Журнал, указка, мел, очки (юмор, современная проза)

 » Глава 9

Как-то, в самом начале педагогической деятельности, одна умудренная опытом уже пожилая дама-математик довольно строго мне наказала:
- Запомните, Жанночка! Контингент у нас таков, что есть учащиеся и постарше вас. Советую не обращать на это внимания. Тридцать ученику или пятнадцать, разницы не имеет – мы по разные стороны баррикад! Нельзя ни на йоту сократить дистанцию, если хотите сохранить лицо, в каких бы обстоятельствах вы не оказались! Учителю не прощают ничего!
Золотая женщина! Тогда я отмахнулась от её слов, сочтя это жеманным занудством, но вот сколько живу, столько убеждаюсь в правоте этой, по всей видимости, хорошо познавшей жизнь дамы.
Я уже давно приняла к сведению, что не могу по рассеянности позволить себе не поздороваться на улице со случайным прохожим. Моментально осудят! Может, я с ним и не знакома, но меня-то знают все! Не могу присесть, где-нибудь на пляже рядом со знакомыми, если у тех в руках пиво. Даже если я к нему и не прикоснусь, все равно скажут, пьянствовала в буйной компании! Не могу даже поругаться с кем-нибудь, пусть даже и по делу, потому что любимым аргументом против меня будет неизменное: «А ещё учительница!»
А уж что касается амурных дел! Учитель, как и жена Цезаря, должен быть вне подозрений. А тут Дюрягин. Мужик он вроде был неплохой, но явно не герой моего романа, и надо же, что именно на меня он и запал.
Ухаживать Федор начал весьма топорно – по делу и без дела постоянно тарабанил мне в дверь. То ему нужна заварка, то ручка, то линейка. Я поначалу безропотно выдавала запрашиваемые вещи, не подозревая истинной подоплеки происходящего, и тогда ухажер окончательно осмелел – он пригласил меня в клуб на танцы.
Но и тогда до меня не дошла суть происходящего, я просто вежливо отказалась. И все-таки, что-то в моем поведении, по-видимому, давало ему основание надеяться на благоприятный исход ухаживания, поэтому поражение его ничуть не обескуражило.
Между тем, как и у всякой себя уважающей советской девушки, в ту пору у меня был жених. Мы вместе учились в университете, только на разных факультетах. Сразу же по получении диплома тот отправился отдавать долг родине на охране рубежей стран СЭВ. Его часть стояла в ГДР, и он аккуратно присылал мне письма о том, как весело ему живется за колючей проволокой военного городка.
Увы, горько это сознавать, но мы оказались последним поколением русских людей, умеющих писать письма. Сейчас искусство эпистолярного жанра нагло вытеснено СМС, а жаль. Если даже молодой человек, окончивший факультет прикладной математики мог увлекательно описывать упражнения на плацу на четырех листах, то что уж говорить о людях с гуманитарным складом ума! Писем я всегда с нетерпением ждала и охотно писала не менее пространные ответы, изливая в них переполнявшую меня тоску по утраченной городской жизни.
Послания от сердечного друга приходили на проходную, прямиком в лапы деда Фили. И он каждый раз, вручая мне конверт без марок, торжественно вещал.
- Солдат твой пишет!
В тот день, достав из шкафчика заветное письмо, дед как-то хмуро крякнул.
- Раньше-то бабы мужиков с войны по десятку лет ждали, а нынче, тьфу! На пару лет хвост прижать не могут!
Такого прозрачного намека было невозможно не принять к сведению, только я не поняла, с чего это старый маразматик обвинил во всех смертных грехах именно меня.
- Я не могу отвечать за всех неверных жен страны! – мрачно огрызнулась я. - К чему это вы сейчас меня приплели к их когорте?
Слово «когорта» Филиппу Васильевичу ни о чем не говорило, но суть моего недовольства он с радостью уловил.
- Так вот же, - живо ткнул он грязным пальцем в конверт,- солдат пишет, а ты с Федькой Дюрягиным шуры-муры крутишь!
От такой наглости я поначалу опешила, а потом взвилась до небес.
- Что? – непочтительно рявкнула я. - Это ещё какие такие шуры-муры! Вы, Филипп Васильевич, говорите, да не заговаривайтесь. То вы его зазнобу в моем шкафу ищите, то его самого ко мне «клеить» начинаете! Поосторожнее на поворотах!
Зря старалась. Когда люди распускают слухи, они только потому имеют успех, что сплетники свято верят в собственные измышления. И переубедить их дело неблагодарное и заранее обреченное на провал.
Дед смотрел на меня тем высокомерно-игривым взглядом, каким испокон века одаривали падших девок в деревнях мужики в возрасте.
- Знаем, знаем, чего он к тебе постоянно шляется. Тут я по секрету от одного парня узнал, Федька бахвалился, что окрутил училку! Снял с неё поясок-то!
Меня заколотило от обиды и злости.
