Путь скарабея (ИЛР, 18+)

Ашайцы напали посреди ночи. Бесшумно подкравшись, они перерезали горло дозорным, выставленным на возвышенностях для наблюдения. Вероятно, еще засветло их лазутчики издали, незаметно для мисурцев, изучили место стоянки - ровную площадку, усеянную скальными обломками - узнали, как разместился караван и кем охраняется.

Тизири, почуяв приближение опасности, нежно потормошила Витторию и прикрыла ладонью ее рот, приказывая молчать. Проснувшись, девушка приподнялась на локте и тревожено осмотрелась. Ее напряженный слух не уловил ничего необычного или подозрительного. Даже верблюды сохраняли спокойствие.

Ночь казалась какой-то нереальной. Большая неполная луна уже перекатилась по низкому небосводу далеко на запад. Стоянку заливал мертвенно-белый призрачный свет. Скалы, валуны и все предметы отбрасывали длинные густые тени.

Тарга толкнула сестру под укрытие стены, вручила суму со всеми их совместными богатствами и погрозила пальцем, наказывая лежать и не высовываться. Чего вовсе не требовалось, потому что Виттория испугалась так, что не могла пошевелиться. Оцепенела, обливаясь холодным потом.

Пригнувшись и ступая мягкой кошачьей походкой, «ночная львица» скрылась из виду, будто растворившись в исполосованном чернотой сонном урочище.

Виттория вздрогнула, когда поблизости раздался призывный мужской клич и звон крестившихся сабель. На стоянке, только что тихой и неподвижной, стало невообразимо шумно. Раздались страшные боевые крики, зазвенела сталь, громко стонал зараненый.

Бешено вращая глазами и выставив перед собой кинжал, хотя вряд ли смогла бы кого-то убить, Виттория тряслась и тоненько попискивала как мышка.

Все повторялось… Снова смерть подкралась к ней и бродила где-то поблизости.

Вдруг она увидела неподалеку между каменными столпами, в том месте, где семейство караван-баши устроилось на ночлег, Мурада, отчаянно размахивавшего саблей. Он отступал, теснимый более сильным противником, который тоже вскоре показался в поле зрения.

Ашайцы знали, где был выгружен товар, и бросили основные силы на то, чтобы отбить его. И самая ожесточенная схватка происходило именно там.

Мурад физически не мог достойно противостоять своему врагу – взрослому и более опытному мужчине, которого вырастили воином. Каким-то чудом он все еще оставался жив, и даже не был ранен. Ему удавалось отбиваться и уворачиваться от ударов.

Лихорадочно соображая, как ему помочь, Виттория еще крепче сжала кинжал и подобралась. Она вскрикнула, когда в смертоносная сталь сверкнула в опасной близости от щеки юноши, и, споткнувшись, он начал падать.

Что-то оборвалось у нее внутри. Исчезли голоса и звуки.

Мурад летел на землю бесконечно долго. Однако долговязый ашаец успел замахнуться над ним для следующего удара кривым клинком, хищно сверкнувшем в лунном свете. Последнего удара…

Но тут вмешались высшие силы, не иначе. Судьба, в лице Тизири, остановила разящую руку, спасая сына караван-баши!

Тарга появилась внезапно, подобно грозному ангелу, спустившемуся с небес. Или шайтану, вырвавшемуся из песчаного плена барханов. Карать она умела, учителя у нее были лучше, чем у противника…

Разбойник изогнулся от боли и парализованный повалился рядом с барахтавшимся на песке Мурадом. Парнишка живо откатился в сторону и резво вскочил на ноги. А Тизири уже развернулась, чтобы отразить атаку другого кочевника.

Сражение, происходившее в виде вооруженных стычек в разных уголках урочища, продолжалось недолго. Ашайцы, не сумевшие толком воспользоваться фактором внезапности, не ожидавшие встретить ожесточенное сопротивление и понесшие тяжелые потери, ретировались теми же тайными тропами среди скал.

Никто не бросился за ними в погоню.

Виттория плохо помнила этот скоротечный бой, потому что почти ничего не видела и жутко боялась даже выглядывать.

Мельтешение на стоянке резко прекратилось. Наступило удивленное затишье. Люди не верили, что все закончилось. Потом со всех сторон зазвучал тревожный шепот, послышались просьбы о помощи. Погонщики начали пересчитывать верблюдов.

Виттория убедились в том, что их троица дромадеров лежит на своем месте под скалой, и отправилась на поиски Тизири туда, где видела ее последний раз.

- С тобой все в порядке, Джафар? Ты не ранен? – спросил Мурад покровительственным тоном и приосанился.

- Целы и невредимы вроде, – девушка пожала плечами. – Хвала Всевышнему.

- Я беспокоился за вас, но страшный бой завязался, было некогда осмотреться.

- Вах! Ты бы нас защитил, конечно.

- Ашайцы к товару рвались. Я не мог бросить отца и дядю Теймура.

- Ты храбро сражался, Мурад. Как лев. Я видел.

- Гумар нам очень помог, - признался юноша и сник. – Если бы не он…

- Знаю. Ты счастливчик. Всевышний тебя хранил.

