Клуб историков-любителей

Письмо первое, писанное госпожой*** госпоже де Вильсавен.

Дорогая Софи-Аньез, спешу ответить на твое письмо, поэтому постараюсь быть краткой и свои хозяйственные хлопоты не описывать. Сообщу лишь, что все наши здоровы, а госпожа *** скончалась, но ее кончина и похороны заслуживают отдельного письма, а ты просила ответить срочно, поэтому сейчас не буду вдаваться в частности.
Ты спрашивала об истории, случившейся с некими господами Санрошем и Феролем пару лет назад. Мне не пришлось наводить справки, эта история еще у всех на памяти, как будто с той поры прошла всего неделя. Кстати, ты должна помнить господина Санроша, он кузен господина ***, но, впрочем, ты так давно у нас не бывала, а его поместье находится довольно далеко от нас.
Господина Фероля я никогда не видала, и все, что могу сообщить по рассказам других, он считался в округе известным охотником, а ты же знаешь, что Овернь всегда была раем для охотников: в лесах полно дичи, оленей, медведей, в чистейших реках ― рыбы. Ах, тут на днях молодой *** читал свои стихи на эту тему… Ну, извини, я обещала не отвлекаться.
Итак, однажды в полдень, кажется, в сентябре, а может, в октябре 1580 года этот самый Фероль, гостивший у Санроша, зашел к хозяину и пригласил поохотиться на оленя. Санрош в тот момент ожидал адвоката, с которыми должен был заниматься неотложными делами, и с сожалением отказался. Фероль ушел охотиться один.
Спустя час или два адвокат ушел, и господин Санрош решил прогуляться. Он не отошел от дома на полмили, когда встретил Фероля. Его платье было изорвано и покрыто грязью и пятнами, похожими на кровь. Фероль был сильно утомлен и едва дышал, так что Санрош отложил вопросы и ограничился тем, что взял у охотника мушкет и сумку для добычи.
Отдышавшись, Фероль рассказал следующее.
Его охота была неудачной, олени не подпускали его на расстояние выстрела, и он возвращался домой, когда услышал жуткое рычание из оврага, склоны которого заросли папоротником. Медленно пятясь, охотник приготовил ружье, но огромный волк выскочил так внезапно, что выстрел не попал в цель. Волк прыгнул на охотника, норовя вцепиться ему в горло. К счастью, Фероль успел ударить его прикладом.
Ты знаешь мое отношение к этим охотничьим рассказам, дорогая, все охотники отважны как Дегюклен, но так или иначе с помощью мушкета, который он превратил в отличную дубину и тяжелого кинжала с широким очень острым лезвием, Фероль смог противостоять огромному зверю. Он в конце концов сумел отсечь зверю лапу, и зверь убежал. У охотника не было сил преследовать его и он поплелся домой, изнемогая от усталости.
Слушая этот рассказ, Санрош то и дело прерывал его восклицаниями. Уже в саду Санроша Фероль указал на свою сумку: «Я прихватил лапу зверя с собой, ― сказал он. ― Ты можешь убедиться в правдивости моего рассказа».
Он открыл сумку и сдавленно крикнул. Уж казалось, он и так бледен, но сейчас он побледнел еще больше. «Ничего не понимаю, ― прошептал Фероль. ― Ведь это же была волчья лапа!»
Санроша охватил ужас: в мешке лежала отрубленная кисть руки. На мертвых изящных пальцах было несколько колец. И с еще большим ужасом Санрош узнал одно из них, украшенное голубым топазом. Это был любимый перстень его жены.
Санрош завернул кисть в платок и кликнув слуг, велел им позаботиться о Фероле. После чего направился прямо в комнату своей жены. Она лежала на кровати в полубессознательном состоянии, истекая кровью. Кисть ее руки была отрублена. Немедленно вызвали доктора, и жизнь госпожи Санрош удалось спасти.
Моя нянюшка Жакетта утверждает, что оборотня можно сделать человеком: достаточно поцарапать возле кончика носа, чтобы выделилось три капельки крови, и все развеется, как дурной сон. Винить же человека за то, что сотворил он, когда был зверем, нельзя ― ведь в звере нет человеческого сознания, и он поступает согласно своей натуре.
Но, знаешь ли, Санрош был не очень хорошим мужем, и он донес на несчастную женщину властям. Было начато судебное разбирательство и после пыток госпожа Санрош созналась в своих злых делах. Ее сожгли у столба, бедняжку.
Вот такие дела творились у нас в Оверни в год от рождества Христова 1580.
Отсылаю тебе это письмо, как видишь, совсем немногословное, и сажусь писать подробное о всех наших делах. Прямо-таки рука чешется описать тебе кончину госпожи*** во всех подробностях ― этот рассказ пригодится, я думаю, для твоего Октомерона.
Остаюсь твоя…

Письмо второе, писанное госпожой де Вильсавен
настоятельнице Сен-Журденской обители.

