Вне пространства, вне времени. Сборник фантазий

Танечка , ты - талантище ! Спасибо огромное за такое восхитительное повествование !!!
_________________

Чудо, а не сказка! Океаниду жалко, и людей тоже, и вообще... Все мы игрушки в руках богов.
Танюша - ты гений пера!!

 » История моего падения

Когда я был молод и полон сил, жизнь на одном месте казалась неинтересной и серой. Я не ценил того, что каждое утро Мэри Сингл подавала мне в постель порцию взбитых сливок, которые я ел аккуратно, боясь испачкать свои шикарные усы. Да, тогда они были шикарны и подстрижены по последней лондонской моде. Не ценил я, пусть скучные, но полные неги и ласки вечера, проведенные в обнимку с Бети Сингл, когда ее пальчики скользили по моей мощной спине, вырывая этим простым движением стоны наслаждения. Не ценил тихий уют дома и прелесть ухоженного палисадника, где в жаркое время летнего дня я мог валяться на траве, лениво щуря глаза и глядя на окружающий мир через резной штакетник.

Из рассказа могло показаться, что я все время бездельничал, спал и ел. О, нет! Мое дело для блага семьи - охота. Ежедневная, порой изматывающая долгим сидением в засаде, но неизменно плодотворная. И когда я приносил и бросал к ногам своих женщин добычу, получал очередную порцию ласк. Причем от обеих.

Две женщины, две сестры исполняли любое мое желание. Сегодня Мери, если я оказывался у ее постели, приглашающим жестом откидывала стеганное одеяло, а завтра я ждал Бети, вальяжно развалившись на ее белоснежных простынях. Иногда в холодные зимние вечера сестры спорили, с кем из них будет спать "Котик" (так ласково они называли меня), но последнее слово всегда оставалось за мной. Я сам выбирал, в чью спальню зайду.

И такая спокойная и размеренная жизнь продолжалось бы до последнего вздоха одного из нас, если бы однажды я не услышал стук женских каблучков, доносившийся с улицы.

Почему я обратил на него внимание? Забыл предупредить, что, во-первых, мой дом находился в сельской местности, а, во-вторых, наши женщины никогда не ходили на каблуках. Это не практично. Удобные сабо, издающие при ходьбе звук, словно деревянный молоток вбивает пробку в бочку с пивом, или кожаные тапочки, шаркающие, как наждачная бумага, с помощью которой дядюшка Питер вылизывал черенки для лопат и грабель - вот и все приметы, по которым я узнавал идущую мимо меня деревенскую женщину. А тут - стук каблуков.

Конечно, я сразу подошел к открытому окну и замер в ожидании. Сознание рисовало стройную ножку, обтянутую тонким чулком, развевающийся от порывов летнего ветра шифон открытого платья, и загадочную улыбку из под широких полей шляпки. Как-то я был с Бети на приеме у доктора, и заглянул в журнал мод, который с прочей рекламной мишурой лежал на низком столике в регистратуре. Поэтому мог четко представить, как выглядит дама, на ногах которой сидят изящные туфли.

Что и говорить, обладательница звонких каблучков оправдала ожидания. Более того, мое деревенской воображение не дотянуло до истинной красоты, открывшейся мне, когда незнакомка замерла у ворот, встретившись со мной взглядом. Я никогда не видел таких женщин!

Изящная дева с копной рыжих волос и светло-карими, почти желтыми глазами покорила меня сразу. Наши английские дамы тоже по большей части рыжеволосые, но их рыжина сродни цвету ржавчины, а тела их густо покрыты веснушками. Представьте себе перепелиное яйцо и вы поймете, о чем я говорю. Эта же обладала мраморной кожей, а рыжие пряди, густо выбивающиеся из под шляпки, искрились золотом, их нестерпимо хотелось потрогать. И потереться о ее волшебное тело.

Незнакомка что-то спросила, но занятый созерцанием, я не расслышал. Словно какая-то деревенщина, я сидел на подоконнике, открыв рот, и чуть не пуская слюни. О чем это я? Я и есть деревенщина, впервые в жизни увидевшая, как должна выглядеть истинная женщина.

Одно движение и я стою у ворот.

- Ах, я так устала! - простонала незнакомка, красиво согнув в колене одну ногу. - Эти туфли невыносимы. Я сбила набойку и чувствую, еще шаг и каблуку придет конец. А ходить босиком я не приучена.

Ее рука плавно спустилась по бедру до щиколотки, где тонкие пальчики нашли застежку. Мгновение, и туфелька оказалась снятой, а красавица, вытянув вперед ногу, пошевелила пальцами. Алый цвет лака на ногтях блеснул через шелковый чулок.

- Не могли бы вы растереть мне стопу. От долгого пути она стала словно каменная.

Я замер, не веря в свое счастье. Я могу дотронуться до божественного тела! Пусть до стопы! Незнакомка явно не будет против, если я помассирую и щиколотку.

Однако красавица поняла мою заминку по другому.

- Ах, простите. Солнце напекло мне голову, и я совершенно не соображаю, что говорю.

Вытянув пальчики ноги, она стала вслепую шарить, пытаясь попасть в лежащую в пыли туфлю.

Я молча упал ей в ноги, с благоговением взялся рукой за щиколотку и стал осторожно поглаживать ступню, боясь причинить боль.

- Ах, мне так неловко, но не могли бы вы растереть немного выше. Да. Ох, да! Здесь мышцы тоже затекли.

Мои руки давно миновали узкую коленку и достигли края ажурной резинки чулок.

Только тут я пришел в себя. Это что же получается? Я лежу у ног незнакомки в пыли у ворот, а она стоит на одной ноге, закатив от удовольствия глаза. А если кто-то из соседей наблюдает за нами и превратно поймет мое желание помочь уставшей путнице? Да расскажет сестрам Сингл, как их любимец стонал, прикасаясь к чужому телу?

- Не хотите ли пройти в дом? Там можно будет полностью раздеться, - тут я осекся и поправился: - Снять вторую туфельку. Выпить прохладного молока, немного отдохнуть.

Я вспомнил о сестрах, которые с утра отправились на ярмарку и наверняка вернутся только вечером.

Незнакомка кивнула. Я помог застегнуть ремешок, змеей окрутивший щиколотку, и приглашающим жестом показал на входную дверь. Рыжеволосая пошла впереди меня.

Открывшаяся картина выбила из меня дух.

Плавные покачивания бедер, на которых цветастый шифон исполнял завораживающий танец, ввели меня в транс. Возбуждающее зрелище дополнялось шлейфом сладких духов. Все! Она меня околдовала, и я готов идти за ней на край земли!

Ну, что сказать? Как подумал, так и сделал. И вот бредем мы с моей рыжей Алисой по берегу Средиземного моря, держим путь к небольшой харчевне со смешным названием "Три пескаря". В моих руках чемоданы с добром сестер Сингл, на плечах любимой, хотя в Италии жаркое лето, горжетка Мери, а на ногах новые туфельки на высоких каблуках, которые выбивают по мощеной камнем дороге четкий ритм: "Базилио, ты дурак! Базилио, ты дурак! Базилио, ты дурак!"

P.S. Ненавижу придуманное лисой Алисой имя. Лучше бы назвала меня просто Васькой.

P.P.S. О дальнейшей моей судьбе вы можете узнать из фильма "Приключения Буратино". Эххх...

***
И еще хочу поделиться с вами радостью. Нина neangel подарила невероятную красоту: титул для сборника фантазий! Спасибо ей огромное. Она, как всегда, лучше меня знает, что мне нужно! Талант!


_________________

 » Медведиха

Рассказ написан по заданию в игре Anonymous Writers' Club.

Жанр: альтернативная история
Главные герои: Наполеон и простая русская крестьянка
Ситуация: он получает ранение и попадает в плен, она его выхаживает.

Она знала, что ее зовут Ма-ша. Именно так: Ма-ша. Родившись глухо-немой, она воспринимала мир иначе, чем остальные. Будучи маленькой, она наблюдала, как люди открывают и закрывают рты, но зачем они это делают, не понимала. Стараясь подражать, девочка тоже растягивала губы, складывала их, округляла, но видя недоумение, смешанное с жалостью, а то и брезгливость, перестала. Помнила Маша себя с тех времен, когда женщина, ближе которой никого не было, брала ее за руку и вела темными грязными улочками туда, где воздух всегда влажен, а под ногами хлюпают реки воды. Прачечная - это огромные чаны с водой и бабы, большей частью дня согнутые пополам, усиленно трущие горы белья о широкие доски с волнистой поверхностью. Сначала она просто сидела на маленькой скамеечке у корыта, в котором раскрасневшаяся мать полоскала огромные простыни, потом ей доверили жамкать белье ногами в чане с теплой водой, и она с удовольствием наблюдала, как коричневые струйки выбивались из-под ее ступней и смешивались с чистой водой. Когда Маша подросла, ей поручили закидывать белье в бак с кипятком, но раз обварившись, она навсегда запомнила, что такое боль. С тех пор кожа на обожженном пузе, с которого сразу сдернули фартук и рубаху и помазали свиным жиром, хранила некрасивые складки и разводы.

До определенного времени Машу не трогала ее необычность, худо-бедно с помощью жестов она научилась общаться с окружающими. Но как-то раз, разогнувшись над чаном, она заметила, как застыли, глядя на нее, незнакомые люди, по какой-то нужде забредшие в прачечную. Ей вдруг открылось, что и внешность у нее особенная: она на голову, а то и две выше всех баб и мужиков, коих ей пришлось встретить на своем веку. Маша вспомнила, как в детстве ходила с мамой на реку, где ее поразила огромная медленно плывущая баржа со снующими вокруг нее лодчонками. Сейчас она чувствовала себя той самой баржей.
Откуда взялись эти увесистые груди, напоминающие жбаны, в которых хранится жидкое мыло и щелок, эти вечно красные лапищи, которыми она лучше всех отжимает белье, эти широкие бедра, формой напоминающие чан для последнего полоскания белья в подсиненной воде?

На Машу, словно на диковину какую, стали ходить смотреть из барского дома, а барчук так и вовсе повадился заглядывать с приятелями чуть ли не каждый день, чтобы стукнуть рукой по ее крепкому заду и открыть рот в каком-то ей неведомом крике. Его приятели тоже начинали кривить рожи и сгибаться пополам. Однажды она не выдержала: распрямилась в полный рост, схватила обидчика за грудки, высоко подняла над полом, тряхнув им словно петрушкой из балагана, и посадила в чан с ледяной водой. Барчук чуть не утоп, запутавшись в простынях, она же и достала его оттуда, схватив за шкирку и аккуратно поставив на пол.

Она поняла, что наделала, увидев глаза враз постаревшей матери, в которых замерли ужас от содеянного дочерью и огромная печаль от осознания неотвратимости наказания. Открыв рот и разведя в стороны огромные лапищи, наблюдала Маша, как красный от гнева барчук махал перед ее носом кулаком. Он казался смешным в своей тщедушности, которая особо проявилась в намокшей и облепившей его хилое тело одежде.

Потом ее волокли барские люди на задний двор, где били нещадно плетьми по спине, оставляющими кровавый след на серой рубахе, и бросили с привязанными к столбу руками на всю ночь. И не могла она ни сесть, ни подняться, так и простояла на коленях, упершись широким лбом в занозистую древесину, пока жаркое солнце не подсушило набрякшую от крови одежду, отчего каждое движение стало еще болезненнее.

Днем, измученная, с загнившими ранами, была она отвязана и препровождена со двора хмурыми мужиками, усажена в телегу и увезена из барского дома навсегда. И не слышала она криков своей матери, оплакивающей несчастную дочку, проданную в дали дальние подруге их барыни, видевшей расправу над прачкой из окна гостевой комнаты.

Так в лесу, на пасеке появилась дева осьмнадцати лет отроду, за свой гигантский рост прозванной Медведихой.

Только печаль по матери заставляла иногда появиться скупой слезе на обветренных или загорелых щеках Маши, остальным она оказалась вполне довольна. Житье в небольшой хатке, окруженной парой дюжин ульев, над которыми вились такие же работящие, как и она, пчелы, ласковый пасечник, сначала принявший ее в помощницы, но очень скоро ставший ей мужем, и нечастое мельтешение людей, кои опостылели своим любопытством.

Не дал бог ей ребеночка, о чем она тоже горевала, оставшись совсем одна, когда ее мужа задавил медведь, пришедший на пасеку полакомиться дармовым медом. Болезный прожил еще несколько деньков, харкая кровью, но как ни старалась Маша, ни одно из снадобий, коим ее обучил пасечник, так и не помогло продлиться ее тихому бабьему счастью.

