Я вам любви не обещаю (ИЛР)

Юля, привет!!!!!
Захожу на форум, а ты оказывается куда - то исчезала..........

Но я и сюда притопала, очень хочется дочитать твой роман !!!!!!!
Принимай в читатели!!!!!
_________________

Юленька, привет!
Спасибо, что вернулась)))
С нетерпением буду ждать продолжение, а пока есть повод перечитать все с самого начала
___________________________________

Девочки, всем доброго дня!
Хочу поблагодарить вас за то, что откликнулись и не обижаетесь на меня))))

Спасибо, Ирочке. Ирина Николаевна меня сначала уговаривала, потом стыдила, и даже пригрозила, что перестанет выкладывать новые главы к своему роману, ну разве я могла устоять под таким натиском.


Лерочка, очень рада видеть.

Польщена, Алёна, тем, что твоё утро начиналось с моего романа))) Приятно знать.

Честно, самой было до соплей жалко роман.

Надюша, как только доберусь до той части, всех обязательно добавлю. )))

Лилечка, спасибо за слова поддержки и понимания. Если бы не вы, вряд ли мне хватило бы духу.

Добро пожаловать. Постараюсь не затягивать с выкладкой и написанием продолжения.

Ксюша, спасибо. Всегда жду ваших комментариев. Как правильно Ира заметила, для автора отклик читателя - самая лучшая награда.

Рада видеть. Конечно, я всех добавлю. Приятно знать, что произведение понравилось )))

Всё будет. Ирочка обещала мне помочь)))

Да, был такой грешок. Поддалась слабости. Увы, не всегда хватает выдержки и терпения.

Оленька, привет. Думаю, пары дней мне хватит, чтобы всё оформить и взяться за 48 главу. Спасибо, что вы есть у меня.

P.S. Ира сделала мне шикарный подарок - очень красивую обложку к роману. Я её добавила в первый пост темы. Все желающие могут заглянуть )))
___________________________________

 » Глава 11

Глава 11


У Веры все не шел из головы разговор с Елизаветой Петровной. Она думала о том, пока гуляла с Аннет и после, когда решила продолжить со своей воспитанницей занятия французским. Мысль, высказанная княгиней, прочно засела в голове. Но более всего удивляло Веру собственное отношение к столь возмутительному с любой точки зрения совету. Справедливости ради надо заметить, что советом слова княгини назвать было бы ошибочно, скорее то был намек, но вместо того чтобы полыхать праведным гневом, она как-то чересчур спокойно обдумывала подобную перспективу. Нет, конечно, Вера вовсе не собиралась становиться чьей-либо содержанкой, но почему-то, казалось, что случись ей встретить женщину, которая предпочла бы нелегкой доле наемной прислуги и необходимости самой зарабатывать себе на хлеб более легкий способ устроить свою жизнь, она не стала бы ее осуждать.

Именины княгини собирались праздновать на следующий день. Из окна библиотеки, где Верочка занималась французским с княжной Анной, хорошо просматривались подъездная аллея и двор усадьбы. После полудня стали съезжаться те, кто удостоился чести быть приглашенными на сей праздник. Семейство Епифановых на этот раз прибыло в полном составе. Расслышав стук копыт на подъездной аллее, Вера не смогла сдержать любопытства и, отодвинув в сторону кисейную занавеску, выглянула из окна.

Глава семейства, тяжело опираясь на массивную трость, выбрался из экипажа. Это был грузный мужчина лет пятидесяти. Седые усы и бакенбарды обрамляли румяное лицо, тогда как голова его была почти совершенно лишена растительности. Подав руку своей супруге, Андрей Павлович, легко коснулся губами шелка перчатки генеральши и помог ей спуститься с подножки.

Вслед за матерью из кареты легко выпорхнула Олеся. Натали спустилась с подножки более степенно, опираясь на руку прислуги. Проводив взглядом прибывших, Вера вернулась к занятиям с Аннет.

Княжне было неудобно сидеть за высоким массивным письменным столом, она то и дело ерзала на стуле. Стол был довольно старым, обтянутым черной кожей, на которой в некоторых местах имелись порезы с завернувшимися краями. Пытаясь подвинуть чернильницу к себе поближе, дабы записать продиктованные гувернанткой слова, Анна зацепилась тяжелым письменным прибором за один из таких порезов и опрокинула чернильницу. Чернила растеклись по столу и несколько больших капель упали на белое муслиновое платье княжны. Вера раздраженно захлопнула книгу.

- Идемте, Аннет, - вздохнула девушка. - Вам надобно переодеться. Жаль ваше платье, оно безнадежно испорчено!

- Маменька будет недовольна, - плаксиво заметила девочка.

- Маменька не станет вас журить, - попыталась успокоить девочку Вера. – Вы же не нарочно.

Всхлипывая, Аннет выбралась из-за стола, перепачкав в чернилах еще и ладошки.

- Бог мой, - покачала головой Вера, оглядев свою воспитанницу. – Нам непременно достанется, - удрученно вздохнула она.

Аннет поселили в бывшей детской Николая Васильевича и чтобы попасть туда, надобно было пройти в другое крыло дома через переднюю.

Стараясь ни к чему не прикасаться, Анна выскользнула за двери, которые для нее придержала Вера и направилась в свою комнату. Княжна и гувернантка миновали переднюю и собирались подняться по лестнице наверх, но появление еще одной компании гостей их задержало.

Стоя на нижней ступени, Вера обернулась на звук открывшейся двери. Дворецкий княгини Уваровой, беспрестанно кланяясь, приветствовал графа и графиню Бахметьевых. Едва взглянув на madame Бахметьеву, Вера цепким взглядом художника тотчас отыскала в лице графини фамильные черты, которые уже были ей довольно хорошо знакомы. Тот же разрез глаз, высокие скулы, проницательные темные глаза, пухлая нижняя губа, надменное выражение лица. Присев в книксене, Вера опустила голову, глядя себе под ноги. Аннет последовала ее примеру, еще более перепачкав платье чернилами.

- Bonjour, mademoiselle, - услышала она знакомый голос и осмелилась поднять глаза.

Но Бахметьев обращался вовсе не к ней. На нее он даже не взглянул, будто ее не было в передней особняка княгини Уваровой. Щеки Аннет окрасились легким румянцем:

- Bonjour, monsieur, (Добрый день, сударь), - выдавила из себя девочка, спрятав руки за спину.

Однако чернильные пятна на платье спрятать было невозможно. Досадуя на то, что предстала перед гостями grand-mère в столь неподобающем виде, Анна готова была повернуться и убежать, и только строгий взгляд гувернантки ее остановил.

- У нас случилась небольшая неприятность, - вступила в разговор Вера.

Георгий Алексеевич повернулся на звук девичьего голоса, будто только-только заметил ее присутствие.

- Неприятности ходят за вами попятам, mademoiselle, - усмехнулся Бахметьев, слегка наклонив голову в знак приветствия.

- Жорж, - мягко позвала сына графиня, - нас ждут.

Наградив величественным кивком совсем стушевавшуюся княжну, madame Бахметьева проплыла мимо, не удостоив Веру даже взглядом.

«Всяк сверчок – знай свой шесток», - горько усмехнулась Вера, проводив глазами графиню.

К вечеру собрались почти все, кто проживал от Покровского достаточно далеко. Ближайших соседей Елизавета Петровна ожидала назавтра. Ужинали в парадной столовой. Спускаясь сверху от Аннет, Вера краем глаза заглянула в богато обставленную комнату, когда лакей распахнул двери во время очередной перемены блюд. Дамы блистали роскошными туалетами и драгоценностями, мужчины во фраках и парадных мундирах являли собой образец мужественности. Где-то в самом дальнем уголке души Веры поселилась зависть. Чем она хуже? Вздохнув, девушка поспешила покинуть особняк и отправилась к себе во флигель. Но оказавшись в парке, Вера решила немного побродить по дорожкам вкруг пруда.

Множество самых различных мыслей теснилось в ее голове. Мучила обида на Бахметьева. Само собой, он не обязан был рассыпаться перед ней в уверениях, что счастлив видеть ее, но тот холод, которым он обдал ее сегодня никак не вязался с последней встречей в Летнем саду. Чего она ждала? Ей даже стало казаться, что она сама нафантазировала себе то краткое свидание, придумала слова, что так часто вспоминала и смаковала, как самую редкую сладость: «Я пришел сюда ради вас». «Глупости!» - раздраженно вздохнула Вера, остановившись у рябинового куста. Рука понялась к алой грозди. Оборвав несколько ягод, Вера, задумавшись, положила одну в рот и раскусила. Ягода оказалась горькой. Обогнув куст, девушка высыпала остальные ягоды в пруд и засмотрелась на то, как они медленно погрузились на дно у самого берега. Неприметная скамейка почти у самой воды манила присесть.

Смеркалось. Густые сумерки окутали усадьбу. Освещенные окна особняка отразились в зеркальной глади пруда. Тяжелый вздох вырвался из груди. Как хотелось быть там, иметь возможность хотя бы просто смотреть на него, на даже такой малости Вера была лишена. Она и впрямь ощущала себя золушкой, которой злая мачеха разрешила прийти полюбоваться на бал через окно. «Довольно! - поднялась со скамейки Вера. – Довольно тешить себя пустыми мечтами и фантазиями. Завтра даже не взгляну на него», - пообещала она самой себе.

Осторожно ступая по неосвещенной тропинке, девушка добралась до флигеля. Горничная уже побывала в ее комнате и оставила на столе керосиновую лампу, прикрутив фитиль так, что источаемого света хватало только на то, чтобы не наткнуться на мебель.

Вера думала почитать перед сном и потому сделала свет лампы поярче. Переодевшись ко сну, она забралась в постель и открыла книгу. Однако мысли были столь далеки от злоключений Робинзона, что вновь и вновь перечитывая знакомые строки, она совершенно не вникала в их смысл. В раздражении захлопнув книгу, Вера укрутила фитиль и улеглась в постель. Полна луна светила прямо в окно, но девушка не стала задергивать портьеры. Тоска невыносимая и безысходная охватила все ее существо, слезы подступили к глазам. Уткнувшись лицом в подушку, Вера тихо всхлипнула. Отчего же так больно сердцу? Отчего тоска такая навалилась? За что Господь послал ей такое испытание, как любовь безответная и безнадежная? Душа мается, завыть хочется в голос. Как же жить со всем этим? С улицы послышался лай собак, которых сторож спустил на ночь из псарни в парк. Стало быть, поздний ужин завершился.

После того как все покинули столовую, Елизавета Петровна поднялась в свои покои. Старая княгиня была весьма обеспокоена и недовольна собой. Наблюдая за ужином за графом Бахметьевым и своей снохой, Уварова пришла к неутешительному выводу, что, похоже, она поторопилась с затеянной авантюрой.

Интерес, который демонстрировал на протяжении всего вечера Георгий Алексеевич к младшей дочери генерала Епифанова, не остался незамеченным. Ольга ревновала и, пытаясь унять злость, пила шампанское один бокал за другим. Во хмелю она становилась все более несдержанной. Громко смеялась, запрокидывая голову назад и демонстрируя всем изящную точеную шейку и белоснежные ровные зубы. Николай Васильевич, напротив, с каждым часом все более мрачнел, но не сделал ни единой попытки одернуть супругу.

Олеся мило краснела и опускала глаза, всякий раз, когда замечала адресованный ей взгляд графа. Генеральша уже мысленно прикидывала: сколько гостей стоит пригласить на свадьбу и где ее играть в столице или в имении, а лучше бы в Бахметьево, тогда и расходов меньше будет. Еще бы! Породниться с Бахметьевыми! Натали дулась и весь ужин просидела с постным лицом, втихомолку завидуя сестре.

Добравшись до своей спальни, старая княгиня поманила к себе горничную:

- Ты письмо, что я тебе дала уже отнесла? – тихо поинтересовалась она.

- Все как вы сказали, ваше сиятельство, - также тихо ответила Дуняша. – Едва граф ужинать ушел, тотчас и отнесла.

- Плохо! – вздохнула княгиня.

Дуня, не понимая недовольства хозяйки, нахмурилась.

- Поторопилась я, - ворчливо заметила старая дама. – Ты вот что! С гувернантки завтра глаз не спускай и с графа тоже. Коли заметишь чего, сразу мне скажи.

- Как прикажете, барыня, - пробормотала Дуняша, помогая княгине переодеться ко сну.

Елизавете Петровне не спалось. Вздыхая и ворочаясь с боку на бок, княгиня размышляла о том, стоит ли предупредить Верочку или все же положиться на случай. Уж коли Бахметьев столь явно заинтересовался Олесей, так может, и на письмо это никакого внимания не обратит. К тому же признаваться в том, что затеяла столь безнравственную интригу, Елизавета Петровна не желала. Промучавшись до полуночи бессонницей, Уварова решила довериться провидению.

Граф Бахметьев напротив был очень доволен собой. Похоже, что никто из присутствующих на ужине у княгини Уваровой более уже не сомневался в том, что он воспылал страстью к младшей барышне Епифановой. Безусловно, весь этот спектакль был разыгран лишь для одного зрителя, вернее зрительницы. И судя по ее реакции, роль удалась как никогда. Даже его маменька поверила в истинность происходящего. Лидия Илларионовна успела шепнуть сыну, пока он провожал ее до отведенной ей спальни, что всегда считала Олесю вполне подходящей партией для него. Она также намекнула, что неплохо было бы пригласить все семейство Епифановых по осени в Бахметьево. Тем более она слышала о том, что Андрей Павлович страстный охотник, а на озере в Бахметьево в этом году уток развелось в изобилии.

Проводив маменьку, Георгий Алексеевич отправился к себе. Камердинер помог ему снять парадный мундир и переодеться ко сну. Граф собирался выкурить перед сном сигарету. Золотой портсигар лежал на туалетном столике, где он его и оставил перед ужином, но под ним появился запечатанный конверт без подписи. Повертев в руках послание, Бахметьев сломал восковую печать и развернул сложенный вчетверо лист. Пробежав глазами несколько строк, Георгий Алексеевич нахмурился. Почерк был ему незнаком, а письмо было подписано лишь инициалами В.В.

«…Я бы всей душой желала увидеться с вами. Когда все завершится, я буду ждать вашего визита…» Перечитал он вновь и положил записку на стол. «Кто же эта таинственная В.В.? И каким образом письмо попало в спальню?» - взяв из портсигара сигарету, Бахметьев вышел на балкон, чиркнул спичкой и вдохнул горький табачный дым. Внезапно его озарило: «В.В. – Воробьева Вера!» Ведь именно так зовут гувернантку Уваровых.

Бахметьев вгляделся в ночную тьму, туда, где светилось одно единственное оконце в старом флигеле. Сердце забилось вдруг часто и неровно, жаром окатило от макушки до пят, даже ладони сделались влажными. Прикрыв веки, он словно воочию увидел нежный овал лица, льняные кудряшки, выбившиеся из-под шляпки, сердито поджатые пухлые губы. Сигарета дотлела и обожгла пальцы. Выругавшись, Георгий Алексеевич выпустил из рук окурок и вернулся в спальню.

Зная о его привычках, старуха Уварова позаботилась о том, чтобы на столике стоял полный графин с бренди. Вытащив пробку, Бахметьев наполнил бокал. Крепко обхватив его длинными пальцами, Георгий Алексеевич сделал большой глоток. Приятное тепло разлилось в груди. Опустившись в кресло, граф повертел в руках бокал, наблюдая за игрой света в янтарной жидкости. Легкая улыбка скользнула по губам: «Верочка, милая и наивная. Совершенно неискушенное и неиспорченное создание». Мысль о том, что она неравнодушна к нему была приятна. Но определенно, игра не стоит свеч. Дать ей того, чего она ожидает он не может, а на меньшее она сама не согласится. «Стало быть, записку следует уничтожить и забыть о ней, будто ее и не было. А, жаль», - вздохнул Бахметьев. При мысли о том, что он мог бы держать ее в объятьях, целовать, шептать в маленькое аккуратное ушко слова любви, сладко перевернулось в груди сердце.

Георгий Алексеевич потушил лампу и лег в постель. Не спалось. Сон, как рукой сняло. Приятное возбуждение бурлило в крови, память услужливо напоминала о каждом мгновении случайных встреч. «Хороша! – вздыхал Бахметьев, - Хороша, даже когда сердится, а уж когда улыбается…».

Встретив ее нынче в передней, он намеренно постарался не обращать на нее внимания, а тут эта записка. Чем больше он думал о ней, тем быстрее грозили испариться все его благие намерения, относительно скромной гувернантки. «Но неужели не согласится? – вопрошал он сам себя. – Неужели лучше прозябать в гувернантках? Снять дом в Петербурге, окружить роскошью в обмен на ее благосклонность. А как же Олеся? – тотчас напомнила неугомонная совесть. – Но ведь Олесе вовсе не обязательно знать о том», - возразил он сам себе.

То была последняя мысль перед тем, как сон все же сморил его.

Георгию Алексеевичу показалось, что утро наступило возмутительно быстро. Он совершенно не выспался и был в отвратительном расположении духа. Памятуя о данном Олесе накануне прошлой ночи обещании, Бахметьев собрался на прогулку в парк.

Mademoiselle Епифанова очевидно глаз не спускала с передней, стоя на галерее второго этажа, поскольку стоило только графу спуститься, как она тотчас следом за ним ступила на лестницу. Олеся проснулась, едва забрезжил рассвет, и потратила немало времени, дабы выглядеть наилучшим образом.

Шелковое жемчужно-серое платье в тонкую белую полоску, отделанное кружевом по скромному вырезу необычайно шло ей. Медно-рыжие волосы, уложенные красивыми локонами, спадали на узкую изящную спину. Кружевной зонтик и ажурные митенки довершали ее туалет. Спускалась она грациозно, тщательно выверяя каждый шаг, чтобы не дай Бог, поступь не показалась слишком поспешной и не выдала нетерпения. Протянув руку для традиционного поцелуя, девушка улыбнулась так, что на румяных щечках показались милые ямочки.

Склонившись над протянутой рукой, Георгий Алексеевич пробормотал приличествующие случаю приветствия и предложил руку своей спутнице.

Утро выдалось солнечным и ярким. Олеся вовсю наслаждалась прогулкой и щебетала без умолку, не обращая внимания на то, что спутник ее довольно сдержан и молчалив. Бахметьев оживился только тогда, когда в конце аллеи разглядел княжну Анну в компании своей гувернантки. Он даже невольно ускорил шаг, но ощутив легкое пожатие лежащей на рукаве его мундира ладони, тотчас подстроился под неспешную поступь Олеси.

Спустя несколько минут они поравнялись. Вера присела в книксене даже не глядя на него, княжна Анна поздоровалась, и они разошлись. Не удержавшись, граф оглянулся и встретился глазами с Верой. Девушка смутилась, отвела глаза и продолжила свой путь.

И пусть взгляд его был мимолетным, Веру окатило жаром, словно в парной. Лицо тотчас запылало, будто уличили ее в чем-то недостойном. Ускорив шаг, девушка свернула на узкую тропинку, стараясь скрыться из виду прогуливающейся пары. Захотелось как можно скорее остаться в одиночестве, чтобы попытаться разобраться в собственных чувствах.

Ранее Вере никогда не доводилось испытывать ревности. Она даже не предполагала сколь болезненными могут быть ее жалящие уколы. Связь Бахметьева с Ольгой была порочной и тайной и, конечно же, должна была рано или поздно окончиться. Наверное, потому она не задевала ее в той мере, в которой разочаровала и расстроила невинная демонстрация его расположения к генеральской дочери.

Олеся была вполне достойной партией для сиятельного графа, а эта прогулка ранним утром в усадебном парке, как нельзя лучше говорила о его намерениях.

___________________________________

 » Глава 12

Глава 12


Звук отодвигаемой портьеры показался Ольге Михайловне невыносимо громким. Будто кто-то прямо за ее подушкой насыпал камней в пустое ведро. Яркий свет солнечного утра ударил по глазам, вынуждая зажмуриться. В голове молотом по наковальне застучал кузнец.

- Какого черта? – недовольно проворчала княгиня, садясь на постели и пытаясь рассмотреть того, кто нарушил ее утренний сон.

- Доброе утро, ma chérie, - невозмутимо отозвался Николай Васильевич. – Как вам спалось нынче?

- Николя! Что за шутки? – отгораживаясь рукой от солнечного света, пробормотала Ольга. – Что ты делаешь в моей спальне и где моя горничная?

- Варвару я отослал, - присаживаясь в кресло, заметил князь. – Я желал бы поговорить с вами немедленно.

Ольга спустила ноги с кровати, нащупала босыми пятками комнатные туфли и, дотянувшись до пеньюара, накинула его на плечи, затянув пояс на тонкой талии.

- Что за спешка? – капризно поинтересовалась она, потянувшись к колокольчику.

Перехватив ее руку, Уваров покачал головой.

- Как вы себя чувствуете, ваше сиятельство? – не скрывая сарказма, осведомился князь.

- Мне нехорошо и ты это прекрасно видишь, - зло огрызнулась Ольга.

Николай Васильевич поднялся с кресла и, налив в стакан воды из графина, протянул его супруге.

- Всему виной ваша невоздержанность, madame, - сухо заметил он. – Вы совершенно утратили чувство меры в чем бы то ни было.

- Может быть, объясните мне ваше недовольство? - усмехнулась Ольга, отпив из стакана несколько глотков.

- Охотно, - возвышаясь над ней, заметил князь. – Мне давно следовало это сделать. Я ждал, что рано или поздно ваша связь с графом Бахметьевым прекратится.

Ольга побледнела:

- Не понимаю о чем вы? – истерически хохотнула она.

- Довольно, madame! – повысил голос Уваров.

Княгиня отступила и почти упала в кресло, в котором до того сидел ее муж.

- Это все ложь, - прошептала она.

- Неужели? – выгнул бровь Уваров. – Но это уже более и не важно. Тем более что Георгий Алексеевич оставил вас. Так и должно было быть. Граф молод, куда моложе вас, все так и должно было завершиться.

Каждое слово супруга камнем ложилось на сердце. Он намеренно упомянул о разнице в возрасте с ее любовником, дабы причинить ей боль. Ольга отвернулась, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

- Вы ошибаетесь, - всхлипнула она.

- Ошибаюсь? В чем, madame? – парировал Уваров. – В том, что вас оставили? Об этом я и хотел поговорить с вами. Коли вы вынудите меня, я приму меры.

- Какие? – вскинулась Ольга. – Что вы можете сделать?

- К примеру, я могу запереть вас в имении, в том числе и на время сезона. Я могу отказать от дома Бахметьеву. Чего мне делать, безусловно, не хочется. Особенно, коли он собирается жениться на вашей племяннице. Продолжать? – принялся ходить кругами по комнате князь. – Довольно, madame. Имейте хоть какую-нибудь гордость. Коли вас отвергли, ведите себя достойно. Я не позволю вам более демонстрировать всем свою сердечную привязанность и делать из меня посмешище. Надеюсь, я ясно выразился?

- Более чем, - всхлипнула княгиня. – Вы никогда не любили меня. Неужели это так много: желать любви? Я все ждала, что все может быть перемениться, но соперничать с покойницей я не в силах.

Уваров остановился. Желваки заходили на впалых щеках князя.

- Никогда более не смейте упоминать Анну. Вы мизинца ее не стоите! – повернулся он к жене.

- Святая безгрешная Анна! Ангел во плоти, из которого вы сделали идола, которому воздвигли алтарь и поклоняетесь, принеся в жертву мои чувства к вам! – Ольга поднялась с кресла и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

Николай Васильевич растерялся. Тот праведный гнев, коим он пылал со вчерашнего вечера, угас, оставив после себя усталость и чувство полного опустошения. Без сомнения в словах Ольги был справедливый упрек, но, видит Бог, он старался, как мог. Неужели его в том вина, что так и не смог полюбить?

- Оленька, - ладони Уварова опустились на вздрагивающие плечи жены. – Прости меня, ma chérie.

- Это вы простите меня, - повернулась Ольга к нему лицом. – Даю вам слово, что отныне даже не взгляну на Георгия Алексеевича.

- Забудем о том, - привлек жену в объятья Уваров.

Ольга шмыгнула носом и отстранилась. Более всего ей хотелось, чтобы муж как можно скорее оставил ее одну. Признаться, когда он прямо заявил, что знает о ее связи с Бахметьевым, ей сделалось страшно, но она довольно быстро сумела взять себя в руки, умело использовав его чувство вины перед ней.

- Оставьте меня, прошу. Мне надобно привести себя в порядок.

Уваров шагнул к двери и обернулся на пороге, хотел что-то сказать, но передумал и, лишь махнув рукой, вышел вон. Имел ли он право осуждать Ольгу, коли сам не мог дать ей любви? А потом еще эта связь с Катиш… Душевный подъем, злость, бурлящая в крови, что он ощущал, когда шел в покои супруги, испарились без следа, отняв все силы. Уваров ощущал себя древним стариком беспомощным и бесполезным.

В передней на глаза ему попались дочь и гувернантка.

- Аннет, - позвал он дочь, раскрыв ей объятья.

Княжна обернулась и бегом устремилась к отцу.

- Папенька! - сияя улыбкой, повисла она на его шее.

- Не повторяй моих ошибок, Аннет. Не иди под венец без любви, - шепнул Уваров, спрятав лицо в темных кудрях дочери.

Анна отстранилась от отца. Нижняя губа ее задрожала, и в глазах блеснули слезы.

- Вы снова повздорили с маменькой? – всхлипнула девочка.

- Нет, ma bonne, - улыбнулся Уваров. – Отныне у нас все будет хорошо. Ступай, mon ange. Ступай. Mademoiselle Вера тебя заждалась поди.

Оставшись одна, Ольга долго сидела в кресле, уставившись в одну точку невидящим взглядом. Надобно было немедля найти решение, но головная боль, усиливающаяся с каждым мгновением, сводила на нет все попытки ухватиться за ускользающую мысль. Дотянувшись до колокольчика, она потрясла им что было силы, и тотчас скривилась - звон его отозвался в голове новой вспышкой приступа мигрени.

Варвара аккуратно бочком протиснулась в двери, с опаской глядя на хозяйку. Когда княгиня бывала в дурном настроении, то под горячую руку лучше было не попадаться.

- Звали, ваше сиятельство? – присела в книксене горничная.

- Помоги мне одеться, - схватившись за виски, простонала Ольга.

Варвара долго и аккуратно водила щеткой по белокурым локонам хозяйки. Головная боль под воздействием мягких и ласковых движений немного утихла. Ольга распахнула глаза, глядя на себя в зеркало. Пусть ей не вернуть Бахметьева, но ведь она разом может и расстроить намечающуюся помолвку, и избавиться от ненавистной гувернантки, которая посмела шантажировать ее. Тем более что Николя известно об их отношениях с Бахметьевым. Осталось только убедить Олесю, что Жорж, оказывая ей знаки внимания, в тоже время не забывает о своем увлечении какой-то гувернанткой.

- Довольно! Одеваться! – коротко бросила княгиня.

В ней вновь проснулась кипучая жажда деятельности. В мыслях легко и изящно выстроилась интрига, которую она надеялась осуществить. Оставалось только придумать, под каким предлогом отослать Бахметьева к флигелю, где жила Вера, а после продемонстрировать Олесе, как высоко он ценит ее расположение.