Преподобная матушка Схоластика!
Хоть это и не подобает нашему полу, а пришлось и мне побывать в роли исповедника, и, как подобает нашему полу, я не в состоянии удержать исповеданное в себе.
Не так давно в Шамбор прибыл по каким-то делам некий господин Фероль. Тут с ним случился несчастный случай на охоте, не то его сбросил норовистый жеребец, не то еще что-то, право же, вникать в подробности мне не захотелось, когда я увидала его. Мне бы и видеть его не хотелось ― вы же знаете, матушка, я не ищу места у одра страждущих, да и от болящих стараюсь держаться подальше, ― но этого несчастного Фероля оказалось куда ближе везти в Вильсавен, чем в Шамбор, и мне, как хозяйке, пришлось позаботиться о раненом.
Придя в сознание, этот Фероль, вероятно, понял, как близко он находится к Господу и пожелал исповедаться. И, как на грех, ни одного духовного лица вокруг. Право же, матушка, не вам будь сказано, а как не надо, так этих монахов вокруг, как пчел на меду, а как надо ― так и не найти никого. Я, конечно, послала за кюре, но умирающему минута кажется часом, а час ― вечностью. И этот несчастный, взяв меня за руку, сказал, что умирать без покаяния он не желает, и грешил он много, но все грехи его не так отягощают, как один из них, и с ним на душе он умирать не хочет (Фраза неудачная, но как выразиться лучше, не знаю). В общем, хоть я и не исповедник, и даже не монашка, а пришлось мне выслушать рассказ, который я не постесняюсь назвать удивительным и ужасным.
Несколько лет назад этот самый господин Фероль гостил в Оверни у своего приятеля некоего Санроша. Этот Санрош имел жену, молодую даму, весьма красивую, по словам Фероля. Фероль, как это бывает, влюбился в нее, но дама оказалась неприступна, и его намеков будто бы не понимала, а когда он начал признаваться ей в любви в простых и ясных выражениях, объявила, что слушать таких слов не желает. Между тем Фероль проведал, что у дамы есть любовник, о котором муж, обычный провинциальный сельский простак, и знать ничего не знал.
И вот Фероль узнал, что в час, когда муж будет заниматься делами с адвокатом, дама назначила любовнику свидание у дальней садовой сторожки. Фероль под предлогом, что хочет пригласить Санроша на охоту, зашел к нему и удостоверился, что тот определенное время будет занят, а потом поспешил тайком к заброшенной сторожке и убедился, что дама встретилась со своим другом.
Когда же возлюбленные расстались, он пошел следом за дамой и на уединенной полянке попросил даму даровать ему то, в чем она не отказывала своему любовнику, угрожая ей тем, что расскажет все мужу. Дама тем не менее воспротивилась. Слово за слово, Фероль схватил даму за руку, она попробовала дать ему оплеуху ― распаленный такими обстоятельствами, Фероль решил учинить насилие, угрожая ей кинжалом, дама же начала оказывать ему сопротивление и весьма успешно противостояла ему. Это была молодая сильная женщина, окрепшая от продолжительных прогулок и охоты, «настоящая Юнона», вспоминал Фероль. Ярость придавала ей силы, драка стала уж нешуточной ― дошло до того, что она, как фурия, нанесла ему несколько ударов вырванным у него мушкетом, а он уже не угрожая, а всерьез был вынужден бить своим огромным кинжалом ― судя по рассказам, это был скорее мясницкий тесак. Этим ножом он отсек ей кисть руки. Нанесенное даме ужасное увечье отрезвило его, и он, потрясенный, отступил. Женщина, побледневшая как смерть, прижала к себе культю другой рукой и убежала. Фероль подобрал свой ужасный трофей и положил в охотничью сумку, взял свой мушкет и поспешил прочь из злополучного сада. Через несколько минут, уже в лесу, он опомнился. Дело получалось нешуточное.
В это время ему повстречался вышедший погулять Санрош, чьи занятия с адвокатом закончились. Он еще ничего не знал. Чтобы оправдать свой изрядно потрепанный вид, Фероль наскоро изобрел сказочку о схватке с огромным волком. Ничего не подозревающий простак заботливо повел его в дом. Фероль же лихорадочно соображал, как ему спастись. Наконец спасительная мысль пришла ему в голову ― но какая невероятно изощренная... Он сообщил Санрошу, что отрубил волку лапу и может предъявить ее в качестве доказательства своего рассказа. И предъявил потрясенному Санрошу кисть его супруги, сам делая вид, что безмерно изумлен.
Вот так рождаются истории об оборотнях, преподобная матушка.
Несчастная искалеченная женщина попала под следствие и погибла на костре, оболгав себя под пытками.
А этот негодяй Фероль дождался-таки кюре, повторил ему свою исповедь и получил отпущение грехов, после чего со спокойной совестью и умер.
Я написала в Овернь, наводя справки об этой истории, и прилагаю к этому письму список с ответа моей родственницы, госпожи ***.
И сейчас, вспоминая слышанные мною истории об оборотнях, преподобная матушка, я думаю ― чьи же преступления прикрывают эти такие невероятные на первый взгляд россказни.
А россказней этих развелось за последние сто лет, матушка.
Как мне не хватает наших пятничных вечеров, особенно сейчас, зимой. Надеюсь, мне все же удастся вырваться к вам на богомолье. А пока помолитесь за вашу преданную Софи-Аньез де Вильсавен.

Женское обpезание - тpадиционный pитyал, котоpомy подвеpглись 84 миллиона ныне живyщих женщин более, чем в тpидцати стpанах. Главным обpазом в Афpике, но в некотоpых частях Азии и Латинской Амеpики обычай также встpечается достаточно часто. Мало того, где бы ни оседали эмигpанты из этих стpан, обpезание пpодолжается. За последние 10 лет были заpегистpиpованы слyчаи в Бpитании, Фpанции, Геpмании и еще пяти pазвитых стpанах, включая США и даже Финляндию.