- Вы - старый сплетник! Стыдно в вашем возрасте говорить такие гадости! – вспыхнула я и, едва сдерживая слезы, убежала в свою комнату.
Убийственная сила клеветы именно в том, что она не справедлива. Это деморализует нас, делает несчастными и беззащитными. Обиженному иногда кажется, что против ополчился весь мир! А ведь, если вдуматься, злобой исходит именно тот, кто клевещет, а не тот, кого оклеветали. И лучшее средство защиты в этом случае – нападение!
Вот и в моем случае, дед Филя тот час кинулся жаловаться начальству. Вот, мол, молодая учительница оскорбила старого заслуженного ветерана труда.
Сначала на меня кинулась собакой наша завуч - маленькая, похожая на мопса, озлобленная на весь свет баба лет сорока, муж которой прославился тем, что иначе с ней как матом не разговаривал и ухаживал за всеми подряд. Раиса Федоровна раз в месяц неизменно писала заявление в суд на расторжение брака. Делала она это демонстративно – выносила лист бумаги в учительскую, горестным образом испрашивала совета, как правильно заполнить бланк. Потом, видимо, передумывала, а после очередного загула благоверного, все начиналось сначала.
За деда Филю она заступилась рьяно. Здесь было несколько причин. Первая - сам принцип. Как это молодая девка осмелилась возражать ветерану?! Вторая, Раиса Федоровна люто ненавидела молодых женщин, хотя у самой было две дочери. И наконец, третья и немаловажная, дед Филя ей нет-нет, да подбрасывал баночку молока (так, на всякий случай) – вот этот случай и выдался! Банку нужно было отрабатывать, и вредная баба разве что меня не покусала, грудью защищая интересы противного старикашки.
Честно скажу, я в долгу не осталась. Сейчас, может, и не стала бы связываться с истекающей злобой на весь свет кликушей, но тогда я была молода и свято верила в действенную силу разумного довода.
Ну и чего я добилась – меня вызвали в кабинет директора, который меня слушать не пожелал и поставил перед выбором – либо я освобождаю общежитие, либо извиняюсь перед «героем»!
Извиняться перед этим престарелым дерьмом я не стала. Быстрехонько собрала свои сумки и этим же вечером съехала на квартиру к Лидии, кстати, расположенную недалеко.
Все это сильно напоминало сцену из хорошо известного фильма 50-х « Весна на Заречной улице» только с некоторыми купюрами. Те же стопки перевязанных книг, та же темнота и мои скитания по улице с чемоданами и свертками. Да и Лидка меня встретила без особой радости, видимо, и до неё докатились слухи о моем предполагаемом романе, но деньги им были нужны и, скрипя зубами, мне все-таки сдали квартиру.
Это был дом так называемой «щитовой» застройки, сделанный на два входа. В каждой половине располагались по две комнаты и веранда. Лидка жила в своей половине вместе со старой теткой, с которой постоянно грызлась и собачилась, но против меня старуха ничего не имела. Все время, пока я прожила с ними по соседству, мы с ней ни разу не сказали друг другу плохого слова.
Конечно, новое жилище было не сахар – давно непроветренные, заброшенные комнаты провоняли особым запахом старости и сырости, но с другой стороны – здесь я была одна! Сама себе хозяйка… прекрасное ощущение!
Это потом навалились бытовые проблемы, а тогда я села на старый пыльный диван и прислушалась к царящей вокруг тишине, какая бывает только в деревенском доме - полной мирных и тихих звуков, не имеющих никакого отношения к деятельности людей. Что-то таинственно поскрипывает, шуршит, стучит…, и так хорошо себя чувствуешь.
Это был переломный момент в моей жизни, хотя тогда я об этом не подозревала. Мое сердце урожденной горожанки навсегда было отдано так называемой «жизни на земле», частному одноэтажному строению.
Плата за жилье, как я уже упоминала, была для меня высока, но другого выхода из положения не было, и я смирилась с этой брешью в бюджете, но уже через два дня выяснилось, что мои дела не столь уж плачевны.
Коллектив в техникуме подобрался разнородный. Это было неплохо, гораздо хуже попасть в «болото», где сидят сплошные бабушки, воспитанные ещё в эпоху сталинских чисток. Террор и стоицизм у них в крови, наряду с энергичным неприятием любых демократических веяний, вплоть до ношения кофточек другого цвета, кроме белого. Да, что там, в годы моей молодости учительница, надевшая брюки, могла попасть под серьезный прессинг коллег на одном из многочисленных педагогических сборищ.
