Карта ролевой игры "Наследство дона Терессио"

Когда-нибудь это должно было случиться. Такие как Джино не умирают от старости в своей кровати, и всё же его смерть стала для меня неожиданностью. Наверное, невозможно быть готовой к смерти близкого человека, даже если тот болен и медленно угасает, и уж тем более нельзя быть готовой к смерти здорового мужчины в расцвете сил. Джино был именно таким, а его смерть изменит мою жизнь. Пока последствия не проявились, но это лишь вопрос времени. Я осталась без дополнительных финансовых средств и защиты, даруемой мне положением его любовницы. А ещё мне будет очень не хватать его. Нам будет не хватать его.

Как ни сдерживалась Оливия слёзы закипели на её глазах, грозясь потечь вместе с тушью.

Он был добр ко мне с самой первой нашей встречи. О, у Джино была масса недостатков и среди них упрямство, нетерпеливость, властность, даже грубость – это только те, с которыми мне пришлось познакомиться в первую очередь, но за всем этим стояла любовь. Я не сразу поняла это, что не удивительно, мне тогда только-только исполнилось двадцать два и мужчин ко мне влекли красота и моя расцветающая слава. Все они много обещали, пользовались и уходили. Джино даже не удосужился что-либо пообещать. Сейчас это воспоминание вызывает улыбку, а тогда я очень испугалась. Он пришёл после представления в мою гримёрную и вежливо, но весьма недвусмысленно дал понять о своих намерениях. Я, конечно, знала кто он. Таких людей, как Джино Терессио, невозможно не заметить или, увидев, не обратить внимание. Видя как быстро рассеялась группа поклонников перед дверями гримёрной, я с перепугу даже не понимала каким галантным и обходительным он был со мной, это понимание пришло позже, когда я узнала каким он был с другими. Мне было страшно ещё и от того, что он не принёс привычные для поклонников цветы или какой-то подарок, не обещал звёзды с неба и не клялся в любви. Это пугало. В тот момент мне почему-то казалось, что переспав со мной, он просто прикажет меня убить, поэтому и не считает нужным умаслить. Джино повёл меня в ресторан, но самым ярким воспоминанием стала не наша беседа или трапеза, а куча его головорезов с «Томпсонами» наперевес. А потом был номер люкс в самом дорогом отеле Нью-Йорка и незабываемая ночь. Если бы мне кто-то сказал, что можно наслаждаться сексом с мужчиной, которого боишься до обморочного состояния, я бы не поверила, но это было так. И что самое замечательное – на утро меня не убили. С того вечера для меня началась другая жизнь – жизнь любовницы дона Терессио – богатая, защищённая и счастливая. Спустя время я оценила то, что выбор Джино пал на меня, его отношение ко мне. На протяжении долгих лет он давал мне всё, что может дать мужчина женщине и даже то, на что я не смела рассчитывать.
Тогда Джино был ещё женат, что, надо сказать, меня не расстраивало. Я не метила в жёны, меня вполне устраивало положение свободной, пусть и условно, и любимой женщины. А он меня любил. И хоть он не часто говорил об этом, я это знаю, и лучшее подтверждение – десять лет, что мы были вместе. За это время Джино успел выдать замуж дочь, похоронить свою первую жену, стать дедушкой и снова жениться, но всё это было где-то там... в параллельной нашей жизни. Я не знаю каким он был мужем и отцом для своей дочери, догадываюсь каким он был доном, и знаю, что со мной он был просто мужчиной. Джино не часто говорил о бизнесе, но я ценила то, что он делится этим со мной. Он смеялся когда я говорила, что волнуюсь за него и что ему нужно быть осторожнее, но я знаю, что ему это нравилось. Я говорила правду, а он оказался не достаточно внимательным и всё-таки позволил себя убить.