***

После полудня в Покровское съехалось множество гостей. Княгиня устроила обед на полсотни персон с семью переменами блюд. Вечером ожидались танцы и фейерверк. В течение всего обеда Ольга Михайловна не спускала глаз с Бахметьева, но Георгий Алексеевич, казалось, был увлечен исключительно младшей барышней Епифановой. Старуха Уварова, еще накануне заприметив эту склонность, устроила так, что Олеся и Бахметьев оказались рядом за столом.

Замечая, сколь часто рыжая макушка ее племянницы склоняется к плечу графа, Ольга едва не скрипела зубами от злости, утешая себя лишь тем, что сия идиллия продлится недолго. Только бы придумать повод, но как назло в голову ничего не приходило.

Она насилу дождалась, когда закончиться обед, и гости разряженной толпою переместятся из парадной столовой в бальную залу. После обязательного Польского, последовали чередою вальсы, мазурка, полька. Ольга то и дело замечала среди танцующих белый мундир Бахметьева и медно-рыжие локоны Олеси. Поймав взгляд Бахметьева, Ольга чуть шевельнула веером и глазами указала на террасу. Убедившись, что никто не обращает на нее внимания, княгиня первой выскользнула за дверь. Ждать пришлось довольно долго. Георгий Алексеевич соизволил выйти только спустя четверть часа.

- Madame? – склонился граф над потянутой рукой. – Мне казалось, что мы все прояснили.

- Я знаю, отчего вы оставили меня, - с вызовом заявила княгиня. – Это все тот маленький воробышек, к которому вы вдруг воспылали страстью.

- Я вас не понимаю, - холодно отозвался Бахметьев.

- Понимаете, Георгий Алексеевич. Все вы прекрасно понимаете! Думаете, это сойдет ей с рук? Когда мы вернемся в имение, я откажу ей от места. Мои драгоценности спрятаны в ее комнате. Когда их найдут, я ее уничтожу. Я не просто откажу ей, я сдам ее в полицию, как воровку.

Уголок рта Бахметьева дернулся.

- Оставьте ее. Я не имею никаких видов на mademoiselle Воробьеву.

- Я вам не верю, - усмехнулась княгиня. – Прощайте!

Бахметьев сделал попытку ее остановить, ухватив за руку, но Ольга ловко ускользнула и поспешила к освещенному входу в бальную залу. Георгий Алексеевич остался один. Пальцы сами сжались в кулаки: «Мстительная лицемерная дрянь! - Все что он мог сделать, это попытаться предупредить Веру. – Вскоре будет фейерверк!» - подумалось ему. Его отсутствия никто не заметит. К тому же есть еще записка, которая нынче лежала под полой его мундира с левой стороны, которую ему непременно хотелось обсудить с Верочкой. Едва в полночном небе взорвалась первая шутиха, граф не оглядываясь, поспешил через парк к старому деревянному флигелю.

В окне второго этажа был виден свет от керосиновой лампы. Взойдя на крыльцо, Георгий Алексеевич помедлил: «Надобно бы прежде дать ей знать о своем визите», - вздохнул он, но потом решительно взялся за ручку двери и шагнул внутрь.

Услышав тяжелую поступь на лестнице, Вера тотчас слетела с постели и торопливо завернулась во фланелевый халат. Сердце колотилось в груди перепуганной птахой. В двери постучали.

- Кто там? – выдавила из себя девушка.

- Вера Николавна, откройте. Это Бахметьев, - глухо отозвался граф.

- Что вам нужно? – через двери поинтересовалась Верочка.

- Мне угодно поговорит с вами. Я не сделаю вам ничего дурного, хочу только лишь предупредить, что вам угрожает опасность.

- Опасность? – Вера отодвинула засов, впуская Бахметьева в спальню.

Войдя, Георгий Алексеевич закрыл за собой двери и замер на пороге.

Льняные локоны, распущенные по плечам обрамляли бледное лицо. Широко раскрытые глаза взирали на него изумленно, пухлые губы чуть приоткрыты, грудь взволновано вздымается под мягкой тканью халата.

- Вы писали мне с просьбой о встрече, - тихо произнес граф.

- Я? Нет-нет. Я вам не писала. Вы что-то напутали, ваше сиятельство.

Хмыкнув, Бахметьев извлек из-под мундира сложенный вчетверо лист бумаги.

- Мне казалось, что это писали вы, - передал он ей записку.

Развернув послание, Вера быстро пробежала глазами строчки, написанные собственноручно.

Она изумленно ахнула, но тотчас прикрыла рот ладошкой и рассмеялась. Смех становился все громче, угрожая превратиться в настоящую истерику.

- Вера Николавна? – нахмурился Бахметьев. – Вера, - слегка встряхнул он ее за плечо.

Смех оборвался также внезапно, как и начался.

- Боже, как же глупа я оказалась, - бросила записку на стол девушка. - Это и в самом деле написано моей рукой по просьбе княгини Уваровой, - выдохнула Вера. – Не догадываетесь, зачем это ей понадобилось? Прошу вас, уходите, Георгий Алексеевич. Кто-то очень желал нашей с вами встречи, и думаю, то неспроста.

- Пожалуй, вы правы, - усмехнулся Бахметьев. – Позвольте только сказать то, зачем я пришел.

- Не надобно! – испуганно отшатнулась девушка.

- Я не стану добиваться вашей благосклонности, mademoiselle. Тем более сейчас, когда меня ввели в заблуждение. Всего лишь желаю предупредить вас, дабы вы были очень осторожны. Против вас замышляют коварную интригу, хотя в том есть и моя вина…

Громкий стук в двери заставил вздрогнуть обоих.

- Вера Николавна! – послышался голос княгини. – Откройте немедленно!

Граф метнулся к окну: «Глупец! Попался в ловко расставленную ловушку!» Ну ладно он! Как Вера теперь выберется из нее?

- Не надобно, - прошептала Вера, удержав его за рукав мундира, когда он уже поставил ногу на подоконник. – Здесь довольно высоко. Не надобно так рисковать.

Обреченно шагнув к двери, она отодвинула засов. Ольга Михайловна ворвалась в комнату разъяренной фурией. Олеся бледная, поджав дрожащие губы, едва взглянула на Веру. Все внимание было обращено к Бахметьеву.

- Как вы могли? – поднесла она ладонь ко рту. – Как вы могли?

- Ежели желаете, я могу многое объяснить, - невозмутимо отозвался Бахметьев.

Ольга окинула взглядом бывшего любовника. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. Расслабленная поза, руки сложенные на груди, свидетельствовали о немалом хладнокровии. По его глазам, она успела понять, что он готов признаться Олесе в истинных причинах своего появления в спальне гувернантки в столь неурочный час. Оглянувшись на Веру, княгиня метнулась к ней и залепила ей оглушительную пощечину.

- Дрянь! Потаскуха! – выкрикнула она.

Вера ухватилась за ушибленную щеку и, заметив, что княгиня вновь замахнулась, поспешила отвернуться и зажмурилась, дабы уберечь лицо, но удара не последовало. Приоткрыв глаза, она в изумлении застыла. Бахметьев успел перехватить руку Ольги и довольно ощутимо сжал хрупкое запястье.

- Довольно, madame! Довольно. Ваш план удался блестяще. Покиньте нас. Мне надобно поговорить с mademoiselle Воробьевой.

Георгию Алексеевичу было до омерзения неприятно смотреть на княгиню, но более всего его расстраивало то, что он не успел предупредить Верочку, и участь ее отныне уж решена. Ольга не оставит ее в покое. Ежели прямо сейчас не погасить сей инцидент, то и репутация девушки будет уничтожена.

- Вы можете собирать вещи, милочка, - запальчиво произнесла Ольга. – Я прямо сейчас пойду к мужу и поведаю ему о том, что застала графа Бахметьева в вашей спальне посреди ночи. Идем, Олеся, - повернулась она к совершенно раздавленной племяннице. – Я предупреждала тебя, но ты ведь не хотела мне поверить на слово.

Олеся покорно повернулась и вышла из спальни вслед за теткой. Бахметьев не стал ее удерживать. Не она нынче занимала его мысли.

- Вера Николавна, у меня есть предложение к вам. Не спешите отвергать его с ходу.

- Я догадываюсь, о чем вы хотите говорить, Георгий Алексеевич, - поджала губы Вера, - и мой ответ, нет.

- Вам есть куда податься? К кому обратиться за помощью? – шагнул к ней Бахметьев, пытаясь заглянуть в глаза.

- Пусть это вас не заботит. Уходите. Мне надобно собрать вещи. Думаю, поутру Ольга Михайловна не даст мне ни одной лишней минутки.

- Вера, одумайтесь, - встряхнул ее за плечи граф. – Я могу дать вам, все, что вы пожелаете.

- Не все, Георгий Алексеевич, - передернула плечами Верочка, сбрасывая его руки. – Уходите, довольно уже. Ежели вы не вернетесь в дом в самом ближайшем времени, Ольга Михайловна соберет здесь всю усадьбу.

- Не спешите отказываться. Подумайте до утра, - шагнул к двери Бахметьев и обернулся на пороге.

___________________________________

 » Глава 13

Глава 13


Оставшись одна, Вера медленно опустилась в кресло у окна. О том, чтобы заснуть, нечего было и думать. Щека полыхала огнем, в голове звенело после полученной от княгини оплеухи. Даже несмотря на то, что был уже конец августа, ночь была довольно теплая, но Веру трясло в ознобе. Множество мыслей самых разных мелькали в голове, наскакивая друг на друга, все они были обрывочными и бессвязными. Верочка успела подумать о старухе Уваровой, сумевшей так ловко обвести ее вокруг пальца, прямо как несмышлёное дитя, поведавшей ей сентиментальную историю о своем старинном приятеле. А ведь она успела даже проникнуться симпатией к пожилой даме!

Нынче, когда все уже свершилось, девушка прекрасно видела весь смысл затеянной интриги. Поведение Елизаветы Петровны и Ольги не составляло более тайны для нее. Одна хотела оградить семью от неминуемого скандала, другую обуяла жажда мести. И обе, как ни странно, выбрали своим орудием скромную гувернантку.

Она думала о Бахметьеве. Едва он только заговорил о своем предложение, она тотчас поняла, что он хочет сказать и перебила его, только бы не услышать тех слов воочию. Но он все равно произнес их, не понимая при том, какую боль причиняет ей, предлагая стать его содержанкой. Он думал, что может купить ее, посулив щедрое содержание, но вот только она не готова была продать себя за драгоценные побрякушки и возможность жить безбедно. Скажи он всего одно слово, и она пошла бы за ним на край света, никогда бы ничего не потребовала от него, только бы знать, что любима им. Пусть даже и не суждено было встать с ним под венцы. Ибо никогда бесприданнице, бывшей в услужении, не стать достойной партией для графа Бахметьева! Но, видимо, о любви речи не шло. Лишь сиюминутное желание, удовлетворив которое, она ему наскучит, и тогда он найдет повод порвать с ней, предложив щедрые отступные.

Сколько раз подобные истории обсуждались в дортуарах Екатерининского шепотом и полунамеками. Все воспитанницы, да и она в их числе, осуждали подобные связи, но было в этом греховном и порочном, что-то запретное притягательное, что-то, что называли словом «страсть», произнося его тихим шепотом, ощущая при этом странное волнение: смесь страха и восторга одновременно.

О многом думала Вера, только о будущем своем размышлять боялась и гнала от себя эти мысли, хоть и понимала, что уже поутру окажется за воротами усадьбы без средств, без рекомендаций, без всякой надежды на то, что княгиня Уварова переменит свое решение. А еще есть Аннет. Как она сможет смотреть в глаза своей воспитаннице после того, как маменька княжны будет говорить о ней всевозможные гадости? А в том, что все именно так и будет, Вера нисколько не сомневалась. Ольга Михайловна не станет хранить в тайне ночное происшествие, и уже завтра о теперь уже бывшей гувернантке Уваровых станут судить как об особе аморальной и безнравственной. О ней станут говорить, как и о неизвестной ей Катиш с презрением, с выражением брезгливости на лицах.

Керосин в лампе закончился, и она погасла, погрузив комнату во мрак. Вера поднялась с кресла и доплелась до разобранной постели.

Утро выдалось пасмурным, как и настроение Веры. Небо нахмурилось низкими серыми тучами, ветер будто сорвался с цепи и нещадно трепал кроны парковых деревьев, срывая первые пожелтевшие листья, швыряя их на ухоженные дорожки и аллеи.

В двери робко поскреблась Дуняша и, дождавшись позволения войти проскользнула в комнату.

- Барышня, вас в малой гостиной ожидают, - отвела глаза горничная.

- Ступай, - вздохнула Вера, поправляя перед зеркалом аккуратный пучок, в который собрала свои кудри.

Одернув юбку, девушка подняла с пола собранный накануне саквояж и шагнула за дверь. Все семейство Уваровых собралось в комнате. Едва Вера ступила на порог, Ольга Михайловна вскочила с дивана и загородила собой Аннет.

- Mademoiselle, я требую, чтобы вы немедля покинули поместье, - заговорила она.

Вера перевела взгляд на князя, но Николай Васильевич отвернулся. Старуха Уварова опустила голову. Казалось, что она дремлет в кресле и не воспринимает происходящее.

- Могу я получить расчет? – обратилась Вера к Уварову.

- Разумеется, - отозвался князь и, достав из кармана небольшую стопку ассигнаций, аккуратно положил их на стол.

Взяв в руки деньги, Вера пересчитала купюры, и оставив себе ровно столько сколько ей причиталось за службу, остальные положила обратно. Ольга хотела было что-то сказать, но Вера жестом остановила ее. Терять было ровным счетом нечего.

- Что ж, позвольте откланяться. Дай вам Бог, Ольга Михайловна, дабы вы никогда не пожалели о содеянном, - повернулась она.

- Когда устроитесь, сообщите ваш адрес, - остановил ее Уваров. – Я распоряжусь, чтобы ваши вещи, что остались в усадьбе, вам переслали.

- Благодарю, - вздохнула Вера и, ступив за порог, вздрогнула, когда дверь за ее спиной с глухим стуком закрылась.

Достигнув конца подъездной аллеи, она поинтересовалась у привратника, где находится почтовая станция и, получив ответ, медленно побрела в указанном направлении. Никто не предложил ей воспользоваться коляской, дабы добраться до станции, а самой просить о такой малости не позволила гордость.

Ветер трепал выбившиеся из прически кудри, рвал юбку, затруднял движение. Казалось, что с каждой минутой саквояж становится все тяжелее, вскоре заныла рука. Первые капли дождя упали в дорожную пыль, вынуждая ускорить шаг, но до станции оставалось не менее трех верст. Дождь усиливался каждое мгновение и вскоре косые струи вовсю хлестали с небес, не щадя одинокую путницу на дороге. Слезы мешались с дождевыми каплями на лице, застилая взгляд, но девушка продолжала упрямо двигаться вперед. «Еще немного, - уговаривала она себя, - всего самую малость». Дорога раскисла, и грязь налипла на ее легкие ботиночки. Вытаскивать ноги из грязной жижи, в которую превратился довольно укатанный проселок, становилось все труднее. Наконец, впереди в мутной пелене дождя показалась почтовая станция. Закусив губу, Вера тащила саквояж уже двумя руками, молясь только об одном, чтобы не поскользнуться и не рухнуть прямо в грязную, наполненную мутной водой колею.

Она насилу добралась до крыльца и, спрятавшись под козырьком, бросила на пол, ставший ненавистным саквояж. Отдышавшись, девушка взялась за дверную ручку и нерешительно ступила в помещение. Вода стекала с ее одежды на давно не мытый пол, ботинки оставляли за собой комья грязи, вызвав на лице служащего у конторки брезгливую гримасу.

- Чего хотели, барышня? – нелюбезно бросил он посетительнице.

- Мне бы в Петербург, - вытирая с лица воду, сбегавшую с мокрых волос, отозвалась Вера.

- Опоздали вы, - хмуро бросил служащий. – Завтра только следующий дилижанс пойдет.

- Как завтра? – ахнула девушка.

- Вот так, завтра, - пожал плечами станционный смотритель.

- А комнату у вас нанять снять можно? – поинтересовалась девушка.

Оглядев ее с головы до ног сальным взглядом, служащий хмыкнул.

- А платить чем будете? – осведомился он.

- Деньгами, - огрызнулась Вера.

Молодец вышел из-за конторки и, обойдя ее кругом, назвал цену, явно завышенную.

- Вы шутите?! – вырвалось у Веры.

Ежели заплатить за комнату, то тех денег, что у нее останется вряд ли хватит, чтобы добраться до Никольска.

- Не нравится, ступайте, - пожал плечами служащий, указав рукой на дверь.

Подхватив саквояж, Вера решительно зашагала к двери, но выйдя на крыльцо остановилась. Дождь лил сплошным потоком. Судорожно вздохнув, девушка нырнула под холодные струи и вышла за ворота. «Finita la commedia», - вздохнула девушка. Некуда более идти.

Мимо нее, обдав грязью подол ее и без того пострадавшей юбки, промчалась коляска, но не проехав и десяти саженей остановилась.

Бахметьев, невзирая на ливень, спрыгнул с подножки и устремился к ней.

- Вера Николавна, Бог мой, вы совсем промокли, - остановился он перед ней.

Вода стекала с козырька его фуражки, мундир стремительно намокал.

- Ступайте, Георгий Алексеевич, не то тоже вымокнете, - отвернулась Верочка.

- Вы не дали мне ответа, - поймав двумя пальцами ее подбородок, заглянул в голубые глаза Бахметьев.

- За ночь ничего не переменилось, - убрала его руку Вера.

- Упрямица, - выдохнул Бахметьев и легко точно перышко, подхватив ее на руки, зашагал к коляске.

- Мой саквояж! – попыталась вывернуться Вера.

- Только если в нем миллион ассигнациями, - усмехнулся граф.

- Невозможный вы человек, - проворчала Вера, оказавшись под кожаным верхом коляски. Георгий Алексеевич устроился рядом и взял в руки вожжи.

- Вы не сказали мне ничего нового, - понукая лошадь, отозвался Бахметьев.

- Куда вы меня везете? – уцепившись за сидение, спросила девушка, когда ухоженный рысак резво взял с места.

- В Бахметьево, - коротко бросил граф.

- Я не поеду с вами, - нахмурилась Верочка.

- Вы уже едете со мной, - окинув ее быстрым взглядом, ответил Георгий Алексеевич.

- Я же оказала вам, - стукнула его кулачком по плечу Вера.

- Я не собираюсь покуситься на вашу добродетель mademoiselle, - отозвался граф. – По моей вине вы оказались без крыши над головой, так позвольте предложить вам пристанище.

Вера умолкла. Коляску подбрасывало на дорожных выбоинах, и она то и дело прислонялась к Бахметьеву помимо своей воли. От каждого подобного прикосновения, сердце замирало в груди, проваливаясь куда-то вниз, щеки пылали, сбивалось дыхание.

- Далеко нам ехать? – осведомилась она спустя час.

С десяток верст осталось, - ответил граф.

Вскоре он остановил экипаж перед массивными коваными воротами. Из сторожки выбежал привратник и торопливо распахнул их. Коляска покатила по подъездной аллее к величественному особняку, но, не доезжая до него, Бахметьев поворотил направо вглубь парка к скрытому от посторонних глаз флигелю.

Натянув вожжи, Георгий Алексеевич остановил коляску у самого крыльца и легко спрыгнул на землю. Дождь все еще шел, но был уже не настолько сильным, как у почтовой станции.

- Вашу руку, mademoiselle, - повернулся он к Вере.

- Я не могу принять ваше предложение, - запаниковала Вера.

- Довольно, Вера Николавна. Я дал вам слово, что не воспользуюсь вашим положением. Своим недоверием вы меня оскорбляете.

Хмуро глянув на него, Верочка вложила тонкие пальцы в его ладонь и только охнула, когда сильные руки обхватили тонкий стан и Бахметьев поставил ее на землю подле себя. Отворив перед нею двери, граф пропустил ее вперед.

- Я пришлю горничную, - остановился он на пороге. – Передайте через нее, что вам необходимо, и я распоряжусь на сей счет.

- Это неприлично, - вздохнула Вера.

- Вашей репутации ничего не угрожает. Никому не придет в голову искать вас здесь, - ответил он.

- Никому в голову не придет искать меня вообще, - горько заметила Вера. – Оставьте меня, - попросила она.

Коротко кивнув, граф вышел. Не прошло и четверти часа, как во флигель явилась молоденькая горничная, представившаяся Дашей. Девушка проворно помогла Вере избавиться от мокрой одежды и укутаться в просторный бархатный халат. Халат был явно мужским, и Вере не составило труда понять, кому именно он принадлежал. Она так устала, что обращать внимание на подобные мелочи просто не осталось сил. К тому же ее по-прежнему трясло в ознобе, и она никак не могла согреться. После того, как Дарья забрала ее одежду и внимательно выслушала все пожелания, Вера забралась в разобранную горничной постель и уснула.

Ей снился бальный зал, дивная музыка вальса, под которую она кружилась в объятьях графа Бахметьева, не отводя взгляда от его лица. Ей казалось, что у нее кружится голова, что ей не хватает воздуха, чтобы вздохнуть. Приятные, будоражащие кровь объятья, вдруг сделались слишком тесными, Вера попыталась вырваться из кольца сильных рук и проснулась. Она попыталась встать, но ноги не слушались. Запутавшись в длинных полах халата, она едва не упала. В спальню заглянула Дарья.

- Да вы горите, барышня, - осторожно дотронулась она до пылающего лба Веры. – Пойду барину скажу, чтобы за доктором послал, - заторопилась Даша.

- Не надобно доктора, - попыталась возразить Вера, но с пересохших губ сорвался только тихий писк.

Свернувшись калачиком в кресле, Верочка заплакала, вытирая слезы ладонями, как в детстве. Только нынче не было рядом маменьки, чтобы утешить, развеять все ее страхи, ободрить. Уткнувшись лицом в колени, Вера все рыдала, жалея саму себя, свою неудавшуюся жизнь, проклиная одиночество, в котором оказалась после смерти матери. Она настолько погрузилась в собственные переживания, что не обратила внимания на тихий скрип, с которым открылась дверь в комнату.

- Вера Николавна, - Бахметьев опустился на колени подле кресла. – Бог мой, да вы горите, дотронулся он прохладной ладонью до ее мокрой щеки. – Вам в постель вернуться надобно. Я уже послал за доктором.

Опираясь на его руку, Верочка послушно забралась обратно в постель. Георгий Алексеевич устроился в кресле, в котором до того сидела она и наотрез отказался покидать комнату до приезда лекаря.

Из-за плохой погоды рано стемнело. Бахметьев зажег лампу и прошелся по комнате, остановившись у окна. Георгий Алексеевич с беспокойством вглядывался в сумерки за окном, про себя ругая, на чем свет стоит нерасторопного эскулапа. Вера закашлялась, и граф метнулся к кровати.

- Всего лишь простуда, - выдавила она из себя. – Не надобно вам быть здесь.

- Я сам решу, - оборвал ее Бахметьев.

- Подайте воды, - попросила девушка.

Граф шагнул к столу и наполнил водой из графина стакан. Каждый глоток давался с трудом. Боль в горле была просто невыносимой.

- Я никогда не хворала, - прохрипела Вера.

- Все бывает в первый раз, - хмурясь, заметил Георгий Алексеевич.

В двери постучали.

- Наконец-то! – шагнул к порогу граф и распахнул двери. – Вы довольно долго добирались, - недовольно заметил он, когда пожилой доктор вошел в комнату и стянул перчатки.

- Дороги, ваше сиятельство, - пожал плечами эскулап. – Ну-с, где больная? – поинтересовался он.

- Здесь, - отступил в сторону Бахметьев, указав на кровать.

- Madame, как вы себя чувствуете? – поинтересовался доктор.

- Mademoiselle, - поправил его Георгий Алексеевич.

- Ступайте, ваше сиятельство, - обернулся доктор. – Я после вам все расскажу.

Что-то недовольно проворчав себе под нос, Георгий Алексеевич покинул спальню.

- Меня зовут Иван Прохорович, - улыбнулся доктор. – Позвольте мне вас осмотреть, и мы решим, что делать дальше.

- Вера Николавна, - выдавила из себя Вера.

Закончив осмотр, Иван Прохорович нахмурился:

- Ангина, mаdemoiselle, - вынес свой вердикт доктор. – Вам надобно оставаться в постели. Его сиятельству я расскажу, чем вас лечить. Завтра постараюсь вновь навестить вас.

Доктор вышел. За дверью послышались приглушенные голоса. Насколько бы Вере не было дурно, она все же отметила, что тому обстоятельству, когда в имении графа Бахметьева находится молодая незамужняя девица, доктор, казалось, нисколько не удивился. Однако углубиться в размышления по этому поводу она не успела. Почти сразу после ухода доктора вернулась Дарья. Горничная принесла горячий чай, малиновое варенье и какие-то капли, которые аккуратно накапала в стакан с водой, протянув его Верочке, когда она допила чай. Вода имела странный горьковатый привкус. Едва Верочка допила ее, голова отяжелела, и ее вновь стало клонить в сон.

___________________________________

 » Глава 14

Глава 14



Лидия Илларионовна вернулась в усадьбу только после полудня следующего дня. Несмотря на то, что ехать было недалече, она не решилась отправиться домой в столь ненастную погоду. К тому же Георгий Алексеевич забрал коляску, когда уехал из Покровского. Позднее он отправил экипаж обратно вместе с возницей, но уже ближе к вечеру.

Графиня приехала не в самом лучшем расположении духа. Едва переодевшись с дороги, она поспешила в кабинет сына, где, как ей стало известно, он встречался нынче с управляющим. Лакей, стоящий у дверей, поспешил было доложить графу о том, что ее сиятельство желает говорить с ним, но она молча отстранила слугу от дверей и вошла.

- Гаврила Аркадьевич, не могли бы вы оставить нас покамест? - обратилась она к управляющему.

Поклонившись графине, управляющий поспешил оставить мать и сына наедине.

- Maman, - выгнул бровь Бахметьев, - что заставило вас искать встречи со мной сразу по возвращению? – поднялся он из-за стола и отодвинул стул для матери.

Лидия Илларионовна, расправив юбки, присела.

- Ваше безрассудное поведение, Жорж! – недовольно ответила она, называя его на «вы» как то случалось в те моменты, когда она бывала особенно им недовольна.

- И в чем же оно выражается? – сложив руки на груди, поинтересовался Георгий Алексеевич, присев на край стола.

- И у вас еще достало совести спросить меня о том? – гневно ответила графиня. – Извольте. Мне казалось, что дело идет к помолвке с mademoiselle Епифановой.

Георгий Алексеевич шумно вздохнул, опустив ресницы.

- Право, maman, я тоже так думал, - отозвался он.

- Жорж, я не понимаю. К чему весь этот фарс с гувернанткой Уваровых?

- Я не состою в связи с mademoiselle Воробьевой, - холодно отозвался Бахметьев.

- Тогда объясните ее присутствие в Бахметьево! – взвилась графиня, утратив хладнокровие.