Мне особо «повезло» - я застала эпоху бесконечных партсобраний (на которых были обязаны почему-то заседать все - и партийные, и беспартийные), и заседания бюро комсомола, и профсоюзные комитеты, и, конечно же, (святое!) педсоветы, с неизменными двухчасовыми политинформациями. Попа (извините за столь натуралистическую подробность) ныла, не в силах вытерпеть слушание очередного идеологического перелая наших партагеноссе, что уж говорить о несчастной голове? Уши «пухли» в прямом смысле этого слова!
Так вот, где-то через пару дней, мы вновь заседали по какому-то архиважному вопросу. Обычно, одной из тем повестки дня было что-то типа « Как помочь детям Анголы получить образование?» или «Монгольская школа: сегодня и завтра». А вот ещё перл, застрявший у меня в памяти с той «веселой» поры – «Советский учитель и кубинская революция!»
Вот, опять отвлекаюсь, но не могу удержаться от вопроса – какое отношение мог иметь советский учитель к кубинской революции? Что он, штурмовал рядом с юным Фиделем казармы Монкада, зажав в руке указку, глобус и томик Ленина? Но в конце мероприятия всегда выяснялось, что имел, имел отношение! На каком-то там очередном учительском съезде учителя Советского союза решительно поддержали кубинскую революцию, и даже послали приветственный адрес кубинскому руководству, и лично товарищу Фиделю Кастро Русу. Вот так-то!
И вот сидим мы, бедные и несчастные, на очередном форуме и слушаем бесконечную ахинею, которую, кстати, несут такие же горемыки, как и мы. Наши партийные бонзы не особенно утруждали себя подготовкой материала, сваливая всю работу на шеи посторонних, зато обязательно ставили себе в заслугу организацию мероприятия.
- Ты, говорят, выселилась из общежития? – тихо полюбопытствовала наша историк Тамара Львовна - баба относительно молодая и ушлая,- оно и правильно, на вольном выпасе гулять сподручнее!
- Может быть и так,- с тяжелым вздохом согласилась я, - но больно дорого!
Тамара снисходительно глянула на неофитку.
- Жанна, милочка, ты молодой специалист, да ещё поехавший в деревню! Администрация обязана предоставить тебе жилье!
- Но я вроде бы как сама ушла из общежития! – неуверенно пробормотала я.
- И что? Значит, они не создали подходящих условий для проживания. Пусть платят и за свет, и за дрова, и за квартиру. Пиши заявление в профком!
Иногда в коллективах встречаются такие люди, которые обожают выступать против директора, когда есть законный повод потребовать положенное, и мне повезло, что я наткнулась именно на Тамару Львовну. Она была горластая, языкастая, и стоило начальству неосторожно дать повод для критики, как наши совещания превращались в своеобразный бой быков, где быком выступало пытающееся усмирить смутьянку руководство, а красной тряпкой – законы о труде! Трудовой кодекс Тамара Львовна знала наизусть, и, будучи историком по профессии, пользовалась им виртуозно.
Вот и сейчас, глаза её возбужденно сверкали, лицо сияло удовлетворенной улыбкой, и было видно, насколько ей радостна сама мысль о предстоящей схватке с директором.
Да, не все было так плохо в той эпохе, что остряки от истории назвали «застоем»! Сейчас бы Тамару Львовну уволили в пять секунд, элементарно прервав с ней трудовое соглашение по ставшей тривиальной причине - «вы нам не подходите»! И доказывай потом другому работодателю, что ты не прыгала пьяной по школьной столовой, задрав юбку на голову, и не орала нецензурные выражения в адрес министра образования! Или ещё что-нибудь, в таком же роде.
Тамара провернула заседание профкома, посвященное моей особе на «ура»! Директор, правда, вяло промямлил, что я могу вернуться в общежитие, но эта идея не вызвала энтузиазма ни в ком, в том числе и в сидящей рядом снохе деда Фили.
- Там конфликтная ситуация! - постно напомнила она.
- Я никогда не буду извиняться перед Филиппом Васильевичем,- хмуро буркнула я, - он меня оскорбил!
- Вы уверены? – едко осведомилась вредная тетка.
Я взвилась до небес!
Современным молодым людям этого, конечно, не понять! Но я застала те времена, когда девушки, чтобы защитить свою честь от нападок различных похабных маразматиков, брали справки из гинекологии, подтверждавшие их девственность.
Я сама присутствовала на свадьбе, где мать, не сохранившую так называемую «честь» невесты, усадили на шкуру, поливали водкой и били веником. И учтите, это происходило не в каменном веке, а всего лишь около тридцати лет назад. А моя подруга была свидетельницей того, как мать девицы, наоборот, «блюдущей» себя, катали по всему селу на мотоцикле под красным знаменем. А другой мой знакомый поведал душераздирающую историю о том, как на жениха «проштрафившейся» невесты натянули хомут, намекая, наверное, на то, что он конь, а его невеста лошадь! По крайней мере, я твердо уверена в том, что все жители той деревни обладали сходным интеллектом. Впрочем, не хочется оскорблять благородных животных.
