Авантюристка (ИЛР, 18+)

Всем доброго вечера!


Благодарю

Безусловно, это уже иной уровень близости. Не просто желание обладать красивой женщиной. Будь это так, Запольский бы не стал заморачиваться по поводу того, что она чувствует и пытаться понять причины её поступков.

Согласна, не самое достойное поведение, можно, конечно, сослаться на юный возраст и отсутствие опыта, да ещё и жизнь в провинции, вдали от великосветской тусовки.
___________________________________

 » Глава 13

Прогулка по зимнему Петербургу не обошлась без последствий. С самого утра Алёну мучил удушающий кашель, от которого в груди поселилась тянущая боль, к полудню поднялся жар, голова сделалась тяжёлой, сознание туманилось, и путались мысли. Виски, словно обручем стиснуло, всякий раз, когда её вновь начинал донимать приступ кашля, в голове что-то взрывалось пульсирующей болью.

Закрыв глаза, Алёна лежала в постели, прислушиваясь к голосам, доносившимся из будуара, но слов разобрать не могла. Прохладная сухая ладонь коснулась её лба. Хрипло вздохнув, девушка открыла глаза и увидела склонившегося над ней князя Запольского.

- Я послал за доктором, - обеспокоенно вглядываясь в покрытое лихорадочным румянцем лицо, произнёс Арсений Борисович.

- Не стоило таких хлопот, - пробормотала Алёна. – Обыкновенная простуда.

- Позвольте мне о том судить, - хмуро отозвался князь, вспомнив о том, как шесть лет назад обыкновенная простуда свела на тот свет его собственную мать.

Доктором оказался довольно молодой и привлекательный мужчина лет тридцати пяти, явившийся в дом Запольского спустя час после визита князя в спальню к Алёне. У него был приятный мягкий голос, проницательный умный взгляд голубых глаз и удивительно нежные для мужчины руки.

- Я склонен предполагать пневмонию, - вынес свой вердикт эскулап, осмотрев больную. – Заболевание опасное и обещать благоприятного исхода не могу, потому настоятельно рекомендую поместить барышню в Боткинскую больницу, где за ней будет надлежащий уход.

- Я не хочу в больницу, - испуганно отозвалась Алёнка, вцепившись в запястье Арсения.

- Не тревожьтесь. Никто вас не отправит в больницу, - поспешил успокоить её Запольский, поправляя влажные локоны, упавшие ей на лицо.

- Тогда вам понадобится опытная сиделка, - пожал плечами доктор.

- Вы могли бы кого-нибудь рекомендовать? – осведомился князь.

- У меня на примете есть одна женщина. Думаю, вам она подойдёт, - задумчиво произнёс доктор, поглаживая коротко подстриженную клинышком русую бородку. – Я пришлю её к вам ближе к вечеру.

- Что понадобится для лечения? – спросил Запольский.

- Организм должен сам справиться с болезнью, можно только облегчить её течение, - вздохнул доктор. – Давайте больной как можно больше тёплого питья и следите, чтобы жар не был слишком сильным, - добавил он, прощаясь с князем.

До прихода сиделки её обязанности пришлось взять на себя горничной, чем та была весьма недовольна, опасаясь заразиться. К вечеру Алёне сделалось совсем худо. Она впадала в забытьё и начинала бредить, звала маменьку, плакала и клялась, что всё исправит. Арсений беспокойно мерял шагами будуар, изредка заглядывая в спальню, где уставшая за день горничная, пыталась сбить жар, прикладывая смоченное водой с растворённым в ней уксусом полотенце ко лбу девушки.

Наконец, появилась сиделка, и дворецкий, не мешкая, провёл её прямо в покои барышни. Сиделка назвалась Прохоровой Авдотьей Васильевной. На вид ей было немногим больше сорока. Арсений Борисович окинул женщину придирчивым взглядом. Светло-русые волосы стянуты в тугой узел на затылке, взгляд внимательный, но бесстрастный, губы сжаты в тонкую линию. Задав ей несколько вопросов, Запольский остался вполне удовлетворён ответами.

Авдотья Васильевна пятнадцать лет проработала сестрой милосердия в Боткинской больнице, имела немалый опыт в обращении с пациентами и предоставила хорошие рекомендации. Войдя в спальню, сиделка приблизилась к кровати, где в бреду металась Алёна, промокнув испарину на лбу больной, она нажала кнопку электрического звонка. Тотчас явилась горничная.

- Передай, чтобы согрели молока, и пускай добавят ложку мёда, - распорядилась сиделка, приступая к своим обязанностям.

Склонившись над больной, женщина принялась поправлять подушку, ворот ночной сорочки Алёны распахнулся, и в неярком свете светильника на шее девушки тускло блеснуло серебряное распятье. Авдотья ахнула и, подцепив цепочку пальцем, склонилась ещё ниже. Чёрный шёлковый гайтан сменила серебряная цепочка, но распятие, несомненно, было то самое.

- Сашенька, - прошептала помертвевшими губами женщина. – Девочка моя, неужели ты?

В будуаре хлопнула дверь, вернулась горничная и принесла кипячёное молоко с мёдом. Сиделка отпрянула от постели, взгляд её вновь стал непроницаемым, а лицо превратилось в маску, не выражающую никаких чувств.

Авдотья Васильевна почти неделю не отходила от Алёны, пока не наступило улучшение, что и констатировал врач, навещавший больную ежедневно. Доктор рекомендовал ей ещё несколько дней оставаться в постели, пока она окончательно не окрепнет.

Запольский несколько раз на дню справлялся о здоровье больной и каждый вечер приносил ей столь полюбившиеся эклеры, которые покупал в кондитерской на Невском. Поскольку никаких других занятий у Алёны не было, а её свобода была ограничена стенами спальни, визиты князя стали единственным развлечением.

Арсений Борисович оказался замечательным рассказчиком и собеседником. От него Алёна узнала много нового о высшем свете Петербурга. Рассказы Запольского отличались едким остроумием и незлобной иронией в адрес весьма примечательных и чудаковатых личностей, на которые столь щедро было столичное общество.

Алёна до слёз хохотала над рассказом Запольского об одном весьма предприимчивом молодом человеке, который некогда служил в том же полку, что и князь. Правда, позднее ему пришлось оставить службу, поскольку офицерское собрание сочло его выходку офицера недостойной. А дело было так.

На Выборгской стороне жила одна домовладелица, скучающая, одинокая старая дева с причудами. Лишь полтора десятка собачек, с десяток кошечек и два десятка канареек населяли её обширные апартаменты. Уход за зверинцем был возложен на штат воспитанниц, которые по очереди навещали жилище эксцентричной пожилой дамы. Ну а если какая-нибудь собачка заболела или, не дай Бог, кошечка загрустила, то девушки-воспитанницы срочно спешили туда с визитом, покупая из собственных скудных средств гостинцы избалованным животным. Такое рвение связано было исключительно с надеждой на возможное наследство, авось включит старуха кого-нибудь в завещание, поскольку родных у неё не было никого, но зато капитала набиралось тысяч на десять.

Кроме личного зоопарка, у домовладелицы имелась ещё одна страсть, уж очень ей нравилось выдавать своих воспитанниц замуж. Только в этих случаях она раскошеливалась: покупала приданое и вручала три-четыре сторублёвых билета. К сожалению, на данную приманку женихи шли довольно вяло, поэтому не многим девушкам удавалось воспользоваться щедротами хозяйки. Одна из воспитанниц, после тщетных попыток вымолить материальную помощь, долго ломала голову, как бы ей растрогать старушенцию и получить «с паршивой овцы хоть шерсти клок». И наконец, решилась пойти на обман, заявив, что якобы у неё есть кавалер и она собирается за него замуж. Дело оставалось за малым - где найти подложного жениха.

И вот как-то во время прогулки эта девица зашла в небольшое кафе, сев за столик, подозвала человека во фраке и заказала содовой. После того как заказ был выполнен, она приказала принести два пирожка с капустой; когда и пирожки оказались на столе, решила расплатиться:

- Сколько следует?

- Ничего, - пожал плечами человек, - я такой же гость, как и вы; к счастью, не официант, просто проходил мимо вас. Не мог же я отказать в просьбе даме.

Девушка очень смутилась и предложила галантному кавалеру присесть за её столик. Молодые люди познакомились и разговорились. Новый знакомый оказался весьма симпатичным юношей с большим чувством юмора. Именно по этой причине она вдруг спросила, не желает ли он, Александр Иванович, разыграть жениха.

- Безусловно, но только в каких это смыслах, Авдотья Панкратьева? - лукаво спросил он, понимая, что, похоже, наклёвывается забавная история. И, получив разъяснения, окончательно согласился.

Со словами «маменька, благословите» они явились к домовладелице. Старуха, естественно, растаяла, как бывало обычно в таких случаях. А когда, наконец, воспитанница, получив желаемое, предложила «жениху» десять процентов от приданого, галантный кавалер отказался, ограничившись лишь согласием поужинать вместе. Спустя пару дней «невеста» уехала в провинцию, куда через несколько месяцев пришло известие, что «хозяйка» преставилась. Всё ещё рассчитывая на долю в наследстве, девушка приехала в Петербург, где испытала большое потрясение, обнаружив, что молодой человек, который так любезно посодействовал ей в получении приданого, теперь являлся единственным наследником всего капитала, недвижимости и, конечно, «бесценного» зоопарка. Оказывается, после её отъезда он, «давя рыдания», пришёл к старой деве и поведал, что свадьба расстроилась и теперь жизнь ему не мила, ну а престарелая дама, растрогавшись, видимо, решила его утешить и сама вышла за него замуж... (отрывок приведён из книги Юлии Дягилевой и Дениса Сысоева «Неизвестные байки старого Петербурга»)

С каждым днём, что длилась её болезнь, Алёна всё больше привязывалась к Запольскому, и всё более раздражалась присутствием сиделки. Девушка неоднократно замечала осуждающие взгляды последней, которыми та награждала свою подопечную, после того, как князь уходил из апартаментов Алёны.

Ещё через неделю доктор позволил своей пациентке вставать с постели и заверил в том, что стоит подождать ещё совсем немного и от болезни не останется и следа. Надобность в услугах сиделки отпала, чему Алёна, безусловно, обрадовалась. Авдотья Васильевна перед уходом зашла попрощаться с девушкой.

- Лена, вы позволите мне вас так называть? – обратилась она к ней.

Алёна кивнула. Ей хотелось, чтобы неприятная особа, как можно быстрее покинула дом князя, а потому она согласилась, лишь бы никогда более её не видеть.

- Вот, что я хотела вам сказать, - вздохнула Авдотья. – Я хочу, чтобы вы знали, в этом городе у вас есть друг, и двери моего дома всегда открыты для вас. Я живу весьма скромно, но буду рада помочь. Здесь я написала свой адрес, на тот случай, если вам понадобится помощь, - положила она на туалетный столик свёрнутый вчетверо лист бумаги.

- Право слово, не знаю, что вам сказать, - пробормотала девушка, не ожидавшая подобного участия к себе от совершенно постороннего человека. – Я тронута вашей заботой и благодарна вам.

Женщина опустила ресницы, скрывая выражение глаз.

- Надеюсь, вы воспользуетесь моим предложением. Я постараюсь помочь вам обустроиться и найти более достойное занятие...

Алёна вспыхнула, щёки зажглись гневным румянцем. Несомненное, её положение чести ей не делало, но кто такая эта сиделка, чтобы осуждать её?

- Непременно воспользуюсь вашим предложением, коли будет нужда в том, - сухо отозвалась Алёна, не отводя взора от бесстрастного лица собеседницы.

- Не обижайтесь на меня, - приподнялись уголки губ сиделки в едва заметной улыбке. – Поверьте, я вам только добра желаю.

- Всего доброго, - процедила девушка, взглядом указав на дверь.

Однако, слова, сказанные сиделкой о более достойном занятии, запали в душу. Всякий раз, когда Алёна задумывалась над тем, какое место она занимает в жизни князя Запольского, её охватывала тоска. Что будет, когда она наскучит ему? Куда она пойдёт? Чем станет заниматься? Найдёт себе другого богатого покровителя? Маловероятно, что тот другой окажется столь же красивым, щедрым и нетребовательным. Да и чем она в таком случае лучше, чем девушки из заведения madame Жози, торгующие собственным телом? О Белозерском она старалась не думать, слишком свежо было в памяти воспоминание о презрительной улыбке, что скривила губы Сержа в то мгновение, когда он узнал её в тот злополучный вечер в гостиной князя. Для Сержа она теперь всего лишь содержанка Запольского, и он прямо сказал ей о том. Но самое ужасное заключалось в том, что винить ей было некого, кроме себя самой. Не Запольский же виноват в том, что её обокрали, и она, польстившись на весьма привлекательные условия, изложенные в лживом объявлении madame Жози, оказалась в доме терпимости. И в том, что она незваной явилась в его дом с целью весьма далёкой от приличий, князь тоже не виноват. Как ни крути, а сама, и только сама она дошла до того положения, в котором теперь пребывает. Можно ли что-то изменить? Наверняка! Но для этого ей вновь придётся просить о помощи князя. Но обращаться к нему с просьбой после того, что произошло между ними, было совестно.