- Донесли уже, - иронично улыбнулся Георгий Алексеевич.

- Я все понимаю, - постаралась взять себя в руки madame Бахметьева. – Вы могли увлечься этой девицей, но зачем было привозить ее в усадьбу? К чему выставлять эту связь на всеобщее обозрение? Вы бы могли снять ей жилье в Петербурге. Жорж, это выше моего понимания!

- Возможно, я так и поступлю, - невозмутимо ответил граф, - но до тех пор, пока mademoiselle Воробьевой нездоровится, она останется здесь.

- Она что же, занемогла? – удивленно распахнула глаза графиня.

- Простудилась, - кивнул головой Бахметьев.

- Сколь своевременно, - хмыкнула графиня. – Жорж, вас водят за нос.

- Позвольте мне самому судить о том, - прошелся по кабинету Георгий Алексеевич.

- Жорж, перестаньте ходить из угла в угол, - нахмурилась Лидия Илларионовна. – Я не могу говорить с вами, когда вы словно маятник мелькаете у меня перед глазами.

- Простите, maman, - остановился Бахметьев.

- Я хочу вернуться к разговору о mademoiselle Епифановой, - указала сыну на кресло графиня. – Вы должны принести Олесе свои извинения.

- И никому ничего не должен, madame, - возразил Георгий Алексеевич, присаживаясь в кресло напротив матери.

- Не будьте таким упрямым, - поджала губы графиня. – Повинитесь, и вам охотно простят сие недоразумение.

- Нет! – отрезал Бахметьев.

- Вы меня разочаровываете, - вздохнула Лидия Илларионовна.

- Мне жаль, что не оправдал ваших ожиданий, - глядя в глаза матери, отозвался Бахметьев.

- Стало быть, своего решения вы не перемените? – поднялась со стула графиня.

- Не переменю, - кивнул Георгий Алексеевич. – Я не стану искать расположения mademoiselle Епифановой.

- Что ж, иного я и не ожидала, - покачала головой madame Бахметьева. – Надеюсь, что вашей maîtresse (содержанка, любовница) хватит ума не попадаться мне на глаза, покамест она находится здесь.

- Даю слово, вы не встретитесь, - кивнул головой граф.

Бахметьев не стал разубеждать мать в ее заблуждениях относительно его истинных отношений с гувернанткой Уваровых, потому как высказанные ею предположения в немалой степени были созвучны его собственным тайным мыслям. Он не терял надежды, что Вера переменит свое решение, когда в полной мере осознает безысходность своего положения. Безусловно, он не собирался нарушать данного ей слова, но не откажется от подобного подарка судьбы, коли она сама передумает.

Сколько Верочка себя помнила, она никогда не хворала. Несмотря на хрупкое сложение, она всегда отличалась завидным здоровьем. Никогда еще девушка не чувствовала себя столь плохо. Все тело ныло, она то пылала от жара, то тряслась в ознобе. Невыносимо болела голова и горло. Голос пропал совершенно, она даже с горничной вынуждена была объясняться знаками, потому как Даша оказалась неграмотной и разобрать каракули, написанные дрожащей рукой барышни, была не в состоянии.

Дарья, не сумевшая понять, что угодно барышне, не придумала ничего лучше, как только позвать барина. Георгий Алексеевич пришел сразу, как только горничная объяснила ему свои затруднения.

Бахметьев не задержался надолго во флигеле. Пробежав глазами, нацарапанные на листе бумаги строки, граф лишь коротко кивнул и вышел. Вечером больную навестил Иван Прохорович. Доктор хмурился, что-то бормотал себе под нос, но Вере так ничего и не сказал. После его ухода, девушка совсем загрустила. Ей показалось, что Бахметьев разочаровался в ней, увидев в столь неприглядном виде. Уж слишком торопился он ее оставить, даже не поинтересовался ее самочувствием.

В своих предположениях она была недалека от истины. Как и всякий молодой и здоровый человек, полный жизненных сил, Георгий Алексеевич не любил немощных и больных. Болезни и недуги всегда вызывали в нем чувство жалости, где-то смешанное с брезгливостью и даже отвращением. Ему не хотелось видеть Веру такой.

День сменила ночь, выдавшаяся весьма беспокойной. Верочку душил изматывающий кашель, не дававший уснуть и лишавший последних сил. Под утро ей стало казаться, что она никогда не поправится и болезнь сведет ее в могилу. Пусть доктор говорил об ангине, но ей стало казаться, что она умрет так же как ее мать.

Недуг сделал ее плаксивой и весьма чувствительной ко всему. Три дня продолжалось это странное состояние. То она впадала в беспамятство, то сознание возвращалось к ней, но ненадолго. Доктор навещал ее каждый день, а вот Бахметьев – ни разу после того, как заглянул во флигель по просьбе Дарьи. Пусть граф сам более и не появлялся, но пожелания её выполнил, даже сверх того. В углу спальни высилась гора коробок, в которых обнаружилось белье, шляпки, одежда и множество всевозможных мелочей. Обновки были весьма дорогостоящими, изысканными. Верочке в своей жизни не доводилось носить подобной роскоши, но расточительность графа ее нисколько не радовала. Вера не могла отделаться от мысли, что таким образом Бахметьев пытается купить ее благосклонность.

На четвертый день болезнь отступила. Вера все еще была слабой, но у нее появился аппетит, и возникло неодолимое желание выбраться из постели. После долгого пребывания в небольшой спальне, захотелось выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха, пройтись, размять ноги. Дарья помогла ей одеться и причесаться. Разглядывая свое отражение в зеркале, Вера нахмурилась. Бледные щеки впали, под глазами залегли темные круги, черты лица заострились.

- Негоже вам, барышня, гулять. Не оправились еще. А коли снова застудитесь? - заметила горничная, провожая ее по лестнице.

- Не застужусь. Тепло нынче, будто в середине лета, - улыбнулась Верочка.

- И все же я пойду барину скажу, - оставив ее на скамье в парке, отозвалась Дарья.

Вера прикрыла глаза и подставила лицо теплым солнечным лучам. Легкий ветерок шелестел в ветвях вековых деревьев у нее над головой, ласково касался бледных щек, играл льняными кудряшками, видневшимися из-под шляпки.

Мелкий гравий зашуршал под неспешной поступью. Вере не нужно было открывать глаза, дабы понять, кто нарушил ее уединение. Сделав вид, что не слышала, как он подошел, девушка даже не шевельнулась. Постояв некоторое время в задумчивости, разглядывая свою гостью, граф присел на скамью подле нее. Только тогда Верочка распахнула глаза и повернулась в его сторону.

- Bonjour, mademoiselle, - улыбнулся уголками губ Бахметьев. – Как ваше самочувствие?

- Благодарю за заботу. Мне намного лучше, - отозвалась Вера.

- Надеюсь, вашу просьбу я удовлетворил в полной мере? – поинтересовался Георгий Алексеевич.

- Того, что вы купили могло бы хватить, чтобы одеть весь Екатерининский. Ежели вы желали поразить мое воображение, то вам это удалось в полной мере, - не удержалась от сарказма Вера.

- Вижу, что вам и в самом деле стало лучше, - усмехнулся Бахметьев, - коли ваш острый язычок вновь при вас.

Вера отвернулась от него. Теплая ладонь Бахметьева накрыла ее руку, лежащую на скамье между ними. Девушка не убрала руки, чувствуя, как его длинные пальцы едва касаясь, скользят по тонкой замше ее перчатки.

- Я не знаю, что мне делать далее, - тихо произнесла Вера.

- Вам не надобно спешить принимать решение. Вас никто не гонит. Вы моя гостья и можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете, - слукавил Георгий Алексеевич, памятуя о словах матери и о своем обещании избавить ее от присутствия девушки в усадьбе, как только Вера поправиться.

- Я не могу оставаться здесь, - вздохнула Вера.

- Отчего? – сжал ее пальцы в своей ладони граф.

Вера осторожно вытащила свою ладонь из его руки и, сцепив пальцы в замок, положила руки на колени.

- Потому как это неприлично, - не придумала она ничего лучшего.

Ну, не могла же она, в самом деле, сказать ему о том, какого признания жаждало ее сердце?

- Вера, в том, что с вами приключилось есть немалая доля моей вины, и потому я чувствую себя обязанным позаботится о вас.

- Помнится, вы говорили, что неприятности следуют за мной по пятам, - улыбнулась Верочка. – Сдается мне, что именно вы – причина всех моих неприятностей.

- Похоже на то, - улыбнулся в ответ Бахметьев.

Георгий Алексеевич не решился заговорить о том, чтобы ей перебраться в Петербург, поскольку то выглядело бы как попытка предложить ей содержание, и он был уверен, что она в негодовании отвергнет его.

Вера поднялась со скамейки, Бахметьев тотчас поднялся следом и предложил ей руку:

- Не желаете пройтись?

- С удовольствием, - позволила она взять себя под руку.

Еще седмицу назад парк представлял собой зеленое царство, а ныне осень уже вступила в свои права, расцветив его золотом и багрянцем. Листья с мягким шелестом падали под ноги паре, прогуливающейся в молчаливой задумчивости по парковым дорожкам. Каждому было что сказать и что спросить, но никто не решился разрушить очарование мгновения.

Из окна своего будуара Лидия Илларионовна, поджав губы, наблюдала за сыном и его гостьей. При одном только взгляде на девицу, что неспешно шла под руку с ее сыном, в душе графини бушевало негодование. По глубокому убеждению madame Бахметьевой именно гувернантка была виновна в том, что расстроилась намечающаяся помолвка. «Безусловно, Жорж упрям, и уж коли вбил, что себе в голову, спорить с ним не имеет никакого смысла. Но ведь он обещал, стало быть, пришла пора напомнить о данном обещании», - отошла от окна графиня.

Бахметьев опоздал к обеду. Едва он появился в столовой, Лидия Илларионовна наградила сына укоризненным взглядом и всем своим видом продемонстрировала полнейшее недовольство тем, что он предпочел общество девицы с подмоченной репутацией обеду с матерью. Графиня велела подавать на стол только тогда, когда Георгий Алексеевич присел напротив нее. Графу весьма недвусмысленно дали понять, что его ждали, в то время как он прогуливался в обществе особы, которой по-хорошему вообще не место в усадьбе.

- Прошу меня извинить за опоздание, - взяв в руки вилку, извинился Бахметьев.

- Жорж, - вздохнула графиня. – Помнится, ты мне кое-что обещал.

- Говорите прямо, maman, - отозвался он.

- Изволь. По осени я собиралась пригласить в Бахметьево Епифановых, но пока эта девица, - интонацией она выделила слово «эта», - находится в поместье, я не могу принимать их здесь.

- Не вижу затруднений, - невозмутимо ответил граф. – Не приглашайте их и дело с концом.

- Это невозможно, я уже отправила приглашения, - солгала графиня. – Через две седмицы этой особы не должно быть в усадьбе.

Георгий Алексеевич нахмурился и отложил столовые приборы. Аппетит пропал. Вытерев руки о салфетку, граф поднялся из-за стола:

- Вы могли бы заранее поставить меня в известность о ваших планах, - холодно произнес он.

- Ежели ты не найдешь ей другое место, придется это сделать мне, - ответила графиня.

- Маменька, через две седмицы вы будете принимать гостей в Бахметьево без меня, - обманчиво тихо и спокойно произнес Бахметьев.

- Жорж! Ты не сделаешь этого! – вскочила со стула графиня.

- Не стоит за меня решать, где и с кем я буду проводить время, - обернулся в дверях Георгий Алексеевич.

- Я для твоего же блага стараюсь, - крикнула ему в спину графиня, но ответом ей был только стук захлопнувшейся двери.

Выйдя на крыльцо, Бахметьев несколько раз глубоко вздохнул, дабы унять бушующий в нем гнев. Георгий Алексеевич нисколько не сомневался в том, что его маменька поступит именно так, как задумала. Уступать никто никому не собирался. Оба отличались ослиным упрямством и стремлением сделать все по-своему. «Что ж, коли, maman, захотелось принимать гостей, препятствовать ей никто не станет, - решил Бахметьев - Но и на моё присутствие она может не рассчитывать».

Торопливо спустившись с крыльца, Георгий Алексеевич направился к флигелю.

Вера уже отобедала и сидя перед окном в крохотной гостиной, делала наброски карандашом, пытаясь рисовать небольшой мраморный портик на берегу речушки, что протекала через усадебный парк Бахметьево.

- Entrez! – отозвалась она на стук в двери.

- Вера Николавна, - вошел в комнату Бахметьве, - могу я поговорить с вами?

- Я вас слушаю, - отложила карандаш и бумагу Верочка.

- Что вы рисуете? – заинтересовался вдруг Бахметьев, оттягивая неприятный разговор.

Вера подвинула ему рисунок. Взяв его в руки, Георгий Алексеевич всмотрелся в изображение портика.

- У вас весьма недурно получается, - улыбнулся граф.

- Благодарю, - кивнула головой Вера без ложной скромности. – Так о чем вы хотели говорить? – обратилась она к нему.

Бахметьев шумно вздохнул и вернул ей рисунок:

- Через две седмицы моя маменька собирается принимать гостей здесь в Бахметьево. Думаю, вам не захочется встречаться с родственниками Ольги Михайловны.

- Я понимаю, - опустила голову Верочка. – Завтра же я оставлю вас.

- Вы меня не так поняли, Вера Николавна. Я не выгоняю вас. Я по-прежнему считаю себя ответственным за вашу судьбу. Поутру я поеду в Петербург и сниму вам жилье.

Вера подскочила со стула:

- Нет-нет. Вы не должны. Это будет выглядеть как…

- Как будто вы согласились стать моей содержанкой, - закончил за нее Георгий Алексеевич. – Я не настаиваю. Принимать решение только вам.

Вера отвернулась от него и уставилась в окно. Попроси она у него сейчас денег на то, чтобы вернуться в Никольск, он не посмеет ей отказать, тем более что все ее сбережения остались у забора почтовый станции в старом саквояже, но одновременно это означало бы, что она никогда более его не увидит. Но что дальше? Станет ли Тоцкий помогать ей, когда до него дойдут слухи о причинах ее ухода от Уваровых? Как она станет жить, коли все ее и так считают метрессой Бахметьева?

- Георгий Алексеевич, - повернулась она к нему, - что вы чувствуете ко мне?

Бахметьев растерялся. Он не ожидал подобного вопроса. Никогда при обсуждении дел такого толка не говорили о чувствах.

- Вы мне нравитесь, Верочка. Очень, - добавил он.

- Я боюсь довериться вам, - покачала головой Вера.

- Даю вам слово, что никогда не сделаю ничего против вашей воли, - боясь спугнуть, готовое сорваться с ее губ согласие, ответил граф.

- Я поеду с вами в Петербург, - выдохнула Вера, словно перед прыжком в пропасть.

По сути, ее решение и было прыжком в пропасть, в неизвестность. Соглашаясь на его предложение, она отныне вверяла ему свою жизнь и судьбу. Назад пути не будет. Теперь только туда, вниз в бездну…

___________________________________

 » Глава 15

Глава 15



Поутру, помогая Вере одеваться, Дарья обмолвилась, что барин нынче в столицу уехал ни свет, ни заря. Вера замерла перед зеркалом. Еще вчера то были лишь слова, а вот ныне все изменилось. Взгляд ее обратился к горе коробок, сложенных в углу маленькой спальни. Она взяла лишь самое необходимое, оправдывая себя тем, что в саквояже, оставленном у станции, остались почти все ее пожитки. Остального Вера не касалась. Ей казалось, что она до тех пор не зависит от Бахметьева, пока не пользуется его невиданной щедростью.

Даша собрала льняные кудри в тяжелый узел на затылке и, закрепив его шпильками, отступила на шаг, оглядывая свою работу.

- Что надеть нынче желаете? – обратилась она к Вере.

- То же что и вчера, - отозвалась девушка.

Дарья многозначительно оглядела угол комнаты, но Вера лишь упрямо поджала губы, сделав вид, что не заметила взгляда горничной.

Устроившись у окна гостиной, она принялась было дорисовывать мраморный портик, но пальцы дрожали и не слушались. Отбросив карандаш, Вера откинулась на спинку стула и прикрыла глаза.

- Барышня, - негромко окликнула ее Дарья, - его сиятельство вам записку передали.

Вера поднялась со стула и взяла из рук горничной свернутый вчетверо лист бумаги. Бахметьев писал, что нашел вполне подходящее жилье для нее и ожидает ее в Петербурге.

«Господи! Отчего так? Сама себе не хозяйка!» Сначала в Екатерининский отдали, не спрашивая ее на то согласия, после смерти маменьки Тоцкий взялся решать ее судьбу, пристроив гувернанткой в дом Уваровых, а вот ныне Бахметьев распоряжается ею. В последнее время у Веры часто возникало ощущение, что кто-то пытается ей управлять. На первый взгляд все было очевидно. Сначала старуха Уварова попыталась вовлечь ее в гнусную интригу, затем Бахметьев довольно бесцеремонно вмешался в ее жизнь, но истинный кукловод оставался в тени. Этот неведомый ей кто-то умело дергал за ниточки, заставляя послушную марионетку в своих руках совершать угодные ему действия. Будто пешка в чужих руках и остается только гадать, что суждено: то ли пожертвуют ею для достижения своих целей, то ли мелкой сошке суждено ферзем стать. «Это вряд ли», - вздохнула Вера, свернув записку Бахметьева и небрежно швырнув ее на стол.

Из спальни послышались приглушенные мужские голоса. Двое лакеев выносили коробки и грузили их в поданный к крыльцу экипаж.

- Не надобно! – попыталась возразить Вера, встав у одного из них на пути. – Верните все это на место. Мне ничего не нужно.

- Барин приказал, - пожал плечом лакей. – Вы уж, барышня, приедете в столицу и сами с ним решайте. Пожелаете - в Неву выбросите, а мы люди подневольные. Нам приказали, мы делаем.

Девушка отступила сторону, освободив дорогу:

- Заканчивайте с этим побыстрее, - махнула она рукой.

Сборы были недолгими и уже спустя час, Вера садилась в экипаж. К ее немалому удивлению Дарья, собрав свои немногочисленные пожитки, отправилась вместе с нею.

- Это тоже распоряжение его сиятельства? – иронично поинтересовалась Вера, едва Даша устроилась на сидении напротив нее.

- Георгий Алексеевич мне самой решать предоставил, - опустила ресницы девушка.

- А не боишься, что репутация твоя пострадает? Чай не барыне прислуживать собралась, - неожиданно зло спросила Верочка.

- Барин пообещал вдвое платить, - подняла голову Дарья, прямо глядя в лицо новой хозяйке, - а у меня в семье мал мала меньше, мамка в прошлом годе померла, а тяте одному не под силу столько ртов кормить.

Вера отвернулась. Совестно стало за свои злые слова. И в самом деле! Чего вызверилась на горничную? Дашина ли вина в том, что отныне ее собственная репутация и гроша ломанного не стоила? Кто она нынче, коли не содержанка? Бахметьев снял ей жилье, накупил ворох баснословно дорогих нарядов, разве, что драгоценностей пока не дарил. «Но коли дальше так пойдет, то и за этим дело не станет», - невесело усмехнулась девушка. Она полностью на содержании графа, и рано или поздно за все придется сполна заплатить. «Надо было вернуться в Никольск, - тоскливо вздохнула Верочка. – Ну, вернулась бы. А дальше что? Куда податься? Дом сдан. В компаньонки к Аграфене Тихоновне? Да стоит той узнать, какова причина ухода от Уваровых, не задумываясь на улицу выставит!»

Дарья, заметив, что воинственный пыл барышни угас и сменился тоскливым унынием, тихо вздохнула. Что-то неправильное было во всем этом. В поместье судачили, что хозяин метресску свою в усадьбу привез, да только с первого взгляда видно было, что барышня-то не из тех, кто свою честь на щедрое содержание променяет.

Уже в сумерках экипаж въехал в столицу. Колеса загрохотали по булыжной мостовой. Это был второй визит Верочки в Петербург, а потому она, не сдержав любопытства, отодвинула занавеску с оконца, рассматривая улицы, фасады домов и прохожих, встречавшихся на пути. Миновав Дворцовую набережную, возница свернул на Невский, проехал Гостиный двор и повернул на набережную Фонтанки, где и остановился и трехэтажного дома с желтым фасадом.

- Приехали, барышня, - открывая дверцу кареты и подавая ей руку, пробасил он.

Вера ступила на мостовую, оглядываясь по сторонам. Двери парадного отворились, и навстречу поспешил невысокий мужчина, одетый в сюртук из добротного серого сукна.

- Вера Николавна, рад, что вы наконец-то приехали. Я уж заждался.

- Простите, - обернулась к нему Вера.

- Ах, простите. Забыл представиться, - хлопнул себя ладонью по лбу мужчина. – Доверенное лицо его сиятельства графа Бахметьева Валериан Иннокентьевич Ляпустин. Георгий Алексеевич просил вас встретить и разместить, так сказать, со всеми удобствами.

- А что же он сам? Не смог? – не удержалась от сарказма Верочка.

Не уловив в ее тоне ни тени иронии, Ляпустин принялся расписывать, каким занятым человеком является его сиятельство. Недовольно что-то ворча себе под нос, швейцар принялся снимать багаж с задка экипажа. Кому ж понравится, что новая жиличка явилась уже под вечер, когда все порядочные люди уж ужинать садятся да ко сну готовятся?

Все время, пока прислуга перетаскивала коробки и сундуки, Валериан Иннокентьевич не умолкал ни на минуту, рассматривая девушку с нескрываемым любопытством.

- Сюда пожалуйте, - суетливо забегая вперед нее, указывал дорогу Ляпустин. – На второй этаж, будьте добры. Апартаменты не сказать, чтобы роскошные, но это лучшее, что удалось найти за столь короткое время, - отворил он перед нею двери в квартиру на втором этаже.

Дом, в котором Бахметьев снял квартиру, некогда принадлежал довольно известному аристократическому семейству. Но со временем потомки знатного рода разорились и, разделив фамильный особняк на несколько квартир, ныне сдавали его внаем, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

Ляпустин не лукавил, когда говорил, что апартаменты не больно-то роскошные, но Вере после ее скромной комнаты в поместье Уваровых и тесного флигеля в Бахметьево квартира показалась огромной. Обходя комнату за комнатой, она не переставала дивиться тому, сколь велика оказалась щедрость графа Бахметьева.

Она будто не замечала потертых ковров и износившихся портьер, стершегося лака на мебели.

- Георгий Алексеевич просил сделать все быстро, - словно извиняясь, заметил Ляпустин. – Но вы, Вера Николавна, не огорчайтесь. Договор подписан на ваше имя, деньги внесены на год вперед, так что можно будет сделать ремонт и обновить остановку.

- На год вперед? – повернулась к Ляпустину Верочка, не сумев скрыть удивления.

- Я не уполномочен решать вопросы по сроку, - промямлил Валериан Иннокентьевич, очевидно, решив, что пассия графа недовольна столь незначительным, по ее мнению, сроком. – Вам бы это с его сиятельством обговорить, - пожал он плечами.

- Непременно, - пробормотала Вера, стягивая с рук перчатки. – Благодарю вас за заботу, но мне бы хотелось остаться одной, - с намёком посмотрела она дверь.

Валериан Иннокентьевич подобострастно поклонился и поспешил удалиться. Обойдя квартиру, Вера, миновав будуар, вошла в спальню, где уже вовсю хозяйничала Дарья. Горничная успела застелить постель свежим бельем и ныне развешивала в гардеробной платья, купленные на деньги Бахметьева, вынимая их из коробок.

У Веры совершенно не было сил, дабы возразить. В животе давно урчало от голода, но она не представляла себе, каким образом решить вопрос с ужином. Впрочем, ей недолго пришлось раздумывать над тем. Спустя чуть более часа после ухода Ляпустина в двери позвонили. Дарья отправилась открывать, взяв на себя роль дворецкого.

- Барышня, его сиятельство пожаловали, - заглянула она в будуар, где Вера успела расположиться за бобиком, дабы написать Тоцкому о постигших ее переменах.

- Вера Николавна, - вошел вслед за горничной Бахметьве, - прошу извинить меня за то, что без предупреждения, - улыбнулся граф. – Мне доложили, что вы устроились. Увы, кухарку пока найти не удалось, потому я взял на себя смелость пригласить вас на ужин.

- Право, не стоило этого делать, - смутилась девушка.

- Не упрямьтесь, - усмехнулся Бахметьев. – Думаю, вам хватит полчаса, дабы приготовиться к выходу, - обернулся он в дверях будуара.

Верочка растеряно посмотрела на свою горничную. Слишком стремительно менялась ее жизнь, и она совершенно не успевала приспособиться к этим переменам.

- Серое шелковое с черным кружевом, - улыбнулась Дарья. – И шляпка в тон ему имеется.

Девушка махнула рукой, предоставив горничной решать вопрос со своим гардеробом. Ее вновь посетила мысль о том, что все уже решено за нее наперед, и что бы она ни делала – итог будет один. Мысль сия была неприятна, но противиться происходящему было все равно, что попытаться остановить мчащийся по рельсам поезд. Дарья довольно быстро справилась со своими обязанностями и уже через четверть часа Вера, одетая в модный туалет и причесанная, вошла в гостиную, где ожидал Бахметьев.

- Позвольте заметить, что вы очаровательны, - поднес к губам ее руку граф.

- Георгий Алексеевич, нам надобно поговорить, - вполголоса заметила девушка.

- Bien (Хорошо), - согласился Бахметьев, - но не здесь, - предложил он ей руку.

Верочка молча забралась в экипаж и, дождавшись, когда граф закроет за собой дверцу, заговорила.

- У меня создалось крайне неприятное впечатление, Георгий Алексеевич, - начала она.

- Я вам чем-то не угодил? – усмехнулся Бахметьев, перебив ее. – Все сделано исключительно с вашего согласия.

- Меня не покидает мысль, что вы пытаетесь меня купить, - нахмурилась Вера. – Должна заметить, что вы напрасно тратите время и деньги.

- Неужели? - откинулся на спинку сидения граф, не спуская с нее пристального взгляда. – Я всего лишь пытаюсь загладить свою вину перед вами.

- Мне нужна была только крыша над головой, временное пристанище. Совершенно не обязательно было покупать все эти вещи, и потом эта квартира… Ваше доверенное лицо, некто Ляпустин уведомил меня о том, что вы заплатили за нее за год вперед.

- Вера Николавна, - вздохнул Бахметьев, - вы хотите говорить об этом прямо сейчас?

Вера кивнула головой:

- Я пытаюсь понять ваши истинные намерения.

- Они лежат на поверхности, - окинув ее взглядом с головы до ног, лениво отозвался Бахметьев. – Что ж, желаете начистоту? Извольте. Вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Да, я не стану отрицать, что пытаюсь завоевать ваше расположение, воспользовавшись затруднениями, возникшими у вас. Но я не стану ни к чему вас принуждать. Вы свободны в своем выборе.

- Разве у меня есть выбор? – поджав губы, осведомилась Верочка. – Вы словно паук опутали меня паутиной.

- Выбор есть всегда, - тихо, но твердо ответил Бахметьев. – Только вам решать, и я не требую от вас немедленного ответа.

