Слёзы (сборник рассказов и миниатюр)

...почитала "Надежду" . блин...нет слов...муражки по коже, глаза на мокром месте(((

Я тя лю!!!
_________________

последнюю зарисовку еще вчера прочитала, но вчера даже ответить не смогла - настолько переполняли эмоции, до дрожи в руках. Даже и сейчас как-то не по себе. И все равно спасибо - читая такие вещи, мы становимся душевнее и чище

Очень хочется верить!
Лена, спасибо за отзыв!
_________________

Маняковка заглянула и обнаружила в этой теме уже несколько миниатюр( стоит заменить название темы )
Выбрала " Ангел" первым делом , потому как ты обозначила его как бред.
Бред я люблю И это именно то , что я искала у тебя почитать
В этом рассказе масса шикарных словооборотов , прекрасно раскрывающих внутренний мир героя и его
существование в целом. Знаю , такие рассказы выливаются в одночасье , под каким - то непонятным воздействием ( даже , возможно,
и без наличия такового), но они приходят из темных уголков , выстраиваются и материализуюся. И это есть гуд.
Думаю прочитать все , что есть , так как перклич с такими вещами у меня всегда имеется.
ЗЫ: Немного сумбурный отзыв , но , дорогая , это я под впечатлением от прочитанного! Маняка - ты СИЛА!
___________________________________

Но какой! Спасибо, Мак!!!
Радо что тебе понравилось.
_________________

quote]
Но какой! Спасибо, Мак!!!
Радо что тебе понравилось.[/quote]
Понравилось , думаю еще много чего понравится
Прочитала " Сон во сне" , да ,голубушка , закрутила
Философский контекст налицо , но ничего не поделаш , кому - то котом суждено прожить , кому - то воробушком ,
а кому - то одиноким Ильей Ильичем....Идея неординарная , написано легко , немного с грустинкой , но всего в меру.
Спасибо!!!
___________________________________

Мак! Тока сейчас увидела добавку!

Ну, да! Кто ж спорит. Вот только, почему мы частенько хотим стать кем-то другим?
Сибы! Я очень рада, что смогла тебя заинтересовать!
Во кого нашла))) Не знаю, есть у тебя такой или нет, но лови!

_________________

 » Только один день.

Голубой экран окрашивал комнату своим неровным мерцанием, то отпуская, то уводя за собой тени. Следуя его желанию, они расползались по комнате, выныривая откуда-то из темноты, бродили вокруг причудливыми очертаниями. Она лежала на диване, закинув ногу ему на бедро и подстраивая дыхание под его мерное сопение.
На губах застыла блаженная улыбка. Как же она счастлива. Счастлива настолько, что не может вместить в себя всю полноту ощущений. Счастлива тем, что живет, что судьба подарила ей прекрасных родителей, встречу с Андреем, любовь, которая связала их, и все то, о чем она когда-либо мечтала.
Было уже поздно, но спать не хотелось, а потому, она просто лежала, закрыв глаза, прислушиваясь к звукам телевизора, вбирая в себя тепло человеческого тела.


Казалось, что темнота обволакивает. Напоминая по фактуре опару, что когда-то давно, в детстве, ставила бабушка, она расползлась по полу, медленно вскарабкалась на кровать, и теперь, взрываясь миллионами пузырьков, играла на нервных окончаниях, заставляя их, как на уроке, выводить необходимые ей созвучия.
Она спокойно лежала, закрыв глаза, позволяя липкой субстанции тренироваться. Где-то там, в глубине тела, под несколькими слоями разнообразных покрывал, неровными ударами, сердце отсчитывало минуты, также замедляясь и ускоряясь, как и дыхание. Их симфония, врезаясь в темную массу, дополняла мелодию неожиданными аккордами, но ей она не принадлежала. Это были чужие звуки, чужое дыхание и чужое сердце. Они существовали без нее, вне ее, не имели отношения к душе и разуму. Они как часовой механизм, независимо от обстоятельств, причин и следствий, неумолимо приближали ее тело к мгновению, когда маятник дрогнет, качнется раз, другой, третий и лишенный эмоций, пробьет окончание положенного часа жизни. Вот так, бездушно, сторонними наблюдателями, они приближали к концу ее бытие, отрицая саму возможность существования.

Еще было время, час или два, она точно не знала, но чувствовала, что вставать рано. Еще можно расслабиться, ни о чем не думать и никуда не спешить. Она любила такие моменты, когда все вокруг как бы замирало, скрывалось под натиском темноты и, не имея возможности противостоять ее цепким объятиям, распадалось на мелкие части, уже неспособные волновать, бередить душу и побуждать к действию. Это самые прекрасные моменты в жизни, когда человек, наконец, предоставлен самому себе, отстоит от общества, его неугомонной толпы со своими законами и требованиями, когда он может забыть о своей социальной сути и подарить себе бурю эмоций, запретных, скрываемых, невыполнимых, не только по причинам их отрицательных характеристик, но и банального страха осуждения со стороны других подобных себе.
Это как уход в мир виртуального существования тобою созданный, а потому прекрасный. Мир, где мысли и желания принимают материальное воплощение, стоит лишь задуматься, где нет разочарований, так как все предметы вокруг - есть собственные творения, мир, где человек может уподобиться божественному, почувствовать себя творцом вселенной.
Еще будучи студенткой, они с философом любили разглагольствовать на тему реального и ирреального, но четкой грани между ними она для себя так и не выделила. Cogito ergo sum - претендует ли этот посыл на абсолютность? Как может быть доказана его истинность. Если взять шизофреника - его бытие есть фикция, иллюзия, или нет. Ведь мир в котором он существует, вполне реален. Он, такое же мыслящее существо, как и любой нормальный человек, хотя что такое нормальный? Этот вопрос столь же относителен как и многое другое.
Почему нельзя предположить, что с точки зрения высшего существа (да не буду я предана анафеме), мир в котором существует человечество, всего лишь плод больного воображения Бога. Мир такой какой он есть, со всеми его горестями, смертью и убийствами не самое прекрасное место. К тому же, изначально оговаривается тот факт, что есть рай, как полный антипод земной жизни. Остается только совершить переход, и все будет как в сказке, без слез и стенаний, и это есть совершенное бытие. А если еще опереться на тезис о предопределении, то мышление вообще можно отбросить за ненадобностью, ведь каждый наш шаг запрограммирован заранее, и от самого человека ничего не зависит.