Алёна изо дня в день вспоминала ночь, проведённую с Запольским. Это было сродни ощущению, когда трогаешь языком больной зуб. Знаешь, что каждое касание причиняет боль, но при том не можешь остановиться. Положа руку на сердце, уж самой себе она могла признаться, что всё было не так уж плохо, и Запольский вовсе не вызывал в ней отвращения. Напротив, его поцелуи и ласки довели её до исступления, до состояния, когда она перестала различать хорошее и плохое. Разве он не предлагал ей остановиться? Но она сама не захотела уйти. Не захотела, потому что никогда не испытывала ничего подобного, никогда ещё желание быть настолько близко к кому-либо не сводило с ума, никогда ещё кровь не неслась по жилам сумасшедшим потоком, смывающим всё - стыд, неловкость, понятия о приличиях. Мысли о том, что с ней станется потом, когда пройдёт это сумасшествие, тогда оставили её, уступив место примитивному желанию быть в объятьях того, кто подставил крепкое плечо и без слов обещал защитить от любых напастей. Душа рванулась куда-то в неизвестность, нимало не заботясь о том, что станется с ней, когда она вернётся обратно в бренное земное тело, и вместе с ней вернётся разум, ставший наутро самым суровым судьёй и палачом. Никто и никогда не был ей нужен так, как Арсений в тот вечер, когда в прах рассыпались все девичьи грёзы и мечты. Мало того, где-то в глубине души появилось ощущение упоения собственной властью над чувствами и желаниями богатого и красивого мужчины. Он мог бы заполучить любую, но желал именно её, и осознание сего факта, чего уж греха таить, приятно грело самолюбие.

В тот вечер, когда ушла сиделка, князь вновь явился к ней с коробкой пирожных. Катерина по обыкновению накрыла небольшой стол прямо в спальне и принесла поднос, на котором красовался фарфоровый кофейник с горячим кофе, молочник со сливками и две кофейные чашки, после чего удалилась, оставив Алёну наедине с Запольским.

- Арсений Борисович, мне необходимо поговорить с вами, - пригубив кофе, тихо произнесла девушка.

- Вы хотели о чём-то попросить меня? – улыбнулся Запольский, любуясь ею из-под полуопущенных ресниц.

Несмотря на некоторую бледность и слегка болезненный вид, Алёна выглядела очаровательно в белом пеньюаре из полупрозрачного шёлка, отделанного тончайшим кружевом. Который день кряду князь ловил себя на мысли, что скучает по девушке и видеть её каждый день стало для него насущной необходимостью.

- Мне право неловко, я причинила вам столько хлопот, - со вздохом поставила на поднос кофейную чашку Алёна.

- Не стоит беспокойства, - отозвался Запольский, тщетно пытаясь скрыть тревогу, поселившуюся в душе, едва Алёна начала сей разговор.

Он чувствовал, что именно сейчас всё решится. Она надумала уйти, а он обещал ей в том не препятствовать. Но Боже, как же ему не хотелось её отпускать! В кое-то веки в его жизни появился какой-то смысл. У него появилась причина спешить со службы домой, испытывая по дороге нетерпение, смешанное с радостным предчувствием встречи. В первые дни, когда жизнь её находилась в опасности, Арсений ловил себя на мысли, что тревожится о ней, и даже мысли не допускает о том, что может потерять её. И вот, кажется, тот час настал.

- Я не могу более оставаться с вами, - вздохнула девушка. – Моё положение при вас скандально и не принесёт мне ничего, кроме разочарования. Рано или поздно моё общество наскучит вам, и вы сами пожелаете, чтобы я ушла, - опустила она голову.

- Разве я словом или делом дал вам понять, что не нуждаюсь более в вашем обществе? – пытливо вглядываясь в алеющее румянцем стыда лицо, осведомился князь.

- Нет, но вы же не станете отрицать, что когда-нибудь такой момент настанет? – подняла голову Алёна.

- Может быть, и не настанет, - задумчиво отозвался Запольский, размышляя над её словами.

Странное это было чувство, понимать, что кто-то стал нужен ему настолько, что мысль о расставании причиняла страдание. Как объяснить? Как выразить словами это чувство? Как сказать, что нужна, как воздух, которым дышишь?

- Вы обещали, - робко напомнила ему Алёна.

- Я от своих слов не отказываюсь, - Арсений взял её руку, сжал в своих ладонях, - но куда вы пойдёте? Или надумали вернуться в Пятигорск?

- В Пятигорск? Нет, - покачала головой Алёна. – Не могу, - вздохнула она. - Я думала о том, чтобы найти место компаньонки или какую-нибудь работу, но всё лучше, чем быть... - она умолкла, сообразив, что, вероятно, оскорбит его, чего вовсе не хотела, учитывая, как много он сделал для неё.

- Моей любовницей? – криво усмехнулся князь. Арсений выпустил её ладонь и поднялся с кресла. – Разве я отношусь к вам, как к любовнице? Разве я обидел вас чем-нибудь? – остановился он спиной к ней у окна, вглядываясь в жёлтые пятна фонарей, виднеющиеся через замёрзшее окно.

- Нет, но я не люблю вас, - выдохнула Алёна.

«Я не люблю вас!» - однажды он уже слышал эти слова. И тогда они причинили ему такую боль, что казалось, сердце не выдержит и разорвётся, так сильно, так больно, колотилось оно тогда в груди. Запольский вздохнул, прислонился лбом к холодному стеклу, остужая пылающую голову. Шесть лет минуло, а воспоминание до сей поры причиняло страдание. Он был слишком юн тогда и не сумел отличить подлинное чувство от жалости и сострадания. Слишком далеко завело его желание быть рядом с той, что пожалела в трудную минуту. Она была старше его на целый десяток лет, но он не видел в этом препятствия для того, чтобы рука об руку пойти с ней до самого конца.

Блистательная светская львица, баронесса фон-Майер, тридцатилетняя вдова и подруга княгини Запольской, после смерти последней взялась опекать единственного наследника рода Запольских. Арсений влюбился со всем пылом юности в красивую уверенную женщину с царственным взглядом и манерами императрицы, и она уступила его страсти. Связь сия продлилась недолго. Как только юный князь заговорил о браке, баронесса охладела к нему. Громом среди ясного неба стали её слова о сострадании и милосердии, проявленным к нему, в ответ на пылкое признание в любви.

Баронесса весьма ценила обретённую ею после смерти супруга свободу и не собиралась расставаться с ней. Она предпочла расстаться с юным любовником, укатив в Париж с одним из своих многочисленных поклонников и оставив без сожаления безумно влюблённого в неё юношу.

Запольский счёл её поступок предательством, и запретил себе вспоминать и думать об этой женщине, но разум оказался не властен над сердцем, и ещё долгое время он даже слышать не мог ничего о том, что было связано и именем Амалии фон-Майер.

И вот, когда ему стало казаться, что он полностью излечился от болезни, которой считал свою одержимость Амалией, ему вновь сказали о том, что его не любят. Может быть, это злая насмешка судьбы? Может быть, он столь сильно провинился перед Всевышним, что ему суждено любить женщин, которые не питают к нему ответных чувств? «Любить ли? Можно ли чувство к девушке, с которой знаком без году неделя, назвать любовью? Но, что тогда есть любовь, если ни желание быть рядом каждую минуту, видеть, слышать, держать за руку!» - Запольский оттолкнулся от подоконника и пересёк комнату, опустившись на одно колено рядом с креслом Алёны.

- Я не прошу вашей любви, Элен, - вновь завладел он её рукой, покрывая поцелуями тонкие пальцы.

- Чего же тогда вы хотите? – распахнула и без того большие чёрные глаза Алёна.

- Возможно, вашей дружбы, доверия. Не уходите. Без вас мой дом холоден и пуст. Когда вы здесь, мой дом – единственное место, где я хотел бы находиться всё время.

Алёна не отняла руки, провела ладонью по чуть шершавой от отросшей щетины щеке, запустила пальцы в волнистые кудри, ощущая, как зачастило в груди сердце, и уже знакомая горячая волна зародилась где-то внутри её естества, поднимаясь всё выше и грозя накрыть с головой, унести с собой, сметая все мысли о том, чтобы воспротивиться столь явной страсти, обжигающим поцелуям, крепким, но нежным объятьям.

Как же хорошо! Как хорошо ощущать себя маленькой и слабой в сильных надёжных руках. Закрыть глаза и не думать ни о чём, кроме наслаждения, что дарят его губы и руки.

Почти беззвучно открылась и тотчас закрылась дверь. Горничная, вернувшаяся, чтобы забрать грязную посуду, услышав тихий протяжный стон, страстный шёпот, прерываемый томными вздохами и скрипом широкой кровати, поспешила ретироваться, не забыв презрительно скривить губы в пренебрежительной усмешке.

Позже, очнувшись от забытья любовной лихорадки на скомканных простынях, Запольский поднялся, чтобы одеться и уйти, но тогда уже сама Алёна не отпустила его, безмолвно положив ладони на широкие обнажённые плечи, удержала подле себя, взглядом умоляя остаться.

Арсений погасил свет и вернулся в постель. Никто из них не проронил ни слова, опасаясь, что любые слова могут нарушить очарование вечера, разрушить хрупкое воцарившееся промеж них перемирие.

___________________________________

Необыкновенная глава на события!Конечно прогулка дала о себе знать и болезнь не только показала чувства Арсения к Алене,но и познакомила нас с новой героиней.Даже не знаю что думать,ведь появление матери повлечет за собой много интересного.Понятно,что пятнадцать лет она проработала в больнице,а что же раньше было?Какая же причина была,чтоб бросить дитя.А теперь помощь предлагает и хочет вернуть.Надеюсь она сможет остаться с Арсением,ведь хорошо им вместе,но повороты могут быть самые неожиданные.В Сергее она разочаровалась,а вот с Арсением пока неизвестно.Посмеялась над рассказом,прекрасно Арсений веселил больную.А ведь у самого оказывается уже была любовь и как же не хочется,чтоб было повторение.Спасибо Юля!
_________________

Добрый вечер!


А матери ли?

Кем бы ни была Авдотья, одно совершенно точно: она знает, кто Алёна такая на самом деле.

Да, Белозерский себя не с лучшей стороны показал. Арсению ведь известны об Алёне ровно те же факты, что Сергею, только он всё равно относится к ней иначе, чем Белозерский.
___________________________________

 » Глава 14

С той самой ночи всё переменилось. Алёна более не заводила разговоров о том, чтобы уйти. Она не говорила о том, но думала беспрестанно, а сказать не могла, интуитивно чувствуя, что огорчит Запольского, а возможно даже причинит боль. А сделать ему больно она ни в коем случае не желала. Он был к ней добр и внимателен настолько, что даже своё желание обрести свободу и независимость она стала считать проявлением чёрной неблагодарности. Да и нужна ли такая свобода? Одна иллюзия и больше ничего.

Та жизнь, которую она вела в доме князя, казалась ей странной. Она смутно представляла себя, как должна жить метресса богатого аристократа, но была полностью убеждена, что совершенно не так, как живёт она.

Все эти совместные завтраки, обеды и ужины, походы в театр, на каток, всё это было так не похоже на то, что она себе представляла. Алёна уже не раз задумывалась о том, что они с Арсением живут, как обычная супружеская пара, с той лишь разницей, что настоящей женой князю, она не являлась, но во всём остальном... Даже прислуга стала обращаться к ней по поводу различных домашних дел: кухарка приходила обсудить меню к обеду, дворецкий приносил почту и карточки, оставленные посетителями, горничные и лакеи стали воспринимать её просьбы и указания, как должное, а не как попытки чужачки вторгнуться на их территорию. До знакомства с князем роль любовницы казалась ей чем-то унизительным и грязным, и подобные отношения, уж конечно, не должны были выставляться напоказ. По её разумению, любовницу посещают тайно, и даже где-то стыдятся того, но князь Запольский её ни от кого не прятал.