В разговоре повисла неловкая пауза. Мурад смущенно отвернулся и… увидел несущегося прямо на них, перепуганного верблюда! Виттория тоже заметила угрозу, но до того растерялась, что была не в состоянии сдвинутся с места. Быстро оценивший ситуацию паренек рванулся к ней и столкнул с пути взбесившегося животного.

Вместе они повалились на песок.

Виттория, ненадолго потеряв связь с действительностью - хотя ударилась спиной не сильно и не больно, а тюрбан спас голову, – обнаружила себя лежащей под Мурадом, который не спешил с нее слезть. Приподнявшись, он смотрел на нее с тревогой. Надо было его согнать, но она не выказала недовольства и не разжала объятий, любуясь его затемненным лицом и блестящими глазами. В его взгляде появилась странная нежность, непередаваемая словами, исходящая от сердца, и понятная только душе.

Внутри зарождалось нечто чудесное…

Шок от неприличной близости юноши все не наступал. Возможно из-за того, что у нее случилось помутнение рассудка. Она не осознавала, что ведет себя непристойно. Наоборот, новые ощущения от жара и тяжести мужского тела, нашла естественными и приятными. Она слышала тяжелое дыхание, овевавшее ее лицо под тканью повязки. Тяжелый запах пота ее вовсе не отвращал. Украдкой втягивая его, она с каждым вздохом удостоверялась в его привлекательном свойстве.

Между ними незаметно и необъяснимо происходило удивительное…

Завороженно они смотрели друг на друга и не могли наглядеться, и ничего не боялись. Взаимное влечение притупило всякий стыд. Окружающий мир с его условностями и запретами исчез.

Мурад сдвинул ее повязку с лица вниз и провел пальцами по скуле, даря невинную и вместе с тем дерзкую ласку. Виттория потянулась к его приоткрытому рту, желая поцелуя, погладила его напряженную спину. Робко тронув кончиками пальцев выпуклости ягодиц, сразу одернула руки и, чувствуя неловкость, попыталась лечь поудобней. Юноша мучительно поморщился, сопротивляясь диким, неудержимым порывам, подвигавших к плотскому обладанию, колеблющим все его существо, и со стоном прогнулся. Она охотно отозвалась, всколыхнувшись от восторженной волны, пробежавшей сверху вниз и млея от новых ощущений. Мурад уткнулся носом в ее висок и с сопением стал медленно водить губами по щеке. Кожа немела, а от шеи вниз бежали мурашки…

Неизведанные чувства побуждали Витторию искать еще большее наслаждение. Нестерпимо хотелось узнать, какая музыка начнется за прелюдией…

Однако Мурата у нее жестоко отняли. Кто-то вырвал его из ее объятий. И этот кто-то оказался Тизири! Окинув сестру заботливым взглядом, и убедившись, что с ней все в порядке, тарга накрыла своей длинной тенью отползавшего паренька.

- Я ничего такого! Мы просто… - оправдывался он перед грозно надвигавшейся «ночной львицей». – Гумар, я его не трогал! Клянусь Всевышним!

- Нет! Зир… Не убивай его! – вступилась за дружка Виттория. - Он не сделал мне ничего плохого, – она не на шутку испугалась за парня, потому что тарга обещала защищать ее, а «защищать» в ее понимании – убить обидчика. И убивала она быстро, так, что ее жертвы даже не успевали помянуть своего бога.

Тизири остановилась и кивком приказала ей следовать за ней.

- Мурад меня спас! Меня чуть верблюд не затоптал!

Тарга закатила глаза, давая понять, что ей сейчас не до детского лепета сестры. Она спешила за своей переметной сумой, с мазью и хирургической коробочкой, которые понадобились для раненого Теймура.

- Ты потратишь остатки нашей драгоценной мази? - удивленно спросила Виттория, хотя не собиралась оспаривать ее решение.

Тизири подтвердила свое твердое решение кивком. Но наивно было думать, что она изменила свое, крайне отрицательное, отношение к магрибам.

Держался Теймур стойко, с подобающим для мужского звания достоинством, хотя сильно страдал от раны под ребрами, благо непроникающей. Ашайская сабля рассекла плоть, оставив длинный след.

- У нас есть мазь, хорошая и проверенная. Задорого купили, - произнес караванщик, наблюдая за приготовлениями Тизири. – Постоянно ею пользуемся при ссадинах и ожогах.

- Наша мазь все равно лучше, - заверила его Виттория. – Хотя ее немного осталось, должно хватить, чтобы обработать рану. Сейчас быстро вскипятим инструменты, чтоб заразу не занести. Потерпите немножко, уважаемый.

- Главное, что остался жив. Потерплю как-нибудь.

Виттория сгребла остатки валежника в кострище, а Мурад, присевший рядом, начал раздувать огонь. Случайно соприкоснувшись пальцами, они одернули руки, будто обжегшись, и покосились на Тизири.

Подошел Нурали, чтобы справиться о самочувствии брата и высказать слова признательности тарге.

- Гумар, да хранит тебя Всевышний. Мы теперь тебе обязаны… Спасибо – тебе, - сердечно поблагодарил он. – Ты стал нашим любимым братом. Очень помог нам всем. За моего сына Мурада – отдельное спасибо.

