На-та-ли:
Девочки , спасибо большое за перевод
Мда. Даша в своем репертуаре. Тристан будет хорошим отцом (интересно с чего), всё будет хорошо , когда родится ребенок .
Она себе это столько раз повторила , что прямо поверила в это. Я в шоке.
Ну хоть что-то она должна попытаться делать. Вон Оксана даже не зная языка почти и то старается.
Нивера:
Спасибо за продолжение!
Есть такое понятие как "психологическое бесплодие". Так что, если Даша сильно загоняется, то действительно, при отсутствии физиологических препятствий беременность может не наступать.
Nafisa:
Ластик, Таня, Ира, СПАСИБО за новую главу.
Согласна со всеми комментариями девочек. Жду, когда Даша плюнет на Тристана и возьмется за ум.У Оксаны нет интернета и она не может выйти в сеть, но у Даши есть, а вместо этого - к ворожее...
miroslava:
Не вяжется она у меня с легкомысленной девчонкой, готовой на секс в подвале.
Меня тоже эта сцена покоробила - совсем не в духе Даши 
– Не знаю.
– Все записано на него: дом, машина, банковский счет. Я здесь словно привидение. Меня не существует. Американцы всегда твердят о своих правах. «Это мое право», – талдычат они. А как же мы? Какие у нас права?
– Без понятия.
Раньше я была в основном на стороне Даши (хотя и считала глупостью ее брак с Тристаном изначально), и объясняла ее инертность растерянностью от новой обстановки, новой страны и т.д. Но теперь-то... Времени прошло уже достаточно, период адаптации пройден, сердце подсказывает, что толку от этого брака не будет... Даша, пора хоть как-то действовать и принимать решения! 
Иначе и я в тебе скоро разочаруюсь 
Леди, спасибо за новую главу!
Peony Rose:
Спасибо за главу
Эх, и к гадалкам да ворожеям побегут люди, лишь бы правду-матушку не услышать )))
От Влада она ребенка хочет, его по ночам видит, а не дурака-тирана своего. А себя ж не обманешь, ни сердце, ни разум, ни тело. Вот и все.
А подвал меня тоже как-то удивил. С чего бы Дарье в подвале этим делом заниматься, совсем на нее не похоже.
Svetlaya-a:
Спасибо! Оочень занятно... Согласна с предыдущими комментариями, отец из Тристана отвратный наверняка будет никудышный... Чего же Даша ждёт?
LuSt:
Жду от Танюши последние две странички и к выходным выложу продолжение. Таки да, сколько можно сопли жевать, пора действовать. Хотя предварительно Тристан еще выест Даше мозг чайной ложечкой.
Аленчик, почему ни одного? У них собственный дом, муж Дашу содержит, машину ей подарил, она регулярно говорит с бабушкой по телефону. А то, что он привык жить не так, как она - ну так а на что притирка, не бывает людей с абсолютно одинаковыми привычками, где-то жена под мужа подстраивается, где-то муж под жену.
Вот только очень интересно, как она будет работать в американской больнице, почти не зная языка... Даше в этом плане проще. Но в маленьком городке найти работу по специальности ей точно не светит.
Ну не знаю, Феклуша, я не считаю Дашу глупой.
Сколько людей годами пашет на нелюбимой работе, ожидая у моря погоды (или даже на любимой, но если там полгода зарплату не платят и перспектив никаких, однако ж сидят все равно). И в несчастливых браках многие живут по разным причинам - некуда уйти, одна детей не поднимешь и т.д. На волевой шаг способны только когда совсем допечет.
Ей же все вокруг говорят, что он хороший добытчик, мужчина приличный, работу имеет какую-никакую, почти не пьет, готовит, убирать помогает. Она небось сравнивает с мужьями одесских подружек, и думает, что ей еще повезло.
Не вяжется она у меня с легкомысленной девчонкой, готовой на секс в подвале.
Ой, Лен, ты удивишься, но мои подруги в конце 90х повально лишались девственности в лесочке, на трубах, обмотанных стекловатой, в подворотнях, в подвалах, на лавочках. И вроде приличные девчонки и парни, но просто реально негде было
Ну мы ж не знаем, каким Тристан был в детстве.
Ничо, до конца осталось совсем немного, скоро и у Даши терпець оборвется
Ну Оксана как врач справедливо возмутилась на этот ненаучный бред, однако ж полно случаев, когда бесплодие вызвано именно психосоматическими причинами, подсознательной неуверенностью в партнере. Да, беременеют и от насильников, но там организм просто в шоке и рефлексировать некогда...
Он же не раз говорил, что ему нравится работать в школе, потому что он любит детей и безумно хочет своих, и она видела, как он относится к детям Молли и Тоби. Каким бы тристан не был, но в этом ему не откажешь.
Нафиса, ну в 97 году интернет был не то что сейчас, однако...
Слушайте, кстати о гадалках. В нашем мини-БЦ есть кабинет, в котором принимает колдун. Так когда начался кризис, к нему люди поперли сплошным потоком, причем не только бабульки, а и молодых девок куча...
А где заниматься? Дома бабушка.
Пока два года пройдет, чтобы гражданство оформить.
В Одессу-то ей вернуться не на что. Разве что кольцо Влада продать.