Схоронив мужа тут же за хаткой (с великодушного разрешения барыни и отпевшего его священника), принесла Медведиха из оврага огромную каменюку и водрузила ее на могильный холм рядом с крестом. В лесу зверья много, как бы не потревожили покой любимого, с которым и после смерти она не захотела расставаться.

Барыня не стала искать другого пасечника: Медведиха, не раз приезжавшая с мужем в усадьбу, справлялась со своим лесным хозяйством сама и в срок привозила бочки с медом, кои с хорошим барышом продавались на городской ярмарке.

Тянулись дни за днями, одиночество не сильно донимало Машу, только колотилось сердце пойманной пичугой, когда во сне к ней приходил муж. Хоть и был он ростом вполовину меньше своей жены, но знал, как доставить бабе удовольствие, потому просыпалась Медведиха со сладостным чувством внизу живота и тихой печалью по ушедшему счастью.
Эх, остался бы ребеночек от любимого, может и веселей жилось бы на пасеке!

Хотелось ей заботиться о ком-нибудь, непременно о человеке, потому как пес, что жил во дворе, пегая лошадка да телка, хоть и отвечали ей звериной любовью, но та не вызывала душевного трепета, как не вызывали его снующие туда-сюда пчелы.

Как-то раз нашла она в лесу мужичка, скрутившегося под елкой калачиком, всего промерзшего и готового покинуть божий свет. Принесла она его на руках, словно ребеночка, раздела, обмыла и начала выхаживать.
Вот он уже на человека стал похожим: ребра, что торчали, словно стебли пшеницы, прибитые к земле внезапным снегом, спрятались под порозовевшей кожей, глаза, что прежде глядели из серых впадин, стали ясными, и в них засветился благодарный огонек. Но вломились в хату люди, повязали мужичка и, надавав Медведихе оплеух, увезли на телеге неведомо куда.
Долго Маша бежала следом, хватаясь руками за колени едущей вкруг телеги охраны, но получив несколько ударов нагайкой, отстала. Плелась домой, пугая своим воем, заменяющим плачь, диких зверей, что хоронились от бабы, обликом более похожей на медведя.

Минула пара годков. На излете июля повезла Медведиха в барскую усадьбу бочонки с медом. Встретила ее там необычная суета. Бегали, словно оглашенные, дворовые, у ворот стояли телеги, груженные хозяйским скарбом, а в доме снова туда-сюда вооруженные люди в коричневой одежке с коричневыми же кушаками, отсвечивая золотом побрякушек. Завидев ее, слезающую с телеги, некоторые из них замерли, заулыбались во весь рот, начали что-то говорить друг дружке, с азартной лихостью подкручивая свои роскошные усы или в удивлении почесывая головы, сдвинув чудные шапки с козырьком на лоб. Когда она подхватила сразу два бочонка и резво пошла в кладовую, чьи двери оказались необычно широко распахнуты, так и вовсе собралась немалая толпа.

Заметив барыню, что шла к своей коляске, прикрывая раскрасневшееся от слез лицо кисейным платочком, Маша низко поклонилась ей в ноги. Но та, занятая своими думами, не обратила на пасечницу никакого внимания, хотя обычно одаривала ласковой улыбкой.

Так и покинула барскую усадьбу Медведиха, не понимая, отчего такая возня, и кто те молодцы, что налетели на нее как коршуны, насмешничая и провожая свистом. Нет, она не слышала ни насмешек, ни свиста, но научилась различать их по гримасам, веря лишь своим глазам.

Всю дорогу до лесного урочища крутила Маша в голове представшие перед ней картинки барской усадьбы.
Отчего плакала хозяйка, и куда собралась держать путь? Почему не вышла к ней навстречу ключница, что безошибочно знала, какой ключ из дюжины других подойдет к замку, а оставила растопыренными двери кладовой? Откуда столько молодцев одинаковых с лица и с ладной выправкой набежало в тутошние края?

Никто не объяснил Медведихе, а может и не захотел, зная, как трудно это сделать на пальцах, что грянула война с французами, и рано утром гусары Ахтырского полка*, чья униформа отличалась коричневыми цветами доломана, наткнулись на наполеоновский разведывательный дозор. Неожиданно налетев, разгромили гусары польских улан** в пух и прах, а теперь околачивались с кратковременной передышкой в поместье дворянки Щегловой, торопя ее покинуть усадьбу, предвидя наступление врага, держащего путь на Москву.

Задумавшись, позволила Маша самой лошадке выбирать дорогу до дому. Короткий путь, которым они прибыли в усадьбу, был ухабист, и кидало телегу из стороны в сторону. Длинный хоть и занимал больше времени, но часть его проходила по большаку, где укатанная колея была не в пример лучше ухабов.

Ехала себе Маша и ехала, пока не увидела на пригорке что-то синенькое, что никак не могло оказаться там. Остановив послушную лошадку, с кряхтением забралась Медведиха на крутую горку и обомлела. Десяток изрубленных тел предстал перед ее глазами. Человеческая кровушка густо смешалась с землей, вывернутой лошадиными копытами, став бурой на синих одеждах мертвецов, застывших в неестественных позах.
Кто же устроил сию бойню? Неужто молодчики, что взбаламутили сонный двор барыни?

Не ведала Маша, что наткнулась на трупы тех самых улан первого шеволежерного полка гвардии, что выехали на разведку, но напоролись на отряд гусар во главе с Денисом Давыдовым.

"Нехорошо оставлять покойников на радость налетевшему воронью, - размышляла Маша, стоя над погибшими воинами. - Только чем рыть могилу? Ни лопаты, ни заступа. И оружия никакого вокруг не видать".

Снесла Медведиха нещадно порубленных в небольшой ров, что делил подошву холма надвое, наломала березовых ветвей, чтобы скрыть от воронья, и собралась домой, решив поутру воротиться. Но увидела, что дрогнула одна тонкая веточка, словно кто шевельнулся под ней.
Трясущимися от страха руками, не похоронила ли кого заживо, растащила Маша кусты. Так и есть, вон опять вздохнул бедолага, чьи редкие черные волосы испариной прижало ко лбу, да запузырилась кровь на бледных губах. Осторожно вытянув его из сплетения чужих руки и ног, понесла Медведиха свою страшную находку в телегу, едва сдерживаясь от бега. Там уложила страдальца на скинутый еще на барынином подворье мужнин зипун из грубого домотканого полотна, что спасал от утреннего дождя, и потянула лошадку домой.

В хате уложила спасенного солдатика на скамью. Ей ясно представлялось, что и те, что охальничали на барском дворе, и эти, что нашли покой в овражке - военные люди. Не думала сейчас Маша, что раненный мог статься врагом, не казалось важным, кто перед ней. Хотела лишь спасти жизнь человеку, что лежал в запекшейся крови, дыша через раз.

Побежала Медведиха в баню, быстро разожгла огонь, поставила горшок с водой греться. Выстелила скамью чистой льняной простыней, что хранила для особого случая, другую порвала на длинные тряпки и сунула их кипятиться. Так делал ее муж, когда она, поранив косой ногу до кости, слегла на всю осень.

Расстегивая пуговицы, снимая, а то и срезая с беспамятного человека прилипшую к ране одежду, дивилась Медведиха ее нездешнему качеству: кажись солдатская ткань богаче ее выходной поневы.

Подхватив на руки нагое тело, потащила она Солдатика в баньку. Таким именем Медведиха ласково окрестила раненного, вложив в прозвище оценку его небольшого роста и свою безграничную бабскую жалость к недужному.

"Хорошо, что он не в себе, - думалось Медведихе. - Иначе от боли помер бы тотчас".

Живя без малого тридцать годков, она видела всякие раны. И те, что наносят дикие звери, нападая на скот или какого крестьянина, заплутавшего в лесу, или как у того буйного пропойцы, ввязавшегося в драку у трактира. Его наперед стукнул мощным кулаком в харю кузнец, а потом ткнул ножиком в живот пришлый человек. Поэтому распознала она, как гусары могли не заметить, что одного оставили живым: черноволосый бедолага, лежащий перед ней, сначала был оглушен ударом по голове, а потом уже получил ранение в живот. По виду, похоже, что саблей. Маша видела такое оружие не только у тех молодцев в щегловской усадьбе, но и у стражи, что пришла за беглым мужиком, которого она со всем старанием выхаживала.

Промыв рану на животе настоем из трав, хранимых ею в темном месте на случай какой беды, заштопала ее суровыми нитками, вознося молитву, чтобы немощный не очухался и не стал дергаться. Сверху залила бражкой, что гнала из пшеницы с медом, и крепко завязала вываренными тряпками.

Ссадина на голове не оказалась такой страшной, как ожидала Медведиха, поэтому обошлось выстриганием волос и шитьем разошедшихся краев кожи.
Закончив знахарское дело, укрыла она болезного краем простыни и принялась ждать, когда он очухается. Ни в этот день, ни на следующий мужичок в себя не пришел, а стал только таким горячим, что впору использовать его вместо печки. Суетилась Медведиха вокруг немощного, ругая себя на все лады, что взялась вытянуть его собственными силами. Следовало бы его в поместье свезти, глядишь, доктор, что при барыне жил, остался, не уехал. Но вспомнив гусар, мотнула головой. Нет, добили бы, как пить дать, не стали бы возиться.

Пытаясь сбить жар, обкладывала она беспамятного тряпицами, смоченными в студеной воде. А когда на него нападал озноб, ложилась рядом, и, раздевшись донага, грела Солдатика своим горячим телом. То и дело меняла пропитанные гноем повязки, накладывая новые, прижимая к ране лепешки, замешанные на муке с расплавленным медом.

Она уже и счет потеряла дням, но однажды, проснувшись утром и опустив глаза вниз, туда, где к ее огромным грудям прижималась влажная от пота голова человека, всю ночь трясущегося в ознобе, увидела его внимательный взгляд. Ошалело закричав, слетела она со скамьи, едва не стащив Солдатика за собой, запутавшись в простыне. Медведиха быстро натянула на себя рубаху до пят и попыталась угомонить дико бьющееся сердце.
По губам поняла, что человек что-то спросил. Помычав, показала пальцем сначала на уши, потом на рот и покачала головой. Солдатик свел черные брови в одну линию. Маленько полежав спокойно, он попытался сесть, но Медведиха прижала своей огромной лапищей его плечо к лавке, давая тем понять, что рано еще на своих двоих шастать. Но он и сам понял, скривив лицо от боли.

И потянулись дни, когда Маша чувствовала себя счастливой: она не дала человеку помереть, а теперь, ухаживая за ним, выкладывала всю свою нерастраченную нежность. Что с ним будет потом, после выздоровления, Медведиха не думала. Она жила тем, что он находился рядом, не имея сил ни на сопротивление, ни на побег.
Маша видела, что руки у Солдатика нежные, без мозолей, а на одном пальце и вовсе поблескивало кольцо с какими-то буковками. Но грамоте пасечницу никто не учил, поэтому ей осталось неведомо, что же там из золота скручено.

Хоть и небольшого роста был Солдатик, но чувствовалась в нем пугающая сила. Нет, не та, что помогает тяжелые валуны ворочать, а та, что может заставить подчиниться одному взгляду, одному жесту рукой.
Обнаружив, что лежит раздетый, знаками приказал Солдатик подать ему одежду. Быстро выполнила то Медведиха, нацепив на него мужнину рубаху. Еще что-то долго говорил человек. Не понимая, принесла она в баньку его выстиранную одежу с блестящими пуговками и сапоги из хорошей кожи, может даже из оленя, что давно очистила от затекшей в них крови. Разложила все на соседней лавке, чтобы поуспокоился мужичок, что, явно не из простых, и стала кормить его юшкой, наваренной из попавшихся в расставленные силки перепелок. Отощал за время болезни чернявый, растерял жирок с брюха.

По мере того, как раненный приходил в силу, расширялся и его рацион. Пошли узвары и жидкие каши, но все постное, даже хлеб она боялась дать ему, чувствуя, что с кишками Солдатика еще не ладно. На руках таскала она его на двор и не отходила ни на шаг, пока он делал свои дела, гоня и ругая ее.

Замечала Маша, что становясь здоровее, заскучал Солдатик, стал злиться, даже не на нее, а на кого-то еще, крича и рубя воздух рукой. Потребовал он, чтобы перенесла она лавку во двор, не захотел оставаться в безоконной бане. Полежав под лучами августовского солнца, хворый к вечеру начал зябнуть, и пришлось тащить его в хатку и устраивать на печи, у затянутого бычьим пузырем окошка. Сама Медведиха на ночь укладывалась на широкую лавку, сторожа его сон и выполняя все прихоти, балуя, словно малое дитя.
Видя, что суровые нитки, коими рана на животе стянута, сами вызывают красноту, Маша срезала их с великой осторожностью, хотя получила не один тычок в бок от Солдатика.

