Кэт села на своем ложе и тряхнула Локлана за плечо, чтобы разбудить. Очнувшись, горец хотел было что-то сказать, но она закрыла ему рот ладонью и знаками приказала слушать.
- Кого вы ищете, господин?
- Худшего из негодяев. Он называет себя LeFaucon (38) и странствует с двумя мальчишками. Похоже, это его братья.
- Нет, господин, такие нам здесь не встречались.
- Ты уверен? Король объявил немалую награду за любые сведения, которые помогут арестовать этого вора.
- Раз так, я бы очень хотел ее получить, но, увы, этого человека в наших краях не видали.
- Ладно, если что-то услышишь о нем...
- Сразу же дам знать местному шерифу (39).
- Ну, доброго дня вам.
- И вам доброго дня, господин.
Кэт затаила дыхание, пока не услышала, что всадники ускакали, а потом смущенно улыбнулась шотландцу:
- Прости, что потревожила. Все не так серьезно, как я думала.
- Ты правильно сделала. Это вполне могло грозить нам опасностью, - Локлан поскреб щетину на подбородке. – Тебе надо бы растормошить остальных, чтобы мы продолжили наш путь. Следующие люди, явившиеся сюда с расспросами, вполне могут разыскивать нас.
Кэт не понравились эти слова, но она понимала, что горец, скорее всего, прав. Отстранившись, девушка вскочила и бросилась исполнять его просьбу.
Когда она слегка двинула кулаком в плечо Бракена, тот застонал:
- Кэт, будь добра, всади мне клинок между ребер и оставь здесь.
Катарина снова шутливо толкнула его:
- Поднимайся, негодяй! Солнце давно взошло!
Англичанин хмыкнул:
- Ты мегера! В отличие от кое-кого я не провел половину ночи в мужских объятиях.
- Не знала, что у тебя такие фантазии, и не уверена, что Локлан их разделяет, хотя...
- Даже не смей... - оборвал ее Бракен, немедленно поднимаясь со своего соломенного ложа.
Он повернулся к Мак-Аллистеру с гримасой негодования на лице, но с насмешливым блеском в глазах:
- Ты слыхал? Уж не знаю, кого из нас она оскорбила больше. Думаю, ее выпад был направлен именно против тебя.
После этого, пробормотав: «С вашего позволения», англичанин вышел из хлева.
Джулия рассмеялась:
- Не обращайте на него внимания. Спросонья он всегда не в духе.
- Это точно, - поддакнул Брайс и зевнул. – Отец часто говорил, что если в наш замок ворвутся враги, он надеется, что те сперва попадут в комнату спящего Бракена. Тогда этот соня мигом превратится в берсерка (40) и перебьет всех захватчиков только ради того, чтобы подремать еще несколько лишних минут.
Кэт улыбнулась, хотя часть ее души отозвалась болью на этот рассказ. Она помнила их отца – такой же высокий, как и Бракен, он был добрым, мягким человеком, и невозможно представить, как его можно было заклеймить изменником. Утрата отца стала огромной трагедией для его детей. Сердце Катарины защемило от сопереживания.
После возвращения Бракена обе девушки вышли наружу, чтобы привести себя в порядок, пока мужчины седлали лошадей. Судя по положению солнца в небе, Кэт решила, что уже почти полдень. В целом она чувствовала себя отдохнувшей – этой ночью Локлан послужил ей прекрасной подушкой. Хотя и было поздновато для того, чтобы пускаться сегодня в путь, оставалось надеяться, что спутники успели хотя бы немного восстановить свои силы.
Джулия и Катарина опустились на колени возле небольшого ручья, чтобы умыться. Кэт тряхнула головой, вспомнив о том, что разбудило ее, и обратилась к подруге:
- Джулия, ты когда-нибудь слышала о разбойнике по имени Сокол?
Та побледнела:
- Почему ты спрашиваешь?
- Когда я проснулась, то услышала, как какие-то люди задают о нем вопросы крестьянину, который пустил нас сюда. Вот мне и стало интересно: слышали ли вы об этом преступнике во время ваших странствий.
Если бы Кэт своими глазами не увидела, как от лица собеседницы отхлынула вся кровь, никогда бы не поверила, что можно так побледнеть.
Джулия вскочила на ноги и бросилась обратно к хлеву. Катарина помчалась за ней, гадая, что случилось. Когда она вбежала в сарай, Джулия держала старшего брата за руку:
- Мы должны спешить!
Тот нахмурился и высвободился из ее хватки:
- Почему?
- Кэт сказала, что здесь были люди, которые тебя искали.
Бракен чертыхнулся.
Катарина сердито уставилась на них, наконец сообразив, в чем дело:
- Так это ты Сокол?
На лице англичанина отразилась отнюдь не гордость, а покорность судьбе:
- Да. И не смотри на меня так. Всю твою жизнь о тебе кто-то заботился. Ты даже не представляешь, каково это – нести ответственность за своих близких, чтобы они всегда были сыты и здоровы. Поверь, это вынуждает совершать такое, на что, казалось, ты не способен.
- Голодному не до морали, - тихо произнес Локлан.