- Да. Спасибо тебе, Гумар, ты спас мою жизнь, - вторил ему Мурад. – Клянусь Богом, сотворившем небо и землю, вовек не забуду.

- Отныне и до скончания дней мы твои должники, - продолжил Нурали. - Наш дом – твой дом. Можешь прийти в любое время, всегда будем рады. Наша семья примет тебя как родного, как самого дорогого гостя. И тебе, Джафар, всегда будем рады.

- Благодарю, – Виттория, в отличие от него, была сдержана. - Скорей бы добраться бы до Мисура…

- Доберемся.

- Ашайцы могут повторить попытку грабежа?

- Они для этого набега не собрали достаточно воинов. И сколько потеряли убитыми и ранеными.

- Сколько?

- Не знаю, - Нурали развел руками. – Раненых они унесли. Мертвыми пятерых видел. На рассвете точно все будет ясно. Пойду считать наши потери.

Помыв руки и протерев пальцы уксусом, Тизири приступила к операции, по всем правилам хирургии, как ее научил приемный отец. Начала зашивать рубец льняными нитками кривой иглой, с помощью ассистировавшего ей Мурата, который стягивал края раны. Виттория держала факел, наспех сделанный из палки, обмотанной пропитанной маслом тряпкой, и старалась не подглядывать. Это было неэтично и, кроме того, вызывало тошноту.

За одну ночь в караване убыло семь человек, вместе с тяжелораненым, умершим под утро. Остальным повезло, их раны не вызывали опасения, оставалось надеяться, что не воспалятся от жары.

Виттория и Тизири были знакомы со всеми погибшими - относились к ним без вражды и без симпатии, знали имя каждого и биографии некоторых - хотя ни с кем из них не сблизились, как с семьей караван-баши. Но теперь эти люди, случайные попутчики, отдавшие свою жизнь ради всеобщего благополучия, вызывали неподдельную скорбь, простое человеческое почтение, какое бывает к боевым друзьям.

Саванами для покойников послужили полосы ткани их тюрбанов, длины которых хватало, чтобы запеленать тело полностью. Прочитав традиционную поминальную молитву, мисурцы похоронили земляков в общей могиле и заложили сверху камнями, чтобы до трупов не добрались шакалы.

Убитых ашайцев оставили лежать там, где их застала смерть, прикрыв их лица, являя великодушие сильного, для которого глумление над трупами побежденных врагов – непозволительная слабость.

Ущерб от набега составил шесть верблюдов, четыре тюка и то, что плохо лежало. Ашайцы свели дромадеров по тайной тропке во время царившего в урочище переполоха. Груз, который они перевозили, распределили на всех. И в этот раз погонщики не возражали, не спорили, лишь бы скорей покинуть роковое место.

Задерживаться не стали, едва закончили навьючивание, сразу тронулись в путь, чтобы совершить хотя бы половину перехода до наступления дневного зноя. Тот, кто не успел наскоро перекусить скудным пайком, который составляли половина пресной лепешки, кусочек козьего сыра и горсть фиников с орехами, завтракал в седле или на ходу.

Угрюмые и немногословные путешественники через три дня вошли в последний оазис Вади-Сайфи с пальмовой рощей, озерцом и поселением ашайцев с пятью колодцами. Шейх Халдун принял гостей радушно, пригласил Нурали и Теймура в свой дом. Даже если он не знал, что на караван было совершено нападение, то догадался…

- Голые деревья никому не нужны, обдирают лишь в те деревья, что плодоносят, - мудро заметил он и заверил. – В Вади-Сайфи можете чувствовать себя в полной безопасности. Вы мои друзья и братья по вере. Вы мои дорогие гости. Всегда рад вас видеть. Молю Всевышнего, чтобы и впредь мы встречались еще много раз и всегда по-доброму.

- Да благословит тебя Бог, почтенный Халдун, и воздаст тебе благом за твое гостеприимство, - ответствовали братья-караванщики.

Устроившие очередную постирушку и накормленные досыта мясными обедом и ужином, путешественники провели первую спокойную ночь после Феззараха. Спали, не опасаясь, что во сне им перережут горло.

Утром они продолжили путь. Освежившиеся и воспрянувшие духом, они даже улыбались. Хотя впереди лежал самый суровый отрезок пути через Западный Ашайский Эрг.

Но Мисур был уже близко, до прибытия в долину Эн-Нейля оставались считанные дни.

Западный Эрг - низменная часть Ашая, сплошь песчаная, с длинными, высокими, как горы, барханами под низким синим безоблачным небом - впечатлял своей безжизненной красотой идеальной пустыни.

Прекрасный и ужасный безмолвный мир, погибельный для всего живого…

Белое солнце, от которого невозможно нигде укрыться, слепившее блеском и растворявшее светом до прозрачности тени…

Тяжелый горячий воздух, затруднявший дыхание и рисовавший своим дрожанием вдали манящие миражи оазисов с озерцами, сверкающими водной гладью, и зеленью пальмовых рощ, обещавших прохладу…

Глоток затхлой теплой воды, ценой дороже золотого мисурского динара...