Он хотел было встать, но Медведиха знаками показала, что живот еще плох, разойдется кожа и вывалятся кишки наружу. Понял мужичок или нет, но пытаться перестал. Деятельный человек, вынужденный долго лежать, он от злости и нетерпения стучал по печи пальцами, что она чувствовала, коли прижималась телом к печному боку.

Раз как-то, обрабатывая раны, невольно дотронулась она бедром до его нагой кожи. В ее бабском теле вдруг начала разливаться такая истома, что Медведиха еле сдержалась, чтобы не лечь рядом с Солдатиком и не вдавиться в пусть небольшое, но такое мужское тело, поцеловать в его крепко сжатые губы, удалить с его глаз тоску и злость.

Как он распознал ее намерения, она не поняла. Может губы облизала, представив поцелуй, или посмотрела зовущим взглядом, но мужичок одним окриком, который она не услышала, а увидела, оттолкнул дуру-бабу. В глазах его блеснула такая ненависть, что Медведиха, устыдившись своих мыслей, попятилась и, споткнувшись об ухват, уселась тяжелым задом на пол, отчего с полки у печи посыпались чашки и плошки.
Слезы градом полились на ее обветренные щеки, нос, моментально распухнув, перестал дышать, и только горло выдавало щемящие душу всхлипы. Но не щемило у Солдатика. Что-то крикнув, он отвернулся к стенке, сильно стукнув по ней кулаком, и затих до самой ночи.

Под утро Медведиха почувствовала, как дрожит земля, да по крыльцу, не хоронясь, ступают люди. Разлетелась в щепы дверь, и комнату заполнили воины в такой же синей одежде, что прежде была на ее госте. Факелы осветили их решительные лица и горящие от радости глаза Солдатика.
Поняла Маша, что за ним пришли свои. Отыскали, стало быть, сотоварища, хоть пролетел без малого месяц.

Двое ступили на лавку и потянули Солдатика на себя.
Видела Медведиха, как скривилось его лицо от боли, хотела она знаками показать, что нельзя ему вставать, а тем более скакать на коне, которого уже подвели к крыльцу, но смогла только дотянуться до его руки и схватить ее крепко, обращая на себя внимание. Но воин, что стоял рядом с ее Солдатиком, ткнул ее в плечо тупым концом пики и откинул ее назад, на лавку.

Охнула она от боли, понимая, что рука повисла плетью, но не обернулся на ее крик недавний гость. Его, как есть, в длинной рубахе ее мужа, поднесли к коню и водрузили на седло, отчего задралась крестьянская одежа до самых бедер.

С надеждой вглядывалась Медведиха в вдруг сделавшийся хищным профиль ее Солдатика, с нетерпением ждущего, когда на него накинут длинный плащ, а на голову нахлобучат шапку с двумя углами, что так напоминает вареник с вишней. Но не обернулся он, не попрощался хотя бы взглядом за то, что спасла, не дала погибнуть на том кровавом холме.

Горько ей стало от людской черствости. Словно собака она какая, что защитила человека, а он ее больно пнул на прощание. Дура баба!

Только сейчас она почувствовала чуждость недавнего гостя, ощутила великую разность между ними. Огнем опалило воспоминание, что она хотела получить от него ласку и тепло, а он оказался неспособным просто кивнуть ей, прежде чем натянул поводья своего резвого коня. Ох, угробится ведь!

Сидела она, баюкала свою больную руку и думала-думала о том, кто сейчас скачет по темному лесу. Уже прощала, находя причины его черствости в себе самой. Что испытывал Солдатик, так долго находясь рядом с ней? Тревогу, волнение? Злость на своих, что не ищут, бросили?
"Не побежишь ли сама прочь при удобном случае, ежели тебя насильно будут удерживать в стороне от людских глаз, и совсем не понятно, как дальше решится твоя судьба? А коли объявятся сотоварищи, не уйдешь ли, не оглядываясь, из дома, что опостылел?"

Черная тень скользнула в хату и выросла перед Медведихой, сверкнув острием копья, и вонзилось то копье в ее живот, выворачивая одним движением кишки наружу.

Упала Медведиха ничком на лавку и выпустила из рук побрякушку, что оказалась в ее руке, когда она пыталась остановить Солдатика. Не слышала она, как звякнуло колечко, стукнувшись о дугу ухвата, не видела, как убийца поднес его к глазам, с трепетом убедившись, что оно то самое, за которым послал раздосадованный император.
Вытирая тряпьем окровавленное копье, злился улан: "Как смела, ты, холопка, ухватить его за руку и оставить себе его обручальное кольцо?"

Ничего этого не видела умирающая Медведиха, только звучала в ее голове прекрасная песня, не слышанная ею прежде, поскольку слышать она не могла.
"Так должно быть поют ангелы", - подумала Маша. Ей указали на их лики в церкви при барском поместье, куда она ходила со своим мужем, чтобы их обвенчали. Может быть, сам муж встретит ее вместе с ангелами и приголубит, ведь без него ей так не хватало тепла и ласки?

Неграмотная крестьянка так и не узнала, что буковки на кольце, что нечаянно она сдернула с руки Солдатика, пытаясь его удержать, означают мудреное для нее имя - Наполеон Бонапарт, император, который месяц назад, переодевшись в уланскую форму, выехал на разведку к аванпостам неприятеля *** и словно сгинул. Не могли его найти ни среди мертвых, ни среди живых.

Все это время топталась французская армия у Смоленска, не решаясь идти в наступление. Полководец Кутузов между тем стягивал войска, готовясь дать генеральное сражение у села Бородино, но на рассвете двадцать шестого августа к нему поступило престранное сообщение, в которое он никак не мог поверить: наполеоновская армия спешно отступает.

Не зря волновалась Медведиха, когда видела, как ее Солдатика сажают на коня. Не прошло и дня, как рана на животе открылась, и началось воспаление, которое как ни пытались лечить императорские лекари, очень быстро перешло в заражение крови. Умирающий Наполеон требовал, чтобы ему доставили пасечницу, надеясь только на ее умелые руки. Он впал в забытье, после того, как ему сообщили, что дурак-гвардеец заколол ее копьем, питая к ней ненависть, как к бабе, насильно удержавшей у себя императора.

Последними словами Наполеона были: "Amnistie me, gentil", на что с небес ему ответил нежный голос: "Бог простит".

Примечания:



_________________

 » Психо. Сказки Грижского леса 1,2,3 и 4

Психо

– Доктор! Доктор! Я, кажется, вампир!
– Успокойтесь, пожалуйста. Не надо кричать. Ложитесь на кушетку.
– Но, доктор, у меня ничего не болит! Зачем кушетка?
– В моем кабинете так положено. Я – сижу, вы – лежите.
– Доктор, помогите! Я схожу с ума! Меня все время тянет насосаться крови. Язык сам непроизвольно складывается в трубочку, когда рядом находится тот, в ком течет кровь!
– Представьтесь, пожалуйста.
– Пани Десмод, – она легла на кушетку, и хотя заметно успокоилась, ее грудь продолжала вздыматься так, будто она пробежала из одного конца Грижского леса в другой.
– О, так вы из рода Десмодус Ротундус? Это многое объясняет. Вы ведь нездешняя?
– Но как вы догадались? Действительно, я попала в ваш лес малышкой, и меня любезно приняла семья, живущая в Гулкой пещере у реки. Я ничем от остальных, в принципе, не отличаюсь. И они тоже выходят на охоту ночью. Собственно, поэтому меня встревожила нехарактерная тяга к крови.
– Но откуда вы узнали, что вы Десмод?
– Когда меня нашли, к моей ножке была привязана ленточка с этим именем.
– Видимо, вас привезли из далекой заокеанской страны, к примеру, Аргентины, где проживает ваше семейство. Иначе бы вы знали, что относитесь к роду «вампир обыкновенный».
– Это что же получается? Мои приемные родители пригрели на груди вампира? А! – она перевернулась на живот и заплакала. – Впору наложить на себя руки!
– Вы имеет в виду крылья? – уточнил доктор.
Пани Десмод сокрушенно взмахнула перепончатым крылом.
– Мне неудобно лежать на этом пне, что вы называете кушеткой. Можно я повишу вниз головой? Мне так привычнее.
Она взмахнула крыльями и повисла на ближайшем сучке, но так близко, что доктор смог рассмотреть, как она шмыгает носом. Действительно, в отличие от семейства летучих мышей, живущего в Гулкой пещере на отшибе леса, ее мордочка была коротковатой и отсутствовал носовой листик.
– Я прилетела к вам по рекомендации, пан Фил. Мне сказали, что вы знаменитый психо, и обязательно мне поможете.
Пан Фил вздрогнул на слове «психо». Он терпеть не мог, когда к нему так обращались. Все дело в табличке, которую он вывешивал у своего дупла в день приема. Когда-то филин решил заявить о себе, как о психотерапевте, и обратился к дятлу, чтобы тот выдолбил это сложное слово на отполированной дощечке. Но как нарочно, в этот день дятел объелся листовертками, что расплодились на диком винограде, хмель ударил ему в голову, и произошла досадная ошибка: вместо солидного слова «психотерапевт» на табличке красовались пять позорных букв.
Сначала пан Фил не обратил внимания на слишком короткую надпись, а потом стало поздно. «Психо» прикипело к нему намертво, и не имело смысла исправлять написанное дятлом.
Кстати, дятел стал первым его пациентом. Он жаловался на жуткую головную боль, опровергая поговорку, что у дятла не болит голова. Сложный психоанализ позволил сделать правильные выводы: нечего в пьяном виде долбить бетонный электрический столб, принимая его за дерево.
– О, пан Фил! – летучая мышь заломила крылья. – Вы моя последняя надежда! Как мне жить? Неужели мне придется губить несчастных животных только из-за моей страсти к крови? Придумайте что-нибудь!
– Милая пани Десмод, успокойтесь. Кажется, у меня есть для вас достойное предложение. Я решил расширить спектр медицинских услуг, оказываемых мной. Слишком часто ко мне стали обращаться звери, которые помнят ту часть слова, что не поместилась на этой вывеске, – Фил указал на болтающуюся на шнурке дощечку с косо выбитыми буквами. Не зря он столько времени внушал приходящим к нему пациентам, что он – психотерапевт. В случае какой беды они тут же вспоминали его внушение «психо-терапевт, терапевт, терапевт» и шли к нему со всякими болячками.
– Я буду пить кровь у тех, кто обречен и не поддается лечению? – с надеждой в голосе произнесла приободрившаяся мышь.
– Нет, – Фил уставился на собеседницу желтыми глазами. – Я назначаю вас лаборантом. Вы будете производить забор крови у пациентов, которых я пошлю сдавать анализы. Уверен, вы сможете определить по крови, кто из них нуждается в лечении.
– Но почему вы предлагаете стать лаборантом мне? – удивилась пани Десмод. – Разве в нашем лесу мало желающих отведать свежей крови?
– Как вы думаете, кто из пациентов протянет лапу, ну, скажем, лисе?
– Да, что-то я не подумала. Лиса устроит такую дегустацию, что и лечить некого будет, останется одна шкурка.
– Очень рад, что такая умная мышка будет работать в моей лаборатории. Тем более что ваша слюна содержит анестезирующие ферменты, обезболивающие место укуса, чего точно нет у лисы.
– О, спасибо, доктор! Когда я могу приступить к работе?
– Да прямо сейчас. Я сегодня же пошлю к вам первого пациента. Видите, сюда приближается заяц.
– Спрячусь за «кушеткой», чтобы не смущать посетителей нашей клиники, – мышь облизнулась и перелетела за пень.