Кэт увидела облегчение в глазах Бракена, когда тот понял, что хоть кто-то не осудит его за то, что он делал, защищая родных. Катарина тоже изо всех сил пыталась убедить себя не винить этого мужчину. Но с самой колыбели ей внушали, что лучше умереть от голода, чем отобрать у кого-то для своего пропитания хоть крошку.
Однако ее нравственные устои никогда не подвергались испытаниям, а Бракена она знала как честного и порядочного человека. Если он и украл что-то, значит, у него действительно не было другого выхода.
Кэт понимающе улыбнулась англичанину:
- Я не осуждаю тебя за сделанное. Мне просто больно видеть, что ты дошел до такого.
Глаза Бракена полыхнули огнем:
- Поверь, никто не опечален этим больше, чем я сам.
Принцесса шагнула к собеседнику и обняла его:
- Ты хороший человек, и я это прекрасно знаю. Не бойся, что я стану думать о тебе худо.
- Спасибо, - прошептал Бракен, отступая от Катарины, словно смущенный ее поступком.
- Мы должны быть уверены, что никто его не опознает, - вмешался Локлан и, открыв седельные сумки, извлек две своих сменных туники. – Для Брайса размер немного велик, но тебе должен подойти.
Кэт подметила, как трепетно провел рукой Бракен по тонкому льну: словно и не ожидал когда-либо снова коснуться дорогой ткани. В таких одеждах никто не примет их за крестьян или разбойников.
По знаку горца Катарина выудила из сумки одно из своих платьев и вручила его Джулии. Та просияла, словно ребенок на рождественском празднике:
- Какое красивое! Спасибо тебе, Кэт! Спасибо!
Катарина ответила ей кивком головы, и юная англичанка кинулась искать укромное местечко, чтобы сменить одежду. Ее братья приступили к переодеванию, не тратя время на то, чтобы где-то уединиться. Кэт отвела взгляд, но все же мускулистый торс Бракена навел ее на мысли о теле шотландца, стоявшего слева. Как странно, что именно Локлана она хотела увидеть обнаженным. Это он вызывал ее желание, а не хорошо сложенный человек перед ней.
Да она совсем с ума сошла!
И действительно, другого объяснения такой реакции просто не было. С чего бы еще у нее не вызвали восторг бугры мускулов Бракена? Он был пригож лицом и телом – Катарина это признавала. И все же при виде этого мужчины ее сердцебиение не учащалось, не замирало дыхание. Нужно было чем-то отвлечься от этих тревожных мыслей.
- Попробую купить еще немного еды у нашего фермера, - сказала она, направляясь к двери.
Локлан остановил ее и вложил в руки кошель:
- Ты обнаружишь, что с деньгами покупать легче.
Девушка рассмеялась, пытаясь скрыть смущение:
- Возможно, ты прав. Благодарю.
Легкое подобие улыбки коснулось уголка его губ и одновременно ее сердца. Кэт понятия не имела, как всего лишь простая усмешка горца смогла заставить ее колени враз ослабеть, когда даже нагота Бракена оставила равнодушной. Но факт оставался фактом.
Однако это не шло ни в какое сравнение с неодолимой потребностью протянуть руку и коснуться лица Локлана. Убоявшись даже мысли об этом, Катарина заставила себя поскорее уйти.
Мак-Аллистер не мог оторвать глаз от Кэт, наблюдая, как она удаляется плавной походкой. В покачивании ее бедер было что-то притягательное.
- Да ты по уши втрескался, - присвистнул Бракен.
Горец набычился:
- Что я сделал?
- Сам знаешь. Если бы ее отец был сейчас здесь, он выколол бы тебе глаза за то, как ты пялишься на его дочь – разве что слюна изо рта не капает.
Локлан ощутил ребяческий порыв затеять ссору. Но по какомуповоду? Бракен прав. Уже много лет шотландец не чувствовал такого сильного влечения к женщине.
- Ну так что же? Я достаточно взрослый, чтобы знать, когда необходимо сдерживать свои порывы.
- А разве так уж плохо дать им волю?
Разумеется, плохо! На Локлане лежала достаточно большая ответственность. Да и Катарина была вовсе не той женщиной, что нужна ему в жизни. Ее вольнолюбивый нрав доконал бы любого мужчину.
- Сердца переменчивы, - тихо сказал горец Бракену. – Вот почему Господь дал нам мозги – чтобы мы могли разглядеть глупость, когда с нею сталкиваемся. Катарина – французская принцесса, и ее отец уже выбрал ей мужа. Я давно научился держаться в стороне от таких дел. Одна война уже чуть не уничтожила мой клан. Я не желаю развязывать другую.
- Тогда почему ты ей помогаешь?
Мак-Аллистер отвел глаза, затягивая подпругу на седле:
- Я в долгу перед ней за спасение моего брата, а еще я дал ей слово.
- И это единственная причина?
- Разумеется.
Бракен цокнул языком:
- Если ты предпочитаешь обманываться...
Джулия, закончив переодевание, присоединилась к беседующим мужчинам и поддела старшего брата:
- Ты только посмотри на себя, читающего проповеди о любви.
Она покачала головой и обратилась к шотландцу:
- Не обращайте на него внимания, лорд Локлан. Мой брат о любви знает даже меньше, чем я.