- Ежели я скажу «нет»? – тихо поинтересовалась Вера.

- За жилье уплачено на год вперед, утрату вашего гардероба я вам возместил. Вы совершенно свободны.

Верочка отвернулась, уставившись невидящим взглядом в оконце экипажа. Фонари расплывались яркими желтыми пятнами перед глазами из-за выступивших слез. Ни слова о чувствах. «Вы мне нравитесь», - разве этого достаточно? Как можно было полюбить человека, который смотрит на их отношения исключительно как купец на товар?

- Надеюсь, вы не станете торопить меня с ответом, - отозвалась она, не глядя на Бахметьева.

- Я уже дал вам слово, - ответил он.

Экипаж остановился. Бахметьев, легко спрыгнув с подножки, подал руку своей спутнице. Ступив на мостовую, Вера замерла. Граф привез ее в одно из самых модных и дорогих мест Петербурга – ресторацию Бореля. Навстречу постоянному посетителю гостеприимно распахнул двери рослый швейцар-татарин.

- Да вы никак оробели, Вера Николавна? – положив ладонь поверх ее руки, тихо заметил Бахметьев.

- Мне никогда не приходилось бывать в местах подобных этому, - посмотрела ему в глаза Вера.

- Смелее, - усмехнулся Георгий Алексеевич. – Ручаюсь, вам понравится.

- Сомневаюсь, - пробормотала Вера, позволив ему увлечь себя в раскрытые двери.

Вечером у Бореля всегда было многолюдно. Собиралась здесь в основном публика богатая: высший свет Петербурга, состоятельные купцы, частенько здесь кутили кавалергарды, бывали великие князья. Вера испуганно жалась к своему спутнику, вцепившись в рукав его мундира так, что заныли пальцы, пока официант вел их к уединённому столику, заранее заказанному графом.

По пути Бахметьев раскланивался со знакомыми, однако Веру никому не представлял. Усадив ее за стол, Георгий Алексеевич устроился напротив.

Стол уже был накрыт на двоих. Заказав официанту бутылку шампанского, граф повернулся к Верочке.

- Вы были уверены, что я соглашусь? – вздернула бровь Вера, оглядев стол.

- Довольно самонадеянно с моей стороны. Не находите? – рассмеялся Георгий Алексеевич.

- Сдается мне, вы всегда добиваетесь того, что хотите, - тихо обронила Вера.

- Не всегда, - накрыл ее руку своей Бахметьев.

Вера вытащила пальцы из-под его ладони и взяла в руку вилку, - смутившись откровенного намека, прозвучавшего в его словах.

Официант принес шампанское и, разлив его по бокалам, удалился.

- Я хочу выпить за вас, - поднял свой бокал Бахметьев.

- За меня? – взялась Вера за тонкую ножку фужера.

- Не знаю, как выразить словами то, что я чувствую, встретив вас, - медленно произнес Георгий Алексеевич. – Какой-то душевный подъем, жажду жизни, стремление к переменам, - улыбнулся он.

- А вот у меня от этих перемен голова кругом, - вздохнула Верочка, поднимая бокал.

- Неужели лучше быть гувернанткой при избалованной девчонке? – пригубил шампанское граф.

- Аннет вовсе не избалована, - вступилась за свою бывшую воспитанницу Вера. – Она очень ранимый ребенок, а вас невзлюбила за ваши отношения с ее матерью.

- Этих отношений больше нет, - поспешил заверить ее Бахметьев. – И это тоже ваша заслуга.

- Бог мой, Георгий Алексеевич. К чему вы говорите мне это?

- Только встретив вас, я понял насколько мне скучно с Ольгой, - ответил граф.

- Стало быть, я вас развлекла, - фыркнула Вера, поставив на стол нетронутый бокал с шампанским.

- Я не хотел вас обидеть, Верочка, - улыбнулся Георгий Алексеевич. – Просто моя жизнь переменилась. Не знаю, как сказать. Увы, я не наделен поэтическим даром. Мне трудно объяснить. Для меня вы словно лучик солнца в ненастный день, первая звезда в сумеречном небе.

Стараясь скрыть свое смущение, Вера вновь потянулась к бокалу и сделала большой глоток. От пузырьков засвербело в носу, и она едва не чихнула. «Боже! Едва не оконфузилась», – с трудом проглотила она вино и перевела дыхание. Вкус вина был превосходным. Впрочем, ей в своей жизни доводилось пить шампанское всего лишь раз. То был день рождения ее маменьки и бутылку вина тогда принес Тоцкий, дабы поздравить именинницу.

Верочка даже не заметила, как опустел ее бокал, она не углядела, когда граф успел вновь его наполнить. Чувство голода отступило, голова сделалась восхитительно легкой. Ее перестала пугать окружавшая роскошь, куда-то исчезло одолевавшее весь вечер смущение, она уже не отдергивала своей ладони, когда Бахметьев касался ее руки. Более того, ей самой невыносимо хотелось коснуться его, провести кончиками пальцев по гладко выбритой щеке.

- Еще! – поставила она на стол пустой фужер.

Георгий Алексеевич отрицательно покачал головой:

- С вас довольно, Вера Николавна, - тихо заметил он.

- Вам что же жалко шампанского для меня? – усмехнулась Вера.

- Нисколько. Боюсь только, поутру вы пожалеете о своей невоздержанности.

- И все же! Я настаиваю, - едва не рассмеялась Вера.

«Отчего вдруг сделалось так смешно? Откуда это желание, вскочить со стула и неистово закружиться под быстрый цыганский напев? И откуда взялись цыгане?» - огляделась по сторонам Вера.

Бахметьев наполнил ее бокал и протянул ей:

- Вера Николавна, позвольте я вас провожу.

- Я не хочу спать, - весело сверкнула глазами девушка.

- И чего же вы желаете? – усмехнулся Бахметьев, разглядывая ее.

- Петь, танцевать, все что угодно!

- Будут вам танцы, но в другой раз, - подал ей руку граф, помогая подняться со стула.

Веру качнуло, и она, тихо ойкнув, приникла к Бахметьеву.

В экипаже ее укачало. Веки отяжелели, глаза то и дело закрывались, и она задремала, положив голову на плечо своего спутника. Бахметьев осторожно обнял хрупкие плечи, вдохнул тонкий цветочный аромат ее духов. Желание коснуться поцелуем приоткрытых губ будоражило кровь, но он не позволил себе воспользоваться ее слабостью.

Георгий Алексеевич не стал будить ее, когда карета остановилась. Взяв девушку на руки, граф поднялся со своей ношей в снятые им апартаменты и, передав ее на попечение горничной, удалился. Всю дорогу до дома Бахметьев улыбался, вспоминая ушедший вечер. Более всего он сожалел о том, что ему не доведется увидеть ее поутру, когда хмель покинет прелестную головку. Было бы забавно наблюдать за ней, когда наступит момент отрезвления, и она вспомнит о высказанных ею желаниях.

___________________________________

 » Глава 16

Глава 16



Веру разбудил тихий перестук дождевых капель об оконное стекло и подоконник. Открыв глаза, девушка тотчас со стоном закрыла их вновь. Нестерпимая боль пронзила виски и затылок. Попытка перевернуться на другой бок, вызвала новый приступ мигрени. Стены спальни, балдахин над головой – все закружилось в безумном хороводе. События вчерашнего дня всплывали в памяти обрывками воспоминаний: тихий звон столовых приборов, смеющиеся темные глаза Бахметьева, пузырьки шампанского, лопающиеся на языке, быстрый задорный цыганский напев – все смешалось в голове, и невозможно было разобрать, где сон, а где явь. Было ли, не было ли? Полумрак экипажа, губы, чуть касающиеся ее виска и тихий шепот над самым ухом: «Mon coeur est. Mon ivre de bonheur». (Сердце мое. Мое хмельное счастье).

Верочка закрыла глаза, но сон уже покинул ее и не желал возвращаться. Оставалось только найти в себе силы подняться с постели. Но как то сделать, коли от малейшего движения головная боль грозит свести с ума? В двери спальни тихо поскреблась горничная.

- Entrez, - простонала Вера, переворачиваясь на спину.

- Барышня, его сиятельство пришли. Вас спрашивают.

- Который час? - с трудом села на постели девушка.

- Полдень уж, - повела плечиком Дарья.

- Как полдень! – спустила ноги с кровати Вера. – Одеваться немедленно. Хотя нет! Погоди! Передай его сиятельству, что я занемогла и принять его не могу.

- Георгий Алексеевич просили кофий подать в столовую и нынче ожидают вас там, - опустила глаза Даша, теребя в руках край белоснежного передника.

Вера сжала пальцами виски. Все правильно! Бахметьев здесь хозяин, и прислуга будет выполнять распоряжения того, кто ей платит. Ну что же, коли его сиятельству угодно ее видеть, она выйдет, только пусть не ждет, что ради него она станет прихорашиваться и наряжаться. Поднявшись с кровати, Вера покачнулась и ухватилась за спинку кресла. Замутило, липкая испарина выступила на лбу. Зажав рот рукой, девушка из последних сил рванулась в уборную. Так плохо, как нынче утром, ей еще не было никогда. «Боюсь только, поутру вы пожалеете о своей невоздержанности», - всплыло в голове предостережение Бахметьева. О, он, конечно же, знал, о чем говорил. Умывшись холодной водой, Вера вернулась в спальню. Дарья успела принести из гардеробной прелестное утреннее платье нежно-голубого цвета и ждала у туалетного столика с расческой в руках.

Покончив с утренним туалетом, Вера, с трудом переставляя ноги, направилась в столовую. Бахметьев, вольготно расположившись в кресле и жмурясь от удовольствия, пил кофе. При появлении Веры, граф поставил чашку на стол, поднялся и одернул мундир.

- Доброе утро, Вера Николавна. Прошу извинить меня за нежданное вторжение.

- Скорее уж, добрый день, - протянула ему руку Вера, тяжело вздохнув.

- Как ваше самочувствие? – едва заметно улыбнулся Бахметьев.

- Вы должны были остановить меня, - поморщилась Верочка.

- Видит Бог, я пытался, - усмехнулся Георгий Алексеевич. – Выпейте кофе. Вы обязательно почувствуете себя лучше, - налил он во вторую чашку густой ароматный напиток.

- Благодарю, - присела Вера на краешек стула. – Вас привело сюда только беспокойство о моем самочувствии?

Граф кивнул головой, окинув ее внимательным цепким взглядом. Вера и сама знала, что выглядит она из ряда вон плохо. Мертвенная бледность, разлившаяся по лицу, темные круги под глазами, трясущиеся руки и влажные от испарины виски.

- Я ехал на службу и решил заглянуть к вам.

- Ну, что же, коли вы убедились в том, что я все еще жива, хотя и не совсем здорова, может, вы оставите меня покамест?

- Прогоняете? – улыбнулся Бахметьев.

- Если угодно, да, - кивнула головой Верочка. – Мне бы хотелось остаться одной.

- Понимаю, - поднялся со стула граф. – Вера Николавна, - обернулся он в дверях, - ежели вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Визитку я оставил на столе, - откланялся Бахметьев.

Верочка осталась одна. Ей было слышно, как тихо переговариваются в передней Даша и Георгий Алексеевич, но слов разобрать она не смогла. Потом он ушел, хлопнула входная дверь, и квартира погрузилась в оглушающую тишину. Слышно было только, как тикают большие напольные часы в гостиной. Тик-так, тик-так, стучало в висках у Верочки. Надобно бы подняться и заставить себя дописать письмо к Тоцкому, которое начала накануне, но неимоверная усталость и хандра будто пригвоздили ее к месту. Письмо-письмо, мерно выстукивали часы. Взяв со стола карточку с золотым тиснением, Вера поднялась и, шаркая, как древняя старуха, направилась к себе в будуар. Письмо лежало там, где она его оставила вчерашним вечером. Перечитав еще раз начатые строки, Верочка со вздохом взяла в руку перо и склонилась над посланием.

Она не стала ничего скрывать и написала все как есть. Закончив, она помахала листом в воздухе, дабы побыстрее просохли чернила, торопливо засунула письмо в конверт и позвонила в колокольчик. Отдав письмо горничной, девушка еле доплелась до кровати и как подкошенная рухнула в постель, не раздеваясь.

***

Тоцкий нервно мерил шагами свой кабинет, не в силах заставить себя усидеть на месте. Его беспокойный взгляд то и дело обращался к человеку, расположившемуся в его собственном кресле и внимательно читающему письмо, что он получил не так давно от mademoiselle Воробьевой. Наконец, посетитель окончил читать, сложил послание и вернул его Тоцкому.

- Не понимаю вашей озабоченности, - поднялся с кресла мужчина.

- Не понимаете! – взвился Тоцкий. – Я вас предупреждал, что все это добром не кончится. Надобно было все рассказать ей, открыться, но вы решили использовать ее, оставив в неведении. Видите, к чему это привело!

- К чему? – невозмутимо поинтересовался мужчина. – На мой взгляд, подобное положение только нам на руку.

- Как вы не понимаете!? – негодовал Тоцкий. – Ее репутация отныне погублена. Вы ничего не сможете более добиться.

- Послушайте, Парфен Игнатьевич, не стоит так драматизировать. Ничего еще не потеряно. К тому же его сиятельство рано или поздно оставит ее, и она падет мне в руки аки созревший плод. Только я смогу спасти ее от позора и вернуть ей доброе имя. Лучше бы, конечно, рано, чем поздно, - добавил он. – Но я, думаю, что при благоприятном стечении обстоятельств это можно будет и ускорить. Во всяком случае, это я возьму на себя.

- Вы как хотите, а я умываю руки! – едва не взвизгнул Парфен Игнатьевич. – Завтра поутру я поеду к Уварову и все ему расскажу.

- Только посмейте, - угрожающе навис над Тоцким его собеседник. – Я десять лет жизни потратил на то, чтобы разыскать эту девицу и устроить все должным образом. Я приехал в ваше захолустье, как только получил вашу истеричную записку. Неужели я вам мало плачу? Да вы сами по самые уши увязли в этом деле! На каторгу захотели?! – прорычал он, схватив его за лацканы сюртука.

Тоцкий побледнел и отступил на шаг от своего vis-à-vis, вынуждая того выпустить из рук свой сюртук.

- Не горячитесь, mon ami, - пробормотал он. – Это я не подумавши сказал.

- То-то же, - улыбнулся уголками губ его собеседник.

Парфен Игнатьевич поежился под холодным взглядом серых глаз, поправил лацканы сюртука и шагнул к двери.

- Не желаете отобедать со мною? Я угощаю.

- С удовольствием, - взяв со стола свой цилиндр, мужчина проследовал за Тоцким в открытую дверь.

***

Минуло две седмицы с того дня, когда Верочка переехала в Петербург, в апартаменты, снятые Бахметьевым. Штат прислуги за это время расширился за счет кухарки и лакея, нанятых графом. С тех самых пор, как она довольно бесцеремонно выставила его за дверь, Георгий Алексеевич более не наносил ей визитов, хотя она регулярно получала от него записки и небольшие знаки внимания.

Иногда то бывали пирожные или конфеты из дорогой итальянской кондитерской, книжные новинки, дамский ридикюль, расшитый стеклярусом и подобные мелочи. Безусловно, получать подарки было приятно, но Вера довольно часто стала замечать за собой, что ей не хватает общества Бахметьева. Изо дня в день, пребывая в четырех стенах своей квартиры, она изнывала от скуки и безделья, но написать ему и попросить о встрече, она не решалась, полагая, что он расценит ее приглашение, как признак капитуляции.

Первым сдался Бахметьев. Он сознательно не навещал Веру, надеясь, что скука вынудит ее искать с ним встречи, но недооценил упрямства девушки и твердости ее характера. Георгий Алексеевич явился в дом на Фонтанке солнечным осенним днем. Рассчитывая угодить Верочке, Бахметьев предварительно посетил лавку, где приобрел альбом для акварелей, краски и кисти.

Его визиту Верочка обрадовалась, а уж когда развернула принесенный им сверток, ее восторгу не было предела. Наблюдая за ней, Бахметьев мысленно поздравил себя с удачным выбором подарка. Принадлежности художника нисколько не оскорбляли достоинства девушки, но зато принесли дарителю щедрый дар в виде почти невесомого поцелуя в щеку, коим она наградила его в порыве благодарности.

- Вы спасли меня от тоски, Георгий Алексеевич, - перебирая подаренные сокровища, улыбнулась Вера.

- Вы тосковали без моего общества? – позволил себе ироничный вопрос Бахметьев.

- О, да, - нисколько не лукавя, отозвалась Вера, позабыв о необходимости скрывать от него свои истинные чувства.

Опомнившись, она залилась румянцем, но перехватив его довольный взгляд рассмеялась:

- Право, вы сумели мне угодить, - провела она кончиком пальца по мягкому ворсу кисточки.

- Я рад, что вы довольны. Вера Николавна, - откашлялся он. - Уж, коли речь зашла о скуке, позвольте пригласить вас посетить Летний Сад.

- Летний Сад? – очнулась от своих дум Верочка. – Это было бы замечательно.

- Разумеется, ежели у вас есть желание отправиться на прогулку.

- Я только переоденусь, - тотчас согласилась девушка.

Несмотря на то, что был уже конец сентября, день выдался на редкость теплым, а осенний парк еще не успел растерять весь свой яркий багряно-золотой убор.

Каким же наслаждением было идти по широкой парковой аллее под руку с человеком, одно присутствие которого подле нее, наполняло Веру ощущением невероятной радости и всеобъемлющего счастья. Довольно было лгать себе самой. Отрицать то, что она влюблена в Бахметьева, более не имело никакого смысла. Одно только омрачало ее радость. Увы, граф вовсе не испытывал к ней и сотой доли тех чувств, что владели ею по отношению к нему. «Будь, что будет, - мысленно говорила она самой себе. – Уж лучше полюбить безответно, испытать то чувство, что заставляет сладко сжиматься сердце только при взгляде на него, чем вовсе никогда не знать сих трепетных волнений». Она была в шаге от того, чтобы согласиться на его скандальное предложение. Удерживало ее только понимание того, что обратной дороги не будет.

- Вера Николавна! – детский голосок заставил Верочку обернуться.

Княжна радостно помахала ей рукой, и, вырвав другую ладошку из руки своей grand-mère, устремилась навстречу бывшей гувернантке.

- Аннет, - не смогла сдержать радостной улыбки Вера.

- Я соскучилась по вас, - взяла ее за руку девочка, смерив Бахметьева неприязненным взглядом.

- Я тоже скучала, - склонилась Верочка к своей бывшей воспитаннице.

Подошла старая княгиня и к немалому удивлению Верочки весьма любезно поприветствовала и ее, и графа.

- Георгий Алексеевич, мне бы хотелось сказать несколько слов mademoiselle Воробьевой наедине. Вы позволите? - обратилась княгиня к Бахметьеву.

- Bien, madame, - кивнул головой граф.

- Вы не могли бы присмотреть за Аннет? – улыбнулась ему Елизавета Петровна.

- С удовольствием, - отозвался Бахметьев, взяв княжну за руку. – Mademoiselle, позвольте сопровождать вас? – наклонился он к девочке.

Бросив настороженный взгляд на свою бабку, Аннет позволила Бахметьеву увести себя в сторону.

- Это из-за вас mademoiselle Вера нас оставила, - сердито надула губы княжна, едва они оказались вне досягаемости ушей ее бабки.

- Вы правы, - вздохнул Бахметьев. – Виноват, mademoiselle. Как я могу загладить свою вину перед вами?

- Не обижайте ее, - совершенно серьезно произнесла Анна, и голубые глаза девочки наполнились слезами.

- Сделаю все, что в моих силах, - вытер слезинку белоснежным платком, тотчас извлеченным из кармана, с детской щеки Бахметьев.

Взгляд его обратился к Верочке и княгине. Ему показалось, что Уварова попыталась взять Веру за руку, но девушка спрятала ладонь в складках ротонды и отступила от пожилой дамы на шаг.

- Верочка, поверьте. Мне жаль, что все так вышло, - губы княгини задрожали, выдавая ее расстройство.

- Вам жаль, что вы так легко разрушили мою репутацию, а может и всю мою жизнь? – нахмурилась Вера.

- Я понимаю, что поступила дурно, и мне очень совестно перед вами. Ежели вам понадобится помощь, знайте, мои двери всегда будут открыты для вас, что бы ни случилось.

- Надеюсь, ваша помощь мне никогда не понадобится, - довольно резко ответила Вера.

- Ежели бы вы только могли меня понять…

- Я вас понимаю, но не могу найти вам оправдания, - покачала головой Верочка, - прощайте, ваше сиятельство, - кивнула она головой и повернулась к графу, давая понять, что разговор окончен.

- Рада была повидаться с вами Аннет, - простилась с княжной Вера, позволяя Бахметьеву взять себя под руку.

- Чего хотела от вас старая ведьма? – тихо поинтересовался Бахметьев, когда они удалились от княгини и ее внучки на значительное расстояние.

- Я не желаю говорить о том с вами, - отчеканила Верочка.

Ее солнечное настроение померкло после встречи с княгиней, потому как ей вновь напомнили, с чего началось ее знакомство с Бахметьевым. «Ах, не все ли равно! – досадливо поморщилась Верочка. – Не все ли равно, каким образом все случилось? Что толку мучить себя? Я люблю его и этого довольно».

- Георгий Алексеевич, отвезите меня домой, - обратилась она к своему спутнику.

- Как жалко, что прогулку нам испортили, - отозвался граф, сворачивая в сторону парковых ворот, где он оставил коляску с возницей.

Всю недолгую дорогу до дома Вера молчала, сосредоточенно глядя вперед себя. Решение было принято, но сказать Бахметьеву о том, что она надумала, было боязно. Коляска остановилась, и, спустившись на мостовую, Георгий Алексеевич подал руку Верочке. Вложив свои пальчики в его ладонь, Вера осторожно спустилась с подножки и прошла к парадному. Бахметьев остался стоять у пролетки.

- Вы не желаете зайти? – спросила она, обернувшись.

- Это приглашение? – удивленно взлетела вверх бровь графа.

- Да, я вас приглашаю, - поспешно согласилась Верочка, не давая себе времени передумать.

- Езжай, - обернулся он к вознице, - я сам доберусь.

В полном молчании Бахметьев и Вера поднялись на второй этаж и остановились перед дверями квартиры. На лестнице было довольно темно, поскольку на город уже опустились сумерки, а маленькое оконце почти не пропускало света. Граф вгляделся в бледное лицо девушки, гадая о причинах ее заминки перед входной дверью.

- Георгий Алексеевич, - запинаясь, начала Вера, - я долго думала над вашим предложением…

У Бахметьева даже дыхание перехватило, когда он осознал, что она собирается ему сказать.

- Здесь не место для столь деликатного разговора, - тихо заметил он.

- Вы правы, - кивнула головой девушка и решительно дернула шнур колокольчика.

Снимая ротонду, шляпку и перчатки, Вера старалась не смотреть на графа. Краем глаза она заметила, как Дарья приняла у него из рук плащ и фуражку, как Бахметьев чуть задержался перед зеркалом, поправляя мундир. Сердце екнуло в груди, замерло и будто провалилось куда-то вниз.

Верочка прошла в гостиную, спиной чувствуя его напряженный взгляд, прислушиваясь к его шагам позади себя. Войдя вслед за ней, граф плотно закрыл за собой высокие двустворчатые двери.

- Вы собирались мне что-то сказать, - остановившись от нее в двух шагах, напомнил он.

Вера, нервно комкая в руках плотный шелк своего платья, подняла голову, стараясь заглянуть ему в глаза.

- Я… Я решила, что буду вашей… Нет, не то, - стушевалась она. – Я стану… Я ваша, Георгий Алексеевич, - уже почти прошептала она.

- Верочка, - шагнул к ней Бахметьев. – Верочка, ангел мой, - поймал он ее запястье и поднес к губам дрожащие пальцы, целуя каждый из них. – Я заранее согласен на все ваши условия, - обнимая рукой тонкий стан, прошептал он ей на ухо.

- Нет у меня никаких условий, - вывернулась из его объятий Вера, и, сцепив пальцы в замок, прижала руки к груди. – Пожалуй, только одно.

- Я вас слушаю, - взъерошил рукой каштановую шевелюру Бахметьев.

- Никогда не лгите мне, - выдохнула она.

- Никогда, - легко согласился он, думая только о том, чтобы вновь заключить ее в объятья, поцеловать, распустить тяжелый узел волос у нее на затылке и зарыться лицом в льняные кудри.

- Хорошо, - Вера обошла его и распахнула двери гостиной. – Даша, - обратилась она к горничной, - передай Катерине, что его сиятельство на ужин останутся. Пусть на двоих накроет.

Кивнув головой, Дарья исчезла в коридоре.

Дав свое согласие стать любовницей графа, Вера испытывала странную нервозность. Она тянула время за ужином, совершая массу бесполезных и бессмысленных действий, как то принималась вдруг переставлять приборы на столе, делая это столь сосредоточенно, что можно было подумать, что для нее в сей момент нет ничего более важного. И ежели до того, как роковые слова были произнесены, у нее всегда находилась тема для разговоров с Бахметьевым, то после она не могла и двух слов произнести, отвечая на все вопросы односложно и игнорируя его попытки разговорить ее и внести некую непринужденность в накалившуюся вдруг обстановку.

Памятуя о коварном свойстве шампанского, она даже не прикоснулась к вину в этот вечер. Если бы Бахметьеву было ведомо, какая буря чувств и эмоций бушевала у нее в душе, какой панический ужас она испытывала, добровольно шагнув с обрыва в пропасть, он, наверное, не стал бы раздражаться и злиться на непонятное ему поведение женщины, только что ответившей ему согласием. Но Георгий Алексеевич о том не знал, и потому поведение Верочки уже порядком его разозлило.

Вера все же уловила перемену в его настроении, когда заметила нахмуренные брови и недовольно поджатые губы.

- Идемте, - поднялась она из-за стола и решительно прошагала в сторону спальни.

Застав в будуаре Дарью, она молча указала ей рукой на двери. Горничной не надо было ничего объяснять. Она с первой минуты, когда господа вернулись с прогулки, поняла, что все переменилось.

Остановившись по центру комнаты, Вера, не поворачиваясь лицом к Бахметьеву, завела руки за спину и попыталась расстегнуть пуговицы на платье.

- Помогите мне, - раздраженно прошептала она.

- Вера, - Бахметьев обнял ее за талию и развернул к себе лицом. – Что все это значит?

- Разве вы не этого хотели? – Верочка чувствовала, как дрожат губы, как слезы наворачиваются на глаза, грозя пролиться прямо сейчас. – Я все не так делаю, да? – моргнула она.

Слезинка скатилась по гладкой щеке.

- Я не знаю как, не умею, - прошептала она.

- Я научу, - склоняясь к ней, прошептал Бахметьев.

