Отражение любви (ИЛР)

_________________

Ри, привет! спасибо за продолжение
Чувствую, подбираемся к тайне Лотти все ближе. Лотти так беспокоится по поводу Уильяма, что уже и я опасаюсь, как он эту тайну воспримет. Очень-очень надеюсь, что герои не поссорятся, и брачная ночь все же состоится. И так они припозднились уже Уильям, кстати, мог бы быть и понастойчивее, а то 5 дней оба сидели по разным углам из-за врожденной скромности))
Очень жду продолжение

Помидорчик, спасибо за продолжение! Очень милая глава!

Сначала меня немного расстроило, что отношения Лотти и Уильяма не сложились в начале их брака. Но потом порадовалась, что Лотти решила сделать первый шаг к тому, чтобы улучшить их отношения! Ну а уж в Уильяме я не сомневалась - он не из тех, кто будет продолжать дуться и показывать свою гордость. Ну и нелегко устоять перед любимой и желанной женщиной, когда она так дразнит)))

Вообще Уильям мне очень нравится, он такой понимающий и так относится к тому, кого любит, что просто невозможно ему не доверить свою тяжёлую тайну. Что и делает в итоге Лотти... она молодец, что всё-таки отважилась на этот нелёгкий шаг! Если бы оставила всё как есть, то эта тайна, что так сильно тяготит её, стеной между ними стояла бы.
Надеюсь, она ему всё расскажет, без утайки.

В общем, жду, что произойдёт дальше))


*******
Какая ты коварная

Это не пессимизм, а реализм В реальной жизни любовь редко побеждает всё. В ЛР-то, понятное дело, что любовь - великая сила, коей можно даже горы свернуть; на то они и ЛР)))


Ну не уживутся и ладно, я не против такого поворота сюжета)))


Зато сейчас намучалась, а потом будет легче какую-то другую драку где-нибудь описывать)) Тоже полезно))
А рассудила верно Я вообще за реализм в таком деле, не люблю крутизну героев там, где её по идее не так много должно быть)) А то иногда некоторые делают из героев прям мастеров каратэ

Ну, пусть учится)))

А знаешь, я ведь ступила... вот что значит отвечать, когда болеешь и мозг туго соображает Я-то всё это время имела в виду мастер-класс в постели (первая ночь не удалась - не показал), только потом до меня допёрло, что ты имела в виду мастер-класс в драке)))

Да ну, чего так сразу наследника рожать? Пусть сначала поживут без детей, беззаботно, нарезвятся вдоволь

Ну, наконец-то! А я уже думала, что так и не решится.

Что за провокаторша, однако! Ну, и как после таких слов можно было реагировать бедному Уильяму?

Закономерно.

Ну, Лотти! Что ж ты делаешь!

Вот-вот!

Блин блинский! Интима не будеть...
___________________________________

*уходит за транспарантом с заветной надписью*
_________________

Привет, Ри!
Я прочитала всё выложенное - очень интересный сюжет и читается легко. В самом деле - такой получается не сильно напряжённый роман, но в то же время интригующий. Как раз для приятного времяпровождения и поднятия настроения. Ну и чтобы помечтать немного. Поверить, что всё может быть так хорошо и красиво. Особенно порадовал образ чистой, светлой Лотти))) но Мег тоже очень нравится, есть нечто прелестное в её норове и в тех девичьих глупостях, которые она иногда совершает. Ужасно сопереживаю Лотти - что будет с ней?.. хоть и знаю, что всё закончится хорошо - и для неё, и для Уильяма - всё равно переживаю. Таким, как она, всегда желаешь счастья))) К тому же она пережила такой ужас... Неужели ей тогда было всего 14 лет или чуть больше? Теряюсь в догадках насчёт того, как Уильям отреагирует на её откровение. Поэтому жду продолжения)))
Второстепенные и эпизодические персонажи тоже получились реалистичными. Наверное, за счёт ярких штришков в образах каждого. А ещё, конечно, интересна тема возможного мятежа среди ирландцев.
В общем, вдохновения тебе и побольше новых читателей!
_________________

Настя, спасибо за отзыв!


ага, уже совсем приблизились


честно говоря, у меня был большой соблазн оставить ночь на последнюю главу)))


да не в скромности там дело...))

Мандаринчик, спасибо за отзыв!


да, она молодец, что первые шаги делает а Уильям — даа, конечно, если б Лотти не подошла, ещё не известно, как долго бы он дулся хотя устоять и правда сложно))


вот-вот, она понимает, что тайна эта покоя их жизни не даст, поэтому и решилась...


поводы-то хорошие)))


эх, этот реал... забудем о нём!


отлично)))


да я бы не сказала, уже раньше описывала драку, а сейчас всё равно ужасно сложно было)) а скоро ещё одна предстоит... фууу)))


ага, я тоже не люблю


а вот я как раз о том и говорю, что в постели мастер-класс покажет, по крайней мере, Лотти впечатлит


без наследника никак, чем скорее тем лучше но нарезвиться, так и быть, дам им время))

Лер, спасибо за отзыв!


когда надо, умеет быть решительной))


вот-вот, совсем никак


будет

Яся Белая, спасибочки, что ждёшь

Лена, спасибо за отзыв! Очень рада видеть!