Бракен закатил глаза:
- Ты слишком часто слушала менестрелей (41), малышка!
- Возможно, но я бы никогда не допустила, чтобы мой любимый женился на другой!
Ошибки быть не могло: эти слова разожгли в Бракене ярость. Сверкнув глазами, он отошел в сторону и начал седлать лошадей.
Горец нахмурился, подметив и внезапное отступление брата, и боль, отразившуюся на лице сестры.
- Мне следует лучше следить за языком, - покаянно сказала Джулия. – Я вовсе не хотела заставить его страдать.
Локлан и сам много раз невольно причинял боль собственным братьям, поэтому он прекрасно понимал девушку.
- Все мы совершаем подобные ошибки.
- Да, но Бракен до сих пор мучается из-за утраты Жаклин, мне это хорошо известно. С моей стороны было неосторожно напоминать о ней.
- Если это действительно так, девушка, то не передо мной ты должна извиняться.
Джулия кивнула и направилась к брату, встретившему ее мрачным взглядом. Но когда девушка попросила прощения, Бракен заключил ее в объятия, поцеловал в макушку и отпустил.
Однако боль в его глазах так до конца и не исчезла. Было очевидно, что англичанин на самом деле сильно горевал из-за того, что потерял эту Жаклин. Еще одна причина для Локлана сдерживать свое сердце. Чувства ослабляют мужчину, а у него нет ни малейшего желания, чтобы такой пустяк, как простое прикосновение женщины, уложил его на лопатки.
Но это решение подверглось настоящему испытанию, когда Катарина, вернувшаяся к ним в сарай, поймала взгляд горца и улыбнулась ему. По странному трепету внутри тот понял, что почти пропал.
Это всего лишь похоть.
Много раз в жизни он ощущал ее мучительное жало в своих чреслах. Эту жажду может удовлетворить тело любой женщины. Всякая сгодится.
Но в глубине души Мак-Аллистер прекрасно понимал: любовь имеет огромное значение, и он не желает никакой другой женщины, кроме Катарины.
Бракен прочистил горло, чтобы привлечь к себе внимание шотландца:
- Нам понадобится еще один конь.
Локлан кивнул:
- Согласен, но здесь их нет. Предлагаю поискать лошадь как можно скорее, потому что за последние две недели мой жеребец проскакал довольно большое расстояние.
- Наши лошади тоже, - подхватил Бракен.
Катарина, переводя взгляд с одного мужчины на другого, сказала:
- Я могла бы идти пешком, но это замедлит наше передвижение.
Англичанин в ответ фыркнул, закатив глаза:
- Как будто кто-то из нас смог бы ехать верхом, позволив тебе идти на своих двоих.
Он снова обратился к Локлану:
- Женщинам лучше ехать вместе. Так лошади будет легче.
Локлан согласился, что это так, но его слегка кольнула мысль, что Кэт поедет с Джулией, а не с ним. Отбросив сожаления, он взял кусок хлеба из рук Катарины, а после помог Джулии взобраться на лошадь.
Кэт в это время поделила каравай между остальными, а затем лэрд подсадил ее на лошадь позади англичанки. Пока он сам устраивался в седле, Катарина подала юной спутнице ее порцию хлеба.
- Насколько хорошо ты знаешь эту местность? – спросил горец Бракена.
- Довольно неплохо.
- Тогда мне нужно, чтобы ты проводил нас в Руан. Ты знаешь туда дорогу?
- Да, это два дня пути на запад отсюда.
Локлан облегченно вздохнул, узнав, что его цель настолько близка. Они прибудут на турнир почти к его завершению, но Страйдер еще должен там присутствовать. Оставалось на это надеяться.
- Тогда не будем мешкать.
Бракен повел их небольшой отряд прочь от места ночевки обратно в лес. Путешественники единодушно решили, что лучше по возможности избегать проезжих дорог, так как Локлан был единственным из них, кого не разыскивали люди короля. Вообще-то горца изумлял этот факт. Он не мог взять в толк, как он, человек, который всю свою жизнь старался избегать подобных сложностей, умудрился увязнуть в них по самую шею.
Это скорее могло случиться с одним из его братьев.
Беглецы скакали несколько часов, затем Бракен снова вывел их из леса на проезжий тракт.
- Впереди перекресток, - объяснил он. – Коробейники и прочие торговцы часто поджидают там проезжих, чтобы сбыть им свои товары. Надеюсь, кто-нибудь из них пожелает продать нам лошадь.
Локлан тоже на это надеялся.
- А как насчет солдат короля? – спросил он.
- Там вполне может оказаться один или два, - Бракен, прищурившись, посмотрел на спутниц. – Думаю, нам следует оставить женщин с Брайсом и поехать туда вдвоем.
Шотландец замялся:
- Кажется, что каждый раз, когда я оставляю Катарину одну, она находит неприятности на свою голову.
Кэт ответила ему негодующим взглядом:
- Я не... - начала она, но затем выражение ее лица смягчилось, как будто девушка пересмотрела свои слова. – Не часто.
Мак-Аллистер рассмеялся, признательный за то, что Катарина, по крайней мере, сознает истинное положение вещей.