– Доктор, доктор! Что делать? – косой схватился за свои длинные уши и нервно связал их узлом под подбородком.
– Пан Зиблс, ложитесь на кушетку.
– Попрошу называть меня полным именем: Зимой-Белый-Летом-Серый.
Заяц потоптался на пне, прежде чем лечь на спину. Закинул ногу на ногу. Потом распрямил их, поелозил, перевернулся на живот, подпер лапой голову. Он всегда сердился, когда жители Грижского леса использовали некрасивое сокращенное имя Зиблс. Он приложил столько усилий, чтобы превратить его в выдающееся, как нельзя лучше отражающее сезонную особенность зайцев.
– Что вас привело ко мне, пан Зимой-Белый-Летом-Серый?
– Я хотел поговорить о своей жене. Она рожает и рожает! В норе у Кривой сосны уже ступить негде. Ходим буквально по головам! Что мне с ней делать, доктор? Еще чуть-чуть, и наша нора взорвется зайцами, как вулкан огнем и пеплом. Они поели всю траву и кору с деревьев в радиусе десяти метров.
– А вам не кажется, что дело не в вашей жене? Вернее, не только в ней.
– Как это? – косой сел. Его нога, согнутая в колене, начала дергаться. – Что я только не предпринимал, чтобы отвлечь ее от тяги к продолжению рода!
– И что же это было? – Фил заинтересовано уставился на зайца.
– Ну я сорок дней не выпускал ее из норы, ублажал и ублажал. Прерывался только на еду, а она, бац, и опять родила девятерых зайчат.
– То есть, вы все сорок дней занимались сексом? Этим вы ее отвлекали?
– Ну да.
– Для того чтобы поставить точный диагноз, вам следует сдать кровь. Пройдите в лабораторию, – Фил махнул крылом за пень.
– Протяните лапу, – скомандовала пани Десмод, поджидающая зайца с другой стороны «кушетки».
Процедура забора крови прошла результативно. Вернувшись вместе с пациентом, довольная мышь облизнулась, покатав каплю заячьей крови во рту, возвела глаза к небу и произнесла:
– Тестостерон зашкаливает.
– Ну-с, пан Зимой-Белый-Летом-Серый, если вы хотите прекратить появление новых отпрысков, вам следует перестать заниматься сексом. Именно от него случаются дети.
Заяц развязал уши.
– Это выше меня, – печально произнес он. – Пожалуйста, доктор, найдите другой способ уменьшить их количество.
– Я подумаю. Обещаю.
Пан Зиблс слез с «кушетки» и понуро поплелся домой – в нору у Кривой сосны, где его ждала опять беременная зайчиха.
Следом к пану Филу пришла лиса.
Пани Рудая попыталась залезть на «кушетку», но из-за большого веса не смогла справиться с простой задачей, поэтому, задыхаясь от непосильных потуг, растянулась под пнем.
– Ох, доктор! Я еле доползла до вас.
Фигура лисы больше напоминала надутый шарик. Она уже забыла, что была грациозной хищницей до того, как у леса построили птичий комплекс.
– Вы продолжаете питаться курятиной? – уточнил Фил.
Лиса стыдливо кивнула.
– Как не подсесть на легкую добычу?
– У пани Рудой повышенный сахар, холестерин и еще какая-то дрянь, которой пичкают бройлеров, чтобы они быстро набирали вес, – отрапортовала летучая мышь, смакуя лисью кровь.
– Если вы хотите долго жить, то должны придерживаться диеты, – строго произнес доктор. – Есть только натуральную пищу. Никаких бройлеров.
– Травку жевать? – ужаснулась пани Рудая.
– Отчего же? В лесу полно диетической еды. Сходите хотя бы к Кривой сосне. Там, говорят, зайцев развелось немерено. Только особо не увлекайтесь: один заяц в два дня. Заодно разомнетесь, побегаете за ними. Физическая нагрузка полезна при ожирении.
– Спасибо, доктор, прямо сейчас и пойду.
Филин осуждающе повертел головой, видя, как брюхо лисы волочится по траве.
– И, голубушка, забудьте про бройлеров. Они – яд!
– Пан Фил! – перед ним тут же появилась висящая вниз головой летучая мышь. – А мне за вредность чего-нибудь полагается? Я тут пью всякую кровь, в том числе с ядом, поэтому было бы справедливо получать надбавку за вредность.
– Вы хотите, чтобы я прикрыл лабораторию? – повел бровью филин. Его возмутила предприимчивость мышки. Только что она рыдала, что ей жизненно необходима кровь, а как получила свое, тут же возжелала большего. Ох уж эти животные. Совсем как люди. – Я легко расторгну наш договор. И прошу заметить, дорогая пани Десмод, что я не сижу на диете. И когда голоден, мне все равно, чем питалась мышь. Пусть даже летучая.
Пани Десмод хлюпнула носом.
– Когда ожидается следующий прием? – поинтересовалась она, предварительно отлетев от филина подальше.
– Когда меня опять будет мучить бессонница, – зевнул пан Фил и взлетел в свое дупло.

– Дорогой, ты опять играл в доктора? – сонным голосом спросила его супруга, открыв всего один глаз.
«Вся наша жизнь игра!» – негромко пропел пан Фил, вспоминая, что большую часть жизни провел на телевидении, выступая символом мудрости в передаче «Что? Где? Когда?».
Пенсия в Грижском лесу была бы скучна без игры в «Психо».

Психо-2. Красный чепчик

- Только оперативное вмешательство, - заключил пан Фил, приложив голову к животу пациента.
- Эх, зря я съел и бабушку, и панночку Красный чепчик! Можно было обойтись одной бабушкой, - между тем упрекал себя пан Серый.

Филин отличался острым слухом, впрочем, как и пан Серый, поэтому понял, почему волк жалеет, что съел внучку: панночка Красный чепчик обладала особо зычным голосом. Филин всякий раз вздрагивал, когда она шла по лесу и пела. Вот и теперь она, не в пример молчаливой бабушке, голосила песню соотечественника пана Левандовского.
«Таганка, я твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант в твоих стенах».
- И так второй день, - поморщился волк. Его поджатые уши ясно говорили о том, что он стоит на краю: еще чуть-чуть и пану Серому понадобится помощь не только хирурга, но и психотерапевта. - Умоляю вас, сделайте что-нибудь!
- Готовьте больного к операции, - скомандовал доктор пани Рудой и пани Десмод.

Волка подвели под локотки и осторожно уложили на «кушетку». Между тем филин отмачивал инструмент - собственные когти в дятловой настойке из дикого винограда.
- Лизоцим, - скомандовал пан Фил, высоко задрав обработанную лапу вверх (так обычно делают хирурги). Тут же лиса вылизала живот волку, обеззараживая хирургическое поле. Она уже была просвещена, что ее слюна, как и у прочих млекопитающих, содержит этот чудодейственный фермент.
- Отсос готов, - отрапортовала пани Десмод и свернула язык трубочкой.
- Поехали! - громко дал старт операции доктор, стараясь перекричать панночку Красный чепчик, которая почувствовав, что свобода близка, решила использовать все свои вокальные данные.
«Таганкаа-а-а-а!..»

Психо-3. Самогонный аппарат пани Десмод

- Доктор, я умираю, - путаясь в высокой траве, к филину, недавно вывесившему табличку «Психо», шел пан Под-Пантофлем. Если учесть, что он был ярким представителем рода больших пестрых дятлов, которые предпочитают летать, а не ходить, Фил безоговорочно поверил, что с птицей случилась беда.
- Ложитесь на кушетку, - тем не менее бесстрастно начал пан Фил. Нельзя пациентам показывать, что доктор обеспокоен их здоровьем. Это может привести к неконтролируемому приступу паники, и больной действительно протянет лапы. Портить статистику пан Фил не собирался.
- Я лучше приму рабочую позу, - дятел, пошатываясь, забрался на боковину пня, вцепился в кору острыми когтями и оперся на жесткий хвост. - Мне так привычнее, голова не кружится.
- Ну-с, и что вас, батенька, беспокоит?
- Слабость. Но к чему вопросы? Вы прекрасно знаете о моем состоянии по анализам крови. Скажите, доктор, честно, сколько мне осталось?
Пан Фил поднял бровь. Его с самого начала что-то смущало. Но только сейчас он понял, что не видит пани Десмод. Обычно весьма активная лаборантка притихла за пнем.
- Объяснитесь подробнее. Я хочу ясно представить картину вашей болезни.

Дятел вздохнул. Было видно, что ему тяжело говорить.
- Когда неделю назад вы прислали ко мне пани Десмод, я удивился. Голова давно не болела. Но, уважая вас, и помня, что накосячил, - пан Под-Пантофлем поднял глаза на табличку «Психо», - я разрешил лаборантке взять у меня кровь. На следующую ночь она заявилась опять. И огорошила, что анализы придется неоднократно повторять. Всё очень плохо. Я не поверил. Но пани Десмод объяснила, что «болезнь смертельная и подкрадывается неслышно». Проснувшись утром, я убедился, что она права: я не смог выбраться из дупла.
- Продолжайте, - подтолкнул пан Фил загрустившего дятла.

Сам филин в это время не спускал глаз с пня, из-за которого он ясно слышал участившееся сердцебиение лаборантки.
- Спасибо пани Десмод. Не дала умереть от голода. Она перед каждым забором крови кормила меня.
- Что включал ваш рацион?
- Листовертки с виноградника и хмеля, зеленые гусеницы с забродивших яблок, тля с перезревшей малины.
- Вас не смущали предложенные блюда?
- Нет. Было вкусно и повышало настроение. Я на время забывал о своей смертельной болезни. Мир становился цветным.
- А пани Десмод?
- О, она настолько близко приняла мою беду, что просто поселилась в дупле. Отлучалась только для того, чтобы сообщить вам результат и раздобыть еду. Она работала на износ. Я даже стал беспокоиться за ее здоровье, видя, каким неуверенным и путанным стал ее полет. Я думаю, у нее от усталости забарахлил эхолокатор.
- Не переживайте за пани Десмод, - успокоил дятла пан Фил. - Я лично займусь починкой ее эхолокатора.
Из-за пня пискнули.
- И каков диагноз, доктор? - обреченный взгляд дятла когтем скреб сердце пана Фила.
- Одиночество. Но в ближайшее время вы не умрете, - филина порадовал облегченный вздох пациента. - Батенька, вы никогда не задумывались, почему носите фамилию Под-Пантофлем?
- Нет, - оживился дятел. - И мой отец, и мой дед были Под-Пантофлем.
- Это значит «подкаблучник». Вам без женщины нельзя.
Из-за пня раздался довольный смех.
- Без правильной женщины, - поправился филин. - А посему, батенька, прописываю вам срочную женитьбу. Хорошая жена быстро излечит вашу смертельную болезнь, отвадив от дома сомнительных дам.
За пнем опять пискнули.
- Это я могу. На это у меня хватит сил, - проговорил окрыленный дятел и забарабанил свадебную серенаду, сообщающую всему Грижскому лесу, что еще один холостяк встал на правильный путь и призывает претенденток на свое сердце и крыло.

- Доктор, на сегодня прием окончен? - пани Десмод высунула голову из-за пня. - Я хочу стать подружкой невесты. Передать жениха, так сказать, из лап в лапы...
- Еще раз явитесь на работу в нетрезвом состоянии, я забуду, что алкоголь вреден, - Фил давно почувствовал неладное, но никак не мог понять, где надирается его лаборантка.
- Клянусь, подобное не повторится, - осмелела мышь и пьяно улыбнулась филину, оголив медицинский инструмент для забора крови.
Пан Фил не поверил ей ни на грош. Но его большое сердце прекрасно понимало, что на подобные развлечения пани Десмод толкает одиночество. Она, в отличие от дятла, никогда не встретит в Грижском лесу свою вторую половинку.

Психо - 4. Война

Жители Грижского леса затаили дыхание. Со стороны птичьего комплекса и прилегающего к нему поселка слышались чеканный топот ног, четкие команды кого-то чересчур голосистого и нестройное эхо, доносившее обрывки звуков «Здра!Гла!Ка!» .

- Война? – испуганно произнес пан Зиблс. Он отработанным движением лап завязал уши под подбородком и бочком, стесняясь, спрятался за широкую спину зайчихи.
– В случае мобилизации могу поставить под ружье пятьдесят сыновей, – чуть погодя донесся его приглушенный голос.
Зайчиха закатила глаза. Потом повела плечами и сделала резкое движение пышным бедром. Пан Зиблс, получив ощутимый толчок, описал в полете полукруг и упал к ногам пана Серого.
- Его первым запишите. Пусть послужит примером своим детям, - Зайчиха сложила лапы на груди кренделем и насупила брови.
Собравшиеся зашумели, послышался женский плач.

