Золотая гривна (ПИЛР)

Гюльнара, спасибо большое!
Торджера хочется прибить! вот совсем невовремя явился!
как жаль, что Харальда рядом не было, когда Торджер пришел,
теперь Сигни на взводе будет,
но надеюсь он справится со всем этим, не зря же он ей уже и гривну одел!

Спасибо за продолжение) Очень интересно)

 » 25-26

25.
Торджер был вне себя от ярости, но старательно скрывал от Сигни свои чувства. Мысль о том, что он опоздал, и другой овладел ею, сводила с ума. И кто другой!.. Мужчина, которого Торджер ненавидел лютой ненавистью.
Для молодого херсира все пошло наперекосяк несколько дней назад, когда его люди привели к нему Кюна и еще трех знатных воинов из Рисмюнде. Торджер едва сдержался, когда узнал: Кюну уже сообщили, что в скалах у моря был найден человек, который, несомненно, является Харальдом Трехглазым.
У Торджера и у самого были такие подозрения. Но он не собирался ни с кем ими делиться. Это был его враг, который должен был жестоко поплатиться за то, что победил его, лучшего воина Флайнгунда.
Теперь же месть Харальду становилась невозможной... Если только херсир не опередит посланцев из Рисмюнде и не приедет в усадьбу мейконунга раньше их. И Торджеру пришлось проявить радушие к Кюну и его людям. Он предложил проводить их к дочери Эриксона и выделил им почетную охрану. А сам, под предлогом подготовки к приезду гостей, поспешил в усадьбу Сигни.
Но опоздал – везде. Он не нашел свою подругу детства ни в доме, ни за накрытыми столами, среди охмелевших участников праздника. Никто не знал, где она. Тогда Торджер поспешил в сарай, где содержались траллсы, чтобы перерезать Харальду горло. Но и здесь молодого херсира ждало страшное разочарование – в сарае не было раба, которого он искал.
Разъяренный своими неудачами, Торджер всю ночь рыскал, как голодный волк, вокруг усадьбы. Лишь к утру он вспомнил о месте на берегу озера, облюбованном Сигни. Когда он увидел ее, лежащую на медвежьей шкуре под елью, его охватила радость, смешанная с вожделением. Она была так прекрасна и желанна!
Но, когда он подошел ближе и наклонился над нею, у него перехватило дыхание от бешенства и горечи. По ее раскрасневшемуся лицу, припухшим губам, томности позы нетрудно было догадаться, что она провела эту ночь не в одиночестве.
Тут она проснулась, - и подтвердила наихудшие предположения Торджера. О боги, что он испытал, когда понял, что она отдалась Харальду Трехглазому!..
Но и сама она была в ужасе и смятении, хотя он и не мог понять, почему. Она сказала, что Харальд – ее враг и враг ее рода. Здесь была какая-то тайна, неизвестная Торджеру. Но он сразу вспомнил, как она жаждала, узнав о сватовстве конунга из Рисмюнде, расправиться с Братоубийцей.
Торджер почувствовал, что не все потеряно. Пусть он не стал у Сигни первым, - но может стать вторым и единственным. Главное – правильно провести этот бой, не оступиться и не промахнуться.
И, кажется, ему удалось задуманное; он ловко добавил хвороста в костер гнева мейконунга, и скоро она пылала не меньшей яростью, чем ее херсир.
На руку Торджеру было и то, что многие увидели его и Сигни возвращающимися вместе из леса. Кое-кто смотрел на них удивленно, но большинство людей приветствовали их с веселым добродушием и понимающими улыбками. Сигни шла с непроницаемым лицом, казалось, она ничего вокруг не замечала; но Торджер улыбался и за себя, и за нее, сдвинув на затылок турью личину и всем своим видом изображая полное удовлетворение.
Оказавшись во дворе своей усадьбы, Сигни тотчас приказала своим воинам немедленно разыскать и привести к ней того, кого называют Рагнаром Бешеным. Херсиру она велела оставаться при ней, и он с готовностью подчинился.
Едва войдя в дом, мейконунг дала, наконец, волю своему неистовому гневу. Слуги в страхе разбежались кто куда, когда она заметалась по комнатам, переворачивая столы и лавки, круша все на своем пути и пиная ногами ластившихся к ней собак.
Торджер предпочел переждать этот взрыв ярости во дворе, не приближаясь к Сигни. Когда же она немного успокоилась, он вошел в дом и нашел ее облачающейся в кольчугу. Затем она надела на голову шлем и опоясалась мечом.
- Думаю, его быстро найдут, - сказала она неестественно спокойным голосом. – Прикажи всем моим воинам собраться во дворе. Мы приготовим Братоубийце достойную встречу!

