Анна Грейси "Случайная свадьба"

Спасибо за продолжение!
_________________

Какая красота, спасибо вам за главу. Вам

Нэш меня поражается своей честностью Он все честно рассказал и про невест, которых ищет тетя, и про то, что не останется, про то, что порядок в имении собирается наводить. Больше всего удивило, как он здорово с детьми обращается, как будто всю жизнь только этим и занимался. Мне кажется, что из него прекрасный отце выйдет
___________________________________

Дика, Dana-NRW, Фройляйн спасибо за великолепный перевод!!!!!!!!!!
___________________________________

Ах, какая немного печальная глава! А Мэгги молодец - решила насладиться последним днем!

Спасибо за продолжение!!!!!!!!!

Дика, Dana-NRW, Фройляйн, огромное вам спасибо за продолжение!
Нэш великолепен, когда нет необходимости что-либо скрывать. Люси – очаровательнейшее создание, разве можно уехать навсегда после того, как тебя назвали принцем.
А закончилась глава, как обычно, на самом интересном месте.

Ну как всегда на самом интересном месте))))))))
Дика Dana-NRW Фройляйн большое спасибо за чудесный перевод новой главы!

Милые девочки, очень благодарна вам за продолжение. Перевод замечательный!!!

Немного грустная глава. Но скрашивает Нэш своей порядочностью и честностью. Мэдди, конечно, сочувствую. Она влюбилась, а теперь ее принц оказался недосягаемым. И дети огорчились.
Нет, должно же что-то произойти какое-то чудо, чтобы эта семья была вместе и счастлива.
И где же Маркус???

Дика, Dana-NRW, Фройляйн, спасибо за главу! Отличный перевод!

Наконец-то появилась новая глава. Спасибо девочки за перевод новой главы!

Дика, Dana-NRW, Фройляйн
Спасибо огромное за главу! Отличный перевод!

Грустно что реалии жизни стоят на данном этапе между героями.
Мэдди - золушка, а он - принц и реальной жизни им не суждено быть вместе.
А вдруг это случится.
_________________

Спасибо огромное за новую главу!!!