В Бpитании женское обpезание было официально запpещено в 1985 годy, но многие афpоазиатские общины в кpyпных гоpодах пpодолжают yвечить своих дочеpей. В данный момент это гpозит 10.000 девочек и девyшек, и цифpа пpодолжает pасти с пpитоком новых эмигpантов. Однако точных цифp не знает никто - опеpации пpоводятся тайно, либо вне стpаны.

Широкомасштабная дискуссия о женском обрезании началась в 40-50-е годы ХХ века, когда Африка и Азия попали в сферу влияния ООН и других международных организаций. Европейские колонисты начали запрещать обрезание на подвластных территориях и преследовать «акушерок». Это привело к антиколониальным протестам и восстаниям. Обряды пришлось разрешить вновь.

Сейчас исламские радикалы называют «антиисламской пропагандой Запада» ту борьбу, которую цивилизованный мир ведет с этим варварским обычаем, и всячески пропагандируют легализацию «женского обрезания» в той или иной форме. В Британии «женское обрезание» было официально запрещено в 1985 году, а в США – в 1996, но многие мусульманские общины пренебрегают этим запретом и считают его дискриминацией. Врач за проведение подобной операции лишается лицензии и теряет свободу на несколько лет. Вскоре последовали запреты во многих странах континентальной Европы.
Но некоторые страны под натиском религиозной общественности даже легализовали эту операцию, в частности, Египет. Министр здравоохранения этой страны в 1998 году заявил: «Все равно настойчивые мамы заставят своих малолетних красавиц по соображениям «женской гигиены» идти на такой шаг, пусть уж теперь делают это официально под наблюдением опытных хирургов в стерильной больничной обстановке». По статистике 80 % египтянок являются обрезанными.

По подсчетам UNICEF, к 2010 году обрезанию будут подвержены около 16 миллионов девочек». Однако, только в 14 государствах, по данным Международной амнистии, были изданы законы, запрещающие подобную практику.
источник


Вот читаешь и одна мысль крутится в голове: Ужас!!!
И выходит все эти наши романы о гаремных страстях - выдумки и мифы чистой воды?!
Как-то выбила меня из колеи эта тема, ведь у меня в Турции девочка - знакомая замужем за турком и дочку родила... А сестра работает в Эмиратах и хочет там остаться на пмж...

Материал из газеты "ProГород (Нижний Новгород)", № 7 от 15 октября 2011 г.
"В начале сентября на центральном телеканале вышла серия "Экстрасенсы ведут расследование", снятая в нижегородском селе Карауловка. Рассказывалось о том, что в селении один за другим умирали мужчины, по ночам люди слышали непонятные звуки. Да еще в деревне стоял заброшенный дом "ведьмы".
На помощь в Карауловку отправились экстрасенсы Роман Фат и Наталья Бантеева. На экране они рассказали все о селе, безошибочно угадывая, у кого какие проблемы. Чтобы избавить деревню от страшных заклятий, экстрасенсы разбили зеркало в доме колдуньи, нашли колодец с порчей.
В передаче все смотрится убедительно и правдиво. Но так ли было на самом деле? Мы съездили в Карауловку, чтобы узнать, как федеральные каналы снимают сенсации, и смогли ли экстрасенсы снять порчу со всей деревни.
До Карауловки по бездорожью мы добирались с трудом. В деревне живет всего 35-40 жителей. Едва ли не первый человек, которого мы встретили в деревне, нас удивил.
- Видали мы этих экстрасенсов! Приезжали, снимали свое шоу! Только вот все, что они говорили перед камерами, они уже знали заранее! - убеждал нас Анатолий Голиков, житель Карауловки. - Откуда я это взял? Да приезжали перед съемками несколько человек, они все и выведывали. Что в этом необычного? Ох, уж эти экстрасенсы...
Многие, кого мы встреили, про мистические события в деревне отзываются с легкой усмешкой. Мол, ничего такого, о чем говорилось в передаче, и не было. Еще одна жительница Карауловки, Нина Князева, тоже отмечает, что экстрасенсы многое знали заранее.
- Да, приезжали за день до съемки передачи какие-то люди, узнавали о деревне, они-то и рассказали экстрасенсам все. Да что в этом такого - шоу есть шоу!
Про колдунью жители Карауловки могли вспомнить только то, что однажды она женщину направила на поиски коровы, а та зашла неизвестно куда.
- Да какая это ведьма!! Выдумки все это! - убежден Анатолий Голиков. - Она вообще войну прошла, воевала даже под Сталинградом. На Волжской флотилии возила раненых в Нижний Новгород. А тут ведьма! У нее даже орден есть.
Больше мистических злодеяний за бывшей фронтовичкой вспомнить никто не смог. "Ведьма" давно уже умерла. Ее дом уже купил какой-то местный житель - стены и крыша пойдут на стройматериалы. Сельчане совсем не боятся этого места, а внутри уже нашли себе пристанище деревенские куры.
Про мистику в своей деревне жители говорят с иронией. Но приезд гостей из Москвы все запомнили."