Раскаленный песок, на который нельзя ступить босой ногой, так чтобы не обжечь…

Изнуряющий зной, отбивающий всякое желание делать лишнее движение…

Где-то в этом бескрайнем песчаном море почти век назад бесследно сгинуло многочисленное войско шах-ин-шаха Фаруха абу Рашита аз-Зухейра. Оно было погребено заживо во время поднявшейся внезапно, страшной бури, будто, действительно, насланной разгневанным богом.

Даже для опытных караванщиков, неоднократно пересекавших Западный Эрг, каждый новый переход становился серьезным испытанием, проверкой на прочность.

Постоянное чувство жажды было здесь неизменным спутником каждого. Жажду невозможно было утолить, лишь умалить несколькими глотками теплой горьковатой воды.

Верблюды сами выбирали путь, взбираясь на вершины барханов и спускаясь по склонам в ложбины, или шествуя по гребню, откуда открывался великолепный панорамный обзор окрестностей.

Виттория и Мурад снова ехали рядом, когда позволял рельеф, просто за компанию. Они почти не разговаривали, потому что от жары было сухо во рту, губы растрескались, а опухший язык еле ворочался. Лишь обменивались иногда короткими дорожными фразами. Случалось, девушка ловила на себе пристальный лукавый взгляд вишневых глаз и улыбалась под повязкой, вспоминая мгновения близости. Не проходящий и ненавязчивый интерес юноши – даже не знак внимания, а намек на то, что они не просто попутчики – странным образом, воодушевлял ее и помогал ей переносить трудности пути.

Хотя, после того знаменательного события в ее жизни, Мурад никак не проявлял к ней сексуальный интерес, она много размышляла о том, что произошло в Джибу-Джайли. В основном только об этом и размышляла! Вечерами… Когда мысли, придавленные дневным зноем, начинали лениво шевелиться, и разум снова обретал свою способность сопоставлять факты. Гадала, чем могло кончиться дело, не помешай им тогда Тизири. Последовала бы естественная развязка? Ведь она была готова отдаться! Она не стала бы сопротивляться, потому что перестала соображать, охваченная не к месту и не ко времени любовной страстью. Она вожделела интимной близости с этим юношей, хотела его ласк, жаждала испытать блаженство… И теперь чувствовала себя порочной женщиной, склонной к греху!

Хорошо, что Мурад ни о чем не догадывался. В смысле, не понял, что она женщина. Возможно потому, что не имел опыта общения со слабым полом. И не обнаружил ее грудь… Да, приходилось признать, что бюст не является ее выдающимся достоинством.

Интересно, что сделал бы Мурад, если бы открылась ее тайна?

«Нет, больше никаких амуров! Во избежание подобных ситуаций, девицы в обязательно порядке нуждаются в присмотре бдительных компаньонок! Сын караванщика – не пара для леди. Мезальянс для благородной дамы – позор», - сказала она себе.

Однако, несмотря на все трезвые весомые обвинительные и взывающие к девичьему стыду доводы, охлаждавшие любовный пыл, Виттория снова и снова представляла Мурада в мисурской юбке. Даже зная, как он выглядит обнаженный. Но полуприкрытый он нравился ей больше, поскольку в этом имелся элемент загадочности… И прислушивалась к томлению, порожденному воображаемой соблазнительной картиной.

***

- Я знаю, почему тебя Гумар любит, - тихо и доверительно произнес Мурат, когда они покидали на рассвете место очередной стоянки, после того, как Тизири, позаботившись об отправке сестры, вскочила на своего верблюда.

- Потому что он мой брат, - Виттория попыталась пресечь его подозрения. – Сам же говорил, что без брата – стоишь на земле одной ногой.

- Кроме этого…

- В смысле?

- Ты очень податливый. Падкий на ласки. Не можешь сопротивляться.

Он тоже думал о том, что произошло между ними в Джибу-Джайли. Не мог не думать. И наверняка представлял возможное развитие событий, если бы тогда его не отшвырнула Тизири.

- Да ты с ума сошел! – девушка возмутилась откровенной критикой. – Не я к тебе тогда на стоянке прилип, а ты ко мне прилип, не отклеишь! Приставучий, как муха!

- Таешь от нежности, - продолжал парнишка и, скрывая усмешку, натянул на лицо повязку. – Хотел меня.

- Забудь! И вообще… –зашипела она, мобилизуя разум, чтобы достойно парировать все обвинения в свой адрес, и вспомнила о том, как Тизири взяла его в оборот в пещере. - А сам-то! Тебя только тронь – сразу «сок» выплескиваешь. Мечтаешь о Гумаре, как он тебя… полюбит.

- Гумар сильный… и нежный, – Мурад не стал отнекиваться и поерзал в седле.

- Просто ты не знаешь, какой он на самом деле. Ты совсем ничего о нем не знаешь. Даже представить себе не можешь.

Если раньше любовь Мурада к Тизири ее забавляла, то теперь вызывала сочувствие. Не презрение отнюдь, которое непременно возникло бы, влюбись парнишка в представителя своего же пола. Но ведь тарга была не настоящим мужчиной. Поэтому ситуация сложилась парадоксальная.

- Жаль, что у меня нет такого брата.

- А то бы что? – не удержалась она от ехидства.

- Ничего. Забудь! И вообще… - передразнил он ее.