Арсений, разумеется, не брал её с собой, когда наносил визиты друзьям семьи, чтобы в обществе не пошли разговоры в духе: «Ах! Боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексеевна!» Но и не скрывал их отношений. Алёна никак не могла решить для себя: хорошо это или плохо. С одной стороны, безусловно, плохо, потому как её первоначальный план сохранить связь с Запольским в тайне ныне осуществить не представлялось никакой возможности. Собственно, это уже не имело никакого смысла, поскольку единственный человек, от которого она желала утаить эту страничку своей биографии, был посвящён в её отношения с князем почти во всех деталях.

В последнее время князь почти перестал бывать в клубе, предпочитая коротать вечера в обществе Алёны, и тогда в дом на Английской набережной всё чаще стали наведываться его друзья. Раньше Арсений нисколько не тяготился подобными визитами, двери его дома всегда гостеприимно распахивались перед сослуживцами и знакомцами, но ныне всё переменилось. Общество приятелей стало его раздражать, но он мог лишь молча досадовать на сии неуместные вторжения, более никак не проявляя своего недовольства, ибо сам приучил их тому, что к нему можно являться без предварительной договорённости.

Серж тоже стал частым гостем в доме на Английской набережной, он более не выказывал Алёне ни пренебрежения, ни презрения, напротив, был весьма мил и доброжелателен, впрочем, как и все прочие друзья князя.

Так минул январь, за ним февраль и, наконец, наступил сырой и промозглый март. Как-то вечером по заведённой уже привычке Белозерский явился в компании Каверзина. Роману Егоровичу пришла в голову мысль открыть собственное издательство, но вот средств на столь грандиозный прожект явно не хватало. Не желая откладывать дело в долгий ящик, он поспешил поделиться идеей с Запольским, надеясь убедить его вложиться в столь выгодное, по его мнению, начинание. Надо заметить, что Каверзин был весьма красноречив в своих доводах, и даже Алёна заслушалась его речами, сулившими князю Запольскому золотые горы в самом недалёком будущем. Арсений был настроен весьма скептически, и потому разговор вылился в долгие споры.

Алёна неплохо разбиралась в коммерции, благодаря тому, что почти всю сознательную жизнь провела подле своего батюшки, имевшего природное чутьё и крепкую деловую хватку. Она сразу обнаружила уязвимые места в деле, что предлагал Каверзин, и быстро потеряла интерес к разговору, решив, что откроет Арсению сделанные ею выводы и наблюдения, когда они останутся наедине, дабы не ставить Романа Егоровича в неудобное положение.

Взгляд её упал на рояль, стоявший в углу гостиной. Она уже давно не садилась за инструмент, но с самого утра в мыслях у неё крутилась невесть, где услышанная мелодия вальса, и девушке захотелось подобрать её на слух.

Присев за рояль, Алёна откинула крышку, и пальцы легко пробежали по клавишам. «Изумительный инструмент», - улыбнулась она, наслаждаясь чистыми звуками.

Сергей Кириллович, поначалу принимавший самое деятельное участие в обсуждении прожекта, отвлёкся, как только услышал негромкую мелодию, наигрываемую Алёной одной рукой. Он поморщился, когда Алёна взяла неверную ноту, и в плавной мелодии возник столь явный диссонанс, неприятный музыкальному слуху.

Поднявшись с кресла, Белозерский приблизился к роялю.

- Вы позволите? – улыбнулся он, взглядом предлагая девушке подвинуться на длинной банкетке.

Алёна кивнула и сместилась немного в сторону, позволяя Сергею Кирилловичу присесть рядом.

- Я уже слышал этот вальс, - склонился к ней Белозерский. – Ежели мне не изменяет память, его написал Кюсс. Да точно, так и есть, он называется «Амурские волны». Предлагаю играть в четыре руки, - улыбнулся Серж.

- Отчего бы не попробовать, - робко улыбнулась в ответ Алёна.

Первая попытка не удалась.

- Здесь должно быть «соль», а не «ля», - сердито нахмурился Белозерский, постучав по клавише указательным пальцем. – Готовы? – бросил он на Алёну быстрый взгляд. - Играем ещё раз.

Прозвучало громкое вступление, а затем мелодия полилась по комнате, всё более набирая силу. Запольский и Каверзин умолкли, позабыв на время о коммерции, и изумлённо воззрились на пару за роялем. Плечом к плечу, две темноволосые головы, склонённые друг к другу. Арсений Борисович глубоко вздохнул, пытаясь унять нехорошее злобное чувство, зашевелившееся в душе. Запольский попытался убедить себя, что нет ничего дурного в том, что он видит, перед собой, но, когда рука Белозерского накрыла тонкие пальчики Алёны, придержав их на мгновение над крышкой рояля, в груди, словно иголкой кольнуло, даже дыхание сбилось, а пальцы мгновенно сжались в кулаки.

- Браво! – подскочил с дивана Каверзин и захлопал в ладоши, как только затих последний аккорд. – Серж, вы меня поразили! Никогда не слышал, чтобы вы так играли. Елена Яковлевна, - склонился он над рукой Алёны, - изумительно, у меня нет слов. Вам бы дуэтом выступать.

Алёна рассмеялась, довольная похвалой, и обернулась, разыскивая взглядом Арсения.

Запольский улыбнулся через силу, но серые глаза потемнели, будто штормовое море, не предвещая ей ничего хорошего.

Перехватив сей обмен взглядами, Сергей Кириллович едва заметно усмехнулся и поспешил откланяться, ссылаясь на поздний час. Вместе с ним ушёл и Каверзин, но прощаясь, взял с князя обещание подумать над его предложением. Арсений готов был пообещать что угодно, лишь бы эти двое поскорее ушли, оставив его и Алёну наедине, но разговора по душам не получилось, а безобразная ссора не заставила себя ждать.

Алёна привыкла к тому, что каждый вечер князь приходил в её спальню и оставался до утра. Потому нисколько не смутилась его появлению и на сей раз. Единственное, что показалось ей странным, так это довольно сильный запах бренди, исходивший от него, когда он склонился к ней, целуя в шею, пока она заплетала косу перед зеркалом.

- Ты пьян! - окинула она его укоризненным взглядом.

- И кто тому виной? – процедил Запольский, развязывая пояс архалука. – Не ты ли?

- Я? – изумилась Алёна. – Я виновата в том, что ты напился, как... как сапожник, - сморщила она нос, когда Арсений пошатнулся и, чтобы не упасть ухватился за край туалетного столика.

- Но не станешь же ты отрицать, что нынче с Белозерским амурничала? Чай позабыла уже, кто за всё платит, - поддел он небрежный жестом кружевной воротничок шёлкового пеньюара.

- Да как ты смеешь?! – прошипела Алёна, едва ли осознавая, что делает.

Отчётливый красный отпечаток её ладони проступил на бледной щеке Запольского. Испуганно охнув, девушка метнулась прочь из комнаты, но Арсений настиг её у двери и прижал к стене.

- Ещё раз позволишь себе что-нибудь подобное, в порошок сотру, - процедил он.

Алёна сжалась под полыхающим яростью взором, но, вспомнив о том, какое поистине чудотворное действие оказывали на него её ласки и поцелуи, тотчас выпрямилась. Она не была бы истинной дочерью Евы, коли не освоила бы маленькие женские хитрости в обращении с мужским полом. Где-то можно подольстится, чего-то можно добиться лаской, а где-то и слезу пустить не грех, коли это нужно для дела. Вскинув руки ему на шею, она принялась целовать лицо князя.

- Прости меня, прости, - шептала она. – Ты меня обидел, ты мне сделал очень больно, но моей вины нет перед тобой.

- И ты меня прости, - шептал в ответ Арсений, обнимая тонкий стан, и чувствуя, как остывает гнев, испаряется злость и ярость, что ещё совсем недавно застили ему разум настолько, что он готов был растерзать её. – Не знаю, что за стих на меня нашёл. Люблю тебя, - выдохнул он и сам застыл от сказанных слов.

Примирение вышло весьма бурным. Наутро, одеваясь к завтраку, Алёна вынуждена была надеть платье с высоким воротом стойкой, дабы скрыть следы бушевавшей ночью страсти. Весь день мечтательная улыбка не сходила с её лица, потому как мысленно она снова и снова возвращалась к тому мгновению, когда с уст Арсения сорвалось нежданное признание. Он больше не повторял этих слов, но того и не нужно было вовсе, потому как любил он её той ночью с такой страстью, какой доселе никогда не проявлял.

Вечером Запольский велел дворецкому говорить всем, кто постучится в дверь его дома, что он не принимает, а сам уединился с Алёной в маленькой уютной гостиной, некогда бывшей комнатой его матери. Он весь день настраивался на серьёзный разговор с ней. Он не забыл о признании, прозвучавшем накануне, слова сорвались с губ случайно, во хмелю, под влиянием туманившей разум страсти, но ему давно хотелось сказать ей о том, и признавшись в своих чувствах, он, наконец, испытал облегчение от того, что более не надо размышлять о том. Но он так и не услышал ответа. Впрочем, нет, слышал. Однажды она уже сказала, что не любит его, но ведь прошло три месяца! Три месяца каждый день бок о бок, каждую ночь в одной постели! Неужели ничего не переменилось? Алёна сердцем чувствовала, что нынче вечером что-то непременно должно произойти. За ужином Арсений выглядел задумчивым и очень серьёзным, а его многозначительные взгляды и вовсе лишили её покоя. Испытывая волнение и даже некоторую нервозность, девушка постаралась завести ничего не значащий разговор. Рассматривая миниатюрный портрет княгини, стоявший на каминной полке, она поинтересовалась, отчего ничего и никогда не слышала о родственниках князя?

- У меня нет родни в России, - пожал плечами Запольский, обхватив её стан и усадив к себе на колени, когда она проходила мимо.

- Совсем никого? – удивилась Алёна.

- Есть кузина, Полин, - нехотя ответил Арсений. – Но она тоже из французской родни.

- Расскажи, - попросила девушка, проводя пальчиком по идеально ровным дугам густых бровей.

- Ничего примечательного, - вздохнул князь. - Мой отец – единственный ребёнок в семье и женился довольно поздно. Будучи военным атташе в российском посольстве в Париже, он познакомился с моей матерью, в девичестве mademoiselle де Бриенн. Получив высочайшее разрешение сочетаться браком с подданной Франции, сделал предложение руки и сердца. Надо сказать, что род моей матери довольно многочисленный, но весьма обнищавший. Мои французские родственники были рады сватовству русского князя и медлить со свадьбой не стали. Когда истёк срок полномочий отца при посольстве, он вместе с маменькой вернулся в Россию, а год спустя на свет появился я. Вот и вся история, - улыбнулся Арсений, прижавшись подбородком к кудрявой макушке Алёны.

- А Полин? – полюбопытствовала девушка.

- Её настоящее имя Патрисия. Ей было девять, а мне шестнадцать, когда мы впервые встретились, - неохотно продолжил свой рассказ Арсений. – Наши матери приходились друг другу троюродными сёстрами. Полин осиротела, и мой отец по просьбе маменьки написал письмо её родственникам о том, что желал бы взять девочку на воспитание, потому как маменька после моего появления на свет детей более иметь не могла. Полин оказалась очаровательным, но капризным и избалованным ребёнком. Ох, и много же хлопот она доставила сначала моим родителям, а потом и мне, - усмехнулся князь. – Но ничего не попишешь. Родня. Хотя столь дальняя, что можно сказать - седьмая вода на киселе.

- И ты никогда не видел свою французскую родню? – удивилась Алёна.

- Видел, - вздохнул Запольский. – Лет пять назад я был в Реймсе. Моя прабабка пожелала завещать мне небольшое шато и виноградники. Надо сказать, что приём, оказанный мне, тёплым назвать весьма затруднительно. Слишком много претендентов имелось на сие наследство, - усмехнулся князь.

Взгляд Запольского затуманился, и князь погрузился в воспоминания. Безусловно, он не собирался рассказывать Алёне, что вступление в наследство стало лишь предлогом для поездки во Францию. Он вовсе не спешил в Реймс и уехал из Парижа в Шампань только, когда получил окончательную отставку от Амалии Фон-Майер. Французская родня не больно-то обрадовалась его приезду, но он сумел найти с ними общий язык, вложив немало средств в строительство винодельческого завода. Таким образом, де Бриенны получили стабильный источник дохода, поскольку управлять заводом Арсений доверил одному из своих кузенов, а князь Запольский землю и собственность во Франции. В итоге все оказались при деле и довольны друг другом.

- Я всё о себе рассказал, а ты мне почти ничего, - мягко попенял Алёне Арсений.