Оливия оторвалась от созерцания пугающей, и в то же время притягивающей, своей чернотой могильной ямы и обвела взглядом лица четырёх донов. Чего стоит мир между семьями она знала от Джино – он не стоит и ломанного гроша. Могли ли они действовать сообща или это был кто-то один? Глупо вопрошать «за что?», но воткнуть нож в чёрное сердце убийцы от этого хотелось ничуть не меньше. Её взгляд задержался на доне Молинаре. Молодой свёкр Джино, пожалуй, единственный кому его смерть была не выгодна, а уж брачный союз между семьями и вовсе обесценивала. Пожалуй, его можно скинуть со счетов. Дон Ламберти – «сытый» и благоустроенный, мог ли он мстить за смерть отца? Но ведь его убийство не было делом рук Терессио... Стал бы он развязывать войну между семьями, не имея уверенности в том, что вышел на верный след? Не слишком-то похоже на этого, по словам Джино, лощённого хитреца. Дон Корелли. Что-то связанное с ним было во времена начала её отношений с Терессио, но что именно? Воспоминание ускользало, но то, что Джино тогда упоминал его имя – это точно. Мог ли Корелли ждать столько лет, чтобы отомстить? Из этих четверых он был самым скрытным и его имя очень редко бывало на слуху. В тихом омуте... Взгляд Оливии переместился на дона Гуэрру. «Выскочка» как его однажды охарактеризовал Джино, «кровавый» дон был известен своей безжалостностью, он не останавливался ни перед чем. Но разве у него были какие-то дела с Джино? Конечно, Джино мог об этом просто не рассказывать. Губы Оливии презрительно скривились. Стервятники. Делают печальные мины, а сами только и думают о том, как бы урвать кусок пожирнее. Уже отворачиваясь обратно к могиле, Оливия заметила Лучию Терессио и окинула девчонку изучающим взглядом. Тоненькая, хрупкая, с ещё не окончательно оформившимися женскими формами, она выглядела неловкой, наряженной и выставленной на показ куклой. Оливия не питала к девушке неприязни и уж точно не ревновала к ней Джино, который, как она теперь убедилась, не лгал утверждая, что этот брак всего лишь сделка. Ей было даже немного жаль девочку-пешку в играх сильных мира сего. Она отметила покрасневшие глаза и застывшие на лице... скорее, испуг и тревогу, чем горе по усопшему супругу. Должно быть ей тоже страшно...

Глупо отрицать, что будущее страшит меня. О, Джино хорошо заботился обо мне, у меня есть небольшой, но очень уютный дом в респектабельном районе, драгоценности, продав которые я могу безбедно жить несколько лет, в конце концов я неплохо зарабатываю сама, но... кто защитит меня? И что ещё важнее, кто защитит Алессандро, если вдруг не станет и меня? Джино говорил, что позаботится о будущем нашего сына, но теперь его нет, а я не знаю что страшит меня больше: то, что он солгал и оставил Алессандро без средств или то, что станет известно о самом существовании моего мальчика. Мой сын, и я была уверена в этом, достоин самого лучшего! «Он должен был от рождения носить фамилию отца и быть его полноправным наследником» часто думала я глядя на Джино и сына, сходство которых было неоспоримо. А в моменты сомнений или когда что-то случалось, как сейчас, мне хотелось, чтобы никто никогда не узнал о Алессандро.

Оливия вздохнула глубже и шагнула к могиле. Комок земли со стуком упал на крышку гроба и две слезинки наперегонки побежали по её щекам.

А я думала что сильнее и смогу не плакать.

Досадуя на саму себя, Оливия отвернулась от собравшихся и приложила сложенный платочек к уголку глаза, чуть ли не впервые за все эти годы почувствовав себя униженной. Нет, не положение любовницы заставило её испытать это оскверняющее чувство, Джино (царство ему небесное!) сделал её жизнь только лучше, а последние несколько лет, после смерти его первой жены, даже не скрывал их отношения. Ей казалось унизительным, что его убийца, наверняка, сейчас видел её слёзы, возможно даже получал удовольствие, глядя на причинённые страдания. Если бы можно было только узнать кто стоит за убийством Джино...

Они смотрели на меня так, словно хотели сказать, что мне тут не место. Но, думаю, Джино бы с ними не согласился. Я в гораздой большей степени его вдова, чем эта маленькая куклёшка.

Оливия посмотрела в сторону принимающей соболезнования вдовы и почувствовала ощутимый толчок в плечо. Пытаясь сохранить равновесие, она сделала шаг в сторону. Мягкая, влажная почва легко поддалась под туфелькой, осыпаясь в могилу. Не чувствуя под ногой опору, Оливия взмахнула руками. Мимо прошёл дон Гуэрра. Не было сомнений, что это именно он толкнул её, но сейчас было не время думать об этом. Ещё раз покачнувшись, Оливия выбросила руку вперёд и схватилась за рукав телохранителя «кровавого» дона. Скорее по инерции, чем из желания помочь, мужчина поддержал её за талию, не дав упасть в могилу.
Пробормотав слова извинения и благодарности, Оливия отошла от могилы, решив что вернётся сюда позже.