- Хорошо, что Гумар не твой брат.

- Плохо…

Они проводили взглядами Тизири, которая верхом на Габи обогнала их и устремилась в противоположную от восходящего солнца сторону. На запад…

- Влюбленный! В горестях любви

На помощь Небо не зови!

Оно, поверь моим словам,

В любви бессильней, чем ты сам, - продекламировала Виттория сопутствующее обстоятельствам четверостишье.

- Точно, – Мурад тоскливо вздохнул.

Мисур становился все ближе. Настроение улучшалось, несмотря на жару. Измученные долгим тяжелым странствием, державшиеся из последних сил - люди заметно повеселели.

И вот, наконец, они прибыли. Так неожиданно, что даже не верилось.

Стало понятно, что до конечной цели маршрута остался всего один переход, когда на сорок первый день, после отправления из Тиграда, перед ними предстал древний храм. Строгий и громоздкий, наполовину скрытый барханом - он стоял на границе Ашая, подобно стражу. Парные изваяния царей-исполинов в традиционных конических тиарах, по обе стороны от узкой щели входа, были занесены песком по грудь. На портале красовался большой барельеф расправившего крылья скарабея, катящего солнце.

Раздались громкие торжествующие возгласы, истерический смех и восхваления Всевышнему. Зарыдал очнувшийся вдруг умиравший попутчик – его рана загноилась, и временами в лихорадке он впадал в беспамятство, его перевозили привязанным к седлу, в конструкции из жердей. Думал, что не дотянет до родины…

По дороге Виттория не раз представляла себе, каким будет их возвращение в Мисур. В своих фантазиях она видела зеленую полосу плодородной речной долины и белые крылья парусов рыбачьих лодок… Видела голубую башню и синий купол главного храма Эль-Бадраша над белыми толстостенными, жавшимися друг к другу домами горожан… Видела Кахир, который как гигантский осьминог распластал по округе щупальца пригородов, тонущих в тенистых садах… Но никогда не думала, что символом спасения и начала нового этапа ее жизни станет древнемисурское святилище в честь Солнечного Скарабея.

На глаза навернулись слезы радости. Плача и смеясь, она остановила верблюда.

К ней подъехала Тизири и, дотянувшись до нее из седла, обняла. Она указала вперед, где вдали в желтоватом мареве плыли призрачные силуэты поселения и пальмовой рощи.

И это был не мираж!

- Мы вернулись, Зира, - прошептала Виттория. - Мы сделали это! Неужели мы это сделали?

- Угу, – Тарга довольно щурилась.

- Спасибо тебе. Одна я ни за что не добралась бы до Мисура. Я тебя люблю.

Оказавшись в безопасности, она расслабилась, несмотря на то, что безопасность была мнимой - в магрибском мире никогда, ни при каких обстоятельствах, нельзя было терять бдительность, - но на нее навались нечеловеческая усталость… Обмякнув, она болталась в седле при каждом мерном шаге верблюда, грозя вывалится на землю. Собственное тело стало будто чужим, ватным. Казалось, вся воля к сопротивлению, все силы вмиг иссякли.

В оазисе они вдоволь напились колодезной воды, как верблюды после долгого перехода. Прохладная и сладковатая – она показалась божественным нектаром. Но желудок отозвался резкой болью.

Хотя до Эль-Бадраша было рукой подать, решили продолжить путь на рассвете. Всем хотелось отдохнуть. Близился вечер, а прибыв в город ночью, они бы ничего не выгадали.

Нурали отдал команду на разгрузку и принял непосредственное участие в складировании тюков в сарай, предоставленный в аренду местными жителями. Теймур, стоически перенесший дорогу через Западный Эрг, бледный и осунувшийся, начал руководить приготовлением «праздничного» прощального ужина из остатков съестных припасов.

Виттория помогла Тизири наклеить бороду и усы, для чего они укрылись в развалинах небольшого храма, который, судя по барельефам, был посвящен богине-львице. Увлекшись изучением сцен из жизни древнемисурийских богов, вместо того чтобы собраться с мыслями, она утратила связь с реальностью, и сестре пришлось потрясти ее, чтобы вернуть обратно.

Следовало обсудить дальнейший план действий, однако говорить было лень.

Последний совместный ужин проходил в тишине. Иные болтуны – и те были немногословны, и не потому, что закончились темы для бесед.

Многие уснули сразу после вечерней молитвы.

Ночь подкралась незаметно. Едва покрасневшее солнце закатилось за чернеющую на горизонте зубчатую гряду Атаранских гор, как закатный багрянец угас, и небосвод, усыпанный мириадами звезд, опустился, сгущая темноту над землей.

Караван пришел в Эль-Бадраш за два часа до полудня, когда базар еще бурлил и гомонил, а улочки уже стихали и пустели в преддверии дневного зноя. После Ашайской пустыни, с ее дикой природой и плавными нерукотворными линиями, отучавшей от урбанизма, этот городок пугал своими строгими, угловатыми, геометрическими формами.

Эль-Бадраш был обычным провинциальным городом, может, чуть богаче других, благодаря караванному пути, и с более высоким храмом. Полтора года назад девушки посетили его проездом, когда вместе с альбигонским посольством отправлялись в Куфрейн, до залива Эль-Фазейр отсюда было час хода.