- Я буду хорошенько за ней присматривать, - сказал Брайс с кривой усмешкой. –А если она устроит какую-нибудь неприятность, я ссажу ее с лошади и свяжу веревкой.
Теперь настала его очередь получить от Кэт уничтожающий взгляд:
- Ты, маленький разбойник! Я это запомню!
Юноша широко улыбнулся.
Локлан удерживал своего пританцовывающего жеребца на месте, пока Брайс не отвел женщин в укрытие подальше от дороги. Убедившись, что никто их не видел, горец, увлекая за собой Бракена, поскакал к расположившимся неподалеку торговцам.
Как и предсказывал его спутник, на перекрестке стояли три тележки продавцов в разнос, набитые разным товаром. Шотландец остановился у первой, к которой они подъехали. В ней лежали разные изделия из металла, включая несколько небольших мечей.
Вот они-то были очень кстати.
Спешившись, Мак-Аллистер взял один из мечей в руки, чтобы оценить его сбалансированность (42) и лезвие клинка. Довольно топорно сделанное оружие больше подходило для пехотинца и не годилось для благородного рыцаря. Но это было лучшее из того, что они могли достать, пока не доберутся до ярмарки.
Локлан заплатил продавцу, а затем подошел к следующему торговцу.
Бракен следовал за ним, ведя в поводу коней.
Горец протянул ему купленный меч.
- Спасибо, - сказал англичанин.
- В Руане я достану для тебя что-нибудь получше.
- Поверь, это самый прекрасный клинок во всем королевстве.
Мак-Аллистер понял, что Бракен имел в виду. Если у тебя что-то отбирают, то ты рад возвращению любого подобия отнятого.
- Не желаете ли купить отрез красивой ткани для своей любимой леди? – окликнула их старая карга от своей тележки. – Лучших узоров и не найти, милорд. Подойдите и убедитесь.
Локлан послал ей очаровательную ухмылку:
- Нам нужна лошадь, добрая женщина.
- Вы сказали лошадь? – из-за повозки старухи выступил пожилой мужчина. – Что ж, мне как раз только что досталась одна от предыдущей сделки. Что вы предложите взамен?
- Деньги... Если животина того стоит.
Продавец знаком пригласил Мак-Аллистера обойти повозку, к которой сзади были привязаны три лошади. Самая крупная из них была гнедой масти с белой звездой на лбу.
- Это мерин, - пояснил барышник. – Слегка недокормленный, но все-таки здоровый.
Продавец был прав: коня не мешало бы откормить, но в остальном он казался крепким.
Лэрд обменялся вопросительным взглядом со своим вассалом:
- Что думаешь?
Бракен пожал плечами:
- Богатому как хочется, а бедному как можется.
Это верно. Локлан вынул кошель и расплатился с торговцем. Взяв за поводья свое новое приобретение, он заметил, что его спутник отступил в тень, завидев приближающихся всадников.
Продавец кинул украдкой взгляд на дворянина, скачущего впереди. Это был тучный мужчина лет двадцати пяти. По реакции торговца было очевидно, что тот уже раз-другой имел ссоры с этим аристократом и терпеть его не мог.
- Доброго дня, милорд, - угодливо поздоровался барышник, но знатный сноб лишь презрительно усмехнулся и продолжил свой путь.
- Хвала Богу, не остановился, - негромко заметила старуха. – На прошлой неделе он отобрал у нас весь навар. Сказал, в счет уплаты налогов. Но я подметила, что у него появились новые башмаки и туника, отороченная мехом, в то время как мы едим гнилую капусту.
Мак-Аллистер не пошевелился, пока дворянин и его эскорт не проскакали мимо, удостоив его и торговцев лишь взглядом. Когда кавалькада скрылась вдали, Бракен подошел, взял мерина под уздцы и повел его к их лошадям.
- Это был твой друг? – многозначительно спросил его горец.
- Даже больше... Заслуженный клиент.
Шотландец ухмыльнулся:
- Поужинали вместе на прошлой неделе?
- Вообще-то, всего две ночи назад. Слишком недавно, и я уверен, что он еще помнит мое лицо.
- Путешествуя с тобой в Руан, я напрашиваюсь на неприятности?
- Скорее всего.
Мак-Аллистер покачал головой. Благоразумней было бы предоставить Бракена и его семейство самим себе, но горец был не таким человеком. Попавшему в опалу аристократу нужно вернуться к нормальной жизни, а этого не случится, если англичанина вздернут на виселицу за преступления, которые его вынудили совершить.
- Нам лучше держаться лесной чащи, - предложил Локлан.
- Абсолютно согласен. В любой момент еще кто-то из моих клиентов может организовать засаду, чтобы меня поймать.
В глазах Бракена безошибочно читалось веселье.
- Уж слишком ты наслаждаешься происходящим.
- Горечь может во многом лишить радости, но она же одаряет тебя богатым чувством юмора. Так как именно это чувство в последнее время служило мне основным источником развлечения, я склонен наслаждаться подобными моментами.
Мак-Аллистер решил, что не стоит винить англичанина за такую позицию. Ведь лэрд и сам ценил юмор в любой ситуации, а еще он заметил, как англичанин вложил в руку пожилому торговцу, продавшему мерина, маленький мешочек с монетами, полученный от Локлана ранее в уплату за службу.