Итак, вернемся к нашему повествованию.
- Что вы этим хотите сказать? – воинственно взвилась я.
Тетка то же ехидно ощерилась, и неизвестно чем бы все закончилось, если бы не вмешательство буквально тающей от счастья при виде свары Тамары Львовны. В кои-то веки такая разборка, будет о чем потолковать с подругами!
- Вы настаиваете на том, что Жанна Ивановна ведет аморальный образ жизни? И можете подтвердить это фактами и показаниями свидетелей в случае судебного разбирательства? – промурлыкала она, глядя прямо в глаза моей противницы.
- Какого судебного разбирательства? – опешила та.
- Я на вас и на вашего свекра подам в суд за клевету! – тот час агрессивно ухватилась я за внезапную помощь.
Неизвестно, до чего бы мы, в конце концов, дошли, может и действительно до суда, но вся эта история порядком надоела нашему директору.
- Всё,- рявкнул он,- достаточно! Пусть Жанна Ивановна живет на квартире, если ей так хочется, техникум поможет с платой жилья.
Вот так всё и закончилось. Хоть маленькая победа, но все равно приятно.
Кстати, выяснение отношений в учительском коллективе не такая уж и редкость. Вот я, например, лично была свидетельницей немало позабавившей меня сцены.
Так как я работала в сельскохозяйственном техникуме, то немаловажной фигурой там был преподаватель агрономии. «Немаловажной» в смысле специальности, а вот в остальном Бог явно обделил нашего Игоря Васильевича– корявый, задрыпанный мужичонка, с инфантильной улыбкой на сизых губах, между тем, обладал каким-то фантастическим по мощи мужским либидо, и имел ошеломляющий успех среди дам чуть страше среднего возраста. А их у нас в коллективе было немало – все были замужними, но вот…., как говорится, «и на старуху бывает поруха».
Чем он их так всех обаял, не знаю, но как-то сама была свидетелем довольно забавной сцены.
Я уже числилась в отпуске, но по каким-то там причинам были перебои с деньгами (что в ту пору было далеко не редкость), и отпускных не получила, поэтому вынуждена была то и дело уныло наведываться в учебное заведение в чаянии заветных средств.
Между тем, на втором этаже шел ремонт и две дамы под пятьдесят - наша химичка Алла Митрофановна и преподаватель этики Полина Георгиевна что-то там доделывали в своих кабинетах прежде, чем так же уйти на отдых. Бухгалтерия находилась прямо перед кабинетом химии, и поэтому, выйдя несолоно нахлебавшись из дверей, я оказалась свидетелем прелюбопытной сцены. Две дамы по пятьдесят, (не привокзальные бомжовки - с высшим образованием, учителя!) лупили друг друга что есть сил вениками.
- Я знаю, почему он дал тебе банку с медом,- орала Алла Митрофановна,- ты с ним… (дальше идет настолько нецензурная брань, что изложить её даже отдаленную суть нормальным языком не представляется возможным)
- А ты что, со свечкой над нами стояла,- не оставалась в долгу Полина Георгиевна, норовя попасть веником прямо в лицо соперницы,- Игорь Васильевич мне сам жаловался, что ты ему проходу не даешь!
- Кто жаловался, кто жаловался, - химичка все же умудрилась дотянуться рукой до кудряшек «химии» противницы, - да ты сама….
Началась рукопашная! И я, пузырясь от удовольствия, помчалась искать нашу «любимую» завучиху Раису Федоровну. Та, с деловым видом, что-то ковыряла в стене на первом этаже, наверное, пыталась найти клад! Я давно заметила, что стоит кому-то что-то начать ковырять, значит, ему делать совсем нечего, а рабочий день надо как-нибудь «убить».
- Там Алла Митрофановна и Полина Георгиевна убивают друг друга от неразделенной любви к Игорю Васильевичу и меду! – злорадно ликуя, сообщила я.
Прошипев что-то типа «старые дуры», их любимая подруга резво стартовала на второй этаж, а я пошла искать виновника торжества. Он торчал среди трактористов на заднем дворе техникума, задумчиво взирая на какой-то поломанный агрегат.
- Там, Игорь Васильевич, - невинно округлила я глаза,- из-за вас две дамы убивают друг друга!
- Чё? – растерялся он.
- Не «чё», а любовь,- укорила я его за черствость,- великое и возвышенное чувство, которое вы внушили этим несчастным! Вы уж в следующий раз аккуратнее с медом – дали банку одной, не забудьте и про другую!
То, что я увидела на его лице, с лихвой окупило все мои старания – странная помесь тоски, злости, испуга, да что там… тихого ужаса! Мгновение, и он так же стремглав устремился в учебное здание, а я тоскливо поковыляла домой. Увы, кроме морального удовлетворения мне эта сцена дала мало. Без денег в отпуск не уедешь!
Но это забегая опять-таки вперед, а тогда…
_________________