Дорогие наши, спасибо всем за комментарии, уже скоро будет новая глава!
alenatara:
Всем бобра)
Да понятно, что по сравнению с некоторыми другими мужьями, не обязательно русскими и украинскими, Тристан в чём-то даже очень неплох - не пьёт, не бьёт, на диване пузом к верху не валяется...вроде со стороны и пожалиться не на что. Но пусть физически Даше не прилетает, но морально...Тристан ведь постоянно принижает жену, позволяет родственникам и друзьям унижать её, сам тоже не упускает случая самоутвердиться за её счёт, причём нередко на людях... И понятно, что Даша сама это позволяет, понятно так же, что некоторые женщины терпят более худшее - и от откровенных садистов далеко не сразу уходят, - но, ёпть, хоть какое-то самоуважение у героини должно быть? До коли она будет позволять вытирать об себя ноги? Чем больше она будет молчать, тем больше будет изощряться Тристан - Даша ведь всё стерпит, слова поперёк не скажет...и к чему всё это может привести - неизвестно.
LuSt:
Ну помнишь когда Норин на Дашу наехала, Тристан же заступился, а потом вышел и Дашу успокоил.
Так оно есть, видишь, уже не держит все в себе, рассказывает подругам, а там и самому Тристану ответка прилетит, как говорится, чаша терпения глубока, но не бездонна.
Причем имея англоговорящего мужа. Кстати, никогда не понимала, как в подобных браках муж и жена общаются, жестами что ли?
alenatara:
Угу, ток таких моментов оченно мало, чтоб как-то оправдать муженька, который то и дело топчется по самолюбию жены.
Вот тока это меня и обнадеживает)))) Не, я где-то как-то даж понимаю героиню (как не крути, а Тристан не так и мало делает для нее), но сама столько терпеть бы не смогла - маловато во мне этого качества)
Хых, а чё говорить: есть захотел - подтолкнул жену к плите, секиса надо - в спальню затащил и т.д.))))
LuSt:
» Глава 21
Перевод Мел ЭвансБета-ридинг LuSt
Редактирование codeburger
Оформление Архивариус
Дорогая бабуля!
Привет тебе из солнечной Калифорнии!
Америка – все-все, о чем мне мечталось и даже с гаком. У меня классная работа. Тристан – прекрасный муж! В этой стране живешь словно в раю – в достатке и тихо-мирно.
Мое полное счастье не до конца полное, потому что я скучаю по тебе. Невыносимо скучаю. И по Одессе. Мне не хватает нашей уютной квартирки. Я скучаю по старой работе в «Аргонавте», где меня держали за умную, где я кое-что да значила. Я даже по Дэвиду, мистеру нашему Хэрмону, немножко скучаю. И больше всего на свете хотела бы приехать домой. Теперь-то я знаю, что полное счастье приходит только туда, где ты среди любимых людей. И все те ништяки, которые, как мне казалось, на счет раз сделают меня счастливой – доставка еды прямо к порогу, авто с правами, отдельный дом – ровно ничего не стоят, если…
Я вытаскиваю другой листок из пачки бумаги, переливаю туда первый абзац, добавив водички, и подписываю очередное письмо: «Люблю и скучаю по тебе, твоя Даша». И ни чуточки не греет мысль, что я не одна такая, что толпы эмигрантов-балаболов, вот так же пишут домой, мол, в Америке улицы золотыми слитками вымощены. А ведь еще Ленин сказал, что не все то золото, что блестит. Как же ж он был прав.
И чем больше мне хотелось предъявить бабуле голую правду, тем больше я красиво врала. Вот он, страшнейший грех одесситов – при полной разрухе до последнего держим фасад; и даже тут я не оригинальничала: списывала довольные фразы из писем, полученных когда-то от клиенток агентства «Совет да любовь».
Он – прекрасный муж.
Живешь тут словно в раю.
Почему мне не хватило ума прочесть между строк письма наших девочек? Где были мои глаза? А не переговорить ли с кем-то из них, кто прижился здесь, в Америке.
«А как же мы? Какие у нас права?» – часто спрашиваются у меня в голове Оксанины вопросы. Какие права нам положены среди здесь? Я таки позвонила нескольким переселенкам из тех, кому когда-то помогала, и они поделились со мной своим разным опытом. Некоторые поимели здесь счастье, другие – нет, но все говорили за одно и то же. Одна даже сделала подборку полезных документов и выпустила ее под названием «Обрести любовь. Как заиметь русскую жену». Книга продавалась в Интернете всего по сорок девять долларов девяносто девять центов. Автор прислала мне экземпляр за бесплатно в благодарность, что я в лучшем виде переводила ей в Одессе.
Я быстро пробежалась по страницам: подготовка пакета для посольства, ожидание, снятие отпечатков пальцев, ожидание, интервью, ожидание, оформление документов на право проживания в стране, ожидание, получение вида на жительство. В книге даже не рассматривался вопрос прав или депортации. Главное в сухом осадке – пара должна прожить вместе в браке два года, прежде чем невеста-иностранка получит постоянный вид на жительство. Оксана дико обрадовалась, когда узнала, как она близка к получению козырного статуса постоянного жителя США, который позволит ей дальше идти по жизни с Джерри или без него. А я посмурнела, поскольку не отбыла еще и половины того срока.