___________________________________

 » Глава 14

Перевод - Иришенька
Редактура - Sig ra Elena
Вычитка - Фройляйн


Глава 14

Он молчал. По окнам монотонно барабанил дождь, а силуэт Нэша на фоне танцующих в камине языков пламени оставался неподвижным. Напряжение нарастало.
– Я знаю, что продолжение не последует, – сказала Мэдди, – знаю, что вы уедете утром. И ничего не хочу от вас... только эту ночь.
– А потом?
– Я с детьми вернусь в Лестершир.
– Но…
– Тут нечего обсуждать! – Она не могла вынести неопределённости, не желала думать о будущем. – Но если вы не хотите меня…
– Я хочу вас, – низкий голос, уверенный и сильный, прервал её и заставил затаить дыхание. – Я хочу вас, – ещё раз повторил Нэш, – но вы твёрдо уверены в своём решении? Потому что как только я окажусь в вашей постели, обратного пути не будет.
– Я уверена, – полушёпотом ответила Мэдди, и это было чистой правдой, несмотря на все её тревоги и сомнения. Страх прожить всю оставшуюся жизнь в сожалении о том, что не разделила страсть с Нэшем, вытеснил мелкие опасения.
Мэдди услышала шорох ткани, когда он отбросил одеяло, поднимаясь с импровизированной постели, и собралась с духом в ожидании. Однако Нэш удивил её.
– Я разожгу огонь. Вы не останетесь без дров – через несколько дней я пошлю кого-нибудь привезти вам поленья.
Пусть непроизвольно, но он напомнил о своём новом статусе лендлорда. Подобный поступок, вопреки благим намерениям, только подтвердил бы её положение любовницы.
– Просто замечательно, – ответила Мэдди. Пусть сожжёт хоть все поленья – ей всё равно. Скоро она уедет.
Сжечь дрова - это как “сжечь мосты”.
Только одна эта ночь принадлежит ей, только ей. И жару разожженного сегодня огня наслаждения предстоит согревать её долгими, одинокими ночами, ожидающими впереди.
Не шевелясь, затаив дыхание, Мэдди наблюдала за передвижениями Нэша по комнате. Он уже почти не хромал. Ночная рубашка викария туго обтягивала его плечи, а в талии болталась свободно и, будучи слишком короткой для длинного поджарого тела, доходила ему только до середины бёдер.
При мысли о руках Нэша, касающихся её тела, глубоко внутри Мэдди начала сжиматься спираль возбуждения – и это был не просто любовный пыл. Она горела в какой-то совершенно особенной лихорадке.
Разведённый в камине огонь запылал ярче, разгоняя ночные тени и сжигая все страхи. Тем временем Нэш зажёг и расставил вокруг кровати несколько свечей, очень по-мужски подыскав для них совершенно неподходящие подставки.
– Не возражаете? – спросил он, на мгновение остановившись. – Если это наша единственная ночь, я хочу запомнить всё. И особенно вашу красоту в том виде, как её сотворил Бог.
– Нет, это восхитительно.
Она тоже хотела запомнить, как он выглядит: с золотистой кожей, такой мужественный и... совершенно неотразимый.
Как сотворил Бог. Значит, обнажённой. Её длинная ночная рубашка - старая и латаная. Жаль, что нет ничего лучшего, чтобы надеть для него. Может, снять рубашку?
Но Мэдди была слишком застенчивой, чтобы раздеться первой.
Нэш поспешил к кровати, и его хромота стала заметнее.
– Бррр, каменный пол совершенно ледяной, вам нужны какие-нибудь коврики.
Мэдди понимала, как работает его ум, – мысленно Нэш уже предоставлял ей все удобства, полагая, что получит право заботиться о ней.
Но она этого не допустит, не станет его содержанкой на глазах у всей деревни. Взгляды. Шёпот. А расплачиваться придётся детям.
Однако его участие само по себе приятно.
Когда Нэш скользнул к ней в постель, холодный воздух коснулся кожи Мэдди. Она невольно дёрнулась от того, что его большие, холодные ступни задели её голень.
– Думаю, теперь ваша очередь греть мне ноги, – пробормотал он и, лёжа на боку, отвёл прядь волос с лица Мэдди. – У вас очень красивые глаза.
Она молча смотрела на него, не зная, что сказать. Ей хотелось просто поцеловать его и приступить к тому, на что она решилась. Мэдди не знала точно, что надо делать, но поскольку это она пригласила его в свою постель, то ей и начинать...
Наклонившись вперёд, Мэдди поцеловала его. Всё произошло слишком быстро и неуклюже – их зубы столкнулись с глухим стуком – однако Нэш одной рукой удержал её за плечо. Другая его рука охватила затылок Мэдди, а губы завладели её губами, даря наслаждение. В этот момент её нервы – и кости – превратились в желе.