- Да мне и рассказывать нечего, - вздохнула девушка. – Папенька мой, Коршунов Яков Иванович – купец первой гильдии. Маменька Алевтина Георгиевна. Я ведь тоже единственный ребёнок, - горько усмехнулась Алёна. – Единственная и непутёвая дочь, - встала она с колен князя и, обхватив себя руками, приблизилась к камину.

Глядя на пламя, Алёна заговорила. Слова полились сплошным потоком, но она не смотрела на Запольского, и не могла видеть его нахмуренных бровей и плотно сжатых губ, когда рассказывала о своей девичей влюблённости в Сержа и причинах, побудивших её покинуть Пятигорск и отправиться в рискованное путешествие в столицу.

- Вот так я и оказалась здесь, с тобой, - закончила она с тяжёлым вздохом.

- Ты его любишь?

- Сержа? Теперь уже не знаю, - честно призналась девушка.

- А ежели он бы просил твоей руки, ты бы согласилась? – не отставал с расспросами Арсений.

- Мы оба знаем, что того никогда не случится, так что и говорить не о чем, - уклонилась Алёна от прямого ответа, потому как даже самой себе не могла ничего ответить на этот вопрос.

Этой ночью Запольский не пришёл к Алёне. Арсению надобно было побыть одному в тишине своей спальни, чтобы принять, возможно, самое важное решение в своей жизни. Конечно, он знал, что рано или поздно исполнит свой долг перед предками знатного и древнего рода, выбрав себе в жёны барышню в высшей степени достойную, тем более полагая, что после разрыва с Амалией фон-Майер никогда более перед ним не встанет вопрос о том, что важнее: безупречная репутация и происхождение избранницы или чувства к будущей жене. Мало ли представителей высшего света вступали в брак, руководствуясь требованиями разума, а не велениями сердца? Но так было до того, как он встретил Элен. Её сопротивление разожгло в нём любопытство, а узнав её лучше, он уже ни ком другом думать не мог. Безусловно, петербургский свет будет скандализирован вестью о том, что он женится на собственной содержанке, но разве это имеет значение, когда решается вопрос о том, какой станет его дальнейшая жизнь. Будет ли она полна радостными и счастливыми событиями такими, как рождение детей от любимой женщины, празднование Рождества, Масленицы, дней рождения в тёплом семейном кругу, или же это будет просто светский брак, вынужденное сосуществование бок о бок ради соблюдения условностей и приличий. Он полагал, что знает ответ, и ничто не может переубедить его в обратном. Оставался только один вопрос, на который он желал бы получить ответ, а для того, ему необходимо было встретиться с Белозерским.

Сергея Кирилловича Арсений застал дома в окружении семьи. Белозерские собирались пить чай и Запольского, само собой разумеется, пригласили к столу. Пришлось Арсению Борисовичу принимать участие в беседе и выслушивать досужие разговоры об общих знакомых. Анна Кирилловна, разливая чай по чашкам, не сводила глаз с Запольского. Она весьма сердечно поблагодарила его за билеты на представление в театр, тогда, как сам Арсений уже и думать забыл об оказанной некогда услуге.

- Вы давно не были у нас, Арсений Борисович, - попеняла она ему, многозначительно улыбаясь.

- Что поделать, - вздохнул Запольский. – Дела, Анна Кирилловна. Служба.

- Да Серж говорил, что вы в последнее время человек весьма занятой. Раньше мы с вами хотя бы изредка встречались у тех же Вильегорских, а ныне вы и их не балуете своими визитами, - кокетливо опустила ресницы Аннет.

- Обещаю, что стану чаще бывать у вас, как только покончу с одним весьма важным делом, - ответил Арсений Борисович, желая только одного, чтобы затянувшееся застолье, наконец, окончилось.

Общаясь с сестрой Белозерского, Арсений вновь поразился потрясающему сходству последней с Алёной. Удивительно, что Серж того не заметил, ведь он довольно часто бывает у них и видится с ней. Может быть, благодаря именно этим мыслям, его пристальный взгляд не раз обращался к Анне Кирилловне, тогда, как самой барышне было совершенно невдомёк, чем вызвано столь повышенное внимание к её особе, но она сочла это добрым знаком.

Когда же с ритуалом утреннего чаепития было покончено, Запольский, с трудом скрывая нетерпение, попросил Сержа о приватном разговоре с глазу на глаз.

- Сдаётся мне, что тебе не терпится сообщить мне нечто из ряда вон выходящее, - пошутил Сергей Кириллович, закрывая за гостем дверь кабинета. Эта комната была единственной, куда не входил даже Белозерский-старший и целиком и полностью составляла владения Сержа.

- Почти угадал, - согласился Запольский.

- Я заинтригован, mon cher ami, - присел в кресло Белозерский и, щёлкнув крышкой портсигара, предложил приятелю сигарету.

Ощущая небывалое волнение, Арсений не стал отказываться и закурил. Сергей Кириллович изумлённо приподнял брови, поскольку был осведомлён о том, что его друг давно расстался с сей пагубной привычкой, но коли закурил, стало быть, дело и в самом деле чрезвычайной важности.

Белозерский последовал его примеру.

- Так чем ты собирался меня удивить? – поинтересовался он, после продолжительного молчания.

- Я желаю знать, какие отношения связывают тебя с mademoiselle Коршуновой? - не стал ходить вокруг да около Запольский.

Серж затушил в пепельнице окурок, собираясь с мыслями.

- С Еленой Яковлевной меня ничего не связывает, - медленно выговаривая каждое слово, отвечал он.

- Вчера мне показалось, что ты... будто у тебя имеются некие намерения, - слегка смутился Арсений.

Разговор выходил не из приятных, но он должен был знать, иначе его так и будут одолевать сомнения.

- Намерения? – рассмеялся Белозерский. – Не скрою, Елена Яковлевна барышня видная, и не будь у тебя с ней... я в чужих угодьях не охочусь, - вздохнул Белозерский, вновь прикуривая сигарету. – Дождусь, когда она тебе наскучит.

- Это вряд ли, - тихо отозвался Запольский.

- Поверь, я человек терпеливый и сумею утешить барышню, когда она будет в том нуждаться.

- Ну, ежели только после моей безвременной кончины, - иронично улыбнулся Запольский.

- Будь добр, объясни, - перестал улыбаться Серж, поняв, что князь отнюдь не шутит.

- Я собираюсь просить руки Елены Яковлевны, - невозмутимо ответил Арсений.

- Её руки? Зачем? – не смог усидеть на месте и вскочил с кресла Белозерский. – Видит Бог, я не понимаю тебя! Ты получил всё, что желал, зачем же тебе вешать ярмо на шею в виде подобного мезальянса?

- Я смотрю на этот брак несколько иначе, - пожал плечами Запольский. – Я люблю её.

- Любишь? – недоверчиво переспросил Белозерский. – Мне казалось, что баронесса фон-Майер тебя излечила от подобной заразы.

- Оставь Амалию в покое. Она – дело прошлое, - раздражённо отозвался Арсений.

- Ну, раз так, стало быть, известие о её возвращении в столицу тебе нисколько не интересно, - нарочито равнодушно произнёс Серж.

- Амалия вернулась, - ошеломлённо пробормотал Запольский. – Когда же?

- Две недели тому назад, но ты же нигде не бываешь, кроме службы. Откуда тебе знать? - съязвил Белозерский.

- Впрочем, ты прав, мне это неинтересно, - излишне поспешно отозвался Арсений.

- Надеюсь, твоим шафером буду я? – осведомился Сергей Кириллович, подмечая каждую перемену в лице Запольского после полученного известия.

- Что? Шафером? Да-да, конечно же, ты и Вербицкий, - рассеянно ответил Арсений Борисович. - Я пойду. Прости. Полно дел, - засобирался Запольский.

- Не смею задерживать, - проводил дорого гостя, Сергей Кириллович.

Вернувшись в кабинет, Белозерский рухнул в кресло и схватился обеими руками за голову.

«Чёрт! Чёрт! Жениться он собрался! Как бы не так! - отнял он руки от лица. – Дурак! – обругал себя Серж. – Упустил свой шанс!»

Впрочем, не всё ещё потеряно, поднялся он и принялся мерить шагами небольшую комнату. Сергей Кириллович никогда бы не подумал, что намерения его приятеля столь серьёзны. Он нисколько не сомневался, что вскоре Алёна, как те, кто были до неё, получит от князя прощальный подарок и отставку, и тогда бы он, словно сказочный рыцарь, оказался рядом с ней в трудную минуту. А там, чем чёрт не шутит, может быть, и женился бы. Ради столь огромного приданого, а в будущем и солидного наследства, можно было закрыть глаза на все её шашни с Запольским. Но судьба вновь обыграла его, выставив шах и мат в два хода.

«Полин! – хлопнул он себя рукой по лбу. – Полин не допустит этого брака! Она костьми ляжет, чтобы стать княгиней Запольской!» - обрадовался он, пришедшей на ум мысли. Более не мешкая ни минуты, Сергей Кириллович отправился с визитом к прекрасной французской кузине Арсения Запольского.

***

Выйдя от Белозерских, Арсений отпустил шофёра и пешком отправился на Садовую улицу. Благо идти было совсем недалеко. Апартаменты баронессы фон-Майер занимали весь второй этаж доходного дома. Квартира была роскошна, под стать своей хозяйке. Нынче у Амалии собралось небольшое общество из числа прежних друзей и вновь обретённых поклонников.

Лакей, что открыл дверь Запольскому, поспешил с докладом к хозяйке, а Арсений, поправляя перед зеркалом чёлку, упавшую на лоб, к своей немалой досаде, разглядел в отражении за спиной первую сплетницу Петербурга madame Луговскую.

Одёрнув мундир, Запольский шагнул в гостиную из полутёмной передней. Тотчас головы всех присутствующих повернулись в его сторону. Кажется, старая amourette (любовная интрижка) только что обрела вторую жизнь.

- Арсений, мальчик мой, - ослепительно улыбаясь, Амалия величаво подплыла к застывшему на пороге мужчине. – Боже, как ты возмужал, mon cher, - расцеловала она князя в обе щёки. – Право, слово, пока не увидела тебя, даже не знала, как соскучилась, - заворковала баронесса, взяв его под руку.

Арсений молча скользил по ней взглядом. Всё такая же безупречно красивая и холодная. На губах многообещающая улыбка, а в глазах лёд. Ничего не изменилось, и даже, несмотря на долгую разлуку, он по-прежнему ощущал себя перед ней не взрослым, уверенным в себе мужчиной, а робким растерянным юношей. Запольский тряхнул головой, отгоняя навязчивое видение, где стоит перед ней на коленях со слезами в глазах, а она говорит ему о долге, милосердии и сострадании.

- Идём, - взяла она его за руку, увлекая к маленькому чайному столику.

Слишком маленькому, чтобы за ним поместилось более двух человек. Запольский прекрасно понимал, как выглядит со стороны подобная уединённая беседа. Как встреча двух довольно близких друзей, а может быть даже больше, чем друзей. Усадив его подле себя, заботливо пододвинув чашку с чаем и розетку с вареньем, Амалия только что продемонстрировала всему свету, что не прочь возобновить отношения с ним.

___________________________________

Вот я пропустила момент, что Полин Серж в известность поставил. Вот ведь....
___________________________________

Юлия спасибо за интересную книгу; Только недавно обнаружила, что роман "Авантюристка" стал вновь выкладываться Очень рада!
Жаль, что в новом варианте Елена будет менее импульсивна в своих поступках. Сожалению, что она до сих пор не полюбила Арсения. Мне он очень нравится!
Жду с интересом продолжение!
_________________

Юля я наверное неправильно поняла и Авдотья действительно знает кто такая Алена,но она ей не мать,а вот сходство с сестрой Сергея говорит уже о многом.Именно это стал замечать Арсений.Мне его немного жаль,ведь влюбился действительно и не хочет отпускать,а решил жениться.Только не хочется повторения его первой ошибки.И эта встреча с Амалией наверное ничего хорошего не принесет.Мало того,что поговорил с Сергеем,все рассказал и выяснил,так его друг оказался тем еще с....Мало того,что хочет использовать Алену,так еще и решил подключить Полин.В общем события очень интересные и захватывающие.Не хочу искать и читать полностью уже написанную,как девочки пишут.Мне очень интересно именно следить и узнавать новое,хотя уже "поглотила"бы.Спасибо
_________________

Сплошные страсти вокруг Алёны. А она пока и знать не знает ни о чём... Жаль Арсения. И Амалия его уж круто в оборот взяла. Только мне почему-то кажется, что не нужна ему его большая "любовь" к Амалии. Только вот его "отношения" с ней могут дойти до ушей Алёны. Она, хотя и говорила, что не любит Арсения, всё же очень расположена к нему. Ей будет неприятно это всё.