Здравствуйте, Стефания
Присоединюсь к читателям этой темы))
Принимайте в стройные ряды!)
___________________________________

Рада вас приветствовать, Анджи! Надеюсь вам понравится моё творчество.
_________________

Принимайте в читатели!

Родился вот такой подарочек)




___________________________________

Ой, спасибо за обложку - очень понравилась. Не сбросите ссылку? И не напишите, как мне ей воспользоваться?
_________________

Стефания, для вставки в форум нужно этот код скопировать в текст



___________________________________

Спасибо, теперь у меня на первой странице есть обложка. Здорово!
_________________

Огромное спасибо за продолжение увлекательнейших историй из раздела "и серьезно, и курьезно"

Анджи, вот спасибо за красоту! Просто замечательно подходит как иллюстрация представленного в произведении образа Жанны.
___________________________________

Стефания, спасибо за новые главы!
Учительский коллектив не очень отличается от любого другого женского коллектива. Те же склоки, разборки и проблемы. Доля здорового цинизма и чувство юмора выделяют Жанну из общей массы.
Читаю с удовольствием.
Анджи, отличная обложка, мне очень понравилась! Браво!
_________________

 » Глава 10

С Дюрягиным отношения у нас после всех этих перипетий были довольно натянутыми. Не сказать, чтобы я так уж безоговорочно поверила наветам деда Фили, но приязненных чувств у меня нежеланный кавалер не вызывал. Он силился о чем-то поговорить, но до поры до времени мне удавалось этого избежать. А собственно, что тот мог мне сказать? Что вахтер лгал? Я и сама это знаю, а дальше-то что? Ни честный Дюрягин, ни лгун, мне по большому счету, нужен не был.
Вся эта неопределенность тянулась до майских праздников, а потом все-таки настал момент, когда нам пришлось столкнуться.
Первое мая в стране Советов любили.
Во-первых, весна! Во-вторых, выходной день, что так же во времена СССР было немаловажно! А в третьих, к маю все покупали обновки и с гордостью их напяливали, поэтому все города в эти дни были заполнены несчастными женщинами, с мучительными гримасами ковыляющими на вдребезги растертых новыми туфлями ногах. А что бы вы хотели – красота требует жертв! Машин в ту пору в личном обиходе было мало, да и по перекрытым для прохода колон улицам не ходили даже автобусы. А вообще-то, если честно, признаюсь – было весело!
С утра весь город наполнялся музыкой, кумачовыми красками, пьяными с гармошками мужиками и лотками с мороженым. В ожидании пробега перед трибуной в колоннах плясали под гармонь, пили водку, смеялись в нетерпеливом ожидании праздничного застолья.
Ладно – май! А вот демонстрации на ноябрьские праздники – особый разговор!
В городе, где я тогда жила в ноябре уже были морозы под 40 и снежные заносы, но местные власти это интересовало мало. Чтобы бороться с холодом, резко возрастало употребление водки и увеличивалось количество пляшущих, но в тех колонах, где шли школьники, понятно, горячительные напитки отсутствовали.
Заботливые мамы напяливали на детей по трое штанов, укутывали их в шали и теплые шубки, но те все равно мерзли. Когда я в тот год прошествовала со школьной колонной мимо трибуны местных «партайгеноссе», мне было не до почтительного лицезрения «отцов города» - дай Бог, чтобы шаловливые дети ничего не умудрились откаблучить – допустим, выскочить за оцепление или показать язык, какому-нибудь секретарю райкома.
И вот промчалась я с учениками мимо трибуны, кому-то навязала портрет одного из престарелых кремлевских «членов» и, дав огромный круг, вернулась опять к началу шествия, где торчал со своей колонной мой муж. Тот взирал на упоенно пляшущих коллег по цеху, взгромоздив на шею плотно закутанного во все теплое пятилетнего младшего брата. Не в пример школьной колонне здесь было очень весело и шумно, и под гармошку и танцы они прошествовали мимо трибун, и только тут я умудрилась обратить внимание на тех, кто там стоит.
Зрелище того стоило!
Ну, ладно, солидно напившееся на трибуне покачивалось, притоптывая, местное начальство, но по сторонам от сановного возвышения, стояли унылые ряды каких-то работяг с лентами через плечо, на которых по красному золотом было написано «Ударник производства». Лица у них были неестественно пурпурными, носы отливали ярким фиолетом, и весь вид одуревших от тоски и окоченения бедолаг служил яркой иллюстрацией к воззванию «Пьянству бой!»
- Вот,- указала я своему супругу,- смотри, что значит, в стране Советов быть передовиком производства!
- Мне это не грозит,- фыркнул супруг,- для подобного издевательства нужно непременно иметь партбилет!
Ну, вот, опять я отвлеклась! А ведь вещала о делах, которые происходили на год раньше описываемых событий.
В деревне, где располагался техникум, никаких трибун не было, и демонстрации проводить было и некому, и негде – все взрослое население уже участвовало в «битве за урожай», что вполне естественно для весенней деревни. Но, увы, такое положение дел не устраивало нашего директора. Ему очень хотелось показать свою лояльность к доживающей последние годы власти, и хотя мужик Федор Александрович был неглупый, все равно и у него в голове бегали свои «тараканы».
Началось все с того, что преподавателей обязали заставить иногородних детей остаться в праздничные дни в общежитии. По большому счету, это было довольно жестоко. Ведь учащиеся могли увидеться с родителями только либо в зимние каникулы, либо на майские и ноябрьские праздники. Это было сопряжено и с обменом гардероба по сезону, да и обыкновенную тоску по дому также не нужно скидывать со счета. Дети, даже шестнадцатилетние, все равно остаются детьми!
И вот, мы, грозно хмуря брови и делая каменные лица, на все умоляющие просьбы детей отпустить их на праздники домой отвечаем категоричным отказом. На том свете, я думаю, с нас за это взыщется при перечне смертных грехов!