Мэдди водила руками по плечам Нэша, по чистому полотну ночной рубашки, пахнувшей и солнечным светом, и мылом, и недавно побрившимся мужчиной. Его плечи под тканью рубашки были тёплыми и твёрдыми, а сам он лениво улыбался, подобно большому коту, наслаждаясь нежным поглаживанием её рук.
Запустив пальцы в наполовину расстёгнутый вырез ночной сорочки, Мэдди погладила его мощную шею, легко скользнула ладонями по верхней части груди.
Какой-то низкий звук зародился глубоко в горле Нэша, и, поймав руку Мэдди, он поцеловал её в ладонь, от чего дрожь пробежала по всему телу девушки, а её пальцы невольно сжали его подбородок.
– Я сниму ночную рубашку?
Во рту у Мэдди пересохло.
– Да, – едва слышно произнесла она.
Одним быстрым движением Нэш сел, сдёрнул через голову одеяние и отбросил прочь. Теперь он был обнажён. Так же обнажён, как и тогда, когда впервые лежал в её кровати. Но на сей раз, только в эту неповторимую ночь, он целиком принадлежал Мэдди, чтобы ласкать, познавать, любить.
Свет от камина танцевал на золотистом, таком длинном и сильном теле Нэша. Ладони Мэдди медленно скользили, наслаждаясь им, боготворя силу его плеч, твёрдую грудь, упругие и прекрасно очерченные мышцы его рук.
– Вы красивы, – прошептала она.
– Это должен говорить я, – он перебросил толстые косы ей на грудь и медленно расплетал их прядь за прядью, пропуская густые локоны сквозь пальцы, прижимаясь к ним лицом и бормоча что-то о кукурузных рыльцах и пламени. Когда он закончил распускать волосы по плечам Мэдди, его пальцы замерли чуть выше её груди.
– Вы хотите… – начала Мэдди, потянувшись к находящимся спереди пуговицам своей длинной ночной рубашки.
– Нет, – он сжал её руку, останавливая. И улыбнулся в ответ на её удивление: – Пока нет.
Прежде чем она смогла спросить - почему, Нэш наклонился и легко поцеловал её в губы. Один раз, второй, а затем осыпал поцелуями, мягкими и сладкими, как летний дождь, её лицо, веки, щёки.
Мэдди тёрлась об него, как кошка, скользя руками по его груди и плечам, наслаждаясь ощущением его худощавого твёрдого тела.
Его кожа была холодна, но согревалась от её прикосновений, и тот сильный жар, что пылал у него внутри, просачивался в неё, как это случалось теми ночами, когда они спали вместе.
Нэш, в медленном, чувственном исследовании, поцелуями проложил дорожку от угла её рта, вдоль линии подбородка, вниз по шее.
Губы Мэдди припухли и стали чрезвычайно чувствительными, а ведь Нэш едва прикасался к ним. Ей до боли хотелось глубоких поцелуев, которыми он одаривал её прежде, и она провела языком по губам, наслаждаясь томящей жаждой предвкушения. У неё всего одна ночь. И Мэдди не хотела упустить ни одного мгновенья из-за спешки.
Но её мучил голод... и его мог утолить только Нэш.
Пальцы Мэдди двигались сами собой, легко поглаживая маленькие твёрдые бугорки на его груди. Неужели его соски столь же чувствительны, как у неё? Она обвела их ногтями, слегка царапая, как кошка. Нэш издал низкий горловой звук и толкнулся навстречу её рукам, требуя большего.
Её прекрасный... лев? Нет, золотисто-коричневый кугуар, грациозный и сильный.
Мэдди по-кошачьи лизнула его кожу, ощутив на языке и соль, и пряность, и вкус самого Нэша. Он напрягся. Разве ему не понравилось?
Подняв глаза, Мэдди поймала блеск его улыбки.
– Ещё раз, – пробормотал Нэш.
На сей раз она очень нежно укусила его, царапая зубами небольшие твёрдые бугорки сосков, и он задрожал под её прикосновениями. Мэдди улыбнулась, почувствовав свою власть женщины, а затем задохнулась, когда сквозь ткань сорочки Нэш коснулся её груди.
Он провёл рукой по ткани так легко и нежно, что Мэдди не должна была этого даже почувствовать. Однако она неудержимо задрожала от этого невесомого прикосновения. Её грудь стала болезненно чувствительной, отвердевшие соски рвались сквозь ткань, жаждая его ласк. Нэш поглаживал её снова и снова, и она дрожала, выгибалась и прижималась к нему.
– Вот теперь пора... – сказал он и потянулся к пуговицам её длинной рубашки. Мэдди шевельнулась, чтобы помочь ему, страстно желая своим обнажённым телом ощутить его кожу, но Нэш опять придержал её рукой и произнёс:
– Это мои пуговички.
Мэдди ждала, затаив дыхание.
Он расстегнул одну маленькую костяную пуговку, и затем последовал медленный и упоительный поцелуй. Восхитительно, но Мэдди хотелось большего.
Вместо этого Нэш дрожащими руками неуклюже расстегнул следующую пуговку.
Мэдди тихо застонала. Почему на её ночной рубашке так много пуговиц?
– Держу пари, в детстве вы были одним из тех мальчиков, которые разворачивают подарки очень медленно.
– Да. – Длинными сильными пальцами он взялся за следующую крошечную пуговичку и послал Мэдди неспешную улыбку: – И я всё такой же. Предвкушение усиливает жажду.
Так и было. Сколько там пуговиц? Мэдди попыталась вспомнить, но ей не удалось. Она только знала, что если Нэш продолжит расстёгивать их так же мучительно медленно, то она растает. Или взорвётся. Или что-нибудь вроде этого.
– Я не свёрток. – Одним движением она стянула длинную сорочку через голову и отбросила прочь. Та плавно опустилась на пол, мягко расположившись поверх рубашки Нэша.
И теперь Мэдди была полностью обнажена перед мужчиной. Впервые в жизни. Прохладный ночной воздух холодил её кожу.
– Нет, – выдохнул Нэш. – Вы – подарок.
Под его жарким пристальным взглядом растаяли остатки её застенчивости. Он назвал её красивой и теперь, купаясь в мягком свете свечей перед его взором, Мэдди чувствовала себя такой. Комнату заполнили ароматы горящей яблоневой древесины и воска. Её воска, от её собственных пчел. Мир сжался, вмещая только эту комнату, эту кровать, этого мужчину. Нет ни вчера, ни завтра. Только сейчас.
– Сливки и шёлк, мёд и огонь, – бормотал Нэш. Тыльной стороной пальца он легко провёл вниз по щеке Мэдди, а затем медленно наклонился вперёд, почти касаясь её губ своими.
Она забыла, что нужно дышать, сердце колотилось в груди.
А затем он захватил её рот, овладевая им с голодной нежностью, перед которой Мэдди не могла устоять.
Лаская её рот изнутри своим языком, Нэш провёл по желанному телу руками, согревая, распаляя, расплавляя, требуя ответа, которого она, может быть, и не знала. Волны дрожи проносились по телу Мэдди непрестанным потоком.
Губами, языком, руками Нэш исследовал её, пробовал на вкус, ласково поглаживал, узнавал с уверенностью, которая заставляла её изнемогать от удовольствия и выгибаться ему навстречу. Каждое его прикосновение вызывало в ней сладкие содрогания, заставляло поджимать пальцы ног, порождало глубоко внутри болезненный трепет. Мэдди таяла от жара Нэша и цеплялась за него, как будто, попав в круговорот, падала, а не лежала благополучно на собственном ложе в его крепких объятиях.
Она беспокойно металась, хватаясь за плечи Нэша, словно в море во время шторма. Не зная точно, чего хочет, она была уверена, что он, и только он, может дать ей это.
Его рука, незаметно оказавшаяся между её бёдер, гладила, ласкала, разводила их и ох!.. о-о-ох! Мэдди задыхалась, её тело больше не подчинялось ей, оно выгибалось, что-то вспыхивало в самой его сердцевине, весь мир распался, и остался один только Нэш.
А он, отчаянно пытаясь сохранить хотя бы клочки самообладания, хотел смаковать каждое движение и ощущение, каждый всхлип, стон и дрожащий вздох. Её глаза цвета золотистого бренди расширились, пронзающие и всевидящие, а затем закрылись, отгораживаясь от него. И когда опустились бледные полумесяцы век в окаймлении тёмных, как будто опалённых пламенем, ресниц, Мэдди содрогнулась и, достигнув наивысшей точки наслаждения, забилась под ним.
Нэш застонал, отчаянно желая глубоко погрузиться в это нежное, золотистое, покорное тело, душистое, как свежее сено, обжигающее, как бренди. Он сдерживался из последних сил. Для Мэдди это впервые. Он желал сделать всё наилучшим образом.
Но она так чертовски отзывчива. И он, будь всё проклято, так жаждет её. Как будто не дни, а годы ждал, чтобы сделать это с нею. Его тело болело и разрывалось в муках неудовлетворённости от ненасытного животного голода.
Постепенно дрожь прошла, и теперь Мэдди лежала в объятьях Нэша, пытаясь восстановить дыхание. Медленными поцелуями он начал восхитительное исследование всего её тела цвета сливок. Всей этой шелковистой прелести. Отведал солоновато-сладкую влажность кожи, вдохнул запах мыла из воска и цветов и ощутил самый завораживающий из всех ароматов – аромат самой Мэдди.