Она так считала, верила в это, и потому не спешила вырваться, охраняя свое состояние крепко сомкнутыми веками.
Нет, еще рано, очень рано. Еще есть время. - это все что было важно для нее. Все, что имело значение.
Она любила ночь. Ночь, с ее всеобщим уравниванием, свободную от предрассудков, косых взглядов и оценочных замечаний, с ее отрицанием черного и белого. Была благодарна ей за возможность раствориться, забыть о долге, который навязывал день, отрешиться от других - преследующих свои цели, строящих планы, обвивающих ее судьбу нитями собственного расписания, без разрешения, совета и согласия. Только ночь могла подарить ей свободу, пусть кратковременную, возможно иллюзорную, а оттого еще более желанную.
Мир, за пределами ее состояния, не имел значения, во всяком случае в данный момент, хотя и жил по своим вечным законам. Первые лучи солнца уже поднимали с кроватей представителей человеческого рода, таких сознательных и ответственных, спешащих включиться в дневную суету, состоящую из ежеминутной борьбы за выживание.
Кто кого! - девиз человечества, до абсурдности простой и лаконичный. Затрагивая всех и каждого, он не дает ни минуты покоя, вынуждая работать, биться, желать большего и так до конца, который иногда, пусть и не многим, представляется как милосердное избавление.
Ворвавшись в этот стремительный бег с препятствиями с момента принятия первого самостоятельного решения, человек попадает в водоворот. И уж тут, его начинает кидать из стороны в сторону, начисто лишая возможности вызвать на откровенный разговор с разумом свои желания и потребности. Последние, перетягивают чашу весов, словно вколачивая ее в землю, настолько сильно, что никакие потуги даже помыслить о сакральном, не могут вырваться из глубин подсознания, не говоря уже о возможности побороть их. Они маленьким, но очень стойким чертиком, свербят где-то внутри каждого существа, все требуют, требуют, зачастую лишнего, самому ненужного, но желаемого окружающими, а следовательно, необходимого и тебе. Они, как заразная болезнь, передаются от одного к другому, и все!, цепную реакцию уже не остановить. Она расползается по свету, поражая своим вирусом каждого встречного, ее "больше, больше" - произносимое на различный манер, сливается в единый голос и остановить это не представляется возможным.
Ей надоело это бессмысленное стремление, сокрытое именем "хочу", но возможности избавиться от него она не видела. И потому, вытянувшись во весь рост, закрыв глаза, оттягивала момент возвращения к чуждой ей реальности. Еще один вдох, еще один удар сердца, мгновенье, сладостное и мучительное одновременно. Последнее.


Он зазвенел, подпрыгивая как мячик. Отплясывая на тумбочке, ворвался в темноту словно обжигающий полуденный зной. Вот и все. Выдох. Рубильник переключен одним резким движением. Взмах ресниц и новый день наступил.
С улицы, в комнату еще хранящую полумрак и ощущение ночной прохлады, уже подглядывает солнце. Еще трепетно, но со свойственной настойчивостью, оно вытягивает из ночных иллюзий, словно шепчет: "Пора". Любуясь собой, проникает в самые потаенные уголки медленно, но верно, заставляя загнать тайные желания настолько глубоко, чтобы даже случайно не смутиться, узрев их при свете дня.
Вставать. Она потянулась и бодро соскочила с кровати. Дежурный поход в душ и милая улыбка наступившему. И так с детства, привычка пустившая корни, второе "я" впитанное с молоком матери - улыбнись новому дню, и он улыбнется тебе.
Аромат кофе и запах сигаретного дыма вперемешку, подгоняя друг друга, отправляются в путешествие, манящее из открытого окна и, сливаясь там с городским смогом, пропадают навеки. Еще один ежедневный ритуал.
Она стряхнула пепел, и он осыпался на стекло, забрав с собой последние капли засыпающих эмоций. Надо двигаться, время не ждет. Хотя, что такое время?! Если разложить его на мелкие составляющие - то мгновенье, одно застывшее мгновенье, в котором, словно в зеркале, отражается единственное действие, реальность которого не ставиться под сомнение. А в остальном - бесконечная череда мгновений каждого, несравнимых, далеких друг от друга, чуждых. И пусть даже какой-либо миг сумел захватить врасплох два существа, тем самым заключив их в свою оболочку, он не сможет свести их воедино. Нет, и не может быть такой близости, которая способна преодолеть пропасть мыслей и желаний, ее нельзя наполнить ни родственными узами, ни любовью, ни чем иным.
"Стоп, опять забыла телефон", - подумала она, уже забросив ключи в сумку и вызвав лифт. Как всегда, еще одна привычка. Их было много, а может, она сама где-то внутри считала, что так должно быть. Повтор, отмотать пленку назад и все начать заново, дежурный поход в душ, милая улыбка наступившему. И вот она уже выбегает из подъезда, опаздывая, ловит шабуру, и несется по дороге, ныряя среди машин. Рискуя, мчится вперед.