Харальд не сразу понял, куда делась его Лисичка. Когда он вернулся к ней с венком из голубых цветов, то нашел лишь расстеленную шкуру, под которой не было его возлюбленной. Он трижды громко окликнул ее, но никто не отозвался. Девушка исчезла вместе со своей одеждой и кинжалом, и лишь медвежья шкура с несколькими темными пятнышками засохшей крови свидетельствовала о том, что этой ночью Харальд действительно был с Лисичкой, и она подарила ему свою невинность.
Он присел на камень и задумался. Где же она? Как она отнеслась, когда проснулась, к его драгоценному подарку?
Неожиданно его осенило. Она тоже решила сделать ему подарок! И побежала в усадьбу к мейконунгу, чтобы рассказать своей хозяйке о Харальде. Это было единственно разумное объяснение ее исчезновения.
Поэтому, когда из леса вышли двое воинов, в которых Харальд тотчас узнал толстяка Ингвара и весельчака Асольфа, и сообщили ему, что его немедленно желает видеть мейконунг, он вздохнул с облегчением. Он оказался прав! Лисичка предупредила дочь Эриксона, - иначе зачем та стала бы требовать к себе какого-то раба?
Харальд шел между воинами, чувствуя себя немного неловко из-за венка, который держал в руке. Ни Ингвар, ни Асольф ни о чем его не спросили, но он понимал их удивление: траллс, плетущий свадебный венок – это было более чем необычно.
Вскоре воины начали переговариваться между собой. Харальд почти их не слушал, взволнованный предстоящей встречей с владычицей Флайнгунда. Но несколько фраз все же привлекли его внимание.
- Признаться, я не слишком поверил Хельгу, когда он сказал, что мейконунг участвует в празднике, - сказал Ингвар.
- Я тоже, - отозвался Асольф. – Спьяну чего не померещится. Но, клянусь единственным глазом Одина, рад, что это на самом деле произошло! И за Торджера рад. Они красивая пара.
- Думаешь, они поженятся?
- Почему бы нет? Я уважаю нашего мейконунга и предан ей, но все же не женское дело носить меч и командовать мужчинами.
- Согласен. Тебе не показалось, кстати, что она не выглядела довольной, возвращаясь с нашим херсиром из леса?
- Она просто стеснялась, как любая девица после своей первой ночи, вот и все. Зато Торджер, как я заметил, просто сиял.
- Да, заполучить такую красавицу, да еще и хозяйку Флайнгунда, - это дорогого стоит! - воскликнул Ингвар.
- Знаешь, что я думаю? – спросил Асольф.
- Что?
– Готовься к свадебному пиру, дружище. Готов об заклад биться, что не пройдет и луны, как Торджер женится на Сигни и станет вместо херсира конунгом!
- Твоя правда! – кивнул Ингвар.
«Значит, вот где была этой ночью мейконунг», - подумал довольно равнодушно Харальд. Но тут впереди показался частокол, окружающий усадьбу, и викинги замолчали.
...Харальд был немало удивлен, увидев во дворе усадьбы много воинов. Все смотрели на него, и он почувствовал себя вначале смущенным, решив, что все уже знают, кто он, и ощущая как никогда остро рабский ошейник на своей шее. Но затем высокомерно поднял голову и расправил плечи. Он стал траллсом не по доброй воле, и ему нечего стыдиться своего положения.
Асольф и Ингвар вывели его на середину двора и смешались с толпой викингов. И тут на крыльцо вышли двое, в богатых доспехах, в шлемах, при мечах. По тому, как все стихли, Харальд понял: эта пара – главная здесь.
Приглядевшись, он определил, что справа стоит женщина, хотя догадаться об этом сразу было сложно. Высокого роста, плечистая и статная, - она скорее напоминала молодого воина. Меч, висящий у нее на левом боку, он узнал сразу, - по огромному алому камню в навершии рукояти. Именно этот меч Харальд нашел несколько дней назад около коровника.
Стоящий слева снял шлем, и Харальд узнал его, - это был человек, которого он не так давно ранил, и которого Лисичка назвала херсиром дочери Эриксона. Этот херсир смотрел на Харальда, и в его взгляде конунг прочел злобную радость.
Харальд оглянулся. Лисички нигде не было видно. Быть может, мейконунг разгневалась на нее за то, что Харальд подарил ей гривну, и посадила ее под замок? Ничего, сейчас все разрешится; тогда он, конунг Рисмюнде, попросит руки Лисички, и дочь Эриксона не посмеет ему отказать.
Херсир поднял руку, и во дворе воцарилась полная тишина.
- :Наша светлая госпожа хочет знать, траллс, твое настоящее имя и звание.
- Меня зовут Харальд по прозвищу Трехглазый, и я сын Рагнара, прозванного Черноголовым, которого также называют Беспутным. Я – конунг Рисмюнде и свободный человек.
В рядах викингов произошло оживление.
- А почему ты так долго скрывал, кто ты? - продолжал херсир.
- Я был ранен. Какое-то время я плохо помнил, что со мной случилось и где я. А, когда память вернулась ко мне, - на меня уже надели ошейник. Вряд ли хозяйка Флайнгунда согласилась бы принять и выслушать простого траллса. Но теперь, когда я открыл свое имя, надеюсь, меня освободят и вернут мне мое положение.
Харальд увидел, что дочь Эриксона повернула голову к херсиру и что-то тихо сказала ему. Тот кивнул и спросил громко:
- Моя госпожа вернет тебе свободу, конунг Харальд. Но сначала она хочет знать, что это за венок у тебя в руке?
- Я сплел его для той, на которой хочу жениться.
- Ты, будучи траллсом, нашел себе невесту? – насмешливо изогнул бровь херсир.
- Да.
- Какую-нибудь рабыню?
- Ты ошибаешься. Она свободная женщина.
- И как же ее зовут?
- Марит. Она приходится двоюродной сестрой хозяйке Флайнгунда.
Тут раздался громовой раскат хохота. Воины, окружавшие Харальда, веселясь, едва не катались по земле. Он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Над чем они так смеются?..
- Она сама назвала тебе свое имя? – спросил херсир, вновь знаком призвав всех к тишине.
- Да.
- Опиши ее.
- Она прекрасна. У нее рыжие волосы и синие, как безоблачное небо, глаза...
И снова вокруг захохотали.
- Эй, Бёдвар! - Толстяк Ингвар хлопнул по спине высокого мужчину с серебряной бляхой хирдманна, скрепляющей плащ на плече, сгибаясь напополам от хохота. - Похоже, Харальд Трехглазый и впрямь пленился твоей красавицей-женушкой!
- Бёдвар! – крикнул Асольф, вытирая выступившие на глазах слезы. – Бёдвар, думал ли ты, что тебе доведется породниться с самим конунгом Рисмюнде? А он мудро выбрал твою Марит: она женщина плодовитая! Родила тебе семерых, и еще не такая уж старая, чтоб и ему не принести столько же!
Красивое, хотя и потасканное, лицо хирдманна стало багровым.
Руки Харальда сжались в кулаки.
- Марит, которую я люблю, - невинная девушка, - сказал он таким грозным голосом, что все притихли. – Вернее, - поправился он, - она была вчера невинной.
Снова хохот и выкрики.
- Это сколько же надо выпить, чтоб женщину с семью детьми за девицу принять?!!
- Трехглазый его прозвище? Что же он, в три глаза смотрел, а бабу не разглядел!
- Эге, друзья, да может она у него первая была, откуда ж ему было знать, в чем разница?
Харальд оглядывался кругом, лицо его пылало. Он чувствовал, что оказался в столь постыдном положении не просто так... Лисичка! Неужели она обманула его, назвавшись сестрой мейконунга? И кто же она тогда?..
- Хватит! – крикнула вдруг, перекрывая гогот и смех, женщина на крыльце. И все разом стихли. – Ступайте. Все. Пусть здесь останется только конунг из Рисмюнде. Торджер, ты и несколько воинов будьте наготове и ждите моих приказаний.
Харальд вздрогнул. Этот голос!.. Из-под шлема он звучал немного глухо, но Харальд готов был поклясться, что узнал его. Он во все глаза смотрел на женщину, облаченную в доспехи, и даже не заметил, как двор опустел.
Тогда она откинула забрало, и Харальд отступил, не в силах произнести ни слова. Перед ним была его Лисичка.