Первый поцелуй был невесомым, легким касанием губ. Осторожным и деликатным. Верочка поднялась на носочки, обхватила руками крепкую шею и приникла к нему всем телом. Словно в полусне она ощущала, как скользят теплые ладони по ее спине, лиф платья вдруг стал не так тесен, а спустя несколько мгновений, оно с тихим шорохом соскользнуло с плеч и упало на пол. Бахметьев выпустил ее из объятий и, отступив на шаг, рванул ставший вдруг тесным ворот мундира. Он повел плечами, сбрасывая офицерский сюртук. Вера, прикрывшись руками, отвернулась. Сердце колотилось где-то в горле, кровь стучала в висках. Ее то сотрясал озноб, то кидало в жар. Осмелившись посмотреть на него, она тихо охнула, поразившись тому, сколь широки оказались его плечи под тонким полотном рубахи. Заметив ее взгляд и смущенный румянец, Бахметьев широко улыбнулся.

- Иди ко мне, - раскрыл он для неё объятья.

Как было отпустить свои страхи, довериться ему? Но ведь ныне уже нет пути назад. Возможно, он и поймет, коли качнет сейчас отрицательно головой и попросит уйти, но ведь более не вернется. И она шагнула к нему, спрятала лицо на груди, щекой касаясь разгоряченной кожи в распахнутом вороте рубахи.

- Георгий Алексеевич, - положив ладонь на грудь ему, попыталась отстраниться.

- Жорж, - шепнул он, стискивая в руках тонкий стан.

- Жорж, - повторила она, - мне страшно.

- Не надобно меня бояться, ma bonne, - скользнули по тонкой шее сухие горячие губы. – Не надобно. Я тебя не обижу.

Вера ахнула, когда он подхватил ее под колени, и она оказалась у него на руках. Шагнув в спальню, Бахметьев опустил ее на разобранную Дарьей постель.

- Все хорошо будет, ангел мой. Все хорошо, - запустил он пальцы в узел волос на ее затылке. Шпильки посыпались на постель, когда он провел рукой по распущенным локонам.

Но как бы он ни сдерживал себя, как бы ни старался не спешить, увлечь за собой в темный омут сладострастия, боль все же на миг отрезвила ее, вырвав из мира томной неги.

Тихо вскрикнув, вцепилась в его плечи, царапая ноготками гладкую, будто атлас кожу и затихла в объятьях, молча глотая слезы.

- Прости меня, ангел мой, - притянул он к себе стройное тело. – Так уж устроено природой.

- Все хорошо, - тихо шепнула ему в ответ, пряча глаза и уворачиваясь от его поцелуев.

Бахметьев вздохнул, выпустил ее из рук и откинулся на подушку, закрыв глаза. Не спалось. Не испытал радости от очередной победы. Напротив, будто кошки скреблись на душе. Нестерпимо захотелось уйти, не видеть ее после. Прислушиваясь к тихому ровному дыханию, он осторожно поднялся с постели и принялся одеваться.

- Жорж, - тихий шепот заставил его замереть. – Ты уходишь?

- Мне пора. Завтра на службу, - отозвался он.

Отвернувшись от растерзанной постели, Георгий Алексеевич быстро натянул рубаху, заправил ее в брюки и, подобрав с пола мундир, шагнул к двери.

- Когда ты придешь? – услышал он за спиной.

- Я дам вам знать, - не поворачиваясь, ответил он.

Плечи его слегка напряглись, когда ему послышалось тихое всхлипывание. Надобно бы вернуться, обнять утешить, но он, постояв еще мгновение, шагнул за порог и закрыл за собою дверь.

___________________________________

 » Глава 17

Глава 17



Вера накрылась с головой одеялом и разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку. Холодное «вам» болезненным уколом впилось в сердце. Произошедшее между ней и графом в ее собственной постели ныне виделось ей омерзительным. Порченная она отныне. Отдала самое ценное, что имела, думала привязать его к себе, решившись на самый отчаянный для любой девицы шаг, но видимо, своей неискушенностью в делах подобного рода, только лишь оттолкнула его.

Чем она нынче лучше княгини Уваровой? Ольга Михайловна ничего не значила для Бахметьева, и он рад был избавиться от надоевшей пошлой связи, и её, Веру, скором времени ждет та же участь. Только у княгини супруг законный имеется, а для mademoiselle Воробьевой отныне все кончено.

Чем более она думала о том, что совершила, тем сильнее ненавидела Бахметьева за то, что он с ней сделал и себя за то, что поддалась искушению. В будуаре послышались шаги. Видимо, то горничная, проводив его сиятельство, вернулась на свое узкое ложе. Вера затихла, не желая выдать владевшее ей отчаяние. Дарья тихо постучала в двери:

- Вера Николавна, спите?

- Нет, - вздохнула Вера. – Входи.

- Я вам ванну приготовила, - отвела глаза девушка.

- Благодарю, - завернувшись в одеяло, Вера прошла в уборную.

Отбросив его в сторону, девушка ступила в ванну. «Можно смыть грязь с тела, но с души-то не смоешь», - вздохнула она, погружаясь в воду. И все же теплая душистая вода подействовала на нее умиротворяюще. Отступили страх и отчаяние, оставив только горечь и запоздалое раскаяние.

Отныне для нее не было секрета в том, что происходит между мужчиной и женщиной за закрытыми дверями спальни. Наверное, будь Бахметьев ее супругом, она бы не чувствовала себя столь униженной, ведь что греха таить, интимная близость была не лишена приятных моментов, но это и более всего угнетало. Не должна была она испытать наслаждения от того, что совершила. Ведь это грех так отдаваться мужчине.

Вода остыла, а Вера все продолжала сидеть в ванне.

- Вера Николавна, - услышала она обеспокоенный голос горничной за дверью.

- Со мной все хорошо, - отозвалась Верочка. – Уже выхожу.

Что теперь-то придаваться унынию, коли все свершилось. Разве не за этим Бахметьев привез ее в Петербург? Разве не знала, на что идет, давая графу свое согласие?

Вернувшись в спальню, Вера обратила внимание, что Дарья перестелила постель и, оставив для нее на столе зажжённую лампу и стакан теплого молока, удалилась. Девушку растрогала такая забота, и она вновь шмыгнула носом, пообещав себе, что завтра непременно отправится в лавку, купит что-нибудь, дабы отблагодарить горничную.

Прикрутив фитиль, Вера забралась в постель и постаралась отрешиться от мыслей о Бахметьеве, о завтрашнем дне, решив для себя, что не стоит горевать о том, чего уже не вернуть и не поправить.

***

Бахметьев, выйдя из парадного, остановился на набережной, прислонившись спиной к фонарному столбу. К ночи похолодало, и пронизывающий ветер норовил забраться под плащ, заставляя ежиться. Подняв голову, Георгий Алексеевич нашел глазами окно, где сквозь неплотно задернутые шторы пробивался неяркий свет керосиновой лампы. «Не спит», - вздохнул Бахметьев. Порывшись в кармане плаща, граф извлек из него портсигар. Ветер несколько раз гасил пламя спички, но все же ему удалось прикурить сигарету. «Дурак! - обругал себя Бахметьев, затянувшись горьким дымом. – Сбежал, как нашкодивший мальчишка. Стоило ли так спешить? В кои то веки похоть совсем затмила разум. Все должно было быть иначе», - сигарета истлела и обожгла пальцы. Отбросив окурок, - Георгий Алексеевич дождался, когда свет в окне погаснет и только после того зашагал по мостовой в сторону Литейного.

Шаги гулким эхом отдавались в ночном городе. Все замерло. Обыкновенно в эти часы на улице можно было встретить припозднившихся гуляк из числа студентов или военных, нет-нет проезжала пролетка, но нынче было тихо. Идти было совсем недалече. Ветер свистел в ушах, подгоняя в спину и вынуждая ускорить шаг.

Перейдя мост через Фонтанку, Георгий Алексеевич с Невского свернул на Литейный. До дома оставалось не более версты. От природы Бахметьев обладал чутким слухом. Ему показалось, что кто-то следует за ним попятам. Остановившись, он огляделся. Вдоль неосвещенной стены доходного дома мелькнула чья-то тень. Граф мгновенно подобрался, как всегда в минуты опасности ощущая необыкновенный душевный подъем. Медленно повернувшись, Бахметьев зашагал далее, ожидая нападения.

Нападавших было двое. Как бы Бахметьев ни готовился к тому, все же момент нападения был неожиданным. Сначала дорогу преградил высокий широкоплечий человек, вынырнув, будто чертик из табакерки с ближайшей подворотни. В руке нападавшего блеснуло лезвие ножа. Закрывшись рукой, Бахметьев ухватил своего противника за запястье, сжимая его руку, что есть силы в надежде заставить того выпустить оружие. Никто не издал ни звука. Слышалось только напряженное дыхание обоих. Вывернув руку нападавшего, граф услышал, как звякнул о мостовую нож, откатившись куда-то в сторону, и в тот же миг на его шее оказалась удавка. Кто-то второй пониже и явно гораздо слабее первого противника, повис на нем со спины, пытаясь затянуть петлю на шее. Фуражка смягчила удар по голове, кастет скользнул по щеке, оставляя глубокую царапину, в глазах потемнело.

- Караул! Грабят! - послышался чей-то истошный крик.

Хватка ослабела.

- Повезло вам, ваше сиятельство, - услышал он свистящий шепот над ухом.

Топот ног по мостовой возвестил о том, что его недруги, кто бы они ни были, поспешили покинуть место нападения, оставив свою жертву.

- Ваше благородие, - обратился к нему запыхавшийся городовой, - не пострадали?

- Нет, - выдохнул Бахметьев, снимая с шеи веревку.

Вслед за городовым к нему подошел тощий паренек, судя по форменной фуражке и тужурке, студент, который, очевидно, и поднял крик, привлекая внимание. Помогая графу подняться, городовой заботливо поддерживал его под обе руки.

- Сюда, пожалуйте, - скороговоркой произнес он, увлекая Бахметьева под свет фонаря.

Студент, последовал за ними, с любопытством рассматривая того, кому он вольно или невольно только что спас жизнь.

- Что ж вы службу так скверно несете? – в сердцах бросил Бахметьев, стирая кровь с поврежденной щеки.

- Так отдали бы кошелек и дело с концом, - обиженно заметил городовой. – Что ж вам жизнь недорога, что вы супротив двоих драться кинулись?

- Да кабы кошелек… - вздохнул Георгий Алексеевич, нащупав в кармане золотой портсигар и портмоне.

- Проводить вас, ваше благородие? – поинтересовался городовой.

- Было бы неплохо, - поворачиваясь лицом к студенту, отозвался Бахметьев. – Благодарю вас, юноша. Вы мне жизнь спасли.

- Не стоит благодарности, ваше благородие, - словно девица зарделся студент, - всякий на моем месте поступил бы точно также.

- Ежели я когда-нибудь смогу быть вам чем-нибудь полезен, вы можете найти меня по этому адресу, - достав из кармана портмоне и вытащив из него визитку, произнес Бахметьев, протягивая карточку студенту.

Городовой попытался взять графа под руку, но Бахметьев довольно резко отказался от помощи и предпочел передвигаться самостоятельно, несмотря на то, что голова его кружилась и походка была не совсем твердой.

Дома Георгий Алексеевич приказал подать бренди. Налив почти полный стакан, он немного плеснул на ладонь и приложил ее к разодранной щеке. Сдавленно чертыхнувшись, граф посмотрел в зеркало на свое отражение. Помимо ссадины на лице на шее красовался след от удавки. «Во истину в рубашке родился», - перекрестился Бахметьев. Кто его знает, чем бы все закончилось, коли не подгулявший допоздна студент.

Сначала Бахметьев тоже решил, что на него напали с целью ограбления, тем более что могли видеть, как он подкуривал сигарету, достав из кармана плаща дорогой портсигар. Однако, поразмыслив немного и вспомнив последние слова одного из бандитов, Георгий Алексеевич пришел к печальному выводу, что нападавшие желали отнюдь не поживиться за его счет, но убить. Видимо, они следовали за ним от самого парадного дома на Фонтанке, и как только он перешел мост и стал удаляться от набережной, решили напасть. Чего проще: задушить, а тело сбросить в реку.

Оставалось только вспомнить, кому он настолько насолил, что платой за прегрешения должна была стать его собственная жизнь. Присев в кресло со стаканом в руке, Бахметьев погрузился в мрачные раздумья. Единственная мысль, что приходила ему в голову – это связь с Ольгой. «Нет, - вздохнул граф, отпив из стакана глоток бренди, - Уваров никогда бы не стал сводить счеты подобным образом. Николай Васильевич вообще бы не стал сводить счеты, потому как к супруге своей всегда был равнодушен и ревнивцем никогда не слыл. Для князя самым важным было, чтобы внешние приличия были соблюдены, а уж тем более сейчас, когда сия пошлая связь осталась в прошлом, подобная месть и вовсе лишена какого бы то ни было смысла».

Однако более у него не было ни одной мысли по этому поводу. Сколько бы он не перебирал в памяти своих знакомцев, по всему выходило, что врагов, готовых убить его, он нажить не успел. «Что ж, отныне стоит соблюдать осторожность и не бродить в одиночестве по ночным улицам Петербурга», - решил Георгий Алексеевич, укладываясь в постель. За всеми волнениями последних нескольких часов, мысли о Верочке отошли на второй план. Он обязательно загладит свою вину перед ней, но позже.

Утро выдалось отнюдь не добрым. Просматривая почту, Георгий Алексеевич с тяжелым вздохом вскрыл конверт с письмом от матери. Лидия Илларионовна в своем послании взывала к его совести и сыновьему долгу:

«Mon cher fils, (Мой дорогой сын) мне очень жаль, что мы расстались с Вами столь неподобающим образом. Возможно, я была не права, когда упорствовала в своих желаниях, но все мои деяния направлены на то, чтобы видеть Вас счастливым и довольным жизнью. Жорж, прошу Вас, не ставьте меня в неловкое положение. На следующей седмице я ожидаю с визитом семейство Епифановых. Надеюсь, вы сможете уделить несколько дней мне и моим гостям. Ваша любящая мать, графиня Бахметьева».

Взглянув на дату, граф нахмурился. Получается, что Епифановы вот-вот должны прибыть с визитом к его матери, ежели уже не находятся в Бахметьево.

«Ах, маменька, - усмехнулся Бахметьев, - вы все же не оставили сию мысль. Впрочем, учитывая обстоятельства прошлой ночи, поездка в имение нынче не самая плохая идея», - решил он, взяв в руки перо, дабы написать ответ матери.

Но оставалась еще Верочка. Уехать, не сказав ни слова после ночи, проведенной с нею, было бы верхом цинизма. «Послать ей цветы и записку? - задумался Георгий Алексеевич. – Нет. Это оскорбит ее. Надобно бы лично объясниться», - вздохнул он.

Бахметьев медлил с визитом. Он не знал, как вести себя с ней после, что сказать, да и в собственных чувствах он не мог толком разобраться. Он так долго добивался ее, пожертвовал расположением madeimoiselle Епифановой, лишь бы получить желаемое, а вот ныне не испытывал ни радости, ни удовлетворения от одержанной победы. Да и было ли это победой, коли на душе остался горький осадок? Нет-нет вовсе не разочарование владело им, но недовольство собой было причиной посетившей графа меланхолии. Ведь когда так стремился увлечь ее в омут грешного сладострастия, он вовсе не думал об ответственности, что после ляжет на его плечи. Имел ли он право пользоваться ее юностью и неопытностью, влечением, что она испытывала к нему и по своей наивности совершенно не умела скрыть? Он обещал бросить к ее ногам весь Петербург, но ей вовсе не нужны были ни деньги, ни драгоценности, - все то, что с радостью приняла бы от него другая. Но Верочка она ведь не такая, как те другие. А он, так легко согласившись в тот момент, не думал о том, что, по сути, ему нечего ей предложить.

С такими мрачными мыслями отправлялся Бахметьев на Фонтанку. Несмотря на то, что отправился он по известному ему адресу средь бела дня, Георгий Алексеевич решил воспользоваться услугами извозчика. Слишком памятна еще была ночная встреча. Вряд ли кому-то придет в голову упрекнуть его в трусости, коли он решит впредь быть более осторожным и осмотрительным.

Двери ему открыла Дарья. Девушка лишь мельком взглянула на него и поспешно отвела глаза. Но даже столь мимолетный взгляд показался Бахметьеву осуждающим. Ну что же, даже у горничной был повод осуждать его, ведь он повел себя не самым лучшим образом.

- Вера Николавна, дома будут? – поинтересовался граф, снимая фуражку.

- Барышня гулять изволили, - присела в книксене Дарья.

- Что же одна? – удивился Бахметьев.

- Нет. Вера Николавна Никитку с собой взяли.

«Может то и к лучшему», - вздохнул с облегчением Георгий Алексеевич.

- Я ей напишу, - шагнул он в переднюю.

Дарья отступила, пропуская его в квартиру, проводила в гостиную и поспешила в будуар хозяйки за письменными принадлежностями, оставив графа одного. Внимание Георгия Алексеевича привлек незаконченный пейзаж, который художница оставила на столе. Вглядываясь в картину, Бахметьев без труда определил, что за место рисовала Вера. Это был отдаленный уголок парка в Бахметьево, тот самый, что так хорошо был виден из окна флигеля, и который она уже пыталась изобразить карандашом.

Вернулась горничная и выложила перед ним на стол лист бумаги и чернильницу с пером. Отодвинув пейзаж, Георгий Алексеевич присел за стол. Раздумывая над тем, что написать, он вспомнил их разговор накануне. «Никогда не лгите мне», - просила она его. «Но ведь не сказать всей правды – не значит солгать», - пожал плечами Бахметьев, обмакивая перо в чернила.

Перо в его руках легко заскользило по бумаге, выводя ровные четкие строки:

«Вера, mon ange, дела семьи вынуждают меня уехать на несколько дней в Бахметьево. Мне жаль, что приходится оставлять вас нынче, но я не в силах отказать матери в ее просьбе. Надеюсь, что мы скоро увидимся с вами. Жорж.»

Оставив записку на столе в гостиной, Георгий Алексеевич покинул квартиру на Фонтанке и сразу оттуда направился на службу, дабы известить начальство о своем отсутствии в течение седмицы. Успокоив, таким образом, свою совесть, граф уже к исходу дня въезжал в ворота родового имения.

Верочка вернулась к себе после полудня. Как и собиралась, она зашла в лавку и купила небольшой, приглянувшийся ей гребень из слоновой кости, рассудив, что в темных волосах Даши сия безделица будет смотреться на редкость хорошо. Благо денег на булавки Бахметьев оставил немало.

По пути домой она остановилась у Казанского собора. Девушка долго не решалась войти, испытывая некий трепет перед величием монументального строения, но пересилив свои страхи, все же ступила под своды храма. В трудные моменты жизни Вера часто искала утешения в молитве, и раньше это средство всегда действовало безотказно. Стоило остановиться перед образами и обратиться к Господу со своими горестями и страхами, на нее снисходило спокойствие, появлялась ясность мысли, и почти всегда находилось решение. Но сегодняшнее посещение собора не принесло ей желаемого успокоения и утешения. Мысли ее метались, словно осенние листья подхваченные порывом ветра. Как могла она о чем-то молить, коли сама встала на скользкий путь прелюбодеяния? Никто кроме нее самой не был повинен в том, что не было отныне покоя ее душе.

Размышляя о своей загубленной жизни, Вера дрожащей рукой осенила себя крестным знамением. «О чем просить? Разве только покаяться», - вздохнула она, так и не решившись зажечь свечу.

- Сударыня, могу я вам чем-то помочь? – обратился к ней, наблюдавший за ней священник.

- Нет, благодарю, - мелькнула на губах слабая улыбка.

Подобрав юбки, Вера торопливо зашагала к выходу, спиной ощущая внимательный взгляд. Не хватило духу покаяться, признаться во всем. Стало быть, придется и дальше самой тащить сию тяжелую ношу без всякой надежды избавиться от нее. Едва ли не бегом спустившись по ступеням храма, Верочка, не оглядываясь на сопровождавшего ее лакея, поспешила на набережную Фонтанки.

Оказавшись дома, она тотчас вручила Дарье подарок и улыбнулась тому, с какой искренней радостью и благодарностью горничная приняла сей скромный дар. Вволю налюбовавшись изящной вещицей, Дарья спохватилась:

- Его сиятельство заходили поутру, покамест вас не было, - неловко переминаясь с ноги на ногу, опустила глаза Даша.

- Георгий Алексеевич что-нибудь оставил для меня? – старательно изображая равнодушие, поинтересовалась Верочка.

- Письмо на столе в гостиной.

Стараясь ступать неспешно, Верочка прошла в комнату и взяла со стола коротенькую записку. Граф извещал о том, что будет несколько дней отсутствовать в столице. Ни слова о прошлой ночи, ни слова о чувствах, ни слова о любви. Впрочем, любви он ей как раз и не обещал. С тяжелым вздохом Вера опустилась на стул, смяв в кулачке записку. «Ну, уж коли он не любит меня, то и ему ни к чему знать о моих чувствах, - подперла щеку рукой Верочка. – Надобно дальше жить». И пусть она согрешила, но ее не постигла кара небесная, не поглотила геенна огненная, ничего вокруг не изменилось, за исключением того, что отныне ад существовал в ее собственной душе.

Стараясь отвлечь себя от грустных мыслей, она вспомнила о своем последнем разговоре с князем Уваровым. Что ж, место жительства у нее теперь имеется, стало быть, пришла пора попросить Николая Васильевича вернуть ее вещи, которые остались в поместье Уваровых.

___________________________________

 » Глава 18

Глава 18



- Вы, маменька, поезжайте, коли собрались, а я остаюсь, - сложив руки на груди, Олеся отвернулась от матери и сестры.

- Олеся, голубушка, ну чего ты упрямишься? – попыталась вразумить младшую дочь Татьяна Михайловна. – Неужто не понимаешь, что исключительно тебе мы обязаны сим приглашением?

- Это вы, маменька, не понимаете, что Георгий Алексеевичу до меня нет никакого дела, - возразила Олеся. – Не стану я ему навязываться.

- Глупости! - отложила книгу Натали, глядя на сестру. – Разве нас граф Бахметьев пригласил? Что с того, что мы поедем по приглашению Лидии Илларионовны?

- Благодарю покорно. Я думала, что хоть ты, Натали, меня поймешь, - взволновано прошлась по комнате девушка. – Ты бы смогла встретиться с человеком, который обошелся с тобой подобным образом?

- Не понимаю, - пожала покатыми плечами Наталья. – Видит Бог, не понимаю.

- Ты мне не ответила, - пристально глядя в глаза старшей сестре, пождала губы Олеся.

- Да, смогла бы, - поднялась с кресла Натали, отвечая сестре столь же пристальным взглядом. – Да будь у него хоть гарем наложниц, я бы своего не упустила! В конце концов, ты с ним под венец пойдешь, а не гувернантка.

- Девочки! – пораженно ахнула Татьяна Михайловна, придя в ужас от того, что воспитанные в строгости барышни обсуждают столь неподобающие вещи.

- Маменька! – хором ответили сестры, повернувшись к матери.

- Коли речь о том зашла, - задумчиво молвила Татьяна Михайловна, - так позвольте и мне сказать. Я всецело согласна с Натали, Олеся. Не стоит упускать подобной возможности из-за слухов.

- Слухи! – воскликнула девушка. – Да я собственными глазами видела все.

Татьяна Михайловна сердито забарабанила пальцами по подлокотнику кресла.

- Ma chère fille (Моя дорогая девочка), хочу заметить, что у твоей тетушки были собственные причины, дабы расстроить ваши отношения с Георгием Алексеевичем.

- Это какие же? – прищурилась Олеся.

- Тебе вовсе не надобно знать о том, - отвела глаза генеральша. – Довольно того, что я о том знаю и, поверь мне, ваша размолвка с графом яйца выеденного не стоит.

- Барыня, - заглянул в гостиную лакей, - так багаж сносить вниз?

- Сноси, голубчик, сноси, - закивала головой генеральша.

Олеся тяжело вздохнула, понимая, что в этом споре с матерью и сестрой на этот раз потерпела поражение. Поднявшись с кресла, генеральша подошла к дочери и, обняв ее за плечи, развернула девушку к зеркалу.

- Олеся, ma bonne, погляди на себя. Ты же у меня красавица. Неудивительно, что Георгий Алексеевич тобой заинтересовался.

Олеся поправила медово-рыжий локон, кружево на воротничке и улыбнулась собственному отражению. И пусть у нее еще оставались сомнения, все же слова матери вселили в нее надежду, что все еще может измениться, и Бахметьев на самом деле не так равнодушен к ней, как показалось в тот момент, когда она застала его в старом флигеле с гувернанткой в поместье старухи Уваровой.

Поднявшись в свои покои, mademoiselle Епифанова довольно долго присматривала туалет для визита в Бахметьево, остановив свой выбор на довольно скромном платье палевого цвета. Хотелось предстать перед графом и его матерью в наилучшем виде. Изумрудно-зеленая ротонда и шляпка в тон с белым пушистым пером довершили облик, выгодно подчеркнув матовую бледность лица, придав взгляду загадочную глубину. Олеся повертелась перед зеркалом, окинув себя придирчивым взглядом, и оставшись полностью удовлетворенной собственным обликом, изволила спуститься.

Глава семейства Андрей Павлович, безусловно, понимал всю подоплеку нынешнего визита в Бахметьево, но предпочел делать вид, что сим приглашением Лидия Илларионовна всего лишь отдавала дань добрососедским отношениям. Усаживаясь в экипаж, генерал уже предвкушал все прелести осенней охоты на уток в компании молодого графа. Ехать было недалеко. Сытые холеные лошади резво взяли с места, и уже спустя два часа экипаж семейства Епифановых свернул на дорогу, ведущую к усадьбе Бахметьевых.

Лидия Илларионовна гостей встретила радушно, прямо в передней огромного особняка. Георгий Алексеевич в выражениях радости по поводу прибытия семейства Епифановых в родовое имение был более сдержан, чем его маменька. Олеся вошла последней и, стушевавшись под насмешливым взглядом молодого графа, малодушно спряталась за спину старшей сестры.

- Bonne journée, Георгий Алексеевич, - не поднимая глаз, поздоровалась девушка, когда Бахметьев приблизился к ней, после того, как поприветствовал всех членов ее семьи.

- Mademoiselle, позвольте заметить, что вы очаровательны нынче, - обронил Бахметьев, поднося к губам изящную кисть, затянутую в перчатку из тонкой белой лайки.

Олеся подняла голову и, разглядев ссадину на лице Бахметьева, тихо ахнула:

- Бог мой, Георгий Алексеевич, - девичья ладошка скользнула на его плечо, и девушка поднялась на носочки, дабы лучше рассмотреть, - что у вас с лицом?

- Пустяки, - мелькнула едва заметная улыбка на губах Бахметьева, - мне следовало быть более внимательным при фехтовании.

Взгляды графа и mademoiselle Епифановой встретились. Щеки Олеси порозовели, осторожно вытащив свою ладошку из его руки, девушка смущенно улыбнулась.

- Мы со своим визитом, наверное, оторвали вас от дел службы?

- Нисколько, - тотчас ответил граф. – Я искренне рад видеть вас в своем доме.

Прислуга занесла багаж, дворецкий поспешил сопроводить господ в приготовленные комнаты, а мать и сын Бахметьевы остались наедине.

- Олеся-то как похорошела, - словно, между прочим, заметила графиня, наблюдая за сыном.