Хотелось просто побыть одной. Оливия взяла себя в руки и зашагала прочь от могилы Джино. Не оборачиваясь, не обращая внимание на косые взгляды. Люди медленно потянулись с кладбища, но говорить ни с кем не хотелось и она опустила вуаль, отгораживаясь от любопытных.
Внезапно тишину разорвал звук выстрела, а затем ещё одного. Оливия закрутила головой, пытаясь понять откуда исходит опасность. Не зная что делать и куда бежать, она медленно присела на корточки и прикрыла голову руками. Как будто это могло помочь...

Поняла, конечно, что тут непонятного. Не очень удобно приземлившись за надгробьем, Оливия посмотрела на своего "спасителя" и, чтобы не сболтнуть лишнего, прикусила язык. Дон Гуэрра, казалось, уже забыл о ней и был полностью поглощён развязавшейся перестрелкой. Решив, что это к лучшему, Оливия поджала под себя ноги, стараясь сжаться ещё больше, стать незаметнее и для стреляющих, и для галантного дона.

Выстрелы смолкли. Дон Гуэрра к сожалению не забыл о ней и грубым рывком поставил на ноги. Оливия хотела отказаться от предложенной компании, но крепкая хватка дона Гуэрры говорила о том, что её мнения никто не спрашивает. Стараясь не терять достоинства, она прошла за мужчиной под прикрытием его телохранителей к машине.

Договорились, никаких слов благоданости. Подталкиваемая грубой рукой, Оливия снова не слишком грациозно плюхнулась на заднее сиденье автомобиля и отвернулась от дона Гуэрры. С облегчением услышав, что он поедет в другой машине, она дождалась когда машина тронется с места и занялась своим туалетом. Валяние на земле оставило на юбке платья свои следы и макияж нуждался в небольшой корректировке.
Время поездки до дома Джино промелькнуло незаметно.

Шофёр распахнул перед ней дверь машины и Оливия вышла. Она задержалась на подъездной дорожке на несколько минут, разглядывая дом Джино. Дом, который мог бы принадлежать Алессандро. Этот дом был местом где ей действительно не следовало находиться, но Оливия хотела увидеть его хоть одним глазом. Просто чтобы знать где и как жил Джино в параллельной их жизни, просто... просто потому, что ей так хотелось.

Кто-то прошёл мимо и вывел её из задумчивости. Гордо вскинув подбородок Оливия пошла вслед за остальными в дом дона Терессио.

Как Оливия и предполагала ей всё же пришлось встретиться с молоденькой вдовой Джино лицом к лицу. Девочка была явно удивлена, но вида старалась не показать. От Оливии не укрылся и вздёрнутый подбородок и брошенный на прислушивающихся к их разговору женщин взгляд Лучии.

- Давай заключим перемирие, рагацца, - тихо, так чтобы её услышала только Лучия сказала Оливия. - Нам с тобой нечего делить. Уже нечего. Всё, что я хочу, это проводить Джино в последний путь.

Кивнув Лучии и другим женщинам в холле, Оливия не торопясь, походкой знающей себе цену женщины, прошла в гостиную.

И всё же ей не следовало находиться здесь. На неё косились и обходили стороной как прокажённую. Чувство мрачного удовлетворения от того, что сделала по своему, довольно скоро сменилось разочарованием. Она ошибалась, когда думала, что этот дом сможет помочь ей лучше понять Джино, сделает чуть ближе, и может даже в какой-то мере хоть не надолго вернёт его. Нет, эти стены, обстановка... ничто тут не ассоциировалось у неё с Джино Терессио. Разве что только несколько фотографий, которые она уже внимательно изучила. На одной из них Джино был совсем молодой - не больше 18 лет и, глядя на юношу на пожелтевшей фотографии, Оливии казалось что она заглянула в будущее и увидела каким через десяток лет станет её Алессандро. На другом снимке он был со своей первой женой, красивой девушкой, в чьей осанке были видны горделивость и порода. Третий снимок был сделан в день его венчания с Лучией Молинаре. В отличии от первых двух фотографий, на этой он не улыбался.
Оливия отвернулась от стены со снимками. Фотографии в её доме были куда лучше и несли в себе больше счастья, чем все эти три вместе взятые.

Всё также грациозно и плавно, словно была на сцене, она вышла из комнаты, а затем и из дома. Выйдя на дорогу, Оливия поймала такси и назвала свой адрес.