для меня одно удовольствие писать такой лёгенький роман, и радует, что читать его тоже приятно





что переживаешь — это хорошо лет ей было побольше, а о реакции Уильяма — в проде))


спасибо!
_________________

 » Глава семнадцатая. Исповедь на брачном ложе

Всем, кому должна, отвечу вечером, если успею

___________________________________

Глава семнадцатая. Исповедь на брачном ложе

— Пять лет назад я была гораздо хуже, чем сейчас. Мне нравилось играть чужими сердцами, принимать дерзкие ухаживания и порой снисходить до какого-нибудь удачливого юноши, который привлёк моё непостоянное внимание. Но по-настоящему я ни в кого не была влюблена, пока пять лет назад не встретила одного человека...
В один из дней я шла по рынку, разглядывая диковинные товары, только что привезённые с каких-то далёких островов в Средиземном море. Рядом со мной были другие девушки, которые считались моими подругами. Мы вместе восхищались разными украшениями, тканями, невиденными нами ранее приспособлениями, предназначения которым не знали, а потом, когда уже поворачивали, чтобы вернуться домой, ко мне подошёл мужчина. Он был ненамного моложе тебя сейчас, одет довольно просто, но зато красив собою и, к тому же, держался уверенно — не с показной уверенностью, как многие, кого я знала, а с той уверенностью, которая просто есть и которую видно издалека. Я была заинтригована. Подруги мои убежали, оставив меня с ним наедине, и я уже предвкушала, как буду рассказывать им, смакуя подробности, об этом взрослом и, наверное, состоявшемся мужчине, чьё внимание я привлекла.
Он представился Альбертом Дермонтом, сыном мэра Экзетера, а днями позже сказал, что прибыл в Плимут по делам отца. Не знаю, было ли этой правдой. В ту нашу первую встречу он купил мне коралловое ожерелье по очень дорогой цене и просил встречи с ним ещё раз. Подарок привёл меня в восторг, как и сам этот мужчина: серьёзный, обходительный и уделяющий мне так много внимания. Я согласилась. На следующий день мы встретились с ним на том же месте, а после ещё много раз. Через какие-то недели две-три я была по уши в него влюблена, и он говорил мне, что тоже от меня без ума. Он обещал, что, как только я чуть-чуть подрасту, он обязательно возьмёт меня в жёны и заберёт из Плимута.
Сейчас я вспоминаю, что он всегда был склонен к тирании. Он говорил, что спрячет меня от всего света, никому не позволит даже остановить на мне взгляд, что увезёт меня туда, где мы будем только вдвоём; приказывал мне, чтобы я прекратила общение с другими молодыми людьми, а также с моими подругами, которые, по его словам, развращали меня; он обещал, что будет любить меня до гроба, и настаивал, что я обязательно должна отвечать ему не менее пылкой любовью; ещё он грозился, что убьёт меня, если я когда-нибудь ему изменю. Сейчас меня бросило бы в дрожь от таких слов, но тогда я была восхищена. Он казался мне таким мужественным, таким любящим, таким достойным, что я с радостью выполняла всё, о чём бы он меня ни попросил.
Наши встречи не могли оставаться незамеченными слишком долго. Вскоре мама прознала, что я всерьёз увлеклась неким приезжим мужчиной. Она очень долго увещевала меня прекратить эти встречи, объясняла, чем всё может кончиться: такой мужчина запросто мог поиграться со мной и навсегда уехать, оставив с поруганной честью. Когда же я вызывающе отказалась следовать её советам и объявила, что мы обязательно с ним поженимся, мама пригрозила, что всё расскажет отцу. Помню, я рассмеялась, потому что было нелепо грозить мне моим мягким отцом, который всех нас просто обожал и готов был выполнить любую нашу прихоть.
Мы продолжали встречаться с Дермонтом и строить планы на будущее. Он мало рассказывал о себе, но говорил, что будет вынужден уезжать ненадолго время от времени, и требовал от меня долгих уверений в том, что я непременно останусь ему верна. Когда он уехал в первый раз — на неделю — я очень скучала, зато мама была весьма довольна тем, что я сидела дома, а не ходила где-то с «заезжим авантюристом», как она его называла. Больше никто не знал об этой моей влюблённости: отец редко замечает что-то, пока ему не скажут об этом прямо, а мама почему-то не выполнила свою угрозу; с Мег я многим делилась, но здесь молчала, потому что это был только наш с Дермонтом секрет; а Джонатану тогда и вовсе не было дела до того, с кем я провожу время.
Но потом Дермонт вернулся, и мы ещё больше отдалились с мамой. Она стоически пыталась убедить меня перестать с ним видеться, обещала, что найдёт мне прекрасного мужа, во много-много раз лучше заезжего авантюриста. Я не прислушалась. Через какое-то время мама заболела; она довольно часто болела в последние годы, но всегда оправлялась. В этот же раз она очень мучилась; и отец, сам не свой от страха, едва не заложил дом, чтобы оплатить самых лучший докторов, каких только можно было найти поблизости. Но все они умывали руки и говорили, что бороться с сердечной болезнью очень сложно; они, разумеется, предписывали кучу снадобий, но со скорбным видом сообщали, что нужно надеяться на Господа Бога, ибо он один в силах помочь.
...Бог не помог. Мама умирала. За несколько часов до своей смерти она попросила всех оставить нас с ней наедине и потом объявила мне свою последнюю волю: я должна была отказаться от Дермонта, забыть о нём навсегда. Подобный приказ возмутил меня до глубины души, я и представить не могла, как смогу прекратить эти встречи, ведь мы с ним всё уже продумали, всю нашу жизнь, и, к тому же, я любила его — мне казалось, что я его любила. Поэтому я убежала.
...Иисус учил нас почитать своих родителей — а я ослушалась его учения. Я не позаботилась об исполнении последней воли моей умиравшей матери. А когда вернулась, — можешь мне не верить, но я была вся в слезах и готова на коленях просить у мамы прощения за свой проступок и обещать ей что угодно, — когда я вернулась, её уже не было.
Я никогда себе этого не прощу, Уильям. Я предала родную мать, любящую меня мать, ради недостойного человека, ради воображаемого чувства, из гордости и непокорности. Как бы я хотела вернуть всё назад!.. Но я даже не смогу просить у неё прощения: после смерти я наверняка попаду в ад, так что даже на том свете мы с ней не встретимся... Не говори ничего, пожалуйста. Это было только начало...