26.
Ошеломленный, глядел он на нее. Да, это была она... и в то же время не она. У его Лисички никогда не было такого надменного холодного лица и жестокого блеска в глазах.
Она первая нарушила молчание.
- Не изображай изумление, конунг. Ты прекрасно знал, кто я, с самого начала. Скажи, неужели ты думал, что я так глупа, что не догадаюсь о твоем замысле?
- О замысле?.. – хрипло спросил он.
- Ты побоялся приехать ко мне и посвататься открыто, - и я знаю, почему. Ты избрал дорогу хитрости и обмана. Решил подобраться ко мне, играя на моей жалости к тебе. Ты ловко притворялся. И, когда я отдалась тебе, надел на меня гривну, чтобы закрепить свою победу.
- Чтобы закрепить? Не понимаю. - Его потрясение постепенно сменялось гневом. Она солгала ему! Назвалась другим именем. Да, он чувствовал, что что-то с ней не так. Но не задумывался, что именно, поглощенный своей любовью к ней.
- Снова притворство! Ты прекрасно знаешь, что это старинное украшение обладает волшебными свойствами. Оно делает женщину верной рабой мужчины, который дарит его ей.
- Я впервые слышу об этом.
- Лжешь! Ты знал это! Но ты ошибся, Братоубийца: гривна не дала тебе власти надо мной! И я испытываю к тебе не любовь, а только ненависть и презрение!
- А как же эта ночь? – Он заранее знал ответ. Вернее, догадывался, каким он будет. Он мог бы еще простить ей, что она назвалась Марит. Но она позволила своим людям потешаться над ним и его любовью к ней и, конечно, насмехалась над ним и сама. Она втоптала в грязь его светлое чувство, и этому прощения не было!
Эта женщина не любила его. Хотела ли она посмеяться над ним, или по какой-то иной причине, - она подарила ему свою девственность не потому, что ею двигала любовь. И он не удивился, услышав:
- Ты видел моего херсира? Это друг моего детства, и его я люблю. Мы поссорились с ним, и он уехал перед праздником. Я крикнула ему вслед, что пересплю с первым же попавшимся мужчиной, будь он даже траллсом! И именно тебя я встретила первым. Я сдержала слово. И отдалась тебе сегодня ночью. Но теперь мой Торджер вернулся, и мы помирились. Вот как все было, глупец! – Она зло рассмеялась.
Харальд ожидал чего-то в этом духе; и все же ее ответ и ее смех были как нож, полоснувший по сердцу. Он не сомневался, что сейчас она сказала правду. Это объясняло те странности, которые он подметил в ней. Объясняло и кинжал под ее головой этой ночью.
Харальд вспомнил разговор Асольфа и Ингвара. Они видели ее утром с херсиром. Значит, не успел он, Харальд встать с ложа, на котором он и Лисичка провели ночь, как она побежала к своему Торджеру и, возможно даже, уже успела побывать и в его объятиях.
Он, действительно, оказался глупцом. Хотел сделать ее своей женой. Плел для нее венок. Цветы в руке казались ему теперь злобной насмешкой. Он кинул венок на землю и наступил на него ногой, раздавив нежные цветы. Он с удовольствием так же раздавил бы и ее тонкую шейку.
- Да, ты сделала из меня дурака, - сказал он, стараясь, чтобы голос не выдал бушевавших в нем чувств. – Твои воины правы, что хохотали надо мной. Ты можешь считать меня хитрецом и лжецом, но мне никогда бы не удалось обмануть тебя так, как ты обманула меня. А я должен был догадаться, хотя бы по твоему прозвищу, на которое ты так охотно откликалась, что ты обведешь меня вокруг пальца. Как говорил Светоний, «vulpes pilum mutat, non mores»*.
- Ты лучше попридержи язык, Харальд Братоубийца. Лисы – опасные животные, у них острые зубы и крепкие когти!
- Прости мою дерзость, светлая госпожа, - издевательски поклонился он ей. – Я забыл, что я все еще твой раб.
- Сейчас тебя отведут к кузнецу, и он снимет с тебя ошейник, - сказала она глухо. – Но это не значит, что ты станешь свободен. Пока.
- Что значит твое «пока»?
- Что ты останешься моим пленником - на столько, на сколько мне будет угодно.
Он скрестил руки на груди, и губы его тронула кривая усмешка.
- Понимаю. Ты хочешь просить выкуп за меня. Что ж, хоть я и прибыл в твой край с миром, но отныне мы враги, и почему бы тебе не проявить в отношении врага такое достойное конунга качество, как алчность?
- Торджер! – крикнула она. Он тотчас появился во дворе. За ним следовали пятеро отборных вооруженных воинов. Она отдала приказание тихим голосом, и воины по знаку Торджера окружили Харальда и повели его за шествующим впереди херсиром.

Сигни очень хотелось стереть с губ Братоубийцы усмешку ударом кулака, но она сдержалась. У нее будет время увидеть истинное его лицо. И очень скоро.
Торджер через некоторое время вернулся, с рассеченной бровью, но вполне довольный собой.
- Он сопротивлялся? – спросила она.
- Пытался. Но я и мои воины быстро образумили его, - самодовольно ответил он. – Что ты собираешься с ним делать? Не забудь: его люди едут за ним и скоро будут здесь.
- Я помню, - холодно произнесла Сигни.
- Вряд ли им понравится, если они найдут его мертвым или изувеченным. Подумай об этом, прежде чем принимать решение.
Она вскинула голову. Еще недавно она бы посчитала сказанное им просто дружеским советом, но сейчас, когда все ее чувства были обострены, в голосе Торджера она уловила новые нотки, нотки какого-то превосходства. Это ей не понравилось.
- Не волнуйся. Я не собираюсь его убивать. И, поверь, он не пожалуется своим людям на мое с ним плохое обращение.
- Я не понимаю. Что ты будешь делать с ним? Если хочешь, чтобы я позвал Арне…
Арне не только надзирал за рабами, но, в некоторых случаях, исполнял и обязанности палача.
- Нет. Арне мне не нужен.
- Если тебе понадобится моя помощь, я готов…
- Нет, Торджер. Ты тоже мне не нужен. И не спрашивай меня ни о чем. Это мое дело, - отрезала она.
- Послушай, Сигни. Ты сказала, что Харальд враг твоего рода. Ты знаешь, что можешь доверять мне полностью. Я твой друг. Расскажи, что он совершил?
- Торджер, это касается только меня и его. - Она смягчила свой отказ объясниться прикосновением к рукаву молодого херсира. – Да, ты мой друг, но есть вещи, которыми нельзя поделиться ни с кем, даже с самым близким человеком.
Его подбородок выпятился, - это было выражение недовольства ее ответом. Но он наклонил голову и произнес:
- Конечно, Сигни. Я больше ни о чем тебя не спрошу.
- Ты можешь идти.
- Да, - спохватился он, - Гальдорфинн хочет видеть тебя.
- Хорошо. Я иду к ней.
И Сигни направилась в комнатку старой финки. Она была даже рада, что ее встреча с Братоубийцей откладывается. Он подождет. Неизвестность – та же пытка, так пусть он пока терзается ею.