Когда они вернулись к оставленным спутникам, то обнаружили женщин и Брайса сидящими на земле и играющими в кости, чтобы скоротать ожидание. Горец замер, захваченный этим зрелищем. Раньше он не мог даже вообразить благородную леди, не говоря уже о принцессе, которая настолько в ладу с собой, что снизошла до такой вульгарной игры (43), да еще и сидя на земле. Но эти две дамы, Катарина и Джулия, действительно от души наслаждались происходящим.
Бракен отвесил Кэт легкий поклон:
- Ваш конь ожидает вас, миледи.
Принцесса улыбнулась и вскочила на ноги, чтобы осмотреть лошадь.
- И прекрасный конь, надо сказать, - заметила она, похлопала лошадь по морде и погладила ее шею. Животное, казалось, абсолютно не возражало против такой демонстрации расположения к нему новой хозяйки. Локлан, конечно, не винил коня за это, ведь и сам был бы не прочь получить немного ласки от этой необычной женщины.
Шотладнец вытащил из седельных сумок мешок с фуражом (44):
- Наверное, надо немного покормить его, прежде чем мы двинемся в путь.
Бракен согласился:
- Мало нам будет проку, если он рухнет замертво от голода.
- И это, скорее всего, испортит мне день, - шутливо добавила Кэт. – У меня вовсе нет желания погубить бедное беззащитное животное, особенно такое красивое.
Мерин горделиво тряхнул гривой, словно понял ее слова.
Накормив его, они сели на коней и продолжили свой путь.
Горец ехал молча. Брайс и Джулия поддразнивали друг друга и Катарину, которая невозмутимо сносила их колкости. Их товарищеские отношения вызвали в Локлане сильную тоску по собственным братьям. До этого момента он даже не подозревал, как одинок был в этом путешествии. Порой неделями не с кем было поговорить, кроме как с собой. Ему это не слишком нравилось, но все же куда лучше, чем беседовать со своим жеребцом.
- А расскажите нам о Шотландии, лорд Локлан, - обратилась к горцу Джулия, выводя его из раздумья. – Я слышала, что это дикое место, где мужчины одеваются не так, как нормальные люди.
Катарина рассмеялась:
- Уж эти мужчины точно одеваются, как нормальные люди. Взгляните на Локлана. Не такой уж он странный.
Лэрд улыбнулся:
- Странный по сравнению с кем? Наглядевшись на таких, как вы, могу сказать, что мы, шотландцы, одеваемся и ведем себя лучше всех.
Он посмотрел на Джулию:
- Шотландия – это Божья страна, девушка. Ты никогда не встречала ничего прекраснее. Ее холмы и горы вздымаются, словно спины великанов, стремясь коснуться самых безоблачных небес, какие ты только видала.
- Как я хочу скорее попасть туда!
Катарина тихо засмеялась:
- Когда ты рассказываешь о Шотландии, я почти наяву ощущаю запах вереска (45).
- Я бы не рекомендовал пробовать его на вкус. Повезет, если после не будешь мучаться похмельем (46), - поддразнил Кэт Локлан.
- Хороший совет, - отозвалась она.
Они скакали весь день и остановились лишь на закате. Пока остальные разбивали лагерь для ночевки, Мак-Аллистер отправился добыть какую-нибудь дичь на ужин и довольно быстро обнаружил двух зайцев. Поставив петли, он поймал их и отправился обратно.
Подходя к протекавшему около их лагеря ручью, чтобы умыться, лэрд услышал, как Катарина произнесла его имя:
- Локлан немного мрачный.
Шотландец знал, что подслушивать – плохо, но в то же время женщинам не следовало обсуждать его за глаза. Решив, что иногда можно и попробовать поправить злом другое зло (47), горец подкрался поближе и увидел обеих спутниц у воды, умывающих лица.
- Он кажется очень нелюдимым, - заметила Джулия. – Словно его терзает какая-то внутренняя боль.
- Думаю, он беспокоится о пропавшем брате и о своей семье.
- Возможно, но я слышала рассказы о его отце. Говорят, что тот был не в себе. Как считаешь, могло безумие передаться его сыну?
- Нет, - выражение искренности на лице Катарины тронуло Мак-Аллистера. – Локлан – хороший человек. Вспомни, как он предложил, чтобы его дом стал вашим домом.
- Я помню. С его стороны это было более чем учтиво и порядочно. Просто... - голос Джулии пресекся.
- Просто что? – спросила Кэт.
Англичанка сглотнула ком в горле и продолжила:
- Я слышала, что когда старший Мак-Аллистер был в Англии при дворе, нашли изнасилованную и до смерти забитую девушку восемнадцати лет, мою ровесницу. Последний видевший ее человек утверждал, что она собиралась на встречу с Мак-Аллистером. И многие другие люди говорили, что тот убил ее во время свидания.
- Но ведь его не арестовали?
- Нет. И все же... Что, если это он убийца? Думаешь, лорд Ло...
- Нет, дитя, - оборвала ее Катарина. – Никогда. Не в его натуре совершать такое.