Она влетает в офис, для того чтобы с минутным опозданием занять свое рабочее место.
- Опять, - шепчет себе под нос. На столе ворох бумаг. Отчеты, платежки, графики, все навалено, словно кто-то, одним махом руки, смел их на середину. - Ну почему я никогда не умела быть аккуратной. - И так тоже всегда, приходя на работу после выходных, она начинала корить себя за беспорядок, для того чтобы в пятницу вновь спеша, оказаться дома, оставить все как есть. Это как извечная мамина борьба с отцом, относящаяся к разбросанным носкам, скомканным рубашкам, и изо дня в день повторяемому: "Жена, где мои тренировочные".
Она уже почти закончила наводить порядок, когда в кабинет заглянула Алена.
- Валерия Владимировна, Вас Александр Николаевич просил зайти, - выражение некой отрешенности, витания в облаках, стали привычны для всех сотрудников, на него уже перестали обращать внимание. Всегда, словно ни от мира сего. Прежде Алена вызывала удивленные взгляды, колкие замечания, сейчас уже все сравнялось и стало обыденным, и только изредка привлекала к себе внимание, когда, встречаясь с коридоре с водителем Колей, заливалась ярким малиновым румянцем. Это было любопытное зрелище. Немного комичное, пронизанное наивностью и ребяческой непосредственностью. Она сразу превращалась в девочку-подростка, которую мальчик приглашает на первое свидание, а та, теряя дар речи, преданно смотрит на него, не в силах сказать ни да, ни нет.
Если покопаться в памяти, то у каждой из женщин где-то сокрыт подобный момент. Нежно оберегаемый, он временами возвращает нас в ту пору, когда нет еще разочарований, когда много ждешь и надеешься покорить мир, а он расстилается перед тобой такой необъятный, прекрасный и манящий. Обещает все, а ты как всегда желаешь больше, чем он может дать, и искренне веришь, что тебе все по плечу.
- Да, хорошо. Сейчас.
Она постучалась. Он стоял в ярком свете оконного проема вполоборота. Как всегда с иголочки, такой респектабельный и спокойный, что сложно было соотнести этого человека с тем молодым парнем, которого она когда-то знала. Дружба с ним, осталась ей в наследство от мужа. Когда ее брак пришел к своему логическому завершению, она страшилась, что придется разорвать связи с некоторыми людьми, общением с которыми дорожила. Но этого не произошло. В целом, все осталось также как и раньше, только вновь был обретен статус свободной женщины, пусть и разведенной, с возможностью самостоятельно командовать личным временем.
- Садись, Лера. Кофе будешь? - это был не вопрос, а скорее утверждение. Кофе - ее страсть. - Алена, два черных, пожалуйста. Секретарша выскользнула за дверь.
- Саш, что-то случилось?
- Такой вопрос? С чего? - он оторвался от окна, присел на кресло, приглашая ее занять место напротив. Алена принесла кофе.
- Ты назвал меня Лера при подчиненной!? - Он, то ли удивленно, то ли скептически приподнял бровь, словно сомневаясь в том, что мог нарушить негласное правило. - Так в чем дело? - Сейчас она видела, как он напряжен, складка между бровей и рука, постоянно потирающая висок, словно это может снять напряжение. - Саша?
- Может, ты зайдешь к нам сегодня?! Посидим, поужинаем, поболтаем?! Как раньше.
- Все также, да?
- Она никак не придет в себя, ты же знаешь, как это было важно для нее. - голос дрогнул, не только для нее, но и для него это тоже было важно. Их брак со стороны выглядел просто идеально. Счастливая семейная пара, полное взаимопонимание, уважение и все то, что обычно подразумевают, говоря, что встретились две половинки. Все так, если не одно обстоятельство. Дети, вернее их отсутствие.
Татьяна последние пять лет, словно задалась целью родить ребенка. Она искренне считала, что в этом состоит ее обязанность жены, зависит счастье мужа, и делала все возможное. Лера даже сосчитать не могла, сколько было больниц, врачей, консультаций со специалистами и ничего. Отрицательный ответ, просто преследовал ее. И вот, когда она уже была готова смириться, уговорила себя, все изменилось. Это было не просто счастье, сложно передать те эмоции и чувства, которые отражались на ее лице. Кто бы мог подумать тогда, что врачебная ошибка прервет жизнь еще не родившегося, но такого желанного малыша.
- Она целыми днями сидит в детской, перебирает вещи. Если я застаю ее там, прячет все и делает вид, что только зашла. Смотреть страшно. На тень похожа. Я уже не знаю, что делать. Снести что ли все там!? - он закружил по кабинету, раненный, расстроенный и запутавшийся. - Я не могу больше смотреть, как она винит себя, мучает. Так нельзя.
Что-то защемило в груди. Нет не сердце, а что-то еще необъяснимое. Чужая боль... Насколько способны мы проникнуть в ее содержимое. Насколько умеем сопереживать.... Этот вопрос для нее всегда оставался открытым. При воспоминаниях о похоронах матери, ее неизменно терзали мысли о том, а что здесь делают все эти люди. Ей казалось, что присутствие всех этих соседей, сотрудников и просто зевак, лишь иллюзия массовости. Какое отношение они имеют к человеку, на чьи проводы пришли посмотреть. Вытирая одинокую слезинку, они идут в соседнюю комнату чтобы обсудить последние сплетни, улыбаясь, говорят о том, кто из присутствующих больше скорбит. "Отдать дань", - это только слова, напрочь прогнившие и пустые. А "мы будем помнить" - попусту вранье. Как только будет выпита последняя стопка, услужливая память возьмется за ластик, дабы не омрачать дальнейшее комфортное существование в мире живых. Что нам до мертвых, чужих мертвых. О чем здесь можно говорить, если даже могилы кровных родственников не становятся местом паломничества близких, и постепенно зарастают травой.
- Саша!? - Вот и все на что она была способна. И почти шепотом повтор - Саша. Да, конечно, я зайду вечером. После работы к отцу смотаюсь, обещала, а потом к вам. Хорошо. - Она положила на плечо руку, без слов, просто тем что рядом, пытаясь поддержать близкого ей человека. Большего не дано.
- Мы будем ждать. - Он опять уставился в окно. Разговор иссяк. Казалось, что он сразу забыл о ее присутствии, окунувшись во что-то только ему ведомое. И туда не было доступа никому, ни друзьям, ни родным, там существовал только он сам, его переживания и чувства. И разобраться в них мог только он сам. Здесь помощь не нужна. По идее, она и так не нужна, а точнее бесполезна. Как может кто-то со стороны судить, и делать вид, что знает больше? Ты сам, только ты сам хозяин своего внутреннего мира, только ты знаешь все потайные ходы и лазейки, только ты сможешь миновать тупик, и не позволить буре вырваться на поверхность.