В доме было тихо.
Какой долгий день. Оливия сняла туфли и, почти бесшумно ступая босыми ногами, поднялась на второй этаж. Алессандро мирно спал в своей кровати. Поправив сбившееся одеяло, Оливия погладила сына по голове и поцеловала в лоб. Как быстро пролетело время. В следующем месяце ему уже исполнится семь лет, а ведь казалось...
Отмахнувшись от воспоминаний и мыслей о скоротечности жизни, Оливия тихо вышла из комнаты сына и прикрыла за собой дверь. Неожиданно сильно накатила усталость и, решив оставить все дела на завтра, Оливия решила лечь спать пораньше.


За завтраком Алессандро без умолку тараторил о гонках и Марио Скилаччи, который - о, счастье! - был не только знаменитым гонщиком, но и личным водителем его отца. Не раз катавшись с Марио, Алессандро решил, что когда вырастет тоже станет гонщиком! Пока же он с детским восторгом взирал на своего кумира, абсолютно уверенный, что тот сегодня обязательно выиграет. Оливия слушала его улыбаясь, пока Алессандро не спросил в котором часу заедет отец. Оказалось, что Джино обещал свозить сегодня сына на гонки. что-то вроде дня в мужской компании. Улыбка сбежала с лица женщины. За прошедшие со дня смерти Джино три дня, она так и не сказала сыну, что отца больше нет. Не смогла.
Почувствовав на себе взгляд Мэри - экономки их дома - Оливия виновато посмотрела на женщину и покачала головой. Пожилая женщина недовольно поджала губы. Оливия и сама знала, что придётся рассказать сыну, долго скрывать она не сможет, но сделать это прямо сейчас... она не могла.
Объяснив сыну, что отец очень занят и не приедет, она с деланно-радостным видом сообщила, что сама пойдёт сегодня с ним на гонки. Заметно погрустнев, Алессандро пошёл к себе переодеваться, а Оливии пришлось выслушать наставления пожилой и более мудрой женщины.
- Я скажу, - пообещала она Мэри, - может даже сегодня вечером. Не хочу сейчас портить ему настроение.
Это была отговорка. Попытка отсрочить неизбежное.


За полчаса до начала гонок Оливия, Мэри и Алессандро заняли свои места на трибуне. Сын с восторгом оглядывался по сторонам и так и сыпал словечками, которые, наверняка, слышал от Марио, и которые совершенно не понимала Оливия. "О близком знакомстве со Скилаччи Алессандро теперь тоже придётся забыть" с грустью подумала Оливия. Ещё один удар для мальчика.

Увидев приветственно машущего Скиллачи, Алессандро вскочил со своего места и, не спросив разрешения, побежал посмотреть на миджет поближе. Оливия резко поднялась со своего места и несколько раз окликнула сына, но тот её или не слышал, или не хотел слышать. Побоявшись, что мальчик может потеряться в толпе, попасть под машину или в руки злоумышленнику, она заторопилась за ним.

Алессандро крутился вокруг миджета с каким-то мальчиком, за которым также по пятам следовала его мать. Приблизившись, Оливия узнала в ней Альму ДиЧиара - дочь Джино - и остановилась. Она видела Алессандро и отсюда.

От машины отошёл мужчина. Дон Молинаре. Похоже, с похорон все перебрались на ипподром и что толку, что она вчера решила оставить общество этих людей.

Кажется пора было на старт. Синьор Скиллачи забрался в свою машинёшку и Оливия, игнорируя "знакомых", подошла к сыну.
- Идём, дорогой, с наших мест наблюдать за гонкой тебе будет гораздо удобнее и безопаснее, чем глотать тут пыль из под колёс.
Судя по виду Алессандро он был не согласен с матерью, но последовал за ней обратно на их места.

- Мистер Моррисон, доброе утро.
Оливия была удивлена, что мужчина осмелился заговорить с ней на виду у родственников Джино. Как капо и старший мужчина в семье, он нёс сейчас ответсвенность за семью Терессио, но показывать своего удивления она не стала, стараясь не ставить в неудобное положение ни себя, ни его.

- Увлекаетесь? – она кивнула в сторону трассы, - Алессандро просто без ума от гонок и не оставил мне ни малейшей возможности увернуться от посещения... – Оливия слегка замялась, - зрелища, а следовало быть в театре и готовиться к выступлению.

Не уверенная, что правильно поняла мистера Моррисона, Оливия вежливо улыбнулась.