- Олеся Андревна барышня весьма привлекательная, - согласился Георгий Алексеевич.

- И умна, и образована, - продолжила графиня. – Жорж, согласись. Она станет тебе хорошей женой.

Взяв мать под руку, Георгий Алексеевич помог ей подняться по лестнице в ее покои. «Спору нет. Девица Епифанова всем хороша, - размышлял Бахметьев, - да только сердечного трепета не вызвала». Мысль о том, чтобы жениться на Олесе уже не казалась графу столь привлекательной, как то было раньше. Когда же наступил тот момент, столь изменивший его отношение к mademoiselle Епифановой? Впрочем, не столько к mademoiselle Епифановой, сколько к браку вообще. Ведь его отношение к Олесе нисколько не переменилось. Переменилось другое.

Когда он перестал смотреть на брак, как на очередную веху в своей жизни? Он всегда полагал, что в вопросах создания семьи, чувства к предполагаемой супруге не есть основа для заключения брака. Было само собой разумеющимся, что претендентка должна быть хороша собой, происходить из хорошей семьи, уметь произвести впечатление, но все это вдруг в одночасье стало неважным для него.

В кругу его знакомых браки, заключенные не по велению сердца, а по причинам куда более прозаичным и приземленным были не редкостью. Случались, конечно, счастливые исключения, когда супруги питали друг к другу нежные чувства, но он никогда не задумывался над тем, какой будет его собственная семья. Хотел ли он иметь семью? Безусловно! Стать отцом? Ни малейшего сомнения! Просто все казалось, что не пришло еще время, что он чего-то еще не успел, но видно маменька его придерживалась совершенно иной точки зрения.

- Я не люблю ее, - остановившись на верхней площадки лестницы, ответил он матери после затянувшего молчания.

Лидия Илларионовна покачала головой:

- Жорж, тебе ли не знать, что любовь не самое важное условие для женитьбы. Возьми Уваровых. Да, что я говорю тебе, - распахнула двери в свои покои графиня, предлагая продолжить разговор у себя в будуаре, - ты сам все знаешь. Я не вмешивалась в твои отношения с Ольгой, но признаться, я рада, что ты порвал с ней.

- Маменька, - вздохнул Бахметьев, - неужели вы желаете мне той же участи? Я не люблю Олесю, рано или поздно она это поймет и станет искать утешения в чужих объятьях.

- Совсем не обязательно, - присела на кушетку графиня, указав сыну на кресло. – Ты думаешь, твой отец был без памяти влюблен в меня? Увы, это не так, но я даже не помышляла о том, чтобы завести интрижку на стороне.

- Ольга ведь вторая жена Уварова? – неожиданно поинтересовался Георгий Алексеевич.

Графиня удивленно моргнула и утвердительно кивнула головой:

- Князь был женат, кстати, по большой любви, только счастья ему это не принесло.

- Расскажите мне, - попросил Бахметьев.

- Мне немногое известно, - попыталась отговориться графиня, но встретившись глазами с пристальным взглядом сына, вздохнула и продолжила. – Его первую жену звали Аннет. Она была дочерью управляющего в имении Уваровых, прижитой им от крепостной девки. Когда девочка родилась, старый князь позволил своему управляющему выкупить ее мать и обвенчаться с ней. Мать Анны умерла, когда пыталась произвести на свет еще одного младенца. Увы, дитя ненамного пережило свою родительницу. Управляющий женился во второй раз, а свою дочь оставил на попечение Елизаветы Петровны, поскольку старая княгиня очень привязалась к девочке, а мачеха Анны не захотела воспитывать ребенка от того брака. Аннет всю жизнь провела в семье Уваровых в качестве воспитанницы княгини. Николя закончил кадетский корпус, вернулся в родовое гнездо и увлекся этой девицей. Это все, что мне известно.

- Старый князь допустил подобный мезальянс? – удивленно поинтересовался Георгий Алексеевич.

- Николя был молод, горяч. Ему ведь на ту пора только двадцать три года минуло, - нахмурилась графиня, а самой Анне еще и семнадцати не было. Они сбежали, тайно обвенчались и вернулись, дабы повиниться в содеянном. Старого князя хватил удар, и он скончался вскоре. Елизавета Петровна так и не простила сыну этой женитьбы, но ей пришлось смириться. Потом Николя вернулся на службу в свой полк. Потом был Кавказ, куда Уваров попал вместе со своим полком. Аннет пока его не было заболела. Врачи говорили – сухотная. В общем, к тому времени, когда он вернулся, получив ранение, его жена скончалась и была похоронена в имении Уваровых. Грустная история.

- Действительно, грустная, - согласился Георгий Алексеевич, невольно проникаясь сочувствием к Николаю Васильевичу, и от того, ощущая себя еще более виноватым за связь с его второй женой.

- Но не будем более о том. К нам это не имеет никакого отношения. Юрочка, я прошу тебя, будь любезен с Олесей. Ведь это тебе пришло в голову начать ухаживать за ней. Ты обнадежил девицу, а теперь ведешь себя с ней больно холодно, - попросила графиня.

- Я буду очень любезен с mademoiselle Епифановой, маменька, - согласился Георгий Алексеевич, улыбнувшись тому, что мать назвала его «Юрочкой», как в далеком детстве.

За ужином графиня рассадила гостей так, что Георгий оказался за столом рядом с Олесей. Заговорили о предстоящей охоте. Олеся, сморщив свой прелестный носик, выразила свое недовольство убийством ни в чем неповинных птиц, и заметила, что не разделяет восторгов папеньки по поводу предстоящего события. Генерал нахмурился и обиженно возразил, что коли ей не по нутру участие в охоте, то она может в ней и не участвовать.

Ссору, вспыхнувшую между отцом и дочерью, погасил Бахметьев, предложив генералу отправиться на охоту вдвоем, оставив дам в имении, где они смогли бы найти для себя более увлекательные занятия. На том и порешили. Андрей Павлович оценил тактичность графа и решил для себя, что заполучить его в качестве своего зятя было бы очень и очень неплохо. Генерал пообещал себе, что непременно скажет о том его сиятельству.

Памятуя о данном матери обещании, Георгий Алексеевич к своей соседке за столом был очень внимателен, весь вечер развлекал ее разговорами, сыпал комплиментами, и к завершению ужина Олеся уже была готова простить ему все его прегрешения.

- Олеся Андревна, вы нам не споете? – обратился к ней Бахметьев, помогая подняться из-за стола, когда трапеза завершилась.

- Да, порадуйте нас, - поддержала его просьбу графиня.

- Право, мне совершенно неловко, - стала отнекиваться mademoiselle Епифанова. – Мои вокальные данные чрезвычайно скромные.

Бахметьев усмехнулся. Девица явно напрашивалась на комплимент и не сказать ей о том, что она поет превосходно, было бы просто непростительно с его стороны. Ему вспомнилось, как он похвалил мастерство Веры, как художника, и с каким достоинством она приняла его комплимент, нисколько не жеманясь и не отрицая своего таланта.

- Право, Олеся Андревна, вы поскромничали. Не стоит принижать своих талантов, - предложив ей руку, громко заметил граф.

Олеся зарделась от удовольствия и, положив пальчики на сгиб его локтя, позволила Бахметьеву вывести себя из столовой и проводить в музыкальный салон. Натали села за рояль, расправила юбки и вопросительно посмотрела на сестру, предлагая той выбрать произведение для исполнения.

- Георгий Алексеевич, может быть, вы мне подыграете? – посмотрела на графа Олеся, кокетливо опустив ресницы.

Натали пожала плечами и, поднявшись с банкетки, уступила место Бахметьеву. Окинув младшую mademoiselle Епифанову ироничным взглядом, Георгий Алексеевич присел к роялю, пальцы его легко пробежали по клавишам, пробуя инструмент.

- Боюсь, я играю не столь хорошо, как вы поете, - заметил он. – Что желаете исполнить?

- Вам знаком романс Гурилева «Вам не понять моей печали»? – поинтересовалась девушка.

Граф задумался, вспоминая строки пронизанного печалью романса. Мотив был ему знаком, но он был не уверен, что сможет воспроизвести его на слух, не имея перед собой нот.

- Мелодия мне знакома, но я не уверен, что не испорчу вашего дивного исполнения своей отвратительной игрой, - честно признался он.

- И все же, давайте попробуем.

Бахметьев молча кивнул головой и, пробуя на слух клавиши, определив, наконец, нужную ноту, заиграл вступление. Олеся пела превосходно, самозабвенно и, казалось, лишь для него одного, не отводя взгляда от его сосредоточенного лица. Граф и в самом деле играл отвратительно, несколько раз сбивался, но исполнительница предпочла не замечать тех промахов и допела романс до конца.

- Натали, может быть, вы сыграете? – обратился к старшей генеральской дочери граф, едва стихли восторги по поводу пения Олеси.

Натали не стала возражать и, присев к инструменту, заиграла первую часть четырнадцатой сонаты Бетховена, обыкновенно называемую «Лунной сонатой». Георгий, слушая музыку, остановился за креслом, в котором сидела Олеся.

- Георгий Алексеевич, могу я говорить с вами откровенно? – чуть повернувшись в его сторону, поинтересовалась девушка, поправляя рыжий локон так, чтобы графу был виден изящный изгиб тонкой шеи.

- Я весь внимание, mademoiselle, - отозвался Бахметьев.

Олеся указала глазами на небольшой альков в самом дальнем углу комнаты, где стоял нотный пюпитр, и лежали музыкальные инструменты. Там они могли бы говорить, не будучи услышанными, оставаясь при этом у всех на виду. Вздохнув, граф подал руку девушке, помогая подняться и провожая до небольшого диванчика в уединенной части музыкального салона.

- Я вас слушаю, - остановился он перед ней, когда Олеся присела на диванчик.

- Не стану ходить вокруг да около. Мне кажется, я слишком поспешила с выводами в Покровском, когда застала вас…

- У mademoiselle Воробьёвой? – вздернул бровь Бахметьев.

Олеся залилась румянцем и кивнула головой.

- И какие же выводы вы сделали? – вкрадчиво поинтересовался Бахметьев.

- Мне показалось, что у вас связь с ней, - краснея еще больше, тихо обронила девушка.

- Чего вы ждете от меня? Подтверждения или опровержения? – поинтересовался граф.

- Правды! – посмотрела ему в глаза Олеся.

Бахметьев нахмурился. Прекрасный момент рассказать всю правду и раз и навсегда покончить с матримониальными притязаниями семейства Епифановых и его матери, но вряд ли Вера заслуживает того, чтобы он в пух и прах развеял то, что осталось от ее репутации в угоду собственным желаниям.

- Я не состою в связи с mademoiselle Воробьёвой, - не моргнув глазом солгал Бахметьев.

- Я знала, что это всего лишь слухи, - озарилось радостью лицо Олеси. – Не понимаю, отчего моя тетушка решила, что вы увлечены этой девицей? Но, что вы делали во флигеле?

- Княгиня Уварова подсунула мне записку, в которой Вера Николавна якобы просила меня о неотложном разговоре, - признался Бахметьев.

- Но зачем!? – удивленно воскликнула девушка.

- Мне о том неведомо, - уклонился от ответа граф. – Это все, что вы желали знать?

- Простите. Я не должна была вас выспрашивать, - смутилась Олеся.

- Не извиняйтесь, - вздохнул Бахметьев, понимая, что сам только что затянул удавку на собственной шее, дав mademoiselle Епифановой ложную надежду.

«Впрочем, отчего ложную? - бросил быстрый взгляд на девушку, Георгий Алексеевич. – Женитьба на Олесе – не повод, дабы порвать с Верой», - решил он.

___________________________________

 » Глава 19

Глава 19



Утро поначалу выдавшееся туманным и не сулившим удачной охоты, с первым лучом солнца преобразилось. Туман осел, явив взору вызолоченный восходящим солнцем берег озера, заросший камышом и осокой. Звенящая тишина нарушалась только тихим стуком копыт неспешно бредущих лошадей. Легавая графа, по кличке Демби нетерпеливо поскуливая, закрутилась на одном месте. Георгий Алексеевич спешился, ласково потрепал собаку по холке и поправил ружье, висевшее на плече.

- Дальше пешком пойдем, - обратился он к генералу, обозревавшему окрестности, сидя в седле.

- Хорошо-то как у вас здесь, - жмурясь от удовольствия, подставил лицо солнечным лучам Андрей Павлович. – Я уж забыл, когда последний раз охотился, - вздохнул он, спешиваясь со своего жеребца.

Оставив лошадей на попечение егеря, Бахметьев и Епифанов зашагали к озеру. Легавая, почуяв дичь, встала в стойку и, получив команду от хозяина, ринулась в шуршащие на легком ветру заросли осоки. Бахметьев снял с плеча ружье и вскинул его наизготовку. Генерал последовал его примеру. Захлопав крыльями, утка, потревоженная собакой, взмыла в воздух. Грянул выстрел и птица, не успев набрать высоту, камнем упала в озеро, подняв небольшую волну.

- Хороший выстрел, ваше сиятельство, - с оттенком легкой зависти в голосе, заметил генерал.

С громким плеском легавая последовала за подстреленной птицей и, вынырнув на поверхность с добычей в зубах, поспешила положить ту у ног хозяина. Граф молча погладил собаку по мокрой шерсти рукой, затянутой в замшевую перчатку.

- Повезло, - небрежно обронил Бахметьев, мысленно попеняв себе за спешку.

Надобно было дать генералу сделать первый выстрел.

- Ищи, - указал он легавой на берег озера.

Собака послушно потрусила в камыши, а охотники побрели вдоль берега в ожидании новой добычи. На другой раз легавой удалось поднять в воздух целую стайку перепуганных птиц. Охотники вскинули ружья, произведя три выстрела. Несколько раз Демби ныряла в озеро за добычей, вытащив из воды три птицы.

- Метко стреляете, - уже не скрывая досады, пробормотал генерал.

- Так моя только одна, - пожал плечами граф, подбирая птицу.

Лицо Андрея Павловича просветлело. И в самом деле, Бахметьев уже стрелял, значит, в ружье оставался только один патрон. Стало быть, поровну.

- Вы не только по уткам метко стреляете, - заметно повеселевшим тоном, добавил генерал.

Бахметьев нахмурился, понимая, куда клонит его спутник. Георгию Алексеевичу вовсе не хотелось начинать сей разговор, но Андрея Павловича было уже не остановить.

- Уж вы, ваше сиятельство, барышням головы кружите не менее ловко, - смеясь и подмигивая ему, заговорил Епифанов.

- Не замечал, - улыбнулся Бахметьев.

- Да будет скромничать вам, - хлопнул его по плечу Андрей Павлович. – Вон Олеся моя глаз с вас не сводит. Что ходить вокруг да около. Я вам прямо скажу: рад, очень рад буду видеть вас своим зятем.

- Мы с Олесей Андревной пока не говорили о том, - попытался уклониться от ответа Бахметьев.

- Как я скажу, так и будет, - топнул ногой Епифанов. – Отец я ей или не отец, - напустил на себя грозный вид генерал.

Бахметьев вздохнул. Епифанов ждал его ответа, и отвечать надобно было прямо. «Будь, что будет», - решился он.

- Андрей Павлович, я к вашей дочери питаю искреннюю симпатию. Иными словами, Олеся Андревна, дав согласие, стать моей женой, сделала бы меня много счастливее.

- Так за этим дело не станет, - довольно улыбнулся Епифанов. – Я рад, очень рад, - протянул ему руку генерал.

Пожав широкую ладонь Епифанова, Бахметьев подозвал Демби. Желание охотиться пропало. Побродив еще некоторое время по берегу, охотники вернулись к тому месту, где оставили лошадей.

- Слышал я, засиделись вы в штабе, - как бы, между прочим, обронил генерал, по дороге обратно в усадьбу.

Бахметьев кивнул головой:

- Не служба, а болото какое-то, - вздохнул граф. – Да и проверки эти инспекторские - сущая скука.

- И что же повышения пока не предвидится? – поинтересовался Епифанов.

- Увы, - пожал плечами Георгий Алексеевич.

- Ну, так этому делу поспособствовать можно, - тихо заметил Андрей Павлович. – У меня еще остались нужные связи. Я в ваши годы, уже эскадроном командовал.

Бахметьев заметно оживился. Перспектива продвинуться по службе была бы приятным дополнением к намечающейся женитьбе.

Полагая дело решенным, Андрей Павлович уже за ужином провозгласил тост за грядущее счастливое событие. Олеся наградила Бахметьева сердитым взглядом. Ей бы очень хотелось, чтобы Георгий Алексеевич объяснился с ней лично и просил бы ее руки у нее, а не решал все за ее спиной с папенькой. Но вскоре недовольство сошло на нет, поскольку представляя себе, что в течение сезона она предстанет в столичном свете уже как невеста графа Бахметьева, Олеся погрузилась в радужные мечты. Дату венчания пока не обговаривали, графиня намекнула, что было бы неплохо сразу после Рождественского поста сыграть свадьбу, Татьяна Михайловна поспешила с ней согласиться. В одно сошлись: оглашение следовало сделать уже сейчас.

После ужина сели играть в вист. Натали и Татьяна Михайловна составили пару против Лидии Илларионовны и Андрея Павловича. Олеся играть отказалась, а поскольку игра требовала четного количества игроков, Бахметьев тоже не стал принимать в ней участия. Уединившись у окна гостиной с Олесей, граф покорно выслушивал претензии своей теперь уже невесты.

- Я все же ждала, что прежде, чем решать все с моим папенькой, вы со мной изволите поговорить, - попеняла ему девушка.

- С вашим папенькой трудно сладить, - усмехнулся Бахметьев, взяв ее за руку и осторожно поглаживая тонкие пальчики. – Он у вас, Олеся Андревна натура весьма прямолинейная и ответов требует четких и ясных на поставленные вопросы.

Олеся опустила ресницы, тонкие пальчики чуть заметно подрагивали в ладони Георгия Алексеевича.

- Это вы верно подметили, Георгий Алексеевич, - вздохнула девушка.

- Коли вас так огорчает, что я не просил вашего согласия, я могу сие исправить прямо здесь и сейчас, - опустился на одно колено Бахметьев.

- Не надобно, Жорж, - ахнула Олеся, - я не к тому говорила. Мне казалось, что столь серьезные вопросы мы могли бы прежде между собой обговаривать.

- Олеся Андревна, - поднялся Бахметьев, усаживаясь подле генеральской дочери, - коли вы не желаете связывать со мной свою жизнь, я вас пойму и приму ваш отказ, как должное.

- Я вовсе не отказываюсь, Георгий Алексеевич, - зарделась как маков цвет Олеся. – Наперед я желала бы, чтобы у нас с вами не было секретов друг от друга. Вот собственно и все, что я хотела вам сказать.

- Похвальное стремление, - задумчиво отозвался Бахметьев. – Постараюсь не разочаровать вас.

- Я слышала, Лидия Илларионовна говорила, вы поутру в столицу собрались, - огорчено заметила девушка.

- Служба, - развел руками Бахметьев. – Не огорчайтесь. Вы ведь сезон станете проводить в столице, и мы будем часто видеться с вами, - попытался утешить ее граф.

- Да, верно, - улыбнулась Олеся.

Татьяна Михайловна, играя в карты, краем глаза посматривала за уединившейся парочкой. От зоркого ока генеральши не укрылось ни то, как граф преклонил колено, ни полыхающие румянцем щеки дочери. Задуманное ею удалось в полной мере. Оставалось только решить вопрос об объявлении помолвки с тем, чтобы известить родных и знакомых. Генеральша исподволь начала разговор с графиней и Лидия Илларионовна охотно подхватила его, перейдя к обсуждению мелочей, как то предстоящий бал по поводу торжественного события и как следует известить: разослать сразу именные билеты, либо сначала устроить званый вечер.

Андрей Павлович заскучал и, извинившись перед дамами, отправился почивать. Бахметьев все чаще поглядывал на часы и, заметив то, Олеся тоже засобиралась спать, оправдывая его тем, что его сиятельству поутру рано выезжать из усадьбы.

Бахметьев собирался пробыть в усадьбе седмицу, а то может и больше, но уже через три дня, проведенных в компании семейства Епифановых, готов был сбежать из собственного имения. Немалую досаду графа вызывало и то, как ловко собственная мать подвела его к тому, чтобы он посватался к Олесе. Ведь фактически его вынудили сделать предложение. Все эти намеки, недосказанности и, казалось, в воздухе повисшие ожидание. От него ждали решения, его подталкивали к тому. Пусть первоначально он сам решил ухаживать за mademoiselle Епифановой, но при том он вовсе не думал, что выбор придется делать так скоро. Ежели все эти размышления перевести на язык натуралиста, то сам себе Бахметьев ныне виделся добычей, преследуемой по пятам хищницами. Его просто загнали в ловушку, весьма искусно и умело расставленную. Оттого и дальнейшее пребывание в усадьбе в обществе дам Епифановых, стало невыносимым. Можно было разрубить сей гордиев узел одним ударом. Надобно было только сказать правду, но единожды солгав, он вынужден был лгать и дальше, все более усугубляя положение, в котором оказался.

Безусловно, Олеся Андревна была достойна того, чтобы носить титул графини Бахметьевой, такой супругой можно гордиться в обществе. Она умна, достаточно образована, знает себе цену и никогда не поставит его в неловкое положение. Думая о достоинствах генеральской дочери, Бахметьев невольно сравнивал ее с Верочкой. Не то, чтобы он думал о том, чтобы жениться на ней, подобное было исключено в силу многих причин, но ежели быть честным до конца, Вера мало чем уступала Олесе. Более того, чем дольше он сравнивал их, тем больше находил достоинств у скромной гувернантки.

Но не только нежелание Георгия Алексеевича составить компанию дамам Епифановым стало причиной его поспешного отъезда, было еще одно дело, которое требовало от него немедленного действия. Кем бы ни были те, кто напал на него в столице, они явно действовали по чье-то указке. Оставалось выяснить, кто желал избавиться от него раз и навсегда, не погнушавшись убийства.

Казалось, на первый взгляд самым разумным в его случае было бы обратиться в полицию, но тогда дело получит огласку. К тому же он совершенно не смог разглядеть нападавших, потому, обратившись к служителям правопорядка, он ничего не достигнет, а только спугнет того, кто желал свести с ним счеты. Этот кто-то непременно затаится, а когда пройдет время, и ему станет казаться, что угроза жизни миновала, вполне возможно, что будет предпринята еще одна попытка покушения. Только и оставалось, что попытаться самому найти эту таинственную личность, а заодно выведать причины, по которым его собирались убить.

За всеми этими размышлениями, Бахметьев и не заметил, как добрались до столицы. Только когда коляска въехала в пригороды Петербурга, он очнулся от своих раздумий.

- Ваше сиятельство, на Литейный? – обратился к нему возница.

- На Фонтанку, - не раздумывая, отозвался Бахметьев.

Ответил и сам поразился тому, что сказал. Стало быть, желание увидеться с Верой все это время не покидало его. Георгий Алексеевич едва заметно улыбнулся. Как странно. Следуя логике, находясь в обществе своей предполагаемой невесты, он должен был хотя бы на время выкинуть из головы мысли о гувернантке, но он напротив думал только о ней. Улыбка исчезла с его уст, стоило графу подумать о том, что придется сказать Вере о своей женитьбе в скором времени. Будь то другая, не Вера, такое положение вещей его бы нисколько не заботило, но Георгию Алексеевичу казалось, что едва он расскажет ей, и она тотчас покинет его. И никакие доводы разума о том, что подобное было бы неизбежно со временем, или о том, что ей совершенно некуда податься, ее не удержат.

Вновь промолчать? Бахметьев тяжело вздохнул. Разве можно утаить шило в мешке? С началом сезона весть о его женитьбе разнесется по всем светским гостиным. Безусловно, Вера не вхожа в круг завсегдатаев светских салонов, но вероятность того, что она узнает обо всем сама, не из его уст, слишком велика. Рискнуть, довериться судьбе, положиться на случай? Верно, только подлец и мерзавец мог бы размышлять подобным образом. Кто он и есть, собственно. Он не должен был касаться ее, не должен, но не смог устоять перед соблазном. Так стоило ли еще отягощать свою совесть очередной ложью?

«Я скажу ей. Непременно. Сегодня же, - думал он и тотчас отказывался от своего решения. -Нет. Не сегодня. Позже, но до начала сезона. Непременно, до начала сезона».

Коляска остановилась напротив уже столь знакомого ему парадного.

- Приехали, ваше сиятельство, - обернулся к нему возница, недоумевая, отчего барин не выходит, а продолжает сидеть в экипаже. – Ваше сиятельство, передумали никак? Так может на Литейный? – осторожно поинтересовался он.

- Обожди меня здесь, - выбрался из коляски Бахметьев.

Георгий Алексеевич легко поднялся по ступеням и замер у дверей квартиры.

«А вдруг ее вновь не окажется дома, - мелькнула в голове запоздалая мысль, когда рука уже потянулась к шнуру колокольчика. – Надобно было сначала записку послать», - вздохнул граф.

Двери открыла Дарья и, отступив в сторону, пропустила его в небольшую переднюю.

- Вера Николавна дома будут? – тихо поинтересовался Бахметьев.

- Дома, - кивнула головой девушка, принимая у него плащ и фуражку.

Услышав звон колокольчика, Вера отложила кисть и вытерла перепачканные красками руки о льняное полотенце. Прислушиваясь к голосам в передней, она едва не вскрикнула, когда поняла, кто пожаловал к ней с визитом. В своей записке Бахметьев писал, что его не будет, по меньшей мере, седмицу, но прошло всего четыре дня, и он вернулся. Не совладав с той радостью, что вдруг вскружила голову, Верочка, не дожидаясь, когда Дарья доложит о визитере, сама устремилась в переднюю.

- Жорж! – окликнула она его. – Ты вернулся, - влетела она в его объятья, подставляя губы его губам, не смущаясь присутствия горничной.

Аккуратно повесив вещи графа на вешалку, Дарья поспешила удалиться и сказать поварихе, что ужин сегодня надобно на двоих сервировать.

- Верочка, - шептал Бахметьев, покрывая поцелуями ее запрокинутое к нему лицо, - Верочка, ангел мой, - обнимал он тонкий стан.

- Ты останешься? – вырвалось у нее.

Георгий кивнул головой, проходя вслед за ней в гостиную.

- Там возница у парадного, - обратился Бахметьев к лакею, выглянувшему из своей каморки, - поди скажи ему, чтобы утром подъехал за мной.

Никитка покосился на хозяйку, но Вера только махнула рукой, подтверждая распоряжение графа.

Закрыв двери, Георгий Алексеевич обернулся к Вере:

- Неужели соскучилась? – улыбнулся он.

- Очень, - смущенно отвела глаза Вера.

В гостиной царил беспорядок: краски, кисти, разложенные на столе, неоконченная работа, которую Вера не успела убрать. Она принялась собирать все со стола, но Бахметьев перехватил ее руку и увлек девушку на диван. Оказавшись у него на коленях, Верочка сначала попыталась оттолкнуть его и подняться, но Георгий ее не отпустил.

- Я тоже скучал, - шепнул он ей в самое ухо.