Сквозь помехи и спаренные телефоны я каждое воскресенье говорила с бабулей. До кучи мне пришлось воевать еще и с Тристаном. Стоило мне начать общаться по телефону, он вставал передо мной и кивал на часы. Все чаще и чаще мне мечталось съездить домой, хотя бы в гости. Все больше и больше мне хотелось вживую увидеть бабулю. Но был только один вариант, откуда достать валюту на билет. Кольцо. И моя рука тянулась к груди.
Может, ворожея и здесь не ошиблась. Эта штука только вредит.
Однажды, как только я положила трубку, Тристан поймал меня за руку:
– Я не хочу тебя обидеть, но должен сказать, что мы не можем себе этого позволить. С деньгами сейчас совсем туго. Я не говорил тебе, но поездка в Сан-Франциско обошлась нам в пятьсот баксов с лишним. А десятиминутный звонок на Украину стоит сорок. Пожалуйста, ты не могла бы меньше болтать по телефону? У нас действительно проблемы с деньгами.
– Ладно, попробую, – ответила я. – Просто я очень скучаю по бабуле.
– Понимаю, – он обнял меня и поцеловал в висок.
В понедельник утром, как только Тристан усвистал на работу, я набрала свой старый домашний номер. Чтоб вы знали, гэц меня не кусал, но мне дико нужна была хоть какая соломинка, чтоб за нее подержаться, дико нужно было услышать бабулин голос.
На этот раз линию ничто не засоряло.
– Бабуль, расскажи о своей маме.
– Мама была красавицей, но после того, как овдовела, больше замуж так и не вышла. А значит, мы были крайне бедные, потому что выживали на одну только ее зарплату. Когда мне исполнилось шестнадцать, я пошла работать на фабрику. Жизнь тогда была очень тяжелой. Мы во всем нуждались и постоянно голодали. Помню, с сестренкой Стасей мы ловили рыбу на леску с крючком из проволоки. Как же ж мы гордились, если удавалось хоть что-нибудь съедобное выудить.
Безо всяких помех мы с бабулей проговорили почти час, будто я вернулась домой и мы снова сидели на нашей кухне. Только на этот раз говорила в основном она, а я слушала.
– Бабуль, вот я никак не могу понять один момент, насчет религии…
Сама не знаю, про что я это спросила. Может, про то, каким образом бабуля в Одессе из еврейки стала украинкой. Или почему. А может, я спрашивала ее про то, кто она есть. Или пыталась разобраться, а кто я сама такая.
Бабуля вздохнула:
– С чего же начать, заинька? Мы с соседом Изей поступили на фабрику в один и тот же день. И работали рядом, единственные евреи на всю фабрику. Изя влюбился в девушку по имени Инна. Его родители не были шибко счастливы за такой выбор сына, но дело-то было сразу после войны. В каждой семье оплакивали потери, все голодали, все нуждались. И родители Изи позволили ему жениться на его украинке. В те дни свадьбы гуляли скромно – семьи не могли себе позволить накрыть стол для оравы гостей. Изя расписался в субботу и уже во вторник вернулся на работу. Но вернулся совсем другим человеком, потому что, сменяв паспорт, назвался Игорем и взял фамилию жены. И не только лишь он так делал. Глядя на него, я и узнала про возможность поменяться вместе с документами. Мы с тем Изей всю жизнь проработали вместе. Он тоже расстроился, когда мою умницу-дочку не взяли в университет только через то, что она еврейка. А потом я стала хвалиться, какая уже ты у меня умная, тут-то он и предложил мне подправить документы, чтобы хоть у тебя появился шанец получить достойное образование. Двоюродная сестра его жены, та самая, которая самому Изе документы выправила, уходила на пенсию через неделю и готова была для меня постараться за тысячу рублей, а Изя предложил внести половину от той суммы. У меня даже времени на подумать не оставалось. Ты тогда была маленькой, но мне хотелось, чтобы хоть у тебя получилось нормально пожить. Может, я тогда и ошиблась. До сих пор не знаю. Но ты пошла учиться в университет и получила диплом.
– Но веруешь ли ты, бабуля? И во что ты веруешь?
– Верую?
И дальше тишина.
Недослышала мой вопрос? Или не хочет отвечать? Или просто не стоит затрагивать эту тему?
– На что это похоже – расти еврейкой? – попыталась я зайти с другого бока.
– Ну, в смысле религии нас с сестрой особо не воспитывали, как и наших подруг. Может, будь мы мальчиками, нас бы чему-то такому и учили. Пока росла, я и в мыслях не держала какую-то религию или веру. Такие вопросы в нашей семье никогда не спрашивались. Мама была скрытная, а мы со Стасей старались уважать ее чувства.
– А ты сама? Как насчет тебя?
– Может, там в Америке все и по-другому, – тихо ответила она после тяжелого вздоха. – Может, там ты сперва американец, а только потом еврей. Здесь же, в Украине, нельзя быть и евреем и украинцем зараз, а только кем-то одним. Я здесь родилась и жила со всеми наравне, но все равно не считалась ни украинкой, ни полноценной гражданкой, пока не подменила документы. Такие вот дела. Потому-то я и хотела, чтоб ты уехала из этой дурки насовсем. Чтоб кругом тебя не стояли люди, навроде той же Ольги, которые улыбаются тебе в лицо, а потом, стоит отвернуться, тычут ножом в спину.
– Расскажи про иконы. Зачем их тебе так много? – перебила я, возвращаясь в прежнее русло. Мне больше никогда не хотелось даже думать про бывшую подругу.