Я проводила все дни в молитвах, корила себя и клялась уже духу матери, надеясь, что она меня слышит, бросить Дермонта. Когда он вернулся в Плимут, я объявила ему, что не могу с ним более видеться, что нашей любви никогда не обрести благословения моей матери, а без него я не смогу жить спокойно. Он страшно разъярился, кричал, что я нарушила все данные ему обещания, что я предательница, но потом, когда я расплакалась, стал уговаривать изменить своё решение. Он убеждал, что моя мать его просто не знала, а если бы узнала, то, конечно, не была бы против нашей любви, уверял, что отказываться от него теперь, после смерти матери, было невообразимой глупостью, просил бежать с ним тотчас же. Я объясняла ему одно и то же по нескольку раз, но он не понимал и только сильнее злился. В конце концов, он сказал, что никуда меня не отпустит и скоро я обязательно буду только его.
Эта встреча прояснила мой разум. Я поняла, насколько он жесток, насколько одержим любовью — или чем бы ни было его чувство — ко мне, и тогда я впервые осознала, как права была мама. Не в том, что Дермонт был авантюристом, но в том, что он совершенно мне не подходил, он подавлял меня и не понимал моих переживаний. Ему было всё равно на мои чувства; единственное, чего он хотел от меня — любви и преданности, направленных на него одного.
С тех пор он не давал мне проходу, поджидал меня на каждом углу, навязывал своё общество, вёл себя всё грубее и грубее с каждым разом. Я начала его бояться, но рассказывать отцу боялась ещё больше. Дермонт у меня был неразрывно связан с отказом выполнить последнюю волю матери, и мне казалось, что, если я расскажу отцу о Дермонте, то он без слов поймёт и то, что случилось на смертном одре мамы. Отец плохо переживал утрату; он стал бледной тенью себя, и мы боялись, что он последует за мамой, поэтому по недолгом размышлении было решено продать наш дом и уехать к тётушке в Корнуолл. Меня это более чем устраивало; я была уверена, что там Дермонт меня уж точно не найдёт, и особенно рьяно настаивала на том, чтобы никто никому не рассказывал, куда мы уезжаем. Не знаю, может быть, Мег или Джонатан не послушались меня...
Вскоре мы поселились у нашей тётушки Розалинды. Она давно уже была вдовой, притом бездетной, и, когда мы приехали, весьма нам обрадовалась. О, жить у неё было так прекрасно! Она обитала в ещё большей глуши, чем здесь, и это так кстати отвечало моему желанию отстраниться от всего окружающего и более всего — от той себя, какой я была прежде. Полгода прошли спокойно; я не забывала о своём грехе — и едва ли когда-нибудь забуду, — но не ожидала, совсем не ожидала, что ещё когда-либо встречусь с Дермонтом. Когда же он появился вновь, подловив меня во время одной из одиночных прогулок на лесной опушке, я не на шутку испугалась. Он был в ярости, когда я отказывала ему в Плимуте, но там он мог легко меня контролировать, теперь же, когда я посмела убежать у него из-под носа, он едва не обезумел от злости. Он попытался силой увезти меня, и мне лишь чудом удалось от него убежать. Больше скрывать подобное я не могла, поэтому призналась во всём на семейном ужине. Гневные речи отца и брата, их обсуждения расправы с зарвавшимся поклонником почти успокоили меня. Я верила, что они мне помогут. Но потом стала бояться за них: отец совсем ослаб к тому времени — куда ему было против молодого сильного мужчины? А Джонатану даже двадцати тогда не было и, к тому же, он не отличался хорошим сложением.
Долго думать я не стала и решила покончить с Дермонтом раз и навсегда. Я подозревала, что он следил за мной, поэтому была уверена, что он тут же появится, когда я покажусь одна. Мне было очень страшно, и я, конечно, рассказала всё Мег, рассчитывая, что та передаст о моём замысле отцу и Джонатану, и они последуют за мной. Замысел был рискованный: прихватив с собой столовый нож, я пошла на ту самую лесную опушку. Ночью: в это время легче всего было ускользнуть из дома незамеченной; в остальное время за мной неусыпно присматривали. В глубине души я всё же надеялась, Дермонт уже понял, что я не отвечу ему взаимностью, и уехал. Но нет: подозрения мои были верны, он оказался на той опушке. При виде меня он весьма оживился, ибо подумал, что я опомнилась, и стал гораздо добрее в своих выражениях. Он сказал, что нам нужно скорее уезжать, потому что он не может более надолго задерживаться в этих краях... Я же, не помню в каких словах, просила его оставить меня, но он совсем не желал меня слушать, лишь разозлился вновь и заявил, что уж на этот раз мне убежать не удастся. Я была готова к такому: достала нож, когда он начал приближаться, и сказала, что прежде убью себя, чем он посмеет до меня дотронуться. Ещё давным-давно я услышала историю с подобным исходом от Мег — меня она очень впечатлила! В той истории, правда, девушке на самом деле пришлось себя убить, но я была почти наверняка уверена, что Дермонт отступит. Он сначала в самом деле растерялся, но потом рассмеялся и ответил, что слишком хорошо меня знает, что я никогда не сделаю ничего подобного. А я начала изворачиваться и говорить, что вполне смогу, если он только попробует до меня дотронуться; а если же не смогу убить себя — то убью его. Разумеется, я не смогла бы; даже если бы действительно захотела совершить такой грех — не сумела бы: нож в моих руках казался чем-то инородным, и я чувствовала, что у меня не получится с ним управиться. Дермонт тоже это понимал.
...
— Прости, не могу говорить о том, что было после... Если бы Джонатан пришёл чуть раньше... Не знаю, что его тогда задержало. Но я очень злилась — злюсь иногда до сих пор — на него, как будто это он один виноват в том, что случилось. Я не помню, как они с Дермонтом дрались, пришла в себя только тогда, когда всё закончилось. Джонатан был ранен, а Дермонт обратился в бегство, потому что прибыла подмога. Позже Джонатан пытался его найти и отомстить, но не сумел. След его простыл.
А мне, по правде, было всё равно. Очень долго мне было всё равно, но потом я устала ловить на себе взгляды и слышать шепотки за спиной, потому что вскоре об этой истории знала, должно быть, вся округа. Так что я разделила себя на две Лотти: одна — осталась в прошлом; она умерла, когда её растоптали на той опушке, а другая — та, что ты видишь перед собой, — родилась после этого и предпочитала не помнить о себе прежней.
Но появился ты, и я снова почувствовала себя той, первой Лотти. Я боялась, что ты узнаешь обо всём этом, но понимала, что, если выйду за тебя замуж, молчать не получится. Поэтому я отказывала тебе, поэтому не могла быть просто счастлива от того, что я рядом с тобой. Тень того, что случилось, всегда стоит в шаге за моей спиной и постоянно напоминает о себе, постоянно мучит меня... А теперь я рассказала тебе...