Всем доброго дня!

Прошу прощения, что задержалась с выкладкой. Закрывали очень сложный тендер, плюс вопрос трудоустройства.

Редиска. Точно это про него. Не такой он уж белый и пушистый.

Лена, добро пожаловать в тему. На сей раз роман дописан.

Арсений, наверно, и мой самый любимый мужчина из всех моих героев.

Точно не мать, но много знает о ней.

Да, Серёженька в этой главе тот ещё мудак. Встреча с Амалией вряд ли что-то изменит, если только старые воспоминания оживит.

Постараюсь больше не пропадать

Даже не догадывается.

Это просто временное помешательство, которое быстро пройдёт.

Я, думаю она и сама не верит в то, что говорит, просто считает, что так правильно.
___________________________________

 » Глава 15

Арсений молчал, глядя в зеленоватые омуты глаз. Амалия не выдержала первой и опустила ресницы, пряча взгляд.

- Отчего ты молчишь? – едва слышно спросила она с тяжёлым вздохом.

- Каких слов ты ждёшь от меня? Что я должен сказать? – приподнял одну бровь Запольский, откинувшись на спинку стула, чтобы быть как можно дальше от неё, ибо магия её взгляда по-прежнему тревожила душу.

- Ты мне ничего не должен, mon cher, Арсений, - вымученно улыбнулась баронесса фон Майер. – Но раз ты пришёл сюда, стало быть, тому есть причина? – осмелилась она вновь взглянуть в серые холодные глаза.

- Право слово, сам не знаю, зачем я здесь, - пожал плечами Запольский.

- Любил ли ты меня? Нынче ты так холоден со мной, что мне кажется, будто мне приснились наши встречи и те слова, что ты мне говорил, - чуть слышно прошептала Амалия, пытаясь во взгляде князя отыскать отголосок былого чувства.

- Любил, - дрогнули в улыбке твёрдо очерченные губы. – Боже, я так тебя любил, - вздохнул Запольский. – Годы прошли, Амалия. Всё переменилось.

- Я предполагала, что ты ответишь именно так, - отвернулась Амалия, чтобы незаметно смахнуть слезу, застившую взгляд. – Мне так много нужно тебе сказать. Прошу тебя, останься. Я не могу при них, - насмешливо кивнула она на толпу гостей, заполнивших изящную гостиную.

- Хорошо, я останусь, - тихо обронил Арсений.

Это был самый скучный и тоскливый вечер в жизни князя Запольского. Его несколько раз пытались вовлечь в разговоры, но он, поглощённый думами о девушке, что ждёт его дома, отвечал односложно, всем своим видом демонстрируя, что не расположен вести задушевные беседы. Расходились далеко за полночь.

- Князь, вы идёте? - окликнул его Вербицкий, также бывший этим вечером у баронессы фон-Майер.

- Позже, - отозвался Арсений.

- Ну, тогда, всего доброго, - многозначительно улыбнулся поручик, едва заметно кивнув в сторону Амалии.

Арсений нахмурился, но ничего не ответил на невысказанный словами намёк.

Проводив последних гостей, Амалия, не скрывая усталости, гибко, как кошка, потянулась всем телом и, скользнув на диван, прижалась к Запольскому.

- Боже, как же я скучала по тебе, Сеня, - зашептала горячо ему на ухо. – Я совершила ошибку, отказавшись от тебя.

- Ошибку совершил я, - вздохнул Арсений, высвободившись из жадных объятий. – Мне не следовало приходить сюда. Нельзя дважды войти в одну реку, Амалия.

Амалия обиженно вздохнула.

- Выслушай меня, прежде, чем приговор выносить, - поднялась она с дивана. Она словно сбросила маску, оставшись с ним наедине, и вместо обольстительной чаровницы перед Арсением предстала уставшая уже немолодая, но всё ещё очень красивая женщина. – Ты был так юн, так горяч, я испугалась, Сеня. Испугалась своих чувств, - горько усмехнулась она. – Мне уже слышались шепотки за спиной: "Бесстыдница. Совратила мальчишку", - произнесла она нравоучительным тоном. – Я сбежала, но ты и в Париже нашёл меня. Одному Богу ведомо, чего мне стоило вновь отказать тебе, - остановилась она, прекратив свой бег по комнате. – Я и сейчас тебя люблю. Всё это время не было ни единого мгновения, чтобы я о тебе не вспоминала, - обратила она к нему взгляд увлажнившихся зелёных глаз.

- Поздно, - покачал головой Запольский. – Веришь, ему больше не больно, - приложил ладонь к левой стороне груди Арсений. - Сгорело, остыло, пепел развеялся.

- Я не желал причинить тебе боль, - покачала головой Амалия. – Это всё страх и глупые предрассудки. Я ведь только ради тебя вернулась в Петербург, - тихо добавила баронесса.

- Напрасно, - обронил Запольский. – Я люблю другую женщину.

- Любишь? – недоверчиво распахнула глаза Амалия. – Стало быть, всё кончено.

- Стало быть, - вздохнул Арсений. – Мне пора, - поднялся он с кресла, коротко кивнул и, ни разу не оглянувшись, направился к дверям гостиной.

Амалия вцепилась в подлокотники кресла с такой силой, что заболели пальцы. Только бы не побежать за ним, не упасть ему в ноги. Гордость - всё, что ей осталось. Глаза заволокло мутною пеленою слёз.

- Au revoir, mon amour. (Прощай, моя любовь), - устало выдохнула женщина, закрыв глаза.

Запольский вернулся домой под утро. Он долго бродил по ночному Петербургу, подставляя лицо злому и холодному мартовскому ветру, дувшему с Невы. В мыслях царил полнейший хаос. Сердце тревожили воспоминания о былом, прошлое никак не желало отступить и навсегда исчезнуть во мраке забвения.

Остановившись у гранитного парапета Дворцовой набережной, князь замер, вглядываясь в темнеющий силуэт Петропавловки. Хоронить былое оказалось неимоверно больно, и встреча с Амалией фон-Майер оставила на душе горький осадок. Нестерпимо хотелось закурить, но портсигар остался дома.

Мимо проехал конный патруль из двух городовых. Видимо, одинокая мужская фигура, привлекла внимание служивых.

- Ваше благородие, - услышал за спиной Запольский, - вам помощь не надобна? – обеспокоенно поинтересовался один из городовых.

- Закурить не найдётся, - обернулся Арсений.

Городовой спешился и, достав из кармана шинели пачку дешёвых папирос, протянул Запольскому.

- Благодарю, - прикуривая папиросу от услужливо поднесённой спички, поблагодарил Арсений.

Патруль, не найдя для себя ничего интересного, удалился, оставив его в одиночестве. Дешёвый табак нещадно драл горло и лёгкие, но князь ещё раз глубоко затянулся папиросой. Голова закружилась. Потушив окурок о парапет набережной, Запольский поднял воротник шинели и зашагал к дому.

Ложиться спать не имело смысла, поскольку вскорости надобно отправляться на службу. Арсений Борисович намеревался поутру объясниться с Алёной и попросить её руки, но встреча с Амалией всколыхнула старые чувства, породив в душе сомнения. Запольский страшился совершить ошибку, принимая решение, что повлияет на всю его дальнейшую жизнь, а потому разговор с mademoiselle Коршуновой отложил до вечера, в надежде, что грядущего дня ему хватит, дабы разобраться в самом себе и в своих чувствах.

Он знал, что Алёна будет ждать его к завтраку, но не вышел к ней. До той поры, пока смута в душе не уляжется, и мысли в голове не прояснятся, он не желал видеться с ней.

Как и предполагал Арсений, Алёна ждала его и, не дождавшись, осмелилась поинтересоваться у лакея: выйдет ли его сиятельство к завтраку.

- Арсений Борисович на службу отбыли-с, - бесстрастно ответил слуга, и принялся убирать со стола нетронутый завтрак, когда совершенно обескураженная его ответом Алёна поднялась и вышла из комнаты.

Всё это было очень странно и так не похоже на то, к чему она уже успела привыкнуть. Девушка прождала его всю ночь, прислушиваясь к шагам в коридоре и нынче не знала, что и думать. Он пришёл под утро и даже не пожелал увидеться с ней. Сердце сжалось в дурном предчувствии. Подобное пренебрежение могло означать и то, что она уже наскучила ему. Исчезла новизна впечатлений, он получил то, чего так страстно желал, а ныне она ему без надобности.

Алёна поднялась к себе, но снедавшее её беспокойство не давало сосредоточиться на привычных делах. Она пыталась читать, но не могла отрешиться от дум, что не давали ей покоя, а потому смысл прочитанного ускользал от неё, и она оставила сие бесполезное занятие. Спустившись в музыкальный салон, девушка присела за рояль, но так и не подняла крышку, задумавшись и уставившись в окно, выходившее на набережную, невидящим взглядом. Алёна настолько погрузилась в невесёлые думы, что даже не заметила, как у парадного остановился роскошный выезд. Швейцар поспешил отворить дверцу кареты и подать руку визитёрше.

Полин после визита Белозерского, поведавшего ей о матримониальных планах князя Запольского, провела бессонную ночь и была невероятно зла. Будучи хорошо осведомлённой в том, что касалось распорядка дня сиятельного кузена, mademoiselle де Бриенн довольно точно рассчитала время визита. У неё было предостаточно времени, дабы составить разговор с той, что осмелилась претендовать на её место. Полин с Арсением никогда не говорили о браке, но девушка нисколько не сомневалась в том, что настанет день и час, когда Запольский, наконец, пресытится жизнью холостяка и сделает ей предложение руки и сердца по всей форме. Она ждала и знала, что ожидание того стоит. Для неё сие было совершенно очевидным, а потому весть, принесённая Сержем, была подобна грому среди ясного неба.

Не так давно она отказала Белозерскому в ответ на предложение руки и сердца, мотивировав свой отказ именно тем, что обручена с Запольским, а ныне оказалась в смешном и совершенно неприятном положении и всё благодаря какой-то провинциальной parvenu (выскочка).

- Где она? – осведомилась Полин у дворецкого, снимая дорогое пальто, подбитое соболем.

- О ком вы, Полина Бернардовна? – сделал удивлённые глаза дворецкий.

- Не притворяйся, Парамон, будто не понимаешь, о ком я, - прошипела Полин, сдёргивая с рук тонкие замшевые перчатки. – Где эта дрянь?! – повторила она свой вопрос.

- В музыкальном салоне, - тяжело вздохнув, отвёл глаза пожилой слуга.

Подобрав юбки, Полин решительным шагом направилась в указанном направлении, но достигнув двери замерла. Ярость и злость душили её, а потому ей понадобилось некоторое время, чтобы взять себя в руки, дабы не опуститься до обыкновенной склоки, выясняя отношения с метрессой Арсения.

Шум резко распахнувшейся двери напугал Алёну, и она вздрогнула всем телом, возвращаясь из мира грёз на грешную землю.

- Чему обязана? – холодно осведомилась она, поднимаясь с банкетки навстречу кузине князя, столь стремительно вошедшей в комнату.

Полин, смерив соперницу пристальным взглядом, плотно прикрыла двери и вновь повернулась лицом к заметно побледневшей девушке.

- Право слово, я думала, вы догадливей, – насмешливо протянула Полин. – Что ж, объясню, - язвительно добавила она.

- Будьте добры, - приходя в себя, усмехнулась Алёна.

Заместив её усмешку, Полин едва сдержалась, чтобы не вцепиться в красивое смуглое лицо любовницы Запольского ногтями, превратив разговор в банальную драку. Она была настолько зла, что буквально жаждала крови. С каким наслаждением она бы растрепала густые тёмные локоны, уложенные в модную причёску, расцарапала бы безупречную золотистую кожу, вцепилась бы в бесстыжие тёмные глаза, взиравшие на неё с некоторой долей снисходительности.

- Я довольно долго терпела сие безобразие, - начала она.

- О каком безобразии идёт речь? – перебила её Алёна, внутренне собравшись и приготовившись отразить нападение.

- У вас хватает совести спрашивать? – закатила глаза Полин. – Разве то, что мой жених отрыто сожительствует с особой, коей место в борделе или в тюрьме, не является безобразием!? – вызывающе осведомилась она.

- Ваш жених? – ошеломлённо переспросила Алёна, пропустив мимо ушей остальные оскорбления.