- Лисичка! Наконец-то ты пришла. Как ты провела праздник?
Сигни молчала. Как она провела праздник? Лучше не вспоминать.
- Почему ты молчишь? – Старуха протянула руку и, нащупав руку девушки, прижала к своей впалой груди. – Расскажи мне.
- Всё плохо, Гальдорфинн, - пробормотала Сигни. И поняла, что это правда, хотя должно было быть не так.
Разве не должна она радоваться тому, что в ее руках сын Рагнара Беспутного? Разве не должна торжествовать, что сможет, наконец, осуществить свою месть и смыть позор с рода Флайнгунд?
- Это связано с тем мужчиной? С Рагнаром? – спросила Гальдорфинн.
- Да.
- Что же случилось?
Сигни начала рассказ; сначала она говорила неохотно, но затем почувствовала облегчение, что может излить кому-то то, что было на душе, и слова полились водопадом.
- И что теперь? – спросила старая знахарка.
- Руны не обманули. Ненависть пришла на смену любви.
- Так ли? Ты уверена, что больше не любишь?
- Гальдорфинн, ты знаешь, что я обязана сделать...
- Это не ответ. Ты не любишь его?
- Я не могу любить врага своего рода! – яростно выкрикнула Сигни, вырывая у старухи свою руку. – Память моего отца будет осквернена, если я не отомщу!
Гальдорфинн печально покачала седой головой.
- Лисичка, ты все еще любишь его.
- Не называй меня так больше, Гальдорфинн. Никогда! Девушки по прозвищу Лисичка больше нет. Как нет и мейконунга - девы-правительницы. Отныне я – Сигни, дочь Эриксона, конунг Флайнгунда.
- И что конунг Флайнгунда сделает с конунгом Рисмюнде?
- То, что поклялась над телом своего отца. Месть священна для любого викинга и, лишь свершив ее, я обрету покой.
- Но он – не тот, кто отдал жестокий приказ. Не он виновен в бесчестии твоего отца.
- В его жилах течет кровь Рагнара Беспутного. Гальдорфинн, я опозорила себя, отдав ему девственность, и меня не оправдывает то, что я не знала, кто он. Теперь я обязана не только отомстить за отца, но и загладить свою вину. Лишь кровь Братоубийцы смоет мой позор.
- Я не одобряю твое решение. - тихо сказала старая финка.
- Несмотря на то, каким низким и коварным лжецом он оказался?
- Быть может, он сказал правду. Ты просто хочешь верить в его подлость и коварство, чтобы уничтожить в себе любовь к нему.
- Гальдорфинн, больше нет никакой любви! Только ненависть!
- Хорошо, пусть так...
- Послушай. Мне нужен твой совет. Я научилась у тебя всему, кроме этого.
- Что ты хочешь знать?
- Я провела вместе с Братоубийцей целую ночь. Возможно, я... Ты понимаешь?
- Конечно. Я помогу тебе.
- Скажи, какие необходимы для этого растения.
- Я сама соберу нужные тебе травы и смешаю их, - сказала старуха. – Ты только сваришь их и выпьешь.
- Благодарю тебя.
- Иди, девочка. И помни: всё, что мы совершаем, делается по воле богов. Ты не виновата, что отдалась конунгу Рисмюнде. Такова была твоя судьба.
- Вероятно, в тот момент, когда это случилось, все боги закрыли глаза, - бледно улыбнулась Сигни.
- Ты не права. Я вот лишена зрения, но многое вижу, - сказала Гальдорфинн. – Но иди же. Сверши свою священную месть... – и, когда услышала, что Сигни шагнула за порог, пробормотала: - Ты могла бы свершить её, если б у тебя не было сердца, моя Лисичка. Но оно у тебя есть.

*Лиса меняет шкуру, но не нрав.

Гюльнара, спасибо за главу.
Просто замечательно, когда каждый день продолжение.

Ну вот! Женщина есть женщина, хоть конунг, хоть кто! Включила одни эмоции, отключив мозг. В то время, как Торджер стал активно пользоваться мозгами.
Так жалко было Харальда, когда Сигни позволила глумиться над его чувствами. Ох, пожалеет она о своей опрометчивой глупости!
Спасибо Гюля! Чем дальше, тем интереснее!
_________________

спасибо за продку!!!!она сейчас слишком взвинчена, говорит лишь бы больнее ему сделать, даже чуть-чуть подумать не хочет

Как часто жены хотят кастрировать своих мужчин... но чаще всего за измену, а не за обиды своих отцов. Но мало у кого на это духу хватит.
_________________

Спасибо за продолжение!
Харальд нравится все больше! И обидчикам своим отомстил, и конунгом стал, а особенно нравится, как он относится к Лисичке.
А Торджер змееныш такой! Нашипел Сигни на ухо, да еще и хотел Харальда втихомолочку прирезать!(((
Жаль, что Сигни так ослеплена местью, что ничего вокруг не видит, и неправильные выводы делает(((