***

Лотти подавленно замолчала, не смея поднять взгляд. Она была пристыжена собственной историей; как грязно всё это звучало! И отчётливо, как никогда прежде, она поняла, сколь виновата во всём сама. Если бы она была другой, если бы поступала по-другому, — вся её жизнь была бы иной! И от этого понимания делалось невыносимо больно.
— Всё это в прошлом, — резко сказал Уильям.
Она подняла на него быстрый взгляд, увидела холодность в лице и едва не разрыдалась.
— Что ты хочешь сказать?.. — прошептала она.
— Все делают ошибки, и ты уже расплатилась за свою сполна.
— Но... ты не можешь...
Она растерянно замолчала, а потом поняла. Для него отказаться от неё теперь было неблагородно, поэтому не оставалось ничего, кроме как простить — на словах. Только на словах, потому что выражение его лица говорило слишком явно: он не простил.
— Я не чудовище, Лотти. Ты изменилась с тех пор, ты раскаиваешься — это главное. Всё это в прошлом.
Она смотрела на него недоверчиво, пыталась угадать за спокойным тоном настоящие мысли. Ей отчаянно хотелось разубедиться в том, о чём она подозревала. Разве могло ему быть всё равно?! После всех его слов любви? Но Уильям выглядел так, будто только что слушал какую-то скучную байку, а не её исповедь. Между тем, он был первым и единственным, кто узнал всю её подноготную, и Лотти ожидала от него либо полного отречения, либо утешения... но получила странное равнодушие, которое её попросту пугало.
— Может быть, нет, — тихо сказала она. — Мы с Мег были у гадалки в Карлайле. Она сказала, что он снова меня найдёт. И скоро.
— Не верь в такую чепуху.
— Она всё верно сказала о моём прошлом — как после такого не верить?..
— Так даже лучше. Ещё раз ему уйти не удастся.
Уильям встал, бросил на неё взгляд будто бы нехотя, словно она была прокаженной, а не его возлюбленной, и пошёл к дверям. Лотти опустила голову. Она понимала, какой выглядит в его глазах сейчас, но почему-то ощущала себя так, будто её предали — неожиданно, исподтишка. Самый дорогой человек! Но всё было так, как и должно. Она не заслуживала ничего другого...
Погружённая в самоуничижение, Лотти выпалила ему вдогонку, надеясь остановить, удержать его хотя бы на секунду:
— Мне так жаль! Тебе должна была достаться лучшая девушка, чем я. Если бы ты только не настаивал...
Она видела, что её слова разозлили его. Спина его напряглась, кулаки сжались, он застыл на месте почти у самой двери, потом медленно повернулся и окинул её взглядом, который она не смогла прочитать. Ничего тёплого в этом взгляде, однако, не было.
— Поздно жалеть, Лотти.
С этими словами он вышел. Она никогда ещё не чувствовала себя настолько грешной, как сейчас. Уж лучше бы Уильям вслух сказал обо всём, что думает. Жалеть было поздно, но он жалел, Лотти знала. И чувствовал себя обманутым: добивался её согласился, только чтобы после обнаружить, что она была обесчещена другим — по своей же исключительно вине! А она чувствовала, что лучше бы ей умереть тогда в лесу: убить себя, как грозила Дермонту, тогда бы ничего не было: ни её позора, ни этого замужества, которое не принесёт им счастья, ни этой разрывающей боли в груди...
Но раз она жива и раз она жена достойного во всех отношениях мужчины, то обязана сделать хоть что-нибудь! Схватившись за эту мысль, Лотти, вся в слезах, вскочила и выбежала из комнаты вслед за мужем. Пусть он накричит на неё, пусть хоть убьёт — но она не могла быть больше одна. Вслепую она бросилась в его кабинет, но Уильяма там не оказалось. Тогда она метнулась в комнату, где он проводил последние ночи, влетела внутрь, распахнув настежь дверь, и едва не упала на него.
Крепко прижавшись к его телу, она заплакала:
— Не будь таким! Сделай со мной что угодно, но только не будь таким спокойным! Если хочешь, я... я готова на что угодно ради тебя! Только скажи! Я всё сделаю. Я буду до конца жизни замаливать свой грех. Только скажи мне как. Скажи мне!
Её колотило от переизбытка чувств. Она не знала, как смягчить его и возможно ли это теперь.
Уильям отстранил её от себя и, подняв за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза, хотя Лотти всё равно едва могла видеть из-за пелены слёз:
— Я не спокоен, — раздельно проговорил он. И Лотти поняла по его голосу, что это действительно так: он сдерживался изо всех сил. — Я мечтал с нашей первой встречи, что ты будешь только моей, а теперь я знаю, что с тобой сделало это ничтожество. И меня не было рядом. Я не мог спасти тебя и защитить — нарушил обещание, что дал себе и тебе. Беречь тебя. Но не уберёг, потому что меня там даже не было!
Под конец его речи он сорвался и едва не кричал, но не на неё, а на себя! Лотти смотрела на него с распахнутыми от изумления глазами, не в силах поверить:
— Но это не твоя вина...
— Теперь моя, — отрезал Уильям и отвернулся, словно стыдясь своей вспышки.
— А что со мной? Ты даже смотреть на меня не хочешь... мне вернуться в Лайл?.. — тихо спросила она, утирая слёзы.
— Нет, возвращайся к себе и не высовывай носа. Вспомни слова шарлатанки. Мне сначала надо найти этого выродка, — сухо сказал он.
— Джонатан не смог...
— Не в обиду твоему брату: но где я, а где он? Я найду его, устраню и тогда ты... — Он обернулся и веско посмотрел на неё: — ты забудешь обо всём, что было до меня.
Лотти открыла было рот, чтобы сказать, что пыталась забыть уже тысячу раз, но Уильям не дал ей возразить:
— И перестань говорить глупости. Я всегда хочу смотреть на тебя.
— Тогда ты позволишь остаться мне здесь?.. Я не хочу быть одна после всего, что пережила вновь. И я обещала тебе... ты помнишь... сегодня утром... Может быть, тебе станет легче после этого... и мне... Я слышала, что вроде бы это делает людей счастливыми — хотя бы ненадолго...
Уильям смотрел на неё так хмуро, что Лотти, вся пунцовая от своих слов, добавила, отступая:
— Я просто... просто хочу быть с тобой рядом. Если ты правда ещё можешь смотреть на меня... возможно, ты будешь хоть сколько-нибудь утешен, что получил хотя бы это... ты знаешь...
Уильям взял её за руки, которыми она в смущении теребила рукав своего платья.
— Ты правда этого хочешь? Ты боялась меня, и я теперь понимаю, почему. Я не могу настаивать.
— Я боюсь и сейчас. Но не тебя. Я знаю, ты не будешь ко мне жесток, значит, мне не будет плохо... К тому же, это моя обязанность, — добавила она увереннее.
— К чёрту обязанность! Ты этого хочешь? Сейчас? — настаивал он, сжимая её плечи.
Его требовательный взгляд пугал её, и она только смогла прошептать:
— Я хочу доставить тебе удовольствие.
Уильям вздохнул и притянул её к себе:
— Бедная моя глупышка...
Лотти с благодарностью прильнула к нему и ей стало так спокойно в его объятиях, что она снова расплакалась, но уже от облегчения. Ничто ей не было страшно, когда Уильям обнимал её так трепетно и вместе с тем крепко.
Но, вдоволь насладившись его близостью и покоем, она отстранилась и, храбро встретив его чёрный взгляд, начала снимать с себя платье. Это было её обязанностью. Но не жены к мужу. То, что она ощущала в себе, было глубже: потребностью соединиться с ним, покориться его силе, отдать себя во владение и любить.
Пальцы не слушались, и она досадливо морщилась, пытаясь справиться с непокорной одеждой. Уильям снова перехватил её руки и поцеловал их, а потом и её: впервые так медленно, долго, с надрывом, без жадности.
— Я правда хочу быть твоей, — призналась Лотти, когда он оторвался от её губ. — Но... — улыбнулась она стыдливо, — кажется, я ничего не умею. Даже снять это платье.
Уильям усмехнулся, прижавшись лбом к её лбу.
— Люблю тебя.
Пока она млела от этих слов, он снимал с неё платье, и у него это получалось куда лучше. Вскоре Лотти стояла обнажённая и вся дрожала от волнения. Горячие руки Уильяма гладили её спину, успокаивая, грея. Он прижался губами к её шее, и Лотти откинула голову назад, часто дыша. Он творил с ней волшебство, потому что она вдруг поднялась в такую высь, что, казалось, ещё чуть-чуть — и сможет взлететь. С трудом верилось, что каких-то полчаса назад она была на дне самой глубокой пропасти.
Потом она почувствовала возбуждение Уильяма, и крылья её опустились. Наслаждаться ласками больше не получалось, потому что думала она только о том, что с ней будет, когда он окажется в ней. Некоторым девушкам всё это нравилось, но Лотти их не понимала: само действие казалось ей ужасно грязным. И болезненным, ко всему прочему.
— Не смей! — прорычал Уильям ей в ухо. — Не смей сравнивать.
Лотти покорно кивнула, опасаясь, как бы он не отступил в своём благородстве. Потому что второй раз она могла и не найти в себе столько смелости...
Она позволила уложить себя в кровать, чувствуя себя как никогда деревянной, а потом оцепенело наблюдала за тем, как Уильям раздевается. Тело его было красивым, гладким и поджарым, а ещё очень сильным — и она задрожала пуще прежнего.
Надо было думать о чём-нибудь другом. О чём-нибудь очень приятном, например, об их свиданиях, о том, как приятно держаться с ним за руки... Уильям опустился с ней рядом, рука его плавно опустилась к её груди, и все видения за прикрытыми глазами растворились от сладостной дрожи, что прошла сквозь её тело. Она охнула, затуманенными глазами следя за тем, как Уильям поцелуями прокладывал дорожку к её отяжелевшей, жаждущей плоти.
Всё, что происходит до, — совсем не грязно и очень даже приятно, решила Лотти, разрываясь от желания дать волю чувствам и застонать. Тётушка учила, что мужчинам нужна скромная и тихая в постели жена. Но как трудно было оставаться скромной и тихой, когда Уильям творил такое!..
Он дошёл, наконец, до груди и взял губами затвердевший сосок, нежно сжав его. Лотти дёрнулась. Щёки её полыхнули, руки заметались по простыне и по волосам Уильяма по мере того, как он ласкал её всё более страстно. Она никогда и не думала... и вскоре забыла, что надо думать.
Ноги её сами собой раздвинулись и обхватили его ягодицы. Она, однако, тут же опомнилась и попыталась вернуть их в прежнее положение, но Уильям не позволил. Он взял её под коленками и перешёл с поцелуями на живот. Широко распахнув глаза, Лотти осознавала, что он спускается всё ниже и ниже и вот-вот начнёт целовать её там!..
Она слабо вскрикнула, когда губы его коснулись запретной плоти. Он раздвинул её ноги шире и пустил в ход язык, а Лотти прикусила руку, потому что была уверена, что непременно закричит. Ласка была до того тягостно сладкой, что она не знала куда себя девать: ей хотелось всё больше, и больше, и больше... Наконец она застонала, забыв о наставлениях тётушки. Тело её выгнулось дугой, пальцы до боли в суставах вцепились простынь, ноги конвульсивно сжались вокруг бёдер Уильяма, а он тем временем наблюдал за её лицом. Когда Лотти открыла глаза и встретила его чёрный взгляд, ей стало до невозможного стыдно.
— Это то, что обычно делают люди? — воскликнула она, закрывая лицо руками.
Внезапно ей стали понятны все восторженные разговоры, подслушанные ею когда-то от старших подруг и нерадивых слуг. А она-то думала, что всё совсем не так! Впрочем, в живот ей упиралось то, что вскоре окажется внутри неё, — и что она почувствует тогда? Явно не такое же невероятное удовольствие!
Уильям отнял её руки от лица и погладил её раскрасневшиеся щёки.
— Я не подглядывал за другими, — улыбнулся он. — Но есть множество способов доставить друг другу удовольствие. Когда-нибудь я научу тебя, но не сегодня...
Лотти хотела было заговорить Уильяма ещё, когда почувствовала, что он собирается продолжить начатое, но не успела вымолвить ни слова: он сделал это так быстро и умело, что она ничего — ничего неприятного — совсем не почувствовала. Напротив, было восхитительно ощущать его, такого большого и горячего, внутри себя.
— Удивлена? — заметил Уильям, начиная двигаться в ней.
Лотти потрясённо кивнула. Она стремительно забрала все свои слова — а вернее, мысли — обратно о грязности происходящего. На неё снова нахлынули волны наслаждения, сметая стыд и страх. Из-под прикрытых век она взглянула на напряжённое лицо Уильяма, и её затопила нежность и любовь к нему. Все её мучения стоили одного этого мига: она делала его счастливым! Наконец-то она сделала что-то для него!.. Лотти гладила его по плечам и спине, а когда движения его стали быстрее и отрывистее, не удержалась и вонзила ногти в его кожу, громко застонав. Она потеряла себя. В голове крутилась только одна мысль: только бы это никогда не заканчивалось!.. Но тело было другого мнения, оно затрепетало от восторга, приняло в себя последние мощные толчки, после чего обессиленно распласталось на кровати. Уильям рухнул рядом.
Никогда ещё Лотти не была на такой вершине совершеннейшего счастья. Уильям не отказался от неё, не разлюбил и доставил ей столько удовольствия, что она чувствовала себя будто на небесах. Голова слегка кружилась от всего пережитого.
Лотти придвинулась к Уильяму, положила голову ему на грудь и выдохнула:
— Спасибо тебе.
— Спасибо тебе, — эхом отозвался он.