- Бог мой! Не стойте из себя святую невинность, - неприятно рассмеялась Полин. – Никогда не поверю, что Арсений умолчал о том, что мы обручены почти с самого детства. Он ведь дал слово матери, что позаботится обо мне. Свадьба должна состояться этим летом, а потому будет лучше если вы немедля покинете этот дом, - окинула оцепеневшую девушку пренебрежительным взглядом разъярённая фурия.

- Пускай Арсений Борисович скажет мне о том, - неуверенно возразила Алёна.

- Вы разве не слышите о чём я вам толкую?! – вскинулась Полин, потеряв самообладание. – Ежели вы немедля не покинете дом князя Запольского, то я не откажу себе в удовольствии просветить столичное общество в том, что вы из себя представляете на самом деле. Полагаете, после этого он оставит вас при себе?

- И кто же я по-вашему? – нахмурилась Алёна.

- la voleuse et la prostitue (воровка и проститутка), - нарочито небрежно пожала плечиками Полин.

- Позвольте спросить, откуда у вас столь обширные познания о моей биографии? – присела в кресло Алёна, всем своим видом изобразив, что не собирается уходить.

- У Арсения Борисовича нет секретов от меня, - усмехнулась француженка.

Про кражу портмоне в заведении madame Жози Полин узнала от Белозерского и тотчас поняла, каким образом сможет использовать полученные сведения.

Алёна опустила ресницы, в волнении кусая полную нижнюю губу. Слова француженки били по самому больному и весьма походили на правду. От кого ещё, кроме Запольского, она могла узнать такие подробности. Похолодело в груди при мысли о том, что Полин вполне способна воплотить в жизнь свою угрозу. Только на мгновение представив себе, что друзья князя, с которыми она успела свети знакомство, узнают всю неприглядную истину, девушка ощутила дурноту и сухость во рту. Ежели узнают, то злословить станут не только о ней. Косо станут смотреть и на Запольского. Связавшись с особой со столь сомнительной репутацией, Арсений Борисович рисковал бросить тень и на собственное имя. «Боже правый, неужели Полин вовсе не понимает того?» – ужаснулась девушка.

- Хорошо, я уйду, - медленно поднялась Алёна.

- Сделайте милость. Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам, - присела на диванчик Полин. – Вы ведь понимаете, что, лишившись репутации, вряд ли сумеете найти себе покровителя. Хотя, о какой репутации может идти речь, - насмешливо добавила она.

- Весьма тронута заботой, - не удержалась от язвительного выпада Алёна.

- Ежели вас это утешит, Сергей Кириллович, кажется, не прочь взять вас под своё покровительство.

- Белозерский? – удивлённо выдохнула Алёна и тотчас отрицательно покачала головой, представляя себе подобное унижение. – Нет, благодарю покорно, - едва заметно вздохнула она. – Не тревожьтесь, я уйду. Надеюсь, вещи вы мне позволите собрать?

- Надеюсь, только свои вещи? – приподняла бровь Полин.

- Не сомневайтесь. Мне чужого не надобно. И чужие женихи меня нисколько не интересуют, - добавила Алёна напоследок, стоя на пороге комнаты.

Сборы были недолгими. Выдвинув ящик туалетного столика, чтобы взять кое-какие мелочи, Алёна увидела сложенный вчетверо лист бумаги, тот самый, что, уходя оставила ей сиделка. Развернув его, девушка пробежала глазами написанный ровным аккуратным почерком адрес madame Прохоровой. Конечно, простились они не самыми добрыми друзьями, но нынче Алёна находилась не в том положении, чтобы пренебречь любым знакомством. Взяв только самое необходимое и закончив укладывать вещи, она присела за стол, дабы написать записку князю. Алёна задумалась всего на несколько минут, решая, как лучше сообщить ему о причинах своего ухода. Менее всего ей хотелось, чтобы Запольский понял насколько он её унизил своими откровениями с Полин. Она доверилась ему, а он... И отчего она решила, что что-то значит для него?

Обмакнув перо в чернила, Алёна вывела на чистом листе несколько строк.

«Арсений Борисович, я благодарна Вам за временное пристанище, но нам пришла пора расстаться. Я уже говорила Вам, что не испытываю к Вам никаких чувств. Так случилось, что я встретила и полюбила другого человека. Я ухожу от Вас. Я прошу у Вас прощения, что делаю это тайком, ибо мне не достанет сил и смелости сказать Вам о том, глядя в глаза. Ещё раз, простите меня. Элен».

Алёна не стала перечитывать записку и, запечатав её в конверт, оставила на туалетном столике на самом видном месте.

Взяв в одну руку небольшой чемодан, а в другую бархатный ридикюль, она в последний раз оглядела комнату, перед тем, как навсегда покинуть её. Остановив на улице первую попавшуюся пролётку, девушка назвала извозчику адрес и забралась в коляску. Едва дождавшись отъезда соперницы, Полин вышла в вестибюль и жестом поманила к себе дворецкого.

- О том, что я приезжала, Арсению Борисову не сказывай, ежели хочешь место за собой сохранить, когда я здесь хозяйкой стану, - велела она, застёгивая пальто перед высоким во весь рост зеркалом.

- Да вы так кричали, Полина Бернардовна, что здесь и без меня найдётся кому его сиятельству о вашем визите поведать, - усмехнулся слуга.

- А это уже не твоя забота, - полыхая злобой, сузились голубые глаза француженки.

Безусловно, Арсению уже нынче станет известно, кто причастен к исчезновению его любовницы, но Полин надеялась, что сумеет оправдаться перед ним, а ежели нет, то напомнит о его долге перед умершими родителями.

***

Авдотья Васильевна проживала на Выборгской стороне на первом этаже доходного дома у Сампсоньевского моста в крошечной квартирке, состоявшей всего из двух комнат и маленькой кухоньки. Алёна долго медлила перед обшарпанной деревянной дверью, но под любопытным взглядом старого швейцара всё-таки решилась и постучала. Ей довольно долго не открывали. Авдотья Васильевна, утром вернувшаяся с ночного дежурства, не сразу расслышала стук в дверь, да и расслышав, открывать не спешила.

Разглядев в полутёмном парадном посетительницу, madame Прохорова широко распахнула двери и пригласила девушку войти.

- Простите, что я к вам незваной, - устало вздохнула Алёна. – Вы обещали мне помочь, и вот я здесь, - улыбнулась она дрожащими губами.

- Раз обещала, стало быть, помогу, - жестом предложила следовать за ней хозяйка квартиры. – Я не стану вас расспрашивать, коли пожелаете сами мне всё расскажете, - добавила она, забирая из рук гостьи чемодан. – Живу я скромно, но места вам хватит. Спать будете здесь, - указала она на диван в гостиной. – Устали? Голодны? – поинтересовалась она, убирая дорогое красивое пальто гостьи в шкаф.

- Очень, - честно призналась девушка.

- Обед я не готовила, но есть чай и пряники, - оживилась хозяйка, принимаясь хлопотать у стола.

- Позвольте, я помогу, - предложила Алёна.

- Позже. Пока вы – моя гостья, а дальше видно будет.

Когда вскипел самовар, женщины присели за стол. Авдотья Васильевна принялась разливать чай по чашкам.

- Сахар берите, - кивнула она на колотые кусочки сахарной головы, лежавшие в небольшой стеклянной розетке.

- Благодарю, - отозвалась Алёна, положив в чашку один. – Я ушла от князя, - помолчав некоторое время, заговорила Алёна.

Авдотья промолчала.

- Сама ушла, - добавила девушка, не желая, чтобы её собеседница подумала, что Запольский её выгнал.

- Я вижу, - сухо заметила Прохорова. – Обыкновенно такие господа, как Запольский, своим бывшим метрессам немало отступных оставляют.

Алёна опустила голову.

- Право слово, я не знаю, что мне делать, - вздохнула девушка.

- Я подозреваю, что профессии вы никакой не имеете, - отозвалась Авдотья Васильевна.

- Я получила домашнее образование, - пожала плечами девушка, - владею двумя иностранными языками: немецким и французским.

- Довольно неплохо, - скупо улыбнулась Прохорова, - боюсь только, после княжеских хором моё предложение придётся вам совсем не по душе.

- В моём положении выбирать не приходится, - грустно улыбнулась девушка. – Так что, я готова выслушать вас.

- Здесь неподалёку находится Георгиевская община сестёр милосердия, - начала Авдотья Васильевна. – Какая никакая, а профессия. На кусок хлеба всегда можно заработать, так что не спешите отказываться. Подумайте.

- Да что тут раздумывать, - усмехнулась девушка. – Я согласна.

- Тогда завтра поутру и пойдём. Я знакома с настоятельницей общины баронессой Врангель. Надеюсь, она не откажется принять вас под своё покровительство.

***

Весь день Запольский пребывал в раздумьях. Арсений и сам не ожидал, что встреча с Амалией способна породить в его душе сомнение относительно его чувств к Алёне. Ещё вчера он был уверен в том, что желает прожить с ней всю жизнь, а вот ныне, невольно сравнивая её с Амалией, усомнился. Баронесса фон-Майер долгое время была для него недостижимой мечтой, а вчера эта самая мечта вдруг сбылась и тотчас обернулась иллюзией. Наверное, так всегда бывает, когда исполняются самые заветные желания. На душе тоска. Вот вроде и сказал правильные слова при расставании, но сам отчего-то в них не верил. Воспоминания вновь и вновь возвращали его в прошлое, в объятья красивой и желанной женщины. То были самые светлые дни, после мрака отчаяния и одиночества, ведь именно Амалия спасла его от самого себя после смерти родителей. Он слишком многим был ей обязан и слишком долго думал, что она и есть любовь всей жизни. То, что вчера казалось делом решённым, нынче представало туманным и неясным.

Возвращаясь домой, Арсений решил повременить с объяснениями. Ему некуда спешить, и не мешает всё ещё раз взвесить и обдумать. Войдя быстрым шагом в вестибюль, он привычным движением скинул с плеч шинель на руки дворецкому, поправил перед зеркалом волосы и уже собирался подняться по лестнице, когда пожилой слуга его окликнул.

- Ваше сиятельство, Полина Бернардовна приезжала.

- Полин? – изумился Арсений. – Она что-нибудь просила передать?

- Нет, ничего. Она с барышней желала говорить. Только вот после беседы той барышня ваша собрала вещички и ушла, - развёл руками дворецкий.

- Куда ушла? – остолбенел Арсений.

- Не ведаю. С чемоданчиком вышли-с.

Запольский некоторое время пребывал в полнейшем замешательстве, но очнувшись от ступора вбежал наверх по лестнице, шагая через ступеньку. Трудно было не заметить одиноко лежащий белый конверт на тёмной поверхности туалетного столика. Арсений сломал печать и пробежал глазами несколько строк. «Ложь!» - выдохнул он, смяв записку в кулаке. Осознание того, что Алёна оставила его, в мгновение ока разрешило все его сомнения, ибо первой мыслью было тотчас отправиться на поиски, но прежде свернуть шейку очаровательной кузине за то, что она осмелилась совать свой прелестный носик в его дела.

Сначала Арсений совсем уж собрался поехать к Полин и выпытать у неё, о чём она говорила с Алёной, но по размышлению, отказался от своей затеи. Чтобы ни сказала Полин Алёне, это никак не поможет ему в поисках, а в том, что он перевернёт весь Петербург, чтобы её найти, Запольский нисколько не сомневался. Однажды она уже уходила, но вернулась, но отчего-то на сей раз сердце подсказывало ему, что более не вернётся.

Не переодеваясь и отказавшись от ужина, Арсений Борисович, несмотря на поздний час, отправился к единственному человеку, который мог бы помочь в поисках беглянки.

С ротмистром Григорьевым Запольский не виделся довольно давно. В русско-японскую Григорьев ушёл добровольцем на фронт, а Запольский из-за болезни матери остался. По возвращению Александра с войны, они виделись несколько раз, но поскольку Григорьев не принадлежал к тому же кругу, что и князь, как-то само собой вышло, что с каждым годом они виделись всё реже и реже, а в последний год так и вовсе не встречались. Арсению было совестно обращаться к бывшему сослуживцу только затем, чтобы он помог разыскать Алёну, но именно Григорьеву эта задача была по плечу, ведь кому, как не жандарму заниматься поисками пропавшей девицы.

Запольскому повезло. Александр Сергеевич оказался дома, и ежели визиту князя удивился, то виду не подал. Проводив гостя в единственную комнату, служившую ему спальней, столовой и кабинетом одновременно, Григорьев жестом предложил присесть.

- Чему обязан? – спрятал он едва заметную улыбку в пышных усах цвета спелых пшеничных колосьев.

- Давно не виделись, - смутившись, заметил Запольский.