Все поняли важность момента: Грижский лес в опасности, жители должны встать на его защиту плечом к плечу.
- Списки, делаем списки, - летала над головами пани Десмод. – Пан Под-Пантофлем, начинайте вырубать на сосне имена добровольцев.
Дятел обнял за плечи жену.
- Береги яйцо.
- Нет. Я с тобой. Пойду в радистки. Тем более что яйца у нас еще нет.
Быстро расчистив ствол от коры, супруги застыли в ожидании.
- Запишите белок-летяг, - прострекотала рыженькая пани Бялко. За ее спиной встали шесть братьев. – Десантниками будем.
- А мы зенитчиками. Записывай всех клестов.
- Меня в диверсанты, - постройневшая пани Рудая сделала лапами движение, показывая, как она ловко роет норы. Толстая зайчиха поджала губы.
- Нас в ночные бомбардировщики, - беззвучно пронеслись над головами добровольцев летучие мыши из Гулкой пещеры. Каждая держала в лапах по шишке.
- Я останусь в тылу. Я только после операции, - пан Серый потер брюхо. Все шишки отряд бомбардировщиков тут же сбросил на него.
– И контуженный, - добавил волк, падая на землю, сначала убедившись, что та покрыта густой травой.
- Чур, я буду фронтовой подругой! – мордочка висящей вниз головой пани Десмод появилась перед паном Филом. Он ничего не понимал, так как только что показался из своего дупла. Доктор хлопал глазами, привыкая к дневному свету. – А вы – полевым хирургом.
Проговорив это, пани Десмод задумалась.
- Или нет. Я лучше буду работать при госпитале, - язык мыши непроизвольно свернулся в трубочку, и она мечтательно зажмурила глаза.
- Откуда такие странные идеи в вашей голове? – наконец открыл клюв пан Фил, оглядев собравшихся на территории его «клиники».
- Так война же! Слышите?
Жители леса, до этого напряженно прислушивающиеся к щебетанию пани Десмод, как по команде повернули головы в сторону птичника. Оттуда донеслось бравое «Ур-р-р-а-а!».

- Ах, это! – пан Фил незаметно выдохнул. – Парад. В поселке транслируют военный парад. У людей праздник.
Молчание, воцарившееся на поляне, пан Фил расценил двояко: жители благодарили небо, что ошиблись – войны не будет, но в тоже время грустили – их пыл во время кратковременной мобилизации, их единение плечом к плечу оказались ненужными.

Филин сунул когтистую лапу в свое дупло. Через мгновение на сучке висела знаменитая табличка «Психо».
- Внимание! Говорит Грижский лес! – зычным голосом, невесть откуда взявшимся, пророкотал пан Фил. - На главной площади начинается военный парад! Участникам занять свои колонны, согласно спискам, выбитым на мемориальной сосне. Сначала выступят стройные ряды пехотинцев.
Зайчата разбились на четверки. Во главе пехотинцев встал пан Зиблс.
«Трам-там-там-там-та-ра-ра-ра-ра» зазвучало над Грижским лесом. Военный оркестр под руководством пана Под-Пантофлем, включающий сотню дятлов, забарабанил походный марш.

Парад завершился спустя час полетом местной авиации, представленной летчицами из Гулкой пещеры.
От раскатистого «Ур-р-р-а-а!», донесшегося со стороны леса, вздрогнули бройлеры, а птичница пани Малгожата уронила ведерко с яйцами.
_________________

Таня!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Это просто фонтан юмора, такого чистейшего позитива, что просто слов нет - хохочу! А смех, как известно, продлевает жизнь. Не знаю, сколько там добавилось к моему сроку, но то, что после прочтения твоих рассказов я буквально воспрянула - это факт!

Тысячу раз браво!!!
_________________

Танюша, я читала продолжение по "Психо" еще в теме конкурса. Но еще раз прочитала и снова сижу и хохочу. Ты сделала мой день!
Спасибо!!!!!
"Психо-3" - это просто бомба!!!!!!!!
_________________

 » Психо. Сказки Грижского леса 5 и 6

Психо - 5. Призрак цирка

- Доктор, я себя чувствую как-то странно.
- Садитесь, пожалуйста, на кушетку. - Пан Фил напряженно наблюдал, как лось пытается умаститься на пне. Его длинные узловатые конечности никак не хотели сложиться пристойно: если задние он худо-бедно сдвинул, то передние раскорячились по обе стороны от его могучего тела, а тяжелая голова уперлась ветвистыми рогами в сосну, на которой красовалась табличка «Психо».

Пан Елень, чья фамилия в переводе с польского означает «рогач», тяжело вздохнул.
«Хвала небесам, рогами его наградила не супруга, иначе эта махина разнесла бы пол-леса», - подумал пан Фил, осматривая больного. Он помнил трубный зов лося в период его жениховства. Жуткое и завораживающее зрелище. В лесном гиганте чувствовалась такая сила и мощь, что филин вдруг ощутил себя, совсем не мелкую птицу, безмозглой бабочкой, которую может опрокинуть легкое дуновение ветра.

Взгляд лося не был сосредоточен ни на пане Филе, ни на каком-нибудь предмете его клиники. Он был устремлен в себя.

- Я не понимаю, что произошло, но я совершенно обессилен. И это весной, когда у нас начинаются брачные игры.
Пан Фил впервые слышал, что лоси могут говорить шепотом. Он еще только собирался задать свой вопрос, как пан Елень пояснил:
- Нельзя, чтобы о моем бессилии слышали соперники. Пани Елень останется только с крепким самцом. Такова природа наших отношений.
«Неужели я прав, и пани Елень все-таки виновата в чрезмерной ветвистости рогов?» - размышлял пан Фил, заглядывая в зрачки пациента.
- Пока я не нахожу причин, вызывающих ваше недомогание. Сдайте анализ крови в лаборатории. Она там, за кушеткой.
Представив, как лось начнет разворачиваться, филин передумал посылать его в лабораторию:
- Пани Десмод, прошу вас пройти в мой кабинет и взять анализ на месте.
Лаборантка деловито опустилась у одной из задних конечностей лося, лизнула свои зубы, проведя таким образом обеззараживание лабораторного инструмента, свернула язык трубочкой, и, наклонившись к ноге лося и застыла.
- Что-то не так, голубушка? - наблюдательный филин заметил волнение, охватившее пани Десмод.
- Нет, нет. Все в порядке, - поспешила заверить она.

Через несколько минут пан Фил получил отчет:
- Несколько увеличена реакция свертываемости крови, - задумчиво произнесла лаборантка, на что опять обратил внимание доктор. Обычно бойкая мышь погрузилась в себя. Рядом с таким же, погруженным в себя лосем. Логика подсказывала пану Филу, что происходит что-то странное. «Неужели инфекционная болезнь?»
Увидев отражение своего задумчивого вида в глазах лося, пан Фил встрепенулся. Того и гляди он тоже погрузится в себя!
- Уважаемый, скажите, пожалуйста, вы не получали серьезных ранений во время битв за пани Елень? - решил уточнить доктор, хотя во время осмотра не обнаружил на теле пациента никаких ушибов. - Может, удар был настолько силен, что повредил внутренние органы?
- Что вы, доктор. Я с прошлой весны не видел ни одного соперника. Мы ведем спокойный образ жизни. Самым большим испытанием для меня стал наш совместный с пани Елень поход в цирк. Но я зря волновался. Укрощенные львы вели себя как котята.
- Цирк? - воскликнула пани Десмод. - В Грижский лес приехал цирк? Ах, почему я обо всем узнаю последняя? Эта треклятая работа в лаборатории отнимает столько сил! Совершенно нет времени на личную жизнь...

Поймав на себе внимательный взгляд пана Фила и заметив его высоко поднятую бровь, мышь осеклась и юркнула за пень.
- Пока я не нахожу ничего серьезного. Да, дыхание несколько учащено, отмечается незначительная тахикардия, но я списываю это на волнение от недавнего похода в цирк. Будем наблюдать, будем наблюдать.
Филин похлопал крылом по плечу пациента.
- Почувствуете себя хуже, приходите. Пока ничего угрожающего вашей жизни я не вижу.
- Спасибо, доктор.
Лось с трудом поднялся и пошел в чащу, ломая кусты и ветви.

Следующим пришел заяц. Пан Зиблс жаловался на отсутствие влечения к жене.
- Она бросит меня. Точно, бросит. - Пан Зиблс попытался завязать уши, но потрепав их в лапах, отпустил. Ему явно не хватило сил справиться с простой задачей. - Какая женщина будет терпеть мужчину, которого от нее тошнит? Она ко мне с ласками, а я: «Голова болит», и отворачиваюсь к стенке мордой. Доктор, что со мной?
- Пани Десмод, каковы результаты анализа крови?
- Немного понижены тромбоциты, - нехотя выжала из себя мышь.
«Странно, - подумал пан Фил. - Очень странно». И не симптомы пациента смутили его, а поведение пани Десмод. Она опять была задумчива.

Терпеливо выслушав долгие стенания пана Зиблса, доктор порекомендовал ему развеяться:
- В Грижский лес приехал цирк. Сходите туда с супругой. Интересные впечатления могут внести новизну в ваши отношения.
- Бесполезно, доктор. Когда я посетил цирк с женой в первый раз, тогда и начались мои проблемы со здоровьем.
- Ну, что же. Пока я не нахожу опасных для жизни симптомов. Будем наблюдать, будем наблюдать.

После пана Зиблса на кушетку легла пани Рудая.
- Доктор, может мне опять присесть на бройлеров?
- Почему вы решили вернуться к дурной привычке?
- Я худею на глазах. Чувствую в теле такую легкость, аж голова кружится.
- Вы ощущаете слабость, легкую тошноту, отсутствие влечения к противоположному полу?
- Как вы догадались, пан Фил?
- Что скажете, пани Десмод?
- У нее холодные конечности. Я не смогла забрать кровь. - Мышь не поднимала глаза. Ее крылья слегка подрагивали, выдавая возбуждение, которое пани Десмод отчего-то тщательно скрывала.
- Скажите, пани Рудая, вы ходили в цирк, который недавно приехал в Грижский лес? - увидев удивление в глазах лисы и ее уверенный кивок, пан Фил сокрушенно щелкнул клювом. Совпадение симптомов не случайно.
- Пока угрозы вашей жизни я не вижу. Будет хуже, приходите в любое время. Но о бройлерах даже не думайте. Они не помогут, наоборот, усугубят ситуацию.
- Хорошо, доктор, спасибо. - Лиса сползла с «кушетки» и поплелась, шурша травой.

- Пани Десмод, - подозвал филин лаборантку. - Скажите мне, милочка, что с вами происходит? Вы несколько рассеяны.
- Нет, ничего, пан доктор, - мышь застенчиво взглянула в его круглые глаза. - Обычная задумчивость. Весна. У лосей, вон, брачные игры скоро начнутся. Птицы по утрам так громко поют, что сердце заходится. Пан Под-Пантофлем с супругой яйцо ждут. Они такие откровенные любовные письма друг другу пишут.
- Голубушка, нехорошо заглядывать в личную переписку, - пожурил филин. Ему была понятна тоска в голосе незамужней мышки. - Собираетесь сходить в цирк?
От вопроса в лоб, пани Десмод вздрогнула.
- Я... Мне... - она, наконец, взяла себя в руки и уже своим уверенно-нахальным тоном произнесла: - Да, собираюсь. Развеяться, обновить, так сказать, отношения.

Цирк-шапито раскинул свой цветастый шатер в самом сердце леса - на месте высохшего озера. Ровная чаша служила отличной площадкой для арены и многоярусных зрительских рядов.
Оркестровая музыка поднимала настроение, и жители Грижского леса торопились занять места ближе к арене, где в ожидании представления всех смешила своими ужимками птица-клоун. Из афиш, развешанных вокруг шатра, можно было узнать, что обладателя большой головы, украшенной треугольным носом оранжевого цвета и округлыми, словно у хомяка щеками, зовут господин Тупик.
- А шутки у Тупика тупые, - хихикнула пани Бялко, сидящая в одном ряду со своими братьями. Те вертели головами и радостно приветствовали знакомых.
- Пан Серый, садитесь рядом с нами!
- Нет, парни. Неизвестно чего ждать от этих циркачей. Я лучше заберусь повыше, - он привычно прижимал лапу к брюху, на котором давно порос шерстью след от хирургической операции, но волк никак не мог выйти из образа больного.

Оркестр сыграл туш и на арене появился огромный орангутанг. Он раскинул лапы в стороны, и яркая шерсть, свисающая с них до самой земли, на подобии кистей на одежде индейцев чероки, привлекла своим цветом и блеском внимание женской половины зрителей. Каждой захотелось потрогать это рыжее великолепие.
- Где он раздобыл такую яркую краску? Видно же, что цвет ненатуральный, - забеспокоилась младшая сестра пани Рудой, поджимая под скамейку хвост, явно уступающий в насыщенности рыжего цвета.
- Нам бы такой шерстью гнездо выстелить, - мечтательно произнесла пани Под-Пантофлем. - Наше яйцо оценило бы родительскую заботу.
Она пихнула крылом супруга, который уже прикидывал, каким способом раздобыть мягкую шерсть.