Алена проводила ее оценивающим взглядом, видимо задумавшись об отношениях своего работодателя и этой, вечно надменной.
- Ну и пусть, все не имеет значения. - Лера научилась не обращать внимания на любые взгляды. Чтобы они под собой не скрывали, они ничего не значили для нее. Ровно ко всему! - это единственное верное решение, иначе всегда будешь переживать, волноваться, взвинчивать себя, тратя понапрасну нервы.
Она задавалась вопросом, что скажет вечером Татьяне: "Привет как дела? Решила вас навестить", - как то глупо, и боялась того, что будет потом. Не хотела принимать участие в предстоящем разговоре воспоминаний, который словно хомут уже примостился у нее на шее.
Как легко мы загоняем себя в тупик, - думала она. - Одно единственное слово, и все, ты в ловушке. Капкан с лязгом сомкнул стальные зубы, и как не трепыхайся, все напрасно. Она чувствовала себя волчицей, бьющейся из последних сил, но лишенной возможности отгрызть себе конечность, чувство долга, моральной ответственности и необходимость оказать помощь другу, крепко держат за горло. И как бы тебе не хотелось иного, лапа останется в капкане до тех пор, пока не появиться охотник и не вызволит, а там уж будет видно для каких целей. Уже решаешь не ты.
- Во, черт!! - она почти плюхнулась в кресло, испытывая желание скинуть обувь и как развязный подросток задрать их на стол; демонстрация превосходства. Смешно. - Никакого настроения работать. И где Валюха? - Словно услышав, она врывается в кабинет. Ураган, а не человек.
- Ты не представляешь!!! - с порога во весь голос. - Сейчас такое видела. - и дальше, без вопросов, приветствия, элементарного: "Как дела?". - Тамарочку нашу ухажер привез на мопеде, или как там называется эта трехколесная штуковина, - с грохотом приземлилась на стул и уставилась на Леру, ожидая реакции.
- Да? Надо же! - Большего не требовалось.
- Представляешь, какой смех то. Тамарочка в свои сорок с гаком с мопеда слезает. Я чуть не умерла. - Она закатила глаза для пущего эффекта. - Такое не каждый день бывает. Как думаешь, может она теперь ко мне добрее станет?
- Не хочется тебя разочаровывать, конечно, но боюсь, что за увиденное придется платить. - Лера живописно изобразила сцену насилия с удушением. - А чего опоздала то? Не из-за Тамары же?! - Главное спросить, хотя зная Валю, она бы и так все выложила, но когда спрашиваешь, внимание уделяешь, интереснее получается, воодушевления что ли больше в рассказе становиться. Лера приготовилась слушать.
- Да так. - Вроде как с неохотой в голосе, но уже со сверкающими глазами, - я вчера домой так и не попала, вот и пришлось переться через весь город, да еще домой надо было заскочить переодеться. Зачем всему коллективу задаваться вопросом, почему же Максимова Валентина уже второй день упаковывает себя в голубой сарафан. - она заговорчески подмигнула.
- Так уж и через весь? Учитывая размеры нашей "деревни", даже через весь, это раз плюнуть.
- Ну да, аж с тридцатки. Я вообще не привыкла к таким длительным передвижениям.
- А еще в Москву уезжать собираешься, - усмехнулась Лера, - Как же ты там по два часа на работу добираться будешь?
- А мне повезет, найду работу рядом с домом, - неиссякаемый запас оптимизма. - Так ты слушаешь, или как? - Лера кивнула, и, приняв позу поудобнее, сделала вид, что превращается в слух. - Ну, ты знаешь. Вчера мы с Катькой договаривались вечерком встретиться, обсудить детали выкупа. Даже жаль, последнюю незамужнюю подругу теряю, только ты у меня и остаешься. - еще чуть-чуть и начнется театрализованное представление, подумала Лера. - Так вот. Мы сидели в Арке, болтали по своему, и тут появляется Он. Такой высокий, мускулистый ...
- Ладно, сдаюсь. - взмолилась Лера, - не надо описаний, я знаю твой тип мужчин - блондины под два метра. Опустим.
- Зря, зря. Ты многое теряешь - Валя блаженно улыбнулась, потягиваясь всем телом, напомнила кошку, объевшуюся сметаны, и собирающуюся прикорнуть на солнышке. - Ну, как знаешь, как знаешь.
- И что дальше? Сразу так на тебя и запал? - Лера не имела ничего против Валюхиной внешности. Стройная, высокая, пусть не красавица, но эффектная, в общем все при ней, но все же ее иногда поражал тот факт, с какой легкостью она кадрила мужиков. Они просто слетались к ней как заговоренные. Потому и этот каверзный вопрос прозвучал без доли сарказма, вполне здорового в данной ситуации.
- Не скажу что с первого взгляда, но со второго точно. - Расхохоталась Валя. - А если уж правду говорить, то он оказался другом Катькиного брата, и просто подошел поздороваться. Вот так.
- И тут он пропал, как комар в паутине, - трагически проговорила Лера. - еще не зная о том, что его песенка спета, кинулся в омут с головой. - Она прекрасно знала, чем заканчиваются подобные истории в Валином исполнении. Долго гадать не надо. И как она только может вести столь беспорядочный образ жизни. Лера уже запуталась в ее мужчинах, не знала, что им отвечать по телефону, когда Валька отправлялась куда-нибудь с очередным кавалером, и страшно ругалась на нее за это: "Прекрати вмешивать меня в свои авантюры. Сама разбирайся со своим гаремом!"., но хотя подобные возмущения периодически повторялись, Валя с неизменным успехом в очередной раз уговаривала ее прикрыть.
- Вот уж не знаю как он, и что там на счет омута, но я точно взяла его в оборот.
- Ах, бедный, бедный... Ммм. А зовут то его как?
- Андрей. Андрей Александрович.
- Прям как моего бывшего. Надеюсь это не он.
- А что, ревнуешь? - оживилась Валька, давно мечтающая найти ей спутника жизни, или в худшем случае какого-нибудь ухажера, так сказать для разнообразия.
- Боже упаси, нет конечно. Просто за тебя волнуюсь. - Почему я должна ревновать, Лера задумалась. Они расстались без ссор, по взаимному согласию. Каждый честно признался, что чувства прошли, а одной привычкой счастлив не будешь. Вот и развелись. Шли к данному решению около года, и вот он был до отказа наполнен склоками, непониманием, обидами, часто необоснованными, возникающими скорее как необходимость, ведь по-другому общаться, просто не получалось. И когда ругаться сил не осталось, осмелились на разговор, который решил проблемы их совместного существования, на ее взгляд в положительную сторону, разведя их по разным направлениям. Так что ни о какой ревности не могло быть и речи, ей просто не было места в восприятии ситуации. Они даже встречались поначалу несколько раз в месяц, делились впечатлениями от новой жизни друг без друга. С потерей статуса "муж" и "жена" в их отношениях восстановилась гармония, если так можно выразиться.
- А ты не волнуйся, меня голыми руками не возьмешь.
- В этом я не сомневаюсь.
- Ну так вот. - Валя для пущей убедительности расположилась на краешке стола, - Катюха у меня дама понятливая, через полчаса домой засобиралась. Мы с Андреем проводили ее, посадили на такси, а сами отправились на набережную. Ну и сама понимаешь, слово за слово, поехали к нему....... - Нет, Лера этого не понимала, ни как там можно, ни зачем нужно. Хотя, каждому свое. Одно она знала наверняка, такая жизнь не для нее.
Собственно, нынешнее бытие ее устраивало, пусть не в смысле гонки на выживание, но в контексте неизбежности происходящего, все было типично, можно даже сказать спокойно, размеренно и без особых проблем. Для других ориентированных на жизнь все то, что она имела и на чем держалась, могло показаться маленькой толикой возможного. Но не для нее. Ее мироощущение лишено стремления к преобразованию, направленно не вовне, а вглубь. Она интроверт и не хочет открывать всемирный закон тяготения, а мечтает понять для чего все, зачем она здесь, среди остальных, тем более что ей не нравиться жить так как они, опираться на установленные ими идеалы, выступающие скорее как ограничения, сокрытые под благозвучным "цивилизованный человек", а не возвышенные принципы, к которым необходимо стремиться.
Да и что есть суть понятия "цивилизованный человек", придуманного людьми, так называемыми людьми-культуры, культуры западного мира. Что может сказать о цивилизованном человеке, например, североамериканский индеец? Что он варвар, уничтоживший его мир, лишивший его соплеменников привычного окружения и ритма жизни, разрушивший его представления о бытии навязанными идеалами. Между ними нельзя поставить знак равенства, хотя мировоззрение индейца не есть лучше или хуже, оно просто другое, по иному окрашенное, наполненное иными представлениями о мироздании, и обладает таким же правом на существование как и любое другое. Внешне разбитое о твердолобых европейцев оно продолжает наличествовать где-то в глубине души потомков этого народа, пусть адаптированное в большей степени, чем хотелось бы, оно все равно волнует кровь, побуждая к поступкам и действиям, объяснение которых с точки зрения "цивилизованного человека" вызывает определенные затруднения.
Раньше она не задавалась подобными вопросами. Все было как-то просто и понятно. Вскормленная современностью, она была настоящей дочерью своего времени, с жизненной позицией отвечающей всем требованиям просвещенного человечества, зиждущейся на концепции счастья из трех основных понятий: дом, семья, работа. В разные периоды жизни эти составляющие менялись местами, поочередно приобретая довлеющее значение, наполнялись первостепенной значимостью, для того чтобы в свою очередь уступить место. По замыслу всеобщего гуманного закона так и должно было длиться до последнего удара сердца, но... И это "но", такое многозначительное и необъяснимое не давало ей покоя.
Зазвонил телефон, она машинально потянулась за трубкой, но Валя ее опередила.
- Да, Тамара Евгеньевна, уже иду. - подмигнула, - На ковер. - и одернув юбку, скрылась в коридоре.
- Удачи, - пробормотала Лера уже захлопнувшейся двери.