– А, иконы… – Она вздохнула. – Я нарочно никому не рассказывала, что сменила документы. Но люди сами прознали. Одесса ведь как деревня, где все про всех знают. Однажды вечером иду я с работы, а под дверью лежит небольшой сверток. Я взяла его и внесла в квартиру. Внутри была икона, небольшая дощечка с ликом какой-то святой. Она мне показалась спокойной и по-доброму внимательной. В нижнем левом углу было что-то написано на старославянском. Понимаешь, какой-то человек подложил мне ту икону на порог, совсем как в древности клали чеснок на могилу упыря. Словно предупреждение или осуждение, словно говоря: «Я про тебя всю правду знаю». Но я не потому оставила ту икону. Глядя на нее, я подумала, что эта женщина много повидала и страданий, и потерь. И поставила ее на видное место на нашей книжной полке. А потом принесли еще одну икону, и еще. Всегда с записками: «Брехунья! Прихильница! Двурушница!» Не знаю, кто их притаскивал, но при взгляде на лики святых я почему-то успокаивалась и могла жить дальше. И до сих пор они мне говорят, что я-то свое отжила, а тебе, деточка, здесь жизни не будет, что тебе нужно отсюда уезжать.
Ну и как я могла после такого выложить бабуле, что мечтаю вернуться домой?
Через месяц, получив счет за телефонные переговоры, Тристан швырнул его передо мной на кухонный стол.
Hide-hid-hidden.
– Как ты могла? – завопил он. – Я же говорил, что у нас совсем нет денег, а ты за моей спиной стала звонить еще больше? Наболтала на четыре сотни долларов! Да это в два раза больше обычного! Черт! Ты сумасшедшая. Или тупая. Я уже не знаю, какая ты!
Leave-left-left.
Тристан принялся швырять на стол квиток за квитком. Выписки с банковских счетов – все уже просроченные. Телефонные счета за то время, когда он за мной ухаживал. Счета за пользование кредитной карточкой.
– Звонки на Украину. Билеты в Будапешт, мой и твой, рестораны и отель в Будапеште. Ноутбук и поездка в Одессу. Твой билет из Одессы в Сан-Франциско.
Мама дорогая, да он тысячи в валюте на меня выбросил. Еще даже до нашей встречи. Конечно, я замечала, что влетаю ему в копеечку, но увидеть весь мой долг перед ним вот так вот черным по белому… Тут хоть стой, хоть падай от тяжелой мысли, что мне нипочем не покрыть все эти затраты.
– Ты меня разорила. Мне пришлось занимать у Хэла, когда я полностью опустошил свои кредитки. Нет больше никаких денег платить по твоим чертовым телефонным счетам! Или за твои увеселительные поездки в Сан-Франциско по пять сотен каждая. Гостиницы стоят денег. Бензин стоит денег. Мы разорены. Ты знаешь, что значит это слово? Разорены!
Я кивнула.
– Я от многого отказался, чтобы ты сюда приехала и здесь неплохо жила, так что теперь твоя очередь чем-то жертвовать. Понимаю, это совсем не похоже на работу твоей мечты, но в Паломе требуются помощники сиделок. Да и в кафе всегда нужны дополнительные руки. Если мы хотим, чтобы у нас была семья, нужно откладывать деньги. – Он схватил меня за подбородок: – И больше никаких телефонных разговоров, договорились?
На следующее утро, когда Тристан уехал на работу, я позвонила на прямой номер Дэвиду.
Tell-told-told.
Сама не знаю, с какого перепуга я такое учудила. Может, я действительно спятила?
– Слушаю, – энергично ответил Дэвид, как настоящий одессит. Одним русским словом.
Это меня приятно удивило. Я за него загордилась. Дэвид приспосабливался. И ему нравился наш язык.
– Слушаю, – повторил Дэвид.
Я ничего не сказала в ответ: тоже слушала его.
– Кто это? Откуда вы взяли этот номер? – напористо спросил он уже по-английски.
Я вздохнула:
– Дэвид.
Ничего не могу с собой поделать, но я по нему соскучилась.
– Дарья, – прошептал он. – Это ты?
По моим щекам покатились молчаливые слезы.
– Дарья, где бы ты ни была, возвращайся домой.
Я всхлипнула.
– Тебе нужны деньги? Я тебе вышлю, скажи только, где ты. Возвращайся домой. Я скучаю по тебе. Ты мне нужна.
Я вас умоляю! Домой. Скучаю по тебе. Ты мне нужна. Я бросила трубку, опасаясь, что, как попугай, повторю за ним его же слова: возвращаюсь домой, скучаю по тебе, ты мне нужен. Тристан прав: мне нужна работа, нужно какое-то занятие, пока с концами крышу не унесло. Я выбежала из дома, понимая, что если останусь около телефона, то обратно наберу номер Дэвида и все ему начистоту выложу.
Сиднем сидеть дома было невыносимо. Я уже по несколько раз выдраила каждую поверхность, даже окна. Испробовала все рецепты из поваренной книги «Готовим без лишнего жира». Пересмотрела все фильмы Тристана («Крепкий орешек I, II, III», «Звездные войны I, II, III», «Индиана Джонс I, II, III», «Рэмбо I, II, III», «Рокки I, II, III, IV»). Десятки раз перечитала все свои книги. Я брала листок и писала: «Дорогая Джейн. Прости за молчание. Ты была абсолютно права, а я ошибалась и просто не хотела этого признавать». А потом рвала то письмо, бросала клочки в камин и смотрела, как они горят.