Горец попятился назад, прочь от женщин и их слов, все еще звучащих в его ушах. Скорее всего, то преступление действительно совершил его отец: Локлана бы это не удивило.
«Люди уважают лишь жестокость. Покажи им, что ты – самый большой негодяй, и никто не осмелится на тебя напасть». Его отец жил и умер, следуя этому правилу. А его мать носила на себе достаточно синяков и ссадин, чтобы Локлан знал не понаслышке, как часто его отец распускал свои кулаки даже с ней, не говоря уже об остальных.
Но, по крайней мере, Катарина видела истинное положение вещей: Локлан не был таким, как его отец, он отказывался обращаться с людьми так же жестоко. К сожалению, немногие могли это разглядеть.
С тяжелым сердцем горец вернулся в лагерь.
Лицо Брайса просияло, едва он увидел пойманных зайцев:
- Сегодня вечером животы у нас будут набиты!
Локлан положил добычу к ногам юноши, чтобы тот мог освежевать ее:
- Мне надо бы умыться.
Идя к ручью на этот раз, шотландец постарался шуметь как можно больше, чтобы предупредить женщин о своем появлении.
Когда он приблизился, Джулия извинилась и ушла, а Катарина осталась стоять за его спиной. Не обращая на нее внимания, Мак-Аллистер опустился на колени и начал споласкивать руки.
Кэт нахмурилась. Казалось, горец отгородился от нее еще больше, чем раньше.
- У тебя все хорошо?
- Я в порядке, девушка.
Но вид его говорил об обратном. Что-то его явно тревожило.
- Мы тебя задерживаем?
- Что?
- Я хотела сказать, может, тебя беспокоит то, что мы все путешествуем сейчас с тобой? Я знаю, что ты торопишься узнать что-нибудь о своем брате.
- Раз Бракен знает, куда надо ехать, а я нет, думаю, так я быстрее доберусь до цели.
Девушка придвинулась к нему ближе:
- Тогда что же так тяготит твой ум?
Мак-Аллистер поднялся, возвышаясь над ней, и отрезал:
- Ничего.
Так она и поверила! Каждая частичка его напряженного тела и потускневшие глаза противоречили этому утверждению.
- Как скажете, милорд, - произнесла Катарина нарочито смиренно.
Горец свел брови на переносице:
- На что ты намекаешь таким тоном?
- Ни на что. Если ты говоришь, что твой ум ничто не тяготит, значит, он пуст. А я не собираюсь расспрашивать глупца.
Взгляд Локлана стал еще более сердитым:
- Я думал, ты обещала воздерживаться от оскорблений в мой адрес.
- Оказывается, я не могу ничего с собой поделать. Должно быть, твои очаровательные манеры вынуждают тебя дразнить. Кроме того, ты же сам рассказывал Бракену, как часто братья тебя подначивали.
Черты лица шотландца немного смягчились:
- Вообще-то я был очень рад, когда они на время прекращали меня мучить.
- Тогда и я дам тебе еще одну передышку, - Кэт повернулась, собираясь уйти, но успела сделать лишь один шаг - лэрд с нежностью взял ее за руку.
Она выжидающе подняла на него глаза. По лицу Локлана пробегал мириад эмоций, сменяя друг друга. Но одна из них – сильное страдание в его потухших глазах - вызвала боль в сердце девушки. Она чувствовала, что горец хочет что-то ей сказать, но не в силах это вымолвить.
- Что-то еще? – спросила Катарина.
Мак-Аллистер отпустил ее руку:
- Нет. Тебе следует вернуться в лагерь.
Он снова опустился на колени у ручья.
Кэт медлила уходить, глядя, как шотландец плещет водой на лицо. Одна ее половина рвалась подойти к этому мужчине и коснуться его напряженной спины, а другая чувствовала, что ему сейчас хочется побыть в одиночестве. Решив оставить его с миром, девушка заставила себя удалиться, хотя это далось ей непросто.
Катарина не знала, почему так хотела облегчить боль Локлана, но это желание терзало ее. Что-то в горце притягивало вопреки здравому смыслу. Никогда раньше у нее не было таких чувств к мужчине. Конечно, в жизни она встречала таких представителей сильного пола, как Бракен, привлекавших своей внешностью или характером: умопомрачительные красавцы или мужчины, которые могли ее рассмешить. Но они не вызывали в Кэт огонь желания от одного лишь взгляда на них. Ей не хотелось их утешить, когда они печалились, и ее не пронзала боль от того, что они были чем-то встревожены.
- У тебя все хорошо? – спросил Бракен, когда девушка вернулась в лагерь.
Внезапно ей стал понятен короткий ответ Локлана на такой же вопрос.
- Я в порядке, - ответила она.
- По твоему виду не скажешь.
- Разумеется, у меня все прекрасно. Настолько, насколько это может быть у человека, убегающего от властей. В конечно счете, я вполне счастлива.
Англичанин засмеялся:
- Меня всегда это в тебе восхищало.
- Что?
- Твоя способность видеть свет в любой ситуации, какой бы мрачной она ни была. Хотел бы и я обладать таким умением.
Кэт улыбнулась:
- Ты слишком добр. Думаю, вы все поневоле проявляете великолепный такт.