Нэш слегка потёрся щекой о её грудь и взял в рот один из розовых сосков, сначала дразня его слегка, а затем всё более и более требовательно. Щедро одаривая её страстью, наслаждаясь издаваемыми ею негромкими вскриками удовольствия.
Руки Мэдди лихорадочно блуждали по его телу, приводя его внутреннего зверя в тихое неистовство. Но нет, пока рано.
Он проложил дорожку поцелуев по мягкому животу и уткнулся лицом в тёмное гнёздышко завитков, туда, где сходились шелковистые бёдра Мэдди. Она издала негромкий звук удивления, но её ноги разошлись, беспомощные перед желанием, и он попробовал её, вкусил солоновато-сладкий эликсир, более крепкий, чем всё, что он когда-либо смаковал.
Eё дыхание превратилось в цепочку коротких вздохов, она начала стонать и метаться под ним, нетерпеливо подгоняя, приведённая в смятение нежностью, с которой он поглощал её плоть.
Нэш был твёрд, как камни ада, и сгорал от отчаянного желания. Вкус, аромат и ощущение Мэдди, прижатой к его телу, полностью лишили его выдержки. Продолжая ласкать её рукой и пытаясь держать себя в узде, он проложил теперь уже вверх по её телу дорожку из поцелуев.
Когда Нэш приподнялся, чтобы овладеть Мэдди, её любопытные пальцы, едва дотрагиваясь, пробежали по его плоти. Боже, он чуть не утратил самообладания! От легчайшего прикосновения плоть его болезненно напряглась, желая большего.
Сотрясаемый длинными волнами мучительной дрожи Нэш не мог больше сдерживать себя, но и Мэдди была готова, на самом деле готова, и когда он расположился у входа в её лоно, она пылко подалась ему навстречу.
Он вошел в неё одним долгим медленным движением и, ощутив непрочный барьер невинности, поцелуем поймал всхлип боли. Ноги Мэдди поднялись и сомкнулись кольцом вокруг сильного мужского тела.
Слепо и неумело она принялась осыпать лихорадочными поцелуями грудь Нэша, его подбородок, руки, всё, до чего могла дотянуться, а тем временем её тело изо всех сил пыталось приспособиться к вторжению. Сердце Нэша замерло в груди, словно сжатое ладонью в перчатке.
Цепляясь за последние остатки самообладания, он поглаживал Мэдди пальцами, возбуждая снова, и скоро был вознаграждён – её лоно откликнулось чередой непроизвольных тугих сокращений. Потребовалось всего одно содргание женского тела, чтобы лишить Нэша разума, и он уже не смог больше сдерживать себя и понёсся вместе с нею в самом древнем и вечном из ритмов, глубоко входя в неё, непреклонно заявляя свои права. Парение. Прыжок в огонь… исступлённый восторг... и темнота.
Когда Нэш снова пришёл в себя, огонь погас, лишь тускло светились угли, а свечи почти догорели. Клубочком свернувшаяся рядом с ним Мэдди ласково смотрела на него. Влажными глазами. Переместившись так, чтобы свечи осветили её лицо, Нэш увидел следы слёз.
Он осторожно стёр их большим пальцем.
– Я сожа…– начал он, но Мэдди не позволила ему закончить.
– А я – нет, – сказала она, поцеловала с нежностью и любовью и вздохнула. Это был вздох удовлетворённой женщины, но слёзы взволновали Нэша.
– Вы плакали! – Никогда ещё его любовные ласки не завершались слезами. Женские слёзы расстраивали его, приводили в смятение.
Мэдди покачала головой и одарила его загадочной полуулыбкой Моны Лизы, намекая на то, что ни один мужчина не мог даже надеяться понять. Уютно устроив голову во впадине между его подбородком и плечом, она положила ладонь на грудь Нэша, закрыла глаза и уснула.
Нэш настолько устал, что ему потребовалось некоторое время, чтобы последовать за нею. И не только её слёзы не давали ему уснуть. Всё случившееся было... беспокояще.
В своей жизни он занимался любовью со многими женщинами. И всегда считал, что любовные ласки – это приятный обмен удовольствием. Ни больше, ни меньше.
Но это... это было не похоже ни на что, изведанное им ранее. Да, он получил удовольствие, но слово “удовольствие” не могло передать всего, что произошло. Слишком обычное, слишком... невыразительное.
Занятие любовью с Мэдди Вудфорд было просто... всепоглощающим. Нет, более того, оно было...
Нэш заснул, пытаясь подобрать слово...