Джейн запросила из ближайших университетов информацию по обучающим программам. Я пролистала каталоги Беркли и Стэнфорда, уважительно прикасаясь к гладким глянцевым страницам с фотографиями счастливых студентов. Но если нам не хватает на оплату телефонных переговоров, где взять деньги на образование? Даже если я умудрюсь получить кредиты и гранты, о которых рассказывала Джейн, Тристан все равно не спустит меня с короткого поводка, не отпустит меня от себя.
Пока не наделала еще новых разорительных звонков, я направила свои ноги прочь от телефона в единственное в городе кафе.
В кафе было мрачно. Темные панели на стенах и коричневый ковер. А запах такой, будто повар лет тридцать кряду без перерыва жарил и жарил курицу. За кассой стоял татуированный мужчина в поношенных джинсах и футболке, с длинными волосами и подкрученными кверху усами. Когда он улыбнулся, стало видно, что наколок у него больше, чем зубов. Я спросила, с кем можно переговорить по поводу работы.
– Я тут хозяин, – ответил он. – Звать Скитом.
Американцы часто задают прямые невежливые вопросы. Мне стала нравиться такая их черта. И жутко захотелось влиться в струю:
– А Скит – это сокращение от какого имени?
– От Джорджа, – заржал Скит и вручил мне анкету.
Я заполнила форму, поставив крестик за вечернюю смену. Жирный крест на одесской мечте, как буду культурно, по-киношному пановать за американским мужем. Пережевывая горечь поражения, я, согласно бабулиным наставлениям, старалась отыскать в своем очередном пролете положительные стороны. Работа даст мне возможность передохнуть от Тристана и хоть какой-то собственный доход. Я не позволяла себе возбухать, что городок такой маленький. Не позволяла себе вспоминать, как не смогла найти Эмерсон на карте США, а ведь только последняя адиётка не сообразила бы, что это неспроста, и не разведала бы, что там и почем, прежде чем переезжать незнамо куда. Я пошла в туалетную комнату, переоделась в выданную Скитом коричневую униформу с пятнами от чужого пота и почувствовала, как от моего нового запаха дохнут мои детские мечты. «Встряхнись! – подбодрила я свое отражение в зеркале. – Работа есть работа, а деньги – это деньги. Деньги не пахнут. Зато ты в Америке, как всю дорогу и хотела».
Скит научил меня принимать заказы и нести за раз по пять тарелок.
– Это тяжело. Ты должна быть сильной.
Ха, я сильная, я справлюсь. Раз не смогла сработать головой, придется руками.
А после я отправилась домой и рассказала Тристану свои новости.
Официанткой я себя ощущала совсем неплохо. Мне нравилось терендеть и юморить с клиентами, я освоилась на работе и даже ждала своих смен с нетерпением. Благодаря кафе мне теперь было, куда пойти из дома. Естественно, после первой пробы я больше никогда там не кушала. Никогда. Даже на халяву. Салат из пакета на вкус отдавал формалином. Картошка закупалась уже очищенная и сваренная. Где и кем – лучше не знать. Стейки выдерживались в бадьях с майонезом, чтобы мясо стало мягче. А огромные противни сготовленной лазаньи неделями хранились в холодильнике. Я своими глазами видела, как Скит, уронив масляный гренок на пол, поднял его и положил обратно на тарелку. Такой хавчик лучше в таз, чем в нас.
Повара звали Рэймондом. Он ишачил по две смены, потому что его жена тяжело болела и не имела страховки, чтобы покрыть плату за ее лекарства. Посуду по вечерам отмывал старшеклассник Рокки. Он обожал свой пикап, уроки труда и Памелу Андерсон.
Мне нравилось, как я себя чувствовала в обществе американцев. Они могли ляпнуть что угодно, абсолютно не фильтровали базар. Запросто обсуждали даже самые личные моменты. Как-то раз, когда клиентов было негусто, я разговорилась с еще одной официанткой по имени Пэм. Она носила такую же униформу, что и я, – платье из полиэстера длиной по колено с большим белым отложным воротничком. Пэм сразу выложила, что пережила тяжелый развод (спрашивается вопрос: а разве разводы бывают легкими?) и ей понадобилось сменить обстановку. Выглядела она лет на тридцать, глаза постоянно слезились, а белки были розоватыми. Ее траурный настрой держал меня в напряжении: а ну как разревется.
– Так откуда ты приехала-то, а? Ты так забавно говоришь.
Я не слышала ничего забавного в моем произношении, но коротко ответила, что я из России, потому что здесь никто понятия не имел про Украину. И продолжила переливать сливочно-чесночный соус из белого ведра в пластиковые бутылки. Пэм параллельно наполняла солонки.
– Ну, ты говоришь прям как дикторша из телика.
Я пожала плечами. Тут уж ничего не поделать.
Пэм бросила взгляд на мою окольцованную руку.
– Значит, ты замужем?
Я кивнула.
– А дети есть?
Я покачала головой.
– У меня двое, – поделилась Пэм. – Как-то сами собой получились. Не знаю, о чем я только думала. Мне бы стоило подождать, вот как ты.
Неужели она действительно высказала сожаление, что имеет детей?