Она прошла мимо Бракена и увидела Джулию и Брайса, сооружающих самодельный вертел, чтобы приготовить ужин.
Покончив с этой работой, брат с сестрой выпотрошили зайцев и пристроили их над костром, а потом Брайс достал из своей сумки небольшую деревянную флейту и начал на ней наигрывать.
Закрыв глаза, Катарина внимала звукам, позволив вызываемому ими удовольствию успокоить ее мятущийся разум. Она и сама не знала, почему, но музыка всегда умиротворяла ее, что бы ни случилось. Кэт открыла глаза и послала юноше улыбку:
- Ты вырос очень талантливым.
Брайс прервал мелодию, улыбнулся ей в ответ: «Спасибо», - и снова продолжил играть.
Катарина протянула руку Джулии:
- Потанцуй со мной, Джулс.
Та сразу же встала, стряхнула землю с юбки и, хохоча, взяла Кэт за руки так, что они образовали круг.
Локлан, войдя в лагерь, остановился, заметив танцующих женщин. Он буквально прирос к земле, увидев, как плясала Катарина. Никогда раньше не приходилось ему созерцать подобного. Это ничуть не напоминало придворные танцы (48). Волнообразные движения скорее напоминали танец соблазнения. Если именно так выглядела пляска Саломеи (49), то горец мог понять мужчину, готового на все, лишь бы угодить такой женщине.
Звуки музыки и смеха Кэт ласкали слух шотландца. А когда девушка закружилась вокруг себя, подол ее платья приподнялся, являя его взору пару самых потрясающих ножек из всех, что он видал.
Катарина плясала самозабвенно, без всяких правил. Для нее имело значение лишь собственное удовольствие. Ее улыбка буквально сразила Мак-Аллистера наповал, когда девушка приблизилась к нему и протянула руки:
- Присоединяйся к нам, Локлан!
Ничего в жизни ему не хотелось сильнее, но он не мог. Он не умел танцевать и вовсе не желал выглядеть глупо перед остальными.
- Нет, спасибо.
Кэт цокнула языком:
- Идемте, милорд. Хоть на миг станьте свободным.
Лэрд кинул взгляд на Бракена, который глазел на них с любопытством.
- Нет, Катарина.
Девушка в ответ закатила глаза, а потом подошла к англичанину. Тот принял ее приглашение и пустился в пляс с той же страстью, что и Кэт.
В этот момент какая-то часть Локлана кипела ненавистью к этому человеку, но больше всего лэрд ненавидел самого себя. Ведь он сам мог бы сейчас с ней танцевать. Только он запрещал это себе.
«Ты будешь выглядеть, как дурак, парень. Мужчины не танцуют. Отплясывают только бабы, кастраты и шуты. Хочешь, чтобы женщина посмеялась над тобой – тогда иди, выкаблучивайся! Поверь, этих дур волнует только то, как мужчина сражается на поле боя, и на что он способен в постели».
Его отец был прав. К тому же, в тот единственный раз, когда Локлан танцевал, его возлюбленная легла в постель с другим...
Мак-Аллистер вздрогнул от этого жестокого воспоминания. Он унизился, чтобы угодить Майре, но этого оказалось недостаточно. Он не опустится до такого снова. Пусть люди принимают его таким, каков он есть. А если не желают, он обойдется и без них.
Так что лэрд удовольствовался созерцанием того, как танцуют его спутники.
Пока не почуял, что зайцы подгорают.
Выругавшись, он бросился к вертелу, чтобы повернуть его, но было поздно: одна сторона жаркого уже почернела.
Запыхавшись, подбежала Катарина и воскликнула:
- О, нет!
- Видишь, к чему привело твое дурачество? – резко бросил горец.
Принцесса в ответ лишь беззаботно рассмеялась:
- Вижу. К обуглившимся зайцам и улыбке. Лучше пусть это, чем тяжелая хворь.
Локлан хотел было возразить, но его подкупили озорные искры в глазах Кэт и он тоже улыбнулся.
- Однажды, Локлан, я заставлю тебя танцевать.
- Этого никогда не случится, девушка.
- Ты бросаешь мне вызов?
- Нет, я всего лишь говорю правду.
Глаза Катарины по-прежнему светились игривым весельем:
- Я тоже. В конце концов, все будет по-моему. Попомни мои слова.
В этот миг дело осложнялось лишь желанием горца, чтобы все было так, как хочет он, причем в совсем другом танце. Ощущая исходящий от Кэт жар, воин отчаянно жаждал попробовать на вкус ее губы и тело.
- Лучше предоставь мне об этом позаботиться, - сказала Джулия, подойдя к Мак-Аллистеру. – Мы не можем себе позволить спалить этих зайцев окончательно, иначе тебе придется снова идти на охоту.
Она оттеснила Локлана от костра и взяла на себя приготовление жаркого.
Шотландец кивнул, хотя даже толком и не понял ее слов. Все его внимание было сосредоточено на губах Катарины.
Шаловливо сверкнув темными глазами, Кэт поднялась на цыпочки и быстро поцеловала воина в щеку.
- Один танец, - шепнула она ему на ухо.