День тянулся медленно, словно хотел превратиться в бесконечность. Ей казалось, что петляя среди рутины, он специально оттягивает конец рабочего дня, лишая ее возможности уединиться. А сегодня еще и завал, что значит - понедельник, все от нее что-то хотят, причем немедленно, словно природа наградила ее волшебной палочкой "вынь да положь".
Она уже дважды срывалась на крик, дважды просто посылала, ведь это именно та реакция, которую от нее ожидали, дабы подтвердилась ее человеческая сущность. Все словно сговорились, но она выстояла, несмотря на желание отправить все к черту и уйти. Она способна выдержать очень многое, так как "все не имеет значения" - кредо, или что-то другое, но спасающее в любых ситуациях.
Ее сознание отрицало важность происходящего, сводя череду событий к цепочке неизбежности, мимолетность которых обусловлена не поступательным движением вперед, а колебанием маятника "вопрос-ответ", где четкая постановка требовала явного и вразумительного объяснения, при отсутствии которого все превращалось в пыль. Делаю это для того чтобы.... Именно здесь у нее возникали проблемы, как раз "чтобы" она и не находила сейчас в своей жизни. Подвергая разбору явление не с точки зрения его значимости в контексте совершающегося или свершившегося, а отстоящим и самодовлеющим, она окончательно теряла связующие нити, тем самым, отдаляясь от единственного, столь интересующего ее вывода.
Для любого адекватного представителя рода Homo sapiens ее метания выглядели по меньшей мере странно. Таким нет места, они либо спиваются, любо страдают суицидальными наклонностями, повторяя попытки до тех пор, пока не назначат свидание единственной успешной, либо оттесняются на периферию, вступая в ряды маргиналов, для того чтобы играть роль чужих среди своих. Это не есть кризис среднего возраста, сопряженный с темами одиночества или потери, нет. Это скорее проблема отрицания, всплывшая откуда-то изнутри, идущая рука об руку с непониманием, и как следствие с возможным бунтом.
Для нее этот бунт был скрытым, выражаясь в неосознанном стремлении к "один на один с собой", он сопровождался желанием спрятаться, вопрос только в том, от кого или чего. Весьма сомнительно, что попытки разрешить противоречия собственного бытия подобным образом, могут принести хоть какие-то плоды, и одной частью своего существа она это понимала, но соблазн избавиться от окружающего был столь велик, что послушное следование ему перевешивало все.
Вот и сейчас присутствие посторонних заставляло ее натягиваться струной - состояние канарейки, с той лишь разницей, что одна смотрит на мир через золоченые прутья клетки, думая о свободе, а другая - надеется укрыться за ними, в надежде найти ту же самую свободу. За противоположными стремлениями сокрыто одно желание, желание освободиться от.
Ее немало забавлял то факт, что человечество, наивно рассуждая о свободе, совести и еже с ними, всерьез верило в возможность их применения на практике. "Свобода выбора" - для нее более абстрактного понятия и придумать невозможно. Что это? Лично она совершенно не чувствовала подобной свободы, на ее взгляд люди являются безраздельными рабами обстоятельств, и если есть какой-нибудь выбор, то он всегда ограничен. Расхожая поговорка говорит сама за себя: "из двух зол выбирают меньшее". Вот тебе и ответ, вот тебе и весь выбор.
Например, она заканчивает одиннадцатый класс. Ей постоянно твердят, определяйся, кем ты хочешь стать в этой жизни, на кого пойдешь учиться дальше. Мало того, что вопрос и так уже стоит ребром "учиться дальше...", ее кто-нибудь спросил, хочет ли она, так еще, когда выбор сделан, оказывается, что он не верен. Разве может ребенок из семьи заслуженных строителей податься в журналистику, тем более что профессию писаки в их маленьком городке востребованной назвать нельзя. И она идет учиться на экономиста. Разве это настоящий выбор, если он обусловлен авторитетом, в данном случае родителей с их сложившейся жизненной позицией и представлениями о благе.
Довольно. Шесть. Она вольна уйти, но день продолжается, еще предстоит прорваться в маршрутку, которая, натужно пыхтя, повезет ее сквозь пробки на другой конец города к единственному человеку, жаждущему ее видеть.
Папа.