 » 27-28

27.
Конунг Рисмюнде находился в небольшой темной постройке без окон, куда Сигни заходила крайне редко. Здесь наказывали провинившихся траллсов. Единственным в этом помещении было сооружение на возвышении, напоминающее стол, но имеющее форму буквы Х, в рост человека, с веревками на всех четырех концах. Этими веревками к крестовине прикручивали конечности наказываемого раба.
Траллсов обыкновенно клали на стол лицом вниз. Сигни же распорядилась привязать своего врага спиной к столу.
Когда она вошла, заложила дверь изнутри тяжелым засовом и воткнула факел в железное кольцо на стене, то увидела, что Братоубийца лежит на столе и, сощурившись от света, наблюдает за ней. На скуле у него красовалась ссадина, но в остальном он выглядел непострадавшим, что с удовлетворением и отметила Сигни.
- Я так и буду лежать так, пока ты не получишь за меня выкуп? Учти, чем дольше я буду находиться в таком положении, тем меньше я соглашусь заплатить, - спокойно произнес он.
Девушка молча подошла к нему и проверила путы на его руках и ногах, чтобы убедиться, что он связан надежно. Она не слишком удивилась, что все они были ослаблены, - без сомнения, он пытался разорвать их и, возможно, приди она немного позже, он бы уже оказался свободен. Она снова прикрутила его руки и ноги к концам крестовины. На его лице отражалось лишь равнодушие, но она понимала, что внутри он кипит от бессильной ярости.
- Что, у вас во Флайнгунде принято так обходиться со знатными пленниками? – спросил он. – Я это запомню и, когда ты попадешь ко мне в руки, тебя будет ждать такой же радушный прием.
- Самонадеянный мерзавец, - сказала Сигни и достала кинжал. Ничто не дрогнуло на лице Братоубийцы; впрочем, она и не рассчитывала напугать его. Каждый настоящий викинг мечтает о смерти. Как говорил ее отец: скрещивая меч с врагом, викинг мечтает о двух вещах - или захватить оружие как боевой трофей, или погибнуть от этого меча.
Конечно, умереть от руки женщины – не слишком славная смерть, но Сигни была не просто женщиной, она была конунгом, и это делало ее равной любому мужчине.
- Что ж, я ждал от тебя чего-то подобного, - произнес он.
- Поверь, ты даже не подозреваешь, что я собираюсь с тобой делать, - холодно улыбнулась Сигни и, взяв его рубаху за ворот, начала разрезать ее сверху вниз.
Он молчал, и в его глазах она с удовлетворением заметила недоумение, сменяющееся чем-то похожим на тревогу, по мере того как лезвие рассекало ткань все ниже. Наконец, рубаха была разрезана совершенно; Сигни распорола и рукава, и выдернула из-под его тела обрывки одежды.
Теперь он был полностью обнажен.
- Ну, и что дальше? – спросил он. Тревога исчезла из его зеленых глаз, и Сигни прочитала в них насмешку. – Ты не насмотрелась на меня ночью, мейконунг Флайнгунда? Как видишь, за это время во мне ничто не изменилось. Разве что исчезло желание обладать тобой, - и навсегда, дочь Эриксона Рыжебородого!
- Не волнуйся, я из-за этого не зарыдаю. – Сигни ответила первое, что пришло в голову. Она не могла оторвать глаз от его тела. Воспоминания о блаженстве, пережитом ночью в объятиях этого мускулистого великолепно сложенного мужчины зажгли кровь и заставили ее быстрее побежать по жилам. И, хоть Сигни и сознавала позорность этих воспоминаний, они были сильнее всех доводов рассудка, сильнее понимания того, как они постыдны. Родовая честь безнадежно уступала преступной страсти... но нет, конунг Флайнгунда никогда не позволит себе поддаться низкой слабости!
Она облизнула пересохшие губы и отступила на шаг. Он заметил ее движение и гнусно ухмыльнулся:
- Вижу, ты и сейчас хочешь меня. Прости, светлая госпожа, но я не готов ответить на твой горячий призыв. За этим отныне обращайся к своему херсиру.
Вот мерзавец!
- Обращусь, не сомневайся.
- Может, он тебя плохо ублажил сегодня утром, что ты опять пришла ко мне? – Он говорил насмешливо, но Сигни показалось, что в его голосе мелькнула нотка ревности, и это спасло его от удара кулаком в зубы.
- Это у вас в Рисмюнде знатные девицы меняют мужчин направо и налево. А я, если и лягу с Торджером, то лишь после свадьбы, - процедила она.
- Значит, ты всё еще хранишь мне верность, дочь Эриксона? – с деланным изумлением поднял он брови.
- Закрой свою вонючую пасть, - не выдержала Сигни. – Скоро тебе будет не до смеха.
- Неужели? Ты что, явилась меня пытать? Поверь, если ты и заставишь меня плакать, то только от смеха над твоей так глупо потерянной невинностью.
- Замолчи! – прошипела она, хватая его за волосы надо лбом и дергая так, что он стукнулся затылком о доску. – Скажи, как посмел ты явиться во Флайнгунд с целью жениться на мне, если знал, что твой отец сделал с моим?
Наверное, лицо ее было страшно в этот миг, потому что насмешка сползла с его губ.
- Я ничего об этом не знаю.
- Лжешь! Ты знаешь!
- Нет. Хотя... Мой брат намекал мне когда-то. Он сказал, что наш отец применил к Эриксону Рыжебородому некое средство. Это всё, что мне известно.
Она отпустила его волосы и выпрямилась, тяжело дыша.
- Может, ты и не врешь. Но мне все равно. Я поклялась над телом отца отомстить Рагнару Беспутному и всем его потомкам. И пришло время свершить мою месть.
- Тебе не напугать меня, дочь Эриксона.
- Так ли? – Она снова склонилась над его лицом, и теперь глаза в глаза глядела на него. – Ты так спокоен, конунг, потому что и впрямь, наверное, не знаешь, что сделал твой отец с моим. Слушай же, и содрогнись!
Севернее наших земель лежит край, который мой отец завоевал и с которого получал дань. Тамошний конунг женат на сестре Рагнара Беспутного. И вот твой отец прислал моему приглашение на тайный военный совет. Написал, что у него есть некое важное известие.
Мой отец, взяв всего троих воинов, отправился в Рисмюнде. Рагнар Беспутный встретил его очень гостеприимно и сообщил действительно важную новость: северный властитель, данник моего отца, собирался напасть на Флайнгунд. Но твой отец сказал моему, что опасность миновала, так как его сестра, имеющая на мужа большое влияние, отговорила супруга от нападения на Флайнгунд.
Мой отец от души поблагодарил Рагнара. Он был рад, что в Рисмюнде забыта старая обида – то, что он отнял у Беспутного невесту, – и что Рагнар готов прийти на помощь соседу.
В честь знатного гостя конунг Рисмюнде устроил пышное пиршество. Тогда-то всё и случилось. Моего отца опоили каким-то зельем, так что он полностью лишился сил – но разум остался при нем, - и он оказался в комнате наедине с какой-то женщиной-рабыней... Учти, Братоубийца, что мой отец был всю жизнь верен моей матери, и что только полное бессилие помешало ему воспротивиться тому, что подобное произошло!
Но это было еще не все, увы... – Сигни закрыла глаза и отвернулась от своего пленника. Слишком позорно было то, что она должна была произнести. – Эта женщина была вооружена кинжалом. Она раздела моего отца – и отрезала ему... то, что делало его мужчиной. – Она услышала, как он охнул. – Да, она его оскопила. Но Рагнар вовсе не желал смерти моему отцу. Была вызвана лекарка, которая начала сразу же ухаживать за отцом. Его воинам было сообщено, что он заболел. Лекарка вылечила больного, правда, на это ушло много дней. Рагнар постоянно приходил к отцу, он выражал соболезнования по поводу происшедшего, обещал все хранить в тайне, винил во всем якобы сошедшую с ума рабыню и заверял отца, что она уже понесла наказание за то, что сделала. Но отец ясно видел, что конунг Рисмюнде смеется над ним, что он сам виновник того, что случилось...
Но что отец мог сделать или сказать? Мстить самому? Он был слишком слаб, его снедала лихорадка. Открыть своим людям ужасную тайну? Это было невозможно. Такой позор следовало сохранить в глубочайшей тайне. И отец вернулся, едва окрепнув, во Флайнгунд. Никто, кроме знахарки, последовавшей за ним, не узнал о том, что произошло в Рисмюнде. Даже моя мать. Но, думаю, она догадалась и сама, потому что отец ни разу со дня приезда не лег с ней. Она зачахла с горя и тоски, - так что и она стала жертвой гнусности, совершенной Рагнаром Беспутным!
А я, - закончила Сигни низким и дрожащим от переживаний голосом, - узнала тайну моего отца лишь после его смерти, от той знахарки. И поклялась над его телом – отомстить Рагнару и детям его за бесчестье того, кто дал мне жизнь. Я долго ждала своего времени – и вот оно пришло. Ты, Харальд Братоубийца, сын Рагнара Беспутного, ответишь за то, что сделал твой отец моему! Что совершил Рагнар с моим отцом, совершу с тобой и я!
Кажется, сейчас ей все же удалось напугать его. Зрачки его глаз расширились, бледность проступила даже через смуглую кожу, капельки пота заблестели на лбу и висках. Но он молчал. И что мог он сказать? Месть всегда была священна для викингов. Кровь за кровь. Смерть за смерть. Желание Сигни отомстить, отомстить не менее страшно, было понятно и естественно.
- Тебе повезло, Братоубийца, - сказала она после долгого тяжкого молчания. – Не какая-то рабыня лишит тебя мужского достоинства, а конунг Флайнгунда.
- Послушай, - выдавил он, - я готов на все. Подвергни меня самым изощренным пыткам. Умертви самым жестоким способом. Но дай мне умереть мужчиной!
Сигни усмехнулась. Итак, он не выдержал! Он молит о пощаде!
- Нет, конунг Рисмюнде. Ты останешься жив. И тело твое не будет истерзано пытками. Всего лишь кусок твоей плоти возьму я на память о том, что месть моя свершилась! Что дух моего отца, наконец, успокоился, ибо его позор смыт кровью того, кто его обесчестил!
- Ты не сделаешь этого. Не сможешь. Мы любили друг друга. Пусть это было всего одну ночь... но ты не могла забыть ее!
- Я уже забыла, конунг. Или ты думаешь, что, надев на меня гривну, и правда стал моим повелителем, как гласит легенда? Что я стану твоей покорной рабыней?.. Так я докажу тебе, что дело чести для рода Флайнгунд перевесит любые колдовские чары и заклятия. И да свершится моя святая месть!
Сигни подошла к факелу и поднесла к огню лезвие своего кинжала.
- Не бойся, ты не истечешь кровью, - сказала она. – Раскаленная сталь прижжет разрез.
И тут Братоубийца, наверное, рванулся со своего ложа, потому что она услышала треск: это лопнула одна из веревок. Девушка оглянулась и увидела, что он освободил левую руку. Сигни подбежала к нему. Она поймала было его локоть, но он отвесил девушке такую затрещину, что из глаз ее брызнули искры, и она кубарем покатилась по земляному полу. Однако, к счастью для Сигни, удар был не в полную силу, потому что рука пленника, как и все его тело, затекла от долгого неподвижного положения.
Рассвирепев, девушка вскочила одним гибким движением. Братоубийца продолжал рваться изо всех сил, не издавая при этом ни звука. Веревки трещали, готовые лопнуть, доски стонали под бешено извивающимся тяжелым телом, и Сигни с чувством смешанного страха и восхищения подумала, что пленник в любое мгновение может освободиться полностью.
Она размахнулась и со всей силы ударила его рукоятью кинжала в висок. Удар получился удачный, - он затих, потеряв сознание.
Она схватила запасные веревки, лежащие на земляном полу рядом со столом, и принялась прикручивать конечности Братоубийцы заново, пока они не были закреплены намертво. И вовремя – он открыл глаза, тяжело дыша, с ненавистью глядя на свою мучительницу.
Сигни вновь подошла к факелу и начала греть лезвие, на этот раз не отворачиваясь от Братоубийцы и не спуская с него глаз. Железо раскалялось. Сигни страстно хотела, чтобы вместе с ним накалилась и ее ненависть к Братоубийце, желание отомстить ему. Увы, все было наоборот!..
Наверное, в этом виноват был он, - если б он снова начал просить ее, или пытаться освободиться, если б хотя бы в его взгляде она прочитала мольбу о пощаде, - она бы наполнилась силой духа и решимостью. Но он больше не смотрел на нее, глаза его были отрешенно устремлены в потолок, лицо было бесстрастным и равнодушным. Только быстро вздымающаяся блестящая от пота грудь выдавала его волнение.
Клинок накалился. Сигни медленным шагом приблизилась к пленнику и приподняла то, что должна была отрезать. Он не вздрогнул и даже не моргнул.
Она дышала так же тяжело, как и он. Лежавшая на ладони часть его тела была не менее великолепна, чем все остальное. И она доставила ей, Сигни, такой восторг прошлой ночью! Отнять у него это совершенство? Надругаться на тем, что вознесло ее на такие вершины блаженства?..
Перед глазами встали сцены их первой встречи... Затем – его поединка с тремя ее воинами... Наконец, их ночи на озере. Как они плавали, и занимались любовью на шкуре, и как ласков и нежен был он с нею.
Рука ее дрогнула. Она не могла сделать то, что было ее долгом! Это было свыше ее сил!
- Давай же, и будь ты проклята, - прохрипел он, встречаясь с ней полными ненависти глазами. Она отшвырнула кинжал и отступила от пленника. Лицо ее искривилось судорогой бешенства, она согнулась, обхватив себя руками, словно страшная боль разрывала ей внутренности.
- Нет, это ты будь проклят на веки вечные! Я не могу! Не могу!..