- Вы правы, не раз. Алессандро вбил себе в голову, что хочет в будущем стать гонщиком, - Оливия улыбнулась и погладила сына по голове, привычно запутав пальцы в тёмных кудрях. Алессандро, кажется, даже не заметил её жеста, полностью поглощённый гонкой. - А выступление, - она неопределённо взмахнула рукой, - я так часто играла эту роль, что кажется она уже стала частью меня.

Видя, что всё внимание мистера Моррисона обращено на трассу, Оливия сочла за лучшее попрощаться и, наконец-то, занять с сыном их места.

- А ещё не поздно? - улыбаясь спросила Оливия перед тем как они разошлись по своим местам.

Алессандро смотрел гонку, а Оливия, скучая, по сторонам.

На глаза попалась молоденькая вдова Джино, похоже ей стало плохо. Возможно ли, что девчонка беременна? Оливия проследила взглядом за Лучией и проводившем её доном Гуэррой и отвернулась.

Увиденное на трассе её не на шутку встревожило. Чувство тревоги набирало силу и не выдержав, Оливия вскочила и потянула сына за собой.
- Алессандро, Мэри, мы уходим.
- Мама! - Алессандро попытался воспротивиться воле матери, но у той словно прибавилось сил и она неумолимо потянула его к выходу.

А через несколько секунд мир превратился в ад. Страшные крики, треск дерева и металлический скрежет слились в жуткую какофонию смерти. Люди бросились в рассыпную, толкаясь и сбивая друг друга с ног. Кто-то сильно толкнул её, а подняв глаза Оливия не увидела сына.

- Алессандро! Алессандро!

Едва встав на ноги, Оливия оказалась снова сбитой каким-то тучным мужчиной. Падая, она больно ударилась боком о деревянную скамью. Кто-то наступил ей на ногу, на подол платья, больно пнул, пытаясь переступить... А она продолжала истошно кричать имя сына.

Оливия хоть и была благодарна мистеру Моррисону, но уходить с трибуны без сына категорически отказалась. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, она несколько раз порывалась броситься за мистером Моррисоном искать Алессандро, но мужчина, которому доверил её капо Джино удерживал её на месте. Он что-то там говорил об опасности пораниться, но Оливия его едва слышала.

Увидев, наконец, мистера Моррисона с Алессандро на руках, Оливия, шипя как кошка, высвободилась из хватки мужчины и бросилась им навстречу.
- Алессандро, мальчик мой... - пытаясь охватить взглядом сразу всё, и поэтому перебегая глазами от лица к телу, ногам и обратно, Оливия быстро ощупала ребёнка и протянула к нему руки.

- Я... Спасибо, мистер Моррисон. Конечно, да, к врачу... Надо обязательно показать его врачу, - сбивчиво благодаря мужчину за помощь, Оливия смотрела в побледневшее лицо сына, не замечая как по лицу катятся слёзы облегчения. - Я так обязана вам, мистер Моррисон, - наконец посмотрела она на спасителя, - огромное спасибо.

Отыскав врача, Оливия одновременно нашла и Мэри. Пожилая женщина была уверена, что они успели покинуть трибуну и искала их среди людей снаружи.
Врач, осматривающий Алессандро, диагностировал сильный ушиб, который и повлёк за собой обморок. Перечислив возможные последствия и велев в случае осложнений незамедлительно обратиться к врачу, их отпустили домой.

Отправив Мэри ловить такси, Оливия ещё раз сердечно поблагодарила мистера Моррисона и повезла сына домой.

Только добравшись до дома и убедившись, что с Алессандро всё в порядке, Оливия, наконец, вспомнила о себе. Лодыжка, на которую наступил явно мужской башмак, саднила, на бедре от полученного пинка, так же как и на рёбрах, расплывался синяк. Сняв испорченное платье и держась за бок, Оливия прошла в ванную комнату и включила горячую воду. Конечно, сначала нужно было бы приложить к синякам лёд, но момент уже упущен, а горячая вода поможет снять боль. Когда воды набежало достаточно, женщина высыпала в неё ароматическую соль и легла в ванну. Шок от случившегося начал отступать и на его место пришло осознание того насколько плохо могло всё кончиться. Оливию трясло, как в ознобе, даже не смотря на горячую воду. Сегодня она могла потерять своего мальчика. Слёз не было, но боль, страх и неожиданно ставшее осязаемым одиночество, заставили её скорчиться и дрожать... пока не отпустило. Пока вода не стала холодной. Оливия поняла это только когда пошевелилась. Тупо, механическими движениями она помыла голову и промыла волосы чистой водой. Закончив омовение, она выбралась из остывшей воды и, завернувшись в большое, пушистое полотенце подошла к зеркалу. Если не обращать внимание на глаза, выглядела она как обычно.