Он как всегда ждал ее, ждал ежесекундно, ежечасно, неизменно. Он любил ее больше всего на свете, больше, чем жизнь, которая за семьдесят с лишним лет порядком успела надоесть, лишилась красок и с каждым годом становилась все бесконечнее. А он ненавидел бесконечность даже тогда, когда все вокруг называли его Вован. Иной раз сокурсники твердили об очаровании бессмертия, а он представлял себе одиночество и беспомощность старости, и вздрагивал от ужаса бессрочного терзания. Он и сейчас, не раздумывая, готов избавиться от них, даже если за гранью нет ничего кроме сырой земли. Только одно удерживало его, одно чувство не разрешало ему закрыть глаза и проститься с миром, любовь к дочери, пусть даже все что ему осталось это ждать ее в гости пару раз в неделю.
Будь его воля, он бы посадил ее рядом на диванчик и никуда не отпускал, но время упущено, вернее прошло, дочь выросла и с этим ничего не поделаешь. Надо смириться.
Он вздохнул. Шесть тридцать, а дочери все нет. Она приедет, он знал это наверняка, только ожидание изматывало, как всегда замедляя бег времени. Вроде час прошел, а секундная стрелка еще не отсчитала и шестидесяти.
В соседней комнате выясняли отношения невестка с сыном. Их приглушенные голоса иногда прорывались сквозь стены, позволяя разобрать отдельные фразы. Губ коснулась улыбка. Молодость. Горячая, требовательная молодость со своими претензиями на абсолютность, как же ты прекрасна. С какой радостью и энтузиазмом мы бросаемся в твои бурные воды, не боясь, что пучина поглотит нас.
Когда-то и он пытался плыть против течения, и даже получал немалое удовольствие от процесса, тем самым убедив себя в невероятной логичности и справедливости бытия. Его абсолютная правда выражается элементарным: "найти - потерять". Главное заключается в том, чтобы индивид оценил данный посыл, и не стремился найти в собственном существовании каких-либо сокрытых истин. Жизнь суть палитра, это страна контрастов, где черное сменяется белым, оранжевое - бледно желтым, и так постоянно, главное не ожидать большего.
Мир справедлив, он не может не быть справедливым, иначе теряется логика развития. На смену увядающему дереву приходит новая поросль, умирающему человеку - новое поколение. Вот у него, есть дочь, сын, он воспитал их насколько смог, на ковре перед ним играют внуки, и это честно, это равновесие жизни, ее имманентный закон, существование которого нельзя подвергнуть сомнению.
- Здравствуй пап, - она поцеловала его в щеку и присела рядом, - Я купила нам конфет к чаю.
Пришла. Он улыбнулся.
- Дочурка моя, - он потрепал ее по руке, маленькое счастье, что еще надо старику. Мы всегда желаем, чтобы близкие нам люди находились рядом, особенно когда годы напоминают о себе частенько пошаливающим организмом. - Я уж заждался.
- Пробки, кажется, город скоро лопнет от машин. Ну, так как на счет горячего чая? - она поежилась, - У вас как всегда прохладно.
- За.