Но, так или иначе, а утром первого мая во дворе техникума волновалась толпа подростков, весьма непочтительно размахивая флагами, портретами членов правительства и… картонными голубями!
Этими голубям почему-то придавалось огромное значение, и наш завуч по воспитательной работе Фрол Аркадьевич метался в толпе, нервно допрашивая всех подряд:
- Где «голубья», где «голубья»? Поставьте ровно «голубьев»!
Почему «голубья», а не голуби - не знаю, но тогда я ещё с уважением относилась к культуре речи, и меня это слово довело до нервной дрожи.
Впрочем, смеялись над незадачливым «филологом» и студенты, пряча за спиной злополучные картонные макеты птиц и жизнерадостно хихикая над любыми неизбежными в таких случаях неурядицами.
Построить их в какое-либо подобие колонны было делом непростым, и потребовало от опекающих кураторов напряжения всех имеющихся в распоряжении голосовых связок.
Наконец-то, наши неимоверные усилия увенчались успехом и всё плотно сбитое стадо бодро вывалилось из ворот на грязные просторы не приспособленного к такого рода демонстрациям села. Из репродуктора сельсовета неслись на всю округу звуки бравурных, жизнеутверждающих маршей, а над серыми покосившимися заборами уныло свисали кумачовые полотнища самодельных стягов. Вот, пожалуй, и весь праздничный антураж, потому что бродячим там и сям курам было глубоко безразлично, какие у людей праздники, а в больших лужах посереди разбитых тракторами дорог блаженствовали счастливо хрюкающие свиньи.
Посереди этого деревенского благолепия, по колено в грязи, деловито мчалась почти тысяча юношей и девушек, стремясь изо всех сил покончить с никчемным делом и расползтись, кто куда.
Студенты неслись с такой скоростью, что за ними не поспевали запыхавшиеся преподаватели, а так как на дороге встречалось огромное количество луж, и их приходилось то и дело обходить, вскоре наша колонна превратилась в бесформенную орду.
Портреты правителей, утомившись, взвалили беспорядочно на плечи, а кто и вообще, уныло волок по земле. То там, то здесь вкось и криво маячили те самые «голубья» - особый предмет заботы нашего Фрола Аркадьевича, и совершенно непотребно скомканные во все стороны торчали подобно пикам многочисленные знамена.
И вот, всем этим беспорядочным скопом мы выкатились к местному сельсовету – скромному зданию под линялым, условно красного цвета стягом, которое отнюдь не украшали возвышающиеся невдалеке терриконы навоза с ближайших ферм.
На утлое облезлое крыльцо выбрался вытирающий пот председатель колхоза и в ужасе увидел, как площадку перед правлением, тесня торчащие здесь же грязные трактора и прочие сельскохозяйственные приспособления, заполняют орды радостно ревущих студентов.
Разбаловавшиеся детки моментально взобрались на жалобно крякнувшие агрегаты, вызвав у руководства колхоза нервный озноб и крик ужаса, но особенно досталось группке гипсовых, обшарпанных пионеров в середине пересохшего ещё в далекие 50-е бассейна. Какой-то весельчак засунул мальчику с останками горна в руку злополучного голубя, и по его примеру вся группа гипсовых монстров оказалась щедро утыкана портретами «членов» и всеми наличными «голубьями».
- Немедленно прекратите…, снимите…, поставьте…, слезьте!
Крики и увещевания неслись со всех сторон, но толку было мало.
Теснота не давала маневра пытающим навести порядок преподавателям, а всеобщий радостный рев делал все команды практически неслышными.
Что-то истошно патриотическое вещал, обращаясь к толпе несчастный председатель, размахивал руками, пытаясь обратить на себя внимание наш директор, подпрыгивала в бессильном гневе завучиха – толку не было.
Да что там! Я - девушка отнюдь не маленького роста, но даже на цыпочках не могла толком разглядеть, что происходит, пытаясь высунуть нос из-за богатырского разворота плеч высоченных «деток».
Но, когда раздалась команда «разойтись», передние ряды её все-таки услышали, и началось!
Вся орда радостно ринулась обратно. Беспорядочно побросав весь коммунистический антураж в виде знамен, портретов и опять-таки злосчастных «голубьев» студенты бежали от правления с такой же скоростью, с которой бегут солдаты проигравшей армии с поля боя. Меня прижали к грязнущей веялке, и я безнадежно изгадила в мазут свою новую юбку. И такой пострадавшей я была не одна! Инну Павловну - нашу секретаршу так толкнули, что она упала на гусеничный трактор, разорвала кофту и здорово поранила плечо. Уж об отдавленных ногах и испачканной обуви я здесь и не говорю - досталось всем!
В результате, посереди усыпанного грязными и разбитыми транспарантами двора осталась только кучка изрядно помятых учителей и ошалевших от изумления членов правления колхоза.
Практически молча, даже особенно не возмущаясь, мы собрали агитационные останки. Нагрузив на свои плечи всю эту разбитую дребедень, и сгибаясь под непосильной ношей, педагогический коллектив уныло поплелся в альма-матер. Перед лицом вопиющей дурости, как правило, не находится ни слов, ни чувств – обыкновенное тупое смирение.
Впрочем, наш Федор Алексеевич, то ли от растерянности, то ли из упрямства, брел рядом и что-то упорно талдычил о недостаточности «патриотического» воспитания молодого поколения, нудно указывая нам на «недоработки» в этом «архиважном» направлении.
Ну и что на это можно было ответить? Только зевнуть втихомолку, да переложить древко потрепанного знамени с одного плеча на другое.
Настроение было изгажено окончательно. Все мои коллеги были людьми семейными, и праздновали с мужьями и детьми. Подруг среди остального населения села я, по причине постоянной занятости, так и не завела, поэтому мне предстоял весьма скучный вечер наедине со стареньким задрыпанным черно-белым телевизором, который обычно неизвестно, что казал. Полосы, точки, рябь, странное шуршание и плавающий звук могли развлечь любого любителя сюрреализма, но, увы, давали весьма отдаленное представление о телевизионных передачах.