Они любили друг друга ещё раз в тишине ночи. Короткое, напряжённое, отчаянное слияние тел, оставившее после себя пот, изнеможение, насыщение и всё же неудовлетворённость.
На сей раз Мэдди заснула сверху, её руки и ноги всё ещё сжимали его, а его руки – удерживали её, не желая отпускать.
Холодные щупальца рассвета прокрались дом, когда она разбудила Нэша в третий раз, нежно лаская его, пока он постепенно просыпался, как будто выплывая на поверхность из очень глубокого озера.
Он вошёл в неё, так и не пробудившись окончательно, и все движения казались ему замедленными, словно он ещё пребывал во сне. Однако, подобно голодному волку, прохладный утренний воздух уже подбирался с боков. Никогда Нэшу не забыть выражение лица Мэдди, когда она любила его спокойно, нежно, и руками, и ртом: всем своим телом. Ничего не прося, отдавая всё.
Объединившее их сокрушительное завершение, подобного которому Нэш никогда не испытывал, оставило после себя пронзительное горьковато-сладостное послевкусие, будто от сладкого вина с перцем.
Не желая двигаться, Нэш прижимал Мэдди к себе, пока их сознание не прояснилось. Они всё ещё были соединены самым естественным образом, их конечности переплелись, их дыхание потихоньку успокаивалось, по-видимому, в полной гармонии. Но выражение, которое Нэш заметил в глазах Мэдди в прохладном утреннем свете, чем-то обеспокоило его. Что-то знакомое, но ускользающее.
Оно тревожило его, как язык, касаясь снова и снова, тревожит больной зуб, не принося облечения.
В конце концов, Мэдди распрямилась и высвободилась.
– Вам пора уходить, – прошептала она, – примерно через час проснутся дети. Они уже попрощались с вами. Будет лучше, если вы уйдёте прежде, чем они спустятся на завтрак.
Она поцеловала его, пытаясь смягчить неумолимость своих слов и взгляда, и слегка подтолкнула.
Потянувшись вниз, схватила с пола ночную рубашку и, дрожа, натянула её на себя. Затем спросила:
– Вы хотите позавтракать?
– Нет. – Нэш был голоден, но выражение её глаз и живость голоса беспокоили его.
Он поднялся и стремительно оделся, всё время осознавая, каким взглядом Мэдди следит за каждым его движением. Она помогла ему обвязать разрезанный сапог чёрными лентами, оставшимися, по её словам, со времён траура, и хоть Нэш знал, что, должно быть, выглядит смешным, он не стал задерживаться на этой мысли.
Он мог думать только о ней, слишком уж тихой, чтобы это не беспокоило. Её изумительные глаза цвета бренди избегали его. И только мельком Нэш заметил… Что?.. Горе? Гнев? Сожаление? Всего лишь краткая вспышка, исчезнувшая прежде, чем он смог её как-то истолковать.
И это тоже тревожило.
Он уже почти был готов снова забраться в постель с Мэдди и поцелуями изгнать из её глаз любое выражение, кроме восторга, однако она вскинула руку, удерживая его на расстоянии, когда он шагнул к ней.
Может, это потому что он взял её девственность? Или она волнуется из-за возможной беременности?
– Если вы обнаружите, что у вас будет ребёнок…
– Не беспокойтесь, – Мэдди поспешила к двери, открыла её и улыбнулась. Широкая улыбка должна была уверить Нэша в том, что всё в полном порядке, но только расстроила его ещё больше.
– Теперь вы должны уйти.
Он медлил с дорожной сумкой в руке:
– Мне нужно только пройти по дороге.
– Я знаю.
– До Уайтторна отсюда всего час ходьбы пешком или пятнадцать минут на лошади.