- Дамы и господа! - зычный голос орангутанга мгновенно успокоил шептавшихся зрителей. - Цирк месье Боливара начинает свое представление! Сегодня вы увидите то, с чем никогда не встречались в своей лесной жизни! Поэтому прошу не выбегать на арену, не летать под куполом цирка и не заходить за кулисы. Только находясь на своих местах, вы остаетесь в безопасности!
- Ой, я боюсь! - пискнул кто-то в зале, и все обернулись на пана Серого, который прижал уши к голове и смущенно заулыбался.
Опять заиграл оркестр и на арене появились розовые фламинго, которые ловко вышагивали по натянутым канатам. Красивых птиц сменила анаконда, которую освистали: во время исполнения танца живота она завязалась в тугой узел и не смогла самостоятельно уползти.
Одни экзотические актеры сменялись другими, зрители, сверяясь с программками, громко обсуждали очередное чудо. Выступления пеликанов-жонглеров, мартышки-фокусницы, попугая-какаду, поющего похабные куплеты, прошли на ура. Но всем особенно понравился номер многоголосого пересмешника сэра Мимуса Полиглоттоса. Он ловко копировал голоса животных, разные шумы и на бис исполнил полсотни сложных многоголосых песен.

Ничего этого не видел пан Фил. Он сидел в засаде, кутаясь в пыльную ткань циркового шатра.
Его терпение было вознаграждено: он увидел, как пани Десмод нырнула под зрительские места и стала нарезать круги. Филин зорко следил за ней, ожидая, когда она прекратит свой быстрый полет.
Этот момент настал. Мышь замерла под скамейкой, на которой сидел пан Серый.
Филин - мастер охоты, бесшумно подлетел ближе. Устроившись на расстоянии, он продолжил свое наблюдение.
Пани Десмод опустилась на заднюю сторону лапы ничего не подозревающего волка, и, лизнув кожу анестезирующей слюной, приготовилась вонзить зубы. Филин хотел было поймать ее с поличным, но произошедшее дальше, остановило его намерения.
- Чин-чин, - игриво произнесла пани Десмод.
- Прозит, - ответил ей мужской голос.
Пан Фил не верил своим глазам! На второй лапе волка застыл близнец пани Десмод!

Уставший месье Боливар вошел в гримерку. От непривычной пищи Грижского леса болел живот, и орангутангу невыносимо хотелось пукнуть. Но, увидев, что он не один, владелец цирка не смог скрыть досады.
- Чем могу служить?
Нахмурившись, он уселся на свое кресло и потер распирающий живот. На гримерном столике расположились два незнакомца. Один из них сверлил его желтыми глазами.
- Меня зовут пан Фил, я работаю психо в Грижском лесу.
Увидев непонимающий взгляд орангутанга, поправился:
- Я - психотерапевт. А это, - филин указал крылом на смущенную мышь, - моя лаборантка пани Десмонд. Я застал ее за забором крови во внерабочее время в вашем заведении.
- И? - орангутанг лениво почесал подмышку.
- В компании с вашим сотрудником. Он представился как граф Дракула.
- Я приношу свои извинения, - вздохнул месье Боливар. - Мне жаль, что вы открыли тайну Призрака цирка. Дракула (это имя дал ему я) - мой приемный сын. Я нашел его в сундуке с реквизитом, когда наша труппа переплывала Атлантический океан. Видимо, он забрался туда во время гастролей цирка в Южной Америке. Я привязался к малышу. Кочевая жизнь лишила меня нормальных семейных отношений, поэтому я взял над ним опеку. Только когда мои артисты начали жаловаться на слабость, головокружение и тошноту, я догадался, кого усыновил. Но было поздно. Разве родители отказываются от детей, даже когда они сосут с них кровь? Нет? Вот и я не смог. Чтобы не вызвать бунт на корабле, я скрыл причину повальной эпидемии слабости. В цирке до сих пор не знают, что мой малыш - вампир. Дракула стал причиной того, что я продолжаю гастроли по миру, хотя давно мог осесть в облюбованном месте. Только тайно насыщаясь кровью зрителей, Призрак цирка может выжить. Еще раз приношу свои извинения. Завтра же цирк покинет Грижский лес.

Пани Десмод заплакала в голос.
- Я только-только встретила свою любовь, а вы собираетесь разлучить нас!
- Но как вы догадались, что в цирке живет вампир? - орангутанг старался сделать выводы и не допускать проколов в будущем.
Мышь, шмыгая носом, возвела очи ввысь и восторженно произнесла:
- Представьте мое удивление, можно сказать, счастье, когда на приеме доктора я осознала, что в лесу появился еще один вампир. Я не могла дождаться вечера, ведь характерные ранки на задних лапах посетителей цирка подсказали, где его искать. Ну, а потом, совместное распитие волчьей крови, нечаянный поцелуй, когда пан Серый скрестил лапы, ну и ...

Тут в комнату влетел пылкий влюбленный.
- Отец! Позволь нам пожениться! - он умоляюще сложил крылья, а потом ласково улыбнулся пани Десмод.
Орангутанг потер лысую, покрытую старческими пятнами голову.
- Я не против. Счастье сына для меня всё.
Влюбленные слились в долгом поцелуе. Орангутанг и филин смущенно отвели глаза в сторону.
- Мы полетели готовиться к свадьбе, - оторвавшись от пани Десмод, крикнул граф Дракула, и счастливая пара покинула гримерку.

- А теперь, месье Боливар, давайте оговорим их будущее, - пан Фил воззрился на поморщившегося владельца цирка.
- Я повторяю, что ради счастья сына, готов на все. Даже разлучиться с ним.
- То есть, вы хотите оставить его в Грижском лесу? Я предлагаю другой вариант - забрать пани Десмод с собой. Она отличный диагност и может быть вам полезна. Разве ваши артисты не болеют?

На следующий день пани Десмод и семейство летучих мышей из Гулкой пещеры с радостным писком летели в сторону цирка. Там счастливую невесту ждал жених. Все, кто присутствовал на последнем представлении или слышал о волнующем событии, тоже спешили к высохшему озеру. Звери несли свадебные подарки. Не часто местный житель собирался сочетаться узами брака с иностранцем.

Только филин сидел в своем дупле. Нахохлившийся и злой. Его супруга обеспокоенно поглядывала на старика.
- Что произошло?
- Свадьбы не будет. Я уверен.
- Ты приложил к этому крыло?
- Да. И меня сейчас мучают угрызения совести. Но я заботился о Грижском лесе.
- Ценой счастья одной маленькой мышки?
- Да. Я не мог допустить, чтобы у нас под боком расплодилось семейство летучих мышей-вампиров.
- Но почему ты уверен, что они не заберут ее с собой?

Невеста рыдала над запиской, оставленной бывшим женихом рядом с букетом цветов. Когда звери пришли к озеру, цирка на месте не оказалось. Он ночью свернул свой яркий шатер и отбыл в неизвестном направлении. Ветер трепал обрывки ярких афиш и гонял по пустырю смятые программки.
Пани Десмод в очередной раз развернула записку. На бумаге, мокрой от слез, была написана одна фраза:
«Боливар не выдержит двоих».

Психо - 6. Индийское кино

- Доктор! - Пани Рудая легко запрыгнула на пень. – Как хорошо, что вы сегодня принимаете!

С тех пор, как хищница села на диету, она вызывала только восхищение. Фигуристая лиса с блестящей шерсткой, лучистыми глазами и мокрым носом могла стать лицом анти-бройлерной компании, если бы таковая развернулась в Грижском лесу.

- Что вас привело ко мне, милая пани?

- Я хотела посоветоваться. Вы же знакомы с моей сестрой-близнецом? – лиса подождала, пока филин кивнет.

Все знали пани Сломанный коготок. Не в пример пани Рудой, она родилась не столь удачливой, а потому вечно влипала в какие-то истории. Однажды, охотясь на кроликов на подворье рябой Марыси, она попала в капкан. Слава Всевышнему, жуткое устройство не перерубило ей лапу, а всего лишь сняло коготь. Когда ее, умирающую, принесли к филину, он, промыв рану, заверил обеспокоенных родственников, что пациентка жить будет, однако коготь никогда не отрастет. Лисе так понравилось находиться в центре внимания, что она до сих пор прихрамывала, хотя по заверениям пана Фила, могла бы этого не делать.

- Я подозреваю, что сестра имеет на меня зуб. Вот отрежьте мне хвост, но никак не пойму, что я ей сделала плохого! – Пани Рудая вытерла белым кончиком шикарного хвоста набежавшую слезу. - Пока я была толстой и безобразной, между нами сохранялся мир, но как только села на диету, начались неприятности: то земля уйдет из-под лап, и я ухну в яму с водой, то скатившийся с горки валун закроет выход из норы.
- Милочка, я полагаю, что случившемуся есть иные объяснения. Например, резкий отказ от бройлеров мог вызвать легкое головокружение, а в случае с валуном - камнепады у Старой горки случались и не раз.
- Нет, доктор, это проделки сестры. Вы бы видели ее перекошенную мордочку, когда я появилась перед ней после недельного заточения! Если бы я только сложила лапы! Без еды, без воды, в темноте – это были самые страшные дни в моей жизни. Хорошо, что шли проливные дожди! Я слизывала капли с валуна, а сама рыла и рыла влажную почву. У меня до сих пор не отросли когти! – Лиса сунула лапу под клюв филину.

- Так вот в чем заключается успех вашей диеты, - задумчиво протянул доктор. – Голодание и физический труд. А я думаю, почему пани Зиблс не обеспокоена массовой пропажей зайчат?
- Я вас умоляю! – фыркнула лиса. – Она когти на собственной лапе пересчитать не сможет, не то что многочисленных отпрысков.
- Как я понял, ваша сестра удивилась, увидев вас живой и здоровой?
- И постройневшей! - уточнила лиса. Ее сточенный коготь как восклицательный знак устремился в небо. - Вы знаете, кто меня подсадил на бройлеров? Она. А кто должен был попасть в тот злополучный капкан? Я.

- Откуда, милая пани, такие выводы?
- Как-то я приболела, - увидев докторский взгляд, лиса, несколько смущаясь, поправилась. – О, ничего страшного! Так, по-женски. Охотиться я не могла, и сестра каждый день приносила мне курочку. Сама причем не ела, ссылаясь на то, что сыта. День, два, три и я уже не могла отказаться от нежного мяса, которое так легко добывалось. Результат знакомства с бройлерами вы видели.

- А случай с капканом?
- Это произошло на заре нашей юности. К нам стал похаживать лис, живущий за Жабьим болотом. - Пани Рудая опустила глазки. – Он мне нравился, даже очень, но на несчастье, сестра тоже влюбилась в Красавчика и потребовала, чтобы он выбрал, с какой из сестер хочет остаться. Лис, не думая, указал на меня. Рудичка убежала вся в слезах. А ночью позвала на охоту за кроликами, которых на хуторе разводит пани Марыся. Когда я свернула к клеткам, сестра шепнула, что кроликов перевели в норы, вырытые за хатой. Подкравшись к земляному валу, я запнулась обо что-то металлическое и, проваливаясь в нору, от неожиданности вскрикнула. Пустите меня на воротник, но я слышала, как торжествующе смеялась сестра, правда, тут же она сама заверещала. Сердце сжалось от ужаса, когда, выпрыгнув из ямы, я увидела, как Рудичка катается по земле.

- И в чем подвох?
- Не споткнись я о капкан и не упади в нору, это я осталась бы без лапы, - лиса сделала ударение на «я».
- Ну, пани Рудая, - филин сложил крылья за спиной и начал прохаживаться между сосной и «кушеткой». – Я расцениваю происшествие как случайность, не более.
- Хорошо, но послушайте, что произошло дальше. Я взвалила стонущую сестру на спину и постаралась как можно быстрее убраться со двора. Пробираясь между клетками (так путь к лесу короче), нечаянно задела ее больную лапу. Рудичка не выдержала и вылила на меня ушат обвинений: это я должна находиться на ее месте, тогда Красавчик точно отказался бы от трехлапой невесты и выбрал бы ее!
- Пани Рудая, слова, сказанные в болевом шоке, нельзя принимать за истину.
- Ну, хорошо! А как вы объясните, что норы в земляном валу близко не пахли кроликами, а все ушастые по-прежнему сидели в своих клетках? Стукни меня молния между ушей, но сестра подстроила мне ловушку! И все из-за кого? Рыжего кобеля? Я отказала ему, предложив сойтись с сестрой. Но Красавчик оскорбился и ушел.