Да, и смотреть было особо нечего – шли бесконечные «Сельские часы», пленумы и съезды. Приятным диссонансом в это унылое однообразие врывалась только передача Сенкевича «Клуб кинопутешествий», да редко показываемые наши восхитительные советские фильмы.
Неудивительно, что СССР когда-то был самой читающей страной мира – других развлечений просто не было. Вот и я в тот праздничный день намеривалась мирно перечитать «Анну Каренину». Но, скажем так, не получилось!
Не успела я скинуть с ног испачканные туфли, как ко мне ввалилась изрядно заведенная Лидкина тетка. Анна Петровна кипела гневом на «непутевую» племянницу и жаждала поделиться чувствами со всем миром, но так как мир не отвечал ей взаимным пониманием, доля безмолвного слушателя её бесконечных жалоб досталась мне.
- Ах, сука… ах, б…, - голосила бабка, грозно размахивая руками,- вот ведь! Чтобы напоить своих кобелей стырила у меня бутылку, шалава, а я к празднику припасала!
Возмущение Анны Петровны можно было понять. Это была эпоха тотального дефицита на всё - в том числе и на водку. Давали её по талонам – по бутылке в руки, да и то если застанешь в продаже. Я водку никогда не любила, но отоваривалась аккуратно, потому что в сельской местности это была ценнейшая валюта. Жила я в одиночестве, и чтобы что-то починить мне приходилось нанимать местных любителей выпить, а расчет вести бутылками.
- Кран установить? Литр!
- Вешалку прибить? Поллитра!
Вот такой бартер!
О моих запасах милая старушка, конечно, хорошо знала и теперь отчаянно завывала не без задних мыслей о вожделенном напитке. Она не была пьяницей в полном смысле этого слова, но «опрокинуть рюмочку» очень любила. Я пока хранила вежливое молчание, и, поняв, что на жалость меня не проведешь, бабка зашла с другой стороны.
- А ты, Жанночка, никуда не пойдешь праздновать-то? Не пригласили?
- Нет, не пригласили!
Мне хотелось отделаться от бабки, и поэтому не стала кривить душой и выдумывать увертки. Но тут я просчиталась.
- Так пойдем к нам! – радостно оживилась бабка. - Я там и картошечки пожарила, и помидорчиков достала! Посидим, чайку попьем!
И вот здесь хитрая старуха поймала меня на крючок. Она божественно готовила соленые бочковые помидоры, и ради них я была готова на многое – даже терпеть её пьяные возлияния.
- Зачем же чай,- обреченно вздохнула я, - у меня есть напиток и погорячее!
Ведомая позывами своего желудка и глотая слюну, я сунула руку за комод и вытащила заветную поллитровку.
На половине тетки царила та самая аура, которая устанавливается в доме, где живут курящие и любящие выпить люди. Вроде бы везде чисто, но я давно заметила, что дым дешевых сигарет как будто въедается в мебель и штукатурку, и такое ощущение, что все покрыто своеобразным липким налетом.
Но сковородка с картошкой вскоре красовалась на столе, появились и густо облепленные укропными лапками помидоры. Бабка споро нарезала толстое сало, разложила вилки и поставила граненые стаканы. Подумала, опасливо косясь на меня, и только потом неуверенно достала из буфета старенькие тарелки с надписью «общепит».
Понятно, что обычно они с племянницей ели картошку прямо из сковороды.
Только мы сели, и я жадно впилась зубами в помидор, наблюдая за ловкими движениями хозяйки, разливающей водку в стаканы, как за дверью послышался шум шагов.
- Ах, ты, шалава,- яростно взвыла старуха,- ведь как будто печенкой чует, где наливают! Лярва!
И быстро опрокинула рюмку в себя. Я же промедлила со своей порцией, да так и застыла с налитым стаканом в руках, наблюдая, как пересекают порог Лидка, Федор Дюрягин, и ещё какой-то незнакомый парень.
- О, так вы уже начали! – радостно заверещала при виде этой сцены Лидка.
Видно было, что она уже солидно приняла на грудь и поэтому находилась в прекрасном расположении духа, даже на время позабыв про свою ревность. Меня же почему-то сразу заинтересовал её второй спутник. Не то чтобы он был особо красив или чем-то примечателен, но… скажем сразу - приглянулся. Хорошее слово, гораздо более точно обозначает чувство, мгновенно возникающей между двумя молодыми людьми симпатии, чем затасканное «любовь с первого взгляда».
- Олег!- сказал он, крепко пожав мне руку.
- Жанна! - умудрилась смутиться я.
Даже его рукопожатие и то мне понравилось, уж не говоря про искру вполне понятного любой девушке интереса, мелькнувшую в серых глазах. Кажется, первомайский праздник обещал стать не столь скучным, как я ожидала. Но наши переглядывания явно не понравились Дюрягину.
- Мы же не собирались здесь задерживаться! Бери, что тебе надо, да пошли! – недовольно буркнул он.
Но Лидка уже углядела, стоящую на столе едва початую бутылку.
- Да куда торопиться, - скорехонько уселась она за стол, и протянула руку к водке, - везде успеем! Ну, за праздник!
Не тут-то было! Анна Петровна моментально пресекла эту возмутительную попытку разделить заветную «поллитру» на пятерых человек.
- Куда лапы тянешь,- ударила она племянницу по руке,- хорошие люди на дармовщину не зарятся!
Столь прозрачный намек, конечно, был услышан, но воспринят каждым по-своему. Лидка возмущенно поперхнулась, волком зыркнув на обнаглевшую бабку.
- Пойдем отсюда!- тот час взвился и Федор.
Но Олег вдруг быстро достал из кармана и выставил на стол непочатую бутылку, сделав вид, что не видит вытянувшихся лиц спутников.
- Вот,- живо уселся он за стол,- наша доля!
- Это другой разговор, - моментально сменила гнев на милость Анна Петровна,- теперь и душевно посидеть можно! А кто ты такой, хлопец, чей будешь? Что-то я тебя раньше не видела!
Этот же вопрос интересовал и меня, но понятно, что я так прямо спросить не могла. Спасибо бесцеремонной старухе!
- Мы с Федяней вместе, когда-то в Афгане горы утюжили, - тот час охотно пояснил Олег, протягивая руку за помидором, - договорились встретиться! Я сунулся было к его родителям, но выяснилось, что ваших студентов домой на праздники не отпустили! Вот и пришлось ехать сюда….