Вера осмелилась поднять голову и взглянуть на него.

- Откуда это? – провела она кончиком пальца по уже подсохшей ссадине.

- Ерунда. На охоте был. Ветка по лицу ударила, - отмахнулся Бахметьев.

Георгий склонился к ней, вновь приникая к ее губам в долгом поцелуе. Его ладони гладили узкую спину, хрупкие плечи. Ему хотелось сжать ее в объятьях, опрокинуть на диван прямо здесь в гостиной, невзирая на то, что день еще не окончился и в любой момент горничная или лакей могли помешать их уединению.

- Жорж! – уперлась Верочка ему в грудь ладонями. – Позже, не здесь, - залилась она пунцовым румянцем.

- Желание дамы для меня - закон, - вздохнул он, выпуская ее из своих рук.

Вера вернулась к столу и собрала кисти в глиняный стакан. Внимание Бахметьева привлек неоконченный портрет. В девочке, изображенной на нем, он без труда узнал княжну Анну.

- У тебя талант, - протянул он, взяв в руки рисунок и рассматривая его.

- Мне еще многому надобно учиться, - улыбнулась Верочка, заглядывая через его плечо. – Мне ее не хватает, - вздохнула она. – Не думала, что расстаться с Аннет будет так тяжело.

- Даже ежели бы ты осталась ее гувернанткой, Аннет вскоре повзрослеет и перестанет нуждаться в воспитателях, - задумчиво обронил Георгий, всматриваясь в нарисованные черты.

Без сомнений, на портрете была Анна, но притом, ему показалось, что в чертах княжны проступало едва уловимое сходство с Верой. Он даже отложил рисунок подальше и пристально взглянул уже на Верочку. Так и есть. Вера – это Анна, только старше и локоны более светлые. «Показалось», - отвернулся от рисунка Бахметьев.

- Ты вернулся раньше, чем обещал, - заметила Вера за ужином.

- Это упрек? – вздернул бровь Бахметьев.

- Нет. Ты говорил про охоту. Ты только за тем ездил в Бахметьево?

Георгий Алексеевич отложил вилку и налил вина в бокал. Допрос, учиненный Верой, пришелся ему не по душе.

- Помнится, я говорил уже, что маменька пригласила гостей. Она пожелал, чтобы я тоже был в имении, когда приедут Епифановы.

- А Олеся Андревна тоже приезжала? – тихо спросила Верочка, чувствуя, как сдавило сердце в груди.

- Да, - отпил вино из бокала Георгий. – Вера, я должен сказать…

- Не говори ничего, - поднялась из-за стола Верочка и остановилась у него за спиной.

Тонкие руки обвили его шею.

- Я ничего не хочу знать. Ничего, Жорж.

- Вера, - отложив в сторону салфетку, встал со стула Бахметьев, - я должен сказать тебе…

- Нет, - покачала она головой. – Не надобно, Жорж. Ничего не говори. Пойдем, - взяла она его за руку.

«Да, Бог с ними, с Епифановыми!», - промелькнуло в голове.

Вера шагнула в спальню, прикрутила фитиль керосиновой лампы и повернулась к нему спиной.

- Помоги мне, - едва слышно прозвучало в тиши комнаты.

У Георгия дрожали руки, когда он вытаскивал из петель одну за другой крохотные пуговки. Убрав в сторону льняные кудри, Бахметьев коснулся губами тонкой шеи, вдыхая аромат ее кожи.

- Ты говорил, что все может быть по иному, - прошептала Верочка, поворачиваясь в его руках.

- Может, - шепнул он в ответ, спуская с плеч ее платье.

Кровь стучала в висках, туманя разум желанием.

- Может быть очень хорошо, - опуская ее на кровать, добавил он.

На этот раз Вера не пряталась от его жаркого взгляда, напротив сознание того, что она способна пробудить в этом мужчине столь сильное желание будоражило кровь. Сама она с жадностью рассматривала его, удовлетворяя свое любопытство. О, там было на что посмотреть. Высокий, статный, широкие плечи, рельефные очертания мышц под гладкой кожей.

Бахметьев не спешил, умело лаская ее, целуя то нежно, едва касаясь губами, то страстно, так, что перехватывало дыхание у обоих. И в самом деле, было хорошо, так хорошо, что испытанное наслаждение, сорвалось криком с припухших губ. На этот раз Вера не отодвинулась от него, а напротив приникла к нему всем телом, положив голову ему на плечо. Чуть влажные от испарины льняные кудри рассыпались по его широкой груди, и Георгий, обнимая ее одной рукой, наматывал на палец длинный локон, желая только одного, чтобы ночь эта не кончалась никогда. Чтобы можно было снова и снова любить женщину, что так доверчиво лежала нынче в его объятьях.

___________________________________

 » Глава 20

Глава 20



Вера проснулась, будто от толчка. Тяжелая мужская рука покоилась на ее талии, прижимая к теплому нагому телу. Стараясь не потревожить сон Георгия, девушка выбралась из его объятий и, накинув шелковый пеньюар, присела на край постели. Бахметьев даже не шелохнулся. Дыхание его по-прежнему было ровным, как у человека, спящего глубоким сном, длинные ресницы чуть подрагивали. Всматриваясь в его лицо в предрассветном сумраке, Верочка не удержалась и провела ладонью по той щеке, где темнела ссадина. Георгий отмахнулся от ее руки и перевернулся на бок. Натянув одеяло на его обнажившиеся плечи, Вера поднялась и неслышно ступая, покинула спальню.

Даша открыла глаза, едва хозяйка вышла в будуар, закрыв за собою двери в опочивальню. Приложив палец к губам, Вера проскользнула в уборную. Умывшись, она долго вглядывалась в свое отражение. Губы припухшие, на шее красными пятнами проступило раздражение от того, что перед визитом к ней, Георгий не стал заезжать на Литейный, дабы привести себя в порядок с дороги, и на его лице успела пробиться чуть заметная короткая щетина. Кончиками пальцев Верочка дотронулась до своего лица, обводя темные круги под глазами, каждая частичка ее тела ныла после прошедшей ночи, но глаза светились, даже в полумраке ненастного утра невозможно было не заметить их лихорадочный блеск. Пусть грешно, пусть осудят, но Бог мой, как же хорошо в его объятьях!

Вернувшись в будуар, Верочка придирчиво оглядела платье, которое успела вынести из гардеробной Дарья. Светло-серое из тончайшей шерсти с белым кружевным воротничком. Вера довольно часто надевала его, но оно было чересчур скромным и делало ее похожей на гимназистку, а нынче ей хотелось выглядеть иначе. Хотелось быть желанной, красивой, манящей для него, не для кого больше. Только для него одного. Потому она отрицательно качнула головой, когда горничная взяла то платье в руки, намереваясь помочь ей одеться.

- Другое, - шепнула девушка.

Шагнув в тесную гардеробную, Верочка провела рукой по висевшим на плечиках нарядам. Взгляд ее остановился на ярко-синем шелковом. Сняв его с вешалки, девушка протянула платье горничной. Дарья понимающе улыбнулась и согласно кивнула. Платье было всем хорошо, но имелся один существенный недостаток: оно оставляло шею совершенно открытой, а не заметить следы, оставшиеся после бурной ночи, было невозможно. Верочка с сожалением вздохнула, намереваясь снять его и облачиться в привычное серое, но Дарья, порывшись в комоде, извлекла из него кружевной воротничок-горжетку белого цвета.

- Так хорошо будет, - приложила она к платью свою находку.

Заколов воротничок недорогой брошкой с белой камеей, Вера окинула свое отражение в зеркале довольным взглядом.

На кухне уже вовсю хозяйничала Катерина. Бросив на вошедшую барышню укоризненный взгляд, повариха принялась растапливать печку.

- Осуждаешь? – усмехнулась Вера.

- Не мое это дело осуждать, - проворчала женщина, подбрасывая поленья. – Давайте кофия что ли вам сварю. Чего в такую рань поднялись?

- Не спится, - пожала плечами Верочка.

- Ох, Вера Николавна, наплачетесь вы с ним, - вздохнула вдруг Катерина, ставя на печку турку.

- Отчего?

- Его сиятельство птица высокого полета… - поджала губы Катерина, помешивая закипавший кофе.

- Хочешь сказать, что я ему не пара.

Катерина промолчала, но ответа и не требовалось. Все и так было очевидно. Налив кофе в чашку, кухарка поставила её на стол перед Верой.

- Завтрак, когда подавать прикажете? – осведомилась она.

- Я Дашу пришлю, - тихо отозвалась Верочка, отпивая кофе маленькими глотками.

Слова Катерины спустили ее с небес на землю. Забрав с собой чашку, Вера отправилась в гостиную. Допив кофе, она рассеянно перебрала кисточки в стакане, хмуро оглядела незаконченный портрет Анны, а после уставилась в окно. Фонтанка лениво несла свои грязно-серые воды в Неву, нахохлившиеся воробьи пристроились на деревянных перилах набережной, мимо проехала пролетка и свернула за угол к мосту. Начинался еще один день в бесконечной череде таких же похожих друг на друга. Что будет далее? Вновь ожидание, когда Бахметьев изволит почтить своим присутствием ее жилище? Как она будет жить, зная, что наступит день и час, когда он поведет под венец другую? Прикрыв на мгновение глаза, Верочка представила себе Георгия рядом с рыжеволосой красавицей в белоснежном подвенечном платье. Тонкие пальчики сжались в кулаки так, что ногти вдавились в нежную кожу ладоней, причиняя легкую боль. «Я не переживу того. Видит Бог не переживу», - сглотнула ком в горле девушка.

Задумавшись, она не услышала, как скрипнула, приоткрывшись, дверь, шагов за своей спиной, и только когда сильные руки обвились вокруг ее талии и чуть приподняли от пола, удивленно охнула.

- Bonjour, mon ange. (Доброе утро, ангел мой), - услышала она хрипловатый со сна шепот.

Его дыхание согрело щеку, шевельнуло короткие кудряшки на виске. Почувствовав под ногами опору, Верочка развернулась в его объятьях.

- Ты меня напугал, Жорж, - не сдержала она ответной улыбки.

Бахметьев запустил пятерню во взъерошенные каштановые кудри, в небрежно распахнутом вороте рубахи мелькнуло золотое распятие на тонкой цепочке.

- Прости, - дернулся уголок рта в чуть заметной улыбке. – Ты сбежала от меня, - притворно нахмурился он.

- Не спалось, - протянула руку Вера, погладив его по щеке. – Пойду, скажу, чтобы завтрак подавали, - повернулась она, чтобы выйти.

- Я не голоден, - отозвался Бахметьев, поймав ее за руку. – Хотя нет, - усмехнулся он. – Голоден. Очень голоден. Только голод мой иного рода, - шутливо прорычал он, заключая ее в объятья и целуя в шею.

Вера, смеясь, оттолкнула его.

- Довольно, Жорж.

Бахметьев выглянул в окно и нахмурился, разглядев под парадным свою коляску с возницей. Стало быть, пора было ехать на службу.

- Мне пора, - поднес он к губам ее пальчики.

- Когда мы увидимся? – омрачилось лицо Веры.

- Вечером, - выходя из гостиной, обернулся Георгий.

Верочка последовала за ним, не в силах расстаться, желая еще хоть на мгновение продлить время, проведенное с ним рядом. Она застыла посреди комнаты, наблюдая за тем, как он перед зеркалом поправляет и застегивает на все пуговицы мундир, приглаживает растрепанные ее рукой кудри.

- До скорой встречи, - поцеловав ее в щеку, Бахметьев стремительно прошел к двери.

- Я люблю тебя, - прошептала Вера ему вслед.

Георгий обернулся на пороге. Ответное признание готово было сорваться с губ, но спохватившись, промолчал и, ни слова более не сказав, вышел за дверь.

***

Спустя седмицу в небольшой церквушке в Бахметьево после воскресной службы было сделано оглашение о том, что Бахметьев Георгий Алексеевич намерен обвенчаться с девицей Епифановой Олесей Андревной.

В его адрес на Литейном посыпались бесчисленные поздравления от знакомых и близких. Вся эта корреспонденция высилась горкой на столе в его кабинете, поскольку хозяин апартаментов дома появлялся весьма редко и писем, приходящих в свой адрес не читал. Олеся писала ему почти каждый день и не получая ответа на свои записки, терялась в догадках о причинах столь внезапной холодности.

Близилось начало сезона. Традиционно открытием считался большой бал в Николаевском зале Зимнего дворца. К подобному событию готовились загодя. Получить приглашение на сие мероприятие считалось неслыханной удачей для тех, кто обыкновенно не имел доступа в столь высокое собрание. Бахметьев получил свое приглашение еще в августе. Пустив вход все свои связи, madame Епифанова умудрилась раздобыть приглашения и для своей семьи.

Олеся пожелала, чтобы ее сопровождал граф Бахметьев и потому написала ему, попросив дать ответ заранее. Но оставалось всего несколько дней, а Георгий Алексеевич так и не ответил. Не зная, что еще предпринять, она решилась написать Лидии Илларионовне.

Письмо вышло довольно пространным. Девушка, соблюдая правила хорошего тона, весьма подробно написала о своих впечатлениях, оставшихся после визита в Бахметьево, много хвалила гостеприимство графини и только в самом конце осмелилась поинтересоваться делами Георгия Алексеевича, пожаловавшись, что он не отвечает на ее письма.

Прочитав письмо своей будущей belle-soeur, графиня, не мешкая собралась в Петербург. Сына на Литейном она не застала. Не явился он и ночевать, вызвав у Лидии Илларионовны подозрения определенного рода.

Расспросив прислугу, графиня пришла в состояние крайнего волнения. По всему выходило, что Жорж попросту манкировал своими обязанностями жениха и все свободное время проводил с девицей, которую содержал в Петербурге. Подобное положение вещей было просто недопустимо. Пренебрегая приличиями, Лидия Илларионовна написала сыну записку весьма грозного содержания, требуя от него явиться перед ней сейчас же, как только он получит сие послание. Отправив лакея на Фонтанку вместе с коляской и возницей, графиня вся извелась в нетерпеливом ожидании.

Вера и Георгий ужинали, когда в двери требовательно позвонили. Бросив вопросительный взгляд на Верочку, Бахметьев поднялся из-за стола.

- Я никого не жду, - пожала плечиком Вера, поднимаясь вслед за ним и откладывая салфетку.

- Вера Николавна, - постучала в двери столовой Даша, - там Георгия Алексеевича спрашивают.

- Ничего не понимаю, - нахмурился Бахметьев, гадая, кому пришло в голову искать его здесь.

На службе он ни словом не обмолвился о своем новом увлечении. Знать о том, где он находится, могли только Ляпустин, либо прислуга у него дома. В передней неловко переминаясь с ноги на ногу, его ожидал лакей.

- Ваше сиятельство, матушка ваша приехали. Осерчали очень, велели записку вам передать, - промямлил он, протягивая запечатанный конверт.

- Обожди здесь, - бросил Бахметьев, вырвав конверт из его рук.

Пройдя в гостиную, Георгий сделал поярче свет лампы и вскрыл послание. Пробежав глазами строки, написанные до боли знакомым почерком, Бахметьев тихо выругался. Снедаемая тревогой, Верочка, замершая у дверей, слышала каждое слово и покраснела до корней волос, услышав, как он выразился.

- Прости. Я должен уехать, - обернулся он к ней.

- Что-то случилось? – шагнула она к нему.

- Нет, ma bonne. Ничего серьезного, - мелькнула быстрая улыбка на его губах.

Заметив потускневший взгляд и унылое выражение ее лица, Георгий стремительно заключил Веру в объятья и принялся целовать со всевозрастающей страстью.

- Ничего, mon cœur. Ничего с нами не случится, - горячо шептал он. – Верь мне.

Поспешно спустившись вниз, Георгий остановился у ожидавшей его коляски. Бросил беглый взгляд на окна второго этажа и, заметив, как шевельнулась занавеска в спальне, махнул рукой.

Ничего не объясняя в своей записке, графиня Бахметьева требовала, чтобы он явился немедля на Литейный, где она ожидает его уже второй день с самого своего приезда в столицу. У Георгия не было ни малейшего сомнения в том, по какому поводу, его мать, всегда старавшаяся избегать столичной суеты, явилась в Петербург.

Все дело в его помолвке с mademoiselle Епифановой. Он видел ее письма, но ни одно из них даже не распечатал, прекрасно понимая при том, что поступает дурно, но так и не нашел в себе сил ответить хотя бы на одно из них. Так просто было не замечать их, отговариваясь собственной занятостью, но ныне дело приобретало весьма скверный оборот.

Он даже не успел снять шинель и фуражку, войдя в собственные апартаменты, как услышал раздраженный голос матери:

- Жорж! Это ты?

- Маменька, - вошел в гостиную Георгий, - я рад вас видеть, но не понимаю причины вашего приезда.

Бахметьев наклонился, чтобы поцеловать мать в щеку, но она отстранилась.

- У тебя еще хватает совести прикидываться! - сердито сверкнула глазами Лидия Илларионовна. – Жорж, как ты мог?

- Мог что? – застыл Георгий посреди комнаты.

Заметив, как окаменело лицо сына, madame Бахметьева сбавила тон.

- Жорж, я приехала, дабы напомнить тебе о твоих обязательствах. Ты не можешь более вести себя подобным образом. Оглашение состоялось. Только представь, в какое положение ты ставишь Олесю? Это же просто невыносимо!

- Что вам не нравится в моем поведении? – хмуро спросил Бахметьев.

Лидия Илларионовна всплеснула руками и возвела очи к потолку.

- Бог мой, ты еще спрашиваешь?! Ну, хорошо, я не упаду в обморок, как стыдливая девица, коли стану называть вещи своими именами. Ты забываешься, Жорж. Ты помолвлен, а между тем дни и ночи проводишь в постели потаскухи, что когда-то осмелился притащить в Бахметьево.

Лицо Георгия потемнело.

- Не смейте называть ее так! – прошел он к окну и отвернулся от матери. – Никогда не говорите дурно о ней, коли вам дорого мое доброе к вам отношение.

Лидия Илларионовна побледнела и ухватилась рукой за грудь. Слегка покачнувшись, она неверными шагами дошла до кресла и опустилась в него совершено без сил. Уголок рта Георгия дернулся в ироничной усмешке. О, этот спектакль он видел не один раз.

- Воды, - простонала графиня, роняя голову на подлокотник кресла.

Бахметьев широкими шагами пересек гостиную и распахнул двери в коридор. Лакей, подслушивающий под дверью, едва не упал, встретившись взглядом с полыхавшими яростью глазами графа.

- Воды подай, - прошипел Георгий. – Еще раз я тебя здесь застану, вышибу без рекомендаций, - бросил он вслед поспешно удалявшемуся парнишке.

Графиня сделала несколько глотков и поставила на стол полупустой стакан.

- Ты, верно, смерти моей желаешь, - упрекнула она сына.

- Что вы, maman. Право, что за вздор вы говорите!

- Жорж, ты должен повидаться с Олесей и извиниться. Можно же найти оправдания твоей невнимательности к ней. Дела службы. Уверена, она охотно примет любые объяснения, но твое молчание просто оскорбительно!

- Маменька, выслушайте меня, - вздохнул Бахметьев. – Да, я признаю, что я страшно виноват перед Олесей Андревной, но вынужден сказать, что совершил ошибку. Еще не поздно все исправить. Я говорил вам, что не люблю mademoiselle Епифанову…

- Юрочка, мальчик мой, - мягко перебила его графиня, - помнится, мы говорили уже с тобой о том, что же переменилось нынче?

- Переменилось, маменька, - опускаясь на колени подле кресла, в котором сидела графиня, выдохнул Бахметьев. – Я полюбил другую женщину, - взял он в ладони руку матери. – Не заставляйте меня совершить непоправимую ошибку.

Графиня удивленно распахнула глаза, казалось, она онемела, от свалившегося на нее известия.

- Я люблю другую женщину, - повторил Георгий, впервые признаваясь и матери и самому себе в чувствах, что он испытывал к Вере. – Не знаю, как то получилось, но я не могу и дня прожить, чтобы не увидеться с ней.

- Я понимаю, - задумчиво отозвалась графиня. – Я все понимаю, Жорж, - обретая былую уверенность, продолжила она. – Но сдается мне, ты путаешь любовь с увлечением. Это все временно, оно пройдет.

- Нет, - покачал головой Бахметьев.

- Хорошо, - кивнула головой графиня. – Положим, мы сможем пережить скандал, что непременно разразится с наименьшими потерями, конечно, тебе придется забыть о повышении по службе, дай Бог, чтобы тебя вообще оставили в штабе после всего, - скороговоркой произнесла графиня. – Положим, что не все двери окажутся закрытыми перед тобой, положим, что дурная репутация, что ты непременно обретешь в обществе, не станет препятствием для твоих детей в будущем, коли ты намерен повести под венец женщину столь сомнительного происхождения и поведения. Ты ведь намерен сделать ей предложение? – поинтересовалась графиня.

- Вы преувеличиваете, маменька, - поднялся Георгий и в волнении заходил по комнате.

- Нисколько, Жорж. Поверь, я говорю не о всех последствиях твоего необдуманного решения. Я верю, что ты мог полюбить эту… женщину, - выдавила из себя графиня, - но ведь любовь и брак ни одно и то же. Я не призываю тебя порвать с ней. Любишь – люби, но не ломай жизнь себе и Олесе.

- Я не могу так, - опустил голову Бахметьев.

- Я никогда, слышишь, никогда не приму ее, - стукнула кулачком по подлокотнику кресла графиня.

- Я и не прошу вас принять ее, - тихо заметил Георгий.

- Коли ты не желаешь быть благоразумным, придется мне самой встретиться с твоей пассией, - покачала головой madame Бахметьева. – Ежели она любит тебя, Жорж, она все поймет. Вам только надо лишь на время расстаться. Я понимаю, как тебе тяжело нынче. Я поговорю с Олесей, дабы отложить венчание до Красной горки. Придумаю что-нибудь, - принялась убеждать сына Лидия Илларионовна.

- Я сам поговорю с Верой, - сдался Бахметьев.

- Могу я передать Олесе, что ты станешь сопровождать ее на Императорский бал? – оживилась графиня.

- Безусловно, можете, - равнодушно бросил Бахметьев.

___________________________________

 » Глава 21

Глава 21



Шурша шелком модного платья, Лидия Илларионовна покинула кабинет сына, направившись в спальню, которую занимала обыкновенно, когда приезжала в столицу. На пороге она обернулась. Георгий продолжал сидеть за столом, не меняя позы: голова опущена, пальцы сплетены в замок, поникшие плечи. Подавив тяжелый вздох, графиня закрыла за собой двери. Она добилась того, зачем приехала в столицу, но как же больно было видеть его таким! Возможно, он и в самом деле влюблен в эту девушку, но ведь любовь не вечна. К тому же она не требовала от него, чтобы он порвал со своей la maîtresse. Ее позиция была продиктована здравым смыслом, и сын должен понимать, что принятые им обязательства не могут быть разорваны только по его желанию. В какой-то момент Лидия Илларионовна даже пожалела о том, что так безоглядно подталкивала Жоржа к женитьбе на Олесе, но пути назад не было.

Готовясь ко сну, графиня услышала, как хлопнула входная дверь. Выглянув в коридор, она поманила к себе лакея:

- Георгий Алексеевич ушел? – осведомилась она.

Парнишка кивнул головой:

- Уехали его сиятельство, просили передать, что к утру будут.

«Но может оно и к лучшему», - вздохнула графиня.

Бахметьев вышел на улицу и, глядя по сторонам, забрался в коляску.

- На Фонтанку, - коротко приказал он, откинувшись на спинку сидения.

Стемнело, но на улице было все еще довольно многолюдно. В преддверии начала сезона многие уже успели вернуться в столицу, и вечерний Петербург ожил: наносили визиты, посещали литературные и музыкальные вечера, театры, клубы, ресторации.

Погрузившись в свои невеселые думы, Бахметьев не заметил, как сразу вслед за его экипажем от угла дома, где он снимал апартаменты, отъехала пролетка и последовала за ним в сторону набережной Фонтанки. Поднятый кожаный верх оставлял в тени лица пассажиров.

- Я вас предупреждал, что покушение на графа не самая умная мысль, - тихо заметил Тоцкий. – Георгий Алексеевич человек далеко не глупый и осторожный. Нынче застать его одного стало совершенно невозможно. К тому же меня беспокоит, что он столь часто наведывается в дом на Фонтанке.

- Теперь уже не важно, - также тихо отозвался собеседник Парфена Игнатьевича. – Бахметьев помолвлен, оглашение состоялось.

- Но это вовсе не означает, что он оставит Веру Николавну, - пожал плечами Тоцкий.

- Время действовать.

Тоцкий побледнел, что было заметно даже в вечернем сумраке.

- Неужели нельзя найти другой путь? – дрожащим голосом осведомился он.

- Увы, mon cher ami, другого пути нет и вам, как адвокату, это должно быть известно куда лучше, чем мне, - отозвался его попутчик.

Коляска графа остановилась и парадного, и Бахметьев выбрался на мостовую. Оглядевшись, граф шагнул в гостеприимно распахнутые швейцаром двери.

- Думаю, мне лучше будет вернуться в Никольск, дабы не вызвать подозрений, - проводив его глазами, заметил Тоцкий.

- Струсили? – иронично усмехнулся его vis-à-vis.

- Нет! – излишне запальчиво возразил Парфен Игнатьевич, - но вы должны понимать, что после поднимется шум, а коли я окажусь в Петербурге, то окажусь в числе подозреваемых.

- Поезжайте, - милостиво согласился его собеседник, - но не в Никольск, а в Москву. Очень скоро вы мне понадобитесь.

- Как скажете, - проворчал Парфен Игнатьевич и выбрался из пролетки. – Буду ждать весточки от вас, - приподнял он шляпу над головой и заспешил в сторону Дворцовой площади, постукивая тросточкой по мостовой.

Бахметьев застал Веру в будуаре, где она разбирала вещи, которые привезли из поместья Уваровых, сразу после его отъезда.

- Ничего не понимаю, - пробормотала девушка, заглядывая в сундук. – Её здесь нет, - вздохнула она.

- Что потеряла, душа моя? – остановившись на пороге, поинтересовался Бахметьев.

- Жорж, ты вернулся! – осветилось радостью ее лицо.

Уронив обратно в сундук ворох из белья и прочих мелочей, Верочка устремилась в раскрытые объятья. Георгий коснулся губами ее лба и крепко прижал к себе.

- Вера, мне надобно поговорить с тобой, - выдохнул он.

- Разве это не может обождать? – настороженно поинтересовалась она, по тону его голоса понимая, что речь пойдет, скорее всего, о вещах для нее весьма неприятных.

- Нет, - покачал он головой.- Я не могу и далее молчать.

- Что ж, говори, - вывернулась Вера из его рук и, отступив на несколько шагов, сложила руки на груди.

Георгий прикусил губу, шагнул к ней, хотел взять за руку, но она не позволила, попятилась от него до тех, пока не уперлась спиной в бюро у окна.

- Я помолвлен с mademoiselle Епифановой, - выдохнул он.

Вера побледнела, покачала головой, отрицая услышанное.