Цель моей поездки приближалась, и все большее смятение охватывало меня.
Сомнения начались еще в поезде. Зачем я мчусь на ночь глядя к совершенно незнакомому человеку? Что он скажет, выслушав мой сумбурный рассказ? Скорее всего, примет за сумасшедшую и отправит меня в ближайшую больницу.
Правда, Анни дала мне записочку к этому доктору Жакобу и настояла, чтобы я поехала сейчас же, немедленно. Но, может, не стоило ее слушать?..
Прямо с вокзала я позвонила по телефону, который мне дала Анни. Была такая длинная пауза, что я уже хотела с облегчением положить трубку, но вдруг ответил неожиданно ласковый старушечий голос:
— Квартира доктора Жакоба. Что вы хотели? Говорите же, вас слушают!
— Добрый вечер, — торопливо сказала я. — Можно попросить к телефону доктора?
— Добрый вечер, милочка, — ответила приветливо старушка. — Но его нет. Он уже ушел в театр.
— А когда он вернется? — Я тут же мысленно выругала себя за назойливость и поспешно добавила: — У меня к нему очень срочное дело. И очень важное.
— Вернется он поздно, дорогая. А если дело срочное, то позвоните ему туда. Он утром уезжает.
— Куда позвонить?
— Да в театр. У него там есть телефон.
Она назвала мне номер. Странно: что же, у него там рабочий кабинет, у этого доктора, в театре? Хотя, может, он подрабатывает вечерами как театральный врач…
Пожалуй, я даже обрадовалась, что сегодня встреча не состоится. Есть время собраться с мыслями, подумать до утра. А завтра…
Может, утром я просто вернусь домой. Что-то не внушает мне доверия этот доктор.
Оставалось позаботиться о ночлеге. У меня были знакомые в городе, но идти к ним сегодня не хотелось. К счастью, в первой же маленькой гостинице в узком привокзальном переулке нашелся свободный номер.
В тихом номере, выходящем окнами во двор, где сонно шелестели деревья, я успокоилась. Умылась, причесалась перед потускневшим от старости кривым зеркалом.
В окно была видна цепочка пестрых огней набережной, словно отрезавших озеро, черневшее темным провалом. Лишь вдали, где смутно виднелась мрачная громада Шильонского замка, серебрилось на воде пятно лунного света, прорвавшегося сквозь тучи, — картина совсем в манере старых живописцев-романтиков.
Я почувствовала себя очень одинокой.
Что делать дальше? Сидеть тут весь вечер или сразу завалиться спать?
Машинально я включила маленький радиоприемник, стоявший на столике у кровати, и услышала вкрадчивый голос:
«У вас свободное время? Вас мучает бессонница? Тоска одиночества? Днем и ночью вызывайте Телебиблию: тридцать пять девяносто девяносто…»
Передо мной встало измученное, осунувшееся лицо тети, и я поспешила выключить приемник.
Но ведь старушка сказала, что утром Жакоб куда-то уезжает. Я решительно сняла трубку телефона, стоявшего на столике возле монументальной деревянной кровати, и набрала номер.
— Да?
Этот негромкий деловой голос сразу прогнал всю мою решимость. Я уже хотела бросить трубку, но он настойчиво повторил:
— Да? Я слушаю.
— Простите… Это театр?
— Да. Варьете «Лолита».
— Могу я попросить к телефону доктора Жакоба?
Может, старушка надо мной подшутила? Но телефонная трубка ответила:
— Я слушаю вас.
Отступать поздно. Попалась.
— Я хотела с вами посоветоваться по очень важному делу. Мне рекомендовала Анни. Анни Дальрик, вы ее знаете. Извините, доктор, что беспокою вас так поздно. Я звонила к вам домой, и мне дали этот телефон…
Он слушал мое бессвязное бормотание не перебивая, а я все больше смущалась.
— Могу я с вами завтра повидаться, доктор? Дело очень, очень важное.
Помолчав, он ответил:
— Завтра утром я уезжаю. Но если дело действительно важное…
— Вопрос жизни и смерти! — торопливо перебила я.
Он недоверчиво хмыкнул и насмешливо спросил:
— Это из какого-то романа? Если я вам нужен, приезжайте сейчас, только побыстрее, у меня мало времени.
— Куда?
— Сюда, в варьете… — И он назвал адрес, который я поспешно записала неразборчивыми каракулями на пачке сигарет.
Отступать было невозможно. Я позвонила портье и попросила вызвать такси. Еще раз причесалась, спустилась вниз. Такси уже ждало у подъезда.
Ехать оказалось совсем недалеко. Через пять минут мы свернули в какой-то узкий переулок, подозрительно ярко освещенный множеством пестрых фонарей, и остановились перед стеклянной дверью. Над нею сияла игривая вывеска: «Лолита».
Рядом с дверью на громадной афише разрисован мускулистый, обнаженный красавец в набедренной повязке и в чалме, обвитый не то цепями, не то гигантской змеей. «Последний вечер! Король современной магии Бен-Бой — Человек, Проходящий Сквозь Стены!» — кричала надпись разноцветными буквами.
Каково художнице видеть такую мазню!
— Пожалуйста, мадемуазель, — сказал шофер, удивленный, что я не собираюсь выходить.
— Это здесь? — растерянно спросила я.
— Да. Варьете «Лолита». Вы же сами давали адрес.
Сверкая заученной белозубой улыбкой, плечистый негр в расшитой ливрее уже распахнул стеклянную дверь, и на улицу вырвались призывные раскаты джаза. Я вылезла из такси.
— Вы к доктору Жакобу? — переспросил недоверчиво швейцар. Улыбка его сразу стала совсем другой — вполне естественной, искренней и даже дружеской. — Пожалуйста, мадемуазель. Он вас ждет. Вот по этому коридору, вторая дверь направо. Проводить вас?
— Не беспокойтесь. Я найду.
Он поклонился и смотрел мне вслед, пока я шла по длинному коридору, — взгляд его я чувствовала спиной. Так, вторая дверь направо. Я постучала.
— Войдите, — пригласил уже знакомый хрипловатый голос.
Я распахнула дверь и замешкалась на пороге.
Это была явно артистическая уборная. Одну стену всю целиком занимало громадное зеркало, вдоль него тянулся стол-прилавок, заставленный разными флакончиками и гримировальными принадлежностями. Другие стены от потолка до пола были завешаны пестрыми афишами. Приторно пахло пудрой, потом, каким-то зверинцем. Отражаясь в зеркале, лампа слепила глаза.
Куда я попала?
— Что же вы? Проходите, — предложил молодой человек в роскошном вишневом халате и с чалмой на голове.
Живые, насмешливые глаза, коротко, по-мальчишечьи остриженные волосы, добродушное круглое лицо, — почему оно такое белое или он загримирован?
— Вы — доктор Жакоб? — недоверчиво спросила я.
— К вашим услугам. — Он учтиво наклонил лобастую стриженую голову. — Сомневаетесь? Тут каждый может подтвердить, что я в самом деле доктор Жакоб. Проходите, садитесь вот сюда, — он придвинул облезлое кресло к аляповатому столику в стиле ампир, — и рассказывайте. У меня очень мало времени.
Теперь я уже точно знала: идти сюда было незачем. Нелепо и глупо! Но делать нечего — я покорно села в расшатанное, жалобно заскрипевшее кресло.
— Ну-с? — настойчиво сказал он, глядя на меня насмешливыми и до неприличия любопытными глазами. — Итак, милая Анни посоветовала вам приехать ко мне. Зачем?
— Понимаете, у меня есть тетка… — начала я и остановилась.
Этот ужасный запах — какая-то смесь будуара с зоопарком, слепящий свет ламп, отражающихся в зеркале, вишневый халат, мелькающий перед глазами, — все действовало на нервы.
— Ну, так что же случилось с вашей любимой тетей? — спросил Жакоб.
— Вы не могли бы сесть и не мелькать у меня перед глазами? — рассердилась я.
Характер у меня нелегкий, я знаю это и стараюсь сдерживаться, да только не всегда удается…
Странный доктор остановился, глядя на меня, и пробормотал сквозь зубы:
— Ага, у вас тоже пошаливают нервы, — но все-таки послушно сел на низенькую скамеечку, небрежно подтянув ее ногой к столику, достал пачку сигарет, закурил, потом, спохватившись, протянул мне.
— Какие у вас?
— «Парижские».
— Спасибо, я предпочитаю свои.
Я тоже закурила.
— Итак, что же случилось с вашей теткой? — повторил он и, сдвинув рукав, бросил взгляд на часы, надеясь, что я не замечу. Но я заметила, и мне стало обидно.
— Она слышит голоса. Вернее, голос. Один и тот же голос.
— Голос? Какой голос?
— Мужской голос, который произносит длинные проповеди и внушает ей всякие странные вещи. Уверяет, будто он — небесный голос.
— Ваша тетка религиозна?
— Нет. Вернее, была совершенно нерелигиозной раньше, пока это не началось. Даже всегда смеялась над суевериями, подшучивала над дядюшкой Францем, своим покойным мужем, когда он под старость ударился в мистику. Но теперь она очень переменилась.
— Сколько ей лет?
— Семьдесят второй год.
— И давно это с ней происходит?
— Месяца три. Да, это началось вскоре после смерти дяди, а он умер в октябре прошлого года.
— Днем или ночью?
— Что? — не поняла я.
— Когда слышится ей голос? Днем или ночью?
— Обычно ночью, но иногда и днем.
Тут он задумался и проделал необычную вещь: машинально покрутил в пальцах горящую сигарету и небрежно засунул ее себе в рот — зажженную. И тут же безмятежно и просто — словно нитку в игольное ушко — продел ее себе сквозь щеку. Сигарета по-прежнему горела, от нее тянулся сизый дымок!
Я заморгала и помотала головой, чтобы опомниться. Но удивительный доктор Жакоб, не заметив моего изумления, сказал:
— Голоса — это бывает при некоторых психических расстройствах: шизофрения, алкогольный галлюциноз. Даже тромбангиит или просто ревматическое поражение мозга могут вызывать галлюцинации. Не понимаю только, чем я могу помочь. Вам бы лучше обратиться к опытному психиатру. Могу вам рекомендовать профессора Рейнгарта — это мой учитель. Очень опытный специалист.
Он затянулся догорающей сигаретой, снова ловким и привычным жестом продел ее сквозь другую щеку и погасил в пепельнице дымящийся окурок как ни в чем не бывало.
— Что вы так смотрите на меня? — удивился он, — Я в самом деле не знаю, чем помочь вашей тетке. Я не такой уж специалист по нервным расстройствам.
Я встала. Он тоже поспешно поднялся, запахивая роскошный халат.
— Ну что же… Извините, что отняла у вас время.
— Ничего, ничего. Мне, право, очень жаль. Но почему Анни взбрело в голову?..
— Она считает, будто тут дело нечисто и только вы можете разобраться.
— Почему?
— Последнее время этот голос внушает тетке, чтобы она давала деньги какой-то секте «Внимающих голосам космического пламени».
Он сразу насторожился и весь напрягся, словно услышав выстрел.
— Ах вот как! Это меняет дело. Что же вы сразу не сказали?
— Но вы так меня встретили…
— Прошу извинить, но у меня в самом деле мало времени. Садитесь и расскажите все подробнее.
Я покачала головой, но он решительно усадил меня опять в скрипучее кресло. Руки у него оказались прямо железными.
— Итак, ваша тетка слышит голос, и этот «небесный голос» приказывает ей отдать деньги секте каких-то проходимцев?.. — проговорил он, закуривая новую сигарету.
— Почему вы считаете, будто они проходимцы? — перебила я. — Я ничего не знаю об этой секте. Не знаю даже, существует ли она на самом деле. Это Анни считает, что дело нечисто, и посоветовала обратиться к вам.
— И совершенно правильно сделала! — с великолепной непоследовательностью сказал доктор Жакоб. — Конечно, проходимцы, какие могут быть сомнения? Любая секта в наши дни создается лишь для того, чтобы облапошить доверчивых простаков. И этот «небесный глас», подающий весьма земные советы, — какие вам еще нужны доказательства, что вашу тетушку задумали обчистить до нитки?!
Я все время с нарастающей тревогой следила за сигаретой, которой он опять размахивал передо мной…
И опасения мои оправдались. Доктор Жакоб снова начал продевать горящую сигарету то сквозь одну щеку, то сквозь другую — один раз, другой, третий… Он вовсе не пытался удивить меня, нет, даже не замечал, что делает, — так нормальные люди в задумчивости машинально постукивают пальцами по столу или насвистывают.
Я поняла это, когда в ответ на мой вскрик: «Перестаньте, ради бога!» — он недоуменно поднял брови и спросил:
— Что?
— Перестаньте выделывать эти штучки! — не сдержалась я.
— Какие штучки?
Тут, перехватив мой взгляд, он посмотрел на сигарету и рассмеялся.
— О, извините! Это я машинально. Надо размять пальцы перед выступлением.
«Размять пальцы»! Сказал так просто, словно был известным пианистом и готовился к выходу на сцену. Ну и доктора подсунула мне Анни…
— Где вы живете? С теткой?
— Возле Моркля, это неподалеку от Сен-Мориса.
Он кивнул:
— Знаю.
«Дорогой доктор, следующий номер ваш. Прошу на сцену», — вдруг раздался за моей спиной громкий металлический голос.
Я вскочила и оглянулась. Кроме нас, никого в комнате не было.
— Что это? Кто?
Вид у меня, вероятно, был такой, что он не удержался от смеха и поспешно сказал:
— Нет, нет, чревовещанием я не занимаюсь. Просто меня в самом деле зовут на сцену.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, просто пора выступать. Мой номер.
Только теперь я поняла, что металлический голос доносился из маленького динамика над дверью. Он настойчиво повторил: «Доктор Жакоб, ваш выход!»
— Извините и подождите меня здесь, — торопливо сказал мой странный собеседник. — Я скоро вернусь. Постараюсь сегодня провести все номера побыстрее. Нам нужно кое-что уточнить. Дождитесь меня непременно!
С этими словами он, совершенно не стесняясь, вдруг решительным движением сбросил на кресло свой роскошный халат — и оказался в одной набедренной повязке. И только тут я догадалась, что доктор Жакоб и есть тот самый великий факир Бен-Бой, умеющий запросто проходить сквозь стены, чье незабываемое изображение я видела на афише у входа в это подозрительное варьете!
Человек, проходящий сквозь стены
Он глянул в зеркало, подправил грим на лице и кинулся к двери, повелительно бросив мне:
— Не уходите!
Я ничего не успела ответить.
Вот тебе и доктор Жакоб! Фокусник, шарлатан! Меня просто разыграли, а я-то всерьез рассказывала ему об измучавшейся тете.
Ну, от Анни я этого не ожидала…
«Видишь ли, только он со странностями, этот доктор Жакоб», — туманно сказала она, давая мне адрес. Я тогда не обратила на ее слова должного внимания.
Хорошенькие странности! Этот доктор, оказывается, умеет проходить сквозь стены! А во время разговора запросто продевает сквозь щеку горящую сигарету, — видите ли, чтобы размять пальцы…
Мне стало смешно.
Но, может, он в самом деле умеет проходить сквозь стены? Меня одолело любопытство. Раз уж я сюда попала, стоит познакомиться с магическими способностями доктора-факира. Вряд ли я когда-нибудь еще встречусь с ним.
Я вышла в пустынный коридор и, крадучись как девчонка, трусливо оглядываясь, направилась в ту сторону, откуда доносились звуки музыки и невнятные выкрики, прерываемые аплодисментами. Значит, там сцена.
Миновала одну дверь, другую… Поднялась по скрипучим ступенькам.
Как бы не попасть невзначай в какой-нибудь потайной люк и не оказаться вдруг на сцене, к восторгу зрителей…
Наткнувшись в темноте на тяжелый занавес, я долго путалась в его складках, едва сдерживаясь, чтобы не чихнуть от поднявшейся пыли.
И тут увидела через щелку прямо перед собой ярко освещенную сцену и на ней нескольких мужчин, окруживших доктора Жакоба.
Я не сразу разглядела, что они старательно и деловито заковывают его в цепи. Надели ему на руки и на ноги тускло сверкающие кандалы, для верности еще несколько раз обмотали его цепями с ног до головы…
Закончив свою странную работу, они отошли в сторонку, разминаясь, переводя дыхание и с интересом поглядывая на скованного по рукам и ногам факира.
— Ап! — весело и громко выкрикнул Жакоб.
И цепи, гремя, вдруг упали на пол к его ногам, словно стекли с него, как струи воды!
Грянули такие аплодисменты, что я испуганно отшатнулась, но тут же снова поспешно приникла к своей щелочке.
А на сцену уже выкатывали большой сейф на колесиках. Сейф был стальной, самый настоящий — от его тяжести заметно прогибались половицы.
Контролеры от зрителей тщательно осмотрели сейф и потом начали связывать фокусника по рукам и ногам толстой веревкой, стараясь накрутить побольше хитрых узлов, а Жакоб подшучивал над ними. Потом крепко связанного фокусника посадили в мешок, и один из мужчин начал зашивать его. Делал он это весьма неумело, и по требованию зрителей его сменила кокетливая девица.
Мешок с зашитым в него фокусником поместили в сейф. Контролеры, посовещавшись в уголке сцены, заперли замок, выбрав известную лишь им комбинацию цифр и букв. Потом они отошли в сторону, не сводя глаз с сейфа…
Откуда-то сверху мягко упал балдахин, расшитый пестрыми райскими птицами. Он прикрыл сейф всего на мгновение и тут же снова взвился кверху…
А возле сейфа с распахнутой дверцей уже стоял улыбающийся Жакоб, небрежно помахивая чудовищно запутанной и переплетенной веревкой.
— Как видите, для этого вовсе не нужно быть йогом! — громко объявил он, когда стихли аплодисменты и растерянные контролеры, оглядываясь на фокусника, гуськом ушли со сцены.
А Жакоб с видом человека, которому настала пора отдохнуть, лениво подошел к невысокому ложу в глубине сцены, вроде тахты, покрытой узорчатым ковром. Он сдернул покрывало — и я содрогнулась.
Вместо тахты под покрывалом оказалась доска, ощетинившаяся, словно еж, длинными стальными остриями, зловеще сверкавшими в ярком свете!
Даже смотреть на них было страшно. А Жакоб как ни в чем не бывало сначала уселся прямо на острия, по-восточному скрестив ноги, потом лег, вытянулся, да еще поворочался, словно укладываясь поудобнее на мягкой тахте.
Так, опершись на локоть и полулежа на стальных остриях, он и начал следующий номер.
Откуда-то в его руках очутилась флейта; он заиграл на ней тягучую негромкую мелодию. И веревка, небрежно брошенная им на пол после чудесного освобождения из сейфа, вдруг ожила, начала извиваться словно змея и тянуться кверху. Она оказалась теперь вовсе не запутанной, вместо узлов на ней вдруг появилось несколько разноцветных платков — синие, красные, зеленые. Повинуясь мелодии, они скользили по веревке в причудливом танце, то меняясь местами, то переплетаясь, то снова расходясь…
Жакоб властным жестом протянул руку — и все платки, будто пестрые птицы, перепорхнули с веревки к нему на ладонь. Фокусник сжал их в кулак, снова раскрыл ладонь — она была пуста, все платки исчезли. Не в рукав иллюзиониста, как это обычно бывает, о нет! Ведь Жакоб был почти голым — в чалме да в набедренной повязке, никаких потайных рукавов.
— И для этого не нужно быть йогом, — сверкнув улыбкой, весело повторил он под аплодисменты зала.
А веревка тем временем тоже исчезла…
Да, это был фокусник высокого класса.
Года два назад, правда недолго, мне довелось поработать декоратором в большом цирке в Женеве. Там я насмотрелась фокусов, которые показывали мировые знаменитости, приезжавшие на гастроли. Жакоб им ничуть не уступал. И показывал он свои поразительные трюки легко и весело, будто играючи, с иронической улыбкой. Всем своим видом Жакоб словно говорил: «Вот, друзья, я покажу вам несколько забавных трюков. В них нет ничего чудесного, но попробуйте-ка их разгадать».
Он поставил посреди сцены трость, взятую у одного из зрителей, и начал «гипнотизировать» ее под смех зала. Трость то стояла неподвижно, хотя он вовсе к ней не прикасался, то начинала пританцовывать, то взвивалась кверху и повисала в воздухе. Потом она совершила прыжок чуть не через весь зал — и очутилась в руках своего ошеломленного владельца.
Жакобу вдруг чем-то не понравилась одна из сильных ламп, висевшая над сценой. По его приказу принесли лестницу с кривыми саблями вместо обычных перекладин. Жакоб ударил по каждой сабле бамбуковой палочкой, чтобы показать всем, как они остры. С каждым ударом от палочки отсекался кусок, пока она не стала величиной с карандаш.
Ему завязали глаза, и вот в тишине потрясенного зала фокусник начал неторопливо взбираться по этой чудовищной лесенке, спокойно переступая босыми ногами с одного сабельного лезвия на другое…
Я невольно зажмурилась. А когда открыла глаза, Жакоб уже был на самом верху лестницы: стоя на двух лезвиях, с завязанными глазами, он пытался достать лампочку, но никак не мог дотянуться, рискуя в любой момент упасть с лестницы.
«Что он еще выкинет?» — с тревогой подумала я. И в тот же миг в руке Жакоба вдруг очутился большой старинный пистолет, и он выстрелил из него в лампочку со страшным шумом.
Звон стекла, все окуталось дымом…
А когда дым рассеялся, мы увидели Жакоба стоящим по-прежнему на верху лестницы, только теперь он оказался без повязки на глазах и уже одетым: безупречно отутюженные брюки, коричневая рубашка с закатанными рукавами.
Раскланявшись, он начал спокойно и не спеша спускаться по чудовищной лестнице.
Пока он спускался, у него на груди возникло странное светящееся пятно. Оно разгоралось все ярче и ярче. Жакоб со смущенным видом пытался прикрыть его ладонью, но тщетно.
Тогда он вдруг расстегнул рубашку, и все увидели, что у него в груди горит электрическая лампочка, явственно просвечивая сквозь кожу!
Фокусник взмахнул рукой, выхватил прямо из воздуха зловеще сверкнувший большой кинжал и полоснул им себя поперек груди…
Я снова на миг зажмурилась от страха, но готова поклясться хоть на суде, что отчетливо видела страшную кровавую рану, из которой Жакоб вынул пылавшую лампочку. Она тут же погасла, и внутри нее оказалась маленькая птичка с удивительно красивыми красными и голубыми перьями. Жакоб разбил лампочку, птичка взвилась под потолок и стала стремительно порхать по всему залу, сверкая радужным, причудливым оперением.
Жакоб показал еще несколько номеров, один удивительнее другого, все в той же привлекательной лукаво-иронической манере. Работал он поразительно ловко и чисто. Я следила за ним не из зала, а прямо со сцены, буквально с двух шагов, и все-таки не могла разгадать ни одного трюка.
А в конце выступления багроволицый здоровяк, приглашенный из зала, прострелил Жакоба из пистолета навылет карандашом, который предварительно пометили зрители. Карандаш был привязан к длинной алой ленточке. Здоровяк долго целился, громко сопя, потом выстрелил.
Карандаш пробил насквозь тело Жакоба и «прошил» его лентой — я это видела своими глазами, как и все сидящие в зале! А фокусник как ни в чем не бывало спустился в зал и не спеша зашагал по проходу, давая всем убедиться, что действительно прострелен насквозь именно тем карандашом, какой пометили…
Потом он попросил выстрелить в него еще раз. Когда рассеялся дым, лента с карандашом бесследно исчезла, но зато у Жакоба слетела с плеч голова! Держа ее под мышкой, он ушел со сцены.
Притаившись в складках занавеса, я слышала его тяжелое, прерывистое дыхание, когда он проходил мимо. Значит, голова у него снова оказалась на месте? Мне очень хотелось выглянуть в щелочку и убедиться в этом. Но я поспешила скорее выскочить в коридор и опрометью кинулась обратно в артистическую уборную.

Операции, подобные современным операциям пластической хирургии, выполняли еще за 600 лет до нашей эры, когда в Индии Сушата Сам–гита восстанавливал поврежденные носы. В книге А. Бэшем «Чудо, которым была Индия» отмечалось: «Особого внимания заслуживают пластические операции древних индийских врачей – они умели восстанавливать носы, уши и губы, потерянные или искалеченные в бою или по приговору суда. В этой области индийская хирургия опережала европейскую вплоть до 18 века, когда хирурги Ост–Индской компании не сочли для себя унизительным учиться у индийцев искусству ринопластики».

Способ ринопластики, подробно описанный Сушрутой, вошел в историю под названием «индийского» метода. Кожный лоскут для формирования будущего носа вырезался на сосудистой ножке из кожи лба или щеки.

Далее следы развития пластической хирургии отсутствуют до конца 15 века. В это время сицилианец Антони Бранка использовал ткань с руки для восстановления поврежденных ушей и губ.

Итальянец Гаспар Тальякоцци (1545–1599) считается основателем современной пластической хирургии. В 1597 году он опубликовал трактат о восстановлении поврежденных носов при помощи фрагментов тканей с руки. Однако труд Тальякоцци был осужден его современниками: они считали его операции незаконными и рассматривали их как преступление против природы. Тальякоцци был похоронен на неосвященной земле.

Хирург Джозеф Карпю 23 октября 1814 года в Лондоне впервые в Европе выполнил ринопластику по «индийскому» методу. Она прошла успешно, и когда он снял повязку через три дня после операции, то воскликнул: «Бог мой, да это же нос!»

С этого момента пластическая хирургия стала быстро развиваться. Были разработаны методики изменения формы носа, репарации расщепленного нёба и др. В конце 19 века были опубликованы сотни статей, описывающих различные методы пластической хирургии.

Импульсом для быстрого прогресса, приведшего к развитию современной пластической хирургии, стала 1-я мировая война. Когда она началась, лишь немногие хирурги знали, как лечить огнестрельные раны лица. Сложившаяся ситуация привела к возникновению специализированных хирургических центров.

С тех пор пластическая хирургия сделала невероятный прогресс и стала сегодня одним из самостоятельных направлений медицины.

Источник