– А долго вы женаты? – спросила она.
– Девять месяцев.
– Вроде твой-то частенько сюда заходит.
– Угу, – бросила я, отрабатывая новое подхваченное словечко, которое здешние то и дело пускали в ход. Целую неделю по вечерам на работе я была свободна как ветер. Потом Тристан забрел посмотреть, как тут дела. Заказал кока-колу, получил от меня стакан и сидел над ним час напролет, водя за мной взглядом. На следующий вечер он обратно пришел, и опять, и снова заседал здесь у меня над душой, бычась на каждого, кто со мной заговаривал. В такие минуты я его просто ненавидела.
– Думаешь, он и сегодня явится? – спросила Пэм и принялась насыпать перец в перечницы.
Изнутри рвалось «Боже, надеюсь, что нет!», но я смолчала.
Пэм слегка толкнула меня локтем и подмигнула:
– А в постели-то с ним как?
Таки да, мне хотелось быть такой же легкой в общении, как настоящие американцы. Хотелось бросаться фразочками типа «ты ни хрена не въезжаешь» или «да она фигачит как газованная». Дальше-больше, мне хотелось быть откровенной и прямолинейной, как американцы. Хотелось поделиться с Пэм, которой до меня кисло в чубчик, всем тем, что я скрывала и от Джейн, и от самой себя. Я глубоко вдохнула и, набравшись храбрости, выдохнула:
– Отстой. Полный отстой.
Теперь я имела работу за деньги и сама оплачивала телефонные счета, но всякий раз, стоило мне кому-то позвонить, пусть даже Молли, Тристан настолько увеличивал громкость телевизора, что я едва слышала собеседника. Муж ненавидел, когда я говорила по-русски с бабулей, потому что не понимал моих слов. Этот параноик себя убедил, что мы обсуждаем его. Щаз! Мы болтали обо всем, кроме него. Бабуля расписывала, какой наваристый борщ она сготовила на этой неделе или какой янтарный мед купила на базаре. У меня аж слюнки текли, стоило вспомнить такой родной, домашний вкус. Бабуля еще сказала, что до сих пор так и не получила ни одного счета за телефон, а когда позвонила в телефонную компанию, там ее заверили, что все счета оплачены. Здравствуй, дедушка Мороз.
Она добавила:
– В любом случае, если они просчитываются в мою пользу, я их поправлять не стану.
– Ты все еще висишь на телефоне? – рыкнул мне в спину Тристан.
Shrink-shrank-shrunk.
– Почему он там у тебя все время голос повышает? – спросила бабуля. – В Одессе-то казался таким любезным. Неужто всю дорогу перед нами прикидывался?
Ох, бабуля, ты даже не представляешь.
Плотно закрыв ладонью микрофон телефона, я сказала:
– Будешь ли ты так добр, чтобы дать мне спокойно договорить с бабушкой?
– Ты треплешься уже двадцать минут, это восемьдесят долларов. Хватит! – Тристан выхватил у меня трубку и бросил на рычаг.
– Ты! Чудовище! – прошипела я. – У меня есть эти доллары. Мои собственные, заработанные доллары. Я могу их тратить на что хочу!
Муж обалдело вылупился на меня
– П-прости.
Зазвонил телефон. Он все звонил и звонил. Мы оба на него уставились. А он все звонил. В конце концов я взяла трубку. Бабуля. Я надиктовала ей этот номер на всякий пожарный случай, но никогда не думала, что она им воспользуется – звонки с Украины безумно дорогие. Минута ей обойдется в пятую часть месячной пенсии.
– Должно быть, связь прервалась. Ты же знаешь, какие у нас телефонные линии, – нашлась я.
– Да знаю я, знаю про ваши линии, – повторила она за мной таким голосом, что сомневаться не приходилось: она догадалась про нашу сшибку. – Заинька, может, тебе стоит приехать домой? Может, я была не права, толкая тебя в Америку?
– У меня здесь все отлично, бабуль. Неужели я бы тебе не поплакалась, придись мне тут плохо? А денежки-то, на минуточку, капают. Давай попрощаемся, и я позвоню тебе на следующей неделе, ладно? – на этом я мягонько положила трубку.
– Извини, извини, – запричитал Тристан. – Прости меня, прости. Я люблю тебя. Я тебя люблю.
– Черт побери, да оставь ты меня в покое! – откровенно завопила я, как настоящая американка.
Схватила свой томик «Анны Карениной» и укрылась в ванной комнате – во всем доме только там имелся замок. Проторчала там чуть не весь день, лежа в ванной на полотенце и читая. И, как всегда, Толстой принялся учить меня жизни прямо с первой страницы:
«…чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они…»
Что же делать? Как несчастный Облонский, я снова и снова переживала каждое слово нашей с Тристаном ссоры, осознавая всю тупиковость моего положения и, самое горькое, мою собственную вину.
И все же… Да как он посмел прервать мой душевный разговор с бабулей?! Она права. В Одессе Тристан был любезным. Но это было тогда. А сейчас… А сейчас глаза б мои его не видели. Представила, что случайно дотронусь до него во сне, и меня передернула. Что за холера? Буду ночевать в другой комнате. То, что доктор прописал. Йокаламене, как же ж я ненавидела ощущение, когда его белесая сперма долго-долго вытекала из моего тела, сколько ночей я укладывалась на боковую с прокладкой между ногами, чтобы та впитала в себя эту его гадость.