Взаиморасчеты происходили под стеной караван-сарая, стоявшего с юго-восточной стороны города. Некоторые попутчики намеревались следовать дальше сегодня же, другие оставались на несколько дней.

Сестры, отказались от приглашений Теймура и Нурали, погостить у них дома.

- Мы придем к вам в гости завтра вечером, - пообещала Виттория. - Сначала отдохнем с дороги и приведем себя в порядок. Вот, возьмите двадцать дирхемов, как договаривались, – она протянула деньги.

- Зачем обижаешь, брат? – отказываясь принимать плату, Теймур нахмурился. – Вы нам ничего не должны. Наоборот, теперь мы - должники Гумара, – он отдал расписку. - Завтра обязательно приходите, стол праздничный для вас накрою. Познакомлю с семьей. Мой дом легко найдете. У любого здесь спросите - вам покажут дорогу. В Эль-Бадраше меня все знают.

- Пойдемте в каравай-сарай, - позвал Нурали, - познакомлю вас с уважаемым Акрамом, моим другом детства. Он здесь хозяин. Я ему расскажу о вас. Он хорошо вас примет.

- Не стоит беспокойства, уважаемый Нурали, да будет к вам милостив Всевышний за вашу заботу о братьях. Мы сами с ним познакомимся с Акрамом. У вас и без нас много дел.

- Верно. Целый день буду занят, – караван-баши закивал. – Надо отправить часть товара в поместье, часть сгрузить на склад. С заказчиками встретиться…

- Да пребудет с вами Всевышний, уважаемые, – Виттория склонилась в легком поклоне. Самоуверенная и величественная Тизири ограничилась движением подбородка.

- Ждем вас завтра вечером, - напомнил Теймур вдогонку сестрам, входящим в ворота постоялого двора.

- До встречи! – крикнул Мурад, с самого утра в преддверии разлуки смотревший на них глазами побитой собаки, и был удостоен прощального взмаха рукой.

- Несправедливо мир устроен, - вздохнула Виттория. - Я бы хотела, чтобы Мурад был моим другом.

«Любовником»? – уточнила Тизири непристойным жестом, обозначающим совокупление.

- Нет! Хотя бы просто другом! Знаю, что ты скажешь, что между мужчиной и женщиной дружбы быть не может. Это два разных мира… Но мы с Муратом разные, как Запад и Восток.

- Угу.

- Мурад считает Джафара ровней себе. Нам просто и легко общаться, как обычным мальчишкам. Но стоит ему узнать, кто я есть на самом деле, он изменит свое отношение ко мне, как к женщине, иноплеменнице, иноверке. Между нами разверзнется огромная и непреодолимая пропасть. Бездна! Хотя, если вдуматься, все это искусственные преграды, возведенные разумом, а в действительности их не существует. Все барьеры у нас в голове. Мы пленники условностей. И настолько привыкли к своим цепям, что смиренно несем их по жизни и даже не пытаемся сбросить. Мы лишены свободы выбора. Хотя нет, не совсем лишены… Но мы жестко ограничены. Наш круг общения предопределен нашим происхождением и положением в обществе, которое диктует свои правила. Их нельзя нарушать, если мы хотим сохранить свой статус. Но ведь это же абсурд! Почему я должна избегать общения с человеком только из-за того, что он родил не в той семье, хотя он достоин большего уважения, чем некоторые представители моего круга? Ценят не личность, а его звание, по сути, пустой звук. Навыдумывали титулов, этикетов и манер… только, чтобы жизнь осложнить! Стоит мне проявить симпатию и снисходительность не к аристократу - меня будут презирать, даже хуже, чем простолюдинку. Женщине нельзя остаться с мужчиной наедине только потому, что ее начнут подозревать черте в чем, хотя она будет вести себя вполне прилично, просто мило беседовать с другом. А ее назовут порочной! Заклеймят, сделают изгоем… Если человек нормальный, а его считают ненормальным, то это свидетельствует, что у общества извращенная мораль. Надо жить, как хочется, и не чувствовать себя виноватой перед обществом, быть выше его мнения.

- Угу, – Тизири остановилась и поцеловала ее в лоб, давая понять, что высоко оценила откровение.

Тарга не была пленницей условностей, если ей нравился мужчина – она сама его брала.

Выглядевший непритязательно - караван-сарай имел сложную планировку из-за того, что постоянно достраивался, сохраняя свою оборонительную способность. Хотя необходимость возводить высокие стены со стрелецкими галереями давно отпала, поскольку ашайцы уже не совершали набеги на приграничные поселения.

- Должен вас огорчить, дорогие гости, но свободных мест нет. Очень сожалею, - извинился суетливый и нервный управляющий. – Даже в лучшие годы к нам не пребывало столько людей за раз. Все занято. Все! И переполнено. По пять-шесть человек в двуместных комнатах живут. На полу спят.

- Беженцы из Куфрейна? – Виттория оглядела пустой двор и не обнаружила следов народного бедствия.

- Да какие беженцы! Строители. А тут еще и беженцы… Нам каменщиков селить некуда.

- Каких каменщиков? В Эль-Бадраше будут строить новый храм?