***

Леди Элизабет Маклейн выехала на свою обычную утреннюю прогулку всего несколько минут назад. Погода была отвратительная: ночью шёл сильный ливень, дорога превратилась в реку грязи, да и сейчас продолжал моросить время от времени дождь. Элизабет не любила дождь, но от ежеутренних прогулок её могло остановить только пошатнувшееся здоровье, а оно, слава богу, было прекрасным.
Однако во время своих прогулок она никогда никого не встречала, кроме графа Вестмора, — и то, до того, как он увлёкся прибывшей из какой-то дали вертихвосткой, поэтому теперь весьма удивилась, заметив едущего к ней рысью мужчину.
Она взволнованно сжала поводья и развернула коня к Минстенду.
— Подождите, благородная леди! — крикнул ей мужчина. — Я не причиню вам вреда! Мне нужна ваша помощь.
Элизабет не знала, стоит ли доверять его словам, но почему-то послушалась. Настороженно наблюдая за его приближением, она гадала, что он здесь мог делать в такую рань и какая помощь ему требовалась: он не выглядел так, будто находится в беде.
Одет он был очень бедно, но вместе с тем опрятно, носил густую тёмную бороду, доходящую до груди, имел черты лица грубые, но по-своему привлекательные. Только глаза портили впечатление, потому что Элизабет показалось, что в глазах этих таится какое-то злое выражение.
— Благодарю вас, — склонил он голову, когда подъехал ближе. — Вы из этого замка, не так ли, из Минстенда?
Элизабет промолчала.
— Вы — племянница лорда Шепленда, я полагаю? — переиначил он свой вопрос.
— Что вам до этого? Вы знакомы с моим дядей?
— Нет, но мне непременно нужно с вами поговорить — именно с вами, леди?..
— Элизабет.
— Да, леди Элизабет, именно с вами, — заключил он, не потрудившись смягчить свою бесцеремонность извинениями или хотя бы вежливой улыбкой.
Элизабет поджала губы. Она совершенно не представляла, зачем ему с ней говорить, но всё же ей стало любопытно, и она деланно небрежно поинтересовалась:
— Кто вы такой будете?
— Меня зовут Альберт Дермонт...
_________________

Ри , привет! Спасибо за продолжением - с большим удовольствием прочитала главу


Знаешь, пока читала исповедь, не покидало ощущение, что если бы она была написана не пересказом Лотти, а в настоящем времени - то есть, как будто мы вернулись туда, в прошлое - то было бы, на мой взгляд, лучше Тогда бы мы и подлеца-Дермонта лучше увидели, и реакцию на все матери Лотти. Но это ИМХО.


Если честно, мне его реакция не совсем понравилась Вроде бы взрослый мудрый человек, должен понимать, каково Лотти было это все рассказывать, и чего она от него ждала в ответ - а он готов прямо сейчас сорваться и куда-то бежать, кому-то мстить - об этом все его мысли. Мне так показалось Но может, я его вообще Уильяма не так поняла - я знаю, ты любишь делать читателям сюрпризы, так что я просто делюсь своими мыслями по прочтению

А вот реакция на все Лотти очень естественная, мне ее бесконечно жаль. Она считает себя виноватой и страшной грешницей - хотя это, конечно, не так. Вообще, в этой главе поведение Лотти мне показалось более взрослым и мудрым, чем поведение Уильяма...

Ну а любовная сцена просто прелестна я думаю, неправильно было бы откладывать ее на конец романа, потому что именно сейчас героям нужно было дать понять друг другу, что они друг друга (тавтология))) любят несмотря ни на что. А лучшего способа дать это понять пока не изобрели


Мне кажется, все вполне натурально и естественно - и с психологической точки зрения поведение Лотти хорошо описано.

Да, и мне очень понравилась сцена с появлением Деромонта в конце - это чтобы читатели не расслаблялись и не думали, что все хорошо Настораживает, зачем ему Элизабет...