Они пили чай и болтали о пустяках. Возле стола крутился Максимка.
- Деда, деда - он таскал ему игрушки, зачитанные до дыр детские книжки, в надежде выменять их на конфету. Владимир Васильевич по привычке брал предлагаемые предметы, складывал их на диван, для того чтобы обменять на следующий сувенир. Так они играли изо дня в день, обмениваясь чем-либо, выключая и включая свет и телевизор, либо ходя по квартире и изучая предметы. Когда то он также бродил с дочерью на руках, и это она с криком папа встречала его с работы для того чтобы занять свое законное место на его коленях. Время для воспоминаний.
А сейчас он смотрел на нее и думал, как же все изменилось. Нет, не верно, не все, а она. Она сама. Его мучила мысль, что в какой-то промежуток времени, дочь потеряла что-то очень важное, без чего ее жизнь померкла. Где-то растворился блеск в глазах и ушла радость, оставив за собой шлейф из ярких вспышек когда-то свойственной смешливой непосредственности, так любимой им. Она словно рассекла мир на черное и белое. И категорично расставляя пешки в зависимости от из цветовой гаммы, избрала для себя позицию стороннего наблюдателя, застряв где-то между, заблудилась в густом сумраке серого. Там не было солнца и луны, звезд и облаков, а только всепоглощающая мгла. Выхватывая из жизни отдельные моменты, она пыталась забрать их с собой, тем самым лишая окраски, а значит и смысла.
Другой момент, что суть потери не гнетет ее, она сжилась с ней, вошла в роль и четко следовала выбранному амплуа.
Это страшило его, волновало как отца. Он хотел бы ошибаться, но каждый раз что-то снова и снова наталкивало его на подобные мысли.
- У тебя все хорошо? Как работа? - задавая сходные вопросы, Владимир Васильевич не рассчитывал, что сможет разобраться в том, что с ней происходит. Она давно перестала рассказывать ему о своих проблемах, то ли оберегая, то ли не желая делиться сокровенным. Ответ он знал наперед: "Все хорошо", у нее всегда все хорошо.
- Папуль, я сегодня не надолго. К Татьяне еще обещала заскочить хорошо.
- Дела, дела - он улыбнулся, пряча желание прижать ее к себе и никуда не отпускать. - Куда деваться.