– Я знаю.
– Значит, не до свидания, а просто... доброго утра. – Первое, как он надеялся, из многих таких пожеланий в будущем. – Я проведу там, по крайней мере, несколько недель.
Мэдди кивала, кусая губу, её глаза блестели.
– И даже при всём при том, что я должен возвратиться в Россию в следующем месяце... – неожиданно Нэш понял, что не знает, как продолжить. – Но это не до свидания, – твёрдо повторил он.
– Я знаю, – её голос сорвался.
Быстро улыбнувшись, – Нэш был уверен, что она в нерешительности, – Мэдди приподнялась на цыпочки и снова его поцеловала, медленно, с томительной нежностью.
“Проклятье, да она же прощается!” – подумал Нэш и ответил, властно, почти грубо, овладев её ртом, полный решимости показать, что вовсе не намеревается оставлять её.
О чём, чёрт возьми, она думает?
Обычно по выражениям лиц людей Нэш хорошо угадывал их мысли и чувства, что было полезно в его работе, но сейчас он ничего не смог прочесть на лице Мэдди. Заметил только промелькнувшее в глазах выражение безысходности в тот момент, когда отпустил её. А потом она отстранилась.
– Храни вас Бог, Нэш Ренфру, – шепнула Мэдди, мягко выталкивая его из дома и закрывая за ним дверь. Нэш услышал скрежет медленно скользящего засова.
По промёрзшей дорожке он неторопливо побрёл к конюшне у дома викария, где стоял его конь. Какой дьявол вселился в Мэдди?
И ответ нашёлся. Всё из-за него.
Она была девственницей. И потому так чувствительна сегодня утром. Это должно было быть первое утро после её свадьбы. Нэш шёл своим путём, а чувство вины ковырялось в его совести длинными костлявыми пальцам.
Мэдди знала, что о браке не могло быть и речи. И, чёрт возьми, он её не бросил. Как бы он мог? Она для него... Она была для него самым важным из всего, что когда-либо случалось в его жизни.
И она думает, что он может просто уйти?
Хотя в эту самую минуту он, по сути, уходил. Соображение, от которого нельзя уклониться. Уходил, несмотря на выражение безысходности в глазах женщины. В глазах Мэдди.
Проклятье! Нэш злобно пнул булыжник и едва не потерял привязанный сапог.
Чёртова неразбериха. Он ни в коем случае не должен был оставаться на ночь, ему не следовало принимать её приглашение в постель. Но дело сделано. И сделано хорошо. Настолько... великолепно, что он не мог сожалеть о содеянном.
А она могла?
Нэш остановился, натолкнувшись на стадо овец, и переждал, пока они обтекали его в узком переулке. Пастух коротко кивнул ему, прикоснувшись к шапке. Нэш рассеянно ответил на приветствие.
Может, она воображает, что он бросит её и детей? Чёрт возьми, он проникся тёплыми чувствами к этим надоедам. Даже нежными. Самое первое, что он сделает, когда доберётся до дома, так это вызовет поверенного, не Харриса, а поверенного Маркуса, и учредит доверительную собственность для Мэдди и детей, чтобы больше им никогда не пришлось жить благодаря продаже меда и яиц, и питаясь проклятым супом из сорняков.
Далеко ли ещё до этого окаянного дома викария? Ноги уже болят. Сапоги Нэша были сделаны для верховой езды, а не для того, чтобы отмерять пешком мили по промёрзшей земле.
Мэдди могла бы найти надёжное убежище в одном из поместий Маркуса. Здесь, лицом к лицу со сплетнями, которых не заслужила, ей нельзя оставаться, но с ней всё будет в порядке.
Почему же эта мысль заставила его почувствовать такую опустошённость?