- Какой еще храм? Да простит меня Всевышний… Причалы будут строить.

- В Эль-Фазейре? – она вспомнила не тронутую человеческой деятельностью девственную береговую линию, за которую вели нескончаемую борьбу пески Ашайской пустыни и воды южных морей.

- Не в Ашае же!

- Где мы можем найти уважаемого Акрама?

- Он занят, важных гостей привечает. Но он вам скажет то же самое.

- Похоже, все же придется воспользоваться предложением дяди Теймура. Просить у них приют, - сказала Виттория, но Тизири отрицательно замотала головой.

- Если у вас есть родня или знакомые в городе, то лучше идите к ним ночевать. У нас еще дня два-три будет не протолкнуться. Потом половина нынешних постояльцев к заливу переберется. Светлейший Юсуф-паша, да хранит его Всевышний, приказал разбить на берегу лагерь для рабочих, но что-то там не заладилось…

- Такой большой караван-сарай – и совсем нет свободных мест? Вах!

- Почему совсем? – встрепенулся уязвленный управляющий. - Есть, но вам они не по карману. Эти покои стоят очень дорого.

- Сколько? – немедленно ухватилась за предложение Виттория.

- С купальней и личным нужником…

- Чудесно!

Об этом можно было только мечтать! За возможность искупаться и, наконец, помыть волосы – никаких денег было не жалко.

- Вы серьезно?

Тизири угрожающе зарычала.

- Уважаемый, назовите сумму, - спокойно, с достоинством потребовала Виттория.

После кочевого аскетизма скромные апартаменты казались царскими хоромами, хотя всю обстановку составляли большой топчан и чайный столик, а ванна оказалась сделанной из древнемисурского мраморного саркофага.

Девушки были несказанно счастливы.

Проворный слуга по имени Фархат – стареющий, худощавый, с крючковатым носом и грустными глазами - за дополнительную плату предложил отнести вещи в стирку, чтобы к завтрашнему утру все было чистое и выглаженное, и сходить на базар за продуктами. Пока другие слуги наполняли ванну и резервуар, Виттория отправилась в чайхану, купить чай и сладости, и в лавочку – за писчей бумагой. Она считала своим долгом: скопировать иероглифы на саркофаге, сохранить их для истории, для следующих поколений ученых и представить просвещенной публике. Возможно, этот артефакт ни один европеец больше не увидит.

В караван-сарае было тихо и малолюдно. Все строители ушли на работу к Эль-Фазейру, а во двориках встречались только редкие торговцы, вернувшиеся с базара. Парочка постояльцев на крыльце под навесом играла в нарды. Просторную террасу перед чайханой, затененную выгоревшим полотном, охраняли три воина, составлявшие свиту одного из гостей – мужчины средних лет в богатых одеждах и желтом шелковом тюрбане, вероятно, сановника высокого ранга, связанного со строительством причалов, - сидевшего на топчане, с пиалой в руке и ведущего мирную беседу с представителем местной знати.

Вежливо поприветствовав старших, Виттория, со свитком грубой камышовой бумаги, весело помахивая закопченным чайником, направилась к аркам кухни.

Ассортимент кондитерских изделий был небольшой – халва, нуга и рахат-лукум, – поэтому выбор она быстро сделала.

- Уважаемый, кто этот благородный господин? – спросила она у сонного владельца заведения, расплачиваясь за сладости и чай. – Светлейший Юсуф-паша?

- Ты что! Эта же сам визирь Кадир абу Салех, - зашипел чайханщик, возмущенный ее дремучестью. - Из Кахира! Таких людей надо знать в лицо!

Кадир… Кадир-бей? Недаром вальяжный царедворец показался ей знакомым. Он почти не изменился за десять лет, с тех пор, как сопровождал экспедицию лорда Корстэна в Дафур, лишь немного потолстел и залоснился от сытой жизни, гарантированной всякому придворному шаха.

Значит, он выслужился до первого министра…

Не поворачивая головы, Виттория украдкой покосилась на старого знакомого и с ужасом обнаружила, что тот бесцеремонно разглядывает ее. У нее душа ушла в пятки. Благоразумнее всего было убраться с его глаз долой…

- Эй, друг, - ласково позвал Кадир. – Подойди-ка поближе.

- Вы мне говорите, господин? – она наигранно удивилась, чтобы потянуть время и собраться духом.

- Тебе-тебе. Подойди, не бойся, – он взмахнул рукой, пальцы которой были унизаны перстнями с огромными драгоценными камнями. - Как тебя зовут?

- Мурад, – она быстро сообразила, что сейчас нельзя называться Джафаром, чтобы – не дай, Бог! - не возникло никаких опасных для нее ассоциаций с прошлым.

- Откуда я тебя знаю? – он сладко заулыбался. – Ведь мы знакомы?

- Господин, должно быть, вы обознались.

- У меня хорошая память на лица. Раз увижу человека – запомню на всю жизнь, - его большие красные губы были похожи на жирных червей, шевелящихся в густой, ухоженной бороде. - Где ты живешь? Кто твой отец?

- Мой отец простой торговец сукном из Хорсобада, господин.

- Нет, я точно где-то видел тебя! – он прищурился, сверля ее немигающим взглядом.