Я постелила себе на диване в кабинете и устроилась там, рядом с пустой колыбелькой. В полночь Тристан открыл дверь и включил свет.
– Ты собираешься ложиться спать?
Я прищурилась:
– Я уже сплю.
Тристан хлопнул дверью.
На следующий день на работе я узнала, как врезать в дверь кабинета замок.
Тристан принес домой шесть вялых роз в попытке меня задобрить. Я скормила букет измельчителю мусора. Никогда прежде я так не радовалась продвинутым хозяйственным устройствам.
Уподобившись Советскому Союзу и США в начале Холодной войны, мы не воевали и не лаялись промежду собой. Мы просто не разговаривали. После шести дней, в течение которых я сладко спала в кабинете за закрытой дверью, Тристан попытался навести мосты, когда я на кухне готовила для него ростбиф из костреца, а для себя варила яблочный компот. Поперек моего свирепого взгляда он подобрался ко мне боком, словно собака, рассердившая своего хозяина. Положил на кухонную стойку очередной подарок. «Мужчины с Марса, женщины с Венеры». На этот раз подношение было выбрано правильно: я всегда радовалась книгам.
Ужин прошел в унынии. Мы не разговаривали, и тишину нарушали лишь его чавканье да скрежет ножа при разделывании мяса. После я взяла книгу и принялась читать.
Таки да. Мужчины – они другие. И потребности у них не как у нас, женщин. И желания перпендикулярные. Кто бы спорил. Между последней страницей и обложкой я нашла письмо.
Драгоценная Дарья!
Мы не писали друг другу с твоего приезда в Калифорнию. Я скучаю по твоим письмам. В них было точно сказано, что ты чувствуешь. И когда я сам писал тебе, то всегда подолгу размышлял над каждым словом. А теперь я говорю или делаю что-то, не задумываясь, как ты это воспримешь. Возможно, мне стоит снова вернуться к написанию писем.
С твоего приезда сюда я совершил много ошибок. Я жалею, что прервал ваш разговор с бабушкой. Это хутший поступок в моей жизни. Я должен был понимать, как важны для тебя разговоры с ней. Я должен был быть более понимающим. Вы с ней должны иметь возможность говорить столько, сколько вам хочется, когда бы тебе ни захотелось. Я буду работать больше, чтобы у тебя была возможность подольше с ней поговорить.
Надеюсь, ты сможешь простить, что иногда я веду себя как кретин. Я люблю тебя больше чем что-либо или кого-либо, всем сердцем и душой, и больше всего на свете хочу жить с тобой как муж и жена, создать семью, быть настоящей семьей. Ты самая прикрасная женщина на свете, и когда я с тобой, то наконец-то чувствую и себя кем-то.
Твой любящий муж,
Тристан.
Я открыла дверь кабинета. Когда Тристан привлек меня к себе, я почувствовала лишь жалость и опустошение. Но эти эмоции связывают людей ничуть не слабее, чем любовь. Он повел меня в спальню. Судя по печали на лице, он собирался снова обсасывать наш камень преткновения. Но я такого желания не имела. Стоило мужу открыть рот, я его перебила:
– Как ты меня нашел?
В глазах Тристана блеснули слезы.
– Все началось на двадцатой встрече выпускников. Туда один перец привел жену-филиппинку, очень милую и молоденькую. Она ни слова не знала по-английски и смотрела на мужа с щенячьим обожанием. Тогда она только с месяц как приехала в Штаты. Было похоже, что он просто не хотел идти на юбилейную вечеринку один, вот и обзавелся женой. На мои расспросы ответил, что все очень просто: есть дюжины сайтов знакомств и тысячи женщин ищут славного парня. Когда он сам прочитал анкету Амелии и рассмотрел ее фото, то сразу понял – она та самая, которая ему нужна!
– Амелия – это ведь не азиатское имя, – заметила я.
– Ну, вообще-то, имя она поменяла. Ее настоящее трудно выговорить.
«Наверное, как и мое», – подумала я.
– Как она выглядела? И что о себе сообщила в той анкете?
– Невысокого роста, миленькая. В анкете написала… Ну, кто-то для нее сделал перевод, она ведь и двух слов связать по-английски не умела. Написала, что она консервативная девушка и мечтает о доме, муже и детях. Что ей не нужно богатства, а хочется доброты и уважения. Мужик поехал и вернулся с ней. И после его рассказа у меня появилась мысль: если у него получилось, то почему я так не смогу? Он такой же простой работяга, как и я, но легко заимел сексуальную жену лет на двадцать моложе. Я решил, что у меня будет больше общего с европейками, поэтому стал искать на русских сайтах. Там на каждом выложены сотни анкет. Фантастика! Поначалу я присматривался к моим ровесницам, но те выглядели лет на десять меня старше…
Так и есть, нашим женщинам на долю выпадает столько работы и тревог, что старятся они очень быстро.
– Поэтому я перешел к девушкам помоложе. Сплошные красавицы, в Америке у меня с такими шансов бы не было. И это подействовало, ну, как тпру…
– Тпру?
– Ну, показалось нереальным. Я смотрел на эти картинки и чувствовал себя отчаявшимся дураком. И решил остановиться.
Слова Тристана меня тронули – ведь и мне были знакомы те же чувства. Я взяла мужа за руку.