- М-да. Когда случайность превращается в закономерность, стоит задуматься.
- А я о чем! – Лиса соскочила с кушетки и начала нервно мерить шагами «кабинет» пана Фила.
- Прошу вас, пани Рудая, успокойтесь и вернитесь на кушетку. - У доктора в глазах рябило от рыжего цвета, так быстро лиса моталась туда-сюда. Ее пушистый хвост задевал пана Фила и ерошил перья на голове. Неприятное чувство.

Только что он допустил врачебную ошибку. Он не должен был складывать крылья за спиной и ходить между кушеткой и сосной, показывая свою обеспокоенность. Психо всегда должен оставаться бесстрастным. Поэтому, убедившись, что лиса легла на пень, он продолжил ровным голосом:
- Что сейчас вас тревожит?
- Несчастья с новой силой посыпались на мою голову: очередной камнепад, змея, под соломенной подстилкой, где я обычно сплю, отравленная вода в кувшине. Видно, я родилась под счастливой звездой - совершенно случайно почувствовала странный запах. У меня ПМС и обоняние обострилось. А сегодня загорелся куст, прикрывающий вход в нору, я едва не задохнулась в дыму. Слава Всевышнему, я держу нос по ветру и озаботилась тем, чтобы в моем жилище появился запасной лаз. Тайный от всех, в том числе от сестры.
- И?
- Она не ожидала, что я появлюсь с другой стороны, поэтому спокойно сидела за деревом и наблюдала, как огонь набирает силу.
- Вы спросили ее, почему она покушается на вашу жизнь?
- Нет. Она вывернулась бы. Зачем слушать ложь, когда ищешь правду? Я дождалась, пока куст полностью выгорит, и вернулась в нору через тайный ход. Потом выползла, притворно ахая: «Как это я проспала пожар?», выдержала время, чтобы дать сестре уйти, и рванула к вам. Как психо, вы просто обязаны мне помочь.
- Ну, милочка, у меня несколько иные обязанности.
- Здоровье пациента для вас важно или нет? – в лоб спросила лиса. – А жизнь?

Доктор молчал. Он закрыл глаза, лисе даже показалось, что филин уснул, но стоило ей слезть с пня, пан Фил воззрился на нее.
- Хорошо. Мне самому интересно, что происходит. Я предприму кое-какие действия, но прошу вас держать язык за зубами. Это и вас касается, пани Десмод.

Мышь выползла из-за «кушетки», ее большие глаза говорили о том, что она не пропустила ни слова.
- Да, доктор. Врачебная тайна и всё такое, – пискнула она.
- А пока займитесь своими прямыми обязанностями, возьмите пробу крови у пани Рудой.
- Вы, доктор, пожалуйста, определитесь. – Не разжимая зубов, как чревовещатель, проговорила мышь. - Только что была команда держать язык за зубами.
- Пани Десмод…
- Всё-всё. Я пошутила. Хотела разрядить обстановку.

Ни доктор, ни лиса не отреагировали на ее шутку. Доктор задумался, а пани Рудая с интересом наблюдала за медицинской процедурой.
- Чувствую легкий след сонной одури.
- Сплюньте кровь, быстро. – Пан Фил встревожился за свою лаборантку. - И прополощите рот.
- То-то у меня сухость такая, хоть язык вываливай! - Хлестнула хвостом по пню лиса, знакомая с ядовитой ягодой. – Попила чайку с бабушкой!
- Да, это уже серьезно. Сонная одурь или белладонна. Вам явно желают смерти. Теперь я понимаю, почему ваши глаза показались мне лучистыми. Красавка и есть красавка.
- И сердце у пациентки стучит как бешеное, - добавила мышь, сплевывая росу, которой полоскала рот.
- А что с бабушкой? Надо бы ее проведать. - Филин взлетел выше и снял с сучка табличку «Психо».
- Я сейчас сбегаю! - Лиса кинулась в заросли, но пан Фил остановил ее.
- Вам туда нельзя. И домой нельзя. Вам нужно на время спрятаться.
- Я пойду на птицеферму. Есть у меня там пригретое местечко.
- Отлично. Зная ваше анти-бройлерное настроение, никто не подумает искать вас в курятнике. И больше питья, голубушка. Хорошо бы холодный компресс на голову. А бабушкой займусь я.
- Сделаю, - кивнула лиса и нырнула в кусты.

- Пани Десмод, на сегодня прием окончен.
- Я хочу помочь. Вы же знаете, я юркая, могу незаметно последить за Сломанным коготком.
- Только умоляю, милочка, не рискуйте.

- Ты слышала, дорогая? – пан Фил окликнул жену.
- Да, родной. Лети к Седой лисе, не теряй время. А я пока посещу птичий базар. Если что-то происходит в Грижском лесу, все новости там.

Седая лиса грела старые кости, лежа на пригорке.
- Филя, что тебя принесло сюда? – она щурила глаза на солнце, и филин, как ни вглядывался, не мог определить, расширены у нее зрачки или нет.
- Я прилетел поинтересоваться, как ты себя чувствуешь, старуха.
- Хе-хе-хе, ты бы меня еще чувихой назвал. Да, побузили мы с тобой в свое время. Я вижу, ты и сейчас никак не успокоишься, все в «Психо» играешь.
- Какие игры, старая. Кто-то травит твою внучку белладонной.
- Пулю мне в зад! – Лиса села. - Которую из них? Рыжую или Коготок?
- Рыжую. И сдается мне, Коготок к этому приложила лапу.
- Пошла, значит, по стопам своей взбалмошной матери. Ты помнишь Хиппи?
- Как не помнить твою чумовую дочь. То в зеленый цвет выкрасится, то до розовой кожи обреется.
- Травкой баловалась, - грустно усмехнулась лиса. - Та знатно крышу сносит. Не хочешь вспомнить молодость? Может, забьем по косячку?
- Меня сейчас только один косяк беспокоит. Дверной. Как бы не вмазаться в него, когда в дупло влетаю.
- И у меня зрение село. Я теперь больше на нюх полагаюсь. Так что ты там говорил о моих внучках?

- Рыжая предположила, что только у тебя могла получить дозу белладонны. Во время чаепития. Меня смущает, почему ты не отравилась?
- Я чай не пью, у меня от него сердце бухает. Кипятком балуюсь с сахаром вприкуску.
- Кто чай заваривал?
- Я сама. – Лиса, кряхтя, спустилась к норе. На утоптанной полянке блестел медными боками самовар, а на полотенце уютно устроились чайные принадлежности.
- Откуда у тебя такая коробка? – Фил, поддев когтем, откинул деревянную крышку. Разделенное надвое нутро хранило туго скрученные листочки черного и зеленого чая.
- Хьюмидор, - лениво проговорила лиса. Потом пояснила: - Так коробка для сигар называется. Один дорогой мне мужчина прислал. Из самой Америки. Вкуссссные сигары были, - протянула лиса, довольно сощурив глаза. - Чего ты там нюхаешь?
- Какой чай ты вчера заваривала?
- Черный индийский. Рыжая только такой пьет. Коготок предпочитает зеленый китайский. А что?

- Похоже, в черный чай сушеные ягоды белладонны подмешаны. А вот в зеленом их нет. Как ты думаешь, почему сестра ненавидит сестру?
- Странно, не замечала. Вроде обе приветливые, улыбаются друг другу. Коготок накануне визита Рыжей приходила, фотографии рассматривала, такая веселая, воодушевленная была. Я с недельку назад над ней пошутила, думала, не простит, ан, нет, вернулась, как ни в чем не бывало.
- А что случилось? Расскажи.
- Дятел принес наливку, у него яйцо родилось. На запах пан Серый подтянулся, потом шесть братьев Бялко, ну, еще кто из любителей. Душевно так сидим. Кавалеры комплименты отвешивают, я же одна среди них дама. Даже о геморрое забыла. А тут Коготок нарисовалась: «Бабуля-бабуля…», я ей и говорю: «Ты кто, девочка? Я тебя не знаю. Иди куда шла». Ведь сколько раз предупреждала, на зверях меня бабушкой не называть. Это ты, Филя, мой возраст знаешь, для тебя я Седая, а для лесного молодняка я - Платиновая.
- Я чаек-то с собой заберу, от лиха подальше, - пан Фил выгреб его из коробки в пакетик, завязал узелок и приготовился взлететь.
- А может по косячку, чувак? Ты, Филя, брови-то расправь. Шучу я. Скоро новая партия сигар поступит. Прилетай, посмолим.

Филин в нетерпении высунулся из дупла. Скоро ночь, а супруга так и не вернулась с птичьего базара.
- Доктор, доктор! – перевернутая мордочка летучей мыши загородила обзор.
- Пани Десмод…
- Вы точно должны сделать мне прибавку к зарплате. Я такое вам расскажу, с ума сойдете!
- Милая, в таком случае, вы лишитесь жизни. Сумасшедший филин не разбирает, кто свой, а кто чужой. Марррта, ты где была? – он с облегчением выдохнул, поймав влетевшую жену в объятия. Пани Десмод закусила губу, видя нежность пожилой пары.
- Дорогой, я такое расскажу, ты сойдешь с ума!
- И вам пани Марта конец, - пискнула мышь.
- Так, дамы, давайте пройдем глубже в дупло. Нам не нужны посторонние уши.

- Можно, я первая? – пани Десмод повисла под «потолком». Ее потряхивало от нетерпения. После кивка филина она продолжила. – Как мы условились, я села на хвост подозреваемой.
- Буквально? – переспросила пани Марта.
- Дорогая, есть такое шпионское выражение «сесть на хвост», – с умным видом произнес пан Фил.
- Нет, - пискнула пани Десмод. - Я действительно села ей на хвост и забилась под шерстку. А чего? Тепло, уютно, опять-таки голод утолить можно. Я же сегодня из-за белладонны без обеда осталась. Где силы взять километры в воздухе наматывать?
- Километры?
- Да, пан Фил. Видели бы вы, как Коготок металась по лесу. И у Старой горки в засаде сидела, и за Жабье болото сбегала, за каким-то лисом с пивным брюшком кралась, а когда к нему выбежали маленькие лисята, интерес потеряла, потом она вашу беседу с Седой лисой подслушивала.
Филин задохнулся, но мышь его успокоила:
- Только отдельные слова долетали. Я так поняла, вы травку для косяка прикупили и улетели.
Марта осуждающе глянула на супруга.
- Опять за старое?
- Дорогая, что, я сам себе враг? – Пан Фил пошурудил в углу и вытащил пакет. - Это улика. Чай с белладонной.
Дорогая вздохнула.
- Продолжайте, пани Десмод. - Филин сунул улику назад. - Мне не терпится узнать, что меня может свести с ума.
- Приготовьтесь! – охотно откликнулась мышь. – Та-да-да-дам!
- Ну же?
- Они не сестры!
- Как? Они же близнецы!
- Вот скажите, вы можете отличить одну мышь из Гулкой пещеры от другой?
- Нет. Они все на одну мордочку.
- Во-о-т! Так и с лисами. Вам сказали, что они близнецы, вы и не замечали, что пани Рудая гораздо красивее пани Сломанный Коготок: шерстка ярче, гуще, шелковистее. Их кровь совершенно разная на вкус. Уж поверьте опытному анализатору крови!
- Но…
- Доктор, я не глупая. Знала, что вы усомнитесь. Для чистоты эксперимента сгоняла к братьям Бялко. Они увлеченно резались в карты, и я незаметно продегустировала их кровь. Они братья.
- Но…
- И опять я догадывалась, что вы скажете свое «но», поэтому помчалась к Кривой сосне. Десятки зайцев – это ли не испытательный полигон? Да, хочу предупредить, я сослалась на якобы ваше распоряжение о профилактике заболеваний ушастых.
- И?
- Супруги Зиблс поверили. Детишки выстроились вряд, и тут я чуть не подавилась! – мышь понизила голос. – Не все дети пана Зиблса ему родные!
Целую минуту любовалась она на открытые клювы супругов, но завершила отчет:
- Вскоре к главе семейства пришел пан Русак, его закадычный друг, и тоже протянул лапу. Короче, половина детей его. Пани Зиблс еще та штучка!