Помидорчелло, спасибо за продолжение!
Ну, раз вопросы задала - сама напросилась

Насчёт рассказа-воспоминания...
Да уж, Лотти и правда была не подарок. Но учитывая её возраст - простительно... кто в юности не совершал ошибок, кто особо прислушивался к мудрым советам родителей?! Тем более, она потом всё поняла и так искренне раскаивалась...
И вот что значит, когда от любви слепнешь и не осознаёшь, с каким человеком столкнулась - с таким жутким собственником и тираном.
...По поводу изложения исповеди... тут, пожалуй, соглашусь с Anastazia. Мне тоже кажется, что лучше было бы показать по типу флэшбэка, от третьего лица.
Но, возможно, тебе так было удобнее изложить - более реалистично, как люди в жизни рассказывают.
Рассказ Лотти мне всё же было интересно читать, хорошо изложено, вполне эмоционально.

Насчёт реакции Уильяма после рассказа Лотти...
Ожидала от него иного сразу после рассказа Лотти. Не такой холодности в лице, не такого показного спокойствия и не таких слов - со стороны всё это кажется, будто Лотти ему стала неприятна после своей исповеди. Мог бы и обнять её, сказать что-нибудь успокаивающее и ласковое, да даже те самые слова, что он сказал ей после, когда она сама побежала за ним. Она в тот момент больше всего нуждалась в его понимании и теплоте. А вместо этого он ушёл прочь...
Нет, честно, мне не понравилась его реакция.
Ну хоть потом всё уладилось.

Ну и ещё скажу про появление Дермонта... Мне кажется, если бы он появился хотя бы через несколько дней, а не сразу после рассказа Лотти, было бы лучше. А то прямо как в мексиканских сериалах - злодей появляется, стоит о нём вспомнить. Но это, как говорится, ИМХО.

Жду, что будет дальше!


*******

Теперь ей хоть на душе легче станет.


Ну, опыт описания сего приходит не сразу, может, тебе вообще придётся раз десять с трудом описывать драку/сражения, прежде чем легко это дело в дальнейшем пойдёт))


Но после той проды со свадьбой ты ж имела в виду именно мастер-класс в драке?))

Ри, привет.
Отбрось сомнения. все отлично!
Исповедь - самое то. Логично, доходчиво, как надо.
Реакция Уильяма становится понятна в процессе прочтения. Сперва я задалась вопросом, о чем именно он думает? хотя предположения имелись. А затем, они подтвердились. Он злится на себя и случившееся. Так что - вопросов нет.
А на счет сцены ... все удалось. Не переживай.
И спасибо за продолжение.
_________________

Вполне логично. И я даже не претендую на пересказ от третьего лица - все-таки это история Лотти. Единственное "но" - слишком много деталей, на мой взгляд. Когда говорят о чем-то постыдном даже главное дается с трудом, что уж до таких мелочей, как любование тканями.

Предсказуемая и вполне в духе Уильяма. Но все-таки сразу бежать на поиски главного злодея не стоило. Может, достаточно было просто пылко пообещать найти и мерзавца и оторвать ему... ноги?

Натуральнее некуда! Странно было бы после стольких переживаний и душевных терзаний вести себя как... гм, ну, думаю, понятно кто. Так что Лотти не скромница - скорее, жертва. Типичная. Со своими страхами, уходящими корнями в прошлое.

Да и Дермонт появился во время. В конце концов, не сразу же после предсказания или свадьбы, а спустя некоторое время. Ну и что, что как в сериалах, зато сюжет динамичнее.
Так что достойное продолжение истории удалось.
___________________________________

Ри, привет!
Слава богу, Лотти всё рассказала! Теперь ей будет легче в любом случае, и нам, читательницам, тоже, вместе с ней)))
Исповедь нудной не показалась. И то, что полностью от первого лица, мне нравится - так живее представляется картина именно того, как Лотти рассказывает, а это мне кажется важным. Так сказать, важен ещё и процесс, а не только сама история (прости, что-то я как-то коряво выражаюсь). Разве что можно было иногда прерывать рассказ короткими вставками авторской речи. Ведь в реальности очень сложно так долго и ровно говорить, особенно если рассказываешь о чём то тяжёлом.
А реакция Уильяма мне кажется логичной. Если бы он сразу принялся её утешать и уверять, что всё хорошо, это было бы и приторно слишком, и по-мальчишески. Ведь это такой шок для него. К тому же если учесть устои того времени... В общем, мне понравилось, как ты описала его реакцию. Сначала испугалась вместе с Лотти, что теперь он её винит, но потом всё встало на свои места.
И Лотти не показалась слишком скромной. В конце концов она девушка из порядочной семьи и у неё был плохой опыт в прошлом.
_________________

Девушки, спасибо вам большое за мнения!!!

Я тоже выскажусь, хорошо? Мне главы не хватило...

Исповедь Лотти: значит, мнения разделились Буду думать. Конечно, я выбрала не просто так рассказ от первого лица. Мне показалось, так будет живее, более полно раскроется образ Лотти, её раскаяние и самобичевание. Согласна, напиши я эту исповедь от третьего лица, мы бы лучше узнали Дермонта, мать Лотти и т.д., но для меня здесь главной была Лотти, её чувства, её видение всей той истории. Поэтому выбрала первое лицо. Излишние детали в рассказе. Вообще бывает, что вроде не знаешь что и сказать, а потом начнёшь — и как пойдёт-пойдёт, что аж художественным языком начинаешь разговаривать. Хотя это скорее объясняет многословность. А по поводу деталей: мне кажется, Лотти так оттягивала самый важный момент и ещё, пожалуй, пыталась объяснить всё подробнее в надежде, что Уильям так больше проникнется. Рассказ про само насилие она очень сократила, потому что как раз-таки сложно было об этом вообще говорить. Насчёт авторской речи в исповеди — это тоже специально сделала, чтобы ничто от рассказа не отвлекало, но, раз с ней лучше, то поправлю. А вообще я глубоко задумалась, может быть, и перепишу от третьего лица.

