный смыслом обряд…
Чушь?
Только потому, что ты этого не понимаешь?
Только потому, что я родилась в другом мире?
Но ведь я расписывалась в ваших книгах.
Я надела ваш венок!
Я слушала ваши песни.
Я показала тебе, что уважаю ваши обряды, и не обидела тебя.
Почему же ты со мной так?
За что?

Ножницы так и остались лежать на столике. И я не распустила пряди на ночь. Вынула шпильки, но не тронула заплетенную косу.
Он сам так решил.
Он не обрезал мои волосы.
Сняла платье и взяла с кровати сорочку, которую уже успели перенести в спальню и расстелить на кровати. С той стороны, где, как я поняла, была моя половина.