– Но наступила зима, и мне стало совсем пусто… Я представил, что так вот и умру бессемейным, и снова принялся за поиски. Здесь, в Эмерсоне, нет ни одной одинокой женщины. На кого ни посмотри, у каждой уже есть парень, понимаешь? Все мои ровесницы замужем, а те, что помладше, уезжают отсюда в поисках чего-то большего и лучшего. Поэтому я опять полез в Интернет на сайты знакомств и даже планировал поехать в Санкт-Петербург.
– Ты был в России? – сработал в голове тревожный звоночек. Он же говорил, что до меня никогда никуда не ездил. Неужели и тут соврал?
– Нет, нет, – последовал быстрый ответ. – Я тогда струсил.
– Струсил?
– Поджал хвост. Спрятался в кусты.
– О.
– А потом я попал на сайт агентства «Совет да любовь». Сразу тебя заметил на групповых фотографиях с вечеринок, но в разделе анкет не нашел, и поэтому решил, что ты там работаешь. То, как ты улыбалась… ты вся сияла. Мне хотелось стать таким же счастливым. Наверное, это звучит глупо, но мне казалось, будто ты смотришь прямо на меня, глаза в глаза. Будто между нами протянулась ниточка. Будто ты тоже хотела бы со мной встретиться. Вот я и набрал номер своей кредитной карточки и создал на сайте свой профиль, как делали все клиенты агентства. Понадеялся, что ты увидишь мою анкету, почувствуешь связь между нами и сама мне напишешь. Так все и случилось, правда?
– Моя начальница велела мне начать с кем-то переписываться. И я выбрала тебя. – Мне стало совестно. Я соскучилась по тете Вале, по ее прямолинейному проницательному подходу ко всему подряд. Почему я позволила мужу заточить себя в четырех стенах, лишить себя общения с интересными людьми? Если бы я рассказала ей про свои заморочки, что она бы присоветовала? Что-то вроде «Зазови его в поход на безлюдье, чтоб без свидетелей, подпои, подбери палку потолще и вколоти ему урок, а палку потом в костре сожги?»
– Ты выбрала меня? – благоговейно спросил Тристан, словно прежде никто и никогда его не выбирал. – Почему?
Не могла же я выдать ему, что была в раздрае, не имела желания вообще ни с кем переписываться, и меня подкупило только название его якобы родного города Сан-Франциско. Я воспользовалась одной из общих фраз, которую часто слышала на наших соушлах:
– У тебя были самые добрые глаза.
– Ух ты!
Рука Тристана легла на мое бедро и крепко сжала, будто кусок теста. Я обратно не почувствовала ни влечения, ни искры, и в который раз мысленно прокляла Влада. Если бы он не показал мне, как это бывает по-настоящему, может, я и смогла бы удовлетвориться Тристаном, его слюнявыми поцелуями, его неуклюжей физкультурой в постели. Я твердила себе, что это только к лучшему: да, по части интима он не фонтан, но зато и не бабник. И даже хороший секс не стоит переоценивать. Но я не верила собственным уговорам. Мне до черноты в глазах хотелось снова ощутить на своем теле сильные чувственные руки. Я попыталась показать Тристану, чего мне от него не хватает, но он, как обычно, принялся за свою стандартную череду движений. Я крепко зажмурилась и приготовилась к стремительной атаке. Каждый раз одно и то же. Его язык вкручивается в мой рот, будто вертушка на палочке. Потом он шепчет: «Я люблю тебя». И весь эффект тут же стирается, когда его язык слюнявит мою ушную раковину, словно Тристан старается слизать оттуда свои слова. Я пытаюсь отодвинуться, но он лишь сильнее прижимает меня к себе. В этот раз я с силой выкручиваюсь из его рук, так что грудью вжимаюсь в матрас. Мои ноги запутываются в простынях, и зад приподнимается, когда я пытаюсь уползти, словно землемерка.
– А, вот как ты хочешь сегодня поиграть! – пыхтит Тристан и вонзается в меня сзади. Я смотрю на изголовье из сосны и начинаю про себя считать. Пиление заканчивается на счете восемь. Таки да, четные числа – несчастливые.
Кьяра:
Спасибо за новую главу!
Ну хоть что-то сдвинулось - нашла работу и ей даже понравилось
Вот даже Тристан что-то делает для улучшения семейной жизни, а у Даши одно средство: сжать зубы и терпеть. Но постепенно начинает доходить, что сама виновата.
А то, что желая обрести крепкую семью, она выбирала не человека, а всего лишь город на карте
И не понимаю, зачем она звонит домой, когда Тристан дома и мешает ей разговаривать? Нарочно злит? Почему не позвонить утром, когда у нас вечер?
Нивера:
Спасибо за продолжение!
Это разве Ленин сказал?
По-моему он только повторил.
Что-то Даша не мыслит на перспективу, ну приедет к ней бабушка, потом уедет. Даша останется без кольца и с еще большей тоской по дому. Или она хочет, чтобы бабушка переехала к ней совсем? Тристан ее со свету сживет, он и так уже попрекает стоимостью звонков, а тут содержать третьего человека.
Досиделась дома, аж ревнивый муж выгнал на работу.
– П-прости.
Вот первый отпор и Тристан тут же идет на попятную. В общем с Тристаном, если захотеть, то жить можно, но Даша специально его раздражает и не пытается сгладить ситуацию.