- М-да… Сильная женщина, - пришел, наконец, в себя доктор. – Дорогая, теперь твой черед свести меня с ума.
- Ах, да. Птичий базар. – Пани Марта взмахнула крыльями. – Там, как всегда, было шумно. Обсуждали очередную кукушку. Пока пан Под-Пантофлем распивал наливку с Седой лисой, его супруга отлучилась написать ему на сосне гневную записку, а когда вернулась, в дупле нашла еще одно яйцо. Теперь они никак не могут решить, какое из яиц родное.
- Завтра я помогу им, - отозвалась пани Десмод.
- Упоминание птицами Седой Лисы позволило мне плавно перейти к обсуждению Сломанного коготка. Многие заметили странности в ее поведении. Сойка рассказала, что близняшка стала сама не своей, когда ее бабушке доставили первую посылку из Америки.
- Да, Седая упоминала, о каком-то любимом мужчине, дарящем ей сигары. Кстати, следующую поставку она вот-вот ждет.
- Эх, ты. У тебя ответ под носом был, а ты у Седой лисы только чайком да косячком интересовался. - Супруга пана Фила постучала крылом по голове. - Американец сам приезжает! Сорока, охотясь за золотой чайной ложечкой, наблюдала, как Коготок с бабушкой фотографии, присланные вместе с сигарами из Америки, рассматривали. А на них весьма необычный мужчина!

Пани Марта сделала паузу. Она с удовольствием наблюдала, как открылся клюв у мужа, и вытянулась от любопытства мордочка пани Десмод.
- Ну же! – не выдержал супруг.
- Он черный как смоль и только кончик хвоста белый. Мистер Блэк. Североамериканский черно-бурый лис. Красавец и богач.
- Вот оно! – вскричал пан Фил. – Я никак не мог понять, почему Коготок хочет извести Рыжую. Оказывается, она устраняет соперницу!
Мышь захлопала крыльями, одобряя догадку филина.
- Как давно Седая лиса получила первую посылку?
Пан Фил тут же услышал ответ от умницы Марты. Он всегда знал, что выбрал достойную жену.
- Еще до открытия бройлерного хозяйства. Сорока это точно запомнила. Наша клептоманка уже тогда положила глаз на коллекцию золотых ложечек, присланных вместе с сигарами, и сносила добычу в гнездо на дереве, которое при строительстве птицефермы срубили.
- Получается, Коготок готовилась к приезду американского гостя и всячески старалась, чтобы ее сестра выглядела непривлекательной! – возбуждение пана Фила достигло предела.
- А когда вы, доктор, сорвали ее задумку, посадив пани Рудую на диету, подозреваемая решила навсегда покончить с удачливой сестрой. Начались покушения! – Пани Десмод не отставала от шефа.
- Но почему нам Рыжая ни слова не сказала о мистере Блэке? – Пан Фил почесал острым пером голову.
- Сорока уверяет, что пани Рудая никогда его не видела, сестра всегда уносила фотографии с собой. А Седая лиса, если и рассказывала что-нибудь об американце, то только в связи с любимыми сигарами. Пришли, ушли внучки, ей все равно. Ты же ее знаешь. Только у такой матери могла родиться Хиппи.
- А о Хиппи что говорят на птичьем базаре?
- Колесит по свету с каким-то цыганским табором. Она и до рождения близняшек пропадала. Помнишь, рассказывали, что видели ее в Вудстокском лесу?
- Да, пан Аист с Жабьего болота всех уверял, что она брюхатая была. Однако сюда Хиппи без лисенка вернулась. Врал, наверное.
- А потом она спуталась с корсаками из передвижного зоопарка и родила близняшек. Ой, чего это я говорю? – спохватилась пани Марта. – Они же не сестры. А кто из них родная внучка Седой лисе?
- Надо бы выяснить, откуда взялась вторая девочка, - задумчиво свел брови пан Фил. – Может, ее родители по всему свету разыскивают.
- Я завтра проверю, кто родной Седой лисе, а кто нет, - вставила свое слово мышь.
- А пока, никому ни слова. Пани Десмод, отдыхайте. Утром сбор. Продолжим наше расследование. Надо бы еще пани Рудую на птицеферме проведать. – Пан Фил широко зевнул. Не успела мышь вылететь в наступившую ночь, филин уже спал. Рядом притулилась его жена. Старики провели непривычно насыщенный день, а предстоящий обещал стать не менее хлопотным.

- Просыпайтесь, просыпайтесь! – верещала мышь, кружась у дупла филинов. – Мистер Блэк в Грижском лесу! Вы бы видели, на каком автомобиле его привезли! Сорока уже там, пытается зеркало стянуть!
- Тише, тише, пани Десмод, - прошептал филин. – Пусть Марта спит. Она уже не так молода, нужно ее поберечь. Куда лететь? Показывайте.

Черный-пречерный лис сидел в черном-пречерном автомобиле и курил черную-пречерную сигару. Рядом с ним сидела седая-преседая лиса и тоже курила черную-пречерную сигару. А вокруг них стояли, ходили, летали почти все жители Грижского леса. Они старались не шуметь, всем интересно было послушать, о чем же разговаривают богач и местная достопримечательность. Кабриолет, так машину назвал вечный путешественник пан Аист, давал прекрасный обзор – крыша просто отсутствовала.

- Хорошо! – Направила вверх дым Седая лиса.
- Очень хорошо! – Кольцами выдохнул дым мистер Блэк.
- Пустите меня! – раздался требовательный голос. Толпа расступилась. В импровизированном проходе появилась Сломанный коготок. Она шла вперед, не отрывая глаз от мистера Блэка. На ее шее красовался белый шелковый платок, и утренний ветер теребил его острые уголки.
- Смотрите, смотрите, она не хромает!
- Принарядилась!
- Ой, ой, держите меня, царица грижская!

Коготок не обращала внимания на недоброжелателей. Ее звездный час настал. Только присутствие пани Рудой могло омрачить ее шествие, но нахалка не появлялась со вчерашнего дня. Забилась, наверное, где-нибудь в щель и нос боится высунуть. Коготок постаралась запугать ее до смерти.

- Бабушка! – как можно более нежным голосом произнесла Коготок, скромно потупив глаза. Пусть американец видит, какие у нее длинные-предлинные ресницы…

- Ты кто, девочка? – раздался серьезный голос Седой лисы. - Я тебя не знаю. Иди куда шла.

Взрыв хохота на Старой горке разбудил пани Марту. Поморгав глазами, повертев головой, она заставила себя вылететь из дупла.
- Мистер Блэк приехал, мистер Блэк приехал! – щебетала стайка соек, спешащая туда, откуда доносились звуки веселья.
Пани Марта сделала круг над «кушеткой» и, взяв курс на птичник, скрылась среди деревьев.

Между тем, мистер Блэк покинул машину и подошел к Коготку. Взяв лису за лапу, он проводил ее к бабушке, а сам сел по другую сторону. Рудичка млела, чувствуя загадочный сигарный запах от шикарного меха американца. Ура! Он обратил на нее внимание! Вон с какой нежностью смотрит!

- Пан Фил, пан Фил! – мышь трепыхала крылышками у самой головы филина. Потоки воздуха ерошили перья. Как он это не любил!
Доктор медленно оглянулся на пани Десмод и все понял.
- Я сейчас сойду с ума?
- Да! – пискнула она и села доктору на плечо. – У Коготка и Седой лисы одна кровь. Они родственницы.
Пани Десмод сделала забор крови, пока американец и старая лиса наслаждались сигарами.

- Угу, - нейтрально ответил филин, ожидая, что мышь покинет его плечо. Но она сделала торжественную мордочку, и произнесла то, что навсегда разобьет сердце внучке Седой лисы:
- Мистер Блэк брат Коготка.
- Эх, глупая ты! – покачал головой филин, размышляя о лисе. - Зря старалась извести соперницу! Американец ушел-таки из твоих лап!

В этот момент, мистер Блэк поцеловал зардевшуюся Рудичку в ушко и произнес:
- Ну, здравствуй, сестричка!
Седая лиса улыбалась во все оставшиеся после долгой жизни клыки и не замечала крушения надежд своей внучки.
- Как сестричка? Не может быть!
- Может, милая, может! – похлопала ее по спине бабушка. - Твоя мама залетела от Блэка-старшего в Вудстокском лесу и сбежала, бросив на него мальчишку. Я разыскала внука, и вот он здесь, с нами.
- А где пани Рудая? – спросил мистер Блэк, беспокойно оглядываясь.
- Я здесь! – звонкий голос пани Рудой заставил расступиться толпу.
Она шла нерешительно, прихрамывая. На птицеферме пани Рудая чуть не угодила в капкан, расставленный кем-то очень злым, в том самом месте, о котором знала только она и Сломанный Коготок. Острые зубья содрали кожу с лапы, и пани Рудая всю ночь ее лизала, стараясь унять кровь и боль.
Мистер Блэк вышел из машины и подхватил теряющую сознание лису.
- Врача! – крикнул он.

- Доктор, как же все хорошо закончилось! – щебетала пани Десмод после окончания рабочего дня. Хотя филин сам был непосредственным участником событий, он не прерывал свою помощницу. Романтические истории полезны молодым женщинам. Тем более таким одиноким, как маленькая мышка родом из Аргентины.

- Как же я рада, что Седая лиса рассказала правду о пани Рудой. Надо же, она нашла маленькую, еще слепую лисичку у потухшего костра, где накануне стоял цыганский табор, и принесла в свою нору.
- Где одна, там вторая, - сказала она сама себе. Хиппи оставила ей новорожденную дочку и сбежала с циркачами. Седая лиса вырастила их, никому не сказав, что они не сестры. Все в лесу верили, что они близнецы, даже вы!

- Пани Десмод! – из дупла вылетела пани Марта. – Вы пойдете провожать мистера Блэка? Весь лес собирается у Старой горки.

Пани Десмод плакала. От переполнявших ее чувств, от радости за друзей. У Старой горки за ночь появилась беседка, увитая цветами. В ней лапа об лапу стояли мистер Блэк и пани Рудая. Только что Седая лиса объявила, что они стали мужем и женой. С неба посыпались мелкие цветы, зернышки и прочая свадебная мишура, которой полагалось попасть на головы новобрачных. Стайки птиц, носящиеся в прозрачном небе, создавали праздничную суматоху. Лягушки с Жабьего болота без устали драли глотки, соперничая в пении с соловьями. Длинноногие цапли начали выделывать всякие коленца, соблазняя и прочих жителей леса присоединиться к их танцам.

До самой ночи гудел Грижский лес, отмечая такое счастливое событие, как свадьба. Давно уехали на своем автомобиле жених с невестой, их путь лежал в Америку, Седая лиса спала в своей норе, обнимая новый хьюмидор с сигарами, а ее внучка Сломанный Коготок собирала узелок с нехитрыми пожитками, чтобы удалиться навсегда в заповедник, где она постарается начать новую жизнь. С чистого листа.

- Стоп! Снято! – прозвучало из уст пана Фила. - Всем спасибо!
- Чур, в следующем фильме я буду играть положительную героиню! – сестра пани Рудой отшвырнула в сторону сиротский узелок.
- С реквизитом поосторожней! – прикрикнул на лису пан Серый. – Так, все сдаем костюмы! Ты куда тащишь капкан? Положь, где взял!
- Стряхните с меня кто-нибудь муку. У меня все чешется! – ворчала лиса, исполнявшая роль Седой.
- Айда к речке! – мимо нее пробежал мистер Блэк, пачкая все, до чего дотронется, угольной пылью.
- Кто-нибудь скажет лягушачьему хору, что съемки закончились, или они так и будут голосить до утра?
- Кто видел дятла? Пан Под-Пантофлем, вам записка от жены! Поспешите домой! У вас родилось яйцо!
- Я не понял, а насчет моей жены и пана Русака правда или нет?
- Пани Десмод, а какая на вкус белладонна?
- Почем я знаю? У нас в лесу она не растет! Пан Фил, пан Фил, а прибавка к зарплате будет?

Так закончились съемки первого фильма Психо-вуда.
Вся кутерьма была устроена жителями Грижского леса только для того, чтобы пани Десмод перестала плакать и снова поверила в любовь.
_________________

Танюша , отпад ! Смеялась от души ! Классные юморные рассказики !
_________________

Спасибо, Иринка! Когда я выкладывала их в теме, еще не знала, что:

Я счастлива!
_________________

поздравляю!!!!!!! с победой!!!!

Я! Я приду на премьеру 4 части! Только завтра перечитаю 2-3 части, а то сегодня никак.
___________________________________

_________________

Таня-а-а-а-а-а-ааааааа! Это что-то! )))))))))))))))))))))))
Спасибо *вытираю слезы и снова смеюсь"

Можно утащить в копилку? Ты же не против? Спасибо
_________________

Татьяна, спасибо! "Психо" - замечательные, веселые рассказики.
Поздравляю с победой в конкурсе