- Если бы я с вами встретился, то точно запомнил бы, светлейший. Но прежде я вас никогда не видел, даже издали, - тихо произнесла она, подавляя поднимающуюся внутри панику. - Клянусь Богом.

- Кого же ты мне напоминаешь…

- Не могу знать ваших знакомцев.

- С кем ты здесь остановился? Ты же не один сюда приехал?

- Со старшим братом, господин. Он меня ждет. А, может, уже ищет по всему караван-сараю.

- Ладно, не стану тебя задерживать, чтобы твой брат не беспокоился о тебе. Мурад… Ступай, – отпуская ее взмахом, он сверкнул драгоценными камнями в перстнях.

Повернувшись спиной, Виттория перевела дыхание. Дойдя до угла, она едва ли не бегом припустила в свои апартаменты.

Работники уже наполнили ванну и, покинув комнату, таскали воду из колодца в резервуар для душа.

Тизири заперла за ней дверь и озаботилась ее состоянием, близким к истерике.

- Зира! – Виттория схватила и сжала ее руку. - Я сейчас встретила в чайхане Кадир-бея! Помнишь того дворцового офицера, командира летучего отряда, который гостил в доме Айязид-паши? Потом сопровождал нас в Кахир. Он теперь визирь! И он – в Эль-Бадраше! Руководит строительством причалов в Эль-Фазейре. Он обратил на меня внимание, но не узнал, хотя уверен, что видел меня когда-то. Он может вспомнить меня! И тогда – мы пропали, – она ахнула от ужаса. - Нам с тобой не отрубят головы, Зира, нас закидают камнями. Что еще страшнее! Твое лицо он не видел, ты была в парандже, а меня он знает. Хотя тогда я была маленькой девочкой… Но вдруг я мало изменилась внешне за десять лет… Надо ехать дальше, в Кахир. Оставаться в караван-сарае – опасно для жизни!

Тизири жестами заверила, что Кадир ее не узнает. Ему и в голову не придет, что женщина может носить мужскую одежду, поэтому не вспомнит ее.

- Зира, все равно! Я теперь себе места не найду. Только об этом и буду думать.

Тизири кивком потребовала озвучить мысли.

- Маловероятно, что Кадир сопоставит мое пребывание в Эль-Бадраше с дворцовым переворотом в Куфрейне, о котором ему уже наверняка известно. Допускаю, что он знает, что лорд Корстэн с семейством жил в Тиграде. Догадывается, что альбигонская миссия была разгромлена, а неверные убиты… Даже погромщики уверены, что перерезали всех. Но если он пронюхает, что я прибыла из Куфрейна в Мисур с последним караваном… - она в отчаянии спрятала лицо в ладонях. – Мне нельзя попадаться ему на глаза, ни в коме случае! Иначе, нам обоим конец.

В дверь постучали, от чего Виттория вздрогнула.

- Господа, это Фархат, я принес вам с базара все, что вы заказывали.

- Спасибо, Фархат, – она быстро собралась мыслями. - Подожди, сейчас мы соберем вещи, которые надо отнести в стирку.

Тизири разделась и, свалив вещи кучей, направилась в банное отделение, оставив сестру общаться со слугой.

- Фархат, друг, скажи, а визирь Кадир живет в караван-сарае? Я видел его сегодня, в чайхане.

- О! Светлейший визирь, долгих лет ему, живет в Хорсобаде, во дворце Юсуф-паши.

- Значит, в Хорсобаде… – Виттория ощутила несказанное облегчение.

- Здесь живут строители.

- Но сейчас же все рабочие на побережье.

- Визирь заехал, чтобы побеседовать с нашим уважаемым Акрамом. О чем они говорят – только Богу известно. Что-нибудь еще желаете, дорогие гости?

- На сегодня к тебе будет всего одна просьба. Принеси нам, пожалуйста, чай после предвечерней молитвы. Чайник у нас свой, зайдешь и возьмешь, – она отсчитала деньги на прачечную и еще три фелса лично Фархату за его старания.

- Да пребудет с вами Бог, - слуга попятился, согнувшись в поклоне.

Оба призыва к дневной и предвечерней молитве сестры проигнорировали без зазрения совести. Здесь можно было обойтись без показухи, никто не заметит, что они не занимаются религиозной практикой.

После мытья с душистым дорогим мылом, Тизири погрузилась в ванну и не вылезала из воды все то время, пока Виттория копировала иероглифы. Потом - с полотенцем на голове, не причесываясь, - они вытянулись на топчане и подремали до прихода Фархата, который явился за чайником.

К этому времени начали возвращаться рабочие с побережья, и караван-сарай наполнился гулом голосов.

После чаепития со сладостями, Тизири потянуло на подвиги. Она попросила заплести ей косу и уложить венцом. Ограничившись бутафорскими усами, тарга прикрыла подбородок полосой от тюрбана.

Виттория отказалась составить ей компанию в вечернем променаде, опасаясь встретить еще кого-нибудь из старых знакомых.

- Укушенный змеей - и веревки боится … И ты не забывай об осторожности.

Жан-Леон Жером. Верблюды на водопое

Joaquin Dominguez Becquer. Strassenszene mit Arabern und Kamelen (1877)