28.
Харальд перевел дух. Кажется, самое страшное осталось позади. Но нет, эта дьяволица не уйдет так просто, не исполнив клятву мести. Что она сделает? Позовет своего херсира? Уж он-то с радостью откромсает ему, Харальду, то, что побывало в теле дочери Эриксона раньше него!
Он смотрел на нее. Даже сейчас, с искаженным лицом, она была прекрасна.
Она пожалела его. Не потому ли, что все-таки любила? Харальд понял, что в нем еще теплится надежда на это, несмотря на все, что произошло между ними. Это потрясло его. Неужели он настолько наивен и мягкотел? И неужели жизнь ничему его не научила?
Нет, нет! Он не может продолжать любить эту коварную, бессердечную женщину! Это невозможно! И почему он сразу не раскусил ее? Ведь это было так просто; он же знал ее описание: рыжие волосы, синие глаза; знал, что она умеет врачевать людей, что говорит на латыни. Потом все эти ее оговорки, недомолвки... А ее кобыла, которую она так безжалостно исхлестала во время верхового состязания? Как мог он счесть эту женщину доброй, если видел, что она жестока даже с бессловесным животным?
И сейчас он надеется, что она любит его, что забудет о своей мести и освободит его? Да он смешон, если хоть на миг поверил в возможность этого!
Он оказался прав. Она выпрямилась, подняла голову, расправила плечи.
- Ты думаешь, что победил, не так ли? – спросила она звенящим от злобы голосом. – Что гривна, которую ты вероломно надел на меня, сделала меня твоей рабой? – Она рванула ворот, и он увидел, как сверкнуло в вырезе платья золотое украшение. – Нет, Братоубийца! Гривна на мне, но я не принадлежу тебе, какими бы чарами она ни была заколдована! Клянусь, ты не выйдешь отсюда, пока месть моя не будет свершена! Я...
Она вдруг замолкла, и Харальд увидел нехорошие огоньки в ее глазах, - они напомнили ему отблески пламени, что загораются в глазах волков, окруживших ночью разведенный одиноким путником костер.
Харальд понял: она что-то придумала. Но что? Что могло прийти в голову этой жестокосердной женщине? Впрочем, что бы это ни было, дочь Эриксона не сможет устрашить его!
- Ты, кажется, сказал, Братоубийца, что никогда больше не захочешь меня?
Мягкий, вкрадчивый голос так отличался от того, которым она говорила до этого, что Харальд едва не вздрогнул. Потом смысл сказанного дошел до него, и он начал понимать, что она задумала. Но нет, не может быть! Она не сделает этого! Это невозможно!..
Она медленно приблизилась и встала над ним.
- Как тебе понравится, если ты захочешь меня против своей воли? Если я возьму твое тело наперекор твоему желанию?
Его ужасная догадка подтвердилась. Он глядел на нее во все глаза и чувствовал, что она сделает это. Но для этого нужно, чтобы он захотел ее... Проклятие! В этом было все дело – он понимал, что не сможет противиться ей. Что не устоит.
Или – устоит? Ведь от этого зависит его честь! Неужели он поддастся? Боги, дайте ему силы!
- Сможешь ли ты забыть, что я сидела на тебе и имела тебя столько раз и так, как мне хотелось? – продолжала она все тем же вкрадчивым голосом. – Уверена, конунг Рисмюнде: это останется навсегда в твоей памяти! – Она наклонилась к его лицу и зашептала ему на ухо: - Да, ты останешься мужчиной, Братоубийца. Но, каждый раз, ложась с женщиной, ты будешь вспоминать свое унижение.
Он внутренне содрогнулся. Она была права. Это была, действительно, достойная месть. Если ей удастся возбудить его, он окажется целиком в ее власти.
Изощренность ее мести потрясла его. И он ничего не может сделать, он бессилен воспротивиться тому, что она задумала!
Он рванулся, но веревки держали надежно. Она улыбнулась, довольная его реакцией.
- Кажется, конунг, я нашла правильное решение? Ты не выглядишь довольным. Может, снова начнешь умолять о пощаде? Давай, попробуй!
- Ты дьяволица, - пробормотал он. Но тут в голову ему кое-что пришло, и он вздохнул с облегчением. – Нет, ты не сделаешь этого! Как же твой херсир? Которого ты так горячо любишь? Вряд ли он обрадуется, если узнает, чем ты тут со мной занималась!
- Торджер это как-нибудь переживет, - небрежно ответила она. – Ты уже был моим, и разом больше или меньше – какая разница? Но довольно. Давай приступим к делу. – И она провела рукой по бедру Харальда и обхватила то, что находилось ниже. – Ты проснешься. Я помогу тебе. И тогда...
Харальд скрепился и сжал зубы. Неужели он не сможет устоять? О боги, сделайте так, чтобы он оказался лишен мужской силы – пусть даже это продлится месяц, или год, или два! Не дайте ему поддаться этой женщине!
Он извивался в своих путах, но избежать ее прикосновений было невозможно, как невозможно было отрешиться от происходящего...