- Верочка, - рухнул перед ней на колени Бахметьев, - ангел мой, это ничего не меняет. Я тебя одну люблю, и всегда буду любить.

Вера отвернулась. Глаза заволокло пеленою слез. Во рту появился привкус крови из прокушенной губы.

- Уходите, Георгий Алексеевич. Оставьте меня, - прошептала, не глядя на него, стараясь удержать слезы.

- Вера, да послушай же меня, - поднялся он с колен и шагнул к ней, намереваясь заключить в объятья.

Звук пощёчины, казалось, был невероятно громким. Бахметьев схватился за щеку.

- Все верно. Я заслужил, - потер он место, куда пришелся удар ее руки. – Но позволь все же я договорю.

Девушка рванулась из комнаты, прочь от него. Она попыталась запереть дверь спальни, но не успела. Дверь с грохотом отлетела к стене и, ударившись об нее, закачалась на одной петле.

- Я не желаю вас более видеть! Никогда! Слышите, ваше сиятельство!

- Вера, в тебе сейчас говорят гнев и обида, - прошелся он по комнате, потирая ушибленное плечо.

Верочка покосилась на дверь, потом вновь перевела взгляд на графа. «Силища-то какая», - поежилась она под его пристальным взглядом.

- Я могу уйти, как ты того желаешь, - продолжил Георгий, выровняв дыхание и стараясь говорить спокойно. – Что с тобой станется? Как ты жить собираешься?

- Отчего вас это не заботило, когда вы предлагали мне стать вашей содержанкой? – язвительно поинтересовалась она.

Георгий поморщился. Упрек был справедливым, но ведь и он ее силой в постель не укладывал. Оба умолкли. Бушевавший в первые минуты гнев, улегся. Вера присела на постель, обхватив себя руками за плечи. Мысли ее метались в поисках решения. Георгий прав, коли он оставит ее, в будущем ей одна дорога либо в монастырь, либо в дом терпимости. От подобной перспективы девушка вздрогнула.

- Я в тягости, - чуть слышно сорвалось с языка.

- Ты что? – опускаясь перед ней на колени и хватая ее за руку, едва не поперхнулся Бахметьев.

- У меня будет ребенок, - пряча от него глаза, повторила Вера.

Бахметьев поднялся на ноги и в волнении заходил по комнате кругами.

- Я был осторожен. Видит Бог, я того вовсе не желал, - говорил он сам себе не в силах поверить, что Господь мог сыграть с ним подобную шутку.

Хотя какие уж тут шутки. Вера ждет ребенка, его ребенка. Он станет отцом.

- Я должен подумать, - остановился он перед ней. – Наверное, будет и в самом деле лучше, коли я сейчас уйду. Нам обоим нужно остыть.

Вера не ответила, ужасаясь сама себе. Как только могла придумать такую чудовищную ложь?! Как язык повернулся сказать подобное?! Она не шелохнулась, когда граф вышел из комнаты, и лиши только тогда, когда хлопнула входная дверь, очнулась от морока, что нашел на нее. Вспомнив, чем занималась до прихода Георгия, Верочка поднялась и неверной походкой вышла в будуар. Сундук стоял посреди комнаты. Пнув, его ногой, Вера поморщилась: на кой ей сдалась эта шкатулка, коли вся жизнь теперь лежит в руинах. Верно, она просто потеряла ее, пока добиралась до Уваровых из Никольска. Сколько не силилась, она не могла вспомнить, когда видела ее в последний раз. Остался только ключ, что она носила на цепочке в медальоне, который снимала только на ночь. Однако ныне он был совершенно бесполезен. Что было в ней, Вера так и не узнала, поскольку никогда не открывала ее.

***

Ольге не спалось. Ворочаясь с боку на бок, княгиня тяжело вздыхала. Сегодня, отправляя вещи гувернантки в Петербург, она вспомнила о шкатулке, что так и лежала в ящике туалетного столика в ее будуаре. Надобно было вернуть вещицу владелице, но в шкатулке было заперто ее собственное жемчужное ожерелье. Расставаться с подарком супруга, княгиня не пожелала, да и у Веры, наверняка бы, возникли вопросы о том, каким образом сие ожерелье попало в шкатулку. Времени было мало. Варвара уже собрала вещи бывшей гувернантки, и вот-вот лакей должен был снести вниз поклажу. Ольга Михайловна попыталась сама открыть замочек, также как то делал брат Варвары, но видать той ловкостью, что Митька она не обладала. Шкатулку-то ей открыть удалось, да только замочек оказался безнадежно испорчен. Как было возвращать вещь в таком состоянии? Ольга испугалась, что на этот раз Вера сможет обвинить ее в краже.

Поднявшись с постели, княгиня зажгла лампу, и присев за бобик, вновь достала злополучную шкатулку. Открыв ее, она принялась перебирать содержимое. Письма, старинный перстень, по-видимому, с рубином, страница, вырванная из какой-то книги. Присмотревшись, Ольга поняла, что держит листок из семейной библии Уваровых. Но откуда он мог взяться у гувернантки? Не иначе Верочка все же воровка! В двери тихо постучали:

- Chérie, tu ne dors pas? (Дорогая, ты не спишь), - послышался за дверью голос ее супруга.

- Entrez, - откликнулась Ольга, торопливо запихивая бумаги обратно в шкатулку.

- Что тебе не спится, душа моя, - улыбнулся Уваров. – Я собирался к себе, смотрю, у тебя свет не погашен.

- Бессонница, - пряча за спиной шкатулку, которую не успела запихать обратно в ящик, отозвалась Ольга.

- Так может доктора к тебе вызвать? – озабоченно поинтересовался Николай Васильевич.

- Не стоит, - улыбнулась Ольга дрожащими губами.

Шкатулка за ее спиной открылась, и содержимое посыпалось на пол.

- Что это? – шагнул к ней Уваров.

- Ничего, - кинулась подбирать рассыпавшиеся вещи княгиня.

Внимание князя привлек перстень с рубином, блеснувший в неярком свете лампы. Нагнувшись, Николай Васильевич поднял кольцо и поднес к глазам.

- Откуда это у тебя? – взволновано спросил он.

- Николя, я давно хотела тебе сказать, - пряча бегающий взгляд, торопливо заговорила Ольга. – Помнишь, я говорила тебе, что у меня ожерелье жемчужное пропало?

- Не припоминаю, - нахмурился Уваров.

- Это гувернантка его украла, - выпалила Ольга. – Сегодня, когда стали собирать ее вещи, оно нашлось вот в этой самой шкатулке, - поставила ее на стол княгиня.

Князь взял в руки вещицу и вытащил из нее пачку писем, перевязанную ленточкой.

- Это мои письма, - побледнел Уваров. – Письма, что я писал Анне, - поднял он на жену удивленный взгляд. – Откуда они у Веры?

Перевернув шкатулку над столом, Уваров принялся торопливо разбирать бумаги.

- Разрешение на брак? – пробормотал князь, держа в руках бумагу, которая позволяла поручику Уварову Николаю Васильевичу сочетаться браком с девицей Тумановой Анной Петровной.

- Я не понимаю, Николя, - выдавила Ольга, отступая все дальше от супруга.

Собрав все обратно в шкатулку, Уваров стремительно покинул спальню жены и направился в свой кабинет. Николай Васильевич всю ночь просидел за столом, перебирая бумаги.

- Бог мой! – простонал он, прочитав все до последней строчки. – Верочка. Она же… Боже, что же делать теперь? Моя мать… Моя собственная мать…

Не дождавшись рассвета, Уваров велел заложить коляску.

- Николя! – остановила супруга на пороге передней Ольга, торопливо сбежав вслед за ним с лестницы. – Ты уезжаешь?

- Да, - кивнул головой князь.

- Куда? – заступив ему дорогу, поинтересовалась княгиня.

- В Петербург, к Бахметьеву, - сердито ответил Николай Васильевич.

- Зачем? Что ты намереваешься делать?

- Madame, я после вам все объясню, - шагнул на порог Уваров.

По дороге в столицу князь передумал ехать к Бахметьеву и велел вознице направляться на Фонтанку. Он должен был поговорить с Верой, понять насколько верны его подозрения, тем более что адрес ее пристанища был ему известен.

Уваров приехал слишком рано. Наносить визиты в это время было возмутительно неприлично. Беспокойно барабаня пальцами по набалдашнику трости, Николай Васильевич в нетерпении посматривал на часы.

На улице только начало светать. Редкие прохожие, в основном мастеровые люди да прислуга, спешащая по своим делам, с любопытством посматривали на господина в коляске. Обыкновенно господа не поднимались в такую рань, чаще они только возвращались в свои дома после ночных увеселений. Нетерпение грызло Уварова. Не в силах усидеть на месте, он выбрался из экипажа и принялся ходить по мостовой под окнами квартиры, где как ему стало известно, нынче проживала Верочка.

- Ваше благородие, господин хороший, не пожалейте копеечку, - гнусаво заголосил нищий, протягивая к нему руку ладонью кверху.

- Погоди, - зажав трость под мышкой, Уваров принялся рыться в карманах редингота в поисках монет.

Нищий приблизился к нему вплотную. В его руках блеснуло кривое лезвие ножа, и, бросившись вперед, он ударил князя прямо в живот. Хватая ртом воздух, Уваров тяжело осел на мостовую.

- Убили! – кинулся к нему возница.

Выдернув нож, мнимый нищий бросился бежать. На крик слуги Уварова из парадного выскочил швейцар.

- Помоги, - прохрипел Уваров, цепляясь за плечо своего слуги.

Возница вместе со швейцаром дотащили Николая Васильевича до коляски и погрузили теряющего сознание князя в экипаж.

- К дому, - выдавил побелевшими губами Уваров. – Доктора…

Обезумевший от страха возница, что есть мочи погонял лошадей по улице, распугивая прохожих. Спрыгнув с козел, он забарабанил в двери особняка Уваровых.

- Князя убили! – выкрикнул он, когда сонный дворецкий открыл перед ним двери.

- Господи! – помертвело лицо дворецкого.

- Да что стоишь столбом?! – выкрикнул возница. – Подсоби!

Потерявшего сознание князя перенесли в спальню и послали за доктором. Экономка Уваровых, причитая, пыталась остановить кровь, сочившуюся из глубокой раны. Доктор, явившийся по вызову, отстранил женщину и принялся осматривать раненного.

- За полицией послали? – хмуро бросил он, закончив перевязку и полоская руки в тазу с теплой водой.

- Сейчас пошлю, - торопливо закивал головой дворецкий, стоя на пороге комнаты.

___________________________________

 » Глава 22

Глава 22



Сгорбившись, Караулов сидел за столом в темном углу кабака самого низкого пошиба на окраине Петербурга в компании здоровенного детины, одетого в грязный потрепанный плащ и низко надвинутую на глаза шапку.

- Ваше благородие, так когда расплатитесь? - прогнусавил он. – Дело сделано. Все как вы велели.

- Я велел проследить, - процедил Караулов. – А ты что натворил?!

- Так сказано было, чтобы князь с этой девкой не встречался, что ж мне делать оставалось? – пожал он широченными плечами.

- Тише! – шикнул на него Караулов, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Поторопился ты. Ох, поторопился, - вздохнул Петр Родионович.

Вовсе не так он планировал избавиться от Уварова. Все должно было быть тихо и походить на смерть от причин естественных. Конечно, князь был еще довольно молод и полон жизненных сил, но бывало, что и жаловался на недомогания. Яд – вот самое надежное и испытанное средство. Коли потихоньку травить свою жертву, никто не должен был ничего заподозрить.

К тому же прежде надобно было изыскать возможность встретиться и поговорить с Верой, убедить ее, что замужество для нее – единственный шанс восстановить свою репутацию. Все пошло прахом. Уваров еще жив, а коли его кузен все же отдаст Богу душу, так ни о какой женитьбе в ближайшие три месяца даже помышлять не приходится.

Сунув руку в карман, Караулов достал довольно внушительную пачку ассигнаций, перевязанную тонкой бечёвкой, и под столом протянул своему собеседнику.

- Убирайся из столицы, как можно дальше и в ближайшее время не показывайся тут. Коли князь выживет, твое лицо он обязательно вспомнит.

- Это-то, конечно, - закивал детина, пряча деньги за полой плаща. – Не извольте беспокоиться. Коли я вам еще понадоблюсь, разыщите меня через Яшку цыгана.

- Надеюсь, не понадобишься, - вздохнул Караулов. – Все! Убирайся с глаз моих!

Взяв со стола наполненную водкой рюмку, Петр Родионович залпом выпил содержимое и закрыл лицо трясущимися руками. Пусть не собственные руки в крови замарал, но на душе погано было. Как планировал все, так страху-то не было, а как свершилось, так и затряслись все поджилки.

- Еще принеси! – подозвал он полового, кивая на пустую рюмку.

Надобно собраться с мыслями, ведь сейчас такая суета поднимется. Вон и старухе уж весточку послали, и Ольга из имения приехала сама не своя. И его, верно, ждут в доме на Литейном. Наверняка и Бахметьев уже у Уваровых, ведь он тоже на Литейном живет. Подумав о молодом графе, Караулов стиснул зубы. Ненависть к светскому щеголю, столь легкомысленно разрушившему его тщательно выстроенный план, скрутила все внутри. Выпив вторую рюмку, Петр Родионович поднялся на ноги и нетвердой походкой вышел на улицу. Вечерело. Остановив извозчика, Караулов забрался в пролетку.

- На Литейный! – скомандовал он, кутаясь в редингот.

Двери ему открыл дворецкий. Скорбное выражение лица прислуги свидетельствовало о том, что дела обстояли неважно. Все семейство в ожидании вестей от доктора собралось в малой гостиной.

- Бог мой, какое несчастье, - вздохнул Караулов, целуя в щеку тетку и огорченно качая головой. – Оленька, - обратился он к княгине, - что-нибудь известно уже о том, кто осмелился напасть на князя?

Ольга подняла голову и покачала головой, вытирая платком слезы, струящиеся по лицу:

- Нет, ничего, Петр Родионович. Полиция полагает, что нападение каким-то образом связано со службой Николя. Много недовольных нынче развелось, - всхлипнула она.

Графиня Бахметьева поднялась с кресла и налив в стакан воды из графина, подала его Ольге.

- Все образуется, Ольга Михайловна. Николай Васильевич обязательно поправится, - принялась утешать она супругу князя.

Георгий Алексеевич, до того хмуро глядевший в окно, обернулся и только скептически качнул головой. С таким ранением шансов выжить у Уварова не было. Но не только эта мысль не давала ему покоя. На Уварова напали у дома Веры. Что делал Николай Васильевич в столь неурочный час на Фонтанке? Что ему понадобилось от Веры? И не его ли самого поджидал там наемный убийца? Ведь это он мог сейчас лежать на смертном одре, отсчитывая последние мгновения своей жизни. Слишком много вопросов и ни единой зацепки.

Высокие двустворчатые двери распахнулись и доктор, весь день, не отходивший от князя, ступил на порог. Взгляды всех присутствующих обратились к нему.

- Николай Васильевич желал бы причаститься, - опустил голову врач.

- Я пошлю за батюшкой, - шагнул к двери Бахметьев.

- Елизавета Петровна, князь желает говорить с вами, - обратился доктор к княгине.

Бледная как полотно старуха Уварова встала и, шаркая, направилась в покои сына. Свет керосиновой лампы освещал бледное лицо князя.

- Николя, - присела на край постели Елизавета Петровна.

Найдя в складках одеяла его безвольную руку, пожилая дама, осторожно сжала длинные тонкие пальцы.

- Маменька, - открыл глаза Уваров.

- Господи, мальчик мой. За что так?

- На столе лежит шкатулка. Возьмите ее, - с трудом выговорил князь.

Елизавета Петровна послушно поднялась и подошла к столу. Недоумевая, зачем сыну в столь трагичный час понадобилась эта безделица, она взяла ее и вернулась к постели.

- Откройте, - чуть слышно прошептал Уваров.

Откинув крышку, княгиня едва не вскрикнула. Первым попался на глаза фамильный перстень Уваровых, который когда-то юный Николай надел на палец своей жены вопреки воле родителей. Трясущимися руками Елизавета Петровна принялась перебирать бумаги.

- Ты знаешь! – пораженно выдохнула она. – Откуда это у тебя?

- Это шкатулка Веры, той, что у нас гувернанткой была, - прохрипел Уваров.

- Верочка? - в ужасе прикрыла ладошкой рот княгиня. – Боже мой, Верочка. Она же…

- Правду, маменька. Только правду, - уставился на нее лихорадочно блестевшими глазами князь. – Видит Бог, мое время на исходе, так не лгите же мне нынче!

Княгиня закрыла глаза и перекрестилась дрожащей рукой.

- Николя, я только добра тебе желала.

- Рассказывайте, - нетерпеливо перебил ее Уваров.

- Господи, прости мне грехи мои тяжкие, - вздохнула княгиня. – Моя вина. Ты уехал на Кавказ, оставив Анну на мое попечение. Она занемогла тогда. Долго болела, мне казалось, что Господь приберет ее, да не вышло. Поправляться стала, тогда я солгала ей, сказав, что брак ваш недействительный, и венчал вас человек, лишенный сана, что ты помолвлен с другой женщиной, а ей только воспользовался, потому как побоялся супротив воли отцовской пойти. Отец Силантий помог мне в том. Он ей книгу метрическую показал якобы из того прихода, где вы венчались, а записи о венчании там и не было. Запугала я ее и убедила уехать подальше. Дала денег, достаточно для того, чтобы безбедно жить, а потом устроила ее похороны, а всем в поместье сказала, что померла она. В гроб мешков с овсом положили да заколотили. Мол, княгиня молодая за время болезни совсем подурнела, негоже ее людям в таком виде показывать. Отец Силантий и отпел ее.

- Отец Силантий? – удивленно воскликнул князь, сделав попытку подняться, но тотчас рухнул обратно на постель, застонав от невыносимой боли.

- Он мне многим обязан, Николя. Ему так хотелось получить свой собственный приход, я посодействовала тому, а потом попросила вернуть долги.

- Вы страшный человек, маменька, - выдохнул Уваров. – Вера – моя дочь. Моя и Анны.

- Я догадалась, - тихо всхлипнула пожилая дама. – Как только шкатулку эту проклятую открыла.

- Дайте мне слово, что позаботитесь о ней, коли не суждено мне будет подняться отсюда.

- Не говори так, Николя, - умоляюще посмотрела на него княгиня. – Ты оправишься, вот увидишь.

- Слово, маменька, - потребовал Уваров, напрягая последние силы.

- Даю слово, что не оставлю Верочку, - заплакала княгиня.

- Ступайте. Мне больно видеть вас, - отвернулся от нее Николай Васильевич.

- Прости меня, - попыталась она нащупать его руку.

- Господь простит, маменька. Оставьте меня, - выдавил из себя князь, не поворачивая головы.

Казалось, что силы совершенно покинули пожилую женщину. Рыдая, она доплелась до двери и, кинув последний взгляд на сына, вышла в коридор. Ноги ее подкосились, и Елизавета Петровна осела на пол. Лакей, дежуривший у двери, кинулся поднимать княгиню.

- Прочь, оставьте меня, - рыдала она, отталкивая его руки. – Все прочь!

Бахметьев, поднимавшийся по лестнице вместе со священником, не слушая возражений пожилой дамы, легко поднял ее с пола и перенес в библиотеку, усадив на диван.

- Доктора! – прикрикнул он на слугу, замершего на пороге.

Врач дал княгине успокоительных капель и поспешил к Уварову, как только святой отец покинул раненного, окончив соборование. Елизавета Петровна перестала всхлипывать и, казалось, задремала сидя на диване. Вскоре и Ольга с Лидией Илларионовной и Карауловым перебрались в библиотеку, чтобы быть ближе к спальне князя.

Бахметьев, несмотря на ночную прохладу, вышел на балкон и закурил. Надеяться можно было только на чудо. Острое чувство вины невыносимой тяжестью сдавило грудь. До нервной дрожи в пальцах хотелось войти к Уварову и покаяться, попросить прощения, но смеет ли он отравить умирающему последние мгновения? Видимо, придется до конца жизни нести на себе сей грех. Георгий прислонился затылком к холодной стене и закрыл глаза. Из комнаты послышался короткий вскрик Ольги и сдавленное рыдание. Распахнув створки, граф едва ли не ввалился в библиотеку. Протягивая к нему руки, Ольга рыдала в голос:

- Жорж, он умер, умер, - причитала она.

Обняв хрупкие плечи, Бахметьев погладил ее по растрепанным локонам:

- Полно убиваться, Оленька. Полно.

Доктор смущенно отвел взгляд, Лидия Илларионовна сердито поджала губы и лишь старуху Уварова не выказала никаких эмоций, уставившись бессмысленным взором в пространство.

- Бедный мой мальчик, - прошелестела она, очнувшись от ступора. – Не оставьте нас, Георгий Алексеевич, - жалобно взглянула она на молодого графа. – Надобно бы насчет похорон распорядится.

- Я все сделаю, - выпустив Ольгу из объятий, отозвался Бахметьев.

- Тетушка, я сам все устрою, - выступил вперед Караулов.

- А, Петруша, - проскрипела Уварова, - Все-то тебя нет, когда ты нужен!

Караулов насупился. Было весьма похоже, что тетушка умом тронулась от горя, что на нее свалилось. Гляди, старая ведьма передумает отписать ему Покровское! Впрочем, что ему Покровское, коли выпал шанс все состояние Уваровых к рукам прибрать. Надобно только Верочку уговорить, а коли упрямиться будет, так найти священника, что обвенчает их и без ее на то согласия.

***

После ухода Георгия Вера, несмотря на то, что время было уже довольно позднее, никак не могла уснуть. «Господи! И зачем только сказала ему, что в тягости? - вертелась она на постели, сбивая в ком простыни. – Господь покарает за эту ложь.

Разумом девушка прекрасно понимала, что Бахметьев не откажется от данного Олесе слова, и ничего он не обещал, стало быть, оставаться ей и дальше в содержанках. Да коли правда откроется о том, что солгала, как тогда он станет смотреть на нее? Вера всхлипнула и спрятала голову в подушку: «Не хочу думать о том! Не хочу!», - стиснула она зубы. Страшно вдруг стало увидеть в его глазах разочарование или того хуже брезгливое презрение к женщине, осмелившейся шантажировать его столь низким способом.

«Что же делать?» - вскочила она с кровати и в волнении заходила по комнате, точно также, как совсем недавно Георгий кружил по этой же спальне. «Ох, зря все это придумала! Ох, зря!» - обхватила себя руками за плечи Верочка.

Почти всю ночь изводила она себя сомнениями и страхами и заснула лишь под утро. Разбудил ее громкий истошный крик: «Убили!» - кричал кто-то прямо под окнами спальни. Поспешно накинув пеньюар, Верочка отодвинула портьеру и выглянула в окно. Ее взору открылась страшная картина: Швейцар из их парадного и низкорослый коренастый мужчина, одетый как прислуга с трудом тащили к экипажу какого-то человека, истекающего кровью. Капли крови падали на мостовую и застывали на ней бурыми пятнами. Верочка судорожно перекрестилась: «Святый Боже, да что же это такое? Прямо под окнами».

Когда коляска отъехала, увозя пострадавшего, девушка выпустила из рук портьеру и вернулась в постель. Во время ночных раздумий, она то и дело меняла свое решение. Сначала она хотела признаться во всем Жоржу, а уж дальше, пусть его сиятельство сам решает, как поступить. Однако, лишь на мгновение представив себе, что с ней станется, коли Бахметьев оставит ее, Верочка тотчас передумала. Впрочем, сколько веревочке не виться, конец все равно будет. Ее ложь всплывет и тогда все станет во стократ хуже, чем сейчас.

Начинался новый день, надобно было умыться, привести себя в порядок, но Вера продолжала сидеть на кровати. Не было сил подняться и совершить столь привычные действия. «Зачем? К чему? – вопрошала она саму себя. – Отныне все кончено». Положив голову на подушку, она прикрыла глаза. Страшная тоска и меланхолия овладели ею. Горничная заглянула в комнату, но Вера сделала вид, что спит. Она и в самом деле задремала и проснулась только после полудня.

Голову словно обручем сдавило болью. От яркого солнечного света, проникшего в комнату через щель, что она оставила между портьерами, когда выглядывала в окно, в глазах появилась резь.

- Даша, - охрипшим голосом позвала она горничную.

- Вставать будете? – появилась в дверях Дарья.

- От его сиятельства никаких вестей не было? – села на постели Вера.

- Нет, Вера Николавна, - отвела глаза девушка.

«Вот и ответ на все твои вопросы», - вздохнула Верочка, выбираясь из кровати. Не появился Бахметьев и к вечеру. Проведя еще одну бессонную ночь, поутру Вера решилась написать ему. Она долго раздумывала над содержанием своего письма. Несколько раз начинала и, написав пару строк, рвала лист в клочья, не в силах подобрать нужных слов.

«Жорж, ваше долгое отсутствие вселило в меня опасения, что отныне вы более не нуждаетесь в моем обществе. Ежели это так, ответьте мне и не мучайте меня более своим молчанием. Лучше знать истину, какой бы горькой она не была, чем теряться в догадках и сомнениях В.В», - вывела она на листе и отбросила перо.

Нет. Она не станет более переписывать. Коли не нужна ему больше, так путь и напишет так. Что делать потом, она после придумает, но лучше знать правду, чем тешить себя пустыми надеждами. Отправив Никитку на Литейный, Вера заставила себя выйти на улицу, дабы не сойти с ума в четырех стенах, ожидая ответа.

Конец октября в столице выдался довольно прохладным. Вдоль набережной дул пронизывающий ветер, но девушка, наклонив голову упрямо брела в сторону Летнего Сада. Пасмурное небо грозило пролиться на землю холодным осенним дождем, голые ветки деревьев раскачивались из стороны в сторону. В такую пору мало находилось охотников совершить promenade (прогулка), и в парке было совершенно безлюдно. Присев на скамейку, Верочка низко наклонила голову, вспоминая свою встречу с Бахметьевым, в ту пору, когда она еще была гувернанткой Аннет. «Я пришел сюда ради вас», - вновь всплыли в памяти, сказанные им слова. Сердце заныло, горло сдавило, и слезы подступили к глазам.

Вспомнилось, как гуляя здесь же вместе с Бахметьевым, она встретила старую княгиню Уварову. «Я понимаю, что поступила дурно, и мне очень совестно перед вами. Ежели вам понадобится помощь, знайте, мои двери всегда будут открыты для вас, что бы ни случилось», - прозвучали в голове слова, сказанные пожилой дамой. «Надеюсь, ваша помощь мне никогда не понадобится», - вспомнила Вера свой резкий ответ и усмехнулась. Кажется, наступил тот момент, когда она не отказалась бы и от помощи старухи Уваровой.

Что ж, коли его сиятельство и далее станет хранить молчание ей и впрямь ничего не останется, как только просить помощи у старой княгини. Поднявшись со скамейки, девушка побрела обратно, надеясь в душе, что за время ее отсутствия что-нибудь да переменилось. Может быть, пока она, терзаясь грустными мыслями, бродила по столичным улицам, Жорж вернулся к ней и ожидает её в доме на Фонтанке.

___________________________________