В кои-то веки я мысленно поблагодарила наше идейно настроенное начальство. Молодой человек мне нравился все больше и больше.
- Вот и хорошо,- Анна Петровна редко задумывалась о том, что болтает её язык, наивно думая, что тот ей дан, чтобы выпаливать все, что придет в голову,- будете ухажером нашей Жанночки, а то она окромя своих тетрадок и не видит ничего!
- А кем вы работаете, Жанна? – вежливо поинтересовался Олег.
Моя шея непроизвольно втянулась в плечи.
Наша профессия для посторонних людей, что красная тряпка для быка. Единственное, в чем солидарно наше современное разнородное общество, так это в дружной нелюбви к учителям – у каждого найдется, что сказать! У каждого есть собственный список претензий! Ладно, мы виноваты в том, что современные дети не слушают родителей и не здороваются с соседями, но иногда мне кажется, что педагогику обвиняют даже в гибели Атлантиды. Вот, мол, не доглядели, а она раз! И пошла ко дну! А я ведь ещё, вдобавок, учитель самого ненавистного предмета всех времен и народов – русского языка! В представлении большинства обобщенный образ «русички» выглядит приблизительно так – озлобленная грымза с озверевшим выражением лица и скудным пучком волос на затылке, украшенная разве что массивными линзами сломанных очков. Вытянувшаяся на заду лоснящаяся юбка довершает картину.
- Она училка,- радостно ответила за меня Лидка,- русского языка!
- Русский – не мой предмет,- скупо улыбнулся Олег,- но я всегда восхищался теми, кто его смог освоить!
Я растаяла. Во-первых, мне стало понятно, что молодой человек хорошо воспитан, а во-вторых…, и первого достаточно! Он просто классный!
Между тем застолье продолжалось. Интерес к Олегу отнюдь не перебил моего интереса к соленым помидорам. Что-то бубнила уже захмелевшая Анна Петровна, пьяненько хихикала Лидка, и враждебно косился на наши с Олегом попытки сблизиться, хмурый Федор.
А мы, между тем, разговаривали – о чем? Уже не помню! Так, ерунда всякая, но нам было интересно. Я узнала, что Олег работает механиком на автобазе в большом городе, живет с родителями и двумя братьями. Я же рассказала ему о своей жизни в этом селе. Прямо скажем, информация не изобиловала занятными деталями, но молодой человек внимал мне, как будто я развлекала его по полной программе – с клоунами и танцующими слонами.
Дюрягин же, не смотря на Лидкину болтовню о каких-то общих знакомых, внимательно прислушивался к нашей беседе. И не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что с каждой минутой она ему нравится все меньше и меньше.
- Жанна Ивановна,- начал он военные действия,- а ваш жених уже демобилизовался?
Вот сволочь! Но я, метнув тайком взгляд исподлобья на Олега, быстро нашлась, чем парировать.
- Нет, но я никогда и не считала себя чьей-либо невестой! Переписываться и выйти замуж – это вообще-то ни одно и то же! А почему это вас так интересует, Федор?
Дюрягин развязано развалился на стуле, и его лицо не сулило ничего хорошего.
- Ну, как же,- видимо злоба так душила его, что он решил не скрывать своего недовольства,- вы подняли тогда такой шум! Я думал, что тот солдат вам особо дорог!
- Давайте выпьем за праздник!- испуганно заверещала Лидка, и, пытаясь предотвратить надвигающийся скандал, быстрехонько налила рюмки.
Но она опоздала, и хотя все машинально протянули руки к водке, напряжения это не сняло. Я уже открыла рот, чтобы достойно ответить нахалу фразой типа «не твое собачье дело, кто мне дорог, а кто нет!», когда в дело вмешалась уже солидно пьяненькая Анна Петровна. Выкушав любимого напитка, она находилась в благодушном настроении и поэтому возлюбила весь мир.
- Чё ты, Федор, блажной сегодня какой-то! – огорченно посетовала она. - Разинь глаза-то, неужели не видишь, нравится нашей Жанночке твой дружок! А ты с какими-то женихами к ней пристаешь! Ну, был жених…, был да сплыл! Что о нем толковать-то? Лучше давайте за праздник выпьем! Этот… день… чего бишь…
- Ох, и темная ты, баб Аня,- покачала головой Лидка,- сто раз тебе говорила – солидарности!
- Да по мне, все равно – «дарности» или «солидарности»,- отмахнулась та, залпом опрокидывая рюмку, - главное, чтобы войны не было!
Это точно. Любимая присказка русского народа. Главное, чтобы войны не было! И что? Каждое поколение имеет на свою голову, какую-нибудь, хоть маленькую, но войну. А человеку, в общем-то, по барабану, где его убьют – во Вьетнаме или в Чечне, в Афгане или на Кубе! Но тост провозглашают, чтобы хотя бы выпить за неосуществимую мечту! Интересно, и кремлевские бонзы за это тоже пьют?
Ладно, я опять отвлеклась. А вообще-то, внезапное вмешательство пьяненькой старушки, существенно повлияло на мою жизнь, потому как этот самый Олег через три месяца стал моим мужем. Вот такая вот история любви! А не заткни тогда бабка рот Дюрягину, и неизвестно, что из этого бы вышло!
А выйдя замуж, я моментально «по семейным обстоятельствам» уволилась с работы и навсегда покинула стезю сельского учителя.
Дюрягин же в последствие так и не женился. Сначала болтался где-то на «северах», а потом неизвестно почему завербовался воевать в Сербию, да там и сгинул! О Лидке я ничего не знаю. Как-то под новый год мне приходила открытка от Анны Петровны, в которой та жаловалась на боли в суставах и дороговизну продуктов, но о племяннице там не было ни слова – видимо, в её положении мало что изменилось!
_________________

Спасибо за продолжение из жизни доблестных тружеников педагогической нивы - жаль, на самом интересном месте, такое судьбоносное знакомство
___________________________________

Ну, дальше все по совковому - свадьба с куклой и надувными лебедями. Брачная ночь в компании с десятком родственников, пляски до упаду и продажа блинов на следующий день... Хорошее было время...
_________________

А Жанна Ивановна-то, не промах оказывается! Ждала-ждала и не дождалась. Спасибо
_________________

Любовь она такая... Приходит, и не спрашивает - кого ты ждал? И настолько верно?
_________________