Сигни спрыгнула на пол и оправила юбки. Чувство торжества исчезло, она испытывала унижение и злобу на саму себя. Она не ожидала, что ее тело так откликнется на придуманную ею для пленника пытку. Она не была холодной наблюдательницей, которой хотела остаться с начала до конца, - она забыла обо всем, унеслась на крыльях наслаждения...
Гривна! Конечно, во всем виновата она! Сигни сорвала с себя украшение и бросила в угол. Никогда больше она не наденет эту ненавистную вещь!
Он лежал с закрытыми глазами, и по его лицу девушка видела, что он мучается так же, как она. Это немного утешило ее. Так или иначе – она добилась того, чего хотела. Это главное.
Она подошла к двери, сняла засов и вышла в прохладные сумерки. Неужели уже поздний вечер?..
Сзади что-то шевельнулось, и она стремительно обернулась. Это был Торджер. Сигни почти не удивилась, увидев его. Он был мрачен как туча.
- Что ты делала там так долго? Я стучал. Ты что, не слышала?
Она вспомнила, что, когда возносилась к небесам, сидя на Братоубийце, вроде бы и впрямь слышала какой-то стук. Но ей было не до этого...
- Я ничего не слышала.
- Что ты там делала? – Он переводил тяжелый взгляд с нее на закрытую дверь. – Я слышал крик. Ты кричала...
Ее щеки запылали.
- Это касается только меня.
- Сигни, я должен узнать...
- Замолчи! – яростно выкрикнула она. Но тут же смягчилась. Ведь он ни в чем не виноват. Он переживает за нее. Он же ее друг! – Торджер, не спрашивай ни о чем.
- Хорошо. Но он... жив?
- Да.
- Думаю, его люди близко.
- Тем лучше. Иди. Освободи его. И отдай его людям, как только они появятся.
- А ты?
- Я?.. Я отправляюсь на прогулку.
- Ты не будешь встречать посланцев из Рисмюнде?
- Нет. Ты освободишь его и отдашь им.
- Что я им скажу?
Она улыбнулась ледяной улыбкой.
- Что он не выдержал испытание для жениха. – Она повернулась и быстрым шагом направилась прочь.
Торджер едва успел переступить порог постройки, как услышал вдали дробный перестук копыт: это Сигни, вскочив на даже неоседланную Белогриву, пустила ее в бешеный галоп и поскакала со двора.