Оливия вернулась в комнату и хотела начать собираться в театр, но Мэри настояла на том, чтобы осмотреть и обработать её повреждения. Ей было всё равно. Безучастная к происходящему, она позволила Мэри крутить себя как куклу и причитать над каждым синяком. Оглушённая, она не чувствовала физической боли, но терпеливо перенесла все процедуры. Недовольный взгляд Мэри остановился на её лице. Оливия знала, что хотела сказать верная служанка и только отрицательно помотала головой. Поджав губы и всем своим видом выражая неодобрение, Мэри вышла из комнаты. Оливия закрыла глаза. Из под опущенных ресниц не выкатилось ни одной слезинки, но сердце её обливалось ими.

Спустя час Оливия вышла из своей комнаты элегантно одетая, с уложенными в причёску волосами и тщательно накрашенная. Её изящные движения были спокойны, походка грациозна, а на губах играла загадочная улыбка. И только глаза выдавали то смятение, что владело её душой.

Алессандро подперев голову рукой что-то рисовал.
Поцеловав сына на прощание и взяв с Мэри обещание, что та позвонит, если что-нибудь случится, Оливия поехала в театр, в котором выступала вот уже на протяжении четырнадцати лет.

Оливия не двигалась, позволяя костюмеру и гримёру закончить свою работу. Её отсутствующий взгляд был направлен в сторону сцены.

Началось второе действие: Скарпия ждал Тоску в своём кабинете, чтобы предложить стать его любовницей в обмен на жизнь её любимого Каварадосси.

Губы Оливии невольно дёрнулись, складываясь в ироничную улыбку. Века идут, а в жизни и людских отношениях ничего не меняется. Гримёр ещё раз прошёлся пуховкой по её скуле и отступил.
Двигаясь безотчётно, по инерции, Оливия вышла на сцену и начала свою партию.

Сегодня она не чувствовала привычного волнения, а словно видела и слышала себя со стороны. Странное чувство нереальности окутало её, смягчило боль, заглушило посторонние звуки, позволяя заново и беспристрастно посмотреть на себя и свою жизнь. Сегодня смерть Джино стала по-настоящему ощутимой. Если до этого были лишь слова, закрытый гроб и непонимание, то теперь то, что его больше нет рядом стало реальностью. Реальностью, в которой она осталась одна. Ответственная за себя, за Алессандро, даже за Мэри, за их общее будущее. Теперь ей было по-настоящему страшно, потому что оказавшись в опасности, без Джино и его людей, она оказалась неспособной помочь ни сыну, ни даже самой себе.



Сегодня Тоска с таким чувством умоляла барона освободить Каварадосси, что публика внимала пению Оливии онемев от её горя, и не дыша от переполнявших их эмоций и восхищения. У женщин в зале по щекам текли слёзы. Скарпиа, наслаждаясь горем Тоски, обещает помиловать художника, если она станет его любовницей. Сегодня толкающий на грех Тоску Скарпия напомнил Оливии подтолкнувшего её в могилу дона Гуэрру. Быть может она просто запуталась и слепо пыталась обвинить кого-то в своих бедах, но сейчас ей совсем не казалось, что это была случайность. Она была почти уверена, что именно этот хладнокровный, безжалостный тип убил Джино. Спасение любимого сейчас единственно дорого Тоске — она идёт на обман и даёт согласие.
Скарпиа приказывает во время казни стрелять в Каварадосси холостыми патронами, чтобы когда солдаты уйдут, Тоска и художник могли бежать. Отдав распоряжение и раскрыв объятия, Скарпия идёт к Тоске... она вонзает кинжал в его грудь.
До этого момента Оливия считала себя не способной на убийство, но сейчас ей было жаль, что нож в её руке бутафорный, а актёр играющий Скарпию не дон Гуэрра.

Шквал оваций вернул её из мира мести в реальность. Бросив короткий взгляд на ложу Джино, Оливия не поверила своим глазам.

– Ты была великолепна! Какой успех! – встретил её за кулисами директор "Метрополитена".
Подставив ему щёку для поцелуя, Оливия поспешила скрыться в своей гримёрной, пока не обрушила свой гнев на первого попавшегося.