- Но ведь не чаи распивать пришёл? - вздёрнул светлую бровь Григорьев. – Рассказывай, что за дело у тебя.

- Мне бы человека одного найти, - вздохнул Арсений, признавая правоту слов приятеля.

Действительно не чаи распивать пришёл. Стыдно стало, что не вспоминал о Григорьеве, пока нужда в том не появилась.

- Что за человек? – заинтересовано блеснул голубыми глазами Александр Сергеевич.

- Девушка, - опустил ресницы Запольский. – Mademoiselle Коршунова, родом из Пятигорска, восемнадцати лет.

Григорьев усмехнулся:

- Зазноба чай?

- Невеста, - выдохнул Арсений.

- Вот так новость, - изумился Александр Сергеевич. – Что ж, поздравляю. Ну-с, рассказывай.

По опыту зная, что лучше ничего не утаивать, ибо это только усложнит поиски беглянки, Запольский, как можно подробнее рассказал о знакомстве с Алёной, об отношениях, что связывали их и по завершению своего рассказа передал Григорьеву смятую записку.

- Думаю, тут дело не обошлось без Полин, но со своей кузиной я сам разберусь. Помоги мне найти её, Саша, - умоляюще глядя на Григорьева, попросил князь.

- Девушка, конечно, не иголка, но и Петербург не стог сена, - задумчиво протянул Александр Сергеевич. – Сделаю, всё, что смогу. Сам понимаешь, поскольку расследование не официальное, многими возможностями я не располагаю, - добавил он.

***

Утром следующего дня, Алёна, даже не подозревая о том, что её поисками занялся один из лучших сыщиков в столичной жандармерии, вместе с Авдотьей Васильевной отправилась на встречу с баронессой Врангель.

Вера Егоровна Врангель, настоятельница Георгиевской общины, оказалась сухонькой старушкой восьмидесяти лет, но несмотря на весьма преклонный возраст сестра – настоятельница нисколько не утратила живости ума и суждений. После беседы с баронессой Алёна вышла из комнаты, а Авдотья Васильевна осталась. Ждать пришлось довольно долго и, судя по хмурому выражению лица madame Прохоровой, её протеже Вере Егоровне не приглянулась.

- Вера Егоровна согласна взять вас испытуемой, - вздохнула Авдотья Васильевна. – Ежели хорошо зарекомендуете себя, то через год-другой получите диплом сестры милосердия, - добавила она.

- Благодарю вас за хлопоты, - улыбнулась Алёна. – Я постараюсь вас не подвести. Скажите. Я ведь не понравилась баронессе? Она ведь только по вашей просьбе согласилась взять меня?

- Вера Егоровна посчитала, что вы недостаточно сильны духом для такой работы, - уклончиво ответила madame Прохорова.

___________________________________

Ох уж эти мысли и интриги.Еще никогда до добра не доводили.Арсений конечно запутался,ведь встреча с Амалией посеяла только сомнения и надо было сразу ехать домой,чтоб поговорить с Аленой,но опять сомнения.Пока дело дошло до того,чтоб понять,Алена ушла.Полин та еще штучка и интересно,что и как она будет объяснять.Алене надо было все же остаться и поговорить с Арсением,ведь если бы была невеста он бы не оставлял ее в доме и тем более не был бы с ней.Но когда на тебя "вылили"столько всего,думать не пришлось,а просто собрать вещи и уйти.Хорошо хоть догадалась пойти к Авдотье,хотя женщина странная,но работу предложила,а там посмотрим.Ведь на ее поиски вышел хороший сыщик.Сейчас самое интересное будет,ведь это может сыграть на руку Сергею.Но надеюсь Арсений быстрее найдет.Спасибо Алена и жду очень наверное необычного поворота.
_________________

Алёна не могла остаться, Полин же сидела и ждала, пока она уйдет, не драться же с ней. Жаль, что письмо такое. Если бы она хоть адрес оставила... Но... Гордая же
___________________________________

Всем доброго дня!

Так ведь на то и расчет был. Серж, когда говорил, что Амалия вернулась в столицу, был уверен, что Арсений поедет к бывшей.

Эта выкрутиться вне всякого сомнения.

Если бы Алёна не ушла сама, Полина бы пошла на любые крайности. Вплоть до того, чтобы вызвать полицию и обвинить в воровстве.

Вот-вот. Гордость - наше всё!
___________________________________

 » Глава 16

Арсений Борисович Запольский давно не наносил визитов своей кузине Полин. С тех самых пор, как в его жизни появилась Алёна, князь избегал общества несравненной mademoiselle де Бриенн и старался не появляться в её окружении, но на сей раз обстоятельства требовали внести некоторую ясность в их отношения.

В тот год, когда умерла княгиня Запольская Полин исполнилось пятнадцать лет. Юная барышня осталась на попечении своего кузена, которому едва минул двадцать один год. Само собой разумеется, что и речи быть не могло о том, чтобы осиротевший князь и юная воспитанница его родителей остались проживать в одном доме. Неприлично. Тогда Арсения выручила Амалия, порекомендовав ему в качестве компаньонки для Полин свою престарелую тетушку. Чудаковатая старая дева переехала в дом князя Запольского, и все приличия были соблюдены.

Когда Полин исполнилось восемнадцать, Запольский, памятуя об обещании заботиться о девушке, выделил барышне довольно крупную сумму денег и купил в столице небольшой особняк, который также стал частью приданого mademoiselle де Бриенн. Год назад в день своего совершеннолетия Полин изъявила желание переехать в собственный дом, дабы никто более не ограничивал её свободы. Впрочем, Арсений был только рад такому её решению, ибо в последние годы совместное проживание в одном доме с кузиной превратилось для него в сущий ад.

Классическая красота mademoiselle де Бриенн на князя Запольского не произвела никакого впечатления, но холодность кузена лишь ещё более раззадорила Полин, и намерение добиться его благосклонности стало навязчивой идеей. Девушка пускалась на различные ухищрения, но князь Запольский оставался равнодушен к её чарам. Для Арсения отнюдь не являлось секретом, что Полин позволяла себе некоторые вольности в общении с противоположным полом, но он предпочитал закрывать глаза на её прегрешения до тех пор, пока сам не стал объектом её внимания. Терпение Арсения лопнуло, когда, вернувшись ночью из клуба, он обнаружил кузину в собственной постели. Запольский выгнал девицу из спальни и впредь запретил ей появляться на своей половине. В обществе он оставался с ней безукоризненно вежлив и внимателен, но наедине не скрывал своего к ней отношения.

Остановив автомобиль напротив парадного дома mademoiselle де Бриенн, Арсений заглушил мотор. Час для визитов был неподходящий, и, зная свою кузину, Запольский был уверен, что Полин ещё не вставала с постели, но, тем не менее, пренебрегая приличиями, решительно поднялся на крыльцо и позвонил.

Отдав распоряжение дворецкому доложить о своём приходе, Арсений Борисович прошёл в гостиную. Ждать пришлось довольно долго, что, конечно же, не способствовало улучшению его настроения, и к тому моменту, когда Полин изволила принять его, князь был уже порядком раздражён.

Разумеется, Полин не питала иллюзий относительно того, что её визит в дом князя Запольского в его отсутствие удастся сохранить в тайне, но и увидеть кузена столь скоро не ожидала, но mademoiselle де Бриенн не была бы женщиной, коли не попыталась бы обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу. Слегка растрёпанные, якобы после сна, волосы золотистыми локонами обрамляли нежный овал лица. Накинув на плечи кружевной пеньюар и обувшись в домашние туфли, Полин вышла к ожидавшему её Запольскому.

Mademoiselle де Бриенн привычно протянула изящную ладонь для традиционного приветствия и, поднявшись на носочки, чмокнула кузена в гладковыбритую щёку.

- Ты нынче рано, - вздохнула она, опустившись в кресло и приложив тыльную сторону ладони к бледному челу.

- Тебе нездоровится? – обеспокоенно осведомился Запольский, отметив неестественную бледность и усталый вид девушки.

- Мигрень замучила, - пожаловалась Полин, устремляя на Запольского взор, полный тоскливого обожания.

- Может быть, доктора пригласить? – нахмурился князь.

- Право слово, не стоит беспокойства, mon cher, – слабо улыбнулась Полин. – Мне всего лишь нужен покой и более ничего.

Запольский взволновано прошёлся по комнате, бросая обеспокоенные взгляды из-под ресниц в сторону Полин. Его гнев и ярость улеглись. Остыл, ведь это совершенно бесчеловечно обрушиваться с упрёками на человека, страдающего от головной боли.

- Ты ведь не о моём здоровье справиться пришёл? – осторожно поинтересовалась Полин, наблюдая за кузеном из-под полуопущенных век.

- Разговор может обождать, - присел в кресло Арсений.

- Нет-нет, говори, - выдохнула Полин, вполне убедительно изобразив страдание. – Я знаю, ты человек занятой и не стал бы беспокоить меня по пустякам.

Запольский смутился.

- Мне доложили о твоём вчерашнем визите, - тихо обронил он.

Полин выпрямилась в кресле, уголки её губ опустились.

- Ах! Право слово, меня никогда ещё так не оскорбляли, - вздохнула она. – Я не застала тебя, но эта девица... Арсений, mon cher, ты же знаешь, что я всегда снисходительно относилась к твоим увлечениям, но это... Я думала дождаться твоего возвращения, но меня просто выставили за дверь, - подавив притворное рыдание, всхлипнула Полин.

- Тебя выставили за дверь? – недоверчиво переспросил князь.

- Oh, c'tait horrible. (О, это было ужасно), - перешла на родной французский Полин. – Эта особа осмелилась интересоваться тем, кто я такая и кем тебе прихожусь, - прошептала девушка, опустив голову. – Мне пришлось признаться, что я твоя невеста. Ты представить себе не можешь, сколько гадкого я услышала в ответ, - простонала Полин, откидываясь на спинку кресла. – Я всю ночь глаз не могла сомкнуть, и вот, как следствие – мигрень, - не сдержала она тяжёлого вздоха.

- Алёна не могла так поступить, - пробормотал Запольский.

- Неужели я бы стала лгать тебе!? – едва не выйдя из роли страдающей невинности, вскинулась Полин. – Ты оскорбляешь меня своим недоверием.

- Нет, прости, конечно, я тебе верю, - хмуро отозвался Арсений. – Возможно, вышло недоразумение. И зачем ты назвалась моей невестой? – мрачно осведомился он.

- Но, mon cher, разве твои родители не желали нашего обручения? Разве моя обожаемая тётушка не просила тебя о том? – распахнула голубые глаза mademoiselle де Бриенн. – Я никогда не думала о тебе иначе, как о своём наречённом.

- Полин, - вздохнул Запольский, я дал матери слово, что позабочусь о тебе, но в мои намерения никогда не входило сделать тебе предложение руки и сердца.

Полин закрыла лицо ладонями, хрупкие плечи затряслись от едва сдерживаемых рыданий.

- Ну, полно, - поднялся с кресла Запольский и шагнул к девушке. – Мне давно следовало сказать тебе о том.

- Боже, - всхлипнула Полин, уворачиваясь от его руки, когда он попытался погладить её по голове. – Боже, какая же я дура. Ежели бы ты только знал, как я люблю тебя, скольким я отказала, думая только о тебе, - расплакалась она уже на самом деле. До того ей стало жалко самоё себя.

- Полин... - Запольский растерялся. Арсений всегда чувствовал себя неловко и неуютно, коли ему доводилось стать причиной женских слёз. Да и рыдала Полин уже вполне натурально.

- Все отныне сочтут меня лгуньей, - всхлипывала француженка, вытирая струящиеся по лицу слёзы рукавом пеньюара. – Я нигде не смогу показаться теперь. Боже, как стыдно, - поднялась она и, покачнувшись, оказалась в объятьях кузена. – Мне придётся уехать, - высвободилась она из его рук и опустилась прямо на пол у ног Запольского.

- Бога ради, Полин, - Арсений опустился на колени подле девушки. – Не стоит столь драматизировать. Никто не вынуждает тебя покидать Петербург.

- Ты не понимаешь, - отняла ладони от заплаканного лица Полин. – Мне никто не нужен, кроме тебя. Я люблю тебя, - шептала она. – Нет-нет. Я уеду в Реймс, к родным. Я не могу... мне так больно, Арсений, - положив голову на плечо Запольского, Полин комкала в кулачке ткань мундира на его спине. – Мне никто не нужен более, - повторила она. – Ежели я тебе не нужна, то моя жизнь отныне лишена всякого смысла.