Торджер вошел. В небольшом помещении было душно. Он втянул ноздрями воздух, и его окатила волна жгучей ревности. Он явственно ощутил запах того, что происходило здесь совсем недавно. Но нет, он ошибается, это невозможно!
Он вспомнил, как стоял снаружи за дверью, прислушиваясь. Но бревна были толстыми, плотно пригнанными друг к другу, и из-за двери не раздавалось ни звука. А потом он услышал крик Сигни...
Он подошел к привязанному к столешнице пленнику. Харальд лежал неподвижно, но внимательно наблюдал за ним. Торджер не слишком удивился, увидев конунга Рисмюнде обнаженным. Но херсир не верил своим глазам: на теле Харальда не было ни царапинки!
Тогда – что же делала здесь столько времени Сигни? Торджеру казалось, что она просто пылала яростью, что даже рыжие кудри ее рассыпают вокруг искры, когда она направлялась сюда... И что же? Братоубийца совершенно невредим!
Теперь все сомнения покинули его. Сигни занималась с конунгом любовью! Он сжал кулаки. Больше всего ему хотелось размозжить ими голову счастливого соперника.
Счастливого?.. На лице пленника не было написано счастье или хотя бы удовлетворение. Это немного отрезвило взбешенного Торджера, - достаточно, чтобы не тронуть Харальда, но не настолько, чтобы выполнить приказ Сигни и освободить его.
Сигни уехала. И, по-видимому, надолго. Так что пока Трехглазый в его руках. Торджер судорожно искал причину, по которой мог хоть как-то поиздеваться над связанным и беспомощным врагом. И тут в голову ему пришла блестящая мысль. Ухмыльнувшись, он склонился над Харальдом.
- Как себя чувствуешь, конунг Рисмюнде?
- Великолепно.
Голос пленника был сиплым, он явно страдал от жажды.
- Пить хочешь, ведь так?
- Хочу.
Торджер вновь ухмыльнулся.
- Я утолю твою жажду.
Глаза Харальда сощурились, он пристально смотрел в глаза херсира.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Наш мейконунг уехала. Но приказала кое-что сделать.
- Что?
- Догадайся. Знаешь, что она сказала перед отъездом? Что ты не выдержал испытания жениха.
-Жениха?..
- Разве ты забыл, для чего прибыл к нам? Чтобы просить руки нашего мейконунга. Всех женихов она подвергала разным испытаниям. И тебя тоже... наверное. В общем, ты не осилил испытание, и она тебя отвергла. А знаешь, что ждет отвергнутых женихов?
Торджер не смог сдержать торжествующей улыбки, когда пленник встрепенулся.
- Ага, вижу, что знаешь. Ладно, если ты что-то забыл, я освежу твою память. Женихов насильно опаивают, обривают волосы, вываливают в дегте и засовывают в мешок. В таком виде отдают их людям... Да, кстати, забыл сказать! Твои воины едут за тобой. Скоро они будут здесь. И мы с радостью передадим тебя в их руки, благородный конунг, – голого, обритого, измазанного дегтем и в мешке!
Харальд дернулся, будто до него дотронулись раскаленным железом.
- Это она... Она приказала сделать это?..
- Конечно, она. Наш мейконунг – добрая и великодушная повелительница. Разве ты еще в этом не убедился?
- Убедился, - глухо отозвался пленник. Торджер усмехнулся. Хорошее настроение вернулось к нему. Он, похоже, все-таки ошибся. Не могла Сигни заниматься с Харальдом любовью. Если б это было так, у мерзавца сейчас было бы совсем другое выражение лица.
- Не переживай так, конунг, - сказал Торджер почти ободряюще, - ты не первый знатный жених, которому пришлось перенести подобное. После того, как ты напьешься, сам будешь хохотать надо всем, что мы с тобой проделаем.
Он вышел из сарая и тут же увидел Асольфа, ведущего от задней калитки в поводу выкупанного коня.
- Эй, Асольф! – окликнул молодого воина херсир. - Мне нужно несколько человек. Пусть в сарай для траллсов придут... Хельг и Бёдвар.
Торджер выбрал Хельга потому, что уже знал, что тот тоже оказался побежден Харальдом и тяжело переживает свое поражение. Наверняка Хельг будет рад как-то отомстить своему обидчику. А над Бёдваром до сих пор подшучивают из-за того, что конунг Рисмюнде якобы пленился его женой, и хирдманн, конечно, тоже зол на Трехглазого. – Да, и пусть с кухни кто-нибудь принесет нам бочонок какого-нибудь пойла покрепче.
Асольф кивнул, бросил на сарай быстрый острый взгляд, не понравившийся Торджеру, и пошел дальше. Молодой воин, конечно, знал, что в сарае находится конунг из Рисмюнде. Но херсир не сомневался: Асольф выполнит его приказ.
Торджер вернулся в сарай и проверил веревки, связывающие руки и ноги пленника. И тут послышались шаги, и вошли Хельг и Бёдвар. Вслед за ними траллс внес бочонок браги и, поставив его в угол, с низким поклоном удалился.
Херсир объяснил воинам, что им предстоит сделать. Хельг и Бёдвар переглянулись и довольно ухмыльнулись.
- Ну что же, приступим, - потер руки Торджер.

Уж так поиздевались над Харальдом, чуть не кастрировали...
Неужели он спустит все эти оскорбления и будет продолжать любить такую женщину,которая так сильно унизила его достоинство...
Хотя отомстить в полной мере не смогла. Видно права старая финнка.

бедняжка Харальд, вот что такое не везет, столько неприятностей сразу

Супер. Я в восторге.

Гюля, нет, ну так нечестно, на таком месте заканчивать!
Только Сигни чуть не кастрировала, а теперь эти уроды чего-то удумали, может свои на подмогу Харальду придут?
Вот это он попал! кошмар!
Спасибо за продолжение!

Хорошо, что Харальда, как нам известно, напоить нельзя.
Но пора бы и Торджера на место поставить, а то много власти себе взял.
Может быть, теперь Сигни попадет в плен к Харальду - пусть бы рассказал ей свою жизнь и доказывал свою любовь...
Остается только, чтобы Сигни родила Харальду сына и вражда была забыта.
_________________

Tarlana , что-то подобное и планировал автор... Увы, герои часто поступают по-своему.