В доме викария было тихо и спокойно. В эту несусветную рань ещё никто не встал. Нэш нашёл своего коня, оседлал и оставил викарию записку с благодарностью, сообщая, что навестит его в более подходящее время, чтобы поблагодарить лично. Для конюха он оставил блестящий, свежеотчеканенный соверен.
Затем быстрым галопом Нэш поскакал в Уайтторн. Холодный воздух пронзал его насквозь, наполняя лёгкие, когда он склонялся к шее коня, побуждая того мчаться быстрее и быстрее, наслаждаясь скоростью, стремясь найти какое-то освобождение – от чего Нэш и сам не знал. Вчера вечером у него было больше минут наслаждения, чем можно желать. Ему следовало бы в расслабленном состоянии пребывать на седьмом небе. А вместо этого он весь как комок нервов.
Теперь людей вокруг стало больше, работающие на фермах поднимали руки в приветствии, как будто узнавали Нэша. Возможно, его арендаторы. Слава Богу, они слишком далеко, чтобы вступать в разговоры.
Галоп длился, пока не запыхались оба – и всадник, и конь. Кровь пела, морозный воздух обжигал, а в это время Нэш снова и снова вспоминал ту последнюю сцену в доме.
Чёрт возьми, он пока не готов положить этому конец. Что бы "это" ни означало.
Поместье Уайтторн появилось в низине между деревьями, словно плавая в чаше долины в клочьях тумана. Нэш натянул вожжи, останавливая коня, и безучастно уставился вперёд.
Какой, по его мнению, у “этого” должен быть конец?
Он может – и обязан – сделать всё аккуратно и порядочно. А ведь он даже не сказал Мэдди о своём плане обеспечить её будущее. И если она окажется слишком упрямой и гордой, чтобы принять его помощь, то он найдёт ей место, где она сможет неплохо заработать себе на жизнь. Он, конечно, заплатил бы за образование мальчиков, а девочкам дал щедрое приданое — он изыскал бы способ, приемлемый для мисс Упрямицы.
В расстройстве Нэш сжал челюсти. Проблема заключалась в том, что хоть такие планы были всем хороши, но хороши для любой другой женщины, - только не для Мэдди. Она не такая, как все женщины.
Чем больше он думал об этом, тем больше его беспокоило неуловимое выражение её лица, замеченное им, когда они в последний раз занимались любовью. Что-то вроде тихого покорного смирения.
С чем она примирилась, чёрт возьми? Он предельно ясно объяснил, что не оставит её!
Если Мэдди беспокоило то, что он, Нэш, её бросит, видит Бог, она за него не цеплялась. Он знавал цепких женщин. Мэдди почти вытолкала его за дверь. И заперла за ним.
Пока Нэш пялился на деревья, в его памяти кое-что всплывало. Он уже видел это выражение прежде. Но когда?
И затем воспоминание обрушилось на него. Именно с такой покорной нежностью Мэдди заново заворачивала портрет своей бабушки, альбом для рисования и свой девичий дневник.
Черт возьми, она мысленно обернула его в вылинявший глазет, готовясь убрать вместе с прочими бережно хранимыми воспоминаниями. Нэш ещё раз обвёл невидящим взглядом золотой самородок поместья, доставшийся ему в наследство, а затем развернул коня и поскакал назад той же дорогой, по которой приехал.
_________________

Прямо комок в груди.... Спасибо за новую главу! Как хорошо, что Нэш повернул обратно. Но интересно, что же он скажет Мэдди?

Иришенька, Sig ra Elena и Фройляйн, спасибо огромное за новую чувственную главу в восхитительном переводе!!!!
_________________