Реакция Уильяма. Рада, что кому-то она показалась логичной, как и мне. Я понимаю, что хотелось получить от него утешений (а как Лотти-то хотелось!..), но он в моём понимании далеко не идеальный мужчина, и у него тоже есть заморочки, и во многом он довольно эгоистичен. После исповеди у него — да, было что-то вроде шока, потому что время и воспитание накладывают свой отпечаток, плюс к этому, вспомните, какой чистой он её считал. У него в голове не укладывалось, что такое могло с ней произойти. В предыдущей главе, может быть, вы заметили, он задал интересный вопрос: "Кто?", увидев испуганную Лотти на кровати. Понял он, что какой-то мужчина Лотти очень сильно испугал, но не думал, что всё зашло так далеко (вспомните, как весело и беззаботно она с ним себя вела: ну разве заподозришь в ней жертву насилия?), а тут ещё такие подробности. И задело его, что Лотти этого гада любила. Пусть когда-то давно, когда была ещё совсем дурочкой.
Почему он ушёл — потому что всё это на него навалилось и ему надо было обдумать. Ага, вот так всё просто Понятное дело, он бы вернулся через некоторое время и засыпал бы Лотти словами утешения (утрирую немного ), но тогда просто не смог переступить через себя. Не шли у него слова утешения. О другом были мысли — о том, что он её не уберёг. Вот... Холодность и всё такое прочее — напоминаю, это видение Лотти! Я даже раз где-то написала, что ей так казалось. Потому что он не был холоден, отнюдь, у него внутри всё бурлило и клокотало, но не все выставляют свои чувства напоказ, кто-то замыкается и выглядит равнодушным, хотя бы первое время. Почему он разозлился, когда уходил, — потому что у него такая борьба идёт внутри, а тут Лотти со своими дурацкими фразами о том, что ему кого получше нужно было найти. Он ей уже столько раз в любви признавался, просил довериться, а она ему всё одно талдычит. Ну, кого не взбесит даже в обычном настроении?
Потом: почему-то вы подумали, что Уильям побежал мстить. НЕТ! Совсем нет! Он сказал, что найти Дермонта нужно, но не прям вот щас. Он уединился со своими мыслями, только и всего. Естественно, он не дурак куда-то не ясно куда бежать на ночь глядя. Он уверен, что найдёт его. Не зачем бежать, сломя голову. Нашёл бы и скоро нашёл бы, если бы судьба уже ему "подарочек" не сделала.
Теперь в связи с этим новый вопрос: может быть, мне стоит написать главу от лица Уильяма? Через одну у меня снова Лотти идёт, а ведь лучше, наверное, к Уильяму в душу забраться, узнать от него самого всё то, что я здесь написала?

Фух, я очень рада, что Лотти в этой главе понятна и что вы ей сочувствуете! И спасибо, что успокоили насчёт её реакции. Со всеми согласна, но почему-то закрались какие-то непонятные сомнения в голову

Появление Дермонта в конце. Вообще да, есть что-то мексиканское, хотя я до этого момента не замечала. Но! Пусть будет по-мексикански, не стану здесь ничего менять. Для меня эта глава прошлого Лотти: и лично мне кажется логичным, что Дермонт в ней же появился. В какой-то мере, как верно было отмечено, — и чтобы герои, и читатели не расслаблялись. К тому же, такое уже давно должно было быть ожидаемым, разве нет?.. Гадание-то давненько уже было. Ещё одна причина его появления, точнее даже авторская прихоть, — роман этот у меня компактен, тянуть нигде не хочу, вообще уже к концу подходим, пара глав всего осталась. Куда откладывать?))

Прошу не обижаться, что я стала тут оспаривать некоторые ваши мнения и стоять на своём Просто решила объяснить здесь, раз текст разночтение вызывает. Хотя то, что я так вижу все эти моменты, вовсе не значит, что вы не можете видеть и оценивать их по-другому Спасибо ещё раз всем большое, что высказались!!! Очень ценю!

Времени у меня многовато ушло на составление ответа, так что я ничего больше не успеваю. Сейчас по цитаткам пройдусь только. Завтра уже отвечу всем, кому должна!

Настя,


да я бы не сказала, что здесь какой-то сюрприз был, просто так я вижу его поведение в этот момент


о, спасибо! я рада, что мудрость Лотти оценена по достоинству, я лично ею весьма довольна за то, как решительно она взялась за восстановление тёплых супружеских отношений))) и за то, что сумела побороть свою обиду))


да, я на самотёк всё оставила, и сцена хорошо вписалась — значит, так и должно быть очень приятно, что сцена понравилась!


а вот тут уже может быть сюрприз

Мандариниссимус,


я серьёзно рада, что напросилась))) ты же знаешь, что критики мне порой очень не хватает — сейчас зато о многом подумать можно


да, совсем молоденькой тогда была, и, слава богу, все эти ошибки её чему-то научили и сделали лучше


да вообще, но тогда ей такой характер казался "крутым"


да нет, мне от любого лица удобно писать, а в данном случае легче даже было бы от третьего))) но я выбрала путь посложнее


спасибо!


намного


а может, и никогда легко для меня не будет в общем, поживём-увидим)))


да-да, именно в драке

Маняш,


спасибо, приятно-то как! так я и задумывала, чтобы постепенно поведение его стало понятным

Лер,


ну, почти это он и сделал позже))) в своей манере


спасибо за понимание!


это главное!

Лена,


это точно, всем рассказ облегчил жизнь))) теперь со злодеем да с заговором разобраться — и хотя и в отношениях Уильяма и Лотти кое-что занимательное ещё случится


полностью согласна! я бы ещё курсивом выделила имя Лотти — ну, лучше же так в шкуру героя влезть, через его собственные слова?..


отсутствие авторской речи вовсе не значит, что Лотти говорила ровно — я пыталась передать её смятение (которое особенно проявилось в конце исповеди) через её слова. И паузы, конечно, были: та, что идёт перед её непосредственно признанием в насилии, была особенно долгой. Тоже пыталась показать это через многоточие, которому выделила целый абзац Но, как говорила уже в начале своего поста, мне не трудно авторскую речь вставить. Всё сделаю!


про приторность — в яблочко! вот именно она и была бы, на мой взгляд, если б он тут же бросился её утешать


спасибо!
_________________

Ри,

Цитата:

Но, как говорила уже в начале своего поста, мне не трудно авторскую речь вставить. Всё сделаю!

Это только мой совет и моё мнение, а решать всё равно тебе))) Как для тебя кажется лучше, так и сделай.
С теплом и улыбкой
_________________