По телу Локлана пробежала дрожь, но ее почти сразу погасило осознание того, что он никогда не поддастся чарам этой девицы.
И никогда не будет танцевать.
_______________________________________
Примечания переводчика:
38) LeFaucon – «Сокол» (фр.)
39) Шериф - королевский чиновник в средневековой Англии. Должность возникла не позднее X в. Вначале занимался сбором денег для королевской казны. Затем его полномочия были расширены. В XI в. стал отправлять финансовые, судебные, военные и административно-полицейские функции, ему принадлежала и политическая власть в графстве.
40) Берсерк (берсеркер) — викинг, посвятивший себя богу Одину, перед битвой приводивший себя в ярость. В сражении отличался большой силой, быстрой реакцией, нечувствительностью к боли, безумием.
41) Менестрели (от позднелат. «minis teriales» — «состоящий на службе») — придворные певцы и музыканты во Франции и Англии XII—XIII вв. Воспевали рыцарские подвиги, служение Прекрасной Даме. Позднее, в XIV—XVIII вв., менестрелями называли бродячих музыкантов из простонародья.
42) Необходимо, чтобы меч был правильно сбалансирован, иначе он будет неуклюжим, грубым, лезвие будет тянуть руку вниз, перевешивать рукоять, им нельзя будет правильно фехтовать, и даже возможен вывих запястья. Плохо сбалансированный меч, например, совершенно не позволяет выполнять некоторые приемы, в то время как сбалансированное оружие поддерживает и усиливает удары. Для балансировки утяжеляют либо всю рукоять, либо только ее часть.
43) Игра в кости, одна из древнейших игр человечества, была широко распространена и в эпоху высокого средневековья, когда происходит действие романа, но считалась тогда игрой низменной, порочной. Такие игры назывались азартными, от арабского слова— «азар», что значит риск; а риск, искушение судьбы противоречили христианской морали. К тому же, как пишет средневековый хронист, в кости играли так, что некоторые уходили домой босы и наги. Церковь и короли регулярно издавали указы, запрещавшие азартные игры в публичных местах, но это, естественно, мало помогало. Так, Оттон Великий в 952 г. запретил играть в кости духовенству, Генрих II Плантагенет в 1188 г. - крестоносцам.
44) Фураж (от. фр. «fourrage» — «корм») - сухой корм для лошадей, овес, сечка, сено и др.
45) Вереск – низкорослый кустарник с крохотными цветами. В культуре Шотландии вереск занимает совершенно особое, почетное место, из листьев растения производили желтый краситель для знаменитой клетчатой ткани, тартана. Старинная шотландская легенда гласит, что скромный вереск был единственным растением, которое по просьбе Бога согласилось расти на голых, продуваемых ветрами склонах шотландских холмов. За это Господь наградил вереск повышенной выносливостью, непритязательностью и естественным очарованием, а также ароматом и качествами медоноса.
46) Здесь игра слов: использованный в оригинале текста глагол «taste» имеет несколько значений, в т.ч. «ощущать аромат» и «попробовать, отведать». Первое значение имеет в виду Катарина, ведя речь о растении вереск, а второе значение употребляет Локлан, говоря о вересковом эле, старинном шотландском напитке с мягкой горечью (потому что мед из вереска терпкий, даже горький). Этот напиток в 18-ом веке французы называли шотландским бургундским, а англичане шотландской мальвазией. С ним связана старинная легенда, позднее описанная в балладе Р. Стивенсона "Вересковый мед" об отказе выдать чужакам секрет производства этого напитка даже ценой жизни.
47) Здесь герой переиначивает английскую пословицу «twowrongsdon'tmakearight», которую можно перевести как «злом зла не поправишь», «зло за зло - добра не будет», «минус на минус не всегда дает плюс» и т.п.
48) В XII в.танец входил в число обычных для рыцаря занятий и выступал как своего рода домашняя альтернатива турнирам на открытом воздухе. Из разных письменных источников XII и XIII веков усматривается, что в это время резко обозначились две категории танцев, имевших одинаковый во всей Европе характер. Были танцы медленные, "тягучие", и более быстрые с прыжками. Танцы со спокойными темпами считались дворцовыми, придворными, несмотря на то, что их исполнял и народ, собиравшийся повеселиться на вольном воздухе. Кавалер брал за руку одну или двух дам. Сдержанными шагами с вытянутым корпусом, церемониально проходил он с дамой кругом залы. Обычно танец возглавляла одна пара, к ней присоединялись другие, медленно двигаясь по кругу; тип этого танца во многом напоминал полонез. Такое времяпрепровождение считалось тогда веселым.
49) Саломея — иудейская царевна (5 год или 14 год — между 62 и 71), дочь Иродиады, падчерица Ирода Антипы, персонаж Нового Завета. Пророк Иоанн Креститель был заключен в темницу Иродом Антипой, правителем Галилеи, за то, что открыто осуждал сожительство Ирода с Иродиадой, женой его брата Филиппа. Очарованный танцем юной Саломеи на праздновании своего дня рождения Ирод Антипа согласился выполнить любое её желание. Будучи научена своей матерью, Саломея потребовала убить пророка Иоанна Крестителя, и ей была принесена на блюде его голова.
Мне понравилось!