- Всё образуется, - вздохнул Запольский, поднимаясь с колен и увлекая за собой кузину. – Мне жаль, но я не могу ответить взаимностью на твои чувства, - доставая из кармана платок и вытирая слёзы с бледных щёк, - продолжил Арсений. – Моя мать сама того не желая, подала тебе ложную надежду...

Полин затрясла головой, отрицая его слова.

- Тётушка вовсе не виновата в том, что я полюбила тебя. Это было так давно. Помнишь, лето, когда ты приехал из корпуса в Запольское на летние вакации? – через слёзы улыбнулась девушка. – Мне казалось, что никого лучше, красивее я в своей жизни не видела, - залилась она ярким румянцем. – Помнишь, я просила тебя поцеловать меня, а ты рассмеялся и сказал, что поцелуешь, когда я подрасту. Я всё ждала, ждала, когда же ты сочтёшь меня достаточно взрослой, - вздохнула девушка.

- Помню, - откликнулся Запольский, невольно погружаясь в приятные воспоминания, ведь то было последнее лето, перед смертью отца. – Беда в том, что я всегда относился к тебе, как к младшей сестрёнке, коей у меня никогда не было, и никак иначе - грустно улыбнулся Запольский.

- Ты меня совсем не любишь? – спрятала лицо у него на груди Полин.

- Люблю, но, как сестру, - погладил Арсений растрёпанные золотистые локоны.

- А барышню эту, Алёну? - спросила девушка.

Запольский промолчал.

- А ежели ты её не найдёшь? – чуть слышно выдохнула Полин. – Ты не оставишь меня?

- Не оставлю, - вздохнул Арсений. – Мы позже вернёмся к этому разговору. Я всё же пришлю к тебе доктора, Полин, - мягко отстранился Запольский.

- Я буду ждать тебя столько, сколько понадобится, - обхватила плечи тонкими руками француженка. – Пускай нынче мне больно, но я рада, что мы поговорили.

Дом на Фонтанке Арсений Борисович покидал в полной растерянности. Вовсе не так и не о том он собирался говорить. Признания Полин не стали для него откровением, но он никогда не задумывался над тем, что мог внушить кузине столь сильное чувство, и осознание того в душе отозвалось чувством вины и неловкости. Нет, он не отказался от мысли разыскать Алёну, но в то же время встреча с Полин легла на сердце тяжким грузом ответственности. Давая ей обещание, он почти не лгал ни ей, ни себе: ежели он не найдёт Алёну, то, видно, на роду ему написано, как и его отцу, жениться на француженке.

***

Выросшая среди роскоши и прислуги, Алёна даже помыслить не могла, насколько тяжёл труд сестры милосердия. В первый же день своего пребывания на новом поприще в качестве сестры милосердия, девушка с толкнулась с ужаснувшими её нищетой и страданиями, ведь община святого Георгия в основном оказывала помощь людям малоимущим: ремесленникам и рабочим, проживающим на Выборгской и Петроградской стороне столицы.

Зрелище, что она увидела в одном из больничных бараков, где содержались тяжело больные, произвело на её самое удручающее впечатление. Люди, измождённые и страдающие от боли, помимо сочувствия вызывали у неё совершенно неуместную брезгливость. Неуместную, потому как она собиралась доказать всем, и в первую очередь самой себе, что баронесса Врангель ошиблась в ней, посчитав её слабой духом никчёмной светской барышней.

Алёне пришлось ассистировать хирургу, перевязывавшему рабочего, потерявшего правую руку в результате несчастного случая, произошедшего с ним на литейно-механическом заводе, где тот работал. Едва закончив перевязку, девушка торопливо выбежала из барака и, свернув за угол, согнулась в три погибели из-за мучительного спазма, сжавшего желудок. Бледная, покрытая испариной она вернулась после того, как её утренний завтрак низвергнулся на землю, вместе с содержимым желудка.

Молодой хирург окинул её сочувствующим взглядом и покачал головой, когда девушка, стараясь не дышать, принялась убирать грязные, окровавленные бинты, пахнущие столь отвратительно, что человеку не привычному непременно сделалось бы дурно.

- Елена Яковлевна, зайдите в мой кабинет, когда окончите, - обратился он к ней.

Алёна, испугавшись, что сделала что-то не так, смогла лишь судорожно кивнуть в ответ. Управившись с данными ей поручениями, девушка прошла к кабинету врача и долго не решалась войти, стоя перед дверью. Словно ощутив её присутствие за дверью, молодой человек сам открыл ей и пригласил войти.

- Андрей Павлович, ежели я что-то не так сделала, то вы мне расскажите, как надобно. Я – человек новый и много не знаю, пряча дрожащие руки под белоснежным передником, пробормотала Алёна, избегая смотреть в глаза собеседнику.

- Вы всё сделали правильно, Елена Яковлевна, - доброжелательно отозвался молодой человек. – Всем поначалу приходится нелегко, со временем привыкнете.

- Я постараюсь, - опустила голову Алёна.

Андрей Павлович поднялся из-за стола, где делал какие-то записи, и достал из шкафчика небольшой графин с бренди. Наполнив до половины взятый оттуда же шкалик, он протянул его Алёне:

- Выпейте, вам полегчает. Не Бог весть, какое средство, но иногда помогает. - Алёна хотела было отказаться, но доктор настоял. Бренди огненным глотком прокатилось по гортани и разлилось теплом внутри. – Однако, привыкать к такому средству не стоит, - с улыбкой заметил врач, убирая на место графин и рюмку.

- Благодарю, вас, - отдышавшись ответила девушка. – Я могу идти? – поинтересовалась она.

- Позвольте ещё один вопрос? - отчего-то смутился молодой человек. Алёна застыла у дверей в тревожном ожидании. – Разрешите проводить вас нынче вечером? – совсем стушевался доктор и дабы скрыть смущение, снял очки и принялся протирать безукоризненно чистые стёкла носовым платком.

- Право слово, Андрей Павлович... - замялась Алёна, не желая оскорбить его отказом.

- Простите, видимо, я слишком самонадеян, - вздохнул молодой человек. – Я понимаю, мы едва знакомы... впрочем... ах, нет, ступайте, - пробормотал он.

Алёна поспешно выскользнула из кабинета и, прислонившись спиной к стене в коридоре, перевела дух.

После этой краткой беседы во все последующие дни Андрей Павлович более не выказывал Алёне своей заинтересованности. Общались они ровно настолько, насколько это было необходимо при совместной работе. Доктор Соловьёв оказался в какой-то мере прав. Прошла неделя, за ней другая, и Алёна почти совсем перестала замечать то, что раньше повергало её в состояние близкое к ступору и панике. Тяжёлый физический труд совершенно изматывал её и, приходя в маленькую квартирку Авдотьи, кою она нынче считала своим домом, она валилась с ног от усталости. Но хуже всего было ночами, когда она, будучи не в силах уснуть, подолгу ворочалась на узком ложе, вспоминая дни, проведённые в доме Арсения Запольского. Желание увидеть его сводило с ума. Дня не проходило, чтобы она не думала о нём. Он являлся непрошенным гостем в ночных сновидениях, ежели ей удавалось заснуть, и часто она просыпалась с его именем на устах, а подушка наутро становилась влажной от пролитых тайком слёз.

В трудах и заботах минул апрель. Потеплело. Первая нежная зелень окутала ветки деревьев зелёной дымкой, в воздухе витали ароматы весны, но Алёне совсем не оставалось времени, дабы наслаждаться пробуждением природы от зимней спячки.

Обыкновенно Авдотья Васильевна приходила домой немногим раньше своей подопечной, готовила скромный ужин на двоих и дожидалась возвращения Алёны, но нынче девушка пришла раньше. Открыв дверь ключом, что ей выдала madame Прохорова, Алёна, едва переставляя ноги, добралась до узенького диванчика в гостиной и тяжело опустилась на него. Сил не осталось даже на то, чтобы снять поношенное лёгкое пальто, отданное ей её благодетельницей. Гнетущая, невыносимая тоска вот уже несколько дней камнем лежала на душе. Закрыв лицо ладонями, девушка разрыдалась. Слёзы ручьями текли по лицу, и не было никаких сил, их удержать.

Она не услышала, как открылась входная дверь, не расслышала тихих шагов по выщербленному паркету, и только когда узкая ладонь коснулась её плеча, очнулась от поглотившего её горя.

- Ну, будет. Полно сырость разводить, - хмуро заметила madame Прохорова, усаживаясь подле Алёны на диван.

- Я не могу больше так, - вздохнула девушка, вытирая мокрые щёки рукавом пальто. – Сил моих больше нет. Устала. Тоска такая, что хоть в петлю.

Авдотья Васильевна обняла Алёну за плечи и погладила по голове, будто маленькую девочку.

- Устала, так это немудрено, - вздохнула madame Прохорова. – У тебя регулы в последний раз когда были? – тихо поинтересовалась она.

Алёна выпрямилась, ошеломлённо взирая на свою покровительницу.

- Не помню, - схватилась она за голову. – В феврале, наверное, - помертвевшими губами прошептала она.

- В тягости ты, девка, - поднялась madame Прохорова с дивана. Отойдя к окну, женщина отвернулась. – Срок небольшой, - заговорила она тихо, но веско, - надобно повитуху найти...

Алёна с ужасом уставилась на свою собеседницу.

- Нет, - покачала она головой, - не хочу.

- Да, как ты жить дальше собираешься? – сурово осведомилась madame Прохорова.

- Не знаю, - едва слышно отозвалась девушка, съёжившись на диване.

В комнате повисла гнетущая тишина. Пальцы Авдотьи Васильевны нервно барабанили по подоконнику, лицо приобрело задумчивое выражение.

- Ну, да ладно, - вздохнула она. – Придумаем что-нибудь. Бог не выдаст – свинья не съест. Коли совсем туго придётся, всегда в Пятигорск сможешь вернуться.

- Не смогу. Это ж позорище какое, - возразила Алёна.

- Раньше думать надобно было, когда в постель к князю ложилась, - перебила её madame Прохорова, сурово поджав губы.

На совершенно справедливый упрёк возразить было нечего, и Алёна промолчала.

К концу июня талия mademoiselle Коршуновой заметно округлилась, и скрывать под передником растущий живот становилось всё труднее. Изменения, произошедшие во внешности девушки не укрылись от всевидящего ока сестры – настоятельницы. В один из ненастных летних вечеров Алёне передали просьбу Веры Егоровны зайти после работы к ней в кабинет.

Догадываясь о причинах вызова к начальству, Алёна, испытывая немалый душевный трепет, постучалась в кабинет баронессы.

- Войдите, - раздался за дверью приглушённый голос.

- Мне сказали, что вы меня видеть желали? – сложив руки под передником и опустив очи долу, остановилась девушка на пороге.

- Будьте добры, двери прикройте, - попросила сестра - настоятельница. – Разговор у нас с вами весьма деликатный будет.

- Я догадываюсь, для чего вы меня вызвали, - залилась румянцем Алёна.

- Прекрасно, - отозвалась Вера Егоровна, - стало быть, мне не придётся объяснять, отчего вы не можете оставаться в общине.

- Мне некуда более пойти, - вздохнула девушка.

- У вашего ребёнка должно быть есть отец? - холодно заметила баронесса.

- Он женат, - опустила голову Алёна.

Вера Егоровна тяжело вздохнула.

- Но, тем не менее, он также ответственен за ваше положение.

- Я не могу обратиться к нему. Он человек известный, - покачала головой девушка.

- Но и оставить вас в общине я не имею права, - возразила баронесса.

- Да, я понимаю, что оступилась, - сглотнув ком в горле, произнесла Алёна, - но разве не должно протянуть руку помощи тому, кто оступился и надеется встать на путь истинный. Вы же меня в пропасть толкаете, - осмелилась она взглянуть на сестру-настоятельницу.

Вера Егоровна жестом предложила Алёне присесть.

- За вас поручились, а вы не оправдали выказанного вам доверия. Вам должно быть совестно, сударыня.

- Поверьте, мне очень совестно, - сцепила в замок тонкие пальцы девушка, - но мне на самом деле некуда идти и очень нужна эта работа.

- Освободилось место кастелянши. Обыкновенно я на эту работу назначаю тех сестёр, кто уже в возрасте, потому, как она не очень тяжёлая, - заговорила баронесса. – Я не должна идти у вас на поводу и нарушать мною же установленные правила... Вы можете остаться, но не думайте, что я всегда буду снисходительна к вам, - закончила Вера Егоровна нравоучительную речь.

- Благодарю, - поднялась Алёна со стула. – Я постараюсь оправдать ваше доверие.

- Ступайте, - взмахнула сухонькой ладошкой баронесса, - и не попадайтесь мне на глаза.

___________________________________