Уже совсем стемнело. Ночь принесла с собой прохладу, и она зябко поежилась. Пришло ее время. С наступлением темноты ее мысли и желания круто меняя форму, оживали и набирали силу. Она словно отпускала на свободу свое воображение, и оно утомленное дневной суетой, начинало окружать ее миром спокойствия и гармонии. Хотелось оказаться дома, захлопнуть за собой дверь, тем самым оставив позади этот день, отрешиться от пустых забот и разговоров, обратиться к себе и наблюдать за тем, как из искры постепенно вырисовывается целая вселенная разнообразных очертаний, причудливо сплетенных, до безобразия созвучных и родных ее внутреннему я. В такие моменты она чувствовала себя спринтером, только закончившим дистанцию, жадно хватающим ртом воздух и думающим о том, что в следующий раз он должен пробежать еще быстрее. Она прижалась лбом к стеклу, ощутила его прохладу. Убаюканная движением такси, закрыла глаза, отдавая во власть иллюзорного. За окном продолжали мелькать дома и деревья, люди и тротуары, но им она больше не принадлежала, а ей они были попусту не нужны.

- Пора вставать соня. - Андрей щекотал ее за пятку, вынуждая улыбнуться и вынырнуть из мягкого облака одеял.
- Ну, еще немножко.
- Нет уж. Мне пора. Подъем! - последний раз потянувшись, Лера отбросила одеяло.
- И тебе доброе утро.
_________________

Маняка, спасибо за еще одну миниатюру! Я с таким удовольствием читаю твои зарисовки!

А эта получилась очень глубокая и содержательная!

Маняка, я заметила, что твои миниатюры довольно сильно отличаются по стилю от Теней и Колонии. Ощущение, что то - художественная литература, для удовольствия себя и читателей, а это - кусочки души, облаченные в текст. Ты умудряешься в несколько страничек вложить столь значимые вещи

Лина! Наверное, так оно и есть!
Лена, пасиб! Я очень рада, что этот "взрыв мозга" кому-то нравится!
_________________

 » БЫТЬ! (минька)

Самоубийство… Что это?

Когда мы убиваем себя - сознательно и безвозвратно? Навеки, небрежным росчерком, ставя точку над бесконечностью бытия.

Тогда ли, когда принимаем решение? Или в тот момент, когда задумываемся – а зачем жить? Для чего встречать рассвет? Любоваться оранжевыми бликами на оконном стекле, если они не в состоянии прогнать душевную ночь, засевшую намертво в теле, вызывающую агонию непереносимой боли?

Размышляя, она всматривалась в темноту обрыва. Цепляясь пальцами за прохладу перил, находилась на грани, невыразимо тонкой, практически неощутимой, последней.

Впитывая кожей, удерживающий ее холодок металла, она молилась, но, ни о том, чтобы кто-то остановил, кто-то понял или удержал, а о том, чтобы достало сил решиться. Сделать движение!
Шаг. Крикнуть. Неважно что, лишь бы уйти. Сил БЫТЬ не осталось!

Стержень, основа ее существования, истерся об безучастность времени, рассыпался, развеянный миллионами вихрей, превратился в пыль. И удержать эту труху невозможно! Все старания, усилия, тщетные попытки разбились о несбыточность сохранить.
Даже до боли сжав пальцы, она не смогла сберечь песок надежды, он медленно, непреклонно, просочился сквозь щели безнадежности, осыпался на пол безвременья, для того, чтобы превратиться в камень. Камень, который не сдвинет с места даже сияющий свет веры.

Вглядываясь в бесконечность под ногами, она глотала слезы отчаяния, перечеркивающие узор надежды, прокладывающие поверх нее свои собственные тропы, убивающие остатки радости.
Больно… Очень больно! Невыносимо больно!

Ей хотелось завыть так, чтобы этом мир содрогнулся! Чтобы он, вспомнил о ней, хоть на мгновенье. Чтобы увидел в бесконечности судеб ее сияние, пусть слабое, пусть угасающее, но еще дающее свет, еще существующее, еще мечтающее об огне, способном опалить!

Бессмысленный, вязкий дух темной вечности клубился радом. Она чувствовала его липкие прикосновения, его чавкающую глубину, затягивающую в бездну невоплотимого. Его клейкие щупальца пробирались все глубже, дразня и обещая покой, оплетая паутиной забытья.

И она стремилась к нему. Не думать! Не чувствовать! Раствориться! Лишь бы не БЫТЬ! Лишь бы не любить! Лишь бы не жалеть!

Вторя внутренней буре, разрывающей тело на части, небо пронзали молнии. Их яркие вспышки, заставляли ее вздрагивать, отпускать руки, терять последнюю опору, принуждали упиваться, колышущимся вокруг ничем, нашептывающим -сорвись.
Так легко, без усилий, один раз оттолкнуться, и полет в никуда, бесконечный полет в ничто, дарующий нетленный покой.

Вот только, что значит не умереть? Что значит убить себя?

Она хотела этого, и не понимала. Стремилась и не желала! Она жаждала убить боль, но не себя. Она хотела жить где-то там, где светло. Где заря ласкает взор, играя счастливыми бликами на лазурной поверхности. Она мечтала о счастье!
Мечтала о счастье БЫТЬ!
_________________

блин, дважды получилось!
_________________

дважды - это хорошо, у меня в чьей-то темке 4 раза нарисовалось

Маняка, ну ты даешь!! Тебе очень хорошо удаются такие серьезные темы, ты переросла жанр ЛР и фэнтези и вышла на новый уровень.
Мурашки по коже и комок в горле - это все, что я могу